Опубликовано: Вестник Орловского государственного университета. Серия «Новые
реклама
Опубликовано: Вестник Орловского государственного университета. Серия «Новые гуманитарные исследования». 2012. №4(24). – С. 212 – 215. А. В. Смирнов СЕМИОТИКА ПОВСЕДНЕВНОСТИ В РАБОТАХ Ю. М. ЛОТМАНА Одним из первых отечественных исследователей, обративших внимание на проблематику повседневной жизни, был Ю.М.Лотман, более известный, однако, как один из основателей Московско-Тартуского направления в семиотике. Полагая своей основной исследовательской задачей построение основ культурфилософской концепции повседневности, мы не можем не обратиться к его наследию. Работы Ю. М. Лотмана представляют для нас интерес по той причине, что одной из основных тем его творчества была семиотика культуры и семиотика повседневной жизни, в частности. Цель данной статьи состоит в том, чтобы установить, в какой степени данная семиотическая концепция может стать методологической основой для решения вышеобозначенной более широкой исследовательской задачи. Во вступительной статье к книге «Семиосфера» Лотман дает следующее определение семиотики: «семиотика – наука о коммуникативных системах и знаках, которыми в процессе общения пользуются люди (и не только люди, но и животные или машины)» [1, 5]. Тем самым, Лотман пытается связать семиотику с общей теорией коммуникативных систем, а само понятие знака положить в ее основу. К такому выводу его подтолкнуло развитие теории коммуникации, сформировавшейся на основе математической логики, лингвистики и кибернетики, активно применявших как понятия кода, языка и информации, так и понятие знака, хотя каждая из этих наук придавала разный смысл и отводила разные роли данным понятиям. Концепцию Лотмана можно характеризовать как «коммуникативный позитивизм», стремление описывать культурные феномены в терминах всеобщей теории коммуникации, выработанной, прежде всего, для выработки принципов построения кибернетических систем передачи и обработки информации. Именно из этого источника Лотман черпает такие термины, как «незамкнутая система», «энтропия», «генератор хаоса» [2, 102]. Само стремление рассматривать семиотическую деятельность применительно к «коммуникативным системам» не следует рассматривать безусловно положительно хотя бы в силу того, что построение теории коммуникации возможно и без исследования природы и структуры знака, более важную роль в такой теории играет понятие «информация», также активно используемое Лотманом. Однако, внимательное прочтение показывает, что в своих «прикладных» работах по семиотике культуры и литературы, Лотман вполне успешно обходится без понятия «информация», надежды на продуктивное использование которого в науке о культуре не оправдались. Вышеупомянутое стремление проявляется, в частности, и в активном применении геометрических моделей и традиционных для теории информации блок-схем, иллюстрирующих, например, коммуникативный процесс [там же, 15]. Однако такой подход ограничивает возможности семиотической концепции культуры, поскольку приводимые в той же работе концепты уже не могут быть формализованы и описаны в рамках предложенной коммуникативной модели. Семиотика Лотмана «математична», поскольку он изначально противопоставляет «мир» «языку», рассматривая последний лишь как средство описания материальной реальности, что вполне соответствует логикоматематическому подходу к языку и знаку. Так, в частности, концепция Лотмана исходит из того, что язык – это коммуникативная система знаков, а основным полем применения семиотики является естественный язык, что легитимирует претензии лингвистики на привнесение в семиотику культуры свои исследовательские методы. Такой подход к соотношению языка и мира следует из нижеприведенного фрагмента: «Однако необходимо подчеркнуть, что граница, отделяющая замкнутый мир семиозиса от внесемиотической реальности, проницаема. Она постоянно пересекается вторжениями из внесемиотической сферы, которые, врываясь, вносят с собой динамику, трансформируют само пространство, хотя одновременно сами трансформируются по его законам. Одновременно семиотическое пространство постоянно выбрасывает из себя целые пласты культуры. Они образуют слои отложений за пределами культуры и ждут своего часа, чтобы вновь ворваться в нее настолько забытыми, чтобы восприниматься как новые. Обмен с внесемиотической сферой образует неисчерпаемый резервуар динамики» [там же, 102]. Это дает возможность судить об онтологическом основании концепции Лотмана: основой культурной динамики он полагает «внесемиотическое пространство», сама постановка вопроса о котором для соссюровского направления семиотики (представителем которого является, в частности, Р. Барт) уже является «запрещенной темой». Лотман сознательно пытается отойти от соссюровской семиотической концепции, о чем можно судить по следующей его цитате: «План содержания в том виде, в каком это понятие было введено Ф. де Соссюром, представляет собой конвенциональную реальность. Язык создает свой мир» [там же, 12]. Это говорит о том, что Лотман не может согласиться с отсутствием онтологии в концепции Соссюра и с рассмотрением языка в качестве самостоятельной реальности, не имеющей однозначной обусловленности материальным миром. Однако различие во взглядах на онтологию знака было не единственным расхождением с концепцией Ф. де Соссюра. При построении своей семиотической концепции Лотман ссылается в большей степени на понимание семиотики, которое было выработано, прежде всего, в «Пражском лингвистическом кружке», и на работы Р. Якобсона, в частности, о чем он пишет, в частности, в статье «Динамическая модель семиотической системы» [3, 91]. Кроме Р. Якобсона Лотман в своих работах ссылается также на работы Ю. Тынянова и М. Бахтина, в частности, то есть тех авторов, которые строили свои семиотические концепции на основании анализа литературных произведений, в меньшей степени уделяя внимание иным формам лингвистической деятельности. Чтобы наглядно продемонстрировать специфику семиотической концепции Лотмана, будет уместным сравнить ее с тем подходом к изучению культуры, который сформировался в традиции французского структурализма. Основоположником этого подхода, как известно, был Р. Барт, идеи которого были развиты, прежде всего, Ж. Бодрийяром и М. Фуко. Работы Р. Барта оказываются значимыми еще и потому, что в них, во-первых, широко представлены проблемы литературной поэтики, а, вовторых, представлено понимание культуры как текста, что сближает проблематику его творчества с проблематикой исследований Ю. Лотмана. Подходы Лотмана и Барта также схожи еще и в том аспекте, который связан непосредственного с анализом литературных текстов, у Лотмана, по большей части, поэтических, у Барта – прозаических. Однако при схожести подходов мы можем выделить и существенные отличия. Основным материалом для анализа культуры для Лотмана являются тексты литературные, что, по нашему мнению, есть следствие его приверженности структурализму и семиотике якобсоновского, а не соссюровского направления. Такой выбор эмпирического материала приводит к тому, что предметом исследования Лотмана является не культура в целом, но литература соответствующих культурных эпох. Говоря о культуре как о семиосфере, то есть как о пространстве сосуществования и взаимодействия различных семиотических структур, он иллюстрирует это взаимодействие по большей части литературным материалом, лишь иногда привлекая материал мемуаров. Какую бы сферу российской, по преимуществу, культуры Лотман бы ни описывал, для подтверждения и иллюстрации своих исследований он прибегает к литературным источникам и мемуарам. То же самое проявляется и при изучении сферы повседневного, описывая которую, Лотман остается, по большей части, в литературном пространстве, используя литературу как основной источник сведений о феноменах и фактах повседневной жизни. Соответственно и метод анализа данной сферы остается таким же, как и для анализа поэтического текста. При этом вопрос о валидности такого материала для анализа практик повседневности остается, на наш взгляд, открытым. Это позволяет нам высказать предположение о поиске Лотманом того, что можно было бы назвать «поэтикой повседневности», или того, как организуется смыслообразующая структура в тексте повседневной жизни. Метод Барта представляется нам существенно иным. Прежде всего, в исследованиях Барта можно выделить литературоведческие и культурологические работы, причем каждое из этих направлений получает строгое методологическое обоснование. Исследования по современной культуре, которые рассматриваться в контексте исследований повседневности, в качестве эмпирической базы имеют не столько литературу, сколько иные сферы обращения знаков, например, журналистику или рекламу. Соответственно, при анализе современной ему повседневной жизни у него нет необходимости прослеживать взаимодействия кодов, характеризующих текст литературный, то есть мифологическая концепция Барта разворачивается не в пространстве литературы, но в пространстве языка. Для Лотмана же зачастую это различие оказывается несущественным, поскольку в его понимании литература оказывается главным репрезентантом культуры а реальность, не нашедшая отражения в литературе, практически исключена из научного анализа. Кроме того, рассмотренные Бартом семиотические системы повседневной жизни, например, питание [4] подразумевают существенный анализ стратегий воспроизводства и установления господства данных систем в социокультурной реальности. Барт не просто интересуется тем, какова структура семиотической системы, входящей в сферу повседневного, но подробно рассматривает, как она существует с реальной культуре и с какими другими семиотическими системами она взаимодействует. Если устанавливать методологические источники работ Лотмана и Барта, то работы отечественного ученого основаны на методах литературоведения (на основе которого он стремится выстроить теорию семиосферы как теорию культуры), французского же – на методах социологии, из которой он также черпает проблематику повседневности, по крайней мере. Таким образом, для Р. Барта, как и для других представителей французского структурализма, например, Ж. Бодрийяра и М. Фуко, характерна социальная критика при помощи методов лингвистического анализа, предложенных Ф. де Соссюром. Лотман же, отталкиваясь от якобсоновской структурной лингвистики, тем не менее, во многих вопросах остался в границах науки о литературе, пытаясь расширить ее до науки социальной. Это различие в методологических основаниях семиотики и проявилось и в подходах к исследованиям сферы повседневного. Если для французского структурализма изучение повседневности было обусловлено расширением социально-критической проблематики, то Лотмана интересовала роль повседневной жизни при формировании поэтики художественного текста. Фактически, Лотмана интересует, скорее, не сама повседневная жизнь, но случаи выходов за пределы ее привычного течения, приводящие к своего рода семантическим эксцессам, формирующим поэтическую структуру литературного произведения. Именно семантикой нестандартного поведения он и занимается в большей части своих работ, относимых в настоящее время к работам по истории повседневной жизни России. И мемуары, и литература как материал для исследования семантики повседневности привлекают Лотмана именно тогда, когда в них описывается эксцессивный материал, попадающий в качестве знаменательных фактов в мемуары или в произведение именно в силу своей неординарности [2, 83], например, карточная игра, дуэль, щегольство [5, 381]. Именно в таких специфических формах повседневного поведения Лотман находит основы формирования культурных смыслов, что позволяет ему рассматривать культуру не просто как семиотическую структуру, но как постоянно функционирующий механизм смыслообразования. Так, когда Лотман анализирует семиотику карточной игры, то он, прежде всего, акцентирует внимание на том, как формируется система значений ее ритуальных действий, а также на том, какую роль выполняет эта игра в формировании социального статуса индивида. Таким образом, можно констатировать, что основную цель применения семиотики как метода исследования повседневной жизни Лотман видел в том, чтобы, во-первых, выявить механизмы смыслопорождения в ней, и, во-вторых, установить формы ее структурирования, обеспечивающие функционирование этих механизмов. Процесс смыслообразования или смыслопорождения, согласно Лотману, основан на лингвистической специфике риторики, трактуемой, однако, несколько расширительно: «Риторика – перенесение в одну семиотическую сферу структурных принципов другой» [там же, 202]. Таким образом, для эффективного смыслообразования необходимо присутствие в коммуникативной среде двух с одной стороны независимых, но, в то же время, переплетенных между собой и взаимодействующих друг с другом семиотических систем, для обозначения которых Лотманом в разных работах применяются термины «код» и «язык». Это позволяет Лотману сделать вывод о знаковом характере культуры как таковой и сделать совершенно неразрывными понятия культуры и семиотики. Так, например, в работе «Внутри мыслящих миров» он отмечает, что «культура оказывается двуединой (минимально) и одновременно неразложимо-единой минимальной работающей семиотической структурой» [там же, 151]. Такое взаимодействие двух языков дает возможность прорыва к некой внешней для обоих языков реальности, что возвращает нас к классической структуралистской концепции бинарных оппозиций, что дает возможность в самом первом приближении свести лотмановскую концепцию смыслообразования к взаимодействию в литературном тексте указанных бинарных оппозиций. Подход Барта к решению подобного вопроса представляется принципиально иным, поскольку процесс смыслопорождения оказывается связанным с полисемичной структурой знака, открывающей возможность циркуляции мифологических означаемых не только в литературе, сколько в культуре в целом. Существенной особенностью концепции семиосферы Лотмана является постулирование ее асимметричной структуры. Лотман настаивает на возможности выделения в ней некоего центра, связанного с естественным языком той или иной культуры. Такой подход, заметим, является полной противоположностью ризоматической концепции культуры, предложенной Ж. Делезом и Ф. Гваттари [6]. Как отмечал Лотман, «никакая семиосфера … не может существовать без естественного языка как организующего стержня» [5, 254]. Этот вывод, на наш взгляд, обусловлен лотмановским определением языка, более пригодным для изучения проблем коммуникации, чем для изучения культуры. Подобное понимание языка крайне затрудняет принятое в соссюровском направлении лингвистики разделение языка и речи, поскольку речь в большей степени, нежели язык, служит основанием культурных практик. Лотман также выдвигает ряд весьма перспективных гипотез, например, о существовании в культуре механизмах умножения и унификации культурных кодов («языков») [5, 251]. Лотман не оговаривает их количество и специфику их действия строго не определяет, говоря лишь об их взаимодействии внутри текста (например, [2, 27 – 30]). Подобные идеи были высказаны и Р. Бартом, выделявшим при анализе литературного текста шесть групп текстуальных кодов и старавшимся строго определить сферу действия каждого из них [7]. Различие позиций рассматриваемых нами авторов состоит в том, что Барт считал культурные коды составляющими одного языка, Лотман же наделял подобные лингвистические конструкции автономным существованием [5, 251]. Причина такого различия взглядов состоит, по нашему мнению, том, что Барт и Лотман понимали язык совершенно по-разному. Если Лотман сводит язык к коммуникативной системе, то Барт, как представитель французского направления структурализма, старался избегать определения данного понятия вообще, склоняясь, тем не менее, к тому пониманию языка, которое было предложено Ф. де Соссюром. Более того, в данной работе, как и в других своих трудах, Лотман не всегда отчетливо разделяет «язык» и «код», допуская иногда их употребление в качестве синонимов, что говорит о значительных сложностях при выработке устойчивой научной терминологии для описания своей семиотической концепции. Затруднения в точности подбора терминов для обозначения разнородных семиотических феноменов и привели Лотмана к постулированию концепта семиосферы как социокультурного пространства сосуществования различных знаковых структур, разнородных по своему статусу и принципам организации. Это говорит о том, что в его семиотической концепции основное внимание уделяется анализу знаковых систем в ущерб изучению способов их создания, внедрения и употребления в культуре, что, заметим, существенно ограничивает возможность применения его концепции к культурологическому анализу феноменов повседневной жизни и структур повседневности. Подведем некоторые итоги. Роль работ Ю. М. Лотмана в отечественной науке о культуре, безусловно, огромна. В его работах впервые в отечественной научной традиции методы семиотики были распространены на культурологическую проблематику, а повседневная жизнь стала предметом научного анализа. В свой концепции Ю. М. Лотман пытался отразить все существовавшие в зарубежной науке подходы к знаковым системам и при построении теоретического обоснования семиотики стремился приблизить ее к идеалам естественнонаучного знания, формируя ее по модели реабилитированной к середине 60-х годов кибернетики. Концепция Лотмана, формировавшаяся в 60-е годы ХХ века, изначально была ориентирована на ограниченные научные и культурные круги, что было связано с изоляционистским характером отечественного (советского) гуманитарного знания. В 80-е годы ХХ века, когда научная изоляция гуманитарных наук закончилась, Лотман продолжал развивать свою концепцию без учета новых условий существования отечественной гуманитарной науки, становящейся все более открытой для открытого обмена с зарубежными учеными и для научных дискуссий в том числе и по проблемам науки о культуре и семиотике культуры в частности. Это дает возможность говорить о формировании в российской науке самобытной семиотической традиции, основатели и последователи которой внесли значительный вклад в изучение культуры. Однако возможность применения семиотической концепции Ю. М. Лотмана для построения культурфилософской концепции повседневности ограничена тем, что в качестве основной сферы циркуляции знаков ее основоположник видит литературу. Анализируя русскую культуру второго тысячелетия, Лотман не только опирается по большей части на литературномемуарные источники, но анализирует российскую культурную деятельность сквозь призму литературного процесса. Поэтому о концепции Лотмана более уместно было бы говорить как о семиотике художественно-литературного текста и, с некоторыми оговорками, как о семиотике рецепции данного текста российской культурой. Семиотическая концепция французского структурализма, характерным представителем которой является Р. Барт, представляется более пригодной для анализа социокультурных реалий, к числу которых можно отнести и повседневную жизнь, по целому ряду причин, среди которых следует отметить, прежде всего, проработанность понятийного аппарата и ориентированный на культурологические проблемы эмпирический материал. Литература: 1. Лотман Ю.М. Люди и знаки // Лотман Ю.М. Семиосфера Статьи. Исследования. Заметки (1968 – 1992) СПб.: Искусство – СПб, 2000 г. С.5 – 11. 2. Лотман Ю.М. Культура и взрыв // Лотман Ю.М. Семиосфера. Статьи. Исследования. Заметки (1968 – 1992) СПб.: Искусство – СПб, 2000 г. С.12 – 149. 3. Лотман Ю. М. Динамическая модель семиотической системы // Лотман Ю. М. Статьи по семиотике и топологии культуры. Т.1, Таллинн: Александра, 1992. С.90 – 101. 4. Барт Р. К психосоциологии современного питания // Р. Барт. Система моды. Статьи по семиотике культуры. – М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2003. С.366 – 378. 5. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров // Лотман Ю. М. Семиосфера. Статьи. Исследования. Заметки (1968 – 1992) СПб.: Искусство – СПб, 2000 г. С.151 – 390. 6. Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато. Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, М.: Астрель, 2010. 7. Барт Р. S/Z. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 232 с.
