земля - воздух - Архитектурная мастерская АСАДОВА

АРХИТЕКТУРА "ЗЕМЛЯ - ВОЗДУХ"
(«Современный дом», январь-февраль 2002)
Один из архитектурных критиков так определил творчество Александра Асадова: "Архитектура
конкретного места и конкретной задачи". Места, где строят по проектам его мастерской, и
задачи, которые стоят перед ней, — самые разнообразные.
Асадов занимается реконструкцией зданий в центре Москвы, что требует такта и уважения к
"сединам" столицы. Однако то, что он делает, не косметический ремонт, а активное
хирургическое вмешательство. Старая ткань фасада "распарывается", и в окаменевший
организм врезаются новые, сверкающие стеклом и свежими сочными красками формы. Старое
здание не умирает, а начинает жить другой, современной жизнью. Часто реконструкции
подлежат типовые или промышленные постройки, так что кроме визуального обновления
происходит и их "моральная реабилитация". Отличительные черты стиля Асадова — создание
захватывающей интриги в композиции крупных объемов, которые расчленяются, сдвигаются,
рождая иллюзию движения, а также ограниченное проникновение постройки в природное
окружение путём искусственного повышения рельефа. В свою очередь, окружающая среда
перетекает в интерьеры зданий сквозь стеклянные купола и своды, образуя внутренние дворы.
В проектах вы часто создаете искусственный рельеф, архитектуру, "врезанную" в землю.
АЛЕКСАНДР АСАДОВ: — Подобные замыслы зрели очень давно, и сейчас мы реализуем
первую такую работу в проекте теннисного центра в Кунцево. Предпочтительнее, если
городская застройка граничит с природной зоной или новое пространство внедряется в
историческую среду. Этот объект как раз находится на границе города и парка. Одним из
условий его размещения было сохранение биоценоза, а создание озелененной кровли — один
из путей восстановления здесь первоначальной площади зеленых насаждений. Часть кровли
над спортивным залом мы превратили в эксплуатируемые площадки — теннисные корты, часть
— в газон. Меня поразило, насколько естественно смотрится пологая, немного дугообразная
поверхность кровли, в одном месте почти касающаяся земли. Взяв эти идеи за основу, мы
участвовали в большом конкурсе в Новосибирске — на реконструкцию парка на берегу Оби и
комплекса бывшего речного вокзала, который перепрофилировался под городской
развлекательный центр. Нужно было внедрить большие площади для нового строительства,
сохранив парк как природное пространство и функциональную зону, поскольку в праздники там
собирается до ста тысяч человек. В прошлом году мы выиграли подобный же конкурс — на
реконструкцию центральной площади в Сургуте.
А как местные архитекторы относятся к тому, что заказ уходит к вам?
А. А.: — Мы воспитаны на средовом подходе и стараемся почувствовать дух местной
архитектуры. Понимаем, что внедряемся не только в сам город, но и в процесс работы.
Поэтому по возможности стараемся взаимодействовать с местными архитекторами, и прежде
всего с инженерами. Сейчас таким образом идет работа в Ханты-Мансийске. Генеральный
заказ выполняет новосибирская фирма, мы делаем проект и займемся архитектурным
разделом, а инженерную часть и сети передадим местным специалистам. Это оказалось
экономически выгодно.
Для того же региона вы спроектировали памятник энергетикам в Излучинске.
А. А.: — К сожалению, проект не реализован, но идеи будут использованы в дальнейшем.
Памятник представляет собой пространство с прозрачными полом и крышей. Это одна из
давних идей — создать ощущение полета. Когда наступаешь на пол, кажется, что ты паришь. В
конце прошлого века мы думали: "Где же те элементы архитектуры будущего, с помощью
которых человек из ходящего превратится в летающего?"
Ваш дипломный проект был футуристическим. Вы воспользовались его идеями для
дальнейшей работы?
А. А.: — Тогда впервые появились "портмановские" пространства — большие атриумы. Мы ими
"болели", с тех пор идея атриума нас не покидает. В середине 1980-х годов был выполнен
проект санатория в Хабаровском крае, где мы пытались сделать атриум. Даже получили
поддержку Госстроя, но по финансовым соображениям тот проект не реализовали, и слава
богу. Только сейчас у нас появились технологии, обеспечивающие полноценное
функционирование многосветного внутреннего пространства. Сегодня все это доступно, и
первый атриум в нашей проектной практике реализован в Центризбиркоме. Существуют и
другие проекты, в которые мы закладываем атриумы разных модификаций.
Есть ли у вас идеи, которые конструкторы пока отказываются реализовывать? Возможно, не
хватает каких-то материалов?
А. А.: — Технические возможности, безусловно, выросли, но неосуществленные идеи будут
всегда. Мы реконструировали кафе "Пушка" в Москве. Площади было мало, а фасады менять
не разрешали, поэтому из бывших оконных проемов мы выставили на улицу стеклянные
эркеры: три стены, пол и потолок — прозрачные. Мы хотели шагнуть за пределы дома,
"зависнуть" над тротуаром, "над городской жизнью", "поглазеть" по сторонам и себя показать. И
от конструкторов я требовал, чтобы у эркеров была очень легкая конструкция без
металлических элементов. К сожалению, это оказалось дороже, чем традиционный витраж, и
идею не удалось реализовать в чистом виде.
Где вам работается легче — в крупном проектном институте или в частной мастерской?
А. А.: — Работает не структура, не имя, а проект. Имя и предыдущий опыт при взаимодействии
с согласующими инстанциями ничего не дают, требования только жестче. При согласовании
известность даже мешает, мне говорят: "Что ж вы тут делаете не так, как раньше!" Встречаясь с
очередным заказчиком, я отдаю себе отчет, что я для него — никто, и должен доказать работой,
что заслуживаю его доверия.
Обычно вы занимаетесь крупными городскими объектами и вдруг обратились к теме коттеджей
в проекте поселка Барвиха-2. Почему?
А. А.: — Появился заказчик, который провел конкурс на коттеджную застройку. Было высказано
два пожелания. Первое — сделать небольшой пригородный район из блокированных домов,
второе — его архитектура должна быть современной. Обратились к нам как к одной из
мастерских, работающих в этом направлении. Мы выиграли часть конкурса, касающуюся
архитектуры и планировки самих коттеджей, а Московский архитектурный центр предложил
интересную градостроительную идею: создать в середине поселка пешеходный центр,
напоминающий небольшую озелененную площадь. Заказчику замысел очень понравился, и мы
объединили усилия.
Чем продиктован столь необычный для Подмосковья облик коттеджей —плоские кровли,
прямоугольные объемы?
А. А.: — Определяющим было желание заказчика построить современные дома с террасами и
эксплуатируемыми кровлями. Мы с удовольствием приняли это предложение — впервые
интересная инициатива исходила от заказчика. Порадовало и то, что корпоративный клиент
ведет строительство поселка по хорошо продуманной программе. У него был большой опыт
продажи жилья. Перед началом проектирования заказчик провел исследование рынка и четко
сформулировал для нас программу застройки, в которой должны были присутствовать четыре
типа домов, площадью от 150 до 300 квадратных метров. Подробно оговаривались планировка
каждого, параметры отдельных помещений, количество и местоположение гаражей. Сейчас
поселок активно строится.
Для вас участие в конкурсах — это творческое соревнование или возможность декларировать
свои идеи? Как вы относитесь к международным конкурсам?
А. А.: — Это скорее борьба с собой и с темой, а не с конкурентами. В каждом конкурсе очень
интересно участвовать. Вначале долго делается проект. Потом, когда накопились
отрицательные моменты и процесс подходит к критической точке, все, что было придумано,
отметается и рождается новая качественная идея. Так происходит почти каждый раз. Когда я
чувствую, что "уцепил" тему, мне уже абсолютно все равно, что делают другие, я решаю свою
задачу.
А. А.: — Это здоровое начало. В Москве уже проходил ряд больших конкурсов, в которых мы
поначалу активно участвовали. Почти ни один из них дальше не реализовывался, поэтому мы
немного охладели к ним. Параллельно сама жизнь создала для конкурсов новую основу: их
начали проводить заказчики, заинтересованные в конечном результате. Как правило, они
проходят в регионах. В некоторых мы участвовали: в Магнитогорске по нашему проекту
строится боулинг, был выигран конкурс в Сургуте, Новосибирске, Мытищах. Мне кажется, здесь
более здоровая конкуренция, нет политики, больше реальности и отбираются действительно
лучшие проекты.
На Западе девелоперы, выбирая проектировщиков, интересуются наличием
профессиональной страховки, означающей, что он несет материальную ответственность за
возможные ошибки. Есть ли что-то подобное в российской строительной практике?
А. А.: — Пока только на словах. Постепенно эта система будет внедряться, потому что
страховка — реальный механизм, благодаря которому архитектор может руководить
строительным процессом. В таком случае он материально отвечает за результат своего труда,
появляется ответственность — ему доверяют управление финансовыми потоками. А сегодня
все в руках строителей, с ними заключается договор, убедить их в чем-то тяжело. Они
стараются принимать наименее затратные решения. Если в результате не ухудшается
качество, то мы, безусловно, их поддерживаем. Когда подобные идеи не совместимы с
качеством, то противостоять им очень трудно, ведь перед заказчиками у архитектора
ответственность весьма относительная, больше моральная.
Значит, ваши отношения со строителями складываются непросто?
А. А.: — Бывает и конфронтация. В основном, все строится на моральных взаимоотношениях.
Если строитель заинтересован в результате, мы идем в одном направлении, и складываются
хорошие отношения. Но пока это дело случая, а не система.
В современных требованиях к проекту заложена не только его эстетическая ценность, но и
быстрая окупаемость. Вы учитываете этот аспект?
А. А.: — Эстетика и экономичность — абсолютно не противоречащие друг другу вещи. В одной
из последних конкурсных работ основной идеей была именно экономическая
целесообразность, и это нас не угнетало. При том, что надстройка ограничивалась двумя
этажами, мы нашли способ значительно расширить площадь здания и создать яркую
архитектуру. Простые решения оказываются наиболее ценными. Началу работы молодых
архитекторов всегда сопутствует поиск мелких деталей, излишняя "измельченность". Опыт
понемногу ее отметает. Достаточно сложно бывает найти простое и ясное решение, как ни
странно, это труднее, чем создать конгломерат интересных форм.
Наверное, начинающему архитектору непросто выбрать специализацию? А. А.: — Трудно
сказать, к чему расположена душа, что интереснее. Например, когда я соприкоснулся с
интерьерами и частным строительством, то понял, что это совсем другая профессия,
это не мое. Казалось бы, и то и другое — архитектура, но все же совершенно разные вещи.
А интерьерами собственной квартиры вы занимаетесь?
А. А.: — Пока нет, и это нормально, ведь в доме интерьер складывается сам, без участия
архитектора. Все мои мысли и идеи — на работе. Правда, один личный объект потребовал
архитектурных усилий — дача. Ее реконструировали из невообразимого сарая. Когда жизнь
заставила искать оптимальные и достаточно простые решения, я в полной мере использован
мой опыт реконструкции зданий.
Кто из архитекторов оказал на вас влияние, кто вам интересен?
А. А.: — Чем дальше, тем меньше на меня воздействуют конкретные персоналии, а больше
влияет то невообразимое богатство, которое сейчас создается архитекторами всего мира. В то
же время, как бывает первая любовь, так и с юности, с первых архитектурных шагов есть люди,
которые сопровождают в пути. Если очень коротко, то из наших архитекторов это, пожалуй,
Константин Мельников. Я определил для себя суть русской архитектуры по Мельникову.
Вначале надо поставить абсолютно нереальную задачу. Ведь русские люди — мечтатели, они
желают, чтобы печка ездила, ковер-самолет летал. И Мельников хотел, чтобы его дом
крутился, чтобы внутри он изменялся, чтобы что-то в нем происходило, двигалось. А затем
такую, казалось бы, невыполнимую задачу остроумно, рационально и виртуозно решить. Здесь
сочетаются две крайности: бесшабашность, романтизм, широта души — с одной стороны, и
умение сделать свою работу так, как ее никто не сделает, — с другой. Сочетание
рационального и иррационального — вот что самое интересное.