25 ноября 1989 г

Северный рабочий 25 ноября 1989 г. 2 стр.
Альберт БУТОРИН
Ягринлаг по воспоминаниям его сотрудников.
Сопредседатель правления областного н городского общества «Совесть»,
член правления всесоюзного общества «Мемориал» Альберт Николаевич Буторин предложил редакции свой очерк, проливающий смет на историю нашего городе в мрачные годы Ягринлага.
Воздадим должное А. Н. Буторину за большой труд, за первую попытку систематизации истории лагерям Молотовска. Активисты общества «Совесть»
согласны с Альбертом Николаевичем и в методике, работы: обращаясь за
сведениями к бывшим сотрудникам лагерей, мы можем и должны проявить к
тем людям милосердие (в данном случае — оставить их анонимными).
Однако, можно предположить, что люди из бывшего персонала лагерей не
всегда могут быть объективными в оценке тех нет. Называемые ими факты,
явления, цифры должны быть подкреплены, на мой взгляд, как документами,
так и свидетельствами тех, кто отбывал заключение в Ягринлаге.
К сожалению, А. Н. Буторин (наряду, впрочем, и с другими краеведами,
бравшимися за эту тему] по объективным причинам не располагает пока ни
тем, ни другим. Поэтому, возможно, его позиция местами покажется читателю односторонней, недостаточно полно отражающей тяжкую жизнь заключенных. Особенно нуждаются в уточнении цифры, которые характеризуют
соотношение политически! заключенных и уголовников. В связи с инициативой общественности воздать последнюю память жертвам лагерей остро стоит
вопрос: где находятся кладбища и кого там хоронили. Сегодня уже недостаточно сказать, как в данном очерке, что умерших в больнице Ягринлага «увозили неизвестно куда».
1
А. Н. Буторин
НЕ
раз вступает в полемику е автором ряда публикаций о
Ягринлаге А. И. Климовым, До того, как будут открыты архивы и создан весомый фонд свидетельств очевидцев, сказать, кто из них прав, невозможно.
Поэтому для движения «Мемориал» сегодня, при всей важности споров, полемики, дискуссий, существеннее единство целей. А это вместе с постижением истины еще и необходимость привлечь внимание общественности к истории сталинских лагерей к судьбам их жертв. В последнем я вижу важную
роль публикаций как А. И. Климова, так и А. Н, Буторина.
Н. КОЧУРОВ.
Этим летом в городской газете появились первые публикации о Ягринлаге. Они вызвали живой отклик северодвинцев. Были одобрения, протесты,
возражения, но в принципе все восприняли публикации как еще одно свидетельство расширения гласности. Разумеется, эта тема заслуживает глубокого
исследования. Когда наши профессионалы-краеведы получат доступ к архивам Ягринлага, они с документальной точностью осветят «темные страницы»
истории нашего города. А пока мы вынуждены довольствоваться рассказами
очевидцев. К сожалению, в качестве очевидцев стали выступать люди, которые к лагерям отношения не имели и судят о них понаслышке.
Недостатки статьи А. Климова «Есть в России такие места» («Северный
рабочий» за 23 нюня) объясняются тем, что, когда здесь был Ягринлаг, автора еще на свете не было, и статью он выдал со слов М. В. Либермана, который не имел непосредственного отношения к лагерю. Ветераны Ягринлага не
могут вспомнить и Емакова, на которого ссылается Ю. Зорин в комментарии
«То время уходит...» («Северный рабочий» за 14 октября).
А ведь в нашем городе проживают подлинные руководящие сотрудники
Ягринлага, которые рассказали мне об этом лагере без всяких эмоций и преувеличений. Однако сами бывшие офицеры Ягринлага пожелали остаться
2
неназванными. Мой контакт с ними возник после лекции «Мемориал» —
движение совести», которую довелось читать перед ветеранами. Моих собеседников огорчили публикации о Ягринлаге в областной молодежной и городской газетах. «Статьи вызывают тенденциозное отношение к нам, сотрудникам лагеря, которые в годы войны рвались на передний край борьбы с
фашизмом и среди которых преобладали израненные на фронтах и демобилизованные на гражданку. Мы честно служили Отечеству и партии. Мы не
виноваты, что нам выпала такая неблагодарная служба. Нам больно видеть,
что общественности внушается искаженное представление о Ягринлаге, который был сравнительно благополучным. Даже в самом тяжелом 1942 году
смертность в нем не превышала смертность среди вольных» северодвинцев
более чем на 15-20 процентов. В Ягринлаге не было одиозного самодурства
командования, не было расстрелов и эпидемий. Здесь не расстреливали даже
зэков, совершивших в лагере самые тяжкие преступления, - их увозили в Архангельск, там судили... Конечно, в любом лагере участи заключенных не позавидуешь, но и мы оказались обобраны судьбой. Мы обеспечили выполнение основных строительных работ в этом городе, но никого из нас не
поминают в исторической хронике города, не приглашают в президиумы
юбилейных собраний, мы не снискали ни наград, ни личных состояний, не
имеем никаких льгот, живем на пенсию 132 рубля и на старости лет вынуждены скрывать свое прошлое. Мы не можем доказать обывателям, что
нас нельзя ставить на одну доску с теми, кто арестовывал невинных людей,
вымучивал из них «признания» и приговаривал к каторге. К нам поступали
осужденные в качестве «рабсилы» для выполнения важных государственных
заданий. Мы находились между двух огней: руководители стройки требовали
от нас трудоспособную «рабсилу», а оперуполномоченные НКВД строго следили, чтобы никто из сотрудников лагеря не сближался с этой «рабсилой»,
карали всякого лишь по одному подозрению в контактах с зэками, или уличали в сочувствии к ним...».
3
Начнем с того, что скажем прямо: ко времени образования Северодвинска,
строительством ведало военное предприятие, главной строительной силой
которого до конца 50-х годов были заключенные Ягринлага. Заключенных
было в несколько раз больше, чем вольнонаемных строителей. До 1949 года
Ягринлаг подчинялся прямо ГУЛАГу, затем был передан в подчинение
УМВД Архангельской области. В 1951 году он стал называться колонией №
3 Управления исправительно-трудовых лагерей и колоний УМВД Архангельской области. К концу 50-х годов заключенных постепенно амнистировали или перевели в другие лагеря, а все недвижимое хозяйство Ягринлага
передали воинским частям. 2 января 1961 года подписан акт о завершении
ликвидации лагерей в Северодвинске. В сороковые годы численность заключенных здесь доходила до 80 тысяч, затем держалась на уровне до 50 тысяч.
В газете «Северный комсомолец» 5 августа А. Климов сообщает: «Заключенные были в основном из интеллигенции. Грубейшее было к ним отношение со стороны работников НКВД и бригадиров, а бригадирами всегда ставили отъявленных бандитов, которые имели сроки заключения по 25 лет.
Они ходили с палками — «дрынами», били ими обессилевших работников.
Заключенные-уголовники особенно издевались над политическими. М. В.
Либерман сам видел несколько раз, как представителей «гнилой интеллигенции» убивали ударами кирпича по голове. Заключенные умирали десятками
ежедневно…».
Не понимаю, как можно такое утверждать и печатать. Подавляющее большинство заключенных были осуждены по Указу от 7 августа 1932 года (за
мелкие хищения и нарушения), а также за бандитизм, злостное хулиганство и
крупные хищения. Осужденных по политической статье 58 не превышало 20
процентов, и среди них преобладали так называемые «болтуны»: обругали
свое начальство, похвалили что-то иностранное и т. п. Серьезной интеллигенции среди «политических» было не «больше сотни, и бывший узник из
этой интеллигенции С. Бондаревский в хорошей статье «Двадцатый отдел»
4
(«Северный рабочий» за 10 сентября) объективно рассказал об условиях их
заключения здесь в 1939-1945 годах и правильно сообщает, что жили они в
спецтюрьме в комнатах по 2-3 человека, имели ряд привилегий, на работу их
доставляли в автобусе, а их работа была сугубо интеллектуальная, большинство из них дожили до реабилитации.
В те годы и «вольные» жили голодно, всем было трудно, все тяжело работали. Многие северодвинцы умирали от истощения и непосильного труда.
Правда, если «вольных» хоронили в гробах и в основном на кладбище, то заключенных хоронили преимущественно, без гробов, хоронили вдоль строящихся дорог и неподалеку от лаготделений. Первые места захоронений вольнонаемных и заключенных давно застроены значительно расширившимся
городом. Ю. Зорин, со слов неведомого Емакова, сообщает, будто на острове
в устье реки Солзы хоронили политзаключенных. Сотрудники Ягринлага
утверждают, что такого острова не существует.
В сороковые годы наиболее популярными руководителями Северодвинска
были директор СМП С. А. Боголюбов и руководитель стройки инженер полковник госбезопасности А. И. Хархардин. Они оставались друзьями в самых
сложных жизненных ситуациях. Когда С. А. Боголюбова в 1954 году реабилитировали, он жил в Москве на квартире А. И. Хархардина, которого, арестовали в 1956 году (оказалось, он причастен к гибели Якира и других крупных советских деятелей),
В Ягринлаге было девять отделений и несколько лагпунктов. Первое лаготделение располагалось на Яграх и насчитывало 5-6 тысяч заключенных. Все
занимались строительством предприятия «Звездочка» и СМП, а также строили коммуникации и жилье на острове Ягры. К 1947 году это лаг-отделение
свернули, заключенных распределили по другим отделениям Ягринлага.
Второе лаготделение дислоцировалось за нынешней поликлиникой СМП.
Здесь было 10-12 тысяч заключенных. Большинство из них трудились на
5
СМП и в порту. В зоне этого лаготделения находилась спецтюрьма, в которой содержались […] высококвалифици […]
[…] не было: их хоронили вместе, невзирая на статью, по которой они попали в лагерь. У деревни Солзы был штрафной лагпункт, в котором содержались отпетые уголовники, имевшие по нескольку судимостей, — вот их и хоронили в районе реки Ширшимы и Водогона. Примерно там же хоронили военнопленных, пока в 1946 году оставшихся военнопленных не перевели в
Германию.
Управление Ягринлага располагалось в правом крыле здания управления
стройтреста. Один из заместителей начальника стройки был начальником
Ягринлага. Ветераны лагеря и до сих пор работающий в управлении стройтреста Е. И. Осауленко (трудится там с 1939 года) удивляются, что в статьях
Л. Черняевой («Северный рабочий», 10 июня) и Б. Линшица («Правда Севера», 5 октября) заключенный инженер Л. X. Копп представляется техническим директором стройки и едва ли не главным строителем Северодвинска.
Это неверно. В отличие от других спецов, работавших в двадцатом отделе
СМП, Л. X. Копп был техническим советником на других объектах города и
общался с более широким кругом людей. Главными же строителями Северодвинска были И. Т. Кирилкин, В. А. Сапрыкин,
сарский, С. Ф. Гладышев,
Р.
Ю.
Б. К.
Протопопов, Г.
Хархардин, В. И. Иванов, В. М. Гущин,
Кронов, A. Б. ЦеН. Мачкет.
А. И.
А, Т. Грановский, B, А, Бой-
чук. Руководители стройки работали в тесном контакте
с
директо-
рами [ропаиных инженерии] (были даже профессора и академики), они выполняли самые ответственные и сложные технические работы на СМП и других объектах города. После ликвидации лаготделения на Яграх второе лаготделение стали называть первым. Оно было ликвидировано в 1955-1956 годах. В настоящее время от него сохранились несколько бараков, оказавшихся
в зоне учреждения, которым руководит В. Б. Пузан.
6
Третье лаготделение располагалось по улице Железнодорожной, между улицами Советской и Лесной. Здесь содержались около пяти тысяч "женщин,
выполнявших штукатурные, малярные и другие отделочные работы на строительстве цехов СМП и жилья в городе. В зоне этого лаготделения в одном
из бараков был дом младенца, где содержались от 50 до 180 рожденных в неволе детей до возраста двух лет, по достижении которого их передавали родственникам заключенной, проживающим на воле, или перевозили в дома ребенка (на территории Архангельской области) для дальнейшего воспитания.
Организатором и первой заведующей домом младенца была врач - заключенная Катагарова Татьяна Родионовна, осужденная на 10 лет лишь за то, что
была женой «врага народа» и от мужа не отреклась. Она прекрасно справлялась с хлопотами вокруг рожденных в неволе, однако в 1948 году вышестоящее начальство (отнюдь не начальник этого лаготделения) изрекло, что ей
нельзя доверять воспитание этих младенцев, чтобы из них не выросли «враги
народа». Й начальником дома младенца назначили выпускницу Горьковского
мединститута Семенову Валентину Павловну, отработавшую в этой должности до конца 1960 года, пока это лаготделение не расформировали полностью. Я не берусь подробно рассказывать о лагерном доме младенца, полагая, что Валентина Павловна все же сама соберется написать об этом. По
ее словам, среди офицеров Ягринлага не было каких-то злодеев или садистов,
измывавшихся над заключенными женщинами, - напротив, командование лагеря во всем помогало дому младенца, будущих матерей вовремя переводили
на легкие работы, а после родов мать могла находиться в доме младенца,
ухаживала за своим ребенком и за другими детьми, Некоторых матерей освобождали досрочно.
Четвертое лаготделение располагалось сразу за третьим отделением, далее пo
улице Железнодорожной. Здесь находилось около пяти тысяч заключенных,
они работали на строительстве и в цехах нынешнего завода «Севдормаш»,
7
изготавливали снаряды и другие заказы для фронта. Здесь чаще видели Л, X.
Коппа, к другим объектам города он привлекался реже.
В пятом лаготделении, дислоцированном в поселке Глинники, тысяча заключенных строили кирпичный завод и вырабатывали кирпич для строек в Северодвинске.
Шестое отделение располагалось за нынешним деревообрабатывающим комбинатом. До 1946 года здесь находились около двух тысяч военнопленных.
Они строили водовод и дорогу от Солзы до Северодвинска, использовались
на земляных работах на территории города. С 1946 года в шестом лаготделении свыше тысячи заключенных занимались распиловкой и обработкой древесины. Здесь преобладали заключенные в возрасте от 45 до 75 лет — литовцы, латыши, эстонцы. Они работали в мастерских, изготавливали хорошую
мебель, шили робы и рукавицы, ремонтировали одежду и обувь. Всех умерших в этом отделении хоронили в гробах.
Седьмое, восьмое и девятое лаготделения дислоцировались на территории
за нынешним гаражным кооперативом «Темп», и от них не осталось ничего,
кроме барака по ул. Загородной, 15. а котором размещалась контора девятого
лаготделения. В каждом из этих трех отделений было по десять тысяч заключенных. Они работали на строительстве цехов и коммуникаций СМП, ТЭЦ,
«Звездочки», дорог и жилья в городе. В зоне каждого из этих лаготделений
были свои мастерские, где шили-ремонтировали одежду и обувь, изготавливали всякий ширпотреб, — в этих мастерских трудились ослабленные и пожилые люди, н основном эстонцы, латыши и литовцы. Эти лаготделения построили на втором участке просторную двухэтажную школу (ул. Школьная,
5) и клуб на 600 зрителей, от которого ныне ничего не осталось.
Самый дальний лагпункт находился на железнодорожной станции Шелекса в Плесецком районе, где 500 женщин заготавливали лес. В лагпункте на
станции Ломовое около двух тысяч мужчин работали в каменном карьере,
добывали камень и отправляли его на бетонный завод в Северодвинск,
8
В лагпункте деревни Малая Кудьма около двух тысяч зэков строили водовод и дорогу между городом и рекой Солзой. Другой лагпункт располагался
вблизи перекрестка дороги на Солзу и Онежского тракта. Здесь с весны до
осени жили в палатках около тысячи зэков, строили водовод от реки Солзы.
У деревни Солзы был штрафной лагпункт, в котором содержались до тысячи
уголовников. Они строили дорогу на Неноксу, работали в песчаном карьере,
собирали аварийную древесину, завалы которой по берегу моря местами достигали высоты 4-5 метров,
На станции Белое Озеро две тысячи заключенных заготавливали лес и строили узкоколейную железную дорогу. Этими же работами занимались около
тысячи зэков лагпункта на станции Пихталы.
В лагпункте железнодорожной станции Васьково две тысячи зэков строили
аэродром, жилье и железную дорогу от Исакогорки до Северодвинска.
Все работы выполнялись без средств механизации, вручную, кирками, топорами, лопатами, на тачках. До 1946 года зэки работали почти без выходных,
по 10-12 часов в сутки, а в порту ударники труда и рекордисты работали по
12-15 часов в сутки, нередко ночевали на рабочих местах. По распоряжению
И. Д. Папанина ударникам и рекордистам выдавали по 50 граммов спирта к
обеду. Папанин нередко сам контролировал качество и нормы питания зэков,
работавших в порту.
С 1946-1947 гг. в дивизионе Ягринлага преобладали бывшие фронтовики.
В их руках оказался даже оперотдел, осуществлявший контрразведку в отделениях Ягринлага. Положение заключенных значительно облегчилось. Теперь по воскресеньям они отдыхали, а в остальные дни режим в лагере стал
такой: подъем в 6.30, в 7.00 - завтрак, к 8.00 все были на рабочих местах, в
13.00 - 14.00 получали горячий обед там, где работали, в 17.00 работу кончали, в 18.00 ужинали в лагере, в 21.00 — отбой.
Жили заключенные в бараках, оштукатуренных изнутри и снаружи. В каждом бараке - по 100-150 человек, нары устраивались по схеме вагона. В каж-
9
дом бараке были красный уголок, санитарная комната и сушилка для одежды. Через 10 дней зэков вели в баню, которая выглядела примерно так, как
выглядит сейчас барак за домом № 23в по улице Железнодорожной. В баню
заводили одновременно до ста человек; и не позднее чем через час они выходили помытые и в чистом белье. В каждом лаготделении был свой клуб,
где пo праздникам давали великолепные концерты лагерной художественной
самодеятельности. Всю переписку зэков теперь проверяли бывшие фронтовики и по мелочам не придирались. Посылки, поступавшие зэкам с воли, стали проверять в присутствии заключенного, которому тут же передавалось все
дозволенное к передаче.
Больница Ягринлага располагалась в пяти бараках на втором участке, по
соседству с седьмым, восьмым и девятым лаготделениями. В одном из бараков были приемный покой, лаборатория и рентген, в другом бараке - терапевтическое отделение, в третьем - туберкулезное отделение, в четвертом бараке было женское отделение, а в пятом - хирургическое отделение, рядом с
которым был морг. Всех умерших в больнице хоронили в гробах, которые
увозили неведомо куда.
Остановимся на главном - хирургическом отделении больницы. Заведовала
им вольнонаемная Симакова Тамара Васильевна, подчинявшаяся начальнику
МСЧ Шамрицкой Надежде Григорьевне, кабинет которой располагался в
управлении стройки. Т. В. Симакова оперировала редко, ее заботы были в
основном администраторские. Основными хирургами были врачи из заключенных, а наиболее популярным хирургом была Богатырева Мария Александровна, бывшая фронтовичка, майор медицинской службы, получившая
10 лет лагерей. Для выполнения особо сложных операций из Архангельска
приглашали профессоров по специализации.
Всего в хирургическом отделении было примерно 50 коек. Пищу по больничным баракам развозили из лагерной столовой, кормили трижды в день. В
каждом бараке был душ. Практически хозяйкой хирургического отделения
10
была вольнонаемная старшая медсестра Кобзева Нина Михайловна, которая
в составе архангельского госпиталя прошла всю войну от Москвы до Берлина, имела ранение, является ветераном КПСС. Ее муж закончил войну старшим сержантом и после демобилизации был назначен старшим надзирателем
Ягринлага. Понятно, что супруги. В. П. и Н. М. Кобзевы держались в Ягринлаге уверенно и не боялись относиться к заключенным по-человечески.
Рассказывает Н. М. Кобзева: «Когда по радио объявили о смерти Сталина,
я вся уревелась, долго не могла успокоиться. Тут в мою ординаторскую,
плотно прикрыв за собою дверь, зашел наш дневальный заключенный С. С.
Акопджанян и тихо говорит: «Не плачьте, Нина Михайловна! Слава богу,
умер главный враг народа...» Я перепугалась: «Что вы говорите!? Да ведь и
меня вместе с вами уничтожат за такие слова!» Однако вокруг нас никого не
было, Акопджанян продолжал успокаивать меня: «А что я сказал? Я сказал,
что не надо так расстраиваться. Думаю, жизнь повернет к лучшему...»
Вскоре после смерти Сталина в Ягринлаг прибыл председатель госкомиссии
по амнистии Утюжников Македон Дмитриевич, благодаря которому были
освобождены многие из осужденных по Указу от 7 августа 1932 года и много
уголовников. Однако многие из амнистированных уголовников вскоре снова
попали в лагерь. Осужденных же по 58-й статье реабилитировали постепенно
в 1954-1957 годах.
Таков вкратце первый рассказ о Ягринлаге, подготовленный мною по плану
работы Северодвинского городского правления общества «Совесть» на 1989
год. К исследованию истории Ягринлага мы лишь начинаем подступаться.
Гонорар за публикацию по просьбе А. Буторина будет переведен не расходы
правления городского общества «Совесть».
11