тизером
реклама
Версум. Начало. Солнце уже клонилось к ровной кромке горизонта, но еще не окрасило в алые тона заката песчаные барханы за городом. Жар африканского дня медленно, но уверенно остывал, позволяя жителям выбраться, наконец, из отбеленных глинобитных домиков на тесные улочки. Арабский городок оживал на глазах. Как по волшебству откуда-то появились таксисты на черно-красных "Тойотах", застучали у лавок чеканщики, воздух наполнился ароматом выставленных на продажу пряностей. Быстро и незаметно город превратился в один сплошной рынок, где каждый, бурно жестикулируя, пытался купить подешевле, продать подороже, и никто не уставал торговаться. Гортанный говор, витиеватые, как арабская вязь, фразы, выкрики верблюдов, арабская музыка и клаксоны таксистов вскоре превратились в сплошной гул. Конечно, это лишь казалось, что горожане появились ниоткуда. Просто днем, в жаркий полдень, когда за городом струится марево над барханами, никому в здравом уме не придет в голову что-то делать на улице. Но стоит жаре пойти на убыль, как все спешат заработать свой законный дневной динар. Мужчины разного возраста, от подростков до стариков, в длинных халатах и повязанных вокруг головы клетчатых шалях, выносили из лавок товары, здоровались, зазывали редких иностранцев. При этом все были так заняты, что даже если кто-то действительно, подобно джину из сказки, появился бы из ниоткуда прямо в толпе, этого, скорее всего, никто не заметил бы. И этим грех было не пользоваться. Собственно, так и вышло -- никто не заметил, как в разноцветной волнующейся базарной толпе проявилось темное пятно. Инородное тело. Чужак…Это был путник в непривычном для этих краев наряде, основу которого составлял черный дорожный плащ, словно взятый взаймы у героя вестерна, и такая же черная, но куда более потрепанная шляпа. Черная Шляпа нарочно выбрал такое время, чтобы не шокировать публику. Нет, ну правда, не посреди же пустыни менять размерность пространства и совершать перемещения между мирами! Уж лучше в городе. Но под шумок. Сменить размерность для Черной Шляпы было не труднее, чем стряхнуть с рукава дорожную пыль. Но когда-то он совершил прыжок в первый раз. Всегда ведь бывает первый раз, чего ни коснись. И именно он отпечатывается в памяти накрепко, так что ничем не вытравишь. Ох, этот первый раз! В первый раз ты беззащитен, ошеломлен той бесконечностью, которая раскрывается перед тобой. Почти невозможно все это передать словами, так как ни в одном из человеческих языков для этого попросту не придумано слов. За ненадобностью. Ведь никто, кроме Черной Шляпы, не умеет этого делать. И как объяснить, что достаточно одного сосредоточенного взгляда вглубь себя, чтобы произошло подлинное перерождение. И тогда весь этот мир, который всю жизнь так крепко держал тебя, вдруг оказывается бездонной пропастью над хрупким ледком. И ты проламываешь его, и летишь, летишь, как в детском сне, сорвавшись с качелей. И не за что уцепиться. Потому что ничего нет. Весь твой привычный мир, казавшийся тебе до этого бесконечной вселенной, становится едва ли больше ореха. Но ты уже видишь вокруг себя мир куда больший, много ярче покинутого тобой орешка, заполненный таким количеством тайн и открытий, что голова идет кругом. Можно сказать, что первая смена размерности – это перерождение, в начале которого всегда маленькая смерть. Гибель той части души, которая отвечает за чувство страха. Но что есть страх? Лишь проявление инстинкта самосохранения. Но когда все, даже самые темные и глубинные инстинкты начинают повиноваться разуму, что тогда? Тогда ты сам выбираешь себе путь. По собственной воле. И навсегда забываешь, что такое страх. Черная Шляпа забыл значение этого слова давным-давно. Хотя, что такое "давнымдавно"? С чем сравнивать? Особенно когда понимаешь, что время и размерность -- всего лишь особенность нашего восприятия действительности. А что есть сама действительность, не знал до конца и сам Черная Шляпа. Впрочем, он начал охоту. И ему некогда было думать о высоких сферах. Скользя в толпе снующих по своим делам арабов, он мысленно погружался в другое пространство. Это пространство казалось окутанным легкой сетью нитей, определяющих все закономерности этого мира. Хотя нет, не казалось. Оно действительно было окутано ими, но никто, кроме Черной Шляпы, этого не замечал. Каждая нить тянулась от предмета к предмету, от события к событию, от причины к следствию, делая очевидными такие взаимосвязи, от которых сам Эйнштейн бы лишь почесал лохматую голову. Стоит проследить ход нити, и все становится очевидным. Вот торговец фруктами, он лжет, что груши свежие. Достаточно проследить нить, которая расскажет гораздо больше, чем он хотел бы. А подмастерье у чеканщика серьезно болен, но вряд ли узнает об этом, так как единственный лекарь в этом квартале просит за прием немалые деньги. К сожалению, нить судьбы этого мальчика оборвется довольно скоро. Все это видел Черная Шляпа, хотел он того или нет. -- Масса уль хэйр, почтенный! -- увидев иностранца, выкрикнул один из торговцев. -Купи ковер ручной работы, порадуй свою хозяйку! Черная Шляпа миновал прилавок, даже не покосившись на него. Он еще не бывал в этой Капсуле, но, видя нити, прекрасно знал, как себя вести. И здешние законы ему нравились. Они были очень простыми в определенном масштабе. Не надо смотреть на то, что тебе не нужно, говорить о том, чего не знаешь, покупать не торгуясь, брать чужого и отдавать своего. Все просто. Во всем мире все было бы так просто, цены бы ему не было, этому миру. Черная Шляпа огляделся вокруг и неспешно побрел вдоль улицы, все больше наполнявшейся жизнью. Никто из этих торговцев, носильщиков, попрошаек и полицейских не подозревал, насколько сильно изменится мир, и как скоро это случится. Каждый вздох приближал их к неотвратимому будущему, от которого не приходилось ждать ничего хорошего. Черная Шляпа запустил руку во внутренний карман плаща и извлек оттуда несколько листков бумаги, а также порядком исписанный простой карандаш. На листках виднелись списки примерно из десятка имен, а наверху каждого заголовок: «Капсула-1», «Капсула2» и так далее до пятой. Отыскав среди исписанных листов чистый, Черная Шляпа сложил его для твердости и вывел очередное название: «Капсула-6». Да, охота началась. И пусть она будет доброй. Спрятав бумаги, Черная Шляпа направился дальше и скоро свернул на тихую улицу. Тут никто не торговал, тут начинался "мадина кадима", то есть старый город. Чем дальше, тем больше мусора. Обрывки газет, сплющенные алюминиевые банки, картонные коробки и пластиковые бутылки. И козы. Они тут спокойно ходят прямо по улицам и едят из помоек. А вот и кое-что поинтереснее. Варварски покореженный амниевый процессор. Скорее всего, автомобильный, судя по небольшому размеру. Значит, и в этой глуши амний не дает людям покоя. Иностранцы редко заходили на улочки старого города, им тут попросту нечего было делать. А уж кто зашел -- сам виноват. — Куда так спешите, почтенный! — окликнул Черную Шляпу предводитель пятерых решительно настроенных подростков. -- Не хотите поделиться имуществом? Черная Шляпа вздохнул. Ну нельзя же, едва появившись в Капсуле, сразу начинать с драки. Что за люди... Он повернулся и посмотрел главарю в глаза. Надменная улыбка на лице подростка тут же сменилась сначала недоумением, потом страхом. Парень попятился. В глазах Черной Шляпы он увидел нечто, прятавшееся за обманчивой внешностью проезжего иностранца. Саму его суть. Нет, на него смотрел не человек в черном плаще, а черная бездна, прятавшаяся внутри него. Поежившись будто от холода, мальчишка дал знак остальным пропустить чужака. Те подчинились без возражений. Черная Шляпа направился дальше, и вскоре скрылся из виду за маревом остывающего воздуха. Из пустыни подул ветер, подняв в воздух пыль и обрывки газет. Ядро. Начало. Город нередко сравнивают с джунглями. Мол, каменные джунгли, и законы такие же волчьи. Но Ильберт Дельпи думал иначе. Он никогда не считал город своей стихией и чувствовал себя в нем далеко не так комфортно, как в лесу, в тайге, в горах или тех же джунглях. А бывал он во многих местах, и ему было что вспомнить. Так что и разницу между "второй природой" и первозданной живой материей он понимал не только умом, но и опытом, рефлексами, и даже, как он сам чувствовал, каждой клеточкой своего организма. И каждый раз, возвращаясь из экологической экспедиции в родной Лион, он жалел, что не в его власти ее продолжить. Но сейчас не это беспокоило Ильберта Дельпи, а увязавшийся за ним "хвост". На муниципальной службе не особенно разгонишься в тратах, но все же Ильберт мог бы себе позволить подержанную машину. Если бы захотел. Но по его глубокому убеждению автомобиль в городе являлся одним из тех устоявшихся излишеств, которые никаким образом не делают мир, а тем более экологию лучше. Поэтому, хотя в непогоду это и казалось коллегам причудой, он предпочитал пешком пройтись от работы до автобусной остановки. Слежку Ильберт почувствовал сразу, как покинул офис муниципальной экологической комиссии, где с недавнего времени занимал должность инспектора по восточному району. В первые минуты он, хоть убей, не смог бы сказать, кто именно за ним следит — на мокрых от дождя улицах центрального района было довольно много людей, спешащих после рабочего дня по домам и по магазинам. На перекрестке образовался затор. В наступающих сумерках многочисленные красные фонари машин, сбившихся в плотную массу, напоминали ягоды на земляничной поляне. Ильберт покосился на витринное стекло супермаркета, мимо которого двигалась основная людская река. Но его надежда разглядеть что-то подозрительное в отражении не оправдалась. Люди как люди. Все спешили по делам, все двигались с разной скоростью, а потому не имело смысла и самому менять ширину шага — это не помогло бы выявить соглядатая в толпе. Но, тем ни менее, при всем формальном отсутствии признаков слежки, она все же была. И в этом лично у Ильберта, не было ни малейших сомнений. Люди называли это интуицией, шестым чувством, кто-то видел в этом нечто мистическое. А звери никак это не называли. Это просто спасало их от хищников, от капканов и направленных в их сторону ружей, это помогало горным козлам не провалиться в невидимую глазом ледяную трещину. И чем сильнее эта способность была развита у отдельно взятой особи, тем больше у нее было шансов выжить и оставить после себя потомство. Ильберт в мистику не верил. Он прекрасно знал, что для такого "чутья" не нужно быть экстрасенсом, ясновидящим или обладать особыми органами восприятия. Нет, это была именно возникшая в процессе эволюции способность мозга анализировать какие-то очень общие, всеобъемлющие, но невидимые глазу взаимосвязи. И когда долго живешь в лесу, когда по ночам из темной чащи на тебя глядят голодные хищники, когда твоя жизнь зависит от того, выдержит ли переброшенное через ручей бревно твой вес с рюкзаком, а способность отыскать съедобный гриб под толстым слоем опавшей хвои определяет полноту твоего желудка, тогда -- да. Тогда это умение видеть невидимое и слышать неслышимое становится таким же обыденным, как коробка скрепок на столе офисного менеджера. И настолько же необходимым. Было ясно, что для выявления соглядатая необходимо свернуть с людной улицы. "Хвост" тогда или отстанет, или станет явным, то есть информацию о нем можно будет проанализировать на сознательном уровне, а не одними только звериными инстинктами. Но у этого способа, как и у всего на этом свете, была и обратная сторона. Ведь не будет кто-то следить за инспектором из комиссии по экологии только затем, чтобы выразить свою признательность или пригласить в гости на чашечку кофе. Скорее, наоборот — у соглядатая или недобрые намерения, или он бесстрастен, но выполняет чей-то заказ. Вообще, кому скажи — рассмеются. Нет, ну правда. Следить можно за блудливым мужем, за нечистым на руку партнером. Полиция может следить за преступником, а спецслужбы — за опасным шпионом. Но Ильберт Дельпи не попадал ни под одно из подобных определений. У него не было ни жены, ни невесты, ни даже любовницы, он не вел бизнеса и не владел капиталом, он не нарушал никаких законов, даже улицу в неположенном месте не переходил никогда и не владел никакими тайнами, которые кто-то мог попытаться у него выведать. Но, как ни странно, "хвост" Ильберта совершенно не удивил. Это было неприятно, это могло грозить опасностью. Но в этом не было ничего удивительного для Дельпи. Особенно сегодня, что называется, по горячим следам, после вчерашней прессконференции в муниципальном совете. С другой стороны, можно было вообще ничего не делать. Очень сомнительно, что недоброжелатель на людной улице будет стрелять в Дельпи или ломать ему колени бейсбольной битой. Хотел бы, сделал бы это прямо на выходе из офиса. Какой смысл тянуть, если не пытаешься потом уйти от возмездия? Но он не спешил, а это значило — ждал более подходящего случая. Например, довести эколога до дома и расправиться с ним там. Или по пути, в глухой подворотне. И если так, то совсем не в интересах Ильберта было покидать людную улицу. Но, для этого был другой резон. И состоял он в том, что если кто-то уже вознамерился навредить, то постарается довести дело до конца. Может не сегодня, может у него пока только разведка, может он выведывает пути подхода и отступления, выясняет привычки жертвы и решает, когда лучше напасть. Но одно можно сказать с уверенностью — если человек такое задумал, он уже вряд ли отступит. Придя к такому выводу, Дельпи решил поступить наиболее привычным для себя образом, то есть купировать проблему в корне, пока она еще не разрослась до таких масштабов, в которых с ней уже будет справиться сложно или невозможно вовсе. В общем, Ильберт решил не тянуть кота за хвост, а сразу, как можно скорее спровоцировать противника на нападение. Дельпи был не из пугливых. Пугливым не место в экспедициях, в ночных лесах среди хищников, да и на его новой должности, где приходится принимать порой очень непопулярные решения, трусость и нерешительность могли довести до беды. До той единственной беды, которая вызывала в душе Ильберта не просто страх, а настоящий леденящий кровь ужас. Единственное, чего он на самом деле боялся, так это тюрьмы. Представить себя в замкнутом пространстве, словно заключенным в клетку волком, Ильберт не мог ни при каких обстоятельствах. И тем более заключенным вместе с другими людьми. На клетку с волками он бы еще согласился, но на камеру с людьми — ни при каких обстоятельствах. И в случае подобной угрозы, он знал: ничто не сможет остановить его от крайних мер, включая насилие, убийство, а то и самоубийство. Он даже в офисе с коллегами ощущал себя менее комфортно, чем в одиночестве, так что же говорить тогда о неволе с преступниками? Это была основная причина, почему Дельпи никогда не преступал закон. Даже когда сам считал какой-то закон глупым, несправедливым, вредным или просто бессмысленным. Многие думали, что по этой же причине он не брал взяток, но это было лишь частью истины. А в полной мере она была такова, что взятка, предполагала сразу несколько вещей, которые Ильберт считал недопустимыми. Взяв взятку, ты нарушал закон, ставил под угрозу экологию объекта, владелец которого решил тебя подкупить и, главное, поступался собственной совестью. Для большинства людей в современном мире причина для отказа от денег могла быть только одна — страх. Но при всем ужасе, который у Дельпи вызывала одна мысль о тюрьме, страх не был главной причиной его патологической, как многим казалось, честности. Он не только сам не брал (хотя, при его должности, мог бы на этом сколотить состояние), но и не позволял брать коллегам, если мог им помешать в этом хоть как-то. И его, конечно, не все за это любили. Впрочем, за последние годы в муниципальной экологической комиссии сформировался такой коллектив, что нечистых на руку там никто не жаловал. Начиная от шефа и заканчивая глупышкой Софи — помощницей инспектора по западному району. И это было для Ильберта единственным бонусом перевода с экспедиционной работы в офис. Подумав, Дельпи решительно свернул с людной улицы в переулок. Да, если проблема возникла, откладывать ее в долгий ящик — себе дороже. И нет лучшего способа преодолеть опасность, чем встретиться с ней лицом к лицу. У людей, как и у муравьев, свои тропы. Каждый из членов человеческого муравейника уверен, что действует по собственной воле, что идет куда хочет и что хочет делает. Но стоит сменить масштаб и взглянуть на город гораздо более обще, с точки зрения фактической статистики и эмпирических данных, картина тут же изменится. И станет ясно, что в одно и то же время на одних улицах народу больше, на других всегда меньше, что машины скапливаются к одному и тому же часу у тех же предсказуемых перекрестков. Да, каждый раз это разные люди и разные машины, но какая в том разница, если их число и местоположение одинаково, предсказуемо и циклично, если оно подчиняется не человеческой воле, а неким, вполне самостоятельным законам геометрии, физики, характеру пересечения магистралей и качеству дорожного покрытия? Все это зависит от погоды, от вспышек на солнце, от времени года и целого ряда других факторов. И никто -- ни мэр, ни премьер-министр, ни кто-то из горожан в отдельности и даже все они вместе не способны заметным образом отклонить ход событий от его естественного хода. Да, каждый человек в отдельности руководствуется желаниями, принципами, характером и собственной волей. Но что с того, если человечество, как социологическая масса, или даже жители одного города, совершенно предсказуемо? Ильберт давно заметил, что, чем больше людей, тем меньше можно обращать внимание на желание каждого, так как его влияние на общую картину становится исчезающе мало. И этим можно пользоваться на практике, так как стоит вовлечь противника в общий статистический хоровод, его действия, оставаясь волевыми, станут зависеть от внешних законов и подчиняться им. И вот теперь у Ильберта появилась возможность доказать соглядатаю, что тот действует не как хочет, не как может, а как не может не действовать. В час пик основной поток людей сосредоточен на основных путевых магистралях. И именно там знакомые со статистикой дельцы строят свои магазины, устраивают платные парковки и остановки общественного транспорта. Но чуть в стороне все иначе. В переулках людям нечего искать, а значит, их там и нет. Все предсказуемо. И соглядатаю придется либо отстать, либо он станет очень и очень заметен. Оглянувшись через плечо, Ильберт понял, что незнакомец настроен очень решительно, так как даже риск обнаружить себя не заставил его отступить. Зато теперь уже было очевидно, что соглядатай — он. Мужчина лет сорока, в джинсах, в ветровке, без зонта. Больше в переулке вообще никого не было, если не считать мокрой, но довольной собаки, грызущей кусок где-то украденной колбасы. Увидев людей, она схватила зубами добычу и юркнула под одну из приткнувшихся у тротуара машин. Переулок был узким, в него не выходили ни подъезды, ни окна жилых домов, а только запертые ворота погрузочных площадок, к которым небольшие грузовички подвозили товары для супермаркетов. Но пока не было и грузовичков — не то время. Грузовички ведь тоже подчинялись общей статистике. Ильберт понимал, что действовать надо быстро. Во-первых, переулок длиной меньше двухсот метров, и он вновь кончается людным проспектом. Во-вторых, независимо от желания и воли, скоро к машинам начнут подтягиваться их владельцы, бросившие транспорт на время рабочего дня, чтобы не платить за парковку. Тоже статистика. А лишние глаза и уши не входили в планы Дельпи. Значит, есть два варианта действий. Первый заключался в том, чтобы быстрее миновать переулок, вырваться на проспект и попросить помощи у первого попавшегося полицейского. Ведь теперь не то, что пару минут назад, - теперь Ильберт лично видел соглядатая и мог передать его приметы блюстителю порядка. Но этот вариант не представлялся Ильберту наилучшим. Потому что пока еще противник ничего противоправного не совершил, а значит, у полицейского нет и не может быть к нему никаких претензий. Дельпи не боялся выглядеть глупо, но и бессмысленных действий совершать не любил. Проблемы это не решит. А ее надо было именно решить, иначе могло стать еще хуже. Второй вариант — побеседовать с соглядатаем и выяснить у него, что он имеет против Дельпи, и каким образом конфликт можно решить. Впрочем, насчет первой части вопроса у Ильберта не было ни малейших сомнений. Он знал, чем насолил незнакомцу и еще тысяче, как минимум, рабочих автомобильного завода. Несколько дней назад, Дельпи, пользуясь властью экологического инспектора, урезал экологические квоты этого предприятия до такой степени, что руководство завода попросту вынуждено было сократить производство, а с ним и достаточно большое число работников. На вчерашней пресс-конференции, прошедшей в очень неоднозначных тонах, весь город узнал виновника и в лицо и по имени. Так что то, что кто-то из особо отчаявшихся захочет выпустить кишки не в меру ретивому экологу, было лишь вопросом времени. Другое дело, что соглядатай не очень-то был похож на рабочего. Пружинная походка, цепкий взгляд. Скорее спортсмен, не отягощенный необходимостью каждый день ходить на работу и трудиться на конвейере от звонка до звонка. Но для спортсмена староват. Значит, бывший. И это плохо. Это почти так же плохо, как бывший военный, особенно если из иностранного легиона. Наемник? Возможно. И в этом был для руководства завода определенный смысл. Отправить Дельпи в больницу, а то и в морг, подождать, когда на его место посадят другого, дать ему взятку, которую сам Ильберт бы точно отверг, и вернуть старые квоты. Резонно. Дельпи уже несколько раз думал о том, что подобное рано или поздно случится. И даже был морально готов пострадать и за убеждения, и ради защиты природы. Но быть овцой на заклании он точно не собирался. Когда Ильберт добрался почти до конца стены складского помещения супермаркета, он уже знал, что делать дальше. Под толстыми трубами он заметил окно цокольного этажа, темное, несмотря на сумерки. Значит, в помещении никого нет. Рамы старые, деревянные... Если бы стояла сигнализация, поменяли бы окна на стеклопакет. Пожалуй, лучшего шанса провернуть все, как надо, в этом переулке уже не будет. Неожиданно для соглядатая, эколог бросился вперед, а когда поравнялся с окном, сгруппировался, перекатился по асфальту, нырнул под трубу, придерживая полу плаща, и со всего разгона ударил ногами в грубых экспедиционных ботинках по центру старенькой оконной рамы. Бить в стекло было нельзя, осколки могли глубоко прорезать брюки, да и плоть могли вспороть тоже нешуточно. А так рама с треском прогнулась и вывалилась, увлекая за собой самые опасные, похожие на клинки, осколки. Следом в почти полную темноту комнаты влетел сам Дельпи. Перепрыгнув через оконную раму и через стекла внутри нее, он приземлился на корточки, но, не рассчитав набранную кинетическую энергию, не смог удержаться на ногах и кубарем пролетел еще пару метров, пока не ударился спиной о деревянную дверь. В любой момент мог появиться противник, а потому мешкать было нельзя. В комнате было пыльно и грязно, с двери от удара все еще сыпалась труха и мелкий строительный мусор. Это говорило о том, что хозяева давненько не заглядывали в свои владения. И это было хорошо. Как нельзя лучше. Глаза, привыкшие к полумраку леса, быстро адаптировались к темноте. Он увидел старый офисный стол, стремянку, брошенные пустые пластиковые ведра. В такой обстановке особо не спрячешься. Вскочив, Дельпи дернул за ручку двери. Та, к счастью, оказалась не запертой. Дальше легче. Коридор, совершенно темный и безжизненный, вел неизвестно куда. А и неважно, куда. Главное — подальше от света. Наощупь пробравшись до сложенных у стены стеклопакетов, Ильберт услышал в покинутой им комнатке стук, хруст стекол, треск пересохшего дерева и ругательства. Все по плану. Ильберт тихо присел в углу за сложенными оконными рамами. Он знал, что с той стороны коридора, да еще не до конца привыкшими к темноте глазами, его тут разглядеть просто немыслимо. Главное, не шуметь. Тихо, спокойно. Хотя для Ильберта соблюдение тишины не представляло особых трудностей. Когда вынужден жить в лесу, научишься бесшумно ходить и по кровельному железу. Сам же Дельпи, стоило противнику выбраться в коридор, увидит его совершенно отчетливым силуэтом на фоне проникающего через дверь света. Многофункциональный складной нож, рукоять которого была выполнена в виде пружинной защелки, висел на поясной лямке штанов, так что Дельпи его без труда отстегнул и вынул короткое, но острое как бритва лезвие. Оружие не ахти какое, а, говоря строго, вообще не оружие. Но Ильберт и не собирался им драться. По крайней мере, нельзя было его использовать, если противник окажется безоружным. Закон о необходимой обороне никто не отменял, а нарушать его у Дельпи не было даже в мыслях. Но, к счастью, все складывалось так, как не могло не сложиться. Зачем преследовать Ильберта, если не собираешься его калечить или убивать? А если собираешься, значит, есть оружие. А уж раз оно есть, обороняющемуся и карты в руки. Как только силуэт незнакомца появился в коридоре, Ильберт понял, что прав. А куда деваться? Статистика! В руке соглядатая был пистолет с глушителем. Так что версия о разгневанном уволенном рабочем лопнула как мыльный пузырь. Нет, это был наемник. И заплатило ему, скорее всего, руководство завода. В общем-то, ход их мысли был вполне понятен. Ну что стоит, действительно, убить какого-то несчастного офисного эколога? Ну-ну. Ильберт задержал дыхание. Сердце колотилось в груди все чаще и громче, но это лишь казалось, что кто-то может его услышать. Дельпи знал, что это не так. Шаг, другой, третий... Противник поравнялся с Ильбертом, не замечая его. В движениях его появилась некоторая неуверенность — он тоже не знал, куда ведет коридор и, видимо, начал подозревать какой-то подвох. Вот только какого подвоха можно ждать от несчастного офисного эколога? Еще шаг. Этого было вполне достаточно. Оказавшись за спиной противника, Ильберт бесшумно, как призрак, поднялся с корточек и очень уверенно прижал лезвие ножа к шее незнакомца, точно там, где пульсировала от возбуждения сонная артерия. Прикосновение отточенной стали ни с чем нельзя спутать. Незнакомец замер. — Я им в экспедициях брился, — предупредил Дельпи. — Чтобы бритву в рюкзаке попусту не таскать. Пистолет на пол, пожалуйста. И подальше. Раздался грохот упавшего на пол оружия. Он еще стихнуть не успел, когда Ильберт схватил противника за ворот ветровки и рванул в сторону лежащих у стены оконных рам. Они попали незнакомцу под ноги, а в таком положении не сохранить равновесие, даже если ты сто раз спортсмен. Как бывший воспитанник детского дома, Дельпи знал, что если приходится драться, когда делать этого не умеешь, разить надо наверняка. Это в кино или на ринге, на потеху публике, можно долго, вкусно и жестоко молотить по физиономии противника, выбивая из нее кровавые сопли. Но когда приходится драться за жизнь, все иначе. Тогда уже не до красоты стиля и не до чистых, отточенных на тренировках приемов. А уж если ты отродясь не тренировался в этом, а весь твой боевой опыт ограничен десятком далеко не победоносных стычек с другими воспитанниками сиротского приюта, то все это обретает особенную остроту. И ты словно превращаешься в зверя, которого тоже ничему не учили, но который на одних только инстинктах, на одной только ярости и на одном только желании выжить пускает в ход данное от природы оружие — зубы, копыта и когти. У Дельпи не было ни копыт, ни клыков. Но у него был вес в восемьдесят килограммов, тяжелые экспедиционные ботинки на рифленой подошве, привыкшие к темноте глаза и один единственный коготь, зато выкованный из легированной стали. Едва противник рухнул спиной на прислоненные к стене стеклопакеты, с грохотом и звоном уронив пару из них на пол, Ильберт, не отпуская его ворот, рванул снова, увлекая незнакомца еще ниже, впечатывая его в пол, усыпанный раскрошившимся стеклом. И как только мужчина, полностью сбитый с толку, оглушенный ударом, ничего в темноте не видящий, распластался на спине, Дельпи распрямился, подобно пружине, и подпрыгнул как можно выше вверх. В этот миг противник его, наконец, увидел — сгруппировавшийся комок мышц в восемьдесят килограммов весом, рушащийся подошвами ботинок точно ему на лицо. Наемник не успел ни заслониться руками, ни откатиться в сторону. Он успел только зажмуриться. Удар был столь сокрушительным, что моментально вышиб сознание, избавив от нечеловеческой боли, неизбежно возникающей при множественном переломе челюстных костей. Приземлившись на лицо незнакомцу, Дельпи сам не устоял и кубарем прокатился по полу. Благо разлетевшиеся осколки стекла не способны были прорезать грубую ткань брезентового плаща. Встав на ноги, Ильберт понял, что драка закончилась. Противник лежал на спине с разбитым в кровь и заметно деформированным лицом, и, казалось, собирался прийти в себя еще очень не скоро. Но это было лишь первой частью решения самой проблемы, так как устранение киллера, само по себе, ничего не давало, пока сам заказчик будет иметь возможность повторить попытку. Не теряя времени, Ильберт выбрался через то же окно в переулок и со всех ног рванул в сторону людного проспекта. Он знал, что делать дальше, и сомнениям не было места в его душе. Вырвавшись на проспект и отыскав взглядом полицейскую машину у перекрестка, он бросился к ней. В первую минуту полицейские восприняли рассказ Дельпи скептически, но удостоверение комиссара экологической комиссии и упоминание пистолета с глушителем не дало им возможности отмахнуться от заявления. Им пришлось усадить трясущегося и побледневшего Дельпи в машину и проследовать вместе с ним к месту предполагаемого происшествия. Каково же было их удивление, когда в скрещенных лучах полицейских фонарей они действительно увидели и поверженного киллера, и его пистолет. Пару часов Дельпи пришлось провести в полицейском участке, но это того стоило. Ильберт знать ничего не хотел о полицейских методах, но в том, что они действенны, у него уже не осталось сомнений — придя в себя, преступник сознался не только в покушении, но и в том, что он действовал по заказу. Сознался в письменной форме, так как говорить он не мог. По чьему конкретно заказу, он так и не выдал, что, к облегчению полицейских, избавило их от необходимости немедленно предъявлять обвинения одному из самых уважаемых в городе людей. Но это и не имело значения. Учитывая специфику работы эколога и его выступление на пресс-конференции, учитывая, что завтра о происшествии неизбежно выйдет заметка в газете, с учетом того, что не все столь глупы и равнодушны, как большинство, руководство завода не осмелится повторить попытку. Дельпи в этом был совершенно уверен и покинул полицейский участок с легким сердцем. Стоило теперь с ним хоть чемуто случиться, ниточка, неизбежно, приведет расследование к заказчику. И тому не помогут ни инвестиции в бюджет города, ни положение в обществе. Ну, и другим теперь неповадно будет. Так что на повторную попытку уже никто не решится. Вернувшись домой, Ильберт первым делом закинул испачканную одежду в стиральную машину. Дождь, вроде бы, не собирался прекратиться до завтра, а другого плаща у Дельпи попросту не было. Чтобы не дать сработать автомату, следящему за соблюдением лимитов электроэнергии, пришлось погасить свет на все время, пока будет крутиться барабан стиральной машины. Дельпи уже привык к утвержденному режиму экономии, да к тому же сам являлся одним из его авторов. Так что жаловаться было грех. Это создавало определенные неудобства, но разве пристало думать об этом, когда на другой чаше весов здоровье целой планеты, израненной, истощенной, выжженной, изрубленной и искалеченной людьми? Хотелось, очень хотелось представить для Земли другое будущее, да и для людей тоже. Но в темноте тесной убогой квартирки сделать это было непросто. А виной всему человеческая жадность и столь же присущая человеку недальновидность. Ну, неужели не понятно, что все во Вселенной взаимосвязано? Неужели не очевидно, что вся Реальность — это сплошная картина, которую просто невозможно делить на отдельные мазки? Тронь один, тут же изменится картина Мироздания в целом! Ильберт закрыл глаза. Ему иногда казалось, что Вселенная, если посмотреть на нее в определенном масштабе, перестанет выглядеть скоплением камней, планет, звезд и прочей безжизненной материи. Ведь в ней все так похоже на все! Пена в луже после проехавшей по ней машины похожа на рождение спиральной галактики. Строение атома почти впрямую повторяет строение планетарных систем, а энергия распавшейся частицы в масштабе ее размера такая же, как энергия погибающей сверхновой звезды. Дерево похоже на кровеносную систему или русло реки... А хризантемы похожи на звезды. Фрактал, непрерывность и самоподобие в разных масштабах, вот что такое Вселенная. Но если смотреть еще шире, а Ильберт был уверен, что только так и возможно, то не обретет ли Мироздание сходства с живым существом? И стоит эту идею принять, как тут же все занимает положенные места. Становится очевидным, что поражение одной клетки или одного органа неизбежно приведет к реакции организма в целом. Но люди, словно сидят в темной комнате, так недальновидны многие их поступки. Что же должно произойти, чтобы наконец вспыхнул свет? Стиральная машина просигналила тройным писком о завершении стирки. Ильберт проснулся и зажег лампу. Было уже за полночь, яркий свет дешевого диодного светильника резал глаза. На столе в кухне лежала груда принесенных вчера и еще не разобранных писем. Тоже дурная традиция... Сколько лет уже повсеместно работает Интернет, сколько террабит информации протекают через социальные сети, через видеохостинги и порносайты. А счета и гневные послания недовольных граждан все еще шлют на бумаге, ради производства которой гибнут деревья. Один конверт значительно отличался от остальных. Странно, что Ильберт вчера не обратил на него внимания. Он был темно серым, точнее, в очень мелкую черную клетку, сливавшуюся в ровный тон на расстоянии. Такой конверт Ильберт один раз уже видел. Это был почтовый стиль корпорации "Амниум Энтерпрайз". Именно в таком недавно пришел запрос о разрешении на строительство в восточном пригороде настоящей, как у нормальных людей, амниевой процессорной станции. Была бы воля Ильберта, он бы выдал такое разрешение незамедлительно. Шутка ли, открыть фактически неисчерпаемый, но при этом совершенно экологически чистый источник энергии! Да еще в условиях нынешнего кризиса! Но именно это "Амниум Энтерпрайз" и сделала, открыв новое вещество с удивительными свойствами — амний. Но, несмотря на то, что Ильберт курировал именно восточный район, воля была не его. Люди боятся нового, а потому все решения по внедрению амния принимал лично мэр. Может он даст разрешение, может нет. Это неизвестно, пока идут дебаты по этому поводу. И пока в тысячах квартир приходится гасить свет, чтобы дать поработать стиральной машине. Ильберт надорвал конверт и, открыв от удивления рот, прочел короткое, но поразительное письмо. Из него следовало, что Ильберт Дельпи приглашается на работу в "Амниум Энтерпрайз". Причем, старшим экологом, с зарплатой почти в десять раз большей, чем его нынешнее жалованье. *** После полуночи дождь зарядил с новой силой. Окраины Лиона окончательно погрузились во тьму, но в центральном районе режим экономии электроэнергии не был настолько суровым. Административные здания, системы безопасности банков, больницы и полицейские участки работали по всему городу, но тут подобных учреждений было особенно много, да и движение оставалось даже ночью достаточно интенсивным. Поэтому тут в лужах отражались и огни фонарей, и отблески работающих светофоров. Людей на улицах почти не осталось, а потому мужчина в черном дорожном плаще и черной потертой шляпе, спешащий по тротуару к ярко освещенному зданию больницы, не мог не привлечь внимание полицейского. — Месье! — громко окликнул он Черную Шляпу. — Простите, можно вас на минутку? Черная Шляпа остановился. Ему не надо было гадать, представляет полицейский опасность, или же нет. Ему вообще мало о чем в этом мире приходилось догадываться, так как он видел даже то, чего и рад был бы не замечать. В отличие от блюстителя порядка в намокшем плаще, в отличие от таксиста, притормозившего у перекрестка, в отличие от хирургов, скрепляющих сейчас титановыми скобами лицевые кости доставленного полицейскими киллера, в отличие от очень и очень многих, Черная Шляпа умел погружаться в особый слой пространства. И в этом пространстве проявлялись реальные взаимосвязи между всеми предметами, людьми и событиями. С точки зрения Черной Шляпы это выглядело как сплошная пелена из тончайших нитей, протянувшихся от всего ко всему. И, проследив ход любой из этих нитей, можно было постигнуть самую сокровенную суть того, что было, есть, и чему случиться предрешено. — Простите, я не курю, — спокойно ответил Черная Шляпа. — Что? — полицейский несколько опешил, не понимая, откуда прохожий мог понять, что именно блюститель порядка хотел у него спросить. —У меня нет сигарет, — повторил Черная Шляпа. — А, да... Простите... — Полицейский сконфузился окончательно и предпочел сделать вид, что ему что-то срочно понадобилось в машине. Просмотрев его Нить, Черная Шляпа усмехнулся и направился дальше. Беднягаполицейский подумал, что вместо того, чтобы окликнуть и подозвать прохожего, он на всю улицу попросил у него закурить. А ведь им строго запрещено обращаться с такими просьбами к гражданам. Об этом так же говорили расходящиеся во все стороны нити. Добравшись до входа в больницу, казавшуюся островком света среди полутемных кварталов. Черная Шляпа остановился и глубже погрузился в Пространство Нитей. Ему не надо было тревожить персонал, чтобы понять, что происходит внутри. Нити вели в операционную. Блеск хирургической стали, пропитанные кровью салфетки... И сильно поврежденное лицо киллера-неудачника. Пройдя по нити преступника чуть дальше, Черная Шляпа удивленно вздернул брови и достал из-под полы плаща сложенный пополам лист бумаги, озаглавленный "Капсула-6". На нем уже виднелись четыре пронумерованных по порядку имени, написанных неровно плохо заточенным карандашом. — Вы бы шли под навес! — посоветовала Черной Шляпе молоденькая медсестра, вышедшая из вестибюля, чтобы выкурить сигаретку. — А то бумаги промочите. — Спасибо! — Черная Шляпа улыбнулся и, пользуясь приглашением, поднялся по ступенькам. Он достал огрызок карандаша и посмотрел, к чему можно приложить бумагу, чтобы удобнее было писать. — Возьмите! — Девушка достала из подмышки планшет с закрепленными в нем чистыми бланками и протянула незнакомцу. — Спасибо, — еще раз поблагодарил Черная Шляпа. Ему было жалко всех этих людей. Ведь многие из них добрые, чистые, светлые, как сон младенца. Но младенец, к сожалению, уже не младенец, и сон его уже не так чист, как был раньше. — Вот, хочу завязать с курением, — поделилась с незнакомцем медсестра. — Не стоит усилий, — негромко произнес Черная Шляпа. — Почему? Это жуть как вредно! Прекрасно понимаю, но... — Все равно все умрут, — спокойно заявил Черная Шляпа. Девушка несколько опешила, потом улыбнулась. — А, в этом смысле... Ну да. — Она выпустила изо рта струйку дыма. — Жизнь - это болезнь, передающаяся половым путем со стопроцентно смертельным исходом. Черная Шляпа написал еще строчку на листе и сунул его в карман вместе с карандашом. Не прощаясь, он поднял воротник плаща и вскоре скрылся в темном переулке. На верхнем бланке, закрепленном в планшет, остался выдавленный след от карандаша. Девушка наклонила планшет, чтобы свет падал на лист под нужным углом и прочла: "5. Ильберт Дельпи". Она пожала плечами и погасила окурок о край стоящей у входа урны.
