Министерство науки и высшего образования Российской Федерации Байкальский государственный университет Т.Л. Музычук Е.С. Антипина ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ КАК КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ И.А. БУНИНА Иркутск Издательство Байкальского государственного университета 2020 1 УДК 82.09(47) ББК 83.3(2=411.2)53 М89 Печатается по решению редакционно-издательского совета Байкальского государственного университета Рецензенты д-р филол. наук, проф. М.Л. Новикова (Российский университет дружбы народов) д-р филол. наук, проф. О.М. Скибина (Оренбургский государственный педагогический университет) Музычук Т.Л. М89 Дневник писателя как культурный феномен в творческом наследии И.А. Бунина / Т.Л. Музычук, Е.С. Антипина. – Иркутск : Изд-во Байкал. гос. ун-та, 2020. – 168 с. ISBN 978-5-7253-3015-1 Монография посвящена изучению дневника писателя в творческом наследии И.А. Бунина. Актуализируется роль дневниковых произведений «Воды многие» и «Окаянные дни» в историко-литературном контексте. В настоящей работе обсуждаются проблемы, существующие в рамках жанра «дневник писателя», определяется место дневниковых произведений И.А. Бунина в кругу смежных жанров, выявляется специфика их лексико-семантического пространства, характеризуются фрагменты языковой картины мира писателя в каждом из названных дневников. Результаты исследования позволяют по-новому взглянуть на творчество этого великого русского классика. Рекомендуется филологам-лингвистам, преподавателям высшей школы, аспирантам, студентам, а также широкому кругу читателей, интересующихся документальными жанрами, в частности дневниками известных личностей, проблемами языка и культуры, лингвокультурологическими исследованиями. УДК 82.09(47) ББК 83.3(2=411.2)53 ISBN 978-5-7253-3015-1 © Музычук Т.Л., Антипина Е.С., 2020 © Издательство БГУ, 2020 2 ОГЛАВЛЕНИЕ Введение...................................................................................................... 4 1. Дневник писателя как культурный феномен ................................ 8 1.1. Теория и история изучения дневникового жанра ........................ 8 1.2. Дневник писателя как особый тип дневника .............................. 16 1.3. Жанровое и языковое своеобразие дневника писателя ............. 21 1.4. Дневник писателя: синкретизм документального и художественного в творческом наследии И.А. Бунина .................... 28 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ........................................................ 38 2.1. Роль языковых средств и образа автора в дневнике писателя .... 38 2.2. Лексико-семантические особенности дневникового текста ..... 43 2.3. Лексические доминанты в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ......................................................... 50 3. Абстрактные понятия в лексико-семантическом пространстве дневников И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ......... 67 3.1. Значение теории семантического поля в исследовании дневника писателя .................................................................................... 67 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время ............. 68 3.3. Лексико-семантическое поле Цвет ............................................. 86 3.4. Лексико-семантические поля, реализующие религиознофилософские понятия............................................................................... 91 3.4.1. Лексико-семантические поля Жизнь и Смерть .................. 91 3.4.2. Лексико-семантическое поле Религия .................................. 97 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в лексико-семантическом пространстве дневников И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ................................................... 100 4.1. Лексико-семантическое поле Человек ....................................... 100 4.2. Лексико-семантическое поле Эмоция ....................................... 111 4.3. Оппозиция свой – чужой при характеристике лексикосемантического поля Общество . .......................................................... 119 4.4. Лексико-семантическое поле Власть ........................................ 122 4.5. Лексико-семантическое поле Природа ..................................... 126 Заключение ............................................................................................ 144 Список использованной литературы ............................................... 148 3 ВВЕДЕНИЕ Дневник как жанр на протяжении многих лет остается в центре внимания зарубежных и отечественных литературоведов и историков журналистики. Ведется теоретическое исследование этого жанра, изучается его роль в русской литературе и культуре XX века, рассматриваются жанровые и языковые особенности дневника на материале произведений разных авторов: М.М. Пришвина, Ф.М. Достоевского, Г.В. Иванова и других. Большое число исследований посвящено изучению концептосферы дневникового текста. Однако до настоящего момента не определены критерии «дневниковости», а также не выявлено в полной мере языковое своеобразие и особенности семантики лексических единиц дневниковых произведений русских писателей. Кроме этого, исследователи не рассматривают дневниковые произведения в качестве перспективного материала для изучения языковой личности писателя и его картины мира. Малоизученными с этой точки зрения остаются и дневники И.А. Бунина «Воды многие» (1925–1926) и «Окаянные дни» (1925– 1927), созданные на основе первичных текстов (записок, личных дневников), принадлежащих к разным историческим периодам: записи, которые послужили основой для произведения «Воды многие», были сделаны И.А. Буниным в 1911 году в ходе путешествия на Цейлон, а в «Окаянные дни» вошли записи 1917–1918 годов – периода революции, когда происходили перемены во всех сферах жизни. «Окаянные дни» уникальны и с той точки зрения, что в этом произведении наблюдается «преломление» творчества писателя, когда И.А. Бунин вдохновляется социальными и общественно-политическими событиями, делится своими впечатлениями и горестными переживаниями по поводу «революционной вакханалии». Здесь доминирующим становится не только эстетический аспект, но и этический, поэтому в центре внимания авторов настоящей работы находятся как собственно лингвистические задачи, связанные с выявлением особенностей репрезентации языковой личности писателя в дневниковом произведении, так и проблемы литературоведческого плана, в частности решение дилеммы о соотношении документального и художественного в жанре дневника, а также вопрос о 4 Введение _____________________________________ том, остается ли писатель при создании публицистических текстов верным литературным традициям, канонам. Среди имеющихся на эту тему исследований можно выделить работы О.М. Михайлова «Окаянные дни» Бунина», А.В. Громова-Колли «Путевые поэмы» И.А. Бунина», К. Эберта «Образ автора в художественном дневнике Бунина «Окаянные дни», О.М. Барсуковой «К вопросу о роли символических образов дома и водного пространства в прозе И.С. Тургенева, И.А. Бунина и романе Г. Мелвилла «Моби Дик, или Белый Кит», С.М. Одинцовой «Своеобразие композиции и стиля «Окаянных дней» И.А. Бунина», Л.Н. Юрченко «Окаянные дни» И.А. Бунина. О поэтике одесских страниц», Н.М. Ротановой «Индивидуально-авторские метафоры в дневниковой прозе И.А. Бунина «Окаянные дни», Т.К. Савченко «Концепт «Россия» в дневниках Бунина («Окаянные дни») и Гиппиус («Черные тетради»)», а также М.В. Никитиной «Мотивная структура пространственно-временной организации «Окаянных дней» и «Странствий» И.А. Бунина». Однако в перечисленных работах дневники И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» рассматриваются преимущественно в литературоведческом аспекте. Исследования же лингвистического характера осуществляются на материале художественной прозы и лирики И.А. Бунина. Здесь ученые применяют различные подходы к анализу языкового своеобразия произведений писателя. Лексико-фразеологический подход представлен в трудах Л.А. Калимуллиной, О.Ю. Машиной, П.Ф. Беседина, М.А. Фокиной, А.А. Заборовской, С.В. Анохиной, Ю.Ю. Крюкова; морфологический – в исследовании В.С. Сидорца; синтаксический – в работах М.Д. Кузовой и Е.В. Антюфеевой; стилистический – у Н.А. Кожевниковой, С.М. Одинцовой, Г.А. Тюрина, А. Звеерса; когнитивный – в исследованиях Т.К. Савченко, Н.В. Богдановой, О.А. Мещеряковой, Т.В. Латкиной, О.А. Письменной, М.Н. Пироговой, М.П. Леоновой. Однако, по замечанию Ю.Н. Караулова, художественные произведения не могут служить полноценным материалом для изучения языковой личности писателя, так как он выступает в своих произведениях не как единая, целостная языковая личность, а как множество говорящих и понимающих 5 Введение ______________________________________ личностей. Тогда наиболее перспективными оказываются документальные произведения и дневники, в том числе дневники писателей, где на первом месте стоит личность автора. Дневник писателя вызывает интерес прежде всего потому, что он обладает специфическими жанровыми признаками и особыми языковыми средствами, которые, активно функционируя в пространстве дневникового текста, репрезентируют языковую личность автора и его индивидуальную картину мира. Обращение к творчеству И.А. Бунина неслучайно, оно объясняется рядом причин. Во-первых, этот писатель является ярчайшим представителем культуры XX века – эпохи перемен, причем не только исторических и общественно-политических, но и художественных, мировоззренческих, стилевых. А во-вторых, его личность интересна тем, что он – один из немногих русских писателей, кто был удостоен Нобелевской премии, тексты которого стали бесценными образцами культурного наследия и воспринимаются сегодня как историческое завещание и предостережение ныне живущим поколениям. Традиционно И.А. Бунина воспринимают как художника слова, познающего и описывающего мир через ощущения, краски, запахи, звуки, однако, по нашему мнению, наделять писателя лишь этим «титулом» несправедливо, поскольку в произведении «Окаянные дни» он проявляет себя уже не только как художник, но и как летописец. Для него важно не столько описать, сколько оценить происходящее, поэтому на первое место выходят объекты и субъекты. Современная писателю журналистская среда, описание которой вплетается в семантику текста, становится своеобразным модусом повествования, способствующим созданию авторских оценок описываемых событий. На страницах разворачивается полемика, обусловленная противоречивой историко-культурной ситуацией, что не может остаться вне поля зрения филолога-лингвиста. Это, в свою очередь, позволяет говорить о таком феномене, как журнализм. Дневниковые произведения дают возможность по-новому взглянуть на наследие великого русского писателя и раскрыть новые грани его творчества. 6 Введение _____________________________________ В монографии впервые осуществляется попытка детального рассмотрения таких явлений, как дневник писателя и журнализм, в уникальной философско-художественной концепции И.А. Бунина, что обусловливает актуальность выбранной темы. Авторами выявляется специфика данных феноменов; осуществляется историко-литературный анализ позиции писателя; изучаются его представления о российском обществе, об этических и творческих нормах в литературной сфере и журналистике, его политические взгляды на исторический ход событий; рассматриваются размышления, высказывания писателя о переломных моментах в судьбе России, в частности о журнальном движении, журнальном деле и назначении журнальной работы. Иными словами, раскрываются теоретические аспекты понятия журнализм, демонстрируются наиболее важные, значимые элементы культурной системы (в данном случае – русской газетно-журнальной культуры 1918–1919 годов). Устанавливаются реальные и эталонные признаки журналистики того времени, описывается эффект ее влияния на общественное сознание, актуализируется ее роль в жизни социума, в развитии культуры и литературы. Актуальность настоящего исследования определяется необходимостью изучения жанра дневника писателя с позиции современных направлений русистики (лингвокультурологии, когнитивной лингвистики и социолингвистики); недостаточной степенью изученности дневников И.А. Бунина с точки зрения их лексико-семантического своеобразия; фрагментарностью описания концептов индивидуальной языковой картины мира писателя. Применение комплексного междисциплинарного подхода к исследованию лексики произведений И.А. Бунина представляется перспективным и актуальным в свете последних тенденций развития лингвистики. 7 1. ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ КАК КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН 1.1. Теория и история изучения дневникового жанра В середине XX века одним из активно разрабатываемых направлений антропоцентрической лингвистики в России стало учение о речевых жанрах. Основоположником теории речевых жанров является М.М. Бахтин, который под жанром понимал «устойчивый тип текста, объединенный единой коммуникативной функцией, а также сходными композиционными и стилистическими признаками» [Бахтин, 1996, с. 165]. Ученый рассматривал речевой жанр в аспекте речевого общения как факт социального взаимодействия людей, как соотношение и взаимодействие смысловых позиций. Определяющим признаком речевого жанра как единицы речевого общения и деятельности людей, по его мнению, является диалогичность. Отсюда проистекают все другие признаки речевых жанров – целеполагание, завершенность, связь с определенной сферой общения и т.д. [Дементьев, 2010, с. 43; Кожина, 1999, с. 18]. Знаковой для науки стала идея М.М. Бахтина о делении речевых жанров на первичные (простые, примарные) и вторичные (сложные, секундарные). Первичные жанры ученый связывает с «непосредственным речевым общением» и относит их к «бытовой жизни». «Вторичные (сложные) речевые жанры – романы, драмы, научные исследования всякого рода, большие публицистические жанры и т.п. – возникают в условиях более сложного и относительно высокоразвитого и организованного культурного общения (преимущественно письменного)» [Бахтин, 1996, с. 161]. Они могут вбирать в себя первичные, которые «утрачивают связь с непосредственной ситуацией общения и выступают как части более сложного высказывания» [Дементьев, 2010, с. 137]. Размышления М.М. Бахтина оказали большое воздействие на характер дальнейших лингвистических исследований речевых жанров и вызвали научный интерес к ним. Именно благодаря трудам этого ученого понятие жанр стало применяться по отношению к любым текстам и дискурсам. В настоящее время изучению речевых жанров посвящается множество исследований, которые позволяют развиваться лингвистиче- 8 1.1. Теория и история изучения дневникового жанра _____________________________________ ской дисциплине, получившей название «жанрология», или «генристика». В России существует несколько центров (в Москве, Санкт-Петербурге, Саратове, Волгограде, Екатеринбурге, Краснодаре, Красноярске), где разрабатывается теория жанра в разных направлениях. Исследования посвящены типологии жанров (первичные и вторичные жанры [Гольдин, 1999; Дементьев, 1999; Дементьев, 2010; Дубровская, 2007; Татарникова, 2004]) и жанровых форм, речевых жанров и речевых актов. Жанры изучаются в связи с речевыми стратегиями и тактиками [Гольдин, 1997; Дубровская, 2001; Казачкова, 2006; Хорешко, 2005]. Еще одним направлением является установление отношений между речевыми и риторическими жанрами [Сиротинина, 1999; Ярмаркина, 2001], а также исследование жанров в аспекте речевого портретирования [Милехина, 2001; Паршина, 2005; Седов, 2007]. Жанры изучаются в связи с историей языка и культуры [Балашова, 2007; Балашова, 2009; Зотеева, 2001], семантикой языковых единиц [Гольдин, 2003; Дубровская, 2001], концептами [Алефиренко, 2005; Дементьев, Фенина, 2005; Тарасова, 2009; Шейгал, 2006], языковой картиной мира [Соколов, 2002; Стернин, 2003] и языковой личностью [Милованова, 1998; Орлова, 1999; Седов, 2000]. Данный перечень аспектов изучения речевых жанров позволяет говорить о том, что в современной отечественной жанрологии выделяются следующие подходы к изучению жанров: общефилологический [Федосюк, 1997; Шмелева, 1997; Шмелева, 2007], стилистический [Кожина, 1999; Матвеева, 1990], риторический [Сиротинина, 1999; Ярмаркина, 2001], дискурсивный [Борисова, 2001; Макаров, 1990], психолингвистический [Седов, 2002], культурологический [Карасик, 2002; Карасик, 2004], когнитивный [Баранов, 1997]. Интерес исследователей вызывают такие виды жанров, как диалогические, оценочные (эмотивные) [Кормилицина, Шамьенова, 1999], ритуальные (этикетные) [Тарасенко, 1999], речевые жанры комического [Шмелева, Шмелев, 2002; Щурина, 1999] и другие не только первичные, но и вторичные жанры. Особое место занимает изучение жанров, функция которых заключается в том, чтобы служить прямым проводником памяти [Боброва, Сивогривова, 2004]. В литературоведе- 9 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ нии к таким жанрам принято относить мемуарную литературу: мемуары (в узком смысле слова), записки, записные книжки, автобиографии, некрологи, дневники [ЛЭ, 1929–1939, с. 132–133]. В контексте данной работы нас будет интересовать именно дневник. По классификации М.М. Бахтина, дневник относится к первичным речевым жанрам и имеет общие черты с самоотчетом и биографией. Некоторые ученые склонны относить его к производным (секундарным) жанрам, сложившимся «в условиях высокоразвитой культурной коммуникации», и считают дневник дериватом «от примарных жанров» [Дементьев, 2010, с. 145]. Мы же полагаем, что жанр дневника может рассматриваться и как первичный, и как вторичный речевой жанр – в зависимости от типа дневника. Чтобы доказать это, необходимо обратиться к истории становления данного жанра. Исследователи дневникового жанра О.Б. Боброва и А.А. Сивогривова в работе «История жанра дневника» [2004] рассказывают о его возникновении и развитии. Они указывают на то, что дневник – один из древнейших жанров, истоки которого восходят к Античности, хотя в античные времена дневниковыми чертами обладали и другие жанры – хроники и путевые заметки. Жанр дневника формировался на протяжении многих веков. Первые дневники появляются в Англии в XVII веке и получают развитие в начале XVIII века. Именно в это время жанр дневника стал усложняться: помимо записей личного характера, туда начали включать тексты писем, разнообразные выписки, цитаты и т.п. В дневниковых записях появились психологизм и субъективность выражаемых взглядов автора, откровенность. В России становление дневника как жанра литературы совпало со временем принятия христианства на Руси и началом путешествий русских людей по святым местам, свидетельством чему является жанр хождения. Возможно, поэтому публицист К.Р. Кобрин утверждает, что культурный феномен дневника обусловлен христианством с его пониманием линейности времени. На протяжении всего развития дневника как жанра его отличительной особенностью является историчность. Но история в нем осознается не только как «священная», но и как приватная, личная. Для 10 1.1. Теория и история изучения дневникового жанра _____________________________________ того чтобы дневник стал литературным жанром, была необходима смена историко-культурных парадигм, когда частное лицо, человек стал интересен не только самому себе, но и окружающим [Кобрин, 2003, с. 288–289]. История бытования дневниковых записей в России условно делится на несколько временных отрезков. Первый этап – дохристианская Русь, когда в литературе появляются записи иностранных путешественников. Второй этап датируется X–XVI веками. В это время создаются хождения, путешествия и другие жанры, родственные дневнику. Третий этап укладывается в рамки XVII века, когда литературные записи заключали в себе важную информацию об эпохе, так как основывались либо на собственных впечатлениях автора, либо на свидетельствах современников, включенных в канву повествования. Четвертый этап – XVIII – начало XIX века – время, когда окончательно сформировалось понятие дневника. Пятый этап – XIX – начало XX века – характеризуется завершением дифференциации всех элементов жанровой структуры дневника. Наряду с дневником как формой художественного повествования развиваются дневники писателей, в которых выражается личность автора, его мировоззрение, общественные позиции и взгляды. Такие дневники представляют собой историко-литературный документ, который не только характеризует самого автора, но и воссоздает эпоху. Так, в XIX веке, после Отечественной войны 1812 года, писатели стремились обратить свои чувства и переживания в литературную запись, предназначенную для публикации. На этом этапе формирования дневника его отличительной чертой становится осмысление автором своей причастности к общему движению истории, утверждение собственного я как первостепенной духовной ценности. Шестой этап – XX–XXI века – время, когда дневниковая форма повествования получает широкое распространение в литературном процессе. Исследователи отмечают возрастание в этот период интереса к автобиографическому повествованию, который был обусловлен онтологическими характеристиками эмигрантского сознания [Булдакова, 2010]. Так, Д.Е. Максимов, описывая литературную ситуацию начала 11 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ XX века, отмечает, что «тяготение к автобиографизму в разных его проявлениях охватило почти все наиболее значимые литературные течения эпохи» [Максимов, 1972, с. 74]. Активное проникновение дневника в литературу в XX веке было предопределено предшествующим опытом русской культуры, который «воспитывал интерес к отдельному человеку, даже самому «маленькому» [Шаклеин, 1997, с. 153]. В это время общественные деятели и писатели активно ведут дневники, многие из которых позднее были опубликованы: О.Ф. Берггольц («Из дневников»), В.И. Вернадский («Коренные изменения неизбежны…»), Л.Я. Гинзбург («Записи 1920– 1930 годов. Из неопубликованного»), М.М. Пришвин («Дневник»), А.Т. Твардовский («Из рабочих тетрадей»), К.И. Чуковский («Дневник») и многие другие. Именно в это время начинается бурное развитие документальной литературы. Дневники, воспоминания и произведения, основанные непосредственно на реальных событиях, заняли большое место в творчестве самых разных авторов и перестали быть, по выражению Ю.Н. Тынянова, «фактом быта», превратившись в «литературный факт» [Тынянов, 1977, с. 260]1. Дневник писателя становится инструментом самопознания и самореализации. Произошедшие в жизни России в начале XX века изменения не могли не повлиять на содержание дневника. Писатели все меньше внимания стали уделять отбору материала и позволяли себе включать в текст информацию о социально значимых событиях, факты из общественной жизни, свои эмоции, чувства, переживания и оценки. А на смену субъективности повествования и камерности дневника пришли объективированность и открытость. В XXI веке использование писателями фрагментарной манеры письма привело к тому, что дневниковая форма повествования получает широкое распространение в литературном процессе, а появление Интернета ведет к формированию нового жанра – интернет-дневника. Об этом же говорили теоретики литературы П.В. Куприяновский [1972], Л.A. Розанова [1984], Е.А. Стеценко [1973], Ю.А. Андреев [1979], используя такие определения, как художественно-документальная литература, художественная документалистика, литература факта. 1 12 1.1. Теория и история изучения дневникового жанра _____________________________________ Такая насыщенная история становления и трансформации дневникового жанра закономерно вызвала интерес исследователей к нему. Изучением дневников сегодня занимаются представители различных областей знаний: литературоведы, лингвисты, философы, культурологи и другие. Они пытаются определить жанровую специфику литературного дневника, описать его историю, эволюцию, выявить отличия от других жанров, а также охарактеризовать творческие искания, эстетические взгляды и особенности поэтики писателя-дневнициста, представить прошлое с позиций современника. В последние десятилетия спектр исследований дневника существенно расширился, на что указывает В.В. Дементьев [2010]. Это работы, в которых предпринимается попытка включить дневник в систему публицистических жанров [Чулюкина, 2009] и в состав художественной прозы [Поляк, 2004], исследовать дневник как «текст обыденного общения» [Егоров, 2003а] и его поэтику [Донченко, 1999а; Донченко, 1999б]. Многие изучают дневник как часть творческого наследия писателя. Л.Н. Синякова на примере «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского выявляет идейно-художественное единство романной и дневниковой формы [Синякова, 1988], З.Я. Холодова рассматривает художественное творчество М.М. Пришвина в контексте его дневниковых произведений [Холодова, 2000], Ф.Ф. Фархутдинова представляет дневники А.Т. Твардовского в тесной связи с языковой личностью поэта и лингвокультурной ситуацией середины XX века [Фархутдинова, 2010], а также анализирует записи дневникового характера, использованные В.И. Далем в его «Толковом словаре живого великорусского языка» в качестве иллюстративных цитат [Фархутдинова, 2001а]. Интерес к дневниковому жанру проявляют и зарубежные исследователи. Дневники писателей находятся в центре внимания ученых Варшавского института русистики (E. Gazdecka, I. Krycka-Michnowska, L. Łucewicz, J. Orłowski), в том числе и дневники И.А. Бунина (J. Kwiatkowska). Изучением дневников, записных книжек, эпистолярного наследия знаменитых писателей, философов и общественных деятелей занимаются французские ученые. Так, философ-семиотик Р. Барт выявляет особенности дневникового дискурса, указывая на его 13 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ специфические черты и отмечая определенные трудности, возникающие на пути исследователей. Над решением некоторых проблем активно работают немецкие ученые (Л. Блум, М. Хейнрих-Корпис, М. Юргензен), которые пытаются разграничить в дневниковых текстах литературное и подлинное, а также украинские филологи (Н. Видашенко, А.В. Iлькiв, К. Танчин). Однако, несмотря на широту подходов к изучению дневника как жанра, многие вопросы остаются дискуссионными: отнесение к дневниковым жанрам различных типов текстов, разработка дифференциальных признаков жанра дневника, выявление места этого жанра в литературном процессе (может ли дневник считаться жанром литературы или это «междужанровое явление», как считала Л.Я. Гинзбург [1999]), типология дневников и другие. Кроме этого, до сих пор нет единого определения жанра, которое бы наиболее точно отражало сущность данного явления. Попытаемся дать определение этому жанру, опираясь на лексическое значение слова дневник и существующие точки зрения ученых на его природу. Дневник – калька с французского слова journal (от нар.-лат. diurnāle: diurnum (commentariolum), которое восходит к греч. «дневной»). В русском языке слово дневник является многозначным. В «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова оно имеет четыре значения: «1. Записки личного характера, ведущиеся изо дня в день (книжн.). 2. Ежедневные записи научных наблюдений, производимых во время экспедиций и исследований. || Название разного рода периодических изданий (книжн. лит.). 3. Книга, в которую записываются служебные операции, производимые в течение дня; журнал (канц.). 4. Ученическая тетрадь для записи задаваемых уроков и для отметок об успехах (дорев.)» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 721]. При этом важно отметить, что в словарной статье в качестве примера к значению «название разного рода периодических изданий» приводится словосочетание дневник писателя. В современном русском языке слово дневник используется в тех же значениях: «1. Ведущиеся изо дня в день записи каких-л. фактов, событий, наблюдений и т.п. во время путешествия, экспедиции или каких-л. занятий, деятельности; 2. Записи личного характера, ведущиеся 14 1.1. Теория и история изучения дневникового жанра _____________________________________ изо дня в день; 3. Книга, журнал, в которые записываются наблюдения, события и т.п.; 4. Тетрадь для записи заданных ученику уроков и для выставления оценок» [МАС, 1985–1988, т. 1, с. 406]. Литературоведческие источники дают разные определения дневника. Например, в издании «Литературной энциклопедии» 30-х годов XX века жанр дневника рассматривается как наиболее примитивная форма мемуарной литературы: «Первичной и в известном смысле наиболее примитивной формой м. л. является дневник – ежедневные или периодические записи автора, излагающие события его личной жизни на фоне событий современной ему действительности (последнее, впрочем, не всегда обязательно). Дневник представляет собой первичную форму м. л. – общая перспектива событий здесь отсутствует, и повествование держится на молекулярной связи записей, объединенных единством излагающего их лица, системой его воззрений» [ЛЭ, 1929–1939, http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le7/le7-1312.htm]. В «Краткой литературной энциклопедии» дневник характеризуется как жанровая разновидность художественной прозы и как автобиографические записи реальных лиц [КЛЭ, 1964, http://feb-web.ru/feb/kle/kleabc/default.asp]. Более поздние литературоведческие издания трактуют дневник как литературно-бытовой жанр, широко используемый в стихах и прозе. В «Литературном энциклопедическом словаре» дневник определен как «форма повествования от первого лица, которое ведется в виде повседневных… датированных записей» [ЛЭС, 1987, с. 98]. К мемуарному жанру относят дневник и такие исследователи, как В.С. Голубцов [1970] и И.И. Подольская [1989]. Однако ряд ученых полагают, что «дневники… к мемуарам не принадлежат, хотя вполне с ними соотносятся» [Оскоцкий, 1993, с. 5]. Каждое из представленных выше определений вносит в понятие дневник что-то новое, расширяя и углубляя представление о нем. Так, Е.К. Щеглова, исследователь дневников К.И. Чуковского, делая акцент на интимном характере его записей, пишет: «Дневник – самый, наверное, странный жанр: автопортрет в запертой комнате. Вроде бы зрителей в нее пускать не принято, ибо грешно разрешать посторонним вход туда, куда и сам со временем начинаешь наведываться с опаской…» 15 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ [Щеглова, 1992, с. 260]. Из приведенного высказывания видно, что исследователь ведет речь о реальном (личном) дневнике писателя, не предназначенном для печати. Исследователи теории жанра дневника О.Б. Боброва и А.А. Сивогривова пытаются обобщить все существующие точки зрения и дают собственное определение понятия дневник, опираясь на его характерные черты (форму повествования от первого лица, датировку описываемых событий, преобладание дискретных записей и т.п.) и на особого адресата, которым является сам автор. Все это позволяет им причислить дневник к жанрам мемуарной литературы. Поскольку в данном исследовании объектом анализа являются не личные дневники, а дневники, предназначенные для публикации, то для нас ценно замечание о том, что дневник писателя представляет собой особое явление, которое обладает дополнительными признаками. По мнению авторов, он «является не только способом самовыражения, но и часто творческой мастерской, в которой могут, так или иначе, высвечиваться творческие замыслы писателя» [Боброва, Сивогривова, 2004]. Таким образом, в данном определении последовательно различаются три разновидности дневников: литературный дневник, нелитературный дневник и дневник писателя. Исходя из сказанного, можно заключить, что вопрос об объеме понятия дневник в современной науке остается открытым в первую очередь потому, что до конца не выяснено, какие типы текстов следует относить к дневниковым. 1.2. Дневник писателя как особый тип дневника М.Ю. Михеев предлагает считать дневниковыми тексты, отвечающие следующим требованиям: автобиографическая направленность, субъективность взгляда на мир, авторская уникальность здесь и теперь, которая организована вокруг субъекта. По мнению ученого, дневник не является художественной литературой, а представляет собой nonfiction – текст, ориентированный на действительность, на реально бывшее, произошедшее, а не на творческий вымысел [Михеев, 2006]. Ис- 16 1.2. Дневник писателя как особый тип дневника _____________________________________ ходя из этого понимания и основываясь на содержательной и формальной сторонах определенных типов текстов, к жанру дневника исследователь относит списки текущих дел (блокноты, ежедневники, телефонные книжки); регулярные фиксации того, что произошло за истекший период (вахтенные журналы, адрес-календари или книги записей актов гражданского состояния), а также записные книжки, создаваемые для себя и представляющие собой первичный текст, на основе которого обычно пишутся дневники, и собственно дневник – вторичный текст, в том числе предназначенный для печати [Михеев, 2006]. Согласно другой точке зрения, при квалификации текста как дневникового нужно учитывать характер записей: текст должен быть незаконченным (незавершенным) и оценочным. По мнению Е.И. Калининой, дневник как речевая деятельность существует в контексте личности автора, а жанр дневника она квалифицирует как гипержанр, включающий в себя несколько разновидностей: личный дневник в классическом понимании; дневник публичного человека, предназначенный для публикации; дневник как форма организации литературного произведения; сетевой дневник, или блог [Калинина, http://vestnik.kuzspa.ru/articles/2]. О неоднородности дневниковых текстов пишет и Е.В. Богданова. Она вычленяет две группы дневников: художественные, которые, по ее мнению, являются воплощением авторского замысла и фантазии для изображения литературного героя, и нехудожественные, которые описывают реальную действительность и имеют реального автора [Богданова, 2008]. Л.Ф. Луцевич полагает, что в основе типологии дневников должно быть их содержание, а не форма. Ученый выделяет дневники личные, мемуарные, духовные, интимно-эротические, дорожные, историко-публицистические и литературно-публицистические [Луцевич, 2008]. Иные подходы к классификации дневников находим в работах М.Г. Чулюкиной, которая различает типы дневников по их тематической направленности: бытовые, профессиональные, путевые, военные, блокадные, лагерные, общественно-политические [Чулюкина, 2009], и О.Г. Егорова, который выделяет разновидности художественного дневника на основе социокультурных и возрастных параметров автора: дневники периода индивидуации, дневники критического возраста и 17 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ жизненных итогов, классический дневник, имитация дневника-ссылки, беллетристические классические дневники [Егоров, 2003а]. Е.Ш. Галимова как особый жанр выделяет революционный дневник, поясняя, «что эти документальные произведения обладают личностностью, ярко выраженной субъективной оценкой происходящего» [Галимова, 1992, с. 19–20]. Ученый подчеркивает их принципиальное отличие от дневниковых записей традиционного характера, которым свойствен интерес прежде всего к внутреннему миру автора. Ю.В. Булдакова, считающая, что жанровая типология дневников писателей основана на принципах авторского сознания и таких жанровых категориях, как хронотоп, межжанровый синтез, выделяет три типа дневников: описательно-фиксирующий, экзистенциальный и синтетический [Булдакова, 2010]. В «Краткой литературной энциклопедии» приводятся другие три разновидности дневника: дневник как форма художественного повествования – полностью вымышленный литературный дневник, представляющий собой само произведение или его часть; реальные дневники – настоящие дневники писателей, ученых и других известных людей; дневники обыкновенных людей – простые датированные записи о различных событиях [КЛЭ, 1964, http://feb-web.ru/feb/kle/Kle-abc/ke6/ke6-9961.htm]. Для нас наибольший интерес представляет дневник писателя, так как именно в нем наиболее ярко выражается личность автора: его мировоззрение, общественная позиция и взгляды, а также проявляется языковое своеобразие. Сошлемся на мнение О.Б. Бобровой и А.А. Сивогривовой, считающих, что «дневник выдающейся личности по содержанию является документом, содержащим в себе интереснейшие сведения об эпохе, различных событиях, жизни великих людей и их окружении» [Боброва, Сивогривова, 2003, с. 9]. К реальным дневникам в русской литературе они относят дневники декабристов (в частности, В.К. Кюхельбекера), публициста А.С. Суворина, дневники писателей (Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.А. Блока, И.А. Бунина, К.И. Чуковского и других), в том числе дневники, которые были предназначены для публикации. Однако мы придерживаемся иной точки зрения, полагая, что дневник писателя построен по принципу художественного произведения (наличие темы, идеи, композиции и т.д.), в отличие 18 1.2. Дневник писателя как особый тип дневника _____________________________________ от реальных (личных) дневников, в которых отсутствуют такие составляющие. В качестве примера дневника, предназначенного для печати, О.Б. Боброва и А.А. Сивогривова приводят «Дневник писателя» Ф.М. Достоевского, указывая, что этот русский писатель внес нечто новое в жанр дневника. Его новаторство, по мнению ученых, заключалось в необычной художественной форме, которая объединила в себе несколько различных жанров (очерк, фельетон, рассказ, повесть, мемуарные записи, публицистику), что позволило писателю более глубоко и объективно подойти к изображению описываемых событий. В XIX веке «Дневник писателя» Ф.М. Достоевского был едва ли не единственным произведением такого рода. Другим ярким примером дневника писателя является произведение М.М. Пришвина «Дневники», которое сочетает в себе признаки нескольких первичных жанров. Оно включает записи текущих событий, размышления на философские темы, фактографические записи и целые публицистические эссе. Как отмечают исследователи этого жанра, подобные дневники стали активно появляться лишь в XX веке (в зарубежной литературе – «Дневник» Ж. Ренуара, в русской – «Опавшие листья» В.В. Розанова, «Ни дня без строчки» Ю.К. Олеши и другие). Такие дневники, полагают О.Б. Боброва и А.А. Сивогривова, интересны тем, что в них «автобиографизм занимает значительно меньше пространства, чем собственные наблюдения, размышления, событийная сторона» [Боброва, Сивогривова, 2003, с. 10]. М.Ю. Михеев считает, что дневники писателей – это особый вид «документальной» текстовости, в котором остается больше «улик», свидетельствующих о реальной жизни человека, чем в отделанном до ниточки художественном произведении. Исследователь полагает возможным говорить о трех видах дневниковых произведений: документы – пред-текст – художественная литература. Следует обратить особое внимание на такой вид дневника, как пред-текст. М.Ю. Михеев пишет, что «сам по себе пред-текст… стоит ближе к документам, чем художественная литература. Но автор, пестующий именно свой днев- 19 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ ник и выделывающий из него разрозненные тексты для печати (начиная считать их собственно художественными текстами после апробации в дневнике) тогда, когда он этот текст пишет, не делает строгого различия между ним и другими – такого различия, какое мы вынуждены делать теперь» [Михеев, 2006, с. 134]. В этой связи представляет интерес одно из суждений С.В. Рудзиевской, которая, рассматривая дневник писателя в контексте культуры XX века, сравнила его с хамелеоном и отметила в нем двойственность: «Это жанр то маргинальный – то литературный, то документальный – то художественный, а на деле – и то и другое одновременно» [Рудзиевская, 2002, с. 16]. Данное наблюдение имеет принципиальное значение для нашего исследования, так как помогает увидеть стилистические и жанровые особенности изучаемых нами произведений, написанных в первой половине прошлого века и соответствующих характеристике дневников той эпохи. Опираясь на указанные выше разновидности дневников, представим их классификацию на рисунке. Типы дневников Художественные Пред-тексты Нехудожественные Литературные дневники (произведения в формате дневника) Дневники писателей, предназначенные для печати Личные дневники (реальные) Дневники известных людей Дневники простых людей Классификация дневников Уточним, что среди дневников известных людей также можно выделить писательские дневники, но их следует отличать от дневников 20 1.3. Жанровое и языковое своеобразие дневника писателя _____________________________________ писателя, предназначенных для печати, так как они являются двумя разными типами дневников. Если первый – это документ, первичный текст, который не имеет отношения к художественной литературе, то второй – его дериват, вторичный текст. Так, М.Ю. Михеев считает, что дневник писателя (не предназначенный для печати) отличается от художественного произведения отсутствием вымысла. Однако ученый утверждает это с некоторой оговоркой, предполагая, что писатель-дневницист может солгать не под действием каких-то личных (скрытых от сознания) процессов, из корыстных побуждений, а просто потому, что не сможет вспомнить правильной последовательности событий или каких-то фактов [Михеев, 2006]. Поэтому, с нашей точки зрения, дневники, предназначенные для печати, заключают в себе черты художественных и нехудожественных текстов: с одной стороны, в них сохраняется установка на отражение реальной действительности, с другой – они имеют все признаки художественного произведения (тему, идею, фабулу, композицию, героев и т.д.). Также в них отмечается наличие скрытого подтекста и, наконец, самое важное – установка на художественно-эстетический эффект, который достигается различными средствами, в том числе с помощью лексики. Неслучайно дневник писателя многими исследователями осознается как особый жанр, обладающий специфическими качествами. Таким образом, дневник писателя представляет собой сложное явление, под которым можно понимать три вида текстов: личный дневник; дневник, предназначенный для печати; художественное произведение, написанное в форме дневника. Эти типы дневников следует отличать друг от друга, так как каждый имеет свои жанровые признаки и языковые особенности. 1.3. Жанровое и языковое своеобразие дневника писателя Как было замечено, дневник писателя занимает особое положение в классификации дневниковых текстов. Он отличается от других типов дневников прежде всего тем, что является «лабораторией», где мастер художественного слова оттачивает свое мастерство и где «надбытовая» сфера (литературный мир) имеет превосходство над «бытовой». Так, по 21 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ замечанию Н.В. Киреевой, в «Дневниках» М.М. Пришвина «фиксируются все этапы создания произведения: от замысла до окончательной правки рукописи и выхода книги в свет» [Киреева, 2006]. Также ученый пишет, что, «начав делать повседневные записи, чтобы овладеть пером, выработать собственную манеру письма, М.М. Пришвин приходит к пониманию «Дневников» не только как средства совершенствования себя, осознания отличия от других писателей, но и к восприятию «Дневников» как самостоятельной книги, в наибольшей степени согласующейся с его я» [там же, с. 136]. М.М. Пришвин сам отмечал: «Я не первый, конечно, создатель этой формы, как не я создавал форму новеллы, романа или поэмы. Но я приспособил ее к своей личности, и форма маленьких записей в дневник стала больше моей формой, чем всякая другая» [Пришвин, 1990, с. 285]. Все это позволяет считать дневник писателя «альбомом для творчества» (термин альбом использует и Ролан Барт, отождествляя его с дневником, что, с нашей точки зрения, не совсем верно) и говорить о такой цели, как помощь самому себе, или self-help2. Такую цель видит и Е.И. Калинина, которая утверждает, что дневник – «это точка рефлексии (рефлексия – самопознание – самопомощь) в пространстве социокультурной коммуникации» [Калинина, http://vestnik.kuzspa.ru/articles/2]. Целью дневника писателя может быть и переоценка собственного творчества. Например, А.Т. Твардовский в своих дневниках 1950– 1960-х годов осуществлял редактирование ранее написанных им произведений для собрания сочинений [Фархутдинова, 2010]. Некоторые исследователи цель дневника писателя видят в стремлении его создателя высказаться, исповедоваться или просто рассказать о каких-либо событиях. Поскольку у каждого писателя есть цель, которой он руководствуется при создании дневников, то при выявлении особенностей дневника того или иного писателя следует исходить из его мотивов и интенций. Отметим, что дневники, написанные «для себя», обладают большей автокоммуникативностью, чем те, которые стали достоянием об- 2 Термин ввел голландский ученый Х. ван Дейк. 22 1.3. Жанровое и языковое своеобразие дневника писателя _____________________________________ щественности. Автокоммуникативность является одним из жанрообразующих признаков дневникового текста, с ним тесно связаны категории автора и адресата, которые предстают в одном лице [Вознесенская, 2006]. Это позволяет исследователям дневникового жанра говорить о безадресной стратегии как об отличительной черте дневника. К.С. Пигров, рассматривая дневник как текст, обращенный к самому себе, замечает, что «в нем есть момент проповеди, но это проповедь самому себе, в нем есть момент исповеди, но это исповедь перед самим собой. Наконец, это беседа с самим собой» [Пигров, 1998, с. 204]. По мнению И.М. Вознесенской, важнейшим имманентным свойством дневникового жанра является соединение адресата и автора в одном лице. Однако она оговаривается, что тексты, которые готовы к тому, чтобы стать достоянием общественности, обращены к двойному адресату: к самому себе и одновременно к другому, обычно коллективному [Вознесенская, http://publib.upol.cz/~obd/fulltext/Rossica%20XL/ross4026.pdf]. Т.Г. Винокур также высказывала подобную мысль, подчеркивая, что именно в дневниках писателей прослеживается «отпечаток готовности к тому, чтобы стать достоянием общественности, то есть быть обращенными к двойному адресату» [Винокур, 1993, с. 94]. И.М. Вознесенская, исследуя языковые особенности дневникового жанра на материале записей И.А. Бунина, подтверждает их ориентированность на другого, не равного автору адресата, имеющего не индивидуальный, а коллективный характер. Этот коллективный адресат, как отмечает она, «подразумевает преимущественно тех, кто имеет с автором сходную, близкую апперцепционную базу, осознается автором как равный или близкий по фонду знаний, по уровню житейской, ситуативной и культурно-исторической осведомленности» [Вознесенская, http://publib.upol.cz/~obd/fulltext/Rossica%20XL/ross40-26.pdf]. Исследователь подчеркивает, что такая специфика адресной направленности мотивирует имплицитность речи, также считающуюся важной чертой дневника, и указывает на двойственную роль, которую имплицитность речи выполняет в дневнике: с одной стороны, она предполагает реферативность изложения, а с другой – особые языковые средства, такие, например, как использование знаков вместо слов, возможность опущения очевидных сведений и, как результат, очень высокую 23 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ степень присутствия имплицитно выраженной информации [Вознесенская, http://publib.upol.cz/~obd/fulltext/Rossica%20XL/ross40-26.pdf]. Однако такую особенность дневника, как имплицитность речи, ученые понимают по-разному. В частности, М.Ю. Михеев видит имплицитность дневникового текста в том, что дневницист нередко умалчивает, откуда он заимствует «свою» точку зрения, и незаметно для себя самого подменяет первоначально взятую им у кого-то мысль на свою собственную [Михеев, 2004]. В качестве примера того, как реализуется имплицитность речи в дневниковом тексте, можно привести «Дневники» М.М. Пришвина. По замечанию Н.В. Киреевой, писатель, говоря о прочитанных книгах, зачастую приводит названия без указания на первоисточник. По наблюдениям ученого, «автор книги указывается только в том случае, если произведение не относится к прецедентным текстам, известным большинству русских», ведь М.М. Пришвин «предполагает не любого читателя, а лишь читателя, способного понять прочитанное и без примечаний» [Киреева, 2006, с. 137]. Имплицитность речи является характерной особенностью и дневников И.А. Бунина. А.Н. Таганов, сопоставляя творчество И.А. Бунина с творческой манерой М. Пруста, отмечает факт сближения и совпадения некоторых моментов, в том числе их общее стремление сделать чужое слово своим [Таганов, 2000]. Исходя из этого, можно прийти к выводу, что при характеристике жанровых особенностей писательских дневников необходимо обращать особое внимание на содержание записей. В качестве еще одной характерной черты дневника писателя отметим такой распространенный прием, как цитация, который стал активно применяться в XX веке. Исследователи считают, что цитация помогала писателям давать характеристику окружающей действительности, делать повествование диалогичным и интертекстуальным. Кроме этого, используемые в дневнике материалы из газет, журналов, справочников и такие паравербальные средства, как афиши, иллюстрации, схемы, зарисовки, придавали ему бо́льшую объективность, позволяли точнее и полнее воссоздать образ эпохи [Новикова, http://www.superinf.ru], способствовали достоверности и правдивости в изложении фактов. По мнению Е.Г. Новиковой, включение чужой речи в текст дневника дает ав- 24 1.3. Жанровое и языковое своеобразие дневника писателя _____________________________________ тору возможность вести внутренний диалог «с голосами других персонажей, их мнениями, оценками и рассуждениями», что роднит его с полифоническим романом (термин М.М. Бахтина). Сочетание же различных форм чужой речи с речью повествователя, как замечает ученый, выполняет репрезентативно-характерологическую, информативную и экспрессивную функции, делая повествование более достоверным, драматичным и разнообразным [Новикова, http://www.ncstu.ru]. Другой отличительной особенностью дневникового повествования в XX веке является свободное изложение, характеризующееся отсутствием логической последовательности в содержании. Говоря о дневниках писателей, предназначенных для печати, следует заметить, что в литературе того времени мысль писателя представляет собой поток сознания и воспринимается как своеобразная эстетическая норма. Такие перемены в литературном процессе С.В. Рудзиевская связывает с духовной ситуацией эпохи, которой был свойствен мозаичный взгляд на мир. Она пишет: «Темп ломки жизненных устоев в XX веке настолько высок, что вся эпоха проходит под знаком переходности, вследствие чего литературная система как часть сферы культуры находится в состоянии постоянной неустойчивости и каждый раз ищет новой опоры. В моменты таких сдвигов… поднимается на поверхность литературы жанр дневника писателя, пограничный по своей природе, и принимает активное участие в культурной рефлексии» (здесь и далее в цитатах курсив наш. – Авт.) [Рудзиевская, 2002, с. 13]. Поэтому, анализируя манеру изложения дневников той эпохи, в качестве характерных их черт С.В. Рудзиевская называет осколочность, фрагментарность, отсутствие цельности. В качестве еще одной стилистической особенности дневника писателя выступает прием монтажа, определяемый С.В. Рудзиевской как «ассоциативно сложившиеся ряды номинативных предложений, передающих запечатленную в сознании автора картину дня» [там же, с. 15]. Это позволяет ей относить дневник к бессюжетным жанрам. Е.Г. Новикова также указывает на сбивчивость в повествовании, которая формирует монтажную композицию дневниковых записей – «прерывистую последовательность эмоций, чувств, рассуждений, цитат, фактов 25 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ и событий личной жизни» [Новикова, http://www.ncstu.ru]. Такие тексты, по ее выражению, строятся по принципам нонселекции, коллажа, свойственным организации содержания неклассических текстов. Подобная манера изложения способствует открытости дневника (по Е.Г. Новиковой), т.е. позволяет использовать одни и те же записи неоднократно. В контексте данного исследования не менее ценными оказываются и наблюдения Дж. Вудворда о том, что нарушение логических связей между частями, входящими в состав целого на синтаксическом и композиционном уровнях, является той особенностью, которая более всего отличает прозу И.А. Бунина от прозы его предшественников и современников [Woodward, 1980, р. 88]. Кроме всего сказанного, дневник является продуктом речевой деятельности и существует только в контексте личности своего создателя [Калинина, http://vestnik.kuzspa.ru/articles/2], т.е. он не предполагает законченности. На это указывает отсутствие формальных показателей завершенности. Однако Е.Г. Новикова настаивает на том, что в дневниках, которые авторы вели на протяжении жизни, этот формальный показатель передан имплицитно (в настроении, тоне повествования). Она приводит в качестве доказательства своей точки зрения последние записи И.А. Бунина, которые сделаны заметно изменившимся почерком и содержат печальные ноты: «Это все-таки поразительно до столбняка! Через некоторое очень малое время меня не будет – и дела, и судьбы всего будут мне неизвестны! И я приобщусь к Финикову, Роговскому, Шмелеву, Пантелеймонову!.. И я только тупо, умом стараюсь изумиться, устрашиться» [Новикова, http://www.superinf.ru]. Рассматривая способы выражения личности автора дневника, следует выделить монолог, о котором Г.Я. Солганик говорит как о первостепенном признаке дневникового жанра, поскольку именно в этой повествовательной форме дневницист передает свои размышления и переживания [Солганик, 2006, с. 122]. Известно, что монолог предполагает повествование от первого лица. Е.Г. Новикова пишет: «Повествование от 1-го лица в дневнике характеризуется высокой степенью субъективности, так как автор отражает окружающую действительность сквозь призму собственного сознания, его видение событий 26 1.3. Жанровое и языковое своеобразие дневника писателя _____________________________________ сужено рамками личных возможностей, изложение опосредовано личной оценкой» [Новикова, http://www.ncstu.ru]. Оценочность – один из главнейших признаков дневникового текста – связана с коммуникативной целью. Важно отметить, что как вид коммуникативной деятельности дневник нацелен на то, чтобы представить мир вокруг себя и себя в мире. При этом, по замечанию Е.И. Калининой, дневнику свойственно отражение «всех сторон жизни человека в динамике» [Калинина, http://vestnik.kuzspa.ru/articles/2], что формирует такие своеобразные черты дневника, как дискретность композиции, ретроспективное отображение событий, которому противопоставляется синхронность их протекания в других жанрах, значимость образов прошлого и будущего. Однако следует учесть мнение Ю.В. Булдаковой, которая считает, что, кроме таких традиционных признаков, как синхронность, установка на исповедальность, правдивость, документальность, дискурсивность, в дневнике писателя имеется установка на художественную преднамеренность текста, что отличает его от традиционно-бытовых дневников. На данную особенность указывают многие исследователи, в частности М.Ю. Михеев [2006], Е.В. Богданова [2008] и другие. М.Ю. Михеев видел установку на художественную преднамеренность текста в том, что личный дневник, создаваемый для самого себя, максимально откровенен и правдив, а «если стремиться к подлинности, к правде – язык будет беден, скуден. Метафоричность, усложненность речи исчезает, когда эту ступень перешагнут в обратной дороге… Обогащение языка – это обеднение рассказа в смысле фактичности, правдивости» [Михеев, 2006, с. 137], в то время как в дневнике художественном (даже созданном на основе личных дневников и записок) какие-то факты по тем или иным причинам могут быть искажены или приукрашены. Ю.Н. Караулов отмечает, что там, где присутствует образ автора, неизбежен дух публицистичности [Караулов, 2007, с. 110]. Дневники писателей тоже содержат в себе элемент публицистичности, поэтому специфической чертой дневника писателя (как личного, так и предназначенного для печати) является сосуществование в нем средств, присущих художественному и публицистическому стилям. 27 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ 1.4. Дневник писателя: синкретизм документального и художественного в творческом наследии И.А. Бунина Особым видом дневника писателя можно считать произведения И.А. Бунина «Воды многие» (1925–1926) и «Окаянные дни» (1925– 1927), поскольку они созданы на основе первичных текстов и сочетают в себе художественное начало и элементы документа (публицистики). Так, неслучайно И.М. Ильинский называет «Окаянные дни» документом, талантливо окрашенным в художественные тона [Ильинский, 2009]. Размышляя над жанровыми особенностями этого произведения, О.М. Скибина призывает помнить о том, что Бунин, в отличие от М. Горького и В.Г. Короленко, изначально не был писателем, которому социальные и общественно-политические явления давали эмоциональный заряд для творчества, и что именно революция дала ему новые впечатления, открыла ранее не известные горестные ощущения и переживания [Скибина, 2019, с. 424]. «Окаянные дни» являются по сути «журнальной трибуной», своеобразным политическим обозрением современной писателю действительности и историческим экскурсом в мир политики и журналистики. В связи с этим возникает вопрос о том, какое место И.А. Бунин занимал в литературно-журнальном движении. Как известно, в России литература долгое время попадала к читателю не с книжных прилавков, а со страниц газет и журналов. В XX– XXI веках любое сотрудничество с периодическими изданиями считалось журналистской деятельностью. Всем, кто в той или иной степени изучал биографию и творчество И.А. Бунина, известно, что он постоянно находился внутри журналистского процесса и был хорошо знаком с его спецификой. Проводником писателя в мир журналистики стал старший брат Юлий Алексеевич Бунин – талантливый журналист, который вел активную авторскую и редакторскую деятельность. Братья вместе публиковались в московском литературном и общественно-политическом журнале «Путь». Карьера И.А. Бунина в журналистике складывалась следующим образом: в 1892–1894 годах он печатался в таких авторитетных журналах, как «Вестник Европы», «Мир Божий», 28 1.4. Синкретизм документального и художественного в творческом наследии И.А. Бунина _____________________________________ «Русское богатство», сотрудничал с газетами «Киевлянин» и «Полтавские губернские ведомости». С 1889 года писатель работает газетным репортером и является редактором в газете «Орловский вестник», где в постоянном разделе «Литература и печать» публикует свои рассказы, стихи, литературно-критические статьи и заметки. Имея такую тесную связь с журналистской средой, И.А. Бунин был неплохо осведомлен обо всех происходящих в стране событиях. И в дневнике «Окаянные дни» мы находим этому подтверждение: «В полдень 21-го Анюта (наша горничная) зовет меня к телефону. «А откуда звонят?» – «Кажется, из редакции»… Беру трубку: «Кто говорит?» – «Валентин Катаев. Спешу сообщить невероятную новость: французы уходят». – «Как, что такое, когда?» – «Сию минуту». – «Вы с ума сошли?» – «Клянусь вам, что нет. Паническое бегство!» Хроникер имеет возможность получить новости «из первых рук», уточнить информацию у «первоисточника»: «Позвонил во «Власть Народа»: правда ли, что подписан (Брест-Литовский мирный договор. – Авт.)? Отвечают, что только что звонили в «Известия» и что оттуда твердый ответ: да, подписан». Однако автор-повествователь прекрасно понимает, что не всякой информации можно доверять: «Юлию из «Власти Народа» передавали «самые верные сведения»: Петербург объявлен вольным городом; градоначальником назначается Луначарский. (Градоначальник Луначарский!) Затем: завтра московские банки передаются немцам; немецкое наступление продолжается…» В приведенном фрагменте словосочетание самые верные сведения автором заключено в кавычки с целью выражения недоверия к полученной информации. На страницах «Окаянных дней» И.А. Бунин предстает в образе вдумчивого читателя русских газет и журналов, а не непосредственного участника газетно-журнального движения. Это, в свою очередь, роднит его с Н.В. Гоголем – автором произведения «Выбранные места из переписки с друзьями». Возможно, неслучайно И.А. Бунин проводит параллели с «Одиссеей» Гомера – любимым произведением этого классика, который утверждал, что «Одиссея» есть вместе с тем самое нравственнейшее произведение и что единственно затем предпринята древним поэтом, чтобы в живых образах начертать законы действий 29 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ тогдашнему человеку» [Гоголь, https://ru.m.wikisource.org/wiki]. Подобные авторитетные имплицитные отсылки, возникающие на когнитивном уровне и аргументирующие мнение классика, косвенно вписывают его творение в журналистский контекст. На страницах рассматриваемого нами произведения представлен широкий спектр современных писателю газет и журналов. Подобный «феномен журнализма», по замечанию О.М. Скибиной, демонстрировал А.П. Чехов в книге «Остров Сахалин», куда он вставлял цитаты из своих же писем, написанных во время путешествия [Скибина, 2019, с. 426]. В дневнике «Окаянные дни» довольно часто приводятся цитаты из общественно-политической газеты «Русские ведомости», выходившей в Москве с 1863 года по март 1918 года три раза в неделю и закрытой после октябрьского переворота за публикацию статьи Б. Савинкова «С дороги» (об этом пишет И.А. Бунин в записи от 15 марта). Выдержки из нее можно считать уникальными, так как это фрагменты из последних ее номеров. Встречаются многочисленные цитаты из литературно-политического ежемесячного журнала «Русская мысль», который также был закрыт в 1918 году в связи с враждебным отношением его руководства к большевикам и впоследствии издавался в Париже и Лондоне. Упоминается и ежедневная газета «Русское слово», которая выпускалась в Москве начиная с 1895 года и являлась самой недорогой в Российской империи. В июле 1918 года газета была закрыта постановлением Московского военно-революционного комитета также по идеологическим причинам. Следует заметить, что с января по 6 июля 1918 года данное издание выходило под измененными названиями – «Новое слово», «Наше слово», однако у И.А. Бунина встречается только старое название газеты. Нередко в дискурс «Окаянных дней» вкрапляются цитаты из общественно-политической деловой газеты «Известия», учрежденной в марте 1917 года, ежедневной газеты «Власть народа», выходившей в Челябинске до 1 декабря 1918 года, а также таких печатных изданий, как «Правда», «Вечерние новости», «Вечерний час», «Голос красноармейца», «Красноармейская звезда», «Социал-демократ», «Одесский коммунист», «Одесский листок» и др. Приводятся фрагменты из меньшевистской газеты «Новая жизнь», редактором которой являлся великий русский писатель М. Горький. Отметим, что именно в этой газете 30 1.4. Синкретизм документального и художественного в творческом наследии И.А. Бунина _____________________________________ была опубликована серия его (Горького) публицистических статей под названием «Несвоевременные мысли», в которых писатель выразил собственную позицию по отношению к Октябрьской революции 1917 года. В произведении «Окаянные дни» даются интересные сведения о некоторых периодических изданиях и о людях, связанных с журналистикой. Например, из записи от 12 апреля 1919 года мы узнаем о судьбе газеты «Русское слово»: «…звонят… из редакции «Нашего Слова», которое мы, прежние сотрудники «Русского Слова», собравшиеся в Одессе, начали выпускать 19 марта в полной уверенности на более или менее мирное существование «до возврата в Москву». Полемика с русскими газетами и журналами становится в произведении специальным приемом диалогизации. Писатель обрушивается с критикой на различные издания, высказывает мнение о современном состоянии журналистики. Среди негативных моментов журналистики того времени им отмечаются: партийная пристрастность, фамильярность, ориентация на невзыскательного читателя, беспрецедентность воззрений и многое другое. На страницах своего дневника писатель резко осуждает партийное расслоение журналистов: «Встретили Л.И. Гальберштата (бывший сотрудник «Русских Ведомостей», «Русской Мысли»). И этот «перекрасился». Он, вчерашний ярый белогвардеец, плакавший (буквально) при бегстве французов, уже пристроился при газете «Голос Красноармейца». Писатель с горечью описывает бедственное положение деятелей журналистской профессии, не принявших революцию: «Были у В.А. Розенберга. Служит в кооперативе, живет в одной комнате вместе с женой; пили чай с мелким сорным изюмом, при жалкой лампочке… Вот тебе и редактор, хозяин «Русских Ведомостей»! Со страстью говорил «об ужасах царской цензуры». Интерес с исторической точки зрения представляет запись, где рассказывается о собрании журналистов в художественном кружке: «В четыре часа в Художественном Кружке собрание журналистов – «выработка протеста против большевистской цензуры». Председательствовал Мельгунов. Кускова призывала в знак протеста совсем не выпускать газет. Подумаешь, как это будет страшно большевикам! Потом все горячо уверяли друг друга, что большевики доживают последние часы. Уже вывозят из Москвы свои семьи. Фриче, например, уже вывез». 31 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ В дневнике показано идеологическое противостояние в читательской среде газет, наглядно демонстрирующее жестокие нравы того времени: «Меня в конце марта 17 года чуть не убил солдат на Арбатской площади – за то, что я позволил себе некоторую «свободу слова», послав к черту газету «Социал-Демократ», которую навязывал мне газетчик. Мерзавец солдат прекрасно понял, что он может сделать со мной все, что угодно, совершенно безнаказанно, – толпа, окружавшая нас, и газетчик сразу же оказались на его стороне: «В самом деле, товарищ, вы что же это брезгуете народной газетой в интересах трудящихся масс? Вы, значит, контрреволюционер?» – Как они одинаковы, все эти революции!» Привлекают внимание выдержки из статей, в которых содержится какая-либо информация об известных поэтах и писателях, дается оценка их деятельности: «Блок слышит Россию и революцию, как ветер…» О, словоблуды! Реки крови, море слез, а им все нипочем». И.А. Бунин даже приводит цитату из газеты «Известия», в которой говорится о нем самом: «Давно пора обратить внимание на этого академика с лицом гоголевского сочельника, вспомнить, как он воспевал приход в Одессу французов!» Подобные вкрапления в канву повествования, бесспорно, представляют для нас культурно-историческую ценность. Писателю важно раскрыть основное тематическое наполнение периодических изданий, представить краткий обзор статей и дать им оценку. При этом оцениванию подвергается не только сам материал статьи, но и его расположение: «В «Известиях», – ох, какое проклятое правописание! – после передовой об ультиматуме напечатан поименный список этих двадцати шести, расстрелянных вчера, затем статейка о том, что «работа» в одесской чрезвычайке «налаживается», что «работы вообще много», и наконец гордое заявление: «Вчера удалось добыть угля для отправки поезда в Киев». – Счастливый день! И это после ультиматума-то!» Перед читателями «Окаянных дней» открываются и другие интересные факты, связанные, например, с периодичностью издания газет и журналов («Понедельник, газет нет, отдых в моем помешательстве…»), их стоимостью («Каждое утро делаю усилия одеваться спокойно, преодолевать нетерпение к газетам – и все напрасно. Напрасно 32 1.4. Синкретизм документального и художественного в творческом наследии И.А. Бунина _____________________________________ старался и нынче. Холод, дождь, и все-таки побежал за этой мерзостью и опять истратил на них целых пять целковых»). И.А. Бунин дает оценку современным периодическим изданиям и с точки зрения их языковых особенностей. Писатель сетует на то, что образовался совсем новый, особый язык, по его мнению, «сплошь состоящий из высокопарнейших восклицаний вперемешку с самой площадной бранью». Вот что он говорит о газетном дискурсе того времени: «Совершенно нестерпим большевистский жаргон. А каков был вообще язык наших левых? «С цинизмом, доходящим до грации… Нынче брюнет, завтра блондин… Чтение в сердцах… Учинить допрос с пристрастием… Или – или: третьего не дано… Сделать надлежащие выводы… Кому сие ведать надлежит… Вариться в собственном соку… Ловкость рук… Нововременские молодцы...» А это употребление с какой-то якобы ядовитейшей иронией (неизвестно над чем и над кем) высокопарного стиля? Ведь даже у Короленко (особенно в письмах) это на каждом шагу. Непременно не лошадь, а Росинант, вместо «я сел писать» – «я оседлал своего Пегаса», жандармы – «мундиры небесного цвета». Кстати, о Короленко. Летом 17 года какую громовую статью напечатал он в «Русских Ведомостях» в защиту Раковского!» Обзор печатных изданий, используемых в «Окаянных днях», позволяет прикоснуться к ушедшему в далекое прошлое журналистскому наследию и глубже понять драматическую историю периодической печати революционной России. Журналистика, представленная на страницах произведения И.А. Бунина, образует особое информационное поле, ядром которого являются реалии современной писателю информационной среды, воздействующей на сознание читателей и на восприятие ими действительности, придавая произведению бóльшую объективность, позволяя точнее и полнее воссоздать образ эпохи и способствуя достоверности и правдивости в изложении фактов. Писатель отражает реальную картину русской журналистики, указывая на ее неоднозначность и противоречивость в переломный для России период. Современная писателю журналистская среда, описание которой вплетается в семантику текста, становится своеобразным модусом повествования, способствующим созданию авторских оценок описываемых событий, поэтому можно говорить о феномене журнализма, рассматриваемом не только 33 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ как предмет изображения, но и как способ повествования. Журнализм предстает здесь как совокупность определенных свойств творческого сознания писателя, вбирающего в себя характеристику и оценку периодических изданий, самих журналистов и даже читательской среды. В целом журнализм как полифункциональное явление социальной жизни и отдельный культурный феномен в дневнике «Окаянные дни» находит воплощение на разных уровнях – как эксплицитно (в историко-культурных реалиях и в самом сюжете), так и имплицитно (в подтексте, в мотивах), позволяя тем самым осмыслить, какое значительное место занимает в нем журналистский дискурс. Журнализм на страницах «Окаянных дней» представлен как особый модус существования, характерным проявлением которого является интерес к слухам, толкам, сплетням и другим способам распространения новостей. Слухи и сплетни в произведении выступают устным аналогом журнализма. Известно, что И.А. Бунин жил слухами и надеждой, что они сбудутся: «Радостные слухи – Николаев взят, Григорьев близко». Присутствуют здесь и такие распространенные в журналистике элементы, как анекдотические случаи (у И.А. Бунина это злая сатира): «Через Кудринскую площадь тянутся бедные похороны – и вдруг, бешено стреляя мотоциклетом, вылетает с Никитской животное в кожаном картузе и кожаной куртке, на лету грозит, машет огромным револьвером и обдает грязью несущих гроб: «Долой с дороги!» Несущие шарахаются в сторону и, спотыкаясь, тряся гроб, бегут со всех ног. А на углу стоит старуха и, согнувшись, плачет так горько, что я невольно приостанавливаюсь и начинаю утешать, успокаивать. Я бормочу: «Ну, будет, будет, Бог с тобой» – спрашиваю: «Родня, верно, покойник-то?» А старуха хочет передохнуть, одолеть слезы и наконец с трудом выговаривает: «Нет... Чужой... Завидую...» (курсив И.А. Бунина. – Авт.) – и эпатажные случаи из жизни медийных личностей, например Маяковского: «Но над всеми возобладал – поэт Маяковский. Я сидел с Горьким и финским художником Галленом. И начал Маяковский с того, что без всякого приглашения подошел к нам, вдвинул стул между нами и стал есть с наших тарелок и пить из наших бокалов. Галлен глядел на него во все глаза – так, как глядел бы он, вероятно, на лошадь, если бы 34 1.4. Синкретизм документального и художественного в творческом наследии И.А. Бунина _____________________________________ ее, например, ввели в эту банкетную залу. Горький хохотал. Я отодвинулся. Маяковский это заметил. «Вы меня очень ненавидите? – весело спросил он меня. Я без всякого стеснения ответил, что нет: слишком было бы много чести ему. Он уже было раскрыл свой корытообразный рот, чтобы еще что-то спросить меня, но тут поднялся для официального тоста министр иностранных дел, и Маяковский кинулся к нему, к середине стола. А там он вскочил на стул и так похабно заорал что-то, что министр оцепенел. Через секунду, оправившись, он снова провозгласил: «Господа!» Но Маяковский заорал пуще прежнего. И министр, сделав еще одну и столь же бесплодную попытку, развел руками и сел. Но только что он сел, как встал французский посол. Очевидно, он был вполне уверен, что уж перед ним-то русский хулиган не может не стушеваться. Не тут-то было! Маяковский мгновенно заглушил его еще более зычным ревом. Но мало того: к безмерному изумлению посла, вдруг пришла в дикое и бессмысленное неистовство и вся зала: зараженные Маяковским, все ни с того ни с сего заорали и стали бить сапогами в пол, кулаками по столу, стали хохотать, выть, визжать, хрюкать и – тушить электричество». Все элементы журнализма в «Окаянных днях» подчиняются творческому замыслу писателя и художественной природе дневника. Контекст произведения отражает особый тип творческого мышления, который подразумевает включение в канву повествования информативно-публицистического дискурса, обусловленное стремлением усилить рецептивную активность, провокативность произведения, а также активную демонстрацию культурных универсалий, порождаемых журналистикой. Безусловно, все вышесказанное не дает нам право говорить о дневнике писателя как о журналистском произведении, а его создателя называть журналистом, но это позволяет констатировать, что здесь мы имеем дело с новым типом художника, который, по мнению Зигфрида Кракауэра, не чувствует себя призванным служить «абсолюту», а видит свою задачу в том, чтобы себе (и публике) давать отчет об актуальной ситуации [Kracauer, 1990, S. 344], а также с новой формой повествования в духе «нового журнализма» (направление в США, возникшее в 60-е годы XX века, теоретиком которого был Том Вулф), «новой деловитости» 35 1. Дневник писателя как культурный феномен ______________________________________ (течение в культуре времен Веймарской республики) и «литературы факта» (форма фактуального письма, популярная в 1920-х годах, одним из первых его практиков-экспериментаторов был Виктор Шкловский). В «Окаянных днях» И.А. Бунин избирает новую форму повествования, соединяющую в себе элементы формальной структуры романа с актуальностью, злободневностью газетной хроники и представляющую собой гибрид литературы и журналистики, который предполагает художественное моделирование действительности при помощи фактов. В произведении обнаруживаются следующие признаки журнализма: ориентация на факт и постоянное стремление к документальному подтверждению описываемых событий; исторический фон; специфический историзм; обостренное переживание исторического момента (настоящего); осмысление истории как «продукта» деятельности конкретных политических фигур; отсутствие романтической мифологизации образов; сенсационность как способ подачи материала; наполнение текста чужими «голосами»; тема капитуляции перед историей, ощущение индивидуального бессилия перед ее лицом; мотив странной, чужой среды. Подобно В.Б. Шкловскому, И.А. Бунин наблюдает историю сквозь призму биографического опыта, вписывая свою биографию в историю страны и историю страны – в свою биографию. Конечно, дневники И.А. Бунина были созданы еще до популярности названных явлений, но писатель предугадывал тенденции развития литературы. Неслучайно он утверждал, что «дневник – одна из самых прекрасных литературных форм. …В недалеком будущем эта форма вытеснит все прочие» (запись от 23 февраля 1916 года). С другой стороны, в дневниковых произведениях писателя прослеживается и иная тенденция – стремление журналистики к художественности и литературности. «Воды многие» и «Окаянные дни» вписываются в концепцию персонального журнализма и в рамки такого направления, как эссеизм, главными особенностями которого стали взгляд на мир сквозь призму индивидуально-личностных переживаний автора и высокий уровень обработки слова. В этих двух произведениях И.А. Бунина присутствуют такие эссеистические стратегии, как стра- 36 1.4. Синкретизм документального и художественного в творческом наследии И.А. Бунина _____________________________________ тегия активного диалога, стратегия модальности, стратегия сопереживания, опора на живую речь, экспрессивное повествование, фрагментарность диалога, включение в текст различных жанров и другие. Таким образом, дневниковые произведения И.А. Бунина представляют собой уникальное явление. Они отличаются от дневниковых текстов других писателей, их изучение может внести существенный вклад не только в теорию языковой личности, но и в концепцию речевых жанров. Итак, все сказанное выше позволяет сделать следующие выводы: 1. Для дневника писателя характерна повторяемость определенных лексем, которые формируют макротемы, связывают записи в единое целое, становясь концептуальными ядрами семантических полей. Данные языковые единицы отражают сферу интересов и взгляды автора дневника, тем самым позволяя раскрыть новые черты языковой личности писателя. 2. Произведения И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» являются дневниками. На это указывает целый ряд признаков, характерных для данного жанра: четкая датировка, повествование от первого лица, автобиографическая направленность, ориентация на реальную действительность, а не на творческий вымысел, значимость образов прошлого и будущего, незавершенность, реферативность изложения, фрагментарность, оценочность, диалогичность, интертекстуальность, имплицитность. Кроме того, в них присутствуют языковые средства (лексические и стилистические), характерные для дневникового жанра (вопросы разных типов, в том числе риторические вопросы и восклицания, цитация, разговорная и просторечная лексика, лексические повторы, антропонимы и определенные частеречные константы). 37 2. ПОНИМАНИЕ ЖАНРОВОЙ ПРИРОДЫ ДНЕВНИКА ПИСАТЕЛЯ ЧЕРЕЗ ПОСРЕДСТВО КЛЮЧЕВЫХ СЛОВ 2.1. Роль языковых средств и образа автора в дневнике писателя В настоящее время проблема использования языковых средств и их воплощения в рамках различных литературных жанров все чаще вызывает интерес у ученых-лингвистов. Это связано с тем, что антропоцентрический подход в языке нацеливает исследователей на выявление индивидуальности языка писателя. Установлено, что каждый жанр имеет определенный набор языковых средств, а также «свой строго выработанный образ автора, писателя, «исполнителя» [Лихачев, 1979, с. 69]. Согласно концепции В.В. Виноградова, образ автора – это «концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем-рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом «целого» [Виноградов, 1971, с. 118]. В этом «фокусе», по мысли ученого, «сходятся все структурные качества словесно-художественного целого» [там же, с. 211], поэтому главным принципом изучения художественного произведения и его компонентов становится целостная интерпретация с позиции категории образ автора, раскрывающей внутреннее единство текста. Следует заметить, что если в художественной прозе образ автора «скрыт в глубинах композиции и стиля» [там же, с. 176, то в дневниках образ автора, образ рассказчика и реального писателя сливаются в одну текстовую категорию. По этой причине в современной науке ученыелингвисты проявляют особый интерес к дневниковому жанру, ведь дневники «служат прекрасным материалом для наблюдений над тем, как языковая личность создает свой мир, конструирует свой образ и корректирует свое речевое поведение» [Калинина, http://vestnik.kuzspa.ru/articles/2]. Известно, что дневнику писателя, как и любому художественному произведению, свойственна повторяемость определенных лексем, а также то, что по лексикону и лексико-семантическим полям 38 2.1. Роль языковых средств и образа автора в дневнике писателя _____________________________________ можно судить об особенностях языковой личности и языковой картины мира писателя. Поэтому особое внимание здесь уделяется ключевым словам, которые формируют лексико-семантические поля в дневнике писателя и помогают понять мотивы поступков, определить иерархию ценностей автора-повествователя, а также установить его прагматические ориентиры. Другой характерной чертой дневника писателя, связанной с категорией автора, является использование средств, передающих субъективность дневникового текста, к которым Е.Г. Новикова относит частотность употребления местоимения я и его производных, возвратного местоимения себя, определительного местоимения сам, притяжательных местоимений мой, свой и их сочетаний. Она указывает, что автор-повествователь, осознавая себя как часть общества, в качестве средств, идентифицирующих авторское я, использует местоимение мы и глаголы первого лица множественного числа, которые отражают этнографическую и социальную принадлежность автора [Новикова, http://www.superinf.ru]. Основываясь на понимании того, что дневник писателя, как и классический дневник, – инструмент самопознания, в качестве языковой особенности Е.Г. Новикова выделяет предложения с вводными компонентами: я думаю (подумал)...; я считаю...; я полагаю...; я хочу... и т.п., которые выражают мнения, взгляды, желания и намерения автора, а также сложноподчиненные предложения с изъяснительной придаточной частью: я вижу (видел), что...; я знаю (знал), что...; я верю, что…; мне кажется, что...; обидело, что...; боюсь, что... и т.д., раскрывающие авторское видение события или его опыт, оценки, чувства, переживания. При этом оценка событий, фактов, поступков в дневнике передается с помощью нелитературной лексики: жаргонизмов, инвективов и фразеологических сочетаний просторечного характера [там же]. Другим важным средством дневникового текста Е.Г. Новикова считает обращения, которые могут быть выражены антропонимами, глаголами в форме повелительного наклонения второго лица множественного числа, и самообращения, в функции которых также выступают ан- 39 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ тропонимы, дружеские обращения, уменьшительно-ласкательные прозвища и другие средства языка, связанные с такой функцией дневника, как автокоммуникативность [Новикова, http://www.superinf.ru]. Ю.М. Лотман одним из важных признаков автокоммуникации считает редукцию слов, способную превращать слова в знаки и их индексы. Как он утверждает, «слова такой записи становятся индексами, разгадать которые возможно только зная, что написано. Образованные в результате подобной редукции слова-индексы имеют тенденцию к изоритмичности. С этим связана и основная особенность синтаксиса такого типа речи: он не образует законченных предложений, а стремится к бесконечным цепочкам ритмических повторяемостей» [Лотман, 1996, с. 31]. Е.Г. Новикова, рассматривая особенности синтаксического строения дневников, в качестве характерных черт автокоммуникации выделяет вопросно-ответные комплексы, вопросительно-риторические, побудительные предложения в форме второго лица единственного числа, неполные, эллиптические конструкции, а также средства передачи внутреннего диалога автора с самим собой [Новикова, http://www.superinf.ru]. Поскольку в дневнике писателя, как и в классическом дневнике, основной формой повествования является монолог, в нем встречаются языковые и речевые средства, свойственные монологу. Так, Е.В. Богданова пишет, что в монологе, как правило, используется разговорная, экспрессивно окрашенная лексика, междометия, разговорные и разговорно-экспрессивные синтаксические построения, в том числе конструкции диалогической речи. Ключевая характеристика монолога, по мысли исследователя, кроется также в обильном использовании риторических вопросов, которые направлены на выражение мнения автора [Богданова, 2008, с. 31]. Исходя из того что писательский дневник основан на личном дневнике и включает в себя рассказ о реальных событиях и лицах, можно назвать средства, с помощью которых писатели добиваются достоверности изображаемого. Как отмечает Е.Г. Новикова, в тексте классического дневника достоверность достигается с помощью ссылок на внешние источники информации, а также с помощью вводных слов 40 2.1. Роль языковых средств и образа автора в дневнике писателя _____________________________________ и словосочетаний, глаголов, указывающих на автора сообщения (по словам, по слухам, по мнению, дескать, мол, с точки зрения, как известно, говорят, рассказывают). Этой же цели могут служить интертекстуальные элементы: цитаты писателей, ученых, философов, литературоведов. При этом ученый подчеркивает, что упоминание в дневнике произведений других авторов является средством генерализации частного опыта, оно выполняет функцию включения «авторитетного слова», служит источником сведений об окружающей действительности, способом углубления знаний о мире и формирования авторской оценки [Новикова, http://www.superinf.ru]. Если говорить об имплицитности речи, то наиболее ярким формально-семантическим ее проявлением выступают единицы синтаксического уровня. Среди них И.М. Вознесенская выделяет эллиптические предложения, неполные и односоставные определенно-личные предложения [Вознесенская, http://publib.upol.cz/~obd/fulltext/Rossica%20XL/ross4026.pdf]. Также она подчеркивает, что имплицитность речи характеризуется значительным числом комментариев, примечаний, которые дневницист приводит в своих записях. Е.Г. Новикова полагает, что имплицитность речи выражается в дневнике и с помощью сокращений, которые либо передают неполноту внутренней речи, либо выполняют кодифицирующую функцию – автор сознательно при публикации сокращает имена собственные [Новикова, http://www.superinf.ru]. С точки зрения особенностей временнóй организации материала в дневнике записи ведутся день за днем, поэтому здесь могут быть задействованы все три временны́х пласта: прошедшее, настоящее и будущее. Но, как отмечает Е.В. Богданова, по причине описания недавно произошедших событий преобладают, как правило, формы глаголов прошедшего времени. Она также указывает, что одна из ключевых особенностей жанра дневника – нарушение грамматических норм в употреблении глагольных времен (их сочетаемость/несочетаемость в рамках одного предложения). Данный прием, по ее мнению, создает впечатление живого, импровизированного потока речи [Богданова, 2008]. Таким образом, категория темпоральности является ведущей в дневни- 41 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ ковом тексте, где информация «передается не в пространстве, а во времени и служит средством самоорганизации личности» [Лотман, 2000, с. 18], т.е. она выполняет текстообразующую функцию. Е.Г. Новикова пишет, что дискретность композиции в дневниках создают глаголы настоящего, прошедшего времени в перфектном и аористическом значениях (отражают динамику действия), конкретная лексика, обстоятельства времени и места, простые, односоставные, неполные предложения, передающие события списком, вставки. По ее мнению, дискретность текста усиливается за счет использования парцеллированных, сегментированных конструкций, цепочек номинативных предложений, неполных, эллиптических предложений и вставок [Новикова, http://www.superinf.ru]. Е.В. Богданова указывает также на то, что от сюжета, времени и места происходящих событий, особенностей построения системы персонажей в дневнике зависит разнообразие семантических полей. В качестве общего признака для всех дневников она выделяет ономастику. Е.В. Богданова акцентирует внимание на топонимах, так как они не только обеспечивают реалистичность изображаемых событий, но и очерчивают их пространственные рамки. При этом она подчеркивает, что семантическая направленность текста дневника обусловлена его тематикой, и в качестве доказательства приводит художественный дневник Э.М. Ремарка «На Западном фронте без перемен», в котором преобладает семантическое поле, объединяющее военную терминологию, а также «Дневник охотника» Мигеля Делибеса, где на первом плане охотничья лексика и лексика растительного мира [Богданова, 2008, с. 31]. Итак, можно сделать вывод о том, что состав лексики дневника и организация лексических единиц в тексте требуют более пристального изучения. 42 2.2. Лексико-семантические особенности дневникового текста _____________________________________ 2.2. Лексико-семантические особенности дневникового текста Лексический уровень является одним из самых продуктивных в ходе лингвистического анализа художественного текста, так как писатель использует именно те лексические средства, которые наиболее точно выражают его мысли, чувства и отвечают образному строю произведения. Так, Л.Г. Бабенко и Ю.В. Казарин пишут: «Системно-структурная организация художественного текста, семантика используемых в нем языковых единиц являются основой объективности его интерпретации» [Бабенко, Казарин, 2006, с. 45]. В настоящее время слово изучается в рамках двух подходов: «отсистемного» – изучение слова в системе языка (Ю.Д. Апресян, В.В. Виноградов, Ю.Н. Караулов, И.А. Стернин и другие) и «оттекстового» – описание специфики функционирования слова в тексте (Г.В. Колшанский, Д.Н. Шмелев, Э.В. Кузнецова и другие). В рамках «оттекстового» подхода можно выделить также два пути исследования: от словарного значения к тексту и от текста к словарному значению языковых единиц. Известно, что слово, попадая в определенный контекст (особенно художественный), семантически модифицируется. В.В. Степанова, Е.Н. Сулименко, Н.С. Болотнова считают, что важным понятием при исследовании текстовых модификаций и взаимодействий слова является лексическая структура, или «тематическая сетка», текста. По замечанию В.В. Степановой, «лексическая структура – отправная точка в характеристике лингвистической структуры текста, поскольку слово, функционируя в тексте как словоформа, обладает способностью интегрировать морфологические, семантические, прагматические, коммуникативные свойства» [Степанова, 2006, с. 13]. Таким образом, слова образуют семантическое пространство текста, которое декодируется с помощью ключевых единиц – «повторяющихся слов, значений или сем, то есть компонентов значений… несущих главную художественную информацию» [Арнольд, 1999, с. 254]. При этом лексическая структура текста не просто отражает особенности его организации, она репрезентирует мировидение автора. В свою очередь, семантическое пространство текста образуют семантические поля, которые представляют собой наиболее общие объединения слов в системе 43 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ языка. Следует заметить, что термин семантическое поле определяется по-разному. Различия в определениях возникают вследствие неодинакового понимания термина поле. Данное понятие часто отождествляется с терминами группа (лексико-семантическая группа, тематическая группа) и парадигма (лексико-семантическая парадигма, синтаксическая парадигма) [ЛЭС, 1990, с. 470]. Так, Ю.Н. Караулов считает, что «семантическое поле – иерархическая структура множества лексических единиц, объединенных общим (инвариантным) значением и отражающих в языке определенную понятийную группу» [РЯ. Э, 1998, с. 170]. Согласно его концепции, семантическое поле является одним из основных элементов тезаурусного уровня языковой личности, который отражает черты индивидуальной картины мира через принципы классификации и группировки языковых единиц, а также через установление зависимостей между ними [Караулов, 1987]. П.Н. Денисов отмечает, что семантические поля обладают следующими признаками: «целостности, упорядоченности, полноты, непрерывности и другими» [Денисов, 1993, с. 135]. Наиболее точным, на наш взгляд, является определение Л.А. Новикова, который понимает семантическое поле как «иерархическую организацию слов, объединенных одним родовым значением и представляющих в языке определенную семантическую сферу» [Новиков, 1998, с. 436]. Говоря о лексическом составе дневниковых текстов, лингвисты отмечают следующие их характерные особенности: активное употребление общелитературной и разговорно-литературной лексики, языковых единиц конкретного значения, смешение лексических средств разных функциональных стилей, обилие просторечной лексики, довольно частое использование диалектизмов, служащих чаще всего для воссоздания колорита эпохи или речевого описания образа персонажей. Кроме того, в дневниках могут употребляться вульгаризмы, которые, являясь экспрессивными элементами, служат для придания повествованию эмоциональности. В произведениях дневникового жанра встречается большое количество фразеологических единиц, особенно разговорных, благодаря чему создается впечатление застывшей разговорной речи [Богданова, 2008]. 44 2.2. Лексико-семантические особенности дневникового текста _____________________________________ Исследования частеречной составляющей дневников показывают, что основную смысловую нагрузку при описании берут на себя имена существительные, прилагательные и глаголы настоящего времени. При определении лексического своеобразия дневниковых текстов следует учитывать то, что отбор лексических единиц осуществляется писателем с опорой на экстралингвистические знания, которые соотносятся с эпизодами из частной жизни или с конкретной ситуацией. Словарный запас, используемый в дневниках, отражает не только мировоззрение писателя, но и особенности культуры той эпохи. Еще Г.О. Винокур отмечал: «Исследуя язык писателя или отдельное его произведение… мы тем самым вступаем уже на мост, ведущий от языка как чего-то внеличного, общего, надындивидуального к языку целой эпохи» [Винокур, 1997, с. 184]. Подобную мысль высказывает и В.М. Шаклеин, утверждая, что «любой авторский текст… необходимо понимать не только как индивидуальный язык автора, но и как язык, отражающий определенный временной лингвокультурный срез» [Шаклеин, 1997, с. 43]. Исходя из того что в центре внимания данного исследования находятся дневники, написанные в начале XX века, назовем характерные языковые черты именно этого периода. В качестве отличительных признаков языка революционного времени выделяют повышенную экспрессивность и эмоциональность речи, использование разного рода сокращений и калек, а также языковую игру. В.М. Шаклеин установил, что сложившаяся в то время лингвокультурная ситуация заставляла мыслить другими масштабами и категориями, выдвигала на первый план упрощенные лингвокультурные универсалии, которые не требовали вдумчивого подбора лексики. Он замечает тенденцию к упрощению и обеднению языка: упрощается синтаксис, тематически сужается лексика, а новое словообразование режет слух. Как подчеркивает ученый, даже интеллигенты, принявшие революцию, поддались этой «ломке» и стали использовать в своей речи революционные штампы. Та часть интеллигенции, которая осознавала последствия такого разрушения, была, по сути, бессильна, ее одинокие голоса не были услышаны [там же, с. 135]. 45 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ Противостояние двух разных языковых культур нашло отражение в литературе того времени, в том числе и в дневниках писателей. Исследователи заметили, что для дневников писателей характерна повторяемость некоторых лексем, словосочетаний и предложений. Так, Е.Г. Новикова, анализируя дневниковые записи Ю.М. Нагибина, говорит о повторах тематических блоков, которые формируют макротемы и связывают записи в единое целое. Она приходит к выводу, что у этого писателя, как и у большинства других, глобальная ситуация состоит из следующих макротем: я-психологическое, я-физиологическое, я-социальное, я-повседневное, я-интеллектуальное [Новикова, http://www.superinf.ru]. При выделении макротем ученый опирается на номинации, которые широко используются. Е.Г. Новиковой установлено, что в записях Ю.М. Нагибина важное место занимают номинации, отражающие психологическое состояние автора-повествователя. Например, его чувства и эмоции выражаются с помощью лексем страх, боль, злоба, жестокость, грусть, одиночество, печаль, а черты характера – с помощью лексем хамство, подлость, эгоизм, доброта, наивность, тщеславие. В качестве лексических единиц, фиксирующих душевное состояние автора-повествователя, выступают такие слова и словосочетания, как распад, уныние, душевное огрубление, а также безлично-предикативные слова: досадно, больно, тошно, грустно, обидно, скучно, страшно, больно – и глаголы с семантикой чувств: радоваться, грустить, бояться, ощущать, чувствовать. Средствами выражения эмоционального состояния у Ю.М. Нагибина служат имена прилагательные: счастливый, радостный, спокойный, скучный, бессильный, ужасный, томительный, противный, а психологическое состояние отражают безличные глаголы: хочется, вспоминается, кажется, чудится, представляется. Как показывает исследование Е.Г. Новиковой, центральной у Ю.М. Нагибина является тема возраста, которая входит в состав макротемы я-физиологическое и репрезентируется лексемами, характеризующими разные стадии развития и взросления: яйцеклетка, ребенок, дети, маленький, младенец, незрелость, молодость, молодежь, зрелость и другими; прилагательными: детский, старый, матерый, ма- 46 2.2. Лексико-семантические особенности дневникового текста _____________________________________ ститый, дряхлый, пенсионный; глаголами с префиксом по-, обозначающим переход на новую возрастную стадию: постареть, повзрослеть, помудреть; словосочетаниями с постпозитивными определениями: я, двухклеточный; я, семилетний; у меня, двадцатипятилетнего, а также устойчивыми словосочетаниями и пословицами: во чреве матери, в пору молодости, береги честь смолоду, седина в бороду, бес в ребро. Важным кажется и наблюдение Е.Г. Новиковой о том, что многие записи посвящены социально значимым фактам эпохи. Ключевую роль здесь играют слова, называющие события, происходившие в то время в стране и мире: война, тирания, оттепель, денежная реформа, перестройка, демократия – все они формируют, по ее мнению, макротему я-социальное. Также она объединяет в отдельную макротему слова, описывающие семейную жизнь писателя. Е.Г. Новикова правомерно выделяет в тексте дневника Ю.М. Нагибина микротемы я-писатель, я-сценарист. Она замечает, что записи, отражающие процесс зарождения сюжетов, этапы создания произведений, передают эмоциональное состояние писателя, содержат его рассуждения об источниках творчества, выражают его оценку прочитанных им произведений, представляют анализ творчества великих предшественников: В. Шекспира, В. Гете, М. Пруста, А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, И.А. Бунина и других [Новикова, http://www.superinf.ru]. В качестве ключевых мотивов макротемы я-повседневное Е.Г. Новикова называет будни, праздники, встречи, поездки, деньги, похороны. Особо она выделяет тему путешествия, замечая, что записи, посвященные путешествиям, взяты из путевых дневников Ю.М. Нагибина, на которые он постоянно ссылается. Среди тем, формирующих макротему я-философское, т.е. бытийный дискурс дневника, Е.Г. Новикова выделяет такие, как жизнь, счастье, мужчина и женщина, человечество, несчастье, грехи, любовь и смерть. А Н.В. Киреева, рассматривая особенности репрезентации концептов на материале дневников М.М. Пришвина, приходит к выводу, что связующим звеном всех его записей является книга [Киреева, 47 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ 2006]. Исходя из сказанного, можно предположить, что у каждого писателя есть особые семантические доминанты, пронизывающие и скрепляющие все их дневники. По мнению авторитетных исследователей, чтобы определить такие семантические доминанты, необходимо выявить ключевые слова-темы. Согласно теории Ю.Н. Караулова, существует несколько параметров их выделения, главные из которых – частота употребления слов и развертывание вокруг них в тексте крупных семантико-тематических групп лексики [Караулов, 2007]. З.А. Кузневич полагает, что проникновение в логику лексикона начинается с построения таблицы ключевых слов, коэффициент употребления которых превышает некоторый порог. Слова с частотностью, превышающей стандартную, являются концептуальными ядрами лексико-семантических групп и семантических полей. Ученый отмечает, что существует безусловная связь всех высокочастотных слов с определенными областями тезауруса [Кузневич, 1999]. Наиболее высокочастотные значимые слова в дискурсе являются главными. Ключевые слова принимают участие в создании семантического каркаса, охватывающего замысел, и в его последующем развертывании в предметную область дискурса наряду с семантическими полями, которые выполняют в тексте важнейшую функцию экспликации когнитивного компонента дискурса. По лексикону и лексико-семантическим полям можно судить о мировосприятии, о специфике интенциональности создателя текста. Кроме этого, его мировидение ярко проявляется в ключевых словах, символизирующих ценности. В качестве таких ценностей могут выступать, например, афоризмы, которые З.А. Кузневич считает одной из самых интересных граней тезауруса, так как с их помощью легко воссоздать картину мира языковой личности. Н.Н. Лавринова также говорит о том, что «параметры языковой личности характеризуются определенным запасом слов, имеющих тот или иной ранг частотности употребления, которые заполняют абстрактные синтаксические модели. Если модели достаточно типичны для представителя данного языкового коллектива, то лексикон и манера говорения могут указывать на его принадлежность к определен- 48 2.2. Лексико-семантические особенности дневникового текста _____________________________________ ному социуму, свидетельствовать об уровне образованности, типе характера, указывать на пол, возраст и т.д. Языковой репертуар такой личности, деятельность которой связана с выполнением десятка социальных ролей, должен быть усвоен с учетом речевого этикета, принятого в социуме» [Лавринова, 2005]. Несмотря на то что тематические группы обусловлены предметнологическими, а не собственно языковыми факторами, Д.Н. Шмелев указывал основные причины их системного выделения и описания: «Отображая определенным образом те или иные «отрезки действительности», слова естественно связаны между собой, как взаимосвязаны и отображаемые ими явления самой действительности» [Шмелев, 1973, с. 13]. По мнению Ф.П. Сороколетова, изучение лексики по тематическим группам позволяет «с достаточной полнотой выявить связи и отношения между обозначающим, установить объем значения и, наконец, определить значение и очертить круг лексико-фразеологических связей слова» [Сороколетов, 1982, с. 21]. Однако, по замечанию З.Д. Поповой и И.А. Стернина, существуют определенные трудности при выделении лексических группировок. Как считают ученые, одна из таких трудностей связана с тем, что все типы объединений «не складываются в целое как кирпичики, а проникают друг в друга и перекрещиваются» [Попова, Стернин, http://www.nspu/futcom/ru]. З.Д. Попова и И.А. Стернин предлагают выделять семантические группировки на основе исходного слова (например, идея, красота, любовь), по общей абстрактной семе (например, названия одежды, птиц, мебели), по интегральной семе (например, большой, сильный) [там же]. П.Н. Денисов видит проблему в том, что тематической классификации поддаются не все части речи, а только имена существительные [Денисов, 1980, с. 128]. Тем не менее ученые предпринимают попытки определить тематические группы и для других частей речи. Так, А. Вежбицкая группирует слова разных частей речи, опираясь на «принцип минимального толкования» (термин введен Е. Бендиксом). Их перечень она составляет, учитывая объяснительную силу (роль) и универсальность понятий. В ее классификации единицами, «кирпичиками», «которые служат для построения всего остального» (естествен- 49 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ ных значений языковых единиц), являются «семантические примитивы» [Вежбицкая, 1996, с. 329]: я, ты, кто-то, что-то, люди («субстантивы»); этот, тот же самый, другой, один, два, много, все/весь («детерминаторы и квантификаторы»); думать (о), говорить, знать (о), чувствовать, хотеть («ментальные предикаты»); делать, происходить/случаться («действия и события»); хороший, плохой («оценки»); большой, маленький («дескрипторы»); когда, где, после/до, под/над («время и место»); не/нет («отрицание»), потому что/из-за, если, мочь («метапредикаты»); очень («интенсификатор»); вид/разновидность, часть («таксономия и партономия»); подобный/как («нестрогость/прототип») [там же, с. 331]. Выявление наиболее повторяемых единиц в дневниковых текстах И.А. Бунина является одной из важных задач нашего исследования, так как именно они дают возможность глубже понять духовную сущность, мотивы поступков, определить иерархию ценностей, установить прагматические ориентиры писателя. 2.3. Лексические доминанты в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» В настоящее время в лингвистике изучение языковых особенностей конкретного произведения предполагает многоаспектный подход, исследование разных языковых уровней. Однако приоритетным ученые-лингвисты по праву считают лексический, так как в нем, по словам Н.А. Красавского, «наиболее очевидно и непосредственно фиксируются в знаковой форме факты материальной и духовной культуры человека, в целом отражаются ценностные ориентации того/иного социума, система его моральных, этических и эстетических предпочтений, иллюстрирующая особенности менталитета конкретного лингвокультурного сообщества» [Красавский, 2000, с. 79]. Поэтому важно установить, какие лексемы в дневнике писателя являются наиболее повторяемыми. Целесообразно выделение лексических доминант с учетом их грамматического значения, что обусловлено антропоцентрическим подходом к анализу текста, в рамках которого текст/произведение мыс- 50 2.3. Лексические доминанты в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» _____________________________________ лится как «продукт» языковой личности, обладающей специфическими особенностями, в том числе на уровне грамматикона (термин Ю.Н. Караулова). На основе этого современные лингвисты при анализе лексикона той или иной языковой личности считают одной из главных задач выявление частеречных констант, так как части речи, функционируя в пространстве произведения, коррелируют с типами языковых личностей. Как известно, существует классификация типов языковых личностей с точки зрения преимущественного использования слов определенной части речи. Например, Т.А. Головина выделяет следующие типы: процессуально-характеризованный (восприятие аспектно-временных характеристик мира и преимущественное использование глагольного «вещества»), субстантивно-характеризованный (декларативные знания, использующиеся для представления информации о свойствах и фактах предметной области и преимущественное употребление субстантивного «вещества») и атрибутивно-характеризованный (изображение мира, действительности в большом разнообразии качественных характеристик, красок при помощи признаковых слов) [Головина, 2008, с. 129]. Такой подход позволил исследователю отнести И.А. Бунина к атрибутивно-характеризованному типу, так как в его художественных произведениях встречаются преимущественно имена прилагательные. Действительно, И.А. Бунин известен в литературе прежде всего как художник слова, познающий и описывающий мир через ощущения, краски, запахи, звуки. Однако в дневниковых произведениях «Воды многие» и «Окаянные дни» он проявляет себя уже не только как художник, но и как летописец. В качестве материала для анализа при выявлении частеречных доминант нами были взяты одинаковые по количеству слов фрагменты произведений, состоящие из трехсот двадцати пяти слов. Объектом анализа стали только значимые части речи: имена существительные, имена прилагательные, имена числительные, местоимения, наречия, глаголы, причастия, деепричастия. При этом слова, принадлежащие другим героям или лицам (не дневницисту), не учитывались, так как в свете поставленных задач интерес представляют лишь те лексические 51 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ единицы, которые репрезентируют реальный язык писателя. Все лексемы были распределены по группам в соответствии с отнесенностью к той или иной части речи. В результате в дневнике «Воды многие» на первом месте оказались имена существительные (33,2 %), на втором – имена прилагательные (21,8 %), на третьем – местоимения (18,5 %), на четвертом – глаголы (11,4 %), на пятом – наречия (8,9 %), на шестом – числительные (3,1 %), на последнем месте – причастия (2,2 %) и деепричастия (0,9 %). В произведении «Окаянные дни» иерархия частей речи выглядит иначе: на первом месте стоят имена существительные (34,2 %), на втором – глаголы (20,9 %), на третьем – наречия (14,8 %), на четвертом – имена прилагательные (11,4 %), на пятом – местоимения (10,5 %), на шестом – причастия (3,4 %), на последнем месте – деепричастия (2,4 %) и числительные (2,4 %). Опираясь на полученные данные, а также на замечание Е.В. Богдановой о принципиальном различии языка художественного произведения и языка дневника, И.А. Бунина – дневнициста можно охарактеризовать как субстантивно-характеризованную личность, так как на первом месте и в том, и в другом произведении стоят имена существительные. Однако важно заметить, что состав других частей речи в них существенно различается. Если в дневнике «Воды многие» на втором месте находятся имена прилагательные, то в «Окаянных днях» – глаголы. Различия в использовании частей речи обусловлены жанровой спецификой самих произведений и принадлежностью их языка к разным типам речи: если дневнику «Воды многие» в большей степени свойственно повествование и описание, которые закономерны для путевого дневника, ставящего целью запечатлеть увиденное, то «Окаянным дням» – повествование и рассуждение, так как важна событийная сторона и авторская оценка происходящего. Анализ лексики произведений с точки зрения наиболее употребительных лексем также показал, что наибольшую группу составляют имена существительные, которые объединяются в несколько тематических групп с учетом частеречной принадлежности и основного лексического значения. Среди имен существительных были выделены следующие группы: 1) человек и общество; 2) природа, природные явления и 52 2.3. Лексические доминанты в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» _____________________________________ стихии; 3) реалии внешнего мира, определяющие категории бытия; 4) объекты окружающего мира, обозначающие пространство; 5) религиозные понятия; 6) философские понятия и слова, называющие время. Среди имен прилагательных выявлены такие группы, которые обозначают: 1) цвет; 2) особенности объекта, качества характера, умственного склада; 3) время; 4) принадлежность к определенной группе лиц, объединенных общими признаками. Наиболее употребительными наречиями являются те, которые указывают: 1) на последовательность действий; 2) повторяемость событий; 3) место в пространстве; 4) время; 5) состояние; 6) степень или интенсивность чего-либо; 7) сходство. Среди местоимений определилось всего две группы – личные и притяжательные. Среди глаголов все повторяемые слова обозначают конкретные действия, а среди числительных (самая малочисленная группа) – лексемы, обозначающие положение субъекта в ряду других. Основываясь на полученных данных, отметим, что в дневниках И.А. Бунина обращают на себя внимание имена существительные, относящиеся к группе человек и общество. В ней особое место занимают слова, которые обозначают анатомическое строение человека (глаз (-а), голова, рука (-и), нога (-и)), а также имена существительные, называющие человека как отдельное живое существо или группу лиц (человек, люди, народ); неживую природу (вода, звезда, море, небо, солнце); объекты окружающего мира, обозначающие пространство (мир, окно); философские понятия (жизнь); понятия, характеризующие время (ночь, час, день). В произведении «Окаянные дни» употребительными являются еще и антропонимы – имена реальных исторических личностей (Ленин, Маяковский, Горький, Троцкий). В «Окаянных днях» собственные имена существительные выполняют экспрессивную функцию, так как в дореволюционной России они отражали классовое расслоение общества. В дневнике И.А. Бунина такое социальное расслоение четко представлено. Например, когда упоминается какое-либо известное лицо, он дает только фамилии (Маяковский, Ленин, Троцкий, Блок), а когда речь идет о простых людях, не имеющих образования, статуса и положения, напротив, использует одни неофициальные имена (наша горничная Таня). Нельзя не отметить и тот факт, что в дневнике «Воды многие» герои остаются безымянными, а в «Окаянных днях» почти у 53 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ каждого есть имя. Это связано с тем, что личные имена содержат важную для писателя оценку («Маяковского звали в гимназии Идиотом Полифемовичем»), а следовательно, раскрывают отношение писателя к объекту оценивания. И.А. Бунин активно использует инициалы: «К. П. до сих пор твердо убеждена, что Россию может спасти только Минор». Или: «Обедал и вечер провел у первой жены Горького, Е. П.». Это происходит тогда, когда писатель либо не считает нужным раскрывать более подробную информацию о своем герое, либо хочет оставить его в тайне, или же в целях экономии языковых средств. В таких случаях имена собственные служат средством языковой выразительности, делая текст более динамичным. Нередко встречаются имя и отчество в виде инициалов в сочетании с полной фамилией: «У Н.В. Давыдова в Большом Левшинском»; «Встретили Л.И. Гальберштата (бывший сотрудник «Русских Ведомостей», «Русской Мысли»)»; «Был А.М. Федоров». Это придает повествованию документальность, поскольку такая форма использования имен собственных характерна для документов, а не для художественной литературы. Однако это еще и способ конкретизации, так как И.А. Бунин не исключает возможности существования однофамильцев. Как отмечает И.М. Вознесенская, упоминание некоторых людей без всяких пояснений, без употребления имени, лишь по фамилии, усиливает эффект непредназначенности дневника И.А. Бунина для неосведомленного читателя [Вознесенская, http://publib.upol.cz/~obd/fulltext/Rossica%20XL/ross40-26.pdf]. Заметим, что сокращения слов в произведении «Окаянные дни» могут выполнять и этическую функцию. Например, встречаются случаи сокращения ненормативных номинаций человека: «Жены всех этих с. с., засевших в Кремле, разговаривают теперь по разным прямым проводам совершенно как по своим домашним телефонам». Используя сокращение с. с., И.А. Бунин имел в виду выражение сукины сыны. Так он называл борцов за революцию, тех, в чьих руках оказалась власть и кто был его идеологическим противником. В дневнике «Воды многие» имена собственные представлены широко, но среди них нет повторяющихся, которые встречались бы неод- 54 2.3. Лексические доминанты в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» _____________________________________ нократно. Исключение – название корабля «Юнан», на котором совершается путешествие. Среди имен собственных, встречающихся в произведении, следует выделить названия географических и астрономических объектов, так как главная цель путевого дневника заключается в описании окружающего мира. Так, с помощью имен собственных подробно описывается план путешествия, в котором указываются места остановок или ближайших объектов: Порт-Саид, Суэцкий канал, Красное море, Джебель-Таир, Перим, Джибутти, Цейлон, Коломбо и другие. Обращает на себя внимание различие объема тематических групп. В первую очередь это связано с функциями, которые выполняют в них имена существительные. Заметим, что все они используются в соответствии с выбранной темой и идеей. Например, поскольку тема дневника «Воды многие» – путешествие на остров Цейлон, то важное место в нем занимает морская атрибутика и географические названия. В дневнике «Окаянные дни» звучит тема революции, однако идея состоит не только в описании происходящего (увиденного и услышанного), но и прежде всего в личной оценке, поэтому здесь чаще используются имена существительные, характеризующие события, человека и его внешний мир. Окружающий мир в произведениях И.А. Бунина описывается не только с помощью предметов или явлений, но и с помощью их признаков, поэтому важная роль отведена именам прилагательным. Признаки предметов и явлений чаще раскрываются писателем с помощью качественных имен прилагательных, к которым принадлежат слова, называющие свойства и качества, воспринимаемые непосредственно органами чувств. В текстах произведений особую роль играет цветовая палитра, позволяющая воссоздать живописные картины природы и окружающей действительности: зеленый, белый, черный, красный, синий, золотой и другие. Все эти имена прилагательные образуют лексико-тематическую группу Цвет. Однако в контексте они служат не только описательным, но и оценочным средством, переходя при этом в разряд имен существительных: «Рыжий… однообразно, точно читая, говорит о несправедливостях старого режима». В «Окаянных днях» И.А. Бунин в духе народной культуры замечает, что «еще в 55 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ древности была всеобщая ненависть к рыжим» (ср.: рыжий да красный – человек опасный). Кроме «цветовых» прилагательных, в произведениях встречаются и те, которые характеризуют пространство (близкий, далекий/дальний) и время (вечный, первобытный, прошлый), а также указывают на особенности объекта, качества характера и умственного склада субъекта (страшный, мирный, пустой, священный и другие). Важное место в анализируемых дневниках занимают относительные имена прилагательные, которые называют признак через отношение к предмету или к другому признаку. Характер этих отношений в произведениях выражается чаще всего по принадлежности (народный, русский, человеческий, чужой) и по свойственности (весенний, ночной, вечерний). Заметим, что данная группа имен прилагательных в основном используется писателем в «Окаянных днях», так как они выполняют не описательную функцию, а оценочную, которая в произведении наиболее значима. Притяжательные имена прилагательные выражают категории и ценности, занимающие важное место в русской языковой картине мира и образующие оппозицию свой – чужой. Обращают на себя внимание формы сравнительной степени имен прилагательных (компаратива). Нередко встречаются сочетания имен прилагательных с формами более, менее и наиболее: более влажный, более ужасное, более наглых, наиболее похабные, наиболее разумные, не менее мерзкими, более или менее мирное, которые похожи на аналитические формы сравнительной степени имени прилагательного, но на самом деле являются описательными выражениями сравнений. Они выполняют важные функции в произведениях: в дневнике «Воды многие» – живописующую функцию, а в «Окаянных днях» – оценочную. Не меньшую роль в анализируемых текстах играют глаголы, которые, как мы уже отмечали, в «Окаянных днях» стоят на втором месте, в «Водах многих» – на четвертом. Можно выделить следующие группы глаголов: – обозначающие завершение действия или готовность к нему: сказал, пойдем, будем, вышло, разошлись, выбрал, поклонюсь, кончился, остановилась и другие; 56 2.3. Лексические доминанты в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» _____________________________________ – со значением длительности/продолжительности действия: молол, засыпал (кофе), варил, хранит, исходит, левеет, творится, жуют, смотрят и другие; – глаголы движения: ходят, странствую, бежит, приостановился и другие; – со значением положения в пространстве: сидит, перебрались, висит, лягу и другие; – выражающие волеизъявление: (мечтали) попасть, продли, требовал, приказали, возражает, вмешиваются и другие; – обозначающие эмоциональное отношение или состояние: чувствую, нравится, люблю, радуюсь и другие; – со значением мысли, интеллектуального состояния: мечтали, помню, (не) понимают, сомневаются, верить и другие; – со значением умения, способности: пошутил, читать, играет, воздействовать, писать и другие; – со значением обладания и принадлежности: имел, есть, принадлежал и другие; – со значением физических и психологических состояний: спать, веселиться, плакал и другие; – со значением существования: был, живу, умирает и другие; – обозначающие природные физические процессы: носит/веет/качает (о ветре), (солнце) садилось/припекало, стоит (звезда), несутся (волны) и другие; – со значением «испускать свет»: сияет, теплятся, пылала (звезда) и другие; – со значением «быть видимым в каком-то цвете»: белела, краснеет, позеленело и другие; – со значением восприятия органами чувств: посмотрел, глядеть, видели, слушают и другие; – обозначающие проявления свойств: глаголы с суффиксом -нича(комедничать, шулерничать, миндальничать), с суффиксом -ствова(председательствовал, воздействовать), с суффиксом -ирова- (лавировать, декламировал, оккупировать, пульсировала), в том числе возвратные глаголы (довольствоваться, кусаться, проснуться, родиться) и другие; 57 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ – модальные глаголы: хотят и (безличное) хочется, может, желают и другие. Чаще остальных в произведениях встречаются глаголы жить, говорить, идти, писать, слушать, читать, спать, любить, мечтать, плакать, чувствовать. Важную роль в произведениях И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» выполняют временные формы глагола. Здесь чаще используются глаголы в прошедшем и в настоящем времени. Прошедшее время характерно для дневникового жанра, так как записи в дневнике ведутся после того, как событие или действие совершено. Таким образом, использование форм настоящего времени связано с жанровыми особенностями произведений (с ориентацией на только что случившееся, пережитое). Однако обращение к прошлому неслучайно и с точки зрения смысловой нагрузки. Определяющую роль в выборе слова и его формы играют идеологические воззрения писателя, который выступает против всего нового, откровенно выражая свое отношение к происходящему и его оценку. И.А. Бунину важно запечатлеть текущий момент, поэтому будущее время используется крайне редко. Это обусловлено и историческими причинами, когда, по словам В.М. Шаклеина, «о будущем говорить было сложно, так как в нем не было уверенности» [Шаклеин, 1997, с. 152]. Так, И.А. Бунин был скептически настроен по отношению к грядущему дню, а уж тем более не верил в «светлое будущее», которое, по его мнению, не могло родиться «из дьявольского мрака». Но он не был уверен и в дне настоящем, несущем только боль, горечь, разочарование и страх. Исходя из этого, можно предположить, что индивидуальная картина мира писателя противопоставлена картине мира общественной, свойственной началу XX века – тому времени, «когда формировалась особая психология – полный нигилизм в отношении к прошлому и крайний оптимизм в отношении к будущему» [там же]. Как атрибутивные формы глагола в произведениях встречаются причастия и деепричастия. Причастия способствуют лаконичности и смысловой точности, привнося в речь элемент книжности: связующая, успокаивающий, щеголявший, долженствующими. Чаще всего у 58 2.3. Лексические доминанты в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» _____________________________________ И.А. Бунина они становятся средством образного описания предмета/объекта или явления, содержащим оценку (в основном негативного характера): намазанная (накрашенная), полнеющий, вздутыми, бритыми и другие. А деепричастия выражают добавочное действие к действию глагола-сказуемого: (пошутил) принимая (нас в виде исключения), (говорит, точно) читая, (слушать, никому) не веря, (ходят) будучи (пассажирскими), выполняя функцию уточнения, а также организуют временну́ю последовательность событий. Кроме имен существительных, имен прилагательных и глаголов, важное место среди остальных частей речи занимают наречия и местоимения. В произведении «Окаянные дни» наречия используются писателем активнее, чем в «Водах многих», так как они способствуют выражению оценки, которая осуществляется в произведениях посредством наречий в сравнительной степени, образованных с помощью вариантных суффиксов -ее-/-ей-: медленнее, быстрее, душнее, живее, острее, страшнее, великолепнее, наглее и другие. Среди наречий встречаются слова с разными лексическими значениями, определяющие: 1) местоположение (здесь, там, тут); 2) время (вечно, вчера, завтра, нынче, теперь); 3) меру и степень (очень, слишком, буквально, почти); 4) чувство, эмоциональное состояние (смешно, страшно, странно). Использование местоимений в художественной речи ученыелингвисты обычно объясняют экстралингвистическими факторами: содержанием, конкретностью повествования, достоверностью описываемых событий, стремлением избежать повторений. В то же время писатели и публицисты, руководствуясь эстетическими мотивами, употребляют местоимения в качестве источника речевой экспрессии, и в таких случаях они становятся лексическими средствами выразительности речи. В частности, личные местоимения, по мнению Е.М. Вольф, самый универсальный класс местоименных слов [Вольф, 1974, с. 24]. Они, по словам В.Б. Жердевой, «являясь словами дейктическими… указывают на лицо говорящее, отправителя сообщения» [Жердева, 1999, с. 105]. Кроме этого, личные местоимения я, мы и притяжательные местоимения мой, наш могут стать в тексте произведения средством субъективации авторского повествования. В определенных 59 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ условиях они рассматриваются как стилистический прием, усиливающий субъективацию. В дневниковых жанрах личные местоимения играют особую роль, так как в дневнике повествование от первого лица традиционно, и без авторского я дневник невозможен. А для повествования от первого лица единственного числа характерны рефлексия, самонаблюдение, анализ собственных переживаний, интимизация, которые, в свою очередь, работают на раскрытие внутренних переживаний повествователя-дневнициста. Я в дневнике формирует коммуникативный акт таким образом, что главным в нем становится говорящий (автор-повествователь, дневницист), он занимает активную позицию по отношению к другим участникам коммуникации. При этом важна только его оценка, иная же точка зрения не предусматривается. Анализ частеречного состава обоих произведений показал, что самыми активными словами в текстах являются личные местоимения я и мы. Личное местоимение я использовано в тексте «Воды многие» двадцать семь раз, а в «Окаянных днях» – пятьдесят два раза. Обычно местоимение я «обозначает единичное лицо говорящего» [РГ, 1980, с. 533], иногда оно имеет абстрагированно-обобщенное значение «любой, всякий человек, человек вообще» [там же], а также при утрате местоименного значения слово я приобретает значение «личность, индивидуум» [там же, с. 532]. В произведениях И.А. Бунина я обозначает дневнициста (его действия, состояния): я писал; я вошел; я увидел. В определенных конструкциях местоимение я выражает оценку и самооценку, например, действий («…я самыми последними словами обкладывал большевиков»; «Впрочем, и я – только стараюсь ужасаться…»; «я счастлив»). Иногда писатель оценивает свое место в мире, в этих случаях местоимение я используется по-особому, к примеру как цитирование: «Я как-то физически чувствую людей», – записал однажды про себя Толстой. Вот и я тоже». В приведенном примере в качестве цитаты И.А. Бунин использует дневниковую запись Л.Н. Толстого, в которой местоимение я указывает на другого писателя, но в подтексте оно выполняет функцию отождествления: я героя-повествователя приравни- 60 2.3. Лексические доминанты в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» _____________________________________ вается к я великого русского писателя. С помощью такого приема подчеркивается исключительность, отличающая его от всех остальных, обычных людей. Обращает на себя внимание и аллюзия на библейский текст: «Какая опять как будто нехитрая и, главное, спорная истина! Не пожелай! А я вот желаю…». Я в противительной конструкции выражает позицию бунтаря, протест против библейской морали, которая диктует правила поведения человека в социуме, что в целом нехарактерно для И.А. Бунина, так как он был верующим, воцерковленным человеком. Здесь налицо высокая самооценка, в которой я резко противопоставляется другим и четко выражается позиция: я не хочу быть как другие, я другой, исключительнее. Таким образом, в анализируемых произведениях местоимение я может указывать на отношение к определенной референтной группе: либо на принадлежность к ней («И подумать только, что прежде люди той среды, к которой и я отчасти принадлежал, бывали в церкви только на похоронах!»), либо на оторванность от нее (проявление эго) («…почему именно не пойду я служить в какой-нибудь Пролеткульт! <…> Это ли не крайний ужас, что я должен доказывать…»; «Да, я последний, чувствующий это прошлое, время наших отцов и дедов»). В контекстах, выражающих оценку, я участвует в создании иронии, самоиронии и сарказма: «В конце марта 17 года чуть не убил солдат на Арбатской площади – за то, что я позволил себе некоторую «свободу слова», послав к черту газету «Социал-Демократ»; «…я буду публично читать свои произведения «кажный вечер за тысячу думских». Здесь очевидно проявляется резко отрицательное отношение к необразованной черни, «новому» классу, их линии поведения в обществе, нежелание жить по установленным ими правилам. Местоимение я может выступать и как способ оформления диалога: «А я ему: а что бы вы сказали против них…»; «…я ему об успехах добровольцев, а он о том, что они в занятых ими городах «насилуют свободу слова». Кроме этого, я встречается в лексическом повторе: «…наконец заплакал и плакал такими страшными и обильными слезами, которых я даже и представить себе не мог. 61 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ А потом я плакал на Страстной неделе, уже не один <…> А потом я плакал слезами и лютого горя и какого-то болезненного восторга…»; «И на таком же волоске висит и мое счастье, спокойствие, то есть жизнь, здоровье всех тех, кого я люблю, кем я дорожу…» В приведенных контекстах личное местоимение я используется в качестве повторяемой единицы. Так создается стилистический прием – лексический повтор, который, в свою очередь, служит для создания экспрессии, передачи состояния внутреннего напряжения дневнициста. Наряду с местоимением я часто употребляется и местоимение мы. Статистический анализ показал, что в произведении «Воды многие» местоимение мы используется одиннадцать раз, в «Окаянных днях» – тридцать четыре раза. Обычно местоимение мы служит средством объединения людей в сверхличностные единства на основе общих признаков (биологического, этнического, социального и других), выражая либо общую оценочность, когда говорящий отождествляет себя со всем человечеством, либо частную оценочность, если говорящий отождествляет себя с определенной референтной группой. В таком случае употребление местоимения мы может быть направлено не только на объединение, но и на противопоставление себя кому-либо и выделение себя из среды или общей массы. У И.А. Бунина местоимение мы употребляется традиционно, если речь идет о нескольких лицах, совершающих совместное действие: «нынче утром, когда мы были»; «мы мечтали»; «сказали мы»; «когда мы сидели в саду у шалаша»; «к полудню мы были уже далеко». Однако есть случаи, когда мы употребляется вместо я [РГ, 1980, с. 534]: «…мы с В. приехали в этот день в Одессу…». В тексте произведений встречается и обобщенно-личное мы, которое служит для выражения общей оценочности. С помощью местоимения мы писатель приобщает себя ко всему русскому народу: «Как жестоко, отвратительно мы живем!»; «Итак, мы отдаем немцам 35 губерний, на миллионы пушек, броневиков, поездов, снарядов…»; «Нет той самой страшной библейской казни, которой мы не желали бы им» (о немцах. – Авт.). 62 2.3. Лексические доминанты в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» _____________________________________ Через местоимение мы И.А. Бунин может осознавать себя частью всего человечества (единичный случай в произведении «Воды многие»): «Сколько разнообразнейших жизней в мире, о которых мы и не знаем…» Зачастую мы называет определенный класс лиц, объединенный или противопоставленный другому классу по какому-либо признаку. Это может быть идеология: «Разве важна «страсть» только «революционного народа»? А мы-то что ж, не люди, что ли?»; «…моя кровожадность, и в этом все дело: быть такими же, как они, мы не можем»; социальный статус: «В сущности, всем нам давно пора повеситься, – так мы забиты, замордованы…»; «…мы теперь лошади очень простого звания»; сфера занятий и уровень образованности, в том числе принадлежность к литературной среде: «Что до нас, то мы должны унести с собой в могилу разочарование, величайшее в мире»; «Что, например, сделали мы с той громадной и разнообразнейшей жизнью, которой жила Россия последнее столетие? Разбили, разделили ее на десятилетия…» Когда речь идет о профессиональной деятельности писателя, наблюдаются случаи употребления мы в контекстах с литературной аллюзией: «Да, мы надо всем, даже и над тем несказанным, что творится сейчас, мудрим, философствуем… Михрютка, дробящий дубиной венецианское зеркало, у нас непременно гунн, скиф, и мы вполне утешаемся, налепив на него этот ярлык». В приведенном примере – намек на героя басни Хемницера «Метафизик», сюжет которой взят из античных времен. Имя Михрютка – это нарицательный образ, имеющий значение «домосед, бирюк, мистрюк, нелюдим/Михрюта – неловкий, неуклюжий человек», герой произведений М.Е. Салтыкова-Щедрина и Н.С. Лескова. Здесь, как и в других контекстах с оценкой, местоимение мы участвует в создании иронии: «Все-то мы ждем помощи от кого-нибудь, от чего-нибудь, от чуда, от природы!»; «Да и делали мы тоже только кое-что, что придется…»; «Они отлично знают, сколь привержены мы оптимизму». Так же как и местоимение я, мы встречается в лексическом повторе: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не 63 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ ценили, не понимали, – всю эту мощь, сложность, богатство, счастье…»; «Я сплю, мы все спим, кроме тех двух-трех бессонных, безмолвных, недвижных, что бдят за нас там наверху, на вахте, мы спим, а ночь, вечная, неизменная, – все такая же…» В приведенных контекстах синтаксический прием (повтор личного местоимения мы) выполняет свою основную функцию – выделения и усиления. В «Окаянных днях» местоимение мы имеет явный идеологический подтекст, а также социальную и политическую значимость. В отличие от мы Е.И. Замятина, это не безликое мы, но в то же время это и не объединение свободных личностей. Иногда я сопоставляется с мы (не растворяется, как в романе «Мы»), однако чаще происходит отторжение я от мы. В произведении «Окаянные дни» И.А. Бунина очевиден конфликт я – общество, я – окружающий мир, я – социальная среда. В большинстве случаев я и мы становятся оппозицией, где ярко выражается точка зрения писателя, который не принимает революцию и противопоставляет белых красным, интеллигентскую среду – необразованной черни. Местоимение мы отражает противопоставление «интеллигенция – новые сословные классы», которые И.А. Бунин с иронией называет «новые господа». Отождествление же я с мы происходит, когда дневницист говорит абстрактно о русском народе. В произведении «Воды многие» местоимение мы имеет философский подтекст, так как в основном употребляется в лирических размышлениях дневнициста. Здесь оно является собирательным и метафорически олицетворяет все человечество (в отличие от «Окаянных дней»). Чаще мы встречается, когда речь идет о группе людей, которые путешествуют на корабле вместе с героем-повествователем. Но даже в этих случаях мы может восприниматься как метафора всего человечества, так как в произведении видимое пространство сужается: мир предстает как океан с «водами великими», а корабль – как материк, «земля обетованная», окруженная этими «водами многими». Подводя итог, можно сделать вывод, что в анализируемых дневниковых произведениях местоимения я и мы участвуют в формировании коммуникативного акта, который выстраивается писателем таким образом, что в центре – автор-повествователь, дневницист, он говорит 64 2.3. Лексические доминанты в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» _____________________________________ только о своих собственных переживаниях, чувствах и эмоциях, а другие участники событий отодвинуты на второй план. Однако И.А. Бунин не выводит личность других героев на первое место не только в силу особенностей построения речевого акта, но и в силу основной художественной задачи, которая заключается в том, чтобы показать исторический факт, момент, когда социальные перемены меняют статус человека в обществе и воздействуют на лингвокультурное пространство, в котором понятия личность и индивидуальность полностью исчезают, а на смену я приходит мы. Кроме этого, заметим, что местоимения я и мы используются преимущественно в сочетании с глаголами, которые обозначают движение, действие, смену событий, а следовательно, напрямую связаны с идеей времени. Таким образом, данные местоимения играют важную роль. Они работают на раскрытие основной темы и идеи дневников И.А. Бунина, а также активно функционируют в дискурсе произведений как средства художественной выразительности в составе лексических и стилистических приемов. Кроме этого, во всех случаях использования личных местоимений очевиден их потенциал с точки зрения значимой для И.А. Бунина оценочной сферы. Итак, можем сделать следующие выводы: 1. Все используемые И.А. Буниным знаменательные части речи не просто работают на основную тему и идею произведений, а, активно функционируя в пространстве дневниковых текстов, репрезентируют языковую личность дневнициста и его картину мира. 2. Среди частеречных констант особое место занимают личные местоимения я и мы. Их повторяемость обусловлена не только спецификой жанра, где я обозначает дневнициста, но и другими задачами, связанными с раскрытием основных тем и идей дневников, а также значимой для И.А. Бунина оценочной сферы. 3. Повторяемость некоторых лексем в этих двух произведениях свидетельствует о том, что за ними закреплена важная информация и определенные сегменты знания. Используемые И.А. Буниным лексические единицы являются ключевыми в идейно-тематическом плане. Они образуют лексико-семантические поля, которые, в свою очередь, помогут выявить тезаурус писателя, реконструировать его картину мира. 65 2. Понимание жанровой природы дневника писателя через посредство ключевых слов ______________________________________ 4. Среди групп наиболее повторяемых слов особо выделяются те, которые называют человека и общество, природу, пространство, время, цвет, религиозные и философские понятия. Лексемы, входящие в названные группы, образуют макротемы, которые формируют соответствующие лексико-семантические поля. 66 3. АБСТРАКТНЫЕ ПОНЯТИЯ В ЛЕКСИКОСЕМАНТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ ДНЕВНИКОВ И.А. БУНИНА «ВОДЫ МНОГИЕ» И «ОКАЯННЫЕ ДНИ» 3.1. Значение теории семантического поля в исследовании дневника писателя Теория семантического поля разрабатывается уже более ста лет, существуют разные подходы к его изучению. Так, Е.Л. Березович считает, что анализ семантических полей можно вести на трех уровнях: собственно семантическом, мотивационном и на уровне культурной символики. По мнению ученого, семантический уровень образуется исходя из значений слов, а состав единиц определяется логическими отношениями между понятиями. Мотивационный уровень поля предполагает «группировку слов на основе общности их мотивационной модели (мотивационного признака)». Третий уровень (уровень культурной символики) лишь дополняет первые два уровня [Березович, 2004, с. 5]. Такой подход кажется наиболее перспективным, поскольку привлечение данных культурологии для анализа семантических полей позволит проникнуть в глубинные смыслы текстов произведений и репрезентировать картину мира писателя. Поэтому анализ указанных лексико-семантических полей (ЛСП) проводится в русле актуальных направлений современной лингвистики, т.е. с привлечением культурного (в широком смысле) контекста и во взаимосвязи с такими понятиями, как языковая личность, тезаурус, концептосфера, языковая картина мира и лингвокультурная ситуация. Выделенные лексико-тематические группы указывают на то, что общими для этих произведений являются такие ЛСП, как Пространство, Время, Цвет, Жизнь, Смерть, Религия, Человек, Общество, Эмоция, Власть, Природа. Все эти ЛСП условно можно разделить на четыре группы: 1) ЛСП, реализующие абстрактные понятия; 2) ЛСП, реализующие религиозно-философские понятия; 3) ЛСП, реализующие макрокласс человек и общество; 4) ЛСП, реализующие макрокласс человек и природа. Ключевыми лексемами-репрезентантами данных ЛСП выступают единицы, активность которых обусловлена важными 67 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ категориями человеческого бытия. Это вызвано тем, что «семантическое взаимодействие лексических единиц отражает не только связь предметов, явлений, процессов окружающего мира, но и связь представлений человека о мире» [Тырышкина, 2002, с. 40]. Такие единицы образуют обширные синтагматические, парадигматические, ассоциативные текстовые связи, обеспечивающие лексико-семантическое пространство дневников И.А. Бунина, характеризуя языковую личность писателя и его картину мира. 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время Исходя из названий дневниковых произведений И.А. Бунина и анализа доминантных лексем текстов, можно заключить, что в них широко представлены языковые единицы, характеризующие пространство и время. Пространственно-временные категории образуют дихотомическую связь между этими произведениями: если в названии произведения «Воды многие» шире представлены пространственные отношения, то в заглавии «Окаянные дни» очевидно более тесно взаимодействие текстовых категорий времени и пространства. Точечная цитата воды многие напрямую относится к категориям свобода и простор, организуя видимое бесконечное пространство: простор этих «вод многих», со всех сторон безответно объемлющих нас. В то же время, являясь метафорическим оборотом, название вбирает в себя пространственный смысл, олицетворяя всю Землю (планету), а не только водное пространство. Метафора окаянные дни заключает в себе временной интервал. Ключевое слово дни, которое относится к ЛСП Время, представляет собой часть культурного тезауруса И.А. Бунина, оно наделено особым смыслом в произведении. Однако в дневнике «Окаянные дни» наблюдается тесная взаимосвязь времени с пространством, которая имеет территориальную обусловленность: речь идет о событиях в России (в первой главе действия происходят в Москве, во второй – в Одессе). Связь времени с пространством прослеживается также и на уровне текста: «Всю жизнь работал, кое-как удалось купить клочок земли на истинно кровные гроши…» В начале предложения говорится о времени (всю жизнь), а во второй его части – о пространстве, 68 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время _____________________________________ территории (клочок земли). Слово земля имеет значение «территория с находящимися на ней угодьями, состоящая в чьем-либо владении, в собственности кого-либо» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 1095]. При этом важно заметить, что здесь пространство сужается до определенных границ, а время, напротив, расширяется и представляет временной отрезок, прожитый конкретным человеком. В произведении наблюдаются и обратные случаи, когда время сужается, а пространство расширяется: «В мире тогда уже произошло нечто невообразимое: брошена была на полный произвол судьбы – и не когда-нибудь, а во время величайшей мировой войны – величайшая на земле страна». Здесь время конкретно и укладывается во временны́е рамки (период Первой мировой войны), а пространство расширяется до границ целой страны (России). В отдельных высказываниях земля понимается как мир в целом («И образовался на земле уже целый легион специалистов…»), где время также конкретно (то, что происходит сейчас), а пространство расширено до необъятных пределов. Пространство и время в произведениях действительно взаимосвязаны и являются важными категориями, которые обусловлены не только особенностями жанра (как известно, дневниковому повествованию свойственно указание на время и место действия), но и идейно-тематической направленностью. В дневнике «Воды многие» важную роль играет путь, маршрут, по которому проходит путешествие. Лексема путь встречается здесь семь раз, а слово дорога – два раза. Слово путь употребляется в разных значениях: 1) направление, маршрут («…смотрели карту нашего пути: путь наш прямо на восток»); 2) линия в пространстве, в пределах которой производится движение («солнце сойдет с своего пути»); 3) средство, способ достижения чего-нибудь («указующие спасительный путь глаголы»). Поэтому путь здесь – это одновременно метонимия и символ бытия. Пространственной организации в произведении способствуют глаголы движения (в прямом и переносном значениях), которые обозначают физическое перемещение субъекта или объекта (мотив пути) и имеют своеобразную корреляцию, основанную на семантико-морфологическом противопоставлении глагольной пары идти – ходить: 69 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ «весь день ходили облака»; «пойдем не спеша»; «долго ходил по палубе»; «потом решительно пошел в каюту»; «ходят теперь в качестве грузовых»; «пошли раньше, чем предполагали»; «тысячелетиями идет эта полуживотная жизнь»; «все море ходило долинами, холмами»; «берега стали расходиться»; «в два часа прошли остров»; «идем очень близко возле африканского берега» и другие. Имеются случаи, когда вместо глагола движения употребляется отглагольное имя существительное, которое обозначает движение: «ход наш был прямо на нее». Кроме названных, встречается группа глаголов указанного типа, не имеющих таких коррелятов: «мимо бортов горами несутся маслянисто-черные волны»; «мы перебрались на «Юнан» к обеду»; «надо лавировать»; «поднялся ветер»; «швыряло волной»; «к пароходу быстро неслось несколько… пирог»; «встречный великан надвигался на нас»; «Юнан» зорко озирал все то, что было на его пути»; «канал извивался»; «образ, что сопутствовал нам» и другие. Движение в произведении организуют и другие части речи, например наречия («торопливо стал отбирать прочитанное»; «необыкновенно приятный ветер навстречу»), реже причастия («со всех сторон, теснимых желтыми сугробами») и деепричастия («влачась по изгибам канала»), а также фразеологизмы («человеческая суета сует»; «ветер нес незримую, тончайшую песчаную пыль с места на место»). Путь героя-повествователя начинается от Порт-Саида, из которого он стремится уплыть к «обетованной земле», в «рай» – на остров Цейлон, а завершается, когда до пункта назначения остается одна ночь: «Последняя ночь в океане, завтра Цейлон, Коломбо». Следует обратить внимание на то, что в данной ситуации расстояние, оставшееся до пункта назначения, герой измеряет временны́м интервалом, т.е. время и пространство условно оказываются на одной линейной оси. Такое восприятие времени (сквозь призму пространства) свойственно фольклорным произведениям (ср.: в русских сказках точное расстояние до объектов никогда не указывается, указывается лишь, как герой скачет к своей цели три дня и три ночи). Необходимо отметить, что повествование неслучайно обрывается на том месте, когда герой находится «в преддверии рая» и до цели остается совсем немного. Во-первых, бла- 70 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время _____________________________________ годаря этому возникает впечатление недосказанности, которое приводит к множеству интерпретаций текста и к его домысливанию. А вовторых, это может быть связано с изменениями в мировоззрении писателя, который в последние годы поменял свое отношение к России. Известно, что И.А. Бунин сократил произведение, опустив описание обратной дороги в Одессу. В первоначальном варианте оно заканчивалось словами: «И я точно просыпаюсь. Земля, люди, теснота, извозчики, город». Негативные эмоции героя-повествователя связаны не только с возвращением на родину, но и с личным восприятием города, который в литературе нередко противопоставлялся деревне и часто ассоциировался с индустриализацией, техническим прогрессом, губящим природу, ее первозданную красоту. Так, в произведении «Окаянные дни», где действие происходит в крупных городах: Москве, Петербурге, Одессе, тема города выходит на первый план. Лексема город употребляется в этом дневнике тридцать раз и является символом замкнутого пространства. Городу здесь резко противопоставлена деревня: «Разврат тогда охватил еще только главным образом города. В деревне был еще некоторый разум, стыд». Слово деревня встречается двенадцать раз и соотносится с категориями простор, раздолье, спокойная, беспечная жизнь в близости с народом. Примечательно, что данная лексема используется И.А. Буниным в сильной позиции – в названии повести, о которой он несколько раз упоминает в «Окаянных днях». Таким образом, тема города и деревни играет важную роль в идейно-тематическом плане произведения. Известно, что писатель негативно относился к большим городам. В письме брату Юлию от 3 апреля 1895 года он писал: «Будь они прокляты, эти города!» [Бабореко, 1983, с. 50]. Город, по его мнению, – это «хлябь, хаос – царство сатаны, / Губящего слепой стихией» [Бунин, 2009, т. 1, с. 419], поэтому рассказ о путешествии заканчивается в океане – в преддверии рая, символом которого выступает созвездие Южного Креста: «Смотрел на него и вдруг вспомнил, что у Данте сказано: «Южный Крест освещает преддверие рая». Рай ассоциируется в произведении с островом, так как «рай – это всегда место, огражденное или окруженное морем или открытое только небесам» [СС, http://slovari.funplanet.ru/dictionary/symbols.html], что в данном случае 71 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ противоречит христианской традиции, в которой райской землей считается Новый Иерусалим. Традиционно рай символизирует изначальное совершенство, космический центр, гармонию между Богом, человеком и всеми живыми существами, вечную жизнь. Остров олицетворяет собой замкнутое пространство. Герой-повествователь неслучайно указывает прежде всего на форму и размеры: «…прошли остров Джебель-Таир… совершенно четкий, голый и со всех сторон точно топором обрублен». Путешествие к острову происходит на пароходе, который также создает ощущение замкнутого пространства и символизирует технический прогресс: «…один из тех пароходов, которые, будучи пассажирскими, ходят теперь в качестве грузовых по своей отсталости от современных удобств…» Тема технического развития звучит и в «Окаянных днях»: «Сперва меньшевики, потом грузовики, потом большевики и броневики... Грузовик – каким страшным символом остался он для нас, сколько этого грузовика в наших самых тяжких и ужасных воспоминаниях! С самого первого дня своего связалась революция с этим ревущим и смердящим животным, переполненным сперва истеричками и похабной солдатней из дезертиров, а потом отборными каторжанами. Вся грубость современной культуры и ее «социального пафоса» воплощена в грузовике». Названные транспортные средства являются символом революционной эпохи, нового времени и олицетворяют собой замкнутое пространство, несвободу. В приведенном фрагменте обращает на себя внимание причастие переполненный. Оно работает на сужение пространства, создавая образ толпы, который является одним из ключевых в произведении «Окаянные дни», так как воссоздает колорит эпохи. Имя существительное толпа встречается здесь двадцать раз и всегда негативно окрашено: «Толпа, наполняющая теперь улицы, невыносима физически, я устал от этой скотской толпы до изнеможения»; «Невский был затоплен серой толпой, солдатней в шинелях внакидку, неработающими рабочими, гулящей прислугой и всякими ярыгами…»; «Толпа шаталась из покоя в покой, из комнаты в комнату…»; «А толпа? Какая, прежде всего, грязь!» Для писателя важна точность в 72 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время _____________________________________ описании образов, яркая экспрессивность в их оценке. Поэтому он использует зооморфное метафорическое сравнение скотская толпа, перенося характерные черты, повадки животного на человека, подчеркивая безнравственное, бездуховное поведение людей, противоречащее нормам морали и нравственности. Стоит заметить, что такое представление образа человека является устойчивой метафорической моделью в русской культуре и русской языковой картине мира. Во втором примере человеческая толпа ассоциируется с серым цветом, который в русской языковой картине мира олицетворяет необразованность, посредственность. Из контекста явствует, что серый цвет не просто называет прямой признак предмета (цвет солдатских шинелей), он содержит в себе оценочную характеристику – низкий уровень интеллектуального и культурного развития людей. Писателю, как представителю дворянского сословия, неприятно поведение человека из толпы, его повадки и пристрастия: «И физически больно от отвращения к нему… к молоку от нажеванных подсолнухов на молодых, животно-первобытных губах». В одном из приведенных примеров обращает на себя внимание выражение толпа шаталась, где глагол шататься употребляется в переносном значении «ходить, бродить (без особого дела)» [СУ, 1934– 1940, т. 4, с. 1323], тем самым писатель подчеркивает никчемность, бесполезность людей из толпы. В другом примере толпа ассоциируется с грязью, нечистоплотностью. Отрицательные эмоции вызывает прежде всего внешний облик человека из толпы: «Сколько старых, донельзя запакощенных солдатских шинелей, сколько порыжевших обмоток на ногах и сальных картузов, которыми точно улицу подметали, на вшивых головах». В произведении «Воды многие» символом несвободы является как весь пароход, так и каюты: «Спал в каюте на верхней палубе, думал, что в ней, более доступной ветру, все-таки не такое знойное тепло, не такая горячая духота, как в нижней. Но нет, там еще жарче, за день она, вся открытая солнцу, накаляется, как духовая печь». Свобода героя-рассказчика ограничена невозможностью избежать дискомфорта. Он находится в замкнутом пространстве и вынужден мучиться от жары. 73 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ В «Окаянных днях» несвободу нередко олицетворяют предметы окружающей действительности. Например, важным символом этого является веревка. Данная лексема используется писателем пять раз и воплощает значения, характерные для русской языковой картины мира (ср.: вить веревки – «заставлять кого-либо поступать по своему желанию, подчинять всецело своей воле» [ФСМ, 1986, с. 69]), где веревка – аллегорический символ социального угнетения, инструмент мученичества, знак неволи, зависимости, подчиненности, несвободы, смерти: «…матрос и красноармеец, казак и мужик крутят веревками отвратительную зеленую жабу с выпученными буркалами – буржуя; подпись: «Ты давил нас толстой пузой». Здесь, в отличие от произведения «Воды многие», ощущение несвободы связано с внутренними душевными переживаниями дневнициста по поводу происходящего. Образом открытого пространства в «Водах многих» становится палуба корабля – идеальное место для созерцания неба. Именно на палубе под открытым небом возникает ощущение счастья: «Не могу заснуть, – таким счастливым чувствую себя»; «Всегда есть надежда на что-то новое, счастливое в начинающейся утренней жизни, тут же, среди этого вечно юного божьего лона, в первозданности океана особенно». Позитивным эмоциям способствует атмосфера, позволяющая созерцать окружающий мир. Налицо перекличка с идеями Л.Н. Толстого, который утверждал, что именно «жизнь под открытым небом, при свете солнца, при свежем воздухе, общение с землей, растениями, животными… одно из первых и всеми признаваемых условий счастья» [Толстой, http://az.lib.ru/t/tolstoj_lew_nikolaewich/text_0152.shtml]. Все это позволяет говорить о том, что базовыми в языковой картине мира И.А. Бунина являются такие понятия, как свобода, счастье, простор. Важные пространственные лексемы в произведении «Воды многие» – лексемы иллюминатор/окно и дверь, которые в русской языковой картине мира воспринимаются как пограничные символы, имеющие мистический смысл. Они олицетворяют связь между пространствами и мирами. Двери и окна в произведении могут символизировать либо открытое пространство («…свеж и чист ночной воздух, проникающий в открытое окно сквозь решетчатую ставню…»; «В открытое окно, за тенью от навеса палубы, белела лунная ночь, в открытую 74 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время _____________________________________ дверь доходило сладкое веяние ветра»; «…ветер веял и веял в каюту, в открытое окно, в растворенную дверь…»), либо замкнутое пространство («…все иллюминаторы, выходящие на бак, были закрыты наглухо: так швыряло волной навстречу»). Открытое окно символизирует свободу и связь с Богом, в него проникает ветер, который в представлениях писателя является дыханием Бога: «…ветер, истинно божие дыхание всего этого прелестного и непостижимого мира, веет во все наши окна и двери, во все наши души, так доверчиво открытые ей, этой ночи», поэтому ветер вызывает в сознании дневнициста ассоциации с раем: «…в окно бьет блаженно проникающий до самой глубины души ветер. И опять все так нежно, так ласково, так веет раем, истинно раем!» Необходимо отметить, что слово окно, которое обычно связывают с образом дома, употребляется в контексте произведения чаще, чем слово иллюминатор. Писатель неслучайно отдает предпочтение лексеме окно, ведь на корабле герой-повествователь чувствует себя как дома: «…обед имел совсем домашний характер. По-домашнему приготовлялось и кофе, – не в поварской, а в столовой, собственноручно…», т.е. корабль в «Водах многих» соотносится с домом, который является ключевым образом в русской лингвокультуре. Семантика лексемы дом в контексте творчества писателя определяется во многом его судьбой, жизненными обстоятельствами. Известно, что, покинув отчий дом, И.А. Бунин не имел собственного крова и провел бóльшую часть жизни в гостиницах и на съемных квартирах, поэтому для него дом – это прежде всего родина, с которой есть связь. Однако в свете исторических перемен такое теплое отношение к родине изменилось, так как писатель чувствовал свою ненужность родной стране, о чем очень переживал и с горечью писал: «Разве есть у меня теперь родина? Если нет работы для родины, нет и связи с нею. А у меня нет даже и этой связи с родиной – своего угла, своего пристанища… И я быстро постарел, выветрился нравственно и физически, стал бродягой в поисках работы и куска хлеба, а свободное время посвятил меланхолическим размышлениям о жизни и смерти, жадно мечтая о каком-то неопределенном счастье… Так сложился мой характер, и так просто прошла моя молодость» [Бунин, 1978, с. 41]. 75 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ С лингвокультурологической точки зрения наибольший интерес представляет семантика слова дом в дневнике «Окаянные дни», где оно встречается шестьдесят пять раз в значении «здание, жилое помещение, квартира». Однако дом здесь олицетворяет не только определенное замкнутое пространство, но и всю Россию: «…в тысячелетнем и огромном доме нашем случилась великая смерть, и дом был теперь растворен, раскрыт настежь и полон несметной праздной толпой…»; «…совершенно врасплох был захвачен и российский старый дом». Такое понимание дома свойственно многим русским писателям, в частности В.В. Набокову, который так же, как и И.А. Бунин, лишился родины. Исходя из сказанного, можно заключить, что лексема Россия является одной из ключевых единиц, так как с ее помощью И.А. Бунин дает оценку обществу, русскому народу, собственной жизни и деятельности, определяя тем самым место каждого человека не только в геополитическом, но и в социокультурном пространстве: «Но не менее страшно было и на всем прочем пространстве России, где вдруг оборвалась громадная, веками налаженная жизнь и воцарилось какое-то недоуменное существование, беспричинная праздность и противоестественная свобода от всего, чем живо человеческое общество». Неслучайно писатель трактует образ России и с позиций европейца: «Разговор начался с России. И, конечно, вскоре перешел на «царизм», – ведь это для европейца образ всей России, нечто особенно загадочное и даже ужасное…»; «Немец-комендант с презрением пожал плечами: «Удивительная страна Россия! Чего ей так весело?!»; «Бах говорил (в сущности, не имея ни малейшего понятия о России, потому что всю жизнь прожил за границей): «<…> Русский народ – народ, как все народы. Есть, конечно, и отрицательные черты, но масса и хорошего». С помощью риторического вопроса писатель подчеркивает необъективность этих суждений, так как считает, что Россию до конца не знает никто, даже русский человек: «…доступна только знающим Россию. А кто ее знает?» Важно отметить, что у И.А. Бунина образ России представлен поразному (как отдельное великое государство, как страна с конкретными границами, как территория, на которой проживает русский народ). С одной стороны, это бескрайняя страна («…вся безграничная 76 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время _____________________________________ весенняя Россия развернулась перед моим умственным взглядом»), а с другой – государство с четко определенными территориями («…известие о «глубоком вторжении румын в Советскую Венгрию». <…> Впрочем, ведь это не Россия»). Кроме того, Россия для него делится на «до» и «теперь», т.е. писатель оценивает ее в пространственно-временных оппозициях (прошлое – настоящее, свое – чужое, русское – азиатское): «А потом я плакал… оставив за собой и Россию и всю свою прежнюю жизнь, перешагнув новую русскую границу, границу в Орше…»; «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, – всю эту мощь, сложность, богатство, счастье...» И.А. Бунин не принимает новую Россию, ассоциирующуюся в его сознании с Азией: «Жидкая грязь брызжет из-под колес. И Азия, Азия – солдаты, мальчишки, торг пряниками, халвой, маковыми плитками, папиросами. Восточный крик, говор…» Писатель является консерватором и ценит старые традиции, прежний уклад жизни. Поэтому наряду с лексемой Россия, которая употребляется в произведении «Окаянные дни» более тридцати раз, используется устаревшая форма – Русь. По его мнению, страна пошла по ложному пути, на котором неизбежна гибель традиций и культуры, поэтому Россия ассоциируется с Каином, который символизирует смерть, преступление, предательство и кровожадность: «Каин России… восторжествовал полностью». Отметим, что в произведении «Воды многие» Россия не соотносится с образом дома. Лексема дом употребляется всего трижды и ассоциируется с родовым гнездом: «…священ старый дом, где мой ближний жил и хочет жить по-своему, во всей сокровенности своей личности, своих особенностей, своего гнезда…» Такое метафорическое сравнение вполне традиционно для русской литературы, особенно для писателей дворянского сословия (ср. «Дворянское гнездо» И.С. Тургенева). Однако у И.А. Бунина оно и здесь приобретает негативный оттенок: «…тысячелетиями идет эта полуживотная жизнь <…> в этом грязном человеческом гнезде…» В приведенном примере с помощью прилагательного грязный дается оценка сомалийским племенам, которые, согласно мнению дневнициста, ведут «полуживотную жизнь» и живут «с 77 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ первобытной дикостью» среди «первозданной пустыни». Лексемы дом и гнездо приобретают негативный смысл, указывая на отсутствие веры в высшие силы, и ассоциируются с древней, первобытной культурой, которая не ведает Бога и понятий о религии и нравственности. Пространство в дневнике «Воды многие» предстает не только как открытое или замкнутое, но и как горизонтальное (водная поверхность и суша) и вертикальное (ярусы корабля). Эти параметры нужны писателю, чтобы осуществлять связь человека с небесами и Богом. В подтверждение сказанного приведем следующий фрагмент: «Путь твой в море и стезя твоя в водах великих и следы твои неведомы...» И я был в страшной и сладкой близости твоей, и безгранична моя любовь к тебе, и крепка вера в родимое, отчее лоно твое! Вот я, – как бы один во всем мире, – в последний раз мысленно преклоняю колени на этой светлой от луны палубе. Словно нарочно разошлись облака, и радостно и мирно сияет лунный лик в высоте передо мной, а ниже, в светлой и прозрачной бездонности южного небосклона, тихо теплятся алмазы Южного Креста». В отрывке, как видим, противопоставляются члены амбивалентной пары море – небо, олицетворяющей безграничность видимого горизонтального пространства. Море также понимается в соответствии с древними представлениями как источник жизни, Великая Мать: «И я был в страшной и сладкой близости твоей, и безгранична моя любовь к тебе, и крепка вера в родимое, отчее лоно твое!», а небо – как символ высшей божественной власти и самого Бога: «Словно нарочно разошлись облака, и радостно и мирно сияет лунный лик в высоте передо мной, а ниже, в светлой и прозрачной бездонности южного небосклона, тихо теплятся алмазы Южного Креста». В описании неба угадывается скрытый с помощью метафорически завуалированных символов образ Творца, который возникает в воображении героя-повествователя. В христианской символике облако является невидимым Богом («заволакивая небеса, облака закрывают его от людских глаз»). Поэтому обращает на себя внимание сочетание нарочно разошлись, где наречие нарочно выполняет функцию выделения и заостряет внимание на том, о чем пойдет речь далее. Разошедшиеся облака открывают лунный лик. Луна ассоциируется с мужским началом, в данном случае она представляется лицом 78 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время _____________________________________ самого Бога. Такое предположение высказано нами на основе последующего текста, в котором говорится о том, что «ниже» лунного лика «теплятся алмазы Южного Креста». Глагол теплиться по отношению к неживому объекту (созвездию) создает впечатление присутствия живого, а сам Южный Крест воспринимается как артефакт, намек на нательный крест – символ христианства. Так как крест носят на шее, по месту его расположения можно догадаться, что он висит на груди Создателя. Таким образом, в воображении дневнициста возникает конфессиональная ассоциация, когда увиденные объекты воспринимаются им как признаки божества. Горизонтальное пространство в дневнике символизируют горизонт и берег. Лексема горизонт используется писателем шесть раз в значении «круговая линия, отделяющая в глазах наблюдателя видимое им небо от земной поверхности» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 600]: «почти на горизонте»; «на горизонте перед нами»; «на горизонте впереди». Как можно заметить, в приведенных примерах горизонт является не только пространственной характеристикой, но еще и ориентиром движения, которое направлено вперед (на что указывают слова перед нами и впереди). Имя существительное берег встречается пять раз в значении «край земли у водной поверхности» [там же, с. 123] («идем очень близко возле африканского берега»; «далекий берег коричневого цвета»; «чуть видные в темноте берега»), а также в значении «суша» («матросы уже готовятся «к берегу»), т.е. берег, как и горизонт, очерчивает границы видимых пространств: водного и земного, земного и небесного. Символом вертикального пространства является и гора Синай. Слово гора употребляется в произведении «Воды многие» восемь раз, а Синай – четыре раза. Гора Синай воспринимается дневницистом как космический, мировой центр. Согласно данным словаря символов, «гора – это высшая и центральная точка земли, вершина рая, место встречи в облаках неба и земли. Являясь осью и центром, гора считается местом перехода с одного плана на другой, местом общения с богами» [СС, http://slovari.funplanet.ru/dictionary/symbols.html]. В языковой картине мира И.А. Бунина ярко проявляются черты христианской традиции, в которой Священная гора – это еще и трон Бога, поэтому с 79 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ Синаем писатель ассоциирует образ самого Творца: «И долго провожала нас слева, маячила в мути пустыни и неба чуть видная, далекая вершина Синая, и весь день прошел под его величавым и священным знаком, был связан с чувством его близости, его ветхозаветного, но вместе с тем и ночного владычества, ибо это вечно, вечно: «Аз есмь господь бог твой...» Вертикальное пространство образуют не только лексемы, обозначающие надводные реалии окружающего мира, но и другие понятия, в том числе абстрактное глубина: «глубоко, почти с краями, сидит этот дубок в теплой воде…» Однако иногда глубина ассоциируется и с горизонтальным пространством, задавая вектор движения: «Та звезда, что по ночам переливается кровью на горизонте перед нами… завлекает все дальше в глубь своей таинственной тропической страны…» Слово глубина может иметь интроспектный характер и обозначать пространство внутри человека: «…бьет блаженно проникающий до самой глубины души ветер…» Книжный фразеологизм до глубины души имеет значение «о чем-нибудь, происходящем в интимных, наиболее скрытых, внутренних областях сознания, – исходящем от них, – доходящем до них» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 572]. Как уже было отмечено, в произведении «Воды многие» с категорией пространства тесно связана категория времени, что обусловлено жанровой спецификой произведения, имеющего черты путевого очерка, где сюжетное движение определяется мотивом времени, идущего сквозь пространство. Неслучайно И.А. Бунин зачастую указывает точную дату, время суток (день или ночь) и место, где происходит описываемое событие, например: 13 февраля, Суэцкий канал. В «Водах многих» обращают на себя внимание пространственные наречия и предлоги, которые участвуют в описании временны́х границ в произведении: «Мы перебрались на «Юнан» к обеду»; «После обеда все разошлись, кто на вахту, кто спать перед вахтой»; «потом стал будить скрежет над головой»; «затем натянули белые тенты над нижней палубой»; «а через мгновение все опять изменилось»; «задолго до рассвета»; «как когда-то пленял он мое воображение» и другие. Кроме наречий, семантическое поле времени образуют имена суще- 80 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время _____________________________________ ствительные и прилагательные, которые можно объединить по тематическому признаку (по классификации Л.Н. Михеевой). Во-первых, это группа слов, обозначающая метрические отрезки: «на день прошел»; «за вчерашний день все чрезвычайно изменилось, – менялось чуть не каждый час»; «вот вторая склянка»; «...через несколько минут после этого на баке «Юнана» уже стояла кучка еще никогда мной не виданных людей...»; «суждено мне дивиться чуть не каждую минуту»; «каждую секунду висишь на волоске»; «боль за каждый безвозвратно уходящий день, час и миг» и другие. Заметим, что при употреблении временны́х характеристик И.А. Бунин нередко прибегает к употреблению тавтологических конструкций, которые являются устойчивыми оборотами и распространенными «дейктичными формулами» движения и выражения реального времени («целые тысячелетия»; «из века в век, из часа в час»; «из тысячелетий в тысячелетия»; «ибо во веки веков будет свято чувство рожденного к родившим его»), что свидетельствует о «синтетичности восприятия времени и синкретизме сознания как такового» [Михеева, 2003, с. 124]. Примечательно, что здесь писатель использует языковую игру и продолжает темпоральный ряд неологизированными оборотами из часа в час, из тысячелетий в тысячелетия. Во-вторых, это слова, называющие этапы различных циклов: «нынче утро еще жарче»; «солнца еще нет, но уже совсем день» (редко, чаще в значении метрического отрезка); «сейчас уже ночь»; «о чем мы мечтали зимой в Египте»; «и вот оно, уже наступило, то вечное светоносное лето»; «где моя колыбель, мое детство»; «ощущает, вспоминает (то есть воскрешает) себя то ребенком, то отроком, то юношей, то мужем»; «ту старую, как мир, до дикости простую правду»; «среди этого вечно юного божьего лона»; «приятен вид молодых и здоровых людей за работой» и т.п. Счет внутри цикла осуществляется, как правило, в датировках записей, где указывается число, месяц, год, но нет указания на день недели: 12 февраля 1911 года, ночью, в Порт-Саиде. В-третьих, это группа слов, характеризующая будни и праздники: «будничная жизнь»; «в этом было что-то праздничное». В-четвертых, временны́е определения (длительность: «по долгим стоянкам в портах»; продолжительность: «некое его бессмертие, продолжение»; «про- 81 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ должателем всех тех традиций, всей той культуры, которая уже создана»; последовательность: «все последние дни солнце садилось совершенно чисто»; «медленно допив последнюю, самую сладкую капельку кофе»; одновременность: «весь день росла качка вместе с ровно растущим муссоном»; «ветхозаветного, но вместе с тем и ночного владычества» и другие). В «Окаянных днях» время – важнейшая категория. Основной временной интервал здесь – день, который способствует соблюдению хронологии излагаемых событий. Н.В. Уфимцева считает, что день является наиболее актуальным временным отрезком для современного русского языкового сознания [Уфимцева, http://www.ilingran.ru/library/psylingva/sborniki/Book1996/Part3-1.htm]. А исследователь категории времени Л.Н. Михеева замечает: «…день как слепок жизни… является выразителем некоего «вещного» плана жизни» [Михеева, 2003, с. 192]. И.А. Бунин хорошо это понимал и мыслил жизнь, существование как «смену дней и ночей, дел и отдыха, встреч и бесед, удовольствий и неприятностей, иногда называемых событиями» [Бунин, 1988, т. 3, с. 405]. Кроме этого, как отмечает Л.Н. Михеева, «во множественном числе слово день приобретает в устойчивых словосочетаниях дополнительные значения» [Михеева, 2003, с. 193]. В названии анализируемого произведения в сочетании с именем прилагательным окаянный слово дни приобретает не только оттенок длительности, но и эмоционально-оценочный, аксиологический характер. В «Окаянных днях» имя существительное дни соотносится с определенными словами. Так, чаще всего оно вступает в синтагматические отношения с именами прилагательными пустые, последние, долгие, в отличие от произведения «Воды многие», где дни характеризуются писателем в основном как легкие, веселые, прекрасные, дни труда, лишь иногда как облачные, мутные. Лексема день встречается и в составе фразеологизма: «…этому народу сто лет долбили, что единственное его спасение – это отнять у тысячи помещиков те десятины, которые и так не по дням, а по часам таяли в их руках!» Фразеологическая единица не по дням, а по часам является устойчивым выражением, в основе которого лежит сказочная формула, обозначающая быстро протекающий про- 82 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время _____________________________________ цесс. В русских сказках данная фразеологическая единица гиперболизирована и обычно описывает положительный процесс – то, как быстро растет и развивается ребенок (ср. у А.С. Пушкина в «Сказке о царе Салтане»: «И растет ребенок там / Не по дням, а по часам»). У И.А. Бунина она приобретает иной характер, передавая негативное настроение, оценку, мнение по поводу происходящего. Важно отметить, что в произведении «Окаянные дни» наиболее значима синтагматическая связь слова дни с именем прилагательным окаянный. Оценочный эпитет окаянный, проклятый является языковой особенностью фольклорной фразеологии (ср. в былинах: змеище проклятое). Поэтому можно говорить о межжанровых связях «Окаянных дней» с русскими былинами, в которых имя прилагательное окаянный ассоциируется со злыми силами. Кроме этого, в нем присутствуют черты, характерные для жанра летописи. По замечанию Е.В. Богдановой, в дневнике, как и в летописи, повествование ведется посредством коротких записей, связанных с настоящим или недавним прошлым [Богданова, 2008, с. 30]. Это требует использования глагольных форм настоящего и прошедшего времени, преобладают же глаголы прошедшего времени. Прошлое у И.А. Бунина действительно выходит на первый план (что также подтверждается преимущественным употреблением глаголов в прошедшем времени). Но есть и другой способ обозначения прошлого, заключающийся в использовании словосочетаний, где главными словами являются имена существительные время, дни, а в качестве зависимого выступает либо указательное местоимение тот, либо притяжательное местоимение наш. Прошлое характеризуется писателем как те дни, наше время, время наших отцов и дедов и т.п. В контексте сказанного наиболее значимым выступает метафорическое противопоставление старость/старый – молодость/молодой, где указанные лексемы воспринимаются как категории возраста («испытывал когда-то в ранней молодости»; «Что ждет эту молодость?»). Интересно и то, что у И.А. Бунина прошлое противопоставлено не будущему, а настоящему. Неоднократно повторяющаяся в дневнике 83 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ «Окаянные дни» лингвокультурная универсалия светлое будущее обращает на себя внимание прежде всего потому, что она базируется на универсалии разрушение сегодня. Необходимо отметить, что у И.А. Бунина свое философское восприятие времени, в котором прошлое первостепенно. В одной из дневниковых записей он говорит о том, что всю жизнь одинаково представлял себе год, и приводит следующую «иерархию» времен года: дек. нояб. окт. сент. янв. авг. май апр. февр. июль июнь март В представленной календарной временно́й модели важно то, что отсчет года начинается с его конца и месяцы расположены в обратном порядке. Как глубокий консерватор и противник всего нового, он продолжает исчислять время по старому стилю и выражает свою позицию на страницах «Окаянных дней»: «С первого февраля приказали быть новому стилю. Так что по-ихнему нынче уже восемнадцатое» (запись от 5 февраля); «Часы переведены еще на час вперед – сейчас по моим десять утра, а «по-советски» половина второго дня». Время в «Окаянных днях» широко представлено лексемами, называющими времена года и месяцы. Наиболее часто употребляемая лексема весна выступает символом новой жизни, возрождения, надежды. Важно подчеркнуть, что ассоциация времени с жизнью, бытием является ключевой не только в анализируемых произведениях, но и во всем творчестве писателя, так как жизнь, в свою очередь, понималась им как «непрестанное, ни на единый миг нас не оставляющее течение несвязных чувств и мыслей, беспорядочных воспоминаний о прошлом и смутных гаданий о будущем» [Бунин, 1988, т. 3, с. 405]. ЛСП Время вербализовано различными лексемами, такими как наименование времен года, месяцев, частей суток; совокупность дней, часов; определенный момент времени или период; наименования, относящиеся к прошлому, настоящему или будущему; категория возраста и срока, а также длительности бытия. При этом все лексические 84 3.2. Лексико-семантические поля Пространство и Время _____________________________________ единицы, формирующие ЛСП Время, выполняют определенные функции: с одной стороны, они создают темпоральный план произведения, а с другой – служат художественным средством выражения эмоций, состояния и оценок. Бытийное время в дневниковых произведениях «Воды многие» и «Окаянные дни» является многослойным, в них накладывается друг на друга сразу несколько временны́х пластов: время записи описываемого события, время описываемого события (о котором идет речь) и время, когда записки включаются в канву произведения. Поскольку события воспроизводятся не только с опорой на записи личного характера, но и по памяти, то одним из основных жанрои сюжетообразующих понятий, связанных с ЛСП Время, становится понятие память. Как отмечает М.Ю. Смелковская, И.А. Бунин «отличался феноменальной памятью, десятилетиями хранившей впечатления детства и отрочества, юности и зрелости, и считал ее единственным средством, способным запечатлеть уходящее время, то есть дать ему «вечную жизнь» [Смелковская, 2003, с. 4]. По ее замечанию, писатель придавал памяти решающее значение в творческом процессе. М.Ю. Смелковская подчеркивает, что «у него было свое понимание этой категории. Во-первых, он отличал ее от воспоминаний и считал, что каждый человек имеет не только память, но и прапамять, данную ему от предыдущих поколений предков и хранящую огромный запас знаний, который нельзя накопить в течение одной жизни. Во-вторых, способностью разбудить в себе эту прапамять, по его мнению, обладают лишь творческие личности, способные использовать ее данные в творческом процессе» [там же, с. 187]. Процесс вспоминания является в дневниковом тексте особым приемом, у И.А. Бунина он широко представлен глагольными лексемами помнить, вспомнить, напомнить и другими. Как замечает В.М. Шаклеин, «событие, обозначаемое глаголом вспомнить, может произойти как спонтанно, неконтролируемым образом, так и в результате культурной деятельности» [Шаклеин, 1997, с. 90]. И.А. Бунин в анализируемых произведениях чаще всего активизирует свою память под действием увиденного: «…первобытные люди опять напоминали о жизни глухой, ветхозаветной…»; «Я именно из тех, которые, видя колыбель, не могут не вспомнить о могиле». 85 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ Картины прошлого всплывают регулярно под воздействием обиды или пережитых впечатлений, которые оставили в памяти глубокий след: «Часто вспоминаю то негодование, с которым встречали мои будто бы сплошь черные изображения русского народа». А иногда возникают спонтанно: «Вспомнился мерзкий день с дождем, снегом, грязью, – Москва, прошлый год, конец марта»; «Лежа в темноте, вспомнил штурманскую рубку, думал о рулевом». Таким образом, использование лексем, обозначающих процессы припоминания или вспоминания, и определенные грамматические формы, в том числе глаголы прошедшего времени (был, читал, писал, ходил, ездил и т.п.) или наречия времени (вчера, сегодня, нынче, на днях и т.п.), служат ретроспекции повествования, которая характерна для дневникового жанра в целом. 3.3. Лексико-семантическое поле Цвет И.А. Бунин признавался в своем дневнике: «Я всегда мир воспринимал через запахи, краски, свет, ветер, вино, еду – и как остро, Боже мой, до чего остро, даже больно!» (запись от 22 января 1922 года). Неслучайно в анализируемых произведениях писатель особое внимание уделяет цветовым характеристикам. Цвет является атрибутом человеческого сознания и связан как с интуитивным, так и с рациональным познанием мира. В одном из своих стихотворений И.А. Бунин писал: «Нет, не пейзаж влечет меня, / Не кpаски я стpемлюсь подметить, / А то, что в этих кpасках светит, – / Любовь и радость бытия» [Бунин, 2009, т. 1, с. 74]. В произведениях «Воды многие» и «Окаянные дни» тема и основной мотив соотносятся с определенной цветовой палитрой, представленной сложной системой цветосимволических отношений, что позволяет предположить, что создаваемая с помощью слова цветопись выступает важной чертой бунинского стиля. Цветообозначения образуют ЛСП Цвет, это понятие является «константой культуры, древнейшей семиотической системой и важной частью концептуальной картины мира» [Шабашева, 2011, с. 285]. В ЛСП Цвет входят цвета, характерные для русского фольклора (красный, зеленый, синий, черный, белый, золотой). 86 3.3. Лексико-семантическое поле Цвет _____________________________________ В дневнике «Воды многие» наиболее часто повторяется имя прилагательное зеленый, оно употребляется в тексте шестнадцать раз (чаще всего в сочетании с именем существительным вода) и символизирует природу, рай, покой и мир. Особенно обращают на себя внимание оттенки этого цвета: «…Вода его зеленела то бледнее, то ярче в зависимости от солнца, порой заходившего в облака, порой озарявшего светом, радостью». В «Окаянных днях» они также играют важную роль. Здесь темные оттенки зеленого связаны с категорией страха, ужаса. Но чаще темно-зеленый (сочный, насыщенный) обозначает весну, процветание и жизнь («дерево во дворе уже густое, темно-зеленое, яркое»), а бледно-зеленые оттенки олицетворяют постепенное угасание или умирание («Деревцо, зазеленевшее у нас во дворе, побледнело. И весна-то какая-то окаянная!»). Можно сказать, что восприятие этого цвета И.А. Буниным не противоречит христианской картине мира, где ярко-зеленый олицетворяет бессмертие, надежду, жизнь (ее триумф над смертью) и победу весны над зимой, а бледно-зеленый идентифицируется с Сатаной, злом и смертью. Это значит, что зеленый цвет в произведениях писателя приобретает еще и метафизические смыслы. Переходя из разряда «земной» краски в «небесную», он становится трансцендентным, имеющим отношение к тайнам бытия. Любимый цвет И.А. Бунина – синий с многообразием его оттенков: «в алтаре, в глубине, окна уже лилово синели – любимое мое»; «сине-голубое, оно особенно хорошо». Во-первых, он нравится потому, что это цвет космических бездн, неба, которыми так восхищается писатель. А во-вторых, синий и фиолетовый не так активны, они спокойны и не раздражают глаз. Кроме всего прочего, синий – это цвет мудрости и интеллекта, мира, созерцания и больших глубин [СС, http://slovari.funplanet.ru/dictionary/symbols.html], поэтому в анализируемых произведениях имя прилагательное синий встречается преимущественно в сочетании с именами существительными океан/море и небо/небосклон. Обращает на себя внимание оттенок синего спектра – лиловый, который, с одной стороны, олицетворяет смерть, роковую судьбу, обманчивость счастья, трагичность бытия, а с другой – является таким же притягательным, как сама жизнь. 87 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ Желтый и золотой противоречивы и развивают сложную символику в произведениях И.А. Бунина. Золотой олицетворяет радость жизни, а желтый предвосхищает, как правило, трагические события. Так, имя прилагательное золотой в произведении «Воды многие» встречается чаще в значениях «блеск/сияние» («Небо перед закатом было неизменно золотое, сияющее») либо «яркий свет/пламя» («Звезда пылала на горизонте впереди целым золотым костром»). В «Окаянных днях» оно употребляется в следующих значениях: «высочайшая культурная ценность» («золотой век»), «материальная ценность» («золотые очки», «золотой зуб»), «огонь/свет» («золотые огоньки маленьких восковых свечей») – и со значением подобия по принципу аналогии с золотым цветом («золотые маковки церквей»). Желтый в дневнике «Воды многие» имеет отношение к морю, характеризуя его собственный цвет или линии берега: «Мир был безгранично пуст… ни единого жилья [вокруг], кроме… мазанок, таких одиноких в этом серо-желтом море и со всех сторон теснимых желтыми сугробами»; «…полосы желтеющих у моря песков. Страшное место». В произведении «Окаянные дни» желтый цвет свойствен земным объектам окружающей действительности: «Желтоватый домик (бывший писателя Загоскина) с черной крышей во дворе <…> Старая Москва, которой вот-вот конец навеки»; «…птицы сладко щебечут во дворе на ярких желто-зеленых акациях. Обрывки мыслей, воспоминаний о том, что, верно, уже вовеки не вернется». Из приведенных фрагментов очевидно, что желтый цвет у писателя ассоциируется с гибелью, смертью, концом. Среди наиболее употребляемых имен прилагательных, обозначающих цвет, выделяются белый и черный, которые являются базовыми в русской языковой картине мира, представляя в ней все противоположности: положительное и отрицательное, свет и тьму, добро и зло, жизнь и смерть и т.п. У И.А. Бунина мотив жизни и смерти раскрывается через страх, ужас и трепет перед неизвестностью бытия или перед грозной вселенной: «…черно-синее небо, два-три туманно-голубых пятна звезд и резко дует холодом. Ехать жутко. Никитская без огней, могильнотемна, черные дома высятся в темно-зеленом небе». 88 3.3. Лексико-семантическое поле Цвет _____________________________________ С категорией страха неразрывно связано человеческое зло, которое выражается с помощью имени прилагательного черный: «Он, огромный, черный, усатый, свирепо скрежетал ручкой кофейной мельницы и, пожирая глазами капитана, мощно декламировал»; «Второй помощник не отставал от механика, говорил… остановив на нем свои злые, как у змеи, сплошь черные глаза». Страх ассоциируется с разрушением и смертью, вызывающими чувство скорби: «…видны стены, увешанные черными знаменами, на которых белые черепа с надписями: «Смерть, смерть буржуям!» Такое понимание цвета характерно для русской языковой картины мира, где он считается траурным. В связи с этим в произведении «Окаянные дни» возникает образ черного ворона («окружил себя стаей черных воронов»; «черные тучи все гуще, карканье черного воронья все громче»), который в народнопоэтической традиции является предвестником смерти. Заметим, что не менее важную роль черный цвет с его оттенками играет и в других произведениях И.А. Бунина, особенно в создании устойчивых метафор (ср. «Темные аллеи»). Для писателя черное – это еще и первобытная тьма, олицетворяющая дикость (неразвитость, отсталость от цивилизации и прогресса): «к пароходу быстро неслось несколько… пирог, из которых торчали худые и голые черные торсы»; «стояла кучка еще никогда мной не виданных людей, тех самых «диких», о которых читал в детстве: кучка высоких черно-шоколадных тел». Дикость ассоциируется с грязью и нищетой: «Шатры, козы, голые черные дети и, конечно, опять нечистоты... Мерзко? Нет, страшно по первобытности, по древности…» Белый цвет в произведении «Воды многие» чаще всего у И.А. Бунина олицетворяет собой святость, близость к Богу (или намек на его присутствие) и, как следствие, покой и умиротворение («ночь прелестная, с мирной луной и белыми облаками»). А в «Окаянных днях» – либо безликость и пустоту («глаза белые»), либо торжественную красоту, праздничность («милые девичьи личики у певших в хоре, на головах белые покрывала с золотым крестиком на лбу»; «к вечеру всем нам пришлось надеть все белое, и в этом было что-то праздничное»; «красавец лакей, тоже весь в белом»). 89 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ Не менее существенную роль в цветовой палитре, используемой писателем, играет красный, который ассоциируется с огнем или ярким светом: «красное зарево пожара»; «закат, среди великолепных сиреневых облаков, весь огненно-красный, захватывает весь небосклон». В «Окаянных днях» он, как и черный цвет, является доминирующим и неразрывно связан с мотивом смерти, кровопролития («в мокром асфальте жидкой кровью текут отражения от красных флагов»). В контексте произведения красный цвет воспринимается писателем негативно, он приобретает отрицательную окраску («бьют в глаза проклятым красным цветом первомайские трибуны»; «заколочены в гробы почему-то красные и противоестественно закопаны в самом центре города живых»), так как именно этот цвет стал символом новой действительности, которую писатель отвергал. В силу идеологических, политических воззрений красный цвет в произведении часто противопоставляется белому (в русской культуре их сочетание символизирует дьявола, смерть). В результате оба цвета приобретают иное звучание и переходят в состав ЛСП Общество (оппозиции свой – чужой): «Разложение белых...» Какая чудовищная дерзость говорить это после того небывалого в мире «разложения», которое явил «красный» народ»; «…красная аристократия: матросы с огромными браунингами на поясе, карманные воры, уголовные злодеи и какие-то бритые щеголи во френчах»; «Вообще, как только город становится «красным», тотчас резко меняется толпа, наполняющая улицы». Есть случай перехода имени прилагательного белый в периферийной зоне ЛСП Время: фразеологизм средь бела дня в значении «ясный, светлый (о времени суток)» [СРФ. ИЭС, 1998, с. 154–155]. Примечательно и то, что в «Окаянных днях» ключевые слова, относящиеся к ЛСП Цвет, характеризуют не только природные явления и объекты окружающей действительности, но и внешность человека (глаза, волосы, одежду и прочее), в результате чего в контексте произведения они приобретают оценочный оттенок («с высохшими темными глазами, на которых золотой отблеск, как на засохших лиловых чернилах»). Таким образом, в анализируемых произведениях ЛСП Цвет представлено многогранно. С одной стороны, оно является зрительным 90 3.4. Лексико-семантические поля, реализующие религиозно-философские понятия _____________________________________ феноменом и включает в себя языковые единицы, называющие признаки (цветовые характеристики, оттенки, краски), – в основном это имена прилагательные. Среди них, в свою очередь, можно выделить простые (верблюжий) и сложные (млечно-стальной с голубым налетом; сине-лиловый; густо-фиолетовый; серебряно-меловой; темно-рдяной) прилагательные, большинство которых – неологизмы. С другой стороны, это поле включает в себя лексемы, которые выражают стремление дневнициста постичь загадки бытия. При рассмотрении семантики выявленных цветообозначений установлено, что в контексте дневниковых произведений И.А. Бунина они приобретают аксиологическое и символическое значения (причем цветовые характеристики включают в себя семы положительной и отрицательной оценки, а порой совмещают две противоположные коннотации в одном и том же словоупотреблении), детерминированные определенной историко-культурной ситуацией, что обусловливает языковые особенности дневников писателя. 3.4. Лексико-семантические поля, реализующие религиозно-философские понятия 3.4.1. Лексико-семантические поля Жизнь и Смерть Понятия жизнь и смерть относятся к философской сфере и находятся в постоянном противоборстве. С лингвокультурологической точки зрения их также рассматривают как оппозицию, т.е. в качестве антонимичных понятий. ЛСП Жизнь в контексте бунинских произведений представлено различными лексемами. Ключевым словом-репрезентантом является лексема жизнь, которая составляет смысловой центр (ядро) данного ЛСП. Лексема жизнь в дневниках, в свою очередь, реализуется в разных значениях: «существование вообще, бытие в движении и развитии»; «время от рождения до смерти человека или животного»; «развитие чего-н.; события, происходящие с чем-н. существующим»; «совокупность всего сделанного и пережитого человеком»; «деятельность общества и человека во всей совокупности ее проявлений, или в ее от- 91 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ дельных проявлениях, и ее внутреннее содержание»; «реальная действительность во всей совокупности ее проявлений»; «энергия, внутренняя бодрость, полнота духовных и нравственных сил»; «самое дорогое для человека, источник радости, счастья»; «отдельное живое существо, человек» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 870]. Индивидуально-авторское восприятие жизни находит свое отражение в том, что наиболее значимыми оказываются семантические связи данного понятия с категорией времени. Как было указано выше, в словаре Д.Н. Ушакова время не связано с жизнью человека, что также подтверждает особое мировидение писателя. Жизнь осознается И.А. Буниным прежде всего как процесс, протекающий во времени, регулируемый божественным провидением («Продли, боже, сроки мои!»). Поэтому лексема сроки приобретает мистическое звучание, как и слово жизнь, которое основывается на христианских представлениях И.А. Бунина о земной и загробной жизни, т.е. на религии: «некое его бессмертие, продолжение, продление его земной жизни»; «мириады самых разноплеменных человеческих душ, начинающих свое земное существование»; «поразительная полная неизвестность и случайность всякой земной судьбы»; «да благословит тебя бог, живи, радуйся, пользуйся тем кратким земным сроком, что и ты получил в свой черед от него». Как видно из приведенных примеров, в ядро ассоциативно-смыслового поля жизнь могут входить лексемы, которые являются синонимами к слову жизнь: существование, срок, судьба, бессмертие, продолжение, продление, бытие, вечность, колыбель и другие. В индивидуально-авторской картине мира писателя жизнь понимается, в частности, как процесс, способствующий созиданию, поэтому важными являются лексемы, участвующие в создании пейзажных зарисовок. В этом смысле наиболее значимы слова-символы вода и весна. Тогда жизнь воспринимается И.А. Буниным как материя, движущаяся не только в пространстве и времени, но также в природе и социокультурном пространстве. Так, в произведении «Окаянные дни» движение жизни определяется сменой сезонов от зимы к лету, есте- 92 3.4. Лексико-семантические поля, реализующие религиозно-философские понятия _____________________________________ ственным переходом от смерти (вре́менного замедления бурных процессов развития) к жизни через стадию возрождения, которую символизирует весна. Лексико-семантические поля Жизнь и Смерть существуют в анализируемых произведениях неотделимо друг от друга. Лексема смерть входит в ядро ассоциативного поля жизнь. Если жизнь понимается писателем как динамичное явление, то смерть, по его мнению, – это нечто статичное с полным отсутствием движения и изменения во времени. В дневнике «Воды многие» смерть ассоциируется с отсутствием бурного движения в мире природы: «мертвая волна», «мертвая зыбь», «мертвое царство». В приведенных словосочетаниях синтагматические связи выражают индивидуально-авторское представление о смерти, которое у И.А. Бунина неразрывно связано с природой, ее биологической пассивностью. В произведении «Окаянные дни» в ЛСП Смерть также входят ключевые слова-репрезентанты со значением «отсутствие движения», например прилагательное мертвый: «мертвый, пустой порт, мертвый, загаженный город»; «мертвый вокзал»; «вполне мертвая страна». Однако смерть здесь – это прежде всего прекращение существования живого организма, конечность бытия: «видел, что кто-то умирает, умер»; «очень часто вижу теперь во сне смерти». Заметим, что ощущение смерти в творчестве писателя обычно передается через личные переживания, страдания героя из-за потери близкого или дорогого человека (например, «Жизнь Арсеньева»). Поскольку смертность, убийства в «Окаянных днях» приобретают массовый характер, сама смерть трактуется как сложное явление, непостижимое ни для разума, ни для чувств: «Как? Семь повешенных?!» – «Нет, милый, не семь, а семьсот!» – И уж тут непременно столбняк – семерых-то висящих еще можно представить себе, а попробуй-ка семьсот, даже семьдесят». Закономерно, что смерть является причиной внутреннего опустошения героя-повествователя, утраты им духовных и физических сил. Поэтому здесь она связана уже не с печалью и скорбью, а, скорее, с чувствами страха и ужаса – «уж всему конец, полный ужас, полная пустота мира…». Обращают на себя внимание и атрибутивные словосочетания великая смерть, смертью истязательной. 93 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ Следует отметить, что в число единиц, составляющих ЛСП Смерть, входят лексемы, манифестирующие модус статичности и имеющие негативную коннотацию, в том числе имена существительные конец и крах в значении «предел, последний момент чего-нибудь, протекающего во времени» («конец, крах этой проклятой жизни») и глагол кончить в значении «завершить свою жизнь», синонимичный лексеме умереть («кончить свои дни в Индийском океане»), а также в значении «прекратить свое существование, деятельность» («неужели всей этой силе, избытку конец?»; «литературе конец»; «старая Москва, которой вот-вот конец навеки»; «почта русская кончилась уже давно»). Статичность как состояние, близкое к смерти, связана у И.А. Бунина с мотивом сна, т.е. рассматриваемые ЛСП наполняются индивидуальноавторскими смыслами, в основе которых лежит ассоциация жизни с состоянием сна: «Я сплю, мы все спим… мы спим, а ночь, вечная, неизменная, – все такая же, как и тысячелетия тому назад»; «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой...» <…> А и сон-то весь только в том, чтобы проломить голову фабриканту, вывернуть его карманы и стать стервой еще худшей, чем этот фабрикант». К числу единиц, репрезентирующих ЛСП Смерть, относится имя существительное погибель в значении «полное разрушение, уничтожение, смерть от какой-нибудь катастрофы», а также глагол погибать в соответствующем значении «разрушаться, подвергаться уничтожению, умирать, исчезать от какой-нибудь катастрофы»: «Свирепая жажда их погибели»; «Наука, искусство, техника, всякая мало-мальски человеческая трудовая, что-либо творящая жизнь – все погибло»; «просто погибаю от этой жизни и физически, и душевно». ЛСП Смерть эксплицируется лексемой разрушение и синонимичными ей: «у нее резко начинает проявляться воля к разрушению»; «Распад, разрушение слова, его сокровенного смысла, звука и веса идет в литературе уже давно»; «стал жертвой дикой орды, разрушающей все, что есть ценного в человечестве». Значит, в индивидуально-авторской картине мира писателя смерть не только представлена как физиологическое состояние живого организма, которое означает прекращение жизнедеятельности, но и ассоциируется с отсутствием развития или совершенствования, что приводит к духовной гибели. 94 3.4. Лексико-семантические поля, реализующие религиозно-философские понятия _____________________________________ ЛСП Смерть содержит также лексемы, описывающие обряд похорон: гроб, погребение («издевательство над мертвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заколочены в гробы почему-то красные и противоестественно закопаны в самом центре города живых»; «движется огромная толпа, сопровождающая для развлечения гроб какого-нибудь жулика»; «лежит в красном гробу, а впереди оркестры и сотни красных и черных знамен)», могила/могильный («зияла в мире необъятная могила»; «родные колыбели и могилы»; «страшное могильное позорище»). В отдельную группу можно выделить фразеологизмы, содержащие указанные лексические единицы: до гроба (жили), т.е. «до самой смерти, до конца жизни» [ФСМ, 1986, с. 121]; унести с собой в могилу, т.е. «умереть, не передав, не сообщив чеголибо, не избавившись от чего-либо, не успев осуществить что-либо» [там же, с. 496]. Имеется также трансформированная единица в могиле буду переворачиваться, которая образована от фразеологической единицы перевернуться в гробу со значением «пришел бы в ужас, в негодование (если бы узнал, увидел и т.п. что-либо)» [там же, с. 313], и индивидуально-авторская метафора лезли мы в наше гробное корыто, основанная, судя по всему, на переосмыслении фразеологизма лезть в петлю со значением «заведомо рисковать жизнью, идти на смерть, гибель» [там же, с. 224] и на образной ассоциации гроба с корытом. В «Окаянных днях» смерть связана с многочисленными убийствами, поэтому в зону данного ЛСП входит лексема кровь – в переносном значении «убийство» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 1522], которая в тексте произведения встречается чаще в сочетании с фразеологическими единицами или в их составе: «проливают напрасно кровь», где лить кровь означает «убивать кого-либо» [ФСМ, 1986, с. 227]; «по горло ходил в их крови»; «шагать по колено в крови», где фразеологизмы по горло и по колено (в крови) являются синонимичными и имеют значение «сверх всякой меры» [там же, с. 501]. В том же значении используется метафора реки крови. Заметим, что в дневнике «Воды многие» лексема кровь имеет значение «жидкость красного цвета» и символизирует близкое, единокровное родство человека с Космосом: «кровью переливается большая жуткая звезда»; «звезда, что по ночам переливается кровью». 95 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ На периферии ЛСП Смерть в произведении «Окаянные дни» находится лексема целование, которая здесь используется в метафорической конструкции: «Смерть была в этой весне, последнее целование». Метафора последнее целование (весны) несет культурную информацию, связанную с христианской религией, где поцелуй является важным действием похоронного обряда, с помощью которого происходит прощание живых с мертвыми. В зоне дальней периферии в обоих произведениях оказываются глагол умирать (от умереть) в переносном значении «исчезнуть, прекратиться» [СУ, 1934–1940, т. 4, с. 940] («ломоть луны меркнет, умирает») и наречие мертво в роли сказуемого «безжизненно, неоживленно» [там же, т. 2, с. 188] («мертво, идиотски улыбается»). Из сказанного следует, что жизнь и смерть воспринимаются писателем как явления, противопоставленные друг другу. При этом в анализируемых произведениях жизнь преобладает над смертью, что подтверждает и количественный состав лексических единиц, репрезентирующих соответствующие ЛСП. В бунинском идиостиле жизнь доминирует над смертью прежде всего потому, что олицетворяет собой связь между всем живущим. И.А. Бунину вообще присуще восприятие жизни через острое ощущение смерти как физиологического прекращения существования. При этом ЛСП Смерть имеет более сложную семантическую структуру по сравнению с ЛСП Жизнь. Смерть представлена в дневниках И.А. Бунина и как прекращение жизни человека – физиологических свойств живого организма, и как насильственный акт гибели человека, и как духовная гибель. У писателя, как творческой личности, смерть ассоциируется с духовным небытием, т.е. с невозможностью созидать и творить. Главный смысл жизни для И.А. Бунина – это возможность интеллектуального («Все читаю, читаю, бросая прочитанное за борт. – Жить бы так без конца!») и духовного («я просто погибаю от этой жизни и физически, и душевно») развития, а также созидания природы и космического пространства, звездного неба, в котором властвует Бог («Путь Твой в море и стезя Твоя в водах великих и следы Твои неведомы…» И я был в страшной и сладкой близости Твоей, и безгранична моя любовь к Тебе, и крепка вера в родимое, отчее лоно Твое!»). 96 3.4. Лексико-семантические поля, реализующие религиозно-философские понятия _____________________________________ Важно обратить внимание на то, что если в произведении «Воды многие» жизнью правит сам Господь, с которым неразрывно связан, сопряжен человек, то в дневнике «Окаянные дни» жизнь творят сами люди, а точнее социум («На редкость твердо уверены все эти Пешехоновы, что только им принадлежит решение российской судьбы»), и Бог непричастен к происходящему («Ратуйте, хто в Бога вируе!» Неистовым криком о помощи полны десятки миллионов русских душ. Ужели не вмешаются в эти наши «внутренние дела…»), он существует в отрыве от человеческого мира («Все-то мы ждем помощи от кого-нибудь, от чего-нибудь, от чуда, от природы»). Отсюда следует, что ЛСП Жизнь тесно связано с ЛСП Религия и ЛСП Власть. 3.4.2. Лексико-семантическое поле Религия ЛСП Религия, так же как и рассмотренные выше поля, является значимым для русской языковой картины мира, поэтому достаточно хорошо изучено учеными-лингвистами. Однако исследователи вкладывают порой в понятие религия разные смыслы. Одни рассматривают данное понятие сквозь призму взаимоотношений между человеком и Богом, другие – как мировоззренческую категорию, третьи отождествляют с вероисповеданием. Мы придерживаемся точки зрения, согласно которой религия понимается в качестве одной из форм мировоззрения, основанной на вере в потусторонние силы и на высоконравственных, духовных представлениях, диктующих правила поведения в социуме. Такое широкое понимание данного слова ведет к тому, что ЛСП Религия можно рассматривать как сложную структуру с многослойным ассоциативно-семантическим полем. Это поле образуют лексические единицы, в семантической структуре которых прослеживается взаимосвязь религии с такими понятиями, как вера, Бог, христианство, церковь и т.п. Ядерную зону данного ЛСП в анализируемых произведениях образуют слова вера, божественное, священное и другие. Эти лексемы можно объединить в следующие тематические группы: основные богословские понятия (ад, рай, душа, Бог, черт, сатана, дьявол и другие); храм и артефакты, связанные с богослужением (церковь, монастырь, 97 3. Абстрактные понятия в дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ______________________________________ храм, купол, собор, алтарь и другие); предметы быта, ассоциирующиеся с религиозной жизнью верующего (икона, крест, Библия, Коран, Веды); лица, имеющие отношение к церкви и богословию (священник, священнослужители, святой, пустосвят, затворник, святыня); библейские имена, наименования божественных и антибожественных сил (двенадцать апостолов, девять серафимов, Адам, Богоматерь, Каин); действия, связанные с богослужением (каждение, побожиться, креститься, молиться, верить). Однако важно заметить, что в индивидуальной языковой картине мира И.А. Бунина ЛСП Религия связано не только с божественным, оно содержит в себе и элемент социального: «…кипит мелкая, будничная жизнь, царит человеческое ничтожество… мудрецы не раз содрогались в этом таборе от ужаса перед его мерзостью, в отчаянии дробили о камень скрижали синайского завета между человеком и Богом – и все-таки снова и снова собирали раздробленное, снова воздвигали все те же самые уставы, ибо снова и снова гремели из мглы и туч омраченных высот все те же страшные, но и утешающие, указующие спасительный путь глаголы»; «А уж известно, каковы «чаяния» у этого «народа», призываемого теперь управлять миром, ходом всей культуры, права, чести, совести, религии, искусства»; «Вот преступник, юноша. Гостил на даче у родных. Ломал деревья, рвал обои, бил стекла, осквернял эмблемы религии, всюду рисовал гадости. «Типично антисоциален...». Как известно, любая религия опирается на нравственные категории. В христианской вере краеугольным понятием, связанным с нравственностью, является душа. В анализируемых произведениях лексема душа встречается часто: «И три четверти народа так: за подачки, за разрешение на разбой, грабеж отдают совесть, душу, Бога»; «потрясенный до глубины души этим излишеством свинства и желая выразить свой протест против него»; «А у председателя… у Северного, «кристальная душа», по словам Волошина». Слово душа – одно из ключевых и в русской культуре, оно отражает особенности мировосприятия нации, ее культурные традиции и ментальность. Поэтому ЛСП Религия может быть рассмотрено и с точки зрения национальных особенностей: «Да и делали мы тоже 98 3.4. Лексико-семантические поля, реализующие религиозно-философские понятия _____________________________________ только кое-что, что придется, иногда очень горячо и очень талантливо, а все-таки по большей части как Бог на душу положит…» Важно отметить, что в произведении «Окаянные дни» ЛСП Религия представлено также лексемами, раскрывающими идеологические воззрения героев: «Ужасно ищу роль для себя в мистерии – так хотелось бы сыграть Богоматерь!» – О, Боже мой. Боже мой! Да, все это в теснейшей связи с большевизмом». В контексте анализируемых произведений ЛСП Религия приобретает новые смыслы, которые возникают благодаря такому важному (с точки зрения И.А. Бунина) содержательному компоненту, как «социальное». Эта тесная взаимосвязь религии и социума помогает раскрытию одного из ключевых конфликтов произведений – отношения человека к Богу. Это противостояние тесно связано с описываемой в дневнике «Окаянные дни» лингвокультурной ситуацией, когда в обществе бытовая сфера жизни становится важнее надбытовой, когда утрачиваются духовные ценности и вера в Бога («Взял маляр доску, намазал на ней, вот тебе и Бог», – говорит одна из героинь). Ключевым словом, раскрывающим содержание ЛСП Религия в обоих произведениях, стало имя существительное связь. Данная лексема является значимой в религиозно-философском мировосприятии писателя, на которое, возможно, повлияла философия всеединства В.С. Соловьева, утверждающая глубокую взаимосвязь и взаимозависимость всего сущего в мироздании. Связь в произведениях знаменует собой не просто систему отношений человека с Богом и между людьми, но также представляет собой одно из необходимых условий сохранения и продолжения жизни, т.е. играет важную роль в пространственно-временной организации текста и входит в ассоциативно-семантические поля Жизнь и Смерть. 99 4. МАКРОКЛАССЫ ЧЕЛОВЕК И ОБЩЕСТВО, ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА В ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ ДНЕВНИКОВ И.А. БУНИНА «ВОДЫ МНОГИЕ» И «ОКАЯННЫЕ ДНИ» 4.1. Лексико-семантическое поле Человек Среди лексических единиц дневниковых произведений И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» есть группа слов, которые относятся к лексико-семантическому классу человек. Среди них встречаются такие, которые дают анатомическое (строение, функции жизнедеятельности), гендерное, возрастное, социальное, национальное, профессиональное, идеологическое представление о человеке, включая его образное описание. Так, важную функцию в описании выполняют части человеческого тела: голова, руки, глаза, лицо, волосы, шея, ноги и т.д., что закономерно, так как с древних времен внешности человека уделяли большое внимание, а части тела наделяли особым символическим значением. Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев утверждают, что «уникальность человека, отличающую его от животного мира, язык видит не столько в его интеллектуальных или душевных качествах, сколько в особенностях его строения и в функциях составляющих его частей, в частности в строении тела» [Булыгина, Шмелев, 1997, с. 523]. Так, и И.А. Бунин в произведении «Окаянные дни» утверждает, что внешность человека раскрывает его истинный характер: «…современная уголовная антропология установила: у огромного количества так называемых «прирожденных преступников» – бледные лица, большие скулы, грубая нижняя челюсть, глубоко сидящие глаза». Для писателя важна портретная характеристика, так как она содержит в себе ценную для него и для читателя информацию о персонаже. Также с ее помощью можно выразить свое, авторское отношение и оценку. Наиболее употребляемой является лексема голова. В русской языковой картине мира голова наряду с сердцем считается важной частью тела (ср.: фразеологическая единица без царя в голове, былинное выражение сложить буйну голову), олицетворяющей мудрость, ум, управление и контроль. В произведении «Воды многие» обращает на 100 4.1. Лексико-семантическое поле Человек _____________________________________ себя внимание употребление имени существительного голова в форме творительного падежа с предлогом над: «скрежет над головой»; «увидал над самой своей головой», что обусловлено чувством незащищенности, страха перед грозным, темным лоном космического пространства, а также связано с религиозными воззрениями писателя: он верил в существование Бога, который правит земным миром с небес. Это подтверждает и эпиграф к произведению: «Господь над водами многими». В дневнике «Окаянные дни» ключевое слово голова имеет иной символический смысл и обладает самыми разнообразными семантическими значениями. В сочетании с определенной группой слов оно создает мотив несогласия, отрицания, недоверия, который в контексте произведения является одним из определяющих («подозрительно покачивают головами»), либо печали, скорби («горестно и низко клонит голову Пушкин»). Преимущественно имя существительное голова встречается в тексте в сочетании с глаголами совершенного вида проломить, сломать, уцелеть, спуталось, а также с именами прилагательными вшивые, зубастые, имеющими негативную окраску. Из этого следует, что номинации, характеризующие понятие голова, чаще всего носят оценочный характер. В дневнике «Окаянные дни» лексема голова употребляется в составе фразеологизма сложить голову, который является одним из древнейших в русском языке, о чем свидетельствуют летописи и тексты древнерусской литературы, например «Слово о полку Игореве». Исторически это выражение имело значение с положительной коннотацией – «отдать свою жизнь в бою; быть убитым на войне» [СРФ. ИЭС, 1998, с. 123], т.е. совершить подвиг. У И.А. Бунина же в контексте данного произведения этот фразеологизм приобретает негативный, иронический оттенок – «народ теперь голову сложит за нас и за всяческие свободы». В тексте встречаются также трансформированные фразеологические единицы с компонентом голова («рад так, что мороз по голове»), в которых происходит замена компонента по коже на компонент по голове с сохранением значения исходного фразеологизма «ощущается озноб, вызываемый чувством страха, волнения, возбуждения и тому подобное» [ФСМ, 1986, с. 254]. Таким образом, фразеологические единицы служат 101 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ важным средством, которое помогает раскрытию основной идеи произведения и отношения автора к описываемым событиям и героям. Приобретая дополнительные семантические смыслы, они репрезентируют индивидуально-авторскую картину мира. В качестве синонима к слову голова в «Окаянных днях» употребляется лексема череп: «ахнуть по товарищескому черепу»; «С какой меркой, кроме уголовной, могут «подходить к революции» те священники, помещики, офицеры, дети, старики, черепа которых дробит победоносный демос»; «откуда залетел в эти анафемские черепа еще спорт». Во всех примерах данная лексема имеет негативный, иронический оттенок. И.А. Бунин использует ее тогда, когда хочет сделать акцент на отсутствии здравого смысла, разума. Обращает на себя внимание словосочетание анафемские черепа, которое входит в зоны ЛСП Эмоция и ЛСП Общество, передавая чувство ненависти и страха к определенной группе людей, так как прилагательное анафемский имеет значение «проклятый, ужасный» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 38]. Как часть головы представлена в произведениях и лексема лицо, которая в дневнике «Воды многие» употребляется три раза, а в «Окаянных днях» – двадцать пять. Как уже говорилось, писатель уверен, что по лицу можно угадать человеческий характер: «Впрочем, уголовная антропология отмечает среди прирожденных преступников и особенно преступниц и резко противоположный тип: кукольное, «ангельское» лицо, вроде того, что было, например, когда-то у Коллонтай»; «На этих лицах прежде всего нет обыденности, простоты. Все они почти сплошь резко отталкивающие, пугающие злой тупостью, какимто угрюмо-холуйским вызовом всему и всем»; «…к своему удивлению, увидал господина с добрым лицом и довольно вежливого в обращении». Лексема лицо встречается в произведениях и в сравнительных конструкциях: «Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские». В приведенном примере сравнение строится на основе внешнего сходства по национальному признаку, т.е. заключает в себе парадигму человек – национальный прототип, которая базируется на закрепленном в человеческом сознании шаблоне – на его представлениях о внешних националь- 102 4.1. Лексико-семантическое поле Человек _____________________________________ ных особенностях людей. В качестве синонима к слову голова при описании неприятных для героя-повествователя лиц автор использует имя существительное морда с ярко выраженной экспрессивной негативной окраской: «молодой солдат с пьяной, сытой мордой»; «у солдат и рабочих… морды торжествующие». В русском языке слово голова часто употребляется с именем существительным шея, которое, в свою очередь, в символическом отношении нередко имело превосходство над головой (ср.: муж – голова, жена – шея, куда хочу, туда и ворочу), т.е. шею в этом случае можно рассматривать как символ власти в социальной среде. В языке И.А. Бунина лексема шея встречается редко, но при этом в контексте его произведений является значимой, особенно в составе трансформированных фразеологических единиц: «Я вот лезу к вам нахрапом: «товарищ, товарищ», а, по совести сказать, меня за это по шее надо». Вульгарная разговорная фразеологическая единица по шее надо означает «обязательность нанесения ударов, побоев» [СУ, 1934–1940, т. 4, с. 1340]. Этот фразеологизм демонстрирует языковое своеобразие описываемой эпохи, а также историко-культурную ситуацию, когда каждый человек пытался завладеть не только социальной, но и политической властью и считал, что может распоряжаться жизнью других. Итак, лексический и семантический анализ лексемы шея позволяет говорить о том, что в индивидуально-авторской картине мира писателя она также символизирует власть, превосходство над кем-либо. В русской языковой картине мира лексема голова тесно связана с лексемой волосы (ср.: волос с головы не упадет). Волосы в нашей национальной культуре являются символом жизненной силы, энергии, силы мысли и мужественности. В анализируемых дневниках И.А. Бунина имя существительное волосы чаще используется не в символическом значении, а как средство описания персонажа: «У П. были полотеры. Один с черными сальными волосами»; «…и какие все мерзкие даже и по цвету лица, желтые и мышиные волосы». Однако в дневнике «Воды многие» данная лексема имеет философский смысл, так как связана с мотивом жизни и смерти: «каждую секунду висишь на волоске»; «И на таком же волоске висит и мое счастье, спокойствие, то есть жизнь». 103 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ Фразеологизм висеть на волоске происходит от греческого мифа о дамокловом мече и означает «оказаться в опасности, под угрозой гибели» [ФСМ, 1986, с. 69]. Не менее значимой в произведениях И.А. Бунина является лексема глаза. Издавна считается, что глаза – это зеркало души, им приписывалась магическая сила, что неслучайно, так как именно через них проходит 80 % информации о мире. Глаза для И.А. Бунина – это также средство познания мира, единственный орган чувственного восприятия, которому он может полностью доверять. Именно поэтому глаза в дневниках становятся главным предметом описания и оценивания. И.А. Бунин – «прежде всего мастер внешнего зрения… Акт внешнего опыта живет – зрением, обонянием, слухом, вкусом, осязанием и пространственным воображением», он «видит телесным глазом – точно, остро, тонко, обычно «в фокусе» [Ильин, 1991, с. 39]. Слово глаза в значении «орган зрения» встречается в произведении «Воды многие» семь раз, а в дневнике «Окаянные дни» – двадцать шесть. Частое использование этой лексемы, возможно, обусловливается спецификой жанра, целью которого является описание увиденного и личных впечатлений от этого, а глаза – это наиболее объективное средство восприятия окружающей действительности (в отличие от слуха, обоняния, осязания и др.). Поэтому автор-повествователь воспринимает окружающий мир и происходящее именно с помощью органа зрения. Он много читает и не доверяет услышанному, относится с недоверием к слухам: «Энтузиазм в Полтаве» должен показать, что она цела и сохранна. А слухи совсем другие»; «Циркулировавшие слухи о взятии нами обратно Харькова, Лозовой и Белгорода пока не подтверждаются...» От радости глазам не поверил… «Слухи пока не подтверждаются», и прекрасно...» И.А. Бунину, как творческой личности, свойственно особое видение мира, который он познает интуитивно, на уровне внутренних чувств и ощущений: «Жизнь заставила так остро почувствовать, так остро и внимательно разглядеть его, его душу, его мерзкое тело. Что наши прежние глаза, – как мало они видели, даже мои!» Писатель неслучайно акцентирует внимание на наличии у себя определенных навыков и жиз- 104 4.1. Лексико-семантическое поле Человек _____________________________________ ненного опыта, которыми обладает узкий круг людей. Так он подчеркивает свою исключительность и объективность собственного мировосприятия. Особенно это важно при описании внешности идеологических противников – тех, кто принял революцию: «Одноглазый Полифем, к которому попал Одиссей в своих странствиях, намеревался сожрать Одиссея. Ленин и Маяковский (которого еще в гимназии пророчески прозвали Идиотом Полифемовичем) были оба тоже довольно прожорливы и весьма сильны своим одноглазием». В приведенном фрагменте используется аллюзивная метонимическая портретная характеристика героя Гомера – Циклопа, с помощью которой И.А. Бунин оценивает политические взгляды своих идеологических противников и их человеческие качества, где один глаз – это символ зла, глупости и недальновидности. В контексте произведения «Окаянные дни» обращают на себя внимание и цветовые характеристики глаз: белые глаза, разноцветные глаза. Здесь авторское отношение выражается в том, что для воссоздания образа героя используются неестественные цвета, которые встречаются чаще всего при описании отрицательных или мистических персонажей (ср. описание глаз Воланда – героя произведения М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»). Как уже было сказано выше, И.А. Бунину важно видеть (для того чтобы созерцать и оценивать), в отличие от тех, кто принял революцию и для которых главными оказываются не человек и человеческие ценности, а оружие и патроны: «Товарищи, берегите патроны пуще глаза. С одним глазом еще можно жить, но без патронов нельзя». Таким образом, портретные характеристики в «Окаянных днях» заключают в себе оценку, выражающую оппозицию свой – чужой, в которой чужие ассоциируются со злом и агрессией: «глаза сквозь криво висящее пенсне кажутся особенно яростными»; «паскудная старушонка с яростно-зелеными глазами». Лексема глаза связана с мотивом сна: «…и сон, чуть откроешь глаза, отлетает мгновенно»; «До самого завтрака пролежал в постели с закрытыми глазами». Мотив сна является важным в обоих произведениях, так как связан в них с темой жизни и смерти: «Спать в этих солнечных странах можно очень мало, и сон… отлетает мгновенно. 105 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ Всегда есть надежда на что-то новое, счастливое в начинающейся утренней жизни». Мотив сна в «Водах многих» связан еще и с мотивом путешествия, странствования, которое, в свою очередь, соотносится с жизненным путем: «…лягу, чтобы проснуться уже в пути. Жизнь моя – трепетное и радостное причастие вечному и временному, близкому и далекому, всем векам и странам, жизни всего бывшего и сущего на этой земле»; «Не слыхал, как снялись, – пошли раньше, чем предполагали, задолго до рассвета, когда крепко спал». Мир снов и сновидений ассоциируется в дневнике с новой жизнью, полной счастья, с райским уголком, где можно найти покой и умиротворение: «…представляю себе самого себя, спящего, – беспомощно, без мысли и сознания лежащего в этой каюте, затерянного в океане. Как страшно и как хорошо!» В произведении «Окаянные дни» герой-повествователь часто не спит, а лежит с закрытыми глазами, особенно в те моменты, когда испытывает физическую и моральную усталость, и ему становится невыносимо видеть происходящее. В этом дневнике И.А. Бунина наряду с мотивом сна звучит тема смерти, конца: «Закрою глаза и все вижу как живого… Вовек теперь не забуду, в могиле буду переворачиваться!» Кроме этого, лексема глаза связана здесь еще и с мотивом сумасшествия: «И среди всего этого, как в сумасшедшем доме, лежу и перечитываю «Пир Платона», поглядывая иногда вокруг себя недоумевающими и, конечно, тоже сумасшедшими глазами…» Фразеологизм сумасшедшие глаза используется по аналогии с фразеологической единицей сумасшедший дом для того, чтобы выразить эмоциональное состояние и переживания героя. Образ сумасшедшего дома является одним из ключевых в создании пространственных характеристик текста. Кроме того, мотив сумасшествия выражает дисгармонию внешнего и внутреннего пространства в произведении. Фразеологизмы часто участвуют в портретных описаниях, для чего используются такие типовые формы, как «глазам не поверил», «потемнело в глазах», «во все глаза», «так ударило по глазам», «бьют в глаза» (ср.: бить по глазам). Компонент глаза встречается также в сравнительных конструкциях: «глаза как у змеи», «глаза как у кота». 106 4.1. Лексико-семантическое поле Человек _____________________________________ В процессе восприятия мира не менее важную роль играют и такие части тела человека, как руки и ноги. В русской языковой картине мира они всегда включались в номинации, связанные с трудом, и ассоциировались с работой (ср.: ноги кормят кого; золотые руки у кого; глаза боятся, а руки делают). Также и для И.А. Бунина руки – это орудие. Он осознает функциональную важность этих частей тела: «пишу дрожащими, холодными руками»; «У добрых отнялись руки, у злых развязались на всякое зло». Часто лексемы руки и ноги входят в состав трансформированных фразеологизмов: «И опять омертвение головы, опять сердцебиение, дрожь в отвалившихся от бешенства, от обиды руках и ногах». Компоненты фразеологической единицы руки/ноги отваливаются употребляются здесь дистантно. Наряду с их дистантным расположением вводятся поясняющие слова для выражения степени эмоциональной и физической усталости, т.е. происходит расширение компонентного состава. Фразеологизм в таком расщепленном виде утрачивает свое начальное значение и подвергается семантической трансформации (если вернуться к исходному варианту руки опускаются, от которого образовалась данная фразеологическая единица со значением «ктолибо устал от работы руками» [СРФ. ИЭС, 1998, с. 503]). В этом случае используется прием индивидуально-авторского переосмысления фразеологической единицы, который заключается в том, что ей придается новое, неизвестное в общепринятом употреблении значение. Дневницист акцентирует внимание не столько на физической, сколько на моральной усталости и на своей беспомощности. Так, по состоянию рук можно судить об эмоциональном состоянии человека. И.А. Бунин в своих дневниках зачастую связывает душевное и физическое уродство, что восходит к традиционной русской культуре, в которой черти и демоны представлялись уродливыми, хромыми. Это имеет отражение и во фразеологии. Так, в произведениях «Воды многие» и «Окаянные дни» бо́льшая часть фразеологизмов с компонентом ноги имеет негативную коннотацию, что связано с архетипом ног как атрибута дьявола: «черт ногу сломит»; «бросивший за тридцать сребреников всю свою душу под ноги дьявола». Компонент ноги встречается и в составе оценочных фразеологических единиц: «бегут со всех 107 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ ног»; «губернатор так напился, нажрался – нога за ногу не вяжет»; «но когда еще держишься на ногах и чего-то еще ждешь в горячечном напряжении», которые тоже имеют отрицательную окраску и содержат иронию. Особенно обращает на себя внимание второй пример, где наблюдается контаминация фразеологических единиц нога за ногу со значением «медленно, еле-еле (идти, ехать, плестись и т.п.)» [ФСМ, 1986, с. 281] и лыко не вяжет в значении «так пьян, что не в состоянии связно говорить» с утратой компонента лыко. Важную роль в произведениях писателя выполняет лексема сердце, которая в русской языковой картине мира также является одной из ключевых. Она в противовес мудрости головы олицетворяет мудрость чувств (любви, радости, печали и др.). В языковой картине мира дневнициста лексема сердце связана не только с человеком, его анатомическим строением, но и с чувствами, эмоциями, а следовательно, с душой: «вскакиваешь среди ночи с бешено заколотившимся сердцем»; «даже в смерть быка отказывается верить сердце». Психологические переживания героя передают фразеологические единицы, которые содержат компонент сердце: «зачем я над собой зверствую, рву себе сердце»; «записывая, еще больше растравляю себе сердце»; «на мгновение вспомнил сердцем»; «это даром для сердца не пройдет». Фразеологическая единица рву себе сердце образована от сердце/душа разрывается на части – «кто-либо чувствует душевную боль, тяжело переживает что-либо» [там же, с. 150] – с изменением внутреннего грамматического строя и лексического значения. Как синонимичную можно рассматривать фразеологическую единицу растравляю себе сердце, которая имеет значение «причинять душевную боль, возбуждать переживания». А фразеологические единицы вспомнил сердцем в значении «всем существом, эмоционально» и даром для сердца не пройдет в значении «без последствий для здоровья, психического состояния» являются неологизированными фразеологическими оборотами. В ЛСП Человек значимы также лексемы, раскрывающие гендерный, возрастной и социальный аспекты. Особенно важную роль они играют в произведении «Окаянные дни». Здесь общество можно разделить по разным признакам. Во-первых, по половому – наиболее частотны лексемы старик и старуха (данные лексемы характеризуют 108 4.1. Лексико-семантическое поле Человек _____________________________________ возраст героев). Причем женщины редко оказываются участницами событий, что обусловлено событийной стороной произведений. Тогда как в художественной системе образов бунинских текстов отмечается обратное – отсутствие мужских характеров и поступков, а также размытость концепта мужчина [Руднева, 2010]. Это позволяет говорить о том, что выбор лексических единиц, в том числе номинирующих человека, напрямую зависит от стиля и жанра произведения. Во-вторых, по возрастным параметрам – чаще других встречается лексема мальчик/мальчишка, которая противопоставлена лексемам девочка, девушка/девка. Как было указано выше, молодость и старость нередко соотносятся в произведении с прошлым и настоящим. Поэтому образы мальчика, девочки/девушки олицетворяют собой молодое поколение, которое должно продолжить дела своих «отцов и дедов». Старик и старуха – это общепринятые символы мудрости, человека как живого существа и всего человечества. В-третьих, по социальному положению – лексемы господин, дама, рабочий, мужик и другие. Здесь отмечается деление не только по статусу, но и по сфере деятельности, занятиям (писатель, извозчик, матрос, солдат). В-четвертых, по идеологическим критериям – лексемы большевик, меньшевик, белогвардеец/белый, красноармеец/красный. Особую группу составляют лексемы, называющие обезличенную совокупность лиц (люди, народ, толпа, человечество). Такое разнообразие типажей неслучайно: И.А. Бунин намеренно выводит их на страницы своего произведения, стремясь разносторонне показать истинный образ своего времени. С этим связано и образное представление человека в дневниках И.А. Бунина. При описании внешности персонажа писатель нередко использует сопоставление с представителями лексико-семантического класса животные. Такая репрезентация образа человека становится устойчивой метафорической моделью в произведениях и наблюдается в разных тропеических формах, чаще в метафорах с зооморфным компонентом: «В человеке просыпается обезьяна»; «где бешеная горилла уже буквально захлебывается кровью»; «мы теперь лошади очень простого звания»; «Все комнаты всего города измеряют, проклятые обезьяны, остервенело катающие чурбан»; «И меня уверяют, что эта га- 109 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ дюка одержима будто бы «пламенной, беззаветной любовью к человеку» и т.п. А также в сравнительных конструкциях, выраженных с помощью притяжательных форм имени прилагательного («телячьими ресницами», «с обезьяньей быстротой», «на цыплячьем теле»); творительным падежом («стрижен ежиком», «солдат с пьяной сытой мордой»); родительным падежом («глазами разъяренного кота»). Реже – в предикативной конструкции с компонентом похож, подобен («похожую на черного барана»; «похожего на бритого моржа»), в сравнительной конструкции с союзом как («убить могут как собаку»; «как на корове седло») и как уточнение в распространенном предложении («присланы петербургские матросы, беспощаднейшие звери»). При репрезентации ЛСП Человек не менее важна антропоморфная метафора, которая чаще всего реализуется в произведениях И.А. Бунина с помощью парадигмы человек – прототип: индивидуальный («как Мамай»; «совершенно чужой всем, последний могикан»), национальный («по-французски самодоволен»; «похожий на южного итальянца»), социальный («ты такой же рабочий, как и я») или поведенческий («клоунские выходки»). В небольшом количестве в текстах встречаются религиозно-библейские метафорические сопоставления («похожа на ангела»; «мальчишки орут, как черти»). Значимую роль играют оценочно-характерологические метафоры, которые заключают в себе либо портретную («извозчик, рыжебородый великан»), либо нравственную («свидетельствующая о настоящем ужасе этих тварей»; «Будет жить и через сто лет все такая же человеческая тварь») характеристику. На основе проведенного анализа языковых единиц, воссоздающих образные номинации ЛСП Человек, можно заключить, что в языковой картине мира И.А. Бунина они выполняют важную функцию авторской оценки. При этом наблюдается явное преобладание метафорической модели человек – животное, которая свойственна и универсальной русской языковой картине мира. К такому же выводу приходит О.В. Руднева [2010], исследующая метафорическую модель мира в творчестве И.А. Бунина. По ее мнению, подобное метафорическое 110 4.2. Лексико-семантическое поле Эмоция _____________________________________ представление человека связано со взглядами самого писателя, который полагал, что «более сладострастного животного, чем человек, нет на земле» [Бунин, 2009, т. 4, с. 261]. 4.2. Лексико-семантическое поле Эмоция Известно, что описываемые лексическими единицами человеческие эмоции и чувства, как и сам человек, «являются для языка частью объективной действительности и, следовательно, ее объектами, отражаемыми с помощью языка» [Арешенко, http://www.istu.edu/docs/ science_periodical/mvestnik/212/Areshenko.doc]. Поскольку при изучении форм выражения человеческих эмоций в художественных произведениях исследователи-лингвисты главное внимание уделяют первичным эмоциям, т.е. тем, которые предполагают «не столько интеллектуальную оценку какого-то положения вещей как плохого или хорошего для субъекта, сколько непосредственное ощущение, что оно таково» [там же], рассмотрим такие эмоции, как счастье, тоска, страх, ужас и другие. ЛСП Эмоция репрезентируется в языке произведений И.А. Бунина с помощью лексем, принадлежащих к области абстрактной лексики, ядром которой является архисема состояние/чувство. Эмоциональное состояние героя в произведениях И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни», оставшегося наедине со своим чувством, передается лексико-фразеологическими средствами, которые создают психологическую атмосферу повествования. Так, среди единиц, входящих в ЛСП Эмоция, прежде всего следует отметить лексемы ужас/ужасный и страх/страшный, которые связаны с чувствами глубокого горя, разочарования, печали: «А надо всеми моими тогдашними чувствами преобладала безмерная печаль»; «…единый, перед Коим можно излить душу то в отчаянной, детски-горестной жалобе, за душу хватающей своим криком, то в мрачном, свирепо-грозном, все понижающемся реве». В произведении «Воды многие» страх и ужас вызваны неизвестностью бытия («странная и страшная вещь наше существование»), необъятностью просторов космического пространства и неба («Облака 111 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ легкие, страшно высокие, розово-рыжие»; «облака эти становятся все величавее, темное, ужаснее и уже блещут зарницами...»), а также величественностью наземных объектов («…за всем был Синай. …Все время чувствовал тот жуткий в своей древности и вечности Образ, что сопутствовал нам слева, с аравийской стороны…»). Чувство страха у рассказчика вызывает и человеческий быт – «опять нечистоты...». Ощущение страха, ужаса возникает у него и при созерцании земных объектов или природных явлений: «окружающее приобретает какую-то жуткую сущность»; «Думал о тех грозах, которые, по рассказам моряков, начинаются здесь с апреля и бывают так страшны». Лексема жуткая образована от существительного жуть, которое является синонимом лексемы страх. Слово жуть и производные от него встречаются и в произведении «Окаянные дни», в частности наречие жутко: «…как жутко было жить в Васильевском!»; «Так все жутко и гадко вокруг»; «По вечерам жутко мистически»; «Но жутко и днем». С эстетикой страшного и ужасного в обоих произведениях связаны конкретные пространства: «Страшное место, славное в летописях кораблекрушений»; «…для европейца образ всей России, нечто особенно загадочное и даже ужасное…»; «Но не менее страшно было и на всем прочем пространстве России». А также категория время: «А в мае, в июне по улицам было страшно пройти»; «Сегодня началась великая работа освобождения людей из крепкой, железной паутины прошлого, работа страшная и трудная, как родовые муки...»; «И не было дня во всей моей жизни страшнее этого дня». В «Окаянных днях» с помощью категорий страшного, ужасного воплощается идея нестабильности, иррациональности действительности, резкой смены исторических периодов, в результате которой меняется и сам человек: «Андрей (слуга брата Юлия) все больше шалеет, даже страшно». В этом произведении лексемы страх и ужас используются в разных значениях: «чувство сильного страха, испуга, приводящее в состояние подавленности, оцепенения, трепета» («умеют нагонять страх, ужас эти негодяи»), «некрасивый, уродливый» («до чего страшна: толстая, сердитая»; «Нынче встретил опять одного – толстомордого… 112 4.2. Лексико-семантическое поле Эмоция _____________________________________ Страшный тип»), в значении наречия «очень, в высшей степени, чрезвычайно» («страшное количество народа возле кинематографов»), а также в значении прилагательного «обильный, сильный» («заплакал и плакал такими страшными и обильными слезами, которых я даже и представить себе не мог») или «масштабный, большой, огромный, крупный» («последствия этого страшного несчастья»). В периферийную зону ЛСП Эмоция входят фразеологизмы и крылатые выражения: «Как всегда, камень на душе страшный»; «Нет той самой страшной библейской казни, которой мы не желали бы им»; «Все помертвели от страха, прижукнулись». Фразеологическая единица камень на душе имеет значение «кто-либо испытывает тяжелое, гнетущее чувство» [ФСМ, 1986, с. 198]. Фразеологизм библейская казнь трансформирован из фразеологической единицы египетская казнь со значением «невыносимо тяжелое положение; беда, бедствие» («Египетские казни – десять бедствий, которые, по библейскому рассказу, постигли население Египта в наказание за отказ фараона отпустить евреев из плена» [там же]). А фразеологическая единица помертветь от страха употреблена в значении «очень сильно испугаться» и образована по аналогии с фразеологизмом помереть со смеху. Во всех примерах лексемы страх, страшный расширяют контекстное значение приведенных фразеологизмов и придают им и всему повествованию экспрессию. В периферийной зоне ЛСП Страх оказываются и сравнительные конструкции: «…как будто каким-то особым народом, который кажется гораздо более страшным, чем, я думаю, казались нашим предкам печенеги»; «…теперь самое страшное, самое ужасное и позорное даже не сами ужасы и позоры, а то, что надо разъяснять их, спорить о том, хороши они или дурны». Страх, как известно, вызывается разными причинами и поэтому может соединяться с другими эмоциями. У И.А. Бунина категория страха связана с такими чувствами, как разочарование, тоска, одиночество, негодование и т.п. В контексте произведений наиболее значима взаимосвязь с переживаниями за настоящее и будущее, за судьбу России и народа, с чувством скорби по безвозвратно уходящему про- 113 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ шлому. От того, насколько сильны эти переживания, зависит внутреннее состояние героя-повествователя, который чувствует себя либо счастливым, либо несчастным. Так ЛСП Эмоция связывается с категориями счастье и несчастье, которые, в свою очередь, входят в состав ЛСП Судьба. В дневнике «Воды многие» счастье представлено как высшая степень блаженства и ассоциируется с упорядоченной, размеренной жизнью («мое счастье, спокойствие»; «…освеженный после жаркой постели душем, надевши все белоснежное, чувствую себя двадцатилетним, сажусь за стол с юношеской жадностью. А в одиннадцать другое острое удовольствие – запахи из кухни, завтрак»), первозданной тишиной, покоем («…какое сладкое счастье – это солнечное утро, это наше одиночество, этот от века и до скончания времени светоносный океан…»), со свободой («Совсем особое чувство – безграничной свободы»), с надеждой («…надежда на что-то новое, счастливое в начинающейся утренней жизни»). Такое возвышенное понимание счастья сближает эту категорию со сферой высокого, нравственного, духовного, поэтому закономерно в сознании дневнициста возникают ассоциации счастья с божественным началом («…песня со сладкой грустью говорит о счастье жить, любить, мечтать в этом светоносном божьем мире…»; «А я смотрел на их наготу и испытывал какое-то странное, даже как будто стыдное, райское (да, истинно райское) чувство») и с самим Богом («…бог дал мне великое счастье видеть все это...»). Таким образом, контекстуальный анализ позволяет сделать вывод о том, что главным условием счастья для писателя является ощущение гармонии, духовного и эмоционального подъема, душевного покоя. При этом счастье выражается в произведениях по-разному (либо сдержанно, либо восторженно), т.е. герой-повествователь может испытывать различную степень удовольствия. Так, синонимический ряд понятия счастье в дневнике «Воды многие» составляют лексемы блаженство, блаженный («я среди всего этого в истинном блаженстве»; «начали и мы тропическую жизнь, – блаженное безделье»; «оно уже наступило, то вечное светоносное лето совершенного для меня мира, которое говорит о какой-то давно забытой нами, райской, блаженной 114 4.2. Лексико-семантическое поле Эмоция _____________________________________ жизни») и нежность («И опять все так нежно, так ласково»; «И я чувствовал к ним необыкновенную нежность»). Важно заметить, что категория несчастье в этом произведении вербально не репрезентирована, а существует имплицитно, на уровне оппозиции счастье – несчастье, которая представлена у писателя еще и как радость – горе («со всеми своими былыми горестями и радостями»). В дневнике «Окаянные дни», напротив, активнее употребляется лексема несчастье и ее синонимический ряд. Ощущение несчастья непосредственно связано с переживаниями за судьбу России, за ее будущее: «Ужели не вмешаются в эти наши «внутренние дела», не ворвутся наконец в наш несчастный дом». Однако важно заметить, что в этом произведении лексемы счастье, несчастье чаще участвуют в создании иронии: «Вчера удалось добыть угля для отправки поезда в Киев». Счастливый день! И это после ультиматума-то!»; «Теперь, несчастные, говорим о выступлении уже Японии на помощь России…»; «всемирное бюро по устроению человеческого счастия, «новой, прекрасной жизни»; не будь народных бедствий, тысячи интеллигентов были бы прямо несчастнейшие люди»; «Зачем я, несчастный, хожу туда? Смотреть на пустой рейд, на море, всё тая надежду на спасение с той стороны!»; «К великому несчастию, на эту «повторяемость» никто и ухом не вел». ЛСП Несчастье в произведении «Окаянные дни» вербализовано лексемами беда («беда наша в расторжении жизни теоретической и практической»; «но что за беда»), горе («все от горя, безнадежности»; «я плакал слезами и лютого горя»); крах, конец («конец, крах этой проклятой жизни»; «уж всему конец, полный ужас»); проклятье/проклятый («кончился этот проклятый год»; «всечеловеческого проклятия теперешним дням»; «всем злодеям проклятье»), которые привносят в произведение нечто ужасное, неотвратимое, горестное, тяжелое, связанное с категорией страх. В анализируемых дневниках важно и то, как выражаются эмоции, чувства. Особенно активно они проявляются в произведении «Окаянные дни», где наиболее значимой является лексема крик/кричать, передающая экспрессию и выражающая злость, гнев («злые крики солдат»); 115 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ радость, восторг («бегут и с восторгом, с неестественными ударениями кричат мальчишки»); отчаянье, призыв («неистовым криком о помощи полны десятки миллионов русских душ»). При этом лексема крик служит средством описания реальной атмосферы, той обстановки, в которой находится герой-повествователь, а также характеризует персонажей. Заметим, что крик в произведении в основном издают те герои, которые относятся к низшим социальным слоям (рабочие, солдаты, матросы и т.д.) и не отличаются, по мнению писателя, высоким уровнем культуры и образованности: «Раздавался отчаянный крик пляшущего, которого точно резали: а-а! – крик пьяного дикаря». Так И.А. Бунин, описывая эмоции, раскрывает негативные стороны человека. Важными являются лексемы плакать, слеза (и производные от них). Глагол плакать и имя существительное слеза выражают в произведении различные человеческие состояния: радость, восторг, восхищение («И очень трогательно. Многие плакали»; «…все было так прелестно, что, слушая и глядя, очень плакал»; «Перекрестился с радостными слезами»; «…всякий раз восторгом до слез охватывает пение…»), горе, страдание («оперлась на костыль дрожащими руками и заплакала»; «стоит старуха и, согнувшись, плачет так горько»), а также смешанные чувства («Все читаю, все читаю, чуть не плача от какого-то злорадного наслаждения, газеты»; «А потом я плакал слезами и лютого горя и какого-то болезненного восторга…»). Неоднозначные эмоции выражает также смех. Существует несколько оттенков смеха: хохот, хихиканье, усмешка, веселье, радость, сопровождающиеся улыбкой, и другие, которые зависят от эмоционального состояния человека. Слово смех имеет значения «короткие и сильные выдыхательные движения при открытом рте, сопровождающиеся характерными прерывистыми звуками, возникающие у человека, когда он испытывает какие-н. чувства; сами эти звуки» или «о чем-н., способном лишь рассмешить, возбудить к себе комическое чувство» [СУ, 1934–1940, т. 4, с. 300–301]. В произведении И.А. Бунина «Окаянные дни» оно используется во втором значении и выражает положительные эмоции («извозчик возле «Праги» с радостью и смехом»). 116 4.2. Лексико-семантическое поле Эмоция _____________________________________ Лексема смех встречается и во фразеологизмах: «Ну, хоть бы на смех, на потеху что-нибудь уж не то что хорошее, а просто обыкновенное, что-нибудь просто другое!» Фразеологизм на смех имеет значение «нарочно, в шутку, в насмешку». А также в составе фразеологической единицы курам на смех, которая имеет значение «о чем-либо крайне нелепом, бессмысленном» [СУ, 1934–1940, т. 2, с. 153]. Однако чаще в произведении употребляются слова хохот и хохотать. Глагол хохотать используется в значениях «громкий смех» [там же, т. 4, с. 1184] («Горький хохотал»; «Кое-где девки, мальчишки красноармейцы, хохот, щелканье орехов...») и «над кем/чем-либо насмехаться, издеваться» («Сами порой небось покатываются от хохота»). В первом фрагменте И.А. Бунин показывает негативное отношение к Горькому, используя при характеристике его действий слово с большей экспрессией (слову смеялся предпочитает слово хохотал). У И.А. Бунина, как и в русской языковой картине мира, слова смех, хохот и производные от них имеют негативную окраску. Это связано с христианскими представлениями народа о добре и зле. Известно, что в нашей культуре враги, противники всегда ассоциировались с силами зла, а иногда и с самим дьяволом, который хохочет при виде злых дел. При этом Христос, его апостолы и святые никогда не смеются, лишь улыбаются, радуясь [Маслова, 2001]. Кроме слова хохот, встречаются другие слова, выражающие эмоции человека, например улыбаться, радоваться, веселиться. Улыбка – «мимика лица, губ или глаз, показывающая расположение к смеху или выражающая привет, удовольствие либо иронию, насмешку» [СУ, 1934–1940, т. 4, с. 934]. С помощью имени существительного улыбка писатель описывает позитивные чувства героев: «Наша горничная Таня, видимо, очень любит читать… В свободную минуту читает, – медленно, с тихой улыбкой на лице». В приведенной выше цитате с помощью словосочетания с тихой улыбкой И.А. Бунин подчеркивает наивность, простоту характера и поведения героини, ее святость. В качестве антонима к слову улыбка можно рассматривать имя существительное усмешка, которое, напротив, выражает негативные эмоции: «солдат с неловкой усмешкой, стараясь быть презрительным»; «ответил он с мутной усмешкой». 117 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ Позитивные эмоции описываются также с помощью слов радость, радостный, радоваться. В дневнике «Воды многие» в эмоции радости кроется сакральная символика, так как она содержит явные намеки на божественную сущность или самого Бога: «Как благодарить Бога за все, что дает он мне, за всю эту радость, новизну»; «Бог меня прости, – во мне шевельнулось что-то похожее на радость». В «Окаянных днях» радость выражается с помощью полного имени прилагательного радостный («радостные слухи – Николаев взят, Григорьев близко...»; «пышная зелень деревьев, радостная, праздничная»), а также посредством краткой формы рад («Рад так, что мороз по голове»; «Мы все бесконечно рады. Вот тебе и невмешательство во «внутренние» дела!»). Слово рад в приведенных примерах имеет значение, противоположное общепринятому, и является средством создания иронического эффекта. Из сказанного следует, что когда И.А. Бунин хочет показать негативное отношение к кому-либо, то употребляет слова смех, хохот или производные от них, причем в основном эти слова он применяет при оценке действий своих идейных противников, тех, кто принял революцию, «окаянных», при оценке же своих собственных действий и состояний, а также при оценке героев, близких ему по идеологии, «многострадальных», он использует слова с положительной коннотацией – радоваться, улыбаться. Это наглядно иллюстрирует амбивалентность и позволяет говорить о сложившихся оппозициях: Христос – дьявол, многострадальные – окаянные, между которыми можно провести следующие параллели: Христос – «многострадальные», те, кто не принял революцию (они лишь радуются, тихо улыбаясь), и дьявол – «окаянные», борцы за революцию, которые смеются и хохочут при виде злых дел. Из сказанного можно заключить, что все рассмотренные в произведениях И.А. Бунина эмоции и чувства носят оценочный характер и раскрывают новые грани языковой личности писателя. 118 4.3. Оппозиция свой – чужой при характеристике ЛСП Общество _____________________________________ 4.3. Оппозиция свой – чужой при характеристике лексико-семантического поля Общество В дневниках И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» ЛСП Общество характеризуется оппозицией свой – чужой, которая содержит в себе информацию о русской культуре, ее феноменах и отражает национальное самосознание человека. Известно, что в русской культуре своим принято считать то, что близко русскому человеку, что он считает привычным, понятным, близким, родным (или родственным). Следовательно, чужое – это то, что чуждо русскому менталитету, что вызывает непонимание и недоверие. Конфликт «свой – чужой» является одним из ключевых в русской языковой картине мира, так как затрагивает важные сферы человеческой жизни (познавательную, нравственную, философскую, политическую, социальную). В произведениях «Воды многие» и «Окаянные дни» оппозиция свой – чужой реализуется в разных аспектах, основанных на противопоставлении по национальному (русское/нерусское; общерусское/общечеловеческое), правовому (собственное, частное/принадлежащее другим; государственное/народное, общественное), политико-идеологическому (исконно русское/советское), пространственному (родное, знакомое (малая Родина)/неродное (большая Родина, Россия, Русь, чужбина)), временному (старое/новое) и религиозно-нравственному (верующий/атеист) критериям, с помощью лексем, принадлежащих к различным частям речи – существительным, прилагательным, наречиям, местоимениям. С точки зрения национальной идентификации свой в дневнике «Воды многие» репрезентируется наречием по-нашему в значении «порусски» («гребцы голые, голые и те, что встречаются в пирогах, то есть, по-нашему, дубках»), а также притяжательным местоимением наш («близится земля, Индия. <…> А ночь прелестная… Совсем бы одна из наших орловских ночей, если бы не дивная игра Конопуса, этого двойника Сириуса…»; «Белые круглые облака покрыли все небо, такие наши, орловские, летние»). Из приведенных примеров видно, что в познавательном процессе при идентификации своего и чужого участвуют пространственные ориентиры. Чужое воспринимается сквозь призму 119 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ своего, родного, знакомого посредством ассоциации красот южного неба с ночным орловским небом России. Таким образом, оппозиция свой – чужой обнаруживает взаимосвязь с категорией пространство, которая является одной из ключевых в анализируемых произведениях. В дневнике «Окаянные дни» наиболее значимым является имя прилагательное русский, которое входит в ядерную зону рассматриваемого ЛСП. С помощью него выражается отношение к русскому менталитету, культуре, истории, быту и т.п.: «русский пир тех дней»; «почта русская кончилась уже давно, еще летом 17 года»; «какая это старая русская болезнь»; «весь цвет русской литературы»; «одно из немногих русских слов, ему известных». Понимание того, что русское, а что нет, в сложившейся в то время лингвокультурной ситуации важно для писателя, который идентифицирует свое (русское) сквозь призму чужого (не русского): «…сотни тысяч возложили все свои упования на спасение (только уже не русской свободы) именно через немцев». Противопоставление русского и немецкого в тексте произведения обусловлено историческими событиями. Прилагательное немецкий одно из часто употребляемых, оно используется десять раз в следующих контекстах: «в Петербурге будет немецкая полиция»; «с одного боку висит немецкий тесак»; «немецкое наступление продолжается». Национальную принадлежность выражает прилагательное народный («Чье это издевательство? Разумеется, в конце концов, народное, ибо творится в угоду народу»; «не будь народных бедствий»; «Песни народного гнева»), а также наречие по-русски («то есть, говоря по-русски, цветными»). Правовой аспект оппозиции свой – чужой определяется понятием собственность (свое – это то, что принадлежит лично мне, а чужое – это то, что принадлежит другому лицу или группе лиц): «а поэты и беллетристы (Алешка Толстой, Брюсов и так далее) читают им свои и чужие произведения»; «по делу издания моих сочинений «Парусом»; «Маяковский… стал есть с наших тарелок и пить из наших бокалов»; «связью с моим родом, с миром, где моя колыбель, мое детство». Представление о том, что есть свое и чужое с точки зрения правового аспекта, важно в контексте анализируемых произведений, так как для И.А. Бунина вещи имеют не материальную, а духовную, нравственную 120 4.3. Оппозиция свой – чужой при характеристике ЛСП Общество _____________________________________ ценность. Так, в дневнике «Воды многие» он использует перифраз изречения из сочинения Ш. Прудона «Что есть собственность?» и цитату из заповеди о достоянии, уточняя, что значит лично для него достояние: «…оно поистине священно, это достояние ближнего моего, приобретаемое не всегда же случаем, а обычно ценою не только всей его жизни, но и жизни целого рода его. И посему <…> Какая кровь может смыть вторжение постороннего в это «достояние», в это святая святых человека!» Эта же мысль развивается в «Окаянных днях», где тема грабежа, разбоя занимает центральное место: «Что же это вы залезли в чужой сад и едите чужие яблоки?» – «А что это значит: чужой, чужие? И почему мне не есть, если хочется?» В приведенном фрагменте используется цитата из произведения Н.А. Гончарова «Обрыв», в которой заявлена важная для писателя тема своего и чужого. В произведении же «Окаянные дни» важнее политическое и идеологическое содержание оппозиции свой – чужой, в котором заключается не только мировоззрение, но и гражданская позиция писателя. Свое – это то, что принадлежит своему (тому, кто не принял революцию), а чужое – чужому (кто стал сторонником, борцом за революцию). Ядерную зону рассматриваемых ЛСП составляют имена существительные белый (белогвардеец) и красный (красноармеец), характеризующие гражданскую оппозицию («Красные войска отобрали обратно Харьков, Лозовую, Белгород»; «…очищены от белогвардейских банд»), а также притяжательные местоимения наш, их и другие («А слухи совсем другие: нашими взяты Камышин, Ромодан, Никополь»; «Два раза выходил смотреть на их первомайское празднество»). В центральную зону ЛСП Свой и ЛСП Чужой входят лексические единицы, относящиеся к понятиям исконно русский и советский, основанные на том же противопоставлении. Поэтому ЛСП Свой и ЛСП Чужой связаны с категорией времени, олицетворяющей старую и новую жизнь, смену поколений. Временны́е критерии в оценках своего и чужого раскрывают содержание ЛСП Время, которое соотносится с прошлым и настоящим: «Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен». Как известно, в то время вследствие смены лингвокультурной ситуации произошел перелом и в религиозных воззрениях народа. Для 121 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ И.А. Бунина, любящего и ценящего русские традиции, культуру, глубоко верующего в Бога и проповедующего христианскую религию, непонятно резкое отторжение народа от нее, необъясним отрыв от национальной почвы. Писатель с ужасом наблюдает разрастание атеизма в народных массах, которые не признают Бога и «пакостят в церквах… венчают с кобылами священников». Поэтому солдат с Евангелием в руке, которого герой-повествователь случайно увидел в уличной толпе, вызывает удивление: «А среди всех прочих, сидящих и стоящих, возвышаясь надо всеми на целую голову, стоит великан военный… В руке в перчатке держит Евангелие. Совершенно чужой всем». В приведенном фрагменте представляет интерес то, что в основе описываемого образа простого человека лежит как эксплицитное противопоставление, реализующееся с помощью гиперболы великан военный, так и имплицитное, выражаемое оппозицией свой – чужой. Понятие чужой репрезентируется в тексте словосочетанием чужой всем и существительным Евангелие, которое ассоциируется с религиозной жизнью верующего. Таким образом, в периферийной зоне ЛСП Общество оказываются лексические единицы, эксплицирующие ЛСП Религия. 4.4. Лексико-семантическое поле Власть В анализируемых произведениях И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» не менее важным является ЛСП Власть. Данную мысль подтверждает эпиграф к дневнику из Псалтыря: «Господь над водами многими…», в котором утверждается господство божественных сил, авторитет Творца над земными существами (тварями). ЛСП Власть здесь имеет ортодоксальный смысл, при этом ключевым словом-репрезентантом является лексема власть в переносном значении – «могущественное влияние, принудительная сила» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 310]: «…жили (покорно или строптиво, грешно или свято, а все-таки жили) под властью того, что заповедано на нем, на Синае». В этом же значении в центральную зону ЛСП Власть входит синонимичная лексема сила: «…непрестанно, в пустыне, чуя над собой высшие Силы и Власти и всю ту строгую иерархию, которая царит в мире, особенно 122 4.4. Лексико-семантическое поле Власть _____________________________________ ощущаешь, какое высокое чувство заключается в подчинении, в возведении в некий сан себе подобного (то есть самого же себя)». Однако в произведении «Воды многие» существительное власть употребляется и в значении «лицо или лица, облеченные властью»: «он [капитан] высший, имеющий над нами неограниченную власть». Такое же значение лексемы власть становится ключевым в «Окаянных днях», где указанное слово встречается в следующих контекстах: «всяческих властей стало несметно, комитеты, союзы, партии»; «надоела смена властей»; «большевики настоящая «рабоче-крестьянская власть»; «там будто бы хлеб восемь гривен фунт, власть меньшевиков и прочие блага». Слово власть используется также в значении «право и возможность подчинять кого-что-нибудь своей воле, распоряжаться действиями кого-нибудь»: «Москва будет во власти немцев». При этом ЛСП Власть репрезентируется не только нарицательными существительными, но и именами собственными, среди которых выделяются антропонимы (Ленин, Колчак, Самарин, Николай II и другие) и топонимы (в дневнике «Воды многие» – Синай, в дневнике «Окаянные дни» – Москва, Кремль и другие). Власть в произведении «Окаянные дни» эксплицируют лексемы, называющие системы государственного или общественного устройства – строй («имитация какого-то будто бы нового строя») и режим («говорит о несправедливостях старого режима»; «крепок еще «старый режим»), а также лексемы, называющие органы власти – правительство (Временное правительство) в значении «центральный исполнительный и распорядительный орган государственной власти» и лиц, наделенных властью: правитель («Колчак признан Антантой Верховным Правителем России»); властитель («со стороны новых властителей»); царь («одного из таких политиков царь приказал повесить»). В периферийную зону рассматриваемого ЛСП входит выражение избрать на царство («решено избрать на царство Самарина») и фразеологизм царство небесное («царство небесное ему»), употребляемый в качестве пожелания покойному легкой, спокойной жизни в раю. Репрезентантами анализируемого ЛСП являются имена существительные владычество в значении «господство» («с чувством его близости, его ветхозаветного, но вместе с тем и ночного владычества») 123 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ и царствование, используемое как шутливо-ироническое в значении «иметь власть, управлять» («они явили на диво всему миру за свое шестимесячное царствование в 17 году»). ЛСП Власть эксплицируют также глаголы царить в переносном значении «господствовать» («всю ту строгую иерархию, которая царит в мире»; «великая безнадежность царит над этим глухим и скудным человеческим жильем») и захватить в значении «занять собою, охватить какое-нибудь пространство» («большевики до сих пор изумлены, что им удалось захватить»). Власть у И.А. Бунина олицетворяют собой типичные для русской культуры образы. В произведении «Воды многие», как было отмечено, ключевую роль играет путь, который связан с маршрутом героя-повествователя, а также символизирует собой жизнь, судьбу человека, зависящую от воли Бога («ведущий нашу морскую стезю, сопряженный с теми непостижимыми, божьими силами, которые колеблют, правят эту стрелку»). В «Окаянных днях» власть ассоциируется с прошлым, поэтому возникает образ тройки – символ старой России («едет на старой тройке: самодержавие, православие, народность»). Символом старой власти здесь является и царский трон, который связан со свержением Николая II и гибелью династии Романовых («сгнивший трон Романовых»; «Нарисованы ступени, на верхней – трон, от трона текут потоки крови»). ЛСП Власть в произведениях И.А. Бунина связано с ЛСП Порядок, которое в путевом дневнике «Воды многие» эксплицирует лексема порядок: «море пришло в полный порядок», т.е. в спокойное состояние, штиль. Порядок ассоциируется с состоянием налаженности, организованности, благоустроенности: «Но блещут стаканы, рюмки, скатерть, радует здоровый загар и пикейная одежда моряков… радует порядок корабельной жизни»; «чувства пробуждаются совсем иные, высокого, почти жуткого порядка». В последнем примере лексема порядок имеет ортодоксальный смысл, так как он связан с действиями, осуществляемыми самим Создателем, который сотворил этот мир и все в нем организовал. Таким образом, можно констатировать, что в этом 124 4.4. Лексико-семантическое поле Власть _____________________________________ произведении И.А. Бунин наполняет ЛСП Власть и ЛСП Порядок новыми смыслами в соответствии со своими религиозными воззрениями и представлениями о мире. В произведении «Окаянные дни» слово порядок употребляется в значении «состояние благоустройства и налаженности, систематичность, правильность в расположении чего-нибудь, в ходе дел» («вошли в соглашение с немцами, поручили им навести порядок в России»). Но чаще всего данное имя существительное соотносится с лексемой власть и ее синонимами в значении «государственный строй, общественное устройство», что соответствует традиционному пониманию ЛСП Порядок в конце XIX – начале XX века в России. Л.П. Леонова отмечает, что в именно это время, когда происходит ломка государственного строя, в русской концептосфере порядок рассматривается как вольное и свободное установление отдельного человека или группы людей, а не как естественный и незыблемый закон, присущий самой природе вещей и человеческому бытию [Леонова, 2012а]. Нарушение естественного, незыблемого закона и размеренного хода истории человечества, предопределенного высшими силами, приводит к хаосу, поэтому в дневнике «Окаянные дни» власть ассоциируется с дисгармонией и беспорядком. Если в «Водах многих» героя-повествователя пугает порядок потому, что он ощущает присутствие божественных потусторонних сил, и это чувство страха естественно, то в «Окаянных днях» его пугает беспорядок, который возникает вследствие вмешательства человека в жизненные процессы, ход истории, что вызывает отторжение и протест. Таким образом, слова, эксплицирующие ЛСП Власть в дневниках И.А. Бунина, можно объединить в четыре основные лексико-тематические группы. Первую (прагматическую) составляют те, которые указывают на положение человека в социуме и его взаимоотношения с окружающим миром. Вторую (морально-этическую) группу образуют слова, отражающие понимание власти сквозь призму морально-этических ценностей. Третью группу формирует субъективно-психологическая лексика, называющая власть. А в четвертую (религиозно-философскую) входят слова, характеризующие власть с точки зрения философских и религиозных воззрений. При этом соотношение лексических 125 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ единиц, составляющих данные группы в анализируемых текстах, разное. В дневнике «Воды многие» преобладают группы морально-этических и религиозно-прагматических маркеров, а в дневнике «Окаянные дни» – прагматических и субъективно-психологических. Различие обусловлено временем создания произведений и идейно-тематической направленностью. Подводя итоги, следует констатировать, что ЛСП Власть в произведениях «Воды многие» и «Окаянные дни» является ключевым. С одной стороны, оно демонстрирует традиционное понимание И.А. Буниным этой категории, а с другой – наполняется новыми смыслами, отражая субъективное мировосприятие писателя и приобретая иную, авторскую философскую и религиозную интерпретацию. 4.5. Лексико-семантическое поле Природа Как показал анализ, доминантную роль в рассматриваемых произведениях И.А. Бунина играют лексемы, называющие явления природы, которые связаны с четырьмя основными стихиями – огнем, землей, водой и воздухом. Каждой из стихий мироздания И.А. Бунин придает особое символическое значение, которое зависит от темы и идеи произведения. Пожар, пламя, свеча и т.п. соотносятся со стихией огня; океан, море, волна, влага, лед, дождь и т.п. – с водой; гора, вершина, пустыня, дерево и т.п. – с землей; ветер, гроза, покой/тишина и т.д. – с воздухом. Представления об этих стихиях, вербализованные в дневниковых текстах писателя, позволяют судить об этнической и индивидуально-авторской ментальности. Так, земля в произведении «Воды многие» является одним из главных образов и представлена в разных ипостасях. Во-первых, земля – это место обитания всего живого, поэтому она символизирует пространство: «…люди иных, далеких и блаженных в своей бедной простоте времен, к нашему великому счастью еще существующие на земле!» В данном контексте имя существительное земля имеет значение «планета, на которой мы живем» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 1095]. Вовторых, слово земля используется в значении «суша, материк» [там же]: «…солнце припекало, как перед грозой, – близится земля, Индия»; 126 4.5. Лексико-семантическое поле Природа _____________________________________ «Сильный ветер навстречу, – все от близости земли, как говорят моряки». Такое употребление имени существительного земля продиктовано жанровой спецификой произведения «Воды многие», которое родственно путевому очерку, где ключевыми выступают лексемы вода и суша. В-третьих, земля – это «остров». Известно, что корабль, на котором путешествует герой-рассказчик, проходит через Суэцкий канал, плывет мимо «земли обетованной» и целью своего маршрута имеет «райский уголок» – остров Цейлон. Лейтмотивный фразеологизм обетованная земля восходит к тексту Библии (Ветхому Завету) и обычно символизирует идеальное пространство. У И.А. Бунина данный фразеологизм приобретает философское звучание, так как употребляется в размышлении дневнициста о человеческой жизни и символизирует вечные поиски смысла бытия, заключающегося, по мнению писателя, в возможности тонко созерцать окружающий мир, прикоснуться к тайнам Вселенной и Богу. Фразеологическая единица земля обетованная имеет несколько значений, но в данном случае ее можно трактовать как «место, куда кто-л. страстно мечтает и стремится попасть, где царит довольство, изобилие, счастье» [ФСМ, 1986, с. 173]. Это хорошо видно по следующему словоупотреблению: «…в гигантском человеческом таборе, который стремится, невзирая на все свои блуждания, все-таки вперед, в какую-то обетованную землю, в пестром и шумном стане...» В данном фразеологизме звучит христианский мотив, так как это выражение из Библии, обозначающее обещанную землю Палестину, куда Бог, выполняя свое обещание, привел потомков Авраама – евреев из Египта, где те томились в плену. Согласно библейскому мифу, Бог сказал Моисею, что приведет евреев в «землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед» [СРФ. ИЭС, 1998, с. 211]. Особенность использования этого устойчивого оборота заключается в том, что он предстает перед читателем в трансформированном виде – с расширением компонентного состава. Неопределенное местоимение какая-то придает фразеологизму иное звучание: сомнительность в существовании такой земли, райского уголка, где будет жить лучше. Его смысл обогащается также и за счет контекстного окружения. Слова и словосочетания человеческий табор; 127 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ стремится; невзирая на все свои блуждания не только придают фразеологизму иронический оттенок, но и расширяют его концептуальное значение, так как использование метафорического сравнения позволяет писателю ассоциировать человечество с вольными цыганами. Имя существительное блуждание, относящееся к лексико-тематической группе пространство, в русской языковой картине мира связано с базовым понятием поиск и через него входит в концепт воля. По утверждению Д.С. Лихачева, «воля – это свобода плюс простор и природа» [Лихачев, 1989, с. 501]. Так как обетованная земля, по представлениям героя-повествователя, – это остров, окруженный водами многими, то поиск ее ведется в океане. Именно в его просторах впервые возникает чувство свободы: «Уже в Океане. Совсем особое чувство – безграничной свободы». Неслучайно возникает и ассоциация с первочеловеком: «В каюте все жарче! Сплю совсем Адамом». Согласно Библии, именно Адам объединяет в себе земное и божественное начала. В приведенном примере сравнительно-метафорическая конструкция употреблена как в буквальном, так и в переносном смысле. Герой из-за жары спит без какойлибо одежды, поэтому и возникает такая ассоциация. Кроме этого, важно заметить, что в художественном сознании И.А. Бунина восприятие данного образа не совсем соответствует традиционному. Из контекста явствует, что Адам для него не просто символ божественного начала страдания и греховности, он в то же время является олицетворением беззаботности, покоя, умиротворения. Таким образом, в произведении «Воды многие» свободу и простор символизирует океан, который в картине мира писателя осознается как нечто безграничное, равновеликое небесному пространству: «Все огромно: и океан, и небо, и все пространство между ними». Из этого следует, что морское путешествие, осуществляемое на корабле, меняет в сознании дневнициста жизненные ориентиры: земля перестает быть олицетворением чрева, породившего все живое, или могилы, в которую все возвращаются. Она не осознается им как начало и конец бытия человека в этом мире. По мнению И.А. Бунина, жизнь продолжается и после смерти. Неслучайно в произведении ведется рас- 128 4.5. Лексико-семантическое поле Природа _____________________________________ сказ только об одной смерти – быка, которого зарезали на мясо для команды корабля и путешествующих. Смерть животного дает ему пищу для размышлений: «Последняя его ночь! <…> Может быть, последняя только на земле? Даже в смерть быка отказывается верить сердце». Герой-повествователь воодушевлен своим путешествием, поэтому у него возникает чувство, что он попал в некий сказочный, мистический мир, в иную реальность, где царит покой, где нет мирского зла и смерти. В океане находит упокоение лишь ненужное. Так, он рассказывает о том, что выбросил за борт прочитанные книги: «…развязал набитый книгами чемодан, который мы с ненавистью таскали всю зиму по отелям в Египте, и торопливо стал отбирать прочитанное и не стоящее чтения. А отобрав, стал бросать за борт и с большим облегчением смотреть, как развернувшаяся на лету книга плашмя падает на волну, качается, мокнет и уносится назад, в океан – навеки». Важно заметить, что книга – это артефакт, который играет важную роль в произведениях И.А. Бунина. Ведь именно книга (не считая газет и журналов) во времена писателя была одним из основных средств общения в интеллигентской среде (известно, простые люди брали опыт от природы и учились у других людей!) и источником получения информации. Наблюдая за тем, как уплывают книги, автор-повествователь задумывается о своей собственной судьбе, его начинает волновать вопрос собственной кончины: «Может быть, завтра, послезавтра сбросят мое тело вот в эти же самые волны... И вообще с немалым основанием преследуют меня всю жизнь подобные мысли. Я именно из тех, которые, видя колыбель, не могут не вспомнить о могиле». Такая логическая ассоциация возникает неслучайно, ведь для творческого человека, писателя умереть – это стать ненужным для времени и для потомков, непризнанным, забытым в веках. О том, что океан, а не земля может стать последним его пристанищем, он пишет, рассказывая о ночном шторме. Страх вызван не только инстинктом самосохранения, но и мыслями о недостижении рая, той самой обетованной земли: «Разве я, например, могу быть уверен, что увижу Цейлон», – восклицает дневницист. Чувство же восторга объясняется тягой к приключениям, свойственной всем путешественникам, цель жизни которых в этом и со- 129 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ стоит. Хорошо ему еще и от того, что приключения свершаются в непосредственной близости с природой. Так, в соответствии с представлениями дневнициста обетованная земля неразрывно связана с небом: «Земля, рай все ближе – всю ночь облака, всю ночь луна сияет между ними, серебром озаряя их края», что в приведенном предложении демонстрируют причинно-следственные семантические связи. Такая взаимосвязь основывается на мотиве вечной жизни: «Пастушеской простотой звучат они, но в простоте-то и вечность их, подобная вечности вот этого неба (простого синеющего воздуха), вот этой земли (простых песков и камня)». Вставные конструкции выступают необычными метафорическими образами в представлениях писателя о небе и земле и противоречат естественно-научному пути познания мира. Здесь налицо эмоциональная окраска восприятия как важная составная часть творческого пути познания. В произведении «Окаянные дни» земля имеет другое концептуальное значение. Здесь в качестве антитезы обетованной земле можно рассматривать сравнительный оборот «живешь в полной отрезанности от мира, как на каком-то Чертовом острове», где земля употребляется в составе метафорической конструкции и представляет собой замкнутое пространство – остров, с которого нет возможности выбраться. Так, концепту воля противопоставляется неволя – ограниченность в возможности что-либо делать, безысходность, одиночество. Как земная стихия и символ в произведениях И.А. Бунина выступает огонь. В «Водах многих» слово огонь употребляется трижды в значении «освещение, свет» [СУ, 1934–1940, т. 2, с. 750]: «потушив огонь, долго лежал; потом очнулся и, не зажигая огня, записал». В «Окаянных днях» данная лексема используется чаще (шесть раз) в разных падежных формах и в разных значениях: «и опять сбежались со всего села, и хотели меня бросить в огонь». В приведенном фрагменте имя существительное огонь имеет значение «пламя» [там же]. Кроме этого, слово огонь встречается в составе фразеологизмов: лицо залилось огнем, где оно употреблено в творительном падеже в переносном значении «проявлять страсть, пыл, жар» [там же]; всего боятся как огня; днем с огнем поискать и другие. Фразеологическая еди- 130 4.5. Лексико-семантическое поле Природа _____________________________________ ница бояться как огня имеет значение «бояться очень сильно, панически» [СУ, 1934–1940, т. 2, с. 751], а днем с огнем не найдешь (у И.А. Бунина в трансформированном виде) имеет значение «о ком-чем-н. выдающемся, чрезвычайно редком» [там же]. Уникальность данного фразеологизма в тексте заключается не только в том, что его состав изменен, но и в том, что он участвует в создании авторской иронии. Слово огонь встречается также в поговорке: «Всегда в конце концов попадает из огня да в полымя». Выражение из огня да в полымя означает «из одной неприятности в другую, еще большую» [там же]. В данном случае поговорка отражает русское национальное представление об этой стихии. Огонь в произведении «Окаянные дни» символизируют пожар и свет свечи. Слово пожар употребляется три раза в значении «распространение огня, сопровождающееся уничтожением имущества и всего, что может гореть» [там же, т. 3, с. 474] и встречается в следующих сочетаниях: «то там, то здесь красное зарево пожара»; «после пожара Москвы в 1812 году», а также в переносном значении «бурно развивающееся столкновение каких-н. общественных сил, борьба, война, революция» [там же]: «они фанатики, верят в мировой пожар». Слово свеча употребляется два раза: «а керосину, свечей не достанешь»; «в руках ноты и золотые огоньки маленьких восковых свечей». И в первом, и во втором случае оно имеет значение «длинный тонкий цилиндр из какого-н. жирного вещества (воска, стеарина) с фитилем внутри, служащий для освещения» [там же, т. 4, с. 87]. Сказанное выше свидетельствует, что в произведении «Воды многие» огонь олицетворяет собой мирный свет, несущий людям пользу и покой, тогда как в «Окаянных днях» он выступает в качестве разрушительной стихии. Ключевым в обоих произведениях является символ воды. Особенно велика его роль в произведении «Воды многие», где он употреблен в сильных позициях (в заглавии и в эпиграфе). По нашим наблюдениям, слово вода используется в тексте четырнадцать раз, при этом в разных значениях. Лексема вода встречается в значении «прозрачная бесцветная жидкость» [там же, т. 1, с. 323]: «Проснулся в шесть от шума воды – матросы, как всегда в этот час, «скатывали» палубу»; «Все тот 131 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ же плеск, шум воды за кормой», а также в значении «водная поверхность» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 323]: «Юнан» зорко озирал все то, что было на его пути, – мутную воду, пласты бурого ила»; «дивимся на воду, что сквозит в решетке поручней»; «громадный залив, вода зеленая»; «блеск луны, золотой ломоть которой почти лежит на воде». Однако в контексте произведения вода имеет более глубокий, философский смысл: она становится символом бытия, олицетворяет все водное пространство – реки, озера, над которыми властвует Бог-Создатель, все сущее на земле. В «Водах многих» представления о воде вербализованы лексемами море, океан, волна. Слово море употребляется шестнадцать раз в значении «очень большое озеро с горько-соленой водой» [там же, т. 2, с. 260]: «все море ходило долинами, холмами»; «Юнан» медленно кланялся солнечному морю»; «море совсем улеглось», а также в названиях Красное море, Средиземное море. Оно встречается и в составе фразеологизма: «разве может быть иначе в море, на корабле». У И.А. Бунина фразеологическая единица в открытом море представлена в усеченном виде – с сокращением компонентного состава в значении «далеко от берегов моря, океана, так что не видно очертаний берегов» [там же]. Слово океан встречается одиннадцать раз в значении «водное пространство между материками земной поверхности» [там же, с. 783] в следующих контекстах: «мокнет и уносится назад, в океан – навеки»; «беспомощно, без мысли и сознания лежащего в этой каюте, затерянного в океане»; «впереди, за океаном, много красивых облаков»; «все огромно: и океан, и небо», а также в названии Индийский океан. В «Окаянных днях» слово вода используется реже (всего шесть словоупотреблений) в значении «прозрачная бесцветная жидкость» [там же, т. 1, с. 323]: «бежит весенняя вода»; «ни железных дорог, ни трамваев, ни воды, ни хлеба»; «все улицы залиты водой»; «граждане» с утра до вечера таскают воду из порта» – и имеет другой символический смысл. Вода здесь – природная стихия, представленная в виде различных физических состояний: снега (тринадцать словоупотреблений), дождя (семнадцать словоупотреблений), льда (три словоупотребления). Слово вода встречается также в составе фразеологизма: «И та- 132 4.5. Лексико-семантическое поле Природа _____________________________________ ким до сих пор праздник, с них все как с гуся вода». Разговорная, неодобрительная фразеологическая единица как с гуся вода имеет значение «кому-н. безразлично, нипочем, не производит на кого-н. впечатления» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 324]. А также в составе поговорки: «…и почти весь июль Васильевское было тише воды, ниже травы». Нужно отметить, что и фразеологизм, и поговорка выполняют важную для писателя функцию – аксиологическую. В произведении «Окаянные дни» вода представлена еще и лексемой море, употребляемой в значении «очень большое озеро с горькосоленой водой» [там же, т. 2, с. 260]: «Читал о стоящих на дне моря трупах»; «миноносец, сереющий вдали на совершенно пустом море»; «бежали в степь, бросались в море»; «Очень холодно, серо, пустое море»; «Видел себя во сне в море». Однако есть случаи, когда она используется в переносном значении «большое количество чего-н.» [там же]: «реки крови, море слез, а им все нипочем»; «этот остров «старого» мира в море грязи, подлости и низости»; «вырвавшись из этого разливанного моря страшных, несчастных, потерявших». Лексемами-наименованиями воды являются ландшафтные объекты, что помогает И.А. Бунину метафорически воссоздать зримый образ беспорядка на улицах. Ему бросается в глаза грязь, которая повсюду, и «синие клоки луж». Стоит отметить, что лексические единицы с колористической семантикой (цветовые характеристики, оттенки, краски), раскрывая миропонимание И.А. Бунина, становятся средством изображения социально-политического и гражданского раскола российского общества. Нарушение людьми естественного и размеренного хода истории человечества, предопределенного высшими силами, приводит к беспорядку, поэтому в тексте дневника «Окаянные дни» вода оказывается в одном ассоциативном ряду с дисгармонией, а в «Водах многих» – с порядком, устроенным самим Богом. Вода в дневнике «Воды многие» является символом покоя: «Проснулся в шесть от шума воды – матросы, как всегда в этот час, «скатывали» палубу, затопляли ее из шлангов, терли швабрами, и этот шум, свежий, водяной, был очень сладок в том зное и блеске, присутствие которого в мире я почувствовал еще в постели», а также метафо- 133 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ рой жизни, ее источником: «Путь Твой в море и стезя Твоя в водах великих и следы Твои неведомы...» И я был в страшной и сладкой близости Твоей, и безгранична моя любовь к Тебе, и крепка вера в родимое, отчее лоно Твое!» А в произведении «Окаянные дни» разлившаяся вода символизирует бедствия, страдания в жизни целого народа и отдельного человека: «Весь город хлопает деревянными сандалиями, все улицы залиты водой, – «граждане» с утра до вечера таскают воду из порта, потому что уже давно бездействует водопровод». В этом тексте вода является еще и символом надежды на спасение, возмездие: «А потом я плакал на Страстной неделе, уже не один… под горькое страстное пение: «Волною морскою… гонителя, мучителя под водою скрыша…». Сколько стояло тогда в этих церквах людей, прежде никогда не бывавших в них, сколько плакало никогда не плакавших!» Таким образом, знания и представления о воде вербализуются писателем в дневниковых текстах по-разному. Если в произведении «Воды многие» вода – это орудие и дар Духа, источник жизни (или сама жизнь), символ надежды, источник и гробница всего сущего во Вселенной, то в «Окаянных днях» она выступает символом Хаоса, разрушительной силы, грозной стихии. Осмысливая свое бытие и бытие человека в единстве с многовековой историей человечества, И.А. Бунин, руководствуясь идеями русского «космизма» и используя символику воды, выстраивает в своих дневниках уникальный образ мира, детерминированный лингвокультурной ситуацией. В произведениях «Воды многие» и «Окаянные дни» автор часто обращает свой взор к небу и наблюдает облака, солнце, звезды (созвездия), луну. Как отмечает исследователь творчества писателя А. Абрамянц, его интерес к космическому пространству возник с самых ранних лет, еще в детстве, которое он провел в глухом поместье в Воронежской губернии, где небо широко открыто для человеческого взора и созерцания [Абрамянц, 2002, с. 29]. Слово небо в произведении «Воды многие» встречается десять раз и четыре раза – слово небосклон. Как правило, лексема небо используется в описательных конструкциях: «в мути пустыни и неба»; «в неясном небе»; «смотрим на светлую пустоту сияющего неба»; «небо 134 4.5. Лексико-семантическое поле Природа _____________________________________ очень чисто и совсем пусто»; «меж тем как небо на востоке стало гелиотроповым». При описании неба наиболее важны цветовые (иногда световые) характеристики. Необычную окраску ему придают облака: небо приобретает все мыслимые и немыслимые оттенки: фиолетовый, зеленый, огненно-оранжевый, нежно-малиновый, сине-лиловый и другие. И.А. Бунин здесь явно в роли художника. Писатель словно рисует картину с натуры, подробно прописывая каждую деталь. В своих описаниях он применяет сравнительные обороты: «подобная вечности вот этого неба (простого синеющего воздуха)»; «в большом пространстве почти пустого неба»; реже – фразеологические единицы: «Небо от большого количества звезд первой величины было мрачно и торжественно». Фразеологизм звезда первой величины употреблен в буквальном значении. Наблюдаются случаи, когда слово небо используется как дистантный лексический повтор: «…я посмотрел на небо. Ветер стих, небо было чисто». Небо здесь является объектом эстетического наслаждения, восхищения и олицетворяет собой мирное царство покоя, блаженства. Можно сказать, что лексема небо играет важную роль в раскрытии идеи, а также значима в образной системе произведения. Так, амбивалентная пара небо – земля олицетворяет собой дух и материю, отцовское и материнское начала. Нельзя не отметить тот факт, что в символизме Египта и Океании ситуация противоположная, но именно отсюда начинает свой путь главный герой. Неслучайно на протяжении всего повествования он неоднократно говорит о почитании отчего дома, призывает следовать библейским заветам, чтить «отца и матерь», не терять чувства связи и «единства с родившим тебя», так как, по его мнению, «не может быть связи без почитания». Таким образом, маршрут путешествия является ключом к пониманию основного замысла дневника «Воды многие». В «Окаянных днях» слово небо употребляется двадцать восемь раз, в большинстве случаев используется в описательных конструкциях, однако если в «Водах многих» лексема небо употребляется в сочетании с прилагательными, имеющими положительную коннота- 135 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ цию – чистое, прозрачное, синее, то здесь оно описывается иначе. Особое внимание обращают на себя цветовые характеристики, которые применяет писатель: «небо синеет ярко, по-весеннему»; «Я как раз смотрел в это время на удивительное зеленое небо»; «мрак неба»; «черно-синее небо»; «небо от редких фонарей чернеет тускло, угрюмо»; «мягко темнеющий на ночном небе»; «зеленое небо, лишь иногда небо светлое» и другие. Контраст цветов при описании неба символизирует материализацию света, который, в свою очередь, в христианских традициях олицетворяет Бога. Одновременно все цветовые характеристики являются языковыми средствами выразительности и служат экспрессии, выполняя живописующие функции. Картины ночного, темного неба работают на основную идею произведения, они подчеркивают мрачную обстановку и внутреннее состояние дневнициста: «А вечером, ночью пусто, небо от редких фонарей чернеет тускло, угрюмо. Но вот тихий переулок, совсем темный, идешь – и вдруг видишь открытые ворота, за ними, в глубине двора, прекрасный силуэт старинного двора, мягко темнеющий на ночном небе, которое тут совсем другое, чем над улицей, а перед домом столетнее дерево, черный узор его громадного раскидистого шатра». В традиционных представлениях небо олицетворяет порядок во Вселенной. Здесь в границах видимого пространства «нового мира» оно символизирует хаос, в другом случае – гармонию, когда осуществляется возврат к «старому» посредством культурного стереотипа – ворот. Таким образом, с помощью изображения противоречивых картин неба создается противопоставление новое – старое, которое является концептуально значимым в произведении и заключает в себе социальный конфликт, представленный еще как конфликт прошлого и настоящего. В свете сказанного образ столетнего дерева, которое растет в мире времени, важен в том смысле, что он символизирует различия в плане проявлений материального мира и космическую связь неба с землей. Черный цвет неоднократно используется писателем при описании неба и символизирует зло, отчаяние, разрушение, горе, печаль, унижение, тяжесть [СС, http://slovari.funplanet.ru/dictionary/symbols.html]. Этот 136 4.5. Лексико-семантическое поле Природа _____________________________________ цвет олицетворяет собой в произведении жесткое, беспощадное, иррациональное время. С образами неба и земли в дневнике «Воды многие» соотносится гора (Синай). Лексическая единица гора употребляется в этом произведении семь раз в разных падежных формах как в единственном, так и во множественном числе, но в основном, когда речь идет о конкретном географическом объекте – Синае. Название священной горы употребляется здесь три раза. Гора становится у И.А. Бунина особым символом, она олицетворяет божественную сущность, саму жизнь, а также космические силы, так как является вершиной рая, осью соединения земли и неба, земного и божественного. В «Окаянных днях» слово гора употребляется два раза в значении «значительная возвышенность, поднимающаяся над окружающей местностью» [СУ, 1934–1940, т. 1, с. 598] («С горы за Мясницкими воротами – сизая даль») и не несет в себе символического смысла. Небо для И.А. Бунина не только небосвод, облака, но и солнце, звезды, луна. Особое внимание писатель уделяет солнцу как животворящему началу. В произведении «Воды многие» слово солнце он использует семнадцать раз в следующих контекстах: «тотчас же после заката солнца»; «солнце печет тускло»; «солнце садилось совершенно чисто»; «всходит жаркое солнце»; «солнце успело уже скрыться»; «солнца еще нет» и другие. Солнце с древних времен воспринималось людьми как символ жизни. Юнг считал, что солнце – «символ источника жизни и высшей цельности человека» [ЭСЗЭ, 1999, с. 465]. Из приведенных выше примеров видно, что И.А. Буниным описывается либо восход солнца, который и символизирует жизнь, либо его закат, т.е. смерть. Очевидно, что образ солнца представляет собой лейтмотивный символ. В «Окаянных днях» лексическая единица солнце упоминается девять раз («слепит низкое солнце»; «все по-весеннему горит от солнца»; «ярко от снега и солнца»; «идущая прямо на солнце улица»; «светит солнце» и другие), в отличие от «Вод многих», где солнце уже не связано с мотивом жизни и смерти, а является частью пейзажа. Лексемы луна и месяц также важны для понимания языковой личности И.А. Бунина. Это небесное светило, так же как и в народных 137 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ представлениях, ассоциируется у писателя с загробным миром, с областью смерти. Оно противопоставлено солнцу – божественному символу дневного света, тепла и жизни. Слово луна в произведении «Воды многие» встречается восемь раз («ломоть луны меркнет, умирает»; «маленькая луна, все белевшая очень высоко над нами, стала оживать»; «ахнул: луна – зеленая»; «всю ночь облака, всю ночь луна сияет между ними»; «преклоняю колени на этой светлой от луны палубе»). В «Окаянных днях» слово луна не встречается, есть только месяц («в небе месяц и розовые облака»; «ломоть месяца, совсем золотой»; «шалаша, освещенного через сад теплым низким месяцем»; «в шалаше, радуясь месяцу, нежно и звонко закричал петух»). В художественном дневнике «Воды многие» лексические единицы луна и солнце употребляются чаще, чем в «Окаянных днях». На первом месте здесь мотив жизни и смерти – основная тема произведения. Кроме того, луна как символ женского начала (что находим в других произведениях писателя, например в романе «Жизнь Арсеньева») здесь не используется, так как тема любви в повествовании не затрагивается. Значимым символом в дневниках И.А. Бунина являются звезды, которые в русской языковой картине мира олицетворяют надежду и выступают знаком того, что «человек куда-то стремится, хочет превзойти самого себя» [ЭСЗЭ, 1999, с. 182]. У писателя они, скорее, объект любования и не несут никакой символической нагрузки. Небосвод со всем, что на нем находится, привлекает его эстетически и духовно. Однако звезды, как и небо, необходимы в произведении «Воды многие» с точки зрения особенностей жанра, ведь цель путевого дневника состоит в подробном описании путешествия, всего увиденного. Также для моряков звездное небо служило важным ориентиром в плавании. Наконец, наблюдательный и все подмечающий И.А. Бунин не мог не обратить свой взор к небу. Здесь слово звезда встречается десять раз («плавают тысячи синих звезд»; «те новые южные звезды»; «раздувало какую-то огромную и великолепную звезду»; «переливается большая жуткая звезда»; «над закатом сверкнула первая звезда»). Неслучайно упоминается Полярная звезда, указывающая «на о. Королевства Туле, первую колыбель человечества, находившуюся на севере» [там же, с. 182–183], и Сириус – любимая звезда И.А. Бунина, которой 138 4.5. Лексико-семантическое поле Природа _____________________________________ он посвятил стихотворение. Эта звезда древнеегипетской богини плодородия, по мнению А. Абрамянца, привлекала писателя в первую очередь как символ творческого эроса. В «Окаянных днях» лексическая единица звезда используется всего четыре раза («два-три туманно-голубых пятна звезд»; «пухлые белые облака, среди них редкие яркие звезды»; «звезды, играющие белым блеском»; «прозрачно горят, как какие-то медузы, стеклянные розовые звезды»). Звезды здесь являются не только деталью пейзажа, но и лирическим объектом размышлений автора-повествователя, важным символом, соединяющим времена, пространства, божественное и земное. В них заключается мистически-таинственный смысл [Абрамянц, 2002, с. 31]. Итак, анализ показал, что лексическая экспликация ЛСП Природа в анализируемых произведениях И.А. Бунина во многом совпадает с его вербализацией в русской языковой картине мира. Однако важное отличие индивидуально-авторской картины мира писателя заключается в преобладании ЛСП, включающих водные стихии, небо и небесные светила, атмосферные явления, а также землю и земные объекты. При этом все рассмотренные архетипические образы земли, неба, огня, воды имеют амбивалентный характер и разные интерпретации в произведениях. Важно подчеркнуть, что данные образы-символы связаны с аксиологическими и онтологическими особенностями миропонимания И.А. Бунина, а на его творчество оказало большое влияние космологическое знание. Индивидуальная картина мира писателя складывается из метафорических моделей, образных структур, в которых просматривается его оригинальное мышление. Космологическое знание играет важную роль в познавательных процессах И.А. Бунина, так как дает возможность глубже размышлять о смысле человеческого бытия, задумываться о жизни и смерти человека, который является частью этой загадочной и грозной (порой даже губительной) Вселенной. На индивидуальную картину мира писателя также большое влияние оказали религии разных народов мира. Такое мировидение представляет собой отличительную черту творческого сознания И.А. Бунина. Однако в проанализированных произведениях «Воды многие» и «Окаянные 139 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ дни» роль человека не менее важна, что подтверждается не только частотностью лексем, относящихся к ЛСП Человек, но и тем, что природа в его произведениях – символ и олицетворение человеческого бытия, жизни (иногда смерти) во всех ее проявлениях. Итак, лексико-семантический анализ дневников И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» позволяет сделать следующие выводы: 1. Наиболее активными лексико-семантическими полями в дневниках И.А. Бунина являются Пространство, Время, Цвет, Жизнь, Смерть, Религия, Человек, Общество, Эмоция, Власть, Природа. С одной стороны, их активность обусловлена принадлежностью к категориям человеческого бытия, а лексемы-репрезентанты имеют узуальное значение, с другой стороны, лексемы-репрезентанты полей приобретают индивидуальные смыслы, обусловленные не только тематикой, что вполне объяснимо, но и жанровой природой произведений и прагматиконом языковой личности писателя. 2. В названиях произведений, как сильных позициях, заложена лексическая доминанта каждого: в дневнике «Воды многие» – это пространство, а в «Окаянных днях» – время. Текстовая доминанта, семантически реализованная в лексеме воды, активизирует ЛСП Пространство, а лексема дни – ЛСП Время. Причем лексические единицы со значением пространства оказываются тесно связанными с религиознофилософской проблематикой творчества И.А. Бунина, а со значением времени – с идеологическими и гражданско-патриотическими воззрениями дневнициста. 3. Лексико-семантические поля в произведениях И.А. Бунина являются жанро- и сюжетообразующими. Так, ЛСП Время тесно связано с ЛСП Память, а сохранение памяти (запоминание), как и процесс вспоминания, в дневниковом тексте становится особым литературным приемом. Наиболее активные лексемы ЛСП Память – глагольные лексемы помнить, вспомнить, напомнить и другие. Эти и синонимичные лексемы используются в текстах для создания ретроспективного повествования, что свойственно дневниковому жанру. 4. Лексико-семантические поля в контексте произведений И.А. Бунина выражают аксиологические значения и наполняются сим- 140 4.5. Лексико-семантическое поле Природа _____________________________________ волическим содержанием, что обусловлено лингвокультурной ситуацией того времени. Так, ЛСП Цвет в анализируемых произведениях представлено многогранно. С одной стороны, лексические единицы сохраняют колористическую семантику (цветовые характеристики, оттенки, краски), с другой – они становятся репрезентантами социальнополитического и гражданского раскола российского общества. Но ЛСП Цвет заключает в себе и более глубокие, философские смыслы, раскрывая миропонимание И.А. Бунина. 5. В дневниках И.А. Бунина ЛСП Жизнь и ЛСП Смерть предстают как двуединое пространство. Если жизнь – это динамика и движение, то смерть – статика, не подверженная временны́м изменениям. Фрагмент жизнь в ЛСП Жизнь и ЛСП Смерть связан с ЛСП Время, а фрагмент смерть семантически со временем не связан. Смерть представлена не только как физиологическое состояние живого организма, которое означает прекращение жизнедеятельности, она ассоциируется с отсутствием развития или совершенствования, приводящим к духовной гибели. 6. ЛСП Религия взаимодействует с ЛСП Власть, а также с ЛСП Жизнь и ЛСП Смерть. Ключевое слово, раскрывающее содержание этого ЛСП, – существительное связь. Данная лексема является значимой в религиозно-философском мировосприятии писателя, на которое повлияла философия всеединства В.С. Соловьева, утверждающая глубокую взаимосвязь и взаимозависимость всего сущего в мироздании. ЛСП Религия в дневниках И.А. Бунина приобретает новые смыслы за счет важного (с точки зрения писателя) содержательного компонента социальное. Такая тесная взаимосвязь религии и социума раскрывает один из конфликтов произведений – отношение человека к Богу. 7. ЛСП Человек реализует гендерный, возрастной и социальный аспекты, особенно важные для произведения «Окаянные дни», где И.А. Бунин дает характеристики социальным классам через призму своего восприятия исторической ситуации. 8. Через эстетику лексических единиц, реализующих ЛСП Эмоция, раскрываются индивидуальные черты языковой личности дневнициста, особенности его психики и мироощущения, так как они порождены ситуацией, в которой он находится, и всем тем, что вокруг него 141 4. Макроклассы человек и общество, человек и природа в дневниках И.А. Бунина ______________________________________ происходит. В результате ЛСП Эмоция тесно связано с категориями счастье и несчастье, которые, в свою очередь, входят в состав ЛСП Судьба. 9. ЛСП Общество выстраивается на бинарной оппозиции свой – чужой, которая содержит в себе информацию о русской культуре, ее феноменах и отражает национальное самосознание. В произведениях «Воды многие» и «Окаянные дни» оппозиция свой – чужой реализуется через противопоставление свое – чужое, в основе которого лежат разные критерии. Представление о том, что есть свое и что есть чужое, важно для И.А. Бунина, у которого вещи имеют не материальную, а духовную, нравственную ценность. Однако в произведении «Окаянные дни» доминирует политическое и идеологическое содержание оппозиции свой – чужой, которая выражает гражданскую позицию писателя. 10. ЛСП Власть у И.А. Бунина взаимодействует с ЛСП Порядок. Это обусловлено прежде всего историко-культурной ситуацией, которую в своих произведениях описывает дневницист. С одной стороны, они соответствуют традиционному национальному пониманию, а с другой – наполняются индивидуальными смыслами в соответствии с мировоззрением писателя и приобретают философское и религиозное звучание. Так, в дневнике «Воды многие» власть ассоциируется с состоянием налаженности, организованности, благоустроенности. ЛСП Власть имеет здесь ортодоксальный смысл, что подтверждают ключевые лексемы-репрезентанты и факт использования эпиграфа из Псалтыря, в котором утверждается господство божественных сил, авторитет Творца над земными существами. А в дневнике «Окаянные дни», напротив, власть ассоциируется с дисгармонией, беспорядком, хаосом. 11. ЛСП Природа в семантическом пространстве дневников занимает особое место в связи с идеями русского «космизма», которые разделял И.А. Бунин. Индивидуально-авторская картина мира, реализованная в дневниках, представлена лексемами, обозначающими водные стихии, небо и небесные светила, атмосферные явления, а также землю и земные объекты. При этом все они имеют амбивалентный характер. Важной оказывается взаимосвязь ЛСП Природа с ЛСП Человек, так как природа в произведениях писателя является символом и олицетворением человеческого бытия, жизни и смерти. ЛСП Природа 142 4.5. Лексико-семантическое поле Природа _____________________________________ выражает особое видение дневницистом окружающего мира и явлений действительности. 12. Сравнительно-сопоставительный анализ дневников И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» показал, что все выявленные лексико-семантические поля в дневниках И.А. Бунина взаимосвязаны. Однако нельзя не отметить, что семантика одних и тех же лексических единиц различна. Лексико-семантическое пространство дневника И.А. Бунина «Окаянные дни» шире и разнообразнее, чем дневника «Воды многие», как с точки зрения количества наиболее употребляемых слов (текстовых доминант), так и с точки зрения их семантики, а зачастую даже противоположна, т.е. имеет место амбивалентный характер лексико-семантического пространства его дневниковых произведений. 13. Рассмотренные лексико-семантические поля позволяют определить базовые понятийные сферы в произведениях и дают представление о концептосфере писателя. Они репрезентируют его индивидуальную картину мира, моделирование которой является одним из перспективных и актуальных направлений в рамках современной филологической науки. 143 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Исследование, выполненное в рамках антропоцентрического подхода к анализу текста, позволило продемонстрировать своеобразие дневниковых произведений «Воды многие» и «Окаянные дни», выявить особенности использования языковых средств конкретной языковой личностью (И.А. Буниным) и их функционирования в дневниковом жанре, а также раскрыть новые грани творчества писателя. В данной монографии была предпринята попытка доказать, что дневник писателя является весьма перспективным жанром для современных исследователей, так как он обладает особыми языковыми свойствами и содержит ценные сведения о реальных исторических событиях, быте и нравах конкретной эпохи. Сопоставительный анализ дневника писателя с другими видами дневников позволил выделить этот жанр в ряду смежных жанров и выявить его языковые особенности, в том числе лексические. Установлено, что дневник писателя занимает особое положение в классификации дневниковых текстов. С одной стороны, он представляет собой текст, ориентированный на реальную действительность, а не на творческий вымысел, поэтому содержит признаки документа и создается на основе первичных текстов – записей личного характера (дневников, записок, писем и других). С другой стороны, он является произведением художественной литературы, что позволяет нам считать его вторичным жанром (если речь идет о дневнике, предназначенном для печати). Уникальность дневника писателя состоит также в том, что он отражает фрагменты историко-культурной ситуации. Анализ подтвердил выявленную жанрологами тенденцию: интерес к дневнику порождается резкими переменами в личной жизни и социальными потрясениями, которые вынуждали деятелей литературы обращаться именно к этому жанру. Дневник писателя, предназначенный для печати, по своей природе ориентирован на выражение личности дневнициста и сохраняет его реальный язык, который обособлен от речи других героев структурно, лексически и синтаксически, что помогает решению многих 144 Заключение _____________________________________ проблем, связанных с изучением языковой личности писателя на материале его произведений. Уникальность дневника писателя заключается и в тех особых целях, которые ставит перед собой дневницист, – описать и оценить события, включить уходящий день в бытие и запечатлеть себя, сохранив свежесть впечатлений, оценок и преодолев физическую бренность. Дневницист может ставить в своих произведениях и другие задачи. Так, И.А. Бунин в дневниках «Воды многие» и «Окаянные дни» стремится «навязать» читателю собственные философскорелигиозные и идеологические взгляды, эстетические вкусы, доказать свою правоту, дать наказ потомкам. Уникальность дневника писателя заключается и в особом коммуникативном акте, в котором основная роль отведена дневницисту. Надо отметить, что в построении и формировании такого речевого акта активно участвует местоимение я. Оно является одним из главных способов реализации образа писателя. Однако речевой акт дневникового жанра отличается не только особенностями построения, но и кругом определенных задач. Становясь средством коммуникации, дневник писателя направлен на выражение мировоззрения, этических и культурных ценностей дневнициста, которые репрезентируют языковые единицы, в том числе частеречные и лексические доминанты. Использование современных компьютерных методик позволило установить, что в обоих дневниках И.А. Бунина чаще других частей речи употребляются имена существительные. Основываясь на результатах исследования, полагаем, что в дневниковых текстах И.А. Бунин выступает не как атрибутивно-характеризованная личность, а как субстантивно-характеризованная, для которой важной оказывается предметная область. Этот факт вносит новое в представление о языковой личности писателя. Соотношение других частей речи в каждом из дневников свое. Так, на втором месте в дневнике «Воды многие» стоят имена прилагательные, а в «Окаянных днях» – глаголы. Различие обусловлено спецификой самих произведений и принадлежностью их языка к разным типам речи. Дневник «Воды многие» – это повествование с элементами описания. Такой тип повествования свойствен и путевому очерку – 145 Заключение ______________________________________ ближайшему «родственнику» дневника, цель которого – описать окружающий мир и обстановку. Для «Окаянных дней», как и для любого документального произведения, характерно повествование с элементами рассуждения, поскольку здесь задача – отобразить ход истории, зафиксировать происходящее. Различия типов речи и частеречной составляющей в произведениях И.А. Бунина, тем не менее, позволяют утверждать, что они оба являются дневниками. При анализе лексического состава дневников И.А. Бунина «Воды многие» и «Окаянные дни» выяснилось, что с точки зрения тематики лексем наиболее повторяемыми являются те, которые называют человека и общество, природу, пространство, время, цвет, религиозные и философские понятия. Они образуют обширные синтагматические, парадигматические, ассоциативные текстовые связи, определяющие лексико-семантическое пространство дневников, характеризуя языковую личность дневнициста и его картину мира. В качестве общих доминант дневников выступают лексемы я, человек и жизнь. Это означает, что ключевыми репрезентантами лексико-семантических полей служат лексемы, активность которых обусловлена категориями человеческого бытия. Поэтому общими лексико-семантическими полями в дневниках И.А. Бунина выступают Пространство, Время, Цвет, Жизнь, Смерть, Религия, Человек, Общество, Эмоция, Власть, Природа. Все указанные поля взаимодействуют друг с другом и оказываются тесно связанными. Они наполнены символическим смыслом. Рассмотренные в нашем исследовании лексико-семантические поля свидетельствуют об особом видении дневницистом окружающего мира и выражают его взгляды на явления действительности. Набор ключевых лексем, формирующих лексико-семантические поля в произведениях, не совпадает, причем различия наблюдаются не только в количественном и качественном соотношении лексических единиц-репрезентантов, но и в их семантике. Было установлено, что лексико-семантическое пространство «Окаянных дней» шире и разнообразнее, чем «Вод многих». Это может говорить о неоднородности и неравнозначности лексико-семантического пространства дневниковых произведений И.А. Бунина. Выявленные различия говорят о том, что состав и структура лексико-семантического пространства дневника писателя 146 Заключение _____________________________________ обусловлены не только жанровой спецификой произведений, прагматиконом языковой личности дневнициста, но и лингвокультурной, историко-культурной ситуациями, в которых они создавались. Изучение своеобразия лексико-семантических полей в дневниках писателя позволяет наметить перспективы лингвокультурологического исследования на материале произведений не только И.А. Бунина, но и других писателей. На основе полученных в результате исследования языковых данных можно вести реконструкцию языковой личности И.А. Бунина и уточнять особенности его лексикона (словаря писателя), что в конечном итоге даст возможность проследить эволюцию идиостиля писателя. Таким образом, нетрадиционные для художественного метода И.А. Бунина явления, такие как дневник писателя и журнализм, раскрыли новые грани его творчества и позволили по-новому взглянуть на наследие этого великого классика. 147 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Абрамов В.П. Семантические поля русского языка / В.П. Абрамов ; Акад. пед. и соц. наук ; Кубан. гос. ун-т. – Москва ; Краснодар, 2003. – 337 с. Абрамов В.П. Синтагматика семантического поля (на материале русского языка) / В.П. Абрамов ; отв. ред. Г.П. Немец ; Сев.-Кавк. науч. центр высш. шк. – Ростов-на-Дону : Изд-во Рост. ун-та, 1992. – 108 с. Абрамянц А. Звездные руны Ивана Бунина / А. Абрамянц // Русская речь. – 2002. – № 2. – С. 29–33. Алефиренко Н.Ф. Когнитивно-семиотическое содержание понятия «языковая картина мира» / Н.Ф. Алефиренко // Язык. Человек. Общество. – Санкт-Петербург ; Владимир, 2005. – С. 25–36. Андреев Ю.А. По законам искусства (о природе документальности) / Ю.А. Андреев // Вопросы литературы. – 1979. – № 2. – С. 28–49. Анохина С.В. Роль фразеологизмов, называющих человека, в прозе И.А. Бунина / С.В. Анохина // Изменяющаяся Россия: новые парадигмы и новые решения в лингвистике : материалы конф., 29–31 авг. 2006 г. В 2 ч. Ч. 2. – Кемерово, 2006. – С. 91–96. Антюфеева Е.В. Анализ синтаксической композиции как средство проникновения в структуру образа автора в рассказе И.А. Бунина «Темные аллеи» / Е.В. Антюфеева // Литература и общественное сознание: варианты интерпретации художественного текста : материалы 7-й межвуз. науч.-практ. конф. (20–21 мая 2002 г.). – Бийск : БПГУ им. В.М. Шукшина, 2002а. – Вып. 7, ч. 2. – С. 9–11. Антюфеева Е.В. Особенности функционирования синтаксической композиции в рассказе И.А. Бунина «Солнечный удар» / Е.В. Антюфеева // Текст: структура и функционирование. – Барнаул, 2002б. – Вып. 6. – С. 82–87. Арешенко М.И. Фразеосемантическое поле концепта «Страх» в русской языковой картине мира / М.И. Арешенко. – URL: http://www.istu.edu/docs/science_periodical/mvestnik/2_12/Areshenko.doc. Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность / И.В. Арнольд. – Санкт-Петербург : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. – 444 с. 148 Список использованной литературы _____________________________________ Бабенко Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика : учеб., практикум / Л.Г. Бабенко, Ю.В. Казарин. – 4-е изд., испр. – Москва : Флинта : Наука, 2006. – 496 с. Бабореко А.К. И.А. Бунин. Материалы для биографии / А.К. Бабореко. – Москва : Худож. лит., 1983. – 351 с. Балашова Л.В. Жанры «внелитературной речевой культуры» в зеркале метафоры / Л.В. Балашова // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : Изд. центр «Наука», 2007. – Вып. 5 : Жанр и культура. – С. 21–43. Балашова Л.В. Номинации речевых жанров и их компонентов в современном русском языке / Л.В. Балашова // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : Изд. центр «Наука», 2009. – Вып. 6 : Жанр и язык. – С. 59–79. Баранов А.Г. Когниотипичность текста (к проблеме уровней абстракции текстовой деятельности) / А.Г. Баранов // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 1997. – Вып. 1. – С. 4–12. Барсукова О.М. К вопросу о роли символических образов дома и водного пространства в прозе И.С. Тургенева, И.А. Бунина и романе Г. Мелвилла «Моби Дик, или Белый Кит» / О.М. Барсукова // Россия и Запад: диалог культур. – Москва, 1996. – С. 104–112. Барт Р. Дневник // Ролан Барт о Ролане Барте / Р. Барт. – Москва : Сталкер, 2002. – С. 246–261. Бахтин М.М. Из архивных записей к работе «Проблема речевых жанров». Проблема текста // Собрание сочинений. В 7 т. Т. 5 : Работы 1940-х – начала 1960-х гг. / М.М. Бахтин. – Москва, 1996. – 204 с. Березович Е.Л. К этнолингвистической интерпретации семантических полей / Е.Л. Березович // Вопросы языкознания. – 2004. – № 6. – С. 3–24. Беседин П.Ф. Одоративная лексика в произведениях И.А. Бунина / П.Ф. Беседин // Цивилизация на пороге тысячелетия : сб. науч. ст. – Балашов, 2001. – Вып. 2. – С. 19–24. Боброва О.Б. Жанр дневника. Теория вопроса / О.Б. Боброва, А.А. Сивогривова // Типологические закономерности эволюции жанра в русской литературе : сб. ст. – Ростов на Дону : РГПУ, 2003. – № 2. – С. 4–16. 149 Список использованной литературы ______________________________________ Боброва О.Б. История жанра дневника / О.Б. Боброва, А.А. Сивогривова // Типологические закономерности эволюции жанра в русской литературе : сб. ст. – Ростов-на-Дону : РГПУ, 2004. – № 3. – С. 53–61. Богданова Е.В. Языковые особенности жанра дневника / Е.В. Богданова // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – Тамбов : Грамота, 2008. – № 1-1 (1). – С. 28–33. Богданова Н.В. Лексическая экспликация концепта «Природа» в раннем творчестве И.А. Бунина : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.01 / Н.В. Богданова. – Санкт-Петербург, 2007. – 219 с. Борисова И.Н. Русский разговорный диалог: структура и динамика / И.Н. Борисова. – Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2001. – 408 с. Булдакова Ю.В. Дневник писателя как феномен литературы русского зарубежья 1920–1930-х гг.: типология и поэтика жанра : дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01 / Ю.В. Булдакова. – Киров, 2010. – 189 с. Булыгина Т.В. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики) / Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев. – Москва : Яз. рус. культуры, 1997. – 574 с. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов / А. Вежбицкая ; пер. с англ. А.Д. Шмелева. – Москва : Яз. славян. культуры, 2001. – 288 с. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая ; отв. ред. и сост. М.А. Кронгауз. – Москва : Рус. слов., 1996. – 416 с. Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы / В.В. Виноградов. – Москва : Наука, 1980. – 326 с. Виноградов В.В. О теории художественной речи / В.В. Виноградов. – Москва : Высш. шк., 1971. – 239 с. Виноградов В.В. О языке художественной литературы / В.В. Виноградов. – Москва : Гослитиздат, 1959. – С. 84–166. Винокур Г.О. Об изучении языка литературных произведений / Г.О. Винокур // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: антология / под ред. проф. В.П. Нерознака. – Москва : Academia, 1997. – С. 178–201. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий: Варианты речевого поведения / Т.Г. Винокур. – Москва : Наука, 1993. – 185 с. 150 Список использованной литературы _____________________________________ Вознесенская И.М. Дневник: особенности семантической структуры и речевой организации / И.М. Вознесенская // Мир русского слова. – 2006. – № 3. – С. 41–48. Вознесенская И.М. Языковые особенности дневникового текста / И.М. Вознесенская. – URL: http://publib.upocz/~obd/fulltext/Rossica%20 XL/ross40-26.pdf. Вольф Е.М. Грамматика и семантика местоимений / Е.М. Вольф. – Москва, 1974. – 224 с. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании / С.Г. Воркачев // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72. Воробьев В.В. Лингвокультурология: теория и методы / В.В. Воробьев. – Москва, 1997. – 331 с. Галимова Е.Ш. Литературоведческий анализ художественного текста / Е.Ш. Галимова. – Архангельск, 1992. – 50 с. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе / Лидия Гинзбург ; подгот. текста С.В. Путилов. – Москва : Intrada, 1999. – 415 с. Головина Т.А. Лингвоперсонологический потенциал частей речи / Т.А. Головина // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты : материалы 4-й междунар. науч.-практ. конф., 16– 17 окт. 2008 г. – Бийск : БПГУ им. В.М. Шукшина, 2008. – С. 129–132. Голубцов В.С. Мемуары как источник по истории советского общества / В.С. Голубцов. – Москва : Изд-во Моск. ун-та, 1970. – С. 3–7. Гольдин В.Е. Проблема варьирования культурных концептов / В.Е. Гольдин // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста : материалы междунар. симпозиума, Волгоград, 22–24 мая 2003 г. В 2 ч. Ч. 1. – Волгоград : Перемена, 2003. – С. 80–86. Гольдин В.Е. Проблемы жанроведения / В.Е. Гольдин // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 1999. – Вып. 2. – С. 4–6. Гольдин В.Е. Теоретические проблемы коммуникативной диалектологии : автореф. дис. … д-ра филол. наук : 10.02.01 / В.Е. Гольдин. – Саратов, 1997. – 52 с. Громов-Колли А.В. «Путевые поэмы» И.А. Бунина (проблематика, жанр, поэтика) / А.В. Громов-Колли // И.А. Бунин и русская литература XX века. – Москва : Наследие, 1995. – С. 37–40. 151 Список использованной литературы ______________________________________ Дементьев В.В. Вторичные речевые жанры: онтология непрямой коммуникации / В.В. Дементьев // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 1999. – Вып. 2. – С. 31–45. Дементьев В.В. Когнитивная генристика: внутрикультурные речежанровые ценности / В.В. Дементьев, В.В. Фенина // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 2005. – Вып. 4 : Жанр и концепт. – С. 5–34. Дементьев В.В. Теория речевых жанров (коммуникативные стратегии культуры) / В.В. Дементьев. – Москва : Знак, 2010. – 600 с. Денисов П.Н. Лексика русского языка и принципы ее описания / П.Н. Денисов. – Москва : Рус. яз., 1980. – 253 с. Денисов П.Н. Лексика русского языка и принципы ее описания / П.Н. Денисов. – 2-е изд., перераб. и доп. – Москва : Рус. яз., 1993. – 245 с. Донченко Н.Ю. Поэтика антонимии в «Дневниках» М. Пришвина : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.01.01 / Н.Ю. Донченко. – Москва : Моск. гос. открытый ун-т, 1999а. – 19 с. Донченко Н.Ю. Пространственно-временные координаты в «Дневниках» М. Пришвина / Н.Ю. Донченко // Семантика и структура художественного текста : докл. 7-й междунар. конф. – Москва : СпортАкадемПресс, 1999б. – С. 138–149. Дубровская О.Н. Имена сложных речевых событий в русском и английском языках : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.19 / О.Н. Дубровская. – Саратов, 2001. – 240 с. Дубровская О.Н. Речевые жанры, речевые события и новые средства коммуникации / О.Н. Дубровская // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : Изд. центр «Наука», 2007. – Вып. 5 : Жанр и культура. – С. 360–370. Егоров О.Г. Литературный дневник ХIХ в. (история и теория жанра) : дис. … д-ра филол. наук : 10.01.01 / О.Г. Егоров. – Москва, 2003а. – 360 с. Егоров О.Г. Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра: исследование / О.Г. Егоров. – Москва : Флинта : Наука, 2003б. – 280 с. 152 Список использованной литературы _____________________________________ Жердева В.Б. Личные местоимения и их разговорная специфика (на материале немецкого и русского языков) / В.Б. Жердева // Теоретическая и прикладная лингвистика. Проблемы философии языка и сопоставительной лингвистики. – Воронеж : Изд-во ВГТУ, 1999. – Вып. 1. – С. 105–116. Заборовская А.А. Лексика, обозначающая реалии русской культуры в произведениях И.А. Бунина, как одна из сторон языковой личности писателя / А.А. Заборовская // Труды молодых ученых Воронежского государственного университета. – Воронеж, 2003. – Вып. 2. – С. 115–118. Звеерс А. Нестереотипные характерные литературные приемы в произведениях Ивана Бунина / А. Звеерс // Studia rossica posnaniensia. – Poznan, 2002. – С. 49–55. Зотеева Т.С. Диалогическое единство в жанре просьбы и его эволюция в английской драме XVI–XX вв. : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.04 / Т.С. Зотеева. – Саратов, 2001. – 190 с. Ильин И.А. О тьме и просветлении: книга художественной критики: Бунин, Ремизов, Шмелев / И.А. Ильин ; [авт. послесл. и примеч. В. Молодяков]. – Москва : Скифы, 1991. – 209 с. Ильинский И.М. Белая правда Бунина / И.М. Ильинский // О Бунине: статьи, интервью, выступления. – Москва : Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2009. – С. 28–62. Казачкова Ю.В. Выражение сочувствия в русском и английском речевом общении (жанровый аспект) : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.19 / Ю.В. Казачкова. – Саратов, 2006. – 177 с. Калимуллина Л.А. Эмотивная лексика и фразеология в произведениях И.А. Бунина (на материале текстового поля «любовь») / Л.А. Калимуллина // Русский язык как государственный. – Челябинск, 1997. – С. 143–148. Калинина Е.И. Дифференциальные черты дневника как гипержанра / Е.И. Калинина. – URL: http://vestnik.kuzspa.ru/articles/2. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В.И. Карасик. – Волгоград : Перемена, 2002. – 476 с. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В.И. Карасик. – Москва : Гнозис, 2004. – 390 с. 153 Список использованной литературы ______________________________________ Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность / Ю.Н. Караулов. – Москва : Наука, 1987. – 263 с. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность / Ю.Н. Караулов. – Москва : ЛКИ, 2007. – 264 с. Киреева Н.В. Специфика репрезентации концепта «книга» в речевом жанре «дневник» / Н.В. Киреева // Гуманитарные исследования. Ежегодник : межвуз. сб. науч. тр. / Ом. гос. пед. ун-т ; отв. ред. С.И. Орехов ; ред. Д.М. Федяев, К.А. Чуркин, Н.В. Чекалева. – Омск : ОмГПУ, 2006. – Вып. 11. – С. 135–139. Кобрин К.Р. Дневники: между текстом и жизнетворчеством. Похвала дневнику / К.Р. Кобрин // Новое литературное обозрение. – 2003. – № 61. – С. 288–295. Кожевникова Н.А. Варьирование речевых средств в произведениях И.А. Бунина / Н.А. Кожевникова // Творчество И.А. Бунина и русская литература XIX–XX веков. – Белгород, 1998. – С. 216–222. Кожевникова Н.А. Метафоры и сравнения в стихах И.А. Бунина / Н.А. Кожевникова // Царственная свобода. О творчестве И.А. Бунина : межвуз. сб. науч. тр. – Воронеж, 1995. – С. 114–130. Кожина М.Н. Стиль и жанр: их вариативность, историческая изменчивость и соотношение / М.Н. Кожина // Stylistyka. – Opole, 1999. – Вып. 8. – С. 5–36. Кормилицина М.Л. Категория вежливости в оценочных речевых жанрах / М.Л. Кормилицина, Г.Р. Шамьенова // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 1999. – Вып. 2. – С. 257–266. Космеда Т.А. Русские культурные концепты в «Дневнике» Т.Г. Шевченко: посиделки, самовар / Т.А. Космеда // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Сер.: Филология. Социальные коммуникации. – 2002. – Т. 15 (54), № 1. – С. 80–84. Красавский Н.А. Концепт «ZORN» в пословично-поговорочном фонде немецкого языка / Н.А. Красавский // Теоретическая и прикладная лингвистика. – Воронеж : Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 2000. – Вып. 2 : Язык и социальная среда. – С. 78–89. 154 Список использованной литературы _____________________________________ Крюков Ю.Ю. Субстантивная диалектная лексика в произведениях И.А. Бунина : дис. … канд. филол. наук : 10.02.01 / Ю.Ю. Крюков. – Орел, 2009. – 244 с. Крюкова Н.Г. Дневники И.А. Бунина в контексте жизни и творчества писателя : дис. … канд. филол. наук : 10.01.01 / Н.Г. Крюкова. – Елец, 2000. – 215 с. Кузневич З.А. Языковая личность в литературно-художественном дискурсе Эрнеста Хемингуэя : дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / З.А. Кузневич. – Иркутск, 1999. – 154 с. Кузова М.Д. Глагольные неинфинитивные безличные предложения в русском языке периода конца ХIХ – начала ХХ в.: на материале художественных и публицистических произведений И. Бунина, М. Горького, А. Чехова : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.02.01 / М.Д. Кузова. – Воронеж, 1988. – 22 с. Куприяновский П.В. Проблемы изучения художественно-документальной литературы / П.В. Куприяновский // О художественно-документальной литературе. – Иваново, 1972. – С. 3–21. Лавринова Н.Н. Культурологический аспект изучения теорий языковой личности / Н.Н. Лавринова // Аналитика культурологии. – 2005. – № 1 (3). – URL: http://cyberleninka.ru/article/n/kulturologicheskiyaspekt-izucheniya-teoriy yazykovoy-lichnosti. Латкина Т.В. Концепт смерть в идиостиле И.А. Бунина / Т.В. Латкина // Современные проблемы науки и образования. – 2009. – № 6. – С. 136–138. Леонова Л.П. Концепт порядок в риторике советской власти / Л.П. Леонова // Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах : материалы 6-й междунар. науч. конф., Челябинск, 23–24 апр. 2012 г. В 2 т. Т. 2 / отв. ред. Л.А. Нефедова. – Челябинск : Изд-во Челяб. гос. ун-та, 2012а. – С. 37–40. Леонова Л.П. Концепт роковой женщины в творчестве И.А. Бунина / Л.П. Леонова // Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах : материалы 6-й междунар. науч. конф., Челябинск, 23–24 апр. 2012 г. В 2 т. Т. 2 / отв. ред. Л.А. Нефедова. – Челябинск : Изд-во Челяб. гос. ун-та, 2012б. – 425 с. 155 Список использованной литературы ______________________________________ Лихачев Д.С. О русском и чужестранном / Д.С. Лихачев // Заметки и наблюдения: из записных книжек разных лет. – Л. : Сов. писатель, 1989. – С. 490–518. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С. Лихачев. – Москва, 1979. – 360 с. Лотман Ю.М. Автокоммуникация: «Я» и «Другой» как адресаты / Ю.М. Лотман // Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история. – Москва : Яз. рус. культуры, 1996. – 464 с. Лотман Ю.М. Биография – живое лицо / Ю.М. Лотман // Новый мир. – 1985. – № 2. – С. 228–236. Лотман Ю.М. Семиосфера / Ю.М. Лотман. – Санкт-Петербург : Искусство-СПБ, 2000. – 704 с. Луцевич Л.Ф. Международная научная конференция «Дневники, письма, записные книжки русских писателей» / Л.Ф. Луцевич // Русская литература. – 2008. – № 1. – С. 278–283. Макаров М.Л. Коммуникативная структура текста / М.Л. Макаров. – Тверь, 1990. – 52 с. Максимов Д.Е. Идея пути в поэтическом сознании А. Блока / Д.Е. Максимов // Блоковский сборник : тр. Второй науч. конф., посвящ. изучению жизни и творчества А.А. Блока / отв. ред. З.Г. Минц. – Тарту, 1972. – С. 25–121. Маслова В.А. Лингвокультурология : учеб. пособие для студентов высш. учеб. заведений / В.А. Маслова. – Москва : Академия, 2001. – 208 с. Матвеева Т.В. Функциональные стили в аспекте текстовых категорий: синхронно-сопоставительный очерк / Т.В. Матвеева. – Свердловск : Изд-во Урал. ун-та, 1990. – 172 с. Машина О.Ю. Функционирование фразеологизмов в тексте И.А. Бунина / О.Ю. Машина // Творчество И.А. Бунина и русская литература XIX–XX веков. – Белгород, 2000. – Вып. 2. – С. 182–187. Мещерякова О.А. Индивидуально-авторская концептосфера И.А. Бунина в ее репрезентации средствами свето- и цветообозначений / О.А. Мещерякова. – Елец : ЕГУ им. И.А. Бунина, 2007. – 210 с. Милехина Т.А. Светская беседа / Т.А. Милехина // Хорошая речь. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2001. – С. 131–151. 156 Список использованной литературы _____________________________________ Милованова Ж.В. Жанрово-речевые особенности педагогического дискурса / Ж.В. Милованова // Языковая личность: жанровая речевая деятельность : тез. докл. науч. конф. (Волгоград, 6–8 окт. 1998 г.). – Волгоград : Перемена, 1998. – С. 63–64. Михайлов О.Н. «Окаянные дни» Бунина: литературная критика / О.Н. Михайлов. – Москва. – 1989. – № 3. – С. 187–202. Михеев М.Ю. Дневник в России XIX–ХХ века – эго-текст, или Пред-текст / М.Ю. Михеев. – Москва, 2006. – 222 с. Михеев М.Ю. Дневник как эго-текст (Россия, XIX–XX) / М.Ю. Михеев. – Москва : Водолей Publishers, 2007. – 264 с. Михеев М.Ю. Фактографическая проза, или Пред-текст. Дневники, записные книжки, «обыденная литература» / М.Ю. Михеев. – Человек. – 2004. – № 2. – С. 133–142. Михеева Л.Н. Время в русской языковой картине мира / Л.Н. Михеева. – Иваново : Иван. гос. ун-т, 2003. – 252 с. Никитина М.В. Мотивная структура пространственно-временной организации «Окаянных дней» и «Странствий» И.А. Бунина : дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01 / М.В. Никитина. – Архангельск, 2006. – 200 с. Новиков Л.А. Семантическое поле / Л.А. Новиков // Русский язык : энциклопедия. – Москва, 1998. – С. 435–437. Новиков Л.А. Современный русский язык. Теоретический курс: лексикология / Л.А. Новиков и др. – Москва, 1987. – 159 с. Новикова Е.Г. Особенности структурно-содержательной организации текста личного дневника / Е.Г. Новикова // Сборник научных трудов Северо-Кавказского государственного технического университета. Сер.: Гуманитарные науки. – Ставрополь. – 2008. – № 6. – URL: http://www.ncstu.ru. Новикова Е.Г. Языковые особенности организации текстов классического и сетевого дневников : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.01 / Е.Г. Новикова. – Ставрополь, 2005. – 255 с. Новикова Е.Г. Языковые средства реализации свойств и категорий текстов классического дневника / Е.Г. Новикова. – URL: http://www.superinf.ru. 157 Список использованной литературы ______________________________________ Одинцова С.М. Своеобразие композиции и стиля «Окаянных дней» И.А. Бунина / С.М. Одинцова // Язык и стиль художественного произведения : сб. науч. тр. – Курган, 1998. – С. 27–31. Орлова Н.В. Коммуникативная ситуация речевой жанр – языковая личность (на материале «Книги отзывов и предложений») / Н.В. Орлова // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 1999. – Вып. 2. – С. 227–236. Оскоцкий В.Д. Дневник как правда / В.Д. Оскоцкий // Вопросы литературы. – 1993. – № 5. – С. 3–58. Паршина О.Н. Стратегии и тактики речевого поведения современной политической элиты России : автореф. дис. … д-ра филол. наук : 10.02.01 / О.Н. Паршина. – Саратов, 2005. – 48 с. Пигров К.С. Дневник: общение с самим собой в пространстве тотальной коммуникации / К.С. Пигров // Проблемы общения в пространстве тотальной коммуникации. Международные чтения по теории, истории и философии культуры. – Санкт-Петербург, 1998. – Вып. 6. – С. 200–219. Пирогова М.Н. Концепт «Звезда» в русском фольклоре и литературе (на материале текстов заговорно-заклинательной поэзии и произведений И.А. Бунина) : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.01.09 / М.Н. Пирогова. – Ульяновск, 2011. – 24 с. Письменная О.А. Языковая репрезентация концептосферы Жизнь в малой прозе И.А. Бунина : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.02.01 / О.А. Письменная. – Сургут, 2010. – 26 с. Подольская И.И. Русские мемуары 1800–1825 гг. / И.И. Подольская. – Москва : Правда, 1989. – 624 с. Поляк Д.М. Жанр дневника и проблемы его типологии : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01 / Д.М. Поляк. – Алматы, 2004. – 32 с. Попова З.Д. Структурные отношения между словами в лексической системе языка / З.Д. Попова, И.А. Стернин. – URL: http://www.nspu/ futcom/ru. Розанова Л.А. Некоторые вопросы развития художественно-документальной литературы и общей теории реализма / Л.А. Розанова // Художественно-документальная литература: история и теория. – Иваново, 1984. – С. 129–146. 158 Список использованной литературы _____________________________________ Ротанова Н.М. Индивидуально-авторские метафоры в дневниковой прозе И.А. Бунина «Окаянные дни» / Н.М. Ротанова // Функционирование языковых единиц в синхронии и диахронии. – Курган, 2004. – С. 88–93. Рудзиевская С.В. Дневник писателя в контексте культуры XX века / С.В. Рудзиевская // Филологические науки. – 2002. – № 2. – С. 12–19. Руднева О.В. Метафорическая модель мира в творчестве И.А. Бунина / О.В. Руднева // Филология. – 2010. – С. 26–33. – URL: http://www.lib.tsu.ru/mminfo/000063105/345/image/345-026.pdf. Савченко Т.К. Концепт «Россия» в дневниках Бунина («Окаянные дни») и Гиппиус («Черные тетради») / Т.К. Савченко // Русская литература за рубежом. – Москва, 2005. – С. 33–64. Седов К.Ф. К основаниям лингвистики индивидуальных различий (о принципах речевого портретирования) / К.Ф. Седов // Проблемы речевой коммуникации : межвуз. сб. науч. тр. / под ред. М.А. Кормилицыной, О.Б. Сиротининой. – Саратов, 2007. – Вып. 7. – С. 6–29. Седов К.Ф. Психолингвистические аспекты изучения речевых жанров / К.Ф. Седов // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 2002. – Вып. 3. – С. 40–52. Седов К.Ф. Речевое поведение и типы языковой личности / К.Ф. Седов // Культурно-речевая ситуация в современной России / под ред. Н.А. Купиной. – Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2000. – С. 298–311. Седов К.Ф. Становление структуры устного дискурса как выражение эволюции языковой личности : дис. ... д-ра филол. наук : 10.02.01 / К.Ф. Седов. – Саратов, 1999. – 436 с. Сидорец В.С. Качественное наречие как компонент адъективного словосочетания в прозе И.А. Бунина / В.С. Сидорец // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. – 1988. – № 1. – С. 69–72. Синякова Л.Н. «Дневник писателя» за 1876 год как идейно-художественное единство : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.01.01 / Л.Н. Синякова. – Томск, 1988. – 19 с. Сиротинина О.Б. Некоторые размышления по поводу терминов «речевой жанр» и «риторический жанр» / О.Б. Сиротинина // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 1999. – Вып. 2. – С. 26–31. 159 Список использованной литературы ______________________________________ Сиротинина О.Б. Языковая личность и факторы, влияющие на ее становление / О.Б. Сиротинина // Термин и слово. – Нижний Новгород, 1997. – С. 7–12. Скибина О.М. Журнализм или писательство? (О синкретизме документального и художественного у русских писателей / О.М. Скибина. – DOI: 10.17150/2308-6203.2019.8(2).421-432 // Вопросы теории и практики журналистики. – 2019. – Т. 8, № 2. – C. 421–432. Скроботова О.В. Жанрово-тематическое многообразие «внехудожественного» творчества И.А. Бунина 1917–1923 годов: дневники, публицистика : дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01 / О.В. Скроботова. – Елец, 2006. – 181 с. Смелковская М.Ю. Реальный факт и художественный вымысел в творчестве И.А. Бунина: на материале рассказов и повестей «Деревня» и «Суходол» : дис. … канд. филол. наук : 10.01.01 / М.Ю. Смелковская. – Елец, 2003. – 189 с. Снежко Е.В. Поэтика мемуарного и автобиографического повествования в прозе И.А. Бунина эмигрантского периода : дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01 / Е.В. Снежко. – Москва, 2005. – 173 с. Соколов К.Б. Анекдот и официальная картина мира / К.Б. Соколов // Между обществом и властью: массовые жанры от 20-х к 80-м годам XX века. – Москва : Индрик, 2002. – С. 49–57. Солганик Г.Я. Синтаксическая стилистика / Г.Я. Солганик. – Москва : КомКнига, 2006. – 232 с. Сороколетов Ф.П. Особенности формирования специально-терминологических разрядов лексики в русском языке XI–XVI вв. / Ф.П. Сороколетов // Вопросы семантики: исследования по исторической семантике : межвуз. сб. / отв. ред. А.И. Дубяго. – Калининград, 1982. – С. 17–24. Степанова В.В. В поисках внутренних закономерностей организации лексического уровня художественного текста / В.В. Степанова // Слово. Семантика. Текст : сб. науч. тр. / отв. ред. В.Д. Черняк. – СанктПетербург : РГПУ им. А.И. Герцена, 2002. – С. 6–9. Степанова В.В. Значение слова в лексикологическом аспекте / В.В. Степанова // Семантика языковых единиц. – Л. : ЛГПИ, 1975. – С. 135–138. 160 Список использованной литературы _____________________________________ Степанова В.В. Слово в тексте: из лекций по функциональной лексикологии / В.В. Степанова. – Санкт-Петербург : Наука : САГА, 2006. – 272 с. Стернин И.А. Почему русский человек не любит светское общение? / И.А. Стернин // Прямая и непрямая коммуникация : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 2003. – С. 278–283. Стеценко Е.А. Документальная проза / Е.А. Стеценко // Основные тенденции развития современной литературы США. – Москва : Наука, 1973. – 398 с. Сулименко И.Е. Субъектный план лексической структуры текста / И.Е. Сулименко // Слово. Семантика. Текст : сб. науч. тр. / отв. ред. В.Д. Черняк. – Санкт-Петербург : РГПУ им. А.И. Герцена, 2002. – С. 132–137. Таганов А.Н. Иван Бунин и Марсель Пруст: потаенное сродство / А.Н. Таганов // Потаенная литература: исследования и материалы. – Иваново, 2000. – Вып. 2. – С. 107–116. Тарасенко Т.В. Этикетные жанры русской речи: благодарность, извинение, поздравление, соболезнование : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.02.01 / Т.В. Тарасенко. – Красноярск, 1999. – 18 с. Тарасова И.А. Жанр дневника в поэзии Георгия Иванова / И.А. Тарасова // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : Изд. центр «Наука», 2009. – Вып. 6 : Жанр и язык. – С. 365–375. Татарникова Н.М. Координация первичного и вторичного речевых жанров в официально-деловом стиле речи: (на примере речевых жанров допроса и протокола допроса) : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.02.01 / Н.М. Татарникова. – Кемерово, 2004. – 23 с. Токарев Г.В. Концепт как объект лингвокультурологии / Г.В. Токарев. – Волгоград : Перемена, 2003. – 232 с. Токарев Г.В. Лингвокультурология : учеб. пособие / Г.В. Токарев. – Тула : Изд-во ТГПУ им. Л.Н. Толстого, 2009. – 135 с. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н. Тынянов ; подгот. изд. и коммент. Е.А. Тоддеса, А.П. Чудакова, М.О. Чудаковой. – Москва : Наука, 1977. – 574 с. 161 Список использованной литературы ______________________________________ Тырышкина Е.А. Ассоциативное поле как элемент поэтической картины мира В. Набокова : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.01 / Е.А. Тырышкина. – Новосибирск, 2002. – 191 с. Тюрин Г.А. Пушкинские аллюзии в поэтических космогониях И. Бунина и Г. Иванова / Г.А. Тюрин // Национальный гений и пути русской культуры: Пушкин, Платонов, Набоков в конце ХХ века : материалы регион. симп., 8–10 июня 1999 г. – Омск, 1999. – Вып. 1. – С. 78–81. Уфимцева Н.В. Русские: опыт еще одного самопознания / Н.В. Уфимцева. – URL: http://www.iling-ran.ru/library/psylingva/ sborniki/Book1996/Part3-1.htm. Фархутдинова Ф.Ф. Взглянуть на мир сквозь призму слова: опыт лингвокультурологического анализа русскости / Ф.Ф. Фархутдинова. – Иваново : Изд-во Иван. гос. ун-та, 2000. – 204 с. Фархутдинова Ф.Ф. В.И. Даль о себе: опыт реконструкции личности В.И. Даля по материалам речений Словаря / Ф.Ф. Фархутдинова // В.И. Даль в парадигме идей современной науки: язык – словесность – самосознание – культура : материалы Всерос. конф., посвящ. 200-лет. юбилею В.И. Даля, Иваново, 5–7 апр. 2001 г. – Иваново, 2001а. – С. 5–39. Фархутдинова Ф.Ф. Лингвокультурологическая дилогия В.И. Даля в парадигме идей современной русистики : дис. … д-ра филол. наук : 10.02.01 / Ф.Ф. Фархутдинова. – Иваново, 2001б. – 416 с. Фархутдинова Ф.Ф. Личность – время – фразеология в главной книге А.Т. Твардовского / Ф.Ф. Фархутдинова // А.Т. Твардовский: исследования и материалы : междунар. науч. конф. «Творчество А.Т. Твардовского в контексте русской и мировой культуры» (5–7 окт. 2010 г.) / отв. ред. Г.Н. Ермоленко. – Смоленск : Изд-во СмолГУ, 2010. – Вып. 1. – С. 60–70. Федосюк М.Ю. Исследование средств речевого воздействия и теория жанров речи / М.Ю. Федосюк // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 1997. – Вып. 1. – С. 66–88. Фокина М.А. О концептообразующей роли устойчивых оборотов в сочинениях В.В. Розанова (по произведениям «Уединенное» и «Опавшие листья») / М.А. Фокина // Энтелехия. – 2002а. – № 5. – С. 31–34. 162 Список использованной литературы _____________________________________ Фокина М.А. Фразеологические единицы в системе языковых средств создания жанровой формы художественного текста (на материале прозаических произведений И.А. Бунина) / М.А. Фокина // Семантика языковых единиц разных уровней : межвуз. сб. науч. тр. – Иваново : ИвГУ, 2002б. – С. 34–38. Холодный Н.Г. Избранные труды / Н.Г. Холодный. – Киев, 1982. – 444 с. Холодова З.Я. Художественное мышление М.М. Пришвина: содержание, структура, контекст : дис. … д-ра филол. наук : 10.01.01 / З.Я. Холодова. – Иваново, 2000. – 380 с. Хорешко О.Н. Жанровый аспект положительной оценки лица : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.01 / О.Н. Хорешко. – Саратов, 2005. – 126 с. Чулюкина М.Г. Дневник как жанр публицистики: предметнофункциональные особенности : дис. ... канд. филол. наук : 10.01.10 / М.Г. Чулюкина. – Казань, 2009. – 175 с. Шабашева Е.А. Особенности оценочности цветообозначения «белый» в семантике фразеологических единиц русского и английского языков / Е.А. Шабашева // Известия вузов. Сер.: Гуманитарные науки. – 2011. – № 2 (4). – С. 285–289. Шаклеин В.М. Лингвокультурная ситуация и исследование текста / В.М. Шаклеин. – Москва : О-во любителей рус. словесности, 1997. – 184 с. Шейгал Е.И. Концепты и категории дискурса / Е.И. Шейгал // Человек в коммуникации: концепт, жанр, дискурс : сб. науч. тр. – Волгоград : Парадигма, 2006. – С. 24–39. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики / Д.Н. Шмелев. – Москва, 1973. – 280 с. Шмелева Е.Я. Русский анекдот: текст и речевой жанр / Е.Я. Шмелева, А.Д. Шмелев. – Москва : Яз. славян. культуры, 2002. – 144 с. Шмелева Т.В. Модель речевого жанра / Т.В. Шмелева // Антология речевых жанров. – Москва : Лабиринт, 2007. – С. 81–89. Шмелева Т.В. Модель речевого жанра / Т.В. Шмелева // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 1997. – Вып. 1. – С. 91–96. 163 Список использованной литературы ______________________________________ Шмелева Т.В. Речевой жанр. Возможности описания и использования в преподавании языка / Т.В. Шмелева // Russistik. – 1990. – № 2. – С. 20–32. Щеглова Е.К. Чуковский. Дневники 1901–1929 гг. / Е.К. Щеглова // Нева. – 1992. – № 9. – С. 260. Щурина Ю.В. Речевые жанры комического / Ю.В. Щурина // Жанры речи : сб. науч. ст. – Саратов : ГУНЦ «Колледж», 1999. – Вып. 2. – С. 146–156. Щурова В.В. «Дневник писателя» Ф.М. Достоевского: типология, жанр, антропология : дис. ... канд. филол. наук : 10.01.10 / В.В. Щурова. – Воронеж, 2005. – 167 с. Эберт К. Образ автора в художественном дневнике Бунина «Окаянные дни» / К. Эберт // Русская литература. – 1996. – № 4. – С. 106–110. Юрченко Л.Н. «Окаянные дни» И.А. Бунина. О поэтике одесских страниц / Л.Н. Юрченко // Наследие И.А. Бунина в контексте русской культуры : материалы междунар. науч. конф., посвящ. 130-летию со дня рождения писателя. – Елец, 2001. – С. 156–158. Ярмаркина Г.М. Обыденная риторика: просьба, приказ, предложение, убеждение, уговоры и способы их выражения в русской разговорной речи : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.02.01 / Г.М. Ярмаркина. – Саратов, 2001. – 20 с. Видашенко Н. Щоденник у сучаснiй мемуаристицi: iсторичне становлення, типи класифiкацii та ознаки жанру / Н. Видашенко // Вiсник ХНУ iм. В.Н. Каразiна. Сер.: Фiлологiя. – Харкiв, 2005. – № 659, вип. 44. – С. 128–132. Iлькiв А.В. Жанр щоденника в украiнськiй лiтературi другоi половини XX – початку XXI столiть : автореф. дис. … канд. фiлол. наук / А.В. Iлькiв. – Iвано-Франкiвськ, 2008. Танчин К. Щоденник як форма самовираження письменника : автореф. дис. … канд. фiлол. наук / К. Танчин. – Тернопiль, 2005. Bluhm L. Das Tagebuch zum Dritten Reich: Zeugnisse der Inneren Emigration / L. Bluhm. – Bonn : Bouvier, 1991. Dzienniki pisarzy rosyjskich. Kontekst literacki I historyczny. Studia Rossica XVII / Red. naukowa : A. Wołodźko-Butkiewicz, L. Łucewicz. – 164 Список использованной литературы _____________________________________ Warszawa, 2006. – 598 s. – URL: http://go.mail.ru/search?mailru=1&q= Ego-dokument+I+literature. Dzienniki, notatniki, listy pisarzy rosyjskich. Studia Rossica XIX / Red. naukowa : A. Wołodźko-Butkiewicz, L. Łucewicz. – Warszawa, 2007. – 544 s. Furdal A. Symbole kultury narodowej w oświetleniu semiotycznym / Antoni Furdal // Ogród nauk filologicznych. – Opole : Wydawnictwo Uniwersitetu Opolskiego, 2005. – S. 173–179. Heinrich-Korpys M. Tagebuch und Fiktionalitaet: Signalstruktur des literarischen Tagebuchs am Beispiel der Tagebuecher von Max Frisch / M. Heinrich-Korpys. – St. Ingbert : Rohrig Universitaetsverlag, 2003. Dijck J. van. Composing the self: of diaries and lifelogs / José van Dijck // Fibreculture. – URL: http://journal.fibreculture.org/issue3/issue3 vandijck.html. Jurgensen M. Das fiktionale Ich: Untersuchungen zum Tagebuch / M. Jurgensen. – Bern ; Muenchen : A. Francke Verlag, 1979. Komorowska E. O uczuciach w kolorach języka. Aspekt semantyczno-kognytywny / Ewa Komorowska // Грани слова : сб. науч. ст. к 65летию проф. В.М. Мокиенко. – М. : ЭЛПИС, 2005. – С. 524–531. Kracauer S. Schriften. Aufsätze 1927–1931 / S. Kracauer. – Frankfurt : Suhrkamp, 1990. Wierzbiński Ja. Impresje o semantyce i stylistyce krótkich form narracyjnych w twórczości Antona Czechowa / Jarosław Wierzbiński // Ogród nauk filologicznych. – Opole : Wydawnictwo Uniwersitetu Opolskiego, 2005. – S. 683–691. Woodward J.B. Ivan Bunin: A study of his fiction / J.B. Woodward. – Chapel Hill : The Univ. of North Carolina Press, 1980. Zweers A.F. The Narratology of the autobiography: An analysis of the literary devices employed in Ivan Bunin's «The life Arsen 'ev» / A.F. Zweers. – New York, 1997. Справочники, словари, энциклопедии Краткая литературная энциклопедия. – Москва : Сов. энцикл., 1964. – 707 с. – URL: http://feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/default.asp. – КЛЭ. 165 Список использованной литературы ______________________________________ Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина. – Москва : Филол. фак. МГУ, 1996. – 245 с. – КСКТ. Лексическая основа русского языка : комплекс. учеб. слов. / В.В. Морковкин, Н.О. Беме, И.А. Дорогонова, Т.Ф. Иванова, И.Д. Успенская ; под ред. В.В. Морковкина. – Москва : Рус. яз., 1984. – 1168 с. – ЛОРЯ. Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. – Москва, 1990. – 685 с. – ЛЭС. Литературная энциклопедия. В 11 т. – Москва, 1929–1939. – URL: http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le7/le7-1312.htm. – ЛЭ. Литературный энциклопедический словарь / под ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. – Москва : Сов. энцикл., 1987. – 752 с. – ЛЭС. Русская грамматика. В 2 т. / под ред. Н.Ю. Шведовой. – Москва : Наука, 1980. – 784 с. – РГ. Русский ассоциативный словарь: ассоциативный тезаурус современного русского языка. – URL: http://tesaurus.ru/dict/dict.php. – РАС. Русский язык : энциклопедия. – Москва, 1998. – С. 170–186. – РЯ. Э. Словарь русского языка XI–XVII вв. – Москва, 1987. – Вып. 12. – СРЯ. Словарь русского языка. В 4 т. / АН СССР, Ин-т рус. яз. ; под ред. А.П. Евгеньевой. – 3-е изд., стер. – Москва : Рус. яз., 1985–1988. – МАС. Словарь русской фразеологии. Историко-этимологический справочник / А.К. Бирих, В.М. Мокиенко, Л.И. Степанова ; под ред. В.М. Мокиенко. – Санкт-Петербург : Фолио-Пресс, 1998. – 704 с. – СРФ. ИЭС. Словарь символов. – URL: http://slovari.funplanet.ru/dictionary/ symbols.html. – СС. Современный толковый словарь русского языка / под ред. С.А. Кузнецова. – Москва : Норинт, 2004. – 960 с. – СТСРЯ. Толковый словарь русского языка / под ред. С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой. – 3-е изд. – Москва : Азъ, 1996. – ТСРЯа. 166 Список использованной литературы _____________________________________ Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / под ред. Н.Ю. Шведовой. – Москва, 2011. – ТСРЯ. Толковый словарь русского языка. В 4 т. / под ред. Д.Н. Ушакова. – Москва : Гос. словарн.-энцикл. изд-во «Огиз», 1934–1940. – СУ. Фразеологический словарь русского языка / под ред. А.И. Молоткова. – 4-е изд., стер. – Москва : Рус. яз., 1986. – 543 с. – ФСМ. Энциклопедия символов, знаков, эмблем / сост. В. Андреева. – Москва : Локид : Миф, 1999. – 576 с. – ЭСЗЭ. Художественная литература Бунин И.А. Собрание сочинений : в 9 т. / И.А. Бунин ; сост. и авт. вступ. ст. И. Владимиров ; коммент. А. Бабореко. – Москва : Терра – Кн. клуб, 2009. Т. 1 : Стихотворения, 1888–1952. – 528 с. Т. 4 : Произведения, 1914–1924 / коммент. А. Саакянц. – 302 с. Т. 5 : Жизнь Арсеньева ; Произведения, 1924–1926 / коммент. А. Бабореко, А. Саакянц. – 526 с. Т. 8 : Из дневниковых записей ; Окаянные дни. – 384 с. Бунин И.А. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 3 / И.А. Бунин. – Москва : Правда, 1988. – 541 с. Бунин И.А. Без роду-племени… / И.А. Бунин // Рассказы. – Москва : Сов. Россия, 1978. – С. 41. Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями / Н.В. Гоголь. – URL: https://ru.m.wikisource.org/wiki. Пришвин М. Дневники / М. Пришвин. – Москва : Правда, 1990. – 480 с. Толстой Л.Н. Исповедь. В чем моя вера? / Л.Н. Толстой. – URL: http://az.lib.ru/t/tolstoj_lew_nikolaewich/text_0152.shtml. 167 Научное издание Музычук Татьяна Леонидовна Антипина Елена Сергеевна ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ КАК КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ И.А. БУНИНА Редакторы Т.В. Мари, А.А. Невидимова Верстка А.А. Трошиной Дизайн обложки Е.Е. Воробьевой ИД № 06318 от 26.11.01. Подписано в печать 09.01.20. Формат 60х90 1/16. Бумага офсетная. Печать трафаретная. Усл. печ. л. 10,5. Тираж 500 экз. Заказ . Издательство Байкальского государственного университета. 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, 11. Отпечатано в типографии «Репроцентр А1». 664023, г. Иркутск, ул. А. Невского, 99/2. 168
