Россия и Китай: общий идеологический дискурс в преодолении

Выходные данные:
Бочаров А.В. Россия и Китай: общий идеологический дискурс в преодолении
угроз западного внешнеполитического доминирования // Успехи и проблемы
модернизации современного Китая: сборник тезисов докладов участников III
Международной научно-практической конференции (к 110-летию со дня
рождения Дэн Сяопина). «Великие экономисты и великие реформы»
(Москва, 10-11 декабря 2014г.) / под ред. Р.М. Нуреева, С.А. Просекова. – М.:
Финансовый университет, 2014. С. 192-196
А.В. Бочаров
alexboc@bk.ru
Россия и Китай: общий идеологический дискурс в преодолении
угроз западного внешнеполитического доминирования
Международная обстановка и геополитические интересы Российской
Федерации и Китайской Народной Республики располагают к поиску общих
идеологических оснований стратегического сотрудничества. Духовные
искания по обоснованию моделей государственного строительства в наших
странах имеют схожие исторические черты. Так, и в России, и в Китае
правами исторического преобладания пользовались те идеологические
концепты, в которых главенствующее положение занимал дискурс
национальной общности, солидарности (соборности), единства этического и
политического (личного и общественного), справедливости, ограничения
индивидуализма, обожествления власти и особой «моральной» роли
государства. В наших политических культурах по-прежнему сильны
традиции консерватизма.
Общеизвестны сопоставимые истоки многовекового китайского
изоляционизма и русского антизападничества (с концептуальным
противостоянием романо-германской цивилизации), влияющие на
современную политическую культуру обеих держав. Хотя и более поздние
исторические события, связанные с периодом «советско-китайской дружбы»
1949-1960гг., по меткому замечанию востоковеда, профессора А.Н. Ланькова,
до сих пор влияют на позитивный имидж России среди китайцев старшего
поколения и оставляют уникальный шанс интенсификации сотрудничества.
Китайские
этико-политические
и
философские
школы,
сконцентрированные вокруг легизма и конфуцианства, вплоть до настоящего
времени находят свое отражение в тенденциях политической мысли и
основах государственного строительства в Поднебесной. Строгость идейных
установок легизма, отстаиващего концепцию равных возможностей, борьбы
с коррупцией и обновления госаппарата, и нравственно-ориентированная
доктрина Конфуция, являвшаяся официальной идеологией до прихода к
власти Мао Цзэдуна в 1949г., духовно питают политическую практику Китая
на протяжении всего XX в. и продолжающегося XXI в. Даже преследование
конфуцианства с 1950-х гг. и конъюнктурная кампания 1973-1974гг.
«Критика Линь Бяо и Конфуция», сконструированные на борьбе дискурсов
конфуцианства и идеологии Компарии, лишь подтвердили, что новые
политические наставники несостоятельны без соотнесения себя с
конфуцианством.
На некоторое время Дэн Сяопин провозгласил далекий от традиционных
китайских ценностей лозунг «Быть богатым – это прекрасно!», чтобы
запустить столь необходимые экономические реформы. Однако идейным
приоритетом его правления все-таки оставалось учение Конфуция «сяо кан»
об «обществе малого благоденствия», функционирующего на принципах
социальной справедливости, с дополнением: «сяо кан чжи цзя»
(формирование «среднезажиточной семьи») и «сяо кан шуй пин»
(достижение среднезажиточного уровня в могущественном государстве).
Последующий период преобразований в КНР был нацелен на избегание
проявлений жесткого капитализма (возник почетный институт «жу шан» конфуцианский предприниматель) и развитие конвергентной модели
«конфуцианского социализма», что подтвердило востребованность
неоконфуцианской
парадигмы
политического
управления,
инкорпорировавшей легизм и другие течения.
Преимущества политики Дэн Сяопина, имеющие актуальное звучание
для опыта современной России, заключаются в умении сохранить
преемственность в генезисе идеологических ценностей. Пропагандируемая в
Китае доктрина стабильности, на которую обращает особое внимание д. ист.
н., профессор МГИМО С.Г. Лузянин, соотносится с дискурсом политической
стабильности нынешнего российского руководства и возникшего на его
основе несколько лет назад концепта «суверенной демократии».
Идеологический дискурс, понимаемый как сосуществование и
взаимодействие идеологий РФ и КНР, обретает особое значение на фоне
возрастающего внешнего воздействия. Глобализация и повсеместное
распространение западных неолиберальных стандартов социального
дарвинизма заложили основу политологических концепций, базирующихся
на «заведомом» превосходстве западноевропейской и североамериканской
моделей мироустройства.
Продолжением указанных тенденций стали разработки представителей
политической науки и практики США, чьи замыслы направлены на смену
режимов в «отличающихся» и «отстающих» от Запада странах и регионах. В
этом ряду примечательна теория Soft Power Джозефа Ная, концепция
«управляемого хаоса» («контролируемой нестабильности») Стивена Манна и
методика «ненасильственного переворота» Джина Шарпа, апробированные
на реализованных с различной степенью успешности «цветных революциях»
в странах Восточной Европы, бывшего СССР (граничащих с КНР и РФ),
Ближнего Востока и Северной Африки.
Зачатки дискуссий на тему: возможна ли «цветная революция» в Китае периодически возникают в научно-публицистическом сообществе. С одной
стороны, в Поднебесной наличествует соответствующая социальная база.
Как полагает британский политолог Марк Леонард, КНР сегодня – это
«миниатюризированные США», где устремления молодого поколения
китайцев фокусирует «американская мечта», сотни тысяч китайских
студентов обучаются в вузах США. Опубликованы данные о том, что еще
Дэн Сяопин опасался формирования движения по типу «Солидарности» в
Польше. С другой стороны, единственный прообраз «цветной революции» в
Пекине 25 лет назад закончился силовым подавлением студенческого
протеста, прозванным «резней на площади Тяньаньмэнь». Вышеупомянутый
Джин Шарп имел непосредственное отношение к тем трагическим событиям,
был арестован в июне 1989г. на площади «ворот небесного спокойствия», и
выслан из КНР. Как вспоминает востоковед Ю.В. Тавровский, после
подавления протеста его организаторы были вывезены из Пекина в США и
на Тайвань, получили там высокооплачиваемые должности в университетах,
неправительственных организациях и разведывательных центрах.
По наблюдениям многих исследователей, в последние годы в связи с
ростом попыток инициируемой США «цветной политической интервенции»
в КНР наблюдается ренессанс «надежд на большого северного соседа»,
совместно с которым возможно конструктивное противодействие идеологам
однополярного мира.
Показателем общности интересов РФ и КНР на «идеологическом
фронте» служат и общие варианты отношения к современным
внешнеполитическим событиям и их метафорического представления. Речь
идет, в частности, о реакции на провозглашение независимости Косово,
войну в Ираке и возможное военное вторжение в Сирию, о поддержке
Китаем действий России в Украине и Крыме. Россия и Китай вынуждены
действовать в рамках общего дискурса преодоления дисбаланса в восприятии
собственных стран, с одной стороны, как «развивающихся», с другой, - как
сверхдержав.
Общность внешнеполитического дискурса РФ и КНР также
предопределяют сохраняющиеся мифологемы западных аналитиков о
«российской агрессии» «постсоветского гегемона» и «желтой угрозы» с
Востока.
Необходимость применения собственных дискурс-стратегий находит все
большее понимание у государственной и политико-интеллектуальной элиты
обеих стран. Так, глубокого осмысления заслуживает китайская стратегия
Soft power, которая официально и неоднократно упомянута в заявлениях
лидеров КПК. Более десяти лет КНР развивает глобальную сеть Институтов
Конфуция для усиления «моральной притягательности» национальной
культуры, общее количество центров влияния КНР за рубежом превышает
900, на весь мир вещает китайский телеканал CCTV. Один из
основоположников российской школы политической дискурсологии, д.
полит. н., профессор О.Ф. Русакова подчеркивает, что ядром китайской
модели soft power служит принцип «гармонии» (между человеком и
природой, между людьми, между государствами), происходящий из
древнекитайской философской традиции. Констатируется, что пока только
Китай способен конкурировать с «мягким» влиянием США и Европейского
Союза.
Тем не менее, Россия делает свои первые шаги в реализации стратегии
Soft power: создан фонд «Русский мир», действует специальное ведомство –
Россотрудничество, увеличивает охват аудитории англоязычный телеканал
Russia Today, в российских вузах растет число иностранных студентов.
Результатом «Soft power по-российски» можно считать «Русскую весну»
2014г. в Крыму, итогом которой стало «мягкое» вхождение полуострова в
состав России.
Сегодняшний исторический момент предоставляет России и Китаю
возможность взаимно обогатить пути поиска и укрепления политической
идентичности, связав доктрину «внешнеполитической скромности» Дэн
Сяопина, принцип «хэ» современного конфуцианства («гармония и
единство» для предотвращения столкновений) с уверенной реализацией
своих геополитических интересов.