Почти жизнь

Russian London Courier
N 282, 7 Sept 2007
Почти жизнь
Катя – человек позитивный, из тех, про кого говорят - «солнышко» и
«душа компании». Я-то уже давно не верю в общее заблуждение, что такие
люди живут с серебряной ложкой во рту. Но от катиного горького монолога
даже меня взяла оторопь. Что я знала о ней? Что идет по той же дорожке, что и
я когда-то: учится на психолога, работает в больнице. Что живет с английским
партнером в роскошном доме, водит роскошную машину. Много путешествует
и потусоваться успевает. В общем, молодец девочка.
- Напиши обо мне в твоем стиле, - просит Катя, вытирая глаза
ладошкой. – А то я запуталась. Это будет вроде интерпретации психолога. И не
только для меня. Сколько нас здесь таких...почти заграничных?
Почти привыкла
Катя лежала на полу, навалясь грудью на плечо больного, пальцы
сцеплены на его запястье специальным «замком». Этому и еще многим другим
приемам персонал психиатрической больницы под Лондоном обучают сразу
при приеме на работу. На другой руке, у изголовья и ногах пациента висели еще
трое. Задача – утихомирить буяна, причинив ему минимум боли.
В этот раз сцена что-то затянулась. Спина затекла, от мужика
нестерпимо воняло. Он без устали извивался и злобно крутил башкой. Только
бы не плюнул, козел. Есть! Желтая струя псыкнула по виску, залепила ухо. В
затылке тяжело забухала ярость. Катя неуклюже перевалилась на бедро, не
отпуская руки психа, бросила назад:
- Замените меня. - Рядом плюхнулся грузный чернокожий санитар.
Сопя, перехватил «замок» потными руками. Тесно, теснее необходимого
прижался ногой к ее бедру. Соблазнитель хренов. Катя встала, брезгливо
встряхнула кисти и, не оборачиваясь, пошла отмываться.
Работать в психиатрической больнице Великобритании русскому
человеку – это сплошной сюр. Как, впрочем, во всей медицинской,
пенециарной, образовательной и прочих системах. Шкала ценностей
рассыпается, как
карточный дом. Так называемый «потребитель сервиса»,
даже если это педофил, убийца, отвязный отрок, малолетняя шлюшка – здесь
персона нон грата. У него все на свете права. Жизненный опыт посылает тебя за
ремнем, берданкой или соседом-бандитом, а служебные инструкции
предписывают сделать брови домиком и изо всех сил изображать support, чтобы
уж вместе непременно to make difference. Но «летящим» этого всегда мало.
Огромный пласт разного рода менеджеров в своих кабинетах сгрызают
карандаши, ломая головы над все новыми инструкциями, цель которых одна –
избежать судебных исков от «униженных и оскорбленных». И хоть хруст стоит
как на всемирном субботнике по рубке тростника, судебных исков все
прибывает.
Еще есть небожители – врачи-консультанты, инспекторы, высокие
государственные чиновники. Они иногда появляются из облаков, чтобы
произнесть непререкаемое, и снова взмывают ввысь, посверкивая золотыми
сандалиями. Хотя «потребителям» нынче нефиг делать взять дубину (донос,
жалоба, письмо в газету, etc.) и подбить летуна. Чтоб не думал много о себе.
Внизу тушку подхватывают румяные адвокаты и волокут на обглод в свои
норки.
Ну, а уж средний и младший персонал – это боксерская груша, которую
наколачивают со всех сторон. Мы, впрочем, отвлеклись.
Катя к подобным игрищам почти привыкла. Работать надо было для
карьеры, языка, да и в рамках полноценной, так сказать, интеграции. Взирала на
все с насмерть приклеенной на фасад улыбкой и легким презрением - в душе.
Сцены, подобные сегодняшней, случались не часто. Катюха научилась их
избегать, держалась подальше от всяких заварух.
Однако сегодня реакция организма на случившееся показала, что нет,
ни фига не привыкла. Психология, медитация, самоконтроль – все доспехи
разом отвалились, как червивые листья с капустного кочана, от одного плевка.
- Знаешь, самое тяжелое для меня здесь – это разрушение личности. Я
думала, выдержу, сильная. Нет. Когда на протяжении длительного времени не
получаешь сигналов одобрения извне – становится не на что опереться и
внутренне. Так ты себя неминуемо теряешь.
Почти русская
Позже, по дороге домой, Катя жадно затягивалась сигаретой в машине,
пытаясь успокоиться. Жизнь пройти – не поле перейти. Лайф из лайф. Получил
п...дюль, подставь другую щеку. Что там еще из классики экзистенциализма?
Впереди, по крайней правой, еле тащился индус в раздолбанном «Фиате».
Катькиного нервного сигнала перепужался, сбросил скорость до минимума,
заозирался. F..ck! Страна непуганных идиотов. В России показали бы этому
безмятежному «чайнику» суд линча. Вспомнила, как ее друг, стуча зубами о
край стакана, рассказывал, что в центре города какой-то молодчик лениво
приспустил тонированное стекло и стрельнул пару раз по колесам его
«шестерки». Попросил, так сказать, лыжню.
Вот из той России она и уехала. Невозможная, страшная страна.
Сидишь в шикарном офисе, как в батискафе, а за окном сплошь акулы и
крокодилы. А битискаф, между прочим, отечественного производства, в любой
момент может дать течь, завалиться набок. Или сверху кто-нибудь перережет
кислородный шланг. Их там много кружило, пираней. Да еще коллектив –
молодой, амбициозный, подметки на ходу режут. Так что всегда приходилось
быть начеку. Но там Катька знала, за что ее ценят, за что боятся, и на какие
качества надо делать ставку. Здесь, в Англии, они никому оказались не нужны –
ее энергия, нестандартное мышление. Даже ее здоровье и нежное северное
обаяние.
- Когда я искала работу, поначалу с гордостью «тикала» напротив «No
Disabilities» и «Other European White» (О, эти чудные анкетки типа Equal
Opportunities Form! Так и вижу грызуна с карандашом в зубах, сортирующего
живые души по принципу Попандополо – «Шоб усем хорошо було» Сколько ж
надо иметь лицемерия, чтобы подобную в корне дискриминационную бумажку
назвать «Равные возможности»! – Т. Г.)
Потом Катя заметила, что при отсеве явное предпочтение отдается
выходцам из «небелого» блока. Опытные знакомые советовали «закосить под
азиятку» и обзавестись какой-нибудь политкорректной болячкой. Но на тот
момент это было гораздо ниже катерининого достоинства. Устроившись,
наконец, в психушку на побегушки психологу, она обнаружила, что ее льняные
локоны среди афрокосичек тамошнего персонала – как балетная пачка на
похоронах.
Нет, нет и нет! Катя никогда не была расисткой. НО! Ведь она
приехала в Англию! В туманный Альбион, родину Шекспира, Теккерея,
Шарлотты Бронте, твидовых пиджаков. А тут что? Мало того, в окна ее съемной
квартиры вместо стука клюшек для гольфа и запаха тонких сигар постоянно
вламывался крик соседей-лаосцев и вонь кебабов.
Катя прекрасно понимает, что ее упорное раздражение – от нашей
неистребимой дремучести. И на «да сама-то ты откуда?» она уже не ведется.
Цивилизованный мир - как Ноев ковчег, где все, пусть не в обнимку, но
вынуждены толкаться на одной палубе. А кому хочется сепаратизму – тот сидит
в ржавой лохани и воду валенком вычерпывает. Или бросает вслед ковчегу
самопальные фугаски. Не зря, когда страну наводнили поляки, газеты кричали,
как заполошные, что мы, восточные европейцы, живем по понятиям
пятидесятилетней давности. Позволяем себе всяческие расистские выпады.
Среди Катиных друзей кого только нет. Но, положа руку на сердце,
несмотря на всю демократичность, от легкого превосходства белого человека
она так и не избавилась. Хотя оно странным образом уживается со стыдом за
собственную «дикую» культуру.
Почти жена
Дома Катя прошла прямиком в ванную. Хотелось поскорее встать под
душ, отмыться. В прихожей валялись две пары детской обуви. Дети Эндрю от
второго брака опять гостят и, конечно, опять сидят перед телевизором,
налопавшись cheese on toasts. Бедные маленькие англичане. Жизнь без событий,
еда без вкуса. Есть еще сын от первого брака, но, к счастью, живет с мамашей
далеко.
С Эндрю они вместе вот уже шесть лет. По российским меркам не
только жениться – сто раз можно было б развестись. А он все никак не
соберется сделать предложение. Правда, иногда так хитро поглядывает, и даже
пару раз спросил размер катькиного кольца. Дальше дело пока не двигается.
Хочет ли она за него замуж? Она уж и сама не знает. Это как готовиться к
рождеству с октября. Или пить вчерашнее шампанское. Радость в нос не
шибает.
Нет, Эндрю – мужик неплохой. Не пьет, не бьет, кажется, не гуляет.
Дает деньги на билеты в Россию и на подарки родителям. Возит в разные места.
Тут его компаньон недорого продавал отличную машину, так он ее купил для
Кати в рассрочку. Мог бы сразу, но зачем, если можно в рассрочку. Его детиастматики, бывшая жена и родители – частые гости в их доме. Такие частые, что
иногда хочется сбежать назад в квартирку с запахом кебаба и соседями из
Лаоса.
- Знаешь, - говорит Катя. – Я как-то прочитала, что эмиграция – это как
сосать леденец в фантике. Веришь, что там, внутри, вкуснотища, но – не
чувствуешь, бумага мешает. И даже когда иссосешь ее до конца, все равно во
рту – привкус химии. Дело не в плевке – противно, конечно, но я научилась не
персонифицировать такие вещи – дело в в том, что живешь как-то ... мимо. Как
будто сидишь на вокзале и ждешь своего поезда. Я даже почти привыкла к
ожиданию...