Лариса Бонцевич Lacrimosa Отец переболел воспалением почек, и врачи посоветовали ему провести отпуск в санатории. Мать тоже взяла отпуск и поехала вместе с отцом. Ей страшнее было проводить на курорт мужа одного, чем оставить дома без присмотра четырнадцатилетнюю дочь Катерину. Дочь взрослая, самостоятельная и никуда не денется, а вот муж – запросто. На улице вместе с воробьями веселился тёплый апрель. Катя Лепова стояла на балконе и мечтала о любви. С соседнего, смежного, балкона вдруг потянуло сигаретным дымком. Посмотреть, кто курит, было очень трудно – балкон Леповых был задраен с боков, остеклён по центру и открывался на улицу совсем чуть-чуть. Девочка высунула в проём голову, но никого не увидела – куривший стоял или сидел в глубине своего балкона. Запах дымка почему-то понравился некурящей Кате. Ей показалось, что он пахнет костром и вишней. А Катя любила и костры, и вишни. И ещё кого-то неведомого любила, вернее, знала, как будет любить. В голову будто выстрелило – как же это возможно?! И для вишнёвого дыма, и для шашлыков у костра, и для самого лучшего человека одно слово есть: «люблю». Почему где-то там те, кто отвечают за русский язык, до сих пор не придумали новое правило – запретить глагол «любить» в отношении жареной картошки или там пятки чесать? Вспомнив про русский, Катя вздохнула и ушла с балкона – давно пора было готовить уроки. За стеной возникла музыка, непонятная, бьющая и нервирующая. Катя не угадывала, что за группу слушают её новые соседи. О том, что квартиру заселили недавно, Катя сразу сообразила – больше года за стеной никто не шумел и не курил. Прежних соседей она так и не узнала – балконы хоть и смежные, да подъезды разные. Музыка за стеной притихла, и через открытую балконную дверь Катя услышала, как таинственный новосёл разговаривает с кем-то по телефону. - Нет, солнце моё, торговаться мы не будем. Три. Хочешь получить больше – ищи кого-нибудь другого. Только никто с тобой связываться не станет. Учти и думай. Голос у мужчины был молодой, а тон – уверенный, если не покровительственный. Через минуту опять забухали чьи-то барабаны, а с балкона потянуло уже знакомым дымком. Катя стала думать о новом соседе. Похоже, крутой. Вон как разговаривает! Интересно, а что это он собрался покупать? И за какие «три» – тысячи, миллиона? Рублей, долларов, евро? Наверное, всё-таки за три миллиона, но рублей. Те, кто могут легко предложить кому-то за что-то три миллиона евро, в их доме не селятся… А жена у него есть или нет? Будто в ответ на её вопрос сосед опять приглушил музыку и стал отвечать кому-то по телефону: - Да, приличная, и район хороший. … Не-е, ты же знаешь – я по жизни одинокий ковбой! … Ну, будь, Серёга, заезжай, как сможешь. Новоселье обмоем. Тут позвонили уже Кате, из Пятигорска. Родители. На вопрос матери, как там дочка одна справляется, Катя ответила: - Знаешь, мам, а у нас новый сосед за стенкой… Весь вечер Катя лежала на диване, слушала чужие барабаны, время от времени вдыхала тонкий дымок и мечтала познакомиться с соседом. Наутро в школе она подошла к однокласснику Чекмарёву, который знал всё. - Чека, ты смог бы сегодня вечером ко мне зайти, музон один послушать? - Так давай, приноси завтра, чего это я к тебе переться должен! - Нет, ты не понимаешь, это у соседей, мне через стенку слышно. Запала просто, а как называется – не знаю. Себе купить такую хочу. - Так зайди сама и спроси у них! - Ну-у, Чека! Я не просто так прошу, я тебя бутербродами с икрой угощу! Мне родичи большую банку купили, вроде утешительного приза. Не станет же она рассказывать Чекмарёву про свои планы! А план был таков – узнать название любимой группы соседа, всё о ней выучить и на этой почве уже познакомиться. Ну и посоветовал Чека – полной дурой к крутому фану явиться… Нет, она будет знакомиться с ним на равных! Вечером, уплетая вымазанный красной икрой батон под соседскую музыку, Чекмарёв восхищённо смотрел на одноклассницу: - Респект тебе, Лепёха! Вот уж не думал, что ты можешь уважать такое! Тёток вообще редко хард-рок цепляет. Знаешь, кто это лабает? Старый американский групарь «Grand Funk Railroad». Дедушки, по-моему, до сих пор с концертами катаются. - А с чего это ты удивляешься? Думаешь, раз девчонка, так и слушаю одну попсу? Я, если хочешь знать, только старую классику и люблю! Катя стала лихорадочно вспоминать записи отца. Она победно глянула на обалдевшего Чекмарёва и выпалила: - Я, например, по «Назарету» тащусь, а по «Раммштайну» вообще фанатею! На прощание Чекамрёв сказал: - Я тебя, Кать, честно, недооценивал… После ухода Чекмарёва Катя вышла на балкон, высунула голову в открытую фрамугу и стала слушать, что там у соседа. Он опять трепался с кем-то по телефону: - Ты же знаешь, я готовить не люблю… Судак под польским соусом, говоришь? Ладно, сейчас приеду. Соберусь и приеду! Катя, на ходу застёгивая куртку, бегом рванула из квартиры. Лифт был занят, и она припустила с шестого этажа по лестнице. Переведя дух, Катя уселась на скамейку у соседнего подъезда и стала караулить. Нет, не мог он собраться и выйти раньше неё! Из подъезда вышел дядька с большим мусорным мешком, потом в дверь долго заходило семейство с коляской, потом вышла рыжая крашеная старуха и недобро посмотрела на Катю. Катя показала ей вслед язык. Тут вернулся дядька, уже без мешка. Ещё минут десять вообще никого не было. Ну, давай, выходи уже! Выходи!!! Есть!! Вот он – момент истины! Лет двадцать пять, высокий, классный, в дорогущей куртке. Он подошел к новенькой «Мазде» и неторопливо уселся в неё. Катя заметила, как за тонированным стеклом сверкнул огонёк зажигалки. Дома Катя сразу же полезла в Интернет – искать рецепт судака под польским соусом. Рецепт разочаровал – она думала, что это нечто более навороченное. Катя всё же решила, что ей стоит приготовить такого судака. К приезду родичей хотя бы…Возвращения соседа она так и не дождалась – уснула… Утром в школе к ней подошёл Чекмарёв и протянул диск. - На, возьми, послушай. Тебе должно понравиться, раз «Раммштайн» любишь. Тоже старый немецкий групарь. Катя прочла название – «Lacrimosa». - Не, не знаю такую. А как переводится? - Текущие слёзы. Или День, полный слёз. А вообще-то «Lacrimosa» - часть реквиема. Ну, у Моцарта, например. - Грустно как! Ладно, послушаю. - Кать, а как насчёт на байке в воскресенье прокатиться? -Я подумаю…Пока, Чек. У соседа было тихо. Интересно, когда же он вчера вернулся? А может, вообще не возвращался? У Кати где-то внутри засвербило, зачесалось. И до этого «засвербило» было не дотянуться, не успокоить! Да нет, нет, должен вернуться её одинокий ковбой! Нет у него никого, раз одинокий. Кроме неё, Кати, конечно. И скоро он это поймёт. А сейчас –мало ли какие у человека могут быть дела! Катя вспомнила про чекмарёвский диск и загнала его в компьютер. Колонки вздрогнули вместе с Катей. Это была вовсе не её музыка, но она всё равно слушала – ей надо, ей просто необходимо научиться понять и такое! И Катя перевела звук на полную мощь. В тот же миг ей почудилось, будто на балконе что-то или кто-то стучит. Да нет, точно, стучат! Катя опрометью выскочила из комнаты на балкон. В перегородку со стороны ковбоя громко барабанили. Катя, покрасневшая, с перебитым дыханием, высунула голову, насколько могла. С соседнего балкона, вытянув тощую шею, на неё сердито смотрела рыжая крашеная старуха и возмущалась знакомым мужским голосом: - Ребёнок, уйми децибелы! Ко мне студенты коллоквиум пересдавать пришли, а у вас чёрт знает что! Lacrimosa dies illa…