После этой победы египетской Август (Вот тогда

После этой победы египетской Август
(Вот тогда-то как раз он и прозван был Август)
Отказался в Сенате от власти верховной,
Объявив, что Республика им восстановлена
И что сам он хотел бы отставку принять
(Может, Суллы пример он хотел перенять –
Но скорее, то был лишь продуманный фарс:
Когти прячет в подушечках бархатных барс!)
И Сенат, и народ на уловку попались –
Перед ним разве что только не распластались,
Умоляя Республику не покидать
И оставить в руках своих всю свою власть.
«Уступая» мольбам этим, Цезаря «сын»
Стал правителем единовластным. Но он
Сохранил для царей ненавистника, Рима,
Как наследие предков, Республики имя:
Этот взлет и улет ложнореспубликанский
Был в основе своей – воистину царским.
Добровольно сложив полномочья диктатора,
Он оставил себе званье «принцепс Сената»
(«Первый» - так переводят с латинского princeрs.
Ясно вам, чьи потомки «принцип» и «принц»?..)
- Та же метаморфоза, что с «императором»:
Так же точно и фраза «принцепс Сената»
Относительно скромную роль поначалу
В иерархии властной обозначала,
Указуя на то лишь, что сей индивид
Первым в списке сенаторов римских стоит.
Но как Цезарь вознес звание императора
До небес – так и звание «принцепс Сената»
(А впоследствии просто и коротко: принцепс)
Прозвучит не слабее, чем «царь» или «принц»…
Принципатом назвали новый режим –
Чтоб царей ненавистники, граждане Рима,
Ночью спали спокойно, уже не боясь
Вновь проснуться однажды под царскою властью…
«Ну давай, - говорит Шахразада, - вступай. Я специально так повела, чтоб опять
что-нибудь любопытное из твоих записей послушать; я заметила, что «принципат
Августа» в них присутствует.»
- Может, ты заметила еще, что мои записи носят характер скорее…
«литературоведческий», - пошутил appis Шахрияр. – Но ты и на этот раз не
ошиблась. Римская литература как явление – в первую очередь литература эпохи
Августа. Именно это время породило настоящих титанов латинской словесности,
по масштабу и гению вполне достойных называться «потомками» своих греческих
«предков» – Гомера и Трех Драматургов. Мало того: имена, творчество, сама
жизнь этих колоссов оказались накрепко спаяны с именем, жизнью и
деятельностью Императора Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа (официальная и
полная титулатура бывшего Октавия). Конечно, мы знаем по-настоящему крупные
фигуры и в «доавгустовском» литературном пейзаже: «отцы римской комедии»
Плавт и Теренций; Лукреций; великий оратор Цицерон, чьи речи вошли в золотой
фонд латинской прозы; другой великий оратор – Гай Юлий Цезарь…
И Шахразада, и Искандер сделали большие глаза.
- … правда, в золотой фонд латинской прозы вошли не столько речи Цезаря,
сколько оставленные им автобиографические записки «О галльской войне» и «О
гражданской войне». И напрасно ты с таким скепсисом бровь поднимаешь:
признание его писательского дара – вовсе не лесть гениальному политику и
полководцу. Ясным и четким, чеканным языком «Записок» восхищались не только
современники автора – в том числе сам Цицерон, назвавший их «прелестными», но и многие поколения читателей, для которых его стиль остался образцом
классической латинской речи. (Стиль этот, строгий, простой и лаконичный, и
поныне принято называть «императорским».)
«То есть, - сообразила Шахразада, - Цезарь подхватил эстафету у своего
«предка» (и вполне подлинного предка своей возлюбленной Клеопатры) Птолемея
Первого – первого среди европейцев августейшего Автора…»
- Наконец, свою лебединую песнь Республика спела устами неотериков
(«новых поэтов» в переводе, причем с греческого: подражание эллинским
образцам еще долго останется главным принципом хорошего вкуса), лучший и
известнейший из которых – Гай Валерий Катулл, один из самых пронзительных
лирических поэтов за все время существования лирики, – стал, если можно так
выразиться, Предтечей уже совсем близкого Золотого века. (Именно так, «Золотым
веком римской литературы», называют эпоху Августа – как само его правление
называют «Золотым веком римской истории».)
- Ну тогда не тяни уже. Я хочу услышать про колоссов Золотого века.
- Их тоже трое: Публий Вергилий Марон, Квинт Гораций Флакк, Публий Овидий
Назон. Вергилий, Гораций, Овидий – три имени, прославленных не меньше, чем
имя папы-Гомера (чьими явными «потомками» все трое являются). Но особое
внимание я хочу уделить первому (во всех смыслах) из этой Троицы, Вергилию…
догадываешься почему?
- Во-первых, видимо, потому что первый. Во всех смыслах. Во-вторых… - Дочь
колеблется. – Похоже, Вергилий и есть тот «Поэт, воспевший царей», о котором мы
собирались «петь»?
Риторический вопрос. Отец даже не стал отвечать.
- Величайший римский поэт Публий Вергилий Марон родился под городом
Мантуей. (Уже в этом обыденном факте «гомеровский ген» как будто пытается
проявить себя: эпонимом Мантуи считают Манто, дочь Тиресия – слепого
прорицателя из гомеровской «Одиссеи». В котором – вот еще одно
распространенное мнение – Поэт изобразил самого себя. Забавная цепочка:
Манто – дочь литературного «сына» Гомера либо даже «самого» Гомера, и
мантуанец Вергилий – величайший из его литературных «потомков»…)
«А я бы еще одну «цепочку» добавила, - добавила Псиппи от себя. – В имени
Homerus можно при желании отыскать, в качестве кусочка паззла или фрагмента
мозаики, слово Человек: латинское HOMO, французское HOMME [OM], испанское
UOMbRE… Родовое имя Вергилий означает «семизвездье» (Плеяды); однако в другом,
и тоже правильном написании – Виргилий – тоже присутствует Человек. Латинское
VIR – «человек», «мужчина»: корень, точно соответствующий своему греческому
синониму aner (andros) и родственный санскритскому ВИРйа: «мужчина», «воин»,
«герой», «мужская сила», «семя»…- тема, еще ярче звучащая в имени Марон (Публий
Вергилий Марон), производном от mas (maris) – «мужчина», «самец»…