Новое в зарубежной лингвистике
реклама
Кожевникова К. О смысловом строении спонтанной устной речи // Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск XV. Современная зарубежная русистика. - М., 1985. С. 512-524. Квета Кожевникова О СМЫСЛОВОМ СТРОЕНИИ СПОНТАННОЙ УСТНОЙ РЕЧИ ЛИНЕЙНОЕ ПОСТРОЕНИЕ РЕЧИ И НЕЛИНЕЙНОЕ ФОРМИРОВАНИЕ СОДЕРЖАНИЯ Характерной чертой спонтанной устной речи является неравномерное, колеблющееся сжатие и неравномерное логическое структурирование сообщаемого содержания. В один контекстный ряд могут выстраиваться смысловые сегменты с недостаточной информативностью и сегменты, богатые информацией; лаконичность, сжатость выражения может чередоваться с расплывчатостью, дублированием, излишней модификацией одного и того же; в неодинаковой степени обычно проводится и логическая организованность и выражение логических связей между отдельными элементами содержания. Все эти явления можно легко проследить и в плане выражения как реплик большого объема, так и в отдельных их сегментах и в кратких репликах. Они вытекают, в первую очередь, из необходимости синхронизировать процесс мышления с процессом вербализации, из необходимости постоянно регистрировать меняющиеся ситуативные стимулы и реакции и стимулы собеседников. Особенно показательно построение длинных реплик: чем импульсивнее возникает высказывание, чем больше оно мотивировано внезапно появившейся в мысли говорящего ассоциацией, тем меньше обычно говорящий — при всех индивидуальных различиях—способен провести иерархизацию важности сообщаемых фактов и их взаимосвязей, найти наиболее устраивающий его коррелят мысли, элиминировать несущественное, логически соотнести элементы содержания и выразить эту логическую соотнесенность. С другой стороны, конденсация и упорядоченность содержания и не нужна, недостаток ее не ощущается как помеха для понимания. Пример: А. А что вот/у нас в Манховке как/день железнодорожника. У нас такой/самый самый популярный праздник у нас в поселке/ у нас поселок железнодорожный/и вот день железнодорожника Квета Кожевникова. Линейное построение речи и нелинейное формирование содержания. Вариативность подхода говорящего к содержанию. — Из кн. сСпонтанная устная речь в эпической прозе», Acta Universitatis Carolinae. Philologica. Mono'graphia. XXXII. Universita Karlova, Praha, 1970, str. 29—41. Б12 512 всегда отмечают как самый крупный праздник/почти как Первое мая. И/такая традиция существует. В этот день/устраивают конкурс на лучший букет. Характерно, что в таких случаях трудно привести «письменный», отвечающий литературной норме, эквивалент. Ведь аналогичное сообщение, организованное, допустим, таким образом: У нас в Манховке в день железнодорожника — он отмечается как самый крупный праздник, потому что Манховка железнодорожный поселок — устраивают традиционный конкурс на лучший букет вполне возможно и допустимо и в спонтанной устной речи. Разница сводится к тому, что первый тип построения — результат формирования речи в процессе несколько хаотически развертывающейся мысли, не способной не только поставить в ясную логическую связь отдельные элементы содержания, но и провести отбор и целесообразную редукцию их; второй тип отражает мысль более упорядоченную, «обузданную» во всех отношениях. Вообще стремление сопоставить спонтанную устную речь с письменной по линии эквивалентности построения может вести исследователя по ложному пути. Условия устной коммуникации оказывают ведь влияние не только на выбор отдельных лексических средств и синтаксическое оформление отдельных сегментов речи, но прежде всего на общее посгроение плана содержания и его подачи. Рассмотрим с этой точки зрения отрывок диалога, образующий относительно замкнутый контекст. Пример взят из беседы о фильме «Неотправленное письмо», говорящий А отстаивает в нем право создателя кинокартины на применение специфических художественных приемов: А: Нет/вот интересная штука/вы это наверно подмечали у себя/и у всех других. Абсолютное большинство людей/абсолютное большинство людей/скажем совершенно спокойно соглашается/ что музыка это вещь сложная/что понимать ее надо самому учиться и надо там разбираться и прочее. Но вот тоже абсолютно— Б: А про кино не говорят, что нужно понимать? А: Да/а вот кино/они там скажут/картина/ну так/я же ее вижу/господи бог/это плохо/другое там/березы там кивают—— Начало первой реплики вот интересная штука свидетельствует о том, что говорящий знает, какую мысль он собирается высказать, это обобщающий коррелят исходного пункта мысли, выполняющий по отношению к адресату функцию экспозиции, направляющей внимание на последующее сообщение, а по отношению к говорящему функцию препаратива, позволяющего подготовить продолжение речи. Такие экспозиции характерны для инициальных частей связных реплик, приносящих новое в сопоставлении с предыдущим содержание или направление мысли. Следующие сегменты вы это наверно подмечали у себя/и у всех других можно 513 рассматривать как уточнение и развертывание исходного пункта, но и как предвосхищение дальнейшего элемента содержания абсолютное большинство людей. Они построены относительно самостоятельно (эго означает здесь то же явление, как и в предшествующем штука). Затем следует изложение собственного ядра мысли. По некоторым деталям видно, что говорящий обдумывает план содержания и план выражения одновременно с реализацией речи: повторение1 абсолютное большинство людей можно рассматривать как подчеркивание, но его мотивировкой может быть и необходимость подготовки следующей схемы плана выражения или индивидуальный речевой навык; лексические сигналы скажем... надо там разбираться и прочее указывают на поиски отдельных выражений. Затем говорящий А перебивается собеседником, уже угадавшим высказываемую мысль, но выразившим ее в другой схеме выражения, отличной от схемы, намеченной первым говорящим. На этот перебив говорящий А реагирует, возвращаясь к своей исходной схеме содержания, но отказывается от первично намеченной схемы выражения, принимает речевую инициативу собеседника Б (см. выделение А вот кино), а затем по-новому разрешает передачу содержания, переходя от задуманного, но не нужного больше обобщения к конкретной иллюстрации. Новой подаче содержания соответствует и раздробление плана выражения на небольшие сегменты, связанные по содержанию, но в языковом отношении построенные независимо друг от друга. На основании этого анализа можно попытаться, весьма условно, конечно, наметить модель формирования речи говорящего А: появление недифференцированной, только в общих чертах ясной схемы содержания, предвосхищение некоторых элементов содержания 2, поэтапное, но неровное его выяснение, проявляющееся то в постепенном, прогрессивном развертывании его, то в регрессивной доработке и добавочной детализации его. К общей схеме содержания подбираются отдельные схемы выражения, которые в свою очередь реализуются то плавно, без каких-либо неровностей, то с перерывами, внутренним взаимоперекрытием и попутными частными изменениями деталей. В результате речь состоит из сегментов с большой амплитудой информативной ценности3 и с разной степенью автономности построения (см. подробнее Kozevnikova 1968). В этом явлении ярче всего отражается напряжение между линейностью реализации речи и нелинейным характером формирования ее содержания и отдельных составных частей плана выражения, которые, в свою очередь, также подчинены разным закономерностям своего формирования и по- разному соотносятся с планом содержания. Поэтому спонтанные устные высказывания часто отличаются асимметричностью взаимоотношения плана содержания и плана выражения и асимметричностью отдель514 ных компонентов плана выражения (синтаксического, лексического, звукового), но эта асимметричность не обязательна, она может чередоваться и с общей или частной симметрией. В качестве иллюстрации приведем пример звукового сегментирования спонтанной устной речи 4: оно часто отвечает не требованиям синтагматического членения, а степени выяснения схем содержания и схем выражения говорящими, степени синхронизации этих схем и физической способности говорящего произносить речевые отрезки разной длины. Члены одного синтагматического целого могут поэтому выступать в виде самостоятельных звуковых сегментов, отделенных паузами: А: Такой довольно редкий случай/гм собака находит/за/час— значит всего/два раза по полчаса дается—находит за час что-то восемь или двенадцать белок. А: ...после полутора/сезонов/ночных репетиций мы были очень/ бледными истощенными и так далее и так далее и так далее. С другой стороны, в один звуковой сегмент между паузами могут объединяться самостоятельные смысловые целые, не зависящие друг от друга, причем даже без особого интонационного подчеркивания, на одном тоне (знак : обозначает синтаксическую и смысловую границу, знак «/» тесную синтаксическую связь): А: ...скоро уже будет двухсотое представление «Третьего желания»/это совсем может быть другой спектакль нежели тот который был здесь : я видел фильм/«Третье желание»/у нас совсем другой спектакль/у нас скорее такой хулиганский водевиль — гм нежели поэтическая сказка. А: А вот недавно значит по поводу/разгорелся спор о том/ японская ли это улыбка: говорят он улыбался японской улыбкой — на все зубы. То же самое касается и синтаксически независимо построенных схем выражения, входящих в одну объединяющую их схему содержания. Они могут оказаться отделенными паузами: Л: Может быть ты когда-нибудь слышала/такая тема/ее Римский-Корсаков немножко правда в видоизмененном виде—, но могут реализоваться и в непрерывном потоке речи: Л: Ты, слышала : такой ди-рижер/Отто К.лемпере/нет7; А: (речь идет о городе Таллине) Он/ более цельный/это понимаете средневековая крепость... у него выход к морю ': очень выгодное положение/понимаете такое стратегически-географическое : гак как это было напротив Хельсинки ': вход в Финский залив/вот/и великолепно выглядит... Такого рода примеров, по-разному модифицированных, можно было бы привести сотни. Трудность изучения их заключается в практической невозможности соотнести объемные и слишком разрозненные тексты с их конкретными коммуникативными целями и условиями. Тем не менее ясно, что некоторые особенности спонтан515 ной устной коммуникации выявляются только при анализе обширных контекстов и объяснимы речевым поведением говорящих на протяжении всей коммуникации, а не только какого-нибудь одного момента. Неравномерное сжатие и в неодинаковой степени проведенная иерархизация взаимосвязанности содержания вполне закономерно присуща также кратким репликам и отдельным сегментам длинных реплик. Интерес представляет прежде всего неравномерное сжатие содержания, отражающееся в характере вербальных коррелятов компонентов содержания. В этой области, однако, особенно трудно и даже невозможно отделить проблематику узкого контекста от контекста большего объема, так же как и характер самого содержания от характера его вербальных коррелятов. Недостаток сжатия связан прежде всего с постепенным выяснением содержания и с поисками подходящего словесного оформления: а) В речи могут появляться разные препаративные повторы, напр.: шифон требует—требует—требует—порхания или другие препаративы типа значит, вот, в общем и т. д., а затем и предварительные замены с препаративной функцией, ведущие к распределению одной схемы выражения на несколько относительно самостоятельных сегментов и к лексическим повторам: А: Он один был из всей стаи такой вот. Такой самый развитой, что ли. — А: Вот ты. бы. здесь/в этом/у пионеров организовал бы чего-нибудь.— А: А просто смотрит природу таким значит глазом таким/ что ли т а к им оловянным глазом смотрит. б) Выяснение содержания может, конечно, принять и форму перечня разных близких по значению лексических средств, на основании которых адресату становится ясным, что приблизительно говорящий имел в виду: А: Великолепный фильм/тонкий. Продумано все Павлуша до последней детали. Великолепно просто пом- просто помпа понимаешь сделано э-э роскошно щедро. — А: Вспомни какое там/понимаешь благородное/такое сильное звучание/оптимистическое звучание фильма. в) Конкретное мышление, конкретное представление об описываемой действительности или фактах заставляют часто говорящего отдавать предпочтение описательному, перифрастическому выражению перед родовым понятием или другим более есжатым» наименованием: ...вообще здесь вкусно то что готовят из теста—то есть мучное; ...с нами рядом живет/он...—то есть наш сосед; с точки зрения людей которые делали этот филь м... — 516 то есть создателей картины; ...(речь идет о магнитофоне) кому-то он мешает/может даже потому что он просто не/не знает какую кнопку какую ручку крутить/вот...—то есть не знает, как с ним обращаться, не знает техники; Вот/а она/значит/едет 29-го/ЗО-го там будет/1-го 2-го 3го 4-го/а 6-го ей кажется на работу. —- то есть от 30-го до 4-го там будет. г) Если же говорящий чувствует, что употребленное им выражение недостаточно точно характеризует явление, которое он имеет в виду, то он может для достижения большей наглядности приводить разные обстоятельства, сопровождающие это явление: А: ...она начинала рыть землю чтоб дорыться до воды знаете как это собаки делают/... д) Конкретность мышления и недостаточная способность обуздать мысль и подчинить ее одной коммуникативной цели отражается часто в приведении излишних деталей, не связанных с основным направлением мысли: А: ...он как раз в это время был на охоте/квартира у него была пустая и мы значит две недели были у него на квартире у него маленькая такая квартира. Ну у нас был совершенно охотничий вид и вид/дикий надо сказать/ужасно дикий/так что мы публику мы очень шокировали/там в Риге... А: Если бы писали об этом/я бы. прочитал. Б: Об этом писали вот в последнем номере «Футбола» который мне Борис Федорович приносил. С другой стороны, в спонтанной устной речи наблюдаются и специфические способы сжатия содержания, связанные, например, с возможностью включать в высказывания имплицитное содержание. С этой точки зрения, например, реплики Дай посмотрю интересно (о книге) или Можно я выключу надоело (о телепрограмме) представляют, собственно, своеобразную концентрацию сравнительно обширной информации в минимуме вербальных знаков. Такое же сжатие представляют и некоторые словообразовательные приемы, например, концентрация разных сложных признаков предмета в одно прилагательное: ...я в очень тяжелой палате лежал (то есть в палате для тяжело больных); ...все наши французские снимки (то есть снимки, снятые во Франции) (Земская 1968, 65) и т. д. Все эти явления, заслуживающие внимания, лишь подтверждают, что изучение спонтанной устной речи не может обойтись без учета сложных взаимоотношений между характером самого содержания, его укладыванием в схемы разного объема и линейной его реализацией с параллельным симметричным и асимметричным применением средств разных языковых планов. Неравномерно проведенное логическое структурирование и иерархизация отдельных элементов содержания имеет также свои 617 специфические проявления, затрагивающие не только большие связные контексты, но и контексты узкие—краткие реплики и сегменты длинных. Предвосхищение элементов содержания, постепенное прогрессивное развертывание и регрессивная доработка его образуют и здесь психический фон, оказывающий влияние на языковую организацию сообщения, в данном случае на принципы расположения, во многом аналогичные принципам расположения элементов содержания в больших контекстных целых. С первого взгляда заметна тенденция выдвигать в препозиции или начинать с того, что по разным причинам представляется говорящему наиболее важным, что является для него 'исходным пунктом мысли, или же что быстрее всего дает информацию о цели сообщения и направляет внимание адресата на нее6. Соответственно этому постпозиции или финальные позиции могут занимать менее ценные в коммуникативном отношении компоненты или же компоненты, появившиеся в мысли говорящего в виде дополнительной ассоциации. Эта общая тенденция действует с разной силой в зависимости от конкретных коммуникативных условий и принимает разные конкретные формы. Исследователями отмечается, например, широкое распространение инициального положения темы или ремы высказывания, чаще всего в форме именительного падежа, и связанное с ним стремление темы или ремы к формальной независимости от остальной части высказывания (в виде интонационного отделения, анафорического строения и т. п. (Ср. Лаптева 1968, 34)). Так называемый «именительный темы» особенно бытует в вопросительных репликах типа: Время не скажете?—Люда как она дома? А дверь у вас занавеска?6, причем компоненты, входящие в состав именительного темы, часто расположены по принципу информативной важности. Те же принципы действуют и в области атрибутивных отношений. Например, позиция определения может вытекать то из индивидуально осознаваемой его коммуникативной второстепенности (Там такие эполетки были серебряные.— Дай мне кастрюлечку коричневую}, то из желания выдвинуть признак предмета (Почему ты не сшила вечернее себе платье?), то просто из следования ходу мыслей (Ой ребята/а меня черт дернул впервые новые надеть босоножки эти без задников немецкие)7. Крайним проявлением этой тенденции можно считать помещение семантически неполнозначных, большей частью «грамматических» средств к концу высказываний или в постпозицию: Возвращались с работы ночью когда/весь Чилан-зар был освещен. — Людочка видишь свою дверь покрасила как. Сюда же относится и частная серединная позиция выражений, обычно занимающих финальное положение, а именно, вопроситель518 ных сигналов да, нет: А берега Волги лесистые /не г?/'за Горьким. Он ушел/'да!/на работу.) (См. Kafkova 1965, 85; Лаптева 1966а, 58). Изучение этой интереснейшей области, однако, также связано с множеством затруднений. Достаточно указать, как трудно отличить сознательное употребление конструкции с обособлением, преднамеренный вынос темы или ремы в начальную позицию от поэтапного построения этой конструкции, соответствующего ходу мысли. Точно так же часто невозможно провести границу между финальным присоединением какогото компонента по дополнительной ассоциации и сознательным его переносом в конец высказывания и т. д., так как даже сигналы звуковые, например отделение паузой, нельзя считать релевантными. Кроме того, в некоторых случаях определенный способ словорасположения начинает становиться структурно определенным8, с характерными формальными и звуковыми особенностями, так что воспроизведение таких структурно определенных моделей (ср. информативные вопросы) постепенно становится речевым автоматизмом. На основании этих беглых наблюдений можно сделать следующий вывод предварительного характера: в условиях спонтанной устной коммуникации смысловые связи, создаваемые и устанавливаемые на основании линейно возникающего контекста, ситуативных и психических координат, звуковых оттенков и неязыковых коммуникативных средств, вполне обеспечивают взаимопонимание, что и является основной целью коммуникации. Поэтому говорящие могут при построении своей речи проводить иерархизацию отдельных ее компонентов по принципам общеязыковым, напр., могут опираться на общие принципы актуального членения, действующие во всех коммуникативных сферах, однако эти принципы являются для них лишь одним из средств сознательной иерархизации высказывания. Условия же устной коммуникации позволяют прибегать и к другим способам организации, подчиненным в основном ходу мысли говорящего. ВАРИАТИВНОСТЬ ПОДХОДА ГОВОРЯЩЕГО К СООБЩАЕМОМУ СОДЕРЖАНИЮ Психический фон, обусловливающий формирование речи, связан, как уже указывалось, с постоянным учетом адресата. Этот учет динамичен: если говорящий увлечен своими собственными мыслями, он может на время отодвинуть адресата как бы на задний план, однако коммуникативная ситуация никогда не позволяет полностью исключить адресата из сознания. Точно так же говорящий может на время «забыть про себя», но субъективное начало его сознания то и дело берет верх. Таким образом, в сознании говорящего возникает определенное противоречие между ним и адресатом и противоречие между тяготением к прямому проявлению субъекта и стремлением к объективности, осложненное еще 619 колебанием между тенденцией к наглядности, конкретности, и стремлением к обобщению. Все это отражается и в разном подходе к сообщаемому содержанию, в вариативности личной и временной перспектив сообщения и в разной степени его интеллектуализации. Можно наметить следующие основные типы этой вариа--тивности, находящиеся в непосредственной связи с предметом речи и характером вербальных коррелятов элементов содержания: а) Если предмет речи — личный опыт говорящего, его личная оценка какой-нибудь действительности, его собственные взгляды на нее, то направленность сообщения на адресата может повлиять на выбор перспективы «от адресата». Очевидно, что для внушения своих идей адресату важно заставить его, хотя бы мысленно, войти в положение говорящего. Простейший же прием, отвечающий этому стремлению— переход к перспективе от адресата, т. е. ко 2-му лицу: 1. А: У меня что-то такое появилось в голове /такая мелодия/ и я как в лихорадке ходил/бубнил — бубнил ее/думаю/запомню сукины/главное/хорошая чувствую мелодия/и сам как-то она вот появилась/бубнил-бубнил полдня/и ничего не поделаешь/к вече-ру-таки забыл/а записать/нет. Потом я помню характер ее/бубнишь что-то похожее/но не то уже. Ну вот так. 2. А: Люблю такую— /ну — — действительно легкую музыку. Но иногда/бывает такой джаз/который я — —- очень мне не нравится. Я не люблю. Почему? Потому что стучит в голову/это мешает думать/мешает вообще чувствовать/что-то такое. То есть ни ч его не ощущаешь. Выбор перспективы от 2-го лица, несмотря на то, что речь идет о личных переживаниях говорящего, возможен только тогда, когда характер сообщаемого позволяет говорящему предполагать, что и адресат мог бы — в действительности или хотя бы психически—переживать, думать, ощущать то же самое, что и говорящий. В приведенных примерах переходы к перспективе от 2-го лица связаны именно с таким предполагаемым отождествлением адресата с говорящим: формы 2-го лица можно здесь считать контактирующим средством, выполняющим функцию, похожую на функцию эксплицитных апеллятивов, при помощи которых говорящий попутно обращается к сознанию адресата, к его мыслительным способностям, воображению и т. д. (таковы, например, формы 2-го лица глаголов восприятия—представляешь, знаешь, понимаешь и т. п., употребление которых у некоторых говорящих может превращаться в своего рода автоматизм, или во вспомогательные препаративные средства. Примеры достаточно известны). б) В рассуждениях, при развитии собственных взглядов говорящие часто переходят от объективной подачи в перспективе от 3-го лица к более субъективной перспективе от 1-го или 2-го лица. Примеры: 620 1. Если провести аналогию / хотя мы договорились не пользоваться аналогией/но все-таки трудно без нее/обходиться/ учесть такое/возьми десятую симфонию/это еще похлестче будет по этой самой философии беспросветности что ли/похлестче будет чем этот фильм. 2. Это был фильм антипсихологический если так можно выразиться. Это был фильм/ну——другого масштаба/другого направления/и кстати поэтомуто и вышел из таких обычных рамок. Он такой——я в нем вижу такое философское звучание. Такое колебание между подходом к содержанию с позиции говорящего, с возможной позиции адресата и с позиции «3-го лица» можно также рассматривать в плане соотношения объективного, обобщающего и абстрагирующего подхода к содержанию и подхода субъективного сингуляризующего и конкретизирующего. Уже Ш. Балли и вслед за ним Л. Шпитцер отмечали преобладание субъективного, и, следовательно, и сингуляризирующего и конкретизирующего начал в спонтанном устном общении. Очевидно, что сдвиг личной позиции часто вызван именно переходом от обобщения к индивидуализации и, следовательно, связан с самим характером содержания. Напр., констатация факта или какое-нибудь утверждение дополняется, доказывается или как бы иллюстрируется единичным, конкретным, чаще всего личным опытом: А: Нет нет/люпин тоже/какая-то культура/которую выращивают в огромных количествах в колхозах. Вот я у тетушки была/так там целые поля люпина.—А: Вот интересно/ вот у нас карикатуристы/вот особенно работают которые в „Крокодиле" — — их как-то узнаешь по почерку. Вот я например Н. всегда отличу от Е. в) В реакциях на услышанные сообщения говорящие могут подходить к услышанному как к объективно данному, но могут воспринимать его и как субъективное проявление партнера и высказывать свою оценку услышанного посредством оценки партнера в перспективе 2-го, а не 3-го лица. Например: А: ...А ты бы. фантастический рассказ или роман на эту тему написал/а? Б: Чудак ты/Надо очень хорошо знать физику.—А: А он в каком звании? Б: Ну что ты! Он ушел чуть ли не простым солдатом. г) При описании личных переживаний и приключений наблюдаются часто и сдвиги временной перспективы: говорящий отклоняется от перспективы, логичной с точки зрения актуального момента времени, и переходит к перспективе настоящего времени. Вот типичный пример: А: ...Ну вот отъехали мы от берега/смотрю/по реке плывет какое то белое бревно. Я знаешь/никогда острым зрением не отличался. Д у маю/черт/бревно/не бревно/на всякий случай решил подплыть. Подплываю ближе/ и вижу/плывет 6S". огромная рыба/значит вверх пузом. Видно эти нижние плавники/ под жабрами раздуваются/живая. Подъезжаю ближе/я этому Николаеву говорю/смотри /какая рыба плывет. Мы значит подплыл и/взяли его за жабры/видим/жив/он еще это/ рыба чуть живая. Перевернули на живот/смотри м/держится на животе. Мотивировка таких переходов связана, с одной стороны, с желанием путем временной актуализации приблизить переживания прошлого адресату, заставить его представить себе действия прошлого как живой, поэтому актуально, «в данный момент» протекающий факт, с другой стороны, тут играет роль психическое возвращение говорящего к прошлому, вторичное переживание его, ведущее невольно к сдвигу во времени 9. Характерно, что формы настоящего времени преобладают у экспозиций самого действия, у глаголов с семантикой говорения и психических процессов: думаю, вижу, говорю и т. д. Итак, спонтанное устное общение отличается большой динамичностью, неровностью в самом подходе к сообщаемому содержанию: обобщение чередуется с единичностью, абстракция с конкретностью, рефлексия и рассуждения сменяются наглядностью, происходят сдвиги временных позиций и позиций личных — все это в зависимости от коммуникативных условий, тематики и индивидуальных способностей и склонностей говорящих. Такие сдвиги способствуют опять-таки большей автономности языковой организации отдельных сегментов высказываний, хотя эти сегменты находятся в тесной смысловой связи и нередко по содержанию частично перекрываются. ПРИМЕЧАНИЯ ' О повторах или повторах с модификацией см. Chlupacova 1967, A d a тес 1962, 69. Предвосхищение содержания, очевидно, не обязательно осознается говорящим. Т. Слама-Казаку говорит в этой связи о мышлении, не доходящем до сознания (pensee subliminale) (Slama-Cazacu 1961, 162). 3 Разумеется, и любое незаконченное сообщение отличается информативной ценностью для адресата: оно либо прямо коммуникативно, либо является симптомом чего-то (напр., неуверенности говорящего, его неосведомленности и т. д.). 4 Эта область пока почти полностью остается неизученной (из известных нам работ звуковая характеристика учитывается только О. А. Лаптевой), хотя важность ее для понимания процессов спонтанной устной речи неоспорима. Даже весьма беглые наблюдения подтверждают, что роль звуковых средств далеко не такая, как обычно принято думать. Широко распространено, например, мнение о том, что звуковые средства, в частности интонация и сегментация, компенсируют недостаточную синтаксическую обработку высказываний, подсказывая адресату смысловые связи и соотнесенность отдельных частей высказывания. Это мнение явно нуждается в уточнении. Приводимые нами примеры ясно свидетельствуют о том, что при восприятии устной речи решающую роль для понимания играют не звуковые показатели, а смысловые связи, создаваемые контекстом и психическими координатами. 2 522 Об этой тенденций в связи с Сознательным выдвижением наиболее важной части сообщения см. A d a m e с 1966, 43. 6 Подобного рода примеры см. К a f ko v a 1965. 7 См. обширный материал и тонкий анализ в статье О. А. Лаптевой (Лаптева 1967, 147). 8 В области спонтанной устной речи возник целый ряд разного рода «сегментированных» предложений, которые получили уже вполне четкую синтаксическую оформленность и вошли в состав синтаксических средств с разговорной окраской. См., например, тип: Кого надо спросить — так это Ирину; Знаешь ты кого соблазни — Женьку. Нет сомнения в том, что в основе этих конструкций лежчт та же асимметрия между планом содержания и планом выражения. Анализ ряда подобных конструкций см. У х а н о в 1966, 23. 9 Этот вопрос рассматривается обычно в узкосинтаксическом плане, см., напр., Поспелов 19556, 233. 5
