Вопрос 35, Банк Рефератов

Вопрос 35. Западники в русской философии
БЕЛИНСКИЙ Виссарион Григорьевич (1811-1848) Собственно философских работ Б. не
оставил, но философский характер носит большинство его программных статей. Приобрел
известность работой "Литературные мечтания. Элегия в прозе" (1834). Не меньший
резонанс в обществе вызвала одна из последних его работ "Письмо к Гоголю" (1847),
которая рассматривается как духовное завещание Б. Полное собрание его сочинений
включает 13 томов. Мир, согласно Б., — дыхание идеи Духа, проявляющегося во
множестве форм. Слияние Духа и материи в явлениях, образующих действительность, —
таинство, недоступное прямому разумению. Действительность — необходимый
преходящий момент в развитии Абсолюта, утверждающий действенность разума,
воплощенного в человеке. Следовательно, коль в действительности заключено возможное
на данный момент проявление Духа, с ней нельзя не считаться, ее нельзя не принимать.
Отсюда Б. и выводился тезис о "примирении с действительностью", который
парализовывает усилие индивидуальной воли, неспособной что-либо изменить в мире.
Все последующее творчество Б. может быть рассмотрено как оппонирование этому тезису
и утверждение самодостаточности и необходимости личностного усилия, блокируемого
гегелевской системой. Гегель "из явлений сделал тени", — утверждает Б. — "Субъект у
него не сам по себе цель". Общество же (как социальный организм и "идеальная
личность") определяется по бесправию или защищенности в нем личности. Личность
важнее всеобщности, она является субъектом исторического творчества, является
предпосылкой и продуктом истории. Закономерности исторического процесса не
подчиняются пан-логической гегелевской схеме, а подчинены телеологии человеческой
деятельности. В целом в философской доктрине Б. прослеживается движение от
классического к левому гегельянству, а через него к философии действительности,
понимаемой как реализм, окрашенный в тона антропологизма Л. Фейербаха,
редуцируемой в отдельных положениях к сугубо материалистическим подходам. Отсюда
задачи новой философии (по Б.): ее возвращение в жизнь; ее освобождение от "призраков
трансцендентального идеализма"; осознание ею собственных границ и возможностей,
выход за которые превращает философию в мистику; ее превращение в философию
действия. Придание философии прикладного значения ведет Б. к признанию того, что
любая система идей несет на себе печать исторического времени и социокультурного
контекста, в котором она сформулирована. Отсюда двойственность философского знания,
которое, с одной стороны, должно верно реагировать на запросы практической жизни, а с
другой, именно в силу первой задачи, — неизбежно выражает интересы определенных
социальных сил. Эта двойственность любой системы идей переносится Б. в его эстетику
как эстетику реалистическую, ориентированную на "натуралистическую школу" (Н.В.
Гоголь и его последователи). С другой стороны, его эстетика — это постоянное
оппонирование тезису "чистого искусства" (или "искусства ради искусства"), это
связывание эстетических критериев с "внешними" социально-политическими задачами
культурно-исторического развития. Отсюда его резкие оценки позднего творчества того
же Гоголя. Человеческая жизнь, твореское усилие художника и мыслителя должны быть
подчинены, согласно Б., достижению общечеловеческого социалистичекого идеала. При
этом социализм понимался Б. более чем абстрактно: как универсальная идея равенства
людей. Несомненно, что Б. явился одним из властелинов дум значительной части
интеллектуального русского общества середины 19 в.
Герцен Александр Иванович (1812—1870) — основоположник теории «русского
социализма» и народничества, крупный философ, социальный и политический мыслитель
радикального направления русского западничества.
Исследуя идею связи философии с жизнью, он пришел к пониманию философии как
науки о всеобщих законах бытия, имеющих объективное значение. Герцен показал, что
народ всегда был поглощен добыванием материальных средств существования, поэтому
наука стала достоянием немногих. Только преодолением разрыва между «кастой» ученых
и народными массами можно снять противостояние «духа» и «материи».
Он настаивал на том, что несотворимая и неуничтожимая материя вовсе не «немое,
недеятельное, страдательное наполнение пространства, но обладает внутренней
активностью». Сознание выступает как «цель», к которой стремится природа в своем
развитии, оно — «разумение природы о себе». Герцен признавал, что чувственное
познание, ощущение есть «действительно непосредственная связь сознания с внешним
миром», и провозглашал необходимость единства опыта и умозрения. Герцену ясно, что
«правильно развиваясь, эмпирия непременно должна перейти в спекуляцию», апеллируя
при этом к присущим человеческому сознанию свойствам.
Главными чувствами, объединяющими русских людей того времени, были отвращение к
официальной России, к бюрократическому абсолютизму, к крепостному праву, к
полицейским стеснениям. Но он вскоре разочаровался людьми, а не событиями, всем
западным обществом. Герцен показал, что, имея перед собой в качестве недостигнутого
идеала внешние, политические формы жизни Запада, — идеал прогресса, человечества,
науки, — мы невольно впадаем в идеализацию всей западной культуры. И он так же, как
славянофилы, заговорил о гниении Запада. Только у него эти идеи были не плодом
национальной исключительности, а пониманием того, что современная западная жизнь —
результат тяжелого нравственного кораблекрушения, которое потерпел Запад. У Герцена
еще сохранилась вся полнота жизненных сил, и он искал замены веры в Запад верой в
Россию, находившуюся теперь по отношению к Герцену в положении того же
«прекрасного далека», как первоначально Запад.
Если главными врагами России являлись, по их мнению, невежество народа и
деспотическое самодержавие, то для либерального Запада врагом прогресса стало
мещанство, узкий эгоизм, погоня за комфортом, лицемерие, половинчатость мысли и
действия. В Европе люди свободны, но пользуются ею для устройства своих «мелких
делишек».
Здесь само христианство обмелело в мирной гавани реформации, обмелела и революция в
мирной гавани либерализма». Даже «самый социализм ее будет мещанским». Опасаясь
торжества мещанского социализма, Герцен указывал, что социализм должен быть только
средством освобождения личности, но не самоцелью. Подчинение личности обществу,
народу, человечеству, идее — это продолжение человеческих жертвоприношений. А в
пророческую минуту из-под его пера вырвалось: *Быть может, настанет день, когда
социализм окажется худшей формой тирании — тиранией без тирана, тогда в душах
неведомого нам нового поколения проснется новая жажда свободы, и оно подымет бунт
против социализма во имя свободы».
Запад совершенно не способен осуществить свои идеалы, считал Герцен, в силу того, что
там наличествует мещанство, так глубоко оскорблявшее мыслителя, и это позволяло ему
делать вывод, что только Россия, чуждая западного мещанства, в которой живет живой
дух братства, призвана осуществить идеи Запада. Таково своеобразие позиции позднего
Герцена — западника по убеждению, славянофила по инстинкту. Характерной чертой
герценовской концепции этического социализма была вера в крестьянскую общину,
унаследованная им от славянофилов. Только в отличие от них Герцен высоко ценил
общину как зародыш расцвета русского социализма. Он думал даже, что Россия сможет
миновать капитализм и через социальную революцию перейти прямо в социализм.
С. Н. Булгаков называл Герцена «Прометеем, сам себя приковавшим к скале»
материализма, когда «каждый умственный его полет, смутное влечение в запредельные
сферы только более дает чувствовать цепи здравого смысла, посредством которого Герцен
хотел решать все вопросы бытия». При этом «умственный мещанин, резонер здравого
смысла, душит Прометея, постоянно палимого тем внутренним огнем, который был
похищен им с неба. В этом состоит душевная драма».