33_Idrisov Eskender

ИДРИСОВ Эскендер, родился 1 мая 1930 года в дер. Байгельды.
Мои университеты
Было около пяти утра 18 мая 1944 года. В дверь дома Идрисовых в селе
Ханышкой постучали солдаты. На сборы времени не дали. Во дворе стояла
машина, в которой находились старики, женщины и дети. Люди испуганно
жались друг к другу. Никто ничего толком не понимал. Многие решили:
ожидается бомбежка, их спасают. Но вскоре им прочли постановление о
выселении. “И тогда, – вспоминает Эскендер Идрисов, – моя мама Мерьем
запела. Голос у нее был сильный, чистый, а песня грустная. У татар, между
прочим, все песни жалостливые, скорбящие. Как и судьба самого народа. А
мама ведь хотела подбодрить людей”.
Восемнадцать голодных суток в черном, душном товарняке стали вторыми жизненными
университетами Эскендера. Если первыми считать гитлеровскую расправу над жителями
Евпатории после неудачного советского десанта, из-за которой отец ночью повел семью через
лиман. Думали, в селе безопаснее, но страшная беда пришла оттуда, откуда ее никто не ждал. И
вот их везут, как скот...
Иногда Эскендеру чисто по-человечески хочется, чтобы вечная боль оставила его сердце,
ушла. Но цепкая память хранит все до мельчайших подробностей: вынужденные остановки в
казавшейся бескрайней степи, чтобы у полотна сбросить умерших; опрокинутое безжалостным
сапогом варево с чудом раздобытой вездесущей ребятней на глухом полустанке буржуйки;
дрожащие руки матери, пытающейся лаской отвлечь четырехлетнего братишку от мыслей о еде,
саднящая сердце боль, разъедающая глаза слепнущего отца.
Через 18 суток уцелевших прямо из поезда на станции Милютинская погрузили в машины и
ночью привезли в горы. Кругом одни камни. Ни деревца, ни избушки. Они сами выдолбили что-то
наподобие окопов. Со временем каждой семье выдали по пять горбылей. Так появились крыши. А
зима выдалась необычайно суровой для тех мест. Узбеки сердились: это вы с собой привезли. А
что на местных обижаться? Им внушали, что татары – нелюди, крадут детей, бог знает, чем
питаются, у некоторых – хвосты. Это потом многие узбеки стали их друзьями. А сначала было,
что и били смертным боем подростков, насиловали девчат...
Так вот, ночью привезли, а утром солдаты повели на работу – дробить камни. Брат шепчет:
“Беги, Эскендер, мал еще, загнешься! Беги!”
А куда бежать? Кругом горы. Отбежал километра на два. Видит – глубокий котлован, а внизу
копошатся женщины. Подошел мужчина-калека. Спрашивает. А как понять, если только свой язык
знаешь? Тут женщины разом заговорили: “Раис, раис”. Подумал: “Рис!” А он очень хотел есть.
Теперь, решил, не пропаду. У них, видно, внизу склады с рисом. Но тут подошел еще более
покалеченный мужчина. Оказалось, что это о нем говорили, по-узбекски “раис” – председатель.
“Татарчонок? – изумился начальник. – А я у вас до войны отдыхал в Евпатории. Хочешь работать?
Возьмем. Да ты не бойся”.
Эскендеру доверили ишака. Он грузил на него мешки с щебнем, песком, который промывали в
желобах женщины, добывая вольфрам. 18 раз за смену нужно было опуститься вниз и подняться
наверх. И все босиком. Обувь была роскошью.
– Через полтора месяца, – вспоминает Эскендер, – мне выдали бумажку с цифрами. Это,
сказали, все, что ты заработал. Я посмотрел на нее и заплакал. “Вон домик, ты иди туда”, –
подтолкнули сердобольные женщины.
– А, крымчонок! – приветливо встретил русоволосый мужчина. – Выбирай, что хочешь.
– Хлеба! – сказал я.
Он дал буханку, которая весила около пяти килограммов.
– Еще что?
– Хлеба!
Так я получил четыре буханки. “Знаешь, что, – сказал русоволосый, – иди домой и приведи с
собой старших”.
До дому было километра полтора, но я с трудом донес хлеб. Мама заплакала: неужели украл?
А когда поняла, что это мой заработок, заплакала еще больше. Так я в 14 лет стал кормильцем
семьи.
В марте 45-го года я первым в семье заболел кровавой дизентерией. Ни лекарств, ни денег.
Спасли врачи местной больницы. В больнице во сне я увидел маму. Проснувшись, решил,
несмотря на уговоры врача, идти домой. Это было 29 марта. Оказалось, что мама и младший
братишка тяжело болели. В доме ни крошки. Я побежал в свою артель к новому председателю
Петру Спиридоновичу Лобанову. Стою, глотаю слезы и не знаю, как сказать. Просить взаймы?
Ведь болел – не заработал. Но председатель все понял. Обнял за плечи: “Пойдем, сынок!” Привел
к себе домой, насыпал килограммов пять кукурузы. Вроде бы невелик вес, я еле донес. Кукуруза
спасла жизнь, но не всем. 2 апреля умерла мама, а еще через два дня – младший братишка. На
помощь звать было некого. Были случаи, от дизентерии умирали семьями. Мы с братом сами
выкопали могилу среди камней.
Но жизнь продолжалась. Я быстро понял, что погонщик осла – это не специальность, и стал
просить научить меня стоящему делу. Оно нашлось. Я стал мастером буровых работ. Со стороны,
наверное, это выглядело смешно. Чтобы дотянуться до рычага, приходилось подставлять ящик.
Комиссия пришла: “Это что у вас за пацан?” “Не пацан, – отвечает начальник разведки, – а
лучший мастер буровых работ”. А я действительно хорошо определял на слух категорию породы.
Постепенно мы становились на ноги. Вечерами я учился. Да так втянулся, что сначала школу
окончил, а затем техникум, институт! И мы, братья Идрисовы – старший, средний и я, стали
ведущими специалистами на шахте, уважаемыми людьми в своих трудовых коллективах. К тому
времени в нашем поселке, что вырос на камнях, построили горно-обогатительную фабрику,
электростанцию, рудник, строительное управление...
У меня было много друзей – Витя Фомин, Борис Маслов, Николай Солопов… Они даже наш
язык выучили.
А в Мелитополе меня ждала судьба. Получаю письмо такого содержания: “Мы Идрисовы. А
вы?” И ни слова больше. Ну и шутки, думаю, у девчат пошли. И письмо порвал. Но через, месяц
приходит второе, в котором дочь двоюродного брата из Мелитополя просит уточнить,
действительно ли мы ее родственники. Прихожу как-то со смены, а мои: “Тише, гости спят”.
Выходят заспанные моя племянница и ее тетя со стороны матери – Вера. Так я познакомился со
своей будущей женой. Мы еще долго переписывались. Она, звала меня в Мелитополь (тут
похоронен ее отец), а я в Узбекистан (здесь могилы моих родных). Но конец нашему
затянувшемуся диалогу положил мой отец. Он сказал: “Езжай к ней”. А слово отца в татарской
семье закон.
Сейчас в Мелитополе живут старший брат, сестра. Второй брат – под Симферополем. По
возможности собираемся вместе. И тогда вспоминаем. В Узбекистане прошла наша молодость.
Там мы тяжким трудом в муках обрели себя вопреки всему, и нашли друзей. А издевательства –
разве только мы прошли через них?
Нет, я не приемлю слов: русское небо, украинское гостеприимство. Как бы ни хотели
разделить нас политики, но небо у нас одно, а гостеприимство не только украинская черта. В этом
меня убедила жизнь, мои университеты. А боль, она навсегда останется со мной. Но я стараюсь ее
никому не показывать, потому что это негоже мужчинам. Так учил отец. А он был мудрым
человеком.
(К сожалению, уже год как не стало Эскендер агъа Идрисова. Алла рахмет эйлесин). Н. Чипигина,
М. Идрисова (из газеты “Мелитопольские Ведомости” от 17 мая 1997 г.)