Блиц-тексты "Словово"

1.
ЕГО ГОЛОС
Кантор Шнирман славился на весь юг. Жил он Екатеринославе
(теперь это Днепропетровск). Его приглашали петь во все ближние и
дальние синаноги – голос у него был сильный, огромный, горячий.
Этот голос унаследует одна из его дочерей, Анна. Она пела в
Мариинке, и когда приехал в Петербург громогласный Тито Руффо,
именно её он выбрал, чтобы петь дуэтом.
Этот голос вспомнит старый еврей, когда внук кантора в 1939-м
приедет в Днепропетровск в командировку. И позовёт внука в дом, и
накроет стол…
Но это будет потом.
А сперва, в 1858 году, жена Шнирмана родила ему сына. А потом
ещё восьмерых детей, но старший был, конечно, гордостью отца, и
голосом в него пошёл, хотя ростом был невысок – в мать.
Сын должен был стать кантором
В 1972 году, четырнадцати лет, сын убежал из дома.
В Петербург, в консерваторию. Из письма, пришедшего от матери
в ответ на его весточку из столицы, сын узнал, что кантор проклял его.
Что его, сына, больше нет.
Но он был.
Он был концертмейстером вторых скрипок в Мариинском театре,
он был человеком, который на свои деньги содержал и давал
образование двум сёстрам и брату, он был отцом четверых детей.
И когда его брат Исаак, выпускник военно-медицинской академии,
приехал в 1916м домой, отец увидел его в новеньком мундире и простил
старшего сына.
Они так и не увиделись – кантор вскоре умер.
Через 100 лет после его проклятия родилась я.
За 35 лет до его проклятия православный священник в селе близ
Рыбинска проклял своего сына, который бежал в столицу, чтобы стать
купцом.
Проклятие он не снял. Кантор был делом моего деда, а священник
– прадедом моей бабушки.
.
2.
Мы (не) замечаем
-Вот смотрите, ребе - за окошком, как будто полярный-полярный
городишко - типа МурмАнска.
-Эй, я не успеваю записывать.
-А мы тебя на курсы машинисток печатниц пошлем.
-А я вот в детстве пальцы вставлял в печатную машинку и писал свое
имя по букве на каждом пальце, только одного пальца не хватало. И
классно что можно было стереть сразу все и заново писать.
-Жалко, что у нас всего пять пальцев. Здорово, если б на теле человека
можно было писать слова, газеты. И я б ходил по улицам и
рекламировал "Продаюсь я, газета, Альберт, во мне тридцать с
хвостиком страниц".
-А как это вот тридцать лет с хвостиком?
-Причем я заметил, что хвостики обычно у девушек бывают.
-Ну да, это ж они про возраст заморачиваются.
-И хвост такой на тридцать девять лет.
-Да, надо писать, писать, писать.
-Смотри какой дед тут на книге нарисован. Он тоже наверное,
косыночку носил как ты, лысоват что-то - Клинт Иствуд с Де Ниро вон
валяется, вообще, всякие мужики по дому, и сколько их всех в комнате,
а мы не замечаем.
-Точно. Еще картины на стене, записи, пластилин, ручки, диски, а что до
книг…
-И среди всей этой живности жить надо. И творить.
3.
Выжимка
Хожу босой, горячий в платочке на голове. неужели это форточка из
которой каждую ночь струится поток холодного воздуха? вижу сны, а по
лбу бегают холодные струйки, охлаждая человеческую подкорку. Да-а,
это не дело, хворать-то. мазями разными мазал все те же доли. потом
сварил в крутую куриный плод, приложил ко лбу, сидел так минут
десять, получил ожог. пришлось уже мазать средством от ожога
"спасатель".. знаете, помогает сильно обматывать голову жгутами,
полотенцами, косынками. физиологические ощущения сходны с
выжиманием сока, а вместе с соком выжимается бред.
4.
Уважаемые туристы, на этом экскурсия по старому Иерусалиму
окончена. Сейчас обед, после обеда в 15 часов мы отправляемся на
мемориальный комплекс Армагеддона, где пробудем примерно до 18
часов. На этом наша программа кончается, желающие могут погулять по
городу или заняться шоппингом. Напоминаю, что возвращение в
небесный Иерусалим в 22 часа. Прошу не опаздывать.
5.
Современный древнееврейский. Начальный уровень.
В Иерусалим на море
Переведите, пожалуйста, с русского на иврит.
Как не предупреждала? Я говорила ─ будет тест. Все эти слова вы
знаете! Начнем с самого простого.
1. Анна живет в Москве. Даниэль живет в Иерусалиме.
Да, блин, проще некуда. Анна и Даниэль – мазохисты. Это не
переводите.
2. Иерусалим – красивый город (обратите внимание на согласование по
роду!)
Красивый, только Даниэль жалуется, что работы мало и религиозные
достали. Анна, кстати, пишет диссертацию по Талмуду.
3. Анна хочет приехать в Иерусалим (инфинитив употребляется так
же, как и в русском).
Конечно, хочет. А кто ей отпуск даст?
4. Даниэль говорит: «Анна, приезжай! (повелительное наклонение) Я
хочу поехать с тобой на море».
Чего он хочет - мы таких глаголов еще не знаем.
Что, скучные предложения? Учитесь, пройдем много слов, будем
интересное переводить.
5. Сегодня Даниэль не пишет письма. И на смс не отвечает уже
полдня. Куда пропал?
6. Почему Даниэль не пишет сегодня? Анна пишет письма каждый
день.
Анна скоро глаза испортит. То пишет, то плачет. Надо, наверное, всетаки взять неделю за свой счет. Иерусалим – красивый город. Поедем на
море.
6.
Мой папа в свое время в институт не поступил. Вроде и соображал там
чего-то свое, с понтом задачки решал, все дела. А вот не подошел он им,
нос видите ли не тот. Прикинь? Детский сад хуже дурдома! При чем тут
нос? Он же не парфюмером хотел стать, а физиком там каким-то. В
общем, Маш, ты эти темы брось. Тоже мне, развела демагогию на
ровном месте! Мне даже слово-то такое противное - «черный», ты бы
еще сказала «лицо кавказской национальности»! Тьфу, дура ты! Человек
же важен, а твой-то - ну просто сокровище да и только! Это же
настоящее дитя гор, отважный гордый орел. Мечта. Так. Все.
Соглашайся немедленно. Ты Лермонтова читала, да не важно, сама не
помню, но что-то там было про отважных горцев такое романтическое.
Ой, Машка, сейчас в мире самое главное v все равны и каждый строит
себя сам. Во как.
Ты его люби и уж поверь моему совету.
Да кстати, а ты уверена, что он это, ну того. В смысле - ну, вдруг он
бакинский еврей какой-нибудь. Они же такие, их и не отличишь же
совсем. Никогда не поймешь! Прикинь, живешь с таким, живешь, а
потом - бах! - и на старости лет вдруг узнаёшь.
Ой, Машка, ну давай, увидимся. Побежала я, а ты не дури! «Любви все
в-о-озрасты пок-о-о-рны, любовь не зн-а-ает язык-о-о-в!»
7.
КОМКОН-2 и Израиль
Есть сложная «зеркальная симметрия» между «внешним» и
«внутренним». Философ-мистик проникает в духовные миры, а
философ-писатель исследует внешние миры, творя при этом и что-то
новое. Это одно из проявлений невероятно сложной симметрии между
левым и правым. Стругацкие и по форме и по содержанию
олицетворяют собой левое с заложенной внутри трагической начинкой
(которой нет в правом!). Если такая симметрия существует, то ей можно
воспользоваться! Какие-то внутренние вещи легче изучать во внешнем
отражении, и наоборот. Тогда фантастические миры Стругацких
обретают ценность, и ценность немалую, и эту ценность интуитивно или
полуосознанно чувствуют их поклонники.
Возможно, нынешние трудности Израиля - это то, что психологи знают
как «уход в болезнь», когда реальное и порой очень серьёзное
физическое заболевание возникает как следствие нерешённых или
неразрешимых психологических проблем. Для Израиля в списке
проблем на первом месте стоит дилемма прогрессорства.
8.
Камни, камни…
Камни – кости Земли.
Священные.
На харанском камне-изголовье сон Яакова про Лестницу в небо. Под
тысячелетним мусором четыре каменные пластинки: две разбитые, две
целые. Найдутся.
Долговечные.
Горы истираются в песок. Мудрому муравью и песчинка скала.
Давно исчезли с лица земли народы-разрушители, но безымянные живы
камни из стен Храма.
Драгоценные.
Ониксы с наплечий хашена, рубин, топаз, изумруд, и бирюза,
сапфир, бриллиант, и опал, агат, аметист, и хризолит, сердолик, яшма…
Но и скала-маяк, вознесшая к тучам спасительный огонь.
Твердые.
Режущие металл и стекло.
Надежные.
Сохранившие высеченную резцом письменность древнейшего
народа.
Справедливые.
Камень в пастушьей праще – тот самый, который рука обидчика
положила вместо хлеба в ладонь нищего слепца.
Мирные.
Лежащие тихо, пока не схватят враждующие руки…
***
Но фальшивыми камнями были кирпичи Бавельской башни – потому и
случилось так, что мы до сих пор не понимаем друг друга в городах из
дешевых бетонных панелей.
9.
Польза от пятого пункта
Один раз в жизни моя национальность мне помогла. Было это в 1993
году в стране Франции, куда я приехал в качестве приложения к маме у
которой там была стажировка. А что б я не бездельничил мама решил
определить меня учится в какой-нибудь местный аналог средней школы.
Мы пошли во французское РАНО со всеми возможными документами.
Документы должны были быть переведены и заверены в российском
посольстве, страшном здании на другом конце Парижа. Мы же наобум
пошли просто так и стали переводить даме из РОНО документы устно,
без всяких заверений. А в те давние времена единственными
официальным документом российского восьмиклассника было его
свидетельство о рождении, где имелся и пятый пункт. Когда мы своем
вольном и незаверенном переводе дошли до графы национальность, то
французская дама пришла в шок. “Как? У вас в метриках пишут
национальность?” А во взгляде ее читалось: “Если я не допущу этого
юную жертву национальной дискриминации во французскую школу, то
я буду такой же расистской как и эти коммунисты или кто у них там у
власти”. Так меня приняли в коллеж имени Бернара Палесси с
непереведенными и незаверенными документами и без экзамена.
10
ночью в Иерусалиме, накануне 9-го Ава пятничные призывы муэдзина
где-то на Храмовой горе перекликаются с причитаниями сотни
религиозных евреев у Стены Плача. Пустые арабские улицы, хасиды из
ультраортодоксальных районов, спешащие куда-то в непроглядной
темноте, каменная стена Собора Святой Елены где-то в самой глубине
Старого города. все это так странно и удивительно далеко. далеко, даже
если ты сам находишься там.
и начинаешь, что-то понимать, сам еще не зная, что именно. а где-то
внутри не остается почти ничего.
слишком
мелко
или
так
же
далеко.
и
мы
молчим.
а вернувшись, все еще ощущаем это жуткое зависание между двумя
(тремя, четырьмя...n) мирами.
11.
ТОПОНИМИЧЕСКИЙ ПОДХОД
Окончанию палестино-израильского кризиса мешает название
предмета раздора: сектор Газа, и проблему может решить лишь его
переименование.
Новое
имя
региону
необходимо
выбрать
диаметральным предыдущему. Старое напрямую подталкивало стороны
к активным действиям, поэтому местность следует окрестить как сектор
Тормоза: проживая в районе с таким неагрессивным названием,
израильтяне и арабы будут вялы и взаимно дружелюбны.
При этом при переименовании не должны случаться досадные
накладки: например, сектор Газа не должен становиться сектором
Нефти, и так служащей причиной раздоров по всему миру.
А если кому-то замена синонима педали акселератора на тормоз
покажется слишком решительной, и топонимисты выберут
промежуточную педаль сцепления, нетрудно представить, как будут
развиваться события в секторе
Сцепления интересов.
Особенно же будет досадно, если члены двусторонней комиссии по
переименованию посчитают достаточным оставаться всего лишь в русле
автомобильной терминологии, и остановятся на переключении
скоростей, да еще выберут, как отвечающую менее агрессивному
вождению, коробку-автомат. Понятно, что в таком случае выбор будет
невелик: либо сектор Узи, либо сектор Калашникова.
Если же все будет сделано правильно, мир наступит сначала в
секторе Тормоза, а затем и на всем Ближнем Востоке. И лишь
вдумчивый филолог разглядит в новом названии сектор Торы.
12.
Движение к черте, последняя минута, я опускаю пистолет, осечка, смени
перчатки - перезаряди, рука дрожит, не вижу жизни за окном, сползает
плесень, все через запятую, так мысли – без точки, через запятую, через
двоеточие, через три, тире, четвертой строчкой – многоточие,
нестройным рядом – съезжают строчки прямо на глаза, сползает плетью,
кровавым окончанием, с картины Мунка списана слеза, пишу, глаголы,
убивают, существительные ставят в тупик, на хлеб и воду, вечное
изгнание, и смерть в Венеции, Стамбуле, все равно, без Родины, без
родинки, сплошные междометья, какая связь, не допустить конца, страх
точки, за нею пропасть, вечное забвение, пустота, за точкой
открываются просторы, за точкой обрывается мечта, я убегаю запятыми,
стремлюсь исчезнуть, гранями листа, сжимаю сердце под формат,
учебная дискета, на ней хранится память, все точки с запятыми, ключи
размерного стиха, боюсь закончить мысль, там чувствуется точка, нет,
буду думать без конца, по кругу, мне б только не закончить точкой,
поставлю запятую, и буду думать дальше, дальше, дальше,
13.
АРОН И МОИСЕЙ
У бедной и многодетной тети Фиры родились близнецы. А тетя Дора, ее
двоюродная сестра, была богатой и бездетной. Уступи мне одного, –
сказала тетя Дора. И тетя Фира уступила. И тетя Дора забрала Арона. И
он называл ее «мамой». И у него было все, чего может пожелать
маленький мальчик.
Потом Арон вырос, а тетя Дора умерла. И он плакал, а потом стал
главой большого клана, поскольку тетя Дора дала ему хорошее
образование, и он даже какое-то время работал в министерстве. И всем
помогал, даже своему нищему и непутевому дальнему родственнику
Моисею. А вот тетю Фиру терпеть не мог. «Эта мерзкая старуха!» –
говорил он – «Не могу ее видеть, меня от нее трясет». И Моисей терпел,
поскольку Арон давал ему деньги и они с тетей Фирой с этого жили. Но
однажды не вытерпел. «Идиот, - сказал Моисей, - это же твоя родная
мать!». И выложил на стол документы.
Арон проглядел документы, ушел в свой кабинет и не выходил до
вечера. А вечером повесился на подтяжках. Тогда еще носили подтяжки.
14.
Тетя Лиза была дочерью сахарозаводчика из местечка Лозны. И все
обещало быть хорошо. Потом, пыльным душным летом, в город пришли
махновцы и тетю Лизу насиловали всем отрядом. Она тогда была
гимназисткой и любила стихи Апухтина. Она выучилась на врача,
вышла замуж за Самуила, но с тех самых пор у нее начались
эпилептические припадки – осматривая больного, она замолкала,
застывала, потом, на глазах у пораженного пациента, начинала
раздеваться… Вот так, ни с того, ни с сего. Тем не менее, больные ее
любили. У Самуила оказался тяжелый характер и, кажется, какие-то
сексуальные заморочки, но об этом тетя Лиза предпочитала не
рассказывать. Оставшись вдовой, все больше жила по родственникам –
присматривала за чужими детьми. Помогая по дому, пела
чувствительные романсы декадентской поры. Еще очень любила песню
Зыкиной «Оборвалась тропинка у обрыва, оборвалась, как молодость
моя». Удивительно верные слова, говорила она, налегая утюгом на
чужие простыни и пододеяльники, удивительно верные слова…
15.
Дядя Нюма и его брат дядя Яша были деловыми людьми. Дядя Нюма
работал завскладом, а дядя Яша – бухгалтером. Дефицитный товар
уходил на сторону. За короткое время оба сделали приличные деньги, а
дядя Яша даже отдал свою жену Сарру учиться на врача. Потом
нагрянула ревизия, и склад опечатали. Братья наняли рабочих, за ночь
разобрали заднюю стену склада и ликвидировали недостачу. Потом
стену склада замуровали вновь. Во сколько это им обошлось –
неизвестно, но наутро ревизоры, вскрывшие нетронутые печати,
обнаружили, что товары на складе соответствуют описи – до последнего
коробка спичек, если там были спички…
А чего же вы хотели, гражданин начальник? – сказал дядя Яша,
дружелюбно похлопывая ревизора по плечу. Он потом все-таки сел за
растрату, но очень удачно – в самый разгар сталинской борьбы с
космополитами, и вышел из тюрьмы по общей амнистии как жертва
режима…
16.
О ЛОПАТКЕ И ИСХОДЕ ИЗ ЕГИПТА
Евреям при Исходе из Египта предписывалось иметь с собой среди
походного скарба лопатку. Чтобы закапывать дерьмо. Такая забота о
чистоте окружающей среды объяснялась просто – ночью, когда люди
спят, по пустыне ходит Бог. И если он нечаянно наступит… ну, в общем,
нехорошо как-то.
Такое материальное доказательство бытия Божия выглядит для меня
даже существенней, чем рассказ об огненном столпе, возглавлявшем
толпу беженцев. Поскольку огненный столп все-таки эпизод, грозное
чудо. А вот когда ты, сидя на карачках в песках, ежедневно предвидишь,
что ночью эти места посетит нечто, что выше тебя…
17.
Слово «еврей» ощущается как неприличное. Оно сакрально. Дикторы по
телевидению спокойно, произносят «араб», но с евреями имеют
трудности. Чувствуешь, как связки напрягаются, сжимая горло, оттого
слово «еврей» выталкивается на повышенных тонах.
Сами евреи сейчас как-то притерпелись – тем более, что вспомнили о
корнях и национальном самосознании. Но при советской власти,
предпочитали обходиться эвфемизмами. Например, «у него проблемы с
пятой графой». Или – «а он экс нострис?» - «из наших?» - это вообще на
латыни, то есть, врачи это придумали, привыкшие избегать
прямолинейных русскоязычных диагнозов. Врачи, которые ночью
слушали «Голос Америки», а днем собирали документы на выезд.
Рекомендую фураин через вену – говорили они друг другу и
многозначительно хихикали. То есть «фура ин» – на идише то ли уехать,
то ли въехать, а Вена была транзитным пунктом, если кто не знает.
18.
Мне было около двадцати, когда у меня появилась внучка. Поскольку
моя племянница старше меня, ничего удивительного. Интересно, что
этому предшествовало.
Наташа приехала в Израиль на три недели. Визиты к многочисленным
родственникам, да экскурсии – стандартная программа для гостей из
Минска в начале девяностых. На третий день в Стене Плача – на всякий
случай, мы же взрослые люди, правда ведь, – была оставлена записка
«Хочу выйти замуж за небедного еврея не из этой страны». Израиль или
СНГ, не уточнялось.
Когда до отъезда осталось дней пять, решила еще раз съездить в
Иерусалим. Все места в автобусе были заняты, кроме одного. Рядом с
застенчивого вида молодым человеком. Гриша к тому моменту уже
успел превратиться из выпускника литовского сельскохозяйственного в
успешного американского программиста. Надо ли говорить, что двумя
днями раньше Гриша побывал у Коттеля и оставил там – на всякий
случай, конечно, – записку «Хочу жениться». Его запрос был проще,
потому и обработан был быстрее, это любому программисту ясно.
Я не общался с ними лет восемь, полез в Google, узнать, не пишут ли
чего. Пишут. В их доме недалеко от Чикаго репетирует хор местной
синагоги.
19.
Вчера ночью я внезапно поняла, что мой первый мужчина был
евреем.
Как я это поняла?
Его бабушка по матери была еврейкой. Он об этом говорил,
молодости не придаешь этому значения...
но в
Его мать, соответственно, для евреев тоже была еврейкой.
Значит, раз его мать была еврейкой, он тоже был евреем.
Такое прозрение спустя многие годы как-то смешно, нелепо и в то же
время трогательно.
А сегодня ночью я поняла: вот почему меня тянет в Израиль, в котором
я никогда не была.
20
(Иерусалим, 1997 год)
Фотографии готовы, и на одной из них ты видишь то, чего тебе не
следовало видеть.
Нет, не лицо прохожего, знакомое по газетам и плакатам с
объявлениями о розыске самых опасных лиц последних дней.
Не камень в руке, занесенной для броска.
Не горячую пыль земли, ступить на которую страшно, как на
разогретый прах, черный изнутри нерукотворный порох.
Всего лишь атрибут места, деталь механизма традиции — кипу на
голове незнакомого ребенка, едва умеющего ходить. Леша еще сказал
тогда: "Сними вид сверху". Заурядный любительский снимок, ничего
особенного, полюбуйся и отложи в сторону или, если угодно, листай
альбом дальше.
Незачем тебе смотреть, как мальчик будет расти и меняться, а вид
сверху нет.
21
Старгород, Стена Плача, или стол заказов
Старый город и эта такая странная стена. Это просто камень, но если к
нему прислониться лбом, то вдруг уходит тяжесть в затылке и голова
становится легкой и пустой, и в ней мгновенно возникает текст, чаще
всего это просьба или благодарность. Только нужно очень следить за
формулировкой. Для этого нужно сконцентрироваться, это занимает
несколько минут. Стоишь. Лоб приятно холодный.
Через некоторое время ты замечаешь, что не дышишь уже минут десять
и все равно тебе хорошо. В это время приходит спокойствие и чувство
безопасности.
Что может быть спокойнее и надежнее камня, да еще такого большого
камня.
Что может быть беспокойнее и утомительнее, чем человеческие
сомнения.
Наверное, когда в этом месте и в это время встречаются эти три материи
- человек, камень и слово - то происходят чудеса.
Уходишь и по дороге замечаешь, как разглаживается лицо, как
выпрямляется спина, как начинают пружинить до этого ватные ноги.
А потом, ты смотришь на эту дорогу, которая ведет тебя вперед,
слышишь случайные песни из радиоприемника и замечаешь, что уголки
твоих губ приподняты, хотя вроде бы ничего не произошло.