Хазиев А.Х.

Хазиев А.Х.
Некоторые аспекты взаимоотношения науки и религии в
глобализирующемся мире.
Одним из основных векторов развития научного знания с
момента его возникновения была тенденция на вытеснение
религиозного знания на периферию общественного сознания. На
каждом этапе своего развития наука все более и более претендовала
на решение мировоззренческих проблем, ответы на которые ранее
были во многом за религией. Общеизвестна в этом процессе роль
просветителей, марксизма, позитивизма, постпозитивизма. В
вопросе о соотношении науки и религии они позиционировались
однозначно: второе находится вне рамок первого как не имеющее с
ним ничего общего.
Одно (религия) дает иллюзорное счастье, а другое (наука) –
позволяет овладевать законами природы и, тем самым,
раскрепощает человека и делает его действительно счастливым.
Уже в момент возникновения и усиления данной точки зрения
ее оппоненты указывали как на недопустимость абсолютизации
различий двух познавательных парадигм, так и на ограниченные
возможности науки (и в решении эпистемологических проблем, и
высказывая сомнения относительно ее социальных функций). Их
некоторые опасения, безусловно, подтвердились и, особенно, в ХХ
столетии. Оказалось, например, что чрезмерная сциентизация
общественного сознания в числе других факторов способствовала
деморализации социальных отношений. В частности, на этом
основании со стороны религии были предприняты попытки
реванша по всему фронту ее взаимоотношений с наукой. В
условиях
укрепления
глобализационных
тенденций
в
международной жизни эти попытки еще более усилились, о чем
говорят факты: и своеобразный ренессанс религиозности во всем
мире, и желание преодолеть принципы чисто светского
образования, например, в РФ. Причем, в своих желаниях
представители религии заходят так далеко (особенно ее
радикальные сторонники), что претендуют на обладание правом на
метаязык, объясняющий и решающий буквально все проблемы
человека и общества. В этой ситуации возникает естественный
вопрос: обоснованны ли их притязания?
Как нам представляется, они беспочвенны. Прежде всего,
потому, что религиозная онтология, акцентируя внимание на
иррациональных
аспектах
бытия,
лишает
человечество
перспективы. По меньшей мере, практически отдает ее на откуп
воле и желанию внеприродного абсолюта, тогда как научное
знание, наоборот, дает человечеству шанс перспективы. Имеется в
виду следующее. Давным-давно установлено, что все имеющее
начало имеет и конец. Относят данную истину и к жизни на Земле.
По оценкам некоторых ученых тенденция к глобальному
экологическому коллапсу началась около 100 миллионов лет назад,
когда гоминида не было и в помине. С затуханием вулканической
активности планеты стала падать продуктивность биоты.
Окончательно это произойдет в пределах ближайших 3-4
миллионов лет. 1 Это означает, что существование жизни на Земле
ограничено естественными законами. Но исключает ли данный
факт отсутствие иной перспективы для цивилизации вообще?
Оказывается, что нет. Перспективы цивилизации считаются
беспредельными.
Временные
ограничения,
накладываемые
естественными законами, можно «снять» интеллектуальным
вмешательством, поскольку одним из основных векторов развития
не только Земли является вектор все большего удаления «от
естества». Цивилизация как неравновесная система не только
сохраняет себя благодаря вмешательству в стихийные процессы,
но, как указывает А. П. Назаретян, способна обеспечить себе
безграничную перспективу развития.2
Еще одно соображение против амбиций религиозного сознания
на обладание метаязыком, а значит и определение единого смысла
истории для всего человечества подсказывает сама общественная
практика. Как показывает история, до сих пор эти попытки
оказывались
и
оказываются
тщетными
не
только
в
межконфессиональной, но и внутри конфессиональной жизни.
Религиозность в большей мере проявляет себя как сила
разъединяющая, нежели объединяющая людей.
Но если несостоятелен максимум, может быть, согласиться
хотя бы с минимумом - претензиями на то, что бы считать
взаимодополняемыми религиозный и научный способы познания
. См., напр.: Назаретян А. П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры
(Синергетика исторического прогресса). Курс лекций. – М.: Наследие, 1996. – С. 158
2
. См: там же
1
мира? И с ними не представляется возможным согласиться. Дело в
том, что религиозная картина мира исходит из принципа
однозначности и не терпит критики. Если таковая существует, то
объявляется «вне закона». Другое дело – научная картина мира: она
вероятностна, подвижна, не только не исключает критики, но,
наоборот, ее функционирование и развитие требуют этого.3
Однако, все, сказанное против религии, не позволяет
утверждать о ее социальной никчемности. Следовательно, нельзя
исключать вообще, что она может «играть» на общем с наукой
поле. Каким образом? Представляется, что это возможно через
поиск и обнаружение точек соприкосновения их этосов. Известно,
что с момента возникновения науки и почти до конца второй
мировой войны мораль ученого не обременяла его вопросом о
последствиях практического применения результатов научных
исследований. Что, в конечном итоге, будило и укрепляло в нем
животное начало. Лишь во второй половине прошлого столетия
стала
осознаваться
необходимость
соизмерять
научную
деятельность с ее возможными последствиями, прежде всего,
негативными. Иначе говоря, возникла потребность в сдерживании
неограниченной человеческой активности. Этой проблеме в
религиозной морали как раз уделяется огромное внимание. Отсюда
можно сделать вывод: принцип воинствующего материализма,
провозглашенного в свое время В. Лениным, нужно ограничить.
Пожалуй, в этом плане был прав Вольтер, утверждавший: если бы
бога не было, его следовало выдумать.
Таковы некоторые аспекты взаимоотношения науки и религии
в глобализирующемся мире.
. См., напр.: Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. – М.:
УРСС, 2001. – С. 52-62
3