[НАУЧНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ФИЛОСОФИЯ]
реклама
[НАУЧНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ФИЛОСОФИЯ] I В последнее время в литературе вновь поднялись вопросы о связи науки и философии, об отношении этих двух сторон человеческого мышления. И это неудивительно. Ибо в науке мы переживаем в настоящее время такое революционное движение, которое не имеет ничего аналогичного в прошлом; может быть, только XVII столетие с его победой идей Коперника, с великими открытиями Кеплера, Галилея, Ньютона может иметь отдаленную аналогию с нашим временем. Перед тем изменением научного мышления, которое неуклонно и все более быстрым темпом, удивительно мало заметно для современников, совершается на наших глазах, весь XIX век с его научным развитием, вероятно, покажется в истории мысли простой подготовкой великого революционного движения XX столетия. Происходящее резкое изменение научного мировоззрения мало сознается современниками – так же мало, как долго не сознавалась научная революция XVII столетия, как не сразу эволюционные идеи второй половины XIX века были поняты и охвачены человеческой мыслью. Но если сознание не успевает за темпом научного развития, если оно не может следить за всеми перипетиями изменения научного мировоззрения, не отмечает всех этапов того пути, по которому несется научная мысль – то этим самым отнюдь не прекращается несознаваемое влияние научной революции на все наше мышление, на все без исключения стороны жизни человеческой личности. Великий процесс крушения старого и созидания новых пониманий окружающего идет кругом нас, хотим и сознаем мы это или нет. То, что, казалось, являлось для нас совершенно прочным и установленным, подкапывается в самом основании – рушатся вековые устои научного мышления, срываются покровы, принимавшиеся нами за законченные создания, и под старыми именами перед удивленным взором современников открывается новое, неожиданное содержание. Изменяются в корне идеи материи и энергии, свет, теплота, электричество получают новое содержание, далекое от того представления, которое было создано в XIX столетии, химический «элемент» дает начало новой науке, имеющей дело не с областью соединений, а с областью химически неразложимых и иногда не входящих в химические реакции химических элементов. Их свойства едва ли когда рисовались самой пылкой фантазии. Открываются негаданные и нежданные источники энергии – мертвая, инертная материя – непроницаемая и занимающая определенное пространство – уходит в прошлое, на ее место становится вечно изменяющийся – могущий бесследно исчезнуть – самоисточник сил, перед которым давно известные нам великие силы природы являются ничтожными и мелкими. Они служат простым отблеском материи. Время вторгается в область мертвой материи – для нее подымаются вопросы о пределах ее бытия. Не только организмы, но и элементы материи имеют свое время и условия существования. Космогонические схемы, которыми жило человечество в XIX столетии и которые в основе своей являются переработкой спекуляций XVII столетия, кажутся детскими призраками перед теми совершенно новыми вопросами, какие ставит нам область радиоактивности. То, что давала наука XIX столетия для решения вопросов жизни, для этой вековой загадки человечества – требует пересмотра. Старые пределы и задворки рушатся. То, что вчера казалось научно невозможным, завтра может оказаться научно необходимым. Ясно, что старые схемы чисто механистического характера должны быть заменены новыми построениями, ибо в самой материи открывается источник таких изменений, который несовместим с чисто механистическим построением из нее организма. Материальные части механизма живой материи не являются инертными, в них кроется огромный запас непонятной нам энергии, подобно тому, как в них же идет темный для нас процесс сознания. Только одной – из многих возможных – гипотез является старое стремление свести все процессы органической жизни на материальный механизм – т. е. такой механизм, который неизбежно предполагает внешний источник своего существования, внешний приток сил. Наряду с этой гипотезой, могут получить место новые, в которых материальные части механизма сами являются источниками существования механизма и в которых материя будет создаваться и исчезать... Едва ли будет правильным считать эти гипотезы механистическими, ибо из области механизма мы вступаем в область тех явлений, которые обусловливают создание материи, в область сил. Живой, смелый, молодой дух охватил научное мышление. Под его влиянием гнется и трясется, рушится и изменяется современное научное мировоззрение. Впереди, на далеких высотах, открываются негаданные горизонты. К ним стремится в настоящее время великий порыв человеческого творчества. Этот исторический перелом должен быть пережит смелой и свободной мыслью. Нужно далеко отбросить от себя старые «истины», быстро на наших глазах превращающиеся в старые предрассудки. Надо расчистить почву от накопившихся от прошлого ненужных теперь подпорок и построений. II Это великое движение, идущее в настоящее время в области научного мышления, не могло остаться без влияния на другие стороны человеческого сознания. Ибо и философская мысль и религиозное творчество, общественная жизнь и создание искусства теснейшими и неразрывными узами связаны с научным мировоззрением. Вглядываясь и вдумываясь в ту сложную мозаику, какую представляет научное мировоззрение нашего времени, трудно решить, что из него должно быть поставлено в счет чуждым научной мысли областям человеческой личности и что является чистым плодом научного мышления. Особенно близки и тесны области философского мышления и научной мысли. Их взаимное влияние является одной из любопытнейших страниц истории человеческого сознания. Наука в развитии философии может служить элементом прогресса и пробуждения, но она может тормозить философскую мысль, вызывать в ней застой и разложение. С одной стороны, она дает новый материал для философской мысли, будит эту мысль, расширяет ее горизонты. Достаточно вспомнить, какое огромное влияние оказала на всю философскую мысль научная работа великого века человеческого мышления – XVII столетия. Непрерывно с тех пор новый материал научной работы обрабатывался философской мыслью, и в этом философски обработанном виде, в свою очередь, вторгается и строит части – очень значительные – так называемого научного мировоззрения. Но на философскую мысль оказывают влияние не только новые научные факты, открытия или концепции. Может быть, еще большее влияние создается общей тенденцией научного творчества, теми отдельными целями, какие ставят в данный момент себе научная мысль и научное искание и которые часто далеко отстоят и отличаются от научного точного знания. Это влияние тенденций и общего направления научной мысли на философское мышление совершенно понятно, ибо философия ставит себе задачи, далеко выходящие за пределы точного знания. Она должна иметь дело не только, или не столько, с реальным материалом научного знания, как с возможным и вероятным материалом, ибо только при этом условии она будет в значительной степени свободна от подчинения временному состоянию науки – может идти дальше и предугадывать ход дальнейшего развития мысли. Только при этом условии возможна теория познания. Научные факты и открытия могут быть уложены в рамки всяких философских доктрин и учений. Они одинаково мало противоречат идеалистическим или материалистическим, скептическим или критическим направлениям философской мысли. Каждое из этих направлений не может встречать больших затруднений в овладении этими реальными рамками научного знания, как мало может философия встречать затруднений в вопросах этики, в приспособлении к ним любых, самых различных условий общественного бытия и положения в обществе личности. Но иначе сказывается влияние на философское мышление общей тенденции и общего идеала научного творчества данного времени. Здесь мы имеем дело с фактором сложного, в значительной мере психологического характера. Здесь наука влияет на философию не реальным, точным содержанием своих фактов, – а их отражением в человеческой личности, – фактором, сложившимся в сложной обстановке, частью далеким от реальных основ точного знания. Эта тенденция научного творчества несет в себе воспоминания неудач и борьбы научного мировоззрения, политико-общественных условий, религиозных стремлений – в каких шла научная работа последнего времени. Она складывается под влиянием воспоминаний о тех столкновениях или взаимоотношениях, какие исторически существовали между научным и философским мировоззрением. Эта тенденция и эти научные условия не могут быть абстрактно безразличны ко всяким философским направлениям, ибо они выросли и сложились среди их борьбы и среди их живого участия. Их вхождение в философское мышление создает для философии научную атмосферу, далеко не безразличную и не одинаковую для разных ее школ и учений. В общем это влияние науки лучше всего можно характеризовать, как сдерживающее или затормаживающее. Оно не расширяет горизонты и простор философского мышления, а его ограничивает. Если философская мысль совсем не будет считаться с научной тенденцией своего времени, то она скоро потеряется в дебрях фантастической работы мысли, придет к таким выводам в областях, доступных научной проверке, которые окажутся резко отличающимися от действительности. Ее психологическое значение для человеческой личности в значительной степени при этом исчезнет, и достигнутые ею глубокие положения или не смогут быть поняты или будут искажены той ложной обстановкой, которой они при этом будут неизбежно окружены. Мы видим в истории философии на каждом шагу следы подобного ограничивающего влияния науки. Достаточно вспомнить историю натурфилософских школ первой половины XIX столетия и их печальный конец. Еще резче мы видим подобные явления в истории мистических течений философии. Такой результат понятен, ибо в научных тенденциях и идеале научного творчества далеко не все является созданием, чуждым научному знанию. В общем он верно отражает в себе основные черты научного темпа данного времени и позволяет верно предугадывать общий ближайший ход научного развития. Ибо он определяется психологическим настроением ученых данного момента, выражает характер и направление их работы в ближайшем будущем. Не принимая во внимание современную ей тенденцию научного творчества, философская школа, даже овладевшая научным материалом в эпоху своего создания, очень скоро при дальнейшем ходе времени оказывается в резком и непреоборимом противоречии с научным знанием и мировоззрением. Она теряет свое живое значение для мыслящего человечества, скоро становится старомодным и непонятным пережитком прошлого. Философская мысль стоит здесь перед Сциллой и Харибдой, перед той неразрешимой дилеммой, которыми полна человеческая жизнь и мысль, если подходить к ним с рациональной точки зрения. Ибо, если философия будет слепо следовать за научной тенденцией, будет руководствоваться ею – она скоро потеряет свое живое содержание, потеряет интерес для человеческого сознания: ее работа и участие в творчестве человеческого мышления быстро сойдет на нет. Больше того, – научная тенденция меняется и не остается неподвижной. Философская мысль, следуя за тенденцией данного момента, быстро уйдет в сторону от тенденций ближайшего будущего и окажется в том самом положении, в каком оказались те ее течения, которые игнорировали направление научного творчества. Достаточно вспомнить новейшую историю так называемой научной философии и различных течений позитивизма. Какими старыми, бабушкиными сказками кажутся они современному ученому! Есть лишь один выход из этого положения – это одновременное и единообразное по направлению изменение тенденций научного творчества и философского искания. Только тогда, когда философская мысль, самостоятельно и независимо от современного ей состояния научного знания, движется по тому же пути, к которому направлен идеал научного творчества – только тогда сдерживающее влияние науки исчезает и достигается глубочайшее развитие человеческого мышления. В философии и науке второй половины XVI века, короткое время в конце XVIII – в эпоху энциклопедистов – и в начале XIX века, в расцвет немецкой философии, имели мы такие подъемы человеческого творчества, связанные с гармоническим ходом научного и философского мышления. III Во все другие периоды эти две области человеческой личности неизбежно находятся в коллизии. Наука ограничивает область философского мышления. Философия обесценивает значение научного познания. Несомненно, прилив научных фактов может временно закрывать тормозящее влияние науки и вызывать временный расцвет философского мышления, несмотря на противоречие тенденций. Это мы видим для некоторых школ философии XIX века в связи с ростом эволюционного учения в биологии во второй половине XIX столетия. Точно так же философское настроение может быть ценно для таких сторон человеческого бытия, перед которыми некоторое время меркнет противоречие с научными стремлениями, или достигнутые философской мыслью результаты в теории познания или в онтологии могут заключать зерна истины, пробивающиеся и влияющие на науку, несмотря на резкое противоречие темпов их развития. В истории кантианства, гегельянства и пессимистических школ философии XIX столетия... [на цьому рукопис обривається – Ред.] Імовірно, 1920-ті роки. Оригінал – в Архіві РАН, ф. 518, оп. 1, с. 162, арк. 1 – 12. Публікується за виданням: Философские мысли натуралиста. М.: Наука, 1988. С. 414 – 418.
