КРИЗИС КУЛЬТУРЫ В СОВРЕМЕННОЙ
реклама
ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЫ На правах рукописи Юданова Мария Васильевна КРИЗИС КУЛЬТУРЫ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЯЗЫЧНОЙ ФАНТАСТИКЕ: ИСТОРИЧЕСКИЙ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТЫ Диссертация на соискание ученой степени кандидата культурологии 24.00.01 – теория и история культуры Научный руководитель: доктор философских наук Гавров Сергей Назипович Москва 2012 Оглавление Введение 3 Глава I. Кризис культуры в истории человечества 12 §1. Социокультурный кризис как признак смены эпох 13 §2. Европейский кризис культуры конца XIX – начала XX века 26 §3. Социокультурный кризис второй половины ХХ – начала XXI века 36 §4. Социокультурный кризис современности и его отражение в массовой культуре 51 Глава II. Пути преодоления глобального социокультурного кризиса в современной русскоязычной фантастике 62 §1. История и социокультурная проблематика современной русскоязычной фантастической прозы 62 § 2. Отражение глобального социокультурного кризиса в литературных фантастических мирах. Культурологический анализ 90 § 3. Аксиологические поиски русскоязычной фантастической прозы – выработка моделей преодоления глобального кризиса 140 Заключение 153 Литература 156 3 Введение Актуальность исследования обусловлена рядом факторов. Это, прежде всего, углубление кризиса культуры, всей социокультурной сферы в жизни общества. Появляются спонтанные инновации, мало совместимые с существующими базисными структурами общества. Системный кризис вызывается, во многом, эффектами этих инноваций, происходит всеобщая онтологическая деконструкция и формирование нового состояния цивилизации. В то же время существенной проблемой является глобальный кризис, вызванный сменой направления социокультурного развития и охвативший практически весь мир, все сферы человеческой деятельности: и культурную, и экономическую, и метафизическую, и аксиологическую. Сегодня обостряется необходимость рассмотрения проблем, возникающих в обществе в условиях глобального социокультурного кризиса современности. Литература вообще, как отражение и особенная рефлексия социокультурных изменений, и современная русскоязычная фантастическая проза, как выражение отношений к будущему на специфическом материале используемых фантастических литературных образов (особой разновидности художественного образа), представляется в данном направлении весьма перспективным средством изучения динамики культуры. Во все времена литература являлась индикатором культурного, политического, социального и духовного состояния общества. Если художественная литература в целом призвана решать три основные задачи: информационную, дидактическую (назидательную и нравственнопоучительную) и популярно-массовую (развлекательную), то фантастическая литература, кроме этих задач, ставит перед собой и дополнительные цели: например, в области прогнозирования и альтернативного развития. Таким образом, фантастическая литература предвосхищает возможные социокультурные кризисы будущего, экстраполируя в будущее тревожные тенденции дня сегодняшнего, предлагая свои варианты решения, часто не имеющие пока реальных 4 социокультурных аналогов. Решений, не существующих вне вымышленных миров русскоязычной фантастики. Появление в конце XX века в современной интеллектуальной фантастике большого количества романов-антиутопий привело к возникновению нового направления – «роман-предупреждение», содержащего в себе, с одной стороны, признаки антиутопического, с другой стороны, мистический реализм и т.п. Но для требовательных, искушенных носителей культуры фантастическая проза представляется «масскультом», несмотря на память о «старой» советской фантастике в лице А. и Б. Стругацких, И. Ефремова, В. Михайлова и других, произведениями которых зачитывались не только подростки, но и вся либеральная интеллигенция, относя эту литературу к элитарной, «большой» литературе. Важно отметить, что современная социально-философская фантастика в культуре становится естественной преемницей «романа воспитания», традиция которого была прервана в нашей стране в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века. Современная русскоязычная фантастическая проза не только увлекает и развлекает читателя, но и выполняет важные социальные функции по сохранению и трансляции культурных, сакральных и общечеловеческих ценностей. Это особенно актуально сегодня, когда кризис охватывает практически все сферы жизни человека, проявляется во всех аспектах социокультурного плана. Российская фантастическая проза стала своеобразным опережающим «зеркалом», индикатором возможных будущих состояний общества, намечая конкретные пути выхода из сложившегося социокультурного кризиса. Степень научной разработанности проблемы В настоящее время фантастическая проза не получила должной теоретико-культурной (культурологической) оценки. В то же время существует целый корпус работ отечественных и зарубежных авторов, посвященных проблематике кризиса культуры и общества. В общетеоретическом и общефилософском аспектах автор во многом опирается на труды таких представителей русской (М.М. Бахтин, Н.А. Бердяев, М.О. Гершензон, А.Ф. Лосев, Ю.М. Лотман, М.К. Мамардашвили, В.В. Роза- 5 нов, В.С. Соловьёв, С.Л. Франк и др.) и зарубежной (Т. Адорно, Д. Белл, Р. Вагнер, Г.-Г. Гадамер, Г. Лебон, Г. Маркузе, Ф. Ницше, Х. Ортега-и-Гассет, Г. Риккерт, Г. Тард, К. Теплиц, А. Тойнби, З. Фрейд, Э. Фромм, Й. Хейзинга, О. Шпенглер и др.) эстетической, этической, культурологической, социологической мысли и философии XIX–ХХ вв. Для осмысления специфики выбранной темы особое значение имели работы по фантастиковедению, где в литературоведческих формах осуществлялся собственно культурологический, в современном смысле, подход. Это публикации Л.А. Ашкинази, З. Бар-Селла, Е.П. Брандиса, А.Ф. Бритикова, Д.М. Володихина, И. Гомель, Г.И. Гуревича, М.Л. Каганской, Ю.И. Кагарлицкого, Е.Н. Ковтун, М.Ф. Назаренко, Г.М. Прашкевича, А.Б. Ройфе, К.Г. Фрумкина, Н.А. Хренова и др. Немало помогли в определении и разработке темы нашего диссертационного исследования критические статьи и рецензии Р.Э. Арбитмана, С.В. Бережного, В.А. Бесова, В.В. Владимирского, М.С. Галиной, Д.Е. Громова, В.И. Деревянко, О.С. Ладыженского, И.И. Солунского, А.В. Шмалько и др. Особое значение имели для нас работы известного культуролога и теоретика искусства Н.А. Хренова: «Культура в эпоху социального хаоса», «Опыт культурологической интерпретации переходных процессов», «Теория искусства в эпоху смены культурных циклов», «Переход как повторяющееся явление в истории культуры: опыт интерпретации». В связи с разработкой темы переходных периодов (кризисов) в истории человечества автором диссертации были проанализированы материалы известных социологов и философов, таких, как Ж. Бодрийяр, Р. Генон, А. Назаретян, С. Переслегин, К. Соколов, А. Столяров, Э. Тоффлер, Ф. Фукуяма, С. Хантингтон, Г. Чайлд, А. Швейцер, Н. Ютанов, К. Ясперс и др. Большое влияние на диссертанта оказали работы С.И. Бажова, С.Н. Гаврова, М.Н. Громова, И.И. Калиганова, А.В. Каменца, А.К. Коненковой, И.К. Кучмаевой, И.П. Леонтьевой, В.И. Мельника, В.В. Милькова, Э.А. Орловой, В.Н. Расторгуева, И.Н. Селезневой, М.Б. Силантьевой, А.В. Сухарева, А.Я. Флиера, М.М. Шибаевой, в которых формулировались нормативные моде- 6 ли культуры и обосновывалось соотношение традиционных и инновационных ценностей развития культуры. Методология и методы исследования Общей методологической установкой данного диссертационного исследования является принцип единства онтологического, аксиологического и гносеологического анализа. Методология и методы диссертационного исследования используются в соответствии с поставленными целями и задачами. Междисциплинарный характер предмета исследования с чётко выраженной теоретико- культурологической доминантой обусловил обращение к методологии, сложившейся в современной теории и истории культуры. Использованные нами методы исследования: структурно-функциональный; динамический; сравнительно-культурный (исторический). Мы основывались на законах и принципах диалектики, историзма и системности, позволяющих раскрыть внутреннюю логику развития кризисных процессов в социокультурной сфере сегодняшнего, а в чем-то и завтрашнего дня. Диссертационное исследование было проведено при активном использовании теоретико-культурного (культурологического) подхода. Нам было очень важно выявить преломление глобального социокультурного кризиса в русскоязычной фантастической прозе, где весьма эффективным оказался системный подход, при котором литературные произведения выбранных авторов рассматриваются сквозь призму выделенных главных социокультурных тенденций современности. Важнейшим принципом, лежащим в основе работы, был принцип подхода к объекту и предмету исследования на основе системного культурологического анализа творчества российских писателей-фантастов. Также для анализа проблемы было целесообразно обращение к герменевтическому методу исследования. На основе использования структурного анализа в диссертации обосновываются смены исторических фаз и переходных периодов в истории человечества. 7 Проблема исследования и гипотеза ее решения Проблема нашего диссертационного исследования основывается на фундаментальном противоречии процесса познания: противоречии между потребностями в адекватных результатах познавательных процедур и качеством применяемых средств, в особенности – индикаторов, выявляющих существенные характеристики исследуемой реальности. Кризисные процессы, усугубляющиеся в жизни современного общества, требуют не только соответствующего теоретического научного осмысления, но и мониторинга опережающих индикаторов кризиса, особенно наглядно проявляющихся в художественной культуре вообще и современной русскоязычной фантастической прозе в частности. Она стала опережающим «зеркалом», показывающим мир, в котором сегодняшние кризисные процессы придут к своему логическому завершению, намечая в то же время возможные пути выхода из кризиса, в том числе в социокультурной сфере. Гипотезой исследования является утверждение о том, что в современных социокультурных условиях русскоязычная фантастическая проза в литературе выполняет функции интегрированного средства обобщенной рефлексии динамики системного кризиса, которое отображает оценку перспектив трансформаций культуры, выступая в качестве опережающего индикатора. Цель диссертационной работы заключается в анализе переходных фаз в истории человечества, выявлении отражения глобального кризиса современности в произведениях современной русскоязычной фантастической прозы, раскрытии ее аксиологической основы, все более актуальной для нашего времени. Особое внимание уделяется культурологическому анализу выбранных произведений в традициях «романа взросления» и «романа-предупреждения». Задачи исследования: – рассмотреть историю социокультурных кризисов в истории человечества и выявить причины глобального социокультурного кризиса современности; – рассмотреть социокультурный кризис как переходный период - время переоценки ценностей; 8 – сопоставить социокультурные кризисы прошлого и настоящего и на этом основании выявить специфические характеристики социокультурного кризиса современности; – определить главные тенденции социокультурного кризиса современности; – провести теоретико-культурный (культурологический) анализ произведений Г.Л. Олди, А. Валентинова и С. и М. Дяченко и рассмотреть через призму главных социокультурных тенденций сегодняшнего дня произведения современной русскоязычной фантастической прозы; – выявить аксиологическую основу современной русскоязычной фантастической прозы. Объект исследования – современная русская фантастическая проза как отражение глобального социокультурного кризиса. Предмет исследования – отражение главных тенденций социокультурного кризиса современности в современной русскоязычной фантастической прозе и поиск путей выхода из него. Научная новизна данного исследования заключается в том, что применение культурологического анализа к такому масштабному явлению, как фантастическая проза, рассматривавшаяся большинством исследователей как развлекательная массовая литература и не используемая в исследованиях современного кризиса с позиций теоретико-культурного (культурологического) подхода, делает возможным: – проанализировать основные возможности современной русскоязычной фантастической прозы как опережающего индикатора социокультурного кризиса; – проанализировать интеллектуальную традицию в русскоязычной фантастической прозе; - проанализировать основные возможные сценарии выхода из социокультурного кризиса; – выделить прозу Г.Л. Олди, А. Валентинова и С. и М. Дяченко как аккумулирующую в себе проблемы современной социокультурной ситуации; 9 – определить произведения Г.Л. Олди, А. Валентинова и С. и М. Дяченко как интеллектуальную фантастику, способную ответить на кризисные социокультурные явления современности. Теоретическая значимость работы заключается в том, что результаты данного исследования расширяют теоретическую и эмпирическую базу для комплексного анализа отражения социокультурного кризиса эпохи. Представленные и проанализированные материалы фантастической прозы помогают выделить большой пласт современной культуры, прежде всего литературы, выполняющей прогностическую и воспитательную функции. Практическая значимость диссертации состоит в том, что материалы, выводы и результаты данного исследования могут быть использованы в дальнейших изысканиях по проблемам социокультурного кризиса современности, места и значения фантастической прозы в пространстве культуры. Кроме того, возможно использовать влияние современной русскоязычной фантастики в процессе инкультурации и социализации подрастающего поколения, дать индивиду большие возможности для адаптации к постоянно меняющемуся состоянию общества. Кроме того, основные материалы, выводы и результаты данного исследования могут быть использованы в процессе подготовки программ и учебных курсов в гуманитарных вузах, при разработке прикладных учебных дисциплин, связанных с преподаванием теории и истории культуры. Апробация работы Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры теории и истории культуры Государственной академии славянской культуры. Материалы и результаты диссертационного исследования получили апробацию на международных и всероссийских научных и научно- практических конференциях: 1. Сохранение и развитие национальных культур в условиях глобализации (Москва, 2006). 10 2. Трансформации культуры в глобальном информационном обществе (Москва, 2009). 3. Преображенские чтения (Москва, 2009). 4. Массовая культура: миф и реальность (Москва, 2010). 5. Культурные индустрии в Российской Федерации в контексте мировых тенденций (Москва, 2011). 6. Фестиваль фантастики «Звездный мост» (Харьков, 2011). 7. Фестиваль фантастики «Серебряная стрела» (Москва, 2011). Теоретические принципы подхода к исследуемой проблематике и основные положения диссертации нашли отражение в 7 авторских публикациях общим объемом 2,07 п.л. Опубликован ряд научных статей и тезисов докладов, в том числе в изданиях, рекомендуемых ВАК РФ. Основные положения, выносимые на защиту: 1. В настоящее время прежде необходимые этические и абсолютные ценности потеряли свою значимость для общества и отдельной личности. Эпоха постмодернизма подорвала связь прежних ценностей с культурой настоящего. За последние два десятилетия в России, а на Западе ранее появилось дезориентированное поколение, попавшее в разрыв между устоявшимися абсолютными и этическими ценностями и техническим прогрессом. мораль, ценности-цели техносфера разрыв … ≈ 1970-е гг. ≈ 1990–2010 гг. … 2. Фантастическая проза Г.Л. Олди, А. Валентинова, М. и С. Дяченко является индикатором проблем общества, связанных с кризисом современности. Творчество этих авторов трудно отнести к какому-либо направлению внутри фантастической прозы, кроме тех произведений, которые относятся самими авторами к фэнтези, космоопере или фантастическому боевику и т.п. Таким образом, проза Г.Л. Олди, А. Валентинова, М. и С. Дяченко представляет практически все направления современной русскоязычной фантастики и охватывает 11 практически все области кризиса современности, в том числе его социокультурную составляющую, и заключает в себе своеобразную модель кризиса современности. 3. Фантастическая проза Г.Л. Олди, А. Валентинова, М. и С. Дяченко возрождает «роман воспитания», утерянный в русскоязычной литературе в 80–90-е годы ХХ века. 4. «Романы воспитания» и «романы-предупреждения» Г.Л. Олди, А. Валентинова, М. и С. Дяченко ориентированы на возрождение общечеловеческих этических и эстетических норм, без которых невозможно дальнейшее развитие общества, адекватное восприятие действительности каждым индивидом и, соответственно, направлены на преодоление настоящего культурного кризиса. 12 Глава I Кризис культуры в истории человечества Конец второго – начало третьего тысячелетия характеризуются наступлением цивилизационного и культурного кризиса, предпосылки которого можно проследить со второй половины XIX века. Но если в ХХ веке культурный кризис захватил лишь Европу и отчасти США, то к началу XXI века он стал всемирным. Этот затянувшийся кризис можно разделить на три этапа: рубеж XIX– ХХ веков – начало массовой индустриализации, вторая половина ХХ века – переход к постиндустриальному (информационному) периоду (в ряде стран Азии и Африки индустриализация только начиналась), начало XXI века – глобальный кризис эпохи (в ряде стран Азии и Африки – период индустриализации). За последние полтора столетия в европейской культуре были сформулированы три предельные максимы: Ф. Ницше провозгласил «смерть бога»1, М. Фуко – «смерть человека»2, а Ф. Фукуяма3 – «конец истории». Можно сказать, что эти максимы оказались значимы для истории и культуры всего ХХ века, поскольку стали своего рода манифестом кризиса постиндустриальной культуры и цивилизации в XXI веке. Необходимо отметить, что статус глобального кризис получает потому, что страны Европы и США (атлантико-американская страта) и страны Азии и Африки (азиатско-африканская страта) переживают значительные деформационные изменения во всех сферах экономической, политической, социальной и культурной жизни. Деформируется само понятие «homo sapiens», изменяется шкала общекультурных ценностей, и это неизбежно ведет к различного рода переменам в этике, эстетике и аксиологии и т.д. В одних странах эти изменения заметны более, в других – менее, это зависит от географии, религии, политиче- Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. – М.: Азбука-классика, 2008. – 384 с. Фуко М. Герменевтика субъекта. – М.: Наука, 2007. – 680 с. 3 Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Последствия биотехнологической революции. – М.: АСТ, Люкс, 2004. – 352 с. 1 2 13 ского строя, развития техносферы, культуры и прочих факторов, влияющих на жизнь и историю конкретной страны. §1. Социокультурный кризис как признак смены эпох Признаком завершения очередной фазы исторического развития является кризис, который отражается во всех сферах деятельности человека: философии, эстетике, экономике и в целом в культуре. Глобальные кризисы, которыми отмечены грани значимых и длительных эпох, в первую очередь, следует назвать цивилизационными. Здесь необходимо уточнить термин «цивилизация». А. Тойнби1 трактовал термин «цивилизация» как определяющий некое социокультурное образование, локальную моно- или полиэтническую общность с выраженной социокультурной спецификой («китайская цивилизация», «североамериканская цивилизация», «российская цивилизация» и т.д.). Можно понимать «цивилизацию» «как образ жизни, заданный в виде совокупности общественно используемых технологий и рамочных ограничений, наложенных на эти технологии. Иными словами, “цивилизация” есть способ взаимодействия носителей разума с окружающей средой»2. И.Г. Яковенко предлагает рассматривать термин «цивилизация» как «присущий виду homo внебиологический способ решения общебиологических проблем»3. С обретением сознания человек обрел способность создания социальной, технической и искусственной среды, которая начала отдалять его от природы. Появилась некая оболочка, впоследствии названная исследователями «искусственной средой» или «второй реальностью». Именно с образованием этой оболочки, как считает И.Г. Яковенко, и возникла цивилизация, которую можно определить как способ, стратегию выживания человечества. Локальные См.: Тойнби А.Дж. Постижение истории. – М.: Айрис-пресс, 2001. Переслегин С. Послесловие. О спектроскопии цивилизаций, или Россия на геополитической карте мира // Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. – C. 590. 3 См.: Яковенко И.Г. Циклы развертывания цивилизаций и цикличности всемирной истории // Цивилизация. Восхождение и слом. – М.: Наука, 2003. – С. 99. 1 2 14 цивилизации, по И.Г. Яковенко, – это локальные стратегии, «ограниченные во времени и пространстве»1. Цивилизации могут быть стратифицированы по различным группам параметров (например: время-ориентированная / пространство-ориентированная, личность-ориентированная / коллектив-ориентированная, рациональная / трансцендентная, духовная / материальная, возможны, разумеется, и другие деления). Этими проблемами занимались А. Тойнби, А. Кондратьев, М. Тартаковский, С. Хантингтон и другие исследователи. Если же рассматривать термин «цивилизация» с глобальной точки зрения, то «человеческой цивилизацией» мы должны называть онтологическое единство техносферы и культуры, которое стало проявляться уже на самых ранних этапах развития человеческого общества. Соответственно термин «глобальная цивилизация» – это стратегия планетарных масштабов, в которую вовлечено все человечество. Также необходимо дать определение термину «социокультурный кризис». Социокультурным кризисом (по А.Я. Флиеру) является «нарушение баланса структурной упорядоченности локальной социокультурной системы, согласованности и взаимодополнительности в функционировании ее различных подсистем, эффективности взаимосвязей между ее компонентами, что в конечном счете ведет к понижению уровня социокультурной интегрированности и консолидированности сообщества, деградации нормативно-регулятивных функций культуры, разрушению ее соответствующих механизмов»2. Непосредственно к определению социокультурного кризиса примыкает определение социально-культурной энтропии, понятие которой даёт возможность анализа мировой социокультурной ситуации настоящего времени. Социально-культурная энтропия – это «нарушение (постепенное “размывание”) функциональной целостности и сбалансированности полифункциональСм.: Яковенко И.Г. Циклы развертывания цивилизаций и цикличности всемирной истории // Цивилизация. Восхождение и слом. – М.: Наука, 2003. – С. 99. 2 Флиер А.Я. Кризис социокультурный // Культурология. ХХ век: Энциклопедия. – Т. 1. – СПб..: Университетская книга; ООО «Алетейя», 1998. – С. 330–331. 1 15 ной и полисемантической системы, ее в определённом смысле дисфункция, ведущая к понижению возможности эффективного регулирования социальной жизни людей. Наблюдаемые признаки начавшейся социально-культурной энтропии связаны прежде всего с нарастающими процессами маргинализации населения, выхода все большего числа людей из зоны эффективной регуляции их сознания и поведения средствами доминантной в данном сообществе культурной системы и прежде всего – со стороны комплекса ее культурных институтов; падением эффективности процедур социализации и инкультурации личности членов сообщества средствами воспитания, образования, Церкви, государственной идеологии и пропаганды; деградации подсистемы ценностных ориентаций, традиционной морали, нравственности и т.п.; падением престижности легитимных форм достижения желаемого социального статуса и доступа к социальным благам при одновременном возрастании популярности противозаконных и криминальных методов решения этих задач и пр. Таким образом, зона действия исторически сложившихся и закрепленных в культурной традиции и институциональных нормативах социально приемлемых паттернов сознания и поведения людей постепенно сокращается, равно как и процент населения, контролируемый и регулируемый со стороны действующей культурной системы, и одновременно расширяется зона влияния “маргинальных полей” культуры, где управление формами жизнедеятельности людей осуществляется со стороны локальных и столь же маргинальных квазисистем (типа “воровского закона”, “хипповой тусовки”, ритуалов эзотерических сект и т.п.). Собственно это и есть социальнокультурная энтропия в ее наиболее “зримом” воплощении»1. Условно кризисы, постигавшие человечество на протяжении всей его истории и затронувшие практически все сферы общественной жизни, следует связывать с переходами человеческого общества из одной исторической фазы в другую (архаическая, аграрная, средневековая, индустриальная, информацион- Флиер А.Я. Энтропия социально-культурная // Культурология. ХХ век: Энциклопедия. – Т. 2. – СПб..: Университетская книга; ООО «Алетейя», 1998. – С. 392–393. 1 16 ная фазы)1. Начало цивилизационного и, соответственно, культурного кризиса – это, прежде всего, свидетельство завершения определенной исторической фазы в истории человечества, конец периода стабилизации, что приводит к системной (целостной) катастрофе, вызывает всеобъемлющую деструкцию базисных структур человеческого общества. Происходит масштабная деконструкция сформированной ранее онтологической основы цивилизации. Начало кризиса можно проследить по возникновению сильных спонтанных трендов, не способных коррелировать с существующими структурными базисами цивилизации. Характерно, что каждый раз коллективное и индивидуальное сознание воспринимало завершение определенного периода практически как конец света. Наступал длительный период цивилизационного дисбаланса (хаоса). Каждый кризис заканчивается разрешением базисных противоречий, инновации способствуют порождению новой цивилизационной фазы. Например, появление на исходе Античности нового христианского тренда во многом способствовало постепенному переходу от аграрной фазы к средневековой, а протестантский тренд послужил одной из ступеней перехода к индустриальной фазе. С помощью комплекса представлений об эволюции социальных систем (социомеханика) рассмотрим историю человечества именно как последовательную смену различных цивилизационных фаз. Существует множество концепций исторического развития. Основными типами считаются «цивилизационная» (основоположники А. Тойнби и Н.Я. Данилевский) и формационная (К. Маркс)2. Первая концепция основывается на делении человеческого общества по социокультурным типам, вторая – по производственно-хозяйственным отношениям. Деление на фазы исторического развития предложено также в популярной сегодня доктрине Э. Тоффлера3 (он выделяет три фазы: аграрную, про- См.: Переслегин С.Б., Столяров А.М., Ютанов Н.Ю. О механике цивилизаций // Наука и технология в России. – 2001 – № 7 (51); 2002 – № 1 (52); Яковенко И.Г. Указ. соч. 2 Илющечкина В.П. Теория стадийного развития общества (история и проблемы). – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996. – 406 с. 3 См.: Тоффлер Э. Третья волна. – М.: АСТ, 2004. 1 17 мышленную, информационную), но этот исследователь, на наш взгляд, оперирует слишком крупными таксономическими единицами. В данном диссертационном исследовании мы будем пользоваться фазовым делением истории человечества, предложенным А.М. Столяровым, который, в свою очередь, опирался на опыт вышеупомянутых исследователей. Это деление принято диссертантом как основное, т.к. оно детально отражает фазы человеческой истории, согласуется с периодизациями других исследователей, и, главное, фиксирует особое внимание на переходных периодах (фазовых кризисах), важных для темы диссертационной работы. Концепция А.М. Столярова делит историю человечества на пять периодов: 1) архаическая фаза (с момента появления архантропа до неолитической революции); 2) аграрная фаза (с конца неолитической революции до конца Античности); 3) средневековая фаза (от крушения Римского мира [V век н.э.] до конца XVI – середины XVII века); 4) индустриальная фаза (с середины XVII века до середины ХХ века); 5) информационная фаза (постиндустриальная), с середины ХХ века по настоящее время1. Здесь следует уточнить термин «постиндустриальная фаза». Этот термин является поливариантным и неточно отражает фазовые характеристики периода. Поэтому правомерно будет использовать термин «информационная фаза», т.к. этот период характеризуется, прежде всего, небывалым по темпам роста информационным потоком в истории человечества и развитием компьютерной техники. Эти фазы можно назвать онтологическими периодами единой человеческой цивилизации. К архаической фазе (период первобытного общества) следует отнести тот этап развития человечества, когда более миллиона лет назад первые архантропы (древнейшие человеческие существа) стали создавать и использовать пер1 См.: Столяров А.М. Освобожденный Эдем. – М., СПб., 2008. – 414 с. 18 вые орудия труда. Главным цивилизационным трендом архаической фазы явилось изобретение копий и дротиков, позже – лука и стрел. Эти технологические инновации позволили человеку добывать пищу в большем количестве, чем необходимо для ежедневного утоления голода. В это же время происходит освоение огня, что дает возможность человеку употреблять более калорийную и легкую пищу, следовательно, способствует накоплению энергии. Это высвободило время и дало возможность получать дополнительную (в отличие от животных) энергию. Таким образом, накопленная энергия и энергия «свободного времени» стали постепенно трансформироваться в религию, культуру, науку. Кризис конца архаической фазы начался тогда, когда человек «оружием дальнего действия» нарушил природный баланс, практически уничтожив некоторые виды животных, и неограниченное истребление ресурсов привело к разрушению биоценозов, племенным войнам и резкому сокращению населения (в 8–10 раз на средних широтах планеты)1. Именно в этот период как «спасение рода человеческого» на первый план выходит сельское хозяйство. Соответственно изменилась психологическая и структурная организация социума. Как отмечает в своем исследовании Г. Чайлд, человек приступил к сотрудничеству с природой2. По мнению А.П. Назаретяна3, для поддержания сельского хозяйства и скотоводства человеку необходимо было сопрягать реальные климатические и природные изменения с потребностями окультуренных растений и одомашненных животных, что привело к изучению причинно-следственных связей и возникновению нового типа социума. С этого момента постепенно происходит переход от архаической к аграрной фазе, во время которой усовершенствуются технические средства для более активного освоения и «приручения» окружающего мира. Экономика становится производящей, где основой отношений становится зерно. В этот же период поСм.: Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. – М., 2001. 2 См.: Чайлд Г.Д. Прогресс и археология. – М.: Гос. изд-во иностранной литературы, 1949. 3 См.: Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте универсальной истории. 1 19 являются: письменность, позволявшая фиксировать опыт, накопленный предками; философия – «мать всех наук», и другие крупные исторические инновации, которые заключали в себе последующий «горизонт возможностей»1. В этой фазе человечество впервые пробует различные стратегии социального бытия (монархия, олигархия, демократия, тирания, аристократия). В этот период происходит разделение на Восток и Запад, что впоследствии будет закреплено картиной мира, привнесенной христианством. Древнейшие цивилизации Востока (Египет, Шумер, Аккад, Месопотамия) представляют собой «замкнутые общества», где сознание коллективно, а государство проникает во все сферы жизни человека. Все личное исчезает, и человек принадлежит государству (высшей власти). Это мир Востока. На территории Средиземноморья, на пересечении трех континентальных пространств (Европа, Азия и Африка) возникает мир Запада – мир разнообразия народов, традиций, обычаев. Его территория протянулась на тысячи километров от Гибралтара до Южного Китая. Центром этого мира становится Древняя Греция, где различные социокультурные конфигурации, конкурирующие между собой, не позволили утвердиться ни одной из них. За относительно небольшой исторический период на этой территории были практически опробованы разные стратегии социального и политического бытия. Здесь постепенно утверждалось понятие о человеке как о самостоятельной личности, имеющей политические, социальные, экономические права. Именно в период аграрной фазы человек начинает удаляться от природы, т.е. от своей биологической близости к животному миру. Вокруг «человеческой стаи» и конкретно вокруг каждой человеческой особи постепенно образуются оболочки цивилизации (техносфера и социосфера) и культуры. Происходит постепенная интеллектуализация человечества. Мир Востока и мир Запада не однородны, они состоят из локальных цивилизаций2, которые различаются не только по типам, но и отражают соответ1 2 Мамардашвили М.К. Мой опыт не типичен. – СПб., 2000. – 400 с. См.: Тойнби А.Дж. Указ. соч. 20 ствующий тип трансцендентности (комплекс предельных метафизических представлений о происхождении, устройстве и смысле мира, как правило, выраженных в религии), о чем пишет А.М. Столяров в своем исследовании «Освобожденный Эдем»1. Столяров не без оснований выделяет, с точки зрения трансцендентности, два типа цивилизаций: время-ориентированные и дао-ориентированные (именно по этим ориентациям исследователь делит глобальную человеческую цивилизацию на два мира Запада и Востока). Дао-ориентированные цивилизации опираются на изначально бытующую «внутреннюю истинность мира» (дао как трансцендентальная сущность), не поддающуюся аналитическому определению, где Бог не является Творцом мира, а Сам порождается миром как воплощение истины. Так появился Будда, так были частично обожествлены Конфуций и Лао-Цзы, первоначально бывшие обычными смертными. В подобных цивилизациях время остается архаическим, «замкнутым временем» повторяющихся природных, сельскохозяйственных круговоротов. Цикл может исчисляться разными промежутками времени (от года до тысячелетий), но он все равно останется циклом, возвращаясь к исходной точке бытия. В цивилизациях дао-ориентированного типа развитие (прогресс) выражается слабо, т.к. трансценденция устремлена внутрь, к истине, и не проявляет себя во внешних экспансиях. Если рассматривать такие цивилизации с точки зрения европейцев, то они представляются «застывшими», интровертными. Их подталкивает к технологическому прогрессу не внутренняя потребность, а внешнее течение исторического процесса. Направление этих цивилизаций устремлено в прошлое, поэтому они, как правило, не готовы к техническим и культурным изменениям. К таким цивилизациям можно отнести культуры Китая, Индии, Кореи, Монголии, Вьетнама, Японии (до «эпохи Мэйдзи», когда в национальный менталитет стала привноситься европейская трансценденция) и некоторых других стран. Подчиняясь текущей реальности, гармонии с Космосом, философско-религиозные учения джайнизм, конфуцианство, даосизм и 1 Столяров А.М. Указ. соч. 21 буддизм образовали «восточную» трансценденцию, которая, основываясь на коллективном сознании, в итоге привела к формированию социума коллективистского типа, где государственные интересы рассматриваются выше личных, а человек выступает как средство достижения социальной гармонии. Время-ориентированные цивилизации основаны на представлении о «внешнем Боге», который Сам существует вечно, Он сотворил все сущее, а тварный мир с момента сотворения устремлен к Творцу. В таких цивилизациях, как отмечал К. Ясперс1, формируется «осевое время» или «сюжетное», которое не образует замкнутый цикл, как в дао-ориентированных цивилизациях, а имеет направленность движения вперед (начало и конец). Таков, как отмечает А.М. Столяров, мифологический сюжет христианства: «…Сотворение мира – создание человека – жизнь в Раю – грехопадение – земная жизнь – второе пришествие – путь к спасению – Армагеддон – Страшный суд – Конец света, означающий слияние мира с Богом»2. Время в христианских цивилизациях, таким образом, имеет векторную направленность, порождающую представление о прогрессе, развитии, преобразовании мира, и создает внешнюю (эстравертную) трансценденцию. Эти цивилизации (к ним относятся европейская и евроамериканская) постоянно пытаются выйти за пределы самих себя, предпринимают попытки выйти на более высокий технический и социальный уровни. Эти цивилизации, как правило, обращены в будущее. Первые представления о линейном времени в истории, о человеке как индивидууме, о его личном выборе и личной ответственности появляются в зороастризме. Впоследствии они, соединившись с основами греческих представлений о демократии, перешли в христианскую парадигму, породили «западный» путь развития. Таким образом, двигаясь по разным путям трансцендентности, мир Запада и мир Востока отдалялись друг от друга, но продолжали иметь общие корни – глобальная человеческая цивилизация была и остается единой не только в 1 2 См.: Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М., 1994. – 528 с. Столяров А.М. Освобожденный Эдем. – С. 16. 22 материальной, но и в социальной природе. С тех пор, как человек стал использовать первые орудия труда, позволившие ему перейти к активному освоению мира, в разных локальных цивилизациях, независимо возникших и отстающих друг от друга в развитии на много сотен лет, можно отметить явную технологическую однотипность материальных культур. Империя инков Тауантинсуйу, казалось бы, копирует устройства древних цивилизаций Китая, Египта, Шумера, а ступенчатые пирамиды как будто были перенесены из Месопотамии или Древнего Рима1. В связи с этим, анализируя древние цивилизации, можно прийти к выводу, что законы, по которым развивается глобальная человеческая цивилизация, состоящая из локальных культур, имеют общую онтологическую среду, подчиняясь вне зависимости от места и времени зарождения антропогенезу (биологической и исторической трансформации человека) и социогенезу (исторической трансформации социальных структур). Именно в аграрную фазу происходит разделение на два мира, имеющих общую онтологическую среду, – Восток (интровертный тип трансцендентности, дао-ориентированные цивилизации) и Запад (экстравертный тип трансцендентности, время-ориентированные цивилизации). Аграрная фаза дает начало интеллектуализации мира, которая приобретает планетарный (глобальный) характер уже в наше время. Конец этой фазы наступает вместе с концом Античности. На смену аграрной фазе приходит фаза Средневековья. Фаза Средневековья в техносфере и социосфере мало чем отличается от аграрной фазы. Обычно эта фаза развития большинством историков укладывается в период от падения Римской империи (V век н.э.) до первых буржуазных революций (вторая половина XVI – середина XVII века). Одной из важнейших инноваций этого периода можно считать появление средневекового города с его специфической техносоциальной средой, которая впоследствии приобретет См.: Тартаковский М. Историософия. – М., 1993. (Автор проводит структурный анализ древних цивилизаций.) 1 23 доминирующий характер. Также эта фаза значима своей господствующей трансцендентностью. Пройдя множество метофизических трансформаций (ересь монофизитов, ариан, несториан, монофилитов), христианство утвердилось в своей настоящей ортодоксальной форме и стало господствующей единой религией во всей средневековой Европе. Колоссальный по своим размерам Католический мир начал экспансию в окружающее пространство (Крестовые походы XI–XIII века). Эта была первая попытка унификации Ойкумены по единому образцу (первая попытка глобализации). Но эта политика потерпела поражение. Как отмечают многие ученые, влияние этой экспансии на европейское сознание оказалось масштабным, проявив себя гораздо позже в социальных отношениях, в религии и экономике. Еще одним принципиальным отличием фазы Средневековья от аграрной была систематизация научных знаний, их целенаправленное накопление и сохранение. Помимо принципа сопряжения инноваций (конвергенция), являющегося основой европейского прогресса, был освоен принцип проверки знаний эспериментальным путем (верификация). Наука стала производственной (структурной) силой, универсальной, как и религия. Наука взяла на себя решение задачи объяснения мира как целого. В отличие от религии, где мир воспринимался как нечто сакральное, наука становится основой для оперативного конструирования, переводя мир в разряд материального и вытесняя религиозное из всех сфер бытия. Начало переходного периода к индустриальной фазе в первую очередь сопряжено с преобразованием внутри христианской трансценденции, начатым Мартином Лютером, выдвинувшим свои 95 тезисов против индульгенций (1517 г.). Именно возникновение протестантского течения внутри католической церкви способствовало появлению понятия о пространстве личной свободы и перемене способа обращения человека к богу. Распространение личной свободы породило одну из важнейших координат индустриальной фазы – рыночную экономику, до этой поры неизвестную в истории человечества. Эта экономика была невозможна ни в аграрную фазу, где у человека в принципе не было ниче- 24 го своего, где древние деспотии (Древний Египет, Древний Вавилон и т.д.) базировались на тоталитарных (коллективных) психологических установках и регламентировали хозяйственную и бытовую деятельность индивида, ни в фазу Средневековья, где производство регламентировалось цеховой обрядовостью с множеством предписаний и ограничений. Самые благоприятные условия для развития рыночной экономики возникли на территории Североамериканского континента: «Много места и много свободы… край сильных, не обремененных воспоминаньями молодых людей»1. Другим открытием индустриальной фазы стало национальное государство. Протестантский принцип свободы в религии привел вначале к суверенитету культур, которые в эту фазу существовали внутри религии, а впоследствии и к суверенитету территорий. Именно на этих территориях возникнут национальные государства с национальными культурами. В индустриальном мире с начала Нового времени реальной учетной единицей становятся государства. Это привело к относительной статике в международных отношениях, что способствовало дальнейшему развитию индустриального мира. С этого времени субъективность правителя теряет свою силу, и на первое место выходит субъективность государств, закрепленная международными соглашениями. Тот же принцип был применен и к представлению о суверенитете личности2. У человека утверждались врожденные неотчуждаемые права, а государство обязано принимать их во внимание. Это были первые зачатки либерализма, который через два столетия приведет большинство стран индустриального мира к утверждению демократии. Необходимо отметить, что именно здесь, в столкновении интересов личности и интересов государства возникло одно из главных противоречий, не разрешенных до сих пор. Эти противоречия и в настоящий момент приводят к множеству конфликтов в социальной и культурной среде. Переслегин С., Переслегина Е. Тихоокеанская премьера. – М.; СПб., 2001. – С. 636–637. См.: Кольев А. Нация и государство. Теория консервативной реконструкции. – М., 2005. – 800 с. 1 2 25 В течение индустриальной фазы была сформирована развитая социосфера, а техносфера претерпела значительную трансформацию, т.к. европейская наука стала непосредственно воздействовать на реальность, резко ускорилось техническое развитие (появились концепции, общие для многих областей знания, дисциплины, находящиеся на стыке наук). «Кровью» экономики становятся вместо зерна энергоносители (вначале – каменный уголь, потом нефть и газ). Возрастает скорость физических перемещений, что влияет и на передачу информации. Все эти достижения относятся в основном к западной цивилизации (Европа, Северная Америка, Россия и др.). За короткое время мануфактурное (механическое) производство сменяется машинным. Таковы основные достижения индустриальной фазы. Многие исследователи расходятся во мнениях относительно последнего фазового перехода, так как изначально это зависит от вариантов деления на фазы. Например, по мнению Э. Тоффлера1, переход к информационной фазе начался в последние десятилетия ХХ века, по мнению же других исследователей (С. Хантингтон2, С.Б. Переслегин3, А.М. Столяров4, Н. Ютанов5, члены исследовательской группы «Конструирование будущего», и др.), переход в информационную фазу приходится на период середины XX века6, а сейчас информационная фаза подходит к концу. В нашем исследовании особое внимание будет обращено на кризисные явления конца XIX – начала XX века (переход от индустриальной к информационной фазе) и второй половины ХХ века, так как они оказали непосредственное влияние на образование глобального кризиса, в котором находится современное человечество, представляющего собой переход от информационной (постиндустриальной) фазы к будущему. Тоффлер Э. Третья волна: Пер с англ. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – 781 с. – (Philosophy). 2 Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / Пер. с англ. Т. Велимеева. – М., 2007. – 571 с. 3 Переслегин С.Б. Новые карты будущего, или Анти-Рэнд. М., 2009. – 701 с. 4 См.: Столяров А.М. Освобожденный Эдем. – М.; СПб., 2008. – 414 с. 5 http://archipelag.ru/authors/utanov/ 6 См.: Столяров А.М. Освобожденный Эдем. – М.; СПб., 2008. – 414 с. 1 26 §2. Европейский кризис культуры конца XIX – начала XX века Анализируя отражения кризиса культуры и цивилизации в произведениях русскоязычной фантастики, необходимо обратить особое внимание на период конца XIX – начала XX века. Во-первых, именно в этот период начался расцвет фантастической прозы (не только русской) и формирование ее направлений; вовторых, этот период, по мнению диссертанта, является началом глобального кризиса, в котором находится человеческая цивилизация на данном этапе исторического развития. На рубеже столетий тема кризиса культуры затронула практически все аспекты жизни европейского общества. Она возникла на почве глобального тупика: революционные потрясения, нестабильность экономики, общественные катастрофы, ослабление традиционных связей, упадок традиционных ценностей. Человек оказался беззащитен перед сумятицей внешнего мира, безусловно влияющей и на мир внутренний. Таяла вера в рациональное постижение мира, способствующее преобразованию человеческого духа. Место проблемы познания, начиная с Артура Шопенгауэра (1788–1860), занимает проблема жизни – воля к жизни, воля к власти, воля к действию1. Надлом же европейских духовных ценностей совершает Фридрих Ницше (1844–1900), провозглашая «переоценку ценностей» и необходимость нового осмысления значения и места культуры в развитии человеческого общества2. Ряд проблем философии культуры рассматривает В. Виндельбанд (1848– 1915). Он указывает на главную опасность культуры – вытеснение индивидуальности из человеческой личности и превращение человека в стадное животное, чему в настоящее время способствует массовая культура. В связи с этим Виндельбанд напоминает в ряду ценностей культуры о насущной ценности – человеческой личности. Он замечает, что культура может погибнуть в движении масс, так как в этом процессе уничтожаются все ценности3. См.: Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. – М., 1992. См.: Ницше Ф. Стихотворения, философская проза. СПб., 1993. 3 См.: Виндельбанд В. Философия культуры: Избранное. М., 1994. 1 2 27 Кроме Виндельбанда, неокантианство выдвинуло ещё одного философа культуры – Г. Риккерта (1863–1936). Он считал, что жизнь является всего лишь условием для культуры, а не её самоценностью. Именно жизнь должна быть средством для культуры, а не наоборот. Г. Риккерт доказывал, что ценности морали, науки, эстетики не могут быть лишь уточнением и развитием естественных ценностей1. О необходимости предотвратить подавление индивидуальности и нашествие массового сознания в культуре пишут совершенно различные философы: М. Хайдеггер2, Н. Бердяев3, Й. Хейзинга4 и другие. С конца XVII века в процессе исторического развития массовое движение рассматривалось как одно из важнейших – общество утилитарными методами пыталось «осчастливить» всех своих членов, а в начале XX века это привело к тому, что отдельная человеческая личность стала терять свою значимость. Приходит время прагматической этики. Человеку, чтобы выжить, необходимо самоопределиться и смоделировать свой образ действий. Толпа становится идеалом единения людей. Основа культуры – жизнь личности – была поставлена под угрозу. В 1923 году выходит в свет сенсационная для своего времени книга О. Шпенглера (1880–1936) «Закат Европы». В ней автор делает катастрофический вывод: рационалистическая цивилизация, то есть та стадия, на которой находится европейская культура, неизбежно ведет к деградации духовных ценностей, следовательно, такая культура обречена5. Однако на пессимистическую работу Шпенглера ответил А. Швейцер (1875–1965) в статье «Упадок и возрождение культуры». Он не считал падение культуры фатальным, акцентируя, прежде всего, этические причины. Для возрождения культуры необходимо опереться на новую этику – этику оптимизма и благоговения перед жизнью. Подлинная культура формирует идеалы через См.: Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. – СПб., 1911. См.: Хайдеггер М. Время и бытие. – М., 1993. 3 См.: Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства. Т. 1–2. – М., 1994. 4 См.: Хейзинга И. Осень средневековья. – М., 1988. 5 См.: Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т. 1. – М., 1993. 1 2 28 единство этики, которая направляет человека и общество к нравственному и духовному обновлению, а мировоззрение оптимизма утверждает мир и жизнь как самоценности1. Характерно, что к началу ХХ века не только на Западе, но и в России появилось стремление осмыслить культурно-исторический процесс. Неотъемлемой частью мировой культурологической мысли стали духовные процессы, протекавшие в русской культурной жизни. Потрясения Запада совпадали как с яркими попытками самопознания России, так и с ощущением неопределенности, шаткости, разрозненности, свойственными русской культуре XIX–XX веков. Ища свои пути, судьба России тесно переплеталась с обновлениями, которые претерпевала западная культура. Кризис культуры оценивался русскими философами с его содержательной точки зрения, в аспекте места и роли в России в мировом культурноисторическом процессе. Преодолевая европоцентризм, думы о будущем европейской и русской культуры, прежде всего, были направлены на тему «Россия – Запад»2. Всемирное значение русская культура приобрела в XIX веке, переживая невиданный взлет. Начиная с Н.М. Карамзина и А.С. Пушкина, П.Я. Чаадаева и А.С. Хомякова, И.В. Киреевского и Н.Я Данилевского самосознание росло, а со второй половины XIX века стало приобретать и формы некой планетарной общности человечества. Это выразилось в таком синтетическом учении, как русский космизм, приверженцами которого были не похожие между собой писатели, ученые, философы (Д.И. Менделеев, К.Э. Циолковский, В.С. Соловьёв, Н.Ф. Фёдоров, П.А. Флоренский, В.И. Вернадский и другие). Русский космизм выдвинул идею о неотделимости космоса (природы) от человека, их будущее возможно только совместно. В связи с кризисом культуры неизбежно происходит переоценка всех ценностей, можно сказать, что аксиологические проблемы в философии выхо1 2 См.: Швейцер А. Упадок и возрождение культуры: Избранное. – М., 1993. См.: Человек и общество: Культурология. – Ростов-на-Дону, 1996. 29 дят на первый план. В начале ХХ века кроме онтологического и гносеологического подходов особенно ярко и практически у всех мыслителей прослеживается ценностная интерпретация культуры. Особенно ярко это проявляется в философии Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, Л.И. Шестова, И.А. Ильина, С.Л. Франка, Л.П. Карсавина и других. Ценности – важнейшие компоненты человеческой культуры наряду с нормами и идеалами. Их существование укоренено в экзистенциальной активности субъекта культурного творчества, его диалоге с другими людьми, ориентированном не только на область сущего, но и на значимое, нормативнодолжное. В аксиологии понятие «ценность» трактуется различно, так как многообразны решения проблемы соотношения объективного и субъективного, индивидуального и общественного, материального и идеального в характеристике ценностной системы. Это и порождает многообразие аксиологической интерпретации культуры и её мира, положения и роли ценностей в социокультурном пространстве. В философской науке существуют разные точки зрения по вопросу о природе ценностей и их понятии. Но одно можно утверждать точно: каковы ценности, таковы и общество, и личность. Не случайно проблема ценностей выступает на первое место в переходные периоды общественного развития. Проблема ценностей разрабатывалась на протяжении всей истории философии. При этом сформировались разные подходы к вопросу о природе ценностей, их абсолютном или относительном характере. В современной литературе существуют разные определения ценностей. Выделим основные: 1) ценность – предмет, имеющий какую-либо пользу; 2) ценность – идеал, т.е. представление о желательном; 3) ценность – значимость объектов окружающего мира для человека, социальной группы, общества в целом. Существуют разные способы и принципы классификации ценностей. 30 Предметные ценности – это предметы материальной и духовной деятельности людей, а также природные явления, имеющие для человека положительное значение и способные удовлетворять его потребности. Субъективные ценности – это установки, оценки, требования, запреты, которые выступают регуляторами деятельности человека. Материальные ценности – это потребности человека в еде, одежде, жилье и т.д. Духовные ценности – это потребности человека в познании, творчестве, прекрасном и т.п. В основу другой классификации ценностей положены различные стороны, виды деятельности человека: – витальные ценности – это жизнь, здоровье, безопасность человека; – социальные ценности – это социальное благополучие, благосостояние, комфортная работа и т.п.; – политические ценности – это свобода, правопорядок, гражданское равенство и т.п.; – нравственные ценности – добро, честь, долг, честность, верность, дружба, взаимопомощь, порядочность и т.п.; – религиозные ценности – это Бог, вера, спасение, благодать; – эстетические ценности – это красота, гармония, стиль и т.п.; – мировоззренческие ценности – это смысл жизни, предназначение человека, цели будущего и т.п.; – семейно-родственные ценности – это семейный уют, благополучие, гармония, взаимопонимание, уважение между членами семьи. Каждое общество вырабатывает определенную систему ценностей. Она включает общечеловеческий компонент и вместе с тем обладает своеобразием, неповторимостью, отличающей одну культуру от другой. Устойчивый комплекс ценностей, разделяемых основной частью общества, формирует ядро культуры, которая обеспечивает единство и целостность духовной жизни, устраняет угрозу раскола общества. 31 Следует иметь в виду и то, что система ценностей, которая формируется в рамках каждой культуры, – это сложная, противоречивая, динамичная система. В ней возможны различия, противоречия и конфликты между ценностями. Полиморфизм ценностей объясняется наличием в обществе различных социальных, этнических, конфессиональных групп. В любом обществе имеются социокультурные различия между поколениями, существуют субкультуры. В недрах культуры формируются и развиваются новые элементы, которые могут вступать в противоречие с существующей системой ценностей. В периоды смены исторических фаз, порожденных внедрением новаций, ранее неизвестных в истории человечества, прежние ценности могут подвергаться критике, даже ниспровергаться, заменяться новыми, подчас прямо противоположными. Необходимо отметить, что, несмотря на различия в разных культурах ценностного ряда (иногда кардинальные), существуют общечеловеческие ценности, к которым в первую очередь стоит отнести абсолютные ценности (Абсолют – Бог – Высший разум и т.п.), априори не подвергающиеся сомнению, которые в свою очередь формируют этические ценности (моральные нормы и запреты). Если говорить о человечестве в целом, то общечеловеческие ценности на данный момент подвергаются кардинальной переоценке. Если в конце XIX – начале ХХ века в работах философов, культурологов и социологов речь шла о европейском кризисе культуры, то конец ХХ – начало XXI века ознаменовались глобальным кризисом, а соответственно и глобальной переоценкой ценностей, и, прежде всего, общечеловеческих. Если в рамках одной культуры ценностный ряд как основа социализации и инкультурации личности еще продолжает в той или иной степени существовать, то глобально можно говорить о крахе прежней системы общечеловеческих ценностей, который постепенно начинает охватывать все локальные культуры, в том числе и патриархальные, «законсервированные» культуры Азии и Востока. 32 Весь ХХ и начало XXI века – период нестабильности, связанный с переоценкой ценностей и моральных норм, сохранявшихся в культурах человечества на протяжении тысячелетий. Этот период связан с резкими социальными сдвигами, с дезориентацией и с дезидентификацией личности. За отрицанием старых ценностей, как правило, скрывается отрицание старых форм жизни общества и личности. Этические и абсолютные ценности тысячелетия были вплетены в поступательное движение развития человечества, то немного отставая, то уходя вперед, органично изменяясь вместе с изменениями фаз исторического развития, но при этом сохраняя свою суть и значимость для личности, общества и культуры в целом. Но на данный период, когда старые ценностные ориентиры и моральные устои разрушены, а новые так и не сформировались, между моральными нормами, абсолютными ценностями и техносферой, движущейся вперед с нарастающей скоростью, образовался разрыв. Этот разрыв не был столь велик ни в одну переходную фазу в истории человечества, как сейчас. Моральные ориентиры и нормы вместе с абсолютными ценностями двигаются в том же темпе, что и раньше, т.е. их скорость на протяжении всей истории человечества остается неизменной (как нечто стабильное), а техносфера (развитие науки и техники) за последние 100 лет совершила скачок вперед, не сравнимый по времени с предыдущими периодами. мораль, ценности-цели техносфера разрыв … ≈ 1970-е гг. ≈ 1990–2010 гг. … На данный момент прежде необходимые этические и абсолютные ценности потеряли свою значимость для общества и отдельной личности. Эпоха постмодернизма окончательно подорвала связь прежних ценностей с культурой настоящего. За последние два десятилетия в России, а на Западе ранее (приблизительное начало 70-е годы ХХ века) родилось и выросло не одно дезориенти- 33 рованное поколение, попавшее в разрыв между устоявшимися абсолютными и этическими ценностями и техническим прогрессом. Личности, тянувшиеся к нормам морали и сохраняющие абсолютные ценности, неизбежно отдалялись от технического прогресса, а личности, старающиеся не отстать от технического развития, отставали от веками устоявшихся моральных ориентиров и сакральных ценностей. С каждым годом этот разрыв увеличивается, а новых моральных норм, которые всегда исходили из сакральных ценностей (т.е. из абсолютных, общечеловеческих ценностей), человечество еще не обрело. Вера в Абсолют (в Бога) и простые нормы нравственности (зло – убийство, воровство, насилие, обман, клевета и т.д.) на протяжении ХХ века стали относительными. Развитие техносферы (генная инженерия, клонирование, криостаз, Интернет, попытки создания искусственного интеллекта и т.п.) ведет к обесцениванию человеческой жизни и личности. Насущным делается вопрос устранения этого разрыва, ответов на который существует три: 1) поиск новых абсолютных ценностей и разработка с их помощью новых моральных норм; 2) возвращение к прежним абсолютным ценностям и прежним этическим нормам; 3) создание на основе прежних моральных норм и ценностей новых аксиологических и этических общечеловеческих ориентиров. Первые два ответа, по нашему мнению, не являются адекватными в сложившейся ситуации, т.к. первый займет очень большой отрезок времени, за который человечество может или выродиться в нечто совершенно нечеловеческое, деформируя само понятие «homo sapiens», или, например, погибнуть в глобальной техногенной катастрофе, что не будет столь удивительным для такого быстрого и неподдерживаемого моральными принципами технического развития. 34 Второй ответ можно считать тупиком, т.к. еще в конце XIX века, когда Ф. Ницше провозгласил «переоценку всех ценностей», было ясно, что старые ориентиры в ближайшем времени должны претерпеть трансформацию и не могут оставаться в статике, но за век ситуация не только не изменилась, а, наоборот, усложнилась в связи с неудержимым движением вперед технического прогресса. Таким образом, актуальным остается лишь третий ответ. Создание на основе прежних моральных норм и ценностей новых аксиологических и этических ориентиров – единственный путь, по нашему мнению, по которому следует двигаться для восстановления гармонии в современном обществе. Путь, который удержит человечество от самоубийственного движения по пути технического прогресса, не отягощенного этическими и ценностными ограничениями. Социально-философская фантастика с момента своего зарождения и по сей день пытается сократить разрыв, ярко проявившийся в начале ХХ века и продолжающий расширяться, между этическими нормами, абсолютными ценностями и техническим прогрессом. Попытки анализировать влияние технического процесса на духовную и культурную жизнь человека предпринимали такие писатели-фантасты, как Г. Уэллс, А. Азимов, Р. Хайнлайн, Д. Симмонс, К. Саймак, Р. Желязны, А. Макнейл, Орсон С. Кард, М. Муркок, С. Лем, Е. Жулавский, П. Андерсон, Г. Гаррисон, Б. Олдисс и другие. Отечественные фантасты также в своих произведениях особое внимание уделяли изменениям духовной жизни современного человека, его попыткам не отстать от технического прогресса и при этом остаться человеком. К авторам, разрабатывающим эти этические и ценностные проблемы общества сквозь призму фантастической литературы, можно отнести Б. и А. Стругацких, И. Ефремова, В. Михайлова, Б. Штерна, Г. Прашкевича, Е. Лукина, А. Лазарчука, О. Дивова, М. и С. Дяченко, А. Валентинова, Г.Л. Олди и других. Произведения писателей-фантастов, как правило, являются психологическим, этическим и ценностным индикатором эпохи. Доводя до абсурда существующие реалии, разрушая физические законы, трансформируя эстетику и 35 этику, подвергая мутациям биологию человека, «играя» со временем, литературная фантастика погружает читателя в дискурс, не свойственный и невозможный для других направлений литературы. Кроме альтернативной антропологии, фантастическая проза вскрывает и альтернативную культурологию, обнажая забытые, намеренно «похороненные» слои антикультуры. § 3. Социокультурный кризис второй половины ХХ – начала XXI века Признак того, что очередная фаза исторического развития подходит к концу, завершается период целостности и устойчивости цивилизации – это появление спонтанных новаций, принципиально не совместимых с базисными структурами общества. Системную катастрофу вызывает именно внедрение этих новаций, происходит всеобщая онтологическая деконструкция и формирование нового состояния цивилизации. Начиная с первого исторического периода (архаическая фаза) и заканчивая настоящим (постиндустриальная или информационная фаза), в фазовые переходные периоды появлялись свои цивилизационные новации, которые и давали начало преобразованиям. В аграрную эпоху (архаическая фаза)– это создание оружия дальнего действия (лук и стрелы); в аграрную эпоху – христианство; в период Средневековья – протестантизм; в настоящее время – это революции в информатике (замена индустриального интеллектуальным производством и т.д.) и в биологии (клонирование, генная инженерия и т.д.). До ХХ века человечество прошло через четыре фазы исторического развития, две первые (архаическая и аграрная) длились тысячелетия, третья (фаза Средневековья) – приблизительно 500 лет, индустриальная фаза – 300 лет. С ХХ века обнаруживается еще большее ускорение: в начале века – небывалое развитие техники, в середине – рост информационных технологий, в конце – информационная и биологическая революция. 36 Все эти характеристики можно найти в исследования таких ученых, как Э. Тоффлер1, Д. Нейсбит2, С. Хантингтон3, С. Переслегин4, А. Столяров5 и др. В настоящее время информационная и биологическая революции обеспечили переход нашей цивилизации в другую фазу, на другой системный уровень. Естественно, это произошло не сразу. Начало этих революций, а соответственно и начало кризиса можно приблизительно датировать началом Первой мировой войны. В конце XIX – начале ХХ века небывало быстрое развитие техники подтолкнуло изменения социальных процессов, что и привело к переделу территорий, к революциям, к попыткам расширить экономическое, политическое и культурное влияние европейской цивилизации на страны Азии, Африки и Востока. Модернизация, как закономерный итог индустриализации, стала постепенно проникать в большинство стран мира (в которых еще царило Средневековье), например в Китай, Монголию, Латинскую Америку и др. Две мировых войны, с одной стороны, подтолкнули технический прогресс (например, создание ядерного оружия и пенициллина), с другой – истребив огромные массы народа в бессмысленной бойне за передел территорий, притормозили развитие в области техносферы. В 50-е годы ХХ века, когда модернизация завоевала практически всю Америку, Китай, СССР, Японию, Австралию и большинство стран Азии и Африки, практически каждый человек стал потребителем-производителем, что на уровне конкретного человека, а затем и общества в целом породило психологические и социальные проблемы. См.: Тоффлер Э. Третья волна; Тоффлер Э. Шок будущего: Пер. с англ. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2008. – 557 с. – (Philosophy). 2 См.: Нейсбит Д. Мегатренды: Пер. с англ. М.Б. Левина. – М.: ООО «Издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2003. – 380 с; Нейсбит Д. Высокая технология, глубокая гуманность: Технологии и наши поиски смысла: Пер. с англ. А.Н. Анваера. – М.: АСТ: Транзиткнига, 2005. – 381 с. – (Philosophy). 3 См.: Хантингтон С. Столкновение цивилизаций: Пер. с англ. Т. Велимеева. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2007. – 571 с. – (Philosophy). 4 См.: Переслегин С. Новые карты будущего, или Анти-Рэнд. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009. – 701 с. – (Philosophy). 5 См.: Столяров А.М. Освобожденный Эдем. – М.: АСТ: АСТ Москва: Хранитель; СПб.: Terra Fantastica, 2008. – 414 с. 1 37 С одной стороны, общество воспитывает человека как производителя: дисциплинированным, контролируемым, послушным и т.д., с другой стороны, любой человек является и потребителем тоже, а значит, хочет добиваться немедленного удовлетворения своих желаний, избегает дисциплины, расчет превращается в жизнелюбие и т.д. Таким образом, дихотомия «потребитель– производитель» привела к некому раздвоению личности. Необходимо отметить, что индустриальная фаза породила новую семью, которая перестала включать в себя несколько поколений (дедушки, бабушки) и перестала быть многочисленной (отсеялись дяди, тети, двоюродные братья и сестры, родственники со стороны мужа и жены и т.д.). Большие семьи стали невыгодны, они не обладали той мобильностью, которая была необходима индустриальной эпохе. До этого большая семья исполняла многие функции, которые в индустриальную фазу были переданы другим социальным институтам. Ранее большая семья являлась не только социальным институтом, исполняющим воспитательные функции, но и производственной ячейкой. Когда экономическое производство сместилось с поля на фабрику и завод, то семейная производственная ячейка распалась. В индустриальный период было необходимо: во-первых, получить рабочих для фабрик и заводов (для этого функции воспитания были переданы в ведение школы, забота о престарелых – в приюты, дома престарелых, частные лечебницы); во-вторых, требовалась мобильность рабочих (семья рабочего должна была легко переезжать с места на место в поисках работы главой семьи). В семейной жизни, а соответственно и в сексуальных отношениях произошел тот же раскол, что и внутри человека. Дихотомия «потребитель – производитель» привела к разделению мужчин и женщин на «объективных» и «субъективных» членов общества. Мужчина, «объективный» член общества, как правило, осуществлял прямую экономическую деятельность (работа на фабрике или заводе), т.е. был прямым производителем во внешнем для собственной семьи мире. Женщина, «субъективный» член общества, являлась производителем внутри собственной семьи, а для 38 внешнего мира была лишь потребителем. Мужчину в индустриальном обществе готовили с рождения к работе на заводе или фабрике. Если раньше муж и жена составляли единое экономическое целое, т.к. для занятия сельским хозяйством это и было нужно, то теперь функции мужчины изменились. Он с детства обучался в школе практически по той же схеме, по какой ему в будущем полагалось работать на фабрике или заводе. А функции женщины практически остались прежними. За исключением активной работы в поле, женщина должна была выполнять репродуктивные функции, воспитывать детей и производить домашнюю работу. Таким образом, работа женщины – социально изолирована, а работа мужчины стала социально открытой. К середине 50-х годов роль женщины в обществе стала приближаться к роли мужчины. Многие женщины на тот момент уже имели высшее образование, работали на фабриках и заводах, выполняя ранее чисто мужскую работу. Постепенно начал вставать вопрос о равноправии мужчин и женщин. Индустриальная фаза создала систему правил и принципов, которые стали определяющими для ее существования и развития, отражаясь во всех сферах деятельности. Можно выделить шесть главных принципов: стандартизация, специализация, синхронизация, концентрация, максимизация и централизация1. Каждый из этих принципов ярко характеризует индустриальную фазу. Можно сказать, что автором принципа стандартизации стал Теодор Вайль (конец 1860-х годов), предложивший стандартизировать доставку почты (доставлять письма и посылки, идущие в одно место, одним и тем же путем). Фредерик Уинслоу Тейлор стал автором системы рационализации трудовых движений (тейлоризм), где каждый шаг работающего стандартизирован. Начиная с введения единых измерений веса, расстояния и т.д., постепенно стандартизировались процедуры найма и труда рабочих и служащих, были разработаны стандартные тесты для определения интеллектуального уровня, были введены стандарты школьной аттестации и т.д. 1 Эти принципы выделяет Э. Тоффлер. См.: Тоффлер Э. Третья волна. – С. 92–117. 39 Стандартизация постепенно коснулась всех сфер человеческой жизни. Стандартизированы схемы образов в рекламе, новостях, сериалах. Языки многих национальных меньшинств, локальные и региональные диалекты были подавлены (некоторые вообще уничтожены) влиянием средств массовой коммуникации и политикой экономически развитых государств. Постепенно начали исчезать колориты разных территорий одной страны. Все становилось одинаковым – дома, улицы, магазины, афиши, реклама и т.д. Достаточно вспомнить знаменитый фильм Э. Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром», где главный герой в другом городе находит такую же «свою» улицу, такой же «свой» дом, открывает «свою» квартиру таким же «своим» ключом и т.д. Таким образом, индустриальная фаза посредством стандартизации сглаживает различия между социальными слоями, локальными культурами и т.п. На данный момент общество пожинает плоды этой стандартизации в виде массовой культуры и однотипности восприятия жизни молодым поколением. Сглаживая различия в стилях жизни, сфере досуга, в языке и культурах, информационная фаза нуждалась в различиях в сфере труда. На смену непрофессиональному рабочему, бывшему крестьянину, приходит узкий специалист, в чью задачу входит выполнение одной-единственной операции (по методу Тейлора). Принцип специализации хорошо виден в примере А. Смита о булавочной мануфактуре1, где рабочий, выполняющий все операции, один успевает сделать в тысячи раз меньше, чем несколько работников, выполняющих каждый свою задачу. К стандартизации и специализации примыкает принцип синхронизации. Этот принцип порождается приравниванием времени к деньгам (нельзя позволять простаивать дорогостоящим машинам, соответственно они должны работать в своих ритмах). В предшествующие исторические фазы синхронизация труда была органичной и естественной, близкой к природе, связанной с сезонными ритмами, с Смит Адам (1723–1790) – шотландский экономист и философ. Автор «Исследования о природе и причинах богатства народов» (1776). 1 40 биологическими процессами, с вращением Земли, с приливами и отливами и т.д. В индустриальной фазе ритм стали задавать машины. Они требовали более четкой и точной синхронизации. Пунктуальность стала необходимостью, появилось понятие «время – деньги». Учеба в школе, работа на фабрике или заводе начинались и заканчивались в определенное время. Отпуск у всех был стандартной продолжительности, а у детей в любой школе учебный год начинался и заканчивался одинаково. Даже перерывы на обед и кофе включались в график рабочего дня, и в каждой стране центральное правительство регламентировало государственные праздники и выходные дни. Эта система синхронизации продолжает действовать до сих пор, а в некоторых сферах усиливается. В период, когда индустриальная фаза стала доминировать, даже интимные, глубинные стороны человеческой жизни вплелись в ритмическую систему. В разных странах миллионы семей одновременно просыпались, в одно и то же время отправлялись на работу, в школу, университет, в одинаковое время заканчивали рабочий день и т.д. Это происходит и на данный момент. Еще одним законом индустриальной цивилизации является принцип концентрации. Индустриальной цивилизации необходима энергия, поэтому происходит концентрирование энергии (запасы природного топлива); необходимы рабочие – концентрирование населения (переселение людей из деревни в город). Принцип концентрирования также распространяется на преступников, душевнобольных, детей, для которых открываются соответствующие специальные учреждения (тюрьмы и концентрационные лагеря, психбольницы, ясли, детские сады, школы и т.д.). Концентрации подверглись и капиталы, на основе которых стали возникать гигантские корпорации, тресты и монополии. На данный момент эта тенденция продолжается. Высококонцентрированные производства (например, компания, владеющая 95% производства сигарет в стране) имеются на данный момент практически во всех странах мира. Пятым ключевым принципом индустриальной фазы является максимизация. Как отмечает Э. Тоффлер, «слово "большой" становится синонимом слова 41 "эффективный"»1. К максимальному масштабу стремится все производство (в СССР были построены сталелитейный комплекс в Магнитогорске, «Запорожсталь», медеплавильный завод на Балхаше, тракторные заводы в Харькове, Челябинске и Сталинграде). Последним базовым принципом индустриальной фазы является централизация. Церковь и правители предшествующих фаз прекрасно знали, что такое централизация, но так масштабно и эффективно, начиная с самых нижних слоев общества, централизацию еще никто не использовал. Во-первых, говоря о централизации, следует упомянуть политику. В индустриальную фазу стало необходимым укрепление централизованной власти и распространение ее воздействия на все слои общества. Политическая централизация была крайне выражена в СССР и странах соцлагеря. Во-вторых, постепенная централизация в экономике привела к созданию центрального банка. Все индустриальные страны рано или поздно создавали банк для центрального государственного контроля денег и кредита. С помощью центральных банков централизованное правительство могло регулировать уровень и темп рыночной активности. Эти банки вносили в государственную экономику некую плановость. Как отмечает Э. Тоффлер, «деньги текли в капиталистических и социалистических обществах… по всем артериям, а потому эти общества нуждались в создании центральной стации для их перекачки»2. Именно централизованное правительство и центральные банки работали вместе в этом направлении. Все перечисленные нами доминирующие принципы индустриальной фазы (стандартизация, специализация, синхронизация, концентрация, максимизация и централизация), усиливая друг друга, привели к росту бюрократии, которая, в свою очередь, стала одной из характерных черт эпохи. В итоге индустриальная эпоха расколола общество на тысячи примыкающих друг другу частей (заводы, фабрики, школы, тюрьмы, профсоюзы, боль1 2 Тоффлер Э. Третья волна. – С. 107. Тоффлер Э. Третья волна. – С. 115. 42 ницы и т.п.). Семьи были разбиты на более мелкие ячейки, распалась система подчинения, просуществовавшая века (церковь – государство – индивид), наука была расчленена на самостоятельные отрасли, а трудовой процесс – на отдельные операции. Общинная жизнь и культура были подорваны. Необходимо было заново собрать все части и придать им новую общую форму. Для решения этой проблемы требовались специалисты нового типа, главной задачей которых стала интеграция (один из трендов индустриальной фазы). Интеграторы появились на всех уровнях общества – в каждой фирме, организации, заводе и фабрике (их называли должностными лицами, менеджерами, координаторами, президентами, вице-президентами, администраторами и т.п.). Фактически интеграторы, «прослойка» между начальником и исполнителем, обеспечивали взаимосвязь внутри общественных групп и групп с группами, т.е. интегрировали всю цивилизационную систему в индустриальной фазе. Интеграторы сами стали той общественной группой, которая практически управляет всеми обществами (государствами, межгосударственными союзами и объединениями, политическими партиями, церковью и т.п.). Прежде всего, необходимо было урегулировать между собой три сферы – техносферу, социосферу и инфосферу. Для выполнения этой задачи на уровне государств стали возникать большие правительства. Цель этих правительств – строительство и развитие индустриальных цивилизаций (развитие промышленности, транспортной системы, связи, системы теле- и радиовещания, торгового права, налоговой системы и т.п.). Структурная многоуровневость таких органов власти позволяла заниматься решением тысяч интеграционных задач одновременно. Следовательно, постепенно на первый план в индустриальных обществах выходят такие структуры, как крупные промышленные и коммерческие организации (компании) и огромный правительственный аппарат. Вместо рабочих (как предсказывал К. Маркс) и вместо капиталистов (как рассчитывал А. Смит и его последователи) в верховной власти появилась новая сила – технократы, та общественная страта, которая завладела «средствами интеграции». С помощью интеграции технократы получили возможность активного управления и влия- 43 ния на социальную, культурную, политическую и экономическую сферы жизни общества. Важно обратить внимание на то, что утверждение индустриальных цивилизаций привело к консолидации народов в нации. Внедрение новых технологий и последующее их использование в производстве имело смысл лишь при наличии большего рынка сбыта, чем местный. Для этого местная хозяйственная деятельность должна была консолидироваться в национальную экономику. Это подразумевало национальный рынок для капитала и товаров и национальное разделение труда. Экономическая интеграция невозможна была бы без политического объединения. Большинство людей до национализации экономики жили в определенном месте и удалялись от этого места на небольшие расстояния (например, к родственникам в соседнюю деревню). Человек жил на земле, она его кормила, он обменивал плоды своего труда на необходимые вещи у торговцев, соседей и т.п. Удаляться далеко от места жительства не имело смысла. Как правило, «большой мир» открывался только для определенных слоев населения (купцы, титулованные особы, церковники, актеры, ученые, наемники и т.п.). Таким образом, большинство людей соотносило себя с небольшой территорией, на которой они родились, или с селением, в котором они живут. С приходом индустриализации психологические горизонты стали расширяться. Новые средства массовой информации увеличивали объем знаний. Под воздействием индустриальной цивилизации исчезал узкоместный взгляд на мир. Национальная экономика могла существовать только на территории национального государства. Начиная с американской и Французской революций и почти до середины ХХ века национализм охватил индустриальные территории мира. Поэты и писатели воспевали национальный дух, историки открывали давно забытых народных героев, стал популярным фольклор, композиторы сочиняли гимны для национальных государств. О. Шпенглер называл нацию «духовным единством», ядром которого является культура. Ж. Ренан как писатель говорил о нации как о «богатом насле- 44 дии памяти», Х. Ортега-и-Гассет как философ считал, что нация – это «неразделенный образ будущего», Э. Тоффлер, в свою очередь, как социолог и исследователь индустриальной и постиндустриальной фаз определил нацию как «феномен индустриализации», в котором сплавлены два компонента – интегрированная политическая власть и интегрированная экономика, поэтому возникновение национальных государств было неизбежным для этой фазы развития. Национально-государственная система (один из трендов индустриальной фазы) стала одной из основных структурных основ цивилизации этого периода. Эта фаза поделила и основала мир в форме наций-государств, нужда в ресурсах пополнялась за счет втягивания в денежную систему всех обществ неиндустриального типа и создания глобально интегрированного рыночного пространства. Так разрастался империализм, ставший впоследствии не только экономической, политической и общественной системой, но и способом жизни множества людей и способом их мышления. Мы не случайно рассматривали так подробно индустриальную фазу развития, т.к. ее влияние на следующую информационную фазу и на сегодняшнее состояние кризиса слишком велико. Переход от индустриальной к информационной фазе имел скачкообразный характер, а переходный период был столь мал, что его можно было бы и не замечать, как это и делают многие исследователи. Например, с точки зрения Э. Тоффлера, на данный момент мы находимся в переходном периоде от индустриальной фазы к будущему. Но важно отметить, что индустриальная фаза – это, в первую очередь, в науке – развитие технологий, в экономике – товарное (индустриальное) производство, а в середине ХХ века происходит активное развитие информатики, что в свою очередь сделает производство по большей части интеллектуальным (информационным). Это качественно меняет системный уровень общества. Здесь целесообразней будет говорить о смене фазы развития, и т.к. предыдущая фаза имела название по экономическому признаку – индустриальная, то и следующую за ней можно назвать по этому же признаку – информационная. 45 Главным трендом информационной фазы стал современный компьютер и развитие генной инженерии (клонирование, культивирование и т.п.). Поэтому необходимо отметить, что, во-первых, революция в информатике произвела информационный взрыв, повлиявший на все сферы общества. Стало возможным оперировать громадными массивами знаний, и появились технологии «мгновенных контактов» (Интернет), что неизбежно привело к образованию такого явления, как глобализация (тотальная унификация мира). Все это в свою очередь отразилось на преобразованиях в цивилизационных структурах, практически мгновенной (для обычного человека) смене экономических и социальных конфигураций. Информатизация общества привела к созданию виртуального мира, который в свою очередь представляет собой основу для создания «иллюзорной реальности». Во-вторых, революционные сдвиги в биологии (открытие методов культивирования и клонирования) привели к пластичности понятия «homo sapiens», т.е. отдалили человека от изначально присущих ему биологических свойств и придали ему ряд качеств «нечеловеческого» характера. Таким образом, наряду с появлением виртуального мира (затрагивающего психологическое восприятие индивида) происходит и размывание фундаментальных антропоморфных характеристик, которые до настоящего времени являли собой привычный цивилизационный формат. Как отмечает А. Столяров, «меняется само представление о человеке. Вид homo sapiens, сложившийся с кроманьонских времен, еще, разумеется, остается "sapiens", но чем дальше, тем больше перестает быть собственно "homo"»1. Необходимо отметить, что обе революции – комплементарны. Резкий скачок вперед компьютерных технологий, безусловно, подталкивает за собой и открытия в биологии, невозможные без информационных методик, позволяющих моделировать сложные биологические процессы. Но и «информационная среда» начинает требовать от человека принципиально иных биологических характеристик, в чем и пытается помочь биология. 1 Столяров А.М. Освобожденный Эдем. – М.; СПб., 2008. – С. 51. 46 За счет своей комплементарности оба тренда информационной фазы взаимодействуют одновременно и являются единым процессом, который господствует в текущей реальности. Этот единый процесс можно назвать когнитивным трендом. Как отмечает К. де Дюв1, этот тренд «в корне переменил наше понимание природы, истоков и конечной цели рода человеческого, что традиционно относилось к сфере интересов философии и религии»2. Как уже отмечалось, появление нового тренда – это показатель завершения предыдущей фазы. Наступает цивилизационный хаос, который можно видеть на всех уровнях индустриальной цивилизации. Сегодняшний переходный период как в зеркале отражает переходные периоды прошлого. Например, этнический хаос выражен в хаотичном передвижении громадных антропопотоков с континента на континент (в прошлом это сравнимо с миграцией первобытных племен в период неолитической революции; «великое переселение народов» на стыке Античности и Средневековья; переселение в Новый свет в переходный период от Средневековья к индустриальной фазе). «Демодернизацией» представлен экономический и социальный хаос, который целые регионы редуцирует до архаических форм: Сомали, Афганистан, Чечня, Ирак, Нигерия и т.п. (эта редукция соответствует положению Европы после крушения Римского мира или во времена Реформации). Наравне с этим происходит метафизический хаос, который отражается в появлении огромного числа сект и религиозных течений, начиная от «Свидетелей Иеговы» и «Белого братства» и заканчивая «Новой эрой» (New Age) и движением антиглобалистов (такая же ситуация прослеживалась в позднем Средневековье). Но помимо вышеперечисленного, сегодняшняя ситуация усугубляется еще и технологическим хаосом (за индустриальный период сформировалась техносфера). Происходит нарастание динамики техногенных катастроф, увели- Кристиан де Дюв – лауреат Нобелевской премии 1974 года по психологии и медицине за передовые работы в области строения и функционирования клетки. 2 Дюв К. Уроки жизни // Много миров. Новая вселенная, внеземная жизнь и богословский подтекст / Под ред. Стивена Дж. Дика; пер. с англ. В.Л. Олейника. – М.: АСТ; Астрель, 2007. – С. 13. 1 47 чивается их масштаб, частота и количество жертв. Именно технологический хаос становится одной из главных опасностей на данный момент. Необходимо также рассмотреть такое явление, как глобализация, к образованию которого привела технология «мгновенных контактов» (Интернет). Глобальной человеческой цивилизации свойственен универсализм, который проявляется: 1) в единстве всего живого; 2) в биологическом единстве всего человечества; 3) в единстве техносферы; 4) в единстве исторического развития. Но понятие «глобальная человеческая цивилизация» является теоретическим, т.к. многие тысячелетия человечество разделено на самостоятельные локальные цивилизации, противостоящие (с разной степенью остроты) друг другу. А. Дж. Тойнби полагал, что число локальных цивилизаций по всему масштабу истории доходит до тридцати1, а современный исследователь С. Хантингтон считает, что на данный момент их примерно восемь2. В данном случае количество цивилизаций не имеет особого значения, т.к. цивилизации возникают и распадаются на протяжении истории достаточно часто. Здесь важно то, что между цивилизациями действительно существуют различия, и именно эти различия служат в истории источниками большинства конфликтов. Можно утверждать, что вся история человечества состоит из столкновения цивилизаций. Но конфликты возникают не на почве «физических реальностей» (они онтологически едины), а на почве «метафизических реальностей», обусловленных своей трансцендентностью. Основой (матрицей) любой локальной цивилизации является совокупность социальных, мистических, научных представлений о мире. Эта совокупность для данной цивилизации является абсолютной и имеет религиозный или социальный характер (например, христианство, ислам, буддизм или фашизм, либерализм, социализм и т.д.). Этот характер и определяет параметры различных цивилизаций. Тойнби А.Дж. Постижение истории. – М.: Айрис пресс – Рольф, 2001. – 640 с. См.: Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / Пер. с англ. Т. Велимеева. – М., 2007. – 571 с. 1 2 48 В матрице сопрягается трансцендентальное с материальным и выплавляется в конкретную философию и культуру, в мировоззрение, идеологию, господствующую повседневную мораль, государственные законы и т.п. Именно этот сплав через социализацию и инкультурацию нового поколения передается от предков как «правила жизни», определяющие национальный характер (менталитет). Так возникают разные цивилизационные универсумы (европейская реальность, китайская реальность, исламская реальность и т.д.). Во взаимодействии различных локальных цивилизаций рождается главное противоречие – при единстве «физической реальности» мира (онтология) существует разобщенность множества «национальных реальностей» (гносеология). Это противоречие в принципе неразрешимо, но теперешнее специфическое историческое состояние породило мощный процесс объединения и сопряжения матриц разных локальных цивилизаций. Происходит трансформация, поиск совмещения разных матриц. Этот процесс, пытающийся создать нечто универсальное из многообразия культур или по крайней мере привести к общему знаменателю, называется глобализацией. Тотальная унификация мира – это прежде всего образование единой мировой экономики, введение единых форматов в экономическом и социальном бытии. Говорить о глобализации как о совершенно новом явлении, порожденном сегодняшней исторической ситуацией, было бы неправомерно. Глобализационный вектор возник еще в древности в деспотии Шумера, в Ассирии, в Китае, в Египте, в государствах ацтеков и инков. Далее возникают попытки унификации в империи Александра Македонского, в Римской империи, в средневековой Европе (период Крестовых походов), у Тамерлана, у Наполеона. В ХХ веке – нацистская Германия, СССР, США. Но та глобализация, о которой говорим мы, начала обнаруживаться с информационной революции, принесшей развитие коммуникативного единства мира. Ускорение придавалось не только надежным транспортом, но и надежной связью, обеспечивающей практически мгновенный информационный контакт. 49 По мнению многих исследователей (Э. Тоффлер, С. Хантингтон, Ф. Фукуяма, Э. Дэвис, М. Дери, Д. Нейсбит и др.), глобализация в настоящее время достигает практического максимума. Это можно заметить по скорости передачи любой информации. Если ранее на распоряжения уходили месяцы, потом недели, затем дни, то сейчас это занимает от силы час-два, а то и несколько минут (эту связь обеспечивает Интернет). В таких условиях экономика начинает терять свою национальную и государственную принадлежность. Гораздо проще распределять предприятия по экономическим зонам, где по тем или иным причинам производственные операции выполнять дешевле. Таким образом, одно предприятие может делиться на неопределенное количество частей, находящихся в разных частях мира, выполняющих определенные операции, но производящих в итоге одну продукцию. Этот стиль бизнеса относится к западному (евроатлантическиму, включающему страны Европы и США). Западные способы производства и технологии активно распространяются по миру. Но в США и Европе последние десятилетия происходит демографический спад, в то время как страны третьего мира переполнены трудовыми ресурсами. И в настоящее время происходит массовая иммиграция из стран третьего мира в Европу и США (в западных городах образуются целые кварталы иммигрантов, говорящих только на родном языке, придерживающихся только своих обычаев, поддерживающих свою религию и т.п.). Происходит взаимопроникновение культур: с одной стороны, внедрение западных паттернов (эталонов жизни и деятельности), с другой – внедрение на Западе паттернов Юга и Востока (например, сеть ресторанов Макдоналдс и сети китайских, японских, корейских ресторанов, распространенных по всему миру). Результат – непрерывное перемешивание «национальных реальностей». Из вышеизложенного можно сделать вывод, что процесс глобализации – это не желание Запада обустроить мир по собственному разумению, и не прихоть экономической элиты, желающей захватить власть над человечеством, – это историческая закономерность, проходящая практически через все фазы исторического развития. 50 Подводя итог, необходимо выделить главные тенденции настоящего времени: – развитие инфосферы и генной инженерии; – усиление вектора глобализации; – экономический, социальный, этнический, технологический и метафизический хаос. Все эти тенденции отражаются на социокультурном состоянии общества. В каждом локальном кластере мировой культуры происходят свои изменения, в целом влияющие на глобальное человеческое общество. Как и в начале ХХ века, общество пытается выйти из кризиса культуры, порожденного тенденциями настоящего времени. Так же возникают аксиологические вопросы, приводящие к духовному кризису. Смена этических воззрений особо важна в настоящий период, т.к. сейчас индивид чувствует себя потерянным и одиноким во много раз сильнее, нежели в начале ХХ века. Это связано с усиленным давлением на человека со стороны инфосферы, техносферы и глобализации в целом. § 4. Социокультурный кризис современности и его отражение в массовой культуре Сегодня «социальные структуры во всем мире подверглись переплавке и мутируют. Впереди нас ждут Мак Деревни, мозг планеты Гея и полный хаос. Да здравствует Их Величество Науки-и-Техника! Этот король покорил, наконец, целый мир, хотя его платье к настоящему моменту стало куда более прозрачным. В некогда благородном костюме Прогресса появились прорехи, через которые можно наблюдать гораздо более приземленные амбиции хозяина»1, – горько иронизирует Э. Дэвис в начале своего исследования, посвященного параллельному анализу истории техники и истории мистики. Столь ироничное изречение, приведенное нами, на самом деле недалеко от истины. На всей планете пытается утвердиться информационная фаза, разрушаю- Дэвис Э. Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху / Пер. с англ. С. Кормильцева, Е. Бачининой, В. Харитонова. – Екатеринбург: Ультра. Культура, 2008. – С. 11. 1 51 щая базовые основы прежних сообществ; человек находится в промежутке: между органической и синтетической жизнью, между реальным и виртуальным мирами, между локальными и глобальными потоками информации, товаров, капиталов, трудовых ресурсов, между элитарной и массовой культурами и т.п. Большинство называют массовой культурой тот вид культурной продукции, который производится ежедневно в больших количествах. Предполагается, что независимо от национальности, страны проживания и возраста массовую культуру потребляют все люди. Средства массовой коммуникации и информации ежечасно транслируют эту культуру повседневной жизни по всем каналам. Таким образом, массовая культура стала одним из наиболее ярких проявлений современного социального бытия и цивилизации в целом. Но не смотря на обилие публикаций о массовой культуре ее феномен на данный момент является малоосмысленным с точки зрения социальной философии, психологии, культурологии и других гуманитарных наук. Здесь возникает много вопросов, т.к. нет четкой систематизации фактов, порождающих массовую культуру, и нет четкого определения терминов «массовая культура» (масскультура), «популярная культура» (поп-культура). Соответственно, противопоставление «массовая культура – элитарная (высокая) культура» тоже является не совсем верным, т.к. понятие «массовая культура» – это не только оценочная эстетическая категория, расслоение культур на «культуру для всех» и «культуру для избранных» существовало всегда, начиная с архаических времен. Например, шаманы составляли культурную элиту, выходящую за пределы общеплеменной культуры. Массовая культура (в современном понимании) – это образ жизни индустриального и информационного (постиндустриального) общества, нуждающийся в воспроизводстве специфического типа сознания, позволяющий человеку ориентироваться в стандартных ситуациях массового общества. Как отмечает в своем исследовании О. Биричевская, «массовая культура – проблема в первую очередь социальная и антропологическая, "по ту сторону" эстетического – на стыке экономики, политики, искусства, конкретных социальных техно- 52 логий и морали… что исторически ограничивает данный тип культуры, связанный с определенными технологиями производства, тиражирования и потребления культурных артефактов»1. Предпосылки такого явления, как «массовая культура», появились, по мнению Х. Ортеги-и-Гассета2, еще в конце XIX – начале XX века, т.к. именно с этим временем исследователь связывает появление феномена массы, а соответственно и массового общества, наделенного своей культурой. Феномены массы и человека массы, появившиеся в начале ХХ столетия, открыли новое проблемное поле для исследователей культуры, философов и социологов. Эти вопросы ставили в своих работах такие ученые, как Н. Бердяев3, С. Франк4, Г. Лебон5, З. Фрейд6, Г. Тард7, Э. Фромм8, Г. Маркузе9, О. Шпенглер10, А. Тойнби11, Р. Вагнер12, Х. Ортега-и-Гассет13, Т. Адорно14, К. Теплиц15, А.Я. Флиер16, Д. Белл17 и другие. Биричевская О.Ю. Аксиология массовой культуры. Сравнительный ценностно-смысловой анализ: Монография. – М.: Научная книга, 2005. – С. 12. 2 См.: Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. – М.: Искусство, 1991. – 244 с. 3 См.: Бердяев Н.А. Судьба России. – М.: Эксмо, 2007. – 640 с. 4 См.: Франк С.Л. Духовные основы общества. – М.: Республика, 1992. – 511 с. 5 См.: Лебон Г. Психология народов и масс. – М.: Терра, 2007. – 400 с. 6 См.: Фрейд З. Психоанализ, религия, культура. – М.: Ренессанс, 1992. – 296 с. 7 См.: Тард Г. Личность и толпа. Очерки по социальной психологии / Пер. Е. Предтеченский – СПб.: Изд. А. Большакова и Д. Голова, 1903. – 178 с. 8 См.: Фромм Э. Иметь или Быть? – М.: АСТ, 2008. – 314 с.; Фромм Э. Революция надежды. Избавление от иллюзий. – М.: Айрис-пресс, 2005. – 352 с. 9 См.: Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества / Пер. с нем. – М.: Refl-book, 1994. – 368 с. 10 См.: Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории: В 2 т. / Пер с нем. И.И. Махонькова. – М.: Академический проект, 2009. 11 См.: Тойнби А. Цивилизация перед судом истории: Сборник. – Изд. 3-е. – М.: Айрис-пресс, 2006. – 592 с. 12 См.: Вагнер Р. Избранные работы. – М.: Искусство, 1978. – 696 с. 13 Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация общества. – М.: Радуга, 1991. – 639 с. 14 См.: Исследование авторитарной личности / Под ред. В.П. Култыгина. – М.: Серебряные нити, 2001. – 416 с. 15 См.: Теплиц К.Т. Всё для всех. Массовая культура и современный человек // Человек: образ и сущность. – М.: ИНИОН РАН, 2000. – С. 254–268. 16 См.: Флиер А.Я. Массовая культура и её социальные функции // ОНС: Общественные науки и современность. – М., 1998. – № 6. – С. 138–148. 17 См.: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: Опыт социального прогнозирования / Пер. с англ. В.Л. Иноземцев. – М.: Academia, 1999. – 956 с. 1 53 Опираясь на работы вышеперечисленных исследователей, мы полагаем, что явление массовой культуры – это существенное изменение культуры в целом. Культура изменяется под воздействием развития средств массовой информации и коммуникации, индустриально-коммерческого типа производства и распределения стандартизированных духовных благ. При относительной демократизации культуры и повышении уровня образованности масс парадоксальным образом происходит постоянное снижение духовных запросов. Если говорить о самых ранних формах проявления массовой культуры, то следует отметить появление в середине XIX века детективного жанра, который в начале ХХ века завоевал огромную популярность, не снижающуюся до сих пор. В конце XIX века появляются произведения, получившие впоследствии названия «индустрия грез», «сердечная пресса» и т.п., эта литература публиковалась еженедельными СМИ, а сейчас в огромных количествах выходит под мягкой обложкой в серии «Любовный роман». Еще одной формой массовой культуры стали комиксы, появившиеся в США в конце XIX века. Этот жанр изначально предназначался детям, но постепенно завоевал и взрослую аудиторию. Стремительное появление других форм массовой культуры можно отнести к середине ХХ века, когда эта культура становится тотальной и экспансивной. На сегодняшний момент массовая культура проникла во все сферы жизни общества, где и сформировала свое единое семиотическое пространство. А.Я. Флиер, известный отечественный культуролог, предложил наиболее точную классификацию сфер влияния и проявления массовой культуры. Он выделяет девять сфер: 1) индустрия «субкультуры детства»; 2) массовая общеобразовательная школа; 3) система национальной (государственной) идеологии; 4) массовые политические движения; 5) массовая социальная мифология, упрощающая сложную систему ценностных ориентацией человека до элементарных дуалистичных оппозиций; 54 6) индустрия развлечений и досуга, которая включает в себя массовую художественную культуру (кроме архитектуры), массовые постановочнозрелищные представления, профессиональный спорт, структуры по проведению организованного развлекательного досуга и т.п.; 7) индустрия оздоровительного досуга; 8) система организации, стимулирования и управления потребительским спросом на вещи, услуги, идеи как индивидуального, так и коллективного пользования (реклама, имиджмейкерство и т.п.); 9) разного рода игровые комплексы от механических игр, электронных приставок, компьютерных игр и т.д. до систем виртуальной реальности1. Из классификации А.Я. Флиера мы видим, что массовая культура – явление далеко не однородное. Но для самых различных проявлений культуры характерен общий ряд черт: – массовая культура создается для масс, а не является творением массы; – продукты массовой культуры всегда носят коммерческий характер, массовая культура не аутентична, не может возникнуть органически. По словам Э. Тоффлера2, малая семья, обучение фабричного типа и гигантские корпорации в совокупности стали определяющими социальными учреждениями всех обществ индустриальной фазы. Даже в искусстве этого периода можно найти принципы, типичные для фабричного производства, где ценностные аспекты смещаются в сторону материальных благ. Например, большинство музыкантов, писателей, художников работают не для какого-то покровителя, как это было принято в аграрную и средневековую фазы, когда помимо материального благополучия процесс творчества приносил духовное удовлетворение, теперь их творчество напрямую зависит от популярности, которая, в свою очередь, влияет на продажи их творений3. Здесь уже следует говорить о творческом человеке Флиер А.Я. Массовая культура и её социальные функции // ОНС: Общественные науки и современность. – М., 1998. – №6. – С. 138. 2 См.: Тоффлер Э. Третья волна: Пер с англ. – М.:ООО «Издательство АСТ», 2004. – 781 с. 3 Примером служит история музыки. В конце XVIII – начале XIX века вплоть до середины ХХ века театральные кассы и импресарио практически «заказывали» музыку. Большие кон1 55 как о «торговце», где «товаром» выступает творчество. Фактически в конце XVIII столетия произошел переход от аристократической культуры к демократической1, что и явилось одной из первых явных предпосылок будущей масскультуры середины ХХ века и первой четверти XXI столетия, где свобода творчества (творчество для масс) продается и покупается; – продукты массовой культуры предназначены для общедоступного, зачастую дешевого удовольствия массовой публики, удовлетворяющей потребности, порожденные урбанизацией, демократизацией и индустриализацией (занимательность, быстродоступность, быстрозабываемость); – все удовольствия, предлагаемые массовой культурой, не носят активного характера. Участвующий в процессе приобщения к этой культуре находится в пассивной позиции, прежде всего без обращения к собственному сознанию, а уровень языка, как правило, относится к средней языковой семиотической норме; – массовая культура вытесняет рациональные формы смыслообразования и апеллирует к бессознательному компоненту психики (эмоциональное, иррациональное, коллективное). Массовая культура ориентирована на аудио- и визуальные образы, позволяющие отрешиться от реальности (эскапизм); – массовая культура рассчитана на утилитарные требования большинства, соответственно, духовно ограниченна, и несмотря на традиционность и консерватизм «телесна» и эротизирована. Массовая культура как явление имеет свою структуру и уровни. Современная культурология обычно выделяет три основных уровня массовой культуры: – кич-культура (низкопробная, вульгарная культура, включающая в себя упрощенную подачу проблематики, опирающаяся на стереотипные образы, идеи, сюжеты, ориентированная на обывателя, чья жизнь протекает скучно и однообразно); цертные залы и театры требовали усиления звука, так симфоническая музыка стала массовой и в итоге почти заменила камерную. 1 Sachs Curt. The History of Musical Instruments. – New York: W.W. Norton, 1940. – P. 6. 56 – мидл-культура (культура «средней руки», имеющая двойственный характер, обладающая некоторыми чертами традиционной культуры, но в то же время включающая в себя черты массовой культуры. По отношению к кичкультуре эта форма массовой культуры оказывается более высокой); – арт-культура (не лишенная определенного, иногда даже высокого, художественного содержания и эстетического выражения. Ее главной задачей является максимальное приближение массовой культуры к нормам и стандартам традиционной культуры)1. Из вышеизложенного можно сделать вывод, что массовая культура – космополитична, и распространяется вместе с глобализацией. Большинство исследователей этого явления склоняются к тому, что массовая культура – явление общечеловеческое, никак не связанное с социальной структурой общества. В отличие от традиционной культуры продукция массовой культуры недолговечна. Массовая культура в значительной мере культура потребительская, она мгновенно реагирует на появляющийся спрос на ту или иную ее продукцию. С исчезновением спроса исчезает и продукция, предназначенная для его удовлетворения. Но здесь следует выделить особую категорию «культовых» произведений, особенность которых заключается в их глубоком проникновении в массовое сознание и приобретении ими знаковой для потребителей устойчивости (впоследствии эта знаковая устойчивость используется той же массовой культурой, но уже в других сферах, например в рекламе). К таким «культовым» произведениям исследователи С.Р. Аблеев и С.И. Кузьминская относят «Двенадцать стульев» И. Ильфа и Е. Петрова, тексты песен и музыку рок-группы «Битлз», художественный фильм «Семнадцать мгновений весны» (реж. Т. Лиознова, СССР)2 и др. См.: Альтернативная культура: Энциклопедия / Сост. Д. Десятерик. – Екатеринбург: Ультра. Культура, 2005. – 240 с. 2 Аблеев С.Р., Кузьминская С.И. Массовая культура современного общества: теоретический анализ и практические выводы – электронный ресурс: http://aipe.roerich.com/russian/mas_kult.htm 1 57 Так как массовая культура явление далеко не однозначное, то и отношение к нему двоякое: 1) негативная оценка этого феномена (Т. Адорно, Г. Маркузе, Э. Фромм и др.). Представители этой группы утверждают, что массовая культура формирует пассивное отношение к жизни, предлагая готовые ответы на все вопросы. Под влиянием массовой культуры изменяется система ценностей, где духовное развитие уходит на задний план, а главным становятся эмоциональные и душевные развлечения, оторванные от действительности (эскапизм). Массовая культура ориентирует общественное сознание на систему имиджей, воздействующих на бессознательную сферу человеческой психики. Массовая культура реанимирует низшие аспекты сознания и инстинкты, которые, в свою очередь, стимулируют этическую, эстетическую и интеллектуальную деградацию личности; 2) позитивные стороны массовой культуры как явления усматривают К.Т. Теплиц, Д. Белл, Е.Н. Шагинская1. Массовая культура создает свое семиотическое пространство, в котором могут тесно взаимодействовать все члены высокотехнологичного общества2. Она вбирает в себя массы, не умеющие продуктивно использовать свое время, т.е. выполняет функции «отвлекающего» свойства, чтобы человек массы не становился агрессивным, не прибегал к насилию и не особенно задумывался о причинах и последствиях этой агрессии. Массовая культура дает возможность познакомиться с произведениями традиционной культуры3, т.е. отчасти рекламирует высокую культуру, а отчасти переводит на усредненный язык массы. В настоящий момент массовая культура популярна именно по нескольким причинам: 1) относительная асоциальность индивида, пассивность сознания (нежелание участвовать в общественных, политических, социальных процессах и явлениях ни духовно, ни интеллектуально); 2) желание поддаться эсТеплиц К.Т. Всё для всех. Массовая культура и современный человек // Человек: образ и сущность. – М.: ИНИОН РАН, 2000. – С. 267. 2 Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. – М.: Мысль, 1993. – С. 112. 3 Шагинская Е.Н. Массовая культура XX века: очерк теорий // Полигнозис – М., 2000. – №2. – С. 80. 1 58 капизму (уйти от повседневных забот, проблем, отрешиться от обыденности); 3) обостренное чувство одиночества, неразрешимости собственных проблем, безысходности (желание сопереживания со стороны другого человека и общества); 4) заполнение духовной пустоты, как правило, возникающей на месте отсутствующих религиозных чувств. Псевдоценности массовой культуры все же слишком опасны и разрушительны для личности и общества. Поэтому необходима идейная трансформация массовой культуры через ее наполнение более возвышенными идеями, социально значимыми сюжетами и эстетически совершенными образами. Трансформационное воздействие в аксиологической сфере, по мнению диссертанта, необходимо производить изнутри массовой культуры с помощью литературы, музыки, живописи и других видов искусства. Эта трансформация не должна быть насильственной и поучительной. Для повышения духовности в массовой культуре необходимо повышать духовность конкретных произведений. Человек, погребенный под спудом массовой культуры, не желает знать историю, он не способен «перерабатывать» прошлое, он живёт только сегодняшним днем. Понимание того, что «сегодняшний день» – это аккумуляция в сжатом виде всей истории и культуры, определяющих «сегодня», для массового человека практически невозможно. В отрицании исторического и культурного опыта человек сегодняшний обречен повторять ошибки, уже свершённые его предшественниками, терпеть сходные с ними поражения, т.е. постоянно наступать на одни и те же грабли, а главное – ничему никогда не учиться. Так, «СССР, вторгшийся в Афганистан, – как будто не было опыта неудачных попыток Великобритании завоевать эту страну; ничему не учиться могут США, насаждающие “демократию” в Афганистане и Ираке, – как будто не было опыта Вьетнама; ничему не учиться может Европа, желающая “жить в мире” с исламскими террористами, – как будто не обращался вскормленный “с лучшими намерениями” терроризм против своих же спонсоров и хозяев; ничему не учиться может современная Россия, продающая новейшее оружие Китаю, – как 59 будто не было в истории многочисленных случаев, когда проданное оружие и военные технологии обращались в итоге против того, кто их продает»1. Человек сегодняшний (массовый) похож на дурно воспитанного подростка, неотягощенного моральными нормами, не имеющего общечеловеческих ценностей (в силу воспитания), не желающего учиться, но считающего себя взрослым, сильным, поэтому «право имеющим» быть таким, каким ему заблагорассудится. В обществе, где нормы нравственности выполняются только номинально, постепенно исчезает убеждение каждой личности в невозможности нарушения тех или иных заповедей. Метафизический хаос в душе индивида и общества, нежелание учиться на ошибках прошлого приводят к духовной деградации. Еще в 30-е годы ХХ века Ортега-и-Гассет утверждал, что «…Европа утратила нравственность. Прежнюю массовый человек отверг не ради новой, а ради того, чтобы, согласно своему жизненному складу, не придерживаться никакой. Что бы ни твердила молодежь о “новой морали”, не верьте ни единому слову. Утверждаю, что на всем континенте ни у кого из знатоков нового ethos нет и подобия морали. И если кто-то заговорил о “новой” – значит, замыслил новую пакость и ищет контрабандных путей. Так что наивно уверять современного человека в безнравственности. Это не только не заденет, но даже польстит. Безнравственность нынче стала ширпотребом, и кто только не щеголяет ею… Европа пожинает горькие плоды своих духовных шатаний. Она стремительно катится вниз по склону своей культуры, достигшей невиданного цветения, но не сумевшей укорениться»2. Подводя итоги первой главы, можно сделать следующие выводы. 1. Социокультурный кризис начинает развиваться при внедрении в существующую реальность одного или нескольких новых цивилизационных трендов (инноваций), системно не совместимых с данной социокультурной ситуацией. Пантин В.И., Столярова Т.Ф. Вырождение или возрождение? Философское эссе о современной культуре. – М.: Культурная революция, 2006. – С. 252–253. 2 Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. – М.: Весь Мир, 1997. – С. 161–163. 1 60 2. Социокультурные системные изменения (кризисы) являлись фактором смены культурно-исторических эпох. 3. Современный социокультурный кризис берёт своё начало в неразрешенном кризисе конца XIX – начала ХХ века. 4. Новыми цивилизационными трендами современной социокультурной ситуации являются компьютер и развитие генной инженерии (клонирование, культивирование и т.п.). Соответственно, происходит смена культурноисторических формаций. На смену индустриальной эпохе приходит информационная (постиндустриальная) эпоха. 5. Благодаря внедрению новых цивилизационных трендов качественно меняется системный уровень современного общества. За счет ускорения темпов развития техносферы образовался разрыв между общечеловеческими ценностями и техническим прогрессом. 6. Постепенно разрыв между общечеловеческими ценностями и техническим прогрессом заполняет массовая культура со своими псевдоценностями, опасными и разрушительными для личности и общества. 61 Глава II Пути преодоления глобального социокультурного кризиса в современной русскоязычной фантастике С середины XIX века активно начинает формироваться коммерциализированная и расчетливая цивилизация, подчиненная развитию техносферы. Семейные отношения, дружба, любовь – все пронизывается коммерческими отношениями. Забота о деньгах, товарах и вещах становится главным принципом жизни индустриальной эпохи. Этот принцип оказал решающее воздействие на человеческие личности. Все личностные отношения постепенно начинают сводиться к понятию «сделка», где контрактные отношения (например, брачный контракт) заменили любовь, дружбу, кровное родство, племенную или феодальную принадлежность. К концу XIX века культурный кризис начинает охватывать Европу. Наступает период «переоценки всех ценностей». Не случайно именно в это время в мировой литературе на одно из первых мест по читательскому интересу выходит фантастическая и мистическая проза. Этот момент можно считать началом развития литературной фантастики, которое продолжается до сих пор. §1. История и социокультурная проблематика современной русскоязычной фантастической прозы Истоком зарождения фантастики в литературе, по нашему мнению, следует считать такое явление, как «романтизм», появившееся как реакция на эпоху Просвещения и охватившее культуру Европы и Америки конца XVIII – начала XIX века. Романтизм в противоположность классицизму и Просвещению утверждал значимость духовно-творческой жизни личности, провозглашая индивида самоценностью. Характеры романтических героев были полны сильных, часто бунтарских, страстей. В XVIII веке к романтизму относили все странное, фантастическое и существующее только в книгах. Романтизм впервые возник в Германии, в кругу писателей и философов йенской школы, яркими представителями которой были В.Г. Ваккенродер, Л. Тик, Новалис. К германским романтикам также относят братьев В. и 62 Я. Гримм, Гофмана, Гейне и других, к английским – поэтов «Озёрной школы», Вордсворта, Кольриджа, Байрона, Шелли, Китса, Блейка. Французский романтизм представлен такими именами, как Шатобриан, Сталь, Гюго, Мериме, Санд и другие, итальянский – Фосколо, Мандзони, Леопарди, польский – Мицкевич, Норвид и другие. В США к романтикам относились Ирвинг, Купер, По, Готорн, Лонгфелло, Мелвилл и т.д. В России романтизм появляется в поэзии В. Жуковского, раннего А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева. Правомерно считать, что мистической и сказочной подоплекой литературная сказка, а в последствие и фэнтези обязаны традиции романтизма. Появление первых фантастических произведений в XIX веке неудивительно. С активным развитием науки и техники, в котором участвовала практически вся образованная часть общества того времени, стали появляться литературные тексты, с одной стороны, научно-фантастического, с другой – мистического содержания. Научно-фантастические произведения готовили общество к новшествам, прогнозировали и, как мы можем увидеть сейчас, предрекали великие открытия в науке и технике. Мистическая проза, характерная для романтиков, сохраняла божественность человеческой души, оберегала сакральные ценности и необъяснимые наукой человеческие чувства. Эта дихотомия внутри первых фантастических произведений неслучайна. С одной стороны, человечество открывает в науке новые пути развития, с другой – пытается вернуться в свое «детство». Особо ярко это выражается в настоящее время, конец ХХ – начало XXI века – время сказок в литературе. В своем культовом романе «Альтист Данилов» словами демона-ученого Нового Маргарита В. Орлов отмечает, что «чем цивилизация становится образованнее и взрослее… тем острее становится у нее интерес к собственному босоногому детству. На детские сказки и вовсе мода вспухает. И ностальгия объявится и по русалкам, и по ведьмам. Как будто бы и с чувством превосходства над ними, с иронией, без страха, но все-таки…»1 Таким образом, уже в середине XIX века возникли попытки синхронизировать два процесса – развития этических норм и ценностных ориентаций и стремительного развития технического прогресса. 1 Орлов В.В. Альтист Данилов. – М.: Астрель, 2008. – С. 369. 63 На протяжении всего ХХ века в фантастической прозе помимо научной фантастики (далее НФ. – М.Ю.) будут появляться новые направления – мистический реализм, фантасмагория, фэнтези, альтернативная история, криптоистория, киберпанк, либерпанк, мифологическая фантастика и др.) Классификация и проблемы жанра, касающиеся литературной фантастики, – это вопрос, требующий отдельного исследования, и нами в данной работе не будет рассматриваться. Повествования о необычайном, сверхъестественном, о том, что пока недоступно человеческому познанию, были частью литературы во все времена, начиная с фольклорных произведений1. Попытка проследить историю произведений такого типа предпринималась не раз. Русские и зарубежные исследователи (Е.Н. Ковтун2, А.Ф. Бритиков3, Г. Гуревич4, К.Г. Фрумкин5, Т. Чернышева6, Ц. Тодоров7, А. Ассмен8, К. Хум9, К. Вильсон10, Ф. Кермод11 и др.) начинают перечень произведений подобного типа с Гомера и Апулея, продолжают Ариосто и Данте, Т. Мором и Т. Кампанеллой, Д. Свифтом и Ф. Рабле, Ф. Бэконом и Сирано де Бержераком, О. Бальзаком и Э. По. В конце XIX – первой половине ХХ века несмотря на господство рационализма и прагматизма в литературе появляются произведения о сверхъестественном (или с элементами сверхъестественного и необычайного) таких авторов, как Т. Манн, А. Франс, Г. Уэллс, О. Степолдон, К. Чапек, Д.Р.Р. Толкиен, А. Конан Дойл, Д. Лондон, Р.Л. Стивенсон, Б. Стокер, Г. Майринк, М. Элиаде, О. Хаксли, Д. Оруэлл, См.: Ковтун Е.Н. Поэтика необычайного: Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (На материале европейской литературы первой половины ХХ века). – М.: Изд-во МГУ, 1999. – 308 с.; Ковтун Е.Н. Художественный вымысел в литературе ХХ века: Учебное пособие. – М.: Высшая школа, 2008. – 406 с. 2 См.: то же. 3 Бритиков А.Ф. Русский советский научно-фантастический роман. – Л., 1970. – 448 с. 4 Гуревич Г.И. Беседы о научной фантастике. – М.: Просвещение, 1983. – 112 с. 5 Фрумкин К.Г. Философия и психология фантастики. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 240 с. 6 Чернышева Т.А. Природа Фантастики. – Иркутск: Издательство Иркутского университета, 1985. – 336 с. 7 Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу / Пер. с фр. Б. Нарумова. – М.: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество, 1997. – 144 с. 8 Assmann A. Die Legitimitat der Fiktion:Ein Beitr. zur Geschichte der Literarischen Kommunikation. – Munchen, 1980. – 88 S. 9 Hume K. Fantasy and mimesis: Responses to reality in western literature. – Lnd., 1984. – 151 р. 10 Wilson C. The Strength to dream: Literature and the imagination. – Lnd., 1962. – 94 р. 11 Kermode F. The sense of an ending: Studies in the theory of fiction. – NY., 1967. – 101 р. 1 64 Г. Гессе, Ф. Кафка, К.С. Льюис, Г. Ибсен, Б. Шоу, М. Метерлинк, О. Уайльд, А. де Сент-Экзюпери, А. Толстой, В. Брюсов, А. Грин, М. Булгаков, Е. Замятин, Л. Андреев, Ю. Олеша, А. Чаянов, Е. Шварц, П. Бажов и многих других. Этот период можно определить как эпоху зарождения мировой фантастики. Перечисленных выше авторов неправомерно было бы отнести только к писателямфантастам, но и нельзя не учитывать, что именно их творчество стало основой для современной фантастической прозы. Для систематизации истории русской фантастики воспользуемся периодизацией Г. Прашкевича (писателя-фантаста, историка русской фантастики, фантастиковеда), т.к. он опубликовал единственное на данный момент полное и непредвзятое исследование в области истории литературы по русской фантастике1. Надо оговориться, что по истории русской фантастики или по отдельным ее периодам существует несколько монографий (Бритиков А.Ф. Русский советский научно-фантастический роман. – Л., 1970; Ревич В.А. Не быль, но и не выдумка: Фантастика в русской дореволюционной литературе. – М., 1979; Ревич В.А. Перекресток утопий. Судьбы фантастики на фоне судеб страны. – М., 1998; Кац Р.С. История советской фантастики. – СПб., 2004 и др.). Но большинство исследований, опубликованных до 90-х годов ХХ века, грешат неточностям, замалчиваниями или прямыми фальсификациями, хотя и работа Р.С. Каца, изданная уже в XXI веке, также содержит неточности и грубые ошибки (но этому нужно посвятить отдельное исследование, т.к., по намерению автора, эта книга является «фантастической историей советской фантастики»). В XIX веке в русскую литературу входят такие имена, как В. Билибин («Женщина на Марсе. Фантастический фарс в 3-х действиях»), Ф. Булгарин («Правдоподобные небылицы, или Странствия по свету в двадцать девятом веке» и др.), Н. Шелонский («В мире будущего»), В. Одоевский («4338-й год, Петербургские письма»), О.И. Сеньковский («Фантастические путешествия барона Брамбеуса») и др. Не чужды фантастике были и русские классики: Прашкевич Г.М. Красный сфинкс: История русской фантастики от В.Ф. Одоевского до Бориса Штерна. – Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2007. – 600 с. 1 65 А.С. Пушкин («Пиковая дама»), Н.В. Гоголь («Ганц Кюхельгартен», «Миргород», «Арабески», «Избранные места из переписки с друзьями»), Ф.М. Достоевский («Двойник»), И.С. Тургенев («Таинственные повести»), А.К. Толстой («Упырь», «Семья вурдалаков», «Встреча через триста лет»). Именно этот период в своей классификации Г. Прашкевич определяет как «период предчувствий»1. Это можно отнести и к предчувствию культурного кризиса, который охватит европейское общество в недалеком будущем. Период предчувствий – это время Отечественной войны 1812 года и восстания декабристов, реформ и контрреформ, «Народной воли» и «Черного передела», время, когда Россия стремится догнать Европу, сократить общекультурный разрыв, время ожидания и предвосхищения чего-то большого, великого и, казалось бы, «светлого». Но предчувствия не оправдали себя, патриархальный русский мир «перевернулся», исказился, «встал с ног на голову». Но этот переворот не только для России, но и для всего мира стал испытанием. Впереди мир ждали революции, тоталитаризм, две страшные мировые войны, концлагеря и геноциды. Именно в начале этих страшных времен зарождаются новая философия, литература, музыка. Начало культурного кризиса порождает новую фантастику, борющуюся за новый прекрасный мир. В этот период в европейской общественной мысли появляются первые предпосылки утилитарного взгляда на философию, культуру, историю, трансформирующего этику, практически неизменную на протяжении прошлых веков. С конца XVII века в процессе исторического развития массовое движение рассматривалось как одно из важнейших – общество утилитарными методами пыталось «осчастливить» всех своих членов, а в начале XX века это привело к тому, что отдельная человеческая личность стала терять свою значимость. Приходит время прагматической этики. Человеку, чтобы выжить, необходимо самоопределиться и смоделировать свой образ действий. Основа культуры – жизнь личности – была поставлена под угрозу. См.: Прашкевич Г.М. Основные этапы истории российской фантастики ХХ века // Русская фантастика на перекрестье эпох и культур: Материалы Международной конференции 22–23 марта 2006 года. – М., 2007. – С. 9–13. 1 66 В конце XVIII – начале XIX века зарождается философия утилитаризма. Т. Мальтус (1766–1834, основоположник мальтузианства) и И. Бентам (1748– 1832, родоначальник утилитаризма) утверждают: первый – познания человека и их использование требуются только для продолжения рода, и люди ограничены средствами существования, что оправдывает голод, эпидемии и войны, как естественные и необходимые процессы для контроля над количеством людей; второй же прославлял утилитарное отношение к жизни и к человеку. В антиутопических рассказах «Последнее самоубийство» (1844) и «Город без имени» (1839) В.Ф. Одоевский резко критикует безнравственную, по его мнению, философию Т. Мальтуса и И. Бентама. Во второй половине XIX века философские акценты переносятся в сферу практически-этическую. На месте проблемы познания, начиная с Артура Шопенгауэра, оказывается проблема жизни – воля к жизни, воля к власти, воля к действию1. Надлом же европейских духовных ценностей совершает Фридрих Ницше, провозглашая «переоценку ценностей» и необходимость нового осмысления значения и места культуры в развитии человеческого общества2. Важно отметить, что всемирное значение русская культура приобрела в XIX веке, переживая невиданный взлет. Начиная с Н.М. Карамзина и А.С. Пушкина, П.Я. Чаадаева и А.С. Хомякова, И.В. Киреевского и Н.Я. Данилевского самосознание росло, а со второй половины XIX века стало приобретать и формы некой планетарной общности человечества. Это выразилось в таком синтетическом учении, как русский космизм, приверженцами которого были непохожие между собой писатели, ученые, философы (Д.И. Менделеев, К.Э. Циолковский, В.С. Соловьёв, Н.Ф. Федоров, П.А. Флоренский, В.И. Вернадский и другие). Русский космизм выдвинул идею о неотделимости космоса (природы) от человека, их будущее возможно только совместно. Это время накала социально-политической обстановки в стране. Эхо Французских революций прокатилось по просторам России. Противостояние 1 2 См.: Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. – М., 1992. См.: Ницше Ф. Стихотворения, философская проза. – СПб., 1993. 67 консервативной власти и революционного движения было неизбежным. Как и во всей Европе, в России постепенно начинался кризис. На фоне небывалого взлета науки и техники, рождения великолепных образцов музыки и живописи, литература вступила в культурный кризис огромным количеством направлений, начиная с символизма и акмеизма, заканчивая модернизмом и авангардизмом. Наверное, никакое время в истории человечества за несколько десятилетий подряд не давало такого количества гениальных писателей, поэтов, композиторов, художников, чем небольшой период конца XIX – начала XX века. В русской культуре его называют Серебряным веком. В связи с кризисом культуры неизбежно происходит переоценка всех ценностей, аксиологические проблемы в философии выходят на первый план. В начале ХХ века кроме онтологического и гносеологического подходов особенно ярко и практически у всех мыслителей прослеживается ценностная интерпретация культуры. Соответственно вместе с аксиологическим подходом к гуманитарным исследованиям основной темой в философских и культурологических исследованиях становится тема кризиса культуры. Рационализм стал сдавать свои позиции. На смену ему пришли новые философские школы и направления, появляются психоанализ и экзистенциализм. Серебряный век породил в русской литературе, и в фантастической прозе в том числе, таких писателей, как В.Я. Брюсов, А.В. Чаянов, Е.И. Замятин, А.С. Грин, М.А. Булгаков, И.Г. Эренбург, А.П. Платонов, А.А. Богданов, А.Р. Беляев, А.Н. Толстой, Я.Л. Ларри, С.Ф. Буданцев, Б. Ясенский. Большинство из этих писателей не дожили до 50 лет, многие были репрессированы и погибли в сталинских лагерях. Русская наука вывела на первый план таких ученых, исследователей и писателей-фантастов, как К.Э. Циолковский и В.А. Обручев. 68 Именно этот столь сложный и интересный период русской фантастики Г. Прашкевич обозначил как «период перевернутого мира»1. Это определение, как и первое («период предчувствий»), органично отражает затянувшийся кризис культуры, проявившийся в России более остро, чем в других странах Европы и Америки, в связи с не только переоценкой общечеловеческих ценностей, но и с перестройкой (в большинстве насильственной) политической, социальной и экономической систем, их укоренения и попытки распространения на другие страны. Во второй четверти XIX века в России первые фантастические произведения в большинстве своем носили «научный» характер, иногда «социальный» (связанный с революциями и войнами XIX века), но к концу этого столетия и в первой четверти ХХ века стали появляться произведения, носящие сакральный, мистический, философский, культурологический характер. В конце XIX – начале ХХ века в русской литературе «фантастическое» проявляется практически у всех значимых авторов Серебряного века (В.Я. Брюсов, Л.Н. Андреев, А.В. Чаянов, Е.И. Замятин, А.С. Грин, М.А. Булгаков, И.Г. Эренбург, А.П. Платонов и др.). Например, Л.Н. Андреев (1871–1919)2 не относил себя к какому-либо художественному течению, но его творчество нельзя вписать в привычные рамки реалистического или символического метода. В настоящее время его относят к модернистам, хотя в данном случае и интерпретация «модернизма» должна быть широкой. Большинство исследователей (андрееведов) не употребляют по отношению к творчеству Л. Андреева понятие «фантастическое», чаще всего употребляются термины «сверхъестественное», «потустороннее». Безусловно, некоторые произведения Л. Андреева следует отнести к мистическому реализСм.: Прашкевич Г.М. Основные этапы истории российской фантастики ХХ века // Русская фантастика на перекрестье эпох и культур: Материалы Международной конференции 22–23 марта 2006 года. – М., 2007. – С. 9–13. 2 См.: Энциклопедия фантастики: Кто есть кто / Под ред. Вл. Гакова. – Минск: ИКО «Галаксиас», 1995. – С. 40; Леонид Андреев // Русская литература конца XIX – начала XX века и первой эмиграции / П.В. Басинский, С.Р. Федякин. – М.: Академия, 2000. – С. 77–90; Леонид Андреев: материалы и исследования / РАН. Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. – М.: Наследие, 2000. – 414 с.; и др. 1 69 му: «Стена» (1901), «Елизар» (1906), «Покой» (1911), «Правила добра» (1911), «Дневник Сатаны» (1919) и др. Л.Н. Андреев напишет в письме А.М. Питалевой, что «"Стена" – это все, что стоит на пути к новой и совершенной жизни. Это, как у нас в России, и почти везде на Западе, политический и социальный гнет; это несовершенство человеческой природы с ее болезнями, животными инстинктами, злобою, жадностью и пр.; это – вопросы смысла бытия, о Боге, о жизни и смерти – "проклятые вопросы"»1. Рассказы Л.Н. Андреева ставят человека перед аксиологическим выбором: разрушаться или сопротивляться, погибнуть или спастись. В рассказе «Воскресение всех мертвых» Л.Н. Андреев определяет значимость красоты, истины и добра жизни, как альтернативу опустошенности, безобразию, лжи, смерти. Смыслы рассказов Л.Н. Андреева проступают только через фантастическое, невозможное, сверхъестественное. Танатологическое практически во всех сверхъестественных рассказах Л. Андреева служит основанием к фантастическому, и наоборот, что позволяет писателю взглянуть на потусторонний мир иначе. Именно танатологическое роднит произведения Л.Н. Андреева с творчеством М.А. Булгакова и писателей-фантастов А. Беляева («Голова профессора Доуэля»), А. и Б. Стругацких («Пикник на обочине»), Г.Л. Олди (цикл «Бездна голодных глаз», «Рубеж» в соавторстве с С. и Т. Дяченко, А. Валентиновым), С. и М. Дяченко («Пандем»), А. Валентинова («Сфера») и др. Понятие «перевернутость мира», употребленное Г. Прашкевичем в периодизации истории русской фантастики начала ХХ века, может иметь и другой аспект. Как писал К. Ясперс, именно в начале ХХ столетия «распространилось сознание того, что все стало несостоятельным; нет ничего, чтобы не вызывало сомнения, ничто подлинное не подтверждается; существует лишь бесконечный круговорот, состоящий во взаимном обмане и самообмане посредством идеологий. Сознание эпохи отделяется от всякого бытия и заменяется только самим собой. Тот, кто так думает, ощущает себя как ничто. Его сознание конца есть одновременно сознание ничтожности его собственной сущности. Отделившееся 1 Андреев Л.Н. Собрание сочинений. – Т. 1. – М., 1990. – С. 609. 70 сознание времени перевернулось»1. Именно в это время в фантастической прозе появляется огромное количество утопий, которые в свою очередь «переворачивают» реальную жизнь человека, обещают новую, «лучшую долю» и строят мир по идеальному образцу. Подобными идеями и желанием их воплотить был пропитан весь воздух Европы. Необходимо отметить, что литературная утопия – это «жанр эпической прозы, получивший название по заглавию произведения Т. Мора "Золотая книга…" …его структура определяется задачей изобразить идеальное государство»2. Это определение, прежде всего, касается классической утопии или антиутопии (утопия со знаком «минус»). Именно утопия в начале ХХ столетия породит такое направление в фантастической прозе, как авантюрно-философская фантастика, имеющая «характер авторского эксперимента, а иногда и эксперимента героя или целого человеческого общества по проверке определенной идеи»3. Поэтому необходимо обратить на жанр утопии особое внимание как на основу многих фантастических произведений ХХ и начала XXI века. Перечислим наиболее значимые фантастические произведения утопического и антиутопического характера в дореволюционной России. По исследованию Б.Ф. Егорова4, их можно разделить по содержательным и смысловым признакам: «огненные утопии», утопии старших символистов, научнофантастические утопии, «сказочные» утопии, партийно-политические утопии, мистические утопии. К «огненным утопиям» рубежа XIX–XX веков Б.Ф. Егоров относит поэтические сборники К.Д. Бальмонта «Горящие здания» (1900) и «Будем как солнце» (1903); поэму Эллиса (Л.Л. Кобылинский) «Фаэтон» (1906); произве- Ясперс К. Власть массы // Ясперс К., Бодрийяр Ж. Призрак толпы. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 21. 2 Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / Гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. – М.: Издательство Калугиной; Intrada, 2008. – С. 276. 3 Там же. – С. 278. 4 Егоров Б.Ф. Российские утопии: Исторический путеводитель. – СПб.: Искусство-СПб, 2007. – 416 с. 1 71 дения русско-польского писателя-фантаста А.М. Оссендовского1, например «Женщины восставшие и побежденные» (1914). К утопиям старших символистов относятся стихотворения из сборников В.И. Иванова «Кормчие звезды» (1903) и «Прозрачность» (1904); цикл из шести стихотворений Ф. Сологуба (Ф.К. Тетерников) «Звезда Маир» (1898–1901) и роман «Творимая легенда» (1907–1914); роман «На Венеру» (1887), написанный В.Я. Брюсовым в гимназические годы, его повесть «Гора Звезды» (1895– 1899), драма «Земля» (1904), рассказ «Республика Южного Креста» (1905), цикл из пяти стихотворений «Веяние смерти», драма «Диктатор. Трагедия в пяти действиях и семи сценах из будущих времен» (1921), стихотворения «Мир электрона» (1922) и «Мир N измерений» (1924), наброски к ненаписанным произведениям «Восстание машин», «Сборник "Дыба". Маркиз де Сад», «Семь земных соблазнов», «Первая межпланетная экспедиция», «Мир семи поколений»; рассказ А. Белого (Б.Н. Бугаев) «Человек» (1918). К научно-фантастическим утопиям следует отнести рассказы «Тост» (1906), «Королевский парк. Фантазия» (1911), «Жидкое солнце» (1912), «Звезда Соломона» (1917) А.И. Куприна; технические повести-очерки В.Н. Чиколёва2 «Не быль, но и не выдумка. Электрический рассказ» (1895), А.А. Родных3 «Самокатная подземная дорога между Санкт-Петербургом и Москвою. Фантастический роман пока в трех главах, да и тех неоконченных» (1902), К.Э. Циолковского «На Луне» (1893), «Грезы о земле и небе» (1895). К «физическим утопиям»4 можно отнести и труды Н.А. Морозова1, например «На грани неведомого. Научные полуфантазии» (1910); «биологичеОссендовский А.М. (Антоний Фердинанд) (1878–1945) – русский и польский путешественник, литератор и общественный деятель. Учился в Санкт-Петербургском университете и в Сорбонне. Работал инженером в Сибири и на Дальнем Востоке. 2 Чиколёв В.Н. (1845–1898) – электромеханик-практик. В 1880-х годах В.Н. Чиколёв принимал деятельное участие в трудах технического общества и явился устроителем первой электрической выставки в Санкт-Петербурге в 1881 г. и редактором первого русского электрического журнала «Электричество». 3 Родных А.А. (1871–?) – русский писатель-фантаст. Инженер. Популяризатор науки, был одним из первых пропагандистов идей К.Э. Циолковского. 4 Егоров Б.Ф. Российские утопии: Исторический путеводитель. – СПб.: Искусство-СПб, 2007. – С. 346. 1 72 ским утопиям»2 – некоторые произведения А.М. Оссендовского, например, «Бриг "Ужас"» (1913) и «Грядущая борьба» (1914). К сказочным утопиям Б.Ф. Егоров относит роман Н.Ф. Олигера3 «Праздник весны» (1910), роман К.С. Мережковского4 «Рай земной, или Сон в зимнюю ночь. Сказка-утопия XXVII века» (1903). Наиболее интересным литературным воплощением партийно- политической утопии является написанный в 1908 году А.А. Богдановым5 роман «Красная звезда». Этот роман, наверное, последняя социалистическая утопия, написанная до революции 1917 года, и одна из последних мировых классических утопий, построенных по традиционной схеме. А в 1912 году им написан роман «Инженер Мэнни». В этих романах-утопиях А.А. Богданов предвосхищал будущую революцию и проблемы, которые последуют за ней. К мистическим утопиям следует отнести первый русский «марсианский» роман П.П. Инфантьева6 «На другой планете» (1901); а также произведения В.И. Крыжановской7, такие, как «Месть еврея» (1892), «Жизненный эликсир» (1901), «Магт» (1902), «На соседней планете» (1903), «В ином мире» (1910), «Гнев божий» (1910), «Смерть планеты» (1911), «Законодатели» (1916) и другие. Заметный интерес русских писателей конца XIX – начала XX века к физике, химии, биологии и технике связан с необыкновенно бурным развитием этих наук в этот период. Это заостряло внимание ученых и писателей на будущих возможностях и радикальных изменениях не только в материальной, но и в социальной сферах человеческой жизни. Кроме научных открытий этого вреМорозов Н.А. (1854–1946) – русский революционер-народник, учёный, писатель, почётный член Академии наук СССР. 2 Егоров Б.Ф. Российские утопии: Исторический путеводитель. – СПб.: Искусство-СПб, 2007. – С. 346. 3 Олигер Н.Ф. (1882–?) – русский писатель-революционер. 4 Мережковский К.С. (1855–1921) – русский ботаник, зоолог, философ, писатель. Старший брат Д.С. Мережковского. 5 Богданов А.А. [Малиновский] (1873–1928) – русский общественный деятель, философ, ученый и писатель, один из основоположников научного менеджмента («организационной науки») и кибернетики. 6 Инфантьев П.П. (1860–1913) – русский прозаик, очеркист и ученый-этнограф. 7 Крыжановская В.И. (1857–1924) – русская романистка, интересовалась древней историей и оккультизмом, выступала на сеансах в качестве медиума. 1 73 мени, русских писателей вдохновляли работы западных фантастов и утопистов, начиная с произведений Жюля Верна и заканчивая романами Герберта Уэллса («Машина времени», 1895; «Остров доктора Моро», 1896; «Человекневидимка», 1897; «Война миров», 1898). Например, произведения В.Я. Брюсова имеют жанровые, тематические и мотивные связи с одним из ключевых произведений немецкоязычной фантастики ХХ века романом Альфреда Кубина (1877–1959) «Другая сторона». В литературе начала ХХ века возникает определенное мировоззрение, непосредственно связанное с культурным кризисом этого времени. Это определенный тип мышления, раскрывающий «характерные черты утопического… в сознании отдельной человеческой индивидуальности»1, разоблачающий «готовые» модели совершенного мира. Роман-антиутопия становится реакцией не только на многовековую традицию жанра утопии, но и на политические, социальные преобразования в Европе и Северной Америке. Наиболее значимыми фантастическими произведениями утопического и антиутопического характера в послереволюционный период стали «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» А. Чаянова (1920), «Страна Гонгури» В. Итина (1922), «Мы» Е. Замятина (1924 г. – на англ. яз., 1988 г. – на русском), «Страна счастливых» Я. Ларри (1931), «Звезда КЭЦ» А. Беляева (1936) и др. После Второй мировой войны, по периодизации Г.М. Прашкевича2, в фантастической прозе наступает период стабилизации. В отличие от довоенного времени (период перевернутого мира), где социальные темы приветствовались официальной властью (моделирование образа советского будущего), в послевоенное время на первый план в фантастической литературе выходит наука. Причем тема науки является ключевой, из-за этого часто даже мотив любви или исключался из произведения, или отодвигался на Арсентьева Н.Н. Становление антиутопического жанра в русской литературе: Монография. – М.: Изд-во МПГУ им. В. И. Ленина, 1993. – Ч. 1. – С. 5. 2 Прашкевич Г.М. Основные этапы истории российской фантастики ХХ века // Русская фантастика на перекрестье эпох и культур: Материалы Международной конференции 22–23 марта 2006 года. – М., 2007. – С. 9–14. 1 74 задний план, «прописывался» вскользь. Авторы фантастических произведений использовали научные теории, придумывали свои собственные (часто абсурдные), объясняли свое личное понимание роли науки в развитии общества, используя для этого формат художественного текста. К авторам этого периода можно отнести таких, как А. Палей, Г. Адамов, А. Казанцев, Ю. Долгушин, Л. Платов, В. Брагин, В. Немцов, Г. Гуревич, С. Снегов, Д. Биленкин, И. Ефремов, П. Вежинов, Кир Булычев, И. Варшавский, О. Ларионова, В. Крапивин, Север Гансовский, Г. Прашкевич, А. и Б. Стругацкие, В. Михайлов и другие. С этого периода фантастическая проза начинает постепенно приобретать собственный язык, лексика ее произведений становится обособленной, ее уже не спутаешь с лексикой других литературных направлений. Вместо поиска новых эпитетов, синонимов и метафор писатели-фантасты сочиняли собственную терминологию. Многие произведения снабжались словарями специальных фантастических терминов, например, роман И. Ефремова «Туманность Андромеды», вышедший в 1957 году. Русскую фантастическую прозу периода стабилизации называют «фантастикой близкого прицела» в духе соцреализма и с антивоенным уклоном (Е.Н. Ковтун1, К.Г. Фрумкин2, А.Ф. Бритиков3, Г.И. Гуревич4, С. Лем5 и др.). Если говорить о литературе соцреализма вообще, то не только фантастическая проза, но и другие произведения могут отчасти быть отнесены к фантастике, т.к. задачей соцреализма было показать человека не таким, какой он есть, а таким, каким он должен быть. Человек соцреализма – «это технологический муСм.: Ковтун Е.Н. Художественный вымысел в литературе ХХ века: Учебное пособие. – М.: Высшая школа, 2008. – 406 с. 2 См.: Фрумкин К.Г. Философия и психология фантастики. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 240 с. 3 См.: Бритиков А.Ф. Русский советский научно-фантастический роман. – Л., 1970. – 448 с. 4 См.: Гуревич Г.И. Беседы о научной фантастике. – М.: Просвещение, 1983. – 112 с. 5 См.: Лем С. Фантастика и футурология: В 2 кн. Кн. 1 / Пер. с пол. С.Н. Макарова. – М: АСТ Хранитель, 2008. – 591; Лем С. Фантастика и футурология: В 2 кн. Кн. 2 / Пер. с пол. Е.П. Вайсбота. – М: АСТ Хранитель, 2008. – 667 с.; Лем С. Философия случая / Пер. с пол. Б.А. Старостина. – М: АСТ Хранитель, 2007. – 767 с.; Лем С. Сумма технологий / Пер. с пол. Б.А. Старостина. – М: АСТ; СПб.: Terra Fantastika, 2008. – 668 с. 1 75 тант»1, без слабости и боли, «тело социалистического героя заменяется железом, он выковывается из стали – "железный дровосек" развитого социализма»2. В СССР и странах социалистического лагеря после войны доминировала соцреалистическая научная фантастика. Большинство советских исследователей делят научную фантастику на «социально-философскую»3 (к этой категории, как правило, относят утопии, антиутопии и романы-предупреждения, авторский замысел состоит в описании последствий произошедшего для судеб человечества), ко второй категории относится «научно-техническая» фантастика, берущая свое начала от Ж. Верна и Г. Уэллса, раскрывающая фантастические научные гипотезы или, как правило, описывающая новые изобретения и открытия. Именно ко второй категории научно-фантастической прозы относятся произведения русских писателейфантастов 50–70-х годов ХХ века. Особое внимание в период стабилизации следует уделить советской НФ, т.к. массовость ее публикаций, широкий круг ее читателей, ее идеологическая направленность безусловно отражают культурные, социальные и политические реалии данного исторического периода. Кроме того, именно это время рождает плеяду гениальных писателей-фантастов, повлиявших на будущее (настоящее) поколение авторов фантастической прозы. Смерть Сталина почти сразу отразилась на НФ, у людей появилось будущее и за пределами пятилетнего плана. Ослабление тоталитарного режима в период «оттепели» подтолкнуло писателей-фантастов к созданию нового типа фантастики. Фантастиковед, писатель Г.И. Гуревич отмечает, что появилась «…новая область фантастики – фантастика предостережения, легкая для чтения, но трудная для понимания. …литература о невероятном дает возможность и право писателям изоб- Социалистический реализм // Руднев В.П. Энциклопедический словарь культуры ХХ века. Ключевые понятия и тексты. – Изд. 3-е, испр. и доп. – М.: Аграф, 2009. – С. 385. 2 Там же. 3 Например, см.: Ковтун Е.Н. Фантастика как объект научного исследования: проблемы и перспективы отечественного фантастоведения // Русская фантастика на перекрестье эпох и культур: Материалы Международной научной конференции: 21–23 марта 2006 года. – М.: Издательство Московского университета, 2007. – С. 20–38. 1 76 ражать и приятное, и неприятное, и желаемое, и нежелаемое, выражать тревогу, рисуя опасные последствия сегодняшних заблуждений»1. Самыми читаемыми и значимыми авторами фантастических произведений в советское время были И. Ефремов и А. и Б. Стругацкие. Именно их творчество по праву считают классикой советской научно-социальной и социальнофилософской фантастики. Целью этого исследования не является подробное рассмотрение творчества И. Ефремова и А. и Б. Стругацких, но об их творчестве необходимо упомянуть, т.к. оно показательно для своего времени и является источником вдохновения и рождения идей современных фантастов. И. Ефремов2 – автор фантастических произведений научно-социальной направленности. «Туманность Андромеды» (1957), «Час Быка» (1968), «Лезвие бритвы» (1963), «Таис Афинская» (1972) являются центральными для И. Ефремова. Первые два романа, «Туманность Андромеды» и «Час Быка», обращены к молодежной аудитории. В них частная судьба человека – ведь «человек – та же вселенная, глубокая, неисчерпаемая» – является неотъемлемой частью судьбы всей цивилизации. Только забота о каждой частной судьбе (гуманистическое начало) может изменять общую для человечества судьбу в ту или иную сторону. Оптимизм автора состоит в утверждении колоссальных возможностей человека, а не в надеждах на неких «высших существ» из Космоса. Судьба человечества – в руках каждого человека. Гуревич Г.И. Беседы о научной фантастике: Кн. для учащихся. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Просвещение, 1991. – С. 86. 2 Работы, посвященные творчеству И. Ефремова: Медведев Ю. Послесловие // Ефремов И.А. Час Быка: Роман, рассказы / Сост. и послесл. Ю.М. Медведева. – Нижний Новгород: Русский купец, 1993; Яламов Т. Космическая сингулярность. (Интересные параллели в биографиях Н. Рериха и И. Ефремова) // Терра фантастика. – София, 2000. – № 1; Петров Н., Эдельман О. «Шпионаж» и «насильственная смерть» И. А. Ефремова // Логос. – 2002. – № 2 (33); Переслегин С.Б. Странные взрослые. (Опыт социомеханического исследования фантастических романов И.Ефремова.) Послесловие // Ефремов И.А. Туманность Андромеды. Час Быка. – М.: АСТ, Terra Fantastica, 2001. – 762 с.; Дмитревский В.И. «Эра Великого Кольца» – её создатель и герои // Вокруг света. – 1968. – № 1; Великое Кольцо будущего. Интервью Ю.М. Медведева с И.А. Ефремовым. http://fantast2.narod.ru/FANT19/FANT6970.ZIP; Амнуэль П. Магический кристалл фантазии. (Отрывок из книги) // Фантастика и приключения: В 2 т. Т. 2. – М.: Дрофа; Вече, 2002; Хазанов В.Е. Иван Ефремов: видевший сквозь пространство и время // Альтернативы. – 1998. – № 2; и др. 1 77 Роман «Лезвие бритвы» (1963), посвященный загадкам человеческой психики и законам, двигающим развитие человеческой личности, и роман «Таис Афинская» (1972), написанный во имя бессмертного искусства и его вдохновительницы-женщины – оба произведения являются своеобразным сводом философских, социальных, эстетических взглядов автора, представленных в увлекательной приключенческой форме; в центре внимания автора в обоих случаях – ноосфера человеческого сознания и образ цельного гармоничного человека. К социально-философской фантастике советского периода правомерно будет отнести произведения ведущих фантастов 60–80-х годов ХХ столетия братьев А. и Б. Стругацких. Их вклад в русскую фантастическую прозу неоспорим, т.к. более плодовитых и талантливых писателей-фантастов еще не было в русской литературе. По их произведениям написано много исследований1, снято фильмов, поставлено спектаклей. Их книги переводятся на десятки языков мира. Первые повести Стругацких «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Полдень, XXII век. Возвращение» несут в себе ясно различимые приметы времени: основное внимание в них уделялось техническим аспектам ближнего будущего, выводились положительные герои, в популярной форме излагались научная информация. Но проходит всего несколько лет – и тональность произведений Стругацких начинает меняться. На смену ликованию по поводу победного шествия научно-технического прогресса приходят интонации раздумчивые, вопросительные. Усложняется предмет художественного исследования. В «Стажерах», «Попытке к бегству», «Трудно быть богом» писатели выходят к теме преврат- Сербиненко В. Три века скитаний в мире утопии // Новый мир. – 1989. – № 5; Амусин М. В зеркалах будущего // Литературное обозрение. – 1989. – № 6; Снегирев Ф., Казаков В. Время учителей // Сов. библиография. – 1990. – №1; Пикник в муравейнике: Материалы круглого стола // Литературная газета. – 1994. – 23 нояб.; Кajtос h W. Bracia Strugacky: Zarys tworczosci. – Krakow Universitas, 1993; Кузнецова А. Стругацкие и школа // Педагогические идеи русской литературы: Материалы конференции 20–22 авг. 2003 г. – Коломна: КГПИ, 2003; Кузнецова А. «Улитка на склоне»: Критическая рецепция – анализ реакции критиков, литераторов и читателей // Стругацкий А., Стругацкий Б. Улитка на склоне: Опыт академического издания. – М.: Новое литературное обозрение, 2006; Ашкинази Л., Кузнецова А. Братья Стругацкие! Что узнает о вас генерация Next? // Знание – сила (М.). – 2002. – № 10; и др. 1 78 ностей исторического развития, драматической диалектики истории. Конфликты всех этих произведений имеют общую основу – столкновение цивилизаций. Стругацкие создают подряд несколько произведений, в которых полемически трактуются насущные вопросы общественной жизни, актуальные до сих пор. К этим произведениям, написанным в манере жесткой социальной сатиры, относятся «Понедельник начинается в субботу», «Сказка о тройке», «Улитка на склоне», «Хищные вещи века» и другие, где впервые в советской фантастической прозе сказочные и мифологические мотивы, фантастические явления сталкиваются с терминами и понятиями эпохи НТР, с деталями повседневного быта, иногда реалистическими, иногда – сатирически заостренными. Творчество братьев Стругацких можно считать началом эры русской литературной фантастики. Произведениям этих авторов нужно посвящать отдельные исследования, т.к. их многогранность невозможно вскрыть в рамках данной работы. Их вклад в социально-философскую прозу ХХ – начала XXI века через фантастическую литературу на сегодняшний момент уникален. В СССР кроме НФ других направлений фантастической литературы не было, например, фэнтези не существовало вообще, т.к. fantasy, тогда только в англо-американском варианте, считалась литературой легкой, нежелательной и «упаднической» для всех читателей соцлагеря. Поддерживая идеологию того времени, Е.П. Брандис писал, что «погоня буржуазных романистов за сенсациями нередко приводит к тому, что читатели получают фантастические книги, построенные на догадках и предположениях, грубо искажающих смысл тех или иных явлений. Советская фантастика идет по другому пути. Наши писатели не искажают в угоду авторской фантазии уже известные науке факты»1. Поэтому многим русским писателям того времени приходилось «замаскировывать» произведения, написанные в стиле фэнтези, под философские романы и притчи, НФ или литературную сказку. К таким писателям относились Ч. Айтматов, А. Ким, Е. Шварц, В. Орлов и др. Брандис Е.П. Советский научно-фантастический роман / О-во по распростр. полит. и науч. знаний РСФСР. – Л., 1959. – С. 44. 1 79 Практически все творчество Ч. Айтматова (1928–2008), ставшего классиком в русской литературе, пронизано мифологическими, эпическими мотивами, в его произведения вплетены легенды, притчи. Общеизвестны его легенды о матери-оленихе из повести «Белый пароход» (1970) и птице Доненбай из романа «И дольше века длится день» (1980). В тот же роман включена сюжетная линия, связанная с установлением контакта с внеземной цивилизацией, планетой Лесная Грудь. Действие известной повести «Пегий пес, бегущий краем моря» (1977) происходит во времена Великой Рыбы – женщины, прародительницы человеческого рода. И наконец, перу Айтматова принадлежит полностью фантастический роман – «Тавро Кассандры» (1996) – о проблеме создания искусственного человека. А. Ким (р. 1939) использовал в своем творчестве синтез культуры Востока и Запада, Европы и Азии. Высочайшее напряжение его философских поисков и адекватная этому художественная форма позволяют говорить об особенном, «метафорическом реализме». Писатель опубликовал цикл философско-фантастических романов, в которых он поднимает проблему бессмертия человека. В романах «ОтецЛес» (1989), «Поселок кентавров» (1981) писатель размышляет о том, что несет человечеству страх перед насильственной смертью, в романе «Сбор грибов под музыку Баха» (1998) – в чем проявляется бессмертное начало человека, и, наконец, в повести «Стена» (1980) и романе «Близнец» (1976) – как можно утратить или пожелать уничтожить свое первородное бессмертие. Первой публикацией В. Орлов (р. 1936) был роман «После дождичка в четверг» в 1969 г. В 1975 г. был опубликован роман «Происшествие в Никольском», в 1980 г. – «фантастико-реалистический» роман «Альтист Данилов», принесший автору мгновенную известность и положивший начало серии произведений Орлова в русле «фантастического реализма», связанного в отечественной словесности с именами Н.В. Гоголя и Ф.К. Сологуба, – «Аптекарь» (1988), «Шеврикука, или Любовь к привидению» (1997) и т.д. В романе «Альтист Данилов» В. Орлов, продолжая хорошо известную мировой литературе («Доктор Фаустус» Т. Манна) тему «дьявольского» проис- 80 хождения творческого дара, делает своего героя, исполнителя-виртуоза, сыном черта и ярославской крестьянки, «демоном на договоре», который, в конце концов, отказывается от «сатанинской» силы своего альта, дарованного ему «нечистыми» владыками Девяти слоев (ассоциация с Девятью кругами дантовского Ада), во имя любви к земной женщине. «Альтист Данилов» концептуально (не сюжетно) был продолжен романом «Аптекарь». Практически все произведения В. Орлова – это романы о становлении человека, о выборе, перед которым может оказаться каждый из нас. Именно «наука выбирать» отражается в произведениях другого писателяфантаста – В.М. Михайлова (1928–2008)1. «Особая необходимость» (1963) – первая книга В.Д. Михайлова, за которой последуют другие – «Люди Приземелья» (1966), «Люди и корабли» (1967), «Ручей на Япете» (1971). Все эти произведения формально выдержаны в стилистике «твердой» НФ, а главная тема творчества этого периода – тема Человека и Космоса. Во всех произведениях автора огромное внимание уделяется психологии поступков героев, остроте ситуаций, неизбежности нравственных коллизий. Постепенно в его произведениях философия и психология начинают вытеснять науку. Можно сказать, что В.Д. Михайлов был практически единственным писателем-фантастом своего времени, где научные факты служили лишь антуражем к психологическим коллизиям главных героев, к проблемам этического выбора. В романе «Дверь с той стороны» (1974) на первый план выходят нравственные вопросы. Любой поступок, неожиданное слово «эффектом бабочки» скажется на будущем. Спустя почти двадцать пять лет В.Д. Михайлов пишет продолжение романа «Дверь с той стороны» – «Беглецы из ниоткуда» (1999). Этот роман еще более психологически изощрен, т.к. писателя беспокоят не мировые проблемы, а общечеловеческие, близкие каждому современнику. В См.: Энциклопедия фантастики: Кто есть кто / Под ред. Вл. Гакова. – Минск: ИКО «Галаксиас», 1995. – С. 386; Михайлов Владимир Дмитриевич // Твое электронное Я: НФ / Сост. А. Балабуха и А. Бритиков. – Л.: Политехника, 1991. – С. 412; Гаков Вл. 200 биографий. Михайлов Владимир Дмитриевич //Фантастика века / Сост. Вл. Гаков. – Минск-Москва: Полифакт, 1995. – С. 594; Харитонов Е. Счастливая случайность Владимира Михайлова // электронный ресурс: http://academia-f.narod.ru/MIHAYLOV-3.htm и др. 1 81 первую очередь это вечный конфликт отцов и детей, проблема потери преемственности, вытекающая из проблемы разобщенности поколений. Следующий роман В.Д. Михайлова – «Сторож брату моему» (1976). Как отмечает Е. Харитонов, многие увидели в этом романе намек на чехословацкие события 1968 года. Отчасти они были правы, т.к. основной темой этого произведения является тема ответственности каждого человека и общества в целом за принимаемые решения и совершенные поступки. Символично и название книги – перефразированная библейская цитата – «Разве я страж брату своему?». Фактически писатель вступает в открытый диалог с читателем, дискутирует с ним, заставляет мыслить. Осмысление опыта прошлого и накопление опыта настоящего это и есть будущее, считает В. Михайлов, а отторжение своей культуры, утрата самосознания всей цивилизации ведет к пропасти. Тема связи с прошлым, осмысление минувшего, изучение его природы станет главной темой в позднем романе писателя «Властелин». Продолжение романа «Сторож брату моему» – «Тогда придите, и рассудим» (1983) усиливает звучание вопросов этики в творчестве В.Д. Михайлова. Все так же писателя беспокоит проблема деградации общества. В этом романе автор гармонично соединяет детективный сюжет с этикой и философией. Е. Харитонов пишет, что «мир вымысла в большинстве произведений В.Д. Михайлова существует в тесном симбиозе с болезненной, абсурдной реальностью нашего мира и нашего времени»1. Лучший роман В.Д. Михайлова 90-х годов – «Вариант И» (1997), романразмышление, роман-исследование, роман-надежда, где будущее страны – обретение общенациональной идеи и возвращение к статусу Великой державы. Лучшими преемниками В.Д. Михайлова в социально-философской фантастике стали писатели-фантасты нового поколения, такие, как Г.Л. Олди, А. Валентинов, С. и М. Дяченко, О. Дивов, А. Лазарчук, Д. Володихин и др. Харитонов Е. Счастливая случайность Владимира Михайлова // Электронный ресурс: http://academia-f.narod.ru/MIHAYLOV-3.htm. 1 82 К «периоду дурной бесконечности»1 Г. Прашкевич относит внушительное число авторов (А. Лазарчук, М. Успенский, А. Пехов, М. Семенова, Ник Перумов, О. Дивов, А. Белянин, С. Лукьяненко, В. Головачев, А. Громов, В. Рыбаков, Д. Трускиновская, А. Тюрин, В. Камша, Ю. Никитин, А. Бессонов, А. Зорич и др.), пишущих фантастическую прозу с начала 1990-х годов до сегодняшнего дня. Название этого периода не случайно, т.к. «бесконечность» указывает направление в будущее и неизвестность времени окончания данного периода (и соответственно на данный момент нецелесообразно делать какие-либо окончательные выводы), «дурная» – беспорядочная, не устоявшаяся. Анализу литературной фантастики 1990–2000-х годов следует посвятить отдельное исследование, т.к. этот период является слишком объемным и многогранным для детального рассмотрения в этой работе. Литература во все времена являлась индикатором культурного, политического, социального и духовного состояния общества. Если художественная литература в целом решает три основные задачи: информационную, дидактическую (назидательную и нравственно-поучительную) и популярно-массовую (развлекательную), то фантастическая литература, кроме этих задач, ставит перед собой и другие особые цели: например, в области прогнозирования и альтернативного развития, что, конечно, не освобождает её от решения задач, свойственных всем литературным направлениям. Таким образом, фантастическая литература решает не только главные литературные задачи для всех жанров и направлений, но и ставит свои, не имеющие решения вне фантастики. С точки зрения других гуманитарных наук, например, антропологии и культурологии, литературная фантастика способна вскрывать проблемы, на которые другие литературные направления не обращают внимания либо не способны адекватно реагировать в связи со своей сущностной ограниченностью. Эта сущностная ограниченность нисколько не ущемляет другие литературные Прашкевич Г.М. Основные этапы истории российской фантастики ХХ века // Русская фантастика на перекрестье эпох и культур: Материалы Международной конференции 22–23 марта 2006 г. – М., 2007. – С. 9–13. 1 83 направления, но в некоторых вопросах не дает возможности глубоко вскрыть проблему, т.к. только фантастическая проза обладает способностью трансформации сознания и бытия, ничем не ограниченной. На данный момент большинство критиков, литературоведов, писателей делят литературу на Большую (элитную, высокую) и массовую литературу (масслит, а некоторые литературоведы также обозначают ее как маргинальную, т.е. периферийную, литературу)1. Хотя «маргинальная» будет не совсем верно, т.к. это определение относится в первую очередь к личной позиции оценщика, и в определенные периоды, например по политическим соображениям советского правительства, и А. Ахматова, и А. Платонов, и другие поэты и писатели, сейчас являющиеся классиками, были отнесены к маргиналам. Для большинства сегодняшних читателей и критиков фантастическая проза является масскультом, несмотря на память о «старой» советской фантастике в лице А. и Б. Стругацких, И. Ефремова, В. Михайлова и других, произведениями которых зачитывались не только подростки, но и вся либеральная интеллигенция, относя эту литературу к элитарной, Большой литературе, к мейнстриму. Это было время, когда власть побаивалась фантастики. Кажется, что современная русскоязычная фантастика и советская фантастика 70–80-х годов ХХ века – это совершенно разные литературы, первая из которых – масслит, а вторая – мейнстрим. Относя современную русскоязычную фантастическую прозу к масскультуре, большинство обывателей и исследователей литературы в какой-то мере правы, т.к. подавляющее большинство писателей-фантастов работают именно в пределах досуговой словесности (С. Лукьяненко, М. Семенова, Ю. Никитин, Ник Перумов, А. Белянин, А. Пехов, В. Пелевин и др.). Многие из этих авторов пишут произведения мидл-класса, т.е. ту литературу, которая стратификационно располагается между высокой (элитарной, Большой) и массовой (развлекательной). Как отмечает С. Чупринин, критик и главный редактор журнала См.: Шагинская Е.Н. Массовая культура XX века: очерк теорий // Полигнозис – М., 2000. – № 2. –С. 291–292. 1 84 «Знамя», «к мидл-классу с равными основаниями можно отнести как "облегченные" варианты высокой литературы.., усвоение которых не требует от читателя особых духовных и интеллектуальных усилий, так и те формы массовой литературы, которые отличаются высоким исполнительским качеством и нацелены отнюдь не только на то, чтобы потешить публику… эта литература не может быть ни аутентичной, ни депрессивной, зато обязана быть занимательной»1. Литература мидл-класса, в первую очередь, это хорошо исполненная работа, т.е. качественное произведение, рассчитанное не только на интеллектуального человека, но и на успех у широкого круга читателей. Можно сказать, что это добротно выполненный заказ, пользующийся успехом, нацеленный на массовую продажу, и в то же время «читабельный» не только по популярности. Например, к этому классу можно отнести некоторые книги Д. Брауна («Код да Винчи» и «Ангелы и демоны»). Об этих книгах можно сказать, что они хорошо «сделаны», в то время как о книгах, например, У. Эко, говорится, что они хорошо «написаны». С. Чупринин отмечает, что «…общей чертой мидллитературы можно назвать в разной степени отрефлектированный отказ от так называемого языка художественной литературы (с его установкой на стилистическую изощренность и опознаваемую авторскую индивидуальность) в пользу языка нейтрального или, если угодно, никакого – безусловно грамотного, но не создающего проблем для понимания даже и при торопливом чтении»2. Это определение сближает произведения мидл-литературы с произведениями масслита, но, как правило, их различие – это качество исполнения и новизна сюжета. К тому же массовая литература, порождая огромное количество своих произведений-однодневок, вместе с тем глубоко консервативна. Ее произведения можно безошибочно отнести к тому или иному жанру, сюжеты обладают четкой, из раза в раз повторяющейся структурой. И хотя зачастую произведения масслита лишены глубокого смысла, они обладают жестким каркасом внутренней структуры. Лучшим средством угодить вкусам публики, считают некотоЧупринин С. Русская литература сегодня: Жизнь по понятиям. – М.: Время, 2007. – С. 312– 314. 2 Там же. – С. 314. 1 85 рые культурологи, оказывается не новизна, не новаторство, а банальность1. К сожалению, сегодня книжный рынок переполнен образцами фантастической массовой художественной литературы и к тому же далеко не качественными. В докладе на фестивале фантастики в 2000 году писатель-фантаст А. Валентинов (А. Шмалько) правомерно отметил, что фантастика, как и прежде, находится «…в своеобразном литературном гетто2. Не только она, конечно. Все три наиболее массовых жанра художественной литературы – женский роман, детектив и фантастика – упорно отодвигаются на задворки словесности»3. В первую очередь следует отметить, что в начале 90-х годов ХХ века в связи с радикальными изменениями в стране произошли соответственно и огромные изменения в литературе. Многие литературные направления, в том числе и фантастика, потеряли конкурентоспособность. В стране появляется обилие переводной литературы, начиная с философских трактатов и заканчивая порнографическими произведениями, запрещенными в советский период. Абсолютно разрешенной становится переводная фантастическая литература. На постсоветский рынок поступает огромными количествами англосаксонские фэнтези, киберпанк, хоррор, мистика, а главное – классика мировой фантастической литературы. В этот период наши немногочисленные писатели-фантасты потерялись среди массы переводных авторов. К тому же художественное качество, идейные установки, увлекательность сюжета не имели значения для публикации, если фантастическое произведение не принадлежало перу зарубежного автора (отечественные фантастические романы покупались гораздо хуже, издательствам не имело смысла их выпускать, т.к., например, Желязны, Саймак, Хайнлайн или Кинг раскупались целыми тиражами). В то время продавалось лишь то, что было написано на Западе или обличало советский строй. Например, Д. Громов и О. Ладыженский, харьковский дуэт фантастов, впервые Теплиц К.Т. Всё для всех. Массовая культура и современный человек // Человек: образ и сущность. – М.: ИНИОН РАН, 2000. – С. 261. 2 Термин «гетто» по отношению к фантастике впервые был употреблен в критике англоамериканской НФ. 3 Кто в гетто живет? Писатели-фантасты в джунглях современной словесности // ВалентиновА. Дезертир: роман. Статьи. – М.: Эксмо, 2004. – 608 с. – (Триумвират). 1 86 опубликовались в сборнике зарубежных писателей под псевдонимом Генри Лайон Олди1 (в сборнике были опубликованы роман «Живущий в последний раз» и повесть «Витражи патриархов», впоследствии вошедшие в цикл «Бездна голодных глаз»). На данный момент – это популярные русскоязычные писатели-фантасты, которых уже 10 лет переводят на другие языки мира, они не сменили своего псевдонима в память о прошлом и из уважения к поклонникам их таланта (хотя уже стали появляться переиздания их произведений, где указывается не псевдоним, а имена авторов). С 90-х годов ХХ века и до сих пор состояние всей русскоязычной литературы зависит от рубля, т.к. именно дензнак влияет на состояние умов и динамику художественных форм2. Таков один из законов рыночной экономики. С 90-х годов упадок издательства русскоязычной фантастической прозы несколько раз переходил в подъем (1996 и 2004 годы), а в настоящее время, когда весь мир поглощен глобальным кризисом, книжное дело снова находится в стадии упадка. Кризис в первую очередь касается самого книжного дела, а соответственно и книжного рынка. Не исключено, что это будет хроническим состоянием еще долгое время. Нельзя говорить о малых тиражах или качественной рекламе книг. Что касается книжного рынка, то его первой проблемой является перепроизводство, породившее «рынок слива», когда по заниженным ценам издатель пытается продать остатки товара, чтобы отчасти возместить убытки при недореализации продукции. Но самое важное то, что изменился читатель, его отношение к книге, к писателю. Писатель как Властитель дум, Поэт, Учитель, Ум, Честь и Совесть народа, иногда, как А.И. Солженицын, по совместительству и враг народа, десакрализировался в глазах читателя. Соответственно стали восприниматься и литературные художественные произведения. К сожалению, многих читателей Живущий в последний раз. – Т. 1. – Харьков: Реванш; Белгород: Вспышки, 1992. – С. 384. – (Перекресток. Элитарная фантастика). 2 См.: Володихин Д.М. Место встречи... Фантастика и литература основного потока: конвергенция? // Знамя. – 2005. – № 12. 1 87 больше интересует личная жизнь писателя, его заработки, скандалы, связанные с ним. Всё это – признаки массовой культуры. На заре перестройки была опубликована масса книг, связанных с личной жизнью классиков мировой литературы (где можно было узнать о дон-жуанском списке А.С. Пушкина, о личных отношениях С. Парнок и М. Цветаевой и т.д.). Постсоветское общество, «оголодавшее» в информационном вакууме, стремилось поглотить любую информацию, ранее считавшуюся скрытой, неизвестной или тем более запрещенной, даже если эта информация пугала, приводила в негодование или изумляла. Писатель, поэт, ценившийся за свое творчество, стал оцениваемым еще и за свою личную жизнь. Некоторых читателей невозможно заставить взяться за хорошую книгу, если ему (читателю) по какой-то причине не понравилось что-то из личной жизни автора, о которой он (читатель) узнал из книги «знаменитого исследователя». Всё это, к сожалению, испортило эстетический вкус у многих читателей и, соответственно, отразилось на подрастающем поколении. Это в полной мере можно отнести на данный момент и к фантастической прозе, которую некоторые читатели даже не пытаются прочесть, а сразу обвиняют в сказочности и отдаленности от настоящего реального мира, а значит, ненужности (лучший случай), в худшем случае сразу говорят о низкопробности такой литературы, вреде для подрастающего поколения и т.п. Большинство считает, что писатель-фантаст, придумывая никому не нужные небылицы, зарабатывает «легкие» деньги на незрелых умах молодежи. Многие, по выражению А. Валентинова, «снисходительно похлопывают фантастику по плечу», т.к. нынешняя фантастическая литература для большинства потенциальных читателей (прежде всего из числа интеллигенции) – это масскульт в глянцевых обложках. А то, что из фантастики можно отнести к мидл-классу – добротно сделанная, но безличная проза для одноразового прочтения (это касается и мидл-литературы других направлений). Причины, по которым Большая литература до сих пор отвергает причастность фантастической прозы к мейнстриму, многочисленны и, по мнению диссер- 88 танта, в большинстве своем неубедительны. Процессы конвергенции и дивергенции этих литератур осложнены проблемами всей современной русской словесности. В интервью журналу «Власть» А. Лазарчук, писатель-фантаст, замечает, что «так называемая большая литература не существует или существует только для себя, у нее нет читателей»1. Этой позиции также придерживается большинство писателей-фантастов. П. Амнуэль, израильский критик-фантастиковед, поддерживает А. Лазарчука, говоря, что «большая литература… это литература для литературы, вещь в себе. Читатель даже не просматривается…»2 Г.Л. Олди правомерно отмечает, что «в последнее время стало (видимо, с “легкой” руки эстетов-ремесленников) распространенным мнение, что “Большая Литература не имеет права быть интересной! Текст должен быть непонятен и неудобочитаем. А все, что увлекает, создает эмоциональный отклик – ширпотреб, чтиво для быдла!” Что ж, если руководствоваться их критериями, значит, самый издаваемый в мире автор – Уильям Шекспир – это «чтиво для быдла». А заодно – Омар Хайям, Эрих Мария Ремарк, Редьярд Киплинг и пр. Перечислять можно долго. Что ж, ничего не имеем против такой компании и такого читателя!»3 С нашей точки зрения, литература не может делиться на большую, маленькую или какую-то еще. Художественный текст либо является литературой, либо нет (прозу можно относить к направлениям, жанрам, стилям). Художественный текст, с точки зрения читателя, является ценным тогда, когда книгу хочется оставить в своей библиотеке, возвращаться к ней и перечитывать, цитировать, давать читать детям и друзьям. Если хотя бы одно из вышеперечисленного выполняется, то неправомерно было бы относить такую книгу к чтиву, китчу, трэшу и т.п. Поход за боллитрой. – Власть. – 2007. – № 12 (716). Амнуэль П. Российская фантастика: поиск предназначения. – Электронный ресурс: http: //www.zhelem.com/ru/articles/p_amnuel_poisk.htm 3 Г.Л. ОЛДИ выходит из тени. – Электронный ресурс: http://www.day.kiev.ua/43032/ 1 2 89 § 2. Отражение глобального социокультурного кризиса в литературных фантастических мирах. Культурологический анализ Фантастическая проза как литературное направление вызывает массу вопросов у исследователей разных направлений гуманитарного знания. Проблемы начинаются с вопроса о жанре (является ли фантастика жанром или методом?) и заканчиваются вопросами выбора базовых терминов. Также на данный момент возникает вопрос о классификации внутри фантастической прозы. Современная фантастика включает в себя много направлений, например, криптоистория, киберпанк, либерпанк, альтернативная история или мифологическая фантастика. Подробному анализу каждого из направлений необходимо посвятить отдельное исследование. В данной работе мы будем давать традиционные (на сегодняшний день) определения этим направлениям, когда речь будет заходить о конкретных произведениях. Литературная фантастика нашего времени настолько разнородна, что отнести ее в целом к масслиту или Большой литературе не представляется возможным. Говоря о фантастической прозе, сейчас необходимо рассматривать творчество конкретных авторов, а не литературную фантастику в целом. Для анализа кризиса культуры в современной русскоязычной фантастике диссертантом была выбрана группа украинских писателей-фантастов – Г.Л. Олди (Д. Громов, О. Ладыженский), А. Валентинов (А. Шмалько), С. и М. Дяченко, которые в свою очередь считаются основателями двух школ фантастики: «харьковской школы» – Д. Громов, О. Ладыженский и А. Шмалько, «киевской школы» – С. и М. Дяченко. Г.Л. Олди в своем интервью отмечают, что «школа» подразумевает, прежде всего, не учителя, учеников и процесс обучения, а «…общность авторов, в творчестве которых, несмотря на индивидуальность и своеобразие каждого, можно выделить общие черты... Что ее характеризует? Во-первых, все представители этой "школы" в первую очередь пишут о людях. Не о боевых звездолетах и схватках эльфов с драконами, не о становлении очередной Великой Империи, не о том, как профессор Сидоров изобрел лазерный бурбулятор с 90 гравитационной накачкой, а злой шпион Шнапс желает оный бурбулятор украсть, – а именно о людях. О любви и ненависти, о жизни и смерти, о долге и чести, о проблеме выбора, о предназначении и Пути... Во-вторых, все эти авторы большое внимание уделяют собственно языку – главному инструменту любого писателя. Образной системе. Зримости. Метафоричности. Парадоксальности. Живости стиля. Поэтичности. И наконец, все мы не стесняемся писать ИНТЕРЕСНО. Увлекательно. Уделяя внимание не только образной системе или идейно-тематическому пространству, полному намеков, аллюзий и скрытых цитат, – но и сюжету, способному увлечь студента-ролевика и профессора филологии одновременно… Надо заметить, что "Харьковская школа фантастики" на самом деле отнюдь не ограничивается Харьковом и даже Украиной (хотя ядро ее находится действительно здесь). Целый ряд российских авторов мы бы тоже вполне могли отнести к этой "школе"»1. Следует отметить, что выбор писателей-фантастов для анализа поставленной в диссертации проблемы не является случайным. Во-первых, необходимо отметить, что все выбранные авторы (Г.Л. Олди, А. Валентинов, С. и М. Дяченко) являются представителями традиции социально-философской, интеллектуальной фантастики, ведущей своё начало от произведений мистического реализма конца ХIХ – начала ХХ века (Л. Андреев, В. Брюсов, А. Грин и др.) и продолжающейся творчеством М. Булгакова, Ч. Айтматова, В. Орлова, А. и Б. Стругацких, В. Михайлова и других русскоязычных писателей. Во-вторых, выбранные нами писатели выступали соавторами нескольких значимых для данного диссертационного исследования романов («Нам здесь жить», «Тирмен» и др.). В-третьих, произведения этих авторов имеют скрытые сюжетные, интертекстуальные, семиотические и бытийные переплетения, которые дают возможность говорить об общности творчества этих писателей, о возможности рассмотрения их наследия как культурного гипертекста нашего времени. В-четвертых, произведения Г.Л. Олди, А. Валентинова, С. и М. Дяченко относятся практически ко всем направлениям литературной фантастики, начиная от 1 Г.Л. Олди выходит из тени. – Электронный ресурс: http://www.day.kiev.ua/43032/ 91 фэнтези и заканчивая космооперой. Это в свою очередь даёт возможность анализа кризиса культуры в современной русскоязычной фантастике, учитывая практически все направления внутри современной фантастической прозы. Художественные произведения, вербальные, написанные естественным, т.е. «словесным», языком, являются особым видом культурных текстов1. Во-первых, художественные образы отличаются многомерностью и существенной сложностью, которые значительно превышают непосредственное значение слов, их описывающих. Это связано с огромным содержательносмысловым наполнением художественного текста, с его полисемантикой. Во-вторых, «используемая при создании произведения (прежде всего – художественного) конфигурация слов помимо авторской мысли несет в себе и значимые художественно-стилевые признаки, создающие еще одно сложно изучаемое смысловое напластование, а нередко представляющее собой дополнительный шифр, по тем или иным соображениям камуфлирующий авторскую мысль. Не будем забывать, что искусство – это всегда еще и игровая деятельность, имитирующая реальность с большей или меньшей узнаваемостью. И наконец, в-третьих, о чем бы ни повествовало авторское сочинение любого вида и жанра (философское, религиозное, художественное, историческое, публицистическое и пр.), в конечном счете речь всегда идет о человеческих отношениях, допустимых и недопустимых принципах и формах взаимодействия людей, причинах возникновения и способах улаживания противоречий и конфликтов между ними и т.п., т.е. основной вопрос культуры (в отличие от основного вопроса философии, выясняющего сущность человеческой натуры)»2. Таким образом, художественные тексты Г.Л. Олди, А. Валентинова, С. и М. Дяченко – это культурные тексты: 1) несущие авторскую мысль и определенные художественно-стилевые признаки; 2) обладающие своей полисемантикой и семиотической сущностью; 3) наполненные интертекстуальностью (как См.: Флиер А.Я. Культурология для культурологов: Учеб. пособие для магистров и аспирантов, докторов и соискателей, а также для преподавателей культурологии. – М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2002. – 492 с. – (Серия «Gaudeamus»). 2 Там же. – С. 258. 1 92 любой художественный текст) и смысловыми пластами, заданными автором, а также образующимися в ходе интерпретации. Для анализа кризиса культуры в современной русскоязычной фантастике на примере произведений Г.Л. Олди, А. Валентинова, С. и М. Дяченко необходимо соотнести текстуально-смысловые характеристики прозы выбранных авторов с главными социокультурными тенденциями, активно влияющими на состояние глобального кризиса современности. В третьем параграфе первой главы данного диссертационного исследования были выделены главные тенденции настоящего времени: развитие инфосферы; развитие генной инженерии; усиление вектора глобализации и нарастание этнического хаоса; нарастание социального и экономического хаоса; нарастание метафизического хаоса; усиление психологической и психической неустойчивости общества (апокалипсические настроения, боязнь будущего, обострение параноидальных наклонностей, шизоидные проявления и т.п.), а в итоге – аксиологическая нестабильность в обществе, или ценностный хаос. Эти тенденции оказывают огромное влияние на конкретного индивидуума и общество в целом, а соответственно на все сферы социокультурной жизни общества. Особо заметные изменения происходят в культуре. Каждая из этих тенденций существует за счет комплекса остальных. Эта взаимосвязь делает полной картину современного глобального кризиса. В этой взаимосвязи мы и будем анализировать произведения Г.Л. Олди, А. Валентинова, С. и М. Дяченко с точки зрения отражения глобального кризиса культуры нашего времени. Выделяя главные тенденции, влияющие на состояние общества в наше время, следует помнить, что современный человек живет в эпоху культурного плюрализма и «в мире сталкивающихся цивилизаций»1, что значимо влияет и на психику индивида, и на общество в целом. Не случайно последняя культурная эпоха получила название постмодернизма (вторая половина ХХ века), когда произошли изменения в сознании и См.: Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / Пер. с англ. Т. Велимеева. – М., 2007. – 571 с. – (Philosophy). 1 93 коллективном бессознательном человечества, когда разочаровали результаты мировых идей ХХ века, приведшие практически к самоуничтожению. Н.Б. Маньковская в своем исследовании отмечает, что постмодерн – это «транскультурный и мультирелигиозный феномен, предполагающий диалог на основе взаимной информации, открытость, ориентацию на многообразие духовной жизни человечества»1. С утверждением постмодернизма как культурной эпохи кризис постепенно нарастал и усугубился к концу столетия. Литература постмодернизма, как пишет И.С. Скоропанова, – это «путешествия (в пространстве культуры), игра (с культурными знаками, кодами и т.д.), конструирование / переконструирование (интеллектуальная комбинаторика), моделирование (возможных миров)»2. В русскую литературу эпохи постмодернизма пришло новое поколение поэтов и писателей, таких, как А. Терц, Вен. Ерофеев, А. Битов, И. Бродский, Л. Рубинштейн, Д. Пригов (первая волна). Ко второй волне постмодернистов можно отнести Вик. Ерофеева, В. Сорокина, С. Соколова, М. Берга. Третья волна – Т. Кибиров, В. Друк, В. Коркия, Л. Петрушевская, В. Пелевин и др. Именно на гребне третьей волны возникла та фантастическая проза, которую мы будем рассматривать как индикатор сегодняшнего глобального кризиса (фантастика Г.Л. Олди, А. Валентинова и С. и М. Дяченко). Говорить об этих писателях-фантастах как о «чистых» постмодернистах было бы неправомерно, но они естественно вобрали в себя эту культурную эпоху и, переосмыслив, внесли в свои тексты. Проведем анализ отображения глобального кризиса современности в произведениях Г.Л. Олди, А. Валентинова и С. и М. Дяченко. Самыми значимыми открытиями в науке и технике к концу ХХ века становятся открытия в сфере компьютерных технологий, активно влияющие на усиление вектора глобализации. Без Интернета современную жизнь предстаМаньковская Н.Б. Париж со змеями. Введение в эстетику постмодернизма. – М.: ИФРАН, 1995. – С. 94. 2 Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие. – 3-е изд., испр., и доп. – М.: Флинта: Наука, 2001. – С. 5. 1 94 вить себе уже невозможно. Всемирная сеть проникла практически во все сферы человеческой деятельности. Банковская система и экономические операции практически полностью связаны с Интернетом. Интернет – это огромное неизученное пространство, и большинство людей не готово к встрече с ним. Всемирная сеть быстро становится основой коммуникации, торговли и даже культуры. Она открыта для всех, несмотря на пол и возраст, этические установки и эстетические взгляды. В ней нет законов, нет правил, нет способов, обеспечивающих выполнение каких-либо правовых норм, и нет средств, позволяющих установить или предотвратить преступление. Привлекательность Интернета не только в том, что Всемирная сеть помогает человеку (условно) побеждать пространство и обретать иллюзию всеприсутствия (издревле это рассматривалось как божественное качество), но и в том, что человек в Интернете способен примерить на себя любую маску (перед другими участниками общения можно предстать кем угодно, от киноактера до уборщицы), любую профессию, любой возраст, любой пол. Человек в Интернете реализует потребности в признании и в вечном стремлении к карнавализации (выход за пределы обыденности, смена надоевшей социальной роли) собственной жизни. Эта способность к перевоплощению тоже является признаком божественности. Таким образом, человек приобретает практически божественную свободу, но на деле эта свобода ограничивается технически – пользователь Интернета привязан к компьютеру и не волен в физических перемещениях (на данный момент в Интернет можно войти и с ноутбуков, и с сотовых телефонов, но без технических средств человек все равно остается ограниченным, т.е. теряет свою квазибожественность). Интернет за счет своей карнавальности снимает социальные ограничения, нормализирующие личностный контакт (во Всемирной сети грубость, оскорбления и глумления превосходят мыслимый предел). Не зря Интернет называют «всемирной помойкой». Кроме того, Всемирная сеть порождает такое явление, как тотальное игровое сознание, оно транслируется в реальность. Эта трансляция вызывает сетевые болезни (также к ним можно отнести такую болезнь, в основном подрост- 95 ков, как игровая компьютерная зависимость), которые в итоге могут довести до психиатрической больницы. В последнее время у многих людей стала развиваться в той или иной степени зависимость от компьютера и Интернета. Общение в Интернете ведет к тотальной примитивизации языка. «Смайлики» (придуманные еще В. Набоковым как пиктограмма, детский рисунок, обозначающий «слезы», «смех», «гнев» и т.п.) заменяют слова-объяснения, и собеседник (реципиент) уже воспринимает не эмоции, а указания на них. Происходит редуцирование высших модусов сопереживания. Катастрофически снижается грамотность, т.к. общение в Интернете не обязывает писать правильно (употребляются сокращение слов, составные слова, акронимы и т.п.), а новости человек теперь получает в основном по радио или телевидению (газеты отходят на второй план). Развитие компьютерных технологий не только дало возможность создать Всемирную сеть, но и подтолкнуло к развитию техносферу в целом. На данный момент сфера управления энергетикой, военные и космические комплексы, телекоммуникации и т.п. напрямую зависят от компьютерной техники. Ведутся разработки по созданию искусственного интеллекта. Всё из вышеперечисленного: и примитивизация и искажение языка, и обеднение эмоций, и подмена реальности виртуальным миром, и иллюзия божественности, и безнаказанность виртуальных действий – всё это влияет на реальную жизнь человека и общества, на личностную коммуникацию, социализацию и инкультурацию подрастающего поколения. Всё это пагубно влияет и на уже сформированные личности, теряющиеся в нестабильной социокультурной ситуации настоящего. Тотальное игровое сознание активно транслируется в реальность. С середины ХХ века, когда появились первые ЭВМ, писателям-фантастам не давала покоя тема искусственного интеллекта, создания роботов и андроидов, взаимоотношения человека и электронного разума, вопросы этики, связанные с ростом технологий. В настоящее время в русскоязычной литературе одними из самых ярких фантастических романов, связанных с компьютерными разработками, являются 96 роман, написанный в стиле киберпанка1 С. и М. Дяченко «Цифровой», и повесть Г.Л. Олди «Золотарь, или Просите, и дано будет…», написанная в стиле технофэнтези2. Главный герой романа С. и М. Дяченко «Цифровой, или Brevis est»3 – Арсен Снегов – четырнадцатилетний подросток, добившийся небывалых успехов в виртуальном мире. Компьютерные игры заменили ему реальную жизнь: родителей, школу, друзей. Виртуальная жизнь Арсена гораздо богаче эмоционально, чем реальная. В реальности мальчик – лишь школьник, в иллюзорном мире – он человек с богатым жизненным опытом, несгибаемый интриган, баснословно богатый чиновник. Большинство героев романа «Цифровой» молоды (за исключением родителей Арсена). Авторы намекают, что в мире «продвинутых технологий» и «виртуальной свободы», который они описывают, практически нет пожилых людей. «Старикам здесь не место». Они лишние, чужие на этом празднике виртуальной жизни. Единственное, на что они могут сгодиться, – оказаться превращенными «в цифру», чтобы стать жалкими персонажами электронной игры «нового поколения». «Цифровой» – не просто роман о всевозможных опасностях, таящихся в новых технологиях. Интернет, блогосфера с пресловутым «Живым Журналом», топом Яндекса и прочими игрушками открывают невиданные ранее возможности для манипулирования многомиллионными массами людей. «Территория свободы» Всемирной сети постепенно превращается в территорию, опасную для жизни и душевного здоровья. Киберпанк (англ. cyberpunk) – направление научной фантастики. Термин возник как сочетание слов «cybernetics» (англ. кибернетика) и «punk» (англ. панк). «Кибер» – это высокие технологии, применяемые для совершенствования человеческих возможностей, это циркулирующие в крови наномашины, компьютерные сети, манипуляции с генами, эмуляторы реальности и искусственно созданный разум. «Панк» – это протест против Системы, против контроля; анархизм, борьба с тоталитаризмом во всех его проявлениях, лейтмотив произведений жанра. 2 Технофэнтези (син. научное фэнтези) – направление фантастики (фэнтези), описывающее мир, в котором бок о бок соседствуют технология и магия. Жанр имеет несколько вариаций миров. 3 Дяченко С. и М. Цифровой, или Brevis est: роман. – М.: Эксмо, 2009. – 416 с. – (Серия: «Стрела Времени») 1 97 «Цифровой» – это роман-предупреждение. Авторы предупреждают, что человек, тотально погружаясь в виртуальность, тонет в потоках «единиц и нулей» информации, дружит «по френдлентам», не пишет стихов от руки, обменивается цифровыми «фотками», сделанными какими-то другими, неизвестными ему людьми. Всё это ведет к деконструкции творчества, которое основывается на личном общении, фантазии, чувствах и таланте. Писатели предупреждают, что в мире «Цифрового», очень похожем на наш, человеческие отношения становятся ненужными (к чему постепенно движется и наша реальность – зачем встречаться с живыми друзьями, если в блогах «кипят страсти» по погибшей во время пейнтбольной сессии девушке? И что с того, что девушку эту и в глаза никто не видел, ведь она успела стать ближе, чем родные, семья – через записи в ЖЖ. Что с того, что сын не ходит в школу, если по телевизору ежечасно сообщают все более волнующие новости, так что не оторваться?; что главный герой существует в нашей реальности, а живет, полноценно и полнокровно, лишь в Сети (потеря компьютера равнозначна потере смысла жизни!); что «виртуальность» начинает осознаваться человеком как среда, во многих отношениях равноправная «реальности», и «человек играющий» (Хейзинга) переносит свои правила игры в «мир цифры», где этические и аксиологические акценты возможно ставить по-другому). Эти предупреждения заставляют задуматься о глубоком проникновении информационных технологий в человеческую сущность, возможных качественных изменениях внутри индивида, о будущей революции (а может, и деградации!) в глубинах сознания и подсознания человека. Достаточно обратить внимание на то, как С. и М. Дяченко описывают быт семьи Арсена – «…стоит всем уйти из кухни, – она [мать Арсена – М.Ю.] тут же вытащит из сумочки ноутбук, подключится к Интернету и войдет в свой Живой Журнал. А отец, как только увидит, что Арсен и мать заняты, – пойдет к себе и включит телевизор. Каждый из них чувствует, что делает что-то не то; каждый вырос в нормальной семье, где были и семейные вечера, и книги, и гости, и походы в лес на пикник. Но маме куда интереснее, что случилось с ее френдами за день, а отец, как на 98 игле, сидит на потоке новостей из телика, от глобальных до местечковых. Кризис ли мировой, пьяный ли сбил на машине ребенка – это информация, это надо знать, это будоражит»1, и еще «…его мама никогда не смотрела сериалы по телевизору, и в детстве он потихоньку этим гордился. Зато его мама жила внутри сериала, он стал это понимать только в последние полгода-год. Она изо дня в день пересказывала отцу за утренним кофе или в воскресенье, за разогретым в микроволновке завтраком, – пересказывала чужие разговоры, комментировала события и реплики, и на ее одухотворенном молодом лице ясно горели глаза»2. Приземленность проблем подросткового переходного периода эффектно контрастирует с отстраненными размышлениями Арсена, главного героя романа, на тему «мира цифры». Создается впечатление, что мальчик – ровесник нового мира, и они взрослеют вместе, вместе проходят через трудности, но мальчик – человек, живая душа, а «мир цифры», как бы ни был одухотворен людьми, никогда не станет живым, сочувствующим и любящим. На дихотомии мыслящего живого и мыслящего искусственного авторы строят анализ злободневных социальных явлений, например, таких, как проблема «отцов и детей», отставание школы как социального института от современных потребностей социализации и инкультурации подрастающей личности и т.п. Уже сейчас в нашей реальности можно увидеть, что увлечение сетевыми компьютерными играми из поколения «Королевского бала» (из романа «Цифровой») накладывает отпечаток на психику, формируя иные ценности, иное поведение и привычки у подрастающего поколения. А ведь все это – события ближайшего будущего, десяток-другой лет, и подобные технологии станут достоянием масс. На основе этого писатели проводят анализ приоритетов виртуального и реального успеха. Здесь же правомерно рассматривать вопрос жизни и смерти с точки зрения аксиологии и этики. Несмотря на современные гуманистические лозунги человеческая жизнь в реальности стоит немного, и еще меньше она стоит в виртуальном мире. Способность «начать всё заново» в лю1 2 Дяченко С. и М. Цифровой, или Brevis est: роман. – М.: Эксмо, 2009. – С. 10. Там же. – С. 14. 99 бой компьютерной игре и наличие не одной жизни героя приводят к тому, что ценность реальной жизни для подрастающего поколения сильно снижается, не говоря уже об отношении к смерти. Смещаются социокультурные взгляды на жизнь и смерть. Рассуждения С. и М. Дяченко на тему манипулирования неокрепшими умами с помощью компьютерных игр занимают не один десяток страниц, заостряя внимание на морально-этических аспектах романа. Свои выводы писатели превращают в гротеск, где мир игр играет в людей. Фантомологические проблемы1 (подняты еще А. Азимовым и С. Лемом в середине ХХ столетия) – это одни из тех проблем, которых касаются С. и М. Дяченко в своем произведении. Эти проблемы глубоки и во многом парадоксальны. С течением времени они становятся все более острыми – по мере того, как простейшие прототипы машин-фантоматов входят в повседневную жизнь. Сложность заключается в том, что проблемы такого рода допускают едва ли не бесконечное множество вариаций. В мире фантоматики всеобъемлющей, лишающей смысла само понятие реальности, поставленные проблемы не решить экспериментами. Произведению можно придать и другие акценты, остановившись на особенностях фантоматики ближнего прицела. Прототипами грядущих фантомных техник могут быть сетевые игры и просто инструменты общения в Сети. Проблемы переходного периода фантоматики пока еще сочетаются с проблемами общества. Столкновение двух миров, мира реальности и мира цифры, которое только набирает обороты, может привести к очень интересным и неоднозначным результатам. Пока эти миры еще можно разделить и идентифицировать, но возникают вопросы о том времени, когда эти миры сольются: как изменятся культура, общество, личностная коммуникация, творчество и т.д.? С. и М. Дяченко написали роман о сломе времени. О том, как наш реальный мир, вот это привычное для человеческого ума состояние «здесь и сейчас», истончается, блекнет, рассыпается по кирпичику, словно погибающий Фантоматика – наука о создании иллюзорных миров, которые практически невозможно отличить от настоящей действительности (существует в фантастических мирах С. Лема). 1 100 персонаж в компьютерной игре. И пустоты нашей стершейся до прозрачности реальности заполняются чем-то другим. Тем, чему еще нет названия. Меняется все: другими становятся люди, животные, городская топография, даже знакомые со школы литературные произведения. Например, другой Достоевский. Здесь надо отметить, что сама игра в «Преступление и наказание» – один из самых лучших и, пожалуй, ключевых эпизодов романа. Это произведение о новом герое, который приходит в этот «дивный новый мир», заменяя старого, «ветхого» человека. Но возникает вопрос: порождением каких сил будет этот новый персонаж? На этот вопрос, пожалуй, и сами писатели не знают ответа. Здесь ярко выражается мысль не только о смене поколений, здесь проступает понимание смены исторических и социокультурных эпох. «Цифровой» С. и М. Дяченко и «Золотарь, или Просите, и дано будет…»1 Г.Л. Олди написаны на тему мира Цифры (Всемирной сети), оба произведения вышли в свет приблизительно в одно время и оба затрагивают вопросы культурологического, аксиологического, этического и социального порядка. В отличие от юного Арсена, герой повести Г.Л. Олди «Золотарь, или Просите, и дано будет…» – взрослый мужчина, Александр Золотаренко, у которого сын немногим старше дяченковского Арсена. Главный герой – литературный редактор – оказывается втянутым в виртуальные баталии на просторах Интернета, где Всемирная паутина – линза для нейролингвистического программирования, обернувшиеся кровавой реальностью. На протяжении всей книги излагаются известные истины: «весь мир – текст», «дурные пожелания и проклятья сбываются», «думай, что говоришь», «make love not war», но главной идеей книги является Всемирная паутина, как некое плохо изученное и неоднородное антикультурное пространство, «помойка», требующая «золотарей-ассенизаторов», одним из которых и становится главный герой с «говорящей» фамилией. Но Олди отмечает, что не только «чистильщики» ответственны за содержание Сети, но и каждый пользователь: Олди Г.Л. Золотарь, или Просите, и дано будет..: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2010. – 352 с. – (Стрела Времени). 1 101 «Нам не дано предугадать, / Как слово наше отзовется…» Но феномен Сети – это отражение современной социокультурной ситуации, где «виртуальность сама вошла в наше пространство. Какие мы теперь? Плоские. Как чат. Ники, текст, урод-смайлик. Мечта? Вирт-скафандр…»1 Отсутствие четких этических установок, аксиологический плюрализм, толерантность путается с всеядностью. Повесть «Золотарь» – это взгляд представителя старшего поколения (ровесника Олди), который еще помнит, как можно жить иначе, но при этом не отрицает то новое, что пришло в повседневную жизнь. Та же социокультурная нестабильность отражается и в языке, основе менталитета и культурных традиций общества. Олди отмечает, что «мы присутствуем при уникальном явлении… Рождение письменного бытового разговорного языка. Это не жаргон. Это вялость интонаций. Косноязычие на уровне орфографии. Бухтение. Заикание. Шепелявость. Компенсация в виде орды смайликов. Отсутствие знаков препинания. И, как исключение, – нашествие грозных знаков восклицания»2. Уровень языка всегда был показателем уровня образованности, воспитанности и культурности индивида, что в настоящее время становится актуальной проблемой не только для Сети, но и для межличностного общения. Поколение 70–80-х годов ХХ века в нашей стране уже научилось совмещать два языка: первый, о котором говорит Олди, и второй, привитый с детства. Поколение 1990–2000-х годов в большинстве лучше использует первый. Это является еще одной проблемой социализации и инкультурации личности, что грозит потерей преемственности поколений. Повесть «Золотарь» можно назвать повестью воспитания, повестью о позднем возмужании стареющего интеллигента, о проблеме «отцов и детей». Повесть «Золотарь» – это повесть-предупреждение о том, что слово и дело не слишком отличаются друг от друга, что всё возвращается, так или иначе, что человек ответственен за слова и эмоции, что та «зоосфера», в которую посте- Олди Г.Л. Золотарь, или Просите, и дано будет..: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2010. – С. 264. 2 Там же. – С. 26. 1 102 пенно превращается Сеть, в итоге может стать основой для новой культурной парадигмы. Г.Л. Олди рассматривает мир Цифры как полигон огромных возможностей, но ставит вопрос о том, как будут эти возможности использоваться. Для одних Сеть – это иллюзия свободы воли, для других – безнаказанность. Но в любом случае Всемирная паутина пожирает время и эмоции человека, приучает к небрежности в словах, при этом мир Цифры сам по себе вне добра и зла, он такой, каким его делают люди. Олдиевский «Золотарь» – неоднозначное, жесткое, натуралистическое произведение, пронизанное агрессией и грязью безграмотных комментариев из Живого Журнала, взятых из Интернета, и при этом написанное хорошим литературным языком, содержащим раскавочные цитаты, отсылки к Библии и поэзию. Повесть «Золотарь» заканчивается шансом пересмотреть общую социокультурную ситуацию, исправить уже допущенные ошибки, вернуться к прежним этическим установкам, при этом не отрицая новое. Беспрецедентно быстрое развитие техносферы в ХХ веке привело не только к возникновению виртуальной реальности, но и к новым открытиям в сфере биологии, медицины и химии, что в свою очередь подтолкнуло развитие генной инженерии1. Стремительное развитие генной инженерии позволило вмешаться в область репродукции человека. Когда-то искусственное оплодотворение считалось вторжением в святая святых. Сегодня такие обвинения звучат в адрес клонирования. Сейчас на Земле живет около миллиона человек, обязанных своим рождением экстракорпоральному оплодотворению (ЭКО). После того как искусственное оплодотворение перестало быть только темой для обсуждения, отношение к нему приобрело двойственный характер. Одни рассматривают его Генная инженерия – это совокупность методов, позволяющих посредством операций in vitro (в пробирке, вне организма) переносить генетическую информацию из одного организма в другой. Цель генной инженерии в получении клеток (в первую очередь бактериальных), способных в промышленных масштабах нарабатывать некоторые "человеческие" белки; в возможности преодолевать межвидовые барьеры и передавать отдельные наследственные признаки одних организмов другим (использование в селекции растений, животных). 1 103 просто как научный курьез, другие считают, что если общество не поставит преграду на пути ЭКО, под угрозой окажутся очень важные вещи – идеи гуманизма и единства человеческого общества, наша половая принадлежность, отношения с предками и потомками. Все вмешательства в генетический материал, о которых столько говорят (пренатальная диагностика, встраивание генов в половые клетки эмбриона для коррекции генетических дефектов, манипуляции со стволовыми клетками и, наконец, клонирование), вряд ли стали бы реальностью, не займись ученые опытами по оплодотворению яйцеклетки человека в чашке Петри и не появись в 1978 году первый ребенок «из пробирки». Кроме того, с появлением в медицине аппарата искусственной почки, искусственного сердечного клапана, с возможностью замены суставов на титановые протезы и т.п. неизбежно встаёт вопрос об использовании компьютерных технологий в лечении психоневрологических заболеваний, а впоследствии и вживлении в человеческий мозг искусственной памяти и чипов с установленными программами. Не приведут ли современные технологии по репродукции к тому, чего все так боятся, – выращиванию эмбрионов для получения органов, созданию гибридов между человеком и животными или клонированию человека? Имеет ли право на существование область науки, затрагивающая моральные и этические аспекты? Или она должна с самого начала развиваться под пристальным наблюдением общества? Возможно ли будет человека называть человеком, если его мозг будет работать в симбиозе с компьютером? Еще недавно эти проблемы заботили лишь писателей-фантастов и их читателей, сейчас они становятся реальностью. Эти вопросы волнуют социологов, педагогов, культурологов. Однозначных ответов на эти вопросы пока не существует, т.к. они касаются прежде всего сакральных ценностей человечества. А в период культурного кризиса, в эпоху переоценки ценностей ответы на эти вопросы становятся необходимыми. 104 Многих писателей-фантастов восхищают или, наоборот, ужасают открытия генетиков. Говорить о том, что роман С. и М. Дяченко «Vita Nostra»1 полностью подчинен идее перерождения человека в нечто нечеловеческое, было бы неправомерно. Эти писатели не привыкли посвящать свое произведение какой-либо одной теме. Их романы обычно включают в себя комплекс проблем, посвященных реалиям нашего времени, современной социокультурной ситуации. Роман, рассматриваемый нами, не исключение. Этот роман в первую очередь о людях. О древнем страхе ребёнка за свою мать: когда-то подательницу всех благ и центр мироздания, а потом очень близкого человека, который тоже чувствует боль и ошибается. «Vita nostra» – это нетипичный «роман взросления», где главная героиня проходит через борьбу за обретение себя и потерю себя как один из приёмов этой борьбы. Здесь очень точно показаны мысли и чувства, рождающиеся в переломные моменты жизни человека. Каждый обязательно вспомнит своё поступление в вуз и первые месяцы обучения в нём, свою первую любовь и первое осознание того факта, что иногда любовь – это ещё не всё. «Vita nostra» – доказательство того, что мы высоко ценим только то, что можем потерять, и то, что стоило нам слишком дорого. Это жёсткая и жестокая книга, героиню преследует страх за её жизнь и жизнь её близких: несданная сессия, незачёт, «неуд» по экзамену – и ей уже приходит «похоронка» или сообщение о том, что её близкие стоят на грани жизни и смерти. Эта атмосфера сохраняется практически до самого конца, до того, как авторы решают показать нам, что же таит в себе обучение в этом институте, что за второе дно у учёбы здесь. Правда, так до конца мы это и не поймём: едва второе дно начнёт открываться, как книга оборвётся. Останется одно – никогда и никого не бояться, и идти к своей цели, оставаться человеком при любых внешних и внутренних обстоятельствах, несмотря ни на что. Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. Vita Nostra: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 448 с. – (Стрела Времени). 1 105 В книге описан процесс превращения человека в некое сверхсущество, в нечто иное. Начало романа – столкновение главной героини, Саши, с некой бездушной и бесчеловечной силой, олицетворяющей воплощенный кошмар, кошмар, казавшийся бессмысленным и оттого еще более страшный. А дальше весь роман представляет собой подробно и очень тщательно описанный процесс ломки главной героини, выдавливания из нее ее человеческой сущности и наполнения ее оболочки некими сверхчеловеческими знаниями, умениями и способностями. И фактически она постепенно превращается в нечто, так напугавшее ее в начале повествования. И вот это уже не Саша, а чешуйчатый монстр, питающийся информационными потоками (!), хотя у него еще остались некие человеческие чувства. Постепенно приходит понимание того, что постоянный страх, в котором держат Сашу, – не только самый мощный стимул для обучения, но и способ хоть както держать в узде это существо. А Саша пытается вернуться, опять стать человеком, пусть только внутренне, но человеком с точки зрения этики и культуры в целом. Она упорно и без оглядки пытается вернуться к прежнему состоянию. Состоянию «первокурсника». Потому что человек остается человеком до тех пор, пока он кого-то любит и имеет потребность творить. А любовь невозможна без боязни за объект любви, без переживаний за судьбу тех, кого любишь, так же, как любовь невозможна без творчества. Концовка романа оставляет открытыми важные вопросы: чем или кем стала главная героиня и зачем все это нужно? Не человек ли со всеми своими слабостями и недостатками является настоящим творцом? Сейчас у многих возникает ощущение, что вокруг переплавляется реальность, ломаются привычные представления о жизни, мире, людях. Меняется реальный мир, меняются герои произведений. Этот роман было бы правомерно поставить на грани между двумя главными тенденциями современности – развитием инфосферы и генной инженерии, так как они проявляют взаимное влияние. Как уже говорилось выше, развитие компьютерных технологий привело к бурному развитию био- 106 инженерных технологий, и в то же время развитие техносферы начинает требовать от человека биологически невозможных скоростей, реакций и т.п., соответственно, изменений в физиологических параметрах, что неизбежно ведет к последующим изменениям генома человека. Виртуальная реальность дает нам новую степень свободы, новые (и очень привлекательные) способы самореализации, новые инструменты взаимодействия с тем, что уже давно имеет смысл определять «виртуально-вещественным» континуумом, подчеркивая тем самым органичное единство его информационной и материальной составляющих. В связи с колоссальным техническим подъемом усиление вектора глобализации и нарастание этнического хаоса в настоящее время достигает практического максимума. Компьютерные технологии сделали возможным объединение национальных экономик в единую мировую экономику. С нарастанием демографического спада в странах Европы и США происходит массовая иммиграция из стран третьего мира, переполненных трудовыми ресурсами. В этих условиях начинается активное взаимопроникновение культур: с одной стороны, внедрение западных паттернов (эталонов жизни и деятельности), с другой – внедрение на Западе паттернов Юга и Востока. Происходит глобальное объединение практически во всех сферах человеческой деятельности. Наверное, единственное, что пока сдерживает глобализацию, это существование национальных государств, и отчасти локальные культуры, которые приспосабливаются к новому вектору существования, выбирая между интеграцией (каждая из взаимодействующих сторон сохраняет свою культуру, но одновременно устанавливает тесные межкультурные контакты), ассимиляцией (потеря свой культуры), сепаратизмом (группа, сохраняя свою культуру, отказывается от контактов с инокультурными группами), маргинализацией (группа теряет свою культуру, при этом не установив тесных контактов с другой культурой)1. Berry J.W. Immigration, acculturation and adaptation. – Applied psychology: An international rewue. 1997. Vol. 46 (1). 1 107 Писателями-фантастами (А. и Б. Стругацкие, В. Михайлов, Р. Хайнлайн и др.) создан ряд произведений (в основном утопий), где человечество живет в объединенном мире. Но эти утопические миры, как правило, не касаются проблемы «преемственности поколений», взаимосвязи культур, сохранения культурного наследия. В большинстве произведений тема культурной памяти отсутствует. В произведениях Г.Л. Олди, А. Валентинова и С. и М. Дяченко тема глобализации раскрывается посредством интеграции культур. Эти писатели выдвигают на первый план общекультурные, общечеловеческие ценности, которые позволяют заметить, что соседняя культура не так и отличается от собственной, а те отличия, которые существуют, делают мир еще разнообразнее и интересней. В романах Г.Л. Олди, А. Валентинова и С. и М. Дяченко можно найти мотивы близкие не только европейцу, индийцу, американцу, но и представителю любой локальной культуры. К произведениям, посвященным глобализации и интеграции культур, можно отнести такие: космическая симфония1 Г.Л. Олди «Ойкумена», фэнтези2 Г.Л. Олди «Гарпия», «мягкая» НФ С. и М. Дяченко «Мигрант, или Brevi finietur». Космическая симфония «Ойкумена» Г.Л. Олди состоит из трех книг: «Кукольник»3, «Куколка»1, «Кукольных дел мастер»2. Космическая симфония – образована Г.Л. Олди от фантастического направления космической оперы. «Косми́ческая опера», «Космоопера» (от англ. space opera) – одно из направлений приключенческой научной фантастики, которое обычно определяется по формальным признакам: действие произведений происходит в космическом пространстве и / или на других планетах (в Солнечной системе или за её пределами) в условном (обычно экзотическом) антураже; персонажи подчёркнуто героичны, а масштабы их деяний ограничены лишь фантазией авторов; как правило, произведения этого жанра поначалу носили чисто развлекательный характер, но впоследствии приёмы «космической оперы» вошли также в арсенал авторов художественно значительной фантастики (См.: Невский Б. Три лика космооперы: Звездные приключения // Мир фантастики. – 2005. – № 3(19). – С. 30–32). 2 Фэнтези (от англ. fantasy – «фантазия») – вид фантастической литературы, основанный на использовании мифологических и сказочных мотивов. В современном виде сформировался в начале XX века. Произведения фэнтези чаще всего напоминают историко-приключенческий роман, действие которого происходит в вымышленном мире, близком к реальному Средневековью, герои которого сталкиваются со сверхъестественными явлениями и существами. Зачастую фэнтези построено на основе архетипических сюжетов. 3 Олди Г.Л. Ойкумена. Книга первая. Кукольник: Роман. – М.: Эксмо, 2006. – 384 с. – (Стрела Времени). 1 108 Мир Ойкумены («обитаемое пространство») – мир глобальной цивилизации, разделен на антропоморфные расы вехденов, гематров, брамайнов, помпилианцев, вудунов и техноложцев и множество других варварских миров, «развивающиеся страны», по терминологии нашего мира. Этот мир похож на реальный – народы требуют «хлеба и зрелищ», государства воюют и торгуют, дипломаты ведут переговоры, спецслужбы блюдут интересы государств, мафия нарушает законы, богатые наслаждаются жизнью, не забывая о бизнесе. Техника этого мира весьма своеобразна и действует на совершенно фантастических принципах. Действие романа разворачивается на разных планетах, на звездолётах и в открытом космосе. Главный герой – Лючано Борготта по прозвищу Тарталья, директор театра контактной имперсонации, человек со сложной биографией и извилистым будущим. Судьба этого человека самым причудливым образом переплетается с жизнями ещё множества людей, самых разных и непохожих друг на друга. И каждый из них играет какую-то роль в судьбе другого, каждый необходим другому, они словно связаны незримыми нитями и следуют один за другим, чтобы в конце, когда все ниточки сойдутся в одну, сотворить нечто невиданное и чрезвычайно важное для мира. Здесь утверждается значимость каждого человека для мира и общества, обозначена личная ответственность за поступки. Мир, созданный Олди в «Ойкумене», похож на реальный. Он также находится на пике глобализации и также присутствует проблема этнического хаоса, которая, в свою очередь, отличается одним – расы этого мира по своей онтологии не соединимы. Общее, не касающееся трансценденции и онтологии этих рас, – это аксиологические аспекты. Сакральные ценности всегда остаются сакральными, этические – этическими. Поэтому если говорить о понятии «человек» как о понятии «существо, обладающее Божественной искрой и Духом», то все разумные, населяющие этот мир, – люди. Олди Г.Л. Ойкумена. Книга вторая. Куколка: Роман. – М.: Эксмо, 2006. – 416 с. – (Стрела Времени). 2 Олди Г.Л. Ойкумена. Книга третья. Кукольных дел мастер: Роман. – М.: Эксмо, 2006. – 416 с. – (Стрела Времени). 1 109 В итоге Олди подводят к мысли о толерантности, о том, что при всех своих различиях расы этого мира имеют один исток, одинаково ценны, а внешнее проявление различий, незначительное отличие в биологии не являются поводом для конфликтов и ненависти. Кроме того, олдиевскую трилогию можно назвать романом воспитания, взросления человеческих эмоций, испытания внутренних этических установок в неоднородном мире призрачной поликультурности. Роман «Гарпия» 1 – это произведение, входящее в цикл Г.Л. Олди, включающий еще романы «Шмагия» и «Приют героев». Поэт Томас Биннори, любимец короля, умирает от душевной болезни. Все усилия лекарей и магов-медикусов тщетны. Спасти несчастного может лишь гарпия – женщина-птица, обитательница резервации на Строфадских островах. Но она может и не согласиться, помня, как люди воевали с ее племенем, вытесняя с исконных земель. Внимание автора отдано так называемым миксантропам (гарпиям) и различным аспектам их существования и со-существования с подданными Реттийской короны. Сюжетная линия с излечением поэта заметная, но не основная. В романе сплетаются детективная интрига, былички из университетского житья-бытья, и жизни городского «дна». Центральная проблема романа – «они» и «мы». Как относиться к иным? Как находить с ними общий язык, невзирая на «пугающее нечеловеческое» (культурные и расовые различия)? Как принять их такими, какие они есть? Смогут ли они принять нас точно так же? Где кроются корни нетерпимости и ненависти? Образ гарпии Келены, женщины-птицы, живущей лишь настоящим, не испытывающей никаких эмоций относительно прошедшего дня или дня грядущего, особенно показателен в плане чуждости этой расы суетному человечеству, печалящемуся о прошлом и грезящему будущим. Келена – красавица, ме- 1 Олди Г.Л. Гарпия: Роман. – М.: Эксмо, 2008. – 384 с. – (Стрела Времени). 110 няющая цвет оперения усилием воли, существо, чья жизнь разделена на две – вначале юная девушка, затем, резко, старуха. Еще одна специфика произведения – в нем, по сути, нет отрицательных персонажей, что заостряет внимание именно на толерантности: отрицательное, невозможное для одной культуры или конкретно для одного человека, может не быть таковым для других. В первую очередь роман посвящен, безусловно, толерантности и умению прощать. Все живое входит в целостную систему, которая дает возможность воспринимать мир в его многообразии форм, красок и оттенков. Роман С. и М. Дяченко «Мигрант, или Brevi finietur»1 является третьим романом из дяченковского цикла «Метоморфозы», в который последовательно входят «Vita nostra» и «Цифровой, или Brevis est». Все три романа являются отдельными произведениями, но каждый – это роман взросления, в котором главный герой проходит путь постижения мира и себя. Не случайно латинские названия этих романов образуют цитату из Гаудеамуса2, напоминающую, что надо многое успеть, т.к. жизнь коротка («Vita nostra», «Цифровой, или Brevis est», «Мигрант, или Brevi finietur»). И герои этого цикла заново воспитывают в себе или возвращают забытые основы духовности (этические установки и сакральные ценности), сталкиваясь с такими вопросами, над которыми никогда не задумывались. У каждого из главных героев есть свой Вергилий, ведущий их через ад, окружающий их. «Мигрант» привязан к предыдущим текстам на уровне реминисценций и идеи, которая высказывается очень четко: человеку и обществу нужно не отсутствие страха, а его преодоление. В этом цикле также прослеживается идея о том, что люди часто не хотят принимать взрослую ответственность и стремятся переложить ее то на общество, то на некую сущность, причем интересно, что эту тягу к инфантильности авторы отмечают у представителей нашей реальности и нашего времени. Дяченко М., Дяченко С. Мигрант, или Brevi finietur: Роман. – М.: Эксмо, 2010. – 448 с. – (Стрела Времени). 2 Vita nostra brevis est, / Brevi finietur – (лат.) наша жизнь коротка и скоро кончится. 1 111 Роман «Мигрант» сюжетно делится на две части – попадание главного героя (Андрея Строганова, по прозвищу «Крокодил») в параллельный мир и его Проба на полновесное гражданство в этом мире. Два последних года жизни Андрея изъяты в уплату «за визу, необходимые телепорты, а также оформление сопутствующих документов, медицинский осмотр и моментальное изучение языка», и поэтому главный герой не помнит, почему решил эмигрировать. При всей фантастичности приключений тела главного героя на авансцену авторы выводят приключения духа, сюжетно отражающиеся в прохождении Андреем Пробы. Проба – это не только возможность стать полноценным гражданином, понимающим и принимающим, что гражданин – хозяин себя, и хозяин всего, но также Проба является не просто обрядом инициации молодежи, а основой существования общества. Проба – это попытка превозмочь себя, сделать невозможное и решиться на немыслимое с точки зрения обычного человека. В романе присутствует и метафизическая составляющая – это конструкция мира, основывающегося на идеальных, а не материальных началах. Мир идей имеет на Раа (мир, куда мигрирует Андрей) полную власть над материальным миром, определяя буквально все аспекты бытия на планете. Этот мир, созданный Идеей, Творцом, каждый из живущих может менять – трансформировать реальность (бердяевская идея человека твари и со-творца окружающего мира). Но трансформация мира – удел только полноправных граждан, прошедших Пробу, умеющих отвечать за сделанное («…И нам сочувствие дается, / Как нам даётся благодать»). В «Мигранте» много размышлений о смысле жизни, и человеке, и мире в целом. Эти размышления воздействуют на поступки главного героя, задумывающегося о собственной нужности в мире. Например, Андрей, рассуждая о смысле своего существования, говорит, что «если бы во Вселенной объявили конкурс на самое бессмысленное существование – я имел бы шанс на победу. 112 Любой гриб в лесу существует стократ осмысленнее. Любая мошка-однодневка по сравнению со мной – фундамент мира»1. В романе прослеживаются мысли о явлении «миграции», в чем бы она ни проявлялась; о демократическом обществе; о целях человека в жизни; о семье; об идее, которая влияет на материю и формирует ее; о преодолении самого себя, о смысле человеческой жизни; о месте Бога в жизни человека; о том, на что способен человек ради достижения цели. Поднимаются многие социальные проблемы: ксенофобия в обществе; способность членов общества нести ответственность за свои поступки и т.п. Все эти проблемы и вопросы актуальны для современного общества. Одна из самых значимых проблем, рассматриваемых писателями в «Мигранте», это культурологическая проблема – инкультурация и социализация главного героя в совершенно чужом, а местами и чуждом для него мире. Самый яркий пример – это потеря собственного языка, полная его замена на язык нового мира. Главный герой, переводчик по образованию, никак не может «услышать» новый «родной» язык, он «…вспоминал истёртые рифмы. Например, “любовь” и “кровь”. Слова не рифмовались. В первый раз, осознав это, он ощутил дикий ужас. Палка-галка. Свечка-печка. Ни тени созвучия, а ведь Крокодилу [Андрей Строганов. – М.Ю.] казалось, что он думает на родном языке. Нет, умом он понимал, что язык заменили, но ужаснулся только сейчас: на месте родного, на старом фундаменте, без просу угнездилось наречие Раа, о котором ничего не известно, кроме того, что фонетически оно сходно с русским. …В первый раз за все эти дни он осознал свою потерю – потерю языка. И был готов зареветь белугой…»2 Для переводчика, человека остро чувствующего язык, потеря чутья языка – это катастрофа. Для него становится насущной необходимостью «…снова выучить русский… где “плоский хлеб” означает всего 1 2 лишь “блин”, распространённое бытовое ругательство. Затвердить Дяченко М., Дяченко С. Мигрант, или Brevi finietur: Роман. – М.: Эксмо, 2010. – С. 359. Дяченко М., Дяченко С. Мигрант, или Brevi finietur: Роман. – М.: Эксмо, 2010. – С. 46. 113 наизусть»1. Если говорить в общем, то потеря родного языка для любого человека – это трагедия. Родной язык несёт в себе основы менталитета и культуры личности. Даже в совершенстве овладев чужим языком, невозможно до конца понять и прочувствовать поэзию и юмор данного языка, как это может сделать любой носитель. С потерей языка дяченковский герой теряет огромный пласт своей исконной культуры. Это можно соотнести с мигрантами, которые, «ассимилировавшись», через несколько десятков лет начинают говорить на родном языке с ошибками. Но они при этом не потеряли чутьё языка, в отличие от дяченковского героя, у которого вырвали все языковые корни. Здесь С. и М. Дяченко выражают идею как культурного плюрализма, противовес тенденции в современных обществах к культурному объединению и универсализации. Дяченковский мультикультурализм – это культурное разнообразие (например, языки меньшинств). На это следует обратить особое внимание, т.к. в условиях усиления вектора глобализации многие локальные культуры народов Земли либо близки к гибели (например, культуры народов Крайнего Севера), либо подвергаются объединению и универсализации. Оперируя громадными массивами знаний через технологию «мгновенных контактов» (Интернет), человечество приближается к пику глобализации. Все это в свою очередь отражается на преобразованиях в цивилизационных структурах, практически мгновенной (для обычного человека) смене экономических и социальных конфигураций. Современный мир вступил в период социальной и экономической неопределенности, поиска новых социальных практик и экономических методов, социальных ценностей, векторов социального и экономического развития. В экономике произошли кардинальные изменения, т.к. экономика стала терять свою национальную и государственную принадлежность. Социальный хаос, так же, как и любой другой – это ситуация неопределенности, в которой субъекту не на что опереться, кроме себя. Человек всегда 1 Там же. – С. 51. 114 был не просто наблюдателем, но и участником социальных процессов, и его внутреннее пространство так же входит в социальную систему наряду с материальными и информационными пространствами. На данный момент целые слои общества замыкаются только на себе, на самополагании и решают проблемы без взаимодействия с государственными или социальными институтами. В обществе разбалансировались интересы граждан и государства, а так называемая сфера социальной свободы не совпадает с классическим определением действий человека и групп людей в рамках политико-правовой целостности. Таким образом, происходит разрыв между публичной и частной сферой и нарастание индифферентизма граждан к общезначимым социальным интересам. Онтологические интересы формализованного социума (государства), в итоге, не совпадают с онтологическими интересами конкретного человека. Разросшийся бюрократический аппарат, невозможность знания всех законов страны, в которой живешь, сложнейшая социальная иерархия и т.п. осложняют взаимоотношения конкретного человека или группы лиц непосредственно с государственно-социальными аппаратами. Для решения этих проблем существует целый штат специалистов-посредников (по юридическим вопросам, по здравоохранению, по страхованию и т.п., сюда же можно отнести специалистов по судопроизводству). Все специалисты не являются производителями (фактически «паразитирующее сословие»1), и только богатое государство может себе позволить их содержание в достаточном количестве, чтобы удовлетворить потребности большей части своего населения. Помимо этого, инкультурация и социализация личности отягощаются глобализацией культуры, которая порождает мощные кросскультурные потоки информации и сильнее всего воздействует на подростковый и молодежный менталитет. Картина мира старшего поколения более консервативна, более устойчива к инокультурным воздействиям, и «глобализация культуры пред- Термин А.М. Столярова. См.: Столяров А.М. Освобожденный Эдем. – М., СПб., 2008. – 414 с. – (Philosophy). 1 115 определяет рост конфликтов не только между родителями и детьми, но и между детскими и молодежными субкультурами»1. Темы отношения человека и государства, старшего и младшего поколений активно рассматривались во многих произведениях социальной фантастики, так популярной в 70–80-е годы ХХ столетия в СССР (А. и Б. Стругацкие, В. Михайлов и др.). Сейчас, как утверждают многие исследователи-фантастиковеды, социальная фантастика, так же, как и НФ, не пишется, не издается и не читается. Может быть, социальной фантастике в таком виде, как привыкли ее воспринимать в 70–80-е годы, действительно нет, но в русле социально-философской фантастической прозы работают многие современные авторы, например, О. Дивов, С. Лукьяненко, В. Панов, Г.Л. Олди, А. Валентинов, С. и М. Дяченко и др. Несмотря на то, что все свое творчество Олди сами определили новым стилем философского боевика2, А. Валентинов пишет криптоисторические романы3, а С. и М. Дяченко работают в нескольких стилях: научной фантастики, фэнтези4, сказки, мистического реализма (М-реализм)1. Творчество этих писаСоколов К.Б. Особенности межкультурного взаимодействия в условиях глобализации культуры. – Электронный ресурс: http://www.isiksp.ru/library/sokolov_kb/sokolov-000001.html 2 По определению самих Олди: «"Боевик" – это не только драки и убийства. Это – напряженное внешнее действие (т.е. приключения героев, их перемещения в пространстве, изменение ситуации и предлагаемых обстоятельств…) "Философская" составляющая – это напряженное внутреннее действие: изменение мотиваций героев, раскрытие их характеров, их мысли и переживания, изменение их психологического состояния, проблема выбора, принятие решений, раскрытие перед героями и читателем различных философских концепций и идей, изменение взаимоотношений героев, их характеров, мировоззрения и т.д. …напряженное внешнее действие должно сопровождаться ничуть не менее (а то и более!) напряженным внутренним действием. Это и есть философский боевик. …внешнее действие инициирует внутреннее, и наоборот». Электронный ресурс: Форум хранителей (http://www.kubikus.ru/forum/topic.asp?TOPIC_ID=1808&FORUM_ID=28&CAT_ID=5&whichp age=4 3 В произведениях криптоисторического направления исторические события развиваются точно так же (или почти точно так же), как и в нашей реальности, но причины этих событий, их «закулисная» часть, движущие механизмы – иные, нежели считает официальная историческая наука (как правило, мистические или фантастические). В этом стиле работали такие писатели-фантасты, как А. Лазарчук, М. Успенский, В. Звягинцев и др. 4 Фэнтези – это вид фантастической литературы, основанный на использовании мифологических и сказочных мотивов. В современном виде сформировался в начале XX века. Произведения фэнтези чаще всего напоминают историко-приключенческий роман, действие которого происходит в вымышленном мире, близком к реальному Средневековью, герои которого 1 116 телей в первую очередь принадлежит к социально-философской фантастической прозе, в их произведениях продолжает свое развитие толстовская традиция «диалектики души». Это не просто изображение внутреннего мира человека. Писателя может интересовать не только психологический образ героя, но и психологическая ситуация. Именно из психологической ситуации вырастают и психологические характеристики социальных типов, и портрет времени. С точки зрения сегодняшней кризисной социальной ситуации особо интересны будут несколько романов этих писателей: «Пандем», «Пещера» С. и М. Дяченко; «Тирмен» Г.Л. Олди и А. Валентинова. Роман С. и М. Дяченко «Пандем»2 основан на том, что однажды каждый человек на Земле услышал, как кто-то зовет его по имени. Потом в одной больнице стали выздоравливать самые безнадежные пациенты. Так в наш устоявшийся, сумрачный мир реальности пришел Пандем, чтобы повести человечество вперед по пути прогресса. Это роман-антиутопия. Будущее человечества при Пандеме вызывает ужас. Наша жизнь полна мириадами случайностей, порой несправедлива и жестока, и многое было бы хорошо изменить, но эти изменения должны быть проведены только своими силами, без вмешательства сверхсилы, без превращения мира в детский сад, в резервацию. Пандем не зло для каждого отдельного человека, особенно постоянно нуждающегося в поддержке, мир с Пандемом – утосталкиваются со сверхъестественными явлениями и существами. Зачастую фэнтези построено на основе архетипических сюжетов. 1 В магическом реализме фантастические элементы могут быть внутренне непротиворечивыми, но никогда не объясняются. Действующие лица принимают и не оспаривают логику магических элементов. Часто используются символы и образы. Эмоции и сексуальность человека как социального существа часто описаны очень подробно. Искажается течение времени, так что оно циклично или кажется отсутствующим. Ещё один приём состоит в коллапсе времени, когда настоящее повторяет или напоминает прошлое. Меняются местами причина и следствие – например, персонаж может страдать до трагических событий. Содержатся элементы фольклора и / или легенд. Прошлое контрастирует с настоящим, астральное с физическим, персонажи друг с другом. Открытый финал произведения позволяет читателю определить самому, что же было более правдивым и соответствующим строению мира – фантастическое или повседневное. (Невский Б. Магический реализм // Мир фантастики. – 2006. – № 11. Т. 39. – С. 51–53. 2 Дяченко М., Дяченко С. Пандем: Избранные произведения. – М.: Изд-во Эксмо, 2003. – 480 с. – (Серия «Нить времен»). 117 пия, но для человечества в целом – это худший кошмар. Мир, в котором не нужна воля к жизни, где нет нужды самостоятельно принимать решения, где даже общение с себе подобными подменяется общением с Пандемом – это стерильный мир, в котором нет и не может быть настоящей победы ни над самим собой, ни над окружающим миром, ни над загадками природы, нет любви, нет ненависти. Это мир без человека-творца. В таком мире нет смысла жизни, нет цели, а при отсутствии цели такой мир обречен на упадок и вымирание. К счастью, дяченковский Пандем понял, что мир, в котором он Бог, или добрый дядюшка, или информационное поле, или… решает проблемы всех и каждого, что мир, в котором нет цели для живущего – обречен. Да, за каких-то тридцать лет мир с Пандемом прошел путь, на который в иной ситуации ушли бы века, но это страшно, когда разрушаются семьи и становятся ненужными вечные ценности. Лучше с потерями, через боль, кровь, собственный человеческий ужас, путем проб и ошибок пройти путь развития, и стать при этом мудрым, опытным и закаленным человеком, чем идти по дороге, с которой убраны все препятствия, и быть вечным ребенком. Писатели в этом романе вывернули наизнанку вечную мечту человечества об идиллии, мире, который станет раем для всех. Оказалась, что даже такая мечта имеет на изнанке швы, которые способны стереть в кровь кожу. «Голубая мечта человечества» превращается в удобный кошмар. Вопрос свободы воли – главный вопрос этого романа. Сейчас, когда границы между реальностью и виртуальным миром постепенно стираются, для человека духовное благополучие постепенно становится более необходимым, чем материальный достаток. Если человек пуст изнутри, то никакие блага цивилизации не способны заполнить эту пустоту. Поэтому по мере развития прогресса и техники всё больше и больше людей стремится объединиться под сводами церкви, различных сообществ и т.д. Проблема свободы воли и вытекающая из нее проблема выбора всегда стояли перед индивидом и человечеством в целом. В переходные периоды, ко- 118 гда очень трудно найти нужный, единственно правильный путь, эти проблемы особо обостряются. В социокультурной ситуации настоящего времени, когда рыночная экономика проникла во все сферы жизни человека и практически всё подчинила своим законам (и развитие науки и культуры, и духовные основы общества, и т.п.), затронула аксиологические аспекты жизни индивида и его этические установки, вопрос свободы воли, а точнее, желания свободы воли, особо остро стоит перед обществом. Свобода воли – это свобода самоопределения, из которой вытекает свобода слова, творчества, проявления чувств, это один из основных движителей современной культуры. Ещё одним романом-антиутопией является роман С. и М. Дяченко «Пещера»1. Мир Пещеры – это наш мир, но в котором полностью отсутствуют войны и люди не ведают, что такое насилие, и живут долго и счастливо, в этом мире нет ни замков на дверях, ни преступлений. Это создает идеальные условия для утопии, но человеческая природа агрессивна, человек – хищник. Очень сложно построить такое общество, где люди не испытывают потребность воспользоваться своей агрессивностью. Но в дяченковском романе это становится возможным благодаря Пещере – месту, где все люди, засыпая, оказываются в виде экзотических животных. В Пещере законы природы работают безотказно: либо ты победил, либо утром тебя находят мертвым в постели. Главная героиня Павла – обычная девушка, не рожденная спасать или губить миры, и любовь у нее обычная, но в итоге способная изменить все устои существующей действительности. Создается впечатление грандиозного эксперимента, попытки создать идеальное общество, без зла и насилия – методом отделения всего, что есть в людях звериного, в отдельный мир. С первых страниц романа в этом мире начинают происходить изменения, которые, в первую очередь, касаются не правительств, и не супергероев, а совершенно обычных людей, затянутых в водоворот событий. 1 Дяченко М. и С. Пещера: Роман. – М.: Олма-Пресс, 2000. – 383 с. – (Иные миры). 119 Психика человека имеет два слоя. Первый – сознание, регулируемое принципом реальности, социальными нормативами, этическими установками и ценностными ориентирами, второй – бессознательное, в котором правит принцип удовольствия, лишенный всякого представления о запретах и нормах. В мире, который описывают Дяченко, у людей нет сомнений по поводу этой бинарной концепции личности, т.к. днем они живут в мире реальности, а ночью они попадают временами в мир своего бессознательного. Этот ночной мир представляет собой огромную пещеру, полную странных зверей – хищников и травоядных. Когда жители города погружаются в особый вид сна, то они попадают в эту пещеру, забыв о своем сознательном слое личности, и их нижний слой психики воплощается в того или иного зверя. Каждый из них, проснувшись, понимает то, что происходило с ним ночью в Пещере, и что все желания, нереализованные в дневном мире, могут быть реализованы в мире Пещеры. Мир Пещеры – это утрированный мир нашей реальности, где сильный (хищник) охотится на слабого (травоядное) в прямом и переносном смыслах. Вся тематика, связанная с Пещерой, в мире романа – полностью табуирована в реальности, об этом нельзя говорить вслух, т.к. это может послужить толчком к распаду этого двойственного существования общества. Если бессознательное всплывёт в осознанном, если у людей не будет надежного способа «сброса» бессознательного в пещерный мир с его зверями, грызущими друг другу глотки, или бурно совокупляющимися на глазах у всех, или спасающимися от хищников, то гармония дневного мира нарушится, и счастливый «дневной мир» утонет в агрессии, и в реальности появится преступность и насилие. Но счастье человека – именно в самопознании, в свободе. В ходе повествования выясняется, что репрессивная машина государства дотянулась и до мира Пещеры и контролирует там каждый шаг неразумных людей-зверей. Отсюда приходит понимание, что Дяченки построили мир, основанный на тоталитарных идеях полного контроля «сильных мира сего» (государственных чи- 120 новников, олигархов, бандитов – здесь не имеет значения). Никакие благие побуждения не должны лишать человека свободы выбора, утверждают авторы. «Пещера» – это не только роман о свободе, но и роман воспитания, в котором духовное взросление главных героев состоит в том, что они учатся быть людьми при любых обстоятельствах, т.е. и сознательно, и бессознательно. Дяченки утверждают, что человек – не животное, он способен смирять свои желания, подчиняясь разуму, может и должен руководствоваться при всех обстоятельствах жизни этическими принципами и аксиологическими установками, которые могут быть и не привиты с детства, но всегда есть возможность воспитать и открыть их в себе самом. Хотя заканчивается роман на оптимистичной ноте, финал все равно остается трагичным – главные герои обречены «быть съеденными». Но сбой в системе означает ее несовершенство, а соответственно, неизбежный распад, т.к. исторически все тоталитарные системы терпели крах. Авторы не навязывают читателю свою точку зрения, они предлагают выбирать самим, какая реальность больше по душе: с Пещерой, где реализуется, не выходя в дневной мир, вся агрессия людей – или без неё, но с возможностью отвечать за свои поступки. Какая разница, где и когда человек выпускает своего зверя, если результат один и тот же – боль, смерть, похоть, предательство. Этот роман, прежде всего, роман о свободе. Свободе быть собой и отвечать за свои поступки, а не прикрываться миром Пещеры с его природными, а соответственно, невинными звериными инстинктами, тем более что мир этот – всего лишь иллюзия для его заурядных обывателей и поле для экспериментов, тотального контроля и сведения счетов – для избранных. В мире без Пещеры у человека всегда есть выбор, и есть возможность остановиться перед тем, как совершить непоправимое. В мире Пещеры такой возможности нет. В настоящее время вопрос о свободе и выборе в обществе стоит особенно остро. Современный мир – это мир рыночной экономики, который порождает конкуренцию во всех сферах жизни общества, а конкуренция в свою очередь 121 порождает агрессию. Современная агрессия питается из разных источников, каких много на сегодняшний день, начиная с бесконтрольной Всемирной паутины и телевидения и заканчивая художественной литературой и музыкой. Время действия романа Г.Л. Олди и А. Валентинова «Тирмен»1 охватывает период с 1922 по 2008 год. Помимо большого современного города, где живут главные герои, события разворачиваются от Петрограда до Памира, от Рудных гор в Чехии до Иосафатовой долины в Израиле, от убийственной виртуальности бункера на «минус втором этаже» до мистического леса Великой Дамы на «плюс первом». Некто решает человеческие судьбы – взвешивает и измеряет. Некто ведет подсчет, а другой некто этот подсчет сбивает, и все они решают за нас, как нам жить и когда умирать. В помощь себе они набирают таких же, как мы, чтобы их руками карать и миловать. Но чаще – карать. Не за провинность карать из высших соображений, а во имя блага человечества вообще. Карать во имя человечества (судя по истории человечества) было всегда легче, чем во имя конкретного человека. Сначала потенциальных помощников (живых людей, руками которых совершается кара) прельщают возможностью отомстить, потом убеждают, что все это – «во имя и на благо», потом покупают собственной (и родственников) долгой жизнью и здоровьем, а если не прельстишься и не купишься, то пугают показательными карами провинившихся. Так появляются тирмены – каратели Высших сил. Если же тирмен начинает задавать ненужные вопросы, ему можно показать спасение обреченных. Высшие силы правы, на то они и высшие, и поэтому не только «спасенные», но и «обреченные» должны им быть благодарны. Помощники – кто принимает всю эту идеологию, кто сомневается, но почитает за благо молчать, кто-то срывается – и исчезает. Бесспорно, возникают ассоциации, тем более у людей, родившихся и выросших в стране с тоталитарным прошлым. Олди Г.Л., Валентинов А. Тирмен: Роман. – М.: Изд-во ЭКСМО, 2006. – 480 с. – (Триумвират). 1 122 Но всегда кто-то находит в себе силы пойти наперекор Системе. Тирмен – послушное орудие Системы – убивает в себе тирмена, т.е. раба, слепого исполнителя чьей-то воли, обрывает ниточки и делает свой шаг самостоятельно. Старый тир становится местом своеобразной дуэли с судьбой – своей и чужой. Пусть тот, кто дергал за ниточки, имел самые благие (с его точки зрения) намерения, но Свобода начинается со слова «нет». И одно-единственное «нет» способно разрушить казавшуюся несокрушимой Систему. Старый мир рушится, а впереди – единственное, что ясно точно – это возможность решать самому. Лишь сам человек может выбирать в своих поступках и тем самым решать свою судьбу, а не кто-то, пусть и высшая сила, и тасовать человеческие судьбы во имя собственного понимания добра. В сложившейся на данный момент социокультурной ситуации, особенно в нашей стране, способность «стать свободным» – сказать «нет» особенно актуальна, т.к. насаждение разнообразных идеологий (начиная от политических и религиозных, заканчивая субкультурными) активно распространяется. Это связано не только с масштабными проблемами внутри социума и с материальной нестабильностью большинства населения, но и с метафизическим хаосом внутри общества, на уровне индивида. Способность адекватно, логически оценивать ситуацию (от глобальных проблем до бытовых) постепенно утрачивается. В личность постепенно проникает психология толпы1, и чтобы стать частью толпы, вовсе не обязательно выходить на улицу – достаточно, сидя дома, развернуть газету или включить телевизор. Личность всегда противоположна толпе, которая стирает все личностные (этические, эстетические и аксиологические установки), следовательно, способность сказать «нет» это, прежде всего, способность отстраниться от общего мнения, сделаться свободным от чужого влияния, «думать своей головой», Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды – М.: Весь мир, 1997. – 704 с. – (Studio et Lectio); Гидденс Э. Мятежи, толпы и другие формы коллективного действия // Диалог. – 2001. – № 6, 7; Лебон Г. Психология народов и масс. – СПб.: Макет, 1995. – 311 с. – (Памятники здравой мысли); Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого Я. Психологические этюды. – М.: АСТ Астрель, 2011. – 188 с. – (Philosophy); Юнг К.Г. Психология бессознательного. – М.: Когито-Центр, 2010. – 352 с. 1 123 иметь возможность выбирать, четко понять «во имя» кого и «на благо» кого и чего совершаются те или иные поступки. Это и является главной темой романа А. Валентинова и Г.Л. Олди «Тирмен». Взаимодействие людей в толпе порождает два социально- психологических феномена. Первый и главный из них – повышенная внушаемость. Второй феномен – потребность в простых решениях, которые находятся в диапазоне между «да здравствует!» и «долой!». Толпа стремится отыскать не причины тех или иных явлений и не конкретные пути решения волнующих ее проблем, толпа ищет – и быстро находит – виноватого. Не нужно прилагать больших усилий, чтобы «зарядить» толпу эмоциями гнева, например, у таких околополитических движений в России, как нацистское или «нашистское», существуют свои «менеджеры» толпы. В принципе такую же функцию выполняют (и выполняли ранее!) лидеры множества религиозных сект, и даже некоторые представители духовенства мировых религий. На территории огромного христианского мира в настоящее время чудотворная сущность христианства во многом утратила свою силу. Вся атрибутика, ранее приписывающаяся только Богу (получение огня, всеприсутствие, всемогущество), теперь стала технологизированной и доступной каждому. Зажигалка – получение огня, всеприсутствие – Интернет, всемогущество – страшное оружие и колоссальные армии. Даже Десять заповедей Моисея и Десять заповедей Иисуса Христа из Нагорной проповеди были вписаны в Декларацию прав человека и попали в светское законодательство. Протестантизм даже спасение души перестал связывать с верой (большинство протестантских церквей проповедует Спасение, возможное через профессиональную деятельность!). А Второй Ватиканский собор в 1965 году провозгласил Спасение и для атеистов, ведущих праведный образ жизни! Христианская трансценденция таким образом почти полностью утилизирована. Христианство постепенно утрачивает свою мистическую вертикаль, т.к. овеществляется через техносферу и социосферу и постепенно теряет свое метафизическое значение для человечества. 124 Овеществленное христианство перестает быть религией, она превращается в культурную традицию, а без мистической вертикали общество начинает впадать в метафизический хаос, т.к. наступает прежде всего духовный кризис и непосредственно с ним соприкасающийся футурологический. На прилавках книжных магазинов сейчас можно встретить обилие религиозной, мистической, философской литературы, которая раскупается не только специалистами-исследователями, но и простыми обывателями, находящимися в поисках Истины бытия. Библейские тексты и апокрифы, постулаты мистической философии суфиев, ламаистские мантры, трактаты солипсистов, экзистенциалистов, ницшеанцев, философские тексты Юнга, Фромма, Дерриды, Лосева, Бердяева, Голосовкера и т.д. на данный момент являются ориентирами в сегодняшнем мире переоценки ценностей, в мире метафизического хаоса. Наравне с ними появляется огромное количество псевдофилософских, псевдорелигиозных текстов, граничащих с фантастикой и претендующих на место в науке и на основы новых религий. В наше время христианский тренд потерял актуальность. Попытки возродить его приводят общество к внешним проявлениям христианского культа, но сакральная суть христианства принимается немногими. А христианский мир – это религия и культура огромной части человечества (Америка, Европа, Австралия). Это приводит не только к нарастанию метафизического хаоса, но, соответственно, и к ценностному хаосу. Некоторые произведения Г.Л. Олди, А. Валентинова и С. и М. Дяченко касаются вопросов веры и религии: поиска Бога и богоборчества. Особое внимание в творчестве этих авторов следует обратить на такие произведения, как «Герой должен быть один», «Одиссей, сын Лаэрта» Г.Л. Олди, «Диомед, сын Тидея», «Овернский клирик», «Небеса ликуют» А. Валентинова. Все эти романы связаны с метафизическими поисками человека, с переосмыслением веры, с поиском в себе Божественной искры, дара творить, способности любить и прощать, необходимости свободы. Все эти романы поразному отражают состояние духовного хаоса внутри современного человека. 125 Все эти произведения являются индикатором метафизического хаоса культурного кризиса настоящего. Роман Г.Л. Олди «Герой должен быть один»1 следует относить к мифологической фантастике2. У лавагета Фив Амфитриона рождаются два сына-близнеца, которые проживут одну жизнь на двоих и останутся в легендах под именем Геракл, потому что боги решили: герой должен быть один. Этот роман – грандиозное мифоаллегорическое переосмысление культурного пласта истории Древней Греции, её легенд, мифов и сказаний. Всем нам с детства известны подвиги величайшего из героев Эллады Геракла, или Геркулеса, подвиги его соратников и друзей, которые преподносились в возвышенных, торжественных тонах, в ярких красках рассказывали о непобедимости героев. В целом, гипербола (или же гротеск) в одах – один из способов показать всю божественную непосредственность этих самых мифов. Олди показали, какой могла бы быть история, будучи не лишенной мифологической сути, какими могли бы быть боги Эллады в лице простых греков и не только, какими могли быть герои, в меру зарвавшиеся и опьяненные своей славой «дети». И главы про Алкида и Ификла, братьев с нелегкими характерами и тяжёлыми судьбами, предрасположенными к «героизму» с малых лет, и про Гермия, непутевого бога, который прячет свою мудрость под взбалмошностью и недалекостью, и про Амфитриона, который всю жизнь пытался уберечь своих сыновей от беды быть «героями», и про Аида, который ищет ответы на вопросы, при этом лично – то ли из-за страха, то ли по причине равновесия сил – не вмешиваясь в разборки между небесами, преисподней и срединной землей. Олди изменяют саму суть мифа – это роман не о Геракле, человеке, который вполне мог бы стать богом, и даже не Гермесе, боге, в котором с каждым днем все больше и больше человеческого. Это роман об эпохе, когда люди веОлди Г.Л. Герой должен быть один: Роман. – М.: Эксмо, 2004. – 544 с. – (Триумвират). Мифологическая фантастика вплетает традиционные мифы разных народов в ткань вторичной реальности, которая создается современными писателями-фантастами. (См.: Невский Б. Старая сказка на новый лад: Мифологическая фантастика // Мир фантастики. – 2007. – № 1 (41). 1 2 126 рили. И о конце этой эпохи. Мир богов и героев подвергается переменам. Подвергается сомнению вера человека в чудо. Но человек, потерявший веру, это неприкаянный человек, не имеющий духовной опоры, а в христианском понимании, потерявший и мудрость, и надежду, и любовь. Человек в духовном плане невозможен без веры, т.к. даже атеист является человеком верующим. Поэтому человеку необходимо верить в Зевса, в Единого Бога, в святых или прорицателей, в Нострадамуса и приведений, в Вангу и НЛО и т.п., а иначе человеческий мир не выживет без чуда, без надежды. Последовательно пересматривая мифы, Олди по-своему интерпретируют и воссоздают космогонические картины начала мира. Они составляют единую картину общего истока, отличающуюся лишь различными проявлениями, где боги и люди играют в одну сложнейшую игру, идущую не по правилам и часто вопреки замыслам и прогнозам. В этой игре игроки часто меняются местами, играют не на «своей» стороне, изменяют правила по ходу игры. Игра богов в этом романе сразу начинает идти не по правилам: детей вдруг родилось двое, а не один, как планировалось. И главное – человек, как выясняется, не просто живая игрушка богов. Человек слаб, испорчен, иногда мерзок, но он – человек, «он может быть жертвой, но между жертвой и палачом неизбежна страшная, воистину смертельная зависимость»1. Рожденные мальчики – Мусорщики Олимпа, живые Молнии Зевса, разящие врагов, «неразумных гигантов», – дают олимпийцам передышку во вселенских войнах, но есть «побочный эффект» – Мусорщики не только убирают ненужное, они способны устранить и нужное, Молнии способны поразить и смертных, и бессмертных. От такого опасного оружия нужно избавиться, и боги пытаются это сделать, но Гераклу – Алкиду и Ификлу – нечего терять: «Листьям древесным подобны сыны человеков...», значит, стоит попробовать изменить мир. Шмалько, А. Боги и люди Генри http://magister.msk.ru/sf/sf-inet/resource.htm 1 Лайона Олди. Электронный ресурс: 127 Античный мир не знал справедливости, точнее, она была, но для людей одна, а для богов другая. Справедливость человеческая чаще всего не совпадала с божественной, как, впрочем, и наоборот, притом божественная значит – высшая. Именно в романе «Герой должен быть один» ярко проявляется бердяевская идея о «восьмом дне творения», где человек не только тварь Божья, но и наследник Бога, творец нового в своей и чужих судьбах, а иногда и палач богов... Но до Галилеянина еще далеко – сотни и сотни лет, а таких богов, как олимпийцы, не жалко. С ними можно и нужно бороться. Где человек говорит – «моё», там бог говорит – «я». Моя справедливость или я – справедливость. Моя земля или я – земля. Именно это отличие главное, как отмечают Олди, между богами и людьми. Человек – смертный, терпеливый и искренне уверенный, что где-то там наверху, на какой-нибудь горе, восседает отец небесный, направляет неразумного, защищает слабого, карает заблудшего. Человеку только остается жить – молиться, приносить обильные жертвы и не гневить богов. Бог – бессмертный, гордо восседающий во главе пантеона, его слово – закон, уверенный и не ошибающийся. Бог существует, карает, награждает, никто из людей не вправе усомниться в его правоте, но богу не понять человека, ему мучительно тяжело и больно проникать в человеческую суть, это может сделать только человек. Это и отличает бога-олимпийца от христианского Бога, полностью, от рождения до смерти, Испытавшего и Понявшего все перипетии человеческой жизни, Погибшего за грехи человеческие. Бог, Который был человеком, резко отличается от бога, пытающегося проникнуть в человеческую суть. Богу, для которого всё – «я»: реки, леса, поля, ветер и море, песня пастуха – просто пожертвовать частью ради целого, он не задумывается о последствиях, он прав и уверен. Но когда человек говорит не «моя страна», а «я – страна», когда человек становится равен богам, его дорога лежит только к славе героя, потому что на Олимпе невыгодно, чтобы человек знал, как «просто ради спасения целого пожертвовать частью – и так мучительно сложно, почти немыслимо найти вариант, при котором никому не придется выступать ни в роли жертвы, ни в роли палача. А потом это входит в привычку, и богам оказывается проще устроить потомкам героев 128 бойню у стен Трои, чем скорректировать свои планы, и в течение нескольких десятилетий просто не попадаться им на пути»1. Но и герои не нужны на Олимпе, потому что невыгодно богам, чтобы люди знали тайны богов, и поэтому две тени Геракла находят покой только в Аиде, у мудрого и печального бога, который, кажется, понимает, как тяжело быть человеком. Гермий-Психопомп, бог, попытавшийся понять человека, лишь немного приблизился к пониманию, т.к. понять – это стать, испытать всю человеческую боль – смерть, страх, уныние. Только память продолжает жить под сводами пещер Аида вместе с тенями героев, научившимися говорить «это – я», но не забывшими, что такое человеческая боль. И отсюда надежда, не только надежда людей, но и надежда богов. «И что, нет никакой надежды? – тихо спросил Гермий. – Надежда? – горько усмехнулся Аид. – Ты говоришь как смертный. И поэтому для тебя надежда еще есть. А для остальных… не знаю. Возможно, наша последняя надежда – это он. Геракл. Тот, который находится здесь. Тот, который сохранил настоящую память. Значит, кто-то помнит и о настоящем Геракле. А вместе с ним и о нас. Настоящих. Всё-таки не зря говорят, что Геракл держал на плечах небо с богами. Он и сейчас его держит…»2 Сиквелом романа «Герой должен быть один» является роман Г.Л. Олди «Одиссей, сын Лаэрта», состоящий из двух книг: «Человек Номоса»3 и «Человек Космоса»4. Некоторыми мотивами, эпизодами и, естественно, духом и пафосом этот роман связан с книгой о Геракле. Боги хотят избавиться от всех людей с «серебром в крови», фактически от своих детей и внуков, которые могли бы претендовать на места в сонме бессмертных. Боги, или как их называют Олди, Глубокоуважаемые, не желают делиться с людьми Олимпом и властью. Олимп не слишком большой, лишнего места там нет, и Глубокоуважаемые Владимирский, В. Есть только миг между прошлым и будущим: Послесловие // Олди Г.Л. Герой должен быть один. – М.: ЭКСМО, 2004. – C. 507. 2 Олди Г.Л. Герой должен быть один: роман. – М.: ЭКСМО, 2004. – C. 497. 3 Олди Г.Л. Одиссей, сын Лаэрта: Книга первая. Человек Номоса: Роман. – М.: Эксмо, 2006. – 448 с. – (Стрела Времени). 4 Олди Г.Л. Одиссей, сын Лаэрта: Книга вторая. Человек Космоса: Роман. – М.: Эксмо-Пресс, 2001. – 384 с. – (Нить времён). 1 129 начинают Троянскую войну, в которой должны исчезнуть потенциальные конкуренты. Безусловно, как отмечает В. Владимирский1, дилогию Олди «Одиссей, сын Лаэрта» сравнивают с «Героем…»: одни и те же декорации; главные герои – воплощение, наверное, одних из самых знаменитых архетипов европейской культуры; многие персонажи появляются в обеих книгах и т.д., но вещи по сути получились совершенно разные. Если в романе «Герой должен быть один» Геракл – мусорщик, убирающий чудовищ по указке богов, является даже не оружием, а орудием Олимпа, то весь роман – это богоборчество Геракла. А хитроумный Одиссей пытается, наоборот, уйти от взгляда богов, и уж явно не бороться с ними, а сохранить шаткое равновесие. Он хочет просто по-человечески прожить свою жизнь. Время героев закончилось, наступило время людей. Это понимают и герои. Троянская война, так неслучайно устроенная богами, – это своеобразное «очищение» людского стада от паршивых овец-героев. Теперь придется учиться жить в новом мире, где бесполезно бороться с богами и надо принимать мир таким, какой он есть. В том мире придется жить и умереть. «Одиссей, сын Лаэрта» – книга о человеке, который был героем и не хотел им быть. Он не хотел войны, не хотел покидать дом, но, покинув его, дал слово вернуться и сдержал его. Одиссей всего лишь стремится сохранить то, что ему дорого, то, что он любит: свою семью, жену, землю, своего сына. Там, где Геракл берет силой и необузданностью, идет напролом через все преграды, Одиссей хитрит, играет и выигрывает, фактически добиваясь того же, что и Геракл, – победы. Геракл – герой, вызывающий уважение и восхищение, Одиссей – герой, которого понимаешь и поэтому сочувствуешь. Он – человек, пытающийся выжить в горниле войны, устроенной богами, пытающийся вернуться домой и вернуть обычную человеческую жизнь. Одиссей – герой поневоле, человек, не рожденный героем, а сделавшийся им, в отличие от Геракла. Владимирский В. http://www.fenzin.org 1 В шестернях небесной машины. Электронный ресурс: 130 Роман «Одиссей, сын Лаэрта» не только о богах и героях, эта книга о потерянном поколении, о мальчишках семнадцати-двадцати лет, слишком быстро повзрослевших и состарившихся душой на бессмысленной и беспощадной войне. Их бросили в огонь чужих замыслов и идей (аллюзия на войну в Афганистане и Чечне). Из их костей хотели построить мост, чтобы Глубокоуважаемые могли двигаться дальше, но мальчишки оказались упрямыми! Не зря лейтмотивом романа является фраза «Я вернусь!». Стремление Одиссея, такого же в прошлом восторженного юнца, всеми правдами и неправдами вернуться домой – это противостояние не только Року, от которого, кажется, не убежать, но и всем олимпийцам, но противостояние не прямое, а человеческое противостояние своей судьбе. Одна из главных тем этих романов – тема взаимоотношений людей и богов. Это и богоборчество, как в «Герое…», и попытка уйти от судьбы, вернуть свой мир, как в «Одиссее…». Каждый раз Олди находят новое решение этой проблеме противостояния. Общую метатему можно выделить во всех романах – это постепенное разрушение архаичного общества, распад политеистической системы и ожидание прихода Мессии. Особенно это заметно в завершении романа «Герой должен быть один», где ведут диалог два олимпийца – Аид и Гермий. Олди допускают, что «…если не было Урана и Геи, Крона и его жены Реи, пещеры на Крите и Титаномахии… не было ничего! Что, если все это придумали люди, что, если они создали нас [богов. – М.Ю.] – таких, какие мы есть, какими помним себя! Что если они СОТВОРИЛИ [шрифт Г.Л. Олди] нас ?! Что, если правда – это, а не то, что мы помним?!»1 Тема «сотворения богов» особо актуальна в настоящее время метафизического хаоса, когда поиски мистической вертикали занимают одно из первых место в сознании современного человека. 1 Олди Г.Л. Герой должен быть один: роман. – М.: ЭКСМО, 2004. – C. 497. 131 Роман А. Валентинова «Диомед, сын Тидея» состоит из двух книг – «Я не вернусь»1 и «Вернусь не я»2. Отчасти «Диомед» связан с циклом Олди о Геракле и Одиссее. С последним он даже образует своеобразную дилогию. Но А. Валентинов не копирует ни стиль, ни сюжеты Олди, используя их наработки лишь как своеобразный плацдарм для своей фантазии. Мир Древней Греции Валентинова кажется реальным, а война переживается как что-то близкое и настоящее. Мальчик, стремящийся увидеть страшную Гидру, юноша, ведущий войско в первый поход, мужчина, выходящий на поединок с богами под стенами Трои, старик, встречающий свой последний в жизни рассвет... – все это он – лучший из лучших – Диомед, сын Тидея, один из величайших героев Греции, воспетый в «Илиаде» Гомера. Он не Одиссей, он не хотел возвращаться из седого Океана, но все-таки вернулся, чтобы на исходе XX века увидеть плакат: «Троянской войны не было» (аллюзия для нынешнего подрастающего поколения, не воспринимающего Великую Отечественную войну ужасающей реальностью, не проникнутую подвигом ветеранов). Первая книга романа посвящена Герою: хорошо ли быть героем, настоящим, с божественной кровью в жилах, да еще близким родичем самого Геракла? А если знать, что твое наследство – безумие, уже погубившее отца. Герой, впереди которого будут и кровная месть, преследующая его за грехи предков, и первая битва, и первая победа, и дружба с «дядей Гераклом» и Одиссеем, и золотой царский венец, и Троя. Это роман взросления о мальчике со своими мечтами и представлениями о мире, о его детских драках с соседскими мальчишками и своим «царствомгосударством». Постепенное возмужание, потеря отца, превращение из мальчика в юношу, из юноши – в мужчину. Роман, замешанный на знакомых античных сюжетах, представлен в совершенно неожиданном ракурсе. Валентинов А. Диомед, сын Тидея. Я не вернусь: роман. Кн. 1. – М.: Эксмо, 2008. – 416 с. – (Серия: «Миры А. Валентинова»). 2 Валентинов А. Диомед, сын Тидея. Вернусь не я: роман. – М.: Эксмо, 2008. – 448 с. – (Серия: «Стрела Времени»). 1 132 Не впервые в литературе звучит вопрос: трудно ли быть богом? Через своего героя автор отвечает – не трудно, но противно и мерзко. Диомед, сын Тидея, великий воитель, хотел бы остаться человеком, но... Троя взята, «бушует в крови небесное серебро», а значит, победителям нет места на родной земле. Боги и герои плывут через Океан. Впереди неведомая страна – и первый чемпионат Италии по футболу. Судьба не смогла изменить Диомеда Тидида: власть, богатство, могущество – в обмен на резню под Троей и далёкую, неизведанную землю, но преподнесла странный подарок – возможность заглянуть в наши дни, чтобы прочесть плакат – «Троянской войны не было!» Одна из главных тем этого произведения – это тема памяти, преемственности поколений, сохранение своей истории и культуры. Если романы «Герой должен быть один», «Одиссей, сын Лаэрта», «Диомед, сын Тидея» об Античности, об ожидании прихода Мессии, то «Овернский клирик», «Небеса ликуют» А. Валентинова – это два романа о Средневековье, о становлении и насаждении монотеизма в Европе. Роман А. Валентинова «Овернский клирик»1 написан в стиле альтернативной истории2. Главными героями романа стали три католических монаха – отец Гильом, брат Пьер и брат Ансельм, которые отправляются в отдаленную епархию Французского Королевства. Их цель – выяснить и доложить обстоятельства таинственного исчезновения некоего Умберто Лючини, пытавшегося вникнуть в хитросплетения таинственных событий и подозрительных чудес, захлестнувших округ. В масштабных планах высших иерархов церкви – «сенсационные» результаты расследования в округе Памье, которые должны стать последней Валентинов А. Овернский клирик: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 384 с. – (Стрела Времени: фантастика – альтернативная история). 2 Альтернативная история (АИ) – направление фантастики, посвящённое изображению реальности, которая могла бы быть, если бы история в один из своих переломных моментов (точек бифуркации, или точек развилки) пошла по другому пути. Не следует путать данный литературный жанр с альтернативными историческими теориями, которые предлагают считать картину прошлого, изображаемую исторической наукой, частично или целиком ошибочной. 1 133 каплей, что окончательно перевесит чашу весов в дискуссионном вопросе о создании нового института церкви – Святейшего Обвинения. Роман не открывает новую тему в недолгой истории ереси катаров на территории Франции, он передает атмосферу эпохи, увиденной глазами умного и честного человека, гуманиста, много думающего о будущем, но при этом остающегося целиком и полностью сыном своего века. Роман погружает в сюрреалистический гротесковый карнавал, странно притягивающий взгляд: дикое кипение жизни. Метафоричность текста помогает примириться с пугающими, жутковатыми сторонами человеческой жизни. Если коснуться идейной составляющей произведения, то нужно заметить, что она выведена четко и прямолинейно: автор напрямую решает один из главных вопросов того времени – отношение к ересям. Имеют ли они право на существование? По Валентинову, имеют. Но известно, что в результате победила «жесткая линия» кардинала Орсини (создателя Святейшего Обвинения), выродившаяся впоследствии в «бейте всех, Господь узнает своих». Другая основополагающая тема романа, проиллюстрированная первой, исторической, – разность путей к Господу. Три главных героя четко отражают эти самые пути: Ансельм – книжник, гностик, постоянно балансирующий на грани полного падения в грех; «нищий духом» Пьер, идущий дорогой наивной любви к Богу; и Гильом, которому ни то, ни другое не чуждо, он наиболее сдержан и мудр. Казалось бы, что настоящее время не сравнить со Средневековьем, но вопросы о путях к Богу и об отношении к ересям актуальны до сих пор, особенно при нестабильности этических и аксиологических установок в обществе. Роман А. Валентинова «Небеса ликуют»1 написан в стиле криптоистории2. Действие книги начинается в Риме, католической столице мира. Главный Валентинов А. Небеса ликуют: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 448 с. – (Стрела Времени). Криптоистория – направление фантастики, основанное на фантастическом допущении, что реальная история человечества отличалась от известной нам, но была забыта, скрыта или сфальсифицирована и т.п. Близка к жанру альтернативной истории. Криптоистория изображает реальность, внешне не отличающуюся от обычной истории, но показывающую участие неких иных сил (пришельцев, магов и т.п.), либо описывает якобы состоявшиеся события, 1 2 134 герой – иезуит отец Адам де Гуаира, исповедник четырех обетов и коадъюктор Общества Иисуса Сладчайшего – один из людей «не от мира сего», который в XVII веке пытался построить коммунистическую утопию посреди южноамериканской сельвы. Один из тех, кто посмел возвысить голос против института рабства и признать индейцев такими же людьми, как и все добрые христиане. Верный сын католической церкви, готовый поставить под сомнение букву, дабы соблюсти дух, и при этом презирающий Лютера за слабость. Этому противоречивому человеку высшие иерархи церкви поручают провести расследование чудесного спасения двух отцов-иезуитов, случившееся во время погрома католической миссии, расположенной в далеком городе схизматиков – Киеве. Для того чтобы определить, что есть Дружба и Вражда, Преданность и Предательство, необходима точка отсчета, которой является сам человек, сохраняющий в себе копии эталонов Добра и Зла. Неоднозначность решения этой проблемы открывается в описании происходящих событий обоими их участниками – Адамом и де ла Ривера; эта же неоднозначность предполагает и грядущие крестовые походы за Истиной. Естественно, дело оказывается совсем не таким простым, как можно было предположить, а истинные цели церкви – далекими от декларированных. Католическая церковь так же вызывает мало симпатий, как и реформаторская. Да, лютеранин, мыслящий самостоятельно, милее католика, верующего «по инерции». Но всегда все замыкается на конкретном человеке, т.к. вера – это то, что одним дает силы, для других становится рычагом воздействия, позволяющим властвовать над умами и душами миллионов. И Адам, главный герой романа, начинает в ходе путешествия понимать, что настоящие цели Церкви несколько далеки от тех, что ставились перед ним. В романе раскрывается вечная проблема несоответствия высокой цели и низменных средств (небеса ликуют – не беса ли куют?), мучительный выбор между долгом и жизнью, противоречие между «книжной» верой и верой-откровением, веоставшиеся неизвестными. Считается, что термин введён в оборот Г.Л. Олди, чтобы описать жанр некоторых произведений Андрея Валентинова. 135 рой-прозрением. Боль ясновидца, который видит будущее, но не может существенно его изменить. На фоне реальных исторических событий каждая из этих тем актуализируется, обретает новую плоть и кровь. В произведении возникает проблема взаимодействия и взаимовлияния личности и общества, которая становится все более важной и принципиальной в настоящее время. Неизбежно возникают вопросы о путях церковников (любой из религий) к душам, телам и кошелькам паствы. Валентинов чётко разграничивает идею христианства и её воплощение в лоне Церкви, не даёт забыть, что Церковь – это тоже люди, живущие под Богом, а следовательно, так же, как и миряне, подверженные грехам и добродетелям. Валентинов напоминает, что никакие угрозы, страх, подкуп, мода, насильственное распространение любой религии или ереси не заменит искренней веры в Бога. В настоящее время одной из причин стремления людей к религиозным и мистическим учениям является боязнь будущего. Неустойчивость окружающего мира подталкивает человека к попытке ответов на метафизические вопросы. Помимо боязни экономического и социального краха, религиозных и националистических войн, общество начинает одолевать страх глобальной техногенной катастрофы. Постепенно приближается глобальный технологический обвал. Достаточно проследить статистику техногенных катастроф за последние тридцать лет, чтобы понять, что ресурсы адаптации человека к развитию техносферы исчерпываются. Техносфера достигла таких уровней сложности и быстродействия, что человек начинает отставать от нее по причине своей биологии, и никакие специализированные тренинги, ни дополнительные регуляторы, ни меры безопасности не в силах компенсировать физиологического отставания человека от окружающей его техносреды. В настоящий момент техногенные катастрофы поменяли свое качество. Теперь они случаются не из-за несовершенства техники, а из-за человеческого фактора (человек всегда, принимая и исполняя решения, будет опаздывать!). 136 В начале третьего тысячелетия человечество столкнулось с еще одной реальной угрозой – угрозой войны. Но эта война не похожа на предыдущие, т.к. все прежние войны человечества велись за господство над какой-либо территорией, за получение каких-либо экономических или политических преимуществ. Сейчас человечеству грозит война совершенно иного типа. Из-за взаимодействия через Всемирную сеть практически всех банков, предприятий, военностратегических объектов, космических комплексов и т.п. возможность проникнуть в «святая святых» обороны конкретной страны повысилась в сотни раз. Сейчас быть шпионом или диверсантом значит быть хакером. Массированные сетевые атаки на стратегические и оборонные объекты происходят каждый день во всех странах мира. Для аннулирования дыр в системах электронной защиты привлекаются тысячи специалистов. В этой новой войне не имеют значения территории, экономические прибыли, политическое превосходство, не важны национальность, культура, идеология. Цель этой войны – тотальное уничтожение, где противника как такового нет, а точнее, он неисчислим, т.к. им может стать каждый, способный нажимать на кнопки клавиатуры компьютера. Техногенные катастрофы и угроза новой волны повышают эмоциональную нестабильность в обществе, что сказывается на его психическом здоровье и психологической устойчивости. К тому же современная информационная цивилизация изменила человека настолько, что он, житель городской технологической среды, уже не в состоянии перейти безболезненно к другому способу бытия (поселиться в деревне и выжить в природных условиях). В сельской местности «цивилизованный» человек практически погибнет. Помимо этого современный человек испытывает на себе влияние таблеток, изменяющих личность, машин, меняющих тела, синтетических удовольствий и сети бесконечных Я (Интернет), стирающих идентичность. Будущее становится совершенно непредсказуемым. Для поколения 40–50-х годов ХХ века настоящее время в большинстве своем несет в себе признаки грядущего апокалипсиса, принося с собой ощущение боязни будущего, обострения параноидальных наклонностей и шизоидных проявлений. Поколения 60–70-х годов, 137 можно сказать, отчасти влились в этот быстроизменяющийся мир, но так же, как и предшественники, проявляют по большей части негативное отношение к будущему и страдают в той или иной степени психологическими и психическими расстройствами. Нарастание изменений в науке (информатизация общества, развитие генной инженерии и т.п.) позволило поколению 80–90-х годов практически адекватно влиться в тот мир, в котором они родились, но темпы изменения окружающей реальности продолжают нарастать, что безусловно влияет на психику и этого поколения. Дети, рожденные в современном обществе, за период социализации и инкультурации приобретают пока еще не стабильный иммунитет, позволяющий более адекватно относиться к окружающей действительности. Но их окружает старшее поколение, которое не только воспитывает, но и влияет на юношество своим поведением и поступками, что, несмотря на приобретенный иммунитет, сказывается и на поведении, и на взглядах молодого поколения. Но помимо вышеизложенного, необходимо отметить, что сейчас человек вынужден жить в мире, слишком сложном для восприятия, где нарастает ощущение «когнитивного диссонанса». Индивид не может предсказать социальную реальность и не может следовать «простым правилам бытия». Нестабильный и усложненный сверх меры окружающий мир рождает в человеке беспомощность, беззащитность и неуверенность в собственных силах. Это в свою очередь ведет к депрессиям, к синдрому хронической усталости. От внешнего мира человека спасает уход в «мини-реальности» виртуальных, корпоративных, магических, религиозных и т.п. обществ, где все стабильно, законы понятны, и где нет быстроменяющегося большого мира. Таким образом, мы можем говорить об усилении психологической и психической неустойчивости общества (апокалипсические настроения, депрессии, боязнь будущего, обострение параноидальных наклонностей, шизоидные проявления и т.п.) в период современного глобального кризиса. А темы техногенных катастроф, новой войны с тотальным уничтожением всего живого, которые ввергнут человечество в лучшем случае в Средневековье, эпидемии, способ- 138 ствующие сокращению количества людей (природа сама регулирует количество того или иного вида), не новы в произведениях писателей-фантастов, начиная с Г. Уэллса и заканчивая Г.Л. Олди, А. Валентиновым и С. и М. Дяченко. Подводя итог этого параграфа, можно с уверенностью сказать, что социально-философская и интеллектуальная фантастическая проза является индикатором социокультурной ситуации современности. Как отмечает исследователь фантастики Е. Харитонов, «фантастика обладает очень ценным качеством: она позволяет взглянуть на Настоящее глазами Будущего. Близкое ведь лучше видится на расстоянии»1. Все произведения Г.Л. Олди, А. Валентинова и С. и М. Дяченко не только отражают настоящую социокультурную ситуацию через проецирование в сюжет какой-нибудь одной проблемы современности (влияние Интернета на человека и общество, толерантность, мультикультурализм, инкультурация и социализация, интегрирование человека в новое общество и т.п.), но и раскрывают проблемы, возникшие в современной этике и аксиологии. Любой кризис переходного периода в истории человечества – это, прежде всего, переоценка ценностей. Какой бы цивилизационный тренд ни выдвигал наступающий период, ничто не будет изменяться, пока не будет переосмыслена старая аксиология, и на смену ей не придет утверждение новых ценностей. В каждый период это переосмысление имело те или иные последствия, проходило легче или труднее. Если говорить о сегодняшнем дне, то настоящая переоценка ценностей уникальна по своей сути, непохожа на прежние, т.к. в прошлом новые аксиологические основы строились на фундаменте старых, переосмысливая их. Но на данный момент информационная эпоха привела к деформации самого понятия «Homo sapiens», к изменениям шкалы сакральных и общекультурных ценностей в такой степени, что в конечном итоге это приведет к кардинальным изменениям в этике, эстетике и аксиологии. Если ранее в переходные периоды соХаритонов Е. Счастливая случайность Владимира Михайлова. – Электронный ресурс: http://academia-f.narod.ru/MIHAYLOV-3.htm 1 139 блюдалась преемственность, например, аксиология Античности была переработана Средневековьем и, хоть и со значительными изменениями, была принята за основу, то предстоящие изменения в системе общечеловеческих ценностей ведет к инновативному созданию совершенно новой основы. Это связано и с метафизическим хаосом, и с открытиями в генной инженерии, и с информационными технологиями, и с экономикой, и с глобализацией и т.д. Тут же возникает правомерный вопрос о сакральных ценностях и идеалах Античности (Истина, Добро, Красота), сохранявшихся в основе европейской (христианской) аксиологии на протяжении двух тысячелетий. Уйдет ли эта система ценностей в прошлое или ее можно будет сохранить как основу новой аксиологии? Споры по поводу этой проблемы идут уже давно на страницах фантастических романов писателей-фантастов всего мира, начиная от А. Азимова и Р. Хайнлайна и заканчивая Г.Л. Олди, А. Валентиновым и С. и М. Дяченко. § 3. Аксиологические поиски русскоязычной фантастической прозы – выработка моделей преодоления глобального кризиса Итогом главных тенденций настоящего времени (развитие инфосферы; развитие генной инженерии; усиление вектора глобализации и нарастание этнического хаоса и т.д.) является переоценка ценностей, аксиологическая нестабильность, поиск новых ценностных ориентиров, попытки возвращения к старым, характерные для периода кризиса. Художественные произведения, в том числе и фантастическая проза, отражают ценностное мировосприятие автора и концентрируют в себе сакральные, этические, эстетические и культурно-исторические ценности. Здесь необходимо уточнить понятие «общечеловеческие ценности». Под общечеловеческими ценностями мы подразумеваем идеальный конструкт, содержащий в себе фундаментальные, общечеловеческие ориентиры и нормы, абсолютные и сверхзначимые потребности не только конкретного человека (в независимости от расы, гражданства, пола, возраста и т.п.), но и человечества в целом. 140 Центральной общечеловеческой ценностью является жизнь, выступающая в качестве онтологической (бытийной) основы всех ценностей. Одна из важнейших после неё – творчество, позволяющее человеку чувствовать себя создателем доселе не существовавшего. Творчество – единство внешнего и внутреннего мира человека. Особо ярко оно проявляется в художественноэстетической сфере, в которой красота (прекрасное) может представлять высшую эстетическую ценность. Высшей интеллектуальной ценностью является Истина (поиск Истины), ценность человека как Homo sapiens. Важнейшей морально-правовой ценностью можно назвать чувство справедливости. В современную эпоху глобального кризиса значимыми становятся абсолютные ценности – Добро, Красота, Истина и Вера, как фундаментальные основы духовной культуры, тысячелетия поддерживающие равновесие целостного мира человека и его конструктивного развития культуры. Практически во всех произведениях Г.Л. Олди, А. Валентинова и С. и М. Дяченко утверждается система ценностей, выработанная веками историей человечества и сформированная в рамках христианского нравственного идеала, но распространяющаяся на общечеловеческую систему ценностей. Роман Г.Л. Олди «Мессия очищает диск»1 следует отнести к мифологической фантастике. Этот фантастический роман – ёмкое и цельное исследование в рамках отведённой эпохи (не без выходов за её грани). Предмет исследования – Истина. Что здесь жизнь? – Колесо Сансары, закон Кармы, который не должен разрушиться. Что есть освобождение? – Выход за Колесо, выход в Нирвану. Эти вопросы и ответы, столь привычные для буддизма и даосизма, вдруг теряют свою изначальную природу. В мире, созданном Олди, происходит сбой в «Кармокомпе», в системе, движущей и управляющей миром. А в мире со «сбоями» появляются новые вопросы: если человек стал Просветлённым, то как он может переродиться? Ведь он вышел за колесо Сансары, он вышел за колесо рождений и смертей? Как Бодхидхарма может злиться, ведь он же Будда? Как Бородатый Варвар что-то там может разметать, ведь он само воплощение спо1 Олди Г.Л. Мессия очищает диск: Роман. – М.: Эксмо, 2005. – 512 с. – (Триумвират). 141 койствия и гармонии? В мировую систему попал вирус, закон Кармы «сошел с ума», грядет апокалипсис, если миссия не очистит диск. Кроме того, несмотря на окружающий колоритный, детально прописанный антураж китайской мифологии и средневекового быта, невольно задумываешься о сбое, предотвратить который зараженный компьютер не может без вмешательства человека. Таким образом, Олди утверждают главенство человека над машиной, его незаменимость, несмотря на всю сложность системы и системного сбоя. Олди проводят аллюзию с настоящим временем, где в «Системе» мироустройства тоже происходит сбой – глобальный кризис, постепенно «заражающий» все сферы человеческой деятельности: от науки и культуры до экономики и медицины. Таким образом, творчества – именно то, что способно помочь восстановить Систему, избавиться от вирусов. Именно в творчестве каждый человек способен стать мессией. Одно из самых показательных произведений, дающих чёткое представление об аксиологическом хаосе нашего времени, это роман Г.Л. Олди и А. Валентинова «Нам здесь жить»1, где на примере одного города (можно по описанию узнать город Харьков) показана жизнь после апокалипсиса. Роман «Нам здесь жить» – антиутопия, эклектичная, смешная и горькая, уместившая в себе и постперестроечный хаос, и сегодняшний социокультурный дисбаланс, и смутную надежду на возрождение. Обычный город, условно расположенный где-то в бывшем СССР, становится центром столкновения миров – старого и нового. Жители города, выжившие в непостижимом магическом катаклизме, вынуждены бороться даже не на два фронта, а просто держать круговую оборону против всех, кто так или иначе хочет вмешаться в их жизнь. Для кого-то этот Город – золотая жила, для правительства – заноза, и оно готово на «хирургические» меры; для кого-то – просто дом, «из которого, в общем-то, не убежать» (аллюзия с сегодняшней Россией). Описание быта героев – это яркое подтверждение обесценивания Олди Г.Л., Валентинов А. Нам здесь жить: Роман. М.: Изд-во ЭКСМО, 2004. – 640 с. – (Триумвират). 1 142 жизни обычного человека на просторах бывшего СССР, его социальная ненужность, невостребованность государством. Роман разворачивает «хронику Судного Дня», где пали птицы и звери, вода стала алой, подобно крови. Еще свежи в памяти людей ужасы Игрушечной войны (не той ли, последней, предвещаемой Иоанном?). Но авторы показывают людей и вне города, вне апокалипсиса, слишком увлеченных своими, вполне людскими, страстями и заботами, так и не заметивших всего этого, отгородившихся стеной кордонов и пропускных зон, оставив тех немногих, переживших Конец света, в их маленьком мирке, в пределах одного города. Главные герои – писатель Алик Залесский и следователь прокуратуры Эра Гизело, городской кентавр Фол и странный псих Ерпалыч, шаман Валькоматюгальник и рогатый Минька в джинсах – люди. Нелепые, смешные, страдающие и смеющиеся, ставящие свечки перед одноразовыми иконками – Николе Мокрому от потопа квартирного, св. Трифону от тараканов и т.п. Они не знают, что мосты сожжены, и мир изменился без их согласия; они хотят жить, но им этого не дают. Девиз главных героев романа – «Нам здесь жить!» Даже названием своего произведения авторы утверждают ценность жизни – несмотря ни на что, вопреки всему. Пусть по голубому экрану башмаками бегут белые буквицы, в городскую квартиру врываются архары-спецназовцы, ловят убийц Первач-псы («Егорьева стая» или «психоз святого Георгия»), дымятся на газовых конфорках-«алтарках» приношения утопцам и исчезникам (водопроводностроительным божествам), а двухколесные кентавры доводят до инфаркта постовых из ГАИ, главное, что сам город понемногу восстанавливается после катаклизмов Большой Игрушечной войны. Но правительству не нужен этот необычный и непокорный город, и опять война, только теперь не игрушечная. Танки вязнут в ожившем асфальте, мотопехота расстреливает безобидного Минотавра в джинсах, и звучит в эфире срывающийся вопль: «Всем! Всем, кто нас слышит! Мы – Город, мы гибнем!» (Мы – страна! Мы гибнем!). И приходит помощь к гибнущему Городу, по фронту накатывает невиданное воздушное цунами, вьются золотые пылинки: пляшут в луче, превращая стихию в стихию, 143 не давая творимому выйти из повиновения – сыновья Желтого Змея Кейнари подчиняются танцу обезображенной бирманки-наткадо, бывшей посудомойщицы занюханного бара, для которой сейчас нет пределов и расстояний. Углубляясь в эту фантастическую реальность вместе с авторами, невольно понимаешь, что к нам, людям гибнущей страны, помощь вряд ли придёт, что только мы способны что-то изменить. Простые люди как всегда оказываются заложниками конфликта. Один из героев в начале романа является простым человеком, и лишь затем он узнает о своих божественных функциях. Жизнь, которую мы видим его глазами, кажется абсурдной, чего стоят одни «рыночные отношения» с Богом – одноразовые иконки. Но люди быстро приспособились к обстоятельствам – домовые чинят трубы, святые угодники гарантированно стабилизируют работу Интернета и лечат головную боль, а священники служат «противоугонные» молебны. Отчасти все это имеет и сатирический смысл – уж слишком часто люди обращаются к Богу, как к инструменту решения проблем, забывая, что суть молитвы – совсем не в том, чтобы просить благ, а в том, что укрепить свой дух и самому справиться с жизненными трудностями. Отметим, что именно здесь авторы намекают, на то, что Вера, сакральная ценность, стала в настоящее время ценностью утилитарной. Город крайне необычен. В отдельных его районах пространство и время играют странные шутки, по улицам ездят кентавры. Эта смесь различных культур и мифологий, своеобразный хаос, так напоминающий Россию с 90-х годов до настоящего времени. Это новый мир, выстроенный на обломках старого. Этому миру предстоит ещё повзрослеть, так же, как и нашему, пройти через ряд системных преобразований, возродить общечеловеческие ценности и на их основе утвердиться. Как и в реальности, когда старый порядок рухнул, многие начали использовать полученную свободу отнюдь не в благих целях. В этом одна из связей действия романа с историей. Новые возможности всегда таят некую опасность и на место низвергнутых идолов всегда приходят новые; сила не бывает без хо- 144 зяина, он обязательно найдется. В Городе происходит не только борьба за власть над его таинственными силами. В романе поднята также проблема терпимости (толерантности), умения уживаться с чем-то новым, непривычным. И эта способность, увы, у людей на очень низком уровне, т.к. многие путают толерантность с всеядностью или вовсе её не признают, замыкаясь в своем ограниченном мире, не умея воспринимать «другое» через призму общечеловеческих ценностей. Травля кентавров, агрессивная политика правительства в отношении Города говорит о том, что человечество скорее готово прибегнуть к войне и геноциду, нежели принять что-то, что не укладывается в его представления о действительности и допустимости. Не случайно на страницах романа неоднократно возникает тень Святой Инквизиции, как некий намек на то, что подобные события уже имели место в истории. Одним из главных вопросов книги является вопрос о психологической и психической готовности человечества к новым возможностям, о способности человека перенести не только экономический кризис, но, главное, надвигающийся духовный апокалипсис. Именно здесь авторы напоминают, что возрождение возможно при возвращении конкретного человечества и общества к общечеловеческим ценностям, к Добру, Истине, Красоте и Вере, которые являются стержневыми компонентами личности человека. Рассматривая ценностные ориентации сегодняшнего общества, авторы утверждают, что можно воскрешать мертвых, гасить звезды одним движением руки, но если ты бандит и убийца – ты всегда останешься тем, кем был. Вместо бога ты станешь дьяволом, кровавым идолом, пьющим чужие жизни. Ими ставится один из важных вопросов современности (в отношении каждого человека и общества в целом): кто победит – бог-созидатель, боги-хранители – или чудовищный тиран, не останавливающийся ни перед чем ради усиления своей власти? Каждый должен сам ответить на этот вопрос – и только тогда проявится Истина, одна из важнейших ценностей человечества. 145 Мир «на пороховой бочке», описанный в романе С. и М. Дяченко «Армагед-дом»1, психологически и этически схож с романом «Нам здесь жить!». Уже в названии романа писатели делают намек на антиутопию, где главные герои вынуждены переживать цикличные апокалипсисы, которые преследуют их мир. Несколько раз за век все уничтожается в Апокалипсисе: из моря выходят чудовища, звезда Полынь опрокидывается в реки, превращая воду в кровь, ангел трубит в трубу над пепелищами. Людей спасают загадочные Врата, чтобы люди могли после катастрофы отстроить жизнь заново (если, конечно, успеют войти в эти Врата). Общество привыкло к такому миру, потому что в конечном счете люди привыкают ко всему. Каждый раз жизнь начинается заново, все восстанавливается и идет своим чередом: лгут депутаты, мудрствуют спецслужбы, защищаются диссертации, рождаются дети, и, конечно же, выдаются спецпропуска во Врата. Все как всегда, все как у всех и как везде. Но регулярный, обыденный, ужасный Армагеддон остается домом для его обитателей, Армагед-домом. Это роман воспитания, но не отдельной личности, а всего общества в целом, где люди постепенно теряют лучшие качества и превращаются в эгоистов, готовых на все, для которых собственное спасение важнее всего на свете, только бы попасть в число счастливчиков, подлежащих эвакуации в первую очередь (здесь аксиологическая деградация ярко показана на уровне целого общества!). Это тонко открывается в романе. Словами писателей говорит один из героев романа: «...Человечество, спешащее к Воротам, подобно амебе. Простейшему существу. Реализуя инстинкт самосохранения, оно реагирует только на элементарные раздражители. Даже если кто-то сумеет сохранить в этой толпе трезвую голову и человеческий облик – он все равно не сможет ничего изменить, оставаясь в подавленном меньшинстве, подавленном и придавленном. Самое гуманное, что может сделать этот смельчак, – дать затоптать себя, чтобы самому не топтать других…»2 Для того, чтобы «всем пройти через ворота с вы1 2 Дяченко М. и С. Армагед-дом: Роман. – М.: Олма-Пресс, 2000. – 415 с. – (Иные миры). Дяченко М. и С. Армагед-дом: Роман. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. – С. 44. 146 соко поднятой головой», любовь к ближнему, доброта должны вытеснить инстинкт самосохранения, заполнить собой ту нишу в человеческой душе, которую на данный момент занимает эгоизм. Но невозможно осуществить эту благородную идею. В истории попытки насильно вразумить человека имели последствия очень плачевные. А толпа осталась толпой, силой, которой нельзя противостоять, образовавшейся из сходных или идентичных эмоций и импульсов, вызванных одним и тем же стимулом. Толпа не обладает установленными организационными нормами, она не знает никаких этических норм. В толпе проявляются примитивные, но сильные импульсы и эмоции, не сдерживаемые никакими моральными или организационными нормами. Один человек не способен противостоять толпе. Но один человек – это пример для другого. Значит, есть надежда, утверждают авторы. А пока – Апокалипсис. Восстановление разрушенного и потерянного. Снова Апокалипсис, и снова восстановление. В романе создается впечатление, что кто-то (Бог ли, инопланетяне ли, природа – не важно) специально надел «намордник-Армагеддон» на человечество. Спасение человечества, по мнению авторов, лежит в возвращении этических ориентиров и духовных ценностей, утерянных в процессе достижения всевластия с помощью научного прогресса и рыночной экономики. Следующий роман С. и М. Дяченко «Медный король»1 следует отнести к фэнтези. Если предыдущие романы, рассматриваемые нами сквозь призму общечеловеческих ценностей, проводили анализ целого общества, предпринимали попытки найти выход из аксиологического хаоса настоящего, то этот роман – поиск ценностных ориентиров одним человеком. Мир велик и опасен: небо патрулируют всадники на огромных птицах, в пещерах водятся донные драконы, и четвероногие люди – зверуины – вершат правосудие на своей земле. И кто ведает, что стало бы с мальчишкой-рабом Развияром, если бы однажды безумный старик не научил его простому заклинанию: «Медный король, Медный король. Возьми, что мне дорого, подай, что мне нужно!» 1 Дяченко М. и С. Медный король: Роман. – М.: Эксмо, 2008. – 544 с. – (Стрела Времени). 147 Образ летающего города, созданный Дяченко, – это мечта, к которой стремится любой человек. Кажется, что именно в этом городе можно стать счастливым. Развияра, мечтающего об этом городе, не пускают туда по расовому признаку, с невероятной жестокостью и неотвратимостью рушится детская мечта. Но мальчик выжил и начал свой странный и удивительный путь в этом мире. Авторы показывают, как из жалкого переписчика-раба выкристаллизовывается практически ницшеанский Сверхчеловек. Причем Развияр продолжает оставаться мужественным человеком, отважным воином, справедливым хозяином своих подданных. Его желания вполне разумны, законны, более того, совершенно оправданны и необходимы. Но беда заключается в том, что ничего не дается просто так, а Медный король требует в ответ все новых и новых жертв. Главной идеей романа является способность жертвовать самым дорогим для обретения мистической силы видеть и понимать неведомое, ради власти и могущества. К финалу романа эта жертва становится Авраамовой. Идея мировоззренчески фундаментальная, где для Авраама Бог настолько безотносителен человеческой этике, что ему в жертву можно принести сына. Авраам может верить, что жертва будет принята, а он станет убийцей собственного сына, может верить, что ветхозаветный Бог остановит его руку, «оценив» его готовность стать сыноубийцей, но с новозаветной точки зрения продолжать считать Авраама этически полноценным человеком невозможно. Такое же отношение к себе вызывает и Развияр, пытаясь пожертвовать самыми дорогими, любимыми людьми. Но именно Любовь, как одна из важнейших общечеловеческих ценностей, спасает душу Развияра, открывая ему понимание того, что он всю жизнь приносил частицы души в жертву Медному королю. Когда же жертвой должна была послужить вся оставшаяся душа Развияра, он понял, что не может пожертвовать тем лучшим, что у него осталось – любовью. Это произведение – не просто роман взросления, но и роман взросления человеческой души и духа. Следующий роман «Долина совести»1 С. и М. Дяченко – роман, название которого говорит само за себя, это роман о совести. Его можно рассматривать 1 Дяченко М. и С. Долина совести: Роман. – М.: Изд-во Эксмо, 2005. – 384 с. – (Триумвират). 148 как развернутую новеллизацию фразы Антуана де Сент-Экзюпери – «Мы в ответе за тех, кого приручили». Влад обаятелен и талантлив. Друзья не мыслят себя без него. Мама души в нем не чает. Женщины стоят у него под окнами. У всеобщей любви есть лишь одна темная сторона – всякий, кто встретится на его пути, рискует жизнью, не так-то просто расковать невидимые узы, которые связывают с этим человеком. Разрыв этих уз – смерть. Это книга Противоборства. Противостояния двух одинаковых в своем горе-таланте человек (Влад и Анжела), двух точек зрения, двух миров: мира этического и мира потребительского. Обоим главным героям были даны одинаковые исходные: у вас есть способность, только Дар это или же Проклятие, решать вам и только вам. Акцент в книге ставится на отношении Влада и Анжелы к своему дару и проклятию. Оно у каждого разное. Для Влада, прежде всего, узы – это обуза, бремя. Он понимает свою ответственность за судьбы других людей и действует здраво – вырабатывает внутренний датчик контактов, просчитывает время и старается никого не закабалить. Устраивался проводником, вёл скрытный образ жизни, переезжал, переводился из вуза в вуз. Его совесть чиста. Он привык к своему одиночеству и хочет спокойно прожить долгую жизнь. Даже ситуацию с Анжелой он принимает как данность, пытается смириться с ней. Узнавая прошлое Анжелы, стремится понять её, прийти к согласию. Влад – это Порядок. Для Анжелы же узы с начала её жизни стали оружием и средством для выживания. Она постоянно в бегах, в поиске денег, и поэтому использует их мастерски. На её совести много смертей, но она продолжает хотеть власти, денег, престижа (исключение – романтическая любовь с художником). Только однажды она была не амбициозна и не одинока, когда по-настоящему любила. Но Анжела сумбурна, порывиста, это огонь, вырвавшийся на свободу, играть с ним опасно. Анжела – это Хаос. Она хочет быть на вершине мира, а люди для неё – лишь средство. Там, где выдержал Влад, Анжела не устояла. Легче про- 149 должать жить «по накатанной колее» – проще, ибо такая обоюдоострая штука, как совесть, не тянет за душу. И вот два этих, совершенно разных человека, вынуждены находиться вместе, так как зависят друг от друга. Зависят настолько сильно, что не могут провести врозь более трех дней, т.к. оба обладают страшной, смертельно опасной силой. Тема совести – центральная тема произведения. Писатели заставляют задуматься о таком феномене, как «совесть»: откуда она появилась? В основе чего лежит? Так ли она необходима человеку? В современном мире, где происходит переоценка ценностей, эти вопросы также важны. Приходит понимание, подсказанное авторами романа «Долина совести», что совесть – эта человеческая система ценностей, которую вместе с Любовью возводят Истина, Добро и Красота. В наше время общество находится в состоянии переустройства. Мир меняется с поразительной быстротой, и скорость этих изменений неподвластна ни человеку, ни обществу в целом. Изменения в инфосфере сбили с ритма экономические системы, прежде работающие как часы, экономика подтолкнула к хаосу социосферу, вызвала метафизический хаос, а общественные настроения в разрушающейся среде породили аксиологическую нестабильность. Общество с надеждой и ужасом ждет будущего. Римский клуб (создан в 1968 году) пытается расширить футурологические исследования для создания проектов возможного будущего, практически во всех странах мира трудятся тысячи ученых над прогнозами ближайшего будущего в экономике, политике, экологии, социосфере и т.д. Помимо научных разработок в этой области свои исследования проводит и фантастика. В настоящее время появилось большое количество произведений утопического и антиутопического характера, что является показателем кризиса, переживаемого обществом. Фантастика с момента своего появления (середина XIX века) обладала провидческим потенциалом, особенно НФ, социальная же фантастика не была 150 настолько точной в своих прогнозах. На данный же момент общество больше волнуют социальные изменения, нежели технические. Русскоязычная социально-философская фантастика уже сейчас поднимает злободневные вопросы аксиологического порядка, без ответа на которые невозможно дальнейшее социокультурное развитие. По произведениям А. Валентинова, С. и М. Дяченко, Г.Л. Олди мы можем судить, что фантасты вскрывают проблемы сегодняшнего кризиса культуры, опираясь практически на все главные социокультурные тенденции настоящего. Возродив романы воспитания, они усматривают главную проблему общества – аксиологический дисбаланс, предлагая вспомнить и вернуться к общечеловеческим ценностям, воспитывать их в детях, что и будет главной гарантией будущего. Будущее всегда было неопределённым, но оно – часть настоящего и творится оно в настоящем. От того, какой курс возьмёт человечество сейчас, будет зависеть грядущее. Как отмечает А. Столяров, «возможно, единственным средством преодолеть новый страх перед будущим является его сознательная демифологизация. Будущее – это не божество, несущее человечеству исключительно благоденствие, но это и не голодный демон, не монстр, не дракон, готовый пожрать цивилизацию и культуру. Будущее – это нечто совершенно иное»1. Подводя итоги второй главы, можно сделать следующие выводы. 1. История русскоязычной фантастики берет своё начало в первой половине XIX века. Первыми фантастическими произведениями можно считать утопии с элементами НФ. Самым ярким представителем этого периода был В.Ф. Одоевский, хотя фантастическое присутствовало и в произведениях А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Гоголя, И. Тургенева, Ф. Достоевского и других русских классиков. В начале ХХ века представителями русскоязычной фантастической прозы выступают В. Брюсов, А. Грин, М. Булгаков, Е. Замятин, Л. Андреев, Ю. Олеша, А. Чаянов, Е. Шварц и др. Советский период представлен большим числом авторов НФ (самые известные – А. и Б. Стругацкие, И. Ефремов, А. Бе1 Столяров А.М. Освобожденный Эдем. – М., СПб., 2008. – С. 66. 151 ляев, В. Михайлов и др.). Современный период насчитывает несколько сотен авторов и около десятка направлений внутри фантастической прозы. 2. Избранные нами для культурологического анализа русскоязычной фантастической прозы писатели-фантасты А. Валентинов, С. и М. Дяченко и Г.Л. Олди являются представителями социально-философской и интеллектуальной фантастики. 3. Произведения А. Валентинова, С. и М. Дяченко и Г.Л. Олди являются непосредственными индикаторами современного социокультурного кризиса, вскрывая проблемы главных тенденций будущего развития человека и общества. 4. Творчество А. Валентинова, С. и М. Дяченко и Г.Л. Олди выполняет функции воспитания (роман воспитания) и предупреждения (роман- предупреждение). 5. В произведениях А. Валентинова, С. и М. Дяченко и Г.Л. Олди открывается пласт аксиологических воззрений авторов на современный социокультурный кризис. 6. А. Валентинов, С. и М. Дяченко и Г.Л. Олди в своей прозе отмечают необходимость сохранения и творческого использования традиций культуры, на фундаменте которых должно строиться дальнейшее развитие человечества. 152 Заключение В диссертационном исследовании были проанализированы истоки и история глобального кризиса культуры, который пытается преодолеть человечество в настоящее время. Нами было выделены две основные инновации информационной (постиндустриальной) фазы развития – компьютеризация инфосферы (Интернет) и рождение новой науки – генной инженерии. Обе инновации комплементарны, и за счет этого взаимодействуют одновременно и являются единым процессом, который господствует в текущей реальности. Нами были проанализированы главные тенденции, которые активно влияют на социокультурную ситуацию в период сегодняшнего кризиса: развитие инфосферы и генной инженерии; усиление вектора глобализации; экономический, социальный, этнический, технологический и метафизический хаос; усиление психологической и психической неустойчивости общества (апокалипсические настроения, боязнь будущего, обострение параноидальных наклонностей, шизоидные проявления и т.п.); аксиологическая нестабильность в обществе, или ценностный хаос. Настоящим итогом этих тенденций является переоценка ценностей, аксиологическая нестабильность, поиск новых ценностных ориентиров, попытки возвращения к старым и т.п., характерные для периода кризиса. Эти тенденции оказывают огромное влияние на конкретного индивидуума и общество в целом, а соответственно на все сферы социокультурной жизни общества. Особо заметные изменения происходят в культуре. Массовая культура, как бренд современной культуры, проникла во все сферы жизни общества, где и сформировала свое единое семиотическое пространство. Каждая из этих тенденций существует за счет комплекса остальных. Эта взаимосвязь даёт полную картину современного глобального кризиса. Относительная асоциальность индивида, пассивность сознания (нежелание участвовать в общественных, политических, социальных процессах и явлениях ни духовно, ни интеллектуально); желание поддаться эскапизму; 153 обостренное чувство одиночества, неразрешимости собственных проблем, безысходности; заполнение духовной пустоты, как правило, возникающей на месте отсутствующих религиозных чувств, – главные показатели отсутствия фундаментальной аксиологической базы современного человека. В первой главе нами была выдвинута гипотеза о том, что разрушение старых ценностных ориентиров и моральных устоев, когда новые еще не сформировались, между моральными нормами, абсолютными ценностями и техносферой, движущейся вперед с нарастающей скоростью, образовался разрыв. Именно этот разрыв и является главной проблемой сегодняшней социокультурной ситуации. Преодоление разрыва – главная задача культуры, т.к. ценностный фундамент будет являться основой для следующего витка развития человечества. Для раскрытия темы диссертации нами был проведен культурологический анализ художественных произведений Г.Л. Олди (Д. Громов и О. Ладыженский), А. Валентинова (А. Шмалько), М. и С. Дяченко, представителей русскоязычной фантастической литературы конца ХХ – начала XXI века. Во второй главе после проведения культурологического анализа на предмет отражения в современной русскоязычной фантастической литературе глобального кризиса мы установили следующее. Произведения Г.Л. Олди, А. Валентинова, М. и С. Дяченко отражают практически все главные социокультурные тенденции современности (от проблем влияния компьютеризации на жизнь человека и общества до социальноэкономической нестабильности и усиления вектора глобализации). В прозе этих авторов продолжает свое развитие толстовская традиция «диалектики души». Это не просто изображение внутреннего мира человека. Именно из психологической ситуации, построенной писателями, вырастают и психологические характеристики социальных типов, и социокультурный портрет настоящего времени. Творчество Г.Л. Олди, А. Валентинова, М. и С. Дяченко в первую очередь принадлежит к социально-философской фантастике. 154 С точки зрения культурологии все рассмотренные нами произведения Г.Л. Олди, А. Валентинова, М. и С. Дяченко делятся на романы воспитания (например, «Цифровой», «Долина совести» и т.д.) и романы-предупреждения (например, «Нам здесь жить!», «Армагед-дом» и т.д.), что соответствует настоящей социокультурной ситуации, нуждающейся в разрешении не только социально-экономических, но и педагогических, психологических и футуристических проблем. Все произведения Г.Л. Олди, А. Валентинова, М. и С. Дяченко направлены на анализ разрыва между общечеловеческими ценностями и активным развитием техносферы. В прозе Г.Л. Олди, А. Валентинова, М. и С. Дяченко предприняты попытки преодоления этого разрыва посредством утверждения общечеловеческих ценностей как на уровне отдельного человека, так и на уровне общества в целом. Современный мир вступил в период неопределенности, поиска новых социальных практик и экономических методов, векторов социального и экономического развития. Оперируя громадными массивами знаний через технологию «мгновенных контактов» (Интернет), человечество приближается к пику глобализации. Используя компьютерные технологии и достижения в биологии и медицине, человечество постепенно приближается к изменению («улучшению») своей биологической природы. И какой бы цивилизационный тренд ни выдвигал наступающий период, ничто не будет изменяться кардинально, пока не будет переосмыслено отношение индивида и общества к общечеловеческим ценностям, являющимся фундаментом человеческого общества на протяжении веков. 155 Литература 1. Акуленко Н. Другие небеса // ArtLine. – 1997. – № 1. – С. 46–47. 2. Алексеева-Бескина Т.И. Город в ситуации глобального кризиса // Глобальное сообщества: картография постсовременного мира / Сост. и отв. ред. А.И. Неклесса и др. – М.: Вост. лит., 2002. – С. 270–281. 3. Андреев Л.Н. Собрание сочинений. – Т. 1. – М., 1990. – 689 с. 4. Андреева И.С. Герменевтика жизни: Потенциальность понятия жизни в кризисе современности // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 3. Философия: РЖ/РАН. ИНИОН. Центр гуманит. науч.-информ. исслед. Отдел философии. – М., 2001. – С. 13–19. 5. Анисимов, С.Ф. Духовные ценности: производство и потребление. – М.: Мысль, 1988. – 253 с. 6. Арбитман Р. Поединок крысы с мечтой: О книгах, людях и около того. – М.: Время, 2007. – 416 с. – (Серия «Диалог»). 7. Аронов А.А. Дворянство в русской культуре: Биографический энциклопедический словарь. – М.: Экон-Информ, 2009. – 180 с. 8. Аронов А.А. Отечественная культура в период тоталитаризма (30–50-е годы ХХ в.): Монография. – М.: Экон-Информ, 2008. – 336 с. 9. Арсентьева Н.Н. Становление антиутопического жанра в русской литературе: Монография. – М.: Изд-во МПГУ им. В. И. Ленина, 1993. – Ч. 1. – С. 5. 10. Бахтин М.М. К философии поступка // Вестник МГУ. Серия Философия. – 1991. – №1. – С. 59–64. 11. Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства. Т. 1–2. – М., 1994. 12. Бережной С. Книга Небытия // Двести (Санкт-Петербург). – 1995. – Вып. Е. – С. 8. 13. Бережной С. Рецензии на книги Г.Л. Олди «Сумерки мира», «Войти в образ» и «Дорога» // Двести (Санкт-Петербург). – 1994. – Вып. Б. – С. 81–85. 14. Бесов В. Литературные замыслы, как дети – тоже растут // Радуга (Киев). – 1998. – № 2. – С. 111–112. 156 15. Библиография публикаций Г.Л. Олди за 1991–1995 гг. / Сост. Е. Харитонов // Библиография. – 1996. – № 3. – С. 65–67. 16. Биричевская О.Ю. Аксиология массовой культуры. Сравнительный ценностно-смысловой анализ: Монография. – М.: Научная книга, 2005. – 355 с. 17. Борисов М. Пираты, чудовища и частные сыщики // Литературная газета.– 1997. – № 33 (5665). 18. Брандис Е. П., Дмитревский В.И. Через горы времени: Очерк творчества И. Ефремова. – М.: Советский писатель, 1963. – 151 с. 19. Брандис Е.П. Советский научно-фантастический роман / О-во по распростр. полит. и науч. знаний РСФСР. – Л., 1959. – 47 с. 20. Брандис, Е. Будущее, его провозвестники и лжепророки в мире научнофантастической литературы // Коммунист. – 1964. – №2. – С. 85. 21. Бритиков А.Ф. Русский советский научно-фантастический роман. – Л., 1970. – 448 с. 22. Брыных М. Спасти Князя Тьмы: Ересь как художественная вольность // Киевские ведомости. – 1997. – 25 октября. – С. 17. 23. Брюсов В.Я. Гора Звезды // Библиотека русской фантастики. – М., 1998. – Т. 10. – С. 57. 24. Брюсов В.Я. Республика Южного Креста // Библиотека русской фантастики. – М., 1998. – Т. 10. – С. 131. 25. Брюсов В.Я. Стихотворения, лирические поэмы / Сост. Н.А. Трифонов. – М.: Московский рабочий, 1979. – С. 218. 26. Булавка Л.А. Феномен советской культуры. – М.: Культурная революция, 2008. – 288 с. 27. Валентинов А. Ангел Спартака: Роман. – М.: Изд-во Эксмо, 2006. – 448 с. – (Триумвират). 28. Валентинов А. Даймон: Роман. – М.: Эксмо, 2006. – 512 с. – (Стрела Времени: фантастико-альтернативная история). 29. Валентинов А. Дезертир: Роман. – М.: Эксмо, 2004. – 608 с., – (Триумвират). 30. Валентинов А. Диомед, сын Тидея. Вернусь не я: роман. – М.: Эксмо, 2008 157 31. Валентинов А. Диомед, сын Тидея. Я не вернусь: роман. Кн. 1. – М.: Эксмо, 2008. – 416 с. – (Серия: «Миры А. Валентинова»). 32. Валентинов А. Капитан Филибер: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 480 с. – (Стрела Времени). 33. Валентинов А. Небеса ликуют: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 448 с. – (Стрела Времени). 34. Валентинов А. Овернский клирик: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 384 с. – (Стрела Времени: фантастика – альтернативная история). 35. Валентинов А. Око силы: Роман-эпопея. Вторая трилогия. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. – 640 с. – (Серия «Нить времен»). 36. Валентинов А. Око силы: Роман-эпопея. Первая трилогия. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. – 640 с. – (Серия «Нить времен»). 37. Валентинов А. Око силы: Роман-эпопея. Третья трилогия. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002. – 640 с. – (Серия «Нить времен»). 38. Валентинов А. Омега: Роман. – М.: Эксмо, 2005. – 480 с. – (Триумвират). 39. Валентинов А. Печать на сердце твоем: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2005. – 704 с. – (Триумвират). 40. Валентинов А. Серый Коршун: Роман. – М.: Эксмо, 2006. – 384 с. 41. Валентинов А. Созвездие Пса: Роман. – М.: Эксмо, 2008. – 384 с. – (Серия «Стрела Времени»). 42. Валентинов А. Сфера: Роман. – М.: Эксмо, 2003. – 416 с. – (Серия «Нить времен»). 43. Валентинов А. Флегетон: Избранные произведения. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. – 480 с. – (Серия «Нить времен»). 44. Вебер А. Прощание с прежней историей: Преодоление нигилизма? // Избранное: Кризис европейской культуры. – СПб.: Университетская книга, 1998. – С. 588. 45. Вешневский Б. Аркадий и Борис Стругацкие. Двойная звезда. – М.: АСТ, Terra Fantastica, 2004. – 384 с. 158 46. Виндельбанд В. Философия культуры: Избранное: Пер. с нем. – М.: ИНИОН, 1994. – 350 с. – (Лики культуры). 47. Владимирский В. Есть только миг между прошлым и будущим // Двести (Санкт-Петербург). – 1996. – Вып. Ж. – С. 51–53. 48. Владимирский В. Рецензия на книгу Г.Л. Олди «Право на смерть» // Если. – 1996. – № 5. – С. 230–231. 49. Владимирский В. Я это прочитал // Двести (Санкт-Петербург). – 1995. – Вып. Г. – С. 23–27. 50. Возякова Т.И. Капитан сверхдальнего плавания. – Екатеринбург, 2001. – 211 с. 51. Вышеславцев Б.П. Кризис индустриальной культуры / Сост. и прим. В.В. Сапов. Вступ. статья С.А. Левицкий. – М.: Раритет, 1995. – С. 181–434. 52. Гаков Вл. Фантастика века. – Минск-Москва: Полифакт, 1995. – С. 594. 53. Галина М. Пять лет олдиночества // Литературная газета (Москва). – 1998. – № 21 (5701). – С. 12. 54. Гаспаров М.Л. Академический авангардизм (Природа и культура в поэзии позднего Брюсова). – М.: Азбука, 1995. – 504 с. 55. Геккер Р.Ф. Иван Антонович Ефремов // Тафономия и вопросы палеогеографии: Межвуз. науч. сб. – Саратов: издательство Саратовского университета, 1984. – С. 6–14. 56. Генон Р. Кризис современного мира. – М.: Арктогея, 1991. – 162 с. 57. Гриненко Г.В. Сакральные тексты и сакральная коммуникация. Логикосемиотический анализ вербальной магии. – М.: Новый век, 2000. – 448 с. 58. Громов М.Н. Вечные ценности русской культуры: к интерпретации отечественной философии // Вопросы философии. – 1994. – №1. – С. 54–61. 59. Гуревич Г. Лоция будущих открытий. – М.: Наука, 1990. – С. 3–8. 60. Гуревич Г. Мы – из Солнечной системы. – М.: АСТ, 2003. – С. 5–6. 61. Гуревич Г.И. Беседы о научной фантастике: Кн. для учащихся. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Просвещение, 1991. – 125 с. 159 62. Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология // Вопросы философии. – 1992. – №7. – С. 136–176. 63. Гуссерль Э. Статьи об обновлении // Вопросы философии. – 1997. – №4. – С. 109–135. 64. Деревянко В. Фантастика рождается в Харькове // Панорама. – 1999. – № 45 (365). –С. 15. 65. Додин Е.Я. Кризис либеральной политической доктрины? // Культурология: Дайджест №2 (21) / РАН ИНИОН. Центр гуманит. научно-информ. исслед. отдел культурологии; Редколл.: И.Л. Галинская (гл. ред. и сост.) и др. – М., 2002. – С. 45–56. 66. Дудко Д. Эпоха буржуазной реакции в зеркале фантастики // Бумбараш (Москва). – 1998. – № 2 (48). – С. 7. 67. Дэвис Э. Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху / пер. с англ. С. Кормильцева, Е. Бачининой, В. Харитонова. – Екатеринбург: Ультра. Культура, 2008. – 480 с. – (Philosophy). 68. Дяченко М. и С. Армагед-дом: Роман. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. – 415 с. – (Иные миры). 69. Дяченко М. и С. Долина Совести: Роман. – М.: Изд-во Эксмо, 2005. – 384 с. – (Триумвират). 70. Дяченко М. и С. Медный король: Роман. – М.: Эксмо, 2008. – 544 с. – (Стрела Времени). 71. Дяченко М. и С. Мигрант, или Brevi finietur: Роман. – М.: Эксмо, 2008. – 448 с. – (Стрела Времени). 72. Дяченко М. и С. Пещера: Роман. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. – 383 с. – (Иные миры). 73. Дяченко М. и С. Скрут: Роман. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. – 399 с. – (Иные миры). 74. Дяченко М. и С. Фантобум // Радуга. – 1997. – № 2. – С. 133–141. 75. Дяченко М. и С. Цифровой, или Brevis est: избранные произведения. – М.: Эксмо, 2009. – 416 с. – (Серия «Стрела Времени»). 160 76. Дяченко М.Ю. и Дяченко С.С. Варан: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2004. – 512 с. – (Триумвират). 77. Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. Vita Nostra: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 448 с. – (Серия «Стрела Времени»). 78. Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. Алена и Аспирин: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2008. – 544 с. – (Серия «Стрела Времени»). 79. Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. Казнь: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 448 с. – (Серия «Стрела Времени»). 80. Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. Маг дороги: Романы. – М.: Эксмо, 2007. – 512 с. – (Серия «Стрела Времени»). 81. Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. Пандем: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2003. – 480 с. – (Серия «Нить времен»). 82. Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. Преемник: Роман (Цикл «Скитальцы»). – М.: Эксмо, 2002. – 416 с. – (Серия «Нить времен»). 83. Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. Ритуал: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2006. – 384 с. – (Серия «Стрела Времени»). 84. Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. У зла нет власти: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2008. – 384 с. – (Стрела Времени). 85. Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. Шрам: Романы (Цикл «Скитальцы»). – М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. – 512 с. – (Серия «Нить времен»). 86. Дяченко С. и М. Парусная птица: сб. повестей и рассказов. – М.: Эксмо, 2008. – 480 с. – (Серия «Стрела Времени»). 87. Дяченко С. и М. Цифровой: роман. – М.: Эксмо, 2009. – 416 с. – (Серия «Стрела Времени»). 88. Дяченко-Ширшова М.Ю. Мизеракль: избранные произведения. – М.: Эксмо, 2009. – 416 с. 89. Жукова М.В. Утопические государства в творчестве А. Кубина и В. Брюсова // Русская фантастика на перекрестье эпох и культур: Материалы Международной научной конференции: 21–23 марта 2006 года. – М.: Издательство Московского университета, 2007. – С. 58–66. 161 90. Задорожняя Л. Реальный мир фантастики // Харьковские губернские вести (Харьков). – 1996. – № 7. – С. 12. 91. Захаров А. Номинации: кое-что по поводу // Двести (Санкт-Петербург). – 1995. – Вып. Г. – С. 31–32. 92. Иванов Б. Купи себе немного Олди // Утро (Воронеж). – 1994. – 15 февраля. – С. 3. 93. Илющечкина В.П. Теория стадийного развития общества (история и проблемы). – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996. – 406 с. 94. Каганская М., Бар-Селла З., Гомель И. Вчерашнее завтра. Книга о русской и нерусской фантастике. – М.: РГГУ, 2004. – 324 с. 95. Каганский В.Л. Глобальный экологический кризис: феномен и миф массовой культуры // Глобальное сообщество: картография постсовременного мира / Сост. и отв. ред. А.И. Неклесса и др. – М.: Вост. лит., 2002. – 401 с. 96. Кагарлицкий Ю.И. Реализм и фантастика // Вопросы литературы. – 1971. – № 1. – С. 44–51. 97. Кайуа Р. В глубь фантастического / Пер. с фр. Н. Кисловой. – СПб., 2006. 98. Книга Небытия // Если (Москва). – 1996. – № 1. – С. 94. 99. Ковтун Е.Н. Поэтика необычайного: Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (На материале европейской литературы первой половины ХХ века). – М.: Изд-во МГУ, 1999. – 308 с. 100. Ковтун Е.Н. Фантастика как объект научного исследования: проблемы и перспективы отечественного фантастоведения // Русская фантастика на перекрестье эпох и культур: Материалы Международной научной конференции: 21–23 марта 2006 года. – М.: Издательство Московского университета, 2007. – С. 20– 38. 101. Ковтун Е.Н. Художественный вымысел в литературе ХХ века: Учебное пособие. – М.: Высшая школа, 2008. – 406 с. 102. Кольев А. Нация и государство. Теория консервативной реконструкции. – М., 2005. – 800 с. 162 103. Красильников Р.Л. «Фантастическое» в творчестве Л.Н. Андреева // Русская фантастика на перекрестье эпох и культур: Материалы Международной научной конференции: 21–23 марта 2006 года. – М.: Издательство Московского университета, 2007. – С. 53. 104. Кротков А., Обризан А. Веселые призраки литературы // Книжное обозрение (Москва) – 1993. – № 17. 23 апреля. – С. 5. 105. Кульпин Э.С. Русь между Западом и Востоком / Серия «Социоестественная история. Генезис кризисов природы и общества в России». – Вып. XVIII. – М.: Институт востоковедения РАН, 2001. – 232 с. 106. Лавров А.В. Русские символисты. – М.: Прогресс-Плеяда, 2007. – 696 с. 107. Ладыженский О.С. Мост над океаном: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2005. – 464 с. – (Триумвират). 108. Лахманн Р. Дискурсы фантастического / Пер. с нем. – М.: Новое литературное обозрение, 2009. – 384 с. 109. Лем С. Сумма технологий / Пер. с пол. Б.А. Старостина. – М: АСТ; СПб.: Terra Fantastika, 2008. – 668 с. 110. Лем С. Фантастика и футурология: В 2 кн. Кн. 1 / Пер. с пол. С.Н. Макарова. – М: АСТ Хранитель, 2008. – 591 с. 111. Лем С. Фантастика и футурология: В 2 кн. Кн. 2 / Пер. с пол. Е.П. Вайсбота. – М: АСТ Хранитель, 2008. – 667 с. 112. Лем С. Философия случая / Пер. с пол. Б.А. Старостина. – М: АСТ Хранитель, 2007. – 767 с. 113. Леонид Андреев // Русская литература конца XIX – начала XX века и первой эмиграции / П.В. Басинский, С.Р. Федякин. – М.: Академия, 2000. – С. 77–90. 114. Леонид Андреев: материалы и исследования / РАН. Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. – М.: Наследие, 2000. – 414 с. 115. Леонтович О. Введение в межкультурную коммуникацию: Уч. пос. – М.: Гнозис, 2007. – 368 с. 116. Лотман Ю. О принципах художественной фантастики // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. – 1970. – Вып. 284. – (Тр. по знаковым системам: [Т.] 5). – С. 285–287. 163 117. Лотман Ю.М. О русской литературе. Статьи и исследования: история русской прозы, теория литературы. – СПб.: Искусство-СПб, 2005. – 845 с. 118. Лурье А. Заклание священных коров // Двести (Санкт-Петербург). – 1996. – Вып. Ж. – С. 39. 119. Мамардашвили М.К. Мой опыт не типичен. – СПб., 2000. – 400 с. 120. Много миров. Новая вселенная, внеземная жизнь и богословский подтекст / под ред. Стивена Дж. Дика; пер. с англ. В.Л. Олейника. – М.: АСТ; Астрель, 2007. – 224 с. – (Philosophy). 121. Назаренко М.И. Реальность чуда: Монография. – Киев: Изд-во «Мой компьютер»; Винница: ЧП «Тезис», 2005. – 256 с. 122. Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры: (Синергетика исторического прогресса). Курс лекций. Изд. 2-е, дораб. и доп. – М.: Наследие, 1996. – 184 с. 123. Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. – М., 2001. – 239 с. 124. Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории: Пособие для вузов. – Изд. 2-е, перераб. и доп. – М.: Мир, 2004. – 367 с. 125. Незалежный Д. [Рец. на кн.: Георгий Гуревич. Судебное дело] // Если. – 1998. – № 4. – С. 283–284. 126. Ницше Ф. Стихотворения, философская проза. – СПб., 1993. – 181 с. 127. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. – М.: Азбука-классика, 2008. – 384 с. 128. О человеческом в человеке / Под общ. ред. И.Т. Фролова. – М.: Политиздат, 1991. – 384 с. 129. Окара А. Запах мертвого слова (русскоязычная литература на Украине). – Независимая газета (Москва). – 1998. – 26 февраля. – С. 3. 130. Олди Г.Л. Баллада о кулаке: Романы. – М.: Эксмо, 2008. – 704 с. – (Миры Г.Л. Олди). 131. Олди Г.Л. Бездна голодных глаз: в 2 т. Т. 1. Сумерки мира: роман. – М.: Эксмо, 2008. – 448 с. – (Серия «Стрела Времени»). 164 132. Олди Г.Л. Бездна голодных глаз: в 2 т. Т. 2. Живущий в последний раз: Роман. – М.: Эксмо, 2009. – 384 с. – (Серия «Стрела Времени»). 133. Олди Г.Л. Богадельня: роман. – М.: Эксмо, 2007. – 450 с. – (Серия «Стрела Времени»). 134. Олди Г.Л. Ваш выход: Сборник повестей. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. – 448 с. – (Серия «Нить времен»). 135. Олди Г.Л. Войти в образ: роман. – М.: Второй Блин, 1994. – 352 с. – (Серия «Бенефис»). 136. Олди Г.Л. Гарпия: Роман. – М.: Эксмо, 2008. – 384 с. – (Стрела Времени). 137. Олди Г.Л. Герой должен быть один: Роман. – М.: Эксмо, 2004. – 544 с., илл. (Триумвират). 138. Олди Г.Л. Гроза в Безначалье: Роман. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. – 480 с. – (Серия «Нить времен»). 139. Олди Г.Л. Иди куда хочешь: Роман. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. – 464 с. – (Серия «Нить времен»). 140. Олди Г.Л. Маг в законе: Часть вторая. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. – 400 с. – (Серия «Нить времен»). 141. Олди Г.Л. Маг в законе: Часть первая. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. – 384 с. – (Серия «Нить времен»). 142. Олди Г.Л. Мессия очищает диск: Роман. – М.: Эксмо, 2005. – 512 с. – (Триумвират). 143. Олди Г.Л. Нопэрапон, или По образу и подобию: Роман. – М.: ЭКСМОПресс, 2002. – 432 с. – (Серия «Нить времен»). 144. Олди Г.Л. Одиссей, сын Лаэрта: Книга вторая. Человек Космоса: Роман. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. – 384 с. – (Серия «Нить времен»). 145. Олди Г.Л. Одиссей, сын Лаэрта: Книга первая. Человек Номоса: Роман. – М.: Эксмо, 2006. – 448 с. – (Серия «Стрела Времени»). 146. Олди Г.Л. Ойкумена. Книга вторая. Куколка: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 416 с. – (Серия «Стрела Времени»). 165 147. Олди Г.Л. Ойкумена. Книга первая. Кукольник: Роман. – М.: Эксмо, 2006. – 384 с. – (Серия «Стрела Времени»). 148. Олди Г.Л. Ойкумена. Книга третья. Кукольных дел мастер: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 416 с. – (Серия «Стрела Времени»). 149. Олди Г.Л. Орден святого бестселлера, или Выйти в тираж: Избранные произведения. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. – 384 с. – (Серия «Нить времен»). 150. Олди Г.Л. Пасынки Восьмой Заповеди: Роман, рассказы. – М.: ЭКСМОПресс, 2001. – 336 с. – (Серия «Нить времен»). 151. Олди Г.Л. Песни Петера Сьлядека: Роман. – М.: Эксмо, 2004. – 544 с. – (Триумвират). 152. Олди Г.Л. Приют героев: Роман. – М.: Эксмо, 2006. – 608 с. – (Триумвират). 153. Олди Г.Л. Путь меча: роман. – М.: Эксмо-Пресс, 1999. – 544 с. – (Серия «Стрела Времени»). 154. Олди Г.Л. Сеть для миродержцев: Роман. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. – 512 с. – (Серия «Нить времен»). 155. Олди Г.Л. Три повести о чудесах: Роман. – М.: Эксмо, 2008. – 448 с. – (Серия «Стрела Времени»). 156. Олди Г.Л. Фанты для фэна: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2008. – 384 с. – (Серия «Стрела Времени»). 157. Олди Г.Л. Чужой среди своих: Сборник произведений. – М.: ЭКСМОПресс, 2001. – 384 с. – (Серия «Нить времен»). 158. Олди Г.Л. Шмагия: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2004. – 480 с. – (Триумвират). 159. Олди Г.Л. Шутиха: Избранные произведения. – М.: Эксмо, 2007. – 416 с. – (Серия «Стрела Времени»). 160. Олди Г.Л. Я возьму сам: роман. – М.: Эксмо, 2008. – 480 с. – (Серия «Стрела Времени»). 161. Олди Г.Л. Urbi et Оrbi, или Городу и Миру: Дитя Ойкумены. Книга 1. – М.: Эксмо, 2010. – 352 с. – (Серия «Стрела Времени»). 166 162. Олди Г.Л. Urbi et Оrbi, или Городу и Миру: Королева Ойкумены. Книга 2. – М.: Эксмо, 2010. – 352 с. – (Серия «Стрела Времени»). 163. Олди Г.Л. Urbi et Оrbi, или Городу и Миру: Изгнанница Ойкумены. Книга 3. – М.: Эксмо, 2011. – 416 с. – (Серия «Стрела Времени»). 164. Олди Г.Л., Валентинов А. Алюмен: Книга вторая. Механизм пространства. – М.: Эксмо, 2009. – 448 с. – (Серия «Стрела Времени»). 165. Олди Г.Л., Валентинов А. Алюмен: Книга первая. Механизм времени. – М.: Эксмо, 2009. – 448 с. – (Серия «Стрела Времени»). 166. Олди Г.Л., Валентинов А. Алюмен: Книга третья. Механизм жизни. – М.: Эксмо, 2009. – 448 с. – (Серия «Стрела Времени»). 167. Олди Г.Л., Валентинов А. Нам здесь жить: Роман. М.: Изд-во ЭКСМО, 2004. – 640 с. – (Триумвират). 168. Олди Г.Л., Валентинов А. Тирмен: Роман. М.: Изд-во ЭКСМО, 2006. – 480 с. – (Триумвират). 169. Олди Г.Л., Валентинов А., Дяченко М.Ю., Дяченко С.С. Пентакль: Роман. – М.: Эксмо, 2007. – 544 с. 170. Олди Г.Л., Валентинов А., Дяченко С. и М. Рубеж: роман. – М.: Эксмо, 2008. – 704 с. – (Серия «Миры Г.Л. Олди»). 171. Орлов В.В. Альтист Данилов. – М.: Астрель, 2008. – С. 369. 172. Ортега-и-Гассет Х. Бесхребетная Испания: Сб. / Пер. с исп. – М.: ООО «Издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2003. – 269 с. – (Философия. Психология). 173. Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства. Бесхребетная Испания: Сб. / Пер. с исп. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2003. – 189 с. – (Философия. Психология). 174. Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды: пер. с исп. / Сост., предисл. и общ. ред. А.М. Руткевича. – М.: Весь Мир, 1997. – 704 с. 175. Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры / Вступ. ст. Г.М. Фридлендера, сост. В.Е. Багно. – М.: Искусство, 1991. – 588 с. 167 176. Пантин В.И., Столярова Т.Ф. Вырождение или возрождение? Философские эссе о современной культуре и о творчестве Достоевского, Толкиена, Ортеги-и-Гассета. – М.: Культурная революция, 2006. – 304 с. 177. Пелипенко А.А. Дуалистическая революция и смыслогенез в истории: Уч. пос. – М.: МГУКИ, 2007. – 434 с. 178. Переслегин С., Переслегина Е. Тихоокеанская премьера. – М., СПб., 2001. – 691 с. 179. Переслегин С.Б. Новые карты будущего, или Анти-Рэнд. – М., 2009. – 701 с. – (Philosophy). 180. Переслегин С.Б., Столяров А.М., Ютанов Н.Ю. О механике цивилизаций // Наука и технология в России. – 2001. – № 7 (51).; – 2002. – № 1 (52). 181. Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. – М.: Издательство Калугиной; Intrada, 2008. – 358 с. 182. Прашкевич Г.М. Красный сфинкс: История русской фантастики от В.Ф. Одоевского до Бориса Штерна. – Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2007. – 600 с. 183. Прашкевич Г.М. Основные этапы истории российской фантастики ХХ века // Русская фантастика на перекрестье эпох и культур: Материалы Международной конференции 22–23 марта 2006 года. – М., 2007. – С. 9–14. 184. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки / Сост., науч. ред., текстолог. комм. И.В. Пешкова. – М.: Лабиринт, 2007. – 128 с. 185. Ревич В. Перекресток утопий: Судьбы фантастики на фоне судеб страны. – М.: ИВ РАН, 1998. – 354 с. 186. Г. Риккерт Науки о природе и науки о культуре / Под ред. С.И. Гессена. – М.: Республика, 1998. – 243 с. 187. Руднев В.П. Энциклопедический словарь культуры ХХ века. Ключевые понятия и тексты. – Изд. 3-е, испр. и доп. – М.: Аграф, 2009. – 544 с. 188. Рыбаков В. Напрямую: Эссеистика, письма, интервью. – СПб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2008. – 400 с. 168 189. Свиридов А. Трактат об уродской сущности клиента, или Размышления торгующего фэна // Двести (Санкт-Петербург). – 1995. – Вып. Г. – С. 67. 190. Сивоволов Б.М. Брюсов и передовая русская литература его времени. – Харьков, 1985. – 148 с. 191. Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: Уч. пос. – 3-е изд., исп., и доп. – М.: Флинта: Наука, 2001. – 608 с. 192. Соболев С. Против Fantasy / Статья. – Двести (Санкт-Петербург) – 1995. – Вып. Г. – С. 90. 193. Соколов К.Б. Особенности межкультурного взаимодействия в условиях глобализации культуры. – электронный ресурс: http://www.isiksp.ru/library/sokolov_kb/sokolov-000001.html 194. Солунский И. Меч против неба / Вступ. статья // Олди Г.Л. Путь меча. – М.: Аргус, 1996. – С. 5–9. 195. Сорос Дж. Кризис мирового капитализма: Открытое общество в опасности / Пер. с англ. С.К. Умрихиной, М.З. Штернгарца. – М: ИНФРА-М, 1999. – 261 с. 196. Столович Л.Н. Природа эстетических ценностей. – М.: Политиздат, 1972. – 271 с. 197. Столяров А.М. Освобожденный Эдем. – М., СПб., 2008. – 414 с. – (Philosophy). 198. Тартаковский М. Историософия. –М.: Прометей, 1993. – 336 с. 199. Твое электронное Я: НФ / Сост. А. Балабуха и А. Бритиков. – Л.: Политехника, 1991. – 516 с. 200. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу / Пер. с фр. Б. Нарумова. – М.: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество, 1997. – 144 с. 201. Тойнби А.Дж. Исследование истории: Возникновение, рост и распад цивилизаций / Пер. с англ. К.Я. Кожурина. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009. – 670 с. – (Philosophy). 169 202. Тойнби А.Дж. Исследование истории: Цивилизации во времени и пространстве / Пер. с англ. К.Я. Кожурина. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009. – 863 с. 203. Тойнби А.Дж. Постижение истории. – М.: Айрис-пресс, 2001. – 561 с. 204. Тоффлер Э. Третья волна: Пер с англ. – М.:ООО «Издательство АСТ», 2004. – 781 с. – (Philosophy). 205. Угрюмова В. Рецензия на роман Г. Л. Олди «Герой должен быть один» // Киевские ведомости. – 1997. – 9 декабря. – С. 14. 206. Фрумкин К.Г. Философия и психология фантастики. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 240 с. 207. Фуко М. Герменевтика субъекта. – М.: Наука, 2007. – 680 с. 208. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Последствия биотехнологической революции. – М.: АСТ, Люкс, 2004. – 352 с. 209. Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. – 399 с. 210. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / Пер. с англ. Т. Велимеева. – М., 2007. – 571 с. – (Philosophy). 211. Харитонов Е. В мирах Бездны Голодных глаз // Двести (СанктПетербург). – 1996. – Вып. Ж. – С. 56–63. 212. Харитонов Е. Миры Генри Лайона ОЛДИ // Библиография. – 1996. – № 3. – С. 56–62. 213. Харитонов Е. Счастливая случайность Владимира Михайлова // электронный ресурс: http://academia-f.narod.ru/MIHAYLOV-3.htm. 214. Хейзинга И. Осень средневековья / Отв. ред. С. С. Аверинцев. – М.: Наука, 1988. – 544 с. 215. Хренов Н.А. Картины мира и образы города (психологические аспекты образования субкультур и их воздействие на художественную культуру города) // Город и искусство: субъекты социокультурного диалога.– М.: Наука,1996. – С. 26–38. 216. Хренов Н.А. Культура в эпоху социального хаоса. – М: Едиториал УРСС, 2002. – 448 с. 170 217. Цивилизация. Восхождение и слом: Сб. статей. – М.: Наука, 2003. – 301 с. 218. Чавчавадзе Н.З. Культура и ценности. – Тбилиси: Мецниереба, 1984. – 171 с. 219. Чайлд Г.Д. Прогресс и археология. – М.: Гос. Изд-во иностранной литературы, 1949. – 213 с. 220. Человек и общество. Культурология: словарь-справочник. – Ростов-наДону: Феникс, 1996. – 544 с. 221. Черных В. Генри Лайон Олди: поэтика центона / Послесловие // Олди Г.Л. Путь меча. – Нижний Новгород: Параллель, 1996. – С. 667–670. 222. Чернышева Т.А. Природа Фантастики. – Иркутск: Издательство Иркутского университета, 1985. – 336 с. 223. Чудинов П.К. Иван Антонович Ефремов: 1907–1972. – М.: Наука, 1987. – 184 с. 224. Чупринин С. Русская литература сегодня: Жизнь по понятиям. – М.: Время, 2007. – 768 с. 225. Шаповалов И. Литературные братья Олди // Время (Харьков). – 1999. – № 46 (14561). – С. 3. 226. Шафаревич И.Р. Духовные основы российского кризиса XX века // Две дороги – к одному обрыву. – М.: Айрис пресс, 2003. – С. 360–428. 227. Швейцер А. Упадок и возрождение культуры: Избранное. – М., 1993. – 512 с. 228. Шкурович Л. Российскую фантастику трудно «разложить по полочкам…» // Книжное обозрение. – 1996. – № 40. – С. 15. 229. Шмалько А. Боги и люди Генри Лайона Олди / Вступ. статья // Олди Г.Л. Герой должен быть один: роман. – Барнаул: АОЗТ "Полиграфист, 1996. – С. 8– 12. 230. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. – М.: Харвест, 2011. – 848 с. 171 231. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории: Гештальт и действительность. – М.: Эксмо, 2007. – 800 с. – (Серия «Антология мысли»). 232. Энциклопедия фантастики: Кто есть кто / Под ред. Вл. Гакова. – Минск: ИКО «Галаксиас», 1995. – С. 386. 233. Ярославцев С. Экспедиция в преисподнюю. Современная сказка. – М.: Московский рабочий, 1988. 234. Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М., 1994. – 528 с. 235. Ясперс К., Бодрийяр Ж. Призрак толпы. – М.: Алгоритм, 2008. – 272 с. 236. Assmann A. Die Legitimitat der Fiktion:Ein Beitr. zur Geschichte der Literarischen Kommunikation. – Munchen, 1980. – 88 S. 237. Berry J.W. Immigration, acculturation and adaptation. – Applied psychology: An international rewue. 1997. Vol. 46 (1). 238. Hume K. Fantasy and mimesis: Responses to reality in western literature. – Lnd., 1984. – 151 р. 239. Kermode F. The sense of an ending: Studies in the theory of fiction. – NY., 1967. – 101 р. 240. Wilson C. The Strength to dream: Literature and the imagination. – Lnd., 1962. – 94 р.
