ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ Вестник Омского университета, 2003, №1, с. 113–116. c Омский государственный университет ° УДК 331.01.05 О МЕТОДОЛОГИИ РОССИЙСКОЙ ПРАВОВОЙ НАУКИ О.Е. Рычагова Омский государственный университет, кафедра трудового права 644077, Омск, пр. Мира, 55а Получена 10 декабря 2002 г. In the given article the generally used in Russian jurisprudence methodology for research of the legal phenomena and processes are analyzed. Зададимся далеко не праздным вопросом: а существует ли, и если существует, то как, наука о праве (и теория и отраслевые науки)? Много десятилетий доказывалось, что она возможна на основе марксизма. Но такие доказательства только усиливают сомнение в ее существовании. Ведь марксизм это не наука, а политическая идеология, следовательно, марксистская наука о праве также должна оказаться не наукой, а формой политической идеологии. В качестве примера обратимся к ситуации с теорией права – в правоведении признан ее научный характер, но отсутствует единство в аргументации этого тезиса. Так, например, В.М. Сырых пишет: «Единодушие российских правоведов, с которым они утверждают научный характер общей теории права, ее безусловную принадлежность к системе научных знаний, сохранятся лишь на абстрактном уровне... Расхождения охватывают . . . и ее суть, ядро, связанное с определением сущности и социальной природы права как тотальной целостности» [1]. Казалось бы, после столь впечатляющего вступления автор ответит на вопрос, по каким же конкретным критериям мы можем отнести теорию права к науке. Но вместо этого В.М. Сырых уходит в малоинтересную полемику по поводу значения марксизма для теории права. Попытка А.Б. Венгерова [2] обосновать научный характер теории права через анализ его методов вполне оправдана. Проблема заключается лишь в том, что из перечисленных методов и их анализа, проведенного А.Б. Венгеровым, невозможно сделать вывод о том, что теория права действительно является наукой. Так, диалектический метод вообще не является научным, поскольку наука обобщает эмпирическое знание, а диалектический метод относится исключительно к умозрительной сфере и неприложим к эмпи- рическому знанию. Наличие социологического, статистического, кибернетического и других методов указывает на существование социологии, кибернетики, статистики, но не научной теории права. Метод формально-логический – это форма любого мышления, хоть научного, хоть повседневного. Сравнительный метод может быть научным, но для этого его надо соответственно конкретизировать, ведь и повседневное мышление пользуется методом сравнения. Предложенный метод изучения эффективности действия правовых норм на самом деле есть введение прагматического критерия истины. Его применяют все юристы-практики, не занимающиеся наукой. Прагматический критерий истины используется в науке, но более распространен в повседневном мышлении, когда человек считает правильным то, что ведет его к успеху. В принципе он мог бы быть научным методом теории права, если определить четкие рамки его использования, но этот, наиболее интересный, момент А.Б. Венгеров опускает, ограничиваясь иллюстрацией использования социологического подхода для оценки значимости правовых норм. Однако это позволяет говорить только о социологии права, но не о научной теории права. Действительно научным мог бы стать метод правого эксперимента, но его использование в теории права затруднено, ведь эксперимент предполагает исследование альтернативных возможностей. А.Б. Венгеров называет правовым экспериментом поэтапное или локальное введение закона, сопровождаемое социологическим исследованием. При этом метод социологического эксперимента вступает в противоречие с целым рядом правовых принципов – общезначимостью закона и правовой справедливостью. В этом плане прав А.Ф. Черданцев, утверждающий, что эксперимент имеет ограниченное значение для тео- 114 рии права [3, с. 15] и довольно удачно выделяет функции правовой теории. Раскрывая их, он обнаруживает специфические для теории права методы. Причем автор эти методы не просто перечисляет, а и систематизирует. В частности, выделены методы наблюдения – непосредственный и опосредованный, метод объяснения, включающий атрибутивное, генетическое, функциональное и структурное объяснение. Отнесение этих методов не только к сфере функции теории права, но и к сфере методологии с более детальным их анализом позволило бы выявить научный характер теории права, однако параграф, посвященный методологии и принципам, вызывает разочарование. Вместо исследования научных методов А.Ф. Черданцев перечисляет устаревшие материалистически-сенсуалистские философские суждения типа «содержание знаний объективно определяется существованием реального, не зависимого от сознания человека внешнего мира. . . единственный источник знания – ощущения; ощущения суть образы объектов внешнего мира. . . мышление отличается от чувственного познания (ощущения, восприятия, представления) тем, что оно является не непосредственным, а опосредованным познанием как процесс абстракции, формирования понятий, законов. . . (на самом деле все наоборот, чувственное познание опосредовано органами ощущения, а мышление – непосредственно воспринимает умопостигаемое содержание. – О.Р.)» и т.д. Опять воспроизводится расхожий штамп, что диалектика является научным методом, за научную выдается теория отражения и т.д. Конечно, можно верить в существование материального мира, а можно не верить, отпечатывают ли ощущения образы внешних материальных вещей или нет, сводится ли все знание к ощущениям или не сводится? Все это для науки совершенно не имеет никакого значения, тем более для науки о праве. Научный подход не должен смешиваться с религиозным или философским. Интересным представляется подход А.М. Васильева к определению научной теории права как фундаментальной науки, обобщающей знания других, более частных юридических наук. Критиковать его монографию «Правовые категории» за чрезмерную перегруженность идеологией было бы некорректно, так как книга вышла в 1976 г. [4]. Вместе с тем нельзя не отметить ее новаторский для того времени характер: А.М. Васильев определяет содержание правовой науки, через сгруппированные юридические категории в «понятийные ряды» по определенным логичным основаниям. Недостатком этого изложения является отсутствие демонстрации логической взаимосвязи категорий, однако проработка всех О.Е. Рычагова. аспектов этой теории в одной монографии, видимо, была невозможна. Во всяком случае идея А.М. Васильева о понятийных рядах в теории права эвристична и нуждается в более тщательном исследовании. Применение общей теории систем к науке права, на мой взгляд, проблематично. Это объясняется неэвристичностью парадигмального подхода, в рамках которого долгое время в нашей стране разрабатывались общая теория систем и ее приложение к науке права. Задачи, которые мы ставим перед системным подходом – это систематизация знания (для решения более частных задач, например, для составления учебных курсов, популяризации правовых знаний) и получение нового знания. Как показал опыт, в том виде, как этот подход понимался в нашей стране в советский период, он оказался абсолютно неплодотворным в научной области. Иначе говоря, задача получения нового знания посредством применения системного подхода решена не была. Это доказывают многочисленные исследования советского периода, посвященные использованию системного подхода в теории права. Причем сами попытки выделить системный подход в качестве самостоятельного по отношению к науке права представляются противоречивыми, поскольку бессистемной науки вообще не бывает. Таким образом, мы имеем дело не с теорией систем, а просто с указанием на общую характеристику всякой науки. В результате получается, что не системный подход обусловливает организацию предмета изучения, а предмет изучения обусловливает характеристику системного подхода. Этот фактор определяет схоластический характер большинства монографий по общей теории систем, написанных в марксисткой парадигме. Ведь применение в научном исследовании нового метода должно неизбежно повлечь появление принципиально нового знания. Если применить системный подход к теории права, в том числе и к теории трудового права, то никакого нового знания приобрести не получится. В настоящей момент в большинстве правовых наук нет ни одного теоретического положения, которое было бы сделано благодаря общей теории систем и которое в теории права и без того не было бы известно. В действительности применение системного подхода для получения нового знания возможно. В качестве примера можно привести теорию синергетики (которая успешно используется в естественнонаучных исследованиях, прежде всего – в физике) и структуралистский подход (например, Клод Леви-Стросс успешно использовал изучение структуры мифологического мышления для расшифровки мифов). О методологии российской правовой науки Системный подход необходимо освободить от догматических установок, из которых исходной является концепция отражения. Изучение системы представляется как отражение в сознании реальных явлений (например, общественных отношений), которые сами по себе носят системный характер. При этом объективно существующие системы трактуют исключительно материалистически. Однако материальные вещи мы постигаем эмпирическими методами познания. Таким образом, основным методом системного подхода становится эмпирический при отсутствии конкретных методов проверки эмпирического знания (например экспериментальных). Этот недостаток восполняется марксистской догматической установкой, что критерием истины является общественная практика. Однако с ее помощью не было выверено еще ни одного теоретического положения. Понимаемая марксистски общественная практика может быть использована в качестве аргументации лишь для мировоззренческих принципов, а не конкретных научных методов, используемых для получения нового знания. Таким образом, можно сделать следующий вывод: признание материалистической догматической установки обязывает основывать общую теорию систем только на эмпирических методах познания, не имея для этого никаких способов проверки. Это определяет конвенциональный характер любых суждений, получаемых в соответствии с применением системного подхода в рамках данной парадигмы. Из всего изложенного видно, что вопрос о научном характере теории права остается недостаточно исследованным и необходимо его специальное рассмотрение. Поскольку это имеет принципиальное значение для ответа на многие вопросы, следует найти серьезные доводы в пользу научного характера правовой науки, а для этого проанализировать, какими характеристиками обладает научное знание и насколько этим характеристикам соответствует знание теории права. Определение науки как системы «знаний о наиболее существенных свойствах (признаках) изучаемых явлений действительности, закономерностях их существования и развития» [3, с. 11] хорошо для предварительного ознакомления и для учебных средств (целей, которые, по всей видимости, преследовал А.Ф. Черданцев), но совершенно недостаточно для анализа, так как не содержит в себе критериев научности. Поэтому предложенное определение требует существенного дополнения. Наука предполагает следующие элементы: 1) аксиоматические предпосылки, которые не доказываются, но на которых обосновываются другие научные положения (аксиомы, постулаты); 2) ис- 115 ходные понятия, через которые определяются другие понятия, но которые сами не определяются; 3) предметную научную область – идеальные объекты, полученные путем абстрагирования от действительности и идеализации; 4) методы описания предметной области. В рамках данной статьи остановимся на последнем. Теория права должна содержать свои научные методы изучения собственной предметной области. Они не должны смешиваться с философскими (так как философские методы, например диалектический, делают возможной философию права, в существовании которой никто не сомневается, но не науку о праве). Формальная логика предполагает описание закономерности формы мысли, отвлекаясь от ее содержания. В связи с этим формально-логический метод – метод любого мышления, в то время как метод той или иной науки должен както соотноситься с ее содержанием. Наполнение формальной логики содержанием, связанным с характером предметной области той или иной науки, превращает ее в нечто новое – в метод данной науки. Подобно тому, как говорится о логике физических явлений или об исторической логике, можно рассуждать о логике права. Позиция С.С. Алексеева заметно выделяется среди множества других тем, что он не только говорит о логике права, но и содержательно характеризует ее [5, с. 179-180]. В качестве элементов логики права выделены гипотеза, диспозиция, санкция. Причинно-следственные отношения в логике права характеризуются связью нормы и юридического факта (причина) с правоотношением (следствие). В соответствии с этой логикой определяются структурные связи системы права, а в качестве структурных звеньев – позитивные обязывания, запреты и дозволения. В соответствии с логикой права должны быть выработаны особые методы интерпретации правовых явлений. В связи с этим становится обоснованным метод интерпретации, выделенный А.Ф. Черданцевым [3] в виде четырех типов объяснения (атрибутивное, генетическое, функциональное, структурное) и С.С. Алексеевым [5, c. 131-137] в качестве метода юридической герменевтики, составляющего комплекс следующих способов толкования: грамматическое толкование, логическое толкование, специально-юридическое толкование, систематическое толкование, историческое толкование. Логика права должна предполагать и понятийные ряды, которые выделил А.М. Васильев. В соответствии с охарактеризованной С.С. Алексеевым логикой права появляется возможность связать эти понятийные ряды в строгом взаимовыводимом логическом порядке. 116 Работа по выявлению научных методов теории права уже начата, и перед нами открывается область, которая обещает своим будущим исследователям многочисленные открытия. Непроработанность этой темы – случайный факт, связанный с тем, что под давлением господствующей идеологии исследование научных принципов права долгое время подменялось пропагандой принципов марксизма. Все вышеперечисленные элементы науки, которые, как оказывается, присущи и теории права, жестко определяют логику и направление дальнейшего развития научного знания. Новое научное знание может относиться только к пределам заранее определенной предметной области и не может выходить за ее границы. Так, например, на основании правомочности явления нельзя судить о других качествах, например, о степени нравственности. Новое научное знание вытекает из предыдущего с необходимостью и не зависит от произвола ученого. Как пишет В.И. Вернадский: «Идеал научной работы – безличная истина, в которой всякое проявление личности по возможности удалено и для установления понимания которой безразлично, кем и при какой обстановке она найдена, ибо это научная истина, т.е. научный факт, эмпирическое научное обобщение, вновь непрерывно пересматривается и логическим анализом, и возвращением вновь к реальному явлению, многократной проверкой новыми лицами» [6, с. 308]. Такая истина не зависит ни от идеологии, ни от философских убеждений. Идея марксистско-ленинского научного правоведения столь же нелепа, как идея немецкой физики, пропагандировавшейся в Третьем Рейхе. Пока знание основывалось на марксистской идеологии, оно не являлось научным, так как любые положения, даже формально правильные с позиции науки, выверялись не в соответствии с научной логикой, а в соответствии с идеологическими принципами. В настоящее время мы наблюдаем процесс перерождения теории права из идеологии в науку, аналогичный процессам освобождения от пресса идеологии генетики, кибернетики, истории и т.д., что внушает оптимизм. Научная истина не зависит от статуса существования объекта, ведь она изучает не сами действительные вещи, а необходимые закономерности, которым они подчиняются. Эти закономерности наука рассматривает в отношении к идеальным объектам, которые используются для объяснения реальных фактов. При этом идеальные объекты и описываемые необходимые закономерности останутся теми же самыми, независимо от того, существует объект в сознании человека или вне его сознания. Это верно и для науки о праве, которая в ка- О.Е. Рычагова. честве своего предмета имеет идеальный объект. Допустим, ученый пришел к выводу, что готовящийся к принятию проект закона соответствует правовому принципу справедливости, но депутаты отказались принять его. Независимо от того, как существует закон, в качестве реально действующего либо несостоявшегося проекта, правовая логика, в соответствии с которой этот закон отвечает принципу справедливости, не изменяется. Из этого следует важный вывод: теория права изучает не сами реальные законы, а правовые закономерности, в соответствии с которыми становится возможным понять смысл как реальных законов, так и гипотетических. Даже если предположить фантастическую ситуацию, что законодатель упразднит все законы и провозгласит анархию, наука права не исчезнет, так как сами правовые закономерности и правовая необходимость не исчезают. 1. Сырых В.М. Логические основания общей теории права. М.: Юстицинформ, 2000. Т.1. С. 15. 2. Венгеров А.Б. Теория государства и права. М.: Юриспруденция, 2000. С. 274. 3. Черданцев А.Ф. Теория государства и права: Учебник. М.: Юрайт, 2000. 4. Васильев А.М. Правовые категории. М.: Юр. лит., 1976. 5. Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия: Опыт комплексного исследования. М.: Статут, 1999. 6. Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988.