Сергей Владимирович Алексашенко Я действительно от него очень многому научился и до сих пор стараюсь потихоньку на него поглядывать В первую очередь Евгений Григорьевич для меня — Учитель Если обобщить, студенчество — это хорошее беззаботное время, которое, с одной стороны, позволило мне сформировать круг общения, который существует до сих пор, а с другой — создать тот базис и в голове, и в душе, благодаря которому можно расти дальше. Когда я учился в университете, у нас было много времени и возможностей для самореализации. Всегда можно было чтото придумать, сделать самому: снять кино, поставить театральную пьесу. А я любил фотографировать, и до сих пор у меня хранится большой архив университетских фотографий. Я учился на отделении политэкономии, и там многие люди считали главной задачей выучить наизусть «Капитал» Маркса. А я пришел в университет через пять лет после школы (отучился два года в МГИМО, потом работал) и уже чет- 15 Сергей Владимирович Алексашенко ко осознавал, чего хочу; понимал, где жизнь, а где «Капитал», и уж тем более — политэкономия социализма. Я к этому всему относился спокойно, без энтузиазма, и при этом учился хорошо. Как ни странно, лучше всего мне запомнилась история экономических учений, хотя этот предмет никогда не считался основным. То есть на самом деле это была не история экономических учений, а критика современных буржуазных теорий. У нас-то в то время теории были социалистическими. И поскольку учить буржуазную науку было нельзя, то лекции строились по следующему принципу: «А сейчас я расскажу вам что-нибудь про Милтона Фридмана» — и лектор час излагал его взгляды. Потом следовала вторая часть: «А теперь я расскажу вам, в чем он не прав». На самом деле, этот курс помог мне понять логику развития всей экономической науки и то, кто какие точки зрения представляет. Все это сильно влияет на мировоззрение. Я вообще считаю, что учеба в университете закладывает базу для мировоззрения. Это самое главное, что тебе дает высшее образование, потому что из того, что ты учил в школе, тебе в университете почти ничего не понадобится, а из того, что учил в университете, на работе также пригодится минимум. Вот мировоззрение — это то, что останется с тобой надолго. Не могу сказать, что во времена моей учебы экономический факультет отличался каким-то особенным либерализмом. Была на нем кафедра математических методов анализа экономики, которой руководил Станислав Шаталин. Вот он был тогда либералом, не диссидентом, но близким к этому. И у него какие-то более прогрессивные люди собирались. Но поскольку я учился на отделении политэкономии, у нас была абсолютно марксистко-ленинская кондовая система образования, и никаким либерализмом не пахло. 16 В первую очередь Евгений Григорьевич для меня — Учитель От статистической теории к статистической практике Евгений Григорьевич читал у нас экономическую статистику. Как преподаватель он сильно отличался от многих. Во-первых, сам предмет, вообще говоря, сухой. Там нужно рассказывать формулы, схемы — всякую дребедень. А Евгений Григорьевич, что было ценным для меня, мог перекинуть мостик от экономической статистики к реальной жизни. Причем не к жизни со страниц газет, а к тому, что происходило на самом деле. Вероятно, это было возможно благодаря тому, что у ЦЭМИ1, где он работал, были большие связи с реальным сектором. И Ясин постоянно дополнял лекции примерами из реальной практики, показывая, зачем тебе эта экономическая статистика понадобится в жизни, как она применяется. Это редкое качество для лектора. Как правило, преподаватели даже по тем предметам, которые, казалось бы, имеют отношение к жизни, предпочитали сухо отчитать материал по учебнику и на этом закончить. Во-вторых, у Евгения Григорьевича как преподавателя есть два отличных качества: он прекрасно говорит и замечательно пишет. Есть люди, которые умеют говорить, но не умеют писать. Есть люди, которые хорошо пишут и не умеют говорить. На моей памяти были замечательные профессора, писавшие фантастические вещи, которыми зачитывалась вся страна. Но когда они начинали читать лекцию, ты просто умирал со скуки и через пятнадцать минут потихонечку сбегал, чтобы больше никогда в течение семестра к этому преподавателю не прийти. У Евгения Григорьевича всегда была полная аудитория, к нему ходили, потому что слушать было интересно. Помимо лекций я посещал его спецсеминар. В это время Евгений Григорьевич в своей лаборатории в ЦЭМИ пытался построить укрупненную 1 Центральный экономико-математический институт АН СССР. 17 Сергей Владимирович Алексашенко имитационную модель советской экономики. А проверять ее алгоритмы, структуру, взаимоотношения нужно было на «живых людях». Это была экономическая игра, и мы на этом семинаре без калькуляторов и вычислительных машин вручную что-то высчитывали, торговались, моделировали. Это были 1983—1984 гг., и речь еще не шла ни о какой рыночной экономике. Мы играли в абсолютно социалистическую экономику с централизованным государственным планированием. С друзьями мы начали ходить на семинар на третьем курсе, хотя он был организован для четверокурсников, и даже оценок никаких не получали. Но было очень интересно, и на этом семинаре мы с Евгением Григорьевичем познакомились поближе. После этого я писал диплом на кафедре статистики, хотя сейчас его уже совсем не помню. Помню только свою курсовую первого года обучения, потому что вложил в нее много сил и энергии. Анализировал торговлю внутри нынешних стран ЕС и, видимо, заскочил дальше, чем это нужно было. Но мне было интересно, я обрабатывал большие массивы информации. Собственно, тогда я познакомился с тем, что потом стало называться персональным компьютером: это была машина «Wang» — большой агрегат, у которого стояло много терминалов. Сами терминалы, по сути, работали в режиме персонального компьютера. На них нужно было заниматься программированием, чему я учился по ходу работы. 18 В первую очередь Евгений Григорьевич для меня — Учитель Главное, чтобы работать было интересно После университета Евгений Григорьевич пригласил меня к себе в лабораторию в ЦЭМИ. И одновременно я поступил туда в заочную аспирантуру. Вообще говоря, в Советском Союзе альтернатив было не очень много. Ты мог идти в преподаватели, либо в производство, либо в науку. В науку шли самые странные люди, потому что зарплата на первый год равнялась тогда 105 руб., на второй — 120 руб. Это вообще ниже плинтуса, учитывая, что средняя по стране была 180 руб. Но меня Евгений Григорьевич увлек тем, чем он занимался. Когда он предложил: «Не хочешь ли пойти к нам работать?», я ответил: «С удовольствием!». А раз я пошел в науку, то нужно было получать степень, поэтому поступил в аспирантуру. Что касается маленького заработка, то я жил в семье, которая никогда не страдала сверхдостатком, поэтому мы с женой и нашим первым сыном умудрялись жить в конце 1980-х гг. на любые деньги. Кандидатскую я писал у Евгения Григорьевича. Она была посвящена анализу влияния изменяющихся условий хозяйствования на экономическое поведение промышленных предприятий. В то время, в 1986— 1988 гг., существовало понятие «широкомасштабный экономический эксперимент». Когда Горбачев стал генеральным секретарем и речь зашла о либерализации экономики, придании ей «человеческого лица», то стали пытаться потихонечку отказываться от централизованного планирования и каким-то образом стимулировать предприятия. Система стимулов апробировалась на примере пяти министерств. Пытались организовать натурный эксперимент на целой отрасли. ЦЭМИ назначили базовым академическим институтом по Минэлектротехпрому, а внутри института данным вопросом занимался Евгений Григорьевич. Я попал в эту рабочую группу. Мы получали из министерства балансы предприятий: грубо говоря, триста предприятий за пять лет, ежеквартально. То есть у нас был боль- 19 Сергей Владимирович Алексашенко шой объем статистических данных. Мы проводили социологические опросы среди руководителей предприятий. Потом все это обрабатывали на компьютере: сначала на огромной машине, кажется, ЕС-1840, с перфолентами и перфокартами. Сдаешь туда данные, а через день выдается результат. Потом в ЦЭМИ появился большой «Wang». А где-то в 1988 г. в нашем отделе ЦЭМИ появился первый персональный компьютер. В то время на нем большие массивы данных обрабатывать еще не умели, и он использовался в режиме пишущей машинки: на нем готовили все анкеты, печатались статьи и диссертации. Компьютер сильно упростил жизнь. Что касается диссертации, то с Евгением Григорьевичем мне было работать комфортно. Я активный человек, поэтому меня как-то подгонять или вести за ручку было не нужно. Я что-то писал, сдавал ему, он читал и делал разные полезные замечания. Так что научным руководителем для меня он был замечательным. Собственно, я хорошо поработал над диссертацией, и она была написана за полгода до окончания аспирантуры. В декабре 1989 г. я защитился, но уже было понятно, что я из ЦЭМИ ухожу. Евгений Григорьевич уходил в Комиссию при Совете министров СССР по экономической реформе (Комиссию Абалкина) и хотел взять с собой несколько человек из института. Согласился один я. Вообще говоря, все места работы я выбирал по одному принципу — чтобы было интересно. В ЦЭМИ мы не занимались исключительно теоретической наукой. Научная деятельность в институте всегда была приближена к практике, и мне было интересно соприкасаться с реальной жизнью. А когда ты веришь, что некоторые твои рекомендации могут повлиять на принятие важных для страны решений, это тебя мотивирует и вдохновляет. В Комиссии Абалкина был совершенно другой масштаб людей, с которыми я общался. Мне было около 30 лет, и я занимал 20 В первую очередь Евгений Григорьевич для меня — Учитель самую низшую должность, что-то вроде ведущего специалиста. Евгений Григорьевич постоянно звал меня на различные встречи, совещания, где я встречался с заместителями председателя правительства, с председателем правительства... Тогда уже был избран Верховный Совет СССР, и я стал часто туда приходить, общаться со многими депутатами, и знакомство с некоторыми поддерживаю до сих пор. Круг общения был очень интересным. Комиссию ликвидировали в апреле 1991 г., когда поняли, что то ли советская экономика реформированию не поддается, то ли комиссия была лишней. Мы с Евгением Григорьевичем ушли к Аркадию Ивановичу Вольскому в Научно-промышленный союз СССР (ныне Российский союз промышленников и предпринимателей). Там мы создали Экспертный институт, который существует до сих пор. Потом, после ряда проектов, в 1993 г. меня пригласили в Минфин, и тут наши пути с Евгением Григорьевичем начали расходиться. После Экспертного института мне с Ясиным работать вместе не приходилось, хотя мы регулярно встречались и общались в тот период, когда он был в Министерстве экономики, а я — в Центральном банке. Мы как будто работали на соседних кафедрах, находящихся в разных корпусах университета. Цитата об отношении к советской системе: Когда тебе нужно к 6 часам утра идти вставать в очередь в магазин, стоять два часа до его открытия, чтобы купить молока и накормить ребенка, у тебя возникает вполне определенное отношение к тому экономическому строю, который существует. Я понимаю, что сейчас это тяжело представить, но когда в магазинах реально пустые полки и ничего нельзя купить, отношение может быть только одним. 21 Сергей Владимирович Алексашенко *** В первую очередь Евгений Григорьевич для меня — Учитель. Я действительно от него очень многому научился и до сих пор стараюсь потихоньку на него поглядывать. Надо сказать, одно из его замечательных качеств — это то, что он позволяет своим ученикам с собой спорить. Если у тебя нет своей точки зрения — ты не участвуешь в дискуссии, просто слушаешь. Если она у тебя есть, то ты имеешь право ее высказать и попытаться защитить аргументами, и если Евгений Григорьевич понимает, что твои доказательства более глубокие, более действенные, то он с тобой согласится. К тому же он всегда замечательно умел задавать вопросы и до сих пор, собирая людей, сразу видит, зачем и что у них спрашивать. Мы с ним спорили постоянно — всерьез, иногда до крика. Обсуждали, скажем так, как оценивать ситуацию, и рекомендации к деятельности. Наша с ним совместная работа в этом и состояла: проанализировать ситуацию и выдать некие рекомендации, советы. Мы с ним были не «плюс» и «минус», больших непреодолимых разногласий между нами не было и нет. Тем не менее временами у нас случались горячие жесткие споры. Это значит, что была хорошая рабочая обстановка. Евгений Григорьевич — очень эрудированный человек и смотрит на процессы широко. Я ему временами завидую, так как он готов разбираться и тратить свое время на анализ проблем, которые, казалось бы, не имеют никакого отношения к тому, чем он занимается. Я в какие-то вещи просто не лезу, я не могу уделять им внимание, потому что дальше у меня не хватает времени и сил. А Евгений Григорьевич пытается очень широко взглянуть на жизнь, что помогает затем и при анализе какого-то конкретного узенького кусочка.