Е.А. Волосникова Жизнедеятельность социальных общностей в
advertisement
Е.А. Волосникова Жизнедеятельность социальных общностей в пространственно-временном континууме северного города: социологический анализ1 Многогранность городской жизни во всех ее проявлениях определяется характером жизнедеятельности социальных общностей и условиями их взаимодействия. Невозможно представить себе жизнь города как одномерную. В городской жизни происходит наложение производственной деятельности на другие виды социальной активности населения, на соприсутствие различных общностей, национально-этнических групп и культур, на контраст между богатством и роскошью, с одной стороны, и крайней нищетой – с другой, на множественность временных и пространственных параметров, различных способов приобретения средств к существованию. В условиях северного города многогранность городской жизни детерминирована природно-климатическими условиями и особенностями индустриального освоения территории. В социологии города получил развитие подход к изучению современного города, согласно которому, последний может быть продуктивно исследован сквозь призму анализа жизнедеятельности составляющих его социальных общностей[1; 2; 3; 4]. Исследование пространственно-временного континуума жизнедеятельности социальных общностей в северном городе – это процесс, состоящий из ряда структурных элементов. Во-первых, это пространство, в рамках которого следует рассмотреть его физическую и социальную сущность. В физическом пространстве северного города, в свою очередь, целесообразно выделить производственные объекты (во многом связанные с ресурсным этапом развития города), социальную инфраструктуру (сформированную в советский период по остаточному принципу), природную среду Севера и материально-вещную среду социальных общностей. Характеристика каждой из перечисленных подсистем (например, развитие социальной инфраструктуры, наличие публичных городских пространств и т. д.) может дать достаточно полное представление об уровне экономического и социального развития северного города, а также об образе жизни его социальных общностей. Во-вторых, при исследовании структуры городского пространства северного города можно выделить основные виды деятельности социальных общностей [1]. Такой подход дает 1 Данный подход выступает обобщение результатов полученных в рамках проведенного в г. Сургуте в 2009-2011 гг. городского социального проекта «Сургут: реальность и мечта». 1 возможность рассмотреть социальное пространство, использование которого обеспечивает реализацию этих видов деятельности. В таком случае основным системообразующим фактором выступает образ жизни городских общностей в специфических условиях Севера. В-третьих, немаловажное значение для социолога имеет анализ функциональной структуры городской пространственной среды северного города. Общественные потребности в определенных функциях северного города и их удовлетворение вызывают его рождение, развитие и упадок. Но, возникнув (в результате определенной общественной потребности) как целостная система, социальные общности города начинают развиваться по своим специфическим законам. На протяжении ХХ в. динамика развития российских северных городов (Норильск, Сургут, Магадан и прочие) определялась задачами индустриального освоения территорий за счет экстенсивного использования ресурсов (в том числе и человеческих). В отличие от мировых тенденций, выразившихся в экспансиии городского образа жизни на сельские территории и росте качества жизненного пространства городов (т. е. в джентрификации и субурбанизации, что означает создание пригородного образа жизни), российские города, наоборот, отличало воспроизводство в пространстве города элементов сельского быта (т. е. рурализация), включая сохранение сельского типа занятости на окраинах, а также вовлечение в «дачничество» значительной части социальных общностей города. Российская рурализация закрепилась в паттернах поведения социальных общностей, что определило обязательность сельских элементов в жизненном пространстве небольших старых российских городов. В отличие от них российские северные города, в том числе небольшие, лишены такой традиционной связи с сельским хозяйством, поскольку основаны исключительно в рамках индустриального освоения Севера. Они формировали собственное пространство, исходя из принципа производственной целесообразности. Рурализация северных городов проявляется исключительно в освоении садово-огороднической деятельности («дачничества») на территориях, примыкающих к городу или расположенных недалеко от него. Этот вид деятельности достаточно универсален и популярен для самых различных социальных общностей северного города. Важным для социологического анализа жизнедеятельности социальных общностей в северном городе является установление влияния характеристик физического «северности» пространства. на исторические Пространственная структура, особенности так или формирования иначе, является исторически сложившейся системой расселения различных социальных общностей в границах социально-пространственной среды северного города. 2 Жизнедеятельность социальных общностей северного города была проанализирована в рамках case study, посвященного Сургуту. Пространственная структура Сургута была сформирована под влиянием ряда характеристик «северности», каждая из которых особым образом повлияла на развитие города. Предшествующая история развития Сургута обусловливает особенности пространственного развития и организации города. Создававшийся в 1960‑х годах как один из опорных пунктов нефтегазовой промышленности в Западной Сибири, Сургут был наделен рядом специфических качеств. Одно из них, к примеру, – однообразие жилой застройки, обусловленное зависимостью от предшествующего развития города. Начиная с конца 1960-х годов город застраивался типовым массовым низкоклассным жильем, предназначавшимся для продолжительного (10–15–20 лет), но не постоянного проживания населения. Эта особенность обусловливает восприятие города социальными общностями как места временного проживания, что и определяло на протяжении многих лет стратегии их поведения. Архитектура Сургута, сформировавшаяся в период индустриального освоения, не отвечала раньше и не отвечает сейчас задачам обеспечения взаимодействия социальных общностей и, конечно, не является источником вдохновения и развития личности. В силу быстрого жилищного строительства в 1960-1970‑х гг. не сохранилось в городе и «исторических мест», а места, связанные с новейшей историей города, в пространственной среде еще не сформировались. Это, в свою очередь, также негативно сказалось на формировании пространственных условий взаимодействия социальных общностей, так как они должны иметь места (пространства), с которыми себя идентифицируют. При этом должна возникнуть логическая цепочка: от идентификации городских пространств социальными общностями до построения стратегии городской идентичности, отражающей эффективное взаимодействие всех социальных общностей. Таким образом, начиная идентифицировать себя с определенным городским пространством, социальные общности постепенно приходят к формированию общегородской идентичности, что ведет к созданию целостного образа города. Наличие исторической среды («мест с историей») является важнейшим фактором для образования социальных общностей и их взаимодействия, так как именно она позволяет людям сформировать чувство принадлежности к социальной общности. В связи с этим процессы, протекающие в городе, по нашему мнению, тесно связаны именно с познанием города в пространственно-временном континууме, сопряженным с параллельным внутренним осознанием себя как части городского 3 пространства. О фрагментарности пространства Сургута свидетельствует его многоядерная пространственная структура. Эта особая характеристика северного города в значительной степени определила его пространственное развитие и характер жизнедеятельности и взаимодействия социальных общностей. Сургут был сформирован из четырех отдельных поселков, сросшихся в единое жилое пространство. В физическом пространстве города Сургута полностью отсутствует внятная система городской навигации (маршруты движения общественного транспорта, обозначения улиц, номеров домов, публичных мест), что также свидетельствует об отсутствии целостной системы городского пространства. Физическое пространство города призвано способствовать установлению контактов между представителями социальных общностей, создавать коммуникации и консолидировать их. Отсутствие специально нескоординированности организованных взаимодействий городских социальных пространств общностей ведет во к времени. Соответственно, представленная характеристика Сургута так или иначе сказывается на всем пространственно-временном континууме взаимодействия социальных общностей. Влияние характеристик «северности» проявилось и в формировании социальной инфраструктуры Сургута. Поскольку он долгое время не воспринимался как постоянный населенный пункт, элементы социальных инфраструктур (имеются в виду не школы и поликлиники, а досуговые, бытовые и сервисные объекты) для всех категорий – детей, молодежи и пожилых людей – практически не закладывались, в городском пространстве места для них не находилось. Это, в свою очередь, также отрицательно характеризует сложившееся городское пространство. Социальная инфраструктура и входящие в нее социальные объекты материальной структуры призваны отвечать заданным условиям взаимодействия социальных общностей. Без соблюдения этих условий осуществление такого взаимодействия становится затруднительным и проблематичным. Об отсутствии единого физического пространства в городе Сургуте свидетельствует также уровень распределения дефицитных благ, услуг и их собственников. Практически невозможно обозначить территории города, которые соотносятся, например, с представителями городских элит, социальными общностями состоятельных жителей. По нашему мнению, наличие двух небольших районов коттеджей не свидетельствуют о пространственной локализации городских элит. Если в отношении места проживания этих общностей еще можно сказать об их концентрации в отдельных местах города и формировании «эффекта клуба», то в отношении публичных мест (например, улицы с дорогими магазинами) этого сказать нельзя [5]. Даже у социальной общности крупного бизнеса нет возможности идентифицировать себя с определенным публичным городским пространством. Такая ситуация дает нам повод говорить об отсутствии взаимодействия 4 между городскими социальными общностями по поводу присвоения физического пространства. Так, например, приобретение квартиры в элитном сургутском доме должно стать способом сохранения разного рода дистанции от нежелательного вторжения, но в городе эта закономерность не действует. У абсолютного большинства «элитных» домов незначительная придомовая территория, нет мест для парковки автотранспорта, не говоря уже о месте для прогулки с детьми или собакой. Налицо противоречие в присвоении городского пространства: с одной стороны, социальные общности города, обладающие более высокими позициями в социальном пространстве, стремятся сконструировать физическое пространство в соответствии со своим статусом; с другой стороны, сделать это невозможно ввиду отсутствия взаимодействия с теми общностями, которые принимают административные решения. С учетом высказанного суждения приведем важную, с нашей точки зрения, мысль П. Бурдье. Он пишет, что «одно из преимуществ, которое дает власть над пространством, – возможность установить дистанцию (физическую) от вещей и людей, стесняющих или дискредитирующих, в частности, через навязывание столкновений, переживаемых как скученность, как социально неприемлемая манера жить или быть, или даже захват воспринимаемого пространства – визуального или аудио – представлениями или шумами, которые, в силу их социальной маркированности и негативной оценки, неизбежно воспринимаются как вмешательство или даже агрессия»[5]. Установленное влияние на городское пространство характеристик «северности» и структуры позиций социальных общностей позволяет сделать ряд выводов. В северном городе проблемы взаимодействия социальных общностей еще более обострены, поскольку, во-первых, города подобного типа возникали по воле проектировщиков, и, следовательно, съехавшееся в город население не было связано с ним прочными узами традиций, родства и т. п. Во-вторых, такой город долгое время выполнял для социальных общностей только функцию «спального района», тогда как градообразующее предприятие было олицетворением всех жизненных благ и для работников, и для членов их семей. Именно по месту работы происходила интеграция и консолидация социальных общностей (так во многом происходит и сейчас), а отнюдь не по месту их жительства. Это нивелировало значение города как отдельной ценности в глазах его жителей и не способствовало формированию у них чувства гордости за место своего проживания и ответственности за его развитие. Поэтому технология традиционного управления социальным развитием для северного города, на наш взгляд, должна быть пересмотрена в пользу проектной составляющей. В связи с тем, что развитие города должно стать не только приоритетной целью деятельности властных структур, но и жизненной потребностью для тех социальных общностей, которые активно участвуют в его 5 преобразовании, необходимо в корне изменить саму методологию стратегического планирования. Это означает, что, прежде чем формулировать экономические цели и предлагать меры по их достижению, необходимо изучить особенности, связанные с состоянием городских общностей, а по результатам этих исследований либо заниматься формированием городских общностей, либо вести согласование целей раз- вития, предлагаемых разработчиками, не только с властными структурами и депутатами, но и со всеми сегментами социальных общностей северного города [1]. Библиография 1. Волосникова Е.А. Северный город: жизнедеятельность социальных общностей: монография. – Екатеринбург: Гуманитарный ун-т, 2010. 2. Зборовский Г.Е. Теория социальной общности: монография. – Екатеринбург: Гуманитарный ун-т, 2009. 3. Ледяев В. Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах. – М.: Издательский дом ГУ-ВШЭ, 2012. 4. Рубл Блэр А. Вашингтонская U-стрит. Биография. – М.: Московская школа политических исследований, 2012. 5. Бурдье П. Социология социального пространства: пер. с франц. М.: Институт экспериментальной социологии. – СПб.: Алетейя, 2007. 6
