Майкл Волзер

Майкл Волзер
Либерализм отступает
Либерализм в целом, со всеми своими достижениями (или как необходимое сдерживающее
начало в этих достижениях), паразитирует не только на более старых, чем он сам,
ценностях, но и, что более важно, на более старых институтах и сообществах. И постепенно
подрывает их. Ибо либерализм – это прежде всего доктрина освобождения. Он освобождает
людей от религиозных и этнических сообществ, гильдий, приходов, отношений соседства.
Он отменяет всякий контроль и контролирующие организации: церковные суды, цензуру
культуры, законы против роскоши, ограничения свободы передвижения, давление группы,
семейные связи. Он создаёт свободных мужчин и женщин, связанных вместе только на
договорной основе и управляемых, когда договоров недостаточно, далёким и мощным
государством. Он порождает рациональный индивидуализм и ожесточённое соревнование
между эгоистичными индивидами.
То, что позволяет нам выдерживать либерализм всё это время – это то, что
порождаемый им индивидуализм всегда был незаконченным, смягчённым древними
ограничениями и лояльности, стабильными системами локальных, этнических или
классовых отношений. Неограниченный либерализм был бы невыносимым. […]
Если старые «поддерживающие сообщества» находятся в упадке или исчезают,
необходимо реформировать их или создавать новые. Но тогда должны быть преданные
члены этих новых (или обновлённых) сообществ. Если маргинализация и покорность тоже
ушли в прошлое, эти члены должны быть участниками, ответственными за формирование и
поддержание своих собственных организаций. Участие требует демократической и
эгалитарной политики – в современном мире это единственно возможная среда для
взаимопомощи и самоограничения. «Дух коммерческого народа, - писал Джон Стюарт
Милль примерно полтора века назад, - будет, мы убеждены, в сущности низким и рабским
там, где дух общественности не воспитывается через широкое участие народа в деле
управления…» Сегодня это столь же верно, как и в те времена, когда было написано
Миллем, и ещё более актуально.
(Из книги «Радикальные принципы», Нью-Йорк, 1980, С. 97-98, 106).
Майкл Волзер
Искусственность либерализма
Смысл изобретённой морали в том, чтобы создать то, что не создано Богом и природой, а
именно универсальный корректив для всех различных общественных моралей. Но для чего
должны мы подчиняться этому универсальному исправлению? В чём сила изобретения
философа (мы всё ещё допускаем, что это единственно возможное изобретение)?
Я попытаюсь ответить на все эти вопросы, рассказав историю собственного
сочинения, историю, целью которой будет провести параллель и подчеркнуть некоторые
особенности ролзовского описания начальной позиции. Боюсь, что это будет карикатура, за
что я заранее приношу извинения; но и карикатура в чём-то полезна.
Теперь представьте себе группу путешественников из разных стран, с разными
нравственными представлениями, говорящих на разных языках, которые встречаются в
некотором нейтральном пространстве (вроде открытого космоса). Они нуждаются в
сотрудничестве, по крайней мере временном, и для того, чтобы оно стало возможным,
каждый из них должен воздерживаться от утверждения своих собственных ценностей и
практик. Поэтому мы лишаем их знания этих ценностей и практик; поскольку же это знание
не только личное, но также и общественное, воплощённое в языке, мы стираем их языковую
память и требуем от них думать и говорить (временно) на некоем пиджине, одинаково
основанном на всех их естественных языках: более совершенном эсперанто. Какие
1
принципы сотрудничества они примут? Здесь я делаю допущение, что на этот вопрос есть
единственный ответ и что принципы, сформулированные в этом ответе, будут должным
образом управлять их совместной жизнью в том месте, в котором они сейчас находятся. Это
допущение кажется вполне правдоподобным; данная процедура разработки принципов
действительно полезна для этой цели.
Что является менее правдоподобным, это то, что путешественники будут обязаны
придерживаться этих же самых принципов, когда вернутся домой. Почему вновь
изобретённые принципы должны управлять жизнью людей, которые уже разделяют
некоторые нравственные представления и говорят на естественном языке?
Мужчины и женщины за занавесом неведения, лишённые всякого знания о своём
образе жизни, вынужденные жить совместно с другими людьми, оказавшимися в таком же
положении, смогут, вероятно, хотя и не без затруднений, найти modus vivendi – не образ
жизни, но способ проживания. Но даже если это единственно возможный modus vivendi для
этих людей в этих условиях, из этого не следует, что перед нами универсально ценное
общественное устройство. (Возможно, оно имеет эвристическую ценность – многое имеет
эвристическую ценность – но здесь я не буду обсуждать это). Как представляется, здесь
имеет место путаница: это как если бы мы приняли номер в гостинице или апартаменты или
хранилище за идеальную модель человеческого дома. Вдали от дома, мы благодарны за
крышу над головой и удобство гостиничного номера. Лишённые всякого знания о том, каким
был наш собственный дом, говоря об этом с людьми, находящимися в аналогичной
ситуации, мы, если бы от нас потребовали спланировать комнаты, в которых каждый из нас
мог бы жить, вероятно, создали бы что-то вроде отеля «Хилтон» (но не со столь выраженной
культурной принадлежностью). Разница была бы в том, что не было бы номеров «люкс», все
номера были бы примерно одинаковы; если бы номера «люкс» и были, то только для того,
чтобы привлечь побольше средств в отель для улучшения других номеров, начиная с
наиболее нуждающихся в улучшении. Но даже если бы улучшения были бы очень
большими, мы всё равно тосковали бы по своим домам, которые, мы знаем, у нас когда-то
были, но которые мы не можем вспомнить. Мы не были бы нравственно обязаны жить в
спланированном нами отеле.
До сих пор я допускал, что мои взгляды на гостиницы разделяются многими, но
должен отметь одно поучительное исключение: запись в дневнике Франца Кафки: «Я люблю
гостиничные номера. Я всегда сразу же чувствую себя как дома в гостиницах, правда,
больше, чем как дома». Заметьте иронию: нельзя выразить чувство нахождения на своем
месте иначе чем сказать «как дома». Трудно предложить людям чтобы они отказались от
комфорта, который выражается этими словами. Но что если они не разделяют это понимание
комфорта? Что если они живут такой жизнью как Кафка, как любой из игнанников,
беженцев, лиц без гражданства? Для этих людей отели очень важны. Им нужна крыша над
головой, достойное (пусть и лишённое тепла) жильё. Им нужна универсальная (пусть и
минимальная) мораль, или, по крайней мере, мораль, выработанная в среде странников. Но
чего они хотят, однако, это не вечного проживания в отеле, а нового дома, насыщенной
культуры, к которой они могли бы иметь чувство принадлежности.
(Из книги «Интерпретация и социальная критика», Гарвард, 1987, С. 13-15.).
2