Машкова Лариса Александровна (Доцент, к.ф.н.) НИУ ВШЭ

Машкова Лариса Александровна
(Доцент, к.ф.н.)
НИУ ВШЭ
Москва
la.mashkova@gmail.com
Социально-исторические аллюзии в тексте художественного произведения.
Social-Historical Allusions in a Work of Verbal Art
Ключевые слова: семиотика текста, понимание литературнохудожественного текста, вертикальный контекст, реалия, аллюзия.
Key words: semiotics of the text, understanding of a literary text, vertical context,
realia, allusion.
Аннотация.
В свете герменевтического подхода к анализу текста литературного
произведения в статье рассматриваются случаи использования социальноисторических аллюзий (реалий).
В целом, социально-историческая информация, содержащаяся в тексте,
может носить различный характер. В ряде случаев воздействие как на текст,
так и на читателя является весьма глубоким: через аллюзию в текст
«привносится» большое количество информации (не только вербального
плана) . Особо следует отметить зависимость степени понимания от глубины
фоновых знаний самого читателя, от его представлений об определенных
явлениях и т.п. Данное обстоятельство подчеркивает диалогический характер
процесса понимания.
Annotation.
In the light of the hermeneutical approach to the analysis of the literary text, the
article considers cases of the use of social-historical allusions (realia).
On the whole, social-historical information contained in the text can be of a
different character. In a number of cases the impact both on the text and on the
reader is profound since a big amount of information (not only of a verbal
character) is imparted to the text via an allusion. The dependence of the degree of
understanding on the scope of a reader’s background knowledge and his/her
notions and conceptions of certain phenomena should be specially noted. The latter
fact obviously emphasizes the dialogic character of the process of understanding.
При всей множественности подходов к изучению текста, едва ли
вызывает сомнение тот факт, что в центре внимания исследований всех
уровней и всех направлений неизменно остается проблема понимания;
именно герменевтический подход к работе с текстом в конечном итоге
обеспечивает целостность, глобальность, универсальность и необходимую
широту охвата различных аспектов филологического анализа. В данной
работе делается акцент на понимании текста литературно-художественного
произведения.
Являясь по природе своей сложным семиотическим образованием,
любой текст заключает в себе бездну информации самого разного свойства.
Особый интерес вызывают те случаи, когда текст литературнохудожественного произведения содержит дополнительную информацию
социально-исторического или филологического характера. Если в первом
случае важно то, каким образом, и в какой форме в произведении отражена
социально-историческая действительность, то во втором случае нас
интересуют способы использования авторами содержания и формы
произведений своих предшественников.
Проблема изучения разнообразных элементов социально-исторической
и филологической информации, объективно заложенной в тексте,
неоднократно рассматривалась как проблема изучения вертикального
контекста, т.е. историко-филологического контекста литературнохудожественного произведения и его частей, в работах И.В.Гюббенет (1; 2),
В.Я.Задорновой (3), Л.В.Полубиченко (4), Н.Ф.Катинене (5) и других
исследователей. В качестве элементов содержащейся в тексте информации
рассматривались реалии, а также цитаты и аллюзии.
Нашей задачей является анализ различных видов социальноисторической информации, содержащейся в тексте литературнохудожественного произведения; при этом конечной целью является
достижение адекватного восприятия текста, умения читать между строк, при
этом неизменно “помещая” произведение в нужный социально-исторический
контекст, равным образом, как и в соответствующий “контекст
национального менталитета”.
Рассмотрим некоторые тексты, содержащие элементы социальноисторической информации, например:
“They wouldn't go to Peter Pan without him. Some other day, they said,
resigning themselves without too much anguish to attending Harvey Nichols'
fashion show instead” (6, c.12).
Героини романа Руфи Ренделл “Murder Being Once Done” собираются
посетить сеанс демонстрации модных моделей одежды в “Харви энд
Николз”. “Harvey and Nichols” - название двух больших лондонских
универмагов, принадлежащих фирме “Дебнемз” (Debenhams); без этих
сведений наше понимание рассмотренного фрагмента текста было бы
неполным. Тем не менее, в данном случае упоминание названия одного из
лондонских магазинов не несет сколько-нибудь значительной смысловой
нагрузки, указывая исключительно на место проведения традиционного,
общедоступного мероприятия, рассчитанного на привлечение покупателей.
Однако нередко название магазина может сообщать нечто большее, чем
просто его адрес или фамилию владельца. Например, в одном из романов
Ренделл (7, с.119) говорится о том, что героиня явилась на торжественный
вечер в жемчугах от Вулворта (“Woolworth's pearls”). Магазины
американской компании “Вулворт” (E.W.Woolworth) специализируются на
продаже преимущественно дешевых изделий. Название магазина приводится
здесь главным образом для того, чтобы охарактеризовать качество самой
вещи - нитки искусственного жемчуга, а также, в известной степени,
материальные возможности, социальные амбиции и вкус персонажа.
В каждом адресе, будь то название улицы, района, магазина, ресторана,
кинотеатра и т.д., всегда содержится еще и более или менее обширная
информация социального характера, отражающая общественное положение,
материальные возможности, образ жизни и т.п. персонажа. Героиня романа
Дороти Л. Сэйерз “Gaudy Night” называет лорда Питера Уимзи “fair and
Mayfair” (8, с.35), имея в виду главным образом не место проживания (Уимзи
жил на Пиккадилли), но происхождение, размер состояния, образ жизни, образование, манеры - и даже внешний вид персонажа. Мы видим, таким
образом, что слово “Mayfair” в данном контексте практически теряет свое
“географическое” содержание и на первое место выступает социальноисторический фактор.
Очевидно, что функционирование в тексте элементов социальноисторической информации сходно с функционированием литературных
аллюзий. Действительно, как и в случае с литературными аллюзиями, тот или
иной текст указывает на вполне определенную область различных сведений
социально-исторического характера, из которой мы выбираем конкретный
социально-исторический факт. Однако едва ли мы могли бы позволить себе
на этом остановиться: социально-исторический факт является неотъемлемой
частью более или менее обширной совокупности сведений о том или ином
общественном явлении, историческом событии и т.д. Чем глубже наши познания в философии, истории, обществоведении, психологии, (в том числе
психологии творчества), искусствоведении, естественных науках, т.е., иными
словами, чем больше наша общая эрудиция, тем больше у нас возможностей
достичь адекватного понимания того или иного литературнохудожественного произведения.
Иногда для понимания текста нам необходимы лишь самые элементарные сведения о тех или иных реалиях, как в следующем случае:
“...They were having tea which was sardines and lettuce and bread and
butter and madeira cake...” (9, c.29).
Для понимания сочетания “Madeira cake” читателю вполне достаточно
ограничиться сведениями о том, что бисквит “мадера” обычно круглой
формы, украшен лимонной цедрой; раньше такой бисквит подавался к
мадере, а теперь он является более или менее “самостоятельным” блюдом и
подается в самых разных случаях - к чаю, например.
Однако даже такая “нейтральная” область, как кулинария, может стать
предметом далеко идущих оценок и суждений. Так, Майкл Берден, герой
многих романов Ренделл, ничего не имеет против “steak-and-kidney pie”,
традиционного английского пирога с мясом и почками, в то время как блюда
любой другой национальной кухни вызывают у него чувство раздражения и
даже презрения:
“The younger, an ungainly dark girl, was preparing - if the heaps of
vegetables, tins of dried herbs, eggs and mincemeat spread on the counter in front
of her were anything to go by - what Burden chauvinistically thought of as a
continental mess” (10, c.52).
В данном случае для понимания текста нам недостаточно сведений
кулинарных; наука о приготовлении пищи “пересекается” здесь с целой
системой взглядов “типичного” англичанина на “неанглийское”,
“континентальное”, иностранное и, следовательно, - в представлении
среднего класса - чуждое, нелепое, неправильное, достойное осуждения.
Любопытно, что Берден поторопился назвать “континентальным месивом”
еще не готовое блюдо; он просто не мог предположить, что из подобного
набора продуктов девушка-иностранка могла бы приготовить нечто,
достойное его похвалы. Такое же недоумение и даже нескрываемое
осуждение вызывают у Бердена манеры и поведение иностранцев:
“It was a piece of luck for Wexford that Laquin had been transferred to
Grasse from Marseilles some six months before, for they had once or twice worked
on cases together and since then the two policemen and their wives had met when
M. and Mme Laquin were in London on holiday.
It nevertheless came as something of a shock to be clasped in the
commissaire's arms and kissed on both cheeks. Burden stood by, trying to give his
dry smile but succeeding only in looking astonished (6, c.191).”
Традиционное представление о сдержанности англичан стало “общим
местом” многих описаний так называемого “английского характера”. Но
традиционная сдержанность англичан является продуктом определенной
системы воспитания, предусматривающей непоколебимое спокойствие,
невозмутимость (“stiff upper lip”) в любой, самой драматической ситуации, не
говоря уже о тривиальной ситуации общения. Как видим, для понимания
текста в данном случае нам необходимо не только знание конкретного факта,
но и понимание всей совокупности сведений социально-исторического
характера, отражающих образ жизни, мировоззрение, взгляды и речевые
привычки той или иной общественной группы (или нации в целом).
Однако так бывает далеко не всегда. Например, чтобы понять
следующий фрагмент текста:
“...Mother was setting the table for high tea...”(7,c.41),
нам надо знать, что “high tea” - не что иное, как “ранний ужин с чаем”.
Никаких иных сведений (кроме того, быть может, что “high tea”
распространен преимущественно в Шотландии и на севере Англии) нам не
понадобится. “High tea”, таким образом, является сравнительно
малоинформативной единицей социально-исторического вертикального
контекста (в условиях данного лингвистического окружения).
Значительно сложнее для восприятия социально-историческая информация, содержащаяся в следующем отрывке и дающая практически
исчерпывающие сведения о персонаже:
“Monkey Matthews had been born during the First War in the East End of
London and had been educated for the most part in Borstal institutions” (10, c.79).
В тексте романа сообщается о том, что герой по кличке Обезьяна Мэттьюс
родился в Ист-Энде, отнюдь не привилегированном районе Лондона, и
воспитывался главным образом в колониях для несовершеннолетних
преступников (по названию первого подобного рода учреждения в Борстале,
пригороде города Рочестера; открытого в 1902 году). Данная информация
позволяет сделать определенные заключения не просто о месте рождения
героя и его воспитании, но и о его происхождении и общественном
положении, размере доходов и способе их приобретения, манерах и
поведении, об одежде, речи, произношении и т.д. Если бы в романе Ренделл
мы не нашли никаких дополнительных сведений о данном персонаже, то и в
этом случае мы имели бы достаточно законченное представление о нем,
равным образом как и о способе существования и образе жизни большой
группы отверженных, стоящих за чертой “респектабельности” среднего
класса.
Рассматривая различные виды текстов, содержащих информацию
социально-исторического характера, можно сделать вывод о том, что в ряде
случаев мы имеем дело с социально-историческими аллюзиями, т.е.
ссылками на те или иные исторические эпизоды, упоминание имен
исторических деятелей, географических названий и т.п. Иногда понимание
таких аллюзий основывается на вполне четкой, ограниченной информации.
“...Since last seeing her /Natalie Camargue/ he /Wexford/ had created an
image of her in his mind that was seductive, sinister, Mata Hari-like...” (11, c.97;
146).
Однако есть немало примеров текстов, в которых необходимая для
понимания социально-историческая информация не столь однозначно и
четко выражена:
“Hers was the loveliness of those film stars he remembered from his youth
in the days before actresses looked like ordinary women” (6, c.37).
Заключенная в тексте информация имеет весьма неопределенный характер. Нам нужно достаточно хорошо знать историю кинематографии,
чтобы понять, что именно имеет в виду герой и как выглядела героиня
романа Ренделл.
Элементы социально-исторической информации, содержащиеся в
тексте художественных произведений, могут быть самыми разными по
форме:
“The temperature of the house... was that of a Greek beach at noon in
August. (...) The soporific heat... had met him with a tropical blast” (6, c.13, 15).
Такое восприятие персонажем типичной атмосферы лондонского дома
противопоставляется в романе его отношению к его собственному дому в
провинции:
“Home. The green Sussex meadows, the pine forest, the High Street full of
people he knew and who knew him, the police station and Mike glad to see him
back; his own house, cold as an English house should be except in front of the
great roaring fire...” (6, c.14).
Дело здесь отнюдь не в природном аскетизме или профессиональной
закаленности героя, его индивидуальных привычках и т.п. Речь идет о
традиции, уходящей корнями вглубь веков; предпочтение огня в камине
центральному отоплению - это одновременно и предпочтение одного образа
жизни другому, предпочтение деревни (country) городу (town), равным
образом как и непременное желание каждого англичанина обязательно иметь
собственный дом, жить обособленно и не зависеть от других.
Социально-историческую обусловленность в определенном контексте
могут приобретать и весьма далекие, на первый взгляд, от истории и
обществоведения факты - такие, например, как неяркие, спокойные краски
английской природы:
“The difference between California and Kingsmarkham was a matter of
colour as well as temperature. The one was blue and gold, the sun burning the
grass to its own colour; the other was grey and green, the lush green of foliage
watered daily by those massive clouds” (6,c.147).
Персонаж вспоминает о своей "серо-зеленой" Англии, находясь в
Калифорнии, на берегу Тихого океана, где природа окрашена в иные - яркие,
кричащие, бьющие в глаза цвета.
Мы не возьмем на себя смелость утверждать, что краски английской
природы - так же, как и особенности климата, географического
местоположения, ландшафта, - оказали прямое воздействие на формирование
тех или иных черт национального характера англичан. Очевидно, однако, что
природно-географический фактор нельзя сбрасывать со счетов, когда речь
идет о тех или иных общенациональных английских качествах. Вот что
пишет об этом, в частности, В.Сэквилл-Уэст:
“England is not an exciting country, considered in terms of landscape. We
have no dramatic mountain ranges, no grand valleys, no enormous splits in our
earth compared with the canyons of Arizona. We have no extravagant climatic or
geological accidents such as typhoons, hurricanes or earthquakes. We have no
extremes of climate; we are never much too cold or much too hot. This moderation
reflects itself in our temperament. We are not excessive in any direction... ” (12,
c.40-41).
Интересно в этой связи вспомнить следующее высказывание
Ф.Энгельса о взаимосвязи яркой, красочной природы Греции - и
"многобожия" в древнегреческой религии: "Эллада - страна пантеизма. Все
ее ландшафты охвачены... рамками гармонии, и все же каждое ее дерево,
каждый источник, каждая гора слишком рельефно выступают на передний
план, ее небо чересчур сине, ее солнце чересчур ослепительно, ее море
чересчур великолепно, чтобы они могли удовлетвориться суровым
одухотворением воспетого Шелли Spirit of nature, какого-то
всеобъемлющего Пана; каждая отдельная часть природы в своей прекрасной
завершенности претендует на собственного бога, каждая река требует своих
нимф, каждая роща - своих дриад; так создавалась религия эллинов (13, с.74).
Конечно же, в Англии далеко не каждая роща «требует своих дриад»:
природа Англии спокойна, философична, вполне «предсказуема», но не
менее прекрасна, чем природа «полуденных стран», роскошные ландшафты
пронизанного солнцем юга. С достаточной долей уверенности можно
утверждать, что и скромная английская природа, и умеренный климат
оказали значительное влияние на самих англичан. В.Овчинников связывает с
природными и климатическими особенностями Англии такие черты
национального характера англичан, как отсутствие резких контрастов,
умеренность, уравновешенность, "недосказанность" - и даже флегматичность
(14, с.31).
Как видим, любая заключенная в тексте социально-историческая
информация имеет семиотический характер; речь идет, однако, не просто об
указании на конкретный факт из той или иной области сведений социально-
исторического характера, но о практическом взаимодействии социальноисторической действительности с литературно-художественным
произведением, своеобразным отражением которой оно является. Знание
социально-исторического контекста, социально-исторического фона того или
иного произведения позволяет понять его содержание; в свою очередь,
понимание социально-исторически обусловленного содержания
литературно-художественного произведения приводит к более глубокому
пониманию конкретной исторической действительности в самых
разнообразных ее проявлениях.
Функционирование в тексте литературно-художественных произведений различных элементов вертикального контекста представляет
собой чрезвычайно сложное и интересное явление. До сих пор мы говорили о
социально-историческом и филологическом контексте. Подобное разделение,
как уже отмечалось, основано на принципиальном различии двух видов
содержащейся в тексте информации. Вместе с тем необходимо иметь в
виду, что оба вида информации сосуществуют в произведении, нередко тесно
связаны, "переплетены" между собой и могут быть восприняты и оценены
только как единое целое.
Так, например, в следующем случае мы наблюдаем интересную
ситуацию, когда аллюзивный текст указывает одновременно на два
различных факта - литературный и тесно связанный с ним социальноисторический:
“/of Natalie Camargue:/ Her black hair hung loose to her shoulders, held
back by a velvet Alice band. She wore the skirt Jane Zoffany had been altering
and with it a simple white shirt and dark blue cardigan. It was very near a school
uniform and there was something of the schoolgirl about her... ” (11, c.97).
Именно с лентой, плотно охватывающей голову, Алиса была
изображена первым иллюстратором книги Льюиса Кэрролла Джоном
Тенниелом (John Tenniel, I820-I9I4). Иллюстрации Тенниела завоевали
большую популярность среди детей и взрослых и стали неотъемлемой
частью “Алисы в Стране Чудес” и “Алисы в Зазеркалье”. (Следует отметить,
однако, что хотя Джон Тенниел проиллюстрировал обе книги Льюиса
Кэрролла, “Alice band ” мы находим лишь в изображении главной героини на
рисунках ко второй книге – “Алисе в Зазеркалье”.)
В данном случае для достижения более глубокого понимания читателю
необходимо обладать не просто фактической информацией, но и
зрительными впечатлениями от творчества Тенниела вообще - и его
иллюстраций к “Алисе”, в частности. Весьма интересным явилось бы
сравнение иллюстраций Тенниела к книге Льюиса Кэрролла с портретом
работы Уильяма Блейка Ричмонда 1864-го года, где изображена Алиса
Плезанс Лидделл, прототип сказочной героини. Отметим также, что более
подробное знакомство с викторианскими традициями (в том числе и с модой
на детские прически) поможет нам найти ответ на вопрос о том, была ли
“лента Алисы” характерной приметой быта эпохи или же плодом воображения художника.
Как видим, конкретный социально-исторический факт (деталь
иллюстраций художника к книге) является лишь частью более обширной
области сведений о художнике и его творчестве, особенностях отражения им
в своих произведениях современной ему эпохи.
Необходимо, однако, иметь в виду, что удачные иллюстрации Джона
Тенниела стали частью литературного произведения, и для многих
поколений читателей Алиса Льюиса Кэрролла была одновременно и Алисой
Тенниела. Мы наблюдаем интересный случай совпадения, слияния
собственно литературной и социально-исторической (более конкретно:
культурно-исторической) информации. Упоминание имени Алисы - пусть
даже с авторским указанием на чисто внешний признак (Alice band) вызывает в нашей памяти не просто Алису, изображенную Тенниелом, но и
Алису - героиню книги Льюиса Кэрролла. В романе Ренделл данная
ассоциация находит свое подтверждение и развитие: героиня романа Натали
Камарг напоминает Алису не только своим внешним видом "школьницы", но
и характером, поведением. Ее подозревают в совершении тяжкого
преступления, хотя на самом деле она невиновна. Сопоставление Натали
Камарг с Алисой в тексте романа убеждают читателя в ее невиновности
гораздо раньше, чем это было доказано инспектором полиции.
Случаи, когда в процессе взаимодействия содержания двух (или
нескольких) литературно-художественных произведений оба вида
информации, социально-исторической и филологической, “сливаются”
воедино, нередки, и это вполне понятно: любое литературно-художественное
произведение отражает ту или иную эпоху, те или иные общественные,
политические, культурологические проблемы, тот или иной национальный
характер и национальный менталитет.
Безусловно, текст имеет множество измерений; хороший текст
многогранен и информационно насыщен; великий текст, по сути дела,
бесконечен, «бездонен». Научиться видеть сокрытые в тексте образы и
информацию – великая задача, путь к решению которой ведет через истинно
филологическое отношение к слову и языку.
Библиография
1. Гюббенет И.В. К проблеме понимания литературно-художественного
текста (на английском материале).- М., 1981;
2. Гюббенет И.В. Основы филологической интерпретации
художественного текста. М.,1991;
3. Задорнова В.Я. Восприятие и интерпретация художественного текста.
М., 1984;
4. Полубиченко Л. В. К обоснованию и развитию понятия «вертикальный
филологический контекст» (на материале английской поэзии). — Дисс.
канд. филол. наук. - М., 1979;
5. Катинене Н.Ф. Глобальный вертикальный контекст романов Томаса
Гарди (на материале современного английского языка): Дисс.канд.
филол. наук. М., 1983;
6. Rendell R. Murder Being Once Done. – London: Arrow Books Ltd, 1982;
7. Rendell R. A Guilty Thing Surprised. – New York: Doubleday & Co, Inc.,
1970;
8. Sayers D.L. Gaudy Night. – London: New English Library, 1975;
9. Rendell R.
Make Death Love Me. – London: Arrow Books Ltd, 1982;
10.Rendell R.
No More Dying Then. – London: Arrow Books Ltd, 1984;
11.Rendell R.
Put On By Cunning. – London: Arrow Books Ltd, 1984;
12.Sackville-West V. English Country Houses. – London: William Collins,
Sons& Co, Ltd, 1942;
13.Энгельс Ф. Ландшафты// Маркс К., Энгельс Ф. Соч.- 2-е изд. – Т.41;
14.Овчиников В. Корни дуба: Впечатления и размышления об англичанах.
– М., Мысль, 1980.