Эсхатологические образы и мотивы Пелевин использует в
реклама
Эсхатологический миф в романах В. Пелевина 90-х годов ХХ века. Недостаточная исследованность творчества Виктора Пелевина и роли в его произведениях эсхатологических мотивов и образов, преломлённых через призму постмодернизма, определяет актуальность данной работы. Целью её является рассмотрение особенностей воплощения образов эсхатологической мифологии и их выбора в процессе создания автором романов в 90-е годы ХХ века. Объектом исследования являются хронологически первые четыре романа В. Пелевина: «Омон Ра» (1992), «Жизнь насекомых» (1993), «Чапаев и Пустота» (1996), «Generation ‘П’» (1999), после написания которых в творчестве автора наблюдается определенная пауза до 2003 г. Такой выбор произведений для анализа связан с тем, что в них тематика советского декаданса плавно уступает место реалиям «новой» России новых русских, но ещё не выходит за рамки постперестроечного дискурса: ещё не окрепло поколение (в т.ч. читателей), не знавшее пионерии, общество ещё не погрузилось в вездесущую мобильную связь и безвылазный интернет, страна погружена в экономический кризис и по-прежнему питает иллюзии по отношению к дружелюбию и помощи Запада, ещё не наступила эпоха Путина и эпоха глобальной борьбы с терроризмом. Эти обстоятельства накладывают свой отпечаток на романы Пелевина 90-х гг. Как отмечает Фрумкин, Пелевин «это писатель предыдущей эпохи, оказавшийся в эпохе новой», «это классический, несколько старомодный писатель, находящийся в страшном удивлении перед грядущей эпохой виртуальных миров и галлюциногенных технологий» [13]. В этот период творческого затишья у автора выходит лишь рассказ «Timeout, или Вечерняя Москва» (2001) и несколько эссе. В последующих романах советская тематика выполняет несколько иные функции, приобретает другие формы. По мнению Н.И. Шрома для Пелевина, как писателя-постмодерниста, «характерны эсхатологическое умонастроение “fin du siecle”» [4]. Эсхатологические мотивы, в той или иной степени, пронизывают все его произведения. Конец века усиливает эти мотивы в его творчестве, в то время как в романе 1 «Числа» (2003) уже наблюдается некий контраст на уровне мироощущения эпох. По словам А. Гениса, Пелевин обращается с реальностью точно так, как с ней поступали художники во все времена: он ее мифологизирует [1]. Проблемы мифологии в произведениях Пелевина рассматривались в работах В.И. Демина, А.В. Дмитриева, Д.Н. Зарубиной, А.С. Немзера, М.В. Репиной и др. В поисках подходящего мифологического обрамления для причудливых артефактов советской цивилизации Пелевин обращается к архаическим верам, к самым древним слоям сознания (А. Генис) [1]. В своих произведениях Пелевин сосредотачивается лишь на определённых мифологиях или их совокупностях: древнеегипетской, шумеро-аккадской, индийской, тибетской, германо-скандинавской и индейцев Северной Америки, а также на мотивах таких религиозных традиций, как аврамическая, буддийская и даосская. При этом, как отмечает А. Белов, «игнорируя научные изыскания в области верований древних вавилонян, Пелевин предпочитает выдумывать их самостоятельно, мешая в едином винегрете древние мифы всех стран и народностей» [2]. Фрумкин отмечает, что Пелевин пишет «как писали в старые добрые времена реализма», что в его произведениях «всё логично, всё закончено, сюжетные линии не остаются оборванными» [13]. Однако, его романы стремятся дать исчерпывающие мифологически безапелляционные ответы на вопросы «как?», «почему?», «зачем?», но при этом всегда предстают перед читателем лишь как начало фразы, начало объяснения, начало мифа с концовкой «to be continued». Их мифологичность реализуется через отражение в них мифолгических сюжетов, накопленных мировым литературным творчеством. Воплощение эсхатологических мотивов именно в этом внешнем аспекте мифологичности четырёх романов Пелевина является предметом нашего рассмотрения. К проблемам эсхатологии в произведениях Пелевина уже обращались В.Ю. Ирхин, М.И. Кацнельсон, Н.Г. Лихина, Н.Л. Шилова и др. По мнению С.М. Телегина: «На рубеже XX-XXI вв. в России мы столкнулись не просто с мифологическим, а с 2 эсхатологическим романом, то есть с таким произведением, в котором раскрывается не просто мифологическое содержание или основа бытия, но и её эсхатологический прогноз [11, c. 184]. Часто в современном мире эсхатологизация сознания простого человека связана с чувством утраты стабильности и нарастанием агрессивности. Для масс, прежде всего, важна стабильность. Только стабильное и неизменное прошлое дает человеку чувство уверенности в стабильном настоящем и лучшем будущем. Стоит отнять у человека веру в прошлое (в непогрешимость мифологической парадигмы), и по отношению к будущему начнут нарастать эсхатологические настроения, а по отношению к настоящему – амбициозно-параноидальные» [10, c. 73]. Согласно эсхатологическим мифам, чувство социальной нестабильности угрожает и стабильности космоса. При этом поиски выхода из безразличного к людским судьбам вселенского кругооборота ведут в иной внеприродный мир, направлены на обретение сверхчувственного состояния – буддийской нирваны, или на достижение вечного блаженства в загробном мире, как в египетской мифологии. Эсхатологическая мифология актуализируется в связи с обостряющимся чувством преходящести бытия. Архаичное стремление укрепить стабильность космоса ритуальными средствами сменяется напряжённым ожиданием окончательной вселенской катастрофы, призванной принести избавление от бед этого мира (В.Н. Топоров) [12, c. 670]. Именно эти настроения создаёт автор в своих романах. В романах Пелевина легко просматривается как больша́я, космическая (от греч. «κόσμος – «мир»), так и малая, личностная эсхатология. Так, в качестве частного случая её реализации, на социально-личностном уровне у героев романов происходит крах их представлений о мире, т.е. его крушение, конец и, нередко, символическая смерть героя и возрождение его в новом качестве. Эта эсхатология непосредственно связана для персонажей с жизненными открытиями, которые, как правило, развеивают или отдаляют перспективу «светлого будущего», хотя они верили, что оно где-то есть: у Омона – это открытие закулисья полётов на Луну, у взрослеющих героев «Жизни насекомых» – это познание суровой реальности жизненного предопределения, у Пустоты – это 3 осознание того, что реальность, из которой он сбежит, сменится другой, ничуть не лучше, у Татарского – это осознание иллюзорности того, что он ранее принимал за предсказуемую реальность. Индивидуально-личностная эсхатология у Пелевина – это чаще суд, который вершат над героями обстоятельства, но… по законам необъяснимой постмодернистской кармы. Даже для достигшего не только личной безопасности, но, практически, мирового господства Вавилена Татарского, суд и смертный приговор – это лишь дело времени. Порой, смерть персонажа описывается очень трогательно, как в случае со смертью навозного жука в «Жизни насекомых». На космическом уровне эсхатология Пелевина наиболее ярко раскрывается на политическом плане – это крах государства, государственного строя, системы, общественного уклада. Так в «Омоне Ра» это сарказм по поводу деревянных муляжей и прочих несоответствий между декларациями или лозунгами и действительностью, «виртуальных реальностей, создаваемых тоталитарным насилием и тоталитарной пропагандой» [13]. В «Жизни насекомых» это беспросветный безвыходный мрак всепредопределяющей убогой среды, частью которой подразумевается социальный строй или система, что особо ярко было передано описанием жизни муравьёв. В «Generation “П”» это развенчивание мыльных пузырей политического имиджа и иллюзорности возможности для народа быть источником власти. Но во всех романах это противопоставление упадка государства и личного стремления к жизни и к светлому будущему как одной из эсхатологических альтернатив. В произведениях В. Пелевина миф о светлом будущем дается в симулятивном ключе, обнаруживая свою знаковую природу, лишенную сакрального наполнения (Е.А. Курочкина) [3, c. 75]. Таково стремление Омона к Луне, насекомых к свету или их человеческих проекций к лучшей жизни, Вавилена Татарского к вершине «зиккурата», Петра Пустоты к просветлению. Но если в последнем случае обозначено хотя бы виртуальное достижение цели персонажами, «Внутренней Монголии», то в первых трёх и это недостижимо. Характер этой недостижимости в романе «Жизнь насекомых» хорошо передают слова американского комара Сэма 4 мухе-проститутке в ответ на просьбу увести её с собой: «Видишь ли, Наташа…» По мнению Е.А. Курочкиной, профанация мифа о «светлом будущем» представлена в «Жизни насекомых» через буквальное воспроизведение этой метафоры – люди-мотыльки стремятся к яркому свету в ночное время суток [3, c. 75]. То будущее, к которому стремятся герои романов Пелевина, не является Раем – это именно «светлое будущее». К. Макеева обращает внимание на то, что почти во всех работах Пелевина проявляется идея получения героями абсолютной свободы и достижения высшего уровня развития своего Эго, как этапа, на котором они познают, понимают и выражают себя, приводя в слова С. Кузнецова: «Кем бы ни были его герои – цыплятами, насекомыми, мертвецами или космонавтами – они постепенно осознают иллюзорность “реальности” и устремляются навстречу подлинному бытию, символизируемому миром за окном» [4]. Альтернативой «светлому будущему» в романах Пелевина представлена идея беспросветной загробной жизни или ада. Так, по мнению С. Некрасова, «Жизнь насекомых» – это своеобразный перифраз «Божественной комедии» Данте, в которой советская действительность оказывается при этом своеобразным вариантом ада, где в качестве адских мук фигурирует безысходное переживание специфических состояний ума [5]. Особое место занимают эсхатологические мотивы ада в романе «Чапаев и Пустота». Чапаев и Петька ведут дискуссии о философии, о строении мироздания, посещают загробный мир, и в конце романа тонут в реке Урал – «условной реке абсолютной любви», приносящей освобождение от колеса Сансары (С. Некрасов) [5]. По мнению Н.Л. Шиловой: «Малая эсхатология – учение о посмертной судьбе человеческой души – оказывается для персонажей Пелевина, населяющих рубеж ХХ века, вопросом не менее насущным, нежели для средневековых почитателей жанра видений» [14]. Так, она выделяет два отрывка в романе «Чапаев и Пустота», где мотивы ада представлены в рассказе Коляна, перелагающего на блатную феню брошюрку про «загробный мир»: 5 «Почитал, что после смерти бывает. В натуре, все знакомое. Сразу узнал. Кэпэзэ, суд, амнистия, срок, статья. Помереть – это как из тюрьмы на зону. Отправляют душу на такую небесную пересылку, мытарства называется. Все как положено, два конвойных, все дела, снизу карцер, сверху ништяк. А на этой пересылке тебе дела шьют – и твои, и чужие, а ты отмазываться должен по каждой статье и т.д.» Эсхатологические мотивы определяют и содержание ключевого эпизода седьмой главы, в которой Пустота в сопровождении таинственного и могущественного барона Юнгерна совершает своеобразную экскурсию во «владения» последнего – Валгаллу, «один из филиалов загробного мира». Структура эпизода соответствует одному из основных канонов жанра, когда визионер с помощью компетентного проводника посещает загробный мир, где знакомится с его устроением и почерпывает сведения о загробной судьбе людей [14]. Образ этого потустороннего места может служить одним из примеров постмодернистской культурной эклектичности у автора: «Это один из филиалов загробного мира, – сказал Юнгерн, – тот, что по моей части. Сюда попадают главным образом лица, при жизни бывшие воинами. Может быть, вы слышали про Валгаллу?» Но, по сути, на Вальгаллу указывает лишь фраза «это идиотское правило насчет меча в руке», а по атмосфере у Пелевина выходит скорее описание Хельхейма. При этом это не ад, т.к.: «Похоже, будут быками на мясокомбинате. Сейчас такое послабление часто бывает. Отчасти из-за бесконечного милосердия Будды, отчасти изза того, что в России постоянно не хватает мяса». Здесь же «шестирукое божество с саблями в руках» – это скорее не повелитель буддийского ада – Нараки – Яма Дхармараджа, на которого, вероятно, намекает автор, а существо с внешностью больше характерной для одного из дхармапал – защитников буддийского учения. Таким образом, пелевинский загробный мир в романе «Чапаев и Пустота» вряд ли можно ассоциировать с одной культурно-религиозной традицией. Так же причудливо и сочетание шумеро-аккадской мифологии с германо-скандинавской в описании предполагаемого конца света в романе «Generation ‘П’», где, рядом с описанием богини Иштар, в образе спящего пса угадывается образ 6 хтонического чудовища, гигантского волка-демона Фенрира или же его двойника, пса Гарма. Эсхатологические образы и мотивы Пелевин использует в качестве метафор окружающей его социально-политической реальности. Кодирование в метафорах и сравнениях образов окружающей действительности в романах Пелевина настолько детализировано, всесторонне, гиперболизировано и гротескно, что их можно было бы сравнить с семиотической гибридизацией в произведениях Джеймса Джойса или Иеронима Босха. Таким образом, в романах В. Пелевина 90-х годов ХХ века можно наблюдать метафоризацию окружающей автора реальности посредством мотивов и образов эсхатологической мифологии. Прослеживаются мотивы конца света, путешествия в загробный мир, перерождения в новом качестве и цикличности перерождений. Также присутствуют реминисценции Дантова ада и ада в представлении восточных религий. При этом все образы эсхатологической мифологии в произведениях автора обнаруживают черты культурной эклектики. Рассмотренная тема может представлять практический интерес при создании курсов по истории современной русской литературы и по современному литературному процессу, а также для дальнейших исследований в области эсхатологической тематики постмодернистского романа. Ключевые слова: постмодернистский роман, романы Виктора Пелевина, мифологический роман, эсхатологический сюжет, эсхатологический роман Аннотация. В статье рассматриваются вопросы использования в романах В. Пелевина 90-х годов ХХ века мотивов и образов эсхатологической мифологии, а также метафоризации с их помощью окружающей автора реальности. Литература: 1. Генис, А. Феномен Пелевина [Электронный ресурс] / А. Генис – Режим доступа: http://pelevin.nov.ru/stati/o-gen1/1.html 7 Долин, А. Виктор Пелевин: новый роман [Электронный ресурс] / А. Долин. – Режим доступа: http://pelevin.nov.ru/stati/o-dolin/1.html 3. Курочкина, Е.А. Дискурс власти в творчестве Виктора Пелевина (на примере романов «Омон Ра», «Жизнь насекомых», рассказов «Подземное небо», «Вести из Непала», «Реконструктор») [Текст] / Е. А. Курочкина // Современная филология: материалы III междунар. науч. конф. (г. Уфа, июнь 2014 г.). – Уфа: Лето, 2014. – С. 73-77. 4. Макеева, К. Творчество Виктора Пелевина [Электронный ресурс] / К. Макеева. – Режим доступа: http://pelevin.nov.ru/stati/omak/1.html 5. Некрасов, С. Субъективные заметки о прозе Виктора Пелевина [Электронный ресурс] / С. Некрасов. – Режим доступа: http://pelevin.nov.ru/stati/o-nekr/1.html 6. Пелевин, В.О. Generation «П» [Электронный ресурс] / В. О. Пелевин. – Режим доступа: http://pelevin.nov.ru/romans/pegenp/index.html 7. Пелевин, В.О. Жизнь насекомых [Электронный ресурс] / В. О. Пелевин. – Режим доступа: http://pelevin.nov.ru/romans/pejisn/index.html 8. Пелевин, В.О. Омон Ра [Электронный ресурс] / В. О. Пелевин. – Режим доступа: http://pelevin.nov.ru/romans/pe-omon/index.html 9. Пелевин, В.О. Чапаев и Пустота [Электронный ресурс] / В. О. Пелевин. – Режим доступа: http://pelevin.nov.ru/romans/pepust/index.html 10. Телегин, С.М. Восстание мифа. – М.: Век, 1997. – 192 с. 11. Телегин, С.М. Методические рекомендации к изучению политической мифологии в современном романе // Культура и текст. – 2011. – № 12. – С. 182-194. 12. Топоров В. Эсхатологические мифы // Мифы народов мира: энциклопедия. – Т. 2. – М.: Советская энциклопедия, 1988. – С. 670671. 13. Фрумкин, К.Г. Эпоха Пелевина [Электронный ресурс] / К. Г. Фрумкин. – Режим доступа: http://culturolog.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=81& Itemid=8 2. 8 14. Шилова, Л.Н. Традиции жанра видений в романе В.Пелевина «Чапаев и Пустота» [Электронный ресурс] / Л. Н. Шилова. – Режим доступа: http://pelevin.nov.ru/stati/o-vision/1.html Опубликовано: Булгаков, Р.Ю. Эсхатологический миф в романах В. Пелевина 90-х годов ХХ века // Литература и лингвистика: вчера, сегодня, завтра. [Текст]: II Всероссийская научно-практическая Интернетконференция: Материалы конф. (Казань, 25 ноября 2014 г.) / Сервис виртуальных конференций Pax Grid; сост. Синяев Д.Н. – Казань: ИП Синяев Д.Н., 2014. – С. 9-15. – [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.paxgrid.ru/proceedings_letter2014.pdf 9
