7 января 1918 года Александр Александрович Блок записал в

«Сотри случайные черты…»
(Александр Блок)
7 января 1918 года Александр Александрович Блок записал в
своем дневнике план новой пьесы. Это был план задуманной драмы
об Иисусе Христе, которую Блок, видимо, намеревался создать в
содружестве с Любовью Дмитриевной Менделеевой, своей женой.
Заметим, что на следующий день, 8 января, вместо драмы он начал
писать свою самую знаменитую поэму «Двенадцать», которую
венчают строки с образом Господа:
… Так идут державным шагом –
Позади – голодный пёс,
Впереди – с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз Впереди – Иисус Христос.
В плане неосуществленной пьесы Блок намечал характерные черты действующих лиц с
поправкой на современное видение самого поэта. Здесь и Симон, и Магдалина, и Фома, и
Андрей, и другие апостолы, и мать Иисуса (брак в Канне). Здесь Марфа и Мария. Вот
характерная ремарка: «У Иуды – лоб, нос и перья бороды – как у Троцкого». В набросках к
плану драмы чувствуется социальная и нравственная позиция поэта. Блок пишет: «Симон
ссорится с мещанами, обывателями и односельчанами. Уходит к Иисусу. Около Иисуса
оказывается уже несколько других. Между ними Иисус – задумчивый и рассеянный».
Думаю, замысел неосуществлённой, к сожалению, драмы так или иначе не мог не
сказаться на «Двенадцати» - с красноармейцами, которых тоже 12, как апостолов, «идущих
вдаль», с Христом, который впереди, за которым идут они. И так всё неоднозначно, словно
перевёрнуто в поэме, что вызывает, как и вызывало столько лет и десятилетий, споры и
разногласия, дискуссии литературоведов и теологов, политиков и просто думающих людей,
любителей поэзии. Но тем значительнее произведение искусства, чем больше в нём пластов, чем
шире его горизонты. За одним смыслом угадывается иной, более обобщенный, за земным –
небесный, космический. Верно, не случайно Блок, завершив поэму, записал в дневнике:
«Сегодня я – гений». Он сам был не уверен в том, что закономерно поставил в конце
поэтической трагедии о революции имя Христа, словно освятив её Господним именем. Но,
верно, Небеса продиктовали ему так неожиданно для него самого и для дальнейшего
осмысления всеми нами.
Не случайно прочитавшие поэму в 1918 году и позже – разделились. Одни, не поняв,
даже отказывались подать руку поэту, другие взахлёб хвалили, тоже не поняв. А если вдумались
бы, всё могло быть наоборот. Известен курьёзный случай, о котором впоследствии рассказывал
писатель Всеволод Иванов. Ему однажды довелось встречаться с адмиралом Колчаком в
домашней обстановке за чашкой чая. «И Горький, и Блок талантливы, - сказал Колчак. – И всё
же обоих, когда возьмём Москву, придётся повесить… Очень, очень талантливы».
Образ Иисуса намечался в стихах поэта с ранних лет. Такие строки, как
Из лазурного чертога
Время тайне снизойти.
Белый, белый ангел Бога
Сеет розы на пути, через много лет откликнутся в поэме «Двенадцать» «белым венчиком из роз». Но, думаю,
не это главное. Не знаю, как тот или иной исследователь творчества поэта, но я вижу и слышу
поэму в слиянии социального, гражданского звучания с этическим, нравственным, восходящим
– и это, на мой взгляд, самое главное – с духовным, христианским, Божьим. А значит – с
вечным!
Так кто же эти двенадцать человек? «В зубах – цигарка, примят картуз. На спину б надо
бубновый туз». А ещё их мысли: «Свобода; свобода. Эх, эх, без креста!» Безбожники… И не
свобода тут, а воля. Воля – вседозВОЛЕНность. «Пальнём-ка пулей в Святую Русь…» А ещё
они хотят не того, чего хотели апостолы Христа: идти с любовью и верой ко всем народам.
«Идите и научите все народы», - сказал им Господь. Нет, эти двенадцать восклицают: «Мировой
пожар раздуем, Мировой пожар в крови!» И прибавляют притом: «Господи, благослови!»
Требуют благословения на войну, на братоубийство. Это словно «перевёрнутые» апостолы,
апостолы зла. Нечистой силы. Но это – заблудшие люди. Заблудшие души. Помните, как
говорится в Евангелии о потерянной овце? Может ли их оставить Господь? Нет!
Да вот они:
Идут без имени святого
Все двенадцать – вдаль…
Ко всему готовы,
Ничего не жаль…
Обратите внимание на две строки:
Их винтовочки стальные
На незримого врага…
Но кто он, этот незримый враг или тот, кто кажется им сейчас врагом? Но это Он, кто «за
вьюгой невидим». Да-да, тот самый, кого они не видят, но видит поэт: «В белом венчике из роз
впереди – Иисус Христос».
Эти двенадцать, твёрдо идущих, а на самом деле заблудших, кричат:
Кто там машет красным флагом?
И снова ответ в конце поэмы: «Впереди – с кровавым флагом… Впереди – Иисус
Христос».
Больше того – кричат:
Все равно, тебя добуду,
Лучше сдайся мне живьем!
- Эй, товарищ, будет худо,
Выходи, стрелять начнем!
И – стреляют. Стреляют в того, кто «от пули невредим». Стреляют в Христа. Значит,
снова распинают…
Трах-тах-тах! - И только эхо
Откликается в домах...
Только вьюга долгим смехом
Заливается в снегах...
Такое ощущение от этих строк, словно это дьявол, бесы торжествуют, празднуют свою
победу, заманив заблудших людей на ложный путь, уводя их от Бога.
Но потому и не покидает заблудших Христос, хоть и стреляют в Него, стремится
выправить их путь. Всё-таки это Он идёт впереди. Идёт с флагом, с кровавым флагом. Как их
Спаситель.
Сколько должно пройти времени, чтобы кончился безбожный, тоталитарный режим
насилия? 70 лет? Больше?..
На протяжении своей столь недолгой жизни, мысля, мучаясь, ища, сомневаясь, находя и
снова теряя, Блок так или иначе искал защиты у Христа. Ещё в 1902 году, когда ему было
только 22 года, он написал замечательное стихотворение, которое мне кажется тоже одним из
тех, что подведут поэта к поэму «Двенадцать».
Люблю высокие соборы,
Душой смиряясь, посещать,
Входить на сумрачные хоры,
В толпе поющих исчезать.
Боюсь души моей двуликой
И осторожно хороню
Свой образ дьявольский и дикий
В сию священную броню.
В своей молитве суеверной
Ищу защиты у Христа,
Но из-под маски лицемерной
Смеются лживые уста.
И тихо, с измененным ликом,
В мерцаньи мертвенном свечей,
Бужу я память о Двуликом
В сердцах молящихся людей.
Вот - содрогнулись, смолкли хоры,
В смятеньи бросились бежать...
Люблю высокие соборы,
Душой смиряясь, посещать.
Вы обратили внимание на характерную строчку: «Боюсь души моей двуликой»? В этом –
мука поэта на протяжении всей его жизни. Мучительная противоречивость. Отсюда и «ищу
защиты у Христа». У Бога.
В 19 лет он пишет стихотворение «Неведомому Богу», взяв в качестве эпиграфа слова
апостола Павла из Деяний святых апостолов: «… я нашёл и жертвенник, на котором написано:
«Неведомому Богу».
Не ты ли душу оживишь?
Не ты ли ей откроешь тайны?
Не ты ли песни окрылишь,
Что так безумны, так случайны?..
О, верь! Я жизнь тебе отдам,
Когда бессчастному поэту
Откроешь двери в новый храм,
Укажешь путь из мрака к свету!..
Не ты ли в дальнюю страну,
В страну неведомую ныне,
Введешь меня - я вдаль взгляну
И вскрикну: "Бог! Конец пустыне!"
Но конца пустыне не было. Противоречия души не давали покоя Блоку. «Уюта нет.
Покоя нет!» - восклицал он. «И вечный бой. Покой нам только снится». Многое сближало его с
самым великим гением русской поэзии 19-го век – с Лермонтовым, Кстати, знавший Блока
Корней Иванович Чуковский не случайно сказал: «Он – Лермонтов нашей эпохи. У него та же
долгая тяжба с миром, Богом, самим собой, тот же роковой, демонический тон, та же тяжёлость
не умеющей приспособиться к миру души, давящей, как бремя».
Вспомним лермонтовское: «От страшной жажды песнопенья пускай, Творец,
освобожусь, тогда на тесный путь спасенья к Тебе я снова обращусь».
Удивительно, но противоречивость, несовместимость, вплоть до парадоксальности,
проявлялась во многом, даже в бытовых вещах. Блок, один из самых музыкальных русских
поэтов, не имел музыкального слуха. В лексиконе Блока почти не было неопределённых
выражений типа «что-то, где-то, когда-то» и очень много – в стихах. Издававший в детстве
рукописный журнал «Кораблик», он не умел плавать. В 17 лет на вопросы анкеты отвечал так:
«Главная черта моего характера – нерешительность. Мой главный недостаток – слабость
характера. Счастье – непостоянство. Что ненавижу более всего – цинизм. Чем хотел бы обладать
– силой воли. Как хотел бы умереть – на сцене от разрыва сердца».
Он – в своеволии или в гордыне – пытался освободится от Бога, но снова, измучившись,
возвращался к Нему и искал покоя и спасения. В письме своему другу Евгению Иванову в 1904
году признавался: «Говорите, что на каком-нибудь повороте мне предстанет Галилеянин, пусть! Но, ради Бога, не теперь! А в следующем году уже сам Е. Иванов отметил в своём
дневнике: «Приходил Блок. Говорили о революции и Христе. Опять о колосящемся в поле и в
городе идущем… В поле среди колосящихся злаков и сам колос, как колосящийся Христос,
волнуется в полях…»
Так происходило осмысление и принятие Христа у Александра Блока. И тогда всё
низкое, мерзкое, циничное, нечистое становилось для поэта «случайными чертами», которые
нужно стереть в нашей жизни. Но стереть можно только с помощью Бога!
Сотри случайные черты –
И ты увидишь: мир – прекрасен!
Лев Болеславский,
член Союза писателей России
© 2005 Лев Болеславский
© 2005 Христианский Творческий Союз, www.christianart.ru