Исторический синтаксис В задачу исторического синтаксиса входит изучение изменений в синтаксическом строе русского языка на всем протяжении его истории, от XI в. до настоящего времени. Синтаксический строй русского языка на протяжении его истории не оставался неизменным: он изменялся, развивался, совершенствовался. Изменения происходили как в структуре предложения в целом, так и в области словосочетаний, в связях отдельных слов в предложениях. Одни синтаксические конструкции отмирали, заменяясь иными, другие конструкции приспосабливались для выражения новых значений. В некоторых случаях новые оттенки значений получали новые средства выражения; но в большинстве случаев старые синтаксические конструкции устойчиво сохраняли и свою форму, и свое значение. Синтаксические изменения тесно связаны с морфологическими изменениями. 1.Формы двойственного числа в русском языке утрачены и заменились формами множественного числа, а это отразилось на способе выражения подлежащего, дополнения, определения, сказуемого. Вместо форм двойственного числа стали чаще всего употребляться формы множественного числа. 2.Звательная форма как особая морфологическая категория также вышла из употребления в русском языке, и это привело к тому, что в синтаксической функции обращения стал употребляться именительный падеж. 3.Развитие категории одушевленности привело к тому, что формы винительного падежа единственного и множественного числа имен существительных одушевленных стали совпадать с формами родительного падежа, и таким образом прямое дополнение в названиях предметов одушевленных совпало по форме с родительным падежом. 4.Удельный вес прилагательных именных (кратких) и местоименных (полных) был не таков в древнерусском языке, как в современном языке. Именные прилагательные выступали не только в качестве именной части составного сказуемого, но и в роли определения. Развитие местоименных форм прилагательных привело к тому, что они с течением времени вытеснили именные прилагательные в роли определения, и последние сохранились только в качестве именной части составного сказуемого, и то не в исключительной роли, так как местоименные формы прилагательных также могут выполнять функцию сказуемого. 5.Степени сравнения имен прилагательных в русском языке потеряли формы словоизменения и приобрели стабильный характер, и этому способствовало то, что эти формы стали выступать и в роли обстоятельственных слов при глаголах, где согласование не могло иметь места. Связь морфологических и синтаксических явлений проявляется и в системе глагола: 1.Ранняя утрата связки есть в формах 3-го лица перфекта объясняется синтаксическим фактором наличием подлежащего, именного слова, указывающего на предмет речи. Иное положение в формах 1-го и 2-го лица перфекта, где связка есмь, ecu задержалась в употреблении вплоть до XVI в. потому, что личные местоимения 1-го и 2-го лица при глагольных формах в древнерусский период были не обязательны, и постепенное расширение их употребления привело к устранению связки - излишнего показателя лица. 2.Образование новой категории деепричастия от именного действительного причастия, превращение изменяемого слова в неизменяемое связаны с синтаксическими процессами: отрывом причастия от имени существительного, при котором причастие выступало в роли определения, и развившимся тяготением его к сказуемому, где отпадала потребность в изменении слова по типу прилагательных. Односоставные предложения В древнерусском языке существовало несколько типов односоставных предложений. Широко представлены были в этот период так называемые определенно-личные предложения, в которых отсутствовало в качестве подлежащего 1-е или 2-е лицо личного местоимения, а глаголсказуемое своей формой показывал, какому лицу принадлежит действие. Употребление в роли сказуемого личных глагольных форм 1-го и 2-го лица без сопровождения их местоимениями составляло норму в древнерусском языке даже в XV-XVI вв. (По-видимому, и в XVII в.). В древнерусском языке существовал и такой тип односоставных предложений, которые называются неопределенно-личными. В таких предложениях сказуемое выражается чаще всего 3м лицом множественного числа глаголов настоящего или будущего простого времени, а подлежащее отсутствует и остается неопределенным: А рижаномъ у Полоцку, никакое малое торговли не торговати, что розницЪю зовуть (Пол. дог. грам., 1407). Реже встречаются примеры таких предложений со сказуемым в прошедшем времени: Того же лЬта придЬлаша притворъ камень къ святЬи Троицы. К односоставным предложениям относятся, как известно, и безличные предложения, в которых сказуемое выражает процесс как таковой; в этих предложениях нет подлежащего, да оно и не мыслится говорящим: ... и озеро морози в нощь (Новг. 1 лет). Сравнительно редко встречаются в древнерусских памятниках назывные предложения. В начале грамоты назывные предложения выражают приветствие или пожелание: поклонъ и кназа и Михаила къ отьцю ко влЬцЬ (Дог. Тв. кн. с новг.,1294-1301); поклонъ и благословлЬнье у Якова епискупа полотьского (Грам. еп. И.) Назывными предложениями можно признать встречающиеся в древнерусских памятниках заглавия: Соудъ Ярославль володимирица. Правьда роусьская. В дальнейшие периоды развития русского языка назывные предложения употребляются чаще. Двусоставные предложения характеризуются наличием в них подлежащего и сказуемого: ... а язъ далъ роукою своюю (Грам. Мст.); ... зде починаються правда (Дог. Смол, с Ригою, 1229). Выражение подлежащего в древнерусском языке не отличалось от способов выражения его в современном русском языке. Чаще всего в роли подлежащего выступало имя существительное в именительном падеже. Изредка находим в роли подлежащего звательную форму. Встречаются в древнерусских памятниках в роли подлежащего и субстантивированные прилагательные и причастия. В древнерусском языке личные местоимения 1-го и 2-го лица в роли подлежащего употреблялись сравнительно редко, так как личные глагольные окончания были показателями лица. Однако в тех случаях, когда одно лицо противопоставлялось другому, когда на личное местоимение 1-го и 2-го лица падало логическое ударение, эти местоимения употреблялись. Что же касается личных местоимений 3-го лица онъ, она, оно, то их употребление в качестве подлежащего, указывающего на имя существительное предшествующего предложения (как это характерно для современного русского языка), устанавливается в XV – XVI вв. Местоимения других разрядов также могли выступать в роли подлежащего. Уже в древнерусский период в роли подлежащего могло выступать также сочетание числительного с именем существительным. Простое сказуемое в древнерусском языке, как и в современном русском языке, выражалось личной формой глагола (изъявительного, повелительного и сослагательного наклонения). В формах настоящего времени личные окончания не смешивались. В аористе формы 2-го и 3-го лица единственного числа совпадали. В имперфекте также употреблялись идентичные формы во 2-м и 3-м лице единственного числа, хотя в древнерусских памятниках встречаются в 3-м лице и восточнославянские формы на -ть: писаше (-ть), писаху (-ть). В формах перфекта, плюсквамперфекта и будущего сложного времени указателем действующего лица является вспомогательный глагол. В повелительном наклонении (в единственном числе) формы 2-го и 3-го лица совпадали и определялись на основе контекста и речевой обстановки. В сослагательном наклонении 2-е и 3-е лицо единственного числа совпадали ввиду того, что в состав этого наклонения входили формы аориста вспомогательного глагола бы: бы ходилъ, - а, о (2-е и 3-е л.). Дальнейшие изменения в глагольных формах приводили к изменениям и в области отношений сказуемого к подлежащему. Не может быть речи о согласовании 1-го и 2-го лица при отсутствии в этих случаях подлежащего (на древнейшем этапе развития русского языка): в самом глаголе заключалось указание на лицо. Но уже в древнейший период в 3-м лице перфекта пропускается связка есть - суть и причастная форма согласуется с подлежащим. Нет согласования сказуемого с подлежащим и в неопределенно-личном и безличном предложениях. Что же касается согласования в числе, то оно в основном не отличается от современного согласования. При подлежащем - именном слове единственного числа сказуемое также ставилось в единственном числе: Изаславъ къназь правлюаше столъ дца своего (Остром, ев.). При подлежащем - именном слове, поставленном во множественном числе, сказуемое также ставилось во множественном числе. Сказуемое употреблялось в единственном числе, если оно находилось в препозитивном положении по отношению к двум (или нескольким) подлежащим, из которых каждое стояло в единственном числе: И рече Свенелд и Асколд (Лавр. лет.); ходи Володимер, сын Всеволожь, и Олег, сын Святославль, Ляхом в помо на Чехы (Лавр. лет.). В постпозитивном положении при других таких подлежащих обычно употреблялось двойственное число: Олег же и Борис придоста Чернигову (Лавр. лет.). Но уже в старейшую пору русской письменности встречается сказуемое в форме множественного числа вместо ожидаемого двойственного: Иде Асколд и Дир на Греки, и приидоша в 14 (лето) Михаила Цесаря (Лавр. лет.). В современном русском языке, как известно, при подлежащем - имени существительном собирательном сказуемое подчиняется общей норме согласования, то есть ставится в единственном числе, соответствующем грамматической форме подлежащего, например: Колхозное крестьянство перевыполняет план продажи хлеба государству; Наше студенчество активно участвует в сборе урожая на целинных землях. В древнерусском языке при словах собирательного значения сказуемое ставилось во множественном числе: ... рекоша дружина Игореви (Лавр. лет.); вся братия поклонишасА (Ж. Ф. П.); а мордва вбЬгоша в лЬсы (Лавр. лет.); .приЪхаша ростовьская земля (Сказ. о Б. и Г.); А пойду тъ на насъ Литва (Моск. грам., 1368). Согласование по смыслу наблюдается в памятниках письменности и в последующее время, вплоть до середины XVIII в. О таком согласовании свидетельствуют следующие примеры: Пишут к нам братья наша (Отп. нижег. к вол.); А ныне уже в третие около ее духовенство ходят и хотят бесов из ее выгнать латинским языком (Куран.). Определения при словах собирательного значения, как показывают приведенные выше примеры, употреблялись в единственном числе. В современном литературном языке, как отмечено выше, при подлежащих - именах собирательного значения сказуемое ставится в единственном числе, как и при именах существительных единичного значения. Употребление сказуемого во множественном числе имеет место преимущественно в тех случаях, когда подлежащее обозначает совокупность предметов одушевленных; если же подлежащее обозначает совокупность предметов неодушевленных, то сказуемое ставится в единственном числе. Именная форма причастия действительного залога в древнерусском и других славянских языках выступала в качестве сказуемого; такое сказуемое-причастие, как выяснил , тяготело к главному сказуемому-глаголу, по отношению к которому оно являлось второстепенным сказуемым. Синтаксическая роль такого причастия подчеркивается употреблением союзов а, и, да, но, связывающих главное сказуемое с второстепенным. Наименование такого сказуемого второстепенным основано на том, что оно выражало дополнительное, сопровождающее действие: ... кнзь насъ зоветь на Ригу, а хотя ити на Пльсковъ (Новг. 1 лет.). Иногда предложение с второстепенным сказуемым легко может быть заменено придаточным предложением: ... той же нощи просивъше мира, и не даимъ посадник с ладожаны (Новг. 1 лет.). Замена: и хотя просили мира, но им не дал посадник с ладожанами. Довольно рано - в XIII в. (по мнению некоторых исследователей, в XII и даже в XI в.) именное причастие действительного залога все теснее связывается с главным сказуемым, теряет формы согласования с подлежащим и превращается в новую грамматическую категорию - деепричастие. Деепричастия на -ши, - вши, - мши совершенного вида в роли сказуемого до сих пор употребляются в русских говорах: он уехавши, она обумши (обувшись), мы не выспавшись, никак солнце-то севши. В древнерусском языке в состав такого сказуемого входили различные именные слова: имя существительное, имя прилагательное, причастие, местоимение и имя числительное. В таких сказуемых в настоящем времени обычно связка отсутствовала, хотя наблюдаются примеры и со связкой:... язъ есмь царь (Новг. 1 лет.); ... ты ми ecu снъ (там же); ... крестъ есть глава церкви (Мол. Дан. Зат.). Имя существительное, входившее в состав сказуемого, в древнерусский период употреблялось в именительном падеже не только при связке настоящего времени (что видно из приведенных примеров), но и при связке прошедшего и будущего времени: бЬ Каинъ ратай (Пов. врем, лет); Кий есть перевозникъ былъ (там же); ... ты имъ будешь печальникъ (Пух. грам. И. К.). Но уже в древнейших памятниках русской письменности (в Синодальном списке Новгородской летописи, в Повести временных лет по Лаврентьевскому списку и др.) наблюдаем и творительный предикативный. При этом следует заметить, что творительный предикативный первоначально употреблялся при формах давнопрошедшего времени: Понеже была бЬ мати его черницею (Синод, сп., 29); У Ярополка жена ГрекинЬ, бяше была прежде черницею (там же). В продолжении Новгородской летописи по списку Археографической комиссии творительный предикативный употреблялся при форме аориста: Преставися архгепископъ новгородчький Симеонъ, бысть владыкою пять лЬть и три месяца (411). В большинстве случаев при глаголе быть употреблялся творительный предикативный для обозначения должности или сана: та два была послъмь оу РизЬ (Дог. Смол. с Ригою, 1229). При глаголах стати, творитися и других подобного значения обычно употребляется творительный падеж: и сам царемь ста (Синод, сп., 180). В XVII в. расширяется употребление творительного предикативного, обычно при формах прошедшего времени; при форме же будущего времени творительный предикативный становится обычным в XVIII в. В дальнейшем употребление именительного или творительного предикативного служит средством различения признака, приписываемого предмету в качестве постоянного свойства (именительный падеж) и признака, связь которого с предметом ограничена определенным временем (творительный падеж), например: мой брат судья; он был судьей; он будет учителем. Имя прилагательное тоже употреблялось в составе сказуемого в именительном падеже, обычно в именной форме. При нем, как и при имени существительном, иногда находим вспомогательный глагол-связку: чьстноге бесцЬньно юсть (Надп., 1151); рижане суть в томь несвободни (Смол. грам., 1281 - 1297); и ради быша ecи по граду (Новг. 1 лет.); совлекутьса и будуть наш (Лавр. лет.). Местоименная форма прилагательного (качественного) в составе сказуемого встречается в письменном языке на рубеже XIII - XIV вв., но даже в XVI в. ее употребление редко. Употребление полных форм прилагательных в составе сказуемого закрепляется в XVII в.; однако и краткие формы прилагательных остаются в составе сказуемого в тех случаях, когда сказуемое выражало временный признак, например: он был сердит. В противовес этому прилагательное полное в составе сказуемого означает постоянный признак: он сердитый. Именительный падеж предикативного прилагательного - нормальное явление в древнерусском языке, и только в XVIII в. укрепляется употребление творительного предикативного имен прилагательных местоименной формы: чтоб всем суд был истинным (Указ Петра I); а ежели те челобитчики довольными не будут (там же); Победа не была сомнительною (). Страдательное причастие прошедшего времени часто входило в состав сказуемого в древнерусский период: Аже боудЬть свободьныи члвкъ оубитъ гривенъ серебра за головоу (Гот. ред. Смол. грам., 1229). Причастия страдательного залога в составе сказуемого употреблялись на всем протяжении истории русского языка, употребляются и в современном языке. Иная судьба именного причастия действительного залога, входившего в составное сказуемое: Суть же кости его и доселЬ тамо лежаче (Лавр. лет.); Суть же хитро сказающе и чюдно слышати ихъ (там же). В таких случаях в, последующее время на месте составного сказуемого стало употребляться простое глагольное сказуемое: суть лежаче - лежат; суть сказающе - говорят. Довольно часто в составе сказуемого встречаем предикативные наречия льзЬ, нельзЪ, надобЬ, не надобЬ: послуси юму не надобЬ (Р. Пр.); не баше льзЬ кона напоити (Лавр. лет.). В древнерусском языке, как и в современном русском языке, простые предложения делились на нераспространенные, где отсутствовали второстепенные члены предложения, и распространенные с второстепенными членами предложения: дополнением, определением и обстоятельственными словами. Дополнение выражается косвенным падежом именного слова, зависящего от управляющего слова. Родительный падеж: Не съставить бо ся корабль без гвоздии (Изб. Св., 1076); Избави и. . . от руки сильных (Ипат. лет.); Отбилися граждань ратных (Новг. 4 лет.). Дательный падеж: да пишют к великому князю нашему (Ипат. лет.); а сами поидоша к симъ (Сузд. лет.); да и мудрому вину (взыскание) (Мол. Дан. Зат.). Винительный падеж: Имяху бо обычаи свои и законъ отець своихь (Пов. врем, лет); и помяну Олегъ конь свой (там же); Тогда князь Владимир Андреевичь наступает на великую силу татарскую, гремят мечи булатные о шеломы хиновские (Задон.). Творительный падеж: и битися с ними крЬпко (Сузд. лет.); златом бо мужей добрыхь не добудешь (Мол. Дан. Зат.). Местный падеж: о немь же преже сказахом (Ипат. лет.); О семь индЬ писано (Пам. См. врем.); и тебе въ всем послушаю (Радз. лет.). Определения чаще всего выражались именами прилагательными (как именными по форме, так и местоименными), а также другими частями речи, обладающими формами рода, числа и падежа. Употребление прилагательных в роли определения в древнерусском языке характеризуется, сравнительно с современным языком, тем, что в качестве определения при имени существительном могла выступать не только местоименная форма прилагательного, но и именная: тако ыбувшесъ в теплЬ избЬ. . приЬдете ко мнЬ (Лавр, лет.); ПовелЬ Гюрги устроити обЬдъ силенъ (Ипат. лет). Тенденция к росту употребления в роли определений местоименных прилагательных вырисовывается ясно при изучении материала русских памятников последующего времени. По мнению Л. А. Булаховского, уже к концу XV в. распределение местоименных и именных прилагательных почти полностью совпадает с современным. Постепенное вытеснение именных форм прилагательных, выступавших в роли определений, местоименными формами привело к тому, что в современном русском литературном языке в роли определений употребляются только полные формы прилагательных. Все сказанное относится к именам прилагательным качественным. Относительные же прилагательные, не имеющие в настоящее время именных форм, в древнерусском языке употреблялись в именной форме: при СтославЬ кнАзи русьскы землА (Изб. Св., 1076); и начата воювати землю Фрачьску и Макидоньску (Лавр, лет.); Да сагадак золот со яхонты, да седло золото (Хожд. А. Н). Употреблявшиеся в древнерусских памятниках местоименные формы прилагательных относительных: замкы железныя разбита (Новг. 1 лет.); одьраша. светилна серебряна (там же), со временем вытеснили именные формы и стали единственными как в роли определения, так и в составном сказуемом. Иначе дело обстояло с притяжательными прилагательными. Именные формы таких прилагательных оказались более устойчивыми. Именные формы притяжательных прилагательных с различными суффиксами наблюдаются в роли определений в древнейших русских памятниках: юрославъ снъ стополчъ (Лавр, лет.); на княжи дворе (Новг. 1 лет.); Уздоумалъ кназь смольненскыи Мьстиславъ двдвъ сынъ (Дог. Смол, с Ригою, 1229). Следует отметить отмирание в русском литературном языке притяжательных прилагательных типа святославль, всеволожь и постепенное ограничение употребления прилагательных типа отцов, дядин. Ограниченные в своем употреблении, притяжательные прилагательные подчиняются общей тенденции развития местоименных форм прилагательных и приобретают местоименные окончания: Три версты... отделяли церковь от тетушкиного дома (Л. Толстой). Причастия также употреблялись в роли определения. Действительным причастиям, выступающим в роли определения, свойственна местоименная форма: а буди ему противень стый спсъ и въ сь вЬкъ и в боудоущий (Новг. вкл. грамм.). В качестве определения выступает и местоименная форма причастия страдательного залога: а взятое церковное отдати по крестному целованию (Моск. грам., 1531). В качестве определения употреблялись также в древнерусском языке числительные и местоимения. Числительные: В первый понликъ петрова поста в рощи ходят (Ст.); Правило шестого собора (там же). Местоимения: имяху бо обычаи свои (Пов. врем, лет); И ту же есть другая пещера дивна (Хожд. и. Д.). В роли обстоятельственных слов выступали в древнерусском языке наречия, более ограниченные в своем составе сравнительно с современным русским языком, а также сочетания, стоявшие на пути к образованию наречий. Образование наречий проходит на всем протяжении истории русского языка. В древнерусском языке употреблялись вторые косвенные падежи. Весьма распространенным был второй винительный. Первый винительный, непосредственно зависевший от глагола, обозначал прямой объект; второй винительный был связан не только с глаголом, от которого зависел первый винительный, но и с первым винительным; в нем выражался признак (функция) предмета, названного в первом винительном: и нарек мя старейшину собе (Лавр, лет.); а сына мошго, рече, приимите кнза (Новг. 1 лет.). В современной синтаксической терминологии – это объектный дуплексив. В качестве второго винительного употреблялась и именная форма прилагательного или причастия: налЬзома Тугоркана мертва (Пов. врем, лет); повелЬ засыпати е живы (Лавр, лет). При глаголах назначения (поставити, посадити, положити и др.) довольно часто в древнерусских памятниках употреблялся творительный предикативный: поставиша Фсоктиста епископомъ (Ипат. лет.); благословилъ мя патриархъ Филофей митрополитомъ на всю русскую землю (Новг. 1 лет.). В XVI в. употребление творительного предикативного имени существительного на месте второго винительного становится нормой, хотя в деловом и научном языке второй винительный встречается и в XVIII в. Замена второго винительного (выраженного прилагательным или причастием страдательного залога) творительным предикативным связана была с постепенным расширением употребления местоименных форм прилагательных. В литературном языке XVIII и даже XIX в. встречаются еще формы второго винительного, выраженного прилагательным и причастием. Реже употреблялся в XIX в. второй винительный, выраженный прилагательным. Отметим попутно, что древние конструкции со вторым винительным причастия действительного залога стали одним из источников образования дополнительных придаточных предложений с союзом что: и оузрЬша пълкы стояща (Новг. лет.); в современном языке соответственно: увидели, что полки стоят; древнерусские: видЬша Игоря лежаща - современное: увидели, что Игорь лежит. В древнерусском языке употреблялся второй дательный, являвшийся как бы приложением к первому дательному, непосредственно зависящему от инфинитива быти: Новгородци глаголюще: яко быти намъ рабомъ (Никон. лет.); не быти нама живымъ от тебе (Лавр, лет.); луцежъ бы потяту быти, неже полотну быти (Слово). Как показывают приведенные примеры, в роли второго дательного употреблялись имена существительные, прилагательные и причастия. Судьба второго дательного напоминает судьбу второго винительного: он был вытеснен творительным предикативным. Уже в XVI в. встречается на месте второго дательного творительный предикативный. В XVIII в. почти исчез второй дательный, выраженный именем существительным; второй дательный, выраженный прилагательным и причастием, держался до второй половины XIX в. Оборот дательный самостоятельный состоял из дательного падежа имени существительного (или личного местоимения) и согласованного с ним действительного причастия именной формы. Оборот дательный самостоятельный не зависит от какого-либо члена предложения. Подтверждением этого является возможность употребления сочинительного союза, присоединяющего этот оборот к части предложения с глагольным сказуемым. Дательный самостоятельный употреблялся в тех древнерусских памятниках, на которых лежал отпечаток церковно-книжной языковой культуры: в житиях святых, поучениях, летописях и др. Этому обороту в современном русском языке соответствуют чаще всего придаточные предложения времени, причины и реже условные и уступительные: Идоушема оке ама сташа ночлегу; надолзЬ борющемася има нача изнемагати Мьстиславъ. Дательный самостоятельный употреблялся только в некоторых жанрах; он включал в свой состав именную форму причастия, перешедшую в деепричастие. Дательный самостоятельный не употреблялся в живой народной речи. Вследствие этих причин он рано вышел из литературного языка. Категория принадлежности: Для выражения принадлежности в современном русском языке существует два способа: родительный падеж имени существительного, означающего владельца в широком смысле слова: дом отца, дочь тестя, честь мужа и т. п., и реже притяжательные прилагательные с суффиксами -ов, - ев, - ин. Роль притяжательных прилагательных в выражении принадлежности в древнерусском языке была господствующей: Се азъ Мьстиславъ володимирь снъ. . . повелЬлъ есмь. . . (Грам. Мст.); Слово о полку ИгоревЬ, Игоря сына Святсславля, внука Ольгова (название памятника). Нередко, однако, встречалась контаминация двух способов выражения принадлежности: имени прилагательного и родительного падежа имени, - чаще всего притяжательного прилагательного, образованного от имени, и родительного падежа фамилии: Да с ним же стряпают у доспеха Юшка да Василей, князь Ивановы дети Щетинина (Разр. кн. К.); Писах же книгы сия аз, Гюрги, сын попов глаголемого Лотыша с Городища (Зап. к Сим. ев.). Нужно отметить такую особенность древнерусского синтаксиса, как повторение предлогов. Предлог повторяется · при приложении, согласуемом с именем существительным: Августа во 2 день Антоней и Яков пришли в город в Венецию (); · при имени, фамилии и приложении: и князь великий отпустил мявсея Руси добровольно, и на Плесо, в Новгород Нижний к Михаилу к Киселеву к наместьнику (Хожд. А. Н.); · при определении, находящемся после определяемого слова: а из конь их своих из ездовых велел есмь дати своей княгини пять десят конь (Дух. кн. С. И.); Да у нас же, за грех за наш, моровая поветрея (); · при определении, предшествующем имени существительному, и определяемом слове: да триста слонов, наряженных в булатных в доспесех (Хожд. А. Н.); · при двух определениях, предшествующих имени существительному: А иныя слуги с великими с прямыми луки да стрелами (там же); · при каждом из однородных членов предложения: и много бЪды прияхом отъ рати и отъ холода (Поуч. В. М.); половци идуть и отъ Дона и отъ моря и отъ ъсъхъ странъ (Слово). Еще в XVI в. повторение предлогов было живым явлением языка. В дальнейшем, при более рациональной организации предложения, повторение предлога исчезает, так как пояснительные слова, стоящие при имени с предлогом, самой формой свидетельствуют о своей связи с припредложным именем. Отрицание Как известно, в современном русском языке при наличии отрицания в местоимениях или наречиях, выступающих в предложениях в роли подлежащего или второстепенных членов, при сказуемом употребляется отрицательная частица не: Никто со мной не говорил об этом; Никого из друзей не встречал. Примеры такого двойного отрицания в предложении мы встречаем уже в древнерусском языке: Бысть вода велика в ВолховЬ, яко же не бысть бывала николи же (Ком. сп. Новг. 1 лет. мл. изв.). Параллельно с таким типом отрицательных предложений наблюдаем и другой тип, в котором при сказуемом отсутствует отрицание, хотя предложение сохраняет свой отрицательный характер, объясняемый наличием частицы ни в составе местоимений и наречий: Аиле Русьскыи гость. . . въ РизЬ, или на Готьскомь березЬ извинится, никакоже его въсадити въ дыбоу (Дог. Смол, с Ригою, 1229); николи же помышляю на страну вашю (Дог. кн. Св.). Предложения с одним отрицанием являются более древними. Они наблюдаются и в старославянских памятниках: никътоже плода сънЪждь (Зогр. к.); ни въ израили толикы вЬры обрЬтъ (Ассем. к.). Отрицание ни употреблялось в древнерусском языке при однородных членах предложения с тем различием от современного языка, что перед первым из однородных членов ни не ставилось: того ми ОлексЬю не давати, ни его женЬ, ни его дЬтемъ (Моск. грам., 1341); и тЬмъ крестьяномъ ненадобЬ имъ моя дань, ни тамга, ни повоженная куница, ни кормъ данной, ни таможной кормъ, ни волоетеленъ кормъ, ни доводщичъ кормъ, ни иные мою никоторые пошлины (Яросл. жал. грам.). В отрицательных предложениях с двумя сказуемыми при первом сказуемом употреблялось отрицание не, а при втором ни: И мы де такова судна велика и хороша не видали ни слыхали (Мат. путеш. И. П.); А своим вымыслом в судных делах по дружбе и по недружбе ничего не придавливали ни удавливали (Улож.). Со временем употребление отрицательных частиц не, ни выравнивается по линии, характерной для современного синтаксиса русского языка. Сложные предложения Сложные предложения в древнерусском языке не обладали такими чертами, которые позволили бы видеть в их структуре определенную последовательность в отношении употребления отдельных частей сложного и в наличии соответствующих грамматических средств связи. Иначе говоря: они отличались еще нерасчлененностью частей - так называемым нанизыванием предложений одного за другим, например: и бы вода велика вельми. въ волхове и всюде. сено и дръва разнесе. озеро морози въ нощь, и растьръЬтръ. и вънесе в волхово и поломи мостъ городнЬ (Новг. лет, XIII - XIV). При такой структуре еще не было четкого размежевания сложносочиненных и сложноподчиненных предложений. Однако, как видно из памятников древнерусской письменности, уже в древнейший период наметились основные черты, характерные для последующей дифференциации сложных предложений на бессоюзные, сложносочиненные и сложноподчиненные. Бессоюзным сложным предложением называется такое сложное предложение, в котором предикативные части не связаны друг с другом посредством союзов или союзных слов. Части бессоюзного сложного предложения связаны по смыслу. Для таких предложений характерна определенная последовательность частей, определенное строение, порядок слов, соотносительное употребление форм и наклонений глагола-сказуемого, а также определенное, ритмикомелодическое единство. Во многих случаях бессоюзные сложные предложения легко могут быть трансформированы в соответствующие сложносочиненные или сложноподчиненные предложения путем внесения соответствующих смыслу союзов или союзных слов. Бессоюзные сложные предложения, в которых говорится об одновременных событиях или о явлениях, следующих друг за другом, особенно характерны для языка поэтических произведений, например, в Слове о полку Игореве: Комони ржуть за Сулою; звенишь слава въ КыевЬ; стоять стязи въ ПутивлЬ, Игорь ждешь мила брата Всеволода … Солнце ему тьмою путь заступаше. Наблюдаются в древнерусских памятниках и такие бессоюзные сложные предложения, в которых предикативные части противопоставлены друг другу, в смысловом отношении: межа тое земли, от болота, в горы в подоли межа, по Никольской огородъ (Двин. купч., XV). Такие бессоюзные сложные предложения соотносительны со сложносочиненными предложениями. Довольно часто встречаемся в древнерусском языке с такими бессоюзными сложными предложениями, которые соотносительны со сложноподчиненными предложениями, в которых выражены отношения причины, времени, условия и другие. Отношение причины: не Яше льзЬ коня напоити. на Лыбеди ПеченЬзи (Лавр, лет.). Отношение времени: не прилучилося меня дома; занемог младенец (Ж. Ав.). Отношение условия: холопъ или роба почнеть вадити гра тому ти вЬры не яти (Новг. грам., 1325 - 1327). Такие и другие типы бессоюзных сложных предложений в процессе развития русского литературного языка все чаще употребляются в художественных произведениях. Части сложносочиненных предложений в древнерусском языке, как и в современном русском языке, связывались между собой сочинительными союзами. Соединительные отношения между частями сложносочиненного предложения выражались союзами и, да, а: Суть гради их и до сего дне, да то ся зваху отъ Грекъ Великая Скуфь. Соединительный союз да в последующее время постепенно выходил из употребления в литературном языке, и в современном языке его употребление ограничено: Гремят тарелки и приборы, да рюмок раздается звон (); Се кость от кости моея, да плоть от плоти моея, си наречеся жена (Лавр. лет.). Союз а соединительного значения в современном русском литературном языке не употребляется. Противительные отношения в сложносочиненных предложениях выражались союзами а, но, да, ан, ано, ин, ино, и: Не бяше мира межи ими. . . нъ рать большю въздвигнуть (Новг. 1 лет.). Эти союзы сохранились в современном русском языке. Вышли из употребления противительные союзы ано, ан, ино, ин, и (а), употреблявшиеся в древнерусском языке: на утро пришел, ано мне бог дал шесть язей, да две щуки (Ж. Ав.). Разделительные отношения между частями сложносочиненного предложения выражались союзами ли, или, либо - либо, то - то: Кую похвалу створим достоину твоего блаженьства, ли кому уподоблю сего праведника (Кирилл Туровский); Аще будешь нога цЪлл или начьнеть хромати, тогда чада смирить (Р. Пр.). Сходство союза либо со словом любо приводило к тому, что последнее стало употребляться в функции союза либо: Да еще хощете за сих битися, да се мы готови, а любо дайте врагы наша (Лавр. лет.). Редко употреблялся в древнерусском языке союз то - то: А Маликтучар сЪдитъ на 20 тмахь; а бьется с кафары 20 летъ есть, то егопобиють, то онъ побиваешь ихь многожды (И. Срезневский). Из разделительных союзов в современном употреблении сохранились или, либо, то - то. Как особенность древнерусского языка следует отметить отсутствие четкой дифференциации в употреблении некоторых союзов. Союз а употреблялся не только в противительном значении, но и в соединительном: тою же зимы, посла великыи кнд Гейргий сна своюго Всеволода на Мордву, а с ним Федор Ярославич и Ра заньскыи кназь (Лавр, лет.); уныша бы градом забралы, а веселее пониче (Слово). С другой стороны, союз и, употребляемый в современном русском языке только в соединительном значении, в древнерусском языке мог употребляться и в противительной функции: Земля наша крещена, и нЬсть у нас учителя (Лавр, лет.). Другая характерная особенность в употреблении союза а в древнерусском языке заключается в том, что союз а мог стоять в начале фразы в значении присоединительном по отношению к предыдущей части, вовсе не связанной с данной фразой сочинительной связью: Индеяне же не едят никоторого мяса... а свиней же у них велми много, а едят же днем дзожды, а ночи не ядять, а вина не пиють ни сыты; а с бесер-мены не пиють ни ядять (Хожд. А. Н.). Подобную же роль играл союз и, как бы способствуя нанизыванию одного предложения на другое: и паде обоих множьство много и одолЪ всЪволодъ и възврати са мьстиславъ въ новъгородъ и не прияша его нозгородьци (Новг. лет.). В современном русском языке сложносочиненные и сложноподчиненные предложения дифференцированы, отграничены друг от друга не только в смысловом, но и в структурном отношении. Одним из средств размежевания их является употребление союзов. В древнерусском языке сложноподчиненные предложения не получили еще такого оформления, которое служило бы средством четкого разграничения этих двух типов сложных предложений. Иногда союзы а, и употреблялись в древнерусском языке для связи предложений, из которых одно являлось по смыслу подчиненным: Не бывала пакость такова, и Псковъ сталъ - Не бывала пакость такова, с тех пор как Псков встал. Союз а употреблялся для связи такого предложения, которое в смысловом отношении также подчинялось другому: ВидЬхъ великъ звЬрь, а главы не имЬетъ (Мол. Дан. Зат.) - Видел большого зверя, у которого нет головы. Употребление этих союзов соединительного и противительного значения в предложениях подобного типа свидетельствует о том, что развивающиеся в двух парных предложениях новые смысловые отношения, новые логические связи еще не нашли соответствующих грамматических средств выражения, отражающих неравноправное положение мыслей, заключенных в первом и втором предложениях. Появление новых (подчинительных) средств связи предложений вплетается в старую (сочинительную) связь, и рядом с сочинительными союзами появляются союзы подчинения: Оже на ны приде, а мы ся с ним бьемъ (Ипат. лет.). В таких предложениях сосуществуют элементы сочинения и подчинения.
