Издание осуществлено за счет автора ВАДИМ ВЯЗЬМИН ЕГО ДОМ И ОН САМ (Сказка для взрослых) Москва "Художественная литература" 1988 Оформление автора Это книга об искусстве, магии, любви и многом, многом, другом... С В.Д.Вязьмин, 1988 г. Посвящается Е.Г.З., которая могла бы быть главной героиней этой книги Глава 1 ... Итак, о чем бишь речь? Если начинать, как это было всегда принято, с начала, следует начать с... Впрочем, с чего? Где начало у вращающегося круга? Где его конец?.. Если точка отсчета - начало вращения, бессмысленным становится самое понятие начала, так как нет вращения - нет времени, нет времени - нет ни начала, ни конца... Если считать концом конец вращения, "кто может поймать тот миг, когда начало еще не кончилось, а конец еще не начинался?"... Итак, попробуем начать с середины. Но где она, середина? И какая она? Каждый миг нашей жизни в какой-то мере есть середина между бывшим и грядущим - истина неновая! Итак... Как-то раз между двумя событиями жизни моего хорошего приятеля Ивана (редкое имя) Петровича Маринина произошло вот что... (На секунду оторвемся от того, что произошло, и объясним, какие два события имеются в виду. Это очень просто. События эти - его рождение и смерть. Ни то, ни другое не имеет на первый взгляд никакого отношения к нашему повествованию, но люди, глубоко изучающие существующий в мире распорядок судьбы, например астрологи, утверждают, что по натальной карте расположения планет, созвездий и прочей малопонятной простому обывателю дребедени можно довольно точно предсказать то, что произойдет с человеком. Итак - родился человек, а на нем стоит печать: никуда ты не денешься, а будешь дергаться - еще и поломаешься, тяни лямку, пока цел! И не берись не за свое дело. Но если ты и берешься за чужое дело, это тоже изначально где-то записано, так что, куда ни сунься, везде тебе полный мат. Но с другой стороны, если ты найдешь свою звезду, свою, проложенную для тебя дорогу, тогда... Впрочем, что будет тогда, предоставляю выяснить читателю. Что касается Ивана Петровича, то он, родившись, уже имел в натальной карте* квадратуру** Сатурна и Юпитера, что определяло вкупе с положением Луны, которая в это время была почти полной и поднялась очень высоко над горизонтом, некоторый момент в жизни моего героя, когда произошло нижеупомянутое событие.) Итак, как-то раз между двумя событиями в жизни моего хорошего приятеля Ивана (редкое имя) Петровича Маринина произошло вот что. Иван Петрович, примерный семьянин в рабочей обстановке и отличный работник в лоне своей семьи, симпатичнейший человек по отзывам тех, кто его плохо знал, и отменный подлец по мнению некоторых, не знавших его вовсе, очень милый в обращении, очень вежливый, предупредительный и тактичный с близкими людьми своих далеких знакомых и крайне неуживчивый в отношении знакомых своих родственников, особенно ближайших, короче говоря, личность сложная, противоречивая для тех, кто любит мир, в котором все разложено по полочкам, а для тех, кто любит наводить беспорядок, - безнадежный педант, неожиданно не явился на работу, причем стало ясно, что во всем этом имеется какой-то ускользающий от точного определения элемент тревожности. Дело в том, что сослуживцы наметили на этот день товарищескую попойку, а Иван Петрович, хотя и не пил, ________ * Н а т а л ь н а я к а р т а - карта звездного неба в момент рождения. (Примеч.автора.) ** К в а д р а т у р а - расположение светил на небесном своде под углом 90 градусов друг к другу. ни разу не пропускал таких мероприятий. Ведь в эти моменты люди как-то сближались друг с другом, возможно, потому, что сугубая бессмысленность происходящего носила коллективный характер, освященный веками устоявшимся ритуалом, и уже по одному по этому приобретала некий ускользающий от точного определения смысл, который объединял людей в некоторую структуру, самая хаотичность каковой несла в себе в виде автоматически устанавливающегося ритма какую-то космическую сопричастность иллюзии свободы и цели. Вероятно, именно поэтому Иван Петрович, хотя и делал вид, что пил, на самом деле не пия, именно ради этой иллюзии близости и сопричастности не пропускал ни одной вечеринки; кроме того, возможно, наблюдение своих ближайших начальников в состоянии достигаемого ими добровольно, не без некоторой помощи лабораторного спирта, тихого помешательства немало льстило его самолюбию. Не то чтобы он презирал их. Нет. Он был уже достаточно взрослым человеком, чтобы понимать, что каждый имеет свои слабости. Стороннее наблюдательство весьма отвечало его некоторым внутренним тенденциям... хотя были и тенденции, им прямо противоположные. Итак, Иван Петрович не пришел на работу, не предупредив, не позвонив, не пришел в день, когда должен был обязательно прийти, и все сотрудники решили, что он заболел, возможно серьезно. ...Оставим пока Ивана Петровича в покое. Мы нашли некоторую точку отсчета - середину. Теперь начинает разматываться спираль, в которую вовлекаются люди, что ведут себя, как марионетки, и вещи, вдруг начинающие проявлять самостоятельность... Жил некогда великий мудрец. И вот пришел к нему странник и спросил: "Скажи мне правду, что есть жизнь и что есть смерть, что есть мир и что есть человек, и зачем все это? Ответь, создана ли эта чудесная и ужасающая своим величием вселенная или существует от веку? И что есть мудрость и что есть глупость, и к чему мне стремиться? И если стремиться к мудрости, то как глупости избежать? И если есть бог, то как стремиться к нему, если он недостижим? И если..." Тут он заметил, что, увлекшись задаванием вопросов, оказался совсем в другом месте и задает их привязанной к колышку козе... и с тех пор не мог больше найти великого мудреца. "И пал на лице свое и заплакал великим рыданием..." Об чем бишь мы? Ах да, об середине, об оси, вокруг которой наматывается целый ворох спиральных ветвей - Галактика в миниатюре... Итак, Иван Петрович не пришел на работу... и все сотрудники решили, что он... возможно, серьезно... Не пришел и на следующий день, и после следующего дня... (забегая вперед, можно сказать, что он больше никогда не придет туда), и сотрудники стали беспокоиться. Сначала они звонили ему домой, но телефон, по-видимому, не работал. Тогда к Ивану Петровичу был послан - на всякий случай с профсоюзными апельсинами младший научный сотрудник и заочный аспирант "третьего году" Поливанов Николай Евграфович, в просторечье Колька. Вернулся он несолоно хлебавши в несколько возбужденном состоянии. Впрочем, предоставим слово ему самому. Колька Я, конечно, не рассказывал своим ничего. Потому что пусть сами сходят, а то еще сочтут меня сумасшедшим. Сами сходят - с ума сойдут... Ой! Здесь явно что-то не так. Я им сказал, что дверь закрыта, никто не отвечает, что оставил апельсины соседям, - вот это действительно правда. Иван Петрович живет в старом доме на улице Неждановой, бывшем Брюсовском переулке, на третьем этаже. В квартире, кроме него, занимающего две комнаты, живет еще одна старушка. Три комнаты пустуют. Остатки былой роскоши: лепные потолки, ангелочки, раздувающие щеки, с обломками гипсовых труб по углам свода парадного подъезда. Как всегда лифт не работал, и я поднимался пешком. На каждом этаже старинные таблички извещали: "Первый этажъ...", "Второй этажъ...", "Четвертый этажъ..." Стоп! Почему четвертый? И квартира N 38... Ведь должен быть третий и квартира N 35! Задумался, прошел лишний пролет... Я спустился. "Второй этажъ". "Квартира 32". Вообще странная нумерация там, номера квартир без всякой системы раскиданы по подъездам; кроме того, часть квартир сломали вместе со старым особняком под тем же номером. Я спустился еще на один пролет - "Первый этажъ", - действительно так. Еще полпролета вниз, и в полуоткрытой двери виден двор. Тут меня осенило. Надо же так наколоться! Какой-то шутник, чудила, перевесил номера квартир и указатели этажей. И сейчас на квартире моего шефа висит чужой номер - тридцать восемь. Я буквально взлетел на "четвертый этажъ" и позвонил в квартиру N 38. Мне открыл незнакомый человек - старик в халате. В передней еле светила тусклая лампочка, и я удивился: Иван Петрович любит, когда светло, и сам платит за "общее пользование", так что у него в квартире передняя всегда была ярко освещена. Видимо, сломалось что-то в люстре. Я спросил, дома ли Иван Петрович, и обалдел, услышав в ответ: "Иван Петрович живет этажом ниже, молодой человек!" - Но извините! Не закрывайте дверь! Если это шутка, то не очень удачная! Какой это номер квартиры на самом деле? - Стар я шутки-то шутить, молодой человек. А номер квартиры - тридцать восемь. Вам же нужно тридцать пять - спуститесь этажом ниже. - С этими словами старик захлопнул дверь. Я было собрался позвонить опять, но тут мое внимание привлекла одна вещь. Дело в том, что на каждом этаже этого дома на лестничной площадке есть оконца, выходящие во двор. Как раз перед этими оконцами растет дерево, и толстая ветка отходит от него точно возле площадки третьего этажа, а на ней скворечник... Но здесь этой ветки не было. И ствол дерева оказался значительно тоньше, чем на уровне третьего этажа. Сначала я подумал, что ветку спилили, и, видимо, из любопытства подошел к окну и посмотрел на дерево. Скворечник был на месте. Он сидел на своей ветке как влитой ровно на этаж ниже. У меня начало мутиться в голове. Наконец я решил выйти на улицу и еще раз попробовать. Сначала я внимательно осмотрел дом снаружи. Дом как дом. Каким был, таким и остался. Я набрался наглости и несколько раз громко крикнул: "Иван Петрович!!!" Безрезультатно. Потом я ходил вверх и вниз по лестнице, пока таблички "Второй этажъ" и "Четвертый этажъ" - не осточертели мне окончательно. Затем я вышел на улицу, сел на лавочку и закурил. Мне надо было зацепиться хоть за что-то реальное, устойчивое... В этот момент Елизавета Всеволодовна - та самая старушка, которая живет с Иваном Петровичем в одной квартире, - появилась рядом со мной. Сколько ей лет? Подозреваю, что за сто. Уж очень древняя. Но выглядит молодцом, держится бодро, можно дать лет на десять меньше. В руках у нее была большая авоська с продуктами. Тут меня осенило. - Здравствуйте, Елизавета Всеволодовна, я пришел к Ивану Петровичу. Вы ведь помните меня? Его нет дома, давайте помогу донести сумку, я его подожду в передней, ладно? Примерно с такой речью я обратился к старушке, слегка даже заикаясь от волнения. Она меня узнала, и с радостью приняла мое предложение. Сумка весила килограммов тридцать. Я, честно говоря, не ожидал, что Елизавета Всеволодовна может нести такую тяжесть, и преисполнился к ней уважения. Мы поднялись на третий этаж. В окне на площадке виднелась ветка, на двери был номер 35 - полный ажур! Но, открыв дверь, старуха вдруг заупрямилась: - Знаете что, молодой человек? Подождите-ка вы Ивана Петровича на улице. Погода хорошая, кроме того, неизвестно, когда он придет, а я хочу сейчас лечь поспать, устала, в мои годы надо отдыхать. Если хотите, апельсины ваши я могу ему передать. Я был в некотором шоке и отдал ей без сопротивления апельсины, решив ждать Ивана Петровича здесь, на площадке лестничной клетки, до победного конца. Но когда старуха захлопнула дверь, я явственно увидел на ней табличку: "Кв.N 38". Я посмотрел в окно - скворечник на ветке находился этажом ниже. И еще одна табличка: "Четвертый этажъ". В отчаянии я позвонил в дверь... - Я же говорил вам, молодой человек, Иван Петрович живет этажом ниже, в квартире тридцать пять! - Дверь захлопнулась. Вот тут уж я "несколько призадумался". Слава богу, что не вошел в эту милую квартирку. Что было бы, если бы я оказался внутри? Может быть, выйти оттуда еще труднее, чем войти туда? На фиг, на фиг! И я позорно бежал. Я, конечно, не рассказал своим ничего. Пусть сами сходят. Еще сочтут за сумасшедшего, не дай бог. Может быть, я действительно немного того? Я в срочном порядке поехал к своему однокласснику, Кириллу Борисову, который работает в институте Сербского психиатром. Не сказав ничего о своем приключении, попросил проверить психику. Он отправил меня к коллеге: там мне дали какую-то анкету на пятьсот с лишним вопросов, затем обработали ее на ЭВМ, а та, лапушка, напечатала, что я в полном порядке... Завтра возьму отпуск, как раз подошел срок, и уеду в Крым. Никакого смысла больше соваться во все это... Глава 2 Немного демагогии. В учреждении, где работал Иван Петрович, в очередной раз распределяли премию. И поскольку наш герой отсутствовал, пришлось распределять премию без него. Это было не особенно трудно, но Иван Петрович всегда бывал при распределении премии и играл в нем весьма активную роль. Он отсутствовал уже три дня. Надо было принимать какие-то меры. Поэтому процедура распределения сама собой как-то естественно вылилась в обсуждение его загадочного отсутствия. Слово попросил непосредственный начальник Маринина, Сергей Неронович Кошкин. Привожу его речь как бы в стенографической записи, хотя таковая, естественно, не велась. (Оратор занимает свое место, то есть слегка отодвигает стул, чтобы повернуться лицом ко всем, находящимся в комнате, поворачивается, поворачивается и поворачивается постепенно, пока не принимает нужную позицию.) Кхе-кхм... Товарищи! Мне, например, совершенно ясно, что по поводу неожиданного исчезновения нашего глубокоуважаемого Ивана Петровича Маринина необходимо что-то предпринять. Товарищ отсутствует уже три дня, а мы не знаем, что случилось, где он, может быть, ему нужна помощь? Наше стихийное собрание переросло в организованное собрание, товарищи! Я считаю, что наша организованность может найти более достойное применение, товарищи! Поэтому, если у кого-нибудь есть какие-либо предложения, прошу не стесняться и выступать, товарищи. Наше предприятие не оставит в беде заслуженного сотрудника, который работает у нас уже около двенадцати лет. И хотя есть люди, которые работают дольше, Иван Петрович имеет право на наше дружеское и, я не боюсь этого слова, сотрудническое участие, товарищи! Кстати, о дисциплине. Она хромает, товарищи! Скоро у нас вообще не будет никакой дисциплины, товарищи! Человек отсутствует три дня, а мы не знаем, по какой причине. Разве это дисциплина? Это полный развал, товарищи. Поэтому, если мы выясним, что же такое творится с Иваном Петровичем, мы этим самым поднимем производственную дисциплину, товарищи! Так поднимем же ее! Кстати, что сказал Колька? Т а б е л ь щ и ц а. Колька срочно уехал в отпуск по горящей путевке. Говорил, что не застал, апельсины отдал соседям. К о ш к и н. Так что будем делать? Г о л о с и з д а л ь н е г о к о н ц а к о мн а т ы. Надо было все-таки избрать президиум и секретаря. Предлагаю в состав президиума избрать трех человек. К о ш к и н. Кто "за"? Единогласно. Принято. Какие будут предложения по личному составу президиума? Г о л о с и з д а л ь н е г о к о н ц а. Предлагаю голосовать общим списком. К о ш к и н. Кто за? Единогласно. Принято. Огласите список. Г о л о с. Кошкин, Мышкин и Мартышкин. Секретарь - Ниночка. Кошкин председатель. К о ш к и н. Кто "за"? Единогласно. Принято. Ниночка, пожалуйста, ведите протокол. А вы, товарищи Мышкин и Мартышкин, сядьте, пожалуйста, поближе ко мне. Итак, какие будут предложения? Б у х г а л т е р У р ю п и н. Предлагаю считать товарищу Маринину день отъезда и день приезда за один день. М ы ш к и н. Разве товарищ Маринин в командировке? У р ю п и н. Все равно, закон есть закон, перед ним все равны. Где бы ты ни был, день приезда и день отъезда считается за один день. Вот представьте себе: уехал человек в Арктику в экспедицию на станцию "Северный полюс-10". Там льды, торосы, матросы, белые медведи, туман, пурга... жуть! Но все равно, когда он приедет, день приезда и день отъезда будут считаться за один день. Или отбыл человек в Рио-де-Жанейро. И все равно. День приезда и день отъезда - один день. К о ш к и н. Занесите в протокол особое мнение товарища Урюпина. Долго еще продолжалось это милое мероприятие. Давно уже был окончательно утерян и утоплен в бюрократическом словоблудии повод, по которому собрались люди. В конце концов собрание перевалило через середину и стало медленно, но верно клониться к концу. Ничего, однако, не было еще решено. После выяснения всех личных отношений, как обычно и бывает в таких случаях, постановили послать комиссию из трех человек к Ивану Петровичу, чтобы доподлинно выяснить, в чем же дело. Профком выделил деньги на такси и апельсины (на всякий случай). В комиссию, естественно, вошли упомянутые товарищи Мышкин и Мартышкин, а так же Ниночка - машинистка. Оставим их пока в покое. ...Был великий воин и великий правитель народов Гей-Юон. Сорок лет потратил он, чтобы завоевать Поднебесную. И вот, когда цель была уже совсем близка, великий Гей-Юон неожиданно умер. А преемники его разорвали огромную империю на части... Но был момент, когда осталось завоевать какую-то малость, и Гей-Юон уже видел себя во главе процветающих подданных, вечный, установившийся во всем мире мир, и все это сделал он - Гей-Юон, Благодетель. И когда Гей-Юон почти достиг вершины могущества, как-то к нему в место уединения, охраняемое семью поясами стражи, вошел безобразный карлик. - Как ты попал сюда, - вскричал правитель, хватаясь за меч, - наверное, тебя подослали мои враги?! - Нет, - отвечал карлик, - меня послали те, кто измеряет и взвешивает. - И когда он говорил, изо рта вырывалось пламя. - Зачем ты пришел? За моей жизнью? - Нет. Я пришел напомнить тебе, что вся твоя власть не более чем ничто. Вот, смотри. С этими словами карлик коснулся левой руки Гей-Юона, и та высохла. - Что же ты не зовешь свою стражу? - Уйди, мерзкий призрак, - закричал полководец, схватил меч здоровой рукой и хотел ударить карлика, но меч рассыпался в пыль зелеными искрами. Отвратительный карлик исчез. Вскоре полководец умер. Он так и не мог прийти в себя и все твердил, что власть - это ничто. А после его смерти преемники разорвали огромную империю на части. Хотелось бы знать, читатель, какая мораль вытекает из этой истории. Поразмыслите об этом на досуге. Возможно, вы подумаете о стремлении к власти и фиктивности достижений на этом пути. Может быть, может быть... Это очевидно. А может быть и другое толкование. Его автор представляет найти читателю самостоятельно. Вообще, толкований может быть найдено много... Весьма... Весьма... Глава 3. Участковый Аввакумушкин Я сам из деревни. И отец мой, и дед, и все мои предки были крестьянами. Сам я до сих пор не могу равнодушно пройти мимо огорода или другого какого зеленого, полезного людям насаждения. От этой тяги к земле, к выращиванию всякого растения, как я понимаю, появилась у меня любовь к человеку. Люблю человека, даже когда он, подлец, нарушает закон. Поэтому стараюсь, когда только можно, обойтись по-хорошему, и в общем в большинстве случаев мне это удается. Вот у матери в деревне, где я провожу отпуск и куда езжу каждый выходной (а они у нас редки, работа собачья), я решил вырастить огурцы, да не какие-нибудь, а чтобы были лучше всех. Сосед говорил мне: не получится... Много он понимает. Получилось! Надо только работать и голову иметь и жалеть растение: надо понять, чего оно хочет, а не просто так. И с человеком также. Поэтому, когда дурак, пьянь (есть тут один), схватился за нож, я не стал угрожать ему пистолетом, а мог бы, а сказал, положи сейчас же, потом ведь ничего уже исправить нельзя будет, и он понял меня. Сейчас на участке в целом наведен порядок, хотя мне и тяжело, работаю один за троих: народа не хватает, к тому же Мишка с соседнего участка в отпуске, приходится тянуть и за него лямку, а у каждого по полторы нормы... А тут еще это странное дело. Начальник прислал ко мне заявление, которое, по всей видимости, писали психбольные (так я тогда подумал). Вот оно: "Начальнику 83-го отделения милиции товарищу Кондраньеву от работников НИИ, п/я N 8797/45-а товарищей Мышкина В.И., Мартышкина К.Р. и Соломатиной Н.К. Заявление В понедельник 11 августа сего года не вышел на работу сотрудник нашего учреждения товарищ Маринин Иван Петрович, проживающий по адресу: ул. Неждановой, д.6, кв.35. Телефон у него не отвечает, сам на работу не звонил. Наш отдел собрал комиссию, чтобы посетить Ивана Петровича. Все мы неоднократно бывали у него в гостях, *так что знаем, где он живет. Однако когда мы пришли в его квартиру, дверь нам открыл совершенно незнакомый человек, назвавшийся пенсионером Ягушинским Сильвестром Даниловичем, заявив, что Иван Петрович живет этажом ниже, а номер его квартиры, то есть номер той квартиры, в которую мы позвонили, - тридцать восемь, в то время как настоящий номер квартиры товарища Маринина тридцать пять. На наше резонное указание, что квартира, в которую мы звоним, находится на третьем этаже и, несмотря на перевешенный на ней номер, то есть смененный на номер тридцать восемь, все-таки является квартирой номер тридцать пять, гражданин, называющий себя Ягушинским Сильвестром Даниловичем, сказал, что этаж этот - четвертый и нечего морочить ему голову, а то он милицию позовет. Убедительная просьба разобраться в деятельности гражданина Ягушинского и выяснить, что случилось с тов.Марининым И.П. 15.08.1975г. Подписи". Резолюция начальника: "Участковому Аввакумушкину разобраться и доложить. Подпись". Я знаю Сильвестра Даниловича Ягушинского. Забавный старик, совершенно безвредный, мухи не обидит. В прошлом известный архитектор, теперь на пенсии. Собирает старинные крестьянские орудия труда, конечно, не очень большие по размеру. Я ему сам привез из деревни прялку и старый ткацкий станок. Запарился, пока допер, но уж больно старик симпатичный. Уж так благодарил, прямо неудобно. Я его немного опекаю, он живет совершенно один в своей огромной квартире, жена умерла, дети - двое их, сын - подонок, бросил отца одного, даже не заходит к нему, а дочка занята своими детьми, приходит, когда надо денег выклянчить. Старик ушел в себя, весь в своей работе, пишет какие-то статьи, посылает в научные журналы, иногда публикуют, чаще - нет. Итак, я пришел к Сильвестру Даниловичу, надо было как-то реагировать, но, поскольку я и так хоть раз в неделю захожу к нему, справляюсь, не требуется ли чего, его не побеспокоил мой визит. Что касается Маринина И.П., то о нем я не знаю ничего. То есть он действительно проживает в квартире N 35 в доме N 6, но у меня на участке шесть тысяч человек живет, а этот не пьет, не хулиганит. Ну, а так просто познакомиться не пришлось как-то. После Сильвестра Даниловича зайду к Маринину, спрошу, почему не ходит на работу, хотя это и не дело милиции. Если бы не работал долго, скажем, год-два, могли бы привлечь за тунеядство, а тут скорее всего заболел человек гриппом. Подумал я так и пошел в дом N 6. Раньше было два дома номер шесть, теперь один сломали, нумерация квартир нарушилась, части их уже нет. Как раз починили лифт. Этажи - ой какие, потолки по четыре с половиной метра, ходить мне приходится много, поэтому я поехал на лифте. Я поднялся на четвертый этаж, зашел к Сильвестру Даниловичу, спросил, не надо ли чего. Он, как обычно, засадил меня пить чай. За чаем он, как я и расчитывал, рассказал мне о гражданах, которые к нему приходили. Одна подробность меня насторожила. Уже во второй раз путали квартиру. Причем первым приходил какой-то парень, который был очень настырен и чуть не ломился в квартиру Сильвестра Даниловича. Что-то тут не так. Если бы был жулик, отпихнул бы старика, и дело с концом, тот еле двигается, до магазина не всегда может дойти, я ему продукты приношу. Я сказал, что разберусь в этом, говорить же о заявлении не стал: чего его беспокоить. Но мне не понравилось то, что он рассказал. Я, как обычно, взял у старика список продуктов, которые надо купить, деньги, сумку и пошел вниз пешком, так как квартира N 35 находится как раз под квартирой Сильвестра Даниловича. К моему удивлению, на квартире висела табличка: "Квартира N 32". Какойто хулиган, очевидно, перевесил табличку. Может быть, поэтому и не попали сослуживцы к Маринину. Я позвонил. Открыла мне пожилая, лет этак семидесяти женщина и спросила, что мне нужно. Я представился и спросил, дома ли Маринин Иван Петрович. Надо сказать, что граждане имеют право не пускать меня в квартиру: имеется соответствующая статья в Конституции о неприкосновенности жилища, и без соответствующего постановления я не могу туда войти без разрешения или без серьезных оснований, например, если кого-нибудь будут там резать. Поэтому я всегда спрашиваю разрешения войти. Только я хотел попросить разрешения войти, женщина сказала мне: - Маринин живет этажом выше. - Какая это квартира? - Тридцать вторая. - Может быть, вы позволите все же мне пройти? - Нет. Не позволю. Предъявите сначала соответствующее постановление. До свидания. Дверь захлопнулась перед моим носом. Я редко злюсь, но на этот раз разозлился. Позвонил еще раз. Дурацкие шутки. Перевешивают номера и сбивают с толку людей, а я должен разбираться! На этот раз дверь открылась на цепочку. - Молодой человек! Я сейчас позвоню в прокуратуру! Несолоно хлебавши я пошел вниз. Прошел один лестничный пролет и оказался... на первом этаже! Черт-те что! Значит, это действительно была квартира тридцать два? Или я тоже психбольной? Несмотря на большую высоту дома, я несколько раз прошел пешком по лестнице вверх до шестого этажа (последнего) и обратно. Выяснилось, что, хотя снаружи у дома шесть этажей, внутри - всего пять, и отсутствует третий этаж, где живет гражданин Маринин. Именно поэтому и попадали к Сильвестру Даниловичу его, Маринина, сослуживцы, а я так опростоволосился с тридцать второй квартирой (кстати, надо будет поинтересоваться, что за люди там живут). Теперь все понятно, кроме одного: как это может быть. Тут мне в голову пришла спасительная мысль: а не поехать ли на лифте? Я вошел в лифт и нажал кнопку третьего этажа. Когда лифт остановился, я открыл дверь и вышел на площадку. Вышел - и глазам своим не поверил. Я оказался около двери своей квартиры, хотя она находится за несколько кварталов от дома N 6 по улице Неждановой. Я растерялся и повернулся к лифту. Ведь я живу в современном доме, собственно за квартиру и пошел в участковые, лифт у нас с раздвижными дверями, не такой, как в доме N 6 по улице Неждановой. Лифт оказался наш. И квартира моя: я не поленился, зашел, жена удивилась, что так рано. Вот тут я разозлился по-настоящему. Выйдя из дома, я остановил машину, которая ремонтирует фонари уличного освещения, и спросил, насколько выдвигается у них стрела. Они сказали, что на десять метров. Должно хватить. Я упросил ребят подъехать к дому номер шесть, мы подогнали машину под окна тридцать пятой квартиры, залезли с одним из рабочих в "бочку", и стрела начала раздвигаться, поднимая нас. Мимо проплыли окна второго этажа... Но тут в моторе что-то забарахлило, во все стороны посыпались зеленые искры. "Бочка" остановилась - ни туда ни сюда. Так мы и торчали почти час, пока не нашли приставную лестницу достаточной длины. Я слез с машины и, объяснив ребятам ситуацию, несколько раз провел их по лестнице вверх-вниз. Сделал я это для того, чтобы меня не приняли в отделении за психбольного. Вместе с ребятами я пришел к Кондраньеву. Тот сначала, естественно, и слышать не хотел ни о какой чертовщине, но свидетели сыграли свою роль, и он согласился пойти посмотреть. Машину к этому времени уже увезла на буксире аварийка. Когда начальник сам убедился во всем, он, несмотря на мои предостережения, тоже поехал лифтом, нажав кнопку третьего этажа. Вернулся через полчаса, очень смущенный. Где был, скрыл, сказал только, что оказался в районе Пушкинской площади. (Чего бы ему скрывать? Что там есть на Пушкинской, что было бы стыдно назвать? А, имеется один объект! Впрочем, не буду говорить об этом.) Как бы то ни было, начальник разозлился еще больше, чем я. И вызвал пожарную команду. А дальше все происходило, как в сказке. Как только раздвижная лестница приблизилась к третьему этажу, в моторе пожарной машины что-то затрещало, посыпались зеленые искры, и все остановилось. Тогда пожарные достали приставную лесенку, с такими они могут забраться на любой этаж, и попытались зацепить ее за окно третьего этажа. Лесенка эта легкая, но довольно прочная, однако тут случилось совсем уж непонятное. По мере того как лестница продвигалась к окну третьего этажа, какая-то сила скручивала ее в кольцо, и, когда ее выдвинули до конца, получилась большая баранка. На этом "штурм" закончился. Пожарные уехали, предварительно подписавшись под составленным наспех протоколом. Конечно, собралась толпа зевак. Это могло плохо кончиться, так как один мальчишка кинул камнем в окно тридцать пятой и камень, отскочив как мячик неизвестно от чего, ударил его прямо в лоб. Слава богу, не очень сильно, но до крови рассадило. Начальник сказал, что своими силами мы не справимся с такими, как он выразился, "явлениями". На всякий случай он установил круглосуточное дежурство около подъезда, и мы ушли в отделение обсуждать, что делать дальше. В конце концов решили вызвать экспертов из МУРа. Они ребята дошлые: если не разберутся, хотя бы скажут, куда обратиться. Было, правда, и такое мнение: оставить все как есть, и черт с ним. Не связываться. Как-то по- нятно стало, что это не уголовное преступление и не шпионство какое. Нет. Не связываться. Если что произойдет по нашей части, вот тогда... Но все-таки непорядок. Да и человек пропал. Хотя если по-честному, не знаю, как другие, а я испугался, когда лестницу скрутило в баранку. Лучше бы столкнуться с вооруженным бандитом. Тогда хоть можно пистолет пустить в ход. А тут... Хотя ситуация интересная... Весьма интересная... Глава 4 Итак, в болото повседневности брошен камень. Во все стороны пошли круги. Ряд концентрических колец бежит по поверхности, там, где помельче, со дна поднимается муть, ил, водоросли колышутся, испуская цепочки пузырьков кислорода. Как мы и обещали, начали с середины. Теперь, когда спираль раскрутилась немного вперед, по неумолимой логике событий она должна пойти в обратном направлении, зацепить недалекое прошлое, затем - будущее, затем - еще дальше в прошлое. Но вот беда: какой-то шутник взял большие ножницы и навырезал из нашей спирали там и сям кусочков этак процентов восемьдесят пять с половиной. А то, что осталось, перемешал в такую кучу, что уже непонятно, где прошлое, где будущее. Автор снимает с себя всякую ответственность за то, что получилось в результате, тем более что все станет ясным, когда читатель прочтет роман до конца. Хорошо, когда все ясно. Всю жизнь человек, если он, конечно, человек "ищущий", "интеллигентный", утверждает, что стремится к постижению истины, то есть стремится к ясности. Но вот ведь какая незадача: человеку, которому все "ясно", хоть сейчас ложись и помирай. Некуда больше идти, некуда дальше стремиться. Правда, злые языки могут возразить, что все ясно может быть только самоуверенному дураку. А у него проблем, мол, никаких нет. Сразу видно, что злые языки лишь поверхностно знакомы с самоуверенным дураком. Это существо глубоко несчастное, так как мало быть уверенным в собственной правоте во всех вопросах, надо еще других в этом убедить, а не получается. И от своего глубокого несчастья дурак становится агрессивным. Он обвиняет весь мир во всех смертных грехах, становится "борцом за справедливость" - по отношению к самому себе, конечно. Когда справедливости добиться не удается, дурак переключается на глобальные проблемы, например, на "летучие тарелки" или экстрасенство какое-нибудь. Здесь он уже не просто дурак, а борец за правое дело, чуть ли не мученик, с мазохистским удовольствием несущий свой крест... Ейбогу, несчастное существо, но не жалко его. И черт с ним, пусть его мается дурью. (Автор не высказывается вместе с тем отрицательно о так называемых парафеноменах, кои служат проявлением достижений человеческого духа на пути к совершенству. Но вместе с тем духовная нищета глубоко противоположна всякому достижению. Известная евангельская фраза в правильном переводе звучит: "Блаженны отказавшиеся от материальных благ по велению своего духа". Существующий же перевод в результате деградации языка сейчас понимается прямо противоположным своему исконному значению образом.) Об чем бишь мы? Вот автор вытаскивает наугад из кучи обрезков фрагмент. Как читатель уже догадался, наше повествование связано в некоторой степени с Иваном Петровичем Марининым. На этот раз фрагмент касается его детства, точнее того, неустойчивого периода, когда ребенок уже не ребенок, но еще и не взрослое, хотя вполне половозрелое существо. Короче говоря, ему было в тот момент пятнадцать лет. Вот этот фрагмент. Иван Петрович (Ваня) Маринин. 15 лет. 1955 год. Как все дети моего поколения, самое раннее детство которых пришлось на войну, я рос в основном на улице. Улица мне сильно нравится, так как дома вечная теснота, а здесь просторно, кроме того, есть много интересных мест, куда мы с друзьями любим лазить. Самое интересное место - это, пожалуй, сгоревший театр. Построили его как раз перед войной, говорят, там хотели сделать новое помещение то ли цирка, то ли МХАТа. В самом начале войны в театр попала зажигалка, и он почти весь выгорел изнутри. Так он и стоит сгоревший, видимо, руки до него не доходят... (Примечание автора: театр стоял в таком виде около тридцати лет, пока из него не сделали новое здание МХАТа.) В этом выгоревшем театре мы днюем и ночуем. А рядом с нашим домом стоит под таким же номером старый особняк, дом Брюса. Сейчас перед ним строят новое здание, говорят, там будут жить композиторы. Они грозятся сломать дом Брюса, так как он мешает им, портит вид. Ходят слухи, что с этим домом нечисто. Жил там в восемнадцатом веке Брюсов племянник, а он, по слухам, путался с нечистой силой. Правда, когда я напрямую спросил Женьку Павлова - его родители регулярно ходят в церковь, которая стоит напротив нашего дома, - церковь Воскресения на Успенском Вражке, - он мне сказал, что это суеверие. Но я часто залезаю, когда во дворе этого дома нет взрослых, по лестнице на чердак. Там много пыли, но очень интересно, стоят какие-то сундуки, гипсовые вазы с замысловатыми ручками в виде голых женщин с крылышками... Вот недавно я в очередной раз залез туда, захватив с собой ножовку по металлу. Я решил открыть сундуки; два из них заперты на замки. Перепилю дужки и посмотрю, нет ли там клада. Правда, другие сундуки набиты старым тряпьем, но это ничего не значит. Взяв с собой фонарик, я залез на чердак. В первом сундуке оказался помятый самовар без краника и нес- колько рваных рубашек. Зато во втором... Во втором сундуке также был ворох грязного белья. Но кроме того - плоский сверток примерно пятьдесят на семьдесят сантиметров, завернутый в пыльную простыню и перевязанный крест-накрест шпагатом. Вытащив из кармана перочинный ножик, я перерезал шпагат и развернул сверток. Под простыней был слой ваты, под слоем ваты - слой плотной бумаги. Наконец я развернул последнюю обертку. Картина. Я плохо разбираюсь в живописи и вообще до сих пор считал, что лучше всего - цветная фотография, но картина поразила меня. Это портрет прекрасной женщины, и, когда я направил фонарик на лицо, оно показалось мне живым. В тот же момент я влюбился. Я влюблялся и раньше, но все это было не то. А сейчас, не соображая, что делаю, я наклонился к картине и поцеловал нарисованные губы. И вдруг почувствовал, что губы живые; они ответили мне, потом прекрасные руки оплели мою шею, а ее язык ударил по моим губам, раздвинул их и слился с моим языком. Наваждение продолжалось, пока я не оторвался... Не было живой женщины, была картина. Я испугался, но хотелось еще. И я не выдержал. Сколько времени прошло в поцелуях, не знаю. Наконец я завернул картину и унес домой. Я повесил ее над своей кроватью. А ночью, когда все уснули, я ощутил, что лежу в своей постели не один. В эту ночь я стал мужчиной. Утром я как всегда ушел в школу. Когда же вернулся домой, портрета не было. В ужасе я спросил мать, где картина. - Я продала ее, - отвечала мама, - знаешь, сынок, как у нас плохо с деньгами, а тут целых триста рублей дали. - Кто купил ее? - вскричал я в отчаянии... И мать отвечала: - Приходил какой-то, из музея. Долго я не мог прийти в себя. Тщетно расспрашивал мать, из какого музея, кто... Что это было? Не приснился ли мне сон? Но триста рублей действительно заплатили за картину. Значит, все это мне не приснилось? Что теперь делать? Как быть, если в твою жизнь врывается сказка... Глава 5 Любезный моему сердцу читатель! Существует некая, отличная от нуля, вероятность, что вы уже подумали: "Интересно, захватывающе, но чем-то напоминает "Мастера и Маргариту". Если для вас это важно, продолжайте думать таким же образом. Засим продолжим наше фрагментарное повествование. Теперь, как можно догадаться, мы все-таки вернемся к расследованию детективно-оккультной истории, которая началась с середины в 1975 году. В здании на Петровке, 38, находится известное всем и каждому учреждение МУРа - Московский уголовный розыск. Занимается сие предприятие ловлей особенно пакостных преступников: убийц, грабителей, крупных взяточников, подпольных коммерсантов и т.д. Нет ничего менее похожего на работу этого учреждения, чем детективные рассказы и фильмы. Никакой романтики. Скорее - раскапывание мусорных ям с целью вытащить на свет то, что сквернее всего пахнет. Однако специалисты там работают прекрасные, так как в большинстве своем это люди, которые могли бы получать больше и жить спокойнее на другой работе. Итак, МУР - солидная фирма. Начальник восемьдесят третьего отделения милиции до поры до времени не стал на путь официальных действий. Вместо этого он позвонил своему старому приятелю, сокурснику по Высшей школе МВД, начальнику одного из отделов МУРа, майору Неведомскому Александру Григорьевичу. Приводим их разговор по телефону. К о н д р а н ь е в. Саша? Привет. Н е в е д о м с к и й. Привет. Это ты, старый волкодав? К.. Я. Как дела? Как супруга? Н.. Сижу один. Отправил жену в отпуск, детей в лагерь. Завтра собираюсь, если не стрясется чего, уехать и сам. Уже взял путевку. К.. Сашка, стряслось. У нас тут творится такая чертовщина, рассказать - не поверишь. Слушай, срывайся прямо сейчас, я тебя встречу, приезжай по адресу: Неждановой, дом шесть, знаешь, напротив церкви? Н.. Еду. Через пятнадцать минут буду. Александр Григорьевич сразу сообразил, что произошло нечто экстраординарное. Иначе Кондраньев не стал бы его срывать с места, понимая больше, чем кто-либо другой, насколько ценен отдых для милиционера, которого в любое время могут вернуть из отпуска или заставить работать в выходной день. Поэтому он с ходу выскочил на улицу, сел в свой видавший виды "Москвич" и ровно через пятнадцать минут был около дома N 6 по улице Неждановой. Александр Григорьевич Н е в е д о м с к и й ...Когда позвонил Алексей, я решил, что дело идет о каком-нибудь крупном и запутанном преступлении. Слово "чертовщина" я понял, конечно, не буквально. Он встретил меня, как и обещал, около самого дома, причем вид у него был несколько оторопевший и, я бы сказал, испуганный; это меня удивило. Надо сказать, что испугать его может только одно: с самого раннего детства он бледнеет и чуть не падает в обморок при виде мыши. Больше он ничего на свете, по-моему, не боится. Вел он себя, я бы сказал, нестандартно: поздоровавшись, он пригласил меня пройти, сказав, что я сам сейчас все увижу, и деликатно отклонил вопросы о том, что же все-таки произошло. Около подъезда стоял часовой, который вытянулся перед нами в струнку. Мы прошли в подъезд старинного дома, затем, почему-то воровато оглядываясь, Алексей вызвал лифт. Мы вошли в лифт, и тут он повел себя совсем странно, так, что у меня мелькнула мысль: не двинулся ли старик Кондраньев? В кабине лифта он левой рукой ухватил меня за рукав и, втянув в себя с шумом воздух, как пловец, собирающийся нырять, нажал на кнопку третьего этажа. Он довольно крепко вцепился в мою руку; так делает ребенок, когда чегото сильно боится. Старый, дребезжащий лифт тронулся. Я не успел еще мысленно как следует проработать версию помешательства Алексея, как лифт остановился. Мы вышли и оказались на лестничной площадке. Меня сразу поразило, что площадка имела весьма современный вид. Огромное окно в полстены и за ним панорама города. Но постойте! Судя по виду из окна, мы находились по меньшей мере на пятнадцатом этаже, а то и на двадцатом. Да и вид был совершенно незнакомый. Я подошел к окну, глянул вниз... Ничего похожего на улицу Неждановой. Мы оказались в районе новостроек, судя по всему, где-то на юго-западе Москвы. Да, эта улица далеко внизу - Ленинский проспект, я не сразу узнал его, потому что никогда не видел в таком ракурсе. Я обернулся к лифту, чтобы хоть за что-то зацепиться. Современный лифт, такой, какие и бывают в новых многоэтажных домах... Тут Алексей и рассказал мне... (Пропускаем описание уже известных читателю событий.) Он объяснил, что взял меня за руку, так как опасался, что иначе мы окажемся в разных местах. Несколько наивно, конечно, но что можем мы знать о силе, которая перебросила нас из центра Москвы сюда? Пока ясна ее относительная безвредность для человека, но еще бабушка надвое сказала, не заболеем ли мы какой-нибудь неизвестной науке болезнью, вроде тех ученых, что потревожили прах фараонов... (Впрочем, об ученых вроде бы "утка".) Мы вызвали лифт и без приключений спустились на первый этаж. Когда мы выходили из небоскреба, швейцар, стоявший у входа, посмотрел на нас несколько обалдело. Действительно, откуда в этой гостинице, где живут одни иностранцы, взяться незнакомому ему милиционеру в чине майора в сопровождении хотя и штатского по одежде, но тоже явно милиционера? Он ведь не впускал нас внутрь... Мы вышли из гостиницы, поймали такси и опять поехали на улицу Неждановой. Во мне боролись, я бы сказал, две противоположные тенденции; одна - распутать все, хоть я и понимал, что это может стоить мне жизни, другая, гораздо более скромная, - бросить все и Лехе посоветовать сделать то же. Не связываться. Но Леха ведь не бросит. Вот - боится, холодным потом покрывается, когда говорит о том, чтобы повторить "эксперимент". Но ведь снова пойдет в этот проклятый лифт. Если бы я был один, и то, быть может, не стал бы связываться, а у меня жена и двое детей... Но Леха Кондраньев надеется на меня. Будь что будет, влезем в эту чертовщину. Теперь, однако, надо провести расследование всего, что предшествовало этим событиям. Пропал человек. Почему именно он пропал? Куда пропал? Впрочем, учитывая характер ситуации, он просто мог оказаться где-нибудь в другом городе или даже в другой стране. Мне кажется, события происходили следующим образом: вошел человек в лифт, нажал на кнопку своего этажа... И ку-ку. Оказался где-то на островах Фиджи или Туамоту. Или Таумоту? Вчера в передаче "Клуб кинопутешественников" показывали эти острова... Впрочем, жители подъезда, как уже выяснено, ездят на свои этажи совершенно нормально. И только на третий этаж никак невозможно попасть... Впрочем, мы не пытались спуститься по веревочной лестнице сверху, пробить пол, потолок или стенку соседней квартиры (в этом подъезде мало того что нарушена нумерация квартир, на каждом этаже всего по одной квартире, так что бить стенку придется из соседнего подъезда). Но что-то говорит мне, что, поступая таким образом, мы просто зря потратим время, возможно, загубим технику, не говоря уж о риске для людей, а его сейчас никто не сможет даже оценить... Надо подключить к этому делу мастаков из какого-нибудь НИИ в качестве экспертов. Но все они - специалисты в своей области, а к какой области относятся такие явления? По дружбе Алексей смог меня вытащить, но, если бы мне подали официальный рапорт об этом, я бы подумал, что надо отправлять в "Кащенко" тех, кто его подал. Если мы с Алексеем вместе, предположим, придем к моему начальству и попросим помощи... И разбираться не станут, упекут в психушку обоих, скажут, один с ума сошел, и другой вслед за ним... Мы долго обсуждали с Кондраньевым всякие варианты расследования и решили: пока не предпринимать официальных шагов. Хотя имеется заявление граждан Мышкина, Мартышкина и Соломатиной и мы должны как-то на него реагировать, для объявления розыска еще нет оснований. Может быть, человек сам найдется: если он оказался, бедолага, где-то далеко, доберется, будем надеяться, домой. Или даст о себе знать. Официальные меры могут испортить все, а дело останется нераскрытым. Кондраньев успокоит пока Мышкина, Мартышкина и Соломатину, лично (не письменно!) сообщив им, что тов.Маринин сломал ногу и лежит сейчас в подмосковной больнице - где-нибудь у черта на рогах, чтобы им было неповадно туда переться. Мы выиграем время. Предпримем неофициальное расследование: я как раз в отпуске и могу посвятить этому весь месяц. Предупредим тех, кто что-либо знает, чтобы не болтали. Пост у подъезда надо снять, лифт опечатать. Когда у нас на руках будет хоть какой-то материал, можно будет решать, следует ли давать этому делу дальнейший, уже официальный ход. Александр Григорьевич принял определенное решение. Мы видим, что оно достаточно логично. Но создается впечатление, что логическое обоснование появилось все же после принятия решения, то есть решение возникло само по себе, а логика - сама по себе. В какой-то степени это решение является компромиссом между решением "не связываться" и решением "связаться". Если уж связываться, то оставить себе до поры до времени свободу действий, в пределах закона, конечно. Некоторую свободу до поры до времени оставляет себе и автор. Глава 6 Читателю уже становится ясно, что настоящее повествование в некоторой мере связано с живописью, а точнее - с портретной живописью. Некогда, в невообразимо далекие времена, повествует одна ныне малораспространенная эстетическая теория, напившись настойки мухоморов, кто-то из наших далеких предков потерял равновесие и упал прямо физиономией в размокшую после дождя глину. Присутствовавший при этом первобытный художник, возможно шаман, вытащил его оттуда, но заметил, что в глине остался точный отпечаток, ну полная копия, только все наоборот, его соплеменника. Оставалось лишь залить выемку растопленным пчелиным воском, и был готов портрет, который после раскраски углем, охрой и мамонтовым навозом приобретал неповторимую лиричность и тонко выражал непередаваемую интеллигентность как модели, так и скульптора, создавшего этот шедевр... Другая теория утверждает, что первым живописным портретом была обведенная по контуру тень человека. Существует, вообще говоря, много теорий на этот счет. Среди них наиболее известна "магическая" теория, согласно которой первые изображения имели конкретно магическую цель: рисовалось животное, пораженное стрелами, каковое действие имело целью в дальнейшем действительно поразить стрелами означенное животное. Защитники этой теории, по молчаливому сговору, предполагают, что рисунки эти делались до удачной охоты; если предположить, что они делались после, становится не совсем понятно, как эту теорию обосновать. Читатель! Существует и такая теория, что все теории ложны. И - что все они истинны. Есть и милейшее учение, которое автору очень нравится ввиду его уживчивости и доброжелательности, что каждая из теорий во всяком случае содержит некоторую часть истины... Так или иначе, связь искусства и магии не подлежит сомнению. С глубокой древности и до нашего времени искусство высшего класса мыслится чем-то вроде волшебства; гениального художника часто называют волшебником; термин "магическое искусство" может пониматься и как "высокое искусство", и как "искусство магии". Вспоминаются такие стихи: Где начало превращений Наших смутных ощущений В мысли, образы, слова? Где обыденное чувство Превращается в искусство, В коем корень волшебства? Вот металл, как воск, послушен, В темной яме без отдушин Стынет, а земля горит. И из огненного шторма Возникает мощной формой Раскаленный монолит! Вот под кистью тонкой, длинной Холст становится картиной, Принимая должный вид. И на нас с улыбкой ясной Образ милый и прекрасный, Изумляя нас, глядит. Вот по клавишам органа Так уверенно, так рьяно Мчатся пальцы мудреца. Крепким говором органа Правит воля Иоганна Воля мастера-творца. Здесь начало превращений Наших смутных откровений В мысли, образы, слова... Здесь обыденное чувство Превращается в искусство, В коем тайна божества. Неслучайно самые возвышенные ритуалы Белой и самые темные, гнусные процедуры Черной магии связаны с искусством, порой примитивным, порой изощренным, но всегда - необходимым. Человек перестал быть обезьяной, когда взял палку в руки, чтобы ударить по черепу менее сообразительную тварь. Но человеком он начал становиться только тогда, когда взял в руку палку для того, чтобы окунуть ее в черепок с жидкой грязью и нарисовать на стене пещеры простенькую картинку. Таким образом искусство сделало человека человеком. Оно и теперь делает человека человеком. Во всяком случае полноценным человеком нельзя стать без помощи искусства. Надо заметить, что в отношении искусства теория постоянного прогресса и развития дает очевидные сбои. Наука развивается, производство развивается, возможно, развивается что-то еще. Но искусство не развивается. Может скорее идти речь о каком-то циклическом процессе. В какие-то периоды жизни человеческого общества искусство бывало на взлете. В какие-то - резко деградировало. Были и промежуточные стадии. Однако это касается лишь некой среднестатистической картины; для отдельных художников всегда, даже в самые темные в отношении искусства времена, остается возможность высочайших достижений. Но в период общего взлета таких художников, конечно, намного больше, чем в период упадка. Человечество знало моменты, когда на малых территориях с населением всего в несколько миллионов человек сосредотачивалось такое количество великолепных художников, что просто диву даешься. Потом уходили гиганты, приходили эпигоны. Их искусство шло уже не вглубь, а вширь. Затем появились эпигоны эпигонов... Процесс регресса доходил до того, что искусство становилось выхолощенным надгробием над своей собственной могилой. И тогда начинался бунт. Художники искали "новые" формы, окончательно теряя остатки былых завоеваний. Никаких новых форм на самом деле найти нельзя: не человек создал свой глаз и то, что он видит, не человек создал свое ухо и т.д. Материал, с которым работает художник, и восприятие зрителя полностью определяют рамки, в которых возможна художественная импровизация; игнорирование законов материала и восприятия приводит к появлению безвкусных, слабых произведений. Знание этих законов создало Леонардо - величайшего художника нового времени. Судороги девятнадцатого века создали Ван Гога - фигуру весьма характерную, выпуклую - в свое время и на своем месте. (Хотя есть оригиналы, которые считают Ван Гога чуть ли не равным Леонардо. Напомним им, что при всех своих достижениях это был психически больной человек, и слишком большое сосредоточение на его образе может свести с ума и того, кто сосредотачивается. Однако, сойдя с ума, он не будет такой выпуклой и характерной фигурой.) Итак, Леонардо гений расцвета. Ван Гог - мученик бунта... ...О чем бишь мы? История искусства, искусствоведение не имеет прямого отношения к нашему славному повествованию. Как уже отмечалось, какой-то шутник перепутал фрагменты, из которых оно состоит. Но нет здесь, однако, ни одного отрывка, который не имел бы отношения к делу. Может быть, читателю в дальнейшем станет ясной связь между ними? Следующий фрагмент уносит нас в конец XV века. Именно тогда жили Леонардо, Боттичелли, Рафаэль, Тициан, Микеланджело, Джорджоне, Пинтуриккьо, Перуджино, Синьерелли, Мантенья, Дюрер, Кранах... Можно перечислять и перечислять, мы привели лишь немногие яркие имена. Фигура, которая сейчас привлечет наше внимание, - владетельный князь Гвидо Моро, - малоизвестна кому-либо, кроме профессиональных историков. Итак, Гвидо Моро. 1489 год. Гвидо Моро Детство мое прошло в родовом поместье. Упражнения в верховой езде, изучение права, риторики, латинского языка, грамматики, древних авторов родители постарались дать мне хорошее образование. Отец Джованни, иезуит, проследил, чтобы мое духовное развитие не отставало от развития тела и разума. Лучший учитель фехтования, маэстро Филиппо, обучил меня обращению со всеми видами оружия. В наше время, когда право, увы, вынуждено подчас уступать силе, это важнее многого другого. Надо сказать, что все мои наставники - люди широких взглядов, терпимые к мнению других, если, конечно, в таковом нет прямого кощунства. Эту терпимость они привили и мне, за что я им очень благодарен. Мое состояние не позволяет претендовать на ведущие роли в политической жизни нашей прекрасной и разробленной Италии. Однако данное мне образование, несмотря на мою молодость, а мне двадцать шесть лет, приблизило меня к сильным мира сего, и я вхож в дом Папы; не являясь его слугой, я несколько раз уже выполнял поручения самого деликатного свойства, и Его Святейшество проявил милость и почтил меня редким доверием. Я не честолюбив (в смысле поисков воинской славы или стремления к обогащению): имею я достаточно, чтобы позволить себе любую роскошь, а убивать ближних ради того, чтобы чернь скандировала твое имя, - в этом есть что-то гнусное. Хотя иной раз мне приходилось со шпагой в руке отстаивать свою честь - надо сказать, успешно (благодаря маэстро Филиппо), - сам я не ищу таких приключений. После того как я убил несколько наглецов, у меня появились враги; однако до тех пор, пока Его Святейшество у власти, нечего опасаться открытой мести; что же касается подосланных убийц, то я верю своим телохранителям, которые выросли вместе со мной, к тому же, когда выхожу, надеваю кольчугу под платье, а в случае чего, думаю, сумею постоять за себя. Больше всего на свете я люблю Красоту. Проявляется ли она в произведении живописца, в скульптуре или в живом человеке, здании, цветке - все это влечет меня к себе, и я порой останавливаюсь, совершенно очарованный, чтобы воздать хвалу Господу: "Господи, слава Тебе! Господи, как это прекрасно!" И тот, кто служит прекрасному, достоин, по моему мнению, самого высокого положения; поэтому я стараюсь делать все, что в моих силах, для помощи живописцам, ваятелям, поэтам, музыкантам, ученым... Любой из них может жить и работать в моем замке сколько угодно, и, пока у меня есть для этого возможности, будет так. Сегодная вечером, возвращаясь от друзей в сопровождении всего двух пажей, я был неожиданно втянут в нешуточную драку. Если идти от площади Святого Джованни вниз к Тибру, попадаешь в узенький - только-только проедет карета - переулок, носящий гордое название "улица Святой Марии из Пьомбо". Проехав немного по этому переулку, мы стали свидетелями потасовки: девять или десять мерзавцев нападало на одного человека, весь вид которого обличал высокий ум и благородство. Дело даже не в одежде, хотя она и выдавала в нем человека с большим вкусом. Глаза. В них светилось такое спокойствие и такая неземная утонченность, что, несмотря на драку, он имел вид скучающего принца - ученого, в перерыве между занятиями высокими науками вышедшего погулять. Хотя озверевшие оборванцы и нападали со всем пылом, на какой были способны, на незнакомце не было еще ни одной царапины. Он защищался методично, как на уроке фехтования, и двое нападающих уже лежали с раскроенными черепами. Третий глухо стонал, сидя у стенки: его живот был распорот, и вывалившиеся кишки, кровь, которая так и хлестала из раны, показывали, что живет он последние минуты. Однако это не остановило оставшихся. Скорее это придало им силы, хотя нападать впрямую они уже не решались и, как стая волков, окружившая льва, старались измотать его мелкими укусами, прежде чем прикончить. Все мои чувства возмутились. Только очень подлые люди могут нападать вот так вдесятером на одного ради жалкого кошелька. - Держитесь, синьор, я иду! - вскрикнул я, и мы врезались в толпу оборванцев, давя их лошадьми, рубя шпагами. Внезапность нашего нападения сыграла свою роль. Трое упали замертво, и, когда разбойники отвлеклись от своего противника, тот, сделав пару резких выпадов, уложил еще двоих: одному шпага пронзила горло, другому вошла прямо в открытый в крике рот и, попав между головным и шейным позвонком, перервала центральную позвоночную жилу: он даже не вскрикнул. Теперь их оставалось пятеро против нас четверых. Но мы были на конях и наголову превосходили разбойников в искусстве вести бой. Среди негодяев началась паника. Они бросились прочь. Но пеший - плохая альтернатива конному; мы преследовали их, и только одному удалось остаться в живых и убежать. Теперь я имел возможность более подробно рассмотреть своего нового друга. Возраст - неопределенный: совсем юношеское лицо, но пышная борода и очень умные глаза, которые, впрочем, поразили меня еще раньше. Бархатный черный плащ великолепного покроя, но без всяких украшений. Высокие тончайшей кожи сапоги, тоже черные, темно-вишневый французский камзол, на голове - берет с пером цапли. Замечательная толедской работы шпага. Общее впечатление говорит о высоком вкусе и скромности. Даже перевязь шпаги безо всяких украшений. Только на безымянном пальце левой руки перстень с брильянтом чистейшей воды весьма внушительных размеров - видимо, на него и позарились мерзавцы... Я назвал свое имя и спросил, чем могу служить синьору. - Вы уже оказали мне огромную услугу, - отвечал он с церемонным, несколько старомодным поклоном, в котором, однако, сквозило огромное чувство собственного достоинства, - позвольте просить вас принять в знак моей к вам симпатии этот скромный подарок. С этими словами он снял с пальца перстень и протянул мне. Я немного расстерялся: брильянт стоит столько, что принять его в подарок было бы нехорошо. С другой стороны, синьор протянул мне перстень с такой грацией и определенностью, что было понятно: для него это - дело решенное. К счастью, я нашел выход. - Я принимаю ваш дар, - сказал я, - с тем, однако, условием, что вы примете от меня в ответ в качестве подарка этого коня и, сев на него, посетите мой замок в качестве гостя. - Я спешился. - Принимаю, - сказал синьор, улыбнувшись, от чего его лицо вдруг на мгновение стало совсем детским; затем он молча вскочил в седло. Один из оруженосцев уступил мне своего коня, а сам сел позади своего товарища, и мы отправились. Конь, подаренный синьору Бернардо - а так звали моего нового друга, арабский скакун благороднейших кровей, мне предлагали за него очень большие деньги. Удачной оказалась мысль подарить его сеньору. В разговоре незаметно текло время. Мой гость оказался на редкость образованным человеком. Он с легкостью поддерживал со мной беседу; видно было, что мои интересы к древней латинской литературе не чужды и ему, во всяком случае, синьор Бернардо подсказал мне решение некоторых весьма тонких вопросов, причем в какой-то миг я почувствовал себя как ученик перед учителем. Вот и наше поместье. В моем родовом замке гость был принят с подобающим почетом. Вскоре после ужина он сослался на усталость и попросил разрешения удалиться отдохнуть. Слуги проводили гостя в приготовленные для него комнаты. Как обычно, друзья, оруженосцы, сотрапезники, живущие у меня ученые, художники, музыканты собрались за столом. Когда мой гость ушел, естественно, меня засыпали вопросами. Я вкратце рассказал, как было дело. При этом я превознес отвагу и утонченность синьора Бернардо. Разошлись далеко за полночь... Перед тем как я сам собрался пойти лечь спать, ко мне подошел старик астролог, живущий у меня с самого моего детства, - маэстро Карлуччи. Он неоднократно подсказывал мне, как поступить, и его советы не раз помогали принять правильное, как потом оказывалось, решение. Я его люблю; мало есть у меня таких близких людей. - Синьор Гвидо, - сказал он, - знаете ли вы, кому вы оказали услугу? - Нет, маэстро Карлуччи, знаю только имя, которое наш гость соблаговолил назвать. - Так знайте же, что вам несказанно повезло. Ваш гость - Великий Гроссмейстер адептов Бернардо Скъявоне. Гроссмейстер Бернардо пятьдесят лет тому назад, когда я учился в Англии, был астрологом английского короля. - Маэстро Карлуччи, я полностью доверяю вашему суждению, но не ошибаетесь ли вы? Синьору Бернардо никак не может быть больше сорока лет. Если бы не его выдающиеся познания, я бы решил, что наш гость почти юноша... - Это ничего не значит, мальчик мой. Никто не знал и тогда, в Лондоне, сколько лет Гроссмейстеру. Я более чем уверен, что это - Судьба. Постарайся сохранить это знакомство. Это самое ценное из твоих знакомств. - А Папа? - Папа не вечен. Кроме того, если Гроссмейстер захочет сместить Папу, это случится. Но ни Папа, ни разбойники, которых ты помог ему одолеть, ни короли, ни духовные власти ничем не смогли бы повредить Великому Гроссмейстеру адептов Бернардо Скъявоне. - А почему вы называете его Гроссмейстером? Почему не грандмаэстро? - Так его называли мои учителя... Прошу тебя, мальчик мой, постарайся сохранить это знакомство. И ради всего, что нам дорого, никому не говори о том, что я тебе сказал. Глава 7 Кутузовский проспект, дом 50/52. Здесь живет бывшая жена Ивана Петровича (они развелись лет за пять до его исчезновения), Анна Павловна Каменецкая. К ней и отправился майор Неведомский, после того как по его просьбе Кондраньев собрал все, какие мог, формальные данные по неофициальному делу об исчезновении И.П.Маринина и о странных обстоятельствах, сопутствующих таковому. Надо сказать, что материалов оказалось совсем немного: не беспокоя пока сотрудников Ивана Петровича, которые могли поднять ненужный шум, удалось выяснить для начала следующее. Маринин Иван Петрович, разведен, беспартийный, 1940 года рождения (12 мая), коренной москвич, окончил МИЭП (Московский институт экономических проблем) по специальности "математические методы обеспечения локального экономического эксперимента". В дальнейшем слегка изменил профессию и в настоящее время работает в институте НИИПП - Научно-исследовательский институт полукустарной промышленности, где занимает должность заместителя начальника отдела. Институт этот - полузакрытый, имеет свое кодовое название (см.заявление Мышкина и др.). Секретной работы институт не ведет, кодовое название употребляется для солидности в общении с другими инстанциями. С 1964 по 1970 год был женат на Анне Павловне Каменецкой, 1946 года рождения; официально - развод по обоюдному согласию, детей нет. В качестве причины развода указано: "Несовпадение жизненных позиций, многократные обоюдные супружеские измены, фактическое раздельное проживание в течение последних двух лет и фактическое наличие у обеих сторон новой семьи". "Развели быстро, - подумал Неведомский, - с такой формулировочкой кого хочешь разведут..." Мать, Маринина Ольга Владиславовна, умерла в 1969 году от прободения желчного пузыря. Отец, Маринин Петр Зиновьевич, погиб на фронте в 1943 году. В указанной квартире проживают: Маринин Иван Петрович, занимающий две комнаты общей площадью 42 кв.м., Постникова Елизавета Всеволодовна, 1891 года рождения, занимающая одну комнату площадью 21 кв.м., три комнаты пустуют. Общая площадь квартиры - 164,7 кв.м., из них - 118,4 кв.м жилой площади (ну и квартирка, строили же раньше!). В 1973 году гр.Маринин И.П. защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата наук по теме "Некоторые дополнительные соображения и их роль в проведении эксперимента по локальному регулированию частных показателей внепланового роста региональных подразделений полукустарных предприятий юго-запада Московской области". ВАК защиту утвердил и присвоил ему степень кандидата экономических наук. Никаких компрометирующих материалов на него нет. Изо всего этого Александр Григорьевич понял, что на самом деле наверняка пропало два человека - Маринин и его соседка. Но той, по всей видимости, никто не хватился. Материала негусто. Не складывается никакого впечатления, что за человек. Впрочем, впечатление о чело- веке в самом начале расследования - вещь слишком роскошная для того, чтобы действительно существовать. Неведомский составил примерный план мероприятий, и первым из них было посетить бывшую жену гр.Маринина. Дом номер 50/52 на Кутузовском - огромный, отделанный белым кирпичом домина, в котором живет людей этак тысячи три-четыре, если не больше. В одной из квартир этого дома ныне и проживала бывшая жена Ивана Петровича. Неведомский нашел нужный подъезд и, поднявшись на шестой этаж, позвонил. За дверью раздались шаги, и глазок, вставленный в дверь, потемнел. - Кто там? - Извините, здесь живет Анна Павловна Каменецкая? - Здесь, это я. - Откройте, пожалуйста, я из милиции, хочу с вами поговорить. - Сейчас, подождите, пожалуйста, немного, я оденусь. Майор ждал. Ждать пришлось недолго. Лифт остановился на его этаже, и из него выскочили несколько милиционеров. Профессионально быстро они схватили его с двух сторон за руки, после чего потребовали предъявить документы. На это Неведомский резонно ответил, что он не может предъявить документы, когда его держат за руки. - Пошути, пошути, - с угрозой в голосе сказал совсем молодой еще сержант, - где лежат документы? Александр Григорьевич сообщил, что они лежат во внутреннем кармане пиджака, после чего сержант бесцеремонно залез к нему за пазуху и извлек служебное муровское удостоверение. Потом они долго извинялись и просили войти в положение: последнее время выросло количество краж, явно работает одна компания, жильцов предупреждали - никого не пускать. Неведомский похвалил их за оперативность и попросил, в свою очередь, пока не очень распространяться о его визите. Только после этого немало его позабавившего инцидента Александра Григорьевича пустили в квартиру. Хозяйка была явно сконфужена, но майор улыбнулся, попросил простить его, он сам во всем виноват, должен был представиться и позвонить заранее... Она пригласила его в просторную гостиную, усадила в кресло, предложила чашечку чая. Он не отказался. За чаем и состоялся нижеизложенный разговор. - Извините, Анна Павловна, что я вас беспокою. Речь идет о вашем бывшем муже, Иване Петровиче. - Что с ним? - Не знаю. Он пропал. Где он, мне предстоит выяснить. Я бы просил вас в порядке неофицальной помощи, никакого протокола мы вести не будем, описать мне Ивана Петровича: что за человек, какие у него привычки, кто его ближайшие друзья; надо хоть за что-то зацепиться... - А то, что я расскажу, не может ему повредить? - Мы не имеем к Ивану Петровичу никаких претензий по нашей части. Но он куда-то пропал, и мы его ищем, может быть, просто сломал ногу и лежит сейчас в какой-нибудь загородной больнице... Уже с понедельника не выходит на работу, и дома его тоже нет... (Неведомский нарочно ничего не стал рассказывать об известных читателю событиях.) - Вы что-то не договариваете. Неужели трудно проверить, не сломал ли человек ногу? - Я ведь так, для примера. Но могу вас утешить - среди убитых за этот период он не числится. Пропал, куда - совсем не ясно. - Ну что же, я вас поняла. Нужна зацепка? Но мы уже пять лет не живем вместе... - Понимаю... - Вам хорошо. Я вот до сих пор ничего не могу понять. Вы спрашиваете что он за человек? Хотела бы я знать! Прожила с ним шесть лет и так и не выяснила... Иван - как бы двухслойный: очень вежлив, предупредителен, одно удовольствие общаться с ним. Некоторые считают его рубаха-парнем, да и только. Но стоит попытаться подойти поближе, натыкаешься на бетонную стену. В самые интимные, тонкие моменты, когда, казалось бы, появляется настоящая близость, неожиданно понимаешь, что он где-то далеко-далеко. Внутрь к себе он никого не пускает, понимаете? Мне кажется, что рано или поздно с ним должно было случиться что-нибудь такое... - Какое? - Вы же говорите, что он куда-то пропал? - ... - Я... затрудняюсь чем-нибудь вам помочь. Даже и не знаю, что может быть связано в моей с ним совместной жизни с его теперешним исчезновением... - Почему вы развелись? - Понимаете... В какой-то момент я поняла, что совершенно не нужна ему. Приходишь домой, он всегда приветлив, всегда ровен... никогда не сорвется, не повысит голоса. Начнешь говорить - поддержит разговор, внимательно будет слушать... Но сам разговора не начнет. Только что разговаривал со мной - и тут же занялся своими делами, как будто стряхнул с себя досадную помеху... Я срывалась, устраивала истерики... Глупо, конечно. Он внимательно, предупредительно ко мне относился, хотя мне хотелось, чтобы он сорвался тоже, ударил меня, что ли, накричал хотя бы... Но он не срывался. Просто в один прекрасный день после моего очередного срыва он сказал мне, что считает наш брак исчерпавшим себя и нам нужно развестись. Оказывается, он уже проконсультировался, как лучше всего это сделать, какую написать формулировку, чтобы не приставали, не пытались помирить... В горячке я согласилась. Потом я пыталась сделать что-то, чтобы вернуть его, суетилась, дергалась... и опять натыкалась на бетонную стену. В сущности, он никогда меня не любил, да он, по-моему, и не способен на это чувство... Надо отдать Ивану справедливость, он сделал все, чтобы развод прошел для меня как можно безболезненнее - в смысле чисто внешнем, формальном. Сам привез мои вещи сюда из Брюсовского... Сам заплатил все деньги за себя и за меня... Но что у меня в душе делалось... на это ведь ему наплевать! Последний раз мы виделись во время развода в загсе. Он был великолепен: тщательно отутюженный костюм, белоснежная сорочка, галстук по последней моде, сверкающие ботинки... После развода посадил меня в такси, дал шоферу трешку и попросил отвезти меня домой... Господи, там ведь пешком идти десять минут! "Позаботился". На прощанье я хотела его поцеловать, но он деликатно убрал губы в сторону, отстранился, подставил щеку, от которой пахло дорогим одеколоном... Так и закончился наш "союз". С тех пор я его не видела. - И даже не говорили по телефону? - Нет. Я порывалась несколько раз позвонить ему, но знала, что опять наткнусь на железобетонную предупредительность, вежливость, которые меня так убивали... - Он был очень загружен по работе? - Нет. Он очень быстро и точно работает. То, на что мне нужно два-три часа, он сделает лучше и точнее за пятнадцать минут. И во всем так. Это меня порой бесило, и я искала у него недостатки... - И находили? - Если поставить себе такую задачу... Не важно ведь, есть ли у него на самом деле те недостатки, которые я находила. Важно, что меня это успокаивало. И становилось поводом для очередного, с моей стороны, конечно, выяснения отношений. Лучше бы он меня избил, чем вот так просто взять и выбросить навсегда! Дура я была, конечно. - Чем же он был так занят, как вы говорите, если по работе он не был перегружен, а на вас, как мне представляется, ему времени не хватало? - Не то. Он тратил на меня много времени. Но только по моей инициативе. Он увлекался чем-то связанным с историей живописи, искусства, собирал книги по этому предмету, все, что удавалось подработать на стороне, на них тратил, причем часто на антикварные, очень дорогие. Подрабатывал он переводами, он хорошо знает английский, немецкий, итальянский и еще какие-то языки... - А на подарки вам он тратил меньше? - Нет, если ему можно вменить что-то в вину, то не жадность. Отдаст последнее. Меня в этом смысле холил и лелеял. - Друзья у него были? - Близких, пожалуй, нет. Хотя, наверное, люди часто считали его близким другом, так как могли к нему обратиться в любой момент за помощью. Немногие, однако, если вообще такие были, знали, что у него внутри. Я, например, так и не поняла до конца. - Но кто-то был у него, с кем он общался чаще других, какие-то пусть не очень глубокие, но привязанности? - Даже не знаю, что вам сказать. Время от времени приходили какие-то гости, судя по всему, увлекающиеся стариной, как и он. Коллекционеры, искусствоведы разные... Приносили ему иногда картины старинные на атрибуцию... Он здорово в этом всем разбирается, хотя своей коллекции у него почти нет. Он собирает только книги, на вещи ему в общем-то плевать... Но как кого зовут... не помню, уже пять лет прошло. Был один, старый такой, седой, как сова, старик. Эйхенбаум, кажется, его фамилия. Тот заходил чаще других, как мне кажется... как же его звали? То ли Агафон, то ли что-то такое... Знаете, я была погружена в свои переживания и как-то не интересовалась этими его делами... Мне было очень тяжело. - Скажите, Анна Павловна, если, конечно, я вам еще не надоел, ваш бывший супруг сейчас с кем-нибудь общается, я имею в виду женщину? Вы случайно не знаете, с кем? Может быть, вы знаете, кто у него есть сейчас? Или кто у него был тогда, если было что-то такое, конечно? - Вы знаете, я ужасно ревновала его. Стоило ему на улице посмотреть на какую-нибудь женщину, даже если мне это только казалось, могла устроить сцену. Но ничего конкретного я не знаю, хотя, наверное, что-то такое было, не зря же я ревновала? А теперь... Видите ли, у нас почти, как это ни странно, нет общих знакомых. Как-то случилось, что все его знакомые со мной не общаются после развода, да и общались они со мной, только когда приходили к нему в гости. А моими знакомыми он не интересовался, у него их гораздо больше, и они для него интереснее, чем мои знакомые - простые порядочные люди, без особых достоинств, может быть, но чистые и... - Я слушаю вас... - Понимаете, например, у меня есть один приятель, так, ничего особенного... Он почти спился, бедняжка... Но вот он, например, если я вышла бы за него замуж, никогда бы мне не изменил... - Так, что же вы не вышли за него? - Ну, так вопрос не стоял. - А как ваш муж реагировал на вашу ревность? - Я не видела особенной какой-то реакции. Это-то меня и бесило! Знаете, однажды я привела ему пример, который привела вам. А он сказал, что этот мой знакомый - законченное дерьмо и, возможно, он и не изменит своей жене, так как на него никто не позарится, а от неумеренного употребления алкоголя он наверняка давно уже стал полным импотентом. После чего, как и вы сейчас, спросил, почему бы мне не выйти за него замуж... - И последний вопрос. Скажите, что вы считаете своим самым большим достоинством? - Зачем это вам? - Не для поисков Ивана Петровича, конечно... Но вы мне интересны как человек... - Самое большое достоинство... трудный вопрос... Пожалуй, обостренное чувство справедливости, порядочность и внутренняя чистота... - Не смею вас больше отрывать от дел, позвольте откланяться и поблагодарить за помощь и угощение. Позвольте также выразить искреннее восхищение вашей красотой. Пожалуйста, не говорите пока никому о моем визите, а? Вы ведь порядочный человек, на вас можно в этом смысле положиться. Неведомский вышел из огромного подъезда, и ему захотелось всей грудью вдохнуть свежий воздух и затем резко выдохнуть. Расправить плечи, посмотреть на мир вокруг себя, на деревья, небо, облака, на людей, идущих по улице... Он с полчаса шел пешком по Кутузовскому проспекту, вышел на Калининский... Звуки, движения, ритм, панорама жизни огромного города захватили Александра Григорьевича, и страшное ощущение затхлости и тесноты, напавшие на него во время разговора с Каменецкой, ушло куда-то, уступив место мыслям о дальнейшем расследовании. Итак, надо выяснить, кто такой Эйхенбаум, встретиться, поговорить. Может быть, удастся найти что-нибудь новое. Глава 8 Здесь читателю представляется в вольном переводе выдержка из трактата "О таинстве трансмутации" Василия Валентина - известного алхимика. Перевод целиком на совести автора, так как до сих пор эта книга не была известна нашим современникам. Итак: Василий В а л е н т и н О таинстве трансмутации. Париж, 1344. Рукописная копия. Чтение седьмое "О скрытом и выявлении оного для последующего сокрытия". Возлюбленный искатель Истины! Во имя Отца и Сына и Духа Святого обращаюсь к тебе с увещеванием: познав сущности преумножающихся качеств, скрытые от непосвященного в нашу Великую Науку, ты можешь наконец приступить к таинству постижения внутренних аспектов сущностей внешних, силы свои сосредоточив на выявлении оных; но не торопись делать Священное Знание достоянием толпы и князей мира сего: увещеваю тебя, ибо нет ничего опаснее Священного Знания в руках невежд. Ибо невежда в своем нечестивом самомнении, на свое и других несчастие, овладев частицею Великой Науки, пускает эту ничтожную частицу в ход себе и другим на погибель. Нет ничего страшнее для человека с сердцем, погрязшим в мирской суете, и ничтожнейшей частицы Великого Знания: как бы ни был удачлив его гороскоп, как бы ни была благоприятна констелляция светил, даже малая частица этого знания, попав в руки глупца, способна, уничтожив его удачливый жребий, поставить оного и других на грань гибели, а то и погубить. Поэтому держи свои открытия при себе, а если пишешь книгу, как делаю это я, пиши так, чтобы поняли тебя только посвященные. Ибо история мира сего не единожды показала, как народы погибали, когда Священное Знание попадало, пусть и в ничтожной части, в руки невежд. Великий Магистерий даже в самом своем грубом виде способен претворять несовершенные металлы в золото. Именно за этим охотится невежда. Великий Магистерий же, будучи употреблен с должным соблюдением магических церемоний, о которых, я надеюсь, тебе известно, может излечить любую болезнь. Однако, как мы уже говорили об этом выше, можно приготовить Великий Антимагистерий, который может разрушить любой металл, а при применении гнусных и нечестивых церемоний, о которых, как я надеюсь, сейчас уже мало кому известно, в состоянии вызвать любую болезнь, причем поразить ею целую страну. И опустеют деревни и города, и некому будет хоронить мертвых, а немногие, пережившие мор, будут жить в постоянном ужасе, боясь покинуть свои дома, и только крысы и мыши расплодятся в невообразимом количестве, и велики будут скорбь и скрежет зубовный. Поэтому, приготовив Великий Магистерий, тотчас же пускай его в дело: попав в руки нечестивого глупца, на свое несчастье наделенного частицей знания, Великий Магистерий может послужить средством для сравнительно простой процедуры изготовления Великого Антимагистерия, последствия появления в мире коего ужаснее и хуже всего, что слабый человеческий разум может себе вообразить. Ибо умение изваять прекрасную статую несравнимо с умением разбить ее на куски, но познание человеческое все более устремляется к разрушению. И встали друг против друга огромные армии и стрелами затмили солнце, и от рева бомбард содрогнулась Земля и заплакала... Это простые частицы знания обычного попали в руки невежд. И засияла ярче тысячи солнц чудовищная грибообразная туча и пожгла города, и жители испарились в адском том жаре, и только тени их остались на камнях там, где дьявольское пламя на мгновение было отражено телами несчастных... Это несколько больше обычного знания попало в руки невежд и нечестивцев. И встали люди поутру, и вышли из домов своих, и подожгли свои дома, потом - убили своих детей, потом - убили себя, и Земля опустела, и только мыши и крысы, плодясь и размножаясь, кишат на остатках Человечества. Это частица Великого Знания попала в руки невежд. Потому скрывай его, а если пишешь книгу, как я, пиши так, чтобы она была понятна только посвященным. И в Писании сказано: "Не мечите бисера перед свиньями и не бросайте святыни псам, дабы, обратясь, не растерзали вас". Пользуйся Великой Наукой ради блага своего и ближних своих, но даже ближним своим не передавай лишних знаний, ибо ближний твой может возгордиться в сердце своем и обратиться в гордыне своей к Диаволу. Ибо слаб человек, и склонен к гордыне, и, получив частицу знания, считает, что уже все знания получил, и в безумстве своем превыше Творца себя почитает, и забывает о слабости своей, и, поднявшись над толпой хотя бы на вершок, слова свои глупые почитает выше Мира Господня и законов его; и кажется человеку, что сам жизнь свою творит, а сам не может сотворить и мухи жалкой... И, не желая знания боле, в гордыне своей всеведущим себя почитая, крушит все, что попадется на пути его, и некому спросить: "Куда идешь, человече?" Скрывай, скрывай, скрывай знания свои, ибо путь познания - путь посвящения, иначе познание становится злом. Нельзя давать в руки ребенку заряженный арбалет, ибо и себя повредит, и других может поранить или убить. И если захочешь написать книгу, пиши ее, как я, - так, чтобы тебя поняли только посвященные. Ибо в наши времена во главе народов не всегда стоят благочестивые мудрецы, а чаще - волки, волков попирающие, и чем хищнее волк, тем выше возносится над толпой. И проклят человек, волком пожранный, собственным, в себе взращенным волком пожранный, ибо волком стал человек. А глупый полумудрец волку дает зубы железные и ждет, что волк природу свою волчью изменит. Скрывай, скрывай, скрывай знания свои... Нельзя вкладывать отточенный меч в руки сумасшедшего, ибо и себя и других поранит и погубит... поэтому, если хочешь написать книгу, пиши ее, как делаю это я, чтобы посвященный понял, а глупец отвратился от нее навсегда. ...Возлюбленный искатель Истины! Во имя Отца и Сына и Духа Святого обращаюсь к тебе с увещеванием: познав сущности преумножающихся качеств, ты можешь наконец приступить к таинству постижения скрытых аспектов сущностей внешних, силы свои сосредоточив на выявлении оных, но не торопись делать достоянием толпы и князей мира сего Священное Знание, ибо нет ничего опаснее даже частицы Священного Знания в руках невежд и глупцов... Откуда взялся этот отрывок в нашем повествовании? Кто его знает... Василий Валентин - весьма колоритная фигура: некоторые считают, что под этим именем скрывалось несколько разных авторов. В качестве одного из них называют секретаря ордена Розенкрейцеров, жившего на рубеже шестнадцатого семнадцатого веков, - Иоганна Тельде из Франкенштейна (Тюрингия) (см."Двенадцать ключей Василия Валентина" - Всеобщая история химии. 1980). Как мы видим, наш текст датирован гораздо ранее. Автор не берется объяснить этот казус. В конце концов, читатель сам разберется, если захочет. А если не захочет, что делать? Автор скромно полагает, что читателей у этой книги будет несколько больше, чем членов его семьи, на которых он только и может расчитывать в решении этой загадки. Поэтому им, читателям, и карты в руки. Впрочем, наше повествование засиделось в прошлом, не так ли, любезный моему сердцу читатель? Не взять ли нам фрагмент из будущего? Итак... 2018 год. Газета "Известия" за 27 июня. Статья - "Новый центр Москвы". "Старые дома по улице Неждановой - последние, которые ранее не подверглись внутри коренной реконструкции, наконец обрели свое второе рождение. Внешний вид их сохранен без изменений. В доме N 6 оборудовано несколько концертных залов и Музей народных музыкальных инструментов разных стран мира. Директором нового музея назначен известный исполнитель народной музыки Иван Петрович Маринин. Под его руководством музей станет центром, где будет собрано все самое яркое, самобытное, талантливое". Глава 9 Эйхенбаум Орест Карлович, 1898 года рождения, пенсионер, проживает по адресу: ул.Малая Гвоздильная, д.12, кв.45. Беспартийный, известный коллекционер. Проходил в качестве свидетеля по делу о продаже за рубеж подлинника картины Рейсдаля, в качестве эксперта в ряде других дел... Хорошо владеет почти всеми европейскими языками, в прошлом - переводчик. Начал собирать картины еще до революции вместе с отцом, архитектором, впоследствии академиком архитектуры, пополнял основанную тем коллекцию. В настоящее время коллекция оценивается по самым скромным подсчетам в 50 000 000 (пятьдесят миллионов) долларов. Путем обмена и поисков постоянно продолжает пополнять коллекцию. Холост, детей нет. Коллекция завещана Музею имени А.С.Пушкина. В коллекции широко представлена как отечественная, так и западноевропейская живопись. Имеются подлинники Хальса, Караваджо, Сомова, Айвазовского, Брюллова. Кроме картин, коллекционирует старинный фарфор. Его квартиру несколько раз пытались ограбить, но всегда срабатывала совершенная система сигнализации. Принимает только знакомых, новых людей - исключительно по солидной рекомендации... Александр Григорьевич отодвинул в сторону подготовленный Кондраньевым материал и задумался. Как подойти к человеку? В конце концов он позвонил Эйхенбауму и, представившись, попросил о встрече, сказав, что нуждается в его совете по деликатному делу. Он дал телефон Кондраньева, сказав, что номер можно проверить через дежурного 83-го отделения милиции, и попросил после разговора с Кондраньевым перезвонить ему, майору Неведомскому, домой. Старик позвонил-таки в восемьдесят третье, поговорил с начальником и, видимо удовлетворенный, перезвонил Неведомскому. - Молодой человек, - дребезжала трубка, - вы знаете, я последнее время не выхожу из дома, разве что вызвав охрану, а это, сами понимаете... Поэтому приезжайте, в два тридцать пять жду вас у себя... Неведомский раньше никогда не имел дела с коллекционерами. Неофициальность расследования пока лишала его возможности проконсультироваться со своими коллегами, работающими в более близкой к этому области. Однако ему стало ясно, что старик любит точность. Поэтому ровно в тридцать пять минут третьего Александр Григорьевич нажал на кнопку звонка квартиры N 45. Надо сказать, что дверь этой квартиры превосходит все, что только можно вообразить о двери квартиры. Она скорее напоминает дверь большого сейфа, такие были в подвалах старых банков. Дверь эта - железная. Причем не просто железная, а бронированная, и запирается четырьмя хитроумными замками. Посреди нее находится некое сооружение, отдаленно напоминающее глазок тюремной камеры. Сверху и сбоку двери торчат два перископа... Раздался усиленный динамиком дребезжащий голос: - Это вы звонили мне, молодой человек? - Я... - Положите ваше удостоверение в окошко. "Глазок" открылся, за ним была маленькая ниша, сплошь окруженная стальным листом. Неведомский положил свое служебное удостоверение в нишу, после чего та закрылась, и скрежет позволил предположить, что перемещение документа внутрь квартиры состоялось. - Подождите немного, молодой человек. Я должен установить подлинность документа. Александр Григорьевич подумал, что таких предосторожностей не предпринимают даже в следственной тюрьме. Ждать ему пришлось недолго. Хозяин вернулся, всего после каких-то пяти минут возни отпер свои хитроумные замки и, кряхтя, отворил тяжелую дверь. Тщедушный, высохший старичишка. Одет в домашний халат, заношенный почти до дыр. Полутемная прихожая с пятнадцатисвечовой лампочкой где-то далеко под почти пятиметровым потолком. - Проходите, проходите сюда, молодой человек... Вот ваше удостоверение, возьмите. Не сердитесь на старика, знаете ли, порядок есть порядок. Так чем же я могу вам служить? Последний вопрос был задан, когда они уже сидели в гостиной. Неведомский хотел было приступить к беседе, но старик вдруг сказал: - Что же мы просто так сидим? Не хотите ли выпить чаю? Александр Григорьевич из дипломатических соображений согласился. - Только вот знаете что? У меня, как назло, кончилась заварка. Не могли бы вы сходить купить? - И после того, как Неведомский выразил согласие: - Тогда купите заодно и сахарку килограммчик, а когда будете проходить мимо булочной, захватите белого и, пожалуй, черного хлеба, что-нибудь по две буханочки, если вам нетрудно, пожалуйста. Вот и сумочка. Конечно, старик не дал ему ни копейки. Внутренне усмехаясь, Неведомский сходил в магазин и купил все, о чем его просили. Тут старик посмотрел на него несколько более благосклонно. - Так что у вас? Он заварил жиденький чай и налил его в совершенно фантастические китайские фарфоровые чашки. Неведомскому он сам положил один кусочек сахара, себе налил чистого кипятка... Александр Григорьевич осмотрелся вокруг. Везде картины. Будто оказался в музее, только там они висят все-таки не в такой тесноте. Не было дециметра квадратного на стенах, где бы что-нибудь не висело... - Вы знаете, Орест Карлович, нас заинтересовал один ваш знакомый, Маринин Иван Петрович. Мы не имеем к нему претензий, но он неожиданно пропал. Не могли бы вы дать нам хоть какую-нибудь зацепку, где его можно искать. - Вы, пожалуй, обратились не по адресу, молодой человек. Я знаю Ивана Петровича совсем с другой стороны. Могу только сказать, что это вполне достойный юноша. Очень большой специалист в области атрибуции раритетов. Даже я в сомнительных случаях советовался с ним. Но где его искать? Ей-богу, не знаю. Может быть, случилось что? - Среди убитых его нет. Если попал в больницу, наверняка дал бы о себе знать. - Даже и не знаю, чем я тут могу быть вам полезен... - Давайте я буду задавать вопросы, все, какие только приходят в голову, может быть, удастся за что-то зацепиться? - Спрашивайте. - Когда вы видели Маринина в последний раз? - Гм-гм, чтобы не соврать... месяца два назад. Он приходил ко мне сюда по поводу атрибуции вот этой новинки моей коллекции. - Старик показал на картину, где на первом плане была изображена задницей - надо сказать, весьма аппетитной - к зрителю крестьянка, доящая корову. - Подлинный Бассано, а до расчистки и реставрации считали копией девятнадцатого века! Вот ведь как бывает! - Каким он вам показался? - Как обычно, как обычно... Вежлив, приятен в обращении... Принес мне баночку крабов. Много ли мне, старику, нужно? По чайной ложечке через день побаловаться... Две недели наслаждался... - А кто еще имел с ним дело, вы не знаете? Друзья, деловые контакты? - Я дам вам несколько телефонов. Только, боюсь, вряд ли где-нибудь смогут рассказать больше, чем я. Знаете, коллекционеры заняты все больше своей коллекцией, картинами, а Иван Петрович в свои личные дела никого не посвящает, общаемся мы с ним только на предмет искусства... - Чем он интересовался особенно? Я имею в виду области искусства... - Пожалуй, тонкой экспертизой. Не человек - рентген. Уж на что, например, я изощрен в этой области, а Иван Петрович мне сто очков вперед даст. Но сам картин не собирает... Еще чаю? Неведомский отрицательно покачал головой. Старик с видимым облегчением убрал сахар со стола. - Скажите, Орест Карлович, если вы знаете, конечно, не было ли у Ивана Петровича женщины, после того как он развелся, разумеется? - Даже и не знаю, что вам сказать... Были у Анечки? - Да. - Надобно отметить - стерва, но Иван Петрович стоически к ней относился. Потом - развод. Я и узнал-то случайно. После развода Иван Петрович еще больше замкнулся в себе. Если и была какая женщина, ко мне он ее не приводил... Я, молодой человек, принципиальный противник брака. Не видел ни одной счастливой семьи. Есть семьи внешне благополучные, но копнешь - ой! Вот и у Ивана Петровича... А ведь некоторые восхищались его семьей... Но я всегда знал, что дело кончится разводом. Красивая кукленция, но злая и пустая. Как тут жить творческому человеку?! Мне кажется, Иван Петрович достоин памятника при жизни за то, что жил с ней. Такой приятный и достойный молодой человек, копейки с меня ни разу не взял за экспертизу, и такая выдра! - Вот вы говорите, что Иван Петрович не брал денег за экспертизу. Как вы считаете, почему? - Иван Петрович очень любит живопись. Видимо, он получает от этого удовольствие. Ведь через его руки прошло столько картин... Хотя он сам их не собирает, но имеет доступ, пожалуй, ко всем частным собраниям Москвы и Петербурга, а это, уверяю вас не меньше, чем Пушкинский музей. Он собрал совершенно уникальную библиотеку по истории живописи и экспертизе. Второй такой, пожалуй, в частном владении нет в нашей стране. - Вы обещали дать телефоны... Пожалуйста, дайте, если это вас не затруднит... Старик подумал и дал несколько телефонов, сказав, что можно сослаться на него. Последним он с большим сомнением в голосе назвал Акакия Контрапупьева - художника-модерниста. Телефона его Орест Карлович не знал, но слышал, что вроде бы у Ивана Петровича были с тем какие-то дела. Какие именно, Орест Карлович не имел ни малейшего представления. На этом, так сказать, официальная часть закончилась. Но Неведомский задал еще один вопрос: - Скажите, Орест Карлович, во сколько вам обошлась эта картина Бассано? - Э, молодой человек почти совсем даром. Полторы тысячи рублей. Вместе с реставрацией и расчисткой она обошлась мне всего в две тысячи восемьсот пятьдесят три рубля пятьдесят копеек... Засим Александр Григорьевич откланялся и вышел на улицу... У него было странное ощущение, что все это уже когда-то было с ним, и вот теперь, непонятно по какой прихоти судьбы, повторялось в мельчайших деталях. Однако он понимал - это только кажется; возможно, было что-то похожее эмоционально, но что Александр Григорьевич не мог вспомнить. Майор уже собирался сесть в свой "Москвич", когда к нему подошел престранного вида субъект: представьте себе весьма почтенной наружности седовласого старца, вполне академического вида и манер, оденьте его в джинсы и оберните вокруг шеи ярчайшей расцветки, прямо-таки кричащий шелковый шарф, плюс ярко-зеленая рубаха, а в руке - палка с набалдашником в форме лошадиного черепа. - Молодой человек, - сказал он, причем слово "молодой" было произнесено тяжелым оперным басом, а "человек" - сипящим фальцетом, - подождите! - Последнее слово было сказано безукоризненным нежнейшим женским сопрано. Так он и дальше продолжал говорить, по ходу дела переходя с одного голоса на другой. Озадаченный Неведомский остановился. - Александр Григорьевич (голосом, как две капли воды похожим на голос Кондраньева), вы собираетесь продолжать расследование этого странного дела. Прекратите сейчас же! (Последняя фраза - голосом невероятной мощи и звонкости, совершенно нечеловеческим, очень низким, так что при всем металле, который звенел в верхних его обертонах, нижние составляющие Александр Григорьевич почувствовал, когда тупая боль ударила в барабанные перепонки и заходила почва под ногами.) - Откуда вы знаете, кто я? Кто вы такой? Прекратите сейчас же ваши дурацкие шутки! - Что вы, я еще не начинал шутить! - Это все было сказано голосом самого Александра Григорьевича. - Я вас сейчас доставлю куда следует! - Извольте, извольте. Надеюсь, на машине повезете? Не на этой ли? - Да хоть и на этой. Неведомский инстинктивно бросил взгляд на свою машину и остолбенел: несмотря на лето, автомобиль был засыпан со всех сторон двадцатисантиметровым слоем пушистого снега... Между тем старик перешел на свистящий, напоминающий птичье чириканье шепот: - Не надо, не надо, молодой человек, связываться с тем, чего не знаете. Я ведь могу и вашу кровушку всю заморозить. Потом оттаете, ан поздно будет: душенька ваша уже покинула бренную оболочечку! Молодые должны слушать советов старших! Александр Григорьевич совершенно растерялся. А старик воинственно закинул шарф через плечо за спину и, вдруг подпрыгнув метра на три в высоту, растаял в воздухе. Неведомский обернулся к машине, надеясь, что все это окажется галлюцинацией и никакого снега нет. Но снег был на месте, и под лучами солнца под машиной натекла уже порядочная лужа. Тьфу ты, чтоб тебе пусто было, право слово! Глава 10 Иван Петрович Маринин (Ваня). 20 лет. Студент. 11 мая 1960 года. Завтра мне исполняется двадцать лет. Размениваю третий десяток. Дважды десять лет прожил я на свете, пора подвести некоторый итог. Детство кончилось. Взрослость еще не наступила. Нахожусь в подвешенном состоянии. Через три года я кончу институт и начнется взрослая жизнь. Но сегодня, когда от второго десятка моей жизни остался один день, я спрашиваю себя: правильно ли сделан выбор? Есть какой-то подвох в том, что решает, кем быть, чем всю жизнь заниматься, в общем-то сопляк, мальчишка. Ну как подскажет кто, а если некому? Вот у меня нет отца, я его совсем не помню, мать подняла на ноги, и на том спасибо ей огромное, всю жизнь буду расплачиваться, не расплачусь... Но она всегда жила заботой обо мне, тяжко ей приходилось, бедняжке, какое уж тут призвание! А в чем мое призвание? В увлечении живописью? Если вспомнить, с чего оно началось, до сих пор мороз по коже... Ведь, если признаться самому себе, увлечение живописью у меня сводится к почти маниакальному желанию найти Ту Картину... И пока я не отвечу себе на вопрос, что же это все-таки такое было, не смогу спокойно жить, я это точно знаю... Может быть, я сумасшедший? Ведь все это я мог придумать и потом поверить... Но во всем остальном, насколько могу судить, я вполне нормальный человек: учусь в институте совсем неплохо, подрабатываю порядочно, разбираюсь в живописи... Ни в одном из музеев, где я был, нет Той Картины. Может быть, она пылится в запаснике где-нибудь, но маловероятно: пользуясь своими знаниями в области атрибутики, я завязал знакомства во всех московских музеях, где есть картины, и проверил с любезного разрешения хранителей этих собраний, теперь моих добрых знакомых - если познакомился с одним, то легко войти в контакт со всем этим слоем общества: все друг друга знают, - и проверил, не покупалась ли музеем картина "Портрет молодой дамы" в то время... Не покупалась. Ничего похожего. Значит, тот, кто купил ее, либо частный коллекционер, либо из другого города... Либо - не хочется в это верить, потому что это лишило бы меня всякой возможности вновь повстречаться с Той Картиной, ее выкупил у матери кто-то понимающий, что это за картина. Ведь, как сказала мать, он пришел прямо на квартиру и сразу предложил триста рублей... Я расспрашивал также Елизавету Всеволодовну, но она не видела, кто приходил, и посоветовала выкинуть все это из головы - продали и продали... Ейто легко говорить! Сама, наверное, уже давно забыла, что такое любовь! В общем я буду продолжать поиски. Может быть, с нее снимались копии? По своим воспоминаниям я могу сейчас довольно с большой вероятностью установить, что это либо работа раннего Ренессанса, либо хорошая подделка под такую работу. Во всяком случае, если я правильно помню и эти мои соображения не являются последующими додумываниями, все там было сделано очень тонко и вместе с тем ярко, чем-то похоже на рафаэлевских мадонн... Но (хотя видел я ее недолго, помню очень отчетливо, так и врезалась в память) это, безусловно, не Рафаэль. И даже не знаю, кого из художников можно здесь заподозрить в авторстве... Пожалуй, Леонардо, но не в смысле манеры исполнения, а в смысле отсутствия всякой определенной манеры, свободы владения формой и чего-то неуловимого, присущего лишь ему... Кстати, Та Картина была замечательно сохранна, никаких следов кракелюр, как будто вчера написана... Значит, или очень старая, или очень новая, но манера письма говорит о том, что скорее очень старая. Вообще, удивления достойна замечательная сохранность картин четырнадцатого - пятнадцатого веков; шестнадцатый век почти такая же сохранность, но у части картин все же чуть поплоше, а дальше - с каждым веком сохранность хуже. Парадокс... Очень жалко, что я не сообразил осмотреть тогда внимательно рамку и холст сзади: если рамка была оригинальной, по ней можно определить век и часто даже автора, а если она создана по авторским эскизам, можно раскопать упоминание о ней: тогда заказы художников фиксировались в книгах у мастеров по изготовлению рам; вдруг где-нибудь сохранилась такая книга? Во всяком случае, были бы дополнительные зацепки. Кстати, опрос жильцов дома Брюса ничего не дал, хотя я расспрашивал очень аккуратно и вряд ли они стали бы что-нибудь скрывать... Но все они появились в доме после революции, а картина, видимо, осталась с дореволюционных времен, и, вероятно, владельцем был тогдашний хозяин дома известный московский ресторатор Сергей Иванович Бертье. Кстати, "Бертье" - псевдоним, так как в книге "Вся Москва", откуда я выкопал эти сведения, я разыскал и адрес ресторана "У Бертье". Ресторан, к сожалению, находился в здании, теперь уже не существующем: оно было разрушено бомбами во время войны. Этот ресторан, по сведениям Энциклопедического словаря Граната, был назван так в честь наполеоновского генерала и существовал с тридцатых годов прошлого века. В общем, если оглянуться, кое-какая работа все-таки проделана, кое-что я знаю. Но это "кое-что" не отвечает на мой главный вопрос: где Картина? Про себя я называю ее не иначе, как "Моя Картина". Итак - первый раунд за ними, кто бы они ни были, те, кто разлучил меня с ней. Но я не сдамся. И я верю, что найду ее во что бы то ни стало! Завтра двадцать лет. Скоро я уже буду безнадежно взрослым человеком. Жалко, конечно, детства, которое уходит, уходит в прошлое и на прощанье говорит: у тебя уже никогда не будет возможности так наслаждаться жизнью с такими малыми средствами. Ты никогда уже не будешь обалдевать от восторга, найдя заржавленную шестеренку, ты никогда больше не будешь всерьез играть в классики... Да и черт с ним! Теперь я буду играть в другие игрушки! В сущности, детство мое кончилось в тот самый день, когда я нашел перевязанный крест-накрест шпагатом сверток на чердаке. Кстати, с самым этим домом все же нечисто. Там, как я выяснил, жил известный в Москве чернокнижник Брюс - племянник сподвижника Петра: "И Шереметев благородный, и Брюс, и Боур, и Репнин, и царства баловень безродный, полудержавный властелин..." Вот-вот, племянник того самого Брюса. Может быть, картина принадлежала ему? Может быть, Бертье и не знал о ее существовании? Впрочем, все может быть, я ничегошеньки пока точно не знаю... Этот Брюс, как говорят, оставил знаменитый астрологический календарь, где предсказал на несколько веков вперед все события. Я, правда, Брюсова календаря сам не читал... А бабка Агафья, которая просит милостыню перед церковью, когда я ее спросил про Брюсова племянника, прямо мне сказала, что это черт. И долго-долго крестилась... Наш переулок, однако, назван его именем. Несколько раз после этого я лазил на чердак. Но ничего интересного не нашел. Сами сундуки - очень старой работы, но крепкие, я думаю, они сделаны в восемнадцатом веке, в самом начале его, именно тогда завитки в форме двойной спирали с круглыми шариками на концах делали на Кузнецком мосту в Москве (тогда там действительно жили кузнецы) для окантовки сундуков... Гипсовые вазы с ангелочками вместо ручек - явный стиль модерн начала нашего века: садово-парковая скульптура, как сейчас говорят... Все это - не то. Я тщательно облазил все закоулки чердака - если там и есть что-нибудь, чего я не знаю, это что-то уж очень хорошо спрятано. Есть в этом доме еще подвал, там живут татары, трудно им, но живут дружно, весело... Я подружился с ними и побывал в подвале, но там нет ничего интересного. Говорят, что под рождество в полночь по всему дому раздается неизвестно откуда идущий стук, как будто кто-то настойчиво ломится в двери и окна, и стук стихает ровно в шесть часов утра... Жильцы не подтверждают. Слухов много, определенного ничего нет... Гипсовые вазы я продал задешево своим дальним родственникам на дачу, а из всех моих находок дома у меня остался только стул в стиле ампир с кожаной обивкой, которую мне пришлось реставрировать; мама все ругалась - выбрось, мол, рухлядь, но я не сдался, и теперь на стул любо- дорого глядеть... Да еще я нашел на чердаке старый том: Папюс, "Практическая магия". Вот и все, что у меня осталось - стул и эта книга... Глава 11 В нашем повествовании, как я думаю, уже догадался читатель, немалую роль играет магия. Что же такое эта славная наука? К сожалению, а может быть, к счастью, никто толком не знает. Знающие больше других меньше других говорят на эту тему. В прошлом веке вышла в свет любопытнейшая книженция некоего Альфонса Луи, присвоившего себе звучный псевдоним Элифас Леви, что являлось как бы переводом с французского на древнееврейский язык. Затем вышли еще некоторые его труды. Завеса была немного приподнята, и в эпоху всеобщего увлечения спиритизмом и телепатией (да, читатель, не удивляйтесь, именно телепатией, книга) эта, как и похожие книги Бурже, Папюса и др., имела широкое хождение. Родился термин "оккультизм", что, собственно говоря, означает "наука о скрытом, сокровенном". Но чем является магия на самом деле, стало еще более непонятно, хотя книги были написаны довольно ясным языком... Прислушайтесь к слову "магнит". Мы так привыкли к нему, а между тем до сих пор в нем звучит тот самый корень: "маг", который всегда заставляет трепетать чувствительное сердце. Ныне никто не верит в чудеса. Но посмотрите вокруг! Разве не является чудом наша планета? Весь этот мир? Мы познаем какие-то законы природы, но разве она не чудесна! Альберт Эйнштейн говорил, что человек, лишенный чувства восхищения перед таинственным, не способен ни на какое движение вперед... Так что же такое магия? Это самая древняя и самая молодая наука; во все века, несмотря на попытки запретить самый интерес к таковой, были люди, которые ею интересовались, и сейчас есть. Ее различные подразделения - астрология, алхимия, медицина и так далее сейчас уже стали самостоятельными науками и, потеряв свою связь с "прабабушкой" всех наук - магией, теперь на чем свет стоит честят ее самыми последними словами. А, собственно говоря, за что? Например, астрономия самым своим развитием обязана прежде всего вере в астрологию, которая, впрочем, подкреплялась весьма конкретными рекомендациями, которые квалифицированный астролог может дать человеку в ситуации, где от правильности решения зависит многое... Теперешняя "биоритмология", которую иногда называют "астробиоритмология", - не что иное, как хилое дитя астрологии и современной науки прежде чем ругать собственных родителей, надо их понять. Возможно, древние мудрецы ничего не знали о спине электрона и механизме разрушения ацетилхолина под влиянием ацетилхолинэстеразы... Возможно, хотя и не обязательно. Но было в их знаниях одно качество, отсутствующее в современности. Это качество - цельность. Врач-маг был одновременно врачом, алхимиком, астрологом, художником и много чем другим; он мог все искусства свои привлечь на помощь больному - и привлекал. Он знал, как по мелодии пульса судить о том, что творится в теле человека, и мог сопоставить это с временем его рождения, временем года, временем суток... Он мог назначить лекарство, но не просто, а и указать, какую травку, в какой час и день, где собрать, в какое время применить композицию из нескольких десятков ингредиентов, какие звуки при этом произносить вокруг больного... Это ведь тоже наука. Читатель может произвести простейший опыт: повторите много раз "лю-лю-лю-лю-лю" - и ваш рот наполнится слюной. Но это чисто физиологическая реакция. Определенным образом организованный звук может творить чудеса. Отсюда - первая музыка, первая поэзия. Итак, маг - еще музыкант и поэт. Когда зародилась магия? И для каких целей применялась? На первый вопрос ответа нет. Что касается целей, то они были разными. Людей, которые лечили, помогали, учили добру, называли святыми. Людей, которые калечили, убивали, мешали, учили злому, называли злыми колдунами, боялись и ненавидели и при случае старались от них избавиться. Впрочем, часто одних принимали за других, и, особенно в темные времена зверствования инквизиции, часто достаточно было дурацкого доноса, чтобы человека ни за что ни про что сожгли на костре. Однако в это же время существовали тайные общества, где в глубочайшем секрете продолжали заниматься наукой наук. Чего они достигали? Мы не знаем. Слишком часто дорого приходится платить человечеству за знания - тому много примеров. Один из худших примеров "черной магии" - создание атомной бомбы и химического оружия, выведение особенно болезнетворных бацилл и т.д. Калигула и Нерон были отменными сволочами, но ни один из них не додумался до газовых камер Бухенвальда. Может быть, и к лучшему, что достижения тайных магов остались в тайне: фашизм во многом вырос на почве оккультизма, хотя и не имеет к последнему прямого отношения. Так что же такое магия? Спросите у магов. Существуют ли таковые? Это уже вопрос, не относящийся к нашему повествованию. Как автор уже замечал, он снимает с себя всякую ответственность... Впрочем, пора вернуться к нашему фрагментарному спиральному материалу. Рядом друг с другом лежат две рукописи: одна содержит искусствоведческую трактовку, а другая авторскую разработку одного и того же живописного произведения. Но опять этот шутник с ножницами! На этот раз он разрезал каждую из рукописей на мелкие куски и перемешал их так, что получилось нечто вроде диалога, в котором каждый высказывает свои мысли. Читатель сам поймет, где какой кусок. - В этом произведении, завершающем определенный творческий цикл, художник хотел, наконец, выразить со всей непосредственностью давние искания лирической трактовки образа, который в своей недосказанности, растворенности в сфуматто приобретает новое, более глубокое звучание и, при всей тонкости, глубине и неоднозначности подачи внутреннего мира модели это новое звучание может быть воспринято зрителем как некоторый закономерный итог ее духовного развития: сквозь духовные искания модели мы видим духовные искания автора, и верится, что он ищет светлое начало, к которому в конечном счете и стремится загадочная полуулыбка женщины... - Холст следует прокрыть двойным слоем лучшего гуммиарабика, по которому наложить нейтральный, очень тонко тертый аматитовый грунт. Этот грунт тереть на яичном белке, потом класть после очень тщательной просушки слой мастики, смешанной с облагороженным венецианским терпентином. Затем полировать, лакировать, как обычно; по лаку - прописка в мертвых красках. Здесь - тщательная проработка деталей, но писать тонко и класть лессировки острой беличьей кистью (смотри расчет оттенков цвета в мертвых красках в соответствии с движением света в коже и ее подложки соответственно характеру модели...). - Эта картина несет в себе некую двойственность, которая исключает простые решения и делает суждение о ней поневоле диалектическим. С одной стороны - ощущение интимности и близости, а с другой - почти недоступности и непреодолимого дистанцирования, то есть речь идет о генезисе дистанцирования через интимность и близость, что, в свою очередь, рождает некий синтез и создает на этой основе какое-то иное качество бытия, магически отраженного через преломленную в картинной плоскости личность модели... - Движение головного позвонка - в повороте на семь восьмых. Остальной поворот распределяется на: шею - пятнадцать шестнадцатых, плечи - три четверти, но поворот обратного движения грудной клетки на одну шестую уменьшает движение плеч и доводит разворот до пяти шестых. Смотри также расчет побочных поворотов и соотнесение движения зрачков и сокращения ириды с поворотом относительно источников освещения. Свет - смотри разработку. Поддержка искусственными подсветками и всесторонним освещением в третьем уровне отражения... усиление рефлекса в зонах покоя формы в квинту к рефлексам второго уровня... - В момент общения с этим великим произведением зритель поневоле вынужден затаить дыхание и вспомнить всю свою прошедшую жизнь. Нас волнуют почти те же мысли, которые обуревали художника, те же страсти, которые он перенес на полотно. Его глубочайшее лирическое само выражение достигает здесь почти формы эксгибиционизма с экзистенциальным конституированием всего современного ему мироощущения в форме метафорического переосмысления; и, говоря эллиптически, кристаллизация одухотворения живописного портрета личностью как модели, так и автора, переплавленными через развоплощение конкретности, есть вместе с тем и приобретение новой конкретности в виде архетипического воплощения на полотне. - Прописка в живых красках (смотри расчет оттенков в отношении среднего звена - лист N 4) в соответствии с расчетом. Здесь обратить внимание на усиление формы локальной подсветкой: цвет ее, в соответствии с замыслом, должен быть в отношении своей силы в четвертом удалении от цвета формы и во втором к фоновым цветам. Тени намечаются, но пока лишь в пятой позиции. Здесь употребление корпусных должно быть сведено почти на нет, так как иначе вторые формы будут потеряны. Очень тонкий слой. Однако использовать барсучью кисть для создания локальных чечевичек из очень старого масла грецкого ореха, загущенного по способу Эйков... - Поражает отсутствие вымученности и засушенности формы, которые порой присутствуют в столь тщательно сделанной работе. Все настолько легко и воздушно, что забываешь о колоссальном труде, вложенном в это произведение. Поневоле приходят мысли о некой потусторонности этой в общем-то весьма земной улыбки: сейчас и здесь, но в то же время где-то еще... Позволю себе высказать одну довольно смелую мысль, она в общем-то дискуссионна и не может быть в настоящий момент достаточно обоснована, но, как мне во всяком случае представляется, заслуживает внимания. Не было ли отношение художника к модели не только эстетическим?! Не было ли между ними особых духовных отношений, которые способствовали появлению этого уникального портрета? - В отношении формы смотри расчет. Основные составляющие: лицо в соответствии с замыканием по типу 11, но с дополнительной гармонизацией. Таковая осуществляется введением вторичных шагов (см.расчет) формы с ее некоторым изощрением в смысле первой и второй прописки. В третьей прописке - ослабление вторичных изощрений формы, чтобы зритель не восприял их ясно, но усиление цветовых тонких лессировок по форме в соответствии с расчетом. Шея - в квартиру к лицу, плечи и грудь - в большую терцию, руки - в квинту. Усиление дикой жилы между первой и второй кистевой костью. (Наименовать портретом некой якобы существующей особы.) Руки, как таковые, в двойном... (Рукопись обрывается.) - В такой небольшой статье невозможно высказать все мысли, на которые наводит это произведение. Безусловно, за пятьсот с лишним лет существования картины накопилась масса литературы о ней. Желающих узнать подробности я отсылаю к следующим работам: (список). Чтобы понять всю глубину проблемы, с нашей точки зрения, работы, помеченные звездочкой, следует изучить непременно. Глава 12 После встречи со стариком Неведомский, чертыхаясь, откопал свой автомобиль, для чего пришлось искать дворника и брать у него лопату, а затем поехал прямо к Кондраньеву и обо всем ему рассказал. Оба сошлись на том, что их недвусмысленно предупреждают, вслед за чем, если они не прекратят расследование, последуют настоящие репрессии. Причем уровень возможностей противника, кто он и с какой стороны ударит - все это совершенно неизвестно. Кондраньев сообщил еще одно неприятное известие: третий этаж исчез совсем из дома N 6. Теперь и снаружи дом выглядит пятиэтажным. В этих условиях выходить на начальство - безумие: обоих тут же упрячут куда следует и добрые, все понимающие психиатры будут участливо поддакивать им. Однако просто так оставить это дело нельзя. Они достаточно далеко зашли, чтобы теперь отступать. Но необходимо проконсультироваться со знающими людьми. Впрочем, где найти таких? Надо быть очень аккуратными в смысле конспирации. Возможно, за Неведомским следят. Но тот факт, что их предупредили только сейчас, означает, возможно, что до сих пор противник не знал о расследовании, а потому и не предпринимал никаких мер. Узнать же он мог только от Эйхенбаума. Кондраньев тотчас же позвонил Оресту Карловичу и спросил, кому тот сообщал о предстоящем визите Александра Григорьевича. Коллекционер ответил, что звонил "сотрудник Музея имени Пушкина" Алтынов Иван Ильич, прося о встрече, которую коллекционер, хорошо знающий его голос, назначил на четыре тридцать, "так как в два тридцать пять придет некий Неведомский Александр Григорьевич из МУРа". Тут же позвонили в Пушкинский музей в отдел кадров, и там им сообщили, что Алтынов Иван Ильич в настоящее время находится в Федеративной Республике Германия, где ведет переговоры о выставке в порядке культурного обмена. Кстати, Эйхенбаум сказал, что Иван Ильич так и не пришел, хотя раньше был образцом точности и аккуратности. Стало ясно, что противник вышел на Неведомского случайно: по всей вероятности, он, умея мастерски подделывать любой голос, позвонил Эйхенбауму по какой-то своей надобности, но, узнав, что к тому идет Неведомский, выследил майора и решил припугнуть, чтобы убрать со своей дороги. Вероятно, старик как-то связан с событиями в доме N 6. Но как - выяснится позднее. Итак - расследование продолжать. Но сделать паузу. Неведомскому следует симулировать отъезд: может быть, за ним следят. У себя на квартире в ближайшее после отъезда время не надо появляться - жить он будет у Кондраньева. Машину оставить рядом с домом и в течение всего расследования ей не пользоваться. Так оно надежней. Кондраньев выделит ему в помощь оперативную машину. Ни Кондраньев, ни Неведомский не должны лично появляться около дома N 6. Вообще интерес к нему должен до поры до времени прекратиться, тем более что лифт теперь не выкидывает фокусов и запрет на пользование им сняли. Необходимо строго-настрого предупредить Эйхенбаума, чтобы держал язык за зубами. Сделать это надо немедленно. Они позвонили коллекционеру, но тот сказал, что не понимает, что еще нужно Неведомскому: если у него не в порядке с памятью, нечего работать в таком учреждении. В чем дело? Он ведь уже звонил Эйхенбауму и просил повторить телефоны, которые тот ему дал. Орест Карлович был совсем сбит с толку. Неведомский сказал, что у него видимо, действительно что-то с памятью, и, извинившись за беспокойство, попрощался. Противник времени не терял. Действительно, надо предпринять все меры по маскировке. Есть, однако, один ход, который можно сделать прямо сейчас посетить Акакия Контрапупьева. Ведь Эйхенбаум не знал его телефона и в разговоре с колдуном наверняка назвал только номера, которые дал Неведомскому. Кроме того, если даже противник проведал о Контрапупьеве, пока он узнает его адрес, возможно, пройдет некоторое время. Так или иначе, к Контрапупьеву должен ехать в штатском Кондраньев, а Неведомский пока будет заниматься маскировкой. Александр Григорьевич отправился домой. Там он уложил чемодан и на такси поехал на Курский вокзал. Взял билет до Адлера, зашел в купе, поставил чемодан, вышел к окну, выходящему на перрон. Поезд тронулся. И когда он уже набирал скорость, Неведомскому показалось, (наверняка он не смог бы этого утверждать), что на перроне мелькнула знакомая академическая борода, хотя одет старик в этот раз был иначе. Поезд набрал ход, и мелькающие картины понеслись назад, назад... Первой остановкой была Тула. Там Неведомский вышел, пересел на идущую в Москву электричку и через два с половиной часа уже пил чай у Кондраньева. Похоже, что хитрость удалась. За это время Алексей Михайлович успел-таки побывать у Контрапупьева. Он рассказал Александру Григорьевичу следующее: Акакий Контрапупьев (ответ картотеки). Акакий Контрапупьев, 1945 года рождения, женат, двое детей. В 1967 году окончил Суриковский институт. С тех пор нигде постоянно не работает, выполняет договорные работы по иллюстрированию детских книг. Проходил свидетелем по делу о хищении крупных сумм из ГУМа: случайно видел преступника и сумел его по памяти нарисовать. Среди художников, однако, известен как любитель скандалов: несколько раз устраивал свои выставки прямо на улице, в самых не подходящих для этого местах, что приводило к необходимости вмешательства милиции: хотя в этом и нет никакого криминала, создающиеся скопления народа мешали уличному движению. В дальнейшем по ходатайству той же милиции ему предоставили помещение в фойе кинотеатра "Аргон", где он и выставляет свои работы время от времени. Обладает крайне неуживчивым, сутяжным характером, считает себя гением, ни во что не ставит других живописцев. В институте это приводило к столкновению с преподавателями, которых он так же ни в грош не ставил. Однако институт закончил. Очень активен, собирает вокруг себя всякую шушеру. Поклонники, поклонницы... Союз Художников не признает. Считает, что там окопались ретрограды и консерваторы. Работает дома. Проживает по адресу: Даев переулок, дом два, квартира четырнадцать. Это рядом со Сретенкой. Я позвонил ему и сказал, что давно являюсь поклонником его таланта и хотел бы встретиться на предмет приобретения картины. Кондраньев усмехнулся и показал Неведомскому небольшой кусочек оргалита, на котором было довольно изящно изображено нечто, а именно - человеческий глаз, выглядывающий из унитаза. - Четвертной отдал, если так пойдет дело, вылетим с тобой в трубу! Я сначала купил у него эту пакость, впрочем, другие картины еще хуже, а потом сказал, что денег у меня сейчас с собой немного, но я пришел, только чтобы с ним познакомиться, по совету моего друга Маринина Ивана Петровича, который мне очень его рекомендовал. Мы долго разговаривали о живописи, вернее, говорил все время он, а я слушал, а то бы он быстро просек, что я в этом не ахти как разбираюсь. Я намекнул, что в дальнейшем куплю еще, он не скупился на показ картин, а походя я выяснил, что дел-то у него с Марининым особенных не было. Кстати, он очень удивился, что именно Маринин направил меня к нему. Даже сказал - вот уж не ожидал! Вот тут я ненавязчиво и перевел разговор на Маринина, сказав, что очень его уважаю за познания в области живописи, на что Акакий ответил, что можно прочитать гору литературы, просмотреть тысячи картин, но разбираться в живописи может только тот, кто сам держит кисть в руке, и то не всегда. Впрочем, продолжал он, Иван Петрович, пожалуй, в каком-то смысле исключение. Я сказал, что вообще, к сожалению, знаю Ивана Петровича меньше, чем мне бы хотелось, мы просто вместе работаем, хотя и в разных отделах, но это глубоко симпатичный мне человек, так как очень интеллигентен. На это Контрапупьев сказал, что Иван Петрович слишком увлекается старой живописью и не понимает современной. Он долго рассуждал на эту тему, и я не понял почти ничего, по-моему он сам не очень понимает, что говорит. Вообще, говорит, говорит... Из его болтовни и стало ясно, что особых дел у него с Марининым не было, вероятно, тот приглашал его временами в гости в качестве шута: соберется большая компания, а Контрапупьев говорит, говорит и всех занимает, развлекает... Понимаешь, Саша, не того масштаба человек, чтобы можно было с ним иметь серьезное дело. А Маринин, судя по всему, человек серьезный... Одно меня насторожило: Акакий сказал, что у Маринина дома есть не только коллекция книг по живописи, но и довольно обширная коллекция книг по магии. В частности, Акакию досталась в наследство небольшая библиотечка по этому вопросу, и Маринин у него всю ее купил, причем заплатил очень щедро. Сам Акакий считает высшим проявлением магии свою живопись. Об этом он мне прямо так и заявил. Потом я перевел разговор на другую тему. Закончили мы на "летающих тарелках", так что, если твой Дедушка Мороз и появится там, ничего путного не выведает. Видимо, с деньгами у Акакия не очень, так как он на прощанье предлагал мне заходить почаще у него есть много картин на продажу, которых я не видел. Что теперь делать с этой гадостью? Александр Григорьевич посоветовал повесить ее в соответствующем месте. Что дальше? Впрочем, утро вечера мудреней. Ложиться спать. Какая-то разгадка у этого дела должна быть. Непременно должна быть... Глава 13 В Малом Техникумовом переулке, в доме N 41 находится грязный подвал, где расположилась странная организация, именующая себя пышно: ЛЭИ при ДОЛТиЛ, что расшифровывается как "Лаборатория экстрасенсных исследований при Добровольном обществе любителей телевидения имени Ломоносова". Время от времени на фонарных столбах появляются объявления следующего содержания: "Лиц, желающих пройти курс развития экстрасенсных качеств, просят прийти тогда-то по адресу: ..." Что же это за заведение? Прежде всего это две ставки по семьдесят рублей, выбитые одним влиятельным человеком, большим ученым, под эту "исследовательскую работу" в Добровольном обществе любителей телевидения. На этих ставках сидят двое полусумасшедших "любителей телепатии", которые исследуют все что ни попадя, а в основном - руководят как бы клубом, где собираются настоящие сумасшедшие, скучающие домохозяйки, ищущие, чем скрасить свою ой какую утомительную жизнь, спекулянты, которые распространяют среди них самопечатную литературу с последними рецептами, как похудеть, а также любители "летающих тарелок". Все они (каждый со своими целями) изучают глубокие проблемы биополических манипуляций, каковые руководители этой шарашкиной конторы считают себе полностью уже подвластными. Время от времени большая часть этой сборной солянки дает деру, и, так как обычно это бывает после летних отпусков, где-то в сентябре и появляются объявления на фонарных столбах. Бывает здесь и недавно приехавший из путешествия по Индии некий Федоров; он напечатал книгу, где в популярном изложении и несколько переврав, почти дословно скопировал фальшивку 30-х годов нашего века относительно подобного путешествия; несмотря на то, что ни один уважающий себя востоковед не будет иметь с ним дела, в подвале он пользуется колоссальным успехом! Некто по фамилии Дискантов руководит всей этой компанией. Процедура приема выглядит так: из тесной, освещенной тусклым светом прихожей приглашают по пять человек в не менее тесную комнатку (собственно все помещение и состоит из этих двух половин - общая площадь - 15 кв.м). Там их впятером сажают на полуразваливающийся диван, где предлагают расслабиться и подвергают неким психологическим тестам, которые, по твердому убеждению Дискантова и его коллеги Куськина, надежно выявляют потенциальных экстрасенсов. ( Эти тесты они слямзили из английской книжки по популярному психилогическому ликбезу, но перевели очень плохо, так что перевирают. Впрочем, может быть, переводили эти тесты не они; надо отдать им должное: даже русского языка толком не знают.) Затем надо отметить, что красивые женщины, которые здесь, правда, появляются довольно редко, считаются особенно способными к этой деятельности, так что их и без тестов зачисляют в кандидатки на обучение всяческому экстрасенству... Впрочем, больше здесь людей с какими-либо повреждениями как физическими, так и психологическими, которые они надеются преодолеть с помощью Дискантова и Куськина. Автор вовсе не отрицает существование феноменов телепатии, телекинеза, трансгрессии, телепортации, интерангуляции, пролиферации, трепанации, дезинфекции, дезинсекции и дератизации - при желании этот список можно продолжить. Есть, однако, одно слово - дискредитация, а именно так можно суммировать то, что получается в результате деятельности Куськина и Дискантова... Впрочем, не автору их осуждать, пусть их! Но Александр Григорьевич, по своему вполне понятному невежеству в данной области, прежде всего попал в эту берлогу: он хотел получить хоть какую-нибудь информацию, что же все-таки может быть причиной упомянутых явлений и как с этим обращаться? Итак, диалог: Неведомский - Дискантов. - Входите, входите. Не обращайте внимания на тесноту. Ничего не говорите мне. Я сегодня в телепатическом ударе. Я проникаю в вас. Вы пришли, чтобы постигнуть. Вы постигнете! - Он полюбовался несколько секунд произведенным эффектом, затем продолжал: - Ваша профессия связана с... - он увидел блокнот в руках Неведомского... - Ваша профессия связана со средствами массовой информации. Вы журналист! - Он победно посмотрел на Александра Григорьевича. - Как вы догадались? - Особые, знаете ли, флюиды. Я же говорил, я сегодня в ударе. Ваша газета ... или журнал? - Он бросил на майора вороватый взгляд, тот подыграл ему немного. - Журнал! - Вы прямо рентген, а не человек! - Да, я сегодня в ударе... Так это ваш журнал... Как он называется? - Я более чем уверен, что вы сможете угадать и это! - "Наука и жизнь"? - Совершенно верно! Вы прямо читаете мысли! - Дискантов посмотрел на Александра Григорьевича с некоторым подозрением. Уж больно гладко все получалось. Но, встретив его прямой, открытый взгляд, не выдержал и отвел глаза. - Вы пришли, чтобы познакомиться с работой нашей, - он подумал и добавил: - возглавляемой мной лабораторией, не так ли? - Вот именно! Расскажите, пожалуйста, чем вы занимаетесь? - Ну, как же это... Это сразу так и не изложишь... Мы много чем занимаемся! У нашей лаборатории широкий спектр действия, мы практически перекрываем деятельность целого НИИ. Может быть, после вашей публикации нам дадут помещение получше, а? - Я в этом не сомневаюсь. Расскажите, однако, о чем-нибудь конкретном, приведите пример работы вашей лаборатории. Я мог бы, оттолкнувшись от этого, вести наш разговор дальше... Впрочем, зачем я объясняю вам? Вы ведь все без слов понимаете! - Ну, с чего бы начать... Вот, например, мы занимаемся биополем. - Что это такое? Вы извините, но я полный профан. - Это такое поле вокруг человека. Оно невидимо, но по методу Кирлианов можно его сфотографировать. - Я что-то слышал о методе Кирлианов. Они, если я не ошибаюсь, фотографировали электрический разряд, да, именно высокочастотный электрический разряд. - Профессиональная память подсказала факт, и Неведомский воочию увидел страницу журнала, где были представлены цветные фотографии свечения в высокочастотном разряде различных объектов: живых, мертвых, камней, пластмассовых и резиновых фигурок, человеческих рук... Вот где он читал об этом - в американском журнале "Успехи криминологии", одно время этот метод предлагали для быстрого определения степени опьянения: после приема алкоголя меняется сопротивление кожи и соответственно - характер кирлиановского свечения рук в высокочастотном электрическом поле. Это не биополе; высокочастотное электрическое поле применяется, например, в аппарате УВЧ. - Без биополя никакого разряда не бывает! Впрочем, мы не фотографируем его. - Так что же это такое - биополе? Вы извините, я не обладаю вашими способностями понимать без слов. - Ну, я же вам сказал: такое поле вокруг человека. Мы, экстрасенсы, его чувствуем. Вот у вас, например, оно вот здесь, - он показал на область шеи майора, - зеленого цвета. - И опять победно посмотрел на Александра Григорьевича: что, мол, как я тебя! - И что это означает? - Ну, у вас явно не в порядке почечная лоханка!.. - Да что вы говорите! (Врешь, подумал Неведомский, перед отпуском проходил медосмотр, сказали - здоров как бык.) - Но вы не беспокойтесь. Сейчас я все вам приведу в порядок. - С этими словами он несколько раз провел рукой по воздуху перед Александром Григорьевичем. - Вот видите! Теперь все в порядке! - Да, это очень впечатляет. Чем еще вы занимаетесь? - Мы занимаемся выравниванием биополя. У человека больного оно неровное, и надо его выровнять. Как только выровняешь биополе, так сразу выздоравливает. - И у многих вы это... выравниваете? - Ну, как вам сказать. Это вообще не совсем наш профиль. Мы больше исследуем: мы же исследователи. - А что вы исследуете? - Я же вам сказал - биополе. - Какие методы вы применяете при исследовании? Или это секрет? - Мы за полную открытость нашего метода. Но ради государственной безопасности, - он понизил голос, - в некоторых странах предпочитают скрывать подобные исследования. - Так каковы ваши методы? - Ну, мы чувствуем биополе, то есть ощущаем его, и результаты заносим в протокол. Протокол ведется для научной чистоты эксперимента в двух экземплярах. Потом мы подвергаем протокол статистической обработке. - Приведите пример. - Ну, вот, например, протокол, - Дискантов извлек из ящика полуразвалившегося, обшарпанного письменного стола ученическую тетрадку, - "Протокол эксперимента N 6245. Индуктор: Дискантов. Реципиент: Оля Тяпина, 24-х лет. Передача мыслей. Передаваемый текст: "Оля, ваша грудь достойна лучшего применения". Расстояние - полтора метра. Реципиент не воспроизводит текста вербально, но под пристальным взглядом индуктора прикрывает свою грудь шерстяным платком. Эксперимент следует считать полностью удавшимся". - Потрясающе! - Вот еще: "Эксперимент N 6253. После принятия большого количества жидкости через полчаса у всех троих испытуемых возникла одна и та же мысль. Жидкость - в данном случае арбуз - несомненно сыграла роль усилителя телепатического рапорта". - Великолепно! - Я, конечно, привожу вам, как вы понимаете, лишь наиболее бесспорные в отношении результата эксперименты. Но статистическая обработка показала, что наши результаты на два порядка превосходят лучшие зарубежные достижения, - он скромно потупился. - Скажите, а кто-нибудь занимается еще такого рода проблемами? - На таком научном уровне - нет. - Но может быть, есть люди, которые что-то практически умеют, не имея вашей подготовки в научном смысле? - Есть один тут... Но я его отрицаю. Он, конечно, предмет знает. Даже, может быть, почти так же, как я. Но он не признает нашу лабораторию. И не хочет с нами сотрудничать. А мы предлагали ему участие в экспериментах! И что, как вы думаете, он сделал? Даже не соизволил ответить нам! - Как его зовут? Где его найти? Может быть, я сумею убедить его сотрудничать с вами... - Сомнительно. Но попробовать можно. Пресса - великая сила. Мы пытались внушить ему участие в наших опытах, но он меня ударил через биополе, и у меня с тех пор неизлечимый геморрой! - Дискантов написал на бумаге адрес, фамилию, имя и отчество. - Спасибо вам за разъяснение. Всего хорошего. - Скоро ждать публикации? - А с чего это вы взяли, что я журналист? Неведомский не стал дожидаться, что ответит на это Дискантов; тот, впрочем, так и застыл с открытым ртом. Повернувшись, Неведомский покинул подвал. Может быть, и не надо было так огорошивать придурка, но уж больно самоуверенный, и ведь находятся сумасшедшие, которые ему верят. Конечно, никто из тех, кто имеет хоть какое-то отношение к известным явлениям, близко не подойдет к этому милому подвальчику, но Александр Григорьевич, расспрашивая Дискантова, решил, что тот может указать на кого-то, кто может знать таких людей, если даже сам таковым не является. Воистину правду сказал Марк Твен: "Нет такого дурака, которому не поклонился бы дурак еще больший". С этими мыслями Александр Григорьевич сел в поджидавшую его оперативную машину, и та отвезла его к Кондраньеву домой. Там ждала его записка: "Саша, есть новости. Ко мне заходил твой Дед Мороз. Вроде удалось втереть очки. Сломал мой пистолет. К счастью, вроде обошлось. Сиди дома, жди меня. Буду к обеду. Поговорим. Подробности при встрече. Жму руку. Алексей". "Вот так, - подумал Неведомский, - одни тратят свой отпуск на расследование безнадежного дела, что еще и сопряжено с не поддающимся учету риском, а другие сидят в грязном подвале, мечтая, что их "научная работа" будет опубликована..." Глава 14 Кондраньев сидел у себя в кабинете, когда ему сообщили, что его желает видеть какой-то гражданин преклонного возраста. Говорит, что у него есть к Алексею Михайловичу дело, о котором сообщит ему лично. В последнее время Кондраньев был несколько насторожен; поэтому, не отдавая себе отчета, кем бы мог быть этот гражданин, Алексей Михайлович достал из сейфа свой "Макаров" и положил его в ящик стола. Тем более что внутренняя пружина, которая, когда ее хорошенько закрутят, становится очень чувствительной, подсказала ему: что-то здесь не так. Дверь открылась, и в кабинет вошел представительный, профессорского вида, одетый на этот раз в костюм с иголочки бородатый старик. На носу у него изящно примостилось золотое пенсне, от которого цепочка спускалась прямо в карман жилетки. Безукоризненно белая сорочка с кружевным воротником. В общем - полное впечатление старомодного преуспевающего профессора - врача, каким-то образом попавшего из девятнадцатого века в век нынешний. Войдя, он церемонно поклонился и, не представившись, начал: - Это вы, как я понимаю, а понимаю я, как правило, правильно, если применяю правильно правила понимания, то есть именно вы, а некто иной, и было бы странно, если бы это был кто-нибудь иной, являетесь начальником этого учреждения, то есть ваша, как я понимаю, фамилия является Кондраньев Алексей Михайлович? Все это было произнесено тоном, полным самой глубокой сердечности, но Кондраньев был несколько озадачен такой манерой выражать свои мысли. "Шиз", - мелькнула мысль, но он решил подождать, что будет дальше. - Да, моя фамилия - Кондраньев, а зовут меня Алексей Михайлович. Что вы хотите сообщить? - Я хочу вам сообщить, что имею для вас чрезвычайно важное сообщение, которое вам хочу сообщить. Причем сообщить хочу именно вам, так как именно вы, а некто другой являетесь начальником, как я понимаю, этого учреждения, и ваша фамилия - Кондраньев Алексей Михайлович. - Неплохо бы приступить наконец к самому сообщению. - У Кондраньева несколько помутилось в голове, но он еще надеялся на какой-то смысл. - Относительно сообщения могу сказать, что именно за этим я и пришел! - Так сообщайте же, - сказал Кондраньев, а мысленно добавил: "Черт бы тебя побрал!" - Именно вам я скажу, так как именно вы являетесь начальником этого учреждения, так как ваша фамилия, Алексей Михайлович, - Кондраньев. Кроме того, позвольте заметить, что это сообщение касается лично вас в той же мере, в какой касается лично меня. Можно, однако, сказать, что это сообщение нельзя вот так, сразу сообщить вам, так как я еще не уверен на сто процентов, а уверен только на девяносто пять и восемь десятых процента, что именно ваша фамилия Кондраньев Алексей Михайлович. Кондраньев еле удерживался, чтобы не сорваться на грубость. Но академический вид старика и серьезность, с которой он говорил, а также отсутствие в его глазах того сумасшедшего блеска, который характерен для граждан с "левой резьбой", заставил и Алексея Михайловича несколько помедлить с решением вызвать ребят и отправить старика в "Кащенко". Вместо этого он собрал остаток вежливости и сказал: - Не могли бы вы перейти к делу? Если не можете выражаться более определенно, зря только теряете время. - Как же-с, как же-с, приступим к делу. Для начала достаньте свой пистолетик из столика и посмотрите на него, право же, стоит посмотреть! Кондраньев, поняв, с кем имеет дело, открыл стол и, лихорадочно обдумывая линию своего поведения, но не подавая вида, достал пистолет. Тот был весь как будто изъеден муравьями: и ствол, и затвор, и рукоятка, и детали внутреннего механизма были настолько источены маленькими дырочками, что все устройство пистолета было видно насквозь. Даже патроны превратились в кружево, и, когда Алексей Михайлович взял пистолет в руки, на стол посыпалась тончайшая металлическая пыль... - Что вы хотите от меня? Вы знаете, какие у меня будут неприятности по поводу повреждения личного оружия? Что плохого я вам сделал? За что вы надо мной издеваетесь? - Кондраньев говорил несколько плаксивым тоном, не переигрывая, однако, и провоцируя противника на постановку точек над i. - Вот так-то, батенька, лучше, знаете ли. А то пистолетик приготовил! Козявочка вы моя! - Взгляд старика стал нехорошим, он коснулся указательным пальцем своей правой руки левой руки Кондраньева, и тот почувствовал в руке такую тяжесть, что его неудержимо потянуло вниз, и, как ни пытался он сопротивляться, рука сорвала его со стула и бросила на пол, где Алексей Михайлович в неудобной позе и остался лежать. А старик продолжал: - Дело-то у меня к вам маленькое, собственно делишко, а не дело. Не хотелось бы причинять вам неприятность, но вы сами виноваты. Ваш коллега умнее вас: уехал себе в отпуск - скатертью дорожка! Пусть отдыхает! Я ему дал совет, и он послушался, не то что некоторые! Ты зачем к Акакию ходил? Отвечай! - В последнем его слове была уже угроза вот прямо сейчас покончить с Алексеем Михайловичем. Страха не было. Он пришел, липкий и тяжелый, потом, уж после того, как все кончилось, но в тот момент была лишь предельная собранность и понимание своей единственной задачи - сделать все, чтобы старик не заподозрил истинного положения вещей. Поэтому Кондраньев совсем убитым голосом взмолился: - Пощадите! У меня жена, дети. Все сделаю, что скажете, только не губите! - Я не слышал ответа на свой вопрос. - К нам поступило заявление с работы гражданина Маринина. Мы должны реагировать на него. Пропал человек, мы его ищем. - Не беспокойся, козявочка. На работе я уже побывал. Больше никаких заявлений не будет. Так что ты говоришь? Ищете его? Можешь быть спокоен. Он мне не нужен. Если я его найду, отдам тебе. Забирай. Но не путайся у меня под ногами. Плохо будет. Этот твой Неведомский убрался, и правильно сделал. Занимайся своими алкоголиками, а в серьезные дела не суйся, запросто можешь помереть. И семейка твоя долго не протянет. А будешь вести себя паинькой, все будет хорошо. И пистолетик твой обратно зарастет - месяца через два. Сколько тебе лет, человече? - Тридцать восемь... - Так и не дергайся - живешь-то на свете с гулькин нос, а тоже туда же. Сопляк еще - в такие дела-то соваться! - Вот вы все говорите - такие дела, такие дела! Что за дела-то? - Крутить вздумал?! - Нет, что вы. Но и меня поймите, я же должен знать, чего не делать. А то потом сами будете недовольны! Вы уж объясните, пожалуйста! - Что за дела? Посмотрим, что за дела! - С этими словами старик сквозь железную дверь запустил руку в кондраньевский сейф и извлек оттуда все материалы по делу: заявление, отчет Аввакумушкина, адреса... К счастью, адрес, который дал Дискантов, они с Неведомским заранее спрятали на всякий случай в перевязанной шпагатом консервной банке, подвешенной под самой крышей кондраньевского дома. Старик бесцеремонно уселся в кресло Алексея Михайловича и стал неторопливо читать. Потом он засунул материалы в невесть откуда взявшийся "дипломат" и прищелкнул пальцами. - Не дергайся, - сказал он Кондраньеву, рука которого теперь начала отходить от страшной тяжести, сковавшей ее, - я этого страсть как не люблю. Мало ты знаешь, но лучше бы вообще ничего не знал. Можно бы сделать и это, да лень лазить к тебе в мозги. Да и жалко тебя: я, почитай, в мозги лет уже триста не лазил, недосуг мне медициной-то заниматься, не ровен час убью... Был бы жив покойный Брюс, он бы тебе рога-то пообломал за то, что в твоем околотке его особняк сломали! Ты-то куда глядел? Впрочем, впредь не лезь туда, не знаешь куда. Тут большие предстоят коллизии: попадешь меж двух жерновов перемелят - не заметят! Поэтому не моги и думать о доме напротив церкви, что на Успенском Вражке. Занимайся своими алкоголиками, лови воров. - Не извольте сомневаться, простите великодушно, коли что не так! Кондраньев сам не заметил, как заговорил подобострастным тоном мелкого чиновника прошлого века; видимо, он вошел в роль, и теперь, когда рука почти отошла, думал, не броситься ли на старика, пока тот ничего не подозревает, и добраться до горла, прежде чем колдун выкинет один из своих фокусов, или пусть идет. Второе мнение возобладало - Алексей Михайлович вовсе не был уверен, что удастся хоть что-нибудь сделать старику, а если не удастся, тогда уж точно все пропало. - Вот так-то лучше, вставай, садись. - Старик показал на стул, сам продолжая сидеть в кондраньевском кресле. Кондраньев покорно сел. - Ты понял меня? - Понял, ваше высокопревосходительство! - Да ты, братец, еще вдобавок и дурак. Если хочешь мне польстить, называй меня "ваше высокоумие". - Понял, ваше высокоумие! Старик довольно подхихикнул: - И болван же ты, братец! - Так точно, ваше высокоумие. ("Погоди, гад".) - Ну, черт с тобой, живи. Старик стал как-то истончаться, таять, потом совсем растворился в воздухе, но голос его вдруг отчетливо пробухал у самого уха Алексея Михайловича: - Если еще раз попадешься под ноги - смотри пеняй на себя! - Есть, ваше высокоумие! Никто не ответил. С полчаса Кондраньев сидел, приходя в себя. После того как старик исчез, Алексея Михайловича начал бить озноб, голова покрылась липким холодным потом, и пришел страх. Так с ним и раньше бывало. В самых отчаянных переделках страх приходил после - если все уже было сделано и страшное напряжение, огромная концентрация всех мыслей и чувств на выполнении задачи, как тогда в пограничных войсках, когда он дрался один против шестерых вооруженных нарушителей, - если эта страшная концентрация была уже больше не нужна, приходил страх. Алексей Михайлович знал эту свою черту; знал он и то, что, понадобится - опять полезет в самую страшную заваруху и, коли останется жив, страх будет колотить его после того. Как будто они заключили со страхом сделку: тот приходил тогда, когда не мог помешать делу, так как поганой метлой его гнали прочь в момент настоящей опасности. Но вот уже голова прояснилась: он вызвал дежурного милиционера, написал короткую записку, велел отвезти к нему домой и на всякий случай сказал - предупреждает жену, что придет обедать. На самом деле записка была адресована Неведомскому: Кондраньев не хотел, чтобы тот выходил лишний раз из дома. Теперь у них оставался только тот припрятанный адрес, подвешенный в консервной банке, и, может быть, косвенной уликой мог служить пистолет. Кстати, как он там? Не показалось ли? Может быть, старик - гипнотезер? Но пистолет лежал весь источенный кружевом дырочек и, если взять его в руку, казался совсем невесомым. Одного пистолета мало; скажут: Кондраньев двинулся, загубил пистолет, уронил в кислоту, например, Неведомский тоже сбрендил, и упрячут обоих в "Кащенко"... И добрые, все понимающие психиатры будут слушать и поддакивать им. Может быть, действительно бросить все? Но за одно издевательство, какое пришлось претерпеть ради дела, следует расчитаться. Да и человек пропал... Кто будет теперь его искать, после того как старик побывал у него в НИИ? Небось скажут, что никогда и не работал такой! Проверим. Он набрал номер ЦАБ (Центральное адресное бюро) и, назвав пароль, спросил, где проживает Маринин Иван Петрович, 1940 года рождения, Москва, предположительно живет в районе улицы Неждановой. - Подождите... В картотеке не значится... Похоже, что столкнулись с чем-то слишком огромным... Глава 15 В лето Господне 1452 родился в доме сера* Пьеро да Винчи незаконный сын - бастард, коего отец, преуспевающий нотариус нарек Леонардо. Его рождение до сих пор порождает многочисленные слухи: о матери его известно лишь, что ее звали Катерина, и ходит легенда в местечке Винчи, где родился великий художник, что была она низка происхождением, но высока красотой и сер Пьеро познакомился с ней в таверне, где красавица подавала гостям вино такое же кислое с терпким привкусом, дешевое вино, какое еще и сейчас может купить в тех краях заезжий турист. С тех пор и вплоть до смерти великого мастера в тысяча пятьсот девятнадцатом году - прожил он шестьдесят семь лет - вся его жизнь служила почвой для самых ___________ * С е р - обращение к лицу юридического звания в средневековой Италии (не путать с английским "сэр"), (Примеч.автора.) невероятных слухов. Не стихают они и до сих пор. Кто он был? Припоминаются такие стихи: Кто он? Ангел господень, незапятнан и свят? Ангел, посланный нам намекнуть о небесном? Может быть, он - монах, что всем страждущим брат? Добрый пастырь? Пророк со знаменем крестным? Но, не внемля вопросу, молчат облака, Только дождь шелестит бесконечно и тонко... И из озера в озеро льется река... И улыбка мадонны... и прелесть ребенка... Кто он? Дьявол ли новый? Ведь возле его Вдохновенных полотен замирают безусто! Если это искусство, то что волшебство? Если вот - волшебство, для чего же искусство? Но, не внемля вопросу, молчит глубина, Лишь в пещерах и гротах туманно и сыро. И на черепе лошади плачет струна*, А волос завитки обнимают полмира... Кто он? Мудрый философ, что взрезал и вскрыл, Словно циркулем вымерял мысли и вены? Корни дерева, кроны, движенье светил, И законы Судьбы, и законы Вселенной? Но, не внемля вопросу, наука нема, Даже критик маститый молчит безголосо. Лишь под шорох страниц вырастают тома... Да и есть ли ответы - на такие вопросы? * ("Некогда Леонардо сделал лютню из черепа лошади и виртуозно играл на ней". В а з а р и Д. Жизнеописание наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. (Примеч.автора.) Этот Мир, этот Миф, этот Маг, этот Бог Кто же он? Не пророк ли Вселенской Печали? Лишь такой же художник ответить бы смог, Но, увы! Живописцы с тех пор измельчали... Леонардо между тем, наверное, и не подозревал, сколько глупостей будет написано о нем весьма серьезными с виду людьми. Пожалуй, ни об одном художнике не написано столько, но еще больше написано глупостей о картине картин, о самой знаменитой картине нового времени - о портрете Моны Лизы. Джоконда... Сколько раз потерявшие совесть малевалы, а иной раз даже маститые живописцы пытались насмеяться над ней, ее вставляли в карикатуры, изображали в рекламных картинках, за полтысячелетия ее жизни было не единожды доказано, что настоящая Джоконда - другая картина, ее крали, затем находили... А она остается все такой же, и, как бы ни старались ее изуродовать в многочисленных поделках где бы то ни было, Мона Лиза остается единственной и неизменной - к ней нельзя ничего прибавить, так же как и нельзя ничего отнять от нее: там все на месте и нет ничего лишнего. Вот если бы прилетели "тарелочники" и не нашли на нашей планете ничего, кроме... Помните этот мотив? Много предлагалось кандидатов на это "кроме": Бруклинский мост, Аэропорт... Нет! Джоконда. И только Джоконда. Так как нет ничего выше этой картины в живописи и, вероятно, в ближайшем будущем не предвидится... Поняли бы тарелочники? Кто их знает... Наше повествование, как читатель уже начинает понимать, связано с неким женским портретом. Автор не мог не признаться в любви Леонардо и Джоконде, хотя к нашему славному повествованию они пока не имеют прямого отношения. Есть идущая сквозь века мода надо сказать довольно пошлая, охаивать Леонардо. И Джоконду. Хотя правилом автора является не вмешиваться в споры, здесь автор заявляет: людям, охаивающим Леонардо и Джоконду, лучше не читать дальше этот роман. У них к концу чтения этого произведения всенепременнейше взбунтуется внутренний огонь, который питает центральную домашнюю жилу, отчего дикие жилы придут в полное рассогласование и возникнет злая меланхолия, или, выражаясь языком двадцатого века, диспепсия, гиперацидный гастрит, возможно - холера... Тем же, кто любит Леонардо, тем, кто хоть немного почувствовал непостижимую глубину "Джоконды", впрочем, как и других произведений "того же автора", рекомендуется читать этот роман дальше: если и болит утроба - пройдет. Внутренний огонь совершит свое благое действие, центральная домашняя жила возрадуется, от чего жилы дикие придут в полное согласование, и возникнет, выражаясь языком двадцатого века, состояние физического, психического и морального благосостояния, в просторечии именуемое здоровьем. "То было великое время, оно нуждалось в титанах, и оно породило титанов..." И самый великий из титанов - Леонардо... Впрочем, как автор уже имел честь сообщить вам, любезный читатель, к нашей истории это имеет самое косвенное отношение. О чем бишь шла речь? Пропал человек, началась всякая чертовщина... Помнится, автор то ли забыл сообщить, то ли злонамеренно утаил адрес, который дал Неведомскому (нелегко ему придется, а автор успел его уже полюбить) некто по фамилии Дискантов. Автор исправляет упущенное тогда. Вот этот адрес: "Улица Мерзляковский переулок, дом 2, квартира нижняя в первом подъезде направо, как войдешь в арку - налево. Фамилие у него - Ухлопьев Кронид Феррапонтович. (Не перепутать с соседом, тот - Укропьев)". Автор постарался сохранить орфографию подлинника в неприкосновенности. Тогда, прочитавши этот адресочек, Александр Григорьевич подумал: "Еще только Коровьева не хватает". Если читатель подумал так же, пусть продолжает думать. Впрочем, кажется, что всякая фамилия, какой бы редкой она ни была при восьмимиллионном населении Москвы, издана, как говорится, массовым тиражом. Глава 16 Когда Кондраньев пришел домой, он первым делом поведал Неведомскому о своем приключении. Они оба сошлись на том, что противник попался очень серьезный, как, с какой стороны ударит и когда - предсказать невозможно. Но есть в нем одно качество, которое делает борьбу с ним возможной, самоуверенность. Ведь именно из-за нее он купился на "отъезд" Неведомского. Ни о визите Александра Григорьевича в логово экстрасенсов, ни об адресе, который ему там дали, - ни о чем этом старик не имел, судя по всему, ни малейшего представления. Кроме того, его зловредная проделка с пистолетом показала, что он до поры до времени не причиняет вреда своим противникам, что при его возможностях было бы, видимо, просто, а только пугает их. Пока. Что будет потом, неясно. Выходить на начальство теперь, однако, стало совсем не с чем. Правда, были свидетели этих событий, но их показания гроша ломаного не будут стоить, после того как проверка на месте покажет отсутствие каких бы то ни было явлений. В лучшем случае сочтут массовым помешательством, а скорее всего вообще не будут во всем этом разбираться, отправят в психушку обоих, а материалы дела передадут для разбирательства тем же психиатрам. После долгих обсуждений Кондраньев вызвал домой Аввакумушкина и попросил его съездить в Художественный театр и привезти оттуда хорошего гримера. Когда это было сделано, Неведомский стал обладателем фальшивой бороды и парика, а кроме того, гример объяснил ему, как наводить искусственные морщины и делать щеки более пухлыми, запихивая между ними и челюстью куски ваты. Он оставил все необходимое для этого и, попрощавшись, ушел. Теперь без грима Неведомский не будет выходить из дома. Поскольку зловредный старик, или, как они его для краткости окрестили, памятуя о первом с ним свидании Александра Григорьевича, "Дед Мороз", может еще понаблюдать за домом, Кондраньеву следует временно взять отпуск под любым предлогом хотя бы на неделю и симулировать отъезд, как это сделал Неведомский. После этого он поселится на квартире у Неведомского, так как тот вроде бы уехал и старик им уже перестал интересоваться. Связь будут держать через Аввакумушкина и по телефону. К дому N 6 не подходить ни под каким предлогом. Расследование продолжать в направлении пусть сомнительной, но единственной пока возможности: выйти на Ухлопьева. Если он и не знает о таких делах, спросить, кто может знать, хотя, конечно, вводить Ухлопьева в курс дела не надо; и так по цепочке постараться выйти наконец на настоящего специалиста, которого после прощупывания его позиции надо будет привлечь в качестве союзника, а там видно будет. Потом Кондраньев пошел оформлять отпуск, а у него уже два года не было отпуска, все задерживали дела, так что удалось сделать это без особого напряжения, а Неведомский отправился, нацепив фальшивую бороду и загримировавшись, к Ухлопьеву Крониду Феррапонтовичу. Несмотря на весьма неточно указанный адрес, он быстро нашел дом в Мерзляковском переулке, потом подъезд и на первом этаже - квартиру. Там он увидел возле двери табличку с надписью: "Ухлопьеву звонить 3 раза. Укропьеву звонить 4 раза и потом еще один раз". Других фамилий не было. Александр Григорьевич нажал три раза на кнопку звонка и после некоторого промедления за дверью послышались шаркающие шаги. Потом дверь приоткрылась, и за ней показался неопределенного - от тридцати до пятидесяти лет - возраста мужик, одетый в какой-то настолько ветхий костюм, что определить его изначальный цвет было почти невозможно. Вдобавок ко всему он был небрит и, видимо, очень грязен. Дверь была приоткрыта на цепочку, и хозяин не проявлял никаких признаков гостеприимства. - Что вы хотите? - Я хочу видеть Кронида Феррапонтовича. - Он вам назначил встречу? - Нет. Я нуждаюсь в его консультации. Я из МУРа. - А вы уверены, что он нуждается в общении с МУРом? - Нет. Если он не сможет уделить мне хотя бы несколько минут, я вынужден буду уйти несолоно хлебавши. Никаких возможностей завоевать его расположение у меня нет. Но, может быть, Кронид Феррапонтович снизойдет до моей скромной особы и поможет мне? Я был бы очень благодарен, и - кто знает? - может быть, когда-нибудь и ему понадобится моя помощь... - Предъявите удостоверение. - Пожалуйста. - ...Это не вы. Удостоверение фальшивое или не ваше. Неведомский забыл, что он в гриме. Рассмеявшись, майор содрал фальшивую бороду, выплюнул вату, потер кожу, сводя искусственные морщины. - Теперь похож? - Зачем весь этот маскарад? - Может быть, вы все-таки пустите меня в квартиру? - Может быть и пущу. А может быть и нет. Попробуйте доказать мне, что вы действительно из МУРа. - Удостоверение вас не убеждает? - Не совсем. - Тогда позвоните по телефону 200-48-96. Спросите майора Неведомского. Это я. Вам ответят, что я в отпуске. Спросите, когда будет. Вам скажут, что шестнадцатого числа. - Вы в отпуске, но пришли ко мне по работе. Вы в гриме. Откуда мне знать, что вы сами не подделка? Может быть, вы подождете, а я позвоню в ближайшее отделение милиции? Пусть они вас проверят. - Какое у вас отделение? - Ухлопьев назвал номер. - Позвоните туда и попросите приехать товарища Закладного. Он меня знает лично. - Ладно, так и быть, я пущу вас. На жулика вы вроде бы не похожи. Но имейте в виду: украсть у меня все равно нечего. Ухлопьев открыл дверь и вернул удостоверение Александру Григорьевичу. Покрытая многолетней пылью квартира. Паутина, свисающая с потолка. Потолок высокий, на нем - лепнина, но все это ветхое, грязное и производит какое-то неуютное впечатление. Они прошли в конец длинного коридора, свернули направо и вошли в огромную, метров сорок пять, комнату. Где-то под потолком - трехрожковая дешевая люстра: вероятно, ее света еле хватает, чтобы рассеять мрак, когда стемнеет. Сейчас, днем, свет с улицы тоже не ахти как освещает огромную комнату: несмотря на большие размеры окна, деревья во дворе почти не дают свету проникнуть сюда. Стол, три стула, какой-то тюфяк, покрытый засаленным шерстяным одеялом, колода карт на столе, маленькая книжная полка, да и она не заполнена книгами даже на три четверти. Вот, пожалуй, и вся обстановка. - Так что привело вас ко мне? Имейте в виду, я очень занят. - Я не отниму у вас много времени. Проблема состоит в том, что по поводу одного расследования я столкнулся с магическими действиями. Не могли бы вы хотя бы вкратце описать людей, которые этим серьезно занимаются? У меня нет никакого представления о магии, а вас мне рекомендовали как очень знающего человека... - Кто рекомендовал? - Дискантов. - Вот уж не подумал бы. С чего бы это вдруг он направил вас ко мне? - Он не смог мне ничем больше помочь. - Так в чем проблема? Какие магические действия? - Понимаете, я сейчас лишен, к сожалению, возможности полностью ввести вас в курс дела. Возможно, позже. - В таком случае до свидания. - Пожалуйста, не сердитесь на меня. Что можно, я вам сейчас сообщу. Дело в том, что изчезают предметы, а люди перемещаются на большие расстояния. Что это может быть? - Телекинез. - Что это такое? - Перемещение силой воли вещей в пространстве. Вот, смотрите. Ухлопьев повел рукой в сторону колоды карт, и та начала лениво шевелиться, затем стала сама собой тасоваться, как будто невидимые руки перемещали ее. У хозяина на лбу меж тем появились капельки пота: видно было, что этот фокус требует от него большого напряжения. - Теперь вам понятно? - Нет. - А в каком смысле вы хотите меня понять? - Как в каком смысле? - Вот вы спросили, что это такое? Я ответил - телекинез. Теперь вы спрашиваете, что такое телекинез? Хотел бы я сам знать! - Но, как я понимаю, вы можете перемещать маленькие предметы, например карты, и это требует большого напряжения. Можно ли переместить человека из одного, скажем, конца Москвы в другой? - Как переместить? По воздуху? Или - в одном месте возник, а в другом исчез - в одном исчез, в другом возник? - Скорее второе. - Тогда это не телекинез, а телепортация. Извините, не владею. - А как насчет поднятия большого груза? Возможно ли это посредством телекинеза? - Предельный вес, который я лично могу поднять таким образом, - полтора килограмма. Вряд ли кто-нибудь в Москве может поднять больше. - А эта... как вы назвали... телепортация... есть ли в Москве кто-нибудь, кто этим владеет? - Вряд ли. Я, во всяком случае, таких не знаю. - Может быть, вы знаете, кто может знать таких людей? - Даже затрудняюсь вам сказать... Я веду очень замкнутый образ жизни и мало с кем общаюсь. - А что сложнее - телекинез или телепортация? - Конечно, телепортация на порядок сложнее. - Скажите, можете ли вы представить себе, чтобы исчез вообще какойнибудь большой объект, например дом или хотя бы его часть, посредством подобных явлений? - Во всяком случае, я бы не взялся это сделать. Возможности человека в этом смысле весьма ограничены. - Скажите, если такими вещами овладеет преступник, насколько это опасно? - В какой степени овладеет? - Ну, скажем, в такой же, как вы? - Очень опасно. Я, скажем, могу в вашем сердце клапан попридержать. Вот так... - Неведомский почувствовал в середине груди резкий удар, который отразился во всем теле; помутилось в голове... Но Ухлопьев прекратил свои дьявольские шутки, и Александр Григорьевич пришел в себя. - Вы извините, я вам не повредил, только ради демонстрации... Но если чуть сильнее, тогда - смерть. И никто ничего не докажет. - А если человек подготовлен куда серьезней, чем вы? - К счастью, таких немного. Но если злой человек, тогда держитесь от него подальше. Шансов у вас нет. - А как с этим бороться? - Позаниматься этими вещами годков этак тридцать и овладеть предметом лучше, чем он. - А если не владеешь предметом? - Тогда не лезть в эти дела. - Скажите, а что такое биополе? - Бред собачий. - Не согласились бы вы стать нашим консультантом в этом деле? Тогда мы сообщили бы вам все. - Я не любопытен. Но всякая консультация должна быть оплачена. Сколько вы сможете мне заплатить? - Вы знаете, я сам и мой товарищ - собственно только мы вдвоем ведем это дело на свой страх и риск. Расследование пока носит неофициальный характер, но в дальнейшем я мог бы быть вам полезным, возможно, вас при успехе нашего расследования будут привлекать в качестве оплачиваемого эксперта к расследованиям другого рода... - И сколько получает эксперт за консультацию? - В зависимости от сложности консультации. - Я понимаю. Сколько вы смогли бы мне заплатить, если бы расследование носило официальный характер? - Ну, я думаю, рублей двести мне бы подписали... - Не подходит. - А сколько бы вы хотели получить? - Два миллиона рублей. - Но это же нереально. - Тогда ищите другого консультанта. Может быть, кто-нибудь будет с вами работать бесплатно... - Хорошо. Положим, я расскажу, если вы, конечно, обещаете молчать, в чем состоит дело, может быть, вам захочется докопаться до истины, и вы будете в этом участвовать? - Я вам уже сказал, что я не любопытен. Что касается разговоров, болтливостью не страдаю. - Итак, дело вот в чем. В доме номер шесть по улице Неждановой... - Напротив церкви? - Да, так вот, в этом доме... - Не продолжайте. Я не участвую в вашем деле. И вам не советую. Там раньше стоял дом Брюса. Если там что-то начинается, держитесь подальше. Сделать вы ничего не сможете, попадете между двух шестеренок, не дай бог, будет плохо. - Так, вы отказываетесь? - Решительно и бесповоротно. - Может быть, вы хоть чем-нибудь поможете? Ведь пропал человек! - Я вас прошу сей же час покинуть мою квартиру. В противном случае я буду считать себя свободным в отношении применения к вам мер для выпроваживания, а среди них могут быть такие, которые вам не понравятся. Я ничего не слышал, ничего не знаю и знать не хочу. Прощайте. - Но... - Никаких "но". Уходите. - Вы испугались? Чего? - Да, я испугался. Но, во всяком случае, не вас. Уходите и держитесь подальше от этих дел. - Я ухожу. Но позвольте заметить, что у меня была последняя надежда получить от вас хоть какую-нибудь помощь. Теперь дело стало совсем безнадежным. - Ладно, черт с вами. Я дам вам колечко. Носите его на безымянном пальце левой руки. Когда камень на нем засияет ярко-красным светом, бегите без оглядки. А если камень не горит, можете продолжать свое расследование. Но дорогу ко мне сюда забудьте навсегда. Он извлек из кармана непритязательное серебряное, как показалось Александру Григорьевичу, колечко с серым невзрачным камушком и надел его майору на палец. После этого он почти насильно выпроводил его. Кое-как Александр Григорьевич нацепил фальшивую бороду, парик, поправил остатки грима и отправился домой. Кольцо, плотно обнимавшее его палец, ничем не выдавало своих магических свойств. Он внимательно осмотрел кольцо и, чтобы лучше разглядеть его, потер носовым платком. Камень слабо завибрировал, и вдруг из кольца раздался голос: "Что тебе нужно? Приказывай!" - Кто это говорит? - Это я, Раб Кольца. - А что ты можешь? - Не слишком много. Приготовить пищу, сшить одежду, предупредить об опасности. - Пока ничего не нужно. - Тогда зачем вызывал меня? Дай мне задание, или я буду вынужден тебя ударить! - Я не вызывал тебя. - Ты потер кольцо тряпицей. Это и есть вызов. Дай задание! - Хорошо. Принеси мне поесть. Прямо на улице возник маленький столик, уставленный самыми любимыми кушаньями Александра Григорьевича. Тот уселся на невесть откуда взявшийся стул и - нечего делать - стал есть. Невидимые руки прислуживали ему, меняли тарелки, приносили новые блюда... - Эй, Раб Кольца, ты здесь? - Я здесь, господин. - Садись со мной, угощайся. - Спасибо, господин. Майор увидел, как невидимые руки берут кушанья и те исчезают. Он мысленно поблагодарил старую русскую сказку о "поди туда, не знаю куда" и спросил: - Скажи, а зовут тебя как? - Ты можешь называть меня только "Раб Кольца". - А предыдущий хозяин пользовался твоими услугами? - Нет. Он не догадался потереть кольцо тряпкой. Но он знал, что оно предупреждает об опасности. - Скажи, а могу ли я отпустить тебя на свободу? - Ты это всерьез, господин?! - Конечно всерьез. - Можешь, господин. Скажи только, "Ты свободен". - Ты свободен, бывший Раб Кольца. - О господин! Как давно я ждал этого часа! Я никогда не забуду тебя. - Подскажи лучше, как мне дальше быть. - Не ввязываться в это дело. - А если я все-таки ввяжусь? - Ты дал мне свободу... Как мне хочется насладиться ей!.. Я буду рядом. При приближении опасности предупрежу тебя. Это все, чем я могу тебе помочь. Прощай! Мощный вихрь закрутился, закрутился, и, когда улеглась поднятая пыль, остался только брошенный столик с пустыми тарелками... И отыграть обратно уже невозможно... Потерять, чтобы найти. Глава 17 Читатель уже начал понимать, что не так-то просто все это распутать. Вон какие специалисты работают, а толку пока немного. Автор с удовольствием следит за приключениями этих симпатичных людей. Однако наша мозаичная спираль опять резко накренилась и отбросила наше повествование к тому моменту, когда в замок к князю Гвидо прибыл необычный гость. Старый астролог, маэстро Карлуччи, как вы помните, предупредил князя, которого любил, как сына, кто к нему пожаловал. На следующий день был устроен большой пир. Князь усадил гостя рядом с собой и лично подавал ему кушанья. Тот, однако, больше пробовал, чем действительно ел. Держался он скромно, мягко и в высшей степени достойно, в разговоры не вмешивался, а когда ему задавали прямой вопрос о какой-нибудь проблеме, отвечал кратко, но с исчерпывающей полнотой. Разговор за столом вертелся вокруг древней литературы и искусства: совсем недавно открыли засыпанные грязью и пеплом города, погибшие при извержении Везувия, и находки посыпались как из рога изобилия. Интерес образованных людей к античному наследию, латинской и греческой литературе спас многие погибавшие в монастырских библиотеках от сырости и плесени книги. Как-то незаметно разговор коснулся "Метаморфоз" Апулея, и один из гостей, поэт и ученый, обратился к маэстро следующим образом: - Синьор, вы производите впечатление чрезвычайно образованного человека. Я, как мне кажется, выражу общее мнение, если скажу, что все мы искренне благодарны разбойникам, из-за которых пользуемся счастьем общения с вами. Редко в одном лице сочетаются столь разностронние и глубокие познания. Скажите, пожалуйста, как вы считаете: если даже то, что описано в "Золотом осле", и вымысел, могло ли такое произойти в действительности? Мне кажется почему-то, что если кто и может ответить на этот вопрос, то это вы. Маэстро улыбнулся и сказал: - Что значит "на самом деле"? Вот смотрите, эта статуя, пролежавшая больше тысячи лет в земле, теперь стоит здесь, и она прекрасна. Где та модель, с которой она была изготовлена? Нет ее. Да и была ли такая модель? Что существует на самом деле, мысль, которую трудно уловить, или плоть? Какая правда выше правда искусства или правда бытия? Вот вам персонаж - царь Эдип. Был ли такой царь на самом деле? Какая нам разница, был он или не был! Но пройдут века, и никакого следа не останется от тех и этих людей, а царь Эдип будет жить. Имена Софокла и Еврипида сохранились лишь благодаря их произведениям. Все разрушается, лишь мудрая мысль неизменна. Все, что произошло в "Золотом осле", - произошло на самом деле. - Но может ли такое, скажем, произойти сейчас, на наших глазах? - На этот вопрос я затрудняюсь дать определенный ответ. Но думаю, что есть многое и в этом мире, и в том, что нам и не снилось... Вот под кистью живописца грунтованный холст или белая гладь доски, покрытой гипсом с пергаментным клеем, превращается в лик Мадонны... Разве это не чудо? Сделайте еще один шаг, и будет, возможно, еще большее чудо. Дерзайте, вы молоды и даровиты, в вас кипит жизнь! Ищите да обрящете... Князь вмешался: - Мне кажется, что мы злоупотребляем добротой нашего гостя. Пусть он отдыхает, мы ведь, не имея возможности часто общаться с такими глубоко и всесторонне образованными людьми, слишком жадно отнеслись к счастью общения с синьором Бернардо. А он, быть может, устал от дороги, и, возможно, наша болтовня тоже утомляет его... Синьор Бернардо, если вам не захочется участвовать в беседе, мы вас поймем, ведь само ваше присутствие на ней придает ей такую прелесть, что является для нас более чем драгоценным подарком. Поэтому прошу вас, синьор Бернардо, если вы не сочтете нужным, просто не отвечайте на вопросы, которые вам задают. А если хотите, мы сдержим свое вполне понятное любопытство и... - Ни слова больше, мой юный друг! Ваша деликатность может быть сравнима только с вашим благородством. Меня совсем не утомляет эта в высшей степени приятная беседа. Ваши друзья - на редкость замечательная компания, и я рад, что попал сюда. Беседа продолжалась. Время от времени возникали незлые словесные баталии между собравшимися, и как-то получилось, что маэстро, не прилагая к этому никаких усилий, стал окончательной инстанцией, куда обращались за решением, кто же прав. Глубина его суждений была неимоверна, и оказывалось, что не был прав ни один из спорщиков, а истина, как это часто бывает, лежала даже не в середине, а где-то совсем в стороне. Разговор коснулся Вечного жида - Агасфера. Один из присутствующих тот самый молодой поэт, который задал вопрос о "Золотом осле", заявил, что не понимает: в чем же все-таки заключается проклятье? Можно наслаждаться жизнью, ведь она так прекрасна, тысячу лет проживешь, всего не изведаешь, чем дальше, тем интереснее... Ему возражали, что в старости жизнь является в действительности проклятьем, и лучше умереть молодым, чем влачить жалкое существование впавшего в детство слабоумного полуидиота... Естественно, обратились к маэстро. - Вы и правы и неправы, друзья, - сказал он, - Агасфер получил то, что для любого из вас было бы благословением. Но для него это оказалось тягчайшим проклятием. Когда жизнь становится проклятием? Тогда, когда человек страдает? Далеко не всегда. Однако когда жизнь его не связана с физическими страданиями, но нет в ней смысла, пуста она, как исчерпанный до дна кувшин, начинается старость. И жизнь превращается в проклятье, и сам человек пуст и несчастен и других ненавидит за свою пустоту. И сколько бы ни было ему лет, жизнь его уже кончилась - его еще не отпели и не похоронили, но подобен он живому мертвецу. Агасфер был именно таким, когда постигло его проклятье Спасителя. Тщетно искал он забвения в вине и женщинах: пустота собственного ничтожества настигала его, и пришел миг, когда стал он искать смерти. Он поднимался на высочайшие вершины и бросался вниз, но верные проклятью вихри мягко опускали его на землю, он пытался утопиться, но вода не принимала его, он бросался в огонь, но огонь отстранял свои жадные языки от великого грешника, ибо даже огонь, который очищает самое нечистое, чурался прикосновения к нему. Жизнь, драгоценнейший дар, оказалась для него тягчайшей ношей. Долго слонялся он по пустыням и диким местам, надеясь, что умрет от голода и жажды или на худой конец его растерзают дикие звери, но ничто не могло преодолеть тяжкой силы проклятья. Тогда он обра- тил свой помутившийся взор к небу и изверг чудовищные богохульства. Надеялся он, что небесный огонь снизойдет и сожжет его, но небо молчало, и все молчало вокруг. И тогда он ушел в далекие края и предался скорби и стенанию, но пустая душа его не стала от этого полной. Что случилось дальше? Кто знает! Бессмысленный человек и сейчас подобен Агасферу: жизнь его тяготит, и стремится он, даже если боится смерти и цепляется за жизнь, разрушить сам себя. Ибо природа не терпит пустоты и стремится разрушить ее носителя... Так живите же изо всех сил и не думайте о сроках: всему свой черед, но жизнь человека измеряется не количеством прожитых лет, а количеством дел его... Все в едином порыве встали и начали рукоплескать. Потом маэстро удалился в свои покои. Но остальные долго еще не расходились, пир и беседы продолжались до утра. Наиболее же замечательные речи гостей были по приказу князя записаны, как обычно, его секретарем-скорописцем для последующего издания и назавтра же отправлены в типографию. Глава 18 Теперь поговорим немного о форме. Этот спор не стихает уже очень давно - спор о соответствии формы и содержания, а также содержания формы и формы содержания. Содержанием этого спора является форма, следовательно, спор сам по себе оформлен в определенные формы, и именно они, эти определенные формы, и делают его содержательным с виду, оформляя его бессодержательность квазисодержанием чистой формы. Но содержание чистой формы может быть другим содержанием, не совпадающим с содержанием, изначально содержащимся в содержимом содержательного спора, и, таким образом, спор приобретает содержание двойное, а как скоро мы докажем, и более того. Действительно, ведь для всякого двойственного содержания доказано с полной очевидностью наличие переходных форм - как в отношении чистой формы, так и в отношении содержания. Таким образом, вместе с переходными формами содержание формы становится наряду с формой содержания вторичным отражением предмета в самом себе: так как предмет двоичен, он на самом деле тождественно отображается в симметричном отождествлении каждой компоненты с остальными компонентами путем рекурсивного (черт знает, что это словечко означает) эксплицирования трансгрессионных супплекаций в их закономерном чередовании в содержательной и афинной формах... И еще: Эдгар Аллан П о. Ворон. Очень вольный перевод. Раз под полночь дождик крапал, Видно, черт погоду стряпал, О, да так и не достряпал В стельку пьян лежит с тех пор. Я корпел над старым томом... Вдруг как будто нежно, томно Зацарапал кто-то скромно, Закорябал двери створ Только створ and nothing more* Только створ, ни на фиг мор. * И более ничего (англ.). Дверь открыл я - Черный Ворон, Весь дверным пропитан створом, Полуночный черный вор он, Нагло начал разговор. На наречье низкой черни Подлый, злобный вран вечерний, Каркнул гад, ругнувшись скверно, Скрипнул, как ружья затвор: "Фига с маслом, невермор!" Я сказал: "Мне странно это, Я скажу вам по секрету, У меня терпенья нету Слушать этот пошлый вздор! Я шутить с тобой не стану, Шутки мне не по карману. Неприлично это врану Нагло врать во весь опор Невер-невер-невермор!" Но, блеснув отважно задом, Ворон сел на бюст Паллады И - откуда спесь у гада? Важно, всем наперекор, Гонишь в дверь - в окно взлетает, Сел на бюст и продолжает, С идиотским видом грает, Зол, коварен и хитер: "Фига с маслом, невермор!" В этом грае воронячьем, Иногда как будто в грачьем, То как в тявканье собачьем Бред сплошной, мура и вздор. Я спросил: "Когда, паскуда, Уберешься ты отсюда?" И ответил мне иуда, Полуночный черный вор. Квакнул Ворон: "Невермор!" И захрюкал по-свинячьи, Загундел по-лягушачьи, Пялясь на меня по-рачьи, Важен, как тореадор... Но не знал он, гадкий, злобный, Что уже ворчать утробно Не на век ему способно: От террора за террор Не уйдет он - невермор! Уж в засаде кот мой верный, Кот мой, что умен безмерно, Кот, что всякой твари скверной Не замедлит дать отпор! Кот по полу распластался И на гадкого бросался! Каркнул Ворон: "Пощадите! Отпустите на простор!" Кот мурлыкнул: "Невермор!" И когда меж мной и дверью Полетели пух и перья Черный пух, такие ж перья, Руки я к нему простер, От кота его избавил И на улицу отправил, И ко мне уж больше в гости Полуночный черный вор Не заглянет - невермор! Это все было лирическое отступление. Что до нашего славного повествования, то, вероятно, к нему это имеет мало отношения. Во всяком случае, на первый взгляд. Между тем Эдгар Аллан По - очень интересная фигура. Несмотря на несколько вольное обращение с "переводом" его замечательного стихотворения, автор с большим почтением относится к поискам Эдгара Аллана По в области магии звука, магии слова. Неслучайно создатель современного детективного жанра, точного логического метода раскрытия запутанных преступлений (а сам писатель распутал сложнейшее дело, произошедшее в другой стране, по газетным публикациям), - короче говоря, не случайно этот любитель самых точных методов был одновременно и любителем магии, причем не всегда в ее лучших проявлениях. Знаменитое стихотворение, математическую точность которого не в состоянии передать ни один перевод (автор при всем вольном обращении с оригиналом сохранил, насколько это возможно, звучание последнего), напоминает фугу: кольцевое построение, многочисленные повороты, возвращение к исходной форме, но уже в ином голосе - все эти в общем-то музыкальные принципы здесь использованы с потрясающей мощью. Автор настоятельно рекомендует тем, кто знает английский язык, познакомиться с оригиналом, так как переводы не тянут - не по причине неспособности переводчиков, ведь среди них были и такие, как Бальмонт, Брюсов... а скорее по причине непереводимости этого произведения вообще на другой язык... ...Об чем бишь речь? Ах, да! Кондраньев, как мы уже отметили, переселился к Неведомскому, Неведомский к Кондраньеву. Оба хотят продолжать расследование, но, кроме колечка с серым камушком, нет больше никаких зацепок. А оно может предупредить об опасности, и не более. По своему внутреннему благородству при первой же возможности Неведомский отпустил на свободу Раба Кольца. Возможно, на этот раз он поступил правильно. Но, играя в игру, правила которой тебе неизвестны, не всегда удается поступить правильно, какими бы благородными ни были намерения. В данном случае он интуитивно попал, что называется в самую точку. Молодец. Вот что, однако, интересно: человек трепыхается, трепыхается, стремится к какой-то истине, барахтается... и все без толку. Но в какой-то момент его мечты, его стремления неожиданно получают полное осуществление... путем, который ему и не снился. Так что же, все его усилия пропали зазря? Нет! Именно они, может быть, и заставили судьбу в конечном счете преподнести ему этот подарок. Любой из нас может в этой связи многое вспомнить... Но насколько интересно было бы знать, как чего добиться напрямую, без барахтания... Как приложить усилия в нужное время, в нужном месте? Чтобы, словно в гениальной стратагеме, все предпринятое в конечном счете приближало победу? Хорошо бы так... Не получается. Так что же? Сложить оружие? Бездействовать в ожидании лучшего? Как бы не так! Работать! ...Жил некогда великий полководец Гей-Юон. И однажды, когда был он еще молод и самонадеян, стрелял Гей- Юон в цель из лука. Десять стрел было у него, и в самое яблочко попало восемь, а две впились совсем рядом с ним. И возгордился полководец в душе своей и возрадовался: ведь восемь стрел из десяти попали в яблочко, а две легли совсем рядом с ним. Шел мимо старик, продавец оливкового масла... Он нес на плечах коромысло, два кувшина висели по сторонам, и видно было, что из одного кувшина масло он уже продал, а другой еще полон. Увидев самодовольного ГейЮона, старик рассмеялся. Разгневался воин и спросил старика, над чем тот смеется. Уж не над ним ли? - Я смеюсь над относительностью достижения, - сказал старик, - смотри! Он поставил на землю пустой кувшин, закрыл его отверстие монеткой с квадратной дырочкой посередине и, наклонив кувшин, стал переливать масло через ничтожное отверстие. Медленно текло масло, тонкой струйкой перетекая в другой кувшин, пока не перетекло все. Старик поставил теперь уже пустой кувшин на землю и переложил монетку на его горлышко. Все повторилось. И так было десять раз. Наконец, старик в десятый раз перелил масло из одного кувшина в другой. Он снял с горлышка кувшина монетку и протянул ее Гей-Юону. Края монетки были сухими... Посрамлен и уничтожен был гордый Гей-Юон. Но так до конца и не понял ничего. Он упражнялся в стрельбе из лука, пока не стал вонзать одну стрелу в другую. Много лет это заняло. Но все его искусство в конце концов было направлено на убийство. А старик продавал масло. И не простое масло, а волшебное. Оно возвращало жизнь мертвым, здоровье больным. Десять раз переливалось оно из одного сосуда в другой перед самыми глазами воина. А заинтересовало его лишь умение попадать в цель. Чтобы убивать. Для него все было просто... Глава 19 Неведомский позвонил Кондраньеву на свою квартиру, и они договорились встретиться в Артистическом кафе в проезде Художественного театра. Александр Григорьевич нацепил ставшую уже почти привычной фальшивую бороду, парик, загримировался... Идти было недалеко, так что уже через десять минут они встретились. Сидя за маленьким столиком, друзья долго обсуждали свое положение, но так и не пришли ни к какому определенному выводу. Что же все таки делать? Время уходит, а реального результата пока нет. К кому обратиться за помощью? Кондраньев посетовал, что отпустил джинна,но какое может быть рабство в двадцатом веке, да еще в нашей стране? Никогда они не сталкивались с таким странным делом, поэтому весь их предыдущий опыт оказался не очень подходящим для расследования. Выходить на специалистов... Где их взять? А ведь есть они, специалисты. Столкнулись тут с одним... Дальше произошел следующий разговор, который мы приведем дословно. К о н д р а н ь е в. Слушай, Сашка, конечно, мы не знаем, чем руководствуются в своей деятельности такие люди, но можем предположить, что чем-то они руководствуются. Ты - умный человек, попробуй вообразить себя таким специалистом, а я буду задавать тебе вопросы. Может, до чего-нибудь додумаемся? - Валяй. - Итак, ваше магическое высокоумие, как вы относитесь к нам, простым смертным? - ...Пожалуй, как вы относитесь к муравьям... Зря давить не стану, но, если по случаю наступлю, не замечу и не расстроюсь... - Сколько лет надо потратить, чтобы стать таким, как вы? - Лет тридцать по меньшей мере. - Сколько вам лет? - Полагаю, что не меньше сотни, а то и больше... - А какая дата рождения стоит у вас в паспорте? - Обычная дата. Скажем, тысяча девятьсот четырнадцатый год, если вообще я держу подобный документ. - Где вы живете? - Где хочу. Вероятно, я имею несколько квартир под разными именами. - А как с пропиской? - Так же, как с паспортом. Нет проблем. - Не хотите ли вы признания ваших достижений, признания в научном мире? - Какая может быть радость от признания среди муравьев и в мире муравьиной науки? - Не боитесь ли вы, что вам могут сделать гадость, скажем, написать на вас анонимку? - Нет. Кроме того, я в повседневной жизни ничем не отличаюсь от обычных людей - Круг вашего общения? - Ну... если мне вообще нужно общение, то оно распадается на две неравные части. В повседневности - общение с обычными людьми... Но могут быть и такие же, как я, волшебники, с которыми я и общаюсь по-настоящему... - Есть ли у вас враги? - ?.. - Это вы устроили события на улице Неждановой в доме номер шесть? - Вероятно, не я. Но я каким-то образом заинтересован в этих событиях. Маринин мне не нужен... Слушай, я веду параллельное расследование! И заинтересован в чем-то, что связано с домом шесть. Вероятно, предстоит еще нечто - "большие коллизии", где я, возможно, расчитываю чем-то поживиться... А тут какие-то козявки мешаются под ногами... Я их и убрал подальше, возможно, для их же блага. А то понаедет народу, всякие НИИ подключатся, возня, суета... Лишние хлопоты... - В чем же вы заинтересованы? В марининской библиотеке? - Маловероятно. Библиотек много... Разве что к Маринину попала уникальная книга... Нет, пожалуй, вряд ли... - Какой еще может быть интерес? - ?.. - Теперь, когда "козявки" убрались, будете ли вы следить за ними? - Наверное, нет. Поставлю сигнализацию в возможные точки их появления и займусь своими делами. Если сунутся опять, приму меры... - Значит, мы можем действовать более открыто? - Ни в коем случае! Вероятность случайной встречи весьма велика, все вертится в центре Москвы, надо маскироваться... - Слушай, Сашка, ты хорошо вошел в роль. Как ты думаешь, стоит ли вообще таким "козявкам", как мы, с точки зрения "его высокоумия", лезть в такие дела? - Нет, конечно. - А кто, как ты думаешь, устроил все это и с какой целью? - Может быть, еще больший специалист, чем Дед Мороз. - Знает ли он о деятельности Деда Мороза? - ?.. - Может быть, есть еще кто-то, кто интересуется этими событиями? - Не исключено... - Может быть, действительно подождать, пока старик отдаст нам найденного Маринина? - Нет никаких гарантий, что найдет. Да ему Маринин и не нужен, ищет он, вероятно, не его, хотя, конечно, возможности у старика несравнимы с нашими... - Так что будем делать? - Слушай, не посетить ли нам Пушкинский музей изящных искусств? Маринина там знали, может быть, старый черт еще не успел или не додумался там побывать? Если очень осторожно, косвенным образом выяснить, с кем еще контактировал Маринин, мы получим какую-то информацию, за которую можно будет зацепиться. - Это лучше, чем ничего. Только как туда попасть, не предъявляя удостоверения: "Здравствуйте, мы из МУРа". Узнает Дед Мороз - несдобровать... - Пожалуй, я пошлю туда свою старую приятельницу, помнишь, Нинка Кантемирова? С которой мы чуть не поженились? - Припоминаю, но смутно... - Ниночка - искусствовед. Как я о ней раньше не подумал? Ну, помнишь, она еще с нами тогда ездила по грибы? Я имел самые серьезные намерения, но она меня в конце концов отшила... Так до сих пор и не вышла замуж... Говорит, что ее свободная творческая индивидуальность не переносит семейного быта... Но дружеские отношения сохранились. Я ей позвоню... В этот момент Неведомский почувствовал неприятный укол в безымянном пальце левой руки. Он инстинктивно дернул рукой и посмотрел на нее. Камень на колечке горел слабо розовым светом, и, хотя довольно тускло было его сияние, не оставалось никаких сомнений, что оно может означать... Александр Григорьевич схватил Кондраньева за руку и бросился к выходу. На ходу он сунул официанту пятерку, и, не задерживаясь больше в кафе, они выскочили на улицу. Тут же друзья побежали вверх по проезду Художественного театра и отбежали метров на сто пятьдесят, когда колечко перестало дергать Неведомского за палец и камень потух. Задыхаясь, они остановились и обернулись... И как раз успели заметить знакомую бороду и входящего в Артистическое кафе ее обладателя. Уф!.. пронесло. Колдовство наткнулось на колдовство... Глава 20 Маринин Иван Петрович. 11 мая 1970 года. Накануне своего тридцатилетия. Сегодня - последний день моего третьго десятка... Завтра разменяю четвертый. Вот уже шесть лет я женат. Имею приличную работу, известен среди искусствоведов и коллекционеров как знаток живописи. Хотя и живу в общей квартире, соседка попалась - просто золото, особенно если сравнить с тем, что может быть... Милая старушка, а квартира, конечно, досталась мне феноменальная: самый центр, тихо, большая площадь, высокие потолки, три комнаты пустуют, так что, если понадобится, можно использовать и их. Но куда уж... Если быть честным с самим собой, есть и отрицательные моменты. Работа не доставляет мне никакого удовлетворения. Это тупик. Если бы не искусствоведение и изыскания в области истории магии, я бы давно умственно деградировал и превратился в ординарного протирателя штанов, в мозолезадого чинушу... Может быть, бросить все и уйти, как предлагают, в Пушкинский консультантом? Но легко сказать - бросить и уйти. Я имею наглость, не будучи спекулянтом или наследником богатого дядюшки, покупать дорогие книги. На какие шиши их покупать, если зарплата уменьшается примерно вдвое? Или подрабатывать, благо график там свободный... Но девяносто рублей, которые они мне могут предложить, - слишком мало. Да и диссертация на носу... Еще год-два, от силы два с половиной - и я защищусь. Тогда - зарплата будет с учетом повышения в должности порядка трехсот рублей... Рано уходить, рано... Что ж, будем продолжать пока жить двойной жизнью: на работе честно отрабатывать свой хлеб, а в свободное время работать для души... Аня... Вот второй негативный момент. Надо разводиться. А ведь, когда мы поженились, показалось, что я наконец смогу забыть ту единственную женщину, которую на самом деле люблю, ту, которая до сих пор снится мне по ночам... Аня, Аня, что же с тобой делать? Когда мы познакомились, меня как будто током ударило... Что ж тут поделаешь, было-то мне всего двадцать два года, сопляк еще... Не разобрал главного: пустое место эта красивая кукла, вся ее жизнь направлена на обливание грязью всего окружающего и прежде всего меня: ведь ненавидит меня за то, что я умнее, талантливее, что лучше все получается у меня... Никогда она не знала, что такое настоящий, без дураков, труд, что такое, когда от усталости не можешь заснуть... Работать трудно, легче искать у других недостатки... Н-да, если бы предъявили эту девушку как картину и спросили о моем мнении как эксперта, сказал бы - подделка. Мимикрия под что-то значительное, красивое, подлинное. И довольно удачная подделка, особенно пока не рассмотришь поближе. А где-то в глубине - пустота, пакость... Маленький, слабенький, гаденький человечек, готовый на любую подлость ради самоутверждения... Интересно, когда пройдет лет этак двадцать, вылезет ли все это наружу? Должно обязательно вылезти... Надо разводиться. Хоть это и тяжело, но необходимо. Завтра день моего рождения, не будем портить праздник этими делами, а потом... При первой же очередной попытке устроить скандал я ее выгоню. Потом она будет пытаться вернуть меня... Пресечь со всей возможной твердостью. Это будет трудно, отрезать от себя кусок собственной плоти, больно... Улыбаться и терпеть!.. Вон из моей жизни, прочь, присосавшаяся ко мне пиявка, убирайся к таким же, как ты, подделкам, они для тебя подходящая компания... Начинается четвертый десяток лет моей жизни, с собой брать ее нет оснований. Пусть останется в третьем десятке, сделано немало глупостей, но настоящий глупец тот, кто таковые не исправляет. С этим, к сожалению (а может быть, к счастью?), все ясно. Вот сегодня опять приснилось мне, что Та Женщина пришла, наклонилась к моей кровати, погладила меня по голове... поцеловала в губы... Я проснулся - рядом Анна... Зачем эта женщина рядом со мной? Зачем эта дрянь в моем доме? Зачем?.. Вчера я получил неожиданный подарок на день рождения... Странный старик. Познакомился у Эйхенбаума... Кстати, сам Эйхенбаум... Хотя все коллекционеры немного сумасшедшие, но этот... Я знаю, как он умрет. От голода. Когда сердобольные люди не купят ему хлеба, чая и сахара. Старик боится потратить двадцать копеек на батон второго сорта... Фантастическая жадность! А ведь у него в комоде целый ящик набит деньгами, там не меньше миллиона, если не больше... Пачки денег, которые надо не считать, а взвешивать на больших весах... На днях я познакомился у него со странным стариком: вполне респектабельный, хорошо разбирается в живописи, зовут его Андрогин Елпидифорович, фамилия, кажется, Эккерт или что-то в этом роде. Он пригласил меня вчера к себе, и там, к моему немалому удивлению, я, наряду с коллекцией весьма интересных и редких, хотя и не в такой степени, как у Эйхенбаума, многих числом картин (одна, на первый взгляд конечно, тянет на подлинник Рафаэля. Впрочем, это надо установить, а старик не хочет проводить экспертизу: он сказал мне, что собирает картины ради их красоты, а не ради коллекционной редкости) наряду с коллекцией картин я обнаружил коллекцию книг о магии, далеко оставляющую позади мою собственную. Я, конечно, живо заинтересовался этими книгами, и хозяин с немалым удовольствием показывал мне их; потом разговор перешел на магию как таковую, и я задал ему вопрос, как он считает, возможно ли, чтобы портрет оживал и выходил из рамки? - Вполне возможно, молодой человек, - сказал он, - я сам знаю о существовании, по крайней мере, двух таких картин. - Какие же это картины? Где они? Можно ли на них посмотреть? - Одна из них описана в гоголевском рассказе "Портрет". Этот рассказ основан на действительном случае. Сама картина - работа малоизвестного живописца, Андреа Скуоччи, за занятия черной магией он был заключен в монастырь, где и окончил свои дни. Куда она делась теперь, трудно сказать. Но я видел ее в натуре - как раз тогда, когда произошла Февральская революция... Время было бурное, и мне не удалось познакомиться с картиной поближе... Я опоздал на один день! Уже была договоренность о приобретении ее за мешок пшеницы - по тем временам солидная компенсация, было голодно... Но когда я пришел, дом был пуст, хозяева удрали за границу, и потом их следы затерялись... Картину они взяли с собой. Вторая была изготовлена также в Италии, я подозреваю, что к ее созданию приложил руку Леонардо. На ней изображена прекрасная женщина. Картина находится в Москве, это я точно знаю. Но определить, где она, кто ее владелец, мне не удалось. Если бы ее создатель или создатели не предусмотрели защиты от точного установления ее местонахождения, я давно уже знал бы, где она. Но картина сбивает настройку магических аппаратов, и можно определить только с точностью плюс-минус десять - пятнадцать километров, где она находится... - А что бы вы сделали, если бы нашли картину? - Она не нужна мне. Но посмотреть хотелось бы. Если бы удалось посмотреть на такую картину поближе, я смог бы, вероятно, изготовить что-то подобное... - Вы живописец? - За мою долгую жизнь, молодой человек, кем я только не был!.. - Вы, как я понимаю, разбираетесь в магии несравненно лучше, чем я. Скажите, что, в картине действительно заключен живой человек? - Не совсем. Там - как бы двойник человека. Помните фаюмские портреты? Какая мощь живописи! Но среди них (конечно, их очень мало, и в музеях их нет)имеются и подобные таким картинам. Предназначением их было сохранить вечную молодость обладателю такого портрета, и портрет служил как бы матрицей, по которой восстанавливалось реальное тело человека. Конечно, позволить себе иметь такую вещь могли только чрезвычайно богатые люди. Или сами маги. А их было немного. Даже фараоны далеко не всегда... Для этого необходимо было не только богатство, но и посвящение в таинства культа... После девятой династии Среднего Царства изготовление таких картин строго сакрализировалось, и лишь очень узкий круг людей был допущен к ним... - Я правильно понимаю, что человек, имеющий такой портрет, может практически жить вечно? - Не совсем. Он должен время от времени как бы впадать в спячку, то, что теперь называют анабиозом. В это время его охраняют, помещают в специальную, спрятанную от чужих глаз камеру под землей; вместе с ним кладут эту картину. Проспав несколько десятков лет, он пробуждается и может еще лет сто двадцать - сто пятьдесят активно, молодо жить. И так далее. Пока портрет цел, этот человек бессмертен. Но стоит ему утерять портрет, очередная спячка закончится настоящей смертью. - Значит, находка такого портрета могла бы разрешить для вас или другого человека проблему бессмертия? - Вы очень догадливы. Я сделаю вам небольшой подарок. - С этими словами старик достал из секретера большую медную монету. - Эта монета времен Троецарствия из Китая. Обратите внимание на квадратную дырочку посередине. Носите ее в кармане постоянно. В тот момент, когда Картина, которую вы ищете не возражайте, ищете, в тот момент, когда Картина окажется перед вами на расстоянии не более двух аршин - примерно полтора метра, - монета согнется пополам. Дайте мне знать тогда, хорошо? Я отдам картину вам, только посмотрю на нее. Картина может быть замаскирована, но с этой монетой вы ее найдете. Я взял монету и ношу ее в кармане. Может быть, она поможет мне? Как все же замечательно, что в мире не перевелось еще Удивительное... Глава 21 Из сочинения Теофраста Филиппа Ауреола Бомбаста фон Гогенгейма, более известного под псевдонимом Парацельс, подаренного им близкому другу, теперь уже забытому врачу Рихарду фон Бюлов-и-Аустринкену. Рукопись, к большому сожалению, не сохранилась до наших дней. Как же попало сие сочинение, хотя бы в отрывках, в настоящее повествование? Автор видит в этом большое противоречие. Итак: П а р а ц е л ь с. О двойниках. "...У каждого человека имеется двойник, но живущий в другой стране и рожденный в то же самое время, что и он. Как правило, двойники не знают друг о друге и не могут друг с другом встретиться, ибо хотя и близки они, но, словно между одинаковыми полюсами магнита, между ними существует тем более сильное отталкивание, чем ближе они друг к другу, имеющее, очевидно, характер взаимодействия скрытых духов пропорциональной суперпозиции Серы, Ртути и Соли, ибо такое идеальное повторение их пропорций в двух микрокосмах непременно должно приводить к удалению оных друг от друга. В случае совершенном они должны родиться в двух противоположных точках земного шара, но так как, по мнению мореплавателей, большая часть последнего покрыта водой, двойники не рождаются на противоположных его точках, а некоторые соображения заставляют меня предположить, что двойники рождаются в точках, разнесенных не более чем на две-три тысячи миль. Иногда, очень редко, при нарушении процесса деления микрокосма, двойники рождаются у одной женщины - близнецы, и потом, где бы они ни росли, даже по отдельности, их судьба будет в мельчайших деталях тождественна, ибо это один и тот же человек. Но такие случаи редки, ибо нарушение процесса деления микрокосма случается не часто. Если же в таком случае Сатурн будет в созвездии Близнецов, количество близнецов может увеличиться и много более того. Впрочем, можешь ты мне возразить, у животных в одном помете сплошь да рядом по нескольку детенышей... На это я отвечу, что есть принципиальная разница между человеком и зверем: человек, конечно, зверь, но он и Бог, хотя во многих людях первое начало преобладает настолько, что второе совсем незаметно. Есть в человеке и третье начало: Диавол. Если оно выходит на первый план, тогда... Впрочем, ты сам видишь вокруг, что бывает в этом случае. В наше время таких людей - слава Всевышнему, и да избавит Он нас от Диавола! - более чем достаточно. Двойники, однако, разнесенные имеют большую тягу друг к другу, хотя и сила отталкивания весьма велика. Они стремятся, сами того не понимая ясным сознанием, к встрече, но сила отталкивания разносит их в разные стороны, и встретиться они не могут, если сознательно не приложат к этому своих усилий. Иногда, да будет тебе известно, во дни великих потрясений мироустройства в результате появления кометы или неблагоприятной конфигурации, возникшей при появлении новой звезды в собственном доме натальной карты, такие встречи могут происходить как бы случайно, то есть не по воле людей. (Как тебе известно, случайных, в строгом смысле этого слова, событий не может быть.) Что получается от такой встречи? Результат зависит от уровня развития двойников. Если эти люди стремятся к постижению Истины, они продвинутся много дальше в постижении оной. Если же они, не дай Бог, не вышли еще из скотского состояния или, что еще хуже, одержимы Диаволом, тогда эта встреча чаще всего имеет фатальный характер для обоих... (Пропуск в рукописи.) ... двойники же частичные, в отличие от полных, более многочисленны. Каждый частичный двойник почти полностью сходен со своим контрагентом в отношении какой-нибудь одной ипостаси, например, при одинаковой внешности у них может быть совершенно разное развитие, что само по себе в конце концов налагает и на внешность свою печать. У них может быть разное положение в обществе: один, например, - крестьянин, другой - дворянин... При одинаковом разуме они могут разительно различаться внешне, но, как ты знаешь, в этом случае сам разум будет у них различаться... То есть у частичных двойников не может быть полного, без оговорок, сходства даже в одной ипостаси... У каждого человека, как тебе, я надеюсь, ясно, таких частичных двойников может быть число, кратное трем, четырем и семи, минимальное количество соответственно: три, четыре, шесть, семь, девять и - совершенное число - двенадцать... Заметь, что здесь возможно быть двойником разных людей в отношении разных ипостасей микрокосма... Вот, говорю я, какова сила симметрии в кристаллическом мире, что заставляет кристаллы вырастать в виде геометрических, подобных друг другу, тел, и эта же сила уподобливает двойников друг другу... Ты можешь спросить, бывают ли частичные двойники разнополыми? Ведь есть ипостаси, в которых пол отсутствует... Да, возможно появление и таких частичных двойников. Браки меж ними дают потомство, расположенное в большей степени к рождению близнецов, то есть их внуки, как правило, близнецы... (Пропуск в рукописи.) ... можно пулучить искусственного двойника, то есть Гомункулуса, в одной, нескольких или всех ипостасях своего проявления тождественного оригиналу... И процесс такой аналогичен двойной трансмутации в алхимии: и там и там Великий Магистерий, и там и там первоначальное несовершенство и совершенство конечное... (Пропуск в рукописи.)... Подумай, говорю тебе об нем... Ибо именно здесь сущности тонкие наиболее тесно соприкасаются с грубовещественными проявлениями субстанции, и их трансмутация наиболее обнажена... На этом обрываются имеющиеся у нас фрагменты. Отметим, что концепция полных и частичных двойников встречается и в других источниках. Автор воздержится от комментариев, которые читатель вполне может сделать и сам. Вперед, вперед, наше славное повествование! Впрочем, к движению спирали такое слово "вперед" применимо лишь в относительной степени. Так как спираль тем и хороша, что никогда не знаешь наверняка, если, конечно, форма ее достаточно сложна, куда она повернет, с какой стороны выскочит... Любезный моему сердцу читатель! Вы, конечно, человек, умеющий читать, иначе не смогли бы понять, что здесь написано. Но задумывались ли вы когданибудь, что есть алфавит, азбука, что есть слово? Помните: "Вначале было Слово"... Человек заговорил и стал многократно сильнее. Человек записал свои слова и стал еще сильнее. В чем же мощь этих знаков? Нет ли в них самостоятельной силы? Нет ли самостоятельной силы в звуке, слове, которое было вначале? И что это за Слово? Греческий Логос? Если некая мощь в написанных значках действительно существует, как ее использовать? Такие вопросы люди задавали себе во все времена, и ответы, которые они находили, не всегда укладывались в прокрустово ложе "простых", а попросту говоря примитивных концепций. Отметьте, читатель, что живем мы не только в мире вещей, но и в мире слов. И мир вещей, в котором мы живем, в значительной мере создан миром слов: сначала слова: "Хочу летать, как птица", - потом аэроплан; сначала слова: "Хочу помочь страждущему",- потом медицина... И нет здесь какойлибо особенно великой тайны, но подумать об этом стоит. Слово написанное и система знаков дали человеку еще более мощное оружие в руки. Сначала - техническое, математическое, научное и прочее описание, потом - конкретное достижение. Сначала думают, конечно же, словами, потом слова эти записывают, потом - эксперимент, обсуждение, опять эксперимент... Вся математика состоит из операций со знаками. Или с числами, что, вообще говоря, одно и то же. Итак, подумайте об этом, любезный моему сердцу читатель!.. И может быть, на какие-то мысли вас натолкнут Филипп Теофраст Ауреол Бомбаст фон Гогенгейм, более известный как Парацельс, и его произведение... Глава 22 Нина Степановна Кантемирова. Искусствовед. Специализируется на организации международных выставок детского рисунка. Не замужем, хотя претендентов более чем достаточно... Предоставляем ей слово... ...Вчера позвонил Сашка Неведомский, попросил о встрече, сказал, что нужна моя помощь. Нахлынули воспоминания... Ведь он чуть было не сбил меня с панталыку, чуть не взял за себя замуж... Он просто чудо, какой правильный и надежный, наверное, очень хороший муж... Но я тогда была слишком эмансипированной, гордой... Хотела доказать себе, что сама, без помощи "сильного пола", могу построить свою жизнь так, как считаю нужным. Теперь построила... Все у меня есть: квартира, машина, интересная работа, подработки, позволяющие удовлетворять свои прихоти... Нет только Сашки Неведомского. О господи, хоть бы он тогда разэмансипировал меня! Деликатный, добрый, сильный... Надо было брать меня в охапку и тащить в загс. А он ничегошеньки так и не понял. Сказал, что уважает мои убеждения. И с тех пор больше не поднимал этот вопрос. Наши встречи стали редкими, официальными, что ли... А потом он женился... Она - хорошая баба, но не то, что ему нужно, я это чувствую... У них дети, живут вроде бы мирно... А мы с ним перезваниваемся, может быть, раз в полгода, а то и реже... Это называется "остались друзьями". С тех пор мне время от времени делают предложения... Но как подумаю, что очередной "этот человек" будет постоянно рядом, мне становится дурно. Плохо быть умной бабой, плохо! Ой, плохо! Слишком высокие критерии. Да и мужики боятся умных женщин, им подавай что попроще... Может быть, я инфантильная? Ну, кто в тридцать семь лет ищет любви? Пора искать семейных радостей... Только не представляю себя в роли домашней хозяйки... Хотелось бы чего-то большого и светлого, как ни затасканно все это звучит... А что вокруг? Что может мне предложить тот же Гордеев? Свой не первой свежести юмор, от которого хочется бежать куда глаза глядят? Дурак "с юморком"... Плохо быть умной, плохо!.. Или надо брать, пока дают? Потом ведь и этого не будет! Нет, лучше жить одной, по крайней мере, нет оснований для сваливания своих неурядиц на другого человека... Сама во всем виновата, сама! Дура я. Ладно, хватит себя казнить. Просто позвонил Сашка, и ощущение, что все, что я сделала со своей жизнью, одна большая ошибка, стало вдруг особенно острым... Хватит об этом. Сегодня я встретилась с Сашей, и он попросил о помощи. Он сказал, что не может без меня обойтись, и в этом деле (пропал искусствовед-любитель - Иван Петрович Маринин) любая информация, которую я смогу добыть, будет очень ценной. Он сказал, что по некоторым причинам сам не в состоянии этим заниматься, то есть расспрашивать сотрудников Музея изящных искусств им.Пушкина о пропавшем искусствоведе, но они могут знать что-то, о чем сами не подозревают, какое это имеет значение. Не могла бы я в порядке дружеской услуги выведать, с кем Маринин был знаком, не задавая, однако, прямых вопросов? Нет ли у меня знакомых в этом музее? Есть, конечно. Например, Сеня Головин, мой сокурсник. Правда, я давно ему не звонила, но думаю, он меня не забыл... Однако как выведать? Я ведь не сыщик... Ладно, попробую. Скажу, предположим, что хочу познакомиться с хорошим мужиком, скажем, так: чтобы был технарь, но хорошо разбирался в искусстве (Сашка сказал мне, что Маринин холостяк)... Сеня женат уже пятнадцать лет и, помнится, предлагал найти мне хорошего жениха... Правда, речь шла тогда о знакомом его жены, каком-то дальнем родственнике, но теперь я сама изложу, какого жениха я бы хотела... Но начать надо, конечно, не с этого. Скажу, что наткнулась на его телефон и вот решила позвонить... Почему нет? Расспрошу об общих знакомых, кто как живет, потом ненавязчиво перейду к разговору "о браке и семье". Может быть, он сам начнет меня агитировать за замужество... Попробую. Попытка не пытка. Если это не пройдет... Тогда поговорю о его музее, он совершенно на нем помешан... Приду к нему в гости, пусть поводит меня по залам и запасникам, познакомлюсь с его сослуживцами, а там видно будет... В крайнем случае назову под каким-нибудь предлогом фамилию "Маринин", а там, может быть, кто-то его знает, и "поделимся впечатлениями"... ...А что, если действительно мне найдут жениха? Причем не дурака какого-нибудь, а хорошего, умного парня... Где их только взять, хороших парней? Все давно уже женаты: бабы таких не упускают! Впрочем, наблюдения за супружеской жизнью таких, хороших и умных, парней показывают, что часто они несчастливы, как и умные женщины. Первый угар проходит, потом начинается похмелье. Вот Юрка, далеко за примером не ходить, взял в жены такую красавицу, такую фифу... Уже седьмой год эта фифа сосет из него соки, жалко парня, чего не разведется? И детей нет... А Валера с Юлией? Такая была образцовая семья, всем можно было в пример ставить. И вдруг - развод. Почему? Вроде бы хорошо жили... Куда ни кинь - все клином выходит... Правда, отец мне как-то сказал, что в супружестве надо искать не повод для взаимного истребления, а возможность любить другого человека. И что любовь и коммерция - вещи диаметрально противоположные: начинается коммерция - пропала любовь. Они с матерью идеально живут, как мне кажется. До сих пор как влюбленные... А вдруг и они разведутся? Впрочем, за них-то я спокойна. Омрачает их союз лишь то, что я родилась девочкой. Они так хотели мальчика! Отец с детства воспитывал меня, как мальчика, и был, вероятно, на свой собственный манер прав... Но мне-то что теперь делать? Я же не могу, в конце концов, стать сама себе мужем! И мужчиной стать не могу. Да и не нужно это, вероятно... Так хочется, чтобы кто-то большой, сильный, умный, хороший взял меня в охапку, прижал к себе и сказал: "Завтра - или нет, прямо сейчас - идем подавать заявление..." Ей-богу, пошла бы, не задумываясь! Осточертело решать все самой. "Самостоятельная женщина"... К чертям собачьим эту самостоятельность! Почему приходится быть самостоятельной? Потому что некому вот так взять в охапку и принять решение... Я не стала бы злоупотреблять его силой. Все потяну, все сама сделаю. Было бы для кого. Чтобы знать, что в случае чего можно спрятаться за его широкую спину, что он глава семьи... Как это, должно быть, хорошо, когда есть кого слушаться! Но кого слушаться? Где он, мой разэмансипатор? Нет его... Был Сашка Неведомский, он мог стать для меня таким... Но тогда у меня были совсем другие мысли... Жаль, что понимать что-то начинаешь лишь тогда, когда тебе уже не восемнадцать лет... Что делать? Высокие стандарты моего отношения к возможному мужу делают выбор очень узким. А снизить их - себе самой в лицо плюнуть. Видимо, с самого детства я привыкла к максимализму: все или ничего. Но где взять гения? Или хотя бы просто талантливого человека? Их ведь мало... Помнится, был у меня любовник, живописец Коля... Талантливый парень, ничего не скажешь. Но принципиальный противник брака вообще. Цитировал Джорджо Вазари: "Живописцу следует вести уединенный образ жизни, не связывая жизнь свою с женщиной, каковая может оказаться причиной его гибели. Ибо не было еще живописца, который выиграл бы от женитьбы как мастер и как человек..." А сколько женщин вокруг него! Но он ни одну не подпускает ближе, чем... И меня не подпустил. А казалось, что... Зря казалось: ему, кроме его искусства, никто не нужен. Так, время от времени поразвлечься с бабой в постели - это он может... Если ему не позвонить, сам никогда первый не позвонит. И вот в один прекрасный день я не позвонила. А он не звонит до сих пор. Наверняка забыл меня уже давно. Что я для него? Почему все так сложно? Плохо быть умной бабой, ой плохо!.. Ведь и умные бабы - тоже бабы. Тоже живые... Глава 23 Князь Гвидо Моро. Неделю спустя после известных читателю событий. Сегодня мой гость покидает меня. Когда еще встретимся, бог знает. Маэстро сказал, что собирается в Индию... Последний ужин вчера прошел, как всегда, в приятной беседе о возвышенных предметах. На прощанье я попросил гостя принять на память в подарок пергамент времен императора Константина с Евангелием от Матфея. По лучистой улыбке, озарившей лицо маэстро, я понял, что это ему приятно. Он поблагодарил меня самым учтивым образом - дар духа выше любого дара плоти, и я нашел именно то, что способно его обрадовать. Потом мой гость вытащил из кошелька простое серебряное колечко с серым камушком и сказал: - Это кольцо - подарок вам, благородный юноша. Не обращайте внимания на его невзрачный вид. Многие отдали бы любое другое кольцо в обмен на это, когда бы знали о его особенных качествах. При приближении опасности камень на нем испускает желтый свет, и само кольцо начинает пульсировать. Кольцо заранее предупредит вас: носите его на безымянном пальце правой руки, и, когда берете пищу или бокал с вином в руки, кольцо загорится желтым светом, если там есть яд. Но никому не рассказывайте о свойствах этого кольца: люди завистливы и его выкрадут. И, поглядывая на него время от времени, вспоминайте о синьоре Бернардо..." Я от души поблагодарил маэстро Бернардо и сказал ему, что мой дом к его услугам и там он может всегда найти все, что только в моих силах ему предоставить. - Мой дом - ваш дом, - сказал я ему, - в любое время, даже если я буду отсутствовать, маэстро Бернардо, вы можете пользоваться им по своему усмотрению. Я отдал своим слугам соответствующие распоряжения, и они будут выполнять любые ваши приказания как исходящие от меня самого. Когда бы вы ни появились, я буду рад видеть вас и ваших друзей. - Благодарю вас, князь Гвидо. Вы истинный сын этого века, цвет его. Ваше благородство, готовность поспешить другому на помощь, пожертвовать всем, что вы имеете, ради малознакомого человека, ваш ум, образованность и ваша отвага лишь немногие из ваших достоинств, и такое сочетание их в одном человеке было бы немыслимо в иное время... Я, в свою очередь, предлагаю вам, в каких бы обстоятельствах вы ни оказались, свою дружбу и помощь, если таковая понадобится... К сожалению, не могу предоставить свой замок в ваше распоряжение, так как в данный момент у меня нет замка, но, может быть, вам понадобится совет друга, который несколько старше вас и, возможно, видел в жизни больше: в таком случае обратитесь к старому Бернардо, и, может быть, его советы будут для вас небесполезны... Сейчас я отбываю в далекую страну, откуда вернусь не раньше чем через три года, но, если вам безотлагательно нужен будет мой совет, возьмите перстень с алмазом, который я имел удовольствие вам преподнести при первой встрече, и потрите его тряпицей. - Я бесконечно тронут, маэстро Бернардо. Позвольте пожелать вам успеха во всем, что вы ни предпримете, и счастья - такого именно, каким его понимаете вы сами... - Благодарю вас, князь Гвидо, и до свидания. Я желаю вам всего самого прекрасного, что только может быть на свете. Мы обнялись. Маэстро Бернардо сел на подаренного мной иноходца и медленно поехал прочь. Я смотрел вслед, пока поворот дороги не скрыл его от моего взора окончательно... Хотя Маэстро был моим гостем всего неделю, ощущение огромной человеческой близости между нами и глубокого внутреннего сопряжения наших судеб не оставляет меня... Кто он? Что я о нем знаю? Почти ничего. Он появился внезапно и, блеснув, как падающая звезда, оставил наши края... За все это время у меня как-то не было случая подробнее расспросить моего астролога, маэстро Карлуччи. Теперь, придя в его жилище на самом верху большой башни, я попросил старика рассказать все ему известное о нашем замечательном госте. Вот что он мне рассказал. Р а с с к а з м а э с т р о К а р л у ч ч и. ...Тогда я был молод и честолюбив. Родившись в семье купца средней руки, я не мог заставить себя сидеть в лавке и торговать сукнами, вместо этого я дни и ночи проводил за книгами и, в конце концов не выдержав издевательств близких над моим интересом к астрологии, бежал из дому и, нанявшись на корабль матросом, отправился в Англию, в Оксфорд, где, поступив в университет в качестве прислужника, имел возможность слушать лекции самых лучших профессоров. Вскоре мое старание было замечено, и меня сначала освободили от значительной части работы, чтобы я мог больше сил уделять учебе, а затем герцог Кентерберийский, один из попечителей нашего университета, назначил мне содержание на все время обучения, и я отдался ему со всем пылом. В три года, занимаясь днем и ночью, я окончил университет и получил степень бакалавра, а затем и магистра. После этого в свите своего патрона, герцога Кентерберийского, я переехал в Лондон, где, имея возможность встречаться с лучшими учеными того времени, продолжил свое образование. Мои советы не раз помогали герцогу выпутаться из достаточно щекотливого положения, за это он меня полюбил и, оказывая мне всяческое благоволение, сильно приблизил к себе. Это, естественно, вызывало зависть, но благодаря науке, которой я в то время уже в какой-то степени овладел, мне удавалось вовремя раскрывать направленные против меня планы и разрушать интриги в самом зародыше. В некоторой степени благодаря моим советам герцог Кентерберийский упрочил свое положение и стал правой рукой короля; естественно, я был рядом с герцогом и близко познакомился с жизнью английского двора и со многими обитающими там людьми. Что касается Гроссмейстера, то он появлялся при дворе крайне редко, и король чаще сам ездил к нему в замок на берегу Темзы, что был предоставлен Гроссмейстеру в полное наследственное владение; от королевского дворца до него всего три мили... Что творилось в этом замке, никто не знал, ходили разные слухи, но даже инквизиция здесь не могла ничего толком раскопать. Впрочем, некоторые из высших прелатов пользовались услугами Гроссмейстера, и его положение было весьма прочным. Он, видимо, несколько благоволил мне как соотечественнику, но близко к себе не подпускал, как, впрочем, и всех остальных. Однажды он помог мне в толковании весьма трудного вопроса, причем сделал это как-то походя; именно тогда я понял, насколько велики его знания. Вышло это случайно и не повлекло за собой какого-либо сближения... Надо сказать, что Гроссмейстер мог иногда подойти к кому-то и, как бы отвечая на его самые сокровенные мысли, вдруг подсказать решение проблемы. Так он подошел ко мне. Тогда я был настолько потрясен, что даже начал немного заикаться. Я попросил его стать моим учителем, но он ответил, что, к сожалению, не имеет времени на учеников. Надо было пасть перед ним на колени, умолять его... Но я оцепенел и не смог этого сделать. Как-то у Гроссмейстера появился не то чтобы враг, но крайний недоброжелатель - епископ Берклийский, пользовавшийся в то время огромным влиянием в церковных кругах. На одном из праздников, когда Гроссмейстер при- ехал в королевский дворец, епископ во всеуслышанье обвинил его в колдовстве и пригрозил судом инквизиции. Гроссмейстер все это спокойно выслушал и посоветовал епископу поторопиться с обращением к инквизиции, а то можно ведь и не успеть это сделать... Епископ отвечал ему высокомерно, сказав, что всегда все успевает делать, а Гроссмейстеру лучше позаботиться о своей душе... Тот пожал плечами и умолк. А по дороге из королевского дворца епископ был убит в перестрелке напавшими на его карету разбойниками. Из охраны осталось в живых лишь двое. Это произвело на всех такое глубокое впечатление, что больше никто не рисковал связываться с Гроссмейстером. Правда, в его замок пытались проникнуть шпионы инквизиции, но после того ни один из них не был найден живым или мертвым. Вмешательство нескольких обязанных Гроссмейстеру крупных прелатов прекратило эти попытки... Разные ходили о нем слухи, но точно никто ничего не знал. Я не был бы вообще в курсе его дел, если бы не один случай. Как-то, прогуливаясь по аллеям парка при королевском дворце, я вдруг услышал разговор между двумя людьми, которые не видели меня, так как между нами была живая стенка из высоких постриженных кустов. Я собирался было пройти дальше, но упоминание имени Гроссмейстера насторожило меня, и я продолжал слушать. Один из голосов, более низкий, с хрипотцой, выдавал человека в летах; второй был звонок и явно принадлежал молодому. Услышал я следующее. - Итак, - сказал старик, - повторим все с самого начала. Ты, Дик, подходишь к Гроссмейстеру Бернардо и предлагаешь ему кубок вина, "посланный лично королем". Если он выпьет, тут ему и каюк. Если не выпьет, тогда отвлеки Гроссмейстера разговором, а я подойду сзади и ударю его топором по голове. Потом я убегу, а ты спокойно уйдешь и присоединишься к гуляющим. - Что уж обсуждать, - говорил молодой, - вроде бы не должно сорваться. Посмотрим, каков черт изнутри... - Ладно, давай. Он обычно ходит по этой тропинке. Занимаем позицию... Голоса затихли... Полный негодования, я побежал в сторону, откуда, по моим предположениям, должен был прийти Гроссмейстер. Я не ошибся: он шел, погруженный в свои думы... Сбиваясь от волнения, я рассказал ему о нечаянно подслушанном разговоре. Но он сказал, чтобы я не волновался, и предложил незаметно следовать за ним сзади, так как мое предупреждение заслуживает вознаграждения - не потому, чтобы ему не было известно о поджидавшей его опасности, но потому, что я проявил себя с лучшей стороны и заслуживаю некоторого развлечения. Итак, я пошел незаметно сзади, прижимаясь к деревьям, и вскоре мы вышли к тому месту, где должны были поджидать негодяи. Теперь я понял, кто был молодой: личный лакей его светлости наследника престола - Ричард Олбани. Вот он вышел из-за деревьев, неся в руках поднос с несколькими бокалами, подошел к Гроссмейстеру и, отдав глубокий поклон, предложил от имени короля и наследника престола выпить это весьма редкое вино, которое только что привезли из Испании. К моему удивлению, Гроссмейстер Бернардо согласно кивнул и выпил бокал вина; после этого он, видимо не удовлетворившись, взял второй бокал и осушил его тоже. В тот же момент раздались слившиеся в один два вопля, в которых слышалась нечеловеческая боль. Лакей схватился за живот, упал и начал корчиться в страшных конвульсиях, а из-за дерева выпал и стал с ужасными стонами и гримасами кататься по земле уронивший топор старый бородатый сообщник. Страшное зрелище продолжалось недолго. Постепенно конвульсии становились все реже, стоны затихли, наконец сначала молодой, затем старик вытянулись в последнем пароксизме... Оба были мертвы. Гроссмейстер Бернардо жестом подозвал меня и сказал: - Все. Я надеюсь, это было занимательное зрелище? - Я потрясен, Гроссмейстер. Разрешите преклонить перед вами колени и просить вас принять меня в ученики. Я готов делать все, что вы прикажете, и служить вам как раб, только не отталкивайте меня! - В таком случае, юноша, я приказываю вам немедленно покинуть Лондон. Дальнейшее пребывание здесь опасно для вашей жизни. В Италии вы найдете себе покровителя в пригородах Рима. - Я подчиняюсь, учитель, но как же герцорг Кентерберийский? Я должен хотя бы объясниться с ним и... - Это я беру на себя. На этом окончилось мое приключение. Я покинул Лондон и вскоре уже состоял на службе у твоего отца. Потом только я узнал, что герцог Кентерберийский, возвращась в этот день от короля, был убит молнией, которая ударила в его карету; а я всегда сидел рядом с ним... Я не смог предсказать тогда этого удара молнии, а Гроссмейстер, как видишь, смог. Почему же он не предупредил герцога? Видимо, тому пришло время умирать и вмешаться уже было нельзя... Вообще, трудно было бы подходить с обычными мерками к поступкам Гроссмейстера. Но если бы не он, мы с тобой не имели бы удовольствия разговаривать сейчас. С тех пор прошло уже столько лет... Он, конечно, забыл меня. Да и я с тех пор изменился. А он все такой же... Благодари господа: заслужить благосклонность такого человека величайшая удача... Астролог умолк... Но князю еще долго казалось, что в воздухе продолжают витать какие-то едва ощутимые загадочные образы... Глава 24 Н е в е д о м с к и й Александр Григорьевич ...Нинка сдержала слово. Она вышла на Пушкинский музей. Маринина там очень хорошо знают и даже пытались сосватать за него некоторых незамужних сотрудниц. Репутация его как специалиста в музее исключительно высока. В спорных случаях Ивана Петровича приглашают в качестве консультанта; предлагали ему и постоянную работу, однако со ставками у них негусто и пока вопрос повис в воздухе. Расписали его Нинке в самых радужных тонах: не пьет, не курит, очень предупредителен, исключительно хорошо воспитан. Интересуется историей магии и великолепно разбирается в различных культовых побрякушках, например, может легко установить, когда изготовлены шаманские бубны с точностью до нескольких лет. До мельчайших подробностей знает историю женского портрета (это, пожалуй, нам не понадобится) и может очень увлекательно рассказывать о целом ряде вещей, которых никто даже среди специалистов не знает. Эрудиция Маринина весьма обширна. Когда сотрудники музея просили подсказать разгадку очередной полосы в кроссворде, делал это играючи. Очень силен физически. Занимался пятиборьем: фехтование, лошадь, стрельба из пистолета, плавание, кросс. С легкостью, почти не занимаясь, всего за какие-то два года выполнил норму мастера спорта СССР. Золотые руки: все что угодно может сделать, если захочет, реставраторы удивлялись, когда он без напряжения с одного показа выполнял все, что могут они. Очень активен, но в свою личную жизнь никого не пускает. При попытках говорить о нем мягко переводит разговор на другую тему. Вместе с тем пользуется большим успехом у женщин: они от него без ума. Ходят слухи, что после развода у Ивана Петровича было несколько любовниц, но толком никто ничего не знает. Не появлялся в Пушкинском уже месяца три. Просто не было надобности. Временами приходит в музей, куда имеет постоянный пропуск, почти каждый день, причем не только тогда, когда нужна его консультация. Иногда приходит в библиотеку музея поработать с книгами, иногда просто ходит по залам и смотрит на картины, порой его можно застать у реставраторов. Когда поступают интересные новинки, его обязательно зовут. Знает назубок все картины как постоянной экспозиции, так и все запасники, хотя там их - астрономическое число. Лучше всякой картотеки. В общем музей выбивает ставку специально для Маринина, но ввиду отсутствия у него диплома искусствоведа вопрос еще находится в стадии решения. Играет на нескольких музыкальных инструментах: на скрипке, фортепьяно, флейте, гитаре и на каком-то еще странном музыкальном инструменте, который Нинка назвала, но я не понял, что же это такое. Иностранные языки: владеет английским, французским, немецким, итальянским, испанским и еще какими-то, впрочем, сотрудники музея уверены, что нет такого языка, который бы Иван Петрович не знал. Рафинированный эстет - такое впечатление складывается у Нинки. Автор целого ряда работ по истории живописи и истории магии, впрочем, вероятно, далеко не все эти работы опубликованы, а один сотрудник сказал Нинке, что Маринин, по всей видимости, публикует только то, к чему совершенно утратил всякий интерес. В общем, при всей своей общительности - чрезвычайно скрытный человек. Странный расклад: вот хожу вокруг да около, а портрета человека не получается. Говорил с его женой, знаю, где работал, знаю его увлечения... Но все что-то не то. Что им движет? Каков мотив? Вся моя работа была бы безуспешной, если бы я не старался в расследовании преступлений понять, чего хочет человек, что им движет, ради чего он идет на преступление. Ведь мотивов, по которым совершаются преступления, не так уж много. Пойми преступника - и полдела сделано. Потому что можно предусмотреть его действия и воссоздать все, что произошло. Последнее время я пришел к неутешительной мысли, что мотивы преступления - извращение и продолжение вообще-то самых обычных, повседневных мотивов и что муж, по пьянке зарезавший свою жену, начал с простой распущенности; впрочем, судят не за мотивы, а за поступки... У хорошего человека преступные мотивы не то чтобы не появлялись (хотел бы я видеть человека, который за всю свою жизнь ни разу не захотел дать ближнему по морде или даже в сердцах не представил бы, как убивает своего обидчика), но хороший человек в своей деятельности руководствуется другими мотивами, а этим мотивам хода не дает. У преступника же нет тормоза, и ввиду распущенности он совершает преступление. Многие ревнуют жен, но убивают их все-таки единицы. (С воровством несколько иначе: далеко не каждый стремится даже в мыслях взять то, что плохо лежит...) В общем, преступник-дилетант, в какой-то степени случайный, - впрочем, случайностей здесь почти не бывает, - как правило, действует в результате слабости своих тормозов. Уголовник-рецидивист, конечно, другое дело: это просто скотина без каких бы то ни было принципов, с самыми примитивными остатками человеческого поведения. Итак, чтобы понять преступника, надо понять обычного человека со всеми его слабыми и сильными сторонами, ведь преступник, как правило, искаженный человек: чего-то в нем не хватает, чего-то слишком много, например наглости, и в целом человек, как правило, более примитивный. Маринин, конечно, не преступник. Но должен же я его понять! Ведь он, судя по всему, самым тесным образом причастен к событиям в доме N 6, квартире 35... - интерес к магии не случаен. Но понять Ивана Петровича мне чтото не удается. Что им движет? Спекулянт, например, ищет "красивой жизни" или копит деньги ради денег: впрочем, таких мало, в основном спекулянт пускает пыль в глаза самому себе и на этом горит. Здесь с мотивом все ясно. "Фирма", ресторан, пьянка, карты... бабы, с которыми чистоплотный человек рядом не станет находиться... Вот трудяга-инженер. Здесь тоже все ясно: план, завод, жена, дети, иногда - автомобиль или какое-нибудь хобби... Вот помешанный на своей работе ученый - тоже все ясно: работа, работа, работа... Вот карьерист - карьера, карьера, карьера... Вот просто мещаночка - тряпки, мужики, быть не хуже всех... В таких случаях нетрудно понять, чем живет человек. А чем живет Маринин? Вроде бы искусством? Но тогда зачем работает в своем НИИ? Впрочем, там больше платят. Но похоже, что для него деньги - только средство купить книги, которые он собирает. Коллекционер? Не очень похоже: коллекционер собирает коллекцию ради нее самой, а у Ивана Петровича в основном книги весьма информативные, не просто редкие... Потом, со своими знаниями он мог бы, вероятно, собрать без особых затрат ценнейшую коллекцию картин, но Иван Петрович не собирает картины, хотя явно интересуется ими. Чего-то не хватает мне, чтобы понять его... Итак, расследование начало терять темп. Что делать дальше? С кем посоветоваться? Тогда с Алексеем мы удрали от Деда Мороза, благодаря колечку. Не обманул Феррапонтыч. Потом я пытался издалека проследить за стариком, куда он пойдет, но как только я чуть сокращал дистанцию, кольцо начинало вибрировать и светиться, и вскоре я потерял Деда Мороза из виду. Выйдя из кафе, старик пошел по улице Горького вверх к Пушкинской, но куда - неясно. Даже в гриме он может запросто меня узнать, и тогда... Тоскливо... Как будто уперся в стену лбом, и дальше нет дороги... Надо искать консультанта. Без него дальше делать нечего. Ухлопьев отказался, но, может быть, есть в Москве кто-то еще? Надо искать. Время, время уходит! А что, собственно говоря, я ищу? Маринина? Или просто не могу жить дальше спокойно, не разгадав этот ребус? "Рекбукс-кроксворд"... Искать консультанта. Ситуация исключительная... Глава 25 Нина Кантемирова сидела дома и печатала на машинке статью в "Артревью". Раздался звонок в дверь, и, чертыхаясь, она пошла открывать. "Кого еще черт несет? - подумалось ей - Вот всегда так, только захочется как следует поработать, обязательно кто-нибудь заявится". Но когда она открыла дверь, на пороге стоял с букетом цветов Саша Неведомский. Он спросил Нину, принимает ли она гостей. - Входи, конечно. Как хорошо, что ты пришел! - Вот, решил навестить тебя. Ты извини, что без звонка. Понимаешь, я совершенно запутался в этом деле и пошел гулять, куда глаза глядят, может быть, что-нибудь в голову придет, а ноги как-то сами привели меня к тебе... - Это дело связано с той просьбой, насчет Маринина? - Да. Ты знаешь, только не думай, что я сошел с ума, последнее время происходят самые что ни на есть странные вещи. Мы с другом - может быть, ты помнишь: Алеша Кондраньев - ввязались распутывать все это, но что делать дальше, не знаем. Может быть, ты что-нибудь подскажешь? - Если ты введешь меня в курс дела... - Ты только не думай, что я сумасшедший. Потому что, если бы пришли ко мне с таким рассказом, я бы точно решил, что рассказчик сошел с ума. Посмотри на меня внимательно. Я в здравом уме и твердой памяти. В глазах нет ненормального блеска, жесты вполне скоординированны, если хочешь приведу Алешу Кондраньева, он тебе все подтвердит, а уж он-то - личность совершенно устойчивая... - Ты бы все-таки рассказал, в чем дело... - Я потому такое делаю длинное предисловие, что трудно самому во все это поверить... Александр все рассказал. По мере его рассказа Нина несколько раз морщила лоб, а когда рассказ коснулся старика и его проделок, невольно хмыкнула. Александр обиженно скривился, она сказала, что внимательно слушает, но это действительно очень смешно: ясно представила себе этого дедушку в кабинете у Кондраньева... Кончил Александр свой рассказ некоторыми соображениями, по которым выходило, что дальше нужен, просто необходим консультант. Где его взять? Может быть, Нина что-нибудь придумает? Ведь обычно милиция не имеет дела с нечистой силой... - И ты считаешь, что я к ней ближе? - Нет, конечно. Но, может быть, среди твоих знакомых есть кто-нибудь, кто может знать таких людей? Ведь все-таки ты при искусстве, а художники люди экстравагантные... - Сашка, задал ты мне задачу. Есть, правда, у меня один знакомый... Но он человек замкнутый и может не захотеть тебя слушать... Это мой бывший любовник, художник, причем очень талантливый. Мы не виделись уже года три... Если кто может помочь тебе, то это он. Сейчас я ему позвоню... А сама подумала: "Вот наконец нашелся предлог позвонить ему..." - Здравствуйте. Коля, это ты? Плохо слышно. Это Нина говорит. Ты меня еще помнишь? Правда, помнишь? Неужели узнал? Слушай, ты не мог бы ко мне сейчас приехать? Очень нужно! Когда будешь? Через час? Жду. Ну вот, Сашка, теперь ждем. Через час он будет. - Не взревнует? - Это чувство ему чуждо. Он как ветер - попробуй удержать в руках! Коля, по-моему, вообще не понимает, как можно испытывать какие-то чувства по поводу женщины, кроме чисто эстетических... - Он часом не... - Нет, что ты. Вполне нормальный мужчина. Но только он занят своим искусством, и больше ничем. Остальное может быть лишь помехой и должно быть отметено с полной безжалостностью... - Этакий затворник? - Нет, вовсе нет. Скорее сорви-голова. Ветреник, повеса вроде бы и при этом большой труженик. Очень много работает, а когда отдыхает, делает это со вкусом. Вовсе не монах, но и не от мира сего. В общем, сам увидишь. Очень умный, обаятельный... Он тебе понравится. - Понравлюсь ли я Коле? Кто я для него? Милиционер... - Не прибедняйся. Милиция тоже нужна... - Ладно, будем ждать... Через час, как и обещал, приехал Коля - Николай Семенович Коротыгин, художник. Нина представила их друг другу, и Александр Григорьевич все ему рассказал - второй раз за сегодня, хотя до того избегал об этом с кем-нибудь говорить. К удивлению майора, художник внимательно его выслушал, ни разу даже не посмотрев на Александра Григорьевича с тем брезгливым, любопытносочувствующим видом, который обычно появляется даже у добрых и хороших людей при общении с душевнобольными... Затем он задал несколько вопросов, которые показывали, что он вполне понял, о чем идет речь, и действительно хочет в этом разобраться. Когда же Неведомский спросил его, не может ли художник чем-нибудь ему помочь, хотя бы советом, тот неожиданно сказал: - Как все-таки тесен мир! Вы знаете, я знаком с Марининым. И часто бывал у него в гостях. И, извини за вульгарность, Ниночка, после их развода, в качестве любовника Ани, помогал ей перевозить оставшиеся вещи. Впрочем, совесть моя чиста, до развода мне и в голову не приходило с ней общаться... - Как вы оцениваете Маринина? - спросил Александр Григорьевич. - Что за человек? - Великолепный образчик хомо сапиенс. Умница, добрый, хорошо воспитанный, прелесть что такое. Анна, только когда они расстались, начала понимать, что она потеряла. - А она какова, по-вашему? - Чисто декоративное существо. Глупа, красива, злобна - все в полном наборе... - Как же вы могли с ней общаться, понимая, что она из себя представляет? - Вообще-то говоря, это не ваше дело, полисменчик. Это вы меня позвали, вы мне не нужны... - Извините, если я вас чем-нибудь обидел, право же, не хотел. Действительно, я нуждаюсь в помощи, и, если даже вы не сможете помочь мне, все равно спасибо, что приехали. А задал я вопрос не потому, что хочу влезть к вам в душу, а потому, что сам видел Анну Павловну и после этого долго не мог отдышаться... - Я тоже не хотел бы обижать вас. Видите ли, общаться можно с любым человеком, если в нем есть элемент красоты. Сосредоточьтесь на этом элементе, остальное отодвиньте; главное, выдерживайте дистанцию. Главное - дистанция. Элемент красоты проявляется на определенном расстоянии. У разных людей это расстояние варьирует, поэтому определите оптимальную дистанцию, на которой человек еще не может вести себя безобразно, и ближе не допускайте, ни-ни. Тогда все будет красиво. Есть, правда, люди, с которыми чем ближе, тем лучше, но я лично таких встречал немного, и все они не очень стремятся сокращать дистанцию сверх определенного предела. Вот и Аня. Ведь хороша, не правда ли? Но переходить с ней на "ты" я бы лично не стал. Можно доставить друг другу некоторую радость, но это не есть основание для перехода на "ты". Чуть начинает пытаться внести элемент своей внутренней пустоты и мерзости в отношения, сразу увеличить дистанцию. Отодвинуть. Не устраивает - пусть катится на все четыре стороны. Знаете, как хорошо тогда себя ведет такой человек? Просто чудо что такое. Но! Главное - не принять это хорошее поведение за чистую монету. Это вынужденная мимикрия, не более. Иван Петрович нарушил это правило - подпустил ее поближе. А зря. Она хороша на дистанции... - Но нельзя же так, ведь это очень большое одиночество, вот так, на дистанции... - Одиночество... Если человеку скучно с самим собой, оно, вероятно, трудно переносимо. У меня лично нет этой проблемы. Мне одному не скучно. - Скажите, Коля (разрешите звать вас так?), - художник кивнул, - сам Маринин занимался магией? - Нет, вероятно. Впрочем, почему вы употребили прошедшее время? Вряд ли с ним случилось что-нибудь фатальное. Не тот человек. - Ну, со всяким может случиться... - А вот и нет. Есть люди, которые коллекционируют всякие случаи, травмы, повреждения и т.д. А есть, с которыми просто не может ничего случиться - в любой ситуации этот человек останется в полном порядке. Вот Иван Петрович - именно такой человек. Но то, что эта история произошла именно с его квартирой, глубоко закономерно. Художник на мгновение умолк.- Я бы не удивился, если бы там водились привидения... - Не знаете ли вы, кто из знакомых Ивана Петровича занимался магией? - Конечно, знаю. - Так кто?! - Ну, во-первых, чтобы далеко не ходить, я. - Вы?!! - Я. - И вы имеете какое-нибудь отношение к этим событиям? - Не больше, чем вы. - В какой степени вы владеете предметом? - Явно в меньшей, чем ваш Дед Мороз... - А Ухлопьева вы знаете? - Конечно, знаю... Но он меня не знает с этой стороны. Он человек со странностями, может иногда пошутить. Как вы говорите, у него ужасающая нищета, не так ли? Так вот, ничего этого и в помине нет. Он чистоплотнейший человек, а квартира у него вылизана, пальчики оближешь. И обстановка там - просто прелесть какая. Но он поиграл с вашим восприятием, и вы увидели то, что он хотел. Вот так! - Художник протянул Неведомскому невесть откуда взявшуюся розу, но, когда тот взял ее в руки, она вдруг стала истончаться и постепенно растаяла в воздухе. - Это - гипноз? - Не совсем. - Так что же это? - Вы вряд ли поймете, не обижайтесь. У вас для этого недостаточно подготовки. - Скажите, кто лучше подготовлен, вы или Ухлопьев? - Смотря в какой области. В живописи лучше подготовлен я. - А в магии? - Магия не есть узкая дисциплина. Живопись часть магии. Но если понять ваш вопрос так: в какой степени я могу быть полезен в вашем расследовании, могу сказать, что прикрыть вас от такого противника, как Дед Мороз, я не смогу. Но я попробую познакомить вас с одним человеком, постарайтесь заинтересовать его своей историей, может быть, он вам поможет; если же он вам поможет, появятся шансы на благоприятный исход... - Как вы считаете, какова опасность такого расследования лично для меня, моего друга и наших семей? - Что вы понимаете под опасностью? - Смерть, увечье, повреждение... - Маг, даже стоящий на неправильном пути, редко убивает без особой на то необходимости. Но как вам понравится, если вас превратят, например, в собаку? Или летучую мышь? Что касается семей, я думаю, до тех пор, пока ваши близкие не в курсе этого дела, можно за них не волноваться. - А если маг расценит мои действия как нападение? - Маг отражает нападение, как зеркало, и напавший поражает самого себя в той степени, в которой хотел повредить магу. Зло возвращается к своему источнику... Поэтому, если вы не будете на него нападать, ваши действия могут быть расценены лишь как вмешательство в дела, которые вас не касаются. Что, впрочем, не обижайтесь, кажется и мне. Не вашей компетенции это дело. Впрочем, Андрогин Елпидифорович вас проконсультирует лучше, чем я. - Как вы сказали, Андрогин ...? - Андрогин Елпидифорович. Эккерт. Это мой учитель. В живописи и в магии. - А Маринина он знает? - Они встречались, насколько мне известно. Но, кажется, не были уж очень близко знакомы. - Скажите, каковы шансы, что Андрогин Ел-пи-дифорович согласится меня выслушать? Помочь мне? - Решение принадлежит ему, а не мне. Я его увижу завтра и спрошу относительно вас. Потом, если он согласится вас принять, я позвоню. Оставьте ваш телефон. Неведомский оставил телефон и попросил в любом случае позвонить. Художник уехал. Нина тоже, видимо, не была расположена продолжать разговор, так что после еще одной чашки чая Александр Григорьевич распрощался. Дома, в кондраньевской квартире, прямо на телефонной трубке лежала записка на какойто странной бумаге. Несколько строк: "Человек! С большим трудом посылаю тебе весточку. Бывший Раб Кольца отброшен на другую сторону Земли за попытку помочь тебе. Кольцо больше не предупредит тебя об опасности. Теперь это не более чем кусок металла. Если не откажешься от этого дела, будь осторожен! Силы на исходе... Прощай. Брат бывшего Раба Кольца". Так. Теперь вся надежда на Коротыгина и этого, как его, Елпидифоровича. Все-таки Нинка - прелесть. Глава 26 Любезный моему сердцу читатель! Пора, пора теперь, когда наше спиральное повествование вполне уж запутано, всякий скажет, что пора наконец ввести в него большую любовь. Одна большая любовь уже есть: это любовь Ивана Петровича Маринина к Той Женщине. Но кто она? Почему это случилось именно с ним? И, кроме того, эта любовь носит, автор должен с прискорбием заметить, несколько теоретический, пока во всяком случае, характер. Любовь - а автор имеет в виду истинную любовь, ту огромную страсть, что лишает людей ума, - любовь в какой-то степени сродни магии. Действительно, любовь и смерть идут рука об руку, так же как рука об руку идут любовь и жизнь. Таинство зачатия, рождения человека, его роста, развития... И всюду две силы: любовь и смерть, а злые языки и мудрые языки вторят друг другу, утверждая, что это, в сущности, одна и та же сила. Ведь смерть и рождение есть лишь две стороны одной точки: без рождения не может быть смерти, так же как без смерти не может быть рождения. Поэтому так плотно смыкаются любовь и смерть, жизнь и любовь, жизнь и смерть. И все три - едины в бешеном вихре бытия... Кто же будет в нашем повествовании жертвой на алтаре великой любви? Я думаю, что читатель уже догадался. Действительно, наши дорогие Кондраньев и Неведомский уже давно женаты, а они не такие люди, чтобы считать себя вправе на посторонние отношения; остальные же наши герои по тем или иным причинам не подходят для этого: одни - слишком искушены в жизни, другие - слишком слабы, а большая любовь требует сил. Слабый человек не способен сильно любить. Ибо сильная любовь требует взаимности и жертвенности от человека, а на какую взаимность способен слабый человек? На какую жертвенность? Впрочем, не будем об этом... Итак, через год после описываемых событий князь Гвидо влюбился. Не то чтобы он до того вел жизнь монаха, да и странно было бы это для человека его положения, но в первый раз он потерял голову. Да и как было не потерять! Он встретил ее в швейцарском лесу, звали ее Эльза, была она прекрасной, утонченной, получившей по тем временам блестящее образование, дочерью женевского бургомистра и одна охотилась со сворой собак на кабана. Гвидо Моро - посланник его святейшества - тоже развлекался охотой, и вышло так, что он увидел девушку на коне, мчащуюся за борзыми по лесной тропе, и сердце его было в этот же момент потеряно безвозвратно. Увидел он ее, и она его заметила. И сразу же все было решено. Не нужно было ни слов, ни церемоний: как завороженные смотрели они друг на друга, а кони их тем временем шли друг другу навстречу и наконец оказались совсем рядом. Не в силах совладать с собой, князь Гвидо протянул руки к девушке, а она, доверчиво глядя ему прямо в глаза, вдруг прильнула к нему и еще неумело, по-детски, поцеловала в губы. Их глаза сияли, их руки сплелись, и мгновение это было совершенно. Сбиваясь и заикаясь, они начали говорить друг с другом и, хотя запас слов был невелик из-за того, что сейчас называется языковым барьером, поняли друг друга. Потом, так как и он, и она хорошо знали латынь, они перешли на этот совершенный язык, и уже на нем объяснились окончательно. Князь Гвидо узнал, кто его прекрасная возлюбленная и, к своему великому огорчению, узнал также, что за нее сватается маркграф Бранденбургский и, по всей видимости, родители уже пришли к соглашению с посредниками. - Зачем это! - вскричал Гвидо. - Я пришлю сватов к твоим родителям, и мы поженимся. Я не менее богат, чем маркграф, и, по-видимому, не менее знатен. Если он будет упорствовать, я вызову его на поединок и убью! - Любимый, дело, к сожалению, не во мне и не в твоей знатности. Этим браком скрепляется военный союз между Женевой и Бранденбургом. Поэтому твое сватовство безнадежно. Если же ты вызовешь маркграфа на поединок, тебя просто посадят в тюрьму, так как твоя миссия носит гораздо менее официальный и менее важный для Женевы характер, чем его. - Тогда я убью его при первой же встрече! - Но тогда мы расстанемся, надо полагать, навсегда. Тебе придется бежать, или тебя казнят... - Что же делать? - Не знаю. До сего дня мне было в общем-то все равно, за кого идти замуж. Но теперь... Ты мужчина, тебе и решать. - Сделаем так... Мое посольство послезавтра закончится. Я, как и полагается, отправлюсь домой. Но с пол дороги я вернусь и буду ждать тебя в этом лесу через три дня в это же время. Итак, пятого июня в полдень здесь. Мы переоденем тебя мальчиком и что-нибудь через неделю уже будем в Италии, а там я смогу тебя спрятать. Найдем и священника, который втайне обвенчает нас. Года два-три пройдет, можно будет подумать о том, чтобы сообщить обо всем твоему отцу. Придется ему смириться со свершившимся, а нет - что ж! Наша любовь не станет от этого слабей... Поцелуй меня, счастье мое, еще раз! Все застыло вокруг... И, казалось, весь мир остановился в восхищении и замер на мгновение, ибо два прекрасных человека соединились... Читатель может спросить: как же так, только увиделись - и вот уже любовь, страсть, полный набор атрибутов. Как это может быть? Где же реализм? Автор согласен, нет здесь никакого реализма и быть не может. Век не тот. Тогда из-за разницы во вкусах могли вступить в смертельный поединок, а перед прекрасной картиной заплакать от восхищения, и даже самый чудовищный негодяй, а таких тогда было много, даже самый чудовищный из них, Чезаре Борджиа, тянулся к прекрасному. Впрочем, яркие личности встречаются в каждом веке. Автор не занимается охаиванием века теперешнего, и было бы странно охаивать век, в котором живешь; заметим, однако, что все - в результате, конечно, развития поточного производства - начинает носить какой-то среднестатистический характер. А в то время средняя статистика еще не родилась, и все делалось на индивидуальный манер... Поэтому- то тогда все было несколько другим, и реализм, доставшийся нам в наследство от девятнадцатого века, здесь не применим. Впрочем, у читателя может быть собственное мнение. ...Некогда полководец Гей-Юон пришел к воротам Великой Северной крепости во главе шестисот тысяч солдат и застал противника врасплох. Только-только успели горожане закрыть ворота и подготовиться к отражению осады, как крепость была окружена. На этот раз применил Гей-Юон новое оружие: латы из гибких лиан, настолько прочных, что меч не мог их перерубить в бою, и настолько легких, что они почти не влияли на подвижность воина; Гей-Юон приказал воинам не снимать латы ни днем ни ночью, чтобы быть готовыми к бою в любой момент. Полководец сидел в своем шатре и ждал, когда к нему прибудут послы обсуждать условия сдачи. Послы действительно прибыли, вели себя крайне подобострастно, просили только три дня на то, чтобы подготовить жителей города к встрече победоносных войск Гей-Юона. И просили они пощадить город и крепость, обещая верно служить ему и регулярно платить дань. Опытный воин, Гей-Юон не верил искренности послов. Он знал, что, если просят отсрочки, то рассчитывают на подкрепление, но крепость была надежно блокирована, союзники ее перешли на сторону Гей-Юона, губить без толку своих солдат он не хотел, и полководец дал три дня, с тем чтобы на четвертый день утром ворота города были открыты, в противном случае начнется штурм, и тогда... Два дня прошли спокойно. Никто не пытался прорваться из окружения, город замер. На третий день поднялся ветер. К вечеру он дул уже с такой силой, что срывал палатки и ломал ветки на деревьях, но все утешали себя мыслью, что завтра они найдут убежище в теплых домах города. Вдобавок ко всему ветер постоянно менял направление и за какой-то час описывал полный круг... Наступил четвертый день. Войска Гей-Юона подошли к самым стенам города и ждали, когда откроются ворота. Ветер неистовствовал. Вдруг на стенах города появились воины с охапками соломы, пропитанной нефтью с селитрой. Они стали поджигать эту смесь и бросать по ветру. Латы из лиан, легкие, прочные, замечательные латы, вспыхнули, как порох, центральная часть войска загорелась. Тем временем ветер сменил направление, и левое крыло тоже охватил огонь. Вскоре уже не было войска: осталась лишь масса мечущихся, кричащих от страшной боли людей, пытающихся сорвать с себя латы... Но латы были по приказу Гей-Юона намертво заклепаны на спине. В это момент защитники города сделали вылазку. Оружием им служили длинные факелы, а одеты они были в латы железные, так оно по-старинке надежнее. Вскоре все было кончено. Сам полководец бежал от стен Великой Северной крепости, и лишь быстрота коня и доблесть телохранителей спасли его от плена и позорной смерти... В этой притче, автору это доподлинно известно, содержится совершенно определенная мораль. Если бы еще знать какая... Глава 27 Из письма Сергея Ивановича Постникова, бывшего владельца ресторана "У Бертье", своему другу, полковнику Ордын-Майскому Николаю Евгеньевичу. Париж, 1922 год. Ноябрь. "...Сейчас, когда болезнь моя, видимо, близка к фатальному концу, не имея сил выкарабкаться, Николя, я вынужден просить тебя о последней услуге. Зная нашу дружбу, я уверен, что ты не откажешь мне в этой просьбе, даже если это будет связано для тебя с какими-то трудностями. Я верю, что ты, дружище, поймешь меня. Ты ведь знаешь Лизу, мою жену. Но ты не знаешь истории нашей женитьбы. Встретил я ее в Париже в 1902-м. Она была прекрасна, я - молод и богат, в общем, мы быстро сошлись. Удивительная женщина, даже теперь, будучи уже полумертвецом, я не могу без умиления писать о ней... Познакомились мы при весьма романтических обстоятельствах: представь себе серый, пасмурный зимний вечер, бульвар на окраине Парижа, прекрасную женщину, которая вышла прогуляться перед сном, и пятеро пьяных, пристающих к ней. Я был молод и горяч. Как ты знаешь, силушкой господь меня не обидел, кулаком быка валил, - я вмешался и усовестил негодяев. Двое остались лежать на мостовой, а остальные убежали. Вполне в манере господина д'Артаньяна. Я представился и спросил, чем могу быть полезен. Она попросила, если мне нетрудно, проводить ее домой. Так началась наша любовь. Выяснилось, что муж ее недавно умер, что живет она одна, состояние позволяет ей жить безбедно, но не более. Через три дня я сделал ей предложение. Она ответила поначалу отказом, но я был упорен, и вскоре мы обвенчались по православному обычаю в Русской церкви на набережной... Вскоре мы уехали в Россию. У моей супруги не было особенно большого имущества, так что, оставив квартирку (откуда я сейчас и пишу тебе письмо) на попечение ее подруги, мы уехали. С собой она взяла только великолепной работы свой портрет - вполне фламандский по тонкости работы, вполне итальянский по живости исполнения и сочности красок. Она особенно дорожит этим портретом: мне она как-то смутно объяснила, что без него может умереть, так какв нем - ее жизнь. Я не поверил, конечно, считая это романтическим преувеличением, но в дальнейшем, наблюдая за портретом, понял, что в нем есть некая магическая сила: художник настолько тонко передал мою возлюбленную, настолько совершенно перенес ее красоту и одухотворенность на полотно, что, знаешь ли, я иногда чуть не путал портрет и оригинал - порой обращался к нарисованной Лизе, как к живой, и, если Лиза живая была в другой комнате, она приходила и отвечала мне на слова, обращенные к портрету, которых никак не могла слышать. Ты знаешь, конечно, легенду о том, что по мере того, как великий Леонардо писал Джоконду, кстати, тезку моей жены, краски постепенно переходили с женщины на полотно, и вскоре после завершения портрета она умерла... Все это, конечно же, всего лишь легенда, но связь картины с моей женой была настолько очевидной... Если жена была рада, радовался и портрет, если она печалилась, портрет становился печальным... Ты можешь посмеяться над этим, но поверь, я не в таком состоянии, чтобы мистифицировать тебя. Наше с Лизой супружество было прекрасно и, познав такое счастье, могу сказать: не жалко умирать, жил не напрасно. Все шло хорошо. Но, к великому прискорбию, произошел сначала февральский, затем октябрьский переворот. К власти пришли большевики с Лениным-Ульяновым во главе. Этот гениальный враг оказался слишком сильным для разрозненного и погрязшего в достоевщине белого движения. Может быть, мы с тобой поставили не на ту карту, может быть, правда на стороне большевиков... не знаю. Здесь, вдали от родины, мы оторваны от ее живого пульса, а большевики набирают силу, и народ, похоже, с ними. Но все наше воспитание, весь круг людей, в котором мы с тобой вращались, определили в конце концов наш выбор. И вот теперь я умираю вдали от родины, от своего дома, от любимой жены... Итак, Николя, сразу после февральского переворота я услал жену в Крым, там, за сорок верст от Ялты, есть дачное местечко Симеиз, где у нас домик, а сам остался в Москве. Долго рассказывать о последовавших событиях. Ты знаешь, что я был причастен к заговору кадетов, о чем глубоко сожалею. Так или иначе, заговор провалился, и, хотя мое имя могли выдать только три или четыре человека, по моему мнению, глубоко порядочных, мне сообщили, что в ЧК уже подписано распоряжение и завтра я буду арестован. Слава богу, дворник Савелий, которого я когда-то спас, спрятав от жандармов, помнил добро и предупредил меня. Времени на сборы уже не оставалось, я, как мог, быстро упаковал портрет жены и спрятал его на чердаке своего дома в Брюсовском переулке, а сверху навалил всякое тряпье и поставил гипсовые вазы с ангелочками вместо рукояток - вряд ли кто польстится на них в таких обстоятельствах. Я не думал, что большевики долго пробудут у власти, и рассчитывал скоро вернуться... Судьба рассудила иначе. Я не смог пробиться к жене в Симеиз, воевал в корпусе генерала Буйносова, был ранен и в конце концов оказался в Париже. Жизнь подходит к концу. Что может быть печальнее судьбы эмигранта! Так вот о просьбе. Умоляю тебя, Николя, найди способ сообщить жене, где находится ее портрет. Зная, что ты взялся за это, я умру спокойно..." ................. Из донесения пограничной заставы N ... Главному управлению пограничных войск О.Г.П.У. от 12.04.1923 года. Сегодня, в 03 часа утра, нарушив Государственную границу С.С.С.Р., из сопредельного государства проникли на территорию погранзаставы трое неизвестных. Застава была поднята по тревоге после обнаружения следов на К.С.П. Собака не взяла след, так как нарушители густо присыпали его махоркой с перцем. Прочесывание территории результатов не дало. О случившемся поставлены в из- вестность органы Г.П.У. в ближайших городах и поселках (следует перечисление)... Из донесения командира отряда Ч.О.Н. тов.Малешина Пред.Губ.О.Г.П.У. тов.Козлову. "По Вашему приказанию отряд Ч.О.Н. произвел облаву на барахолке с проверкой документов. Во время облавы трое неизвестных открыли огонь и в перестрелке были убиты. Трупы обысканы. Никаких документов не обнаружено..." Из донесения тов.Козлова в Москву тов.Дзержинскому. "...Трупы были опознаны перебежчиком из Н.С.З.Р.и С. Двое мелких исполнителей и один крупная шишка: полковник Ордын-Майский Н.Е. К сожалению, не удалось взять живым. По показанию перебежчика Кунина Г.Ш., полковник Ордын-Майский лично ответствен (следует перечисление)..." .................................................. Как понимает читатель, во всем этом деле есть некая, впрочем, совершенно несущественная для органов, защищавших от посягательств молодое государство, тонкость... Глава 28 Александр Григорьевич сидел, размышляя о странном деле, с которым его столкнула судьба. Все смешалось, все преобразилось, перепуталось: Кондраньев живет в его квартире, он живет в квартире Кондраньева, выходя, вынужден гримироваться, а, собственно говоря, зачем? Может быть, действительно это дело не его компетенции? А чьей? Может, КГБ? Но там его тоже отправят в психушку. Теперь вот остался беззащитным. Одна ошибка - и... Может быть, этот, как его, Елпидифорович поможет? Честно говоря, надежда мала. Все эти маги, наверное, боятся связываться. Уж на что Раб Кольца - настоящий джинн, и того ухайдакали черт знает куда... В любом деле, если оно очень серьезное, наступает такой момент, когда руки опускаются. Но если пересилишь себя, не сдашься, - победишь. Александр Григорьевич хорошо знал это и гнал прочь желание бросить все и уехать отдыхать на Черное море, тем более что от отпуска осталась всего одна неделя... Но надо что-то решать. Отпуск кончится, времени будет меньше, официально до сих пор нечего представить даже для открытия дела... Зазвонил телефон. Неведомский снял трубку и услышал насмешливоиронический голос Коротыгина. Художник спросил, он ли это, и сообщил, что Андрогин Елпидифорович согласился встретиться с Александром Григорьевичем и его коллегой. - Когда и куда мы должны прийти? - Записывайте адрес: улица Горького, дом четыре, дробь два - во дворе стоит такой старый трехэтажный дом. Можете сразу подняться на третий этаж. Весь третий этаж - это моя мастерская. Я думаю, вам нетруд- но будет найти. Жду вас через сорок - пятьдесят минут. - Но я могу не успеть предупредить Кондраньева... - Андрогин Елпидифорович не любит, когда ему противоречат. Вы уж постарайтесь быть вовремя. Его время ценнее вашего. Кроме того, вы проситель, а не он. - Хорошо, мне остается только подчиниться. Кондраньев, к счастью, оказался на месте. Александр Григорьевич договорился встретиться с ним около магазина "Подарки" и вскоре сам отправился туда. Выходя из дома, он почувствовал какое-то смутное ощущение тоски, тянущей изнутри грусти, как-то стало не по себе. Машинально майор вытащил из кармана блокнот, с которым не расставался, ручку и, написав: "Андрогин Елпидифорович Эккерт", - на листке, оторвал его и бросил в почтовый ящик кондраньевской квартиры. Зачем? Он бы сам не смог ответить на такой вопрос. Встретившись, друзья быстро нашли мастерскую и постучали (звонка не было) в дверь на третьем этаже. Вскоре за дверью раздались шаги, и художник, радушно улыбаясь, вышел им навстречу. Он пригласил их пройти в свои, как он выразился, апартаменты и сам пошел впереди. Просторное помещение с высоким потолком. Большие окна. Несколько картин на стенах. Несколько мольбертов с законченными в разной степени работами. Много книг. Огромный старинный диван. Очень красивая люстра. Канделябр с витыми свечами. У одной стенки - камин, по-видимому, настоящий. Стул с гнутыми ножками красного дерева. На нем - ваза с фруктами. Несколько очень красивых кресел - все разные, все старинные. Антикварные часы с бронзовыми ангелочками по бокам циферблата и надписью "Павел Буре". Какието приборы, делающие мастерскую похожей скорее на лабораторию. Вытяжной шкаф, полки с химической посудой, электрические печи разных размеров. Шкафы с реактивами... Вообще много шкафов, но очень просторно. Несколько комнат, мимо которых они прошли, там, по-видимому, тоже что-то интересное. Художник жестом пригласил их садиться около стола. Александр Григорьевич нарушил молчание первым: - И это все -ваше? - Мое. У меня, знаете ли, очень хорошая мастерская. А что делать? Хочешь жить и работать как человек, приходится принимать меры по созданию определенных условий. Вы угощайтесь. Андрогин Елпидифорович скоро придет. Впрочем, он может задержаться, но вы должны его дождаться, больше такого шанса у вас не будет... - Скажите, Коля, вы ведь живописец? Но тут, я смотрю, много всякого оборудования и для керамики, и для чего-то еще, вероятно. Вы, наверное, занимаетесь и этим? - Могу все. - И скульптуру? - И не только скульптуру. - Я вижу, здесь есть даже камин. Он настоящий? - Настоящий. Здесь у меня есть печи, которые дают температуру 1800 градусов. А каминчик - это так, баловство. Очень красиво: костер посреди жилища... Вот эта печка, - он показал на громоздкое сооружение в углу огромной комнаты, - дает всего 1400 градусов. Для фарфора, впрочем, достаточно. Но у нее внутренний объем метр на метр и на метр. Кубометр. Человека можно сжечь в тигле, останется серенькая зола - всего-то ничего: в пакетик из-под картошки шесть - восемь порций влезет... Потом развеять по ветру - и ку ку... Впрочем, преступники - народ тупой, вряд ли додумаются до такого... Гостям стало несколько не по себе... Но живописец, обаятельно улыбаясь, попросил их не стесняться, угощаться на доброе здоровье чем бог послал. Когда немного закусили фруктами, он вытащил из роскошного финского холодильника плошку с полукилограммом этак черной икры, узкий батон за двадцать две копейки и предложил делать бутерброды за неимением пока более солидного угощения. Он сам намазал пару бутербродов, чтобы, как он сказал, показать, как это делается: тончайший ломтик хлеба и толстенный, в сантиметр-два, слой икры. Затем из того же холодильника была извлечена севрюга горячего копчения, которую художник нарезал на крупные ломти и предложил есть прямо руками: у меня здесь по-простому, знаете ли... Потом появилась ваза с чищеными орехами на закуску. Чтобы промочить горло, был подан гранатовый сок в высоких прозрачных фужерах... Надо сказать, что, хотя хозяин и просил чувствовать себя как дома, от всей этой роскоши друзьям стало как-то зябко. Они бы, наверное, даже бы и не притронулись к еде, но художник почти насильно потчевал их, следя, чтобы они воздали столу должное... - Теперь, - сказал он, - можно после легкой закуски приступить к горячему. Он открыл одну из средних размеров печей и достал оттуда запеченный бараний бок с гречневой кашей. - Не стесняйтесь, ешьте на здоровье. Такой бараний бок можно попробовать только здесь. Нигде не умеют так готовить. Печи не те. Не выдерживают режимы. Попробуйте, не пожалеете. С этими словами он достал большие, кузнецовского фарфора, тарелки и положил каждому по такому куску бараньего бока, что казалось, невозможно столько съесть. Но приготовлено было все действительно так вкусно, что друзья и не заметили, как блюдо исчезло, а животы их заметно округлились. Наступило то состояние полного умиротворения, какое бывает только после хорошей трапезы... Художник зажег камин, и стало совсем хорошо. Раздался стук в дверь, друзья невольно напряглись. Вошел человек неопределенного возраста, с небольшой лысинкой, гладкими толстенькими щечками. Он представился и спросил, чем может служить. Друзья изложили ему суть дела; он внимательно слушал, задал несколько вопросов. Наконец Неведомский закончил рассказ и спросил: - Не можете ли вы нам помочь? - Как же-с, как же-с, козявочки вы мои, помогу, обязательно помогу... Щеки его вдруг стали на глазах обрастать густыми волосами, а голос начал все время менять тембр... - Сиди на месте, околоточный! - Это Кондраньеву, который нервно дернулся на стуле. - Итак, господа, вы решили со мной поиграть в эти игры? Ну что же, я поиграю с вами. Коленька, ты их накормил? - Как вы приказали, Учитель. - Отлично. Теперь им придется немного попоститься. В этот момент Кондраньев резким толчком вскочил со стула и бросился на старика, но, не достав и полутора метров до него, со стоном рухнул. - Я говорил же, не дергайся, не люблю. Болят небось ручки-ножки? Сядь на место. Нечеловеческая сила сгребла Кондраньева в охапку и бросила в кресло. - Вот так-то лучше, козява малая... И какова самонадеянность! Сунулась корова, не знаючи броду, море переходить. А ты, сыщик, - это Неведомскому, - я же советовал тебе, уезжай! Не послушался... С этим-то околоточным все ясно, бульдог, он и есть бульдог, если прицепился, надо голову отрывать, а у тебя вроде физиономия поумнее... И чего тебя потянуло сюда? - Я, ваше высокоумие, человека пропавшего ищу... - Не думай, что купишь меня показным смирением. Веры вам обоим боле нет. Что ж. Буду вас коллекционировать. Ничего не поделаешь, добились у меня... Вскочить и бежать. Но руки и ноги налились свинцовой, непреодолимой тяжестью, не было сил оторвать их от кресла и даже сдвинуть с места. Старик меж тем взял из лабораторного шкафа стеклянную колбочку с широким горлом и, пробормотав какое-то заковыристое заклинание, страшно перекосившись, вдруг дунул на друзей. В тот же момент все в комнате стало стремительно разбегаться в разные стороны, увеличиваясь в размерах. Александр Григорьевич увидел, как огромная ручища двумя пальцами сграбастала Кондраньева и сунула в колбу. Затем настала его очередь. Полет по воздуху над полом, который стал таким ужасно далеким, и - рядом с Кондраньевым, в колбе. Старик поставил колбу в шкаф, и друзья услышали его громоподобный голос: - Пусть пока побудут здесь, Коленька. Кошку к ним не подпускай, неровен час скушает... Двери шкафа закрылись, и щелкнул замочек - маленький для волшебников и огромный для Кондраньева с Неведомским. Александр Григорьевич изо всей, благо руки и ноги снова стали слушаться, силы ударил каблуком в стенку их прозрачной тюрьмы. Никакого результата. Вокруг было стекло, стекло, стекло... Внутри - впуклость, снаружи - выпуклость... Глава 29 Прекрасный князь Гвидо похитил-таки свою возлюбленную. В часовне монастыря святого Августина старый священник тайно сочетал их браком, и, чтобы до поры до времени сохранить все это в секрете, князь купил жене уютный домик на окраине Рима - в три этажа, с обширными кладовыми, прекрасным ухоженным садом, островерхой черепичной крышей. Он приставил к Эльзе самых преданных своих слуг и почти каждый день приезжал туда. Порой они вместе ездили на охоту, причем Эльза переодевалась мальчиком-пажом. Таким образом удалось сохранить тайну их брака и избежать "бурного выяснения отношений", как теперь говорят. Прошел год. Все шло замечательно. Но в их счастье вмешалась непредвиденная сила... ...Ночью, незаметно миновав посты городской стражи, в Вечный город вошла смертельно-бледная женщина. Тело ее, полупрозрачное в предрассветной тьме, клубилось подобно болотным испарениям, что по утрам окутывают низменные места; время от времени по нему пробегали огоньки - тусклые, зеленоватые... Женщина простерла свои изможденные руки над городом и, тяжко застонав, начала расти, окутывая город ядовитым облаком миазмов... Тело ее становилось все тоньше, все прозрачнее и, наконец, стало совсем невидимым. Утром люди проснулись и, не подозревая еще ничего, пошли по своим делам, город наполнился жизнью, она кипела в нем, как всегда. И никто не подозревал, какая опасность нависла над всеми. Когда же первые жертвы ночной гостьи почернели и умерли в мучениях, было поздно. Чума! Чума пошла по Вечному городу, и ее неслышная поступь, мягкая, вкрадчивая, уносила тысячи жизней. Город замер. Кто посостоятельней - уехали в свои загородные имения; люди победней умирали на месте. Вокруг города были поставлены карантинные посты - никого не пускали в город и никого не выпускали из него. Те, кто не успел уехать, остались в городе и, не выходя из дома, жгли во дворах костры, топили печи, так как существовало поверье, что чума боится огня. Трупы сжигались. На улицах было пустынно, и лишь похоронный звон с колоколен церквей уныло стлался по городу. Случилось так, что князь Гвидо в это время был с посольством Папы в Англии. Он вернулся как раз в тот момент, когда кольцо карантина сомкнулось вокруг Великого города и отрезало его от остального мира. Эльза осталась там, в Риме. Не таков был князь, чтобы спокойно ждать. Он должен быть вместе с женой, что бы ни случилось! Князь вооружился, сел на коня и решил, если понадобится, с боем прорваться к Эльзе. И когда он приближался к посту карантина, колечко, подаренное Гроссмейстером, начало дергаться у него на пальце, а камень засветился желтым, предупреждая об опасности. Не тратя времени на переговоры с карантинной стражей, князь с ходу перемахнул, дав шпоры коню, через полосатый шлагбаум и, выхватив из ножен толедской работы шпагу, приготовился, если понадобится, проложить себе дорогу дальше. Но никто не решился останавливать его. Только сзади он расслышал слово: "Сумасшедший!", которое один солдат сказал другому. Несколько секунд - и пост остался далеко позади. Никто не преследовал его: никому не хотелось приближаться к чумному городу. Но кольцо уже не просто вибрировало - оно впивалось ему в палец, жгло его, а камень горел, как маленькое солнце. И тогда князь сорвал кольцо с пальца и бросил его в придорожную пыль. Городские ворота были незаперты, никто не сторожил их больше. Видимо, и некому было сторожить. Промелькнули пустынные улицы, князь проскакал, не сбавляя скорости, мимо похоронной процессии... Вот наконец и дом жены. Ворота накрепко закрыты, окна забраны ставнями, только из трубы валит ленивый дымок... Князь начал стучать в ворота и звать слуг, но никто не отозвался и не открыл ему. Потом он понял, что ждать ответа безполезно. Тогда Гвидо привязал коня к столбику около ворот, а сам, сначала забравшись на седло, затем на ворота, перемахнул через них и оказался во дворе. Скорей, скорей! Князь вошел в дом, и первое, что он увидел, был страшно распухший, почерневший, мертвый слуга - один из тех, кого он приставил к жене. Но князь, волнуемый самыми мрачными предчувствиями, даже не остановился. Он стремительно прошел на второй этаж, где находилась спальня жены. По дороге еще двое слуг попались ему мертвые, они лежали, скрючившись на полу, и трупный смрад, сладковатый, зловонный, стлался по дому. Скорей, скорей вперед! Вот и спальня. Дверь приоткрыта... На огромной кровати с балдахином - она. Князь рванулся к Эльзе... Жива... Но еле дышит, страшно исхудала, без сознания. Видно, что минуты ее сочтены... Что делать?! Не помня себя, князь склонился к больной и прильнул к ее губам жадным, долгим поцелуем; Эльза открыла глаза... - Гвидо... - голос ее был слаб и еле слышен, - ...уходи ради бога отсюда... Я умираю... - Глаза ее закатились, и дыхание прервалось. Тогда князь набрал в легкие побольше воздуха и начал, как это теперь называется, делать искусственное дыхание изо рта в рот... Через несколько минут больная задышала самостоятельно и немного порозовела... Ближайшая опасность была устранена. Но сам князь чувствовал себя крайне худо. Черты лица его обострились; дыхание стало сиплым и частым; сам он уже еле держался на ногах... Сил хватило только на то, чтобы в последний раз окинуть взглядом все вокруг... И, угасая, взгляд его упал на сияющий брильянт перстня, подаренного Гроссмейстером. Собрав остаток сил, князь схватил край свисавшей с постели простыни и потер камень. Камень засветился изнутри; его сияние образовало туманное облачко, и в этом облачке появилось сначала смутно, потом яснее и вот уже наконец совсем ясно лицо синьора Бернардо. - Что с тобой, мальчик мой? Ты звал меня? - Я умираю, синьор Бернардо... Ради всего святого, помогите! Спасите мою жену... С этими словами князь выдохнул остатки жизни. Тело его дернулось и обмякло. И в стекленеющих глазах отразился нарастающий свет, исходящий из камня; свет этот превратился в крутящийся огненный вихрь; он крутился все быстрее и становился все ярче и ярче... И в пляске волшебного пламени закружились, завертелись судьбы наших персонажей... Глава 30 Варвара Тимофеевна Сквалынная принадлежала к той счастливой породе людей, что, уйдя на заслуженный отдых, становятся избыточно активны, и активность их направлена на создание максимального шума из ничего, вмешательство в жизнь всех знакомых и незнакомых людей, короче говоря, она была из тех, кого называют "городскими партизанами". Особое удовольствие люди этой породы находят в обсуждении моральных вопросов - особенно чужих моральных вопросов. Варвара Тимофеевна очень активно проводила свой день: вставала она в шесть утра и шла смотреть, чтобы дворники вовремя вышли на работу и с должным качеством подмели улицу. Потом надо было успеть к приходу почтальона и попытаться найти недостатки в том, как он кладет почту в почтовые ящики. Правда, ни дворники, ни почтальоны уже не обращали на нее внимания, но вместе с тем тихо ненавидели, а это было Варваре Тимофеевне приятно. Потом - поход в магазин, где она следила за тем, чтобы продавцы не обвешивали покупателей; впрочем, в ближайших магазинах не обвешивают покупателей. Побыв некоторое время в магазине, Варвара Тимофеевна отправлялась на Тверской бульвар, где ругала бегунов трусцой за неподобающий вид, а также выясняла отношения с собаковладельцами, которым запрещено появляться там со своими питомцами. Потом она шла в надежде, что можно будет кому-нибудь сделать за чтонибудь замечание, к кинотеатру "Россия": там часто можно встретить школьников, прогуливающих уроки, чтобы сходить в кино, вот им-то она устраивала по этому поводу скандал... Оттуда она отправлялась домой позавтракать. По дороге она непременно заглянет в замочные скважины своих соседей - так, на всякий случай... После завтрака Варвара Тимофеевна отправлялась в жэк, где носила пышный титул "председатель домкома" - сам черт не знает, что это такое за организация и чем она должна ведать, во всяком случае, пользуясь тем, что вроде бы не посторонний человек, она вмешивалась в работу жэка, мешая бухгалтерам рассчитывать квартирную плату и донимая начальника ЖЭКа требованием предоставить лично ей отдельное государственное помещение для устройства при жэке филиала Государственного Академического Большого театра СССР силами Варвары Тимофеевны и еще нескольких пенсионеров. Побыв некоторое время в жэке, куда она приходила как к себе домой, Варвара Тимофеевна отправлялась навещать по списку пенсионеров; надо сказать, что подавляющее большинство их ее не жаловало и дальше порога квартиры не пускало. При этом возникали конфликтные ситуации: недавно она постановила, чтобы каждый пенсионер собрал в фонд постройки космических кораблей тридцать килограммов металлолома; с этой благородной идеей она обходила пенсионеров по списку, и все они, как могли, вежливо старались отделаться от нее. При этом Варвара Тимофеевна норовила просочиться в квартру и углядеть как можно больше... Так в трудах незаметно подходило время обеда. Обедать Варвара Тимофеевна шла в столовую, где можно устроить скандал по поводу качества и количества приготовленной пищи. Там ее знали и клали ей двойные порции, но и это ее не успокаивало: после того, как поест, она в буквальном смысле слова совала свой нос в тарелки всех случившихся в столовой посетителей, чем немало, к своей вящей радости, портила им аппетит. Она громко призывала всех посетителей составить коллективную петицию по поводу неудовлетворительной работы столовой; впрочем, столовая эта - одна из лучших в Москве, что только и спасало персонал от праведного гнева гражданки Сквалынной. После обеда наша милая бабуля отправлялась обычно в свободный поиск: время раннее, до вечера можно еще погулять. Завидев парня с волосами длиннее чем два сантиметра, она подпрыгивала и норовила вырвать у него клок волос; завидев девушку в брюках, норовила плюнуть ей на одежду. Все ей сходило с рук - как же, заслуженный отдых... Потом она шла домой и ложилась спать, так как ночью она, как правило, спала очень мало. Поспав часа три-четыре, Варвара Тимофеевна шла в гости к своей приятельнице со странной фимилией Жмутская. Та уже совершенно выжила из ума, и даже Варвара Тимофеевна считала так в глубине души: например, Жмутская хотела организовать среди пенсионеров дома филиал ООН. Но Варвара Тимофеевна не могла отказать себе в удовольствии вместе со Жмутской перемыть все косточки современной молодежи. Вот уже и вечер наступал... Теперь, взяв с собой милицейский свисток, Варвара Тимофеевна отправлялась опять на Тверской бульвар. Завидев влюбленную парочку на скамейке, она подкрадывалась сзади и неожиданно свистела... Поразвлекавшись этак от души, она шла ужинать, но уже в другое предприятие общественного питания: там тоже нужно устроить скандал. Возвратившись домой, Варвара Тимофеевна звонила по объявлениям в рекламном приложении к "Вечерней Москве" и тоже старалась нахамить. Например, типичный разговор: "Это вы меняетесь? Неужели вы думаете, что вашу халупу можно поменять на что-нибудь приличное?" Наступала ночь. Варвара Тимофеевна садилась у окна (а жила она на втором этаже, ее окна выходили во двор как раз над подъездом, где произошли вышеупомянутые события) и, вооружившись сильным биноклем, рассматривала окна дома напротив, где живут музыканты... Иногда удавалось подглядеть что-то этакое!.. А ведь она давно должна была умереть. Не имея своей жизни, Сквалынная пыталась воровать жизнь у других. Собственные дети давно уже порвали с ней всякие отношения, они платили ей алименты, но категорически не хотели с ней даже разговаривать... Мужа она давно довела до инфаркта, и он умер... Впереди могила, и страшно боялась она смерти; жизнь ее была фикцией, но страшно было ей умирать. И хотелось унести с собой как можно больше народа, но не удавалось, и вот от этого ее черная душа переполнялась злобой. Так бы и удавила весь мир. Но худшему врагу не пожелаешь того ада, в котором она жила. И в этом ее наказание. Когда такой человек умирает, все радуются - наконец-то очистилась земля от этой гадости... И даже собственные дети не плачут, даже они не жалеют, что умер человек... (Мы не затрагиваем здесь проблему черствости детей, их эгоизма в отношении ставших ненужными родителей и т.д. По поводу этой проблемы мы отсылаем читателя к соответствующим выпускам "Литературной газеты".) В тот день - третьего сентября 1975 года - Варвара Тимофеевна, как всегда, выполнила положенную программу, после чего поздно вечером начала наблюдение за домом музыкантов. Как назло, ничего интересного. Было уже довольно поздно, по ее расчетам, в одном из окон, где ссорились супругимузыканты (а они ссорились обычно в два часа ночи, и при этом у них горел свет), уже скоро должно было произойти столь желанное ей зрелище. Наконец осталось совсем немного горящих окон, да и в тех не было пока ничего интересного. Свет меж тем в намеченном Варварой Тимофеевной окне все не загорался. Было уже два с лишним часа, погасло последнее окно. С досады Варвара Тимофеевна плюнула вниз и, посмотрев при этом во двор, обомлела. В старинном камзоле, при шпаге, в шляпе с пером страуса, внизу стоял весьма почтенного вида господин лет сорока. Прекрасная борода иссиня-черного цвета переливалась в свете фонаря радужными бликами. Рядом с ним - вполне современный молодой человек с тяжелым рюкзаком за плечами. Молодой человек снял рюкзак и опустил на землю. Он развязал веревку и спросил: - Начинать, Учитель? - Начинай, начинай, Коленька. Все спят и пусть продолжают спать. И пусть их сон становится все крепче и крепче. Начинай. Молодой человек достал из рюкзака какие-то странного вида вещи: нечто вроде треножника, на котором взгромоздилась статуя орла в натуральную величину, какие-то банки, колбы, реторты и много всяких мудреных загогулин, которые вообще нельзя описать... Затем, установив металлического орла мордой к дому, он повернул в нем какое-то колесико, и птица ожила. Она захлопала металлическими крыльями, заскрипела и стала водить головой туда-сюда. И совершенно обалдевшая Варвара Тимофеевна увидела, как между домом и переулком встала стена сплошной, плотной, непроницаемой черноты; вслед за движением головы орла она окружила весь двор, и только сверху угадывался в этой сплошной стене мрака некоторый просвет, где тускло проглядывало несколько звезд... Варвара Тимофеевна не могла уже больше терпеть и не вмешаться в это безобразие. Она высунулась из темного провала своего окна и, свистнув в милицейский свисток, заголосила: - Что за безобразие! Без разрешения домкома! Я милицию позову! Прекратите сейчас же! - Коленька, что это за кикимора? - Похоже, Учитель, что это - Сквалынная Варвара Тимофеевна, должна была умереть три года назад, но за счет скрытого вампиризма сохраняет видимость жизни до сих пор. - Что ж, убери ее и накажи. - Как прикажете наказать, Учитель? - Лиши ее возможности сосать из других жизнь. Клоп возможен, пока есть из кого сосать кровь. Убери источник крови, нет клопа. - Я понял вас, Учитель. Молодой человек посмотрел на Варвару Тимофеевну, и та с ужасом увидела, как из глаз его вылетели три огненные стрелы. Одна из них ударила ее в язык, и она потеряла речь; вторая пронзила ей обе руки, и они отнялись. И свисток упал на пол. Третья стрела ударила ее по ногам: и те подбросили ее, как пружина, и уложили точно в кровать, после чего отнялись навсегда. Так она и осталась лежать. (Забегая вперед, можно сказать, что, когда гражданка Жмутская подняла тревогу по поводу несостоявшегося визита Варвары Тимофеевны через четыре дня, дверь квартиры, где жила Сквалынная, взломали. Она была еще жива. Варвару Тимофеевну поместили в больницу, где она провалялась в полном сознании, но не имея возможности никому нагадить, еще несколько месяцев, пока не умерла. И поскольку родственники даже не приехали, чтобы взять тело, его отвезли в морг фабрики наглядных пособий номер один Минмедпрома, где из безхозного трупа сделали хорошо связанный скелет. Теперь он стоит в мастерской у художника Коротыгина как необходимый предмет для философских размышлений.) Меж тем, окружив двор непроницаемой стеной мрака, двое магов начали совсем загадочные действия. Они развели во дворе большой костер и с какими-то очень уж замысловатыми заклинаниями стали поочередно подсыпать в огонь порошки, от каждого из которых тот вспыхивал новым цветом, и поливать его из бутылочек какими-то снадобьями, от которых над костром поднимались огромные клубы разноцветного дыма. Наконец, произнеся длинное и особенно витиеватое заклинание, старший резко бросил в костер огромную охапку сушеной травы, и сразу вслед за этим младший высыпал из реторты в огонь весь оставшийся в ней порошок. Там, где раньше был третий этаж, появились контуры щели. Щель начала расходиться, в ней угадывались очертания третьего этажа, а другие этажи, бывшие до описанных событий выше третьего, стали подниматься вверх. Наконец в зыбком колебании горячего воздуха весь третий этаж проявился. И на лице старого мага появилась довольная улыбка. В этот момент - момент приближающегося торжества - из дверей дома вышел наш старый знакомый - Гроссмейстер Бернардо. - Опять вы за свое, Эккерт? Сколько можно? Не надоело? Гроссмейстер прищелкнул пальцами, и весь третий этаж опять исчез. Осталась лишь стена тьмы вокруг. - О Гроссмейстер Бернардо, вы должны признать, что я упорен в поисках вашего секрета. Не могли бы вы просто поделиться им со мной? Ведь я ничем пока не нарушил ваших планов, каковы бы они ни были. Милиционеров я изолировал, а их любопытство... - Суета все это, Эккерт. Отпустите их на свободу, они ведь вам ничего плохого не сделали... - Да я, собственно говоря, убрал их в основном, чтобы не мешались под ногами. Ненароком попадут в ненужное место в плохой момент... Погибнут ведь! - Ну-ну... Не могу на вас сердиться. Отпустите милиционеров и уберите отсюда эти магические безделушки. - Гроссмейстер, я попросил бы хотя бы ради старой дружбы не говорить со мной так при ученике. Конечно, кто я рядом с вами... пигмей, да и только, но всетаки... - Ладно, ладно. Коля, вы не думайте, что я плохо и без должного уважения отношусь к вашему учителю. Просто за те шестьсот с небольшим лет, что мы с ним знакомы, у нас установились особые отношения... Как-нибудь он расскажет вам на досуге, если сочтет нужным... - Гроссмейстер Бернардо, если уж мы встретились, я умоляю вас почтить своим присутствием мой дом. Конечно, он скромен, но, может быть, вам будет интересно, что я нашел из пергаментов Максимилиана Квинта за последние сто лет, а я, честно говоря, ужасно соскучился без вас. - Благодарю и принимаю ваше приглашение. Мне тоже иногда не хватало вашего общества... - Коленька, убери, пожалуйста, все, если не трудно... - Слушаюсь, Учитель... - Я рад, Гроссмейстер, что наконец вижу вас. Как вы желаете ехать - на карете, в машине? Или полетим по воздуху? - Подайте карету в стиле ампир. - Вот она... Пожалуйте... ................. Цокот копыт по ночной мостовой Каждый их след прорастет трынь-травой, Ночь, что за ночь! И под цокот копыт Время пронзая, карета летит... Ученик мага, Коля Коротыгин, не торопясь собирал реквизит... Ночь, что за ночь! Да и вечер был просто изумительный... Глава 31 Э л ь з а. Спустя 10 минут после смерти князя Гвидо. ...Я так ждала его! Но он все не ехал и не ехал. Потом я заболела. Я совсем уже было закончила счеты с жизнью, но в последний момент не знаю что произошло, но мне пригрезилось, что появился Гвидо, любимый. Хотя смерть уже почти взяла меня к себе, он вступил с ней в бой и отбил меня... Когда я очнулась, надо мной склонился незнакомый мужчина в красном плаще, в шляпе со страусиным пером и спросил: - Теперь тебе лучше, девочка? - Лучше, но кто вы? - Я друг вашего мужа. Зовите меня синьор Бернардо. Я пришел по его зову, чтобы помочь вам. Мне стало действительно гораздо лучше. Синьор Бернардо дал мне выпить какую-то пахучую настойку, и я заснула. Когда проснулась, я чувствовала себя уже совем здоровой. Осталась лишь небольшая слабость. Но сеньор Бернардо дал мне еще какое-то снадобье, и силы вновь наполнили мое тело. - Синьор, вы спасли мне жизнь. Скажите, где Гвидо? Когда я смогу его увидеть? - Мужайся, девочка. Не я спас твою жизнь. Это сделал твой муж. Он так сильно захотел, чтобы ты осталась в живых, что спутал все предначертания смерти. Ты умерла бы, но он отдал тебе свою жизнь. Будь я рядом хотя бы чутьчуть пораньше, я смог бы спасти и тебя, и его. Но он позвал меня слишком поздно. Пока я домчался из Индии досюда, прошло десять минут. Но за эти десять минут жизнь окончательно покинула его тело... - ... Я даже не понимала, что произошло. Зачем мне жизнь, если его нет? Я не могла даже плакать. Меня охватила какая-то странная апатия, и я лишь механически воспринимала мягкий, ласковый голос великого мага: - Ты должна жить, девочка. Твой муж пожертвовал собой, чтобы ты осталась жива. Не предавай же его. Живи. - А могу ли я отдать свою жизнь, чтобы жил он? - Нет, девочка. Но в утешение могу сказать тебе, что князь возродится. Он снова родится, но будет это нескоро. Пройдет лет этак пятьсот... - Но я к тому времени уже сто раз истлею в могиле! Потом, как же может снова родиться умерший? - Не может исчезнуть такой человек. Вихрь, закрутивший мириады мельчайших частиц, которые образовали его тело, придавший им закон и порядок, собственно говоря, этот вихрь и есть жизнь. Убери этот вихрь - и тело распадется. Но вихрь такой силы не может пропасть. Он лишь переходит в скрытую форму. И в эфирных своих путешествиях этот вихрь будет носиться по миру непроявленных сущностей, пока на Земле не возникнет комбинация условий, необходимая для его воплощения. И тогда в нужный момент в нужном месте снова произойдет зачатие, и разовьется плод, и родится ребенок... И ничего не будет помнить о своем предыдущем существовании, но, когда созреет вполне как человек и получит импульс от любой игравшей в его предыдущей жизни большую роль ситуации, произойдет сочленение времен, и человек вспомнит. Ибо и ты, и он живете уже не в первый раз. Наконец, вы встретились в этой жизни. И потому так сразу бросились навстречу друг другу, что вспомнили о своей любви. Но вспомнили не ясным сознанием, а инстинктивно. Ибо сфера глубоких влечений помнит о прошлых воплощениях... Так иногда зрелый человек вдруг, ни разу не бравший до этого кисть, по наитию начинает рисовать. Проходит год - и он оставляет далеко позади себя тех, кто занимается живописью всю свою жизнь... Итак, не плачь, девочка, твой муж возродится... - Но я не могу встретиться с ним! Ах, если бы это было возможно, я бы ждала его хоть пятьсот лет! Но, увы, это невозможно... - Это возможно. Но подумай: я могу сделать тебя практически бессмертной. Но за пятьсот лет многое произойдет. Только сумасшедший может провести пятьсот лет в ожидании, не живя полной жизнью. А полная жизнь предусматривает любовь. За пятьсот лет столько мужей и любовников ты сменишь... Готова ли ты сохранить свою любовь к Гвидо в неприкосновенности? Ибо если ты полюбишь кого-нибудь по-настоящему, сильнее, чем Гвидо, вы никогда не встретитесь... - О, синьор!.. Не может быть, чтобы я полюбила кого-нибудь вообще... Я уйду в монастырь и буду там ждать все пятьсот лет! - И будешь не права. Так как мужу твоему не нужна монахиня. Если ты пятьсот лет будешь коптить небо, а не жить в полном смысле этого слова, его жертва будет напрасна. Он спасал тебя не для того, чтобы ты заживо похоронила себя в монастыре... - Но я не могу вот так, сразу окунуться в жизнь, когда он умер... - Живой не может умереть. Он просто ушел на время. Он вернется. - И я дождусь его? - И ты дождешься. - Что я должна сделать для этого? - Ты - пока ничего. Вот этот твой портрет, писанный Лоренцо Ди Креди и подправленный великим Леонардо - вот человек, который никогда не умрет! Этот твой портрет завершу я, и он будет неуничтожаем. И когда тебе будет грозить опасность, ты сможешь спрятаться внутри портрета, слившись с написанным великими мастерами образом. Там ты будешь в безопасности. Но будь осторожна вне портрета: если тебя убьют - и он прекратит свое существование; вне его ты уязвима. Ты не будешь стареть, и тело твое будет оставаться таким же юным. Поэтому тебе нужно будет постоянно менять место жительства, путешествовать. Можно стать практически бессмертной, но смерть все же имеет и над тобой известную власть. Примерно раз в сто двадцать - сто пятьдесят лет ты будешь вынуждена на тридцать - сорок лет погружаться в сон, во всем подобный смерти, кроме того, что после этого сна ты проснешься неизменно юной и получишь заряд жизни еще на сто двадцать - сто пятьдесят лет. Картина сама найдет тебя, если ты ее к этому моменту потеряешь. И ты должна провести свой сон в ней. Ибо если ты заснешь вне ее, тебя могут похоронить, как мертвую, и тогда ты умрешь по-настоящему. Впрочем, тебе нетрудно будет спрятаться в картине, а момент, когда тебе надо будет заснуть на несколько десятков лет, ты будешь всегда точно чувствовать заранее, за год-два до того... Мы, маги, достигаем бессмертия внутренними средствами. Давно я хотел воспроизвести известный египетский опыт достижения бессмертия средствами внешними. И вот - совершенная женщина. Сохранить такое тело от разрушения - что может быть благороднее? - Синьор Бернардо! Если возможно то, что вы говорите, я готова на все, лишь бы только дождаться своего возлюбленного. Что только можно, я готова сделать для вас. Хотите, я буду вашей рабыней? - Не надо, девочка милая. Мне от тебя ничего не надо. А пока - вытри слезы! Ждать придется долго, но не вечно. Так делай это весело. - А как я найду его? - Это произойдет само собой. Ты узнаешь его, где бы ни произошла ваша встреча. И когда он достигнет возраста тридцати пяти лет, вы соединитесь снова. Ибо до этого возраста нельзя ему знать всего: его неокрепший разум не воспримет и не вынесет этого знания... А теперь ложись, полежи еще... Что? Совсем здорова? Ну-ка, покажи язык!.. Глава 32 Иван Петрович Маринин. 12 мая 1975 год. День рождения. 35 лет. Сегодня мне исполняется тридцать пять лет. Терминатор жизни. Как ни верти, половина средней статистики уже позади. Но не будем, однако, хандрить по этому поводу. В поисках Той Картины (не приснилось ли мне это все?) я приобрел кое-какие познания в области истории живописи, живописной экспертизы, истории как таковой и ряд других полезных квалификаций. Да будет благословен этот сон, если даже это был сон. Но это был, конечно же, не сон. Последнее время мой интерес к музыкальным инструментам, их изготовлению, игре на них конкретизировался еще в одну профессию. А сколько их у меня? Посчитаем... Получается, что я могу зарабатывать деньги (а это -критерий профессионализма) четырнадцатью как минимум способами. Это неплохо. Но познание только-только начинается. Как могут жить люди, остановившиеся в развитии? Умом понятно, но не приемлемо для души. И ведь считают свои жалкие знания чуть ли не верхом совершенства. ...Тысячу лет проживешь - чем дальше, тем интереснее. Господи, как хорошо! Придут гости. "Круглая дата". Что поделать, таков обычай... Я, конечно, предпочел бы провести это день наедине с самим собой. Но я буду рад гостям. Придут друзья... Надо пригласить Елизавету Всеволодну. Хорошая соседка. Никогда не делала мне гадостей. Как ей, должно быть, одиноко! В ее-то годы одна, совсем одна. Раньше я не понимал, что старики такие же люди, как и мы, с теми же чувствами... Правда, многие из них похожи на заезженную граммофонную пластинку, несут одно и тоже, одно и тоже... Но Всеволодовна не такая. Живет активно в смысле того, что ходит на все более-менее удачные спектакли, в музеи... Книги читает... Странно, живем мы уже тридцать пять лет в одной квартире, а я ни разу не был в ее комнате... Как-то она сама по себе, я сам по себе... Конечно, помогаю ей чем могу: сумку поднести, достать билет в театр, провести через служебный вход на выставку... Но чем она живет? Надо пригласить Елизавету Всеволодовну на день рождения. Конечно, там люди не ее поколения, но ей, вероятно, будет приятно... ...Иван Петрович подошел к двери Елизаветы Всеволодовны и деликатно постучал. - Да-да. - Елизавета Всеволодовна, сегодня день моего рождения. Я прошу вас в гости ко мне. - Да вы зайдите, Ваня... Он толкнул дверь... И, когда он сделал несколько шагов внутрь, монета, подаренная Эккертом, запрыгала в его кармане. Мебель в стиле роккоко... Столик с косметикой... На столике - седой парик, принадлежности для грима... А на стене - Та Картина... И это было бы наибольшим потрясением, но в кресле сидела сама модель... - Здравствуй, любимый... Гвидо... - Здравствуй, любимая... Эльза... ................. Сколько времени прошло? Кто знает... Раздался звонок в дверь... Пришел первый гость. Надо открыть. Кто? А это пожаловал своей собственной персоной Гроссмейстер Бернардо Скъявоне. С огромным букетом голубых роз - нет таких в природе, но все может сделать Великий Маг... ................. А вскоре пришел срок для Эльзы заснуть... И муж, не в силах вынести разлуку, попросил Гроссмейстера усыпить на это время и его тоже... ................. А Гроссмейстер Бернардо, который отнюдь не стоял на месте все эти пятьсот лет, превратил всю квартиру в безопасное убежище. И, бросив все, Иван Петрович Маринин уединился со своей женой, перед тем как упасть в темную яму сна на несколько десятков лет... ................. У них так много накопилось сказать друг другу... ................. А Гроссмейстер тем временем делал свое дело... ................. И, наконец, квартира замкнулась в собственном пространстве: они еще могли войти и выйти, но никто больше уже не мог этого сделать... ................. А после того, как они заснули, последняя связь с внешним миром была разорвана, и квартира исчезла для всех посторонних... ................. И кончилась разлука, длившаяся пятьсот лет... Два прекрасных человека снова соединились - теперь уже навсегда. Глава 33, самая короткая Хорошо отдохнувший, Александр Григорьевич Неведомский возвратился из Ялты. Майор побронзовел, наполнился новой силой: месяц, проведенный в Крыму, явно пошел ему на пользу. Дома Александра Григорьевича встретили жена и две дочери, они повисли у него на шее: "Папка приехал!" В то же время вернулся из отпуска и Алексей Михайлович Кондраньев. Он также очень хорошо отдохнул... Через некоторое время, ближе к вечеру, в квартире Александра Григорьевича раздался телефонный звонок. Звонил Кондраньев. - Сашка, здравствуй! Как поживаешь? - Только что приехал с курорта. Как ты? - Какое совпадение! Я тоже только что вернулся. Слушай, Сашка, у меня тут в почтовом ящике лежит очень странная записка. Не записка даже, листок какой-то. Но почерк очень похож на твой. - А что написано? - "Андрогин Елпидифорович Эккерт". - Бред какой-то. Я никаких записок тебе не писал, разумеется. Просто случайно попала записка, а мало ли похожих почерков... - Я тоже так подумал... Но уж больно почерк похож... Черт с ним. Слушай, а когда ты выходишь на работу? Может быть, еще успеем на рыбалку? - Завтра еще свободен. - Так поедем? Часиков этак в шесть, а? - Решено. Буду у тебя на машине. Я как раз смотрел, завелась, вроде бы все в порядке. - Значит, завтра в шесть? - Да. - Жду. Привет семье. - И тебе от моих и твоим от меня... Привези что-нибудь почитать. - Ну, тогда пока... Привезу "Английский детектив". - До свидания. Заранее благодарен... Еще несколько слов от автора ...О чем бишь речь? Пропал человек, суматоха, все всполошились... А он, оказывается, вон что... А где же реализм? Где положительный герой? С чем и за что борется автор? Какое же из всего этого следует нравоучение? Нет здесь никакого реализма. Сказка. "Сказка - ложь, да в ней намек..." Что касается остальных вопросов, пусть на них ответят критики, им в конце концов за это деньги платят. Или сам читатель, если не лень. ...Жили два брата: Гей-Юань и Гей-Юон. Первый считал, что главное в жизни - это доброта. И стал заме- чательным врачом. Второй считал самым главным силу. И завоевал почти всю Поднебесную. Но когда близился уже момент окончательного торжества, он самым нелепым образом умер. И только специалисты по истории древнего Китая иногда припоминают, что вроде бы был такой полководец... А Гей-Юань лечил людей, и имя его помнят до сих пор. Ибо он оставил книгу по медицине. Но если бы все было так просто! Скажите, читатель, кто завоевал полмира? Александр Македонский. А как звали его врача?.. Значит, память людская еще не критерий. Тем более что часто она искажает образ человека. О большинстве же людей через два-три поколения вообще забывают... Автор не хочет выдавать готовых рецептов. Если эта книга хоть немного растормошила чье-то серое вещество или просто кому-то было интересно ее читать, и то хорошо... Самому же автору доставило немалое удовольствие следить за приключениями своих героев. И вот книга окончена. Теперь герои сами по себе, автор сам по себе. Впрочем, так было и до написания книги. Спираль не имеет ни начала, ни конца. Она продолжает ввинчиваться в мир, и каждый ее поворот приносит новые события, новые чувства, новые знания... Всего вам доброго, любезный моему сердцу читатель! 1985
