Дима(Владислав) Зицер 28 ноября 1966 года в Ленинграде у Семена и Эммы Зицер родился сын Вадим (имя впоследствии трансформировалось в Диму), ставший петербуржцем в первом поколении. Современный педагог, основатель Института Неформального образования и Школы неформального образования «Апельсин», популярный писатель и блогер. Анализ выступления Дмитрия Зицера «Свобода от воспитания» Композиция Вступление:«Итак, друзья, наша тема – свобода от воспитания. Как будто в самом названии заключен некоторый парадокс. С воспитанием более-менее всё понятно: мы воспитываем, нас воспитывают. Наверняка здесь сидят родители, или те, кто собираются вотвот стать родителями. Абсолютно точно, все, кто здесь сидят, -это дети, которых когда-то воспитывали. Да и отношения наши, можно представить себе как воспитательный процесс. Основная часть:«Я никогда не буду воспитывать своих детей так, как воспитывали меня!». А потом проходит 10 лет или лет 10, и мы с ужасом замечаем, как с наших уст слетают те самые слова мамы, которые заставили нас произносить ту самую клятву. Что происходит с нами? Мне кажется, штука в том или один из ответов в том, что в какой-то момент мы входим в парадигму, которую условно я бы назвал парадигмой «можно» и «нельзя». Заключение:Результаты будут сразу.» и до «А если это так, эта практика может изменить все: начиная от привычки, заканчивая судьбой. Я во всяком случае желаю вам этого от всей души. Спасибо!» Аргументация «Я никогда не буду воспитывать своих детей так, как воспитывали меня!» «Нельзя поздно ложиться спать». - Однажды пришла ко мне женщина и сказала: «Дима, я не знаю, что мне делать. Я взрываю взаимоотношения с собственным сыном». И вот троллейбус поднимается на Аничков мост. Есть в Петербурге такой мост на Невском проспекте, по четырём сторонам которого стоят скульптуры, которые отлил скульптор Клодт. «Ты нехороший мальчик. Не нужно быть агрессивным. Нехорошо, так сказать, бить ближнего, нужно решать всякие вопросы словами». В аргументации Зицер использует собственные примеры, просто примеры, выводы, подтвержденные экспериментально. Приемы захвата внимания аудитории «О какой, собственно говоря, свободе вы можете говорить? Мы, взрослые, мы, родители, находимся в настоящей тюрьме. Мы постоянно должны думать о том, как поступить.» Короче говоря, тюрьма, тюрьма! А никакая не свобода! Как случается так, что раз за разом, те самые милые, открытые, - интеллигентные, клёвые, одним словом, родители, превращаются в эти самые машинки? Что происходит с нами? Как будто демон какой-то вселяется в нас! Как будто бес вселяется в нас! Что я хочу вам сказать? Результаты будут сразу. Я даю вам честное слово, это берет от 5 до 10 секунд. Что может быть лучше? Приемы воздействия «Слушай, дружище, а может, в тот момент, когда ты замечаешь, что у тебя сжаты кулаки, ты попробуешь разжать?» Я думаю, что вы сообразили, что произошло дальше. Дальше оказалось, что агрессии никакой нет. Что на него никто не нападает, никто не претендует на его личность. Друзья, что же с нами происходит? Не может быть, что это происходит само собой! Как случается так, что раз за разом те самые милые, открытые, интеллигентные, клёвые, одним словом, родители превращаются в эти самые машинки? И как будто зависают! Как происходит, наконец, так, что большинство из нас, во всяком случае большинство из моих знакомых, когда им 14 или 15 лет, говорят что-то типа: «Я никогда не буду воспитывать своих детей так, как воспитывали меня!» А потом проходит 10 лет или лет 10, и мы с ужасом замечаем, как с наших уст слетают те самые слова мамы, которые заставили нас произносить ту самую клятву. Средства выразительности Эпитеты:Это тот самый страх: как вы понимаете, засунуть палец в розетку невозможно. Его пришлось бы подточить, подобно карандашу. Метафоры:Нам ужасно хорошо друг с другом. Метонимия:Потому что мы находимся в сумасшедшей ситуации многовекторного давления. Ирония:Так да или нет? Есть нам мороженое или нет? Риторический вопрос:«О какой, собственно говоря, свободе вы можете говорить?» Дополнительные материалы https://www.youtube.com/watch?v=zQfiChcacoo Текст выступления Итак, друзья, наша тема — свобода от воспитания. Как будто в самом названии заключен некоторый парадокс. С воспитанием более или менее всё понятно: мы воспитываем, нас воспитывают. Наверняка здесь сидят родители или те, кто собираются вот-вот стать родителями. Абсолютно точно, все, кто здесь сидят, — это дети, которых когда-то воспитывали. Да и отношения наши можно представить себе как воспитательный процесс. Что касается свободы, однажды один из участников подобной лекции сказал мне с таким возмущением: «О какой, собственно говоря, свободе вы можете говорить? Мы, взрослые, мы, родители, находимся в настоящей тюрьме. Мы постоянно должны думать о том, как поступить. Что правильно и что неправильно? Кто прав? Я? Бабушка? Психолог? Умная книжка? Короче говоря, тюрьма, тюрьма! А никакая не свобода! Мы воспитываем, воспитываем и воспитываем». Знаете, поскольку я думаю, что в этом что-то есть, для того, чтобы проверить этот тезис, я предлагаю вспомнить, как, собственно говоря, устроен обычный воспитательный процесс. Предположим, идём мы с сыном или с дочкой пяти или шести лет, выбирайте сами, по парку. Идём и, знаете, у нас прекрасное… Давайте добавим немного весны! Весна. Птички поют. Солнышко, знаете, такая первая капель. Чудесное настроение. И мы чувствуем, что мы находимся в состоянии любви, иными словами, в любовных отношениях. Нам ужасно хорошо друг с другом. Полное счастье, одним словом. Уверен, вы знаете, что это такое. Так вот выходим мы из парка, и на выходе мы видим лоток мороженого. И ребёнок говорит: «Папа, можно мороженое?» Слушайте, совершенно невинный вопрос! И я уверен, что многие из вас скажут: «Дима, что это за ерунда? Это ж и так понятно: если речь идёт о мороженом перед обедом, то, вероятно, не очень!» (Смех) Чувствую, знаете, ага. Если речь идёт о мороженом после обеда, ну почему же не продлить это самое приятное ощущение? Да и вообще, можно идти на компромиссы: купить мороженое, прийти домой, положить его в морозилку. Слушайте, я совершенно не уверен, что это работает так. Дело в том, что мне кажется, что мы оказываемся в этот момент в самом настоящем стрессе. Да что значит «мне кажется» — это я кокетничаю. Я много-много раз видел, как чудесные, открытые, интеллигентные родители в эту секунду превращаются в машинку по воспитанию. Наш мозг начинает метаться: что правильно, а что нет? Как это «быть хорошим родителем» в этой ситуации? Так да или нет? Есть нам мороженое или нет? Как вы понимаете, поскольку шансов у нас ответить правильно 50 на 50, это метание продолжается, и продолжается, и продолжается, и продолжается. (Аплодисменты) Любопытно, как развивается у нас это состояние стресса и к чему оно нас приводит? Давайте знаете что? Ещё одну ситуацию. Обедаем мы, скажем, вместе. Мама, папа… Хотите бабушку добавим? Бабушка… (Смех) ну и ребёнок, опять-таки скольки хотите лет. Ну и мы обедаем. Он поел, встаёт из-за стола и уходит. И вдруг, как будто бы волшебным образом, уста наши раскрываются… (Смех) и из них вылетает: «Надо доесть!» Как это происходит? Верю-верю-верю, что не все так говорят, спокойно, верю! Что-то происходит с нами в этот момент. Если я поговорю с теми самыми родителями — поверьте мне, я делал это не раз — и спрошу их отдельно от этой ситуации: «Ребята, а вы хотите, чтобы ребёнок научился отличать состояние сытости от состояния голода?» «Ну естественно!» — воскликнут родители и продолжат пичкать своего ребёнка супом. Выходит этот же ребёнок или, может, ребёнок постарше гулять. Уста наши тем же самым волшебным образом раскрываются, и из них вылетает: «Шапку надень!» (Смех) И с теми же родителями разговариваю я снова и говорю: «Друзья, хотите ли вы, чтобы ваш близкий человек научился отличать тепло от холода?» «О да!» «Хотите ли вы, чтобы у него всё было в порядке с терморегуляцией?» (Смех) «Как ты можешь задавать такие вопросы?» «Ребята, но ответ очевиден!» «Конечно, очевиден», — сокрушённо соглашаются родители и продолжают напяливать шапку на своё чадо. Я могу продолжать почти бесконечно. Мы можем поговорить о ситуации, хотите ли вы, чтобы ваши дети мыслили самостоятельно? «Да! — отвечаете вы. — Конечно!» И продолжаете предлагать им мысли, которые давным-давно уже ничего не значат ни для вас, ни, естественно, для них. Друзья, что же с нами происходит? Не может быть, что это происходит само собой! Как случается так, что раз за разом те самые милые, открытые, интеллигентные, клёвые, одним словом, родители превращаются в эти самые машинки? И как будто зависают! Как происходит, наконец, так, что большинство из нас, во всяком случае большинство из моих знакомых, когда им 14 или 15 лет, говорят что-то типа: «Я никогда не буду воспитывать своих детей так, как воспитывали меня!» А потом проходит 10 лет или лет 10, и мы с ужасом замечаем, как с наших уст слетают те самые слова мамы, которые заставили нас произносить ту самую клятву. Что происходит с нами? Мне кажется, штука в том или один из ответов в том, что в какой-то момент мы входим в парадигму, которую условно я бы назвал парадигмой «можно» и «нельзя». А вернее, мы выбираем парадигму «нельзя», потому что мы должны воспитывать, вы помните; потому что мы должны быть успешными родителями; потому что мы находимся в сумасшедшей ситуации многовекторного давления. А если мы попробуем поиграть в такую игру и подумать: «Действительно, а что нельзя? Ну вот что нельзя?» Только давайте оставим в стороне наши страхи. Мне скажут: «Нельзя совать пальцы в розетку!» Это тот самый страх: как вы понимаете, засунуть палец в розетку невозможно. Его пришлось бы подточить, подобно карандашу. (Смех) Если вы волнуетесь на тему розетки и электрического тока, ну что, как близкие люди, закройте её да и всё. «Нельзя поздно ложиться спать». Да можно поздно ложиться спать, особенно если ты знаешь, когда вставать, чем заняться, как с этим быть, как быть со своим настроением на следующий день и так далее. Чего же на самом деле нельзя? Что же будет, если мы скажем: «Нельзя, потому что…» И позволим себе пройти — мне не разрешили выходить с красного ковра — но пройти… (Смех) туда, где как будто уже нельзя? Да ничего не будет. Удивительным образом так мы оказываемся в той самой тюрьме, о которой говорил этот мой слушатель вначале. Приходит ко мне измученная мама и говорит что-то типа: «Мне так тяжело… Я каждый вечер прохожу одну и ту же муку. Я вынуждена укладывать его спать вовремя». И тут я такой: «А зачем?» А тут она такая: «В смысле?» (Смех) А я такой: «А может, он не хочет спать?» А она опять такая: «В смысле?» (Смех) И тут я такой: «Так, может, ему перестать спать днём?» И тут она такая: «А можно?» (Смех) Если вы переживаете за эту женщину, всё в порядке — я разрешил. (Смех) Надо вам сказать, что удивительным образом в этот момент она как будто вышла из тюрьмы! Зачем же она устраивает себе это каждый вечер?! (Аплодисменты) Рад, что, похоже, вы разделяете мою точку зрения. Действительно, происходит что-то удивительное. Ведь когда мне всё нельзя, за своё «можно» я буду сражаться как лев. За время сна, за возможность есть столько сладкого, сколько я хочу, или до сколького я могу дотянуться. За право дружить с тем, с кем я хочу дружить, и за право сдёргивать с себя шапку, как только я оказываюсь вне видимости мамы, или бабушки, или папы. Это же удивительная штука! Как это случается? Как это происходит? Я скажу вам как. Поскольку у нас время идёт, давайте-ка о практике немножечко. Помните ли вы, как ваши кулаки сжались в первый раз? Подождите-подождите… Может, это было в тот момент, когда вам было года 3? На вас кричал папа. Неважно уже, по какому поводу. И кулаки сжались, а может быть, перехватило горло; а может быть, стали ватными ноги; а может, вы захотели стать таким маленьким-маленьким, чтобы вас нельзя было найти, и вы сжались плотно-плотно-плотно… А потом эта штука повторилась ещё раз, реакцию я имею в виду. С хулиганом, с учительницей в школе, с тем же самым папой. И она повторялась так много раз, что наше тело как будто запомнило это. Запомнило. Повторялось, и повторялось, и повторялось. И вот мы выросли, и у нас уже свои дети, а тело по-прежнему реагирует… Когда мы видим хотя бы малейший намёк на опасность, тело реагирует, мы даже не успеваем подумать о чём-то, реагирует, и реагирует, и реагирует. И давно уже, возможно, поменялись местами причины и следствия. Я хорошо понимаю, что это звучит удивительно. Мы это проверим сейчас с вами, как это работает. Ну предположим, имеется мальчик. Саша, назовём его. Этот Саша реагировал раз за разом. Понимаете как? Покивайте мне! (Смех) Я рад. (Смех) Кулаки сжимались, или перехватывало горло, или происходило ещё много-много чего. И вот он вырос. И вот перед ним стоит его маленький ребёнок, а ситуация похожа. И тело реагирует подобным образом, кулаки так же сжаты. А из горла Саши, нашего героя, вылетает что-то типа: «Прекрати сейчас же, иначе я не знаю, что я сделаю!» Как это может быть? Как может быть, что любящий папа ведёт себя таким образом по отношению к своему трёхлетнему сыну? А я скажу вам как. Он почти не знает, что он себя так ведёт. Так ведёт себя его организм. Это звучит как сказка? Отчасти — это сказка. Это происходит с ним, потому что это происходило много-много-много раз в его жизни! И он думает, естественно, что это просто у него характер такой! У него просто такой характер! Просто не надо его злить. Знаете, такое бывает: «Зачем она так себя ведёт? Она ведь знает, что так нельзя со мной разговаривать!» (Смех) (Аплодисменты) Смелее! (Аплодисменты) «Почему опять на него жалуются? Он что, не мог вести себя так, чтобы мне не было за него стыдно?» Это происходит раз за разом. Ребят, этого не может быть, это не мы с вами. Этого не может быть, это какое-то волшебство! Как будто демон какой-то вселяется в нас! Как будто бес вселяется в нас! Штука-то ещё и в том, что, действительно, это повторилось так много раз, что вот она наша вторая натура, которая как будто стала первой. И вот он мой взрывной характер, и вот они мои сжатые руки. (Резкий выдох) Я приведу вам один пример. Однажды пришла ко мне женщина и сказала: «Дима, я не знаю, что мне делать. Я взрываю взаимоотношения с собственным сыном». «Как это?» — спросил я. «А вот так», — сказала она и рассказала мне следующую историю. Однажды с сыном, которому 11 лет было на тот момент, они в прекрасный субботний день ехали в троллейбусе по Невскому проспекту. Вы догадались, что речь идёт о Петербурге. Чудесное настроение, как в нашем первом рассказе. Им хорошо вместе. Они о чём-то болтают. И вот троллейбус поднимается на Аничков мост. Есть в Петербурге такой мост на Невском проспекте, по четырём сторонам которого стоят скульптуры, которые отлил скульптор Клодт. И вот дальше мама говорит следующее: «Я не понимаю, как у меня открывается рот и оттуда вылетает вопрос: «Кто скульптор этой композиции?»» (Смех) Ребёнок, как вы понимаете, совершенно, простите, балдеет от этой ситуации, потому что только что он был в отношениях любви, практически в любовном акте, и вдруг его настигает экзамен. Конечно, он раскрывает рот, а мама продолжает. И говорит мне: «Уже через несколько секунд я обнаруживаю себя визжащей на собственного сына на весь троллейбус: «Он не знает имя скульптора!»» И снова задам я вам вопрос: что происходит с ней? Как это случилось? Мы начинаем с ней работать и много-много разговариваем, и общаемся, и болтаем о разном, и я прошу её вспомнить о физических ощущениях, которые предшествуют каждому её скандалу. Дальше держитесь, это сейчас прозвучит как чудо, но это правда. Она вспоминает, что каждый раз перед скандалом, буквально за 2-3 секунды, у неё вдруг дико схватывает поясницу. Представляете себе? Я понимаю, что это звучит как колдовство, но давайте чуть-чуть вместе со мной. Если предположить, что это правда, не правда ли это меняет ситуацию на диаметрально противоположную? Я получаю ключ доступа. Ведь если я знаю, что у меня ломит поясницу, что я могу сделать? Присесть, походить, потереть поясницу и так далее. Если я знаю… давайте такой экзамен: вы не можете мне отвечать, поэтому я буду представлять себе ваши ответы. Если я знаю, что у меня пересыхает в горле, что я могу сделать? «Попить воды», — отвечаете мне вы. Если я знаю, что у меня становятся ватными ноги, что я могу сделать? «Присесть», — отвечаете мне вы. Если я знаю, что у меня становятся влажными ладошки, я могу вытереть эти ладошки и так далее. Удивительным образом может выясниться, что дело вообще не в нашем ребёнке, или не в нашем партнёре, не в нашей жене, не в нашем муже и так далее. Слушайте, может, дело вообще во мне? Может, это мои реакции, которые вообще не имеют никакого отношения к тому человеку, с которым я, ну например, скандалю? История с этой женщиной закончилась хорошо. Довольно быстро она научилась обращать внимание на собственную поясницу, и волшебным образом скандалы с сыном прекратились. Но самое интересное произошло через пару недель. Она позвонила мне, когда мы уже закончили работу, и практически прокричала в телефон: «Дима, я вспомнила!» «Что ты вспомнила?» — спросил я её. И она поделилась со мной следующим воспоминанием. Когда она была маленькая, когда ей было лет 6, по её воспоминаниям, у неё был дедушка, интеллигентнейший человек, который считал, что ребёнка нужно водить по музеям. И каждую субботу он водил её в музей. И вот она вспоминает, как однажды — или дважды, или трижды, это одно воспоминание было у неё — идут они по музею. Идут час, идут второй. Ножки маленькие: болят! Поясницу ломит, а дедушка всё говорит и говорит. Если это так, это значит, что то самое физическое состояние, о котором мы говорили, запечатлелось в её теле, как картинка в негативе. Ребят, ну если это так, тогда это ключ от той самой темницы, с которой мы начали. Это ключ ко всей этой ситуации. И у меня есть доказательство, что это действительно так: ещё один случай. Однажды к нам в школу пришёл мальчик во второй класс. Вы знаете, он был ужасным драчуном. Он просто бил, ну извините за выражение, всё, что движется. Он был ужасно агрессивен. Представляете себе второй класс, 8 лет? Сколько раз в жизни ему пришлось услышать: «Ты нехороший мальчик. Не нужно быть агрессивным. Нехорошо, так сказать, бить ближнего, нужно решать всякие вопросы словами». Как вы понимаете, это абсолютно не помогало ему, и он продолжал лупить всё, до чего мог дотянуться. И вот мы с ним поговорили, подобно разговору с той женщиной. Поговорили, знаете о чём? А что, собственно говоря, предшествует его удару? Вот я ему говорю: «Что происходит за несколько секунд перед тем, как ты наносишь удар?» И он довольно-таки быстро вспомнил и сообразил, что до этого он сжимает кулаки. Причём знаете, как сжимает? До белизны в костяшках, вот так, он показал мне. И поговорили мы с ним вот о чём. «Слушай, дружище, а может, в тот момент, когда ты замечаешь, что у тебя сжаты кулаки, ты попробуешь разжать?» Я думаю, что вы сообразили, что произошло дальше. Дальше оказалось, что агрессии никакой нет. И дело совсем не в том, что разжатым кулаком трудно ударить. Ну можно потренироваться и научиться в конце концов. (Смех) Дело в том, что в ту секунду, когда разжались кулаки, выяснилось, что на него никто не нападает, никто не претендует на его личность. Он есть, он заметен, всё в полном порядке! Если бы это произошло не со мной, я бы сказал, что это чудо. Это произошло со мной, и не один раз, и не два раза, и не три раза. И раз за разом подтверждается, сначала выясняется, потом подтверждается, что вот эти самые телесные реакции первичны, что на самом деле то, что происходит с нами, чаще всего и тянет за собой весь вот этот кошмар. «Прекрати сейчас же!» и так далее. Или «Кто скульптор?» и так далее. И наконец, «Надень шапку!» Потому что это запечатлелось во мне, как на негативе. Что я хочу вам сказать? Попробуйте попрактиковать. Это очень просто. Вы спросите меня: «А как?» А я расскажу вам как: понаблюдайте за тем, что с вами происходит, происходит физически. Начать с того, что происходит, например, с дыханием, как мы дышим. Дышим, да-да-да, в тот самый момент скандала или незадолго до него! Результаты будут сразу. Знаете, какой будет первый результат у части здесь сидящих? Извините, я не Кассандра, но просто я много раз это проделывал, и поэтому понимаю. Часть народа обнаружит, что они вообще не дышат перед скандалом. (Вдох и задержка дыхания) (Смех) Представляете себе, сколько мы можем наворотить всего без доступа кислорода в мозг, кстати? (Смех) (Аплодисменты) Удивительным образом там-то мы и оказываемся. Вдохните произвольно. Обнаружили? Вдохните произвольно! Пробегитесь по телу мысленно, от макушки до пяток и от пяток до макушки. Я даю вам честное слово, это берёт от 5 до 10 секунд. Сделайте это в тот момент, когда начинается вот этот, извините за выражение, педагогический припадок, (Смех) который довольно-таки легко обнаружить, — вы ведь знаете себя, вы знаете, как это происходит! Друзья, я обещаю вам удивительные открытия с первого раза! Удивительным образом кто-то из вас обнаружит сжатые кулаки; кто-то обнаружит сжатые или зажатые ноги, напряжённые, как будто мы хотим убежать; перекошенную физиономию, как будто мы хотим напугать врага… И в этот момент мы можем всего лишь убрать это, если нам это не нравится. К слову сказать, полная свобода выбора, друзья, если вы обнаружили эту самую перекошенную физиономию, вы стали мастером ситуации, вы стали хозяином ситуации. Вы можете её оставить, если хотите, и кричать на ребёнка. Только моё предсказание, что в большинстве случаев, оторопев от того, что ситуация целиком находится на вашей стороне, целиком находится в вашем теле, вы не станете этого делать, не станете кричать, не станете скандалить, потому что именно в этой точке и появляется выбор, которого, утверждаю я, не было до этого. Не было у орущей мамы, не было у несчастного папы, фланирующего с мороженым взад-вперёд или без мороженого. Не было у этой женщины, которая пыталась уложить ребёнка спать. Не было! Потому что мы не знали, что с нами происходит. Так вот, друзья, если вы решите пойти этим путём, вы увидите, что путь не такой уж простой, конечно. Будут сумасшедшие взлёты, но будут и падения, потому что привычка запечатлелась в нас глубоко-глубоко, вы это понимаете. Однако уже с первого раза начнутся эти самые изменения, о которых я вам говорю. Откуда я знаю? Да я проделал это сто раз, двести, триста. Я вам обещаю: это ваше тело и это ваши дети. Здесь соединяются целых два удовольствия: удовольствие первое — в этот момент мы занимаемся самими собой; и удовольствие второе — мы развиваем отношения с самыми близкими людьми. Что может быть лучше? А если это так, эта практика может изменить всë: начиная от привычки, заканчивая судьбой. Я во всяком случае желаю вам этого от всей души. Так называемая необходимость «воспитывать» преследует нас и влияет на почти все сферы нашего взаимодействия с близкими. «Как сделать так, чтобы он, наконец, меня услышал», «как заставить его поступать правильно» — вы тоже чувствуете бесперспективность подобного подхода? Идея свободы от воспитания для вас!