Базанов, С. Н. Военнопленные-славяне в России в годы Первой мировой войны
реклама
К 100-ЛЕТИЮ НАЧАЛА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ С.Н. Базанов ВОЕННОПЛЕННЫЕ-СЛАВЯНЕ В РОССИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В статье предпринята попытка представить историю создания российскими властями национальных формирований из военнопленных славян германской и австро-венгерской армий — чехов, словаков, поляков, хорватов, сербов и др., так как из более чем 2,2 млн солдат и офицеров противника, взятых русскими войсками в плен, они составляли свыше половины, значительная их часть сдалась в русский плен добровольно. Кл ю чев ы е с л о в а: Первая мировая война; военнопленные-славяне в России; лагеря для военнопленных; национальные воинские формирования из военнопленных-славян. S.N. Bazanov Slavic prisoners of war in Russia during World War I In this article the author tries to reconstruct history of creation by Russian authorities of national formations of Slavic prisoners of war from German and Austria-Hungary armies — Czechs, Slovaks, Poles, etc. From 2,2 million of soldiers and officers taken prisoners by Russian troops they consisted more than a half. For all of this, most of them surrendered voluntarily. Such situation was by no means noted by the Tsarist government. It is well-known, that the goal of politics, conducted with respect to Slavic prisoners, was determined by ideological basis for Second Patriotic war — war of liberation, conduced against Austrian and German enslavement of Slavic peoples. Key wor d s : World War I; Slavic prisoners in Russia; national formations of prisoners of war; prisoners of war’ camps. В историю Второй мировой войны, а для нашего народа Великой Отечественной, прочно вошло понятие «власовцы» по имени генерал-лейтенанта А.А. Власова, сдавшегося в плен и перешедшего на службу гитлеровской Германии. По его инициативе была создана из советских военнопленных так называемая Русская освободительная армия (РОА), предназначенная для «освобождения народов России от сталинского режима». В Первую же мировую войну было немыслимо, чтобы российский военнопленный стал воевать в составе германской или австро171 венгерской, а уж тем более турецкой армии против своих соотечественников «с целью борьбы с самодержавием». Наш солдат остался верен присяге. Но его противники — одетые в солдатские шинели славяне армий германского блока — массами сдавались в русский плен. Многие из них, будучи в плену, обращались с просьбой к нашему командованию зачислить их в состав русской армии для участия «в борьбе за освобождение славянских народов от австро-германского порабощения». Почему это произошло? Первая мировая война стала поворотным событием, радикально изменившим ход и характер исторических процессов в Европе, открыла последующую эпоху войн и социальных катаклизмов. Несомненно, крупным острым кризисом, ускорившим ее развязывание, явились Балканские войны 1912—1913 гг., перекроившие политическую карту Балканского полуострова. Они резко изменили расстановку сил больших и малых государств в этом неспокойном регионе и до крайности углубили их противоречия. Сербия, отношения которой с Австро-Венгрией еще в начале XX в. были полны конфликтов, значительно увеличила свою территорию. Получив общую границу с Черногорией, Сербия в результате преградила путь для дальнейшей экспансии Австро-Венгрии в глубь Балканского полуострова. Славянское население Боснии, Хорватии и Герцеговины, находившееся под властью Австро-Венгрии, рассчитывало на помощь Сербии в борьбе за свое национальное освобождение. За балканскими государствами Сербией и Черногорией стояли великие державы. Естественно, любой, даже самый незначительный, конфликт на Балканском полуострове затрагивал их интересы. Выступление Австро-Венгрии против Сербии неизбежно вело к войне с Россией, кровно заинтересованной в упрочении положения братского православного государства на Балканах. Однако в войну между Россией и Австро-Венгрией, если таковая возникнет, не могли не вмешаться их союзники по военным блокам — страны Антанты и Германия. Таким образом, любой конфликт на Балканском полуострове неизбежно вел к общеевропейскому и мировому. Как известно, поводом для него послужило сараевское убийство 15 (28) июня 1914 г., резко обострившее отношения между Сербией и Австро-Венгрией. Последняя решила использовать этот инцидент для нападения на Сербию и через месяц, подстрекаемая германским императором Вильгельмом II, объявила ей войну. Желая помочь братьям-славянам, российский император Николай II объявил мобилизацию. В ответ на это Германия предъявила России ультиматум, который, как известно, остался без ответа. В результате 19 июля (1 августа) Германия, а 24 июля (6 августа) Австро-Венгрия объявили войну России. 172 Николай II в знаменитых Высочайших манифестах от 20 и 26 июля (2 и 8 августа) четко обозначил причины вступления нашей страны в войну — защита территории Отечества, его чести, достоинства, положения России среди великих держав, а также защита единокровных и единоверных братьев-славян. Так, первый Высочайший манифест Николая II торжественно провозглашал: «Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особой силой пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования. Презрев уступчивый и миролюбивый ответ сербского правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда. Вынужденные в силу создавшихся условий принять необходимые меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагая все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров. Среди дружественных сношений союзная Австрии Германия, вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну. Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав». Второй манифест был более эмоциональным: «Ныне Австро-Венгрия, первая зачинщица Mиpoвой смуты, обнажившая посреди глубокого мира меч против слабейшей Сербии, сбросила с себя личину и объявила войну не раз спасавшей ее России. Силы неприятеля умножаются: против России и всего славянства ополчились обе могущественные немецкие державы. Но с удвоенною силою растет навстречу им справедливый гнев мирных народов и с несокрушимою твердостью встает перед врагом вызванная на брань Россия, верная славным преданиям своего прошлого. Видит Господь, что не ради воинственных замыслов или суетной Mиpcкoй славы подняли мы оружие, но ограждая достоинство и безопасность Богом хранимой нашей Империи, боремся за правое дело. В предстоящей войне народов мы не одни: вместе с нами встали доблестные союзники наши, также вынужденные прибегнуть к силе оружия, дабы устранить, наконец, вечную угрозу германских держав общему миру и спокойствию. 173 Да благословит Господь Вседержитель наше и союзное нам оружие и да поднимется вся Россия на ратный подвиг с железом в руках, с крестом в сердце». Вскоре в войну были втянуты многие государства, и она приняла мировой характер. Но славянский вопрос на протяжении всей войны был одним из первостепенных факторов, а в конце ее — способствовавшим распаду Австро-Венгерской империи. По замыслу германо-австрийских правящих кругов начавшаяся Первая мировая война должна была стать «могилой для славянских народов». Не подлежит сомнению, что победа германского блока на многие годы закрепила бы угнетение как славянских народов Австро-Венгрии и Германии, так и вскоре оккупированных ими Сербии и Черногории. Но агрессивным замыслам Австро-Венгрии и Германии не суждено было сбыться. Россия, единственная великая православная держава, сорвала германский план «молниеносной войны». Начало спровоцированной Германией Первой мировой войны затронуло такие струны национального самосознания нашего народа, что на время царский режим даже получил кредит доверия со стороны российского общества, тем более что только он мог организовать отпор врагу. И это произошло несмотря на то, что не забылись не столь уж давние кровавые события Первой русской революции 1905—1907 гг. Русские солдаты ощущали себя частью славянства. Они шли на защиту братьев-славян и своей земли. Да и отправлялись они на фронт под звуки нового военного марша «Прощание славянки», созданного в 1912 г. русским капельмейстером штабс-капитаном Василием Агапкиным. Известный военный историк и теоретик генерал-лейтенант профессор Н.Н. Головин, будучи в эмиграции, издал ряд книг, в которых пытался воссоздать подлинную картину начала той войны. Давая характеристику патриотического подъема, ярко вспыхнувшего в те судьбоносные июльские дни 1914 г., он писал: «Все, кто был свидетелем войны России с Японией, не может быть пораженным огромным различием в народных настроениях в 1904 г. и в 1914 г. Первым стимулом, толкавшим все слои населения России на бранный подвиг, являлось сознание, что Германия сама напала на нас. Миролюбивый тон русского Правительства по отношению к немцам был широко известен, и поэтому нигде не могло зародиться сомнений, подобных тем, какие имели место в Японской войне. Угроза Германии разбудила в народе социальный инстинкт самосохранения. 174 Другим стимулом борьбы, казавшимся понятным нашему простолюдину, явилось то, что эта борьба началась из необходимости защищать право на существование единокровного и единоверного Сербского народа. Это чувство отнюдь не представляло собой того “панславянизма”, о котором любил упоминать Кайзер Вильгельм, толкая австрийцев на окончательное поглощение сербов. Это было сочувствие к обиженному младшему брату. Веками воспитывалось это чувство в русском народе, который за освобождение славян вел длинный ряд войн с турками. Рассказы рядовых участников различных походов этой вековой борьбы передавались из поколения в поколение и служили одной из любимых тем для собеседования деревенских политиков. Они приучили к чувству своего рода национального рыцарства. Это чувство защитника обиженных славянских народов нашло свое выражение в слове “братушка”, которым наши солдаты окрестили во время освободительных войн болгар и сербов, и которое так и перешло в народ. Теперь вместо турок немцы грозили уничтожением сербов — и те же немцы напали на нас. Связь обоих этих актов была совершенно ясна здравому смыслу нашего народа»1. Уже то обстоятельство, что немцы первыми объявили нам войну, способствовало формированию ее восприятия в народных массах как войны отечественной, направленной на отражение вражеской агрессии и на защиту братьев-славян. Повсюду в стране проходили молебны «о даровании победы над вероломным и коварным врагом», а в городах — шествия и манифестации, особенно мощные в Санкт-Петербурге и Москве. Ведя в одиночку на своем огромном Восточном фронте боевые действия против Австро-Венгрии, Германии, а с 20 октября (2 ноября) еще и Турции, Россия, тем не менее, уже в первые месяцы войны в Галицийской битве нанесла серьезные поражения войскам АвстроВенгрии, глубоко продвинувшись на ее территорию. Русская армия несла освобождение от австрийского гнета населявшим Галицию славянским народам. А спустя два года после знаменитого Брусиловского прорыва Австро-Венгрия уже была поставлена на грань военной катастрофы. Успехи русского оружия вселяли надежду порабощенным славянским народам. Они надеялись, что Австро-Венгерская империя не выдержит ударов войны, что будут созданы благоприятные условия для создания независимых славянских государств. Поэтому славяне — чехи, словаки, поляки, хорваты, сербы, украинцы, русины, словенцы и др., составлявшие значительную часть населения АвстроВенгрии, начали с первых же дней войны вести борьбу за национальную независимость. Эта борьба принимала различные формы. Так, чехи и словаки всеми способами старались избежать мобилизации в австро-венгерскую армию, во многих сформированных 175 из них воинских частях, отправляемых на Восточный фронт, вспыхивали волнения. Естественно, это сильно снижало боеспособность австро-венгерской армии. Напомним: в ее рядах числились 17,5% одних только чехов и словаков, а в целом доля славян составляла 45,2% (10,2% поляков, 7,5% сербов и хорватов, 7,4% русинов, 2,6% словенцев)2. Глубоко символично, что первые братания на Восточном фронте произошли именно между солдатами-славянами противоборствующих армий. Это случилось на самый большой православный праздник — Святую Пасху в апреле 1915 г. Причем русское командование в те дни не слишком этому препятствовало. Эти первые братания, шедшие из глубин славянской души, не имели ничего общего с политизированными братаниями 1917 г., организованными зачастую большевиками и австро-германским командованием и способствовавшими падению дисциплины, а в дальнейшем развалу русской армии. В то же время на Восточном фронте чешские и словацкие солдаты, не желая воевать за Австро-Венгрию, большими группами сдавались в русский плен. Добровольная сдача в плен приняла настолько массовый характер, что уже весной 1915 г., как известно, дело дошло до перехода на сторону русских целых воинских частей. Так, 3 (17) апреля, в период Карпатской операции добровольно перешел на нашу сторону 28-й Пражский полк. Как отмечалось в донесении, поступившем тогда в Ставку Верховного главнокомандующего, «28-й (Пражский. — С.Б.) не обстрелял направленные начальником штаба во фланг наши части — и сдался целиком, не причинив русским никаких потерь»3. В мае того же года в районе р. Сан произошла массовая сдача в русский плен свыше 1500 бойцов 36-го Младоболеславского полка. Затем последовал массовый переход на нашу сторону большей части 21-го Чаславского, части 13-го Оломуцкого ополченского полков. Более мелкими группами перебегали к русским солдаты других чешских полков. Это заставило командование австро-венгерской армии переформировать все чешские части и распределить чехов и словаков мелкими партиями по другим полкам. Напомним: из 2,2—2,3 млн солдат и офицеров противника, взятых русской армией в плен (это, кстати, наиболее устоявшаяся в нашей справочной литературе цифра), немцы, например, составляли всего около 190 тыс., а остальные 2 млн составляли военнослужащие Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Из этого числа австрийцев было около 450 тыс., венгров — свыше полумиллиона, турок — около 63 тыс., остальные военнопленные были славянами4. Например, 176 по подсчетам С.Н. Васильевой, их было 670—830 тыс. человек: 200— 250 тыс. чехов и словаков, приблизительно столько же сербов, хорватов и словенцев, 150—200 тыс. поляков, 120—130 тыс. украинцев5. Таким образом, каждый третий—четвертый военнопленный являлся славянином. И, как уже отмечалось, довольно значительная их часть сдалась в русский плен добровольно. Естественно, подобная ситуация, сложившаяся уже в первые месяцы войны, не могла не обратить на себя внимание царского правительства и военных властей. К тому же цель проводимой ими политики по отношению к военнопленным-славянам определялась идеологическим обоснованием Второй Отечественной войны (как она в то время именовалась в официальной пропаганде), т.е. войны освободительной, ведущейся против австрийского и германского порабощения славянства. Для царского правительства было также крайне важно представить Россию в глазах славянских народов Австро-Венгрии и Германии как освободительницу. Так, поначалу негласно, сложилось столь различное отношение царского правительства, военных властей, да и населения в целом к военнопленным — славянам и неславянам. В связи с этим в первые месяцы войны предполагалось их территориальное размещение по национальному признаку и подданству. Например, военнопленные германской армии должны были отправляться в лагеря Восточной Сибири, а австро-венгерской — Западной Сибири и Средней Азии, где климат мягче. Необходимо отметить, что от этого плана пришлось отказаться ввиду трудностей, возникших с его реализацией. К тому же, как уже отмечалось, пленных австро-венгерской армии было в 10 раз больше, чем германской. Следует особо подчеркнуть: национальный принцип (славяне и неславяне) неуклонно претворялся в жизнь в течение всей войны. Уже на сборных пунктах военнопленных-славян отделяли от австрийцев, венгров и немцев, эшелоны с которыми следовали в районы европейского, сибирского и дальневосточного Севера. Представителей же славянских национальностей отправляли в европейскую часть страны (в основном в центральные и южные губернии) и в Западную Сибирь. Однако лагерей, где бы содержались исключительно славянские или неславянские военнопленные, не создали. Как показал ряд исследований, в зависимости от местоположения лагеря в нем лишь превалировали представители той или иной национальности. Так, по материалам переписи, проведенной в Омском военном округе в феврале 1915 г., 68% военнопленных составляли славяне, а только около 10% приходилось на немцев, венгров и румын6. 177 К началу 1917 г. в России было создано более 400 лагерей для военнопленных. Территориально они распределялись следующим образом. В пределах Московского военного округа находилось 128 лагерей (где содержалась 321 тыс. человек), Казанского — 113 (285 тыс. человек), Омского — 28 (199 тыс. человек), Туркестанского — 37 (155 тыс. человек), Приамурского — 5 (50 тыс. человек). В лагерях Минского военного округа находилось 78 тыс. военнопленных, Киевского — 406 тыс., Кавказского — 80 тыс., Одесского — 217 тыс., в Области войска Донского — 76 тыс.7 При этом в европейкой части России находились многочисленные мелкие лагеря, в которых содержались от 2 до 10 тыс. человек, в Сибири — крупные, где одновременно пребывали до 35 тыс. военнопленных8. Как видно из приведенных цифр, размещение военнопленных по территории страны было неравномерным. И если в конце 1914 г. — начале 1915 г. их направляли в основном в Западную Сибирь и на Дальний Восток, то с конца 1915 г. стали размещать в европейской России. Это объяснялось быстрым увеличением числа военнопленных и необходимостью их использования на сельскохозяйственных работах. Отметим, что в течение всей войны лагеря для военнопленных подчинялись одному ведомству — Главному управлению Генерального штаба, находившемуся в Петрограде. Как уже отмечалось, военнопленные-славяне в отличие от неславян пользовались значительными льготами. Славян в основном старались размещать в центральных и южных губерниях с благоприятными климатическими условиями, направляли на сельскохозяйственные работы, в то время как неславян — в шахты, на строительство, дорожные работы и т.д. Военнопленным офицерам славянам предоставляли свободное времяпрепровождение, а солдатам — возможность совершать воскресные прогулки. Все они могли также общаться с соотечественниками. Напомним: в те годы в России с разрешения властей активно действовали многочисленные славянские общества, землячества, представители которых часто посещали лагеря для военнопленных, распространяли свои брошюры, газеты и листовки, вели антигерманскую и антиавстрийскую агитацию, а также занимались благотворительной деятельностью. Все это заметно влияло на отношение военнопленных-славян к войне. Многие из них выражали желание с оружием в руках отстаивать независимость своей родины. Подчеркнем: на такой шаг могли пойти лишь подлинные патриоты. Ведь в случае попадания в плен их ждал не лагерь для военнопленных, а трибунал со всеми вытекающими последствиями. И хотя использование таких добровольцев 178 на фронте являлось грубым нарушением принципов Гаагской конвенции 1907 г., военные власти шли им навстречу, так как в глазах российского общества это придавало ведущейся войне освободительный характер9. Еще в самом начале войны в составе русской армии начали формировать особые национальные подразделения. Так, начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич 14 (27) августа 1914 г., разъясняя цель создания Чешской дружины, писал главнокомандующему армиями Юго-Западного фронта генералу от артиллерии Н.Н. Иванову: это «производится главным образом из политических соображений, имея в виду, что при действиях наших войск в пределах Австрии части эти разобьются на отдельные партии, дабы стать во главе чешского движения против Австрии»10. Здесь следует пояснить, что первоначально Чешская дружина формировалась из добровольцев чехов и словаков, проживавших в России. По разным подсчетам, чешско-словацкая диаспора в нашей стране к кануну Первой мировой войны составляла от 70 до 100 тыс. человек. Однако это были люди в основном гражданских профессий, а многие были вообще не пригодны к строевой службе. Поэтому уже осенью 1914 г. военным командованием был поднят вопрос о пополнении Чешской дружины военнопленными-добровольцами чешской и словацкой национальностей. 17 (30) сентября из штаба главнокомандующего армиями ЮгоЗападного фронта начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу от инфантерии Н.Н. Янушкевичу пришла телеграмма, где подчеркивалось, что, как выяснило фронтовое командование, «со стороны Верховного главнокомандующего возражений против принятия в состав чехов-военнопленных (Чешской дружины. — С.Б.) сообщаю, что Его Императорское Высочество препятствий к означенному приему не видит»11. Вскоре, 2 (15) декабря, было получено распоряжение Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (Младшего), разрешавшее «поступление [в] Чешскую дружину, сформированную в Киеве, также желающих чехов-военнопленных, причем такой прием признается возможным допустить тотчас по взятии в плен»12. После этого распоряжения военнопленные-добровольцы чешской и словацкой национальностей стали основным источником пополнения этой воинской части. Следующий наиболее крупный контингент военнопленных-славян составляли югославяне (сербы, хорваты, словенцы и др.) — солдаты и офицеры австро-венгерской армии, захваченные в плен либо 179 добровольно сдавшиеся русским, так как они не желали, так же как чехи и словаки, воевать за интересы габсбургской монархии. Военнопленные-югославяне оказались разбросанными почти во всей территории Российской империи. В числе других австро-венгерских военнослужащих они находились в лагерях, расположенных как в европейской России, так и в Западной Сибири и Средней Азии. Подчеркнем: довольно большое число военнопленных-югославян оказалось на территории Украины, особенно в районе Одессы, где развернулось формирование сербских добровольческих частей (Сербский отряд). Первоначально запись добровольцев из их числа преследовала цель пополнить поредевшие ряды сербской армии после тяжелых боев с Австро-Венгрией, но уже с конца 1915 г., после разгрома сербской армии и оккупации Сербии австро-венгерскими войсками, началось формирование добровольческих частей из военнопленных югославян с целью их использования в составе русской действующей армии. По просьбе сербского правительства в изгнании эти воинские формирования стали называться сербскими, хотя в их составе были также хорваты, словенцы и представители других югославянских народов13. Следует отметить, что в первые годы войны создание подобных национальных формирований шло довольно медленно. Россия еще не испытывала нужды в людских ресурсах для фронта. Их нехватка начала сказываться после кровопролитных сражений 1915 г., когда германский блок перенес основные усилия на Восточный фронт с целью вывода России из войны. 8 (21) апреля 1916 г. сменивший Н.Н. Янушкевича новый начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии М.В. Алексеев обратился к Николаю II с письменным докладом, где отмечал: правление Союза чешско-словацких обществ ходатайствует перед военными властями об освобождении военнопленных чехов и словаков, «доказавших свою преданность славянской идее и имеющих поручительство чешско-словацкой организации», с целью более широкого и целесообразного использования их, главным образом для нужд действующей армии. По мнению М.В. Алексеева, первоначально следовало освободить бывших военнослужащих 28-го Пражского и 36-го Младоболеславского полков, добровольно сдавшихся в русский плен, а также славян-беженцев из Австро-Венгрии, ушедших с отступавшими частями русской армии в 1915 г., а также других славян, за лояльность которых поручатся славянские общества и землячества. На все изложенное М.В. Алексеевым царь ответил «принципиальным согласием»14. 180 Вскоре, 5 (18) июня того же года, военный министр генерал от инфантерии Д.С. Шуваев также обратился к Николаю II с письменным докладом, где, ссылаясь на положительную резолюцию монарха на докладе М.В. Алексеева, поднял вопрос об освобождении военнопленных-славян, «за полную лояльность которых в отношении России ручаются легализованные у нас общества славян»15. Выработанный к тому времени военными властями проект предусматривал их перевод в разряд «трудообязанных», привлечение к работам без права ухода и обязательный надзор за ними. Все эти вопросы были всецело в компетентности военных властей, заработную же плату освобожденным на таких условиях военнопленным-славянам должно было установить царское правительство. Однако всякое участие славянских обществ здесь полностью исключалось16. 27 июля (9 августа) Николай II вторично выразил согласие с проектом, который передали на рассмотрение «Особому совещанию по объединению всех усилий по снабжению армии и флота и организации тыла», а затем специальному совещанию при Главном управлении Генерального штаба, кому, как уже отмечалось, подчинялись лагеря для военнопленных. Отметим, что этот проект, хотя и постоянно дорабатывался, все же так и не был утвержден. После Февральской революции пришедшее к власти Временное правительство продолжило политику царских властей по отношению к военнопленным-славянам. 30 июня (13 июля) 1917 г. военный и морской министр Временного правительства А.Ф. Керенский утвердил «Правила, устанавливающие особые льготы для военнопленных чехов, словаков и поляков». Правила разрешали переписку с военнопленными в других лагерях, чешско-словацкими и польскими общественными организациями и частными лицами, предоставление работы по специальности, получение литературы на родном языке, создание касс взаимопомощи и библиотек, совместное нахождение в одном лагере братьев и других родственников. Офицерам и вольноопределяющимся даже разрешалось вступать в брак с российскими женщинами и жить на частных квартирах17. Временное правительство также весьма активно содействовало созданию национальных воинских формирований из военнопленных-славян, начало которому положили еще, как ранее отмечалось, царские власти. Так, сформированная в 1914 г. вышеупомянутая Чешская дружина в феврале 1916 г. была преобразована в стрелковый полк, затем в бригаду, в июне 1917 г. — в дивизию, а в сентябре — в Отдельный Чешско-Словацкий корпус численностью около 45 тыс. солдат и офицеров. Командиром его в октябре назначили русского генерал-майора В.Н. Шокорова, а комиссаром — замести181 теля председателя российского филиала Чехословацкого национального совета П. Макса. В январе 1917 г. в Белгороде был сформирован Польский запасный стрелковый полк численностью около 16 тыс. человек. Тогда же на Юго-Западном фронте была создана 1-я Польская стрелковая дивизия. Впоследствии ее пополнили солдаты Польского запасного стрелкового полка. 23 июля (5 августа) Верховный главнокомандующий генерал от инфантерии Л.Г. Корнилов назначил генерал-лейтенанта И.Р. Довбор-Мусницкого командиром 1-го Польского корпуса легионеров, основой которого стала 1-я Польская стрелковая дивизия. Штаб корпуса находился в Быхове Могилевской губернии. К октябрю в составе корпуса уже находились три пехотных дивизии, части кавалерии и артиллерия, а общая его численность достигла почти 25 тыс. солдат и офицеров. В 1915 г. на базе Сербского отряда, о котором говорилось ранее, были сформированы две дивизии из числа военнопленных, сведенные в 1917 г. в Югославянский добровольческий корпус. Штаб его находился в Одессе, командиром был назначен генерал сербской армии М. Живкович. К октябрю 1917 г. корпус уже насчитывал 30 тыс. человек18, а все вместе три указанных корпуса — не менее 100 тысяч. Создавались также и другие, более мелкие, части и подразделения из военнопленных-славян. Таким образом, каждый седьмой—восьмой военнопленный-славянин добровольно вступил в воинские формирования в составе русской армии, чтобы с оружием в руках бороться за независимость своей Родины. Идеологическая политика в отношении военнопленных в послеоктябрьский период в корне отличалась от проводимой царским и Временным правительствами. Советская власть не делила их на славян и неславян. Национальную направленность сменила классовая, отвечавшая как внешнеполитическим, так и внутриполитическим целям большевистской партии. Кроме того, Совет народных комиссаров вскоре запретил дальнейшее создание национальных воинских формирований из военнопленных-славян, а уже созданные должны были подлежать расформированию и демобилизации. Так, в январе 1918 г. командованию Отдельного Чешско-Словацкого корпуса пришлось просить правительство Франции об официальном переходе его военнослужащих на службу во французскую армию, а также договориться с советским правительством о переброске корпуса через Владивосток на Западный (Французский) фронт. Однако, как мы знаем, этим планам не суждено было сбыться: 25 мая 1918 г. произошло вооруженное антибольшевистское выступление частей и соединений корпуса, 182 эшелоны которого стояли вдоль линии железных дорог от Пензы до Иркутска, сыгравшее огромную роль в Гражданской войне. Только в феврале 1920 г. между правительством РСФСР и командованием корпуса было подписано соглашение о перемирии, гарантирующее эвакуацию чехословацких легионеров из советской России. Последние части корпуса выехали на Родину в сентябре 1920 г. через Владивосток. Не менее трагично сложилась дальнейшая судьба 1-го Польского корпуса легионеров. Так, за отказ командования корпуса выполнить декрет советской власти о демократизации армии советское командование Западного фронта, в тыловом районе которого располагались части и соединения корпуса, издало в январе 1918 г. приказ о его разоружении, расформировании и демобилизации. Однако командир корпуса генерал-лейтенант И.Р. Довбор-Мусницкий не подчинился этому приказу, за что и он, и корпус были объявлены советской властью вне закона. После ряда боев с советскими войсками части корпуса отступили в сторону Минска и 20 февраля заняли город. На следующий день в Минск вступили германские войска. Польским частям по соглашению с германским командованием было разрешено временно остаться на территории Белоруссии, а в мае 1918 г. И.Р. Довбор-Мусницкий под нажимом немцев отдал приказ о расформировании корпуса. Тяжелые испытания выпали и на долю Югославянского добровольческого корпуса. Осенью 1917 г. его штаб и 1-я дивизия были переброшены из Одессы в Архангельск, откуда частично отправлены на Салоникский фронт, а подразделения, прибывшие в Архангельск позже, находились в нем до конца Гражданской войны. Группа же оставшихся в Одессе солдат корпуса в конце года добровольно вступила в 1-й интернациональный отряд Красной гвардии, и находившийся там же запасный батальон корпуса тоже перешел на сторону советской власти. Тогда же из части солдат и офицеров корпуса в Екатеринославе (Днепропетровск) был создан 1-й Сербский советский революционный полк. Дислоцировавшийся в Киеве югославский ударный батальон в начале 1918 г. был переформирован в 1-й Югославский коммунистический полк. Некоторые части и соединения бывшего корпуса участвовали на стороне антибольшевистских сил в Гражданской войне в различных регионах России (Поволжье, Сибирь, Дальний Восток). По-разному сложилась судьба военнопленных-славян, не вступивших в национальные воинские формирования. Некоторые из них приняли участие в Гражданской войне в составе национальных частей Красной Армии, другие воевали в различных антисоветских 183 вооруженных формированиях. Большинство же военнопленныхславян не участвовало в Гражданской войне и ждало возвращения на родину. Этот процесс начался в 1919 г. и продолжался до конца 1922 г. 1 Головин, Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. — М., 2001. — С. 292, 293. 2 См., например: Киган, Дж. Первая мировая война: [пер. с англ.]. — М., 2002. — С. 193, 194; Степанов, А.И., Уткин, А.И. Всероссийская империя и СССР в мировых войнах. — М.; Краснодар, 2005. — С. 13. 3 Цит. по: Петров, А.А. Становление чешско-словацких частей в составе Российской армии в 1914—1917 гг. // Забытая война и преданные герои. — М., 2011. — С. 238. 4 См., например: Сибирская советская энциклопедия: в 4 т. — [Новосибирск, 1929]. — Т. 1. — Стб. 518; Великая Октябрьская социалистическая революция: энциклопедия. — 3-е изд., доп. — М., 1987. — С. 186; Гражданская война и военная интервенция в СССР: энциклопедия. — 2-е изд. — М., 1987. — С. 235; Северная энциклопедия. — М., 2004. — С. 156. 5 Васильева, С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России в годы первой мировой войны: учеб. пособие к спецкурсу / Моск. гос. открытый пед. ун-т им. М.А. Шолохова. — М., 1999. — С. 86. 6 Там же. — С. 87. 7 Северная энциклопедия. — С. 156; Васильева, С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России … — С. 86, 87. 8 Клеванский, А.Х. Военнопленные центральных держав в царской и революционной России (1914—1918 гг.) // Интернационалисты в боях за власть Советов. — М., 1965. — С. 25. 9 Васильева, С.Н. Военнопленные центральных держав … — С. 86. 10 Цит. по: Клеванский, А.Х. Военнопленные центральных держав … — С. 34. 11 Цит. по: Петров, А.А. Становление чешско-словацких частей … — С. 239. 12 Цит. по: Там же. 13 Участие югославских трудящихся в Октябрьской революции и гражданской войне в СССР: сб. документов и материалов. — М., 1976. — С. 8. 14 Клеванский, А.Х. Военнопленные центральных держав … — С. 29. 15 Там же. — С. 30. 16 Там же. 17 Лисецкий, А.М. О положении военнопленных в России после победы Февральской революции // Участие трудящихся зарубежных стран в Октябрьской революции. — М., 1967. — С. 117. 18 Великая Октябрьская социалистическая революция: энциклопедия. — 3-е изд., доп. — С. 410, 411, 583, 600.
