ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ УДК 808.26-3 Т.В. Кожарина Белорусский государственный университет, г. Минск ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ИЗУЧЕНИЯ ПРАГМАТИЧЕСКИХ СВОЙСТВ ТОПОНИМИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКИ (НА МАТЕРИАЛЕ ФРАНЦУЗСКОГО ЯЗЫКА) Аннотация. Статья посвящена рассмотрению теоретических предпосылок изучения топонимической лексики современного французского языка. В результате проведенного обзора существующих подходов выявлено, что топонимы, характеризуясь многозначностью и даже всезначностью, представляют собой специфических вид имен собственных, значение которых обусловлено не столько сугубо лингвистическими, сколько экстралингвистическими факторами. Установлено, что появление коннотативных смыслов – динамический процесс, проходящий по определенным прагматическим моделям. Ключевые слова: топоним, коннотация, семантика, прагматика, модель, лингвистические и экстралингвистические факторы. T.V. Kozharina THEORETICAL PROSPECTS OF THE RESEARCH OF PRAGMATIC PROPERTIES OF TOPONYMIC WORDS (BY THE EXAMPLE OF THE FRENCH LANGUAGE) Abstract. This article deals with the examination of the theoretical study of the modern French language‟s toponimic lexis. As a result of the existent approaches review it has been discovered, that toponyms, characterizing by polysignifiance and even by omnisignifiance, present as a specific type of proper names, where the meaning is conditioned not so much by purely linguistic, but by extralinguistic factors. It has been discovered that the appearing of connotative senses is a dynamic process, developing according to the defined pragmatic models. Keywords: toponym, connotation, semantics, pragmatics, model, linguistic and extra linguistic factors. Традиционно топонимикой (от греч. topos – место, местность и onyma – имя, название) называют раздел ономастики, исследующий географические названия, их функции, значение и происхождение, структуру, ареал распространения, развитие и изменение во времени. Топоним – «имя собственное любого географического объекта…» [1, с. 135], а совокупность топонимов на определенной территории составляет ее топонимию. Среди топонимов выделяют такие классы, как названия территорий, областей, районов, городов и внутригородских объектов, улиц и площадей, водных объектов и поднятых форм рельефа, населѐнных пунктов. Топонимы рассматриваются как особый вид имен собственных, определяемых как «форма, служащая для выделения объекта, обладающая серией формальных характеристик и неопределенным лингвистическим статусом» [2, с. 53]. Среди формальных характеристик Ж. Альжео (J. Algeo) [3, с. 12], напр., отмечает написание с заглавной буквы, отсутствие артикля, непереводимость, Кожарина Татьяна Владимировна, ст. преподаватель кафедры романских языков факультета международных отношений Белорусского государственного университета, г. Минск, Беларусь. 120 Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 Кожарина Т.В. монореференциальность. Вместе с тем во французском языке эти характеристики далеко не всегда являются маркерами принадлежности слова к классу имен собственных [4; 5]. Указывая на неопределенный лингвистический статус топонимов, исследователи предлагают различные дефиниции топонима. Так, например, у Дж. С. Милля [6] топоним – это меловая метка; этикетка у Ф. Брюно и Ш. Брюно [7, с. 51]; дескрипция в работах Г. Фреге, Б. Рассела, Дж. Серля [8; 9; 10]; номинативный предикат у Ж. Клебера [11]; в концепции И. Трнка – это пароль, позволяющий идентифицировать объект [12]; в работах С. Фейгенбаума и М. Цирлина (S. Feigenbaum, M. Tsirlin) – знак, равный крику [13, с. 201]. Также, в зависимости от авторских концепций, топонимы относят то к классу заимствованных, не ассимилированных слов (ксенизмам) [14, с. 92], то к терминам [9]. Ввиду отсутствия единого подхода к рассмотрению топонимов как отдельного лексического класса данные единицы долгое время привлекали внимание исследователей главным образом своими структурноморфологическими особенностями (В.Д. Беленькая [15], А.К. Матвеев [16], Г.В. Глинских [17], В.А. Малышева [18], О.Т. Молчанова [19], Ж. Молино [20], Ш. Кампру [21], Н. Фло [22]. Вместе с тем работы в области семиотики (У. Эко [23], Ю.М. Лотман [24], М.М. Бахтин [25], Р. Барт [26]), стилистики текста (И.В. Арнольд [27], О.И. Фонякова [28]) и фундаментальные исследования в области ономастики в целом (В.А. Никонов [29], В.Д. Бондалетов [30], В.Н. Топоров [31], В.И. Супрун [32], А.В. Суперанская [33], Е.Л. Березович [15], Ж. Клебер [11], К. Йонассон [5], Ж. Молино [20]) показали, что в действительности топонимы являются частью ономастической системы и характеризуются достаточно сложной семантической структурой. Данное положение явилось своеобразным толчком к многоаспектному рассмотрению топонимической лексики. С конца прошлого века начинает проявляться особый интерес к изучению различных аспектов функционирования топонима в языке и речи (М. Перкас [37], В.А. Станслер [38], Н.К. Итченко [39], О.А. Вартанова [40]). Появляются работы, посвященные разностороннему исследованию топонимов и в зарубежной лингвистике (П. Сибло [41], М. Вильме [42], П. Луи [43], С. Акин [44], Г. Ван Хуф (H. Van Hoof) [45], Ж.-Л. Вакселер [46], Ж. Числару (G. Cislaru) [47], М. Леколль [48], Д. Барбэ [49]). Однако, несмотря на все более возрастающее внимание к топонимической проблематике, до настоящего момента традиционным, по справедливому замечанию Д.И. Руденко, для работ по ономастике стало указание на нерешенность большого числа проблем [50, с. 55], что обусловлено отсутствием четкой методологии извлечения культурно-исторической информации из ономастикона. Обращение к изучению топонимов в единстве их функционирования на уровне языка и речи продиктовано многогранностью топонимической единицы как емкого носителя экстралингвистического знания, несущего указание на географический объект и являющегося органичной составляющей языкового отражения человеческой деятельности. Наряду со способностью передавать значимую для реципиента информацию топонимические единицы обладают способностью делать ту же информацию «закодированной» для «непосвященных», иностранцев или начинающих изучать язык, для которых Grenelle „Гренель‟, Neuilly „Нейи‟ или же Oradour „Орадур‟ могут остаться цепочкой непонятных графических символов. Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 121 ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ Обзор существующих теорий свидетельствует о разнообразии точек зрения на данную проблему. Признавая за топонимами функцию индивидуализации в качестве основной черты, исследователи выражают различные точки зрения на проблему их лингвистического статуса. Следует подчеркнуть при этом, что речь скорее идет не о различных теориях значения, а о различных типах теорий значения, т.к. в каждой теории различаются некоторые варианты. Теория, согласно которой топонимы как класс имен собственных не имеют значения, была сформулирована Дж. Ст. Миллем [51] и развивалась в работах А. Гардинера [52], С. Ульмана [53], С. Крипке [54] и др. Приводя пример из арабской сказки «Али Баба и 40 разбойников», Дж. Ст. Милль сравнивает имена собственные с меловой меткой на доме, помогающей узнавать объекты и отличать их друг от друга. В рамках данной теории топонимы не обладают значением, т.к. «…они не коннотируют (описывают), а лишь денотируют (называют)» [55, с. 11]. Подобный подход не представляется правомерным, т.к., не признавая за топонимами значения, мы лишаем их способности выражать мысли, переводя их в класс полых, застывших знаков, этикеток [56, с. 2], а логическая категория «пустых имен», как указывает Д.И. Руденко, в принципе неприменима к языку, поскольку «пустое имя» не обладает естественно языковым статусом [50, с. 57]. Согласно С. Крипке [54], значение топонима есть постоянное обозначение, которое идентифицирует референт. Являясь одним из основоположников каузальной теории референции, С. Крипке утверждает, что объект получает имя в результате акта наименования, во время которого фиксируется референциальная связь между объектом и именем. Эта связь передается в процессе постоянного употребления данного имени и сохраняется во всех возможных мирах, в которых может существовать объект. Акцентируя внимание на социально-историческом характере формирования значения топонима, теория С. Крипке оказывается уязвимой, т.к. исключает существование экстралингвистической информации об объекте наименования, допуская соотнесение имени лишь с постоянным референтом. Так, напр., в рамках концепции С. Крипке в приведенных ниже примерах топоним Canada „Канада‟ должен подразумевать один и тот же референт : 1) Ils raflent les meilleurs éléments, qu'ils font partir par centaines en trains speciaux vers Le Havre, ou ils embarqueront pour les Etats-Unis, mais aussi le Chili, l'Argentine, le Canada, la Russie où encore l'Afrique du Sud (E, le 6 Juil. 2000) букв. „Они забирают лучшие элементы, которые сотнями вывозятся на специальных поездах в Гавр, откуда их перегрузят на США, Чили, Аргентину, Канаду, Россию или же Южную Африку‟; 2) L'equipe de France a battu le Canada 3 sets hier soir à Castelnau-le-Lez lors de la première journée du tournoi de qualification olympique (F, le 26 Juil. 2000) букв. „Команда Франции победила Канаду в трех сетах вчера вечером в Кастельно-леЛе в течение первого дня турнира олимпийских соревнований‟. Однако очевидно, что в первом примере речь идет о пункте назначения, а во втором – о спортивной команде. Критика такого подхода представлена в работах как зарубежных, так и отечественных исследователей. Теория, в рамках которой под значением топонима понимается дескрипция, то есть описание референта, была выдвинута в философии языка Б. Расселом [9], Г. Фреге [8] и их последователями – дескриптивистами, среди Ввиду специфики объекта исследования примеры либо переведены буквально, либо дается их авторская интерпретация. 122 Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 Кожарина Т.В. которых Х. Серенсен [56], П. Стросон [57] и др. Суть данной теории состоит в том, что именно знание ряда дескрипций позволяет выделить референта имени. Напр., идентифицировать объект под названием Париж возможно при условии знания таких дескрипций, напр., как „столица Франции‟ или „город влюбленных‟. Однако если объект реально не существует, то имя не обладает актуальной референтной соотнесенностью и, следовательно, не принадлежит классу топонимических единиц. Подобное заключение представляется неправомерным. В качестве иллюстрации рассмотрим топоним Byzance „Византия‟. Византийская империя, как известно, распалась еще в XV веке, тем не менее топоним Byzance продолжает использоваться и в настоящее время: Istanbul n'est plus Byzance (Hum, le 14 Janv. 2004) букв. „Стамбул больше не Византия‟, Europe. C'est Byzance à Bruxelles (Hum, le 29 Nov. 2002) букв. „Европа. Это Византия в Брюсселе‟. А тот факт, что топоним функционирует преимущественно в переносном значении „роскошь, изобилие‟, не является, на наш взгляд, основанием для исключения его из класса топонимов. К так называемым классическим теориям топонимической семантики относятся и теории, рассматривающие значение в качестве номинативного предиката. В рамках данной теории (в различных ее вариантах), получившей широкое распространение во Франции благодаря работе Ж. Клебера «Проблемы референции», отвергается всякий дескриптивный подход к трактовке значения и предлагается рассматривать его как номинативный предикат типа ‘X назван N’. Так, напр., предложение Париж – красивый город интерпретируется как Место, называемое Париж, есть красивый город. Номинативный предикат не описывает обозначаемый объект, а лишь дает ему имя, то есть значение топонима ограничено номинативной индикацией [11, с. 13]. Представляется, что подобный подход позволил лишь на некоторое время решить проблему ономастического значения (причем, что особенно важно, для всех типов имен собственных), однако в случаях, когда топоним во французском языке употребляется с детерминативом (артиклем, указательным или притяжательным прилагательным) или в переносном смысле, его значение предстает как тавтология (ср. C’était un Paris qu’elle ne connaissait pas encore или Le Paris d’aujourd’hui ce n’est pas un Paris qu’elle connaissait), на что, впрочем, указывает и сам Ж. Клебер в статье «Об определении имен собственных: 10 лет спустя» [61]. Несмотря на это, одним из позитивных моментов данной теории является то, что на первый план было выдвинуто рассмотрение значения топонимических единиц не только в изолированных позициях, но и во фразах. Однако анализируемые фразы, как правило, носили искусственный характер и не имели связи с реальным функционированием языка. Тем не менее следует отметить, что предикативные концепции представляют собой компромисс между асемантическими концепциями значения, с одной стороны, и дескриптивистскими, с другой. Отказываясь приравнивать объект к его свойствам, Дж. Серль [10, с. 147] в трактате «Proper Names» указывает, что если в понятие «смысл» включать не индивидуальные (специфические) характеристики объекта, а только его логические характеристики, представленные в форме пучка дескрипций, которые находят отражение в номенклатурном слове, называющем класс объектов (типа улица, город, река, гора и т.д.), то представляется возможным говорить о наличии значения топонима. Для концепции Дж. Серля характерно обращение к контекстуальной информации и фонду знаний говорящих субъектов, дополняющих значение языковой единицы до такого объема, который достаточен для идентификации предмета речи. Важность подобного подхода к определению значения усматривается в вовлечении прагматической информации в центр Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 123 ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ внимания, в расширении границ собственно языковых конвенций и языкового значения топонимических единиц. Вместе с тем спорным остается вопрос о соотношении логических характеристик, контекста и фонда знаний. На основании обращения к контексту появилась еще одна теория, согласно которой топонимы как отдельный класс имен собственных обладают бóльшим значением, чем имена нарицательные. По мнению сторонников теории «гиперсемантичности» (Г. Фреге, Б. Рассел, О. Есперсен, Х. Серенсен, Е. Курилович, П. Сибло), восходящей к идеям У. Вайнрайха, основным фактором, определяющим значение топонима, является контекст, то есть анализируется не языковое, а лишь речевое значение. Так, напр., топоним France „Франция‟ указывает на такие значения, как „страна‟, „неодушевленное‟, „женский род‟, но для тех, кому знакома данная страна, этот топоним может иметь и иные, более специфические значения, актуализируемые в контексте. Таким образом, вне контекста топоним представляется как единица, не обладающая на уровне языка значением и, следовательно, экстралингвистической ассоциативной информацией. Подобное положение, постулируемое также в работах А.К. Матвеева [62], А.В. Суперанской [33], Н. Фло [61], несправедливо по отношению к исследуемым единицам, так как топонимы, на наш взгляд, обладая широким прагматическим потенциалом, являются носителями как чисто лингвистического, так и емкого экстралингвистического знания, что будет показано ниже. При всем многообразии существующих подходов к рассмотрению топонимического значения остается неясным, какой из них является наиболее приемлемым для исследования семантики коннотативных топонимов (далее – КТ). Представляется, что для обоснования того или иного метода необходимо провести строгое разграничение между конкретным объектом исследования (в данном случае это КТ) и другими единицами, не обладающими культурными коннотациями, но входящими в лексический класс топонимических единиц, основываясь при этом на реальных фактах функционирования КТ. Сложность в определении семантической структуры КТ заключается в том, что первоначальная функция топонима – это идентификация географического объекта. Однако ввиду наличия культурных коннотаций КТ обладают способностью характеризовать, причем не только объекты, но и социальнообщественные явления, давать оценку описываемым фрагментам действительности. Поскольку КТ – это, по сути, слова, то при рассмотрении их семантической структуры правомерно использовать концепцию М.В. Никитина [62], согласно которой в структуре значения выделяются интенсионал (содержательное ядро значения) и импликационал (все стереотипные ассоциации, связываемые с объектом именования) . В область интенсионала входят обязательные семантические признаки, позволяющие отличать конкретный географический объект от других возможных, а область импликационала базируется на ассоциациях, формируя при этом культурный фон имени, актуализируемый в контексте. К примеру, интенсионал топонима Avignon „Авиньон‟ можно Напомним, что под КТ подразумеваются топонимические единицы, у которых культурные коннотации сосуществуют с референциальным значением. Теория импликационала М .В. Никитина в определенной степени коррелирует с теорией значения А.А. Потебни [63], который ввел понятия «ближайшего» (объективное, этимологическое содержание слова, заключающее в себе только один признак) и «дальнейшего» (субъективное значение, в котором может быть множество признаков) значения. Применительно к именам собственным схожий подход обнаруживаем у М.Н. Гари-Приер [64], предложившей разграничивать смысл (свойство, которое характеризует имя собственное как единицу языка) и содержание (свойства, характеризующие имя собственное по отношению к его первоначальному референту). 124 Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 Кожарина Т.В. определить как „главный город департамента Воклюз в Провансе‟. Указанный признак позволяет отличить данный топоним от других возможных географических объектов. В импликационал же значения войдут все возможные ассоциативные признаки, связанные с данным топонимом, и, в частности, существование в Авиньоне одного из крупнейших в Европе Папского Дворца, ставшего объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО, ассоциация с ежегодным театральным фестивалем и т.д. Вслед за В.Н. Телия [65] полагаем, что культурные коннотации, являясь одним из компонентов структуры значения, входят в импликационал и представляют собой продукт социально-исторического развития топонимической единицы, которое основывается на ассоциативно-образном представлении знаний об окружающей действительности (подробнее о коннотации см. Ю.Д. Апресян [66], В.Н. Телия [65], В.А. Маслова [67]) . Культурная коннотация – это языковая функция памяти, которая «обусловливает узнавание (общий культурный код настоящего) и припоминание (общий культурный код прошлого)» [68, с. 332], а также выступает как условие устойчивости словосочетаний. Именно благодаря наличию культурной коннотации в импликационале значения топонима Avignon „Авиньон‟, напр., появилось выражение Il n'est palais qu'en Avignon букв. „Если дворец, то лишь в Авиньоне‟. Выражение может быть полностью или частично десемантизировано, однако за счет культурной коннотации топонима, выполняющей функцию хранения, сохранять семантическую целостность. Так, к примеру, расположенный в 15 км от Парижа лесной массив Bondy „Бонди‟ когдато имел «дурную» репутацию по причине частых в тех местах убийств и ограблений. Данный факт, а также явная созвучность в произношении с bandit „бандит‟ способствовали появлению выражения C'est la forêt de Bondy! / C'est une vraie forêt de Bondy! со значением „это же небезопасное, разбойничье место!‟. Еще А. Петерсон указывал на наличие у топонимов значений, представляющих определенную систему градаций в сознании индивидуумов, способную обновляться и обладающую эмоциональной окрашенностью [69, с. 5]. Известно, что Париж – это город, столица Франции, однако в сознании как носителей, так и неносителей языка топоним Париж может «наделяться» такими ассоциативными признаками, как „величие‟, „значимость‟, „красота‟, „высокая мода‟, „богемный образ жизни‟, „праздник, который всегда с тобой‟ и др. Именно по причине существования подобного рода ассоциаций, на основе которых формируется культурная коннотация топонимов, появляются относительно устойчивые выражения, ядром которых является КТ (собственно идиомы, цитаты, поговорки): C’est Paris qui fait les Français букв. „Именно Париж создает французов‟ (цитата Ш.-Л. Монтескье); Voir Paris, et mourir букв. „Увидеть Париж и умереть‟. Ассоциативные признаки, актуализируемые в процессе вторичной номинации, могут соответствовать компонентам переосмысляемого значения, а также таким смысловым признакам, которые, не входя в состав дифференциальных признаков значения, соотносятся с фоновым знанием носителей языка о данном объекте. Именно фоновые знания позволяют адресату установить связь между образом – знаком и исходным текстом, то есть расшифровать мысль адресанта, представленную в свернутом виде с помощью КТ [70, с. 105]. Фоновые знания, согласно О.С. Ахмановой и И.В. Гюббенет, Отметим при этом, что коннотация является, на наш взгляд, одним из аспектов прагматики – направления, изучающего отношения между средствами языка и теми, кто этими средствами пользуется. Все языковые сущности, содержащие коннотацию, являются своего рода «прагматическими полуфабрикатами» [68, с. 108]. Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 125 ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ представляют собой «совокупность сведений культурно- и материальноисторического, географического и прагматического характера, которые предполагаются у носителей данного языка» [71, с. 49]. Фоновые знания можно разделить на общечеловеческие (универсальные), национальные (страноведческие) и индивидуальные (очень узко известные). Знание коннотаций, заключенных в импликационале топонимического значения, является показателем принадлежности индивида к определенной эпохе и ее культуре, а их незнание говорит о своеобразной «отторженности» от соответствующей культуры. Рассмотрим, напр., значение КТ Heysel „Эйзель‟. Его интенсионалом является „футбольный стадион в Брюсселе‟. В импликационал же, вследствие событий мая 1985 г., когда во время финала Кубка европейских чемпионов между фанатами итальянского «Ювентуса» и английского «Ливерпуля» произошло столкновение, приведшее к гибели 39 человек, войдут такие значения, как „беспорядок‟, „столкновение футбольных болельщиков‟, „трагедия‟. Причем импликационал топонима может обогащаться потенциально новыми данными (коннотациями) в отличном от первоначального контексте: Aux abords du stade turinois delle Alpi mercredi soir, ce ne fut pas le Heysel bis, mais la tension entre supporters ultra persista jusqu'au coup de sifflet final (Hum, le 15 Avr. 2005) букв. „На подходах к туринскому стадиону делле Альпи в среду вечером не произошло второго Эйзеля, однако напряжение между ярыми фанатами продолжалось до финального свистка‟ – о полуфинале Лиги чемпионов, где встретились «Челси» и «Ливерпуль»; Le drame du Heysel a été une découverte du phénomène par les médias (Hum, le 17 Fév. 1998) букв. „Драма Эйзеля стала открытием феномена средствами массовой информации‟ – в статье о проблемах безопасности и хулиганстве. Знание фактов, лежащих в основе появления коннотаций, а следовательно, и новых значений топонима, говорящим и слушающим, являются основой языкового общения: при их отсутствии невозможны адекватное понимание и межкультурная коммуникация. Очевидно, что если универсальными фоновыми знаниями обладает любой участник коммуникативного акта, то страноведческими, отражающими представления носителей языка о мире, владеет ограниченная группа людей. Именно в этой связи КТ представляют интерес для изучения неносителями французского языка. Таким образом, значение КТ может быть понято только через обращение к структурированному фоновому знанию, основывающемуся на опыте и убеждениях, которые являются предварительными условиями (prédiscours – в терминологии М.-А. Паво [72]), необходимыми для понимания значения. Рассмотрение семантической структуры КТ с позиций теории импликационала М.В. Никитина позволяет систематизировать множество знаний как лингвистического, так и экстралингвистического характера, находящихся в неразрывной связи друг с другом. При этом значение КТ представляется нам динамическим, развивающимся фактом, в котором отсутствует жесткая связь между формой и значением, что предполагает наличие определенного выбора и даже процесса соотнесения плана выражения и плана содержания. Отметим также, что развитие значения обусловлено как культурно-историческими, так и социальными факторами. Ниже будет показано, как происходит появление и развитие коннотативного топонимического значения. Анализ материала показал, что наиболее распространенными моделями использования топонимов во вторичной функции являются метонимические переносы типа «место – жители»: La France à la traîne (Hum., 23 Janv. 1995) букв. „Франция позади всех‟, …le Royaume-Uni a besoin de vingt-cinq mille médecins…[MD, 126 Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 Кожарина Т.В. Déc. 2006] букв. „Соединенное Королевство нуждается в двадцати пяти тысячах врачей‟; «место – официальный/е представитель/и»: Pékin a annoncé que toute la production devra être fabriquée sur place d’ici à cinq ans [MD, Déc. 2006] букв. „Пекин заявил, что любая продукция должна производиться на месте уже через пять лет‟, …Moscou souhaitait éloigner du bassin de la mer Noire et du Caucase des populations… (MD, Déc. 2006) букв. „Москва желала удерживать населения вдали от бассейна Черного моря и Кавказа … ; «место – институт власти»: L’Arabie saoudite tire un double avantage de cette radicalisation (MD, Déc. 2006) букв. „Саудовская Аравия имеет двойную выгоду от этой радикализации‟, … Washington séduisit ensuite les pays d’Amérique centrale…[MD, Déc. 2006] букв. „Вашингтон соблазнил затем страны Центральной Америки‟; «место – национальная спортивная команда»: "Félicitations, la France", "Merci pour un match formidable et une Coupe du monde merveilleuse" (Hum., 14 Juil.1998) букв. „«Поздравления Франции», «Спасибо за великолепный матч и удивительный Кубок Мира»‟, la France a remporté pour la neuvième fois la Coupe Davis de tennis (Hum., 3 Déc. 2001) букв. „Франция в девятый раз выиграла Кубок Дэвиса по теннису‟. Вместе с тем представляется, что подобные модели не обладают культурными коннотациями и характеризуются антропоморфностью и регулярностью воспроизведения. По мнению Ж. Числару [46] и Ж. Клебера [11], случаи подобного функционирования топонимов следует рассматривать как интегрированные / конвенциональные / лексикализованные метонимии (métonymies intégrées / conventionnelles / léxicalisées), утратившие образность и не представляющие проблем для понимания (подобные модели детально рассматриваются в работах И.Э. Ратниковой [73], Т.И. Лариной [74]). Было выявлено, что использование топонимов в переносном значении часто выходит за рамки моделей семантического преобразования, подобным приведенным выше. Так, напр., к характерным для топонима явлениям относится семантический перенос типа «название места – название события». Существует точка зрения, согласно которой большинство топонимов являются потенциальными бисемантами с первичным значением места и вторичным – события [73, с. 113]. С одной стороны, наш материал это подтверждает: Bérézina (река) – Bérézina (сражение 1812 г.); Grenelle (улица в Париже) – Grenelle (переговоры 1968 г.); Waterloo (населенный пункт недалеко от Брюсселя) – Waterloo (сражение 1815 г.); Verdun (город на северо-востоке Франции) – Verdun (битва 1916 г.); Outreau (город на севере Франции) – Outreau (судебный процесс). С другой стороны, выявляются и более сложные процессы трансформации значения, не связанные с указанием лишь на определенное событие. Вторичное значение, как указывает М.-А. Паво [75], обязательно проходит этапы «уплотнения» и «фильтрации» во временном и текстовом пространстве. При этом под уплотнением понимается способность топонима, подобно магниту, притягивать к себе различные коннотации, а фильтрацией называется процесс контекстуального «апробирования» того или иного значения, в результате которого появляется новое значение. Ярким примером семантического «уплотнения» и «фильтрации» может служить топоним Outreau „Утрó‟ – город в регионе Па-де-Кале, в котором началось громкое судебное разбирательство по делу о сексуальных преступлениях против несовершеннолетних. Это уголовное дело, длившееся с конца 2001 по 2005 г., вскрыло глубокие социальные проблемы общества и серьезные нарушения функционирования судебной системы во Франции. В самом начале судебного разбирательства данный топоним используется для обозначения сети преступников: Outreau: un réseau d’ouvriers et de notables. Viols, meurtres, pédophilie: les fantômes d’Outreau (Fig, le 14 Janv. 2002) букв. „Утрó: сеть Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 127 ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ рабочих и почетных граждан. Изнасилования, убийства, педофилия: фантомы Утрó‟. Затем – непосредственно судебного процесса: Outreau: le verdict n’a pas dissipé le malaise (S, le 3 Juil. 2004) букв. „Утрó: вердикт не рассеял недовольство‟, Beaucoup a été dit, sur la tragédie judiciaire, sur l’innocence bafouée, sur la nuisible sacralisation de la parole de l’enfant. Peu cependant, en dehors des habituelles propositions de réforme législative, sur le fonctionnement global de l’institution judiciaire, dont Outreau n’est que le révélateur (Lib, le 5 Juil. 2004) букв. „Многое было сказано о судебной трагедии, о поруганной невиновности, о пагубной сакрализации слов ребенка. В то же время мало говорилось, не считая привычных предложений по законодательной реформе, о глобальном функционировании судебного института, лишь одним из проявлений которого является Утрó‟. В процессе следствия были выдвинуты обвинения в адрес 18 человек, однако действительно виновными оказались лишь 4. Вскрыв важные нарушения законности в судебно-правовой системе Франции, дело Outreau было квалифицировано экспертами как судебное фиаско, что нашло отражение в языке СМИ: Des centaines de petits OUTREAU (в заголовке) букв. „Сотни мелких УТРО‟, Quelles réformes peuvent être proposées après Outreau? (в подзаголовке) букв. „Какие реформы могут быть предложены после Утрó?‟, Le séisme d'OUTREAU n'est pas le résultat de la défaillance d'un seul juge, ni même d'un seul tribunal, il est l'incident tardif mais logique du fonctionnement malsain d'une société déviante dont la Justice n'est plus que le bras armé (Fig, Janv. 2006) букв. „Потрясение Утрó не является результатом неспособности одного судьи, ни даже одного суда, это запоздалый, но вместе с тем логичный эпизод нездорового функционирования отклоняющегося от норм общества, в котором Правосудие не более чем рука с оружием‟; Fabrice Burgaud, au coeur du fiasco d’Outreau, a été longuement entendu par ses pairs (в заголовке) (Fig, le 24 Oct. 2006) букв. „Фабриса Бюрго, в самом центре фиаско Утрó, долго слушали его коллеги‟ – о следователе, который вел это дело. Таким образом, анализ контекстов Outreau с 2001 по 2006 г. позволил выявить эволюцию значения данного топонима. До начала рассматриваемых событий Outreau употребляется в своем первичном значении – указание на конкретный географический объект: L'inimaginable s'est produit, il y a peu, dans un quartier populaire d'Outreau, près de Boulogne-sur-Mer (Pas-de-Calais) (L, le 13 Déc. 2001) букв. „Произошло невообразимое, совсем недавно, в рабочем квартале Утрó, недалеко от Булонь-сюр-Мэр (Па-де-Кале)‟. Однако в процессе раскручивания «сценария Outreau» семантика топонима «уплотняется» (конкретный географический объект → сеть преступников → судебный процесс → судебное фиаско) и в результате «фильтрации» появляется основное переносное значение. О стабильности полученного значения свидетельствуют более поздние контексты, где топоним Outreau систематически продолжает использоваться в значении „судебное фиаско‟: Il y a dix ans, le désastre d'Outreau commençait (в заголовке) (L, le 22 Févr. 2011) букв. „Десять лет назад начиналась катастрофа Утрó‟, Acquittés d’Outreau: la caisse de résonance des médias numériques est pernicieuse (L, le 2 Mars 2011) букв. „Оправданные Утрó‟: резонансный ящик цифровых средств информации опасен‟, Outreau: 10 ans après, les esprits toujours pas apaisés (в заголовке) (Fig, le 4 Mars 2011) букв. „Утрó‟: 10 лет спустя, умы так и не успокоены‟. Как видно из приведенных примеров, топоним способен «аккумулировать» многое из того, что было зафиксировано в общественном сознании в отношении обозначаемого места. При функционировании семантика топонима «уплотняется» различными чертами, что приводит к появлению нового значения. При этом развитие вторичного значения выходит за рамки первоначальной модели «место – событие» и образует новую модель «место – событие – характеристика(и) события – результат события». 128 Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 Кожарина Т.В. Принципиально иной тип семантической трансформации в анализируемом нами материале представлен моделью «место – характерные особенности места». В основе данного переноса – ассоциации, рождающиеся в связи с какими-то характерными особенностями объекта. Так, напр., Neuilly „Нейи‟ – это, прежде всего, квартал на западной окраине Парижа. Однако для французов это место сосредоточения богатых и влиятельных людей, фешенебельный квартал: Et c'est en Suisse que Luc, vers 1978, va faire ses affaires. Toujours l'immobilier. À Cologny, au bord du Léman; un peu le Neuilly de Genève (Hum, le 13 Avr. 2000) букв. „И именно в Швейцарию в 1978 г. Люк приезжает открывать свое дело. Все та же недвижимость. В Колоньи, на берегу Лемана; почти Нейи Женевы‟, «Chez vous, Laurent Alexandre, candidat de la droite, qui confond réalité et fantasme, voudrait transformer votre ville en petit Neuilly» (Hum, le 8 Juin 1995) букв. „У вас, Лоран Александр, кандидат партии правых, который путает реальность и вымысел, хотел бы трансформировать ваш город в маленький Нейи‟, En effet, la presse algérienne annonçait, le mardi 11 juin, que plus de vingt terroristes ont été abattus dans Alger. La nouveauté est que la plupart l'ont été dans la commune de Hydra, le Neuilly algérois (Hum, le 2 Juil. 1996) букв. „На самом деле, алжирская пресса заявила о том, что во вторник, 11 июня, более двадцати террористов были убиты в Алжире. Новость состоит в том, что большая их часть находились в коммуне Гидра, алжирском Нейи‟. На основе контекста и общих фоновых знаний читатель конструирует переносное значение топонима Neuilly – „элитный квартал‟ и «декодирует» метафорические сравнения автора. Опираясь на трактовку «семантического треугольника», включающего в себя знания о предмете, его свойствах и языковых выражениях, Р.Я. Шапиро отмечает, что наличие в фоновых знаниях коммуникантов всех этих компонентов позволяет им однозначно интерпретировать информацию. В случаях же выпадения одного из составляющих триады, образующей фоновые знания, коммуникативный акт протекает односторонне, а информация либо вообще не достигает цели, либо интерпретируется неверно» [76, с. 102]. Подобным образом функционирует и топоним Billancourt „Бийанкур‟, который вследствие семантического переноса по модели «место – характерные особенности места» приобрел регулярное значение „рабочий квартал‟: BILLANCOURT n'a pas la sinistrose. .... Billancourt n'est pas un canard boiteux. S'il y a des maladies, elles ne dépendent pas des travailleurs. En se rassemblant, ce sont eux qui peuvent imposer d'autres choix». A l'évidence Billancourt n'a pas dit son dernier mot (Hum, le 23 Oct. 1990) букв. „У БИЙАНКУРА нет синистроза. Бийанкур это не хромая утка. … А если и есть болезни, то они не зависят от работников. Объединившись, именно они могут диктовать иной выбор». Очевидно, Бийанкур еще не сказал своего последнего слова‟, M. Gozdzik a été nommé, en 1956, à la tête du comité de grève de l'usine F.S.O. "Zeran" à Varsovie (Billancourt polonais) et, à ce titre, il fut l'interlocuteur de W. Gomulka, le premier secrétaire du parti (MD, Août 1981) букв. „М. Гоздзик был назначен в 1956 г. главой забастовочного комитета завода F.S.O. "Zeran" в Варшаве (польский Бийанкур) и в этой связи был собеседником В. Гомулки, первого секретаря партии‟. В составе связанных сочетаний значение топонима также развивается по схожим, но несколько более разнообразным моделям. Так, напр., благодаря известным в XIV–XV вв. ярмаркам, проходившим в историческом регионе Champagne „Шампань‟, появилось выражение Ne pas savoir toutes les foires de Champagne со значением „не знать всех тонкостей‟. На ярмарки в Шампань съезжались торговцы и ремесленники не только чтобы продать или купить товар, но и чтобы обменяться важной информацией, завязать новые контакты. Таким образом, моделью появления коннотативного значения топонима Шампань Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 129 ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ является «место – событие – характерные особенности события». Вследствие развития значения по той же модели появились и такие выражения, как Eprouver une joie de Marsal букв. „недолго радоваться‟; Arriver comme les pompiers de Nanterre букв. „прийти слишком поздно, не вовремя‟; C'est l'oeuvre de NotreDame, qui ne finit jamais букв. „не сразу дело делается‟; Envoyer à Cancale букв. „отправить в Канкаль‟, то есть „враждебно принять кого-либо‟, „выгнать в шею‟, „послать к черту‟; Il vient de La Rochelle „он родом из Ла-Рошель: у него одна кожа, да кости‟ и др. (подробный комментарий см. в [77]). Благодаря наличию КТ в составе связанного сочетания, выражение может не только обозначать жителей того или иного географического объекта («место – жители»), но и характеризовать их («место – характерные особенности места – характеристика жителей»): Bonneville, bonnes gens, grande marmite, rien dedans; belles filles à marier sans rien à leur donner букв. „Бонвиль, хорошие люди, большой котел, и ничего в нем; красивые девушки на выданье без приданого‟; À la Bouille, on ne trouverait pas un honnête homme pour courir après un fripon букв. „В Ла Буй не нашлось бы честного человека, который бы погнался за мошенником‟; A Coutances tout le monde danse букв. „В Кутанс все танцуют‟; Abruti / ahuri de Chaillot „болван неотесанный‟; Echappé / Pensionnaire de Charenton „человек с большими странностями, безумец‟. Представляется, однако, что список моделей семантического переосмысления топонима не является конечным: любой момент социально-общественного развития может послужить толчком для дальнейшей эволюции значения КТ. Проходя этапы «уплотнения» и «фильтрации», топонимы обладают уникальной способностью приращивать смыслы, что свидетельствует об их многозначности («polysignifiance» [46]) и даже всезначности («omnisignifiance» [78]). Данное положение позволяет также заключить, что КТ являются потенциальными полисемантами с первичным значением места, «продуктами» социальноисторического развития, основанными на ассоциативно-образных представлениях, заключенных в культурной коннотации топонимических единиц. Таким образом, на сегодняшний день очевидно, что современное исследование в области топонимики исключает изолированное от контекста изучение топонимических единиц и выдвигает в качестве обязательного условия учет как сугубо лингвистических, так и экстралингвистических факторов, влияющих на их функционирование в речи. Определяемый историческими и социальными факторами развития общества, топоним не только идентифицирует географический объект, но и описывает его, указывает на произошедшие события, предоставляет характеристику мест, фактов, лиц, то есть осуществляет связь человек – объект – культура. Следовательно, при рассмотрении топонимов с позиции прагматического подхода в центре исследования оказывается коннотативный аспект их семантического содержания. Теория импликационала обладает достаточной объяснительной силой при рассмотрении семантико-прагматических особенностей коннотативных топонимов. Она позволяет систематизировать накопленные знания о семантике топонимов и предполагает анализ значения коннотативного топонима в его постоянном развитии, обусловленном как языковыми, так и культурноисторическими факторами. Во временном и текстовом пространстве значение топонима проходит стадии «уплотнения» и «фильтрации», в результате чего появляется новое значение. Наиболее прагматически нагруженными моделями семантического движения топонима являются модели типа «место – событие – характеристика(и) события – результат события»; «место – характерные особенности места»; «место 130 Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 Кожарина Т.В. – характерные особенности места – характеристика жителей»; «место – событие – характерные особенности события». Вместе с тем ввиду представления структуры КТ как явления динамического порядка, список моделей развития значения представляется открытым. Список сокращений: Hum – L‟Humanité Fig – Le Figaro L – L‟Express MD – Le Monde Diplomatique S – Le Soir *** Подольская, Н.В. Словарь русской ономастической терминологии / Н.В. Подольская. – М.: Наука, 1978. – 198 с. 2. Charolles, M. La référence et les expressions référentielles en français / M. Charolles. – Paris: Ophrys, 2002. – 258 p. 3. Algeo, J. On defining the proper name / J. Algeo. – Gainesville: Univ. of Florida Press, 1973. – 94 p. 4. Gary-Prieur, M.-N. Grammaire du nom propre / M.-N. Gary-Prieur. – Paris: PUF, 1994. – 252 p. 5. Jonasson, К. Le nom propre: constructions et interprétations / K. Jonasson. – Louvain-laNeuve: Duclot, 1994. – 225 p. 6. Милль, Дж.Ст. Система логики / Дж.Ст. Милль. – М.: ЛЕНАНД, 2011. – 832 с. 7. Brunot, F., Bruneau, Ch. Précis de grammaire historique de la langue française / F. Brunot, Ch. Bruneau. – Paris: Masson et Cie, 1956. – 589 p. 8. Frege, G. Uber Sinn und Bedeutung. Zeitschrift fur Philosophie und philosophische Kritik: [trad. fr. sens et dénotation, 1892] / G. Frege // Ecrits logiques et philosophiques. – Paris, 1971. – P. 102126. 9. Russel, B. Ecrits de logique philosophique / B. Russel. – Paris: PUF, 1989. – 345 p. 10. Searle, J.R. Proper names / J.R. Searle // Mind. – 1958. – Vol. 67. – P. 166-173. 11. Kleiber, G. Problèmes de référence: descriptions définies et noms propres / G. Kleiber. – Paris: Klincksieck, 1981. – 538 p. 12. Trnka, B. A theory of proper names / B. Trnka // Selected papers in structural linguistics: contributions to English and general linguistics written in the years 1928-1978 / ed. V. Fried. – Berlin, 1982. – P. 81-85. 13. Feigenbaum, S. Le nom propre et le signe zero oscillant dans Le lieutenant Kij? / S. Feigenbaum, M. Tsirlin // Linx. – 1997. – № 36. – P. 191-206. 14. Guilbert, L. De l‟utilisation de la statistique en lexicologie appliquée / L. Guilbert // Etudes de linguistique appliquée / Centre d‟Etudes du Vocabulaire Fr.; sous la dir. de B. Quemada. – Paris, 1963. – P. 12-24. 15. Беленькая, В.Д. Топонимы в составе лексической системы языка / В.Д. Беленькая. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1969. – 166 с. 16. Матвеев, А.К. Апология имени / А.К. Матвеев // Вопр. ономастики. – 2004. – № 1. – С. 7-13. 17. Глинских, Г.В. Топонимическая система и структурно-семантические признаки исходных апеллятивов / Г.В. Глинских // Формирование и развитие топонимии: сб. науч. тр. / Урал. гос. ун-т; [редкол.: А.К. Матвеев (отв. ред.) и др.]. – Свердловск, 1987. – C. 29-44. 18. Малышева, В.А. Топонимы и оттопонимические единицы в лексической системе одного говора: дис. … канд. филол. наук: 10.02.19 / В.А. Малышева. – Пермь, 1993. – 213 л. 19. Молчанова, О.Т. Модели географических имен в тюркских и индоевропейских языках / О.Т. Молчанова // Вопр. языкознания. – 1990. – № 1. – С. 101-113. 20. Molino, J. Le nom propre dans la langue / J. Molino // Langages. – 1982. – № 66. – P. 5-21. 21. Camproux, Ch. De l‟onomastique / Ch. Camproux // Baylon, C. Les noms de lieux et de personnes / C. Baylon, P. Fabre. – Paris, 1982. – P. 5-21. 22. Flaux, N. L‟antonomase du nom propre ou la mémoire du référent / N. Flaux // Lang. fr.: syntaxe et sémantique des noms propres. – 1991. – № 92. – P. 26-44. 23. Eco, U. La structure absente: introduction à la recherche sémiotique / U. Eco. – Paris: Mercure de France, 1972. – 447 p. 24. Лотман, Ю.М. Избранные статьи: в 3 т. / Ю.М. Лотман. – Таллинн: Александра, 1992. – Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры. – 479 с. 1. Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 131 ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ 25. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет / М.М. Бахтин. – М.: Художеств. лит., 1975. – 502 с. 26. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика : пер. с фр. / Р. Барт. – М.: Прогресс, 1989. – 615 с. 27. Арнольд, И.В. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста / И.В. Арнольд // Иностр. яз. в шк. – 1978. – № 4. – С. 23-31. 28. Фонякова, О.И. Имя собственное в художественном тексте: учеб. пособие / О.И. Фонякова. – Л.: Ленингр. гос. ун-т, 1990. – 103 с. 29. Никонов, В.А. Имя и общество / В.А. Никонов. – М.: Наука, 1974. – 278 с. 30. Бондалетов, В.Д. К обоснованию лингвострановедческого словаря «Русские имена» / В.Д. Бондалетов // Материалы к серии «Народы и культуры» / Рос. акад. наук, Ин-т этнологии и антропологии ; [редкол.: Ю.Б. Симченко (отв. ред.) и др.]. – М., 1993. – Вып. 25: Ономастика, кн. 1: Имя и культура, ч. 1. – С. 78-81. 31. Топоров, В.Н. Из области теоретической ономастики / В.Н. Топоров // Вопросы языкознания / Урал. гос. ун-т; под науч. ред. В.Н. Топорова. – Свердловск, 1962. – C. 3-12. 32. Супрун, В.И. Ономастическое поле русского языка и его художестенно-эстетический потенциал / В.И. Супрун. – Волгоград: Перемена, 2000. – 172 с. 33. Суперанская, А.В. Общая теория имени собственного / А.В. Суперанская. – М.: УРСС, 2007. – 368 с. 34. Березович, Е.Л. Язык и традиционная культура: этнолингвистические исследования / Е.Л. Березович. – М.: Индрик, 2007. – 600 с. 35. Перкас, C.B. Парадигматические и синтагматические аспекты лингвистического потенциала топонимов в современном английском языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.19 / С.В. Перкас; Моск. гос. ун-т. – М., 1980. – 14 с. 36. Станслер, В.А. Значение топонимов в языке и речи / В.А. Станслер // Проблема комплексного анализа языка и речи: межвуз. сб. / Ленингр. гос. ун-т; отв. ред. Л.В. Бондарко. – Л., 1982. – С. 89-95. 37. Итченко, Н.К. Топонимы в языке и речи: дис. ... канд. филол. наук: 10.02.19 / Н.К. Итченко. – М., 1985. – 164 л. 38. Вартанова, О.А. Англоязычные топонимы и их стилистический потенциал в поэзии: дис. … канд. филол. наук: 10.02.19 / О.А. Вартанова. – СПб., 1994. – 226 л. 39. Siblot, P. De la signifiance du nom propre / P. Siblot // Cahiers de praxematique 8 / Univ. Montpellier 3. – Montpellier, 1987. – P. 97-114. 40. Wilmet, M. Nom propre et ambiguité / M. Wilmet // Lang. fr. – 1991. – № 92. – P. 113127. 41. Louis, P. Du bruit dans Landerneau. Les noms propres dans le parler commun / P. Louis. – Paris: Arlea, 1995. – 325 p. 42. Akin, S. Noms et re-noms: la dénomination des personnes, des populations, des langues et des territoires / S. Akin. – Rouen: Presses de l‟Univ. de Rouen, 1999. – 272 p. 43. Van Hoof, H. Les noms de pays, de peuples et de lieux dans le langage imagé / H. Van Hoof // Meta. – 1999. – Vol. 44, № 2. – P. 312-370. 44. Vaxelaire, J.-L. Pour une lexicologie du nom propre : thèse : sciences du lang. / J.-L. Vaxelaire; Univ. Paris Diderot – Paris 7. – [S. l.] : [s. n.], 2001. – 601 p. 45. Cislaru, G. Etude sémantique et discursive du nom de pays dans la presse française avec référence à l‟anglais, au roumain et au russe : thèse de doctorat en sciences du langage / G. Cislaru. – Paris: Univ. Sorbonne nouvelle, 2005. – 557 p. 46. Lecolle, M. Changement de sens du toponyme en discours: de Outreau «ville» ? Outreau «fiasco judiciaire» // Les Carnets du Cediscor [Ressource électronique]. – 2009. – № 11. – Mode d‟accès: http://cediscor.revues.org/773. – Date d‟accès: 29.04.2011. 47. Barbet, D. Grenelle: histoire politique d‟un mot / D. Barbet. – Rennes: Presses univ. de Rennes, 2010. – 280 p. 48. Руденко, Д.И. Собственные имена в контексте современных теорий референции / Д.И. Руденко // Вопр. языкознания. – 1988. – № 3. – С. 55-68. 49. Милль, Дж.Ст. Система логики / Дж.Ст. Милль. – М.: ЛЕНАНД, 2011. – 832 с. 50. Gardiner, A.H. Theory of proper names / A.H. Gardiner. – 2nd ed. – London: Oxford Univ. Press, 1954. – 67 p. 51. Ullmann, S. Précis de sémantique française/ S. Ullmann. – Berne: A. Francke, 1952. – 334 p. 52. Kripke, S. La logique des noms propres / S. Kripke. – Paris: Minuit, 1980. – 173 p. 132 Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 Кожарина Т.В. 53. Peterson, A. Le passage populaire du nom personne à l‟état de noms communs dans les langues romanes et particulièrement en français: étude sémantique / A. Peterson. – Uppsala: Appelbergs Boktryckeri Aktiebolag, 1929. – 221 p. 54. Sorensen, H.S. The meaning of proper names / H.S. Sorensen. – Copenhagen: G.E.C. Gad, 1963. – 117 p. 55. Стросон, П.Ф. Идентифицирующая референция и истинностное значение / П. Ф. Стросон // Новое в зарубежной лингвистике: [сб. ст.: переводы]. – М., 1982. – Вып. 13: Логика и лингвистика / сост., ред. Н.Д. Арутюновой. – С. 109-113. 56. Castaneda, H.-N. The semantics and the causal roles of proper names / H.-N. Castaneda // Philosophy a. Phenomenological Research. – 1985. – Vol. 46, № 1. – P. 91-113. 57. Récanati, F. La sémantique des noms propres / F. Récanati // Lang. fr. – 1993. – № 57. – P. 106-118. 58. Sloat, C. Proper nouns in English / C. Sloat // Language. – 1969. – Vol. 45. – P. 26-30. 59. Kleiber, G. Sur la définition du nom propre: une dizaine d‟année après/G. Kleiber// Nom propre et nomination: actes du colloque de Brest, 21-24 avr. 1994/éd. M. Noailly.– Paris, 1995.– P. 11-36. 60. Матвеев, А.К. Взаимодействие языков и методы топонимических исследований / А.К. Матвеев // Вопр. языкознания. – 1972. – № 3. – С. 76- 83. 61. Flaux, N. L‟antonomase du nom propre ou la mémoire du référent / N. Flaux // Lang. fr.: syntaxe et sémantique des noms propres. – 1991. – № 92. – P. 26-44. 62. Никитин, М.В. Курс лингвистической семантики: учеб. пособие / М.В. Никитин. – СПб.: Науч. центр проблем диалога, 1996. – 757 с. 63. Потебня, А.А. Мысль и язык / А.А. Потебня // Эстетика и поэтика: [сборник] / А.А. Потебня; [сост.: И.В. Иваньо, А.И. Колодной]. – М., 1976. – С. 35-200. 64. Gary-Prieur, M.-N. Grammaire du nom propre / M.-N. Gary-Prieur. – Paris: PUF, 1994. – 252 p. 65. Телия, В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц / В.Н. Телия. – М.: Наука, 1986. – 143 с. 66. Апресян, Ю.Д. Избранные труды: в 2 т. / Ю.Д. Апресян. – 2-е изд. – М.: Шк. «Яз. рус. культуры», 1995. – Т. 1: Лексическая семантика: синонимические средства языка. – 472 с. 67. Маслова, В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие для студентов вузов / В.А. Маслова. – М.: Академия, 2001. – 208 с. 68. Брагина, А.А. Лексика языка и культура страны. Изучение лексики в лингвострановедческом аспекте / А.А. Брагина. – М.: Рус. яз., 1981. – 176 с. 69. Peterson, A. Le passage populaire du nom personne à l‟état de noms communs dans les langues romanes et particulièrement en français: étude sémantique / A. Peterson. – Uppsala: Appelbergs Boktryckeri Aktiebolag, 1929. – 221 p. 70. Караулов, Ю.Н. Роль прецедентных текстов в структуре и функционировании языковой личности / Ю.Н. Караулов // Научные традиции и новые направления в преподавании русского языка и литературы: докл. совет. делегации на VI Междунар. конгр. преподавателей рус. яз. и лит., Будапешт, 11-16 авг. 1986 г. / Междунар. ассоц. преподавателей рус. яз. и лит.; гл. ред.: О.Д. Митрофанова, И. Поч. – М., 1986. – С. 105-126. 71. Ахманова, О.С. Словарь лингвистических терминов / О.С. Ахманова. – 2-е изд. – М.: Совет. энцикл., 1969. – 608 с. 72. Paveau, M.-A. Les prédiscours. Sens, mémoire et cognition / M.-A. Paveau. – Paris: Presses Sorbonne Nouvelle, 2006. – 250 p. 73. Ратникова, И.Э. Имя собственное: от культурной семантики к языковой / И.Э. Ратникова; Бел. гос. ун-т. – Минск: БГУ, 2003. – 214 с. 74. Ларина, Т.И. Ономастические тропы: семантика и функционирование / Т.И. Ларина; Респ. ин-т высш. шк. – Минск: РИВШ, 2011. – 164 с. 75. Paveau, M.-A. Chronique «linguistique». Leçon de vocabulaire (2) / M.-A. Paveau // Le Français aujourd'hui [Ressource électronique]. – 2007. – № 1. – Mode d‟accès: www.cairn.info/revue-lefrancais-aujourd-hui-2007-1-page-115.htm. – Date d‟accès: 29.04.2011. 76. Шапиро, Р.Я. Имена и дескрипции в коммуникативно-прагматическом аспекте / Р.Я. Шапиро // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса: сб. науч. тр. / Калинин. гос. ун-т; под ред. И.П. Сусова. – Калинин, 1985. – С. 95-103. 77. Кожарина, Т.В. Париж стоит мессы, или Почему так говорят по-французски / Т.В. Кожарина. – Минск: Четыре четверти, 2012. – 106 с. 78. Leroy, S. Le nom propre en français / S. Leroy. – Paris: Ophrys, 2004. – 139 p. Вопросы сервиса и экономики № 5/2013 133