МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ДАГЕСТАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ФАКУЛЬТЕТ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ РЕФЕРАТ на тему: «История Кубачи.» Выполнила: студентка 1 курса Шамова А. Махачкала 2014 Среди высоких гор Дагестана, некоторые вершины которых скрыты снежными покровами и белыми облаками, на крутом каменистом склоне раскинулся аул златокузнецов, как величали его издревле. Аул расположен на уровне выше 1600 метров над уровнем моря. По некоторым данным аулу около 2500 лет. В середине X века арабский географ и историк Аль-Масуди упоминает о „царстве Зерихгеран", что означает по персидски «царство кольчужников». Позже турки дали аулу название Кубачи, что значит оружейники. Это название подхватили русские, и оно теперь закрепилось за прославленным селением. Впрочем, трудно назвать это селением. Число жителей в нем доходило обычно до 9 тысяч. Это была как бы маленькая самоуправляющаяся республика, сохранявшая очень долго полную внутреннюю независимость даже при необходимости платить дань тому или иному большому государству. Кубачинцам принадлежали довольно обширные земли с лугами, лесом и участками террасных посевов. Их форпостами были другие, меньшие аулы, например Амузги. Население их обязано было выполнять для Кубачи целый ряд работ — делать покос травы, подвозить лес. Поэтому аул Ашты, располагавшийся раньше ниже Амузги, переселился в другое место, подальше от Кубачи, но до сих пор аштинцы говорят на кубачинском наречии. Аул Кубачи напоминает гигантские пчелиные соты, покрывающие крутой склон горы, обращенный в южную сторону. Он похож также на колоссальную, широкую многоступенчатую лестницу, поднимающуюся от подножья горы и стремительно уходящую в небо. Или он подобен каменному каскаду, падающему вниз по каменным уступам в открытую чашу широкого ущелья. Дома ступенями вырастают друг над другом. Они связаны между собой стенами, и плоская крыша одного дома является террасой для другого. Отдельные дома иногда имеют в высоту до десяти этажей. В низу всегда находятся помещения для скота, вверху — жилые комнаты, которых, обычно, в доме не менее четырех. Одна комната с каменным очагом служит кухней и столовой для семьи, обедающей перед очагом на разостланном ковре или войлоке. Вторая комната для хозяина и хозяйки, которые спят на деревянных кроватях или на тюфяках, расстилаемых на ночь поверх ковра. Третья комната для детей, которые тоже спят на полу. Четвертая комната — для гостей — кунацкая. Она самая нарядная, украшенная коврами, посудой, обычно тоже с очагом, покрытым узорной резьбой и нередко раскрашенным и позолоченным. В старых домах сохранились столбы, поддерживающие деревянные потолки и имеющие красивые резные капители, напоминающие два могучих рога с закрученными концами. Такие же столбы часто поддерживают навес большого балкона, который имеет каждый дом. Если он обращен в сторону ущелья, для него является опорой крыша лежащего ниже дома, образующая еще одну чуть пониженную террасу, лишенную резной деревянной балюстрады, которая обрамляет балкон. Таким образом, каждый дом обращен к солнцу и воздуху, и другие дома не загораживают открывающейся из него широкой панорамы. Плоские крыши покрыты слоем глины, которую выравнивают специальными катками, лежащими на каждой крыше. На этих террасах удобно работать в хорошую погоду, сушить вещи или сено после покоса. Теперь стали заменять такие крыши по городскому фасону четырехскатными железными. Это не только портит вид аула, это нарушает его веками выработанную целесообразную конструкцию, уничтожая полезные в жизни террасы и, главное, закрывая свет, воздух, простор вышележащим домам. Жаль также, что балконы стали часто превращать в закрытые веранды городского типа. Окна в домах теперь довольно большие и застекленные, а когда-то были маленькие, без стекол, закрывавшиеся ставнями из твердого дерева, а зимой еще и теплыми покрывалами или мешками. Внутри старых домов иногда можно до сих пор увидеть маленькие окошечки с деревянными дверцами, ведущие из одной комнаты в другую. Очень своеобразен также обычай делать окошки со стеклышками внутри очагов, чтобы хозяйке была видна внутренность очага и висящая над огнем посуда, подвешенная на крюк спускающейся вниз цепи. Вечером же эти окошечки освещают огнем очага улочки, примыкающие к стене дома. Переулки, извивающиеся между тесно поставленными домами, очень узки и в самых крутых местах переходят в ступеньки, сложенные из грубого нетесаного камня. Во многих местах они имеют высокие каменные опоры. На них выходят каменные глухие стены домов, иногда балкон, то здесь, то там окошки, входные двери, обрамленные каменными балками. Иногда через переулки перекинуты каменные арки, которые умеют выкладывать все дагестанцы. Иногда же улочки ныряют в крытые темные проходы, повисающие над скалистыми обрывами. Их кубачинцы называют, теперь шутя „наше метро". Летом в их тени толпятся и жмутся друг к другу телята или отдыхают свободные от работы ишаки. На ступеньках сидят девочки и прилежно вяжут узорчатые, яркие шерстяные носки (джурабы). Под вечер в кружок собираются то здесь, то там женщины, занятые тем же делом и болтовней. А снизу на закате поднимается, разбредаясь в переулках, стадо коров. В самой высокой средней части аула есть подъемы, такие крутые, что на них не могут вскарабкаться даже привычные к горам лошади. В некоторые дома затрудняются проходить и местные жители, которым случается очутиться вместо нужного дома на крыше соседнего хозяина. Вот так и построен весь аул Кубачи! Деревьев и зелени в ауле нет, редко-редко, где растет, среди камней, деревцо сливы или яблони. Плоды их не вызревают, ведь аул расположен на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря. Облака белыми хлопьями проплывают сквозь аул, заполняют ущелье. Иногда выйдешь на крышу дома, а вокруг ничего нет, все утонуло в густом белоснежном тумане, и стоишь как будто на крохотном островке среди этого клубящегося моря. Зато окружающие аул со всех сторон горы с весны покрываются высокой густой травой и яркими ароматными цветами. Здесь и огромные нежно голубые или кремовые скабиозы, и душистый горошек, и разнообразные колокольчики, и еще бог весть какие цветы. Их запах доносится до аула свежим горным ветром. Дети бегают на эти субальпийские луга и играют там. По обычаям аула, мальчики делают большие плоские букеты, в которых цветы уложены концентрическими кругами, и дарят их гостям, невестам в день свадьбы, старшим в какие-нибудь праздники. Воздух в горах такой чистый, что, кажется, им не надышишься. И даже пронизанный самыми горячими солнечными лучами, он сохраняет прохладу. На дне ущелья, в которое сбегают дома, у подножья склона расположена так называемая щебенная площадка (симала даджила). По склонам ущелья в нижней части разбросаны источники, которые благоустроены и красиво оформлены арками. Одни источники — для скота; другие — для стирки; около них всегда белеет на траве сохнущее белье; третьи — для питьевой воды, эти имеются для каждого квартала отдельно. К родникам по тропинкам идут женщины в белых длинных покрывалах с большими кувшинами за спиной и маленькими в руках. Кубачинки до сих пор обязательно носят белые покрывала (казы), в которые искусно и красиво задрапировываются. А кувшины для воды в Кубачи особенные, чисто местные, напоминающие два соединенных основаниями конуса с обрезанными концами и ребристой, золоченой поверхностью. Их называют мучалы и говорят о них: мучал - маленький человечек с шапкой на голове. Опоясывая аул, в нижней части склона идет, постепенно поднимаясь, широкая тропа, вдоль которой в скалу вделаны или прислонены к ней каменные резные стелы символические надгробия всех тех, кто умер на чужбине. А на травянистых склонах с разных сторон от аула сбегают вниз кладбища с разбросанными среди цветов могильными камнями, рисующимися высокими красивыми силуэтами и покрытыми искусной орнаментальной резьбой. От щебенной площадки видно начало Сулевкентского ущелья, ведущего к аулу Сулевкент, славившемуся раньше своим гончарным ремеслом. Там среди живописных скал, под тенистыми деревьями журчит горная речка, называемая Хелла акв (Большая река). Начинаясь в снеговых вершинах Кавказа, бежит она до самого Каспийского моря. Горы, расположенные вокруг Кубачи, тоже имеют свои названия. С восточной стороны лежит Кайдашла муда, с южной — Циццила муда, с северной — Къяцла муда, с юго-восточной — Маццабехла муда, с западной — Табалла муда. Доступ в аул в прежние времена был только на лошадях, а в иных местах даже только пешком. Бывали случаи, когда лошади сваливались с узкой тропы в пропасть. А сейчас некоторые старые тропы превращены в дороги и по ним ходят машины. Несколько лет Кубачи были связаны автобусным ежедневным сообщением с Дербентом, самым близким городом, расположенным от аула более чем в ста километрах. Теперь автобус ходит прямо в Махачкалу. Оттуда раньше летали и вертолеты.. Приезжающие в Кубачи иностранные и советские гости, выйдя из машины на верхней площадке аула, застывают в изумлении перед открывшейся необычной картиной. Сверху видны только плоские, закрывающие друг друга, бегущие вниз, ступени крыш. На крышах сидят и работают девушки в красивых разноцветных платьях. Они вяжут пестрые джурабы, вышивают свои белые казы, нанося золотыми нитями легкие узоры на тонкий дорогой материал. Иногда они выдергивают нити из маркизета и вместо них продевают разноцветные шелковые. Все они носят разнообразные серебряные украшения, которые традиционны в ауле. К приезжим кубачинцы относятся с большим уважением и гостеприимством. Они ведут гостей к себе, показывают им свою домашнюю обстановку, разрешают фотографировать и себя, и все, что гостям интересно, — художественные произведения самих кубачинцев, их коллекции, предметы утвари и обстановки. У каждой женщины в сундуке хранятся предметы приданого, которые одеваются во время разных торжеств, например на свадьбы. Это массивные браслеты (кулухме) из темного серебра или золоченые, с бирюзой и гишерами, с фигурными шишечками, с зернью, витые характерной кубачинской формы, похожие на змей с двумя выпуклыми головками, украшенными камнями; кольца (туппигле) с чернью, с сердоликами, с гранатами; серебряные цепочки (бимхне), сплетенные из тончайших серебряных проволочек; серьги (уциа) и подвески (таихъан-те) разной формы. Все эти украшения очень гармонируют с национальной одеждой, с широкими платьями, сшитыми из индийской, египетской, иранской парчи (калхана). Можно без преувеличения сказать, что в кубачинских сундуках хранятся редчайшие старинные образцы парчи, представляющие драгоценность и достойные быть музейными экспонатами даже в Египте и Индии. Женщины аула с большим удовольствием показывают все это приезжим гостям, гордясь своими драгоценностями, разнообразными по отделке, выполненными разными мастерами, многочисленные дореволюционные и современные исследователи всегда с восторгом отзывались о выдающихся произведениях кубачинцев, поражались, как могла возникнуть в древнейшие времена такая высокая культура народных умельцев. Кубачинцы издавна не были связаны с земледелием, со скотоводством и другими источниками существования, кроме своего ремесла. Всякая прочая деятельность носила лишь чисто домашний хозяйственный характер. В просторном здании комбината художественных изделий, который расположен на самой вершине горы, работают современные мастера-художники, наследники древнего искусства. Еще в VII веке изделия кубачинских мастеров были известны в Закавказье и на Ближнем Востоке. Эволюция художественно-ремесленных традиций длится более 1.5 тыс.лет. Жители Зирехгерана изготавливали всякое воинское снаряжение: кольчуги, и шлемы, и мечи, и луки, и кинжалы, а так же еще 900 лет назад обрабатывали и медь. Литье медных котлов в Кубачи сохранялось до 1980-х годов.В 1942 году в селе Кубачи была организованна ювелирная артель. 38 мастеров собрали лом серебра и приступили к работею Они изготавливали правительственные заказы. Некоторые мастера были награждены орденами «Знак Почета».Такими мастерами были А.Ахмедов, Г.Кишев, А.шамов, Г.С Курбанов,М.Чамсудинов. В 1950-е гг в артели работало более 180 человек. Артель была преобразована в Государственный комбинат. От стариков мы узнаем многие рассказы о прошлом и аула и ремесла. Старики говорят, что Кубачи были могучей крепостью, и следы этого мы видим в ауле. Сохранились основания огромных башен, утративших свои верхние ярусы и прорезанных в настоящее время окнами вместо прежних узких бойниц. Сечение башен очень большое, круглой, квадратной или многогранной формы. На самом верху селенья как бы ввинчивается в небо круглая сторожевая башня Къунахъла калъа, величаво возвышаясь над ауломкрепостью. Высота ее над нижней границей аула четыреста метров. Когда ночью стоишь на этой башне, то кажется, что можно достать рукой до самого звездного неба. Рядом стоит еще круглая башня Акайла калъа. Здесь живет семья Акаевых, откуда она и получила свое название. Стены башен сложены из огромных тесаных каменных блоков. Толщина стен достигает полутора метров. По словам стариков, насчитывалось раньше двенадцать таких башен (калгне), и расположены они были не только в самом ауле, но и в его окрестностях. Когда-то в башнях находились сторожевые отряды, и каждая башня имела свое название: Чабкъунна калъа (Наступательная башня), из которой при военных столкновениях выходили воины навстречу противнику; Сигнальная башня (Вявдвихъла калъа), на которой, в случае увиденной издали опасности, зажигали огонь с взвивавшимся высоко дымом, что являлось для селения сигналом боевой тревоги. Так башни служили защитой для аула. Сам аул отличается неприступностью. Построен он был в такие времена, когда ему постоянно грозили нападения и грабежи. Поэтому раскинулся он по очень крутому склону, в труднодоступном месте. Когда жители аула спали, они обязательно клали под голову кинжалы и ремневые пистолеты собственного производства. В таких условиях, по словам нынешних стариков-кубачинцев, жили наши предки, как слышали они от отцов и дедов. Имел когда-то аул Кубачи свою патриархальную организацию и свое войско. Общее собрание мужчин и женщин собиралось, по рассказам, в специальном общественном здании на площади и решало все большие вопросы. Оно же выбирало совет старейшин (чини), примерно из двенадцати наиболее уважаемых стариков. Они представляли собой также верховное судилище аула, однако никаких тюрем и палачей в ауле не было. Если человека за самые тяжелые преступления осуждали на смерть, и это поддерживало всеобщее собрание, приговор исполняли всем народом — стреляли в виновного или забивали его камнями. Для меньших преступлений или расположенные в направлении к Сулевкентскому ущелью зоны отчуждения. Там в специально построенных маленьких домах должны были жить осужденные в течение трех—пяти лет, после чего с них снималась вина и даже пострадавшие от них теряли право на кровную месть. Только родным позволялось приносить им еду. Если же они не выдерживали и переходили границы зоны отчуждения, их убивали подстерегавшие кровники. Обычай самим выносить суд и приговор был так устойчив, что он сохранялся еще в нашем веке, несмотря на протесты старшины, который вместо выборного совета назначался с конца XIX века царским правительством из кубачинцев, служивших в царской армии и получивших чин офицера. Порою самих этих старшин убивали, если они не считались с местными обычаями. Войско называлось акбилъхон. Для него выбирали наиболее сильных и ловких мальчиков, воспитывали их вне семьи, обучая военному делу, а затем они образовывали гарнизон крепости и назывались батырами (батырте — смелые). Жили они в особых помещениях и не имели права жениться до сорока лет, после чего выходили в запас и обзаводились собственным домом. Во время войны батыры не имели права сдаваться в плен. Не ясно точно, с каких пор, но когда времена стали более мирными, батыры уже не держались на постоянной военной службе; в память о прошлом устраивались только военные сборы раз в три года на три месяца. В таких формах дружина сохранялась до 1913 года. Во время сбора производились общественные работы — чинились общественные сооружения, поправлялись военные крепления. Все это делалось вопреки царской власти. Каждое лето бывал праздник батыров, продолжавшийся три дня. Здесь, как и на свадьбах, батыры выступали шутниками, плясунами, акробатами, в кольчугах, с кинжалами и длинными кнутами, в масках чертей, отчего они и назывались палтурте (черти). Теперь, когда нет уже батыров, все равно имеются в ауле те, кто в праздники играет ту же роль, в той же одежде. Это люди ловкие, веселые, остроумные, хорошие плясуны, на которых нельзя не заглядеться. На празднике батыров в конце выходил человек в металлической маске Надир-шаха, олицетворяя собой страшных врагов аула — персов. Батыры вступали с ним в схватку и побеждали его в потешном бою. Такая маска до сих пор хранится в Кубачи у потомка семьи Куцуловых, которым приписывается легендой честь изготовления двурогого шлема для самого Александра Македонского. Интересно, что маска шаха имеет монгольский облик с раскосыми глазами и зловещим выражением лица. С походом на Кубачи завоевавшего Дагестан в XVIII веке Надир-шаха связаны разные легенды. Однажды персидский шах Надир, хотевший весь мир подчинить своей власти, окружил войсками наш аул и по вечерам рассматривал его через подзорную трубу (говорят, он был одноглазым). Послав гонца к зерихгеранцам, он предложил им сдаться без боя. Кубачинцы сказали, что на следующий день пришлют своего представителя с ответом. Вечером по зову глашатая собрались все сельчане мужчины. Старейшина сообщил им ультиматум Надир-шаха. Тогда один из кубачинцев предложил свой план: на крышу каждого дома поставить по одному, по два, по три мучала, напоминающих маленькие пушки, и направить их жерла на войско персов. Это и было сделано ночью. Утром Надиршах с удивлением увидел, что на каждой крыше, как ему показалось, находятся пушки. А кубачинцы послали своего посла с ответом, что зерихгеранцы отвергают его предложение и готовы к бою. Когда стемнело, они зажгли на каждой крыше смоляную паклю. Персы подумали, что сейчас начнется обстрел их лагеря, и в панике бежали. „Если зерихгераны так хорошо делают остальное оружие, — говорил Надир-шах, — то почему бы им не делать самим пушки и не иметь их по нескольку в каждом доме?" Конечно, на случай вторжения персов в аул все жители были обязаны подготовить ружья и кремневые пистолеты своего производства, наточить холодное оружие, укрепить все сторожевые башни, но кубачинцы не только умели делать оружие, но и использовать свои кувшины вместо пушек, чтобы спасти свой аул, свою землю, свою свободу и свое искусство от иноземцев. Старики рассказывают, что кубачинцы раньше были христианами. Видимо, христианство пришло из Грузии, хотя, надо думать, эта христианизация не была глубокой и лишь наслоилась на местное язычество. Во всяком случае, существует застроенное теперь домами древнее кладбище, на территории которого на глубине восьми метров при строительстве находили камни с крестами или в форме крестов. Существовали явно и древние храмы, и какие-то общественные парадные сооружения. Они были украшены изображениями птиц и животных, выполненными невысоким скульптурным рельефом. Еще чаще это были плоскостные композиции фантастического растительного и звериного орнамента. При введении мусульманства все подверглось разрушению, но резные камни частично сохранились. Они вставлены теперь то в стены мечетей, то в стены жилых домов. Кубачинцы называют их албанскими камнями, но, когда и откуда появилось это название, мне неизвестно. Содержит ли оно в себе легендарный намек на связи с Албанским царством Кавказа, погибшем под ударами арабов в VII веке? Или оно было занесено в аул в сравнительно недавние времена теми, кто приезжал в аул для знакомства с его стариной и искусством? История не сохранила никаких сведений о взаимоотношениях между аулом Кубачи и Кавказской Албанией, а самые древние кубачинские резные камни ученые датируют более поздним временем. Поэтому мы будем лишь условно употреблять термин албанские камни, рельефы, узоры. Руины старинных построек тоже долго существовали в ауле, но в предреволюционное время их растащили предприимчивые продавцы древностей, особенно приезжие армяне, переправившие эти остатки во Францию и другие страны. Мусульманство после арабских завоеваний в Дагестане начало насаждаться военными мерами из крепости Кала-Корейш, находящейся, примерно, в десяти километрах от Кубачи. Ее построил шейх Абу-Муслим, здесь находился рабский гарнизон, и отсюда происходило постепенное освоение окружающих горных селений. Развалины этой крепости до сих пор увенчивают высокую конусообразную неприступную вершину, на которую, змеясь, вползает только одна горная тропа. Там сохранились также мавзолей арабских шейхов с их могилами, стоящие вокруг него надгробные камни и руины старинной мечети с резными каменными столбами и михрабом. Перекрытия мечеть потеряла, внутри она заросла травой и цветами, но ее еще и сейчас посещают в праздники верующие старики и женщины и оставляют тряпочки, привязанные по суеверному обычаю к ее стенам и окружающим кустарникам. Однако по местным преданьям, Кубачи очень долго противились грозным завоевателям и еще дольше исламизации. Все аулы вокруг приняли мусульманство, а кубачинцы сопротивлялись, защищаясь с оружием в руках. Расположенный на головокружительном обрыве аул Амузги и ряд других близких селений были укрепленными форпостами Кубачи в этой долгой борьбе. Внизу, за обрывом Амузги, аул Шири уже принял ислам. В нем обосновался один из шейхов, особенно упорно нападавший на Кубачи. До сих пор там сохраняется его могила. Легенда рассказывает, что он имел заговоренную кольчугу, которая делала его неуязвимым. Но одна из жен его была кубачинка. Она стала выпытывать его секрет. Он молчал в ответ на ее вопросы. Тогда она тоже замолкла и не разговаривала с ним целую неделю. Любивший ее шейх не выдержал и выдал ей свою тайну, которую она передала в родное селенье. Во время первой же боевой схватки один из удальцов-джигитов на скаку отсек ему голову, перерубив шею выше ворота кольчуги. Голова осталась на поле сражения и ее унесли ширинцы, а кубачинцы в виде трофея уволокли тело. Однако ширинцы не успокоились, пока не отбили труп шейха и не похоронили его у себя с почестями. Историк А. Р. Шихсаидов считает, что только к концу XIII века Кубачи приняли мусульманство. Как и всюду в Дагестане, оно не было строгим. Кубачинцы всегда немного позволяли себе курить и пить. Не привилось многоженство. Женщины никогда не закрывали лиц. О Коране кубачинцы говорили с юмором: „Магомет на равнине жил, потому такой закон писал. Если бы он был горец, для горцев другой закон написал бы". В селении сохранились четыре мечети, теперь не действующие. Самая большая из них — Джума-мечеть расположена в центре аула. Фрагменты ее великолепной резной кафедры, датируемой 1492 годом, хранятся в Кубачинском художественном комбинате. Одна из мечетей была женской. Говорят, что она была переделана из древнего храма, в котором молились женщины, и вопреки мусульманству сохранила свое предназначение по старому обычаю. С введением мусульманства не имевшие своей письменности горцы стали пользоваться арабской, и арабские надписи красивой вязью вьются то на старых резных камнях, вставленных в стены, то на могильных стелах, стоящих рядами на кладбищах. В той или иной мере все приобщались к арабскому языку в духовных школах медресе, где мулла учил детей читать и еще больше заучивать на память Коран. Но использовали арабский алфавит для записей и на своем языке. Позже этот алфавит был заменен русским. Конечно, в мечетях хранились разные рукописные книги. Говорят, когда мечети закрывали, одна старуха отнесла большую пачку рукописей и спрятала в мавзолее на нижнем кладбище. Теперь, когда некоторые интересующиеся прошлым люди спохватились и стали искать рукописи, в мавзолее их не обнаружили. Получилось так, что к сегодняшнему дню кубачинцы хранят о своем прошлом только устные рассказы и легенды, в нижнем кладбище размыты потоком древнейшие ящичные захоронения первых веков нашей эры. Легенда, однако, относит их к гораздо более поздним временам. Говорят, что это могилы сорока батыров, павших в борьбе с шейхами Кала-Корейша. Нравы кубачинцев не отличались мусульманской строгостью и суровостью, однако подчинялись определенным обычаям. Мальчики постарше и юноши образовывали группы, во главе которых стоял уважаемый ими молодой парень, бывший их старостой. Они занимались под его руководством физическими и военными упражнениями, джигитовкой, собирались вместе по вечерам в каком-нибудь доме, слушали рассказы стариков, учились плясать. Главарь их носил особый жезл, и все были ему послушны. Два раза в год в традиционных местах устраивались праздники, на которых юноши и девушки веселились вместе. Здесь они знакомились, здесь выбирали друг друга. Были и тайные встречи. Для них юноши даже порой переодевались в женскую одежду. Конечно, согласие родителей на брак было обязательно, но до XIX века в принципе они по большей части не противились выбору и сговору самих детей. С XIX же века, когда некоторые семьи завели мастерские и лавки в больших городах и разбогатели, богатые часто противились браку дочерей с более бедными. На этой почве было немало драм: то во время свадьбы отбивали невесту у ее богатого жениха, то убивали самого жениха. Все это даже находит отражение в свадебных обычаях. Когда в конце свадьбы невесту под покрывалом в сопровождении подруг ведут поздно вечером в дом жениха, сзади и спереди шествия идут мужчины с факелами и с оружием наготове, чтобы помешать нападению. Свадьбы длятся три дня. На площади посреди аула пляшут мужчины и замужние женщины в самых нарядных парчовых платьях и лучших, расшитых золотом белых казах, в серебряных подвесках, кольцах и браслетах. Вокруг стоят столы с едой. Музыканты играют на народных инструментах. На крышах сидят много зрителей. Всех забавляют черти-палтурте. Девушки же сидят в доме невесты и на площадке не появляются. Наутро после свадьбы невеста идет с мучалом за водой, нарядная, с жениховским перстнем на руке. Этот перстень особой формы. Его жених одевает на руку невесте и сорок дней она его носит после свадьбы. Потом уже никогда не одевает, а передает своему старшему сыну, чтобы, когда тот женится, одел на палец невесты. Выход молодой в первое утро за водой — продолжение свадебного празднества. За ней идут нарядные подруги, музыканты и валит масса народа. Возле источника на зеленом склоне горы опять начинаются танцы, а родственники невесты угощают гостей. Разводы раньше бывали редко и вызывали осуждение, но все же они не запрещались. При разводах очень большая часть имущества отдавалась жене. Вообще, хотя женщины не садились за один стол с мужчинами и прислуживали им, ни имели свои строго соблюдавшиеся права. На ту часть имущества, хозяйкой которого считается жена, муж ни раньше, ни сейчас не смеет покуситься. Уважение к матери очень велико. Местами дагестанки так воинственны, что, например, в ауле Микеги, недалеко т Серго-кала, они собственными силами разбили и не пропустили в горы отряды Деникина. Полевые работы, которых в Кубачи было мало, несли на себе женщины. Самое тяжкое и раньше и теперь — жать траву серпами на зиму для домашнего скота там, где камни не дают возможности ее косить. Привозили эту траву на лошадях вьюками; лошадей в ауле было много для всяких надобностей. Кубачинцы всегда были не только умелыми мастерами, но и потомственными собирателями декоративно-прикладного искусства стран Востока и Запада. У каждого кубачинца имеется своеобразная традиционная коллекция-музей (хутналла хъал), которую он постоянно пополняет. Обычно в кунацкой на окрашенной синькой или покрытой ковром стене с потолка до пола развешаны плотными рядами фарфоровые, глиняные, медные, латунные чаши, миски, блюда с различными орнаментами, много красочные, яркие или мерцающие металлом, тонкой гравировкой, позолотой. Здесь можно найти изделия персидские, индийские, арабские, китайские, французские, русские с аркой Кузнецова и Гарднера, а среди них блюда из глины дагестанского производства с черным орнаментом по зеленому глазурованному фону, резко отличающиеся от других. Другую стену занимают полками, где стоят кувшины, вазы, котлы. Первый ряд заполнен большими бронзовыми котлами на трех ножках кубачинского производства. Они предназначены для приготовления пищи в торжественной обстановке, например во время свадьбы. Следующая полка уставлена котлами меньших размеров для повседневного употребления, а на третьей полке выставлены мучалы, похожие на человеческие фигуры, с крышками, напоминающими папахи. В четвертом ряду размещена латунная и медная посуда с тончайшими орнаментами и арабскими письменами, а также вазы (чибсата-гурани) разных изящных форм. Пятый ряд заполнен широкими, конусообразными чеканными вазами-нукнусами из латуни. Все эти предметы переходят от одного поколения к другому. По традиции они предназначаются для передачи дочерям во время свадьбы. Поэтому, у кого много дочерей, у того и коллекция богаче, как говорится в Кубачи. Перед красивым резным каменным очагом, раскрашенным и позолоченным, пол кунацкой выложен большими каменными плитами неправильной формы, но хорошо подогнанными друг к другу. Щели между ними замазаны известью, крашены синькой, и все это производит впечатление своеобразной мозаики. Здесь ставится посуда с горячей едой для гостей. Пол устлан коврами, иногда старинными, персидскими, чаще всего дагестанскими ручной работы. Раньше каждая женщина умела ткать такие шерстяные красочные ковры. Потом в Кубачи была своя ковровая артель, которая позже закрылась. Гости сидят на больших пестрых подушках, лежащих на ковре. Едят тоже сидя на подушках перед очагом. Приезжие искусствоведы удивляются домашним музейным коллекциям и тому, как могли попасть сюда такие редкие образцы прикладного искусства из разных стран мира. Но мы знаем, что кубачинцы с целью продажи своих изделий издавна выезжали в разные страны. Как настоящие мастера, они любили и умели ценить чужое мастерство, покупали его образцы в большом количестве и везли к себе домой вместе с парчой, шелком и другими тканями для своих жен. Так поколениями и создавались коллекции, до сих пор нередко пополняющиеся по старинному обычаю. Владельцы хорошо разбираются в происхождении, возрасте, марках иностранных изделий, которые хранят наряду с местными. Кубачинцы и сами покупали на Востоке, чтобы продать на Западе старинные изделия прикладного искусства, и скупали их, где возможно, поблизости. В селении Усиша были специальные люди, которые собирали для кубачинцев такие вещи со всего Дагестана. Они тоже хорошо разбирались в художественных ценностях. Среди них были два брата — Шапиев Омар и Шапиев Абакар. Однажды, примерно в 1913—914 годах, Омар продал Хасану Палачеву старое персидское блюдо за четырнадцать рублей. А Хасан, приехав в Париж по своим торговым делам, продал это блюдо типа чахьалла хат а с женской фигурой в центре известному парижскому коллекционеру елекян-хану за тысячу шестьсот рублей, так как тот определил, что блюдо относится к VIII веку. Омар Шапиев позже узнал об этом и, когда при нем начинали рассказывать эту историю, просил всегда прекратить рассказ, так как его бросало в дрожь от осады, что он мог так дешево отдать такую редкость. В Азербайджане на левом берегу речки Пирсагат-чай, по дороге из Шемахи в Сальян, примерно в шестнадцати километрах от железнодорожной станции Аджикабул, находится мавзолей святого ал-Хусейна ибн ли, известного под прозвищем Пир-Хусейн Раванан. Мавзолей был сооружен в 1243 году, восстановлен в 1285—1286 годах и тогда же украшен изразцами, расписанными люстром и кобальтом. Шло время, и изразцы эти постепенно исчезали. Кубачинские антиквары тоже е раз тайком ездили к мавзолею. В 1913 году они при помощи местных жителей сняли и увезли все оставшиеся плитки с намерением отправить их в Париж. Этому помешала первая мировая война. Изразцы остались в ауле и лишь после революции были постепенно проданы в Эрмитаж. Последняя плитка перекочевала туда только в 1965 году. Несколько изразцов из фриза хранятся также в Тбилиси в музее искусств. С французами кубачинцы давно имели связи. Поэтому окрестное население до сих пор называет их франками. У самих кубачинцев сложилась легенда о том, что они происходят от нескольких человек, которые в древности были за какие-то провинности изгнаны из Франции, попали в Дербент, там работали долгое время, а потом пробрались в горы и основали аул. Неоднократно до революции французы приезжали в Кубачи с целью ознакомления с его культурой и приобретения предметов искусства. Вот что рассказал мне Амир Таймазов, сын крупного кубачинского коллекционера, обиравшего ценные предметы восточного прикладного искусства. Это было накануне революции. В русском посольстве в Париже отец дал расписку в том, что отвечает за жизнь искусствоведа, и обязался лично его сопровождать. Они добрались до Дербента, а оттуда ехали в Кубачи на лошадях семьдесят километров по змеящимся и поднимающимся винтообразно тропинкам горных ущелий, глубина которых местами достигала пятисот метров. Резвая лошадь, на которой ехал француз, имела серебряную сбрую и уздечку. Но французу было не до того, чтобы чем-нибудь любоваться. Волосы его так вставали дыбом, что шапка подымалась над головой. Он держался за переднюю часть седла обеими руками, боясь свалиться в пропасть, и даже просил привязать его ноги к животу лошади, что и было сделано ехали они двое суток и ночевали в древней арабской крепости Кала-Корейш. Француз осмотрел там мечеть, полюбовался ее внутренней отделкой, выполненной резьбой по стуку и особенно богатой в михрабе; ознакомился с могилами родственника пророка Магомеда и других шейхов в мавзолее. Приехав в Кубачи, он остановился в доме отца и был изумлен видом аула, открывшимся ему с крыши этого дома. Аул показался ему одним огромным небоскребом, в ширину раскинувшимся больше чем на километр, а вверху заканчивавшимся массивной круглой башней. Так аул ведь выглядит и сейчас, если смотреть на него снизу. Следующий день был пятницей, и француз посетил большую Джума - мечеть, рассмотрел там деревянную ореховую кафедру и дал очень высокую оценку резьбе, ее украшающей. Затем о лабиринту узких улочек он обошел весь аул, посетил мастерские и назвал Кубачи „фирмой ювелирно-оружейного искусства". Для его приезда в доме отца кунацкая была специально убрана, стены ее были покрыты коврами лучших образцов. Кушанье ему готовили го присутствии — он не знал еще честности и гостеприимства кубачинцев. Каждый день ему варили по одному петуху, делали кубачинские пельмени (халикуце), которые тоже варили при нем. Все кубачинские торговцы антиками собирались в доме отца, приносили и настоящие старинные вещи, посуду, оружие, и свои собственные подражания антикам, которые никто в то время не мог отличить от подлинников. Очень много было куплено французом. Приобрел он древние камни с рельефами, которые его заинтересовали и которые для его вытащили из стен домов. Говорят, что жена искусствоведа дважды в течение одной недели запрашивала по телеграфу о своем муже. Только она могла запрашивать Дербент — едва ли в Кубачи, куда и дороги еще не было, проведен был телеграф. Вот так и вывозились из Кубачи ценнейшие предметы старины, которые были очень важны для истории самого аула. Не знаю, сколько их попало в Лувр и в частные французские коллекции, сколько в другие места. Но охраненные устной молвой рассказы подобного рода по большей части вращаются вокруг Лувра и Франции, так что можно подумать, что Париж буквально переполнен кубачинскими изделиями. Молва всегда склонна к преувеличением, однако не бывает дыма без огня, вероятно, связи аула именно с Францией приобрели к концу XIX — началу XX века наибольшее значение. С одной стороны, конечно, развернувшаяся торговля кубачинцев с иностранными музеями и собирателями хорошо влияла на развитие местной культуры и благосостояния, но с другой стороны, она имела очень дурные последствия. Вскоре началась буквально грабительская распродажа памятников местной древности. Живущий еще в настоящее время столетний Саид Шахаев рассказывает, как состоятельные торговцы аула начали выламывать из семи-восьмиэтажных по высоте крепостных стен, из мечетей и домов уникальные рельефы, изображающие людские фигуры и фантастических зверей. В лунную ночь грабители опускали вниз привязанного к веревке каменщика, чтобы он вытаскивал нужные камни и незаметно заделывал пустоты. „Эти рельефы, — говорит Саид, — грабители закапывали в землю на некоторое время, а потом тайно увозили вьюком и затем на арбах до железной дороги, чтобы отправить багажом в нужное место". Все это было накануне революции. Некоторые камни успели попасть за границу. Другие в момент революции были конфискованы в Москве и переданы в государственные музеи. Некоторые из рельефов были даже инкрустированы оловом. Саид вспоминает один рельеф с изображением человека, сидящего со скрещенными ногами и держащего в руке бокал. В глаза его были вставлены какие-то цветные камни. Так и исчезла из нашего аула масса исторических художественных памятников. Разрушен был целый дом казарменного типа, стены которого были сплошь покрыты неповторимыми рельефами, изображавшими зверей и военные сцены. Большинство камней, находящихся в музеях, происходит из этого здания. Много сохранилось рассказов о прошлом кубачинского ремесла. Много интереснейших сведений о нем собрано и опубликовано в статьях русских и иностранных исследователей, которые приезжали в аул из любопытства и с научными целями. В очень давние века в дальних странах ходили рассказы о том, что в горах Кавказа существует народность, имеющая свою культуру, обряды, обычаи, и искусно выделывает всевозможные кольчуги, боевое снаряжение и оружие, которое распространялось в разные страны и являлось источником легенд. Некоторым путешественникам удавалось проникнуть в аул-крепость, расположенный в заоблачных высях,и они распространяли сведения об этой горной кузнице. Восточные историки и географы, особенно арабы, включали в свои труды очерки про аул угбуг, называя его Зерихгеран, или Кубачи.
