Загрузил Наталья Моисеева

Bunyuel

реклама
Луис Бунюэль родился 22 февраля 1900 года в многодетной семье состоятельного
землевладельца. Воспитывался в иезуитском колледже в Сарагосе, где в пору отрочества
испытал первые сомнения в истинности религиозного вероучения. Эти сомнения сменились
решительным выбором в пользу атеизма в пору духовного формирования в студенческой
резиденции университета в Мадриде (1917-1924), где в нелегких поисках будущей профессии
юноша сблизился с литераторами «поколения 1898 года» (Ф. Гарсиа Лоркой, Р. Альберти, Х.
Гильеном и др.).
Он перемешивал фантазию и явь практически во всех своих фильмах. Невероятные
фантазии оказывались реальностью, а реальность оборачивалась дурным сном. Стихия Пути и
Сна - это стихия фильмов Бунюэля.
Именно любовью к снам объяснил режиссер свое сближение с сюрреалистами.
"Андалузский пес" родился в результате встречи моего сна и сна Дали". (Пишет
Бунюэль в своем «последнем вздохе») Бунюэль описал работу над сценарием следующим
образом: «По обоюдному согласию мы придерживались простого правила: не останавливаться
на том, что требовало чисто рациональных, психологических или культурных объяснений.
Открыть путь иррациональному. Принималось только то, что поражало нас, независимо от
смысла»[
Многие исследователи начинали искать символический смысл в эпизодах этой ленты.
Так, эпизод с человеком, тянущим рояли с дохлыми ослами и священниками навстречу
испуганной девушке, прочитывался как стремление к плотским утехам, сдерживаемое
католической моралью. Скорее всего, подобный символический подход к
сюрреалистическому фильму неуместен. Если и возникают какие-либо образы, и связные
отрывки сюжета, это скорее заслуга коллективного бессознательного Дали и Бунюэля, нежели
нечто, обусловленное сценарием.
Бунюэль и Дали пытались воссоздать на экране сон или что-то вроде этого. До этого в
кино снимали какие-то сцены из реальной жизни. И вдруг на экране кошмарный сон с
разрезанием глаза, муравьи, вылезающие из дырки в руке, отрезанная рука и т. д. Облако
разрезало луну, что вызвало разрезание глаза. Все, что делает человек, имеет причину вовне.
Человек неволен, он с рождения заброшен в собственную судьбу.
Шок, испытанный публикой от демонстрации "Андалузского пса" в 1928 году, был испытан
вновь через два года, когда в 1930 году на экраны вышел "Золотой век". Сюрреализм показался
публике таким опасным, что картину запретили в Испании для показа на 50 лет. За свою долгую
жизнь режиссер снимет еще немало жестоких и шокирующих в общепринятом смысле кадров.
Взлет его славы пришелся на послевоенные годы. Мир, переживший фашизм, уже
трудно было чем-либо шокировать, и фильмы Бунюэля стали призерами многих
кинофестивалей. А ужасы и мерзости, совершенные свободным от старой морали
человечеством - его Болью, его Крестом.
Оставаясь всю жизнь приверженцем коммунистических взглядов и атеистом,
Бунюэль сделал постоянной темой своих фильмов критику современного ему общества,
буржуазии, церкви и архаических традиций Испании.
В его фильмах открытые (незакрытые) финалы его фильмов. Титр "FIN" (КОНЕЦ)
всегда появляется на самом главном по смыслу кадре.
Или "Виридиана". Готовившая себя к служению Богу, монашеству, девушка
перерождается. Вместе с мусором и тряпьем горит в костре терновый венец - ее святыня.
Виридиана садится за карточный стол с мужчиной, которого жаждет ее тело, и его
любовницей, своей служанкой. Ее, такую неистовую в своей вере в Бога, ждет низкая и
растленная жизнь. Надпись - FIN.
Юная Виридиана, окончив церковную школу, желает остаться в монастыре. Лишь
под нажимом настоятельницы она отправляется навестить своего благодетеля – дядю,
помогавшего ее обучению. Опасения послушницы были не напрасны – из путешествия
она не вернется. "Путь", пролегающий в мире порока и обмана, кажется кошмарным
"сном", в зазеркалье которого поменялись местами добро и зло. В мире перевернутых
максим даже святая может сбиться с пути истинного – что там говорить о простых
смертных.
В "Скромном обаянии буржуазии" идут в финале по дороге люди. Как мы видим на
протяжении всего фильма, это никчемные, мерзкие в своих снах и действии, людишки,
буржуа. Жизнеутверждающей походкой идут они по той самой дороге мимо горы Тебедабо,
которой некогда шли к святым местам паломники. FIN. Итог развития цивилизации.
Бунюэль на примере испытания Виридианы бомбардировал католический идеал
добродетели. Благие порывы персонажей фильма, как нарочно, приводили к
чудовищным последствиям. Виридиана, оказавшись объектом интриг старого
сластолюбца, искупает собственные грехи, отдавая силы приюту для бродяг и
прокаженных. Ее подопечные самым животным образом отвечают на проявленное к ним
милосердие и великодушие. Светский жуир, спасая Виридиану от одуревшего плебса, на
самом деле лишь искал подход к объекту сексуального вожделения.
Творческое дерзновение режиссера, усомнившегося в тождестве религиозного экстаза и
собственно веры, не осталось без внимания франкистской власти. В Виридиане,
растаптывая святую, общество отменяло милосердие как идеологию веры.
преследование картины клерикалами и фанатиками.
С середины 1960-х Бунюэль снимал фильмы преимущественно во Франции. Его
поздние работы были удостоены самых престижных кинематографических наград, в том
числе «Золотого льва» («Дневная красавица», 1967) и «Оскара» за лучший фильм на
иностранном языке («Скромное обаяние буржуазии», 1973).
В "Дневная красавица". Режиссер так перемешивает сны и реальность Северины (опять
Денев!), что мы уже не можем понять - происходили ли в реальности все события картины или
это только дурной сон. Но для Бунюэля это не имеет никакого значения. Вместе с надписью FIN
мы слышим звон колокольчиков, которые раньше были предвестниками ее снов или фантазий.
По алее, усыпанной осенними листьями, едет повозка, звеня бубенцами. А мы слышим звон ТЕХ
колокольчиков. Во сне или наяву - Северина растленна и порочна.
Бунюэль в автобиографии «Мой последний вздох» оставил такую запись: «Сегодня,
раздумывая над «Млечным путём», «Скромным обаянием буржуазии» и «Призраком свободы»,
сделанными по оригинальным сценариям, я представляю их своеобразной трилогией или, скорее,
средневековым триптихом. Одни и те же темы, подчас те же фразы встречаются во всех
трёх картинах. Они говорят о поиске истины, от которой надо бежать, едва она открыта, о
неумолимой силе социальной рутины. Они говорят о необходимости поиска, о случайностях, о
морали, о тайне, которую надо уважать».Не зря Луис Бунюэль называет три своих фильма
– «Млечный путь», «Скромное обаяние буржуазии» и «Призрак свободы» – именно
средневековым триптихом. Между его фильмами и такой формой искусства есть прямая
связь. Эти кинокартины – точно как «Сад земных наслаждений» или Гентский алтарь –
состоят из отдельных коротких эпизодов, посвящённых самым разным темам:
религиозным, социальным, политическим и каким ещё угодно. В каждом из трёх фильмов
Бунюэля таких эпизодов насчитывается не меньше двух десятков. Обычно это абсурдные и
сюрреалистичные истории, чем-то похожие на притчу: таинственный незнакомец – и это,
наверное, сам дьявол – в чёрном плаще идёт под руку с карликом, который выпускает голубя;
священники играют в карты, курят сигареты и пьют палёное виски; страусы и петухи бродят по
комнатам; буржуа пытаются отужинать вместе, но им это никак не удаётся; родители
разыскивают дочь, которая никуда не пропадала; двое паломников путешествуют Испанией,
перемещаясь из одной исторической эпохи в другую, и так далее. Чем не средневековый
триптих?
Режиссёр пишет: «Мысль сделать картину о ересях христианской религии восходит к
чтению работы Менендеса Пелайо «Испанские еретики». Я узнал из книги вещи, о которых
понятия не имел, в частности о жертвах среди еретиков, столь же уверовавших в
непогрешимость своей веры, как и христиане. В поведении еретика меня буквально
завораживало сознание собственной правоты и странный характер некоторых предрассудков.
Позднее я узнал фразу Бретона, который, несмотря на своё отвращение к религии, признавал
«наличие некоторых точек соприкосновения» между сюрреалистами и еретиками. Всё, что
показано и сказано в фильме, опирается на подлинные документы.
Фильм Бунюэля построен таким интересным образом, что каждая ересь, которая
упоминается героями картины, тут же иллюстрируется на экране.
Двое паломников держат путь в Сантьяго-де-Компостела. По дороге они попадают в
различные эпохи, встречают представителей различных христианских ересей, а также Иисуса
Христа с учениками.
В «Скромном обаянии» особенно важно название фильма. Режиссёр считает так: «У
сюрреалистов было обыкновение в поисках названия брать слово или группу неожиданных слов,
придающих новое освещение картине или книге. Я несколько раз прибегал к этому методу в
кино, в «Андалузском псе» и «Золотом веке», а также в «Ангеле-истребителе». Работая над
сценарием, мы никогда не думали о буржуазии. В последний вечер в Толедо, как раз в день
смерти Шарля де Голля, мы решили найти название. Кто-то сказал – «Обаяние буржуазии».
Жак-Клод Каррьер – соавтор сценария – заметил, что тут не хватает прилагательного, и
слово «скромное» было выбрано из тысячи других. Нам показалось, что под таким названием
фильм приобрёл иную форму и почти другой смысл. Его иначе воспринимаешь».
В «Скромном обаянии буржуазии» обыгрывается идея сна во сне. Герои спят, и в этих
грёзах они погружаются в сны, в которых им рассказывают о снах. Сновидения
перепутываются между собой, реальность становится неопределимой. «Я обожаю сны, даже
если это кошмары», – пишет Бунюэль. – «Именно моя безумная любовь ко снам без какой-либо
попытки осмыслить их содержание объясняет моё сближение с сюрреалистами.
Заключительная часть триптиха – «Призрак свободы». И если в «Млечном пути» и
«Скромном обаянии буржуазии» всё-таки прослеживается некоторый сюжет, присутствует некая
логика и связность повествования, то в «Призраке свободы» ничего подобного нет. Это – набор
сюрреалистичных эпизодов, которые – что вполне возможно – ничем друг с другом не
связаны. В фильме нет главного героя, а всё происходящее – бессмысленно и необъяснимо.
Это шокирующий фильм. В нём выворачиваются наизнанку общественные устои, принципы
религии и морали. «А что если взглянуть на жизнь с иной точки зрения?» – предлагает нам
Бунюэль и показывает такое, что невольно задумаешься: «Так ли всё правильно и мудро устроено в
нашем обществе, как пытаются нас в этом убедить?» Моя любимая сцена – не судите меня
строго – это ужин на унитазах. Весьма точно подмечено, как одни вещи считаются в обществе
нормальными, а другие – непристойными. А что если поменять их местами? Какой эффект
произведёт это на зрителя? «Меня тошнит от этой симметрии!» – одна только эта фраза,
произнесённая в «Призраке свободы», стоит очень и очень многого.
Бунюэль писал : «Название «Призрак свободы» уже присутствовало в одной фразе,
произнесённой в фильме «Млечный путь» («Ваша свобода есть лишь призрак»). Оно является как
бы скромной данью Карлу Марксу, написавшему в самом начале «Коммунистического
манифеста» о «призраке коммунизма», который «бродит по Европе». Свобода, которая в первой
сцене фильма выглядела свободой политической и социальной, затем получала другой смысл, а
именно: свобода художника и творца столь же иллюзорна, как и всякая другая
Главным финалом Бунюэля стал финал "Этого смутного объекта желания". Невозможность
обладания женским телом в этом фильме становится сродни невозможности постижения
истины. И бунюэлевские вечные вопросы остаются, как всегда, без ответа. Финальными кадрами
картины, 77-летний режиссер завершил свой портрет века, ровесником, которого он был. В
витрине за стеклом женщина штопает окровавленные кружева. Пожилой мужчина и
молоденькая девушка - объект его желания - как завороженные следят за ее рfботой: стежок за
стежком идет Восстановление наших представлений о морали и эстетике, порванной связи
времен. Но все беccмысленно. Следует взрыв! Конец фильма. FIN…
Бунюэль умирает в 1983г. в возрасте 83 лет, уже практически ослепший и совершенно глухой.
Скачать