РЕЖИМ РЕГЕНТСТВА. Для современной отечественной историографии политическое развитие Югославии во второй половине 1930-х годов до сих пор в значительной степени terra incognita в плане определения причин тех или иных ключевых событий и мотивов действий их участников. Это касается как логики внутренней политики режима регентства, существовавшего в правовых рамках установленных диктатурой, так и механизма обострения хорватского вопроса и его «решения» в результате образования Бановины Хорватия. Заполнение лакуны требует от нас, в первую очередь, восстановления канвы событий 1934–1939 гг. *** После убийства короля Александра Карагеоргиевича 9 октября 1934 г. в Марселе в соответствии с написанным в январе 1934 г. завещанием на период несовершеннолетия престолонаследника был установлен режим регентства. Первым регентом по воле Александра стал его двоюродный брат Павел Карагеоргиевич, вторым – сенатор Раденко Станкович, а третьим – бан Савской бановины Иво Перович. Начало правления «исполняющего обязанности короля» принца-регента Павла было ознаменовано конфликтом с премьером Н. Узуновичем, сомневавшимся в подлинности завещания и полагавшим, что право опеки над малолетним Петром II должно принадлежать правительству40. Победа Павла над фаворитом покойного короля – председателем ЮНП – была предопределена поддержкой генерала П. Живковича. В результате в дека inslav ГЛАВА 3276 бре 1934 г. Н. Узуновича сменил глава внешнеполитического ведомства Боголюб Евтич, в состав правительства которого не вошел ни один из руководителей ЮНП. С новым фактическим главой государства югославская и европейская общественность связывали надежды на смягчение проводившегося курса. Как писал британский посол, «принц Павел, хотя и чистый славянин, благодаря полученному в Оксфорде образованию, проникся европейским духом, приобрел широту взглядов, которая может быть полезна для Югославии… Князь весьма интеллигентный и культурный человек, и намного лучше разбирается в людях, чем Александр… Обоснованность нашего оптимизма подтверждают первые шаги князя по вступлении в должность»41. К последним следует отнести освобождение из под ареста В. Мачека и А. Корошеца, а также роспуск скупщины и назначение досрочных выборов. Обновленный избирательный закон (от марта 1933 г.) позволил принять в них участие, наряду с правительственным списком Б. Евтича, Объединенной оппозиции в составе ХКП, СДП, ДП, Земледельческой партии (ЗП) и ЮМО42. Список коалиции, не имевшей общей программы и объединенной только тактической задачей противостояния режиму, возглавил В. Мачек. Несмотря на относительную либерализацию политической жизни, парламентские выборы прошли в жесткой борьбе двух соперничавших блоков. Правительство в ходе избирательной кампании, выступавшее с лозунгом: «За Опленац, или за Янка-Пусту»*, преподносило себя единственным хранителем идеалов короля Александра, а своих противников – сообщниками его убийц. Такая бескомпромиссная позиция отражала консервативный подход премьер-министра к национально-политической проблематике. Как писал осведомленный современник, «для правительства г. Евтича хорватский вопрос не существовал. Кроме югославов в стране Югославия больше не было никого. Ни сербов, ни хорватов, ни словенцев. Только югославы. Это был догмат всей политики правительства, во всем придерживавшегося заветов короля Александра»43. На выборах 5 мая 1935 г. за список Б. Евтича было подано 60,64 % голосов, за список Мачека – 37,36 %. Последний вместе с сербскими партнерами по коалиции не признал результатов выборов, обвинив власти в административном давлении на избирателей и фальсификации итогов голосования44. Отказаться от участия в работе скупщины Объединенную оппозицию подтолкнуло и то, что в соответствии с избирательным законом победившему списку досталось 303 депутатских места из 370. Электоральный успех не уберег Б. Евтича от отставки, в которую он был отправлен уже в июне 1935 г. Ее причины называет сербский историк Т. Стойков: «Действия правительства до и после выборов привели к результатам, противоположным общему курсу на умиротворение и поиск общественного согласия, который был провозглашен при его формировании»45. Другими словами, риторика и практика шестого января, которых придерживался Б. Евтич, вошли в противоречие с высказанным еще Александром и воспринятым Павлом намерением прийти к компромиссу со старыми «племенными» партиями. Решение этой задачи было поручено новому премьер-министру – радикалу, министру финансов в кабинетах Николы Пашича, а также личному другу принца Павла Милану Стоядиновичу, который должен был реанимировать проект по созданию коалиции оппозиционных партий, готовых к сотрудничеству с двором – НРП, СНП и ЮМО. 23 июня 1935 г. * Опленац – мемориальное место захоронения Карагеоргиевичей, включая Александра. Янка-Пуста – усташский тренировочный лагерь в Венгрии, в котором готовились совершившие покушение террористы. inslav ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ЮГОСЛАВИИ… 277 эти организации сформировали правительство, в которое вошли члены Главного комитета Радикальной партии, глава словенских клерикалов А. Корошец (министр внутренних дел), лидер боснийских мусульман Мехмед Спахо (министр транспорта). Вскоре три организации объявили об объединении и создании новой партии – Югославянского радикального объединения (ЮРО), председателем которого стал глава правительства. Однако Главный комитет НРП вышел из ЮРО, мотивируя это тем, что М. Стоядинович «в чисто радикальных регионах передал работу по организации ЮРО… депутатам нынешней скупщины, которые не то что не радикалы, а известны как противники НРП… есть и такие, кто стал депутатом только с помощью полиции»46. Разрыв Стоядиновича с его бывшими партийными товарищами был вызван нежеланием подчиняться руководству НРП, настаивавшему на очищении государственных органов от всех противников радикалов (бывших членов ДП, сторонников ЮНП и др.), а также на проведении новых выборов, которые бы позволили партии занять подобающее место в скупщине. В результате в Словении, Боснии и Герцеговине опорой ЮРО стали сторонники СНП и ЮМО, а в Сербии – все те, кто предпочел оказаться на стороне правительства, независимо от прежней партийной принадлежности. Хотя правительственная декларация от 4 июля 1935 г. провозглашала верность конституции 1931 г. и «завещанию короля Александра», деятельность кабинета ЮРО была направлена на ревизию прежнего централистско-унитаристского курса в пользу так называемого реального югославизма. Сутью последнего была сугубо формальная приверженность принципам народного и государственного единства, которые уже не были для руководства ЮРО догмой, определявшей политику партии и побуждавшей к осуществлению репрессий в отношении оппозиции. Не меняя правовых рамок диктатуры, режим стремился снизить остроту общественных противоречий. Как сказал принц Павел В. Мачеку, «он хотел бы как можно быстрее нормализировать обстановку и как можно дольше придерживаться действующей конституции»47. Главным условием «нормализации» было урегулирование отношений с Хорватской крестьянской партией, получившей при новой власти возможность выйти из подполья и, полностью реанимировав партийную структуру, заново претендовать на то, чтобы называться «всенародным хорватским движением». В этом качестве ХКП была привлекательным потенциальным партнером для режима, стремившегося решить болезненный хорватский вопрос путем полюбовного раздела власти между Белградом и Загребом, как это было предложено еще С. Радичу. Иллюстрацией служат воспоминания М. Стоядиновича о визите к В. Мачеку в Хорватию: «Поздравив его с тем, что ему удалось собрать вокруг себя весь хорватский народ, я сказал: „Такая кристаллизация настроений масс в соответствии с национальной принадлежностью будет здоровой основой для решения всех наших внутренних проблем. Мне бы хотелось продолжить тем, с чего начали Пашич и Радич в 1925 г., когда им помешали добиться окончательного сербско-хорватского согласия“»48. Инициатива Стоядиновича была отвергнута, так как воспринималась как обещание все тех же пресловутых 50 % от требуемого. Знак того, что «вода скоро подступит к порогу» Белграда, Мачек видел в том, что в прошлый раз аналогичное предложение он выслушивал в тюрьме, а теперь глава правительства навещает его в загородной резиденции. Неудивительно, что, по словам того же Стоядиновича, «политику умиротворения, которую проводило правительство, хорваты считали не проявлением доброй воли и демократизации, а признаком слабости»49. inslav ГЛАВА 3278 Отказ ХКП от так называемого малого решения хорватского вопроса (вхождение нескольких членов партии в правительство)50 побуждал правительство прибегнуть к испытанному методу – «окружению Хорватии» с помощью СНП и ЮМО. Изоляции ХКП Стоядинович пытался добиться и на внешнеполитическом уровне, стремясь к улучшению отношений с Германией и Италией, которые воспринимались сепаратистами как силы, заинтересованные в дезинтеграции Югославии, а, следовательно, их потенциальные союзники. Помимо внутриполитической стабильности, демонстрируемой союзом трех партий, и прочности позиций режима на внешнеполитической арене, сделать Мачека более сговорчивым должна была и поляризация политических настроений в Хорватии, а именно, активизация крайне левых и крайне правых кругов, ставшая возможной благодаря «политике доброй воли и демократизации». «Ситуация у Мачека не такая уж замечательная. Его позиции подрывают коммунисты и франковцы», – оптимистично докладывал шефу министр социальной политики Драгиша Цветкович51. Как писал Т. Стойков, «правящие круги считали экстремистские националистические круги оружием, направленным против Мачека. Предполагалось, что активизация экстремистов и националистов, охватывающая и ряды членов ХКП.., подтолкнет Мачека принять предложения правительства заключить соглашение без серьезных изменений внутриполитического устройства Югославии»52. «Время и только время решит хорватский вопрос», – говорил британскому послу Стоядинович, полагавший, что угроза утраты статуса вождя всех хорватов должна будет рано или поздно побудить Мачека отказаться от бесперспективной оппозиционности. «Хорваты удовлетворились бы одной формой, которую бы мы совместно в лучшем виде придумали. А содержание могло бы быть и меньше их максимальных требований. Для них форма главнее содержания», – так описывал желаемый результат давления на Мачека Д. Цветкович. Парламентские выборы 11 декабря 1938 г. показали, что время работало не на М. Стоядиновича. За ЮРО было подано 54,09 % голосов, а за список Мачека (ХКП, СДП, ДП, НРП и ЗП) – 44,9 %, что было на 280 тыс. голосов больше, чем в 1935 г. Результаты выборов, продемонстрировавшие ошибочность тактики правительства в борьбе с оппозицией, предопределили отставку премьер-министра. Решение «хорватского вопроса» принц Павел поручил Д. Цветковичу, который накануне общеевропейской войны должен был придти к компромиссу с хорватами, то есть устранить самую острую внутриполитическую проблему, грозившую развалом Югославии. Сложные переговоры, длившиеся всю первую половину 1939 г., закончились подписанием 26 августа в Загребе соглашения нового главы правительства и председателя ХКП о создании Бановины Хорватия, в состав которой вошли Савская и Приморская бановины, а также некоторые районы Врбасской и Дунайской бановин. Соглашение допускало возможность изменения границ новой административно-территориальной единицы. В компетенцию властей Бановины вошли вопросы правосудия, социальной политики, просвещения, сельского хозяйства, торговли и промышленности, управления лесными угодьями и природными недрами. Исполнительную власть предстояло осуществлять бану, ответственному перед хорватским Сабором и королем, который принимал решение о его назначении и отставке. Отдельно подчеркивалось, что правовые нормы, регулирующие статус Бановины Хорватия, могут в будущем быть распространены на другие области королевства, границы которых могут быть изменены. ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ЮГОСЛАВИИ… 279 После подписания соглашения, была распущена скупщина, а в состав правительства вошли В. Мачек (в качестве вице-премьера) и еще четыре члена ХКП53. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ХОРВАТСКОЙ КРЕСТЬЯНСКОЙ ПАРТИИ В 30-Е ГОДЫ ХХ В. Политическая жизнь Королевства Югославия в 1930-е годы прошла под знаком противоборства двора и бывших парламентских партий, из которых особого внимания заслуживает Хорватская крестьянская партия (ХКП). Как и все прочие «племенные» организации, она формально находилась под запретом и во время «диктатуры» короля Александра Карагеоргиевича (1929–1934), и после нее. Однако, в отличие от остальных, ХКП сумела не только сохранить, но и увеличить свой политический вес. Так, все крупные сербиянские оппозиционные партии – Радикальная (НРП), Демократическая (ДП) и Земледельческая (ЗП) – добивались благосклонности ХКП (самой консолидированной и многочисленной организации), способной помочь им вернуться на политический Олимп. Что касается режима, то на протяжении всего рассматриваемого периода «хорватский вопрос» – неспособность урегулировать отношения с ХКП – был причиной или предлогом большей части его трансформаций: назначений и увольнений членов правительства, отставок кабинетов и т.д. Итогом 1930-х годов стал подлинный триумф хорватской оппозиции. В августе 1939 г. глава ХКП Владимир (Владко) Мачек и премьер-министр Югославии Драгиша Цветкович, как уже указывалось выше, подписали соглашение, в результате которого была сформирована Бановина Хорватия – по размерам большая, чем современное хорватское государство. *** Исключительность ХКП проявилась еще в начале 1929 г. Новый лидер партии Владимир Мачек оказался единственным югославским политиком, осмелившимся публично прореагировать на произошедшее 6 января: «Гордиев узел разрублен. Видовданская конституция, более семи лет служившая инструментом притеснения хорватского народа, упразднена. Упразднена не только в сознании народа, но и на деле. Я совершенно уверен в зрелости и сплоченности хорватского народа, что, принимая во внимание великую мудрость Его Величества, позволит нам осуществить идеал хорватского народа: хорват станет хозяином в своем доме и в своей свободной Хорватии»54. Столь оптимистическая реакция объяснялась убежденностью руководства ХКП в том, что устранение противоречий между оппозиционным Загребом и официальным Белградом уже невозможно в правовых рамках парламентской демократии. «Четыре избирательные кампании за десять лет не привели ни к какому прогрессу… Как говорил наш покойный председатель, не осталось ничего – ни законов, ни конституции. Только народ и король»55, – провозгласил на митинге Мачек. Однако представления Александра Карагеоргиевича о смысле совершенного им государственного переворота не совпадали с надеждами хорватских лидеров, что предопределило их скорое разочарование в личном режиме. В первую очередь, ХКП не устроил состав первого правительства «диктатуры», в которое вошли представители прежнего парламентского большинства, десять лет препятствовавшие осуществлению «хорватского идеала». Кроме того, ХКП, как и все «этнически окрашенные» организации, стала inslav ГЛАВА 3280 объектом направленных на удушение партийной жизни цензурных и полицейских мер. Наиболее жесткими из последних стали репрессии в отношении Мачека, в первый раз арестованного в конце 1929 г. по обвинению в участии в подготовке покушения на хорватских сторонников нового режима56. «Осознание того, что установление королевского абсолютизма вело не к компромиссу с ХКП, а, наоборот, к ужесточению курса национального и государственного унитаризма, обусловило позицию Мачека, сделавшего, – по словам Тодора Стойкова, – выбор в пользу пассивного сопротивления режиму»57. Помимо нежелания навлечь на себя и своих сторонников еще большие преследования, лидера ХКП в отсутствии необходимости занимать более активную позицию в отношении центральной власти убеждала и априорная невозможность для нее добиться поддержки в хорватских землях, а также очевидная бесперспективность диктатуры, грозившая крахом всему государству. «Нет смысла, – говорил в 1932 г. Мачек британскому собеседнику, – убивать богатого дядюшку ради наследства, когда ясно, что он скоро умрет сам по себе… Югославия похожа на человека, болеющего неизлечимой болезнью… Ее смерть освободит Хорватию»58. В условиях нецелесообразности прямого сопротивления режиму ХКП сосредоточила свои усилия на двух направлениях. Во-первых, были продолжены начатые еще покойным С. Радичем усилия по так называемой интернационализации «хорватского вопроса» 59, для чего в 1929 г. в страны Западной Европы были отправлены эмиссары ХКП Ю. Крневич и А. Кошутич60. Во-вторых, следовало адаптировать к новым условиям партию, изменившую свой облик по сравнению с 1920-ми годами, когда она в большей степени соответствовала своему сословному самоопределению. Десятилетие назад Радич, в первую очередь, решал задачу политической эмансипации хорватского крестьянства от «гнета» церкви, чиновников, «господских партий», обосновавшихся во враждебных селу городах, и т.д. В конце 20-х – начале 30-х годов XX в. перед Мачеком стояла задача консолидации вокруг партийного руководства максимально широкого круга противников режима из пречанских областей. В результате, в 1930-е годы партия превратилась во «всенародное движение», в которое оказались вовлечены самые разнообразные организации: преимущественно сербская Самостоятельная демократическая партия (СДП) и националистические клерикальные хорватские круги, Хорватский рабочий союз и Хорватская крестьянская защита. Помимо этого, в условиях запрета на политическую деятельность, партия стремилась распространить свое влияние на массы через различные религиозные, экономические, культурные, просветительские и физкультурные объединения. Претензии на представительство широчайшего общественного спектра стали причиной организационной и идеологической «рыхлости» ХКП, что проявилось при подготовке главного программного документа партии в 1930-е годы – так называемых Загребских пунктаций. Преданный гласности в ноябре 1932 г. документ представлял собой резолюцию Крестьянско-демократической коалиции (КДК), которую кроме В. Мачека подписали и представители СДП, и М. Будак61. Документ, для начала воспроизводивший догмат о крестьянстве как главном носителе культурных и моральных ценностей, источнике государственности, делал упор на осуждении «сербиянской гегемонии, с самого начала (т.е. с 1918 г. – А.С.) установленной над Хорватией и всеми… землями, которые лежат по эту сторону Дрины, Савы и Дуная»62. Результатом «гегемонии» стало inslav ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ЮГОСЛАВИИ… 281 «уничтожение моральных ценностей, всех прогрессивных учреждений и достижений, материального достояния народа». Разрушительный процесс, достиг своей кульминации при «абсолютистском режиме 6 января 1929 г.», при котором ко всему вышеперечисленному добавилось еще и упразднение гражданских и политических свобод. «Столь тяжелый опыт» подвел подписавших декларацию к мысли о необходимости возвращения к «1918 году, как к исходной точке», с которой нужно приступить к «новому устройству государственного объединения». Как оно должно было выглядеть, резолюция не уточняла. Немного ясности в этом отношении добавили комментарии к Пунктациям, содержавшиеся в интервью Мачека иностранным журналистам: «Мы надеемся, что все сербы из Сербии со своими чиновниками и солдатами уберутся с этой стороны трех рек (Савы, Дрины и Дуная. – А.С.)». Подобная жесткость позиции лидера ХКП во многом объяснялась необходимостью соответствовать крайним настроениям его разношерстных сторонников. «Не вижу, как, с учетом состояния общественного мнения в Хорватии, доктор Мачек мог бы смягчить свои требования, даже если бы хотел»63, – сочувственно описывал в 1936 г. его положение британский дипломат. Добавим от себя, что Мачек не мог даже четко сформулировать свое государственноправовое кредо, дабы не скомпрометировать себя умеренностью в глазах непримиримых врагов Белграда из числа собственных адептов. Ясно было одно: «В своем доме хорватский народ должен быть сам себе хозяин». То, какое «новое устройство государственного объединения» соответствовало бы этому радичевскому тезису, союзникам и противникам Мачека приходилось узнавать из заявлений подобного рода: «Я вижу много возможностей, каждая из которых хороша. Какая лучшая, определит ситуация, когда дело дойдет до принятия решений. Исходная точка – федерация с семью членами. Впрочем, вероятен и дуализм… Все это возможности, нет ничего определенного»64. Таким образом, смысл Пунктаций был не в прояснении позиции КДК по вопросу о будущем страны, а в решении тактических задач партии. ХКП стремилась к мобилизации под антисербиянскими знаменами своих сторонников, а также к усилению позиций во взаимоотношениях с главным оппонентом – двором. Характер этих взаимоотношений определялся универсальным правилом югославской политики, согласно которому, дабы сделать противника сговорчивей, его нужно напугать. Этой испытанной в 1920-е годы тактики придерживались оба контрагента. Как и во времена Радича, международная активность и сепаратистские эскапады на внутриполитической арене должны были продемонстрировать, что ХКП представляет собой силу, которая может себе позволить подобную бескомпромиссность65. Отметим, в выигрыше партийное руководство оставалось даже в том случае, если вместо уступок режим шел на ужесточение репрессий. «Мы со спокойным сердцем ожидаем преследований, которые нам только на руку. Нам запретили агитировать. Но это больше и не нужно. Ибо теперь полиция будет агитировать за каждого, кого арестует»66, – слова, произнесенные функционером ХРКП в 1925 г., иллюстрируют логику, которой его однопартийцы руководствовались и семь лет спустя. «Время работает на нас. Нам диктатура не мешает. Пускай люди (члены и сторонники партии. – А.С.) становятся тверже. Пусть будут стальными!..»67, – так в 1931 г. Мачек объяснял ДП, НРП и ЗП, почему он не желает участвовать в борьбе за реставрацию парламентаризма. В свою очередь, и монарх прибегал к испытанным методам. Как и С. Радич, его преемник предложения перейти на сторону диктатуры и занять место в кабинете минист inslav ГЛАВА 3282 ров принимал, находясь за решеткой. «Для начала Мачек должен войти в правительство, а уже потом можно приступить к выработке соглашения (по хорватскому вопросу. – А.С.)»68, – такие инструкции для переговоров получали эмиссары короля перед визитами в тюрьму. В январе 1933 г. Мачек был повторно арестован и предан суду по обвинению в сепаратистских намерениях, обнаруженных как в вышеописанной партийной резолюции, так и в комментариях к ней. Оказавшись в заключении, Мачек уменьшил остроту своей риторики, заявив на суде, что Пунктации не представляли собой публичную декларацию, а предназначались для внутреннего пользования. Кроме того, в неформальных контактах с двором Мачек дал понять королю Александру, что является сторонником решения хорватского вопроса в границах Королевства Югославия. Будучи приговоренным к трем годам строгого режима, лидер хорватской оппозиции, тем не менее, не соблазнился монаршими предложениями, передав посреднику между ним и королем Ивану Шубашичу, что не повторит «главной ошибки Радича – не станет вести политических переговоров, находясь в заключении». Отметим, что помимо способности учиться на чужом опыте, выбор Мачека в пользу принципиальной и непреклонной линии поведения был в равной степени обусловлен представлением о приближающемся кризисе правящего режима, до которого было так далеко десять лет назад. Поэтому, как справедливо отметил А. Трумбич, в условиях непреодолимых трудностей, с которыми столкнулась диктатура, «хорватский вопрос приобрел не просто важное, а приоритетное значение». В этой ситуации, – продолжал функционер ХКП, – «любой компромисс означал бы услугу режиму. Нашей тактикой должно быть не отступление, а требование решения главного вопроса. Принять от власти какие-то маловажные уступки и согласиться войти в правительство значило бы подорвать нашу сильную позицию»69. Мачек не был более сговорчивым и в контактах с сербиянскими оппозиционерами, предлагавшими совместно бороться за восстановление парламентаризма, которое они считали необходимой предпосылкой решения вопроса внутреннего устройства королевства. В частности, была отвергнута инициатива публикации совместного заявления о бойкоте выборов, проводимых режимом в 1931 г. на основе так называемой Октроированной конституции70. Мотивы подобной непреклонности поясняет процитированное выше интервью, в котором Мачек помимо прочего заявил, что «ни в каком виде не может пойти на соглашение ни с бывшими, ни с теперешними сербскими правителями. Не важно, радикалы это, демократы, оппозиционеры, или представители режима. Я всех их отвергаю»71. Сменить гнев на милость Мачек соглашался при выполнении белградскими политиками нескольких условий. Одним из них было достижение согласия трех крупнейших партий, которые, только объединившись, могли удостоиться чести быть стороной в переговорах с хорватским «народным движением». Главным же требованием, адресованным Мачеком НРП, ДП и ЗП, было безоговорочное принятие положений Загребских пунктаций, особенно тех, что касались «возвращения» к 1918 г. и необходимости передела страны. Его желательным результатом Мачеку и соратникам в июне 1934 г. виделось объединение в одну территориальную единицу Хорватии, Славонии и Далмации, значительной части Воеводины, а также, возможно, Боснии и Герцеговины, принадлежность которой должен был бы определить плебисцит72. Полномочия воображаемой Хорватии должны были соответствовать идеальному принципу: «чем меньше общих дел с центром, тем лучше». inslav ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ЮГОСЛАВИИ… 283 Бескомпромиссность Мачека привела к тому, что с середины 1933 г. вплоть до убийства короля Александра в Марселе в октябре 1934 г. контакты между сербиянской оппозицией и КДК не поддерживались. *** Во второй половине 1930-х годов тактика ХКП претерпела изменения. Причиной этого стало ознаменованное смертью Александра Карагеоргиевича ослабление режима, стабильность которого поддерживалась только авторитетом короля-объединителя. Несмотря на то, что период регентства, основой которого оставались правовые нормы «диктатуры», длился даже дольше ее самой, новый фактический глава государства – князь-регент Павел Карагеоргиевич – был не в состоянии обеспечивать практическое применение принятых в 1929–1934 гг. законов. Из арсенала власти исчезли репрессии, ранее служившие средством давления на оппозицию и поддержания правопорядка в западных регионах страны73. К легальной деятельности вернулись все запрещенные шесть лет назад сербиянские и пречанские «племенные» партии. С последними приходилось делиться властными полномочиями в обмен на лояльность и поддержку регентства в его противостоянии с оппозицией внутри Сербии. Возвращалась практика, когда участие Югославянской мусульманской организации (ЮМО) и Словенской народной партии (СНП) в правительстве означало подконтрольность им административного аппарата в Боснии и Словении. Единственным отличием от 1920-х годов было формальное членство обеих организаций в «надплеменном» Югославянском радикальном объединении (ЮРО), служившее знаком признания ими государственной идеологии национального унитаризма. Двору удачным решением «хорватского вопроса» виделось достижение аналогичного соглашения с Мачеком, которому князь явил свою милость сразу по обретении властных полномочий. Одним из первых шагов регентства стала амнистия главы ХКП, выпущенного на свободу в декабре 1934 г. В ответ Мачек в письме выразил благодарность за освобождение, а также надежду на то, что «этот акт доброй воли станет первым шагом в решении хорватского вопроса в границах нашего общего государства». Желательное ему «решение» Мачек описал князю Павлу и Милану Стоядиновичу в ходе нескольких аудиенций и неформальных встреч, состоявшихся в 1935–1936 гг. По словам главы ХКП, следовало «немедленно распустить существующую скупщину и образовать правительство чиновников для ведения административных дел. Новый избирательный закон должен был обеспечить свободные выборы в Конституционное собрание, задачей которого стала бы ревизия конституции»74 и определение нового децентрализованного устройства страны. В обновленном государстве общими для Хорватии и прочих (кон)федеративных единиц были бы министерства финансов, обороны и иностранных дел. Предложение Мачека был отвергнуто княземрегентом, рассчитывавшим, что, поделившись властью на местах и несколькими портфелями в центральном правительстве, можно будет, по его выражению, «нормализовать ситуацию и, как можно дольше сохранять действующую конституцию»75. Бескомпромиссность позиции Мачека объяснялась его представлением о том, что в условиях слабости власти он не рискует снова подвергнуться репрессиям. Ибо, по при знанию самого князя Павла, «если монарху можно править по-диктаторски, то для регентства это неосуществимо и губительно». Не имея возможности принудить ХКП к лояльности, режим сам подвергся давлению с ее стороны. При этом партией использовались как легальные средства, – например, участие в муниципальных выборах 1936 г., на которых ХКП сопутствовал успех, – так и «насильственные», осуществлявшиеся военизированной Хорватской крестьянской защитой, предназначение которой, по словам Мачека, состояло в «противодействии злодеяниям жандармов и отмщении за их произвол»76. В результате, успешное применение обоих методов привело к отчуждению полномочий официальных административных и полицейских структур в Хорватии (Савской и Приморской бановинах) в пользу руководства ХКП, игравшего роль политической надстройки над подконтрольными местными административными органами и партийной милицией. Представление о результатах подобной деятельности хорватской оппозиции дают свидетельства сербиянских политиков. В 1937 г. авторитетный член ЮРО Милан Йованович Стоимирович записал в дневнике: «Партия Мачека держит в своих руках администрацию Загреба и всю бановину (Савскую – А.С.)77». В следующем году премьер М. Стоядинович публично констатировал неподконтрольность Хорватии центральным властям, неосторожно заявив на партийном митинге: «Мачек не позволяет 1 декабря вывешивать государственные флаги в Загребе»78. Откровенно факт существования хорватского «государства в государстве» признал бывший глава правительства короля Александра Карагеоргиевича М. Сршкич: «Поздно говорить о решении хорватского вопроса. Некоторым образом он уже решен самими хорватами. Они живут собственной жизнью, не платят налогов, организовывают собственную помощь пассивным областям, воспитывают детей в соответствии с хорватской концепцией. Живут, демонстрируя все специфические хорватские черты… Делают и говорят, что хотят, провоцируя органы безопасности, которые совершенно не в состоянии выполнять свои обязанности»79. Возвращаясь к взаимоотношениям ХКП с двором, отметим, что партия, наряду с вышеописанной новой тактикой, прибегала к инструментарию, испытанному еще в 1920е годы. Во-первых, активизация международной активности ХКП по-прежнему грозила Белграду гипотетической возможностью удовлетворения хорватских требований вне границ югославского государства*. Во-вторых, сотрудничество с сербиянскими оппозиционерами, как и при Радиче, демонстрировало двору, что и без него в Сербии есть силы, готовые пойти навстречу хорватам. В 1925 г. вступление ХРКП в так называемый Блок народного согласия и крестьянской демократии (вместе с ДП, СНП и ЮМО) должно было подтолкнуть Александра Карагеоргиевича к мысли о том, что Радича лучше видеть союзником, чем противником. В мае 1935 г. и декабре 1938 г. при формировании избирательной коалиции (в первом случае – с ДП и ЗП, а во втором – с ДП, ЗП и НРП) Мачек руководствовался различными соображениями. С одной стороны, в силу действовавшего законодательства, только составление общего списка кандидатов давало оппозиционным партиям возможность фигурировать в избирательном бюллетене. Сугубо технологический подход ХКП к сотрудничеству * В 1938 г. широкий резонанс вызвали контакты Мачека с министром иностранных дел Италии графом Галеаццо Чиано, в ходе которых глава ХКП выдвинула идею персональной унии независимой Хорватии с итальянской короной. inslav ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ЮГОСЛАВИИ… 285 с радикалами, демократами и земледельцами, сформировавшими Объединенную оппозицию (ОО), проявился в том обстоятельстве, что ни в 1935, ни в 1938 г. партнеры по коалиции не издали совместной предвыборной программы или манифеста. С другой, что важнее всего, с момента создания Югославии выборы, для партии всегда триумфальные, преподносились как проведение плебисцита о доверии избирателей Хорватии ее руководству. Именно получение права именоваться «Хорватским народным представительством» служило смыслом участия ХКП в выборах 1920, 1923, 1935 и 1938 гг., после которых она объявляла о бойкоте белградской скупщины. Именно такая народная легитимация послужила решающим преимуществом в отношениях с двором и ОО, которые ослабляли друг друга, оспаривая право говорить от имени Сербии. При этом бывшие парламентские партии утверждали, что втроем они отражают интересы сербиянских избирателей, а князю-регенту не оставалось ничего другого, как апеллировать к авторитету «народной династии» Карагеоргиевичей. Обе противоборствующие стороны были заинтересованы в союзе с Мачеком, который послужил бы подтверждением обоснованности их притязаний. Объединенная оппозиция за право выступить дуэтом с подлинным представителем Хорватии расплатилась признанием всех главных тезисов Загребских пунктаций. В межпартийном соглашении от 8 октября 1937 г. подписанном главами ОО и КДК, шла речь о недействительности конституций 1921 и 1931 гг. для хорватского и сербского народов, что означало отказ ДП, ЗП и НРП от принципов национального унитаризма и государственного централизма. Кроме того, в тексте описывалась процедура изменения Основного закона и внутреннего устройства королевства «в интересах сербов, хорватов и словенцев». Однако, к разочарованию ОО, союзничество с Мачеком не означало, что именно ее он считает равноправным партнером, которому стоит хранить верность. Даже объединившись, три сербиянские партии не могли гарантировать выполнение требований ХКП. «Идеально было бы, если бы обо всем договорились хорватское и сербское крестьянские движения. Однако такое движение среди сербов не пользуется достаточным авторитетом. Хорваты должны договариваться с единственной реальной силой, т.е. с носителем силы военной», – делал свой выбор вождь хорватов80. Сговорчивость князя Павла росла по мере того, как, с одной стороны, уменьшался его кредит общественного доверия в Сербии и, с другой, усугублялась международная ситуация, требовавшая внутренней консолидации королевства любой ценой. Вскоре после декабрьских выборов 1938 г. князь-регент дал Мачеку знать, что готов к решению хорватского вопроса по сокращенной процедуре. Ее результатом стало подписание в августе 1939 г. соглашения с премьерминистром Д. Цветковичем, позволившее Мачеку добиться одновременно и децентрализации государства, и установления собственного решающего влияния на политику центральной власти. *** Несмотря на успешность ХКП, современники не считали Мачека блестящим политиком. Даже сторонники и нейтральные наблюдатели, не говоря об оппонентах, корили его за безыдейность, безынициативность, упущенные возможности, нехватку широты взглядов и т.п. Например, главный протагонист хорватов в Белграде – лидер левого крыла Земледельческой партии Драголюб Йованович – отмечал «медитативную природу» Мачека. Такой эвфемизм использовался для описания инертности, во второй половине 1930х годов долго не позволявшей вождю хорватов придти к согласию с сербскими оппозиционерами, с которыми у него не осталось принципиальных разногласий. «В отличие от С. Радича… Мачек не был человеком, способным принять быстрое решение… Он не ощущал ни сил, ни авторитета взяться за непростое дело достижения сербско-хорватского согласия»81. С противоположного политического фланга в адрес Мачека раздавались схожие упреки. «Ни у одного хорватского политика не было столько силы в руках, таких благоприятных международных условий, такого безграничного доверия всего народа, как у д-ра Мачека. Но в то же время никому другому не удалось так трагически разбазарить этот огромный капитал», – сокрушался Миле Будак82. Что касается противников, то в их воспоминаниях глава ХКП предстает человеком с узким кругозором и простецкими манерами. «Я много времени провел в разговорах с Мачеком. И мне потребовалось немало терпения, чтобы дождаться конца визита… Какая на самом деле международная ситуация, он понятия не имел», – приводит М. Стоядинович впечатления Павла Карагеоргиевича83. В пользу обоснованности невысокого мнения, которое сложилось у принца-регента и его многолетнего премьер-министра, свидетельствуют впечатления от общения с Мачеком, отраженные в отчетах двух дипломатов – британского и чехословацкого. В первом, датированном 1936 г., Р. Кэмпбелл упрекал Мачека, в том, что он «опять не удосужился ясно пояснить, какие цели он преследует… Что он называет Хорватией, так и нельзя точно определить»84. «Он никудышный идеолог, его внутриполитическая концепция не ясна и не до конца продумана им самим. Его размышления не глубоки. По-видимому, о внешнеполитических делах он задумывался немного. Представления о внешней политике… граничат с наивностью»85, – вторил В. Гирса*. Впрочем, справедливости ради отметим, что наш герой имел ясное представление о собственной ограниченности. По его словам, только покойный «Радич мог менять политику партии, так как он создал все. Он, Мачек, будет только лишь продолжать идти тем путем, который определил Радич»86. Под стать председателю были и прочие функционеры ХКП, один из которых самокритично констатировал: «Вокруг Мачека нет сильных личностей… Как последователи Радича, выделяются несколько весьма бледных адвокатов… Народ с Мачеком, но где интеллектуалы, специалисты? Где команда на случай прихода к власти?»87. Подобные признания свидетельствуют в пользу достоверности характеристик В. Мачека, оставленных его современниками. Кроме того, невольное единодушие представителей столь широкого политического спектра, безусловно, говорит об их непредвзятости и, следовательно, правоте. За счет чего же наследникам Радича удалось достичь результата, столь диссонировавшего с их скромными способностями? Ответ на этот вопрос можно обнаружить и в вышеприведенных самокритичных словах. Именно соблюдение преемственности тактики и стратегии партии компенсировало недостатки, выявленные строгими критиками. Кроме того, проследив следование заветам основоположника в обозначенный период, нам удалось установить полезную способность В. Мачека не повторять допущенных в предыдущее десятилетие ошибок, что в совокупности позволило ХКП стать главным фактором государственного развития Югославии в 30-е годы ХХ в.
