Трансформация государственного суверенитета и вопросы
реклама
Илья Балахнин Сергей Жигжитов * Трансформация государственного суверенитета и вопросы проблемной государственности в условиях перехода к информационному обществу Проблематика проблемной государственности предполагает решение как минимум трех исследовательских задач. Во-первых, анализ изменения факторов, определяющих государственный суверенитет в условиях перехода к информационному обществу. Во-вторых, изучение основных проблемы, с которыми сталкивается современное государство. В-третьих, выявление и исследование факторов, ведущих к возникновению феномена проблемной государственности на современном этапе. *** Традиционно государственный суверенитет понимался как правовая характеристика государственной власти. Классическое понимание внутренней природы суверенитета основывалось на степени контроля государственных институтов над определенной территорией, или, по выражению С. Краснера, на «легитимности власти внутри политии и предел до которого эта власть может осуществлять контроль»1; а внешней – на легитимном равенстве, когда государство воспринимается другими как «одно из», когда «государства равны в такой же степени как и равны индивиды».2 При монополия такой парадигме государственной внутренний суверенитет власти «осуществление на понимается как легитимного насилия» в обществе, тогда как внешний суверенитет состоит в признании Балахнин Илья Александрович, Жигжитов Сергей Владиславович - Факультет политологии МГУ им. М.В. Ломоносова. 1 Krasner S. D. Sovereignty Organized Hypocrisy. - Princeton, New Jersey, 1999. – Р. 4. 2 Ibid, p. 14. * 1 независимости государства от юрисдикции другого государства или наднационального образования.3 Подобное понимание государственного суверенитета можно встретить у многих исследователей, например, у Д. Хоффмана, который утверждает, что членство в ООН должно быть своеобразным критерием суверенитета государства.4 Наиболее емко классическая трактовка государственного суверенитета представлена в работах А. Хасенклевера и Т. Милебока, которые утверждают, что «суверенитет как институциональное понятие неотъемлемо связано территориальной и иерархической организацией управления в современных государственных системах».5 В рамках такого подхода к суверенитету, когда иерархия или санкция выступают в качестве определяющего элемента мира политического вопросы, связанные с проблемной государственностью принципиально не встают. Вместе с тем, мир переходит к обществу информационному, постиндустриальному. Этот процесс сопровождается изменением основных категорий политической науки и их переосмыслением. Не является исключением и государственный суверенитет, в рамках новых подходов к которому не только трансформируются традиционные критерии суверенности, но и возникает качественно новое измерение государственного суверенитета – информационное. В результате понятие государственности также должно быть подвергнуто серьезному переосмыслению. Очевидно, что в дофордистских и фордистских государственных (т.е., доиндустриальных и индустриальных) режимах существовала иерархия критериев суверенности государства. На ее вершине располагалась «военная мощь», выступавшая основным критерием суверенности. Именно на основе Nye J. S. Understanding International Conflicts, An introduction to Theory and History. – Harvard University, New York: Pearson Longman, 2005, - Р.3. 4 Hoffman J. Gender and Sovereignty Feminism, the State and International relations. – New York: Palgrave, 2001, - Р. 114-115. 5 Hasenclever A., Mielebock Th., Schimmelfennig F. Sovereignty, International Democracy and the United Nations. - Tubingen,1996. – Р. 3. 3 2 «военной мощи» как критерия определялся «баланс сил» между государствами и оформилась мир-система. Несомненно, основой для разделения государств на «ядро», «полупериферию» и «периферию» мирсистемы является экономика. Тем не менее, само складывание подобной многоярусной системы стало возможно в виду диспропорции в военной мощи государств. Более того, военная сила выступала как основной инструмент разрешения противоречий, основой «realpolitik». На ступень ниже в той иерархии располагалась «легитимность на основе равенства», т.е. уже упоминавшееся необходимое условие суверенности в виде восприятия государства другими акторами мировой политики в качестве равного себе. В данном аспекте «суверенитет влечет за собой признание признанными государствами по принципу «один из них»6. Иллюстрацией того, почему военная мощь является более важной, чем легитимность на основе равенства является раздел Речи Посполитой Пруссией, Австрией и Российской Империей. В этом случае имелось международное признание государства, но именно отсутствие мощи военной не позволило Речи Посполитой сохранить суверенитет. Следующей ступенью в иерархии следует считать традиционную или индустриальную экономику, которая выступала материальной базой для ведения войн. Таким образом, экономика выступала не как цель, а как средство реализации определенной политики. Государственный суверенитет зависел от экономики опосредованно: целый ряд экономически развитых торговых держав попал в зависимость от государств, вооруженные силы которых были технически лучше оснащены. Так Соединенные Провинции долгое время находились под контролем Испании, а Индия – Великобритании. Естественную идентичность следует расположить на нижнем уровне иерархии. Под «естественной идентичностью» понимается идентичность, которая формируется без участия государства, то есть, на основе 6 Lake D. A. The New Sovereignty in International Relations. - Oxford, 2003. – Р. 305. 3 собственного осознания индивидом своей принадлежности к той или иной общности, классу, социальной группе. Тем не менее, стоит отметить, что государства иногда прибегали к «конструированию» идентичности в случае многонационального государства для поддержания единства нации7. В рамках перехода к информационному обществу описанный выше подход к определению критериев суверенитета уже не может удовлетворить исследователя. В связи с усилением диспропорций в распределении материальных и нематериальных ресурсов возникают новые факторы, определяющие суверенитет. Рассмотрим подробнее причины подобного перехода. Одним из важнейших факторов такого перехода стало изменение в экономической сфере, где доля занятых в материальном производстве неизменно сокращается в пользу увеличения доли занятых в секторе услуг, работа в котором может рассматриваться как информационная работа. Таким образом, «доминирование занятости в сфере услуг неизбежно ведет к возрастанию количества информации»8. Информация, получая импульс для распространения от экономической сферы общества, сама изменяет экономику, становится «основой для реструктурирования всех отраслей промышленности и создания глобальной информационной экономики»9. Изменения в экономической среде, тем не менее, не могут рассматриваться как единственный фактор информатизации общества. Огромное влияние на распространение информации в современном мире оказала глобализация, вызванная, прежде всего, зарождением транснациональных корпораций (ТНК), их становлением в качестве одного из важнейших акторов политики. Возникает ситуация, при которой ТНК постепенно размывают национальные государства и даже становятся одним См. например: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. - М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково Поле, 2001. 8 Уэбстер Ф. Теории информационного общества. - М.: Аспект-Пресс, 2004. - С. 55. 9 Melody M.N. Manufacturing in the Global Information Economy. - CIRCIT, 1991. - P. 2. 7 4 из главных их соперников. Это связано с тем, что границы современных государств в обыденном (географическом) понимании не могут препятствовать проникновению информации извне. Как утверждают М. Бранет и Р. Дувал, «транснациональные корпорации могут использовать свой контроль над капиталом для влияния на внешнеэкономическую политику маленьких государств».10 По мнению сторонников новых подходов, государства уже утратили роль в жизни обществ, так как появление новых игроков мировой политики, таких как неправительственные, наднациональные организации и ТНК, подрывает систему суверенных государств. «Ускорение промышленного производства и земли становятся менее значимыми по сравнению с технологиями, знанием, и прямыми инвестициями, функция государства все более пересматриваются».11 Однако согласиться с приведенными позициями можно лишь отчасти. Государства, безусловно, остаются главными игроками на международной арене, они выполняют важные функции в жизни общества, которые не под силу другим субъектам. «Существуют, по крайней мере, пять основных социальных ценностей, которые государству следует поддерживать: безопасность, свобода, порядок, справедливость и социальное обеспечение».12 Возможна частичная утрата той роли, которую государство играло при Вестфальской системе международных отношений, но нельзя говорить об «уходе» государства как формы организации жизни общества. Рассматривая автономию иных акторов мирового политического процесса, согласимся с А. Коллинзом, который утверждает, что «автономия – это свобода от подчинения и контроля со стороны других <…> государства имеют наиболее законченную политическую автономию».13 Несмотря на Barnett М., Duvall R. Power in Global Governance. - Cambridge, 2005. – Р.14. Rosecrance R., The Rise of the Virtual State // Foreign Affairs.- 1996, Jul/Aug. - Vol. 75. Issue 4. – P. 45, 17 - 1bw. (http://bss.sfsu.edu/fischer/IR%20305/Readings/riseof.htm) 12 Jackson R., Srensen G. Introduction to International relations Theories and approaches. - , Oxford, 2007. – P..3. 13 Collins A. Contemporary Security Studies. – Oxford: Oxford University press 2007. – P. 14. 10 11 5 усиление экономического и информационного потенциала негосударственных акторов и наличие небольшого числа государств, обладающих реальным суверенитетом14, новые участники не способны заменить государство как единственную конвенциональную единицу организации жизни социума. Фактически, негосударственные акторы во многом зависят от систем норм разработанных в рамках государств, данные нормы регулируют различные сферы взаимодействия субъектов на глобальном, национальном, региональном и локальном уровне. По мнению С. Краснера, «глобализация не подрывает фундаментальные основы суверенитета государств. Глобализация – это вызов эффективности государственного контроля, но это не является свидетельством того, что новые вызовы существенно отличаются от старых вызовов».15 Тем не менее, мы не можем не признать, что приведенная выше апологетика государства касается только наиболее сильных держав. Более того, «уже нельзя говорить о том, что государства обладают суверенитетом из-за сети формальных и неформальных структур, в которые они все более и более вовлекаются, и эта тенденция к трансформации и, местами, разрушению традиционных институтов будет возрастать»16. Перед государствами встают качественно иные вызовы в вопросах сохранения своего суверенитета. Определимся наиболее значимые: Глобализация, понимаемая рядом государств как унификация, 1. воздействует на национальные интересы стран и политические режимы. Вертикальное воздействие глобализации наднациональные организации и ТНК проявляется в том, что размывают суверенитет, понятие национальной идентичности, легитимности. Вместе с тем, горизонтальное воздействие глобализации проявляется в столкновении интересов См., например: Кокошин А.А. Реальный суверенитет. - М., «Европа», 2006. States and Sovereignty in the Global Economy. Ed.by D.A. Smith, D. J. Solinger, St.C. Topik. - London,1999. – Р..34. 16 Rosenau J.N., Czempiel E.O. Governance without government. -Cambridge, 1992. - Р. 60. 14 15 6 государства с другими государствами, этносами, нациями, отдельными индивидами и группами индивидов17. Размывание систем управления, построенных на иерархии, ведет к 2. глобальному изменению методов управления: от методов насилия и принуждения к методам информационного управления, soft-power – технологиям18. Начинается вертикальная дезинтеграция управленческих связей, их превращение в связи горизонтальные. Сам процесс управления становится более демократичным, поскольку ориентирован на вовлечение в принятие решений широкого круга населения. Все это становится возможным благодаря «соответствующей, достаточно сложной инфраструктуре коммуникаций и компьютерного оборудования, с помощью которого обеспечиваются контроль и координация деятельности»19. Проницаемость границ, неспособность государств стандартными 3. методами оградить себя и свою территорию от soft-power – атак иных стран фактически формируют новую мир-систему в духе неомарксистов20. В рамках мировой системы США, Япония и страны Европы являются основными поставщиками новостной информации или же обладают большей частью мировых технических средств для её трансляции. Получается, что именно эта группа стран имеет возможность придавать событиям определенную «окраску», формируя общественное мнение не только своих граждан, но и людей по всему миру. Такая ситуация имеет ряд последствий: a) С помощью монополии на производство информационного продукта или его трансляции страны «ядра» могут распространять свои политические, См. например: Красин Ю.А. Национальные интересы: миф или реальность? // Свободная мысль. – 1996. - № 3. - С.4. 18 См. например: Галумов Э.А. Инфоколониализм, - М., Известия, 2007; Соловьев А.И. Политические коммуникации. - М., Аспект-Пресс, 2004. 19 Уэбстер Ф. Теории информационного общества. - М.: Аспект-Пресс, 2004. - С. 104. 20 См. например: Амин С. Вирус либерализма. - М., Европа, 2007; Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. - М., 2001; Франк А.-Г. К чему ведет современный глобальный кризис? / Глобальные проблемы и будущее человечества. М., 1998. 17 7 экономические и социальные ценности по всему земному шару, придавая им исключительно позитивный смысл; б) Для целого ряда стран этот факт является угрозой национальной безопасности, требует решительных ответных, оградительных шагов. в) Позволяет вести так называемые «молниеносные войны», под которыми М. Кастельс понимает короткие решительные броски западных держав «с использованием передовых технологий, преподносимые СМИ как стерильные»21. Одним из последних примеров ведения такого рода молниеносной информационной войны является освещение западными СМИ грузино-югоосетинского конфликта и роли России в нем. Информатизация общества, в теории синонимичная демократизации, 4. отнюдь не становится таковой. Государство вынуждено бороться уже не с имущественным неравенством, а неравенством символическим и информационным, поскольку «сетевое общество опрокидывает прежние формы стратификации, с самого зарождения принося новые формы неравенства»22. Происходит сращивание интересов бизнеса и власти, что ведет к 5. использованию СМИ в качестве инструмента реализации экономических интересов крупных компаний. Возникает ситуация, при которой «политики зависят, а то и неотличимы от держателей экономической власти, вырастающей из контроля над СМИ и культурным производством»23. Трансформируется система международного права, в рамках которой 6. подвергается сомнению ведущая роль национального государства Вестфальского типа. В связи с этим возникает очень важный вопрос - вопрос проблемной государственности, подкрепляемый юридическими противоречиями, постулирующими право наций на самоопределение с одной стороны и территориальную целостность с другой. 21 Roberts K., Webster F. Times of Technoculture. - Routledge, 1999. - P. 21. Castells M. The Power of Identity. - Oxford, 1997. - Р. 147. 23 Макнайр Б. Власть, выгода, коррупция и ложь. //Prо et Contra. - 2000. - Т. 5. - С. 156. 22 8 Разумеется информация играла определенную роль в политических процессах и раньше. Суть информации оставалась всегда одной и той же. Однако в современном мире резко возрастали ее интенсивность и контексты ее применения24. Для традиционных обществ характерным являлось отсутствие прямых или опосредованных контактов между государством и обществом в традиционном его понимании. Это объяснялось, прежде всего, сакральным характером легитимности, поэтому информация использовалась исключительно среди властных элит. Продуцируемая государством информация поставлялась широким массам, становясь дополнением к традиционным методам управления. В обществе формировалось и свое информационное поле, которое, однако, существовало исключительно в рамках широких масс и не могло оказывать влияния на государство. В ходе постепенного перехода к индустриальному обществу оформляются новые способы информационного взаимодействия общества и власти. Можно сказать, что именно в этот период закладываются основы для становления информационного общества. В начале этого периода государство по-прежнему являлось главным актором коммуникативного пространства, однако развитие избирательного права, складывание партий, формирование лоббистских групп постепенно выдвинули общество, понимаемое уже как гражданское, в один ряд с государством. Этот период, длившийся с конца XVII в. до 50-х гг. XX в., существенно изменил мир политического и подверг трансформации коммуникацию. В этот период возникли сначала публичные газеты, затем радио. При этом именно в индустриальный период, когда общество получило возможность оказывать существенное влияние на политику, проводимую государством, сформировались наиболее жесткие способы манипулирования сознанием людей. 24 См., например: Кеннеди П. Вступая в Двадцать первый век. - М., 1997. 9 Постиндустриальное общество, находящееся в стадии становления, через революционные каналы распространения информации позволило людям, компаниям и целым государствам интерактивно взаимодействовать, игнорируя «хронологические и топологические параметры установления коммуникаций»25. В связи с этими изменениями существенно возросла возможность граждан влиять на государство, «усилилась децентрализация власти и существенно выросли управленческие полномочия локальных сообществ и местных правительств»26. Схожую идею высказывает и Дж. Най, указывая на разрушение классической коммуникативной схемы взаимодействия государства и общества и приход ей на смену коммуникативной модели взаимодействия «всех со всеми»27. На основании этого информационного фактора описанные выше критерии суверенности государств Традиционная или инновационную экономику, претерпевают индустриальная военная следующие экономика мощь – трансформации. трансформируется в способность в вести информационное противоборство, легитимность на основе равенства – в легитимность на основе силы, а естественная идентичность - в конструируемую идентичность. Изменяется и иерархия их важности при определении суверенности того или иного государства, о чем будет сказано ниже. Описанные выше трансформации ведут к беспрецедентным последствиям встает принципиальный вопрос о том, какие участники современного политического процесса обладают государственностью, а какие нет. Возможно выделить следующие группы акторов: 1) те, чья государственность не подлежит сомнению; Абрамсон Д., Артерон К., Офрен Г. Электронное содружество. - М., 1985. - С. 114. Соловьев А.И. Политические коммуникации. - М.: Аспект-Пресс, 2004. - С. 40. 27 Nye J. S. Understanding International Conflicts, An introduction to Theory and History. // Jr. Harvard University, Pearson Longman. - New York, 2005. 25 26 10 2) те, которые обладают квазигосударственностью, т.е. только внешними признаками государственности, хотя и не обладают суверенитетом. Такие государства Р. Джексон обозначал как государства с ограниченным суверенитетом. Как справедливо отмечает Дж. Най, суверенитет – понятие приписываемое многим государствам, в том числе тем государствам, которые суверенитетом в полном смысле не обладают (Сьерра-Леоне, Либерия, Сомали)28; 3) те, чья государственность представляется проблемной, т.е. акторы не являющиеся в классическом смысле государствами и претендующие на подобную роль. Вместе с тем, государственный суверенитет впервые начинает существовать на двух уровнях: уровне real politic (постольку поскольку новые реалии вступают в противоречие со старыми, ставящими во главу угла международное право) и на уровне «виртуальном» (постольку поскольку государству нужно защищать теперь не только территорию, но и информационное пространство). Рассмотрим уровень real politic, на котором государственный суверенитет выступает как суверенитет «реальный» в противовес суверенитету «правовому». Данный подход к трактовке суверенитета направлен на выяснение реального потенциала государства, на основе которого он может влиять на процессы регионального и глобального уровня. Как справедливо отмечает А. Кокошин: «Очевидно, что подавляющее большинство де-юре суверенных государств в современном мире из-за своих размеров, экономической, политической, военной зависимости от других субъектов международных отношений обладают суверенитетом сугубо формально»29. Все более актуальным становится вопрос поиска «реального суверенитета», т.е. такого суверенитета, который бы отражал реалии государства, его потенциал, основанный на ресурсах. Данный потенциал определяет место Nye J. S. Understanding International Conflicts, An introduction to Theory and History Jr. – Р. 157. 29 Кокошин А Реальный суверенитет. - М., 2006. С. 59. 28 11 государства в системе международных отношений. «Реальный суверенитет означает способность государства на деле (а не декларативно) самостоятельно проводить свою внутреннюю и оборонную политику, заключать и расторгать договоры, вступать или не вступать в отношения стратегического партнерства и т.п.»30. Реальный суверенитет исходит из реальных возможностей государства проводить и внутреннюю, и внешнюю политику независимо. На этом уровне рассмотрения, в новых условиях иерархия критериев суверенности выглядит следующим образом: На вершине располагается инновационная экономика, то есть, такая экономика, в которой информационный сектор превалирует над сельским хозяйством и инновационной являются производством31. экономики страны, не в Иллюстрацией определении имеющие главенствующей «реального» мощной сырьевой роли суверенитета базы, но переориентировавшиеся на экономику услуг (США, Япония, страны Западной Европы). Экономическое и финансовая устойчивость выступают, по сути, главной целью политики, а контроль над мировой финансовой системой позволяет США уменьшить риски делегитимации в качестве гегемона. Чуть ниже располагается легитимность, основанная на силе. Суть данного типа легитимности состоит в том, что на данном этапе государства воспринимают друг друга в качестве независимых постольку, поскольку они обладают потенциальной (воспринимаемой другими) способностью отстаивать свои интересы силовыми методами. Подчиненный по отношению к инновационной экономике характер такого типа легитимности демонстрирует Китай, который, обладая значительной военной мощью, все же уступает США в инновационности экономики и поэтому является лишь претендентом на звание конкурента за глобальное лидерство. 30 31 Там же. С. 63. См., например: Jonscher C. Wired Life. - NY: Bantam, 1999. 12 Еще ниже в нашей иерархии стоит конструируемая идентичность, под которой понимается искусственно продуцируемое чувство общности людей на основе принадлежности к одной социальной группе. Важность данного критерия суверенности в информационном обществе возрастает в связи с тем, что основными контрапунктами современных противоречий становятся вопросы принадлежности людей к определенному этносу, религии и т.п.32 В связи с этим критически возрастает важность этого фактора для сохранения суверенитета многонациональных государств, в рамках которых «к микрофону прорвались меньшинства всех мастей»33. Подчиненное положение идентичности по отношению к легитимности и инновационной экономике иллюстрируется, с одной стороны, ситуацией на постъюгославском пространстве, где идентичность на базе этничности сконструирована и развита в высокой степени. Однако невысокий уровень легитимности на основе силы и низкий уровень развития экономики новых балканских государств не позволяют считать их обладающими «реальным» суверенитетом. С другой стороны, можно привести пример Пакистана, где отсутствует конструируемая идентичность как таковая, однако легитимность на основе силы позволяет считать его в достаточной степени суверенным государством. На низовом уровне описываемой нами иерархии располагается способность к информационному противодействию. На уровне realpolitic в качестве средства реализации государственных интересов и методом информационно-пропагандистской поддержки инновационной экономики, легитимности на основе силы и способом конструирования идентичности. Теперь обратимся к «виртуальному» уровню государственного суверенитета, который развертывается одновременно с уровнем real politic. Под информационным измерением государственного суверенитета, или «виртуальным» уровнем государственного суверенитета, мы понимаем 32 33 См., например: Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. - М., 2003. Vattimo G. The transparent society. - Cambridge: Polity, 1992. - Р. 395. 13 способность государства создавать, распространять и корректировать политическую и иную, имеющую политическое значение, информацию; его возможности для проведения в жизнь своих национальных интересов во внутренней и внешней политике с помощью информации; возможность противостоять информационным угрозам со стороны иных участников политического процесса на всех его уровнях. На основании такого подхода можно выделить четыре важнейших фактора, оказывающих влияние на информационную стабильность: 1. Способность политического режима создать гомогенное информационное пространство, единую систему мнений, оценок, норм. 2. Способность политического режима противостоять информационному сепаратизму внутри своей территории. 3. Способность политического режима противостоять информационным атакам извне. 4. Способность политического режима осуществлять собственные информационные атаки для реализации национальных интересов. По сути, информационное инструментальный уровень, измерение метод выступает обеспечения здесь как информационной стабильности34. В рамках данного уровня изменяется и иерархия критериев суверенности: цели государственного суверенитета на уровне real potic становятся средствами реализации целей государственного суверенитета на «виртуальном» уровне, которые, в свою очередь, на другом уровне real potic представали в качестве средств. То есть, во главе иерархии располагается способность к информационному противодействию, чуть ниже – конструируемая идентичность, еще ниже – легитимность на основе силы, а внизу иерархии – инновационная экономика, выступающая здесь как средство. Таким образом, в рамках «виртуального» См., например: Балахнин И. Информационная политика и политическая стабильность// Вестник российской нации. – 2008. - № 2. 34 14 уровня государственного суверенитета главенствующим выступает не материальный капитал или военная мощь, а нематериальные активы государства и его символический капитал. Следует отметить, что государственный суверенитет на уровне real politic и на «виртуальном» уровне – не два разных суверенитета, а только два измерения одного и того же явления. Более того, ослабление того или иного уровней суверенности способно оказать существенное воздействие и на второй уровень. Примером здесь может выступать Бельгия, в случае которой дезинформация о распаде страны в выпуске новостей привела к массовым митингам и создала предпосылки к распаду государства. Информационное сопровождение классических войн также оказывает существенное воздействие на real politiс, поскольку задает систему оценки происходящих событий в мировом сообществе. На основании суверенности на вышесказанного, критически предлагается важные разделить (инновационная критерии экономика и способность к информационному противодействию) и промежуточные (конструируемая идентичность и легитимность на основе силы). В зависимости от наличия в государстве той или иной комбинации данных критериев можно судить об уровне суверенитета государства в современных условиях. Например, высокий уровень развития всех четырех критериев (как в случае с США) позволяет говорить о гегемонизме государства в мирсистеме. На обоих уровнях возникает и вопрос проблемной государственности: зачастую ряд участников, которые не являются государствами, обладают более развитой инновационной экономикой, чем государства, на территории которых они располагаются. Например, Гонг-Конг в период двойного подчинение Китаю и Великобритании. Основным способом борьбы с проявлениями проблемной государственности является комплекс сугубо экономических методов, связанных с региональной политикой, например, перераспределение доходов в пользу дотационных регионов и создание 15 «полюсов роста» и так далее35. Также потенциальную опасность представляют те государства, которые обладают большей легитимностью основанной на силе, чем государства, на территории которых они располагаются (Косово и с некоторыми оговорками Тайвань). В условиях перехода к информационному обществу еще одной проблемой становится факт наличия у актора более сильного символического капитала, чем у государства, на территории которого он располагается, т.е. возможности формирования более сильной идентичности, чем идентичность общегосударственная. Примерами подобной угрозы являются тибетская идентичность в Китае, баскская идентичность в Испании и идентичность курдов в Турции. Наконец, одной из наиболее опасных проблем является информационный сепаратизм актора по отношению к государству, на территории которого он располагается. Понимаемый широко, информационный сепаратизм может трактоваться и как несоблюдение норм права, регулирующих информационные отношения, и как передача заведомо ложной информации, и как использование каналов и способов коммуникации, которые не являются конформными в пределах данного государства. Данный фактор информационной стабильности режима подразумевает целенаправленную деятельность участников политического процесса по информационной дестабилизации и методы противодействия. Анализ причин возникновения информационного сепаратизма можно провести на основании модели Ж. Эллюля, который предложил различать первичные и вторичные группы в формировании общественного мнения. К первичным относятся малые группы, в которые индивид оказывался непосредственно включен (в том числе, и на основании идентичности), а к вторичным – СМИ и большие См. например: Christaller W. Die zentralen Orte in Suddeutchland. Eine okonomischgeographische Untersuchung uber die Gessetzmassigkeit der Verbeitung und Entwicklung der Siedlungen mit stadtischen Funktionen. – Jena, 1933; Friedman J. Urbanization, Planning and National Development. – Beverly Hills, L.1973; Giersch H. Aspects of Growth, Structural Change, and Employment – A Shumpeterian perspective// Weltwirtschaftliches Archiv. – 1979, Band 115, Heft 4. 35 16 общества36. Два данных типа групп должны находиться во взаимодействии, однако если информационное пространство не гомогенно, потоки информации первичных групп начинают отличаться от потоков информации групп вторичных. Как следствие, информация от вторичных групп девальвируется, ей перестают верить. Так у первичных групп и их источников и каналов информации появляется возможность для сепаратизма. Во многом именно поэтому задача борьбы с этническим и региональным информационным сепаратизмом должна решаться с поправкой на религиозный фактор, фактор политической культуры, а также – с учетом сложившейся модели федеративных отношений. Понятия информационного пространства, проблемной государственности и суверенитета в целом тесно увязаны с понятием информационного пространства, то есть, пространственной составляющей политических процессов. Ввиду «коммуникативного понимать этого ареала». введем Под для удобства коммуникативным анализа ареалом понятие будем состоящую из готовых определенным образом воспринимать сообщения акторов политического процесса общность, сформировавшуюся на основе разделяемых позиций по некоторым вопросам. Коммуникативные ареалы могут пересекаться, формироваться по разным основаниям, не совпадать границами с экономическими, этническими или языковыми ареалами. Предложенное определение позволяет упорядочить перечень субъектов информационного сепаратизма. Фактически, все субъекты информационного сепаратизма оказываются теми или иными коммуникативными ареалами. Примером тому служит коммуникативный ареал языка кечуа, на котором «разговаривают десять миллионов обитателей Боливии, Перу и Эквадора»37, См. Ellul J. Propaganda. The formation of men’s attitudes. – N.Y, 1973. Киреев О. Поваренная книга медиа-активиста. - Екатеринбург: Ультра.Культура, 2006. С.97. 36 37 17 что показательно, «данный язык вообще не представлен на телевидении, зато на нём вещают 180 локальных радиостанций»38. В информационном обществе государство уже не может монопольно воздействовать на всю свою государствах «столицы территорию. Если в иерархических порождают символический продукт для провинций»39, то в условиях глобализирующегося мира «интерпретационные пакеты по многим вопросам государства получают извне»40. Данные вызовы, однако, не отменяют необходимости для режима проводить эффективную информационную политику на всей своей территории, предотвращая, тем самым, информационный сепаратизм. Для реализации данной задачи необходима организационно-правовая база, которая «является фундаментом информационной системы территориального управления региона»41. Противоречивый характер информационных процессов на региональном уровне позволяет сформулировать по аналогии с теорией «полюсов роста» модель «полюсов информационной политического информационной стабильности пространства, мы стабильности». понимаем являющиеся Под полюсами некоторые элементы наиболее стабильными с информационной точки зрения, которые призваны через процесс «диффузии инноваций»42способствовать информационной стабилизации территориально близких региональных коммуникативных ареалов. Часто «полюса информационной стабильности» могут совпадать с «полюсами роста». Важно помнить, что без реализации принципа «диффузии инноваций» создание «полюсов информационной стабильности» представляется не только неэффективным, но и откровенно опасным для стабильности режима. Это объясняется тем, что, с одной стороны, отсутствие распространения Киреев О. Указ. соч., С.98. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. - М., 1999. - С.143. 40 Почепцов Г. Революция.com. - М.: Европа, 2005. - С. 85. 41 Маслова Н.Р. «Электронный регион» как сегмент «электронного государства».// Медиакультура новой России. -М.: Академический проект, 2007. - С.101. 42 См. Hagerstrandt T. Aspects of the Spatial Structure of Social Communication and the Diffusion of Information // Papers and Proceedings of the Regional Science Association. – 1966. - vol.16. 38 39 18 инноваций в иные коммуникативные ареалы приведет к асимметрии развития, что дестабилизирует информационное пространство. Похожая ситуация возникла в Канаде, где регионы оказались недовольны чрезмерным развитием Онтарио43. С другой стороны, сам «полюс информационной стабильности», становящийся, по сути, своего рода монополией, оказывается заинтересован в процессе инноваций, так как монополия «желает окупить свои издержки через процесс инноваций вовне»44. Нельзя не согласиться с Х. Гиршем, развившим концепцию Т. Хагерстрандта, в том, что регионы, призванные играть роль центров инноваций, рано или поздно утрачивают свой потенциал. В области информационной политики это связано не только с постепенным выравниванием уровня стабильности по регионам, но и с непрерывно меняющимися технологиями создания и передачи данных. Принимая во внимание закон Г. Мура45 и следствия из кривой Дж. Гильдера46, описывающие парадоксально быстрые темпы развития информационных технологий, можно заключить, что жизненный цикл «полюса информационной стабильности» едва ли может превышать 5-7 лет, то есть, срок, в который количество новой информации возрастает примерно в 10 раз. Мы предлагаем модель, описывающую возможности обретения суверенитета актором (т.е., некоторой организованной группой граждан), обладающим проблемной государственностью, и, следовательно, государственности в их правовом смысле. При исследовании данной проблематики необходимо ответить на следующие вопросы: 1) какие факторы способствуют обретению актором Кузнецова О.В. Указ соч., С.59. Schumpeter J.A. Essays on economic topics of J.A. Schumpeter. – N.Y: Kennikat Press, 1969. - Р. 327. 45 Moore G.A. Living on the Fault line: Managing for Shareholder Value in the Age of Internet. – N.Y: Harper Business, 2000. - Р. 140. 46 Gilder G.F. Telecosm: How Infinite Bandwidth will revolutionize our World. – N.Y: Free Press, 2000. - Р. 70. 43 44 19 правового суверенитета; 2) какие исторические примеры свидетельствуют о значимости этих факторов. Для обретения правового суверенитета необходимо выполнение, по крайней мере, одного из двух условий: 1) высокий уровень институционализации актора; 2) прямая или опосредованная поддержка стремления актора к независимости со стороны одного или нескольких государств, обладающих высокой статусной позицией в системе международных отношений. Рассмотрим классический пример роли третьей стороны в конфликте. Имеется государство А, в котором существует актор, борющийся за независимость от государства А как государства-носителя (государства, на территории которого происходит соответствующий конфликт), в чем актору помогает другое государство – В, не объявляя войны государству А. Важно отметить, что в конкретном международном конфликте государствпомощников может быть несколько. Актор обретает правовой суверенитет, когда выполняется как минимум одно из двух условий: 1) государство(а)-помощник(и) прямо или опосредовано выступает(ют) против государства-носителя. Прямая помощь – вступление в конфликт через объявление войны Опосредованная государству-носителю помощь предполагает государством-помощником. техническую, материальную поддержку актора в борьбе против государства-носителя; 2) оформление (эффективное позиционирование) актора как потенциально полноправного субъекта международных отношений: принятие декларации о независимости, других юридических документов. Рассмотрим примеры, подтверждающие гипотезу. В 1991 г. Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина заявили о своем выходе из СФРЮ. Вслед за этим началась война между центром и восставшими образованиями. В каждом из этих образований происходила институционализация, проявившаяся в принятии собственных конституций, избрании парламентов, 20 других действиях. Акторы получили международное признание. Югославия признала их независимость под давлением других стран. Таким образом, вступление в активную стадию конфликта (т.е. войну) государств-помощников необязательно для признания актора субъектом международного конфликта: поддержка может носить опосредованный характер. После полноправным обретения субъектом статуса государства, международного права, актор становится обретает правовой суверенитет. На стороне косовских албанцев в конфликте против Югославии (СРЮ) в 1998 г. выступили государства НАТО, что привело к фактическому отделению Косово от Сербии. Имела место прямая поддержка со стороны государств-помощников (вторжение в СРЮ). Выделим четыре основных уровня институционализации актора: 1) слабо структурированные национально-освободительные национально-освободительное движение – прообраз выступления; 2) государственных структур; 3) промежуточный уровень организации; 4) государственные структуры. Под статусной позицией государства-помощника понимается степень влияния государства на другие государства. Статусность (статусная позиция) – это, фактически, иерархия сил в международных отношениях. Ко второму уровню можно отнести Китай, Россию, Индию, Бразилию (страны БРИК). Все эти страны – региональные державы с довольно сильным политическим и экономическим влиянием на периферию. Следующий уровень – периферия. Отметим, что здесь также существует несколько подуровней. Например, государства, обладающие мощным военным потенциалом, но в то же время не обладающие сильной экономикой и (или) влиянием в международных отношениях. Например, большинство стран Африки не обладают ни одной из вышеперечисленных характеристик. Рассмотрим конфликт в Югославии. Словения, Хорватия, БиГ выступили против государства-носителя. Это выступление было подкреплено влиянием 21 государств-помощников: США, большинства стран Западной Европы. К этому можно добавить активную поддержку некоторых стран периферии, что в итоге обеспечивает значительный уровень поддержки. В ситуации с поддержкой Косово теми же государствами-помощниками наличествовала «антиподдержка» со стороны России и ряда государств периферии, что привело к снижению общего уровня поддержки. Тем не менее, в результате произошло частичное признание независимости Косово. Анализ примера позволяет сделать вывод, что высокий уровень институционализации и поддержка статусных государств-помощников приводят к обретению актором правового суверенитета. Отметим, что выполнение хотя бы одного условия на высоком уровне может привести к обладанию правовым суверенитетом. Когда же высок уровень институционализации и поддержки государств-помощников, то возможность обретения суверенитета во много раз повышается. Уровень поддержки во многом государств(а)-помощников(а). обусловлен Статусная позиция статусной в позицией международных отношениях базируется на потенциале государства. Особо следует выделить геополитический аспект – важность территориальной близости к конфликту. Например, статусная позиция государства-помощника повышается, если он находится в непосредственной близости к очагу конфликта, когда его влияние на происходящие события возрастает. В этом случае мы можем добавлять дополнительные баллы при верификации уровня поддержки. *** Итак, в условиях перехода к информационному обществу, критерии суверенности того или иного государства претерпели существенное изменение. С одной стороны, изменились классические критерии (военная мощь, легитимность на основе равенства, экономика, естественная 22 идентичность), получив новый вектор развития (инновационная экономика, легитимность на основе силы, конструируемая идентичность и способность к информационному противоборству). С другой - сформировалось принципиально новое измерение суверенитета - виртуальное, в рамках которого изменилась иерархия указанных критериев. Вместе с тем, переход к информационному обществу поставил вопросы о проблемной государственности, принципиальные по своей сути, т.е. какое образование вообще можно считать государством. При анализе проблемной государственности можно использовать модель, описывающую возможность приобретения негосударственным образованием правового суверенитета, в основу которой легли два критерия: институциональная организованность субъекта и его поддержка извне. По мере развития средств хранения, передачи и создания информации и дальнейшей трансформации общества актуальность подобного рода исследований и моделей будет возрастать. 23
