Со своей колокольни.

Со своей колокольни.
Новомодные самоуверенные постройки плотным кольцом окружили старую
церковку. Одиноко и гордо стоит она среди пластиковых братьев и сестёр, пережившая и
венценосных особ, и вождей, неподвластная времени и настроению, как последний оплот
силы, стойкости и надежды. Стоит, от чего-то краснея, бывшая полковая церковь, где
молились когда-то воины перед уходом на войну, молились, может быть, в последний раз.
Никольская, Свято-Никольская, или просто наша, как мы её когда-то называли (я там
выросла, наверное, имею право). Хоть войны и закончены, нам есть ещё, о чем молиться.
Вот и сегодня колокола неспокойны, они то ликуют, то плачут, предупреждая и
праведных, и заблудших, что ещё не поздно успеть в храм, на службу. И едва различима
на колоколенке чёрная фигурка человека, ежедневно устраивающего звонкую перекличку
медных певцов. Многим сейчас кажется, что профессию звонаря после ревизии времени
отправили за архаичностью куда-то на списание, в учебники истории, ровно туда же, куда
были сосланы на вечное поселение и мастера-камнерезы из сказок Баженова, и
золотошвейки, и кружевницы, оставшиеся разве что на картинах Тропинина. Но как бы ни
кромсало время народные вкусы, с какого-нибудь старинного склада нет-нет да и сбежит в
современность кто-нибудь из достойных представителей уходящих профессий. Словом, и
профессией-то это не назовёшь. Профессия – это у экономистов, менеджеров и других
востребованных специалистов, с восьми до шести с перерывом на обед, а тут, скорее,
призвание, любовь на всю жизнь и часто бескорыстная до самоотверженности. Кто же
призывает таких людей? Не буду называть, но боюсь, что вы догадываетесь. Так это
случилось и со звонарём нашей бывшей полковой Свято-Никольской, который вот уже с
десяток лет каждый день громко и отчаянно зовёт людей в храм Божий. Церковь не самая
модернизированная структура, но даже и сюда стали проникать новшества: обычных
звонарей стали заменять электронные механизмы, приводимые в движение одним
нажатием кнопки. Но уж если вы хоть раз услышите Витю-звонаря, проходя мимо
Никольской, рука не поднимется променять его на электронного собрата. Почему же в
Барнауле мало кто вообще знает, что есть такие звонари? Наверное, это оттого, что талант
их идёт от сердца, а не от амбиций, а «выступления» проходят без аплодисментов и
лишних скандалов, которые так любят современные звёзды, для которых, впрочем,
тягаться с такими «самородками» – задача ненужная и непосильная. Летом, когда окно
открыто, в предзакатные часы в мою комнату влетает резкая и стремительная стайка
звуков, которая потом ещё несколько секунд кружит, пламенеет, а потом погасает,
оставляя за собой дребезжащий отзвук. Это Витя как будто шлёт свой колокольный
привет. В такие моменты звук, словно преодолевая телесный барьер, вдруг проникает
куда-то внутрь, что верующие называют душой, романтики сердцем, скептики мозговым
центром, отвечающим за эмоции и рефлексию, и задевает за живое. Знаете, душа моя
похожа на набор разноцветных стеклянных камешков, которые раньше продавались в
киосках. Каждое событие моей жизни со временем как бы стекленело, застывало, оставляя
вот такой камешек. Хорошее событие – значит светлый, но есть и чёрные, как угольки,
значит, и такой камень был брошен в мой огород. И вот иногда что-то вдруг заденет за
окаменевшее воспоминание, как будто солнечный луч пронзает насквозь стекляшку,
заставляя её играть всем своим разноцветием и преображаться, что давно ушедшее
становится явственным, осязаемым. Вот и сейчас колокольный звон растревожил что-то
далёкое, но родное, из времён детства. Что же в этом колокольном звоне, скажете вы?
Ведь это всего лишь звуковая волна, согласно физике. А в том то и дело, что в нём всё. И
это всё наше: это огромная наша Россия, богатая и нищая, святая и грешная, и широкий
плёс над рекой, и прощальный осенний птичий клин, и осенняя тоска по великому и
далёкому, и последний дом заброшенной деревни, и весенняя распутица, и летний
звенящий зной, и молчание северных озёр, и чья-то боль, и радость чья-то, и вечный
покой, и жизнь, жизнь такая же вечная. Всё это смешалось в звоне, слилось, спелось,
чтобы душу бередить и тревожить. И всю эту сложную систему человеческих чувств
может привести в движение всего один человек – простой звонарь-самоучка. Откуда он
знает, как вложить всю нашу Родину в пять минут звона? Научиться-то можно всему: и
хорошему, и плохому, и любому ремеслу. Ремеслу можно, а искусству нельзя. Уметь
задевать за живое – это от Божьей искры, а те от ученых мужей. Витю-звонаря святым
старцем назвать сложно, была у него и своя мирская жизнь, полная бед и испытаний,
которые он проходил по-разному. Не все люди, видимо, добры – есть и с червоточиной,
вот и Витю, тогда ещё совсем не звонаря, обманывали, как следует и как не следует, да
так, что он однажды остался на улице один, гол как сокол. Ну, это ведь мы думаем, что
один, а на самом деле человек никогда не бывает один по-настоящему. Так Витя наш не
пропал. Пришёл, чтобы поесть и согреться, а остался навсегда, чтобы таких же, как он,
каждодневно звать храм, быть может, спасая от чего-то. Отсутствие высшего
музыкального образование не стало препятствием того, что однажды у него открылся
талант соединять разрозненные звуки в целостную гармонию. А что такое гармония? Это
и есть Божий замысел. Шаг за шагом, наощупь, на слух он овладел премудрой наукой. Как
заправский дирижёр руководит он, похожий на Карла Макса из-за своей окладистой
бороды, своими подопечными из сплава бронзы и олова. Он не был оставлен, чтобы
самому стать вестником вечного и чистого. И мне кажется, Россия будет стоять, пока
будет слышен колокольный звон.