Ничто (Мягкие персики и гнилые сливы) Вечер застыл, как готовый к прыжку дикий и осторожный зверь. Люди недвижны и задумчивы. Несколько минут назад каждый вдохнул очищенное от всего ненужного синтетическое счастье, аккуратно изъятое из пакетика и разделенное на белые дорожки. Ощущение легкости– дар для всех, кроме меня. Отказавшись от дозы счастья, я осталась просто наблюдателем. В окружении экзотических пальм и пахнущих пряностями цветов, дыма тлеющих в неподвижных пальцах сигарет я сохраняю спокойствие. Затаившаяся рысь, готовая к роковому прыжку. Поворот головы и ты снова близко, глаза – небесный лед сапфиров. С грустью позволяю себе сжать онемевшие пальцы и заглянуть так глубоко, как только позволено человеку. Ты смотришь на мое встревоженное лицо: безмятежно, открыто, по-детски. Сапфиры загораются радостью и я гляжу на твою обнаженную, беззащитную душу. В расширенных от химического состава зрачках оголенное счастье пляшет среди огней безумия, падает и поднимается, смеется без остановки и застывает, после чего пляска на грани жизни и смерти повторяется. Безостановочно… я наблюдаю все это десятки раз, смотрю, как лицо взрослого мужчины превращается в наивное лицо ребенка. Свет гаснет, глядишь на меня огромными, как два черных блюдца глазами, и улыбка от уха до уха пробуждает во мне слезы. Замороженное тысячью запретов озеро вступает в борьбу с лучами твоих глаз и, конечно, проигрывает. Лед таит, слезы огромными прозрачными каплями падают на ткань платья. Как по весне капли бросаются вниз и, соединяясь в полете с другими, своими легкими телами создают каскад водопада. Крупинки жидкости тянутся к земле, чтобы подарить ей единственный поцелуй и тут же разбиться вдребезги. Любовь всего на миг, на застывшую в вечности секунду. В этот момент я больше всего боюсь потерять тебя, страшусь, что ты больше не вернешься ко мне прежним. Что если внутри что-то надломится – непоправимая ошибка - и ты уже не будешь привычным? Что если однажды ты вдохнешь еще дозу счастья, а я все также буду смотреть не в силах ни закричать, ни остановить эту пляску в твоих ярких глазах? Мужчина, которому я безгранично верна и преданна всем сердцем, тебя трясло у меня на глазах и это подрывало душу до основания, вызывая внутреннюю дрожь. Ты улыбался – наивно, глупо, подетски и в эти ужасные для меня минуты безграничное счастье отражалось на твоем лице, я это четко видела. Первобытная радость в бесстыдном облачении Адама. Пришлось смириться с тем, что вероятно я никогда не смогу подарить тебе такую же легкость. Спутники сидят рядом и не шевелятся. Совместное путешествие, где каждый сам за себя. На лицах глупейшие улыбки, бездумный оскал, обнажающий белую кость зубов. Периодически они открывают рты и по очереди блюют своей душой – слова льются из губ потоками и я вижу больше, чем требуется. С интересом хирурга наблюдаю за тончайшими нитями, которые руководят их поступками. -Ты никогда не будешь счастлив так, как в эту минуту, - говорит мужчина, чью жизнь наполняют однообразные любовные приключения и десятки похожих друг на друга женщин. Он выработал свою схему и, наконец, решил отдохнуть, как и другие. Мы все собрались, чтобы на несколько часов сбежать от самих себя и ощутить первородную радость, отнятую от нас богами. -Природа дает нам все: в детстве мы будто накаченные наркотиками исследователи, ежесекундно познающие мир. И с каждым годом кровь становится все более разбавленной, а тело тяжелым. Наши головы – шары, заполненные ненужными мыслями, наши телефонные книжки взрываются от контактов, от которых мало толка. Одиночество, безграничное, опустошающее одиночество зверем впивается нам в горло и высасывает крови ровно столько, чтобы напиться досыта, но оставить нас в живых. И никто, даже мы сами не можем помочь себе самостоятельно, - ядовито произносит девушка и слова ее разъедают счастливые оскалы мужчин. Завтра ей придется вернуться в столицу. Я вижу проступающую наружу желчь, я вижу, что избавившись от нее, Кристина дышит чуть свободней. “Воздуху, воздуху, воздуху-с…» * *** Люди грустят, вдыхая медовые пары цветов, но белые крупинки вытесняют грусть, и печаль растворяется в ночи. А потом все постепенно начинает исчезать. Внутренние голоса просыпаются и, стряхнув оковы короткого сна, продолжают нашептывать ненужные слова. Людям становится невыносимо от их монотонного бормотания, они грезят о драгоценной возможности еще хоть на час отключить этот механизм и остаться наедине с «ничем». -Как первый глоток знания отравляет «ребенка»… - шепчет девушка и замирает. А я остаюсь в тишине – наедине с журчанием воды в бассейне, трепетной песнью цикад, застывших, как капли на деревьях, и слушаю сердцебиение ребенка, затаившегося внутри меня. Толчок крохотной ножки – теперь я четче ощущаю его незримое присутствие. Грустно, бесконечно грустно, я чувствую себя преступницей. Кроха еще не знает, что ее ждет, но она слушает, слушает внимательно, впитывая зло мира. Отчаяние подбирается к горлу, как зверь, готовящийся к прыжку. Водопад внутри меня не должен прорваться наружу, я должна взять себя в руки. Прямо сейчас! Щелчок пальцами, тигры загнаны в клетку и ребенок перестает пинаться. Он замирает, разрешив на несколько минут забыть о его тайном присутствии. Но в этот раз мне это не удается. В голове молоточком стучит мысль «Знание, знание скоро отравит и его, время разъест идеальную кожу и покроет ее паутиной морщин.» Понимание яркими лучами освещает неоспоримую истину и мой лед начинает таять. Капли тянутся к земле, чтобы подарить ей единственный поцелуй и погибнуть, я начинаю плакать, безудержно и отчаянно, мне бесконечно жаль, что все мы рождаемся не только для жизни, но в первую очередь для смерти. Что все, что бы мы ни делали и как бы не пытались заслужить расположение Всевышнего, он все так же будет издеваться над нами, превращая счастливцев в жалких сморщенных слабаков. Мягкие персики и гнилые сливы. -Когда жизнь становится скучной и нам надоедает жить только для себя, мы ищем того, ради кого можем продолжить путь. Иначе люди свихнулись бы, - наконец прерываю молчание. Мы родители - выступаем в роли убийц, мы помощники времени, которое однажды превратит прекрасное существо в морщинистое ничто. Эгоисты, -подытоживаю, но никто меня не понимает. Все спрятались, затаились для прыжка. У каждого из нас своя философия и свой смысл жизни. Мужчина, что улыбается шире всех: вот уже 39 лет живет исключительно для себя. Девушка по левую руку от меня отчаянно борется с инстинктами и усыпляет их. Повелительница офисного планктона, всемогущая начальница: она и только она управляет своей жизнью. В мою колесницу уже сел человек, который смотрит на меня по-детски наивными глазами, скоро прибудет второй – крошечный, совершенно беззащитный. Становится страшно, горько от всего, что мы друг другу наговорили, настолько грустно, что я встаю и скрываюсь из вида. Вспархиваю с места, исчезаю в коридорах. Взбираюсь по лестнице в свою комнату, раненной птицей падаю на кровать. Исчезаю… Ничего не происходит – мне не становится ни на грамм легче от этих безукоризненно чистых и выглаженных простыней. Боль достигает предела, слезы катятся по подушке, которая безропотно впитывает их. Обычно я отпускаю себя - плачу в голос, кричу зверем, обреченно затихаю – становится легче, но что-то во мне изменилось: я больше не хочу «показухи» даже перед самой собой. Ты поднимаешься и все же застаешь меня в слезах, я прижимаюсь к тебе – тепло. Спокойствие разливается по телу – больше не страшно. Спускаемся вниз, любовь ободряюще держит мою руку и в этот короткий момент кажется, что сквозь ее синтетическую радость проступает искренняя человеческая грусть. Вернемся на несколько минут назад. -Ты милая дурочка, но такая душевная, – прошептал твой друг и его кривые губы расползлись в счастливейшей из улыбок. Тогда я ушла. Замыкаюсь – уползаю в себя и больше не хочу показываться, тысячелетним камнем лежу на простыне. Спустя вечность заходишь ты, в глазах сочувствие, руки смыкаются теплым кольцом; почувствовав физическое тепло, кривлю лицо в беззащитно-трогательной гримасе. -Что тебя обидело? Хочется сказать, что твой друг говорил непозволительно обидные вещи, что за этот вечер я поняла для себя столько нового и необычного и теперь не могу принять эти истины без слез. Мне хочется объяснить, как же больно видеть людей счастливыми в момент, когда счастье это уже почти на исходе - час и оно закончится, а чтобы продлить его, нужно набрать номер и попросить еще немного радости. Ее привезут, разобьют на дорожки и белым порошком она поступит к центру мыслей по свернутой купюре вверх. Вы будете ходить и шмыгать носами, улыбаться губами, отключать голоса в голове. Шепот, превращающийся с годами в гул, сводящий человека с ума, захламляющий изначально пустое сознание. Пустота… из нее мы приходим, в ней однажды и растворяемся. Голоса замолкают, вы все тупеете – наркотики сродни алкоголю. -Ты замечал, что глупцы счастливее всех? Причем те, кто глупцами себя не считают, - говорил один из вас и выразительно глядел на меня. -Счастье можно заслужить по молодости, но потом все равно его растеряешь, - вторила девушка и тоже смотрела рысьими глазами на меня, как на самую юную. На моем свежем лице нет морщин, кожа гладкая и блестящая, волосы густые и мягкие. 21 год от рождения. Но даже я уже боюсь – жизнь с каждым днем все громче стучит в мои двери и я знаю, что однажды вынуждена буду открыть. Невыносимо больно, хочется крикнуть, что я бесконечно люблю мужа и не хочу, чтобы он превратился в ничто. Я боюсь за нашего ребенка, ведь и от него однажды ничего не останется. Мне так хочется сказать… Но я молчу. Со всей яростью молодости вцепляюсь в тебя и с силой толкаю на кровать. Полет, длиной в секунду и голова касается подушки. Твой взгляд, искрящийся удивлением. Блудная страсть, обуревающая меня; похоть пополам с неподдельной любовью. Эмоции правят телом и хочется доказать прежде всего самой себе, что все в порядке: ситуация под моим контролем. Желание быть максимально близкой с тобой – в эту, застывшую в вечности секунду, пока ты на пределе счастья. Нужно, чтобы ты запомнил меня на этом крохотном спасительном островке, на котором мы безмятежны и радостны, как дети. Но что-то не клеится, твои мысли далеко. -Нас могут услышать… Кристина внизу… -И что? – с гневом в голосе спрашиваю я. В этот прекрасный момент, в который мы можем быть максимально близки, гармонию могут нарушить. Бешенство, ярость, злость и, наконец, угасание. Я почти смирилась. -Пойми, я не хочу, чтобы кто-то знал о нашем счастье, я не хочу разрушить его. Напоказ… любовь не должна быть напоказ, – это тайна двоих. Внизу Кристина. Она одна. Гриша уехал еще за дозой. Он мчится в ночи и теперь мне становится за него страшно – в его голове легкость. Надеюсь, скорость не опьянит безумца и он вернется невредимым. Счастье – не товар и не платье. Его не надеть на манекен и не выставить на витрине. Люди не должны проходить мимо и завидовать тому, что нельзя купить. Если они не могут зайти внутрь и в красивом пакетике вынести в мир обновку, однажды в витрину полетят камни. Знаю, как для тебя важно никому не показывать нашу гармонию, ты боишься, что кто-то на нее посмотрит и заберет частичку навсегда с собой. Кирпичик за кирпичиком и наш созданный из мелочей мир разрушен до основания. Я теперь понимаю это и потому мы спускаемся вниз, где нас встречают улыбками. Улыбаюсь в ответ. Гриша вернулся, все опять рассаживаются у бассейна. Желание обладать тобой гаснет сознательно тушу угли, чтобы, когда все разъедутся, разжечь их вновь. -В городах люди несчастные, загнанные кобылы с кровоточащими от работы деснами… У нас прекрасные пустые квартиры. Иногда, когда вкус собственной крови становится особо невыносим, мы берем билет на самолет и летим в другую часть планеты. Попытка, просто попытка спрятаться и заполнить себя чем-то эфемерно важным, отдохнуть от приевшейся реальности. «Это вы, ребята, спрятались тут от всего мира и думаете, что спаслись, – обращается к нам с мужем Кристина, - но тут со скуки помереть можно», - подытоживает девушка и склоняется над столом. Крохотные ноздри втягивают еще одну дозу счастья. Девушка расслабляется и оседает на стуле, на лице застывает полная блаженства улыбка. - У нас свой замкнутый мирок, в котором мы счастливы: бассейн круглый год, поле для тенниса, по которому бегают дети и заражают своим смехом, виллы с белоснежными стенами и люди, прячущиеся за высокими заборами, которых мы не видим и которым все равно на нас… это ли не счастье? Когда город и холод не разъедают ежедневно твое тело? Когда ничто тебя не тревожит? Когда ты ждешь ребенка? Перечисляя детали нашего крохотного, полного уюта мирка, я заплакала. Частички счастья слетали с губ, обретая форму, от этого я почувствовала себя опустошенной и будто больной. Кристина посмотрела на меня долгим, задумчивым взглядом и выговорила:«Видимо, не все в этом твоем мире счастливы, точнее не всегда» и многозначительно посмотрела на скатывающиеся с моих румяных щек слезы. Ты подошел близко-близко, поцеловал в висок. Спокойствие мгновенно разлилось по телу. - Держись, все будет восхитительно, – будто шептали сапфировые глаза и я поверила им. - В городах люди несчастны, улицы встречают нас голодными пастями арок. Ветер за секунды высасывает самое радужное настроение. Люди-вампиры и кровопийцы, сосем друг у друга энергию и не можем насытиться. Вечная жажда. Для боссов мы просто крохотные лаймы, их секретарши выжимают нас наманекюренными пальцами в стакан с дорогой минералкой, добавляют кусочки льда, чтобы с гордостью преподнести своим начальникам. Эти молодухи – не даже лаймы, они просто пушечное мясо, которое каждые 5 лет выбрасывают на улицу голодным собакам. Дом не приносит радости – в нем либо пусто, либо многолюдно, как в клоповнике. Спорт только отнимает силы…, - жестко говорит Кристина, - но все можно стерпеть, пока есть вот это, – говорит девушка и поднимает сигарету вверх. Кончик отравы, завернутый в бумагу, на секунду ярко вспыхивает и тут же потухает. Гриша откупоривает новую бутылку вина и плещет в бокал. Вы все отключаете свой мозг искусственными синтетическими заменителями счастья. Разница между нами в том, что мне пока это не нужно. Лет 5 в запасе есть, но время бежит, бежит в никуда, будто за ним гонится страшный зверь, чтобы вцепиться в горло и кинуть жертву в пустоту, превратить человека в ничто. Мне 21 год и я чувствую себя шахидкой, накаченной гормонами счастья и радости, готовой при случае распрощаться с жизнью с легкой безмятежностью. У меня свой наркотик, своя бомба замедленного действия – она весит 2 килограмма и затаилась под сердцем. Это наш путь к спасению: мой и твой вклад в собственное бессмертие. Уже скоро мы опять научимся радоваться мелочам и увидим все улыбки нашего чада, который принесет вместе с радостью и новый смысл в нашу жизнь. Наталья Чердак (с) 2015 *Ф.М. Достоевский