С одной стороны кулисы— это просто ткань, которую

С одной стороны кулисы— это просто ткань, которую вертикально отпаривают
волонтеры. Но с другой — это метафизическая грань между жизнью актеров по
сценарию и … жизнью всех остальных людей «как попало», неосознанно. Сегодня
пятница, 13-е, и в этот день я впервые оказалась за кулисами, потому что приехала в
театр «Черный квадрат», чтобы побыть волонтером и потом посмотреть спектакль.
Не могу даже себе самой ответить на вопрос, почему я просто не купила билет на
спектакль «Анатомия измен», а пришла на 3 часа раньше и погрузилась в атмосферу
приготовления сцены и зала. Вроде ничего особенного — девочки паром утюжили
кулисы, мальчики приносили кирпичи для декораций, мы развешивали плакаты с
именами компаний-партнеров. Но… Был момент, когда я оказалась одна на пустой
сцене перед огромным пустым залом и, что называется, «понюхала кулисы»… В эту
секунду мир замер в каком-то непостижимом стоп-кадре и в сердце осторожно
кольнула невидимая иголочка «ой!» Скорее всего, эта была прививка, своего рода
заражение вирусом театра, потому что отныне жизнь стала немыслимой без запаха
кулис…
Он будоражит душу, бродит, как алкоголь в крови, заглядывает в давно забытые
участки подсознания, где хранятся несбывшиеся детские мечты, придавленные
десятилетними пластами обязательств, типа «живи для родины, для комсомола, для
родителей, для школы, для карьеры, для детей и т.п.» А то что ты еще в детстве
мечтала быть актрисой, более того, ходила в театральную студию при Зализнычном
дворце пионеров, там играла Золушку и делала свои первые шаги на театральных
подмостках, это как? А никак! Родителя-офицера послали служить в Германию и все,
театральный вирус довольно быстро вытравился советской школой при военных
гарнизонах, звучал антивирус примерно так: «нечего дурака валять, тоже мне,
актриса!» И вот, через тридцать с лишним лет, запах кулис отыскал в мозгу то
старое, потаенное и давно забытое чувство сцены, когда стоишь перед залом, словно
голый король, и эта нагота есть полное отсутсвие зажимов и дурацких комплексов,
ты их словно снял, как старую кожу, и выбросил, а теперь — родился заново, но не
для того, чтобы снова зажаться и окаменеть в гримассе «живу, как все», а для того,
чтобы остаток жизни посвятить себе и… театру.
С точки зрения драматургии, то, что я пережила сегодня — это этюд, потому что я
пришла одним человеком, а вышла — совершенно другим. Во-первых, событием
явилось то, что войдя в офис «Черного квадрата» на Артема, девушка Аня назвала
меня «костровец». Да, вот так прямо и сказала: «Здравствуйте, вы костровец?» О,
Боже, я так звонко выпалила «да!», что аж самой неловко стало. Тут же вспомнился
булгаковский Шарик, который считал поводок у собаки знаком высшей
принадлежности и удачей в жизни. Потом, уже возле большой сцены, я знакомилась
с волонтерами из других групп, и почти каждый из них успел рассказать мне свою
историю прихода в театр. И это тоже событие, потому что меняет сознание,
западает в душу, оставляет след. Особенно запомнился рыжий мальчик по имени
Паша. Я как раз стояла на сцене наедине со своей «прививкой», а он из темного зала
так громко спросил: «Ира! А почему люди не летают, как птицы?» Шок… Стою и
молчу, как истукан. Островского помню, «Грозу» помню, но они тут ни о чем!
Собственно, они-то и есть зажим, опыт советского Вуза, хрестоматийная память,
груз, кандалы для импровизации. А рыжий мальчик смотрел на меня снизу и не
понимал — что я такого спросил? Разве трудно вернуть пас? Вот это была
кульминация моего этюда. Смешно, но жизнь — гениальный режиссер, кто бы мог
заранее придумать такой сценарий, что в пятницу 13-го я окажусь на пустой сцене и
рыжий мальчик из зала кинет мне простую реплику, которая переврнет всю мою
оставшуюся жизнь?
Жизнь — гениальный режиссер, потому что после кульминации наступила развязка,
а именно, пришлось сказать себе правду: я хочу быть на сцене. Если раньше я врала
себе, Кострову и Неелову, что пришла учиться только для себя и личностного роста,
то в пятницу 13-го рыжий мальчик из города Энергодар (я о таком и не слышала)
заставил меня поверить в то, что я смогу сбросить свою шагреневую кожу, во всяком
случае, теперь я попытаюсь это сделать, использую данный мне шанс.
P.S. А потом был спектакль, но до него меня окликнул Кирилл: «Ира Костровская,
идем со мной!» И поставил меня у входа на балкон проверять билеты у зрителей.
Мы с рыжим Пашей пили кофе из моего термоса и болтали о театральном институте,
а когда пошли зрители, то оказалось, что я при слабом освещении плохо вижу
мелкий шрифт на билетах. И снова Паша мне помог разглядеть очевидное…