Философия / 1. Философия литературы и искусства Д. философ. н. Возчиков В.А. Алтайская государственная академия образования имени В.М. Шукшина, г. Бийск, Россия Дидактические основания «Наставления обучающемуся» и «Римских деяний» Со времен Петрарки бытуют по отношению к Средневековью негативно окрашенные определения – «темное», «мрачное»… Однако как есть оборотная сторона титанизма Возрождения, выявленная и весьма подробно описанная А.Ф. Лосевым, так и аскетический идеал не ограничивается тесными стенами монашеских келий, он положил начало удивительным по красоте духовным песнопениям и европейским университетам, возвеличил ученый труд и ценность знания. Облик Средневековья – не насупленный, но одухотворенный, не замкнутый в догме, но открытый к познанию. Средневековье о т в е т с т в е н н о, ибо оно п о у ч а л о – всегда и во всем, прямо и опосредованно, чрез школьные занятия, пастырские проповеди и семейные беседы… Даже у л ы б а я с ь, Средневековье н а с т а в л я л о – имеем в виду так называемую развлекательную литературу, которая, наряду с христианской, занимала свое место в жизни человека: забавные сюжеты предлагались не ради собственно содержания, но дидактического смысла последнего. Благородство, добродетель, любовь, добро, но и вероломство, лживость, мошенничество, прелюбодеяние – все присутствовало на страницах легкого чтива, находило свое осмысление и получало оценку. Можно сказать, что наставляющая средневековая литература – особая форма существования п е д а г о г и к и того времени. В XII веке врач, известный знаток европейской и восточной литературы Моисей Сефарди, получивший после крещения имя Петра Альфонси (в честь 1 своего покровителя – испанского короля Альфонсо VI) составил «Наставление обучающемуся» («Disciplina clericalis»), многие новеллы которого в следующем столетии вошли в получивший замечательную популярность сборник «Римские деяния» («Gesta Romanorum»). И та, и другая книги по назначению – светское дидактическое чтение. В отличие, скажем, от Поджо Браччолини, который, работая в XV веке над «Фацециями», думал о возможностях латинского языка и красотах стиля изложения, авторов (вернее сказать – составителей) указанных сочинений беллетристическая сторона творчества мало занимает, сюжет – всего лишь способ донести до широкой публики то или иное наставление; как справедливо отмечено в одном из современных исследований, все, о чем повествуется, «… рассматривается не как случаи, сами по себе интересные и достойные внимания; в них видят проявления добродетели и пороков, сборник примеров, как должно и как не следует поступать» [2, с. 365]. «Литературная» сторона поучения не мыслилась как педагогический прием, авторы следовали духу эпохи, к которой принадлежали всем существом, в ранг долженствования возводившей трансляцию духовного и практического опыта. И «Наставление обучающемуся», и «Римские деяния» идейно исходили из того (данный принцип, к слову сказать, блестяще реализован в нашем «Домострое»!..), что любая жизненная коллизия должна разрешаться в определенном п о р я д к е, на каждую проблему есть свое п р а в и л о, нет такой сферы деятельности, которая бы ни описывалась в соответствующих наставлениях; собственно жизнь есть непрерывная череда поучений по тому или иному поводу. Так, современное издание книги Петра Альфонси открывает новелла о ценности бескорыстной дружбы. Жаждущий опыта сын (обучаемый) просит отца привести пример человеческой преданности, чтобы быть готовым к возможной встрече с такой личностью. Молодой человек уточняет: «на случай», и данная ремарка, подтверждая ранее выдвинутый тезис, многое дает для понимания сути тогдашнего воспитания: многообразные с л у ч а и, с которыми предстоит столкнуться в действительности, должны проживаться по устоявшимся правилам. 2 Тщетно в данной новелле искать хоть какой-то психологизм, даже просто логически оправдать действия; главное для рассказчика – назидательный момент, пусть даже в самом невероятном контексте!.. «Мне рассказывали о двух купцах; один жил в Египте, а другой в Балдахе», - начинает отец свое повествование, и далее следует сюжет, за исключением мелких разночтений, аналогичный новелле №76 в «Римских деяниях» [3, с. 217-221]: у Альфонси действующие лица - купцы, в «Деяниях …» - рыцари; в конце «римской» новеллы судья просто отпускает всех троих участников событий, а в «Наставлении» - вводит «египетского купца» в свой дом, предлагает «… остаться в моем доме, все у нас с тобой будет общим, а если захочешь вернуться на родину, мы поровну разделим все мое достояние» [1, с. 311]. Любопытно, что данное предложение, объективно ничем не мотивированное, не вызывает возражений купца, который «… привязанный к своей родной земле, взял половину имущества судьи и возвратился в Египет» [1, с. 311]. В обеих новеллах назидательные моменты четко акцентированы. В «Наставлении …» решение купца из Египта безвинно принять смерть объясняется так: «Ведь купец этот хотел ценою жизни избавиться от бедности». Вполне внятно толкуется и мотив поступка купца из Балдаха: «Купец из Балдаха помнил гостеприимство, оказанное ему там (т.е. в Египте. – В.В.), и понимал, что после смерти друга уже не сможет отплатить ему за добро, а потому решил принять вместо него смерть и громко закричал: <…>» [1, с. 310] и т.д. В «Римских деяниях» - о том же, но более кратко размышляет рыцарь из Балдаха: «Не мой ли это друг, рыцарь из Египта, кто даровал мне супругу мою и большие сокровища, и не его ли ведут на казнь, а я остаюсь жить?» [3, с. 219]. В двух вариантах и рефлексия истинного убийцы. В «Деяниях …»: «Если я, виновник убийства, допущу, чтобы невинные эти люди были казнены, бог, конечно, когда-нибудь покарает меня; лучше на земле принять скоротечное страдание, чем во веки веков терпеть муки в аду» [3, с. 220]. У Петра Альфонси: «Я убил того человека, а приговорен к смерти другой, и этого невиновного ведут на муку, я же, хотя виновен, наслаждаюсь свободой. Как 3 может быть такая несправедливость, не ведаю. Разве что причина тому долготерпенье божье. Бог – справедливый судья: он не оставляет безнаказанным ни одного преступления. Поэтому, чтобы бог потом не покарал меня тяжелее, я сознаюсь, что совершил это преступление. И так избавлю их обоих от смерти и сниму с себя грех за содеянное злодеяние» [1, с. 311]. Наставники не просто утверждают, что следует поступить именно так, а не иначе, но в процессе рассуждений обосновывают правомерность действия. Если попытаться хотя бы перечислить те ценности и пороки, которые становятся предметом интереса средневековых авторов, то список получится весьма внушительным. Составитель «Римских деяний» свои дидактические позиции позиционирует более ярко. Отражая идеи рассказов в заголовках, Альфонси же просто ограничивается нумерацией новелл. Примеры таких «ориентирующих» названий: «О необходимости хранить верность», «О том, что всякий грех, как бы тяжек он ни был, должен быть отпущен, если совершен без злого умысла», «О том, что следует почитать родителей», «О забвении полученных благодеяний и о неблагодарности», «О том, что прирожденную злобность следует смирять кротостью»… Не только в воспитательном плане интересна новелла «Об алчности и ее изощренном коварстве» [3, с. 53-55], но и своим «терпимым» подходом к достижению жизненного успеха. По сюжету, дочь царя Розимунда очень быстро бегала, никто не мог с ней соревноваться. Правитель поставил условие: тот, кто обгонит в беге Розимунду, возьмет принцессу в жены, а после смерти государя получит и все царство; проигравший же будет казнен. Желающих попытать счастья было много, но никому не удавалось опередить Розимунду. Но вот бедняк Абиба придумал хитрость. Как только девушка оставила в беге Абибу позади, тот «… метнул ей под ноги венок (как такое возможно «технически», автора новеллы не интересует! – В.В.); чуть только царевна заметила его, она наклонилась, подняла и надела на голову. Так долго Розимунда радовалась венку и любовалась им, что Абиба догнал ее». Затем хитрый Абиба кидал под ноги девушке шелковый пояс, шелковый мешочек с 4 позолоченным мячиком… Вот увидела Розимунда мешочек, «… наклонилась за ним, вынула позолоченный мячик, прочитала надпись: «Взявший меня в руки никогда не наиграется» - и так долго забавлялась мячиком, что Абиба прибежал раньше царевны и получил ее в жены» [3, с. 54; 55]. Мораль рассказа, вроде бы, очевидна: по определению имеющей «всё» принцессе не гоже жадничать и подбирать вещи, разбросанные на дороге. Сочинитель не обращает внимания, что находчивый Абиба предстает провокатором: Розимунде лишь «исполнилось десять лет», и вполне естественно для данного возраста, что ее внимание остановят и венок, и мячик… И дело будет вовсе не в «алчности», а детской любознательности!.. Так что, говоря объективно, Абиба обманом победил ребенка!.. Но таков взгляд из нашего времени, совсем не близкий человеку Средневековья, для кого проявленная ради достижения цели смекалка предстает нравственной нормой. Новелла «О том, что все надлежит делать обдуманно и предусмотрительно» [3, с. 112-116] раскрывает «три мудрых правила», ведущих к счастливой жизни. Будто бы пришел однажды к императору Домициану некий купец и за тысячу флоринов продал следующие правила: «Владыка, первое таково: все, что ты делаешь, делай добросовестно и думай о последствиях. Второе: никогда не сворачивай с большака на тропинку. Третье: не останавливайся на ночлег в доме, хозяин которого в летах, а жена еще молода. Соблюдай эти три правила, и они сослужат тебе добрую службу». Сюжет повествования подтверждает, что следование этим заповедям неоднократно оберегало жизнь правителя: «До конца дней своих Домициан придерживался этих мудрых правил и потому прожил счастливо» [3, с. 113; 116]. О милосердии и добродетели – сюжет «О благодарности за благодеяния» [3, с. 116-117]. Описывая благодарного Льва, автор поучает: уж если даже животным дано испытывать чувство признательности, то каким же добрым и отзывчивым призван быть человек!.. Однажды встретив во время охоты хромого льва, благородный рыцарь «… сошел с коня, вытащил из лапы зверя 5 острую колючку, приложил к ране мазь, и лев стал здоров». Через какое-то время в этих же местах довелось охотиться королю, который поймал льва и поместил его в загон при своем дворце. Случилось, что рыцарь совершил тяжкий проступок, и король решил в наказание отдать его на съедение льву, которого специально держали голодным. «Рыцаря бросили в ров, и он весьма страшился в ожидании, когда лев на него кинется, а лев внимательно посмотрел на рыцаря и, узнав, обрадовался и семь дней оставался без еды». Король стал расспрашивать рыцаря, в чем причина такого поведения дикого зверя, и рыцарь рассказал о своем добром деле, совершенном на охоте. Король был тронут: «Раз тебя пощадил лев, помилую и я, буде приложишь старание исправить свою жизнь». Рыцарь поблагодарил короля и впоследствии усовершился и окончил свои дни в мире» [3, с. 117]. «Римские деяния» были любимейшим чтением человека Средневековья!.. И дело не только в «чудесности» сюжетов, незамысловатости описываемых ситуаций. Знакомившийся с книгой словно «примерял» предлагаемые истории «на себя» и убеждался, что стать добродетельным – «хорошим», как бы сказали сегодня, - человеком, который достойно пройдет земной путь и будет угоден для жизни небесной, не так уж и сложно, вполне по силам каждому. Отсюда и бережное, уважительное отношение к книге: осваивая содержащиеся в ней поведенческие установки, человек становился «обучаемым», воспринимавшим рукописное, а затем печатное с л о в о как адресованное непосредственно ему нравственное наставление, которому необходимо следовать. Литература: 1. Петр Альфонса. Наставление обучающемуся [Текст] / Петр Альфонса // Средневековые латинские новеллы XIII в. / АН СССР; пер., ст-я и коммент. С.В. Поляковой; ответ. ред. А.И. Доватур. – Л.: Изд-во «Наука», Ленингр. отд., 1980. - С. 308-331. 2. Полякова, С.В. Из истории средневековой латинской новеллы XIII в. [Текст] / С.В. Полякова // Средневековые латинские новеллы XIII в. / АН СССР; 6 пер., ст-я и коммент. С.В. Поляковой; ответ. ред. А.И. Доватур. – Л.: Изд-во «Наука», Ленингр. отд., 1980. - С. 341-369. 3. Римские деяния / Пер. С.В. Поляковой [Текст] // Средневековые латинские новеллы XIII в. / АН СССР; пер., ст-я и коммент. С.В. Поляковой; ответ. ред. А.И. Доватур. – Л.: Изд-во «Наука», Ленингр. отд., 1980. - С. 5-286. 7