Проблема автономии общих идей

Проблема автономии общих идей
И.Б. КРЮКОВ
Московский инженерно-физический институт (государственный университет)
ПРОБЛЕМА АВТОНОМИИ ОБЩИХ ИДЕЙ
Проблема автономии общих идей является одним из системообразующих затруднений, от разрешения
которого во многом зависит успех философского моделирования наличествующего миропорядка. Рассматриваются и другие связанные с данной проблемой темы: место так называемого «основного вопроса философии» в структуре философского знания, структура философского знания, специфика связи философии и
реального мира.
Современный мир, как и две с половиной тысячи лет назад, нуждается в целостном осмыслении – задаче, традиционной для философии, некогда по мере сил справляющейся с подобными
проблемами. К сожалению, после потери философией до поры востребованной функции быть
средством моделирования действительности во всём многообразии её проявлений мир как объект
её освоения распался на отдельные фрагменты, составляющие предметное содержание современной философии. К тому же сама она, постоянно дистанцирующаяся в ещё недавнем прошлом от
попыток квалификации её в качестве науки, оставила сопротивление и теперь легко мирится с потерей первоначальной природы, предлагая себя в качестве некоего необязательного средства решения теоретико-познавательных, социальных, лингвистических и иных проблем, при этом мало
отличаясь по стилю от решающих эти проблемы наук.
Первое, о чём необходимо сказать в этой связи – это о двоякой природе философского знания,
которое, несмотря на непрекращающиеся попытки поделить его на множество разделов, видится
нами, прежде всего, как философия в классическом смысле, или метафизика, а также система
философских наук. Под метафизикой понимается исходное значение философии, некогда принятое последователями Аристотеля. Определение философии как мудрости ради неё самой, данное
великим стагиритом, самым кратким образом представляет её как метафизику, что с лёгкой руки
Андроника Родосского переводится как «та, что после физики». В этом плане важнейшим критерием метафизики становится обособленный характер её существования, что, как правило, с явной
неочевидностью совмещается с её правом на существование в общепринятой шкале интеллектуальных ценностей.
Способ осуществления метафизики как относительно закрытой формы знания предлагается
рассматривать как систему философских наук или собственно философию. Она в отличие от метафизики известна более, поскольку обладает необходимыми чертами общепризнанной формы
общественного сознания. Обособленный характер метафизики как «знания ради знания» предполагает наличие промежуточных звеньев, связывающих её с реальным миром. Их роль и выполняют так называемые «разделы философии»: логика, теория познания, эстетика, этика, философия
права и философия естествознания. Однако без решения ключевых метафизических проблем, о
которых речь впереди, вряд ли следует ожидать должной востребованности достижений данных
разделов со стороны научной мысли и социальной практики.
В этой связи представляется весьма важным попытаться реконструировать тот первоначальный
смысл, который вкладывался классиками философии в понимание места и роли метафизики в системе человеческого знания.
В отечественной философской традиции с довольно давних пор укоренилась и приобрела статус философской доминанты формулировка так называемого «основного вопроса философии» или
вопроса об отношении мышления к бытию, духа к природе. При этом сам вопрос всегда оценивался как системообразующий, т.е. необходимо участвующий в создании той или иной философской
модели бытия. В результате, история философии стала выглядеть как история борьбы материализма и идеализма – двух философских систем, по-разному отвечающих на поставленный перед
ними вопрос. Можно было бы, конечно, обойтись без очередного пробуждения теней прошлого,
но однажды предложенный в качестве основного, данный вопрос по-прежнему кочует из учебника
в учебник, значительно облегчая вновь посвящаемым понимание предложенной логики историкофилософского процесса, но и, к сожалению, уводя само понимание в сторону, весьма далёкую от
осознания сути самой философии.
Возвращение к данной теме продиктовано и весьма курьёзным обстоятельством. Основной вопрос философии с некоторых пор уже больше не вопрос, если судить об этом хотя бы по отсутствию соответствующей статьи в последнем четырехтомном издании философской энциклопедии
– «Новой философской энциклопедии» (2000–2001 гг.) – известного рода законодателя современной отечественной философской «моды».
ISBN 978-5-7262-1179-4. НАУЧНАЯ СЕССИЯ МИФИ-2009. Том VI
1
Проблема автономии общих идей
Сформулированный Ф. Энгельсом и названный им «великим» (прилагательное, более подходящее к именам монархов) основной вопрос философии просуществовал, как видим, до начала
третьего тысячелетия. Однако необходимо заметить, что его поспешное устранение из списка
приоритетных тем, заявленных редакцией упомянутой энциклопедии, не отменяет связанных с
ним вопросов.
В рамках учения марксизма вопрос «об отношении мышления к бытию» был действительно
основным. А его относительность стала видна лишь со временем и в самом марксизме служила,
главным образом, обоснованием материалистического понимания истории.
Что же определяет ход развития философии?
Даже не очень пристального внимания достаточно для того, чтобы уже в относительно развившейся традиции Афинской школы философии обнаружить то, что основным фоном, на котором
разыгрывались философские баталии, была органичная самой природе метафизики, т.е. её обособленности, проблема автономии общих идей. И затруднения Платона в обнаружении связей между
вещами земного мира и этическими и эстетическими по существу идеями, и принципиальное
неприятие и, отчасти, непонимание Аристотелем платоновской философии, и многое другое говорят об одном – появилось знание, которое непосредственно не связано с материальными процессами, происходящими в мире, включая сюда и процессы социально-экономического характера.
Платон это прекрасно понимал и потому не претендовал на решение вопросов по своему характеру конкретно-научных или натурфилософских. Именно этика и эстетика в силу их изначальной
искусственности, сотворённости становятся исторически первыми способами существования так
называемых «общих идей». Сами идеи предстают в качестве дополнительных побудительных мотивов особого рода человеческой деятельности, влияющей на окружающий мир не путём изменения по лекалам его законов (принцип действия развитой науки), а путём обогащения его объектами и характеристиками, до той поры ему не присущими. Именно тогда же наметился принципиальный раскол между теми, кто претендовал на роль идеологов изменений в рамках классической схемы «цель–средство–результат», и теми, кто считал некоторые идеи имеющими право на
принципиальную неосуществимость в формах наличного бытия, оставляя сами идеи в качестве
дополнения существующего миропорядка на правах самого мира. В дальнейшем вся история человечества подтвердила актуальность и эвристическую значимость этого спора.
Сам спор касался объектов метафизического знания – «общих идей», существующих в форме
особых категорий, вводимых в метафизику не только без посредства традиционной для философии и конкретных наук процедуры классического определения через родовое понятие, но, прежде
всего, посредством метафор, мифологических образов и процедуры определения того, что не является таковыми идеями принципиально. В отличие от типичных для философского и научного знания категорий – таких, как субстанция, движение, пространство, сущность, материя и т.д. –
«общие идеи» имеют ярко выраженный этический и эстетический характер (справедливость, благо, добро, прекрасное, соразмерность, гармония), но не являются только категориями этики или
эстетики. Так, например, понятие зла не может быть отнесено к общим метафизическим понятиям,
поскольку легко представимо в виде конкретных форм его наличного бытия с чётко очерченным
контуром (смерть человека). Представить такое же в отношении понятия добра или блага никак не
возможно. Именно с этим обстоятельством мы и встречаемся в платоновской логике определения
понятий. Смыслом метафизической рефлексии в отношении общих идей становится сопоставление двух вариантов духовного опыта – общечеловеческого (божественного, всеобщего, если угодно) и личного (социального, познавательного). Их соединение – по существу, осуществление –
реально возможно лишь в рамках индивидуального опыта, и уже потом может частично продолжиться в разнообразных феноменах наличного бытия. То же, что связывает субъектов духовного
опыта, носит вполне естественный характер обращения к общему опыту. Естественность этого
обращения диктуется необходимостью социализации при чётко очерченных границах того, что не
является миром общих идей. Так, изучение трудов классиков метафизики является одним из естественных средств осуществления конкретного познавательного или социального опыта. Содержащиеся в самих трудах познавательные установки и мировоззренческие модели расширяют диапазон индивидуального опыта. Чаще всего косвенным путём, через обнаружение неких ассоциативных связей, субъект приходит к ответам на неразрешимые до определённой поры вопросы. Классический пример: случай с В. Гейзенбергом (1919 г.), пришедшим к идее моделирования структуры атома благодаря чтению Платона, ссылавшегося, в свою очередь, на пифагорейское учение о
сопоставимости геометрических многогранников пяти стихиям.
ISBN 978-5-7262-1179-4. НАУЧНАЯ СЕССИЯ МИФИ-2009. Том VI
2
Проблема автономии общих идей
Именно такой исключительно умозрительный способ существования общих идей представляется нам единственным и оптимальным, поскольку попытки непосредственного реального воплощения этих по существу идеалов человечества приводят к результатам, далёким от задуманного.
Предложенная Платоном, а впоследствии поддержанная Кантом мировоззренческая позиция,
позволяющая каждому индивиду совершенствоваться в зависимости от отношения к общим идеям, имеет право на существование хотя бы потому, что она не приводит к социальным конфликтам
как, прежде всего, следствиям переходящего из века в век соблазна сделать мир навеки благополучным, а всех людей – одинаково счастливыми.
Итак, какой мы видим метафизику в её первоначальном виде? К её основным характеристикам
относятся: системный характер существования (целостность); исключительная умозрительность её
объектов, представленных «общими идеями»; отсутствие явных признаков адаптации к миру
наличного бытия, что, впрочем, не говорит о её индифферентном к нему отношении; опосредованный характер её связей с внешним миром.
Метафизика дискурсивна в классическом смысле понимания дискурсивности, т.е. представляет
собой такое изложение идей и взглядов, которое предполагает их интуитивно принятую или основанную на принципах и законах логики связность и последовательность. В этой связи особое значение приобретает проблема истинности метафизических предположений (спекуляций), которая
не может и не должна решаться в рамках дилеммы «ложное-истинное». Своеобразная истинность
метафизической теории заключается в её целостности (системности), которая и становится главной целью метафизического исследования. Благодаря этой особенности, в создании метафизической теории могут участвовать самые невероятные предположения, но их включенности в теорию
служит конструктивное участие в созидании её структуры. Данная сторона метафизической теории формируется как ответ на фундаментальнейший вопрос о единстве мира или, иначе, на вопрос
«благодаря чему мир един и одновременно многообразен?». Ответом становится самодостаточное и целостное метафизическое знание. Именно эти характеристики представляют главные достоинства метафизического учения, существующие наряду с классическими – всеобщностью и
необходимостью. В этой связи логика метафизического исследования и система аргументации
становятся по существу главными побуждающими мотивами познания мира вне рамок его непосредственного познания. Происходит это через сопоставление субъектом метафизического познания данных принципиальных связей и собственного духовного опыта.
Так или приблизительно так развивалась метафизика примерно до середины XIX столетия. Но
возможна ли философия как метафизика в настоящее время, характеризующееся высокой степенью познавательного прагматизма и информационной насыщенностью? Думается, что просто отрицательный ответ был бы в данном случае слишком поспешным. Смерть классической метафизики, так же как и классического романа, как говорится, «несколько преувеличена». Кстати, само
это сравнение вряд ли можно упрекнуть в «хромоте» – хорошее метафизическое исследование
может вызвать вполне эстетические чувства. К слову сказать, подлинно метафизических учений
было не так уж и много, как и классических романов. Их ровно столько, сколько имён классиков
философии, известных цивилизованному человечеству. Сами эти учения в силу их классичности
продолжают оставаться объектами постоянных интерпретаций даже теми, кто отвергает возможность существования метафизики впредь. А историко-философская составляющая современного
философского знания – один из способов существования метафизики в современной мировой
культуре.
Всё же отчего в отношении к метафизике постоянно вызревают настроения её «ниспровержения» (последняя волна совпала с появлением «двуликого Януса» постструктурализмапостмодернизма)? Думается, что в основе постоянного появления такого рода реакции на метафизику лежит время от времени провозглашаемая задача изменения социального бытия или же,
наоборот, убеждение в его неизменности. Иначе сказать, сомнения в необходимости такого знания
возникают всякий раз, когда метафизика начинает приписывать себе не свойственную ей изначально идеологическую функцию. Признаком именно таковой претензии и следует считать «великий основной вопрос философии», где в самом соотношении бытия духовного и материального в
неявной форме проглядывает попытка изменения действительности на основе очевидно выбранной позиции в пользу её революционно-практического преобразования.
Но существует и другая сторона претензий метафизики на некую социальную роль – это проблема навязывания своеобразных философских услуг в тех областях жизнедеятельности человека,
которые характеризуются высокой степенью глобальности и по занимаемому ими месту в мире
релевантны таким же устремлениям философии. Это, прежде всего, сферы социальной жизни,
ISBN 978-5-7262-1179-4. НАУЧНАЯ СЕССИЯ МИФИ-2009. Том VI
3
Проблема автономии общих идей
науки в целом, соотношения природы и общества. Именно здесь метафизика посредством системы
философских наук – второй составляющей философии – способна обнаружить свою созидательную роль. Но достаточно ли у нас аргументов, говорящих о явном влиянии тех или иных философских учений на происходящее в этих сферах? Пожалуй, о каком-то воздействии с явной определенностью можно говорить лишь тогда, когда речь идёт об отрицательных последствиях функционирования такого рода связей. История человечества демонстрирует множество примеров пагубности осуществления тех или иных глобальных теоретических построений. Во всяком случае,
великие социально-экономические перемены постоянно заканчиваются не менее великими гуманитарными разочарованиями, а нередко и просто катастрофами. А участие философии в научнотехническом прогрессе, как и прежде, остаётся весьма не очевидным в силу неявности самой этой
связи. Получается, что по-прежнему актуальной остаётся догадка Платона об однозначности связи
мира идей и мира вещей, без которой трудно понять как же «доходит» метафизическое моделирование мира до него самого.
Хорошо известно, как, по мере развития, конкретная наука постоянно испытывала потребность
в отказе от подобного рода «услуг», что наглядно демонстрирует история её взаимоотношений с
метафизикой на протяжении последних полутора столетий её позитивистской «тяжбы» с философией после Гегеля. Однако причины такого «свободолюбия» следует искать не только в неприятии претензий некоторых вариантов классической метафизики на всеобщность, но и, как нам
кажется, в сомнениях в необходимости существования подобных претензий вообще.
Представляя таким образом предмет метафизического знания, можно обнаружить его исключительную эвристическую ценность. Так совершенно по-новому можно представить себе сам историко-философский процесс как спор между сторонниками и противниками взгляда на право общих идей на неосуществимость. Заодно вскрывается и дополнительный смысл в агностической
позиции ряда мыслителей, видящих в отрицании познания сущности мира не только констатацию
ограниченности человеческого познания, но и утверждение гуманистической идеи невозможности
индивидуального владения абсолютной истиной даже с благой целью сделать мир свободным,
справедливым и прекрасным, а на самом деле, в очередной раз ставя его на грань глобальной катастрофы.
Метафизика, таким образом, представляется нам зоной мирного столкновения любых, подчас
прямо противоположных и невероятных способов постижения мира. Это великое изобретение человечества с самого начала было призвано создать область столкновения идей взамен реального
столкновения людей. Создание умозрительного мира, который исключительно мыслим и потому
неподвластен законам «наличного» бытия, ограниченного «окоёмом» очевидности – задача, к тому же, творческая. Это сближает метафизику с наиболее близким ей миром художественной литературы, немыслимым как мир-копия, мир-отпечаток. Река, в которую невозможно войти дважды,
стрела, которая будучи выпущенной из лука, не летит, категорический императив, который лишается своей категоричности в повседневном мире – вот то, что не имеет никакого отношения ни к
истине научной, ни к миру житейской реальности и именуется метафизикой, которая никак не связана с поиском конкретных истин и ставит себе совсем другие задачи, являясь больше «знаниемвопросом», чем «знанием-ответом».
ISBN 978-5-7262-1179-4. НАУЧНАЯ СЕССИЯ МИФИ-2009. Том VI
4