Детское сочувствие

Детское сочувствие
Однажды, гуляя по городу, человек наткнулся на шестерых детей, которым было всего около семи лет. Дети
плакали, сидя у канавы, спрятав лица в руки. Гулявший остановился, думая помочь им. Он наклонился к
детям и стал спрашивать, не ушиблись ли они.
"Нет", - ответили они
Он спросил их, почему же они плачут. Тогда одна девочка подняла голову и сказала:
"Томми ушибся, а мы любим его и потому плачем”.
Глаза любви
Известная своей жертвенностью и человеколюбием англичанка Елизавета Фрей однажды шла по
оживленной лондонской улице со своим братом. Много людей сновало взад и вперед. Вдруг она отошла от
брата, подошла к совершенно незнакомой женщине и вступила с ней в разговор:
"Я вижу, вы очень опечалены. Скажите мне, чем я могу вам помочь?" - спросила Елизавета Фрей эту
женщину.
Женщина долго не решалась рассказать, в чем дело, но потом призналась в своем горе. Оказалось, она шла
к реке, чтобы утопиться. Несчастная женщина была спасена и позднее стала известной христианской
деятельницей.
У некоторых есть глаза любви. Они видят горе других и знают, как помочь.
Всецелая любовь к Богу
Нет пределов тому, что Бог мог бы совершать с человеком, лишь бы он не присвоил славу себе.
На 90 году своей жизни Георг Мюллер обратился к служителям Божьим со словом, и так свидетельствовал
он:
"Я обратился к Богу в ноябре месяце 1825 года, но только четыре года спустя, в июле 1829 года, всем
сердцем отдался Богу. Любовь к деньгам исчезла, привязанность к месту отошла, стремление к видному
положению потеряло свое значение, наслаждение мирскими удовольствиями пропало. Бог, Сам Бог, стал
моею долей. В Нем я нашел полное удовлетворение и больше ни в чем не нуждался. По милости Божьей все
это сохранилось так и до сих пор. Он сделал меня счастливым человеком, чрезвычайно счастливым, и это
привело меня к тому, что я стал интересоваться только одним делом Божьим.
С любовью спрашиваю вас, возлюбленные братья:
"Всецело ли вы предали свои сердца Богу, или помимо Бога вы преданы чему-либо иному?"
Прежде я не много читал Слово Божье, предпочитая ему, чтение других книг, но с тех пор как откровение,
которое Бог дал мне в Себе, стало для меня неизреченным благословением, я от сердца могу сказать, что Бог
есть личность "прекраснее сынов человеческих".
О, не удовлетворяйтесь, пока от глубины души не сможете сказать, что Бог - есть личность, достойная
определенной любви!"
Любовь Отца
"Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите и получите, чтобы радость ваша была совершенна"
(Иоан. 16, 24).
Во время гражданской войны в Америке у одного человека был единственный сын, который записался в
Армию Союза. Отец был банкиром и, хотя не препятствовал сыну принять участие в войне, был совершенно
убит этой разлукой.
Он стал принимать горячее участие в судьбе юных солдат и всякий раз, как встречал молодого человека в
мундире, сердце его, начинало волноваться при мысли о его собственном сыне. Он стал пренебрегать своим
делом, отдавая все свое время и деньги на заботу о воинах, которые возвращались домой раненными. Друзья
тогда стали упрекать его, говоря, что он не имеет права запускать дела и посвящать так много времени
солдатам; поэтому он решил все задуманное оставить и прекратить свои заботы о военных.
После того, как он принял это решение, к нему в банк однажды явился солдат в поношенном мундире, по
лицу и рукам которого можно было догадаться, что он вышел из больницы. Несчастный стал шарить в своем
кармане, как будто чего-то ища; тогда банкир, увидев его и предугадывая его намерение, сказал ему:
"Любезный, сегодня я слишком занят и ничего не могу сделать для вас. Вам придется обратиться в главную
квартиру, там офицеры позаботятся о вас».
Но бедный выздоравливающий продолжал стоять, не двигаясь, как бы не понимая, что ему говорят. Он
продолжал шарить в кармане, и наконец вытащил клочок грязной бумаги, на которой карандашом было
написано несколько строк, и положил этот клочок помятой бумаги перед банкиром. На нем последний прочел
следующие слова:
"Дорогой отец, это один из моих товарищей, который был ранен в последнем бою и был отправлен в
больницу. Прими его, прошу тебя, как самого меня, - Карлуша».
Мгновенно у банкира исчезли, как дым, равнодушие и все принятые им решения предать забвению заботы о
воинах. Он принял юношу в свой роскошный дом, поместил его в комнату Карлуши и дал ему Карлушино
место за семейным столом. Он оставил его у себя, пока покой и окружающая его любовь не сделали своего
дела и не вернули ему полное здоровье.
Пламя любви
Было раннее майское утро. Солнце еще не взошло. Сад трепетал в белесом сиянии
рассвета. На розовом кусте сидело пять соловьев - один в центре, а четыре вокруг него.
Четыре соловья поочередно пели. Они пели, чтобы очаровать свою подругу. Поистине,
это был блестящий турнир. Каждый из них старался превзойти соперников. Один пел
лучше другого.
Соловушка терпеливо слушала, но, видимо, ни один из певцов не пленил ее сердце. В
нерешительности посматривала она то на одного, то на другого: ах, как трудно ответить
на любовь, если сердце молчит!
Вдруг с ветвей гранатового куста, что рос поблизости, донеслась трель. Соловушка
повернула головку в ту сторону. Певцом оказался маленький соловей, скрытый красными
цветами граната. Я не раз слышал соловьиные песни и восхищался ими, но подобную мне
еще не приходилось слушать. Какие переливы, какие нежные трели, тысячи тысяч тирад!
Это была песня воспламененного любовью сердца, в ней были огненные слезы и
бесконечная грусть; она гармонировала с утренним ароматом бесчисленных цветов и,
разносясь по саду, превращала все кругом в волшебную сказку.
Забывшись в грезах, я слушал. И вдруг я увидел, как зачарованная песней соловушка
порхнула к певцу, и, сев рядом, нежно спрятала свой клювик у него под крылышком.
Скоро певец умолк. В пурпурных цветах граната они ласкали друг друга клювами,
отдавшись с таким забвением своему счастью, что даже не заметили, как четыре соловья,
понурив головки, улетели.
Прошло мгновение, и певец снова запел, запел громко и сильно торжественную песню
победы, в каждом звуке горело его пламенное сердце.
Это был сверкающий фонтан безграничного счастья и светлой радости, который,
искрясь, устремлялся ввысь и ввысь... И вдруг песня оборвалась, певец, словно
сражённый, камнем упал на землю.
Я подбежал к нему. Бедняжка лежал на земле, из его нежного горла струёй текла кровь,
полузакрытые глаза потухли. А соловушка с жалобным писком кружилась в смятении над
сгоревшим в огне любви певцом.