УНИВЕРСИТЕТ В ПРОСТРАНСТВЕ ПОСТСОВРЕМЕННОСТИ Левадный М.В.

УНИВЕРСИТЕТ В ПРОСТРАНСТВЕ ПОСТСОВРЕМЕННОСТИ
(О СТАТУСЕ ЗНАНИЯ В ФОРМАЦИЯХ ВЛАСТИ И ЗНАНИЯ М.ФУКО).
Левадный М.В.
доцент кафедры истории
исторического факультета НГГТИ
Изменения социокультурной реальности последних десятилетий коррелируют
с синхронной трансформацией практик познания. В социально-философской
плоскости содержание нового этапа описывается такими концептами, как
"постиндустриальное", "информационное" общество. Основными его параметрами
выступают: создание обширной сферы "экономики" услуг, резкое увеличение слоя
квалифицированных научно-технических специалистов, центральная роль
научного знания как источника инноваций и политических решений, создание новой
"интеллектуальной"
техники.
Эти
сдвиги
вписываются
теоретиками
постиндустриального общества в общую концепцию, разбивающую социальноисторическую эволюцию на следующие стадии: 1) доиндустриальную
(традиционную); 2) индустриальную; 3) пост- индустриальную. Каждая стадия
характеризуется доминирующей ролью отдельных институтов: церковь и армия в
традиционном обществе, промышленные и финансовые институты в
индустриальную эпоху, университеты - в постиндустриальную.
Не случайно, университеты Европы и Америки в конце 60-х гг. стали местом
бунта, маркировавшем последующие структурные сдвиги. Вопреки марксистской
парадигме классовой борьбы, действия тогда развернулись не на фабриках и
заводах, а в учебных заведениях - университетах Парижа. В центре событий
оказался преподаватель, полномочный представитель Знания, в своем монологе
оставлявший место для диалога, но в рамках установленных форм. Сами формы
не подвластны критике, а вместе с ними и то, что они скрывают, т.е. отношения
власти. Дискурс преподавателя, несомненно, воспринимался как дискурс
Господина. Значение мая 1968 г. состояло в дерзком отрицании именно форм.
Следовательно, правомерна проблематизация, в соответствии с концепцией
"власть-знание" М.Фуко, того типа отношений, который поддерживает общество со
знанием, университета как социального института по производству знания и
статуса преподавателя как профессионального носителя знания.
Считается, что после событий мая 1968 г. Фуко избирает в качестве предмета
своих исследований историю институтов, где устанавливается грань, отделяющая
норму от патологии: плохие ученики проваливаются на экзаменах, больных
отправляют в больницу, преступников - в тюрьму. Фуко будет пытаться показать,
каким образом эти институты являются условиями возможности соответствующих
знаний: педагогики, медицины, психиатрии, криминологии и т.д.
1
Фукианский анализ систем объектов или "позитивностей" предполагает
исследование дискурсивных и недискурсивных практик, которые отсылают к
административным учреждениям, правилам внутреннего распорядка или
практическим мерам, к архитектурным решениям пространства, или же к научным,
философским и моральным утверждениям. Университет является системой такого
типа, он предполагает опору на научный дискурс, определенный кадровый состав,
профессиональную мифологию, нормативные документы и правила внутреннего
распорядка. Сама по себе такая совокупность не может быть истинной или ложной,
но в определенный момент она может стать предметом размышления об
истинности и ложности, имеющей теоретические и практические последствия. Эта
система представляет собой определенную технологию воздействия на индивидов,
определенный тип управления, способ, каким формируется поведение других
людей: "Моя проблема в том, чтобы выяснить, как люди управляют (собой и
другими) посредством производства истины (повторю еще раз, что под
производством истины я имею в виду не производство истинных утверждений, а
регулирующий контроль над областями, где практика истинного и ложного
одновременно может быть подчинена определенным правилам и обладать
релевантностью). Короче говоря, я хотел бы поместить проблему специфики
производства истинного и ложного в центр исторического анализа и политических
дискуссий"1. История той или иной социальной системы - это не только история
прогресса, поступательного развития познания или корпуса практик, стремящихся к
зрелости и достигающих ее даже через кризисы.
Фуко настороженно относился к феномену исключения в современных
обществах, к существованию зазора между формальными декларациями и прямо
противоречащими им реальными институтами и практиками, поэтому расщеплял
феноменологическую интенцию: то, что видишь - это не то, о чем говоришь.
Анализ включает, во-первых, подрыв самоочевидности путем остранения
знакомых феноменов (например, не очевидно, что сажать преступников под замок наиболее естественный способ обращения с ними), во-вторых, раскрытие связей,
стратегий, которые в определенный момент вводят то, что впоследствии будет
казаться очевидным.
Итак, необходимо различать университет как учреждение и вопрос об
университете. Подобно всем политическим технологиям, университету как
учреждению присуща своя история, свои преобразования, переходные периоды,
способ функционирования, силовые отношения и т.д. С другой стороны, вопрос об
университете предполагает переход в политическую плоскость и вызывает
необходимость определения, почему университет репрезентирует себя подобным
способом (как проводник чистого разума и просвещения или структурно
функционального дискурса, в том и другом случае далекий от какой-либо
политики). В свою очередь, это предполагает осуществление анализа
1
Цит.по: Мишель Фуко и Россия: сб. статей. СПб., 2001. С. 11.
2
функционирования университета, исходя из материальной данности его дискурса и
знания, которое он производит и транслирует: "…надо анализировать конкретные
уголовно исполнительные системы, исследовать их как социальные явления,
которые не могут быть объяснены ни одной лишь юридической структурой
общества, ни его фундаментальным этическим выбором; надо переместить их в
поле их собственного функционирования, где наказание преступления не является
единственным элементом; надо показать, что карательные меры - не просто
"негативные" механизмы, позволяющие подавлять, предотвращать, исключать,
устранять, но что они связаны с целым рядом положительных и полезных
последствий".2
В целях собственной легитимизации университет отсылает к
просветительскому дискурсу, дискурсу разума, противостоящему мифологии. На
деле, мы вынуждены обратиться к учебным планам, образовательным стандартам,
иным типам нормативных документов, которые отражают не "идеальные
мотивации", а вполне конкретные системы взаимоотношений индивидов,
различных институтов, дискурсов и т.д.
В отличие от традиционного стиля философствования, утверждавшего
"смерть автора в произведении", Фуко выводит на поверхность присутствия под
именем "практика" драматургию взаимоотношений различных инстанций в
процессе производства и циркулирования знания ( например, в "Археологии
знания", объект дискурсивной практики задается: 1) поверхностью проявления,
различной для разных эпох и обществ; 2) инстанциями разграничения; 3)
решетками спецификации). 3 Следовательно, осуществляется перенос акцента с
собственно объекта на контекст. Сложная система правил построения дискурса
кодирует пространство и отказывает в праве на существование субъекту
классического типа, бывшего учредителем дискурса. Новый субъект - производная
функция самого дискурса (как, впрочем, и объекты, концепты, теории и т.д.).
"Автор", "Читатель", "Преподаватель", "Студент" и т.д. действуют и строят свои
высказывания согласно правилам того или иного дискурса (например, "Автор"
может писать "роман", "повесть" или "научный трактат" и именно в этой форме они
могут быть восприняты "Читателем"). Проходя в рамках дискурса определенные
пороги высказывание может приобретать статус "литературного", "научного",
"юридического" и т.д.
Дискурс определяет то, что относится к порядку знания (т.е. то, что может
быть высказано в ту или иную эпоху). Эта функция выполняется на поверхности, не
отсылая к глубине: смысл всегда полностью присутствует в позитивности
сказанного.
Пересматривается классическое представление об истине. Знание-истина не адекватное отражение "сущностных" "внутренних" свойств объекта (отказ от
2
3
Фуко М. Надзирать и наказывать. М., 1999. С. 37-38.
Фуко М. Археология знания. Киев, 1996. С. 28.
3
дихотомии внутреннее/внешнее). Истина согласуется с совокупностью правил
организации дискурса, имманентных ему же и приобретает статус ситуативного
эффекта ("эффект истины").
Предметом исследования становятся "игры истины сами по себе"
("Археология знания"), "игры истины с связи с отношениями власти" ("Порядок
дискурса", "Надзирать и наказывать") и "игры истины в отношении индивида к
самому себе"4 (период "эстетик существования").
"История истины" мыслится как создание "такой истории, которая была бы не
историей того, что может быть истинным в знаниях, а анализом "игр истины", игр
истинного и ложного, игр, через которые бытие исторически конституирует себя как
опыт, т.е. как то, что может и должно быть помыслено". 5
В данном контексте требуется обоснование социального статуса науки и
новой
концепции
познающего
субъекта.
Исследователь
утрачивает
привилегированную позицию абсолютного наблюдателя и выступает как участник
социальной жизни наравне с другими. Никакое знание, в том числе научное, не
предстает в качестве особого, все виды помещаются в контекст культуры, языка,
традиции. "Истина" и "эмансипация" из непреложных норм превращаются в
ценностные императивы.
Воля к знанию и воля к истине квалифицируются в "Порядке дискурса" как
особая система исключения: "На рубеже XVI-XVII вв. появилась такая воля к
знанию, которая вырисовывала планы возможных объектов, такая воля к знанию,
которая навязывала познающему субъекту определенную позицию, определенный
взгляд и определенную функцию…"6
Проявлением этой воли к истине становится стремление к производству, т.е.
материализации того, что принадлежит дискурсу молчания и тайны, стремление
все прочитать, сделать реальным, видимым, передать в соотношениях сил,
системах понятий, все необходимо учесть и описать.
В политической плоскости это соответствует мечте революционеров о
"прозрачном обществе, одновременно видимом и читаемом в каждом из его
частей; мечта о том, чтобы больше не оставалось каких-либо темных зон, зон,
устроенных благодаря привилегиям королевской власти, либо исключительными
преимуществами того или иного сословия, либо, пока еще, беспорядком; чтобы
каждый с занимаемой им точки мог оглядеть все общество целиком; чтобы одни
сердца сообщались с другими; чтобы взгляды больше не натыкались на
препятствия; чтобы царило мнение, мнение каждого о каждом".7
Фуко нашел зримый образ этой стратегии - принцип паноптизма. Устройство
Паноптикума таково: по краю расположено кругообразное здание, в середине
круга находится башня, в которой проделаны окна, выходящие на внутреннюю
4
5
6
7
Фуко М. Воля к истине. М., 1996. С. 275.
Там же.
Там же. С. 57.
Фуко М. Интеллектуалы и власть. М., 2002. С. 228 – 229.
4
сторону кругового здания. В свою очередь, строение разбито на отдельные
камеры, имеющие по два окна: одно, выходящее внутрь напротив окон башни,
другое, выходящее на внешнюю сторону и позволяющее свету освещать всю
камеру. Тогда оказывается, что достаточно поместить в башню одного
надзирающего, а в каждую камеру запереть безумца, больного, осужденного,
рабочего или школьника: "…мы переворачиваем правило темницы, ибо
оказывается, что полная освещенность и взгляд надзирателя стерегут лучше, чем
тьма, которая в конце концов укрывает". 8 Формулой Паноптикума станет: не
видеть, будучи невидимым, а навязывать какой-либо тип поведения любому
человеческому множеству.
На университет могут быть распространены принципы паноптизма.
Дисциплина ориентирована на "экономическую эффективность", "био-политику",
непрерывную организацию своих объектов. В "Надзирать и наказывать"
описываются следующие механизмы нормализации:
1). Структурирование
пространства. В дисциплинарных целях отгораживают пространство-заключения
(завод, школа, тюрьма, больница и т.д.). В рамках территории индивиды
распределяются в соответствии с функциональностью и рангом, обеспечивая
эффективность - полезность использования; 2). Кодирование деятельности
создает органическую индивидуальность. Время делится на циклы (расписание
занятий, распорядок дня) и проникает в тело (корреляция тела и жеста). Действия
строго регламентируются, что обеспечивает связь тела с производством; 3).
Организация генезисов. Темпоральная длительность разбивается на ряд
временных отрезков, в каждом из которых тело принуждается к упражнениям,
которые формируют определенные навыки. Техника экзамена связывает
дисциплинарное знание с той или иной формой отправления власти. Экзамен
делает видимым индивида, превращая его в объект знания и власти;
4).
Комбинированная индивидуальность. Единичное становится деталью, которую
необходимо соединить с другими деталями для создания эффективного
механизма.
Люди, помещенные в учреждения этого типа, подчиняются дисциплинарным
установлениям и являются объектами отношений власти. Принципы этих
установлений зиждутся на знании определенного типа. т.е. наблюдение за
индивидами в пространстве больницы, тюрьмы, школы порождает знания о
человеке. Эти взаимно обуславливающиеся компоненты составляют комплекс
отношений, названных Фуко формациями "власть-знание": "…следует отбросить
также целую традицию, внушающую нам, будто знание может существовать лишь
там, где приостановлены отношения власти и развиваться лишь вне предписаний,
требований и интересов власти… надо признать, что власть производит знание…
что власть и знание непосредственно предполагают друг друга".9
8
9
Там же. С. 221.
Фуко М. Надзирать и наказывать. М., 1999. С. 42.
5
Формы "власть-знание" шире, нежели рамки дисциплинарных заведений. Так,
Фуко пишет о "био-власти" в последние века западноевропейской истории. Власть
получает свою легитимность в обеспечении эффективного функционирования
социального тела. С одной стороны, тело выступает своеобразной машиной для
дрессировки, что вызывает адекватные данной технологии знания ("политическая
анатомия тела"). С другой стороны, тело рассматривается как живой организм, в
связи с чем биополитику интересуют проблемы здоровья, демографии и т.д. Таким
образом, Фуко наблюдает определенный изоморфизм между соответствующими
политическими технологиями и адекватными им знаниями. Не случайно
совпадение дисциплинарности и научной дисциплины. В "Порядке дискурса"
М.Фуко определяет дисциплину как "принцип контроля над производством
дискурса". Это совокупность правил и положений, образующих систему знания и
позволяющих конструировать новые высказывания в рамках данной отрасли
знания. Дисциплина относится к определенному плану объектов, выраженных в
определенном языке, и вписывается в определенный теоретический горизонт:
"Если бы я хотел быть только преподавателем университета, было бы… куда
более благоразумным выбрать какую-то одну область, внутри которой я развернул
бы свою деятельность, принимая уже заданную проблематику."10
В этом контексте переосмыслению подвергается статус интеллектуала.
Традиционно он выступал от имени знания и истины, предписывая нормы другим:
"В течение долгого времени так называемый "левый" интеллектуал брал слово и
воображал, что право говорить за ним признают потому, что видят в нем учителя
истины и справедливости. Его слушали, или он притязал на то, что его должны
слушать как лицо, представляющее всеобщее… Интеллектуал, благодаря своему
теоретическому и политическому выбору, стремился быть носителем этой
всеобщности".11
Теперь задача интеллектуала "состоит не в том, чтобы говорить другим, что
им делать? По какому праву он стал бы это делать? Вспомните, пожалуйста, обо
всех пророчествах, обещаниях, предписаниях и программах, которые были
сформулированы интеллектуалами за последние два века и последствия которых
нам теперь известны. Работа интеллектуала не в том, чтобы формировать
политическую волю других, а в том, чтобы с помощью анализа, который он
производит в своих областях, заново вопрошать очевидности и постулаты…"12
В рамках постструктуралистского понимания истины "чем еще может быть
этика интеллектуала… если не этим: постоянно быть в состоянии отделять себя от
самого себя?"13 Критика "настоящего" не результируется в какой-либо позитивной
программе, что обусловливается статусом истины в парадигме Фуко. В этом
смысле интеллектуал "бесконечно перемещается, не зная в точности ни где он
Фуко М. Воля к истине. М., 1996. С. 320.
Фуко М. Интеллектуалы и власть. М., 2002. С. 201.
12
Фуко М. Забота об истине. // Фуко М. Воля к истине. М., 1996. С. 322.
13
Там же. С. 320.
10
11
6
будет, ни о чем он будет думать завтра, поскольку он очень внимателен к
настоящему".14
Задачей интеллектуала является, таким образом, диагностирование
настоящего, которое осуществляется в критическом плане, заключаясь не только в
"выделении характерных черт того, что мы такое есть", но в том, чтобы "следуя
сегодняшним линиям надлома, стараться ухватить, через что и каким образом то,
что есть, могло бы не быть больше тем, что есть. И именно в этом смысле
описание должно делаться всегда соответственно своего рода виртуальному
разлому, который открывает пространство свободы, понимаемой как пространство
конкретной свободы – т.е. возможного изменения". 15 Таким образом, главный
объект для репроблематизации – "не отчужденное сознание и не идеология, но
самое истина".16
В соответствии с этим основная проблема для интеллектуала "не в том,
чтобы изменить сознание людей, или, то, что у них в головах, но – самый
политический, экономический или институциональный режим производства
истины". 17 "Работа по изменению своей собственной мысли и мысли других и
представляется… смыслом существования интеллектуала".18
В рамках концепции "власть-знание" Фуко, знание утрачивает статус
нейтрального и объективного и интерпретируется как средоточие различных
социальных и политических сил, принуждений и побуждений. Наложение
различных интерпретационных и смысловых схем приводит к взрыву ценностных
нагрузок каждой из них, и истина приобретает значение регулятива. Поэтому
университет, в качестве социального института, производящего знание, и, с другой
стороны, унаследовавшего модернистские способы легитимизации может
проблематизироваться по отношению к формам знания и механизмам власти,
которые организуют его практики.. Глобальные структуры, по мысли Фуко,
оставляют пространство для допускающих трансформацию сингулярностей "через
работу мысли над самой собой", что составляет задачу интеллектуалапреподавателя: "Быть одновременно и преподавателем университета и
интеллектуалом - это пытаться заставить играть тот тип знания и анализа, который
преподается в университете, таким образом, чтобы изменять не только мысль
других, но и свою собственную".19
Фуко М. Воля к истине. М., 1996. С. 390.
Там же. С. 391.
16
Там же.
17
Фуко М. Интеллектуалы и власть. М., 2002. С. 209.
18
Фуко М. Забота об истине. С. 320.
19
Там же.
14
15
7
Библиография.
Визгин В.П. Онтологические предпосылки "генеалогической" истории Мишеля
Фуко. // Вопросы философии. 1998. № 1 .
Визгин В.П. Постструктуралистская методология истории // Одиссей. Человек
в истории. 1996.
Делез Ж. Фуко. М.: Изд-во гуманитарной литературы, 1998.
Михель Д. М. Фуко в стратегиях субъективации: от "Истории безумия" до
"Заботы о себе". Саратов, 1999.
Мишель Фуко и Россия: сб. статей. СПб.: Европейский университет, 2001.
Рыклин М. Сексуальность и власть: антирепрессивная гипотеза М. Фуко. //
Логос, 1994. № 5.
Томпсоба Э. Проблема власти в трудах М. Фуко. Ростов-на-Дону, 2001.
Фуко М. Археология знания. Киев: Ника – Центр, 1996.
Фуко М. Воля к истине. М.: Магистериум – Касталь, 1996.
Фуко М. Забота о себе. Киев: Рефл-бук, 1998.
Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Университетская книга,
1997.
Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999.
Фуко М. Ницше, Фрейд, Маркс. // Кентавр, 1992. № 2.
Фуко М. Рождение клиники. М.: Логос,1998.
Фуко М. Слова и вещи. М.: А-саd, 1994.
8