3. Смысл и Другие

Е.В. Косилова1
Сознание: свобода, смысл, рефлексия и Другие
В статье обсуждается "трудная проблема сознания" с позиций отношения мышления
субъекта и связи его с Другими. Утверждается, что светлое поле сознания соответствует
свободному осмысленному мышлению. Краткий анализ того, что делает мышление
осмысленным, показывает, что акт учреждения смысла всегда требует Других. Таким
образом, осмысленное мышление всегда содержит в себе (возможно, скрытое) отношение
к Другим.
Ключевые слова: трудная проблема сознания, смысл, рефлексия, субъект и Другие
E.V. Kosilova
Consciousness: freedom, sense, reflection and the Others.
The paper discusses "The hard problem of consciousness" from the point of relations
between thinking and the Others. It argues that the "light area of consciousness" corresponds
with free and senseful thinking. But even a short analysis of what we call senseful shows that the
act of establishing of a sense always requires the partnership of the Others. Thus, senseful
thinking carries within itself (maybe implicit) attitude to the Others.
Key words: hard problem of consciousness, sense, reflection, subject and the Others.
1. Необходимость сознания
Как известно, трудная проблема сознания заключается в следующем: "Почему
необходимо сознание? Почему психические процессы не идут в темноте?". При этом
подразумевается, что они могли бы идти и в темноте. Примером психических процессов в
темноте мы можем назвать так называемое "слепое зрение" (но это довольно редкая
патология), а также такие явления, как лунатизм и совсем уж нередкие автоматические
действия. Особенно интересны такие случаи, когда действия были совершены на автомате
и впоследствии совершенно забыты. Иногда человек смотрит на результаты таких
действий, точно зная, что это сделал он, при этом крайне удивляясь: где, собственно,
пребывало его "Я", когда он это делал?
(Важная оговорка: в дальнейшем тексте мы будем использовать как синонимы слова
"сознание", "Я" и "субъект", если специально не будет указано на разницу между ними.)
Итак, психические процессы, по крайней мере многие, не идут в темноте. Мы о них
знаем. Мы даже управляем ими – или иллюзорно, или на самом деле.
Однако, мне кажется, дальнейшие определения того, "что такое тьма и что такое
свет", заходят в тупик. Причиной этого тупика мне видится то, что сознание слишком
часто отождествляется с так называемыми qualia. Квалия – это переживания, и вроде бы
они не могут быть бессознательными. Но не быть в этом вопросе наивными нас научил
уже психоанализ. Кому доводилось погружаться в неизмеримые бездны
психоаналитических рассуждений, подтвердит, что после этого постулировать
бессознательные переживания – не проблема. Более того. Даже восприятие вполне может
быть бессознательным, как учит нас современная когнитивная наука [2, 7]. Если кому-то
это по-прежнему кажется сомнительным, приведем знакомый, мне кажется, каждому
пример, когда человеку доводилось забывать о каком-то переживании, погружаясь,
скажем, в неотложную деятельность. Это могло быть даже переживание какой-то боли,
например, боли в спине или суставе. О такой боли не забудешь, и данный человек о ней и
не забывал, она просто становилась для него не актуальной, пребывала, как говорят "на
периферии сознания". Но на самом деле это и вовсе не было в тот момент его сознанием.
1 Косилова Елена Владимировна – доцент кафедры онтологии и теории познания фил.ф-та МГУ, тел 8-910-437-56-80,
Эл.адрес: implicatio@yandex.ru
По моему убеждению, феномен сознания заключается не в способности иметь
квалия. Квалия есть у животных. Ну кто в здравом уме сомневается, что собака и крыса
вполне способны видеть и чувствовать боль? Но крысу мы обычно вовсе не считаем
существом, имеющим сознание, а собаку если и считаем, то не потому, что она видит.
Ближе к интуитивному ощущению сознания идея Д. Деннета – интенциональная
установка [4, гл.2]2. Однако тест на интенциональную установку проходит и крыса.
Каждый, кто видел, как крысы ищут кормушку по запаху, ничуть не усомнится, что у них
есть и предмет, и намерение. Но мы все равно не склонны приписывать сознание крысам.
Приписать интенцию и приписать сознание – это разные акты. В этом мое несогласие с
Д.Деннетом.
Итак, что нужно, чтобы субъект имел сознание? Я предлагаю сначала немного
тавтологический ответ, однако затем я постараюсь его развернуть. Для этого нужно,
чтобы он действовал осмысленно. А для этого, в свою очередь, необходимо, чтобы он
действовал свободно, спонтанно. Причем прежде всего имеется действие мысли,
ментальное действие. Упрощенно говоря, субъект имеет сознание тогда, когда сам
решает, что ему думать.
2. Свобода и смысл
Что такое свобода? Будем полагать, что это отсутствие каузальной определенности.
Пожалуй, мы можем начать даже со спонтанности (упомянем в этой связи нашего
замечательного отечественного мыслителя В.В. Налимова), хотя спонтанность – не
свобода. Спонтанно может двигаться броуновская частица, но мы не называем ее
свободной, потому что мы не приписываем ей сознания, то есть осмысленности. Свобода
– это спонтанность плюс осмысленный выбор. Этот выбор делается на основе понимания.
Спонтанность сознания как бы постоянно предоставляет нам целый спектр возможностей.
Эти возможности касаются того, что мы можем подумать. Мысль, которая не была
свободным актом ментального выбора, не ощущается как мысль. Она может ощущаться
как продолжение предыдущей мысли, как чувство, как фон сознания, как убеждение,
презумпция, квалия – как что угодно, но не как мысль. Мысль – это то, что Я выбирает в
качестве мысли. При этом надо, конечно, специально заметить, что мыслим мы далеко не
в каждый момент времени.
Что именно мы думаем, определяется, разумеется, смыслом каждой мысли.
Некоторые смыслы оказываются "бессмысленными" (ведь они родились спонтанно),
некоторые неприемлемы для нас, от некоторых мы отказываемся после краткого
обдумывания, некоторые, наоборот, думаем долго – они делаются нашими мыслями. Как
мы оцениваем смыслы? Способность этой оценки лучше всего назвать пониманием. Повидимому, прежде всего она заключается в том, что новый смысл сопоставляется с тем,
что уже известно. Известное всегда можно представить в виде схемы [Бартлет, по: 1, 87].
Если включение нового в существующие схемы произошло – оно могло произойти в
разных комбинациях: и как дополнение, и как противоречие, и как синонимия, и как
продолжение, и как повторение схемы, и как ее надстраивание, и как перестройка – то
произошел и акт понимания. Гуссерль называет это конституирование смысла.
Что означает знать смысл? Здесь надо специально отметить, что смысл – это само по
себе достаточно многозначное понятие. Приблизительно его можно определить как связь
между некоей понимаемой вещью Х и тем, что ею не является3. Смысл слова – связь
Тут имеется терминологическая проблема. Деннет взял термин Гуссерля "интенциональность", более того, формально
он даже сохранил его значение – aboutness, "быть о чем-то", иметь предмет – но на практике он пошел на поводу у
английского языка, где intention означает "намерение". Поэтому под интенциональностью он понимает свойство иметь
намерения.
3 Можно трактовать смысл более менталистски, например, как известную субъекту ментальную репрезентацию слова
(см., напр., Величковскский, 2006, т.1., с. 412.). На это в философии имеются возражения: ментальные репрезентации не
необходимы для объяснения того, как происходит оперирование словами (Куайн, 1996). Мы сейчас не будем
2
между словом и предметом, либо словом и его употреблением (ситуацией), либо словом и
другими словами. Может быть смысл у высказывания, у последовательности
высказываний. Более того, смысл может быть у поведения – у речевого, у любого (игра на
пианино и т.п.). В нашем контексте мы можем опустить все многообразие значений этого
слова и оставить только такое значение: смысл, понимание которого важно для
совершения выбора. Сюда относится понимание смысла слов, высказываний, предметов и
ситуаций.
3. Смысл и Другие
Откуда субъект знает смысл? Источников мы обычно находим два: собственный
смысл, известный только субъекту, созданный им самим, и интерсубъективный смысл, то
есть известный многим. Именно благодаря второму источнику смыслов мы понимаем
слова и ситуации сходным образом, именно благодаря этому мы понимаем и друг друга.
Однако нельзя не видеть и наличия личных смыслов субъекта. Мы можем для примера
взять хорошо знакомый предмет, например, мой личный компьютер: только я знаю все
смыслы, которые связаны с ним.
Между этими двумя полюсами, интерсубъективного и личного смыслов,
располагается количественный диапазон: смысл может быть известен двоим, известен
узкой замкнутой группе, известен небольшой открытой группе, известен большой
открытой группе, известен всем.
Проблема конституирования (понимания) смысла была глубоко исследована
Гуссерлем. Рассмотрим на примере смысла слова. Гуссерль показывает, что с точки
зрения сознания смысл слова – это связь не между им и предметом, а связь между
наличным появлением этого слова и тем актом, когда его смысл был установлен впервые
[3, § 50]. Гуссерль называет тот первый акт актом первичного смыслополагания или
"учреждения" смысла. Любой акт понимания знакомого смысла будет, с этой точки
зрения, актом вторичного смыслополагания – это будет акт установления связи между
появлением этого слова сейчас и тем первичным актом. Вторичные акты осуществляется
каждый раз, когда встречается это слово. Из этого у каждого человека складывается
личная история слова, личная история полагания смыслов.
Вопрос первичного смыслополагания стоит следующим образом. Может ли субъект
– то есть свободно мыслящее существо – сам понять смыслы? Указание на свободное
мышление не случайно. С одной стороны, свобода – это определение субъектности. С
другой стороны, если бы у нас было что-то вроде мысленных рефлексов, инстинктов –
тогда мы что-то могли бы знать без обучения. Но там, где мы свободны, инстинктов быть
не может. Стало быть, то, что постигается свободно, постигается в ходе обучения,
знакомства, проб. А все это у человека происходит в социальной среде, в связи с Другими.
Да и вообще без лишних рассуждений ясно, что большинство смыслов человек постигает
в детстве. Он узнает их от родителей или в школе. Гуссерль в пример первичного
смыслополагающего акта приводит знакомство с ножницами. Понятно, что на практике
это знакомство происходит под руководством взрослого. Фундаментально важный факт
относительно первичного смыслополагающего акта состоит в том, что этот акт имеет
триадическую структуру. Обычно эта структура такова: "Другой показывает субъекту
смысл предмета". Иногда отношение между субъектом и Другим обращается: "Субъект
показывает Другому на смысл предмета".
За исключением довольно узкой области личностных смыслов, первичного
учреждающего акта не может быть без Других, субъект не может конституировать
учреждающий акт смысла один на один с этим смыслом. (Вторичные акты полагания
углубляться в этот вопрос. В любом понимании смысла, и менталистском, и анти-менталистском, всегда налицо связь
между чем-то, что понимается, и чем-то другим (например, словом и действием).
смысла, конечно, возможны и в одиночестве.) Иногда, казалось бы, нечто подобное
возможно. Например, энтомолог может пойти в одиночную экспедицию и открыть новый
вид жуков. Он даже может дать этим жукам название, то есть на первый взгляд
произвести самый первичный смыслополагающий акт слова полностью самостоятельно.
Однако так ли он самостоятелен? Он ведь находится в рамках науки, а это социальное
учреждение. Что такое вообще жуки, он узнал во время обучения. Какие жуки открыты на
сегодняшний момент, он узнал от научного сообщества. Определяя открытый им вид как
новый, он сверяется со знанием, полученным от сообщества. Давая новым жукам
название, он конечно в будущем опубликует статью с описанием их. Это тот же самый
триадический акт структуры "Субъект указывает смысл Другим".
В отношении субъекта со смыслом с неизбежностью открывается отношение
субъекта с Другими. Субъект всегда обращен к Другим, без этого не может быть
полагания им смысла, а, следовательно, понимания, а без этого, в свою очередь, и
свободы.
4. Конституирование Других
Все, что мы понимаем, конституируется нами. Оно конституируется в качестве
имеющегося в наличности, в качестве имеющего смысл, в качестве того, что мы узнаем,
понимаем, схватываем. Соответственно, настолько, насколько мы понимаем, что Другой
есть Другой, Другие конституируются нами. Под Другим здесь понимается другой
человек, которого конституирующий субъект воспринимает как человека, в основном
подобного себе.
Для этого давайте прежде всего скажем, что априорная категория "иного", "другого"
в самом общем смысле слова, присутствует в познавательном аппарате субъекта
изначально. Под "изначально" понимается в данном случае то, что ее созревание в
онтогенезе происходит на столь ранних стадиях, что мы не имеем возможности наблюдать
субъекта до этого. Выражаясь словами Фихте, "Я полагает не-Я". Фрейд в этом мыслил в
полном согласии с Фихте. По Фрейду, изначально младенец не различает себя и не-себя.
Он учится отличать свое тело от остальных предметов по мере того, как учится двигаться.
Что касается собственного сознания, понимание различия между фантазией и
восприятием реальности приходит к нему еще позже [8].
Категорию "иное", таким образом, можно считать априорной.
Мы вряд ли будем сомневаться, что присутствует и антонимичная категория "то же
самое" и составленная из обоих них категория "похожее", "подобное". О первичности
каждой из них в последнее время в философии модно много говорить, однако этот вопрос
сейчас для нас не важен, важно только то, что они есть.
Как понимается иной человек? Как конституируется смысл Другого?
Мне кажется, Гуссерль в Картезианских размышлениях пошел здесь по тому пути,
что Другой понимается как подобный – с одной стороны иной, с другой стороны, такой
же. Для философов обычно пренебрежение онтогенезом. Пристальное внимание к
онтогенезу начинается с работ Фрейда, Пиаже и Выготского. А это та эпоха, которая
отмечена презрением к философии. Философы реагировали на презрение естественников
естественным же способом: они отмежевывались от них. В частности, они
отмежевывались от психологизма, которого было много и у Фрейда, и у Пиаже. До сих
пор для многих философов "психологизм" – это ругательство. Но как трактовать
онтогенез трансцендентального субъекта без психологизма? Эта задача пока стоит на
повестке дня.
Как конституируется Другой, если принять во внимание онтогенез? И даже без
сказанного выше станет ясно, что не так же, как другие предметы. Первым Другим была
мать, отношение к которой младенца отличается от его отношения к чему бы то ни было.
Следующими Другими был социум ребенка (обычно семья). И это были те, кто учил его
речи, учил обращаться с предметами, кто объяснял названия и назначения предметов. Эти
же люди создавали ему самые первые, еще очень простые ценности: это хорошо, а это
нельзя. Не обязательно говорить, что люди создали сознание в ребенке, в котором до этого
не было сознания. Это весьма вероятно, но для нас сейчас это не обязательно. Нам важно
лишь то, что Другие конституируются субъектом изначально не так, как предметы. Это те,
кто стоял когда-то у истоков его собственного сознательного бытия.
Конечно, Гуссерль и не утверждает, что Другие конституируются как неживые
предметы. Его мысль – что они конституируются как такие, которые подобны мне, а их Я
подобно моему Я. Мне кажется, он в данном случае ошибся. Тот факт, что сознание
субъекта определенным образом вторично по отношению к сфере Других – а это
железный факт его онтогенеза – не может не сказываться во всех актах конституирования
в течение всей жизни субъекта. Даже если сам он не ощущает ничего подобного, а это
будет в том случае, если он ощущает свое бытие как достаточное, самодостаточное,
устойчивое, онтологически уверенное – даже тогда собственная изначальная вторичность
по отношению к Другим дана ему бессознательно.
Субъект конституирует Других как со-творцов сферы интерсубъективности. Но не
он первый творец ее, а они. Когда-то Другие – не те, конечно, которые сейчас перед
субъектом, а другие Другие, но все-таки Другие – научили его быть со-творцом этой
сферы. Поэтому каким бы автономным субъект ни был, он всегда остается тем, кого
научили быть со-творцом.
Кратко говоря, Другие конституируются не как те, кто подобен нам, а как те, кому
мы подобны.
5. Другие и рефлексия
Давайте понимать под рефлексией интериоризированный взгляд Других. Я не
утверждаю, что источник рефлексии всегда единственный и только такой. Иногда имеет
смысл в качестве интериоризированного взгляда рассматривать трансценденцию,
абсолютного наблюдателя. Но в данном случае достаточно более простых соображений,
которые были изложены выше. Субъект – вторичный со-творец сферы
интерсубъективности. Начальное конституирование этой сферы, совместное с Другими,
еще когда субъект был ребенком, положило начало интериоризированному взгляду
Других. Этот взгляд мы носим с собой, как и всю интерсубъективную сферу.
Можно сказать, что рефлексия – это часть внутреннего разговора с воображаемыми
собеседниками. Причем, что парадоксально, интериоризация Других приводит к
распадению реального общения с ними. Чем более выражена рефлексия, даже в таком
примитивном виде, как диалог с воображаемыми собеседниками, тем меньше потребность
в реальном диалоге (и тем он делается более сложен). Интериоризация Других
начинается, очевидно, со значимых представителей. Все говорит за то, что прежде всего в
онтогенезе интериоризируются мать и отец. Затем, очевидно, это авторитетные взрослые,
затем – авторитетные сверстники, а также потенциальные спорщики. Конечно,
интериоризуются также друзья. Я вряд ли ошибусь, если предположу, что одними из
первых интериоризуются сексуальные объекты. Совокупность интериоризированных
объектов и разговоров с ними кладет начало внутреннему миру.
Собственно разговор с внутренними собеседниками – это еще не рефлексия. Нам
интересен вопрос о происхождении рефлексии через интериоризацию Других. И в истоке
рефлексии, скорее, лежит ощущение присутствия Других, даже когда их нет. Поэтому
человек с рефлексией особым образом "знает, что делает" – он это знает, с одной стороны,
непосредственно, а с другой стороны, еще неким добавочным знанием, которое ему
сообщает интериоризованный взгляд Других. Иногда в психопатологии мы этот феномен
можем наблюдать в виде галлюцинаций или псевдогаллюцинаций: больной слышит, как
некие голоса сообщают ему, что он делает. Это такая болезненная рефлексия, которая
теряет интериоризированный характер и вторично экстериоризуется. Видимо, у здорового
человека есть еще какие-то специальные механизмы, которые удерживают содержание
рефлексии в интериоризованном состоянии, то есть, попросту говоря, напоминают, что
воображаемых собеседников на самом деле нет.
Что мы имеем в результате рефлексии? Прежде всего, имеем атомизацию. При
коллективной деятельности рефлексия не нужна, но обратим внимание, что когда
рефлексии нет, возможна только коллективная деятельность. Ошибки ведь всегда есть, и
кто-то должен их исправлять. Свои собственные действия я не могу исправить без
рефлексии, это может сделать коллектив. А вот индивид с рефлексией способен
действовать самостоятельно, его ошибки исправит рефлексия. Атомизированный индивид
– это индивид с сознанием того типа, которое есть у всех нас, которое мы и опознаем как
сознание.
Вопрос о соотношении рефлексии и сознания зависит прежде всего от того, как мы
будем понимать сознание. Выше уже говорилось, что квалитативные определения хороши
только для того, чтобы отличить сознание человека от деятельности компьютера, но они
совершенно не годятся, чтобы уловить специфику человеческого сознания по сравнению,
например, с животным.
Определить человеческое сознание как "только такое сознание, которое является
рефлексивным" тоже, по-видимому, кажется слишком смелым. Мы ведь не всегда сами
находимся в состоянии отчетливой рефлексии. Однако мы можем уверенно утверждать,
что сознание просыпается всегда, когда мы осмысленно думаем и действуем, когда мы
что-то понимаем (=конституируем смысл).
Возможно ли понимание без рефлексии? Мы выше видели, что смыслы всегда
конституируются в триадическом со-творчестве с Другими. И рефлексия – это
интериоризированное присутствие Других в нашем сознании. Конечно, рефлексия – это
более явный "взгляд" Других на Я, нежели триадическое со-творчество, где "общий
взгляд" направлен на интенциональный предмет. Осмысленное сознание не обязательно
отчетливо рефлексивно, но всегда включает в себя отсылку к Другим в той или иной мере.
Мы можем сказать, что это интериоризированное присутствие Других необходимо для
осмысленного бытия сознания. Но при этом нужно признать, что мы не всегда находимся
в таком осмысленном сознании. Многие вещи проходят мимо нашего сознания без
осмысления, что называется, на автомате.
6. Заключение: о природе света
Итак, когда мы задавались чалмерсовским вопросом "Почему психические процессы
не идут в темноте", мы исходили из интуитивного понимания сознания как какого-то
"света", но я утверждала, что неясно, в чем заключается этот свет. Теперь я предлагаю
ответ на этот вопрос: светлая область, она же – ясное сознание – это область мыслей,
которые мы думаем осмысленно. Осмысленно означает: свободно, с выбором и с
пониманием, актом конституирования смысла. При этом всегда присутствуют
интериоризированные Другие, возможно, в виде со-творческого взгляда на
интенциональный предмет, а возможно – в виде рефлексии.
Это необходимое присутствие Других для того, чтобы включился свет сознания, мне
кажется, нередко упускается в современной философии сознания.
Литература:
1. Величковский Б.М. Когнитивная наука. Основы психологии познания. М., 2006.
2. Грегори Р.Л. Разумный глаз. М., 2003.
3. Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб., 1998.
4. Деннет Д. Виды психики. М., 2004.
5. Куайн У. Онтологическая относительность. / Современная философия науки:
знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада М.: Логос, 1996.
6. Налимов В.В. Спонтанность сознания. М., 2011.
7. Солсо Р.Л. Когнитивная психология. М., 1996.
8. Фрейд З. Влечения и их судьба. М., 1999