КАПУСТИНА НИНА ФЕДОРОВНА (род

«СТАЛИНГРАДЦЫ ВЕЛИ СЕБЯ ДОСТОЙНО»
КАПУСТИНА НИНА ФЕДОРОВНА (род. в 1930 г., г. Сталинград)
22 августа 1942 года я пошла отоваривать хлебные карточки. Хлеба не было ни в
одном, ни во втором, ни в третьем магазине, и так я дошла до Вознесенского база,
который сейчас называется в Волгограде «Торговый центр». И вдруг объявили тревогу,
было 2 часа дня, потом отбой. И здесь пошли волнения, люди начали говорить, что
бомбили Дар-гору, я бросила все и побежала. На Академической около поликлиники №
4, я увидела свою родную сестру с ребенком на руках, этому ребенку было 18 дней, ее
ранило немножко, а ребенка очень сильно. Она мне сказала: «Нина, беги скорее домой».
В наш дом попала бомба, прямое попадание, и нашей еще одной сестре оторвало ногу.
В это время трамваи уже не ходили, я добежала домой, когда сестру уже увезли.
На второй день мы пошли искать сестру. Обошли все больницы, потом ее нашли в
первой больнице, ей уже отняли ногу правую выше колена. Когда мы вернулись домой к
нашему разбомбленному дому, и только хотели поужинать, потому что со вчерашнего
дня никто ничего не ел - мы ужинали, конечно, на улице, потому что дом разбитый был,как вдруг солнце закрыло как тучей и пошли немецкие бомбардировщики, и началась
тяжелая бомбежка. Сталинград в эту ночь зажгли весь и только зажигательными
бомбами. Фугасов они очень мало бросали, потому что им надо было сжечь город. И всю
ночь мы с соседями тушили зажигалки, потому что думали - у нас-то дом разбило, а у
соседей еще целые дома, хотя бы их сохранить. К утру такой стоял над Сталинградом
дым, что нечем было дышать.
Бомбежка продолжалась, а вскоре к нам уже пришли немецкая разведка. И только
зашли – все, что было у людей - скотину, птицу, все забирали подряд, подчистую. Вот у
меня на племяннике был платочек одет, обыкновенный детский, ему было 2 годика, так
он даже этот платочек подошел и снял с головы ребенка. С первых дней они себя вот так
показали, что ужас был. У нас дома были до того погоревшие, что остались одни только
печки, а корову и телка нашего они сразу отвязали и тут же порезали. Из блиндажей
всех выгнали, стали их разрывать, потому что на блиндажах был хороший лес, у нас,
например, были бревна в 2 наката. Дома целые еще разрушали и строили себе
блиндажи, КЗоТы, все шло на укрепление.
Люди вели себя очень достойно, каждый человек как мог, так помогал. Помогали
раненым, их очень много было. Наши все время отступали, мы даже не думали о том,
что у нас сохранится армия, просто было страшно на них смотреть, везли на повозках
раненых, очень тяжело раненых везли. У нас, например, была корова, мы оставляли себе
молока, сколько нашей семье надо было, а остальное все отдавали военным.
Хлеба уже тогда не было, мы ходили на элеватор и брали зерно. Зерно таскали,
кто, сколько мог, тот и приносил с собой. Крутили вечером мы такие мельнички ручные,
и с этого зерна пекли, кашу варили, и благодаря элеватору, у нас не было того голода,
что в Ленинграде. Самое главное то, что хлеб успели собрать, и элеватор был полон.
Сестру забрали мы из больницы, у нее ногу оторвало, на ягодице была очень
большая рана и вторая нога прострелена, а у нас не было ни медикаментов, ничего. Вот
нам давали наши сестры бинты, йоду, марганца. И мы решили уехать, это было 17
сентября, так как нам негде было жить. Мы поехали к старшей сестры золовке в село
Бузиновка, 50 километров от Сталинграда, нас очень хорошо она там приняла, у нее до
нас 16 человек со Сталинграда приехали знакомые и родственники. Утром встаем все как
будто родные, варим кашу, пойдем в поле наберем колосков, пшеницу, просо, пшеницу
на мельничке перекрутим и поставим тесто, вот этой всей семьей Сталинградской так и
жили. Ничего больше не было один хлеб и вода, немцы все забрали, что находили в поле,
вот это и все. Там пожили, мы, наверное, недели 3, и решили пойти 5 человек в
Сталинград, посмотреть, может что-то осталось.
Мы пошли 6 сентября в Сталинград, и дошли только до станции Воропоново, до
Сталинграда еще было идти 12 километров. Подошли ко рву большому, а рвы рыли
наши женщины, мужчины, а там лежала убитая женщина, и ребенок маленький,
наверное, ему еще и годика не было, но видно было, что он подполз к матери и умер
рядом. Решили мы их как-то похоронить, а ничего же у нас нет, ни лопаты, ничего,
потом какую-то мы солдатскую нашли лопаточку, вырыли углубление метр на метр,
положили эту женщину, положили этого ребенка, переночевали сами вместе с ними в
этом рву. Было очень тепло, осень была очень теплая в том году.
Ну вот, и пришли в Сталинград. Зашли в первую очередь, где сестра старшая
жила, а дом сгорел, ничего не осталось, было пустое место, и тогда мы пошли в
родительский дом, а там блиндажи уже все порастащили. Оказалось, что немцы нашли
в нашем блиндаже автомат или какое-то другое оружие, и нам соседи говорили,
уходите сейчас же, у вас тут все перевернули, сказали, что у вас партизанская семья. И
мы сейчас же повернулись и опять ушли в Бузиновку.
Оттуда решили поехать, где потише война. Переправились через Дон и поехали,
держались мы как можно ближе железной дороге. Около станции Чир человек в
немецкой форме, потом оказалось, украинец, подъехал на велосипеде и говорит: «Ты
куда батька едешь? В Чиру уже стоят вагоны товарные и паровозы под парами, только
ты туда появишься, вот эту дивчину, и у которой мальчик, вот этих девчат у тебя сразу
немцы угонят в Германию». И мы тогда пошли больше вправо, и дошли до хутора
казачьего Бакачевка, это уже была Ростовская область. Там тоже было таких беженцев,
но нам нельзя было называться беженцами, тогда говорили, эвакуированные.
Там дали нам за 2 километра от центрального хутора такой домик, где телят
зимой держали. Там ни печи, ничего нет, ну кирпич, есть там где-то, собирайте кирпич.
Мы пошли туда: я, Тоня, Маша, что без ноги, и родители, и тетка с нами, папина сестра,
у нее двое детей - всего 8 человек. Там грязи было по колено, мы все повыгребли, все
повычистили, пол вымыли, стены, конечно, белить было нечем, но все-таки как могли,
так и прибрали свое жилье. А для топки рвали, как там называли, чирижник.
Пришли в одно время и устали, а осень еще была такая теплая, ну, присели и
сидим, а мама прилегла и говорит: «Девчата, что-то земля гудит», а мы говорим: «Мам,
вы что, откуда здесь война-то». Мы уже были 200 километров от Сталинграда.
Оказывается уже шли бои на Клецком направлении, вот и нас 22 ноября уже освободили,
пришли наши войска, пришли так неожиданно. У нас было 2 окна и как раз дорога рядом,
и по ней пошли танки, а мы боялись, прятались от немцев, от всего прятались. Мы
говорим: «Что-то такое не похоже на немцев», а папа глянул и говорит: «Да это танки-то
наши!».
Перезимовали мы в Богачевке, весной решили добраться до Алексеевского
района, где жила у нас сестра. Добрались, и мы с папой за 35 километров нанялись
пасти скотину колхозную на все лето. Вот здесь мы заработали, колхоз нам давал три
пуда муки в месяц и полтора пуда пшена, и нашей семье вполне хватало достаточно. Еще
колхозники за все лето ведро давали картошки, четверть молока с каждой коровы, 5 яиц
и пуд ржи. Мы пасли скотину до 1 ноября 43 года, в том же году вернулись в
Сталинград и начали все сначала.
Записал Андриевский,
г. Волгоград, 2000 г.