Однажды в студёную зимнюю пору отец одного семейства вдруг
реклама
Это просто ужас, Дуня! Однажды в студёную зимнюю пору отец одного семейства вдруг понял, что вот-вот начнётся война. Единственный способ избежать гибели – забраться под стол и окружить себя водной преградой. Он открыл это своим ближним. И вскоре жена, муж, взрослые дети стали проводить большую часть времени под столом, поставив вокруг себя тазики, тарелки, банки с водой. И так неделями. Хорошо, что соседи это заметили. Всё семейство попало в больницу. Оказалось, что у его главы психическое расстройство. Домочадцы же были здоровы, но стали жертвами так называемой наведённой шизофрении. Случай этот описан в медицинской литературе. И всё это изза милитаризма советского, довёл-таки он беднягу. Но глава семьи этой только ближним открыл тайну. Он ни на Шаболовке не работал, ни в Останкино. Не было у него возможности транслировать свои мысли на десятки и сотни тысяч зрителей. А то сколько воды было бы залито! Сколько тазиков, тарелок и банок раскуплено! А вот, думается, не из-под стола ли такого пришли на канал НТВ ведущие ток-шоу «Школа злословия»? И ведь не психокантропы бледные со взором горящим, Кашпировский и Чумак они, а молодые женщины, похожие на тех, что в кино – «а ну-ка, девушки, а ну, красавицы!» – писатель и публицист Татьяна Толстая, сценарист и журналист Авдотья Смирнова. Однако в этом ток-шоу они не маршируют в спортивных маечках, а столь же эмоционально передают зрителям свои мысли. Но мы не уподобимся некоей радиостанции, на которой, если кому-то из ведущих что-то не нравится в телефонной реплике слушателя в прямом эфире, так он его тут же – щёлк! – и от эфирного эха отключает. И говорит, что у того «весеннее (или осеннее) обострение». Пример из медицинской практики мы должны учесть, чтобы понять, как наши граждане внушаемы. А если внушение это делают не какието, бывает, опостылевшие родственники, а люди близкие, с экрана? Да и до сезонных обострений у нас ещё далеко… И вот в нынешние холода обожгла зрителей в «Школе злословия» передача, в которой участвовал главный редактор издательства «Ad Marginem» Александр Иванов. Всё дело упёрлось в проблему: почему издатель выпускает недемократические книги? Зачем Проханов? Ведь «Сорокин куда этичнее». «Сорокин – большой писатель, который был всегда занят одним – смертью текста». А вот такие, как Проханов, считают, что «вернуть честь, достоинство и величие нашей культуры» можно только «ружьями»… А зачем Иванов занялся переизданием книг о майоре Пронине? Ведь майор Пронин – герой в Советском Союзе. Не в смысле «звезды», а в смысле соцреализма. Так ведь тогда ужас какая жизнь была. Уже в перестроечные годы приобрёл однажды автор этих строк из любопытства учебник криминалистики, изданный в начале 50-х годов прошлого века. И в том убедился. На полном серьёзе разбирается в учебнике пример расследования уголовного дела, состоявшего в том, что в пристанционную палатку залезли двое молодых людей и украли банку варенья и пачку печенья! Самое дело для майора… Всю передачу ведущие втолковывали издателю, а вместе с ним и зрителям, что в советские годы процветали «сталинские лагеря», что тогда «убили цвет всех наук», «посадили всех византиистов, египтологов, шумерологов». Всех «расстреляли без суда и следствия». Рассказали, что тогда были «невыездные» писатели и художники… А Смирнова даже употребила мат, воспроизводя, как «большие советские начальники» разговаривали с её отцом, кинорежиссёром, автором фильма «Белорусский вокзал». Правда, звук в тот момент заменили пищалкой. Ну да, хотелось сказать, Авдотья Андреевна, могли «советские начальники» так посылать отца вашего, мать их… Но ни батюшка ваш на киноэкран, ни «начальники» эти на голубой телевизионный с матом выйти не догадывались… Так и колотили ведущие ток-шоу издателя Иванова. А ведь он выпустил уже десять книг Владимира Сорокина, включая трёхтомник. И преследовавшийся как порнографический роман Баяна Ширянова издал. Иванов пытался пробиться через расставленные «тазики», говорил о советской «имперской структуре знания», о том, что «у нас были геополитические интересы», о «проблеме универсализма», о том, что теперь «мы стали довольно провинциальной восточноевропейской страной». Наконец Толстая сказала: «Чудо, что эта мерзость рухнула», имея в виду СССР. Потом с трепетом прибавила: «Нас всех не оставляет страх, что, не дай бог, это может повториться». Да. В таком случае придётся ей возвращаться в «тухлое прошлое», на халяву оканчивать филфак Ленинградского госуниверситета, обеспечивать доброжелателей, которые стали бы трубить о ней как о замечательном писателе. Тогда она, продавая иностранным заказчикам рассказы об ужасах советской жизни, вряд ли сумела бы выпустить что-то из своих книг, вести ток-шоу на телевидении, преподавать в американском колледже… Обращаясь к Смирновой, Иванов спросил: «А откуда взялись вы – такая прекрасная, умная, образованная женщина? Это просто ужасно, Дуня!» Та ответила: «Я взялась из того, что мои родители поместили себя в гетто». Иванов объяснил: «Ваш антисоветизм является необходимой частью советского культурного космоса, вы являетесь абсолютно советским человеком». Только вот свободы в вас нет, сказал он. Ведь «свобода – это удивительная, чудесная способность в себе самом, в своей собственной культуре найти тот закон, по которому ты можешь жить». Тут он совсем погиб. Ведущие заявили: «Это тот нечастый, но внятный случай, когда мы встретились с идеологическим врагом». «Самое удивительное для меня в позиции Дуни и Татьяны заключается в том, что это люди из вершин советской элиты, это внуки и дети знаменитых советских писателей, которых я читал в детстве, – сказал в конце передачи издатель Иванов.– И для меня самое удивительное – это глубина и какаято непреодолимость их антисоветизма. Я понимаю их позицию, но я не понимаю её негибкости, её воинственности в отношении тех аспектов жизни страны, которые мне кажутся не такими однозначными, как моим собеседницам». На этом ток-шоу поминали многих. А вот ещё есть преподобный Иоанн Лествичник: «Памятозлобие есть исполнение гнева, хранение согрешений, ненависть к правде, пагуба добродетелей, ржавчина души, червь ума... гвоздь, вонзённый в душу». Юрий ЧЕХОНАДСКИЙ
