Стихи Сашин В.А.

Сашин Владимир Алексеевич
Р.П. Токаревка.
Вера
Радуга парит над зеленями,
Радуются небо и земля,
Облака мохнатыми боками
Греются о тёплые поля.
Милый край, чудесная картина,
На тебя никак не нагляжусь,
Отчина – с душою исполина,
До травы тебе я поклонюсь.
Нет печали на душе усталой
В пору майских суматошных гроз,
Только нежность к этой части малой
Родины задумчивых берёз.
Только сила, разум и терпенье,
Все свои пути преодолеть,
Только вера в скорое спасенье,
И сердца, способные гореть.
Русская картина
Пёрышко лука на чистом столе
Тянется к тёплой горбушке,
Солнечный лучик на синем стекле
Смотрится в белую кружку.
Алая скатерть не дышит
Под угощеньем таким;
Чайник вскипает чуть слышно,
Жаркою печкой томим.
Живая святая картина
Радует русскую душу,
Красива, проста и наивна
Нет её чище и лучше.
Я пошлю тебе песен...
Ты грустишь, патриарх, сединою одетый,
Видно, снова приснились родные места,
Хлебный дух над селом, тополиное лето,
И церквушка-старушка давно без креста.
В городской суете незаметно листаешь
Трудной жизни страницы, впадаешь в печаль,
И лишь ночью в тиши иногда вспоминаешь
Ту, родную до боли, пыльную даль.
Свет луны над рекой перед летним рассветом,
Сенокос на лугах, мужиков разговор,
И берёзок, зимой в лёгкий иней одетых,
Вдоль дороги степной, искромётный узор.
Я пошлю тебе песен милой Родины нашей,
Что скорбит одиноко, растеряв сыновей.
Ты уверен, я знаю, что нет её краше,
И всё также поёт над селом соловей.
Я тебе не солгу – всё у нас, как и прежде:
Уваженье к иконам и языческий страх
К колдунам, что искони были просто невежды,
Обманувшие чудом смерть свою на кострах.
Я смешаю листву с соловьиною трелью,
Цвет вишнёвый добавлю, чуть-чуть молока,
И голубки полёт над озёрной купелью,
И болотной травы, что свежа и легка.
Той травою ходил мой удачливый предок –
Он простором дышал, волю вольную пил.
И степною росой окроплю напоследок,
Пусть же песня моя принесёт тебе сил.
Патриарх белокрылый, ты исполнен печали
По святой простоте неулыбчивых лиц,
По высокой звезде, что глухими ночами
Провожала с востока полёт кобылиц.
Песнь вторую свою пряным мёдом украшу,
Светлым взглядом крестьянки, сирени листком,
Горькой веткой полыни: с ней ночью не страшно,
И красавицы мальвы потемневшим цветком.
Слёз добавлю и браги пару кружек изрядных,
Дождь осенний и грязь по утру в сентябре,
Смех детей синеглазых, весёлых, нарядных
В светлый праздник престольный на просторном дворе.
Вот, пожалуй, и всё, умолкаю в почтении.
Забирай мои песни, чем богат, тем и рад,
Да возьми вот ещё предвечерние тени,
Что рисует весной бледно-жёлтый закат.
Не печалься вдали, я пошлю тебе песен
Милой Родины нашей, что доныне жива.
Нам она дорога, мы в душе с нею вместе,
Жаль всего передать не сумеют слова.
Старик
Звонко льются весенние воды,
И шумят от зари до зари:
– Эх, отменные нынче погоды, –
Скажет старый, как старость, старик.
На завалинке он самосадом
Задымил и сощурил глаза
Поглядеть, как у речки, за садом,
Распустилась тугая лоза.
Как стальною острогой ребята
Бьют тяжёлую щуку в воде.
И счастливой улыбки не спрятать
В поседевшей его бороде.
Скажет ласково: Ишь, бесенята,
Ловко бьют, да и рыба крупна.
Так и мы промышляли когда-то,
Что ж, любая работа трудна.
Замолчит, лишь своим самосадом
Задымит он чуть-чуть посильней,
Поглядит, как сияет за садом
Бирюзовый ковёр "зеленей".
– Холода пережили и славно,
Будут с хлебушком наши дома.
Ишь какие, ну прямо забавно,
Хоть и выдалась лютой зима.
Дед умолк, задрожали ресницы.
Ох, и едок взрастил самосад,
А над клином озимой пшеницы
Занимался весёлый закат.
Когда я приду?
Когда я приду? Разумеется утром,
Когда растуманится поздний восход,
Хранящий усталость ушедших невзгод,
Осенний и томный, серебрянокудрый,
Когда караси на пруду заиграют
И, тяжко ступая, ревущее стадо
Уйдёт по лугам, там, где нет листопада,
И сельский кабак до пяти запирают.
Я знаю, вы ждёте, надеясь и веря,
В мой ранний визит по росистой траве,
Назло бездорожью, болезни, молве,
Находкам, победам, тяжёлым потерям.
Я брошу их там, за скрипучей калиткой,
И вам не позволю о них поминать,
Моя поседевшая добрая мать,
Что сына в пути сберегаешь молитвой.
Мой строгий отец, потерявший до срока
В колхозных дворах могутное здоровье,
Сейчас ты готовишь подворье к зимовью,
Негромко ругаешь всю эту мороку,
Ещё поясницу, что ноет к погоде,
Да так разошлась, что спины не согнуть,
И эту дождливую серую муть,
Что дел не даёт завершить в огороде.
Всё будто всегда, всё в порядке, на месте,
И словно все живы, чего же желать?
Отец во дворе, в тёплой горнице мать
Колдует у печки с податливым тестом.
А сын, что вернулся из дальней дороги,
Дыханье смирил и войти не спешит
В родительский дом исцеленья души.
Я скоро войду, подождите немного.
День проходит
День проходит, солнышко садится,
Далеко в холодные поля,
Снег лежит, шагают тополя,
Им на месте снова не сидится.
Движется и время, и народ,
На глазах меняются привычки,
И с оружием проходят ныне стычки,
Мысли растекаются вразброд.
Вроде те же земли и не те же,
Да и люди, нет, они уже не те,
Нет, они давно уже не те,
И встречаются они гораздо реже.
Там, где раньше целый был народ,
Нынче только мелкие остатки,
Век всегда бывает очень краткий,
Только поздно узнаёт народ,
Что давно уже ушли надежды,
День прошёл и солнышко ушло,
Снег летит, и землю замело,
Всё исчезло, что бывало прежде.
Падал снег
Падал снег и солнышко сияло,
Дым из труб высоко вылезал,
На столе картошка, хлеб и сало,
В выходной народец отдыхал.
Люди рук зимой не опускали,
Весело им было и тепло,
Ели много, мало выпивали,
Время добродушное текло.
Вспоминали прошлое не спешно,
В настоящем жили от души,
Жизнь была добра, светла, не грешна,
Весело жилось им в той тиши.
Всё понятно было и надёжно,
Сколько и когда и для чего,
Что нельзя, а что, пожалуй, можно,
Только потрудиться и всего.
Словно были на другой планете,
Предки наши, вот им повезло,
Нас же всех запутывают сети,
Даже летом как то не тепло.
Крещенское небо
Небо нынче такое далёкое,
Каждой звёздочкой блещет во тьме,
И бредёт луна кособокая
По бескрайней русской зиме.
Обещают ночи в Крещение,
Урожай, тишину, благодать,
Торг обильный, всем угощение,
То по всем приметам видать.
Звёзд поболее пуще прежнего
Раза в два и туман густой,
На деревьях инея свежего,
Ветки словно укрыты листвой.
А пока морозы трескучие
Да собаки озябшей вой,
Да снежинки злые колючие,
Словно пчёлы над головой.
Всё кружат неугомонные,
В свете лунном, как жар, горя,
И дома качаются сонные,
В стылом мареве января.
Свеча погасла
Свеча погасла, утро хмурое,
Крадётся садом, словно тать,
Своей нескладною фигурою,
Унылый бомж, ни дать ни взять.
Дела утихли, ветры выдохлись,
Скрипит холодная кровать,
Не вдохновляет больше живопись.
Не тянет больше воевать.
Часы с кукушкой, фотографии,
В окне сиреневый рассвет,
Следы нелёгкой биографии,
Альбом и старенький жилет.
Он видел слёз немало пролитых –
Теперь скучает на гвозде,
Такой чужой, никем не понятый,
Как грач в осенней борозде.
Идут минуты, листья падают,
Проходит жизнь тяжёлым сном,
Сродни с ошибкою досадною...
Меж тем светает за окном.
Но не манят уже просторы –
К чему бескрылому простор?
Овраги, степи и озёра,
Улыбки белозубых гор.
Шуршит в ушах нужда досадная,
Скребётся мышью в темноте,
Как иллюстрация наглядная,
Что балом правят, да не те.
В печи огонь горит доверчиво,
Он чист, как ангел во плоти,
Мне б сохранить его до вечера,
Часов хотя бы до восьми.
Сидеть с дешёвой папиросою,
Смотреть на пламя и грустить,
Над жизнью тихою, неброскою,
Где в двери некого пустить.
Где не с кем словом перемолвиться,
Ни пошутить, ни побузить,
Душа устала – к людям проситься,
Чтоб раньше срока не остыть.
Но это слабость лишь минутная –
С людьми натерпишься хлопот,
Затянут вмиг в разборки мутные,
Возьмут в суровый оборот.
Так лучше просто успокоиться,
Пусть мир живёт сам по себе.
Грешит и кается, и молится,
И ищет счастия в борьбе...
Стихи убрали, песни проданы.
А всё же хочется пожить,
А вот и смерть – лошадки поданы,
Осталось вещи уложить.
Да с бубенцами-колокольцами,
Чтоб черти вились с-под колёс,
Промчаться лихо до околицы,
Под сень кладбищенских берёз.
Бог в тебе
Крик гусей, встревожено высок,
Воспарит над обнажённой далью,
Напоит нездешнею печалью,
Отзовётся пулею в висок.
Снова осень, снова листопад,
И дожди. Дожди без перерыва,
Слёзы льют над сиротливой нивой,
И печален облетевший сад.
Крик гусей, беззвучное круженье
Жёлтых листьев в мареве тумана,
Силы тратящих в попытке рьяной
Одолеть земное притяженье.
Шорох капель отовсюду и везде,
Точно знак невидимых тревог,
Словно шёпот: "Есть на свете Бог,
Он в деревьях, листьях и воде".
Внемли вечной жизненной борьбе,
Гласу листьев, капель и камней,
И расслышь слова в немой мольбе.
Бог в тебе и, может быть, во мне.
Палач
Ты на коне, а я во прахе...
К чему дежурные слова?
Ещё вчера скатилась с плахи,
Моя шальная голова.
Палач в малиновой рубахе
Следит за всеми свысока,
Лишь окажись поближе к плахе,
Не дрогнет тяжкая рука.
И похорон нам не увидеть,
Лишь тихий вздох из-под травы,
Покойника легко обидеть.
Тем более без головы.
Ему осталось только вера,
Что и палач, оставив меч,
Забыв привычки изувера.
Придёт, чтоб рядышком прилечь.
Свежий снег
Я вижу, как ложится свежий снег,
На улицы, дороги, переулки,
Струится дым над старой караулкой
И время словно тормозит свой бег.
Какая-то далёкая печать,
Лежит над оснежёнными домами,
Как будто те, кто нынче уж не с нами,
Пришли через неведомую даль.
Глядят они нездешними глазами
Сквозь толщу туч и падающий снег,
И видят, слышат, ощущают тех,
Кто здесь ещё и держит свой экзамен.
Поезда
Поезда спешат на запад,
Поезда спешат на север.
Вдоль дороги свежий ветер,
Раздаётся нежный запах
Свежескошенной травы,
Взмах косы, ещё один,
Мне ли дело до молвы?
Я уж дожил до седин.
И косой душистый клевер
Я гублю. И мне не спится.
Поезда спешат на север,
Поезда спешат в столицу.
Стук колёс далече слышен,
Над травой туман клубится,
Поезда спешат в столицу
Под рассветом цвета вишен.
Стук колес летит далёко,
Взмах косой – трава ложится.
Я один и мне не спится.
Вот такая вот морока.
Средь туманные равнины
Я брожу, да стук колёсный.
Он холодный и несносный,
Я почти уже рванина.
Неустроен, неприкаян,
Одинок. Разочарован.
Злой судьбою обворован.
Сам слуга и сам хозяин.
И косой душистый клевер
Я гублю, и мне не спится.
Поезда спешат на север,
Поезда спешат в столицу.
В тумане
В тумане иными нам кажутся вещи,
Стог сена похож на крутую скалу.
Крик ворона чудится строгим и вещим,
И кто-то тревожно скребётся в углу.
И кто-то по крыше крадётся невидим,
Железо когтями скребёт в тишине.
И кто-то кого-то стремится обидеть,
И что-то мерещиться в тёмном окне.
Собака завыла, испуганно, звонко,
Скрипит старый дом о минувшем своём,
В хлеву тяжело завозилась бурёнка,
Но светел с востока земли окоём.
Славный денёк.
Славный денёк, и февраль набирает
К марту разбег, чуть позднее закат,
Солнце лучами вольготно играет,
Скоро последний грядёт снегопад.
Скоро сосульки заплачут по крышам,
Стихнут морозы, котам не до сна.
– Скоро весна, – кто-то скажет чуть слышно,
Кто-то подхватит охотно – весна!
Всё пережили и марта дождёмся,
Следом апрель – до чего хорошо!
Зимнюю спячку осилим, проснёмся,
В майские ливни шагнём широко.