Воспоминания Войтенко (Еркиной) Раисы Федоровны Когда

Воспоминания Войтенко (Еркиной) Раисы Федоровны
Когда началась война, я училась на третьем курсе. Пригласили нас на вечер, мы
накрутили волосы и пошли в центр. В двенадцать часов нам по радио передал
Левитан: «Началась война». Никакого вечера не было. Мы пошли в горком
комсомола. Мальчики добровольно шли на фронт, и совсем мало их вернулось
живыми. А мы пошли строить дорогу Волгоград–Астрахань. Господи! Земля как
цемент, жара, кушать нечего. А нужно было выполнить норму. Вот мы и старались не
отставать от других.
Пропали и мой техникум, и наша спокойная жизнь.
Снова голод, да еще из мужчин остался один папа. Все собирались в землянке.
Там всем было тепло. Всегда поддерживали мама и папа.
В 1942 году меня призвали в армию. Я работала в райпотребсоюзе счетоводом.
Туда мне и принесли повестку, вручая, сказали: «Завтра в восемь утра вы должны
быть в райвоенкомате для отправки в армию». Вышел начальник, дал мне рыбу и
булку хлеба. Я принесла все домой. Мама удивилась, но когда узнала, что меня
завтра не будет дома, то стала готовить рыбу, чтобы проводить меня. Вечером все
собрались, а утром меня уже проводили. Мама плакала, а папа сдерживался. Опять
они остались одни без поддержки и опоры. Пропала моя учеба – какая-то надежда на
лучшую жизнь. И опять голод, нищета.
Я попала в 22-ой Отдельный Дорожно-Эксплуатационный батальон 64-ой Армии.
Была регулировщиком на военных армейских дорогах под Сталинградом. Посты
наши были в пойме. По дороге днем и ночью шла техника на фронт. К переправе
везли снаряды, продовольствие и людей на фронт. Там на плотах всё переправляли в
Сталинград. А когда Волга замерзала, то по льду. Сначала ребята привязывали ящики
с патронами и продовольствием и ползком везли всё в Сталинград, а из Сталинграда
тоже ползком, на середине Волги менялись. Даже раненных везли на плащ-палатках.
Целый день шли люди, бежавшие из города женщины, дети и старики. Очень много
погибло от бомбежки и обстрела. Потом мы им советовали днем не ходить, а лучше
ночью. Немцы день и ночь бомбили. Пилоты спускались так низко, что было видно
их улыбающиеся рожи.
Потом наш пост перевели в Сакко-Иван-Цетти. Зима, ноги примерзали к
портянкам. Удивляюсь до сих пор, как мы выдерживали, не плакали, не жаловались.
Больше ровнялись на наших ребят. Ведь они под огнем не уходили из окопов. Мороз
и жара – всё было наше.
Командир роты был капитан Иванина Савва Макарович – 55 лет – Герой
Гражданской войны. Очень требовательный человек. Сказал: «Мне в роту не нужны
бабы!» А все-таки дали ему троих: меня, Клаву Никилову и Нину Голенко. Поблажек
нам никаких не было. Единственное, не ставил нас поначалу ночью на пост. Потом
увидел, что мы лучше несем службу, умеем стрелять и не жаловались. Тогда он стал
ставить нас и ночью, но вместе с сержантами. Немец бомбил часто, но потерь у нас
под Сталинградом не было.
Давали нам и фронтовые сто грамм, но мы с Клавой сливали все в бутылку, а
когда приходили с поста, то растирались водкой.
Когда кончилась битва под Сталинградом, мы стояли на постах. Все время мимо
нас под конвоем вели пленных немцев. Они были все грязные, кто в женском платке,
кто одеяло на себя надел, ноги обмотаны тряпками. А потом немцы шли без конвоя,
но с Бекетовкой на платке. Мы их сопровождали. Нельзя до сих пор простить этим
гадам то, как они обращались с нашими пленными. Ведь они их избивали,
расстреливали на виду у всех, не кормили. А мы еще проявляли к ним жалость.
В конце февраля армия пошла на Курскую Дугу, а там должны были разгореться
сильные бои. Фронт надо было снабжать, а для этого нужны дороги, а без
регулировщика дорога – ничего. Тут ребят у нас всех забрали, сержантов не стало.
Нам девушкам-сталинградкам присвоили звание сержантов. Каждой дали пост– три
человека, помком взвода – взвод 25 человек. Это были все девчонки, которых
призвали из Курской, Ворошиловградской, Харьковской областей. Их нужно было
учить несению службы на постах, пользоваться винтовкой, обставлять дороги
указателями. Но ни разу не было случая, чтобы кто-то сбежал с поста. Жили на
дорогах, недалеко от поста, в землянках, печек не было. Нам давали сухой паек. У
всех девчат после увольнения болели желудки и ноги от длительного стояния на
посту (по четыре часа).
Я ездила на проверку постов и днем, и ночью. Добиралась на попутных машинах,
иногда на постах и ночевала. На Курской Дуге нас, сталинградок, наградили медалью
«За Сталинград», За Боевые заслуги.
На Курской Дуге бои были очень страшные. После боев под Прохоровкой все
поля были усеяны трупами. Танки шли друг на друга как кони с поднятыми
передними ногами. Так после боя и остались стоять. Вся земля была залита кровью.
Все это вспоминать просто страшно.
С Курской Дуги наша армия пошла на Харьков. Немец цеплялся за каждый
клочок земли. Окраину освободили, и наши посты стояли уже в разрушенном городе.
Немец бомбил, долго не сдавался. Шли жестокие бои. Никуда он гад не делся.
Немцам пришлось отступать из-за храбрости наших мальчиков.
После Харькова были Киев, Днепр. Долго немец держался за Днепр. Бои шли
жестокие, очень трудно было переправиться через Днепр. Но как немец не цеплялся,
от напора наших войск он вынужден был отступать.
А потом Венгрия, Австрия, Румыния и Чехословакия. На Гроне шли сильные бои.
Там есть город Эстергом. Немцы обстреливали весь наш берег с высоких башен в
Эстергоме. Наш пост стоял под горой и немец не мог обстрелять нас, он бомбил. Так
как дорога была открыта и хорошо простреливалась, то у нас под горой скапливалось
большое количество машин, а вечером они ехали дальше без зажженных фар.
На Гроне погибла наша девочка Маша Ильина. Через Грон была односторонняя
переправа. Если пропускать с одной стороны, то на другой – скапливалось много
техники. В это время я проверяла посты, несение службы на дорогах. Приехала на
переправу и немец начал обстрел переправы. Снаряды падали совсем рядом. Мы с
Машей стали убирать с дороги машины. Немец целился в мост и не попал. После
обстрела я поехала дальше по дороге, а немец возобновил бомбежку. В мост снова не
попал, а бомба упала недалеко от поста, и маленький осколок попал Маше в висок.
На другой день привезли Олю Цибульникову. Так две юных девочки остались
навечно в чужой земле, защищая свою Родину. Там погибли Юля Коханова, Феликса
Головня. Они поехали обставлять дорогу указателями. Прямое попадание. От них
остались только сапог и пилотка.
Был и такой случай. Девочки (не помню из какой роты) стояли около
железнодорожного моста. На дороге было интенсивное движение. Они отправляли
раненных в госпиталь, но их было так много, что всех не могли отправить. Взяли к
себе в будку, постелили соломы на полу и положили их. На посту стояла девушка.
Было уже двенадцать ночи, а смены все не было. Она решила стукнуть в окошко, так
как будка была рядом с постом. Тут ей показалось, что кто-то вошел в дверь. Она за
ним. Это был немец. Они выходили из окружения и нападали на посты. Немец уже
потянулся за пистолетом. Самый крайний спал лейтенант. Девушка не растерялась,
подкралась и ударила немца по голове, но он успел выстрелить ей в ногу. От
выстрела все проснулись, связали немца, а утром отвезли его в штаб. Двое других
немцев убежали. Одна девушка погибла на посту, выстрел в голову.
Вот так и несли наши девушки свою нелегкую службу. Стояли они и на улицах
Будапешта, Вены, Бухареста.
Была я и комсоргом роты. Приходилось очень много работать. Но никогда не
было у меня ссор с моими девушками. Никто не убегал с поста, даже если грозила
смерть.
Война закончилась 9 мая, а мы еще стояли на постах. В Праге еще шли сильные
бои, немец держался долго. Из армии нас стали отпускать только в конце июля.
Уволена из армии в звании гвардии старшины в должности заместителя
командира взвода регулирования 22 отдельного эксплуатационного батальона 64–7
гвардейской армии.
Награждена Орденом «Красная звезда» 24 марта 1945 года, медалью «За оборону
Сталинграда», «За боевые заслуги», которые мне вручили на Курской дуге.