Делегация Центральных держав в Брест-Литовске. Слева направо: генерал М. Гофман, О.Чернин, Талаат-паша, Рихард фон Кюльман. Переговоры о сепаратном мире проходили на конференции, открытой в Брест-Литовске 9 (22) декабря 1917 г. Делегация Советской России предложила в основу договора положить идею всеобщего демократического мира. Однако германские военные круга не были намерены отказываться от территориальных притязаний, которые в ходе переговоров только возрастали. В ультимативной форме Германия выдвинула жесткие условия, дав 48 часов срока для их выполнения. Одновременно австро-германские войска начали наступление по всему фронту, угрожая захватить Петротрад. Советское правительство вынуждено приняло ультиматум, так как старая армия была деморализована и не желала воевать, а новая, Рабоче-Крестьянская Красная Армия находилась в стадии становления. Несмотря на сопротивление "левых коммунистов" и левых эсеров, обвинявших большевиков в измене мировой революции и предательстве национальных интересов, договор был ратифицирован 15 марта 1918 г. IV Чрезвычайным съездом Советов. После Ноябрьской революции 1918 г. в Германии и поражения стран Четверного союза в первой мировой войне 13 ноября 1918 г. Советская России в одностороннем порядке аннулировала Брестский договор. Переговоры о перемирии в Брест-Литовске. За столом сидят: М.Гофман (слева четвертый), Д.Г. Фокке (справа первый), В.М. Альтфатер (справа второй). МИРНЫЙ ДОГОВОР МЕЖДУ СОВЕТСКОЙ РОССИЕЙ, С ОДНОЙ СТОРОНЫ, И ГЕРМАНИЕЙ, АВСТРО-ВЕНГРИЕЙ, БОЛГАРИЕЙ И ТУРЦИЕЙ, С ДРУГОЙ СТОРОНЫ («БРЕСТСКИЙ МИР») 3 марта 1918 г. Статья I Россия, с одной стороны, и Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Турция -с другой, объявляют, что состояние войны между ними прекращено. Они решили впредь жить между собой в мире и дружбе. Статья II Договаривающиеся стороны будут воздерживаться от всякой агитации или пропаганды против правительства или государственных и военных установлений другой стороны. Поскольку это обязательство касается России, оно распространяется и на области, занятые державами Четверного союза. Статья III Области, лежащие к западу от установленной договаривающимися сторонами линии и принадлежавшие раньше России, не будут более находиться под ее верховной властью: установленная линия обозначена на приложенной карте...*, являющейся существенной составной частью настоящего мирного договора. Точное определение этой линии будет выработано русско-германской комиссией. Для означенных областей из их прежней принадлежности к России не будет вытекать никаких обязательств по отношению к России. Россия отказывается от всякого вмешательства во внутренние дела этих областей. Германия и Австро-Венгрия намереваются определить будущую судьбу этих областей по снесении с их населением. Статья IV Германия готова, как только будет заключен всеобщий мир и проведена полностью русская демобилизация, очистить территорию, лежащую восточнее указанной в абзаце 1 статьи Ш линии, поскольку статья VI не постановляет иного. Россия сделает все от нее зависящее, чтобы обеспечить скорейшее очищение провинций Восточной Анатолии и их упорядоченное возвращение Турции. Округа Ардагана, Карса и Батума также незамедлительно очищаются от русских войск. Россия не будет вмешиваться в новую организацию государственно-правовых и международно-правовых отношений этих округов, а предоставит населению этих округов установить новый строй в согласии с соседними государствами, в особенности с Турцией. Статья V Россия незамедлительно произведет полную демобилизацию своей армии, включая и войсковые части, вновь сформированные теперешним правительством. Статья VI Россия обязывается немедленно заключить мир с Украинской Народной Республикой и признать мирный договор между этим государством и державами Четверного союза. Территория Украины незамедлительно очищается от русских войск и русской Красной гвардии. Россия прекращает всякую агитацию или пропаганду против правительства или общественных учреждений Украинской Народной Республики. Эстляндия и Лифляндия также незамедлительно очищаются от русских войск и русской Красной гвардии. Восточная граница Эстлявдии проходит в общем по реке Нарве. Восточная граница Лифлявдии проходит в общем через озеро Чудское и Псковское озеро до его юго-западного угла, потом через Любанское озеро в направлении к Ливенгофу на Западной Двине. Эстлявдия и Лифляндия будут заняты германской полицейской властью до тех пор, пока общественная безопасность не будет там обеспечена собственными учреждениями страны. Финляндия и Аландские острова также будут немедленно очищены от русских войск и русской Красной гвардии, а финские порты - от русского флота и русских военно-морских сил. Статья IX Договаривающиеся стороны взаимно отказываются от возмещения своих военных расходов, т.е. государственных издержек на ведение войны, равно как и от возмещения военных убытков, т.е. тех убытков, которые были причинены им и их гражданам в зоне военных действий военными мероприятиями, в том числе и всеми произведенными во вражеской стране реквизициями. Статья X Дипломатические и консульские сношения между договаривающимися сторонами возобновляются немедленно после ратификации мирного договора (...) Статья XIV Настоящий мирный договор будет ратифицирован (...) мирный договор вступает в силу с момента его ратификации. Хрестоматия по отечественной истории (1914-1945 гг.). М., 1996. С. 640-642. Полную публикацию см.: Документы внешней политики СССР. М., 1957. Т. 1. С. 47-51. * На западе от России отторгались Польша, Прибалтика, часть Белоруссии. Советское правительство обязалось также вывести свои войска из Украины и решить пограничные вопросы с ее правительством (Центральная Рада). Кайзер: "А это мы постелили в нашем новом помещении". Император Карл: "А вы точно уверены, что он мертв?" Из воспоминаний участников: В Брест-Литовске еще в декабре 1917 года начались переговоры о мире. Между двумя сторонами, тайными многолетними партнерами, намечается глубокий разрыв. От лозунга «Без аннексий и контрибуций» не осталось и следа. В связи с гигантскими территориальными, экономическими и финансовыми требованиями Германии переговоры скоро заходят в тупик. А именно: немецкая сторона требует четверть Европейской территории России с отделением Эстонии, Лифляндии, Финляндии и Украины, плодородную сельскохозяйственную область, четверть железнодорожной сети, треть текстильной промышленности, три четверти железнорудных и каменноугольных шахт, хочет присвоить продукцию украинского сельского хозяйства и контролировать кавказские нефтяные скважины. К тому же еще шесть миллиардов марок — четверть в золоте сразу, остальное — до осени 1918 года. Русские делают ставку на время. Им совершенно очевидно, что, поспособствовав заключению мира своим девизом, они должны были добиваться успеха, что ясно и противоположной стороне. Однако начало революционных беспокойств в Германии или Австро-Венгрии могло бы спасти новое советское руководство от последствий подобного договора. Демонстрации в Вене в этом отношении вселили в Ленина надежды. Это демонстрирует переписка между Рицлером из германского посольства в Стокгольме, состоящим в контакте с правительством Ленина, и Министерством иностранных дел. Из нее следует, что «венские события разбудили новые надежды Воровского». Поэтому следует «соблюдать твердость по отношению к русскими только в случае, если венские события и там приведут к новым требованиям, пойти на уступки». — а именно близ Украины, в районе Галиции. Очевидно, во время венских забастовок политики своими высказываниями нарушили немецкие планы, поэтому Рицлер жалуется: «...высказывания недооценивающей положение левой прессы в Австро-Венгрии осложняют заключение договора». Переговоры в Брест-Литовске представляют собой последний этап совместного пути германского правительства и программы Парвуса. Атмосферу этих встреч характеризует напор, движущий Германией, желающей поставить все на карту и использовать зависимость правительства Ленина от заключения мира, а также и советскими руководителями на переговорах, которые не могут ничего противопоставить этому напору и борются за сохранение своей власти. Эта атмосфера отражена в записях ведущих партнеров по переговорам. Так, например, генерал Гофман. Верховный главнокомандующий Германской Восточной армией, насмехаясь над неоднородностью делегации и ее лицемерием, делает такую запись: «Я никогда не забуду первого обеда с русскими. Я сидел между Иоффе и Сокольниковым, тогдашним комиссаром финансов. Напротив меня сидел рабочий, которому, по-видимому, множество приборов и посуды доставляло большое неудобство. Он хватался то за одно, то за другое, но вилку использовал исключительно для чистки своих зубов. Наискосок от меня рядом с князем Хоенлое сидела террористка Бизенко, с другой стороны от нее — крестьянин, настоящее русское явление с длинными седыми локонами и заросшей, как лес, бородой. Он вызывал у персонала некую улыбку, когда на вопрос, красное или белое вино предпочитает он к обеду, отвечал: «Более крепкое». Иоффе, Каменев, Сокольников производили впечатление настоящих интеллигентов. Они с воодушевлением говорили о стоящей перед ними задаче привести российский пролетариат к высотам счастья и благосостояния. Никто из них ни на минуту не сомневался, что обязательно настанет такой момент, когда народ сам будет управлять государством, руководствуясь марксистским учением. Они верили в то, что всем людям будет хорошо, а некоторым, — здесь Иоффе подразумевал, вероятно, себя, — чуть-чуть лучше. (...) В остальном русские открывали переговоры сразу потоком пропагандистских речей и нападками на «империалистов»...» Упомянутая госпожа Бизенко, имевшая на своей совести несколько «политических» убийств, была лишь недавно освобождена из тюрьмы. Крестьянин, фигура-алиби для представителей правительства, стремящегося узаконить себя как идеолога классов рабочих, крестьян и солдат, обязан своим присутствием на переговорах чистой случайности. По пути к вокзалу направляющейся в Брест русской делегации встретился устало бредущий крестьянин, и тут члены делегации вспомнили, что забыли взять с собой представителя этого класса. Они предложили его подвезти. Дело закончилось настоящим похищением. Когда обманутый запротестовал, что ему якобы нужно в другую сторону, «похитители» сначала озабоченно поинтересовались, к какой партии он принадлежит — к левому или правому крылу? — и только потом заявили: «Ну хорошо. Ты сейчас поедешь не в деревню, а с нами в Брест на встречу с нашим врагом. Мы хотим договориться с немцами о мире...» Австрийский министр иностранных дел, граф Цернин, делает пометку о фазе, когда после безрезультатного прекращения первого круга переговоров — шок от немецких требований еще витал в воздухе — Троцкий сменяет Иоффе: «В первой половине дня прибыли русские под руководством Троцкого. Они сразу извинились перед сидящими за столом. И вообще они не привлекают к себя внимания, вероятно, подует другой ветер, не такой, как в прошлый раз...» Немецкий госсекретарь фон Кюльманн высказывается о Троцком: «Уже на следующее утро состоялось первое пленарное заседание. Картина полностью изменилась. Троцкий был человеком совсем другого склада по сравнению с Иоффе. Не очень большие, острые и насквозь пронизывающие глаза за резкими стеклами очков смотрели на его визави сверлящим и критическим взглядом. Выражение его лица ясно указывало на то, что он лучше бы завершил малосимпатичные для него переговоры парой гранат, швырнув их через зеленый стол, если бы это хоть как-то было согласовано с общей политической линией. Поскольку я знал, что Троцкий особенно гордился своей диалектикой, я был полон решимости избежать всего, что могло бы дать ему материал для агитации среди немецких социалистов...» В автобиографических записках Троцкий вспоминает о своих партнерах по переговорам с крайним пренебрежением: «Кюльманн был главнее Цернина и, как я полагаю, главнее других дипломатов, с которыми у меня была возможность познакомиться. В нем виден характер практический, значительно превышающий средний ум и заметную долю злости, которую он демонстрировал не только нам, у кого он натыкался на сопротивление, но и своим союзникам. Когда затронули проблему оккупированных областей, Кюльманн стал бить себя в грудь и кричать: «Слава богу, у нас в Германии нет оккупированных областей!» На что Цернин пожал плечами и позеленел, вероятно, Кюльманн, имел в виду его. Их отношения были далеки от дружеских. Генерал Гоффманн, напротив, привнес свежую ноту в конференцию. Он показывал, что ему не симпатичны закулисные хитрости дипломатии, и несколько раз ставил свой солдатский сапог на стол переговоров. Мы сразу поняли, что единственная реальность, которую действительно следует воспринимать всерьез при этих бесполезных разговорах, это сапог Гоффманна (...) Однако иногда генерал прерывал политические дискуссии, но по-своему. Раздраженный скучными речами о самоопределении народов, он пришел с папкой вырезок из русских газет, с помощью которых подтверждал свои обвинения, что большевики подавляли свободу слова и нарушали принципы демократии (...) Я ответил Гоффманну, что в классовом обществе каждое правительство опирается на силу. Отличие состоит лишь в том, что генерал Гоффманн осуществляет подавление для защиты крупных помещиков, в то время как наши меры силового характера имеют целью защищать рабочих...» Генерал Гоффманн пишет о Троцком следующее: «Троцкий — хороший оратор, образованный, энергичный и циничный, создавал впечатление человека, который не остановится ни перед какими средствами, чтобы достичь того, чего хочет. Иногда я спрашивал себя, прибыл ли он вообще с намерением заключить мир, или ему была нужна трибуна, с которой он мог бы пропагандировать большевистские взгляды. Тем не менее, хотя они и стояли на переднем плане, я думаю, что он пытался прийти к соглашению, и когда Кюльманн давал достойный ответ диалектикой, то приводил его в затруднительное положение, и он перешел к использованию режиссерского хода, якобы Россия не может принять условия мира центрально-европейских стран, и он настоящим объявляет войну оконченной, и что он, наконец, завершил круг переговоров...» Кюльманн говорит о той же фразе, находясь под давлением с обеих сторон «Решение Троцкого резко прервать контакты между членами делегаций затруднило мою задачу как руководителя нашей делегации (...) Троцкий, очевидно, хотел спровоцировать меня к диктаторскому выступлению, с ударами по столу и указаниями на военную карту. Я, однако, не смог оказать ему такой любезности, которая вооружила бы его столь опасным оружием, как натравливание против меня левых партий в Германии. Мое поле действий на переговорах было и без того узким и заключалось между требованиями со стороны руководства сухопутными войсками мягких аннексий и со стороны Рейхстага — мира без аннексий и контрибуций. Так что я мог только втянуть Троцкого в дискуссию о праве наций на самоопределение и вывести оттуда территориальные уступки...» Одновременно с этим состоялась беседа Парвуса с Брокдорффом-Рантцау (в Берлине. Ред.), которая и на этот раз была подробным образом зафиксирована. Здесь бросается в глаза то, что накопилось у разочарованного создателя революционной программы. Он явно начинает дистанцироваться от Ленина и дает ему еще немного времени для его правления. По поводу немецких территориальных пожеланий в изменении их формулы «без аннексий и контрибуций» весной Парвус заявляет с широким жестом: «Уже после того, как разразилась русская революция, я указал на партийном собрании в Берлине на то, что мы, если Россия будет исключена, а Франция разбита, само собой разумеется, будем говорить совершенно в других тонах и должны будем аннексировать большие территории...» И не медля добавляет: если большевики создадут сложности, Германия должна будет использовать свою армию — 500 000 человек достаточно, чтобы сокрушить Россию. Это и так понятно. Когда Троцкий покинул вышеописанную фазу переговоров, не добившись результата, а с лозунгом «Ни войны, ни мира», подключился Генеральный штаб. Генерал Людендорфф приказывает прорвать русскую оборонительную линию на северо-западе. Немцы продвигаются в направлении Петрограда. Ленин знает о состоянии своей армии, которая в конечном счете была морально разложена его же собственной пропагандой. В военном отношении он не смог ничего противопоставить немецкому нажиму. Финансированием своего прихода к власти он продался противнику — теперь у него нет выбора и нет оружия, чтобы опротестовать эту сделку. 3 марта 1918 года Ленин должен подписать Брест-Литовский мирный договор. Комментарий одного русского офицера: «Это уникальное явление в мировой истории, чтобы потерпевшая сторона диктовала условия победителю...» Ленин, однако, имел холодный расчет. Он надеялся, что вскоре в Германии разразится революция и она снимет все тяготы этого договора. Все-таки он получил из Берлина, помимо срочной помощи в два миллиона марок, еще 15 миллионов в конце ноября. Теперь он может укрепить позиции своей власти в стране, финансировать партийный орган газету «Правда» и основать ЧК, наводящую ужас тайную полицию «для борьбы с контрреволюцией (-онерами)». Когда из-за его политики экспроприации, огосударствления, из-за грубых методов правления, и, наконец, мирного договора сторонники его партии начинают отпадать и перебегать на сторону оппозиции, поддерживаемой Антантой, его положение становится "затруднительным", о чем в мае 1918 года пишет в Берлин аккредитованный в Москве посол фон Мирбах: "Антанта должна тратить очень много денег, чтобы привести к власти правых социалреволюционеров и возобновить состояние войны. Матросы на кораблях (...), вероятно, полностью подкуплены, так же как бывший Преображенский полк, запасы оружия (...) оружейного завода в руках социал- революционеров. Большевики не могут найти штаб (...) организации. Движение, должно быть, имеет связи с сибирским движением (...) Усилена агитация. Продолжаю стремиться противодействовать попыткам Антанты, между тем был бы благодарен за инструкцию, оправдан ли наш интерес, исходя из общего положения дел, к использования более крупных средств и, что касается возможной нестабильности большевиков, какое направление поддерживать... Мирбах." Вскоре после этого, 11 июня 1918 года, Мирбах получает ответ из Берлина о том, что ему срочно предоставляется 40 миллионов марок, плюс ежемесячно три миллиона в дальнейшем, которые должны быть переданы большевикам. До выполнения условий договора Ленина нужно удержать у власти. Использован материал кн.: Хереш Элизабет. Купленная революция. Тайное дело Парвуса. Перевод с немецкого И.Г.Биневой. М., 2005, с. 324-332. Редакция ХРОНОСа приносит свои извинения за качество перевода - какой уж есть...