ВЛАДИМИР ВОЙНОВИЧ

ВЛАДИМИР ВОЙНОВИЧ
ЧОНКИН
Музыкальная фантасмагория
в 2-х действиях по роману
«Жизнь и необычайные приключения
солдата Ивана Чонкина»
Инсценировка Михаила Скоморохова и Ксении Гашевой (г.Пермь)
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина 1
( Село Красное. Жаркий день. Вся женская половина брошена «на
картошку». Колхозный оркестр народных инструментов исполняет бодрый
марш:
Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда,
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города.
Нам песня строить и жить помогает,
Она, как друг, и зовет и ведет,
И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет!
В такт музыке бабы машут тяпками. Мужики заняты серьезным делом: они
курят и наблюдают за бабами. Большая железная птица с перекошенным
клювом, заслонив собой солнце и вообще все небо, падает прямо на них).
ВСЕ. Ах!
НЮРКА. Ай!
АФРОДИТА. Ой!
НИНКА. Сгинь!
БАБКА ДУНЯ. Господи, спаси и сохрани!
КУРЗОВ. Ух, ты!
ПЛЕЧЕВОЙ. Ах, ты!
СТЕПАН. Вот это да!
НЮРКА. Господи, я здесь лежу, а люди давно уже глядят. ( Бросилась к
аэроплану). Ой, бабы, пустите! Ой, мужики, пустите!
ПЛЕЧЕВОЙ. Ты, гляди, Нюрка живая. А я думал, тебе уже все.
Я ведь аэроплан первый заметил, да. Гляжу, летит и аккурат, Нюрка, на твою
крышу, прямо на трубу, да. Ну, думаю, сейчас он ее счешет.
КУРЗОВ. Брешешь ты все.
ПЛЕЧЕВОЙ. Брешет собака, а я говорю. Ты, Курзов, свою варежку закрой,
да, и не раскрывай, пока я тебе не дам разрешения. Понял? Не то я тебе на
язык наступлю.
НИНКА. Ой, глядите, рожей орел, да умом-то – тетерев!.
ПЛЕЧЕВОЙ. Эроплан, Нюрка, от твоей трубы прошел вот на
вершок максима. А минима и того менее. А если б он твою трубу зачепил,
так мы бы тебя завтра уже обмывали, да. Я бы не пошел, а Колька Курзов
пошел бы. Он до женского тела любопытный. Его прошлый год в Долгове
в милиции три дня продержали за то, что он в женскую баню залез и под
лавкой сидел, да.
КУРЗОВ. А, мели, Емеля, твоя неделя!
(Из кабины аэроплана высунулся летчик).
МЕЛЕШКО. Эй, мужики, это что за деревня?
ПЛЕЧЕВОЙ. Красное.
ДЕД. А сперва называлась Грязное.
ГЛАДЫШЕВ. А еще в наш колхоз входит Клюквино и Ново- Клюквино, но
они на той стороне реки.
КУРЗОВ. А речка наша – Тепа!
ПЛЕЧЕВОЙ. А Старо-Клюквино, хотя и на этой, относится к другому
колхозу.
ГЛАДЫШЕВ. Наш колхоз называется «Красный колос», а тот имени
Ворошилова.
ПЛЕЧЕВОЙ. В Ворошилове за последние два года сменилось три
председателя.
КУРЗОВ. Одного посадили за воровство, а другого за растление малолетних.
ПЛЕЧЕВОЙ. А третий, которого прислали для укрепления, сперва немного
поукреплял, а потом, как запил…
( Баба Дуня, которая пристально глядела на крыло самолета, вдруг
изловчилась и шарахнула по крылу своей палкой, отчего оно загудело, как
барабан. «Ах!» - выдохнула толпа, и все с ужасом уставились на Бабку).
МЕЛЕШКО (шепотом). Ты что делаешь?
БАБКА. Свиной кожей обтянуто?..
МЕЛЕШКО. Перкалью.
НИНКА. А чего это?
МЕЛЕШКО. Такая вещь, материя.
ДЕД. Противно слушать. В шашнадцатом годе был царь Николай
Александрович…
КУРЗОВ. Погодь, дед. Чудно, а я думал он весь из железа.
СТЕПАН. Кабы из железа, его бы мотор в высоту не поднял.
ГЛАДЫШЕВ. В высоту поднимает не мотор, а подъемная сила.
РАИСА. Кожанка, бабы, чистый хром.
АФРОДИТА. Да еще со складками.
КЛАВА. Для их, видать хрома не жалеют.
НИНКА. Это не хром, а шевро.
РАИСА. Ой, не могу! Какое ж шевро? Шевро-то с пупырышками.
НИНКА. И это с пупырышками.
РАИСА. Да где ж тут пупырышки?
НИНКА. А ты пошшупай, увидишь.
РАИСА. Я бы пошшупала, да он, наверно, щекотки боится.
КУРЗОВ. Мужики, глянь, и скотина вся сбежалась.
ПЛЕЧЕВОЙ. Куда народ- туда и урод!
СТЕПАН. Тоже на эроплан поглазеть охота.
ДЕД. Чисто на пожаре – всякой твари по паре.
ДЕД. Ну, ажли мерин Осоавиахим приташшился, теперь точно, все
начальство здеся.
(Сквозь толпу протиснулся председатель Голубев).
ГОЛУБЕВ. Голубев. Председатель колхоза.
ПЛЕЧЕВОЙ. Иван Тимофеевич.
МЕЛЕШКО. Лейтенант Мелешко.
ГОЛУБЕВ. Очень приятно. Чем могу служить?
МЕЛЕШКО. Да я и сам не знаю. У меня маслопровод лопнул и мотор
заклинило. Пришлось вот сесть на вынужденную.
ГОЛУБЕВ. По заданию?
МЕЛЕШКО. Какое задание? Я вам говорю – на вынужденную. Мотор
заклинило.
ГОЛУБЕВ. Если чего с мотором, так это можно помочь. Степан, ты бы
пошуровал чего там.
ПЛЕЧЕВОЙ. Он у нас на тракторе работает.
КУРЗОВ. Любую машину разберет и опять соберет.
СТЕПАН. Ломать не строить.
( Достав из бокового кармана разводной гаечный ключ, он решительно
двинулся к самолету).
МЕЛЕШКО. Э-э, не надо! Это не трактор, а летательный аппарат.
СТЕПАН. Разницы нет, что там гайки, что здесь. В одну сторону крутишь –
закручиваешь, в другую сторону крутишь – откручиваешь.
ГОЛУБЕВ. Вам надо было не здесь садиться, а возле Старо-Клюквина, там и
МТС, и МТМ, враз бы все починили.
МЕЛЕШКО. Когда садишься на вынужденную, выбирать не приходится.
Увидел - поле не засеяно, и прижался.
ГОЛУБЕВ. Травопольной системы придерживаемся, потому и не засеяно.
Может, хотите осмотреть поле или проверить документацию?
МЕЛЕШКО. Да зачем мне ваша документация! Мне позвонить надо.
ГОЛУБЕВ. Чего же сразу звонить? Вы бы сперва посмотрели что к чему, с
народом бы поговорили.
МЕЛЕШКО. Послушайте, что вы мне голову морочите? Зачем мне говорить
с народом? Мне с начальством говорить надо.
ГОЛУБЕВ. Дело ваше. Только я думаю, с народом поговорить никогда не
мешает. Народ, он все видит и все знает. Кто сюда приезжал, кто чего
говорил, и кто кулаком стучал по столу. А чего там! Прошу в контору.
Звоните, сколько хотите…
Бросая вверх свой аппарат послушный
Или творя невиданный полет,
Мы сознаем, как крепнет флот воздушный,
Наш первый в мире пролетарский флот.
Наш острый взгляд пронзает каждый атом.
Наш каждый нерв решимостью одет.
И верьте нам: на каждый ультиматум
Воздушный флот сумеет дать ответ.
Все выше, выше и выше…
Картина 2
( Политзанятие в одной из воинских частей Красной Армии).
ПОЛИТРУК. Вот, товарищи бойцы, и Чонкин явился. Можно начинать. Что
бы Красная Армия делала без вас, Чонкин?
САМУШКИН. Точно, князь.
ПОЛИТРУК. Почему князь?
САМУШКИН. Да у нас в деревне дразнили его так.
ПОЛИТРУК. Почему так?
ЧОНКИН. У нас народ какой, что впадет в башку, то и болтают.
(Все смеются).
ПОЛИТРУК. Болтать зря не будут.
САМУШКИН. Да говорят в то время, когда Гражданская была, в доме
Марьяны, его матери, целую неделю квартировал прапорщик Голицын.
Потом он уехал из этой деревни, и должно быть о ней забыл. Но деревня о
нем не забыла. А когда через год у Марьяны родился Иван, деревня
заговорила, что тут дело не обошлось без князя.
(Все смеются).
САМУШКИН. Так и прилипло к нему это прозвище. Ага, князь?
ЧОНКИН. Ботало болтало, болтало…
САМУШКИН. Он у нас на лошади говны возил, пока в армию не взяли.
(Смех).
ПОЛИТРУК. Отставить разговорчики! Сегодня на политзанятии, мы с вами
товарищи, изучаем очень важную тему «Моральный облик бойца Красной
Армии». Кто желает выступить?
САМУШКИН. Князь.
ПОЛИТРУК. Чонкин? (Чонкин встает). Ну, что же вы не отвечаете, боец
Чонкин?
ЧОНКИН. Не готов, товарищ старший политрук.
ПОЛИТРУК. Вы, товарищ Чонкин, по политготовке отстаете от
большинства своих сослуживцев. А ведь не за горами инспекторская
проверка. С чем вы к ней придете? Поэтому, между прочим, и дисциплина у
вас хромает. Прошлый раз, когда я был дежурным по части, вы не вышли на
физзарядку. Садитесь, Чонкин. Кто у нас подготовил конспект о моральном
облике бойца?
БАЛАШОВ. Я, товарищ старший политрук.
ПОЛИТРУК. Молодец, боец Балашов. Дайте-ка я его проверю.
(Листает конспект. Самушкин толкает локтем Чонкина).
ЧОНКИН. Чего тебе?
САМУШКИН. Да ты не бойся, Ваня. Ты знаешь, что у Сталина было две
жены?
ЧОНКИН. Да ну тебя.
САМУШКИН. Верно тебе говорю. Две жены.
ЧОНКИН. Опять врешь!
САМУШКИН. Не веришь, спроси у старшего политрука.
ЧОНКИН. Да зачем мне это нужно?
САМУШКИН. Спроси, будь другом. Я бы спросил, но мне неудобно, я
прошлый раз задавал много вопросов.
ПОЛИТРУК. Молодец, товарищ Балашов. У меня к вам еще вопрос. Почему
наша армия называется народной?
БАЛАШОВ. Потому что она служит народу.
ПОЛИТРУК. Правильно. А кому служат армии капиталистических стран?
БАЛАШОВ. Кучке капиталистов.
ПОЛИТРУК. Правильно. Я ставлю вам «отлично» и буду просить командира
батальона объявить вам благодарность.
БАЛАШОВ. Служу трудовому народу.
ПОЛИТРУК. Садитесь, боец Балашов. Кто хочет дополнить тему
«Моральный облик бойца Красной Армии?» ( Чонкин поднял руку).Чонкин?
(Чонкин опустил руку). Как прикажете истолковать ваш выразительный
жест?
ЧОНКИН (встает). Вопрос, товарищ старший политрук.
ПОЛИТРУК. Пожалуйста.
ЧОНКИН. А правда, что у товарища Сталина было две жены?
ПОЛИТРУК. Что?! Вы что говорите? Вы меня в это дело не впутывайте!
ЧОНКИН. Я ничего… Я только хотел спросить. Мне говорили, что у
товарища Сталина…
ПОЛИТРУК. Кто вам говорил? Кто, я вас спрашиваю? С чужого голоса
поете, Чонкин? Вот к чему приводит политическая незрелость и потеря
бдительности. Такие, как Чонкин, ценная находка для наших врагов, которые
только и ищут малейшую щель, куда можно пролезть со своими происками.
Ты, Чонкин, опозорил не только свою часть, но и всю Красную Армию в
целом!
СТАРШИНА. Товарищ старший политрук.
ПОЛИТРУК. Что вам, старшина?
СТАРШИНА. Разрешите обратиться.
ПОЛИТРУК. Обращайтесь.
СТАРШИНА. Рядового Чонкина по приказанию командира батальона срочно
отправляют на спецзадание.
ПОЛИТРУК. Куда?
СТАРШИНА. Наш самолет сел на вынужденную.
ПОЛИТРУК. Куда?
СТАРШИНА. На землю, товарищ старший политрук. Село то ли Красное, то
ли Грязное.
ПОЛИТРУК. Перестаньте острить. А почему Чонкина?!
СТАРШИНА. А больше некого. 7 человек - в лазарете, 12 – на
лесозаготовках, один - в отпуске.
САМУШКИН. А как же мы без князя? Кто на кухню дрова возить будет?
ПОЛИТРУК. Ты это брось, Самушкин! Незаменимых людей у нас нет.
На закате ходит парень
Возле дома моего,
Поморгает мне глазами
И не скажет ничего.
И кто его знает, чего он моргает,
Чего он моргает, чего моргает.
Картина 3
ЧОНКИН. Стой! Кто идет? Стой! Стрелять буду! Часовой – дело серьезное.
(Поет).
Скакал казак через долину,
Через кавказские края…
Скакал он садиком зеленым,
Кольцо блестело на руке…
Скакал он садиком зеленым,
Кольцо блестело на руке…
( Появляются девки, привлеченные песней).
ЧОНКИН. Эй, девки! Давай сюда!
- Всем сразу или через одну?
ЧОНКИН. Вали кулем, потом разберем!
- Вы гляньте, куда конь с копытом, туда ж и жаба с клешней!
- Не зверь, не птица, нос, как спица!!
ЧОНКИН. А чего, попытка - не пытка, а спрос – не беда.
- Где уж нашему теляти, волка поймати.
ЧОНКИН. И-их, бабоньки-и!
( Девки поют частушки).
- Полюбила лейтенанта,
Оказался рядовой.
Размоталося обмотка,
Я запуталась ногой.
- Не форси форсун часами,
Я тобой не дорожу.
Я такими форсунами
Огороды горожу.
- Не ходи под окнами,
Не шурши галошами.
Все равно любить не буду –
Морда, как у лошади
(Уходят, смеясь).
Картина 4
ЧОНКИН. Попить охота.
НЮРКА. Это можно. Только вода у нас теплая.
ЧОНКИН. Хоть какая.
(Нюра подает воду в ковше. Чонкин пьет.)
ЧОНКИН. И-эх, хорошо! Верно я говорю?
НЮРКА. Ковшик на сучок повесьте.
ЧОНКИН. Одна живете или с мужем?
НЮРКА. А вам зачем знать?
ЧОНКИН. Из интересу.
НЮРКА. Одна или не одна, вас это не касается.
ЧОНКИН. Может помогти?
НЮРКА. Не надо. Я уж сама. ( Чонкин взял тяпку и бросился лихо окучивать
картошку). Сами, видать, деревенские?
ЧОНКИН. Неужто заметно?
НЮРКА. Как не заметить. У нас тут городские были, помогать приезжали.
Так иной раз стыдно смотреть. Тяпку в руках держать не умеют. Интересно,
чему их там в городах учат?
ЧОНКИН. Известно чему, сало деревенское жрать.
НЮРКА. То-то и есть.
(Появляется Нинка Курзова.)
НИНКА. Ну как, картошку окучила?
НЮРКА. Еще немного осталось.
НИНКА. Теперь-то с помощником легче.
НЮРКА. Да уж, конечно, в четыре-то руки.
НИНКА. Парень хоть хороший?
НЮРКА. Да кто его знает. С первого разу нешто разберешь. Росточку
маленького, но так, видать, работящий. Как пошел с тяпкой вдоль борозды,
так я за ним угнаться никак не могу.
НИНКА. Ну-ну, а звать-то как?
НЮРКА. Иваном.
НИНКА. Холостой?
НЮРКА. А я и не спросила.
НИНКА. Зря. Сразу спрашивать надо.
НЮРКА. Да вроде неудобно сразу-то.
НИНКА. Напрямки неудобно. А так, вроде к слову, можно. Хотя все равно
соврет.
НЮРКА. А на что ему врать?
НИНКА. Как не врать. Вся наша жизнь состоит из того, что мужики врут, а
бабы верят.
НЮРКА. Я ему почему-то верю.
НИНКА. Если веришь, дело твое. Но я бы на твоем месте его раньше время
до себя не допускала.
НЮРКА. А кто ж допускает?
НИНКА. А я и не говорю, что допускаешь, а можешь допустить. А этот еще
и военный… Свое дело справит, а потом над тобой еще и посмеется… ( К
Нюрке со всех ног несется корова Красавка). Вот сатана какая! Гляди,
Нюрка, кабы Красавка твоя не вздела тебя на рога.
НЮРКА. Ничего, меня не вздернет.
НИНКА. А моей заразы что-то не видать. Побегу, как бы в огород к кому не
залезла. Заходи – поболтаем, песни попоем, посмеемся. (Убегает).
( Чонкин, закончив работу, улыбаясь, приближается к Нюрке).
НЮРКА. Устали?
ЧОНКИН. Плевать. Мне эта работа только для развлечения.
НЮРКА. Я там на стол собрала…
ЧОНКИН. На стол? Нельзя мне. С сожалением бы, но нельзя. У меня, вон,
стоит.
НЮРКА. Да, Господи, кто его тронет! У нас тут такой народ живет – избы
не запирают.
ЧОНКИН. Ну, а если пацаны там захотят чего отвернуть?
НЮРКА. Пацаны уж спать полегли.
ЧОНКИН. Ну, ладно. Минут на десять я, пожалуй, зайду.
Картина 5
( Музыкальная заставка. Конец трудового дня).
НЮРКА. Устраивайтесь… (Чонкин окинул взглядом стол и бросился из
избы). Куда же вы, Иван Васильевич? (Чонкин вернулся с вещмешком,
достал колбасу и банку консервов).
НЮРКА. Ой, да что вы!
ЧОНКИН. Так положено, Анна Игнатьевна (Разливает самогонку).
НЮРКА. Нет-нет, мне только половину…
ЧОНКИН. Со встречей!
(Пьют).
ЧОНКИН. Поди сюда…
НЮРКА. Да зачем?
ЧОНКИН. Просто так.
НЮРКА. Просто можно и через стол поговорить.
ЧОНКИН. Ну иди… Я ж тебя не укушу.
НЮРКА. Ни к чему все это.
ЧОНКИН. Чтой-то холодно стало (Кладет левую руку ей на плечо).
НЮРКА. Да не так уж и холодно… (Сбросив его руку с плеча).
ЧОНКИН. Чтой-то руки замерзли…(И правой рукой полез к Нюрке за
пазуху).
НЮРКА. А вы всегда на эроплане летаете?
ЧОНКИН. Всегда!
С той поры, как мы увиделись с тобой,
В сердце радость надежду я храню,
По иному и живу я и дышу,
С той поры, как мы увиделись с тобой.
Милый друг, наконец-то мы вместе,
Ты плыви наша лодка, плыви,
Сердцу хочется ласковой песни,
И хорошей большой любви.
Картина 6
( Первый страшный сон Чонкина).
ЧОНКИН. Стой! Стрелять буду? Стой! Кто идет!
СТАРШИНА. Кто надо тот и идет!
ЧОНКИН. Товарищ старшина!
СТАРШИНА. Ты почему не приветствуешь? Опять спишь? Я те покажу! Нука, шагом марш вокруг столба и 10 раз его поприветствуй. Чего стоишь?
ЧОНКИН.А где он столб-то, товарищ старшина?
СТАРШИНА. А, значит, ты не видишь этот столб? Вот я тебе глаз сейчас
выну, тогда ты у меня все увидишь, что нужно! (вынимает глаз)
ЧОНКИН. А-а-а!
СТАРШИНА. Шагом марш, Чонкин, Раз-два, раз-два!
(Чонкин марширует вокруг старшины и отдает ему честь).
- Враг недаром злится:
На замке граница.
Не отступим никогда!
Нет нам большей чести –
Остаемся вместе
В армии родимой навсегда.
Эй, бей, винтовка, метко, ловко,
Без пощады по врагу!
Я тебе, моя винтовка,
Острой саблей помогу…
ЧОНКИН. Товарищ старшина, что вы делаете? Куда ж вы самолет-то
угоняете? Стой!
(Появляется политрук Ярцев).
ЯРЦЕВ. Не бойся – не угонит. Не волнуйтесь, вы, товарищ Чонкин, – лицо
неприкосновенное, и никто вам ничего не сделает. Мне поручено сообщить
вам, что у товарища Сталина никаких жен не было, потому что он сам –
женщина.
( С небес появляется Сталин в женском платье).
СТАЛИН. Это твоя винтовка, боец?
ЧОНКИН. Моя.
СТАЛИН. Товарищ Ярцев, а где старшина?
СТАРШИНА (высовываясь из кабины самолета). Я здесь, товарищ Сталин!
СТАЛИН. Товарищ старшина, рядовой Чонкин покинул свой пост, потеряв
при этом боевое оружие. Нашей Красной Армии такие бойцы не нужны. Я
советую, расстрелять товарища Чонкина. А как вы считаете, товарищ Ярцев?
ЯРЦЕВ. Так точно, товарищ Сталин!
СТАРШИНА. Ложись!
ЧОНКИН. А-а-а!
( Чонкин проснулся в холодном поту. Рядом с ним спала какая-то незнакомая
женщина. Он не сразу вспомнил, кто она. Увидев свою винтовку, а в окне
нелепые крылья аэроплана, облегченно вздохнул и встретился с Нюркиным
взглядом. Оба смутились, но, не желая этого показать, Чонкин взял ее руку в
свою, потряс легонько и сказал…)
ЧОНКИН. Здравствуйте!
Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река,
Кудрявая, что ж ты не рада
Веселому пенью гудка?
Не спи, вставая, кудрявая,
В цехах звеня,
Страна встает со славою
Навстречу дня.
Картина 7
Нам ли стоять на месте,
В своих дерзаниях всегда мы правы,
Труд наш есть дело чести,
Есть дело подвига и дело славы,
К станку ли ты склоняешься,
В скалу ли ты врубаешься,
Мечта прекрасная, еще неясная,
Уже зовет тебя вперед.
КЛАВА. Что будешь есть – яичницу или картошку?
ГОЛУБЕВ. Давай картошку… (ставит на стол картошку). Нет, лучше
яичницу…( убирает картошку, ставит яичницу) Или нет, ( возвращает
картошку) картошку… Яичницу.. . Клавка, давай что-нибудь одно, не
заставляй меня думать про глупости!
КЛАВА. Ой, горе мачехе – пасынок сметану не ест!
ПЛЕЧЕВОЙ (в дверях). Все сомневаешься, председатель? Ты эти свои
сомнения брось. Сейчас надо работать, а не сомневаться! (подсаживается за
стол и ест).
ГОЛУБЕВ. Ты чего приперся, Плечевой?
ПЛЕЧЕВОЙ. А я молоко сдавал.
ГОЛУБЕВ. Сдал?
ПЛЕЧЕВОЙ. Ага, сдал! Жирность, говорят, маловата.
ГОЛУБЕВ (забирает сковородку и ставит себе). Перебьются.
ПЛЕЧЕВОЙ. Ты чего это, Иван Тимофеич, с утра злой, аль на худо
наступил?
ГОЛУБЕВ. А я не с утра, я с вечера. Вчера в райком вызывали. Мало,
говорят, ты, Голубев, внимания уделяешь наглядной агитации. В частности
не дал денег на диаграмму роста промышленного производства.
ПЛЕЧЕВОЙ.А ты бы дал.
ГОЛУБЕВ. Не дал, - говорю, - и не дам, во! (показывает кукиш). Мне
коровник не на что строить, а им только бы диаграммы рисовать, деньги
колхозные трынькать!
ПЛЕЧЕВОЙ. Так и сказал?
ГОЛУБЕВ. Секретарь Ревкин мне: «Ты, Голубев, в первую очередь
коммунист, а потом уже - председатель. А диаграмма – это дело большой
политической важности. Мы, - говорит, - тебя проверим, в самую душу к тебе
заглянем. Ты помни, Голубев, за тобой ведется пристальное наблюдение.
ПЛЕЧЕВОЙ. Да… сам ты на себя палку подал.
ГОЛУБЕВ. А ты чего расселся? Дела тебе нет?
ПЛЕЧЕВОЙ. Да Нюрку Беляшову обещал в Долгов подвезти.
ГОЛУБЕВ. Что, живет она со своим красноармейцем?
ПЛЕЧЕВОЙ. А чего ж ей не жить? Он у ней заместо домохозяйки, да. Она
на почту, а он воду наносит, дров наколет и щей сварит! Нюркин передник
наденет и ходит, как баба, да!
КЛАВА. А Нинка-то Курзова, сказывала, будто он еще и салфетки крестом
вышивает.
(Смеются).
ГОЛУБЕВ. Салфетки вышивает!
КЛАВА. Ей-Богу, вот сколь живу, а такого, чтоб мужик в бабском переднике
ходил да еще крестом вышивал бы, не видела.
ПЛЕЧЕВОЙ. И вот что интересно, прислали его будто бы на неделю, а уж
полторы недели живет и не чухается, да!
ГОЛУБЕВ. А ведь верно!
ПЛЕЧЕВОЙ. Я вот, Иван Тимофеевич, не знаю. Может это все от темноты,
но народ думку такую имеет, что не зря он, этот армеец, сидит тут, а
некоторые прямо считают – в виде следствия.
ГОЛУБЕВ. Какого следствия?
ПЛЕЧЕВОЙ. А кто его знает, какого. Только понятно, что зазря его здесь
держать не будут, да. Если эроплан сломатый, значит, его надо чинить. А
если он в таком состоянии, что и чинить нельзя, значит надо выбросить. Чего
ж даром человека держать? Вот потому-то народ, Иван Тимофеевич, и
сомневается. Слух есть.
ГОЛУБЕВ. Какой слух?
ПЛЕЧЕВОЙ. Что колхозы обратно распущать будут.
ГОЛУБЕВ. Это ты брось! Не будет этого никогда, и не надейся.
КЛАВА. Работать надо, а не слухи собирать!
Нам ли стоять на месте,
В своих дерзаниях всегда мы правы,
Труд наш есть дело чести,
Есть дело подвига и дело славы.
Картина 8
ЧОНКИН. Слышь, сосед, здорово!
ГЛАДЫШЕВ. Желаю здравствовать.
ЧОНКИН. Как жизнь?
ГЛАДЫШЕВ. Тружусь.
ЧОНКИН Что-то ты, сосед, я гляжу, возишься на своем огороде, возишься.
Не надоело?
ГЛАДЫШЕВ. Да ведь как сказать. Я ведь не для себя, не ради личной
наживы, а ради научного интереса.
ЧОНКИН. И когда же у тебя картошка-то с помидором вырастет?
ГЛАДЫШЕВ. Погоди, еще рано. Всему, как говорится, свой срок. Сперва
еще отцвести должно.
ЧОНКИН. Ну, а если и в этом году опять не получится, чего будешь делать?
ГЛАДЫШЕВ. В этом должно получиться. Да ты сам посмотри. Стебель
получается вроде картофельный, а на листе нарезь, как на томате. Видишь?
ЧОНКИН. Да кто его знает, сейчас пока вроде не разберешь.
ГЛАДЫШЕВ. Ну как же не разберешь? Ты погляди, кусты-то какие пышные.
ЧОНКИН. Насчет пышности – это да…Как, говоришь, называние овощу-то?
ГЛАДЫШЕВ. ПУКС. Что означает - «Путь к социализму».
ЧОНКИН. ПУКС? Вот ведь как! Слышь, сосед, а так не может получиться,
чтоб помидоры были внизу, а картошка – наверху?
ГЛАДЫШЕВ. Нет, так не может быть. Это противоречило бы законам
природы, потому что картофель есть часть корневой системы, а томаты –
плод наружный.
ЧОНКИН. А вообще-то было бы интересно.
ГЛАДЫШЕВ. Я ведь, Ваня, был намерен распространить свои опыты на всю
территорию родного колхоза, но Голубев не позволил. Не понимает он, какие
перспективы открываются перед страной! Мне один сельхозакадемик
письмо прислал, на официальном бланке: « Хоть ваши опыты антинаучны, не
падайте духом, уважаемый селекционер-самородок, никакой труд в науке не
бывает напрасным».
ЧОНКИН. Ишь ты! А хошь табачку? У меня самосад крепкий, аж в горле
дерет. Нюрка вчера на рынке в Долгове купила.
ГЛАДЫШЕВ. Табак для здоровья – вреднейшее дело. Ученые подсчитали,
что капля никотина убивает лошадь. ( За изгородью показалась морда
Осоавиахима).
ЧОНКИН. Да ты что?! А вот, к примеру, мерина колхозного, Осоавиахима,
тоже убить может?
ГЛАДЫШЕВ. Может. Раз – и нет мерина. Потому что, Ваня, лошадь – она не
человек.
(Закуривают.)
ГЛАДЫШЕВ. Да уж, табачок-крепачок.
ЧОНКИН. Табачок-самсон, молодых – на это дело, стариков – на сон. А у
меня к тебе, слышь, сосед, дело есть.
ГЛАДЫШЕВ. Какое дело?
ЧОНКИН. Да понимаешь, прислали меня сюда на неделю, и сухой паек на
неделю, а прошли уже полторы, а меня не берут. И опять же насчет сухого
пайка никакого известия. Значит, я что же, выходит, должен жить за счет
бабы?
ГЛАДЫШЕВ. Да, это нехорошо.
ЧОНКИН. Так вот я тебе к чему говорю. Письмишко надо составить к моему
командиру, что я есть, и как мне быть дальше. Ты-то человек грамотный, а я
вообще-то буквы понимаю, а пишу плохо.
ГЛАДЫШЕВ. А расписываться умеешь?
ЧОНКИН Нет, это-то я могу. И читать, и расписываться. Я, слышь, знаешь,
как расписываюсь? Сперва пишу «И», потом «Ч», потом кружочек, и дальше
все буква к букве, и в конце такую это черточку с вывертом, и на всю
страницу от края до края. Понял?
ГЛАДЫШЕВ. Понял. А бумага, чернила у тебя есть?
ЧОНКИН. А как же, Нюрка-то, она почтальоншей работает. Тоже работа,
тебе скажу, не для каждого. Голову надо большую иметь.
ГЛАДЫШЕВ. Ну ладно. Пошли к тебе, а то у меня там баба с дитем, будут
мешать. А это дело серьезное, тут надо писать политически выдержанно.
( Музыкальная заставка «Марш энтузиастов).
Картина 9
ПЛЕЧЕВОЙ. И что у нас за народ такой! Ты ему одно – он тебе другое! Как
работать, так каждый упирается, как баран, да.
КУРЗОВ. Что да, то да.
ГОЛУБЕВ. Что, мужики, сидим, лясы точим? Вот нарисую всем по 25
трудодней штрафу, и не грамма меньше. Понял, Плечевой?
Картина 10
ЧОНКИН. Скакал казак через долину.
Через кавказские края.
Скакал он садиком зеленым…
ГОЛУБЕВ. Рукодельем занимаетесь?
ЧОНКИН. Чем бы ни заниматься, лишь бы не заниматься.
ГОЛУБЕВ. Это верно…Так, так…
ЧОНКИН. Так не так, перетакивать не будем.
ГОЛУБЕВ. (Чонкину) В газетах пишут, немцы обратно Лондон бомбили.
ЧОНКИН. В газетах чего не напишут.
ГОЛУБЕВ. Как же так? В наших газетах чего зря не напишут.
ЧОНКИН. А вы по какому делу?
ГОЛУБЕВ. А ни по какому. Просто посмотреть зашел, как живете.
Донесения пишите?
ЧОНКИН. Да так, пишу, что ни попадя.
ГОЛУБЕВ. До чего же умный человек! Небось и высшее образование
имеете. (Чонкину) Кес кесе?
ЧОНКИН. Чего?
ГОЛУБЕВ. Кес кесе?
ЧОНКИН. Ты чего это, чего? Чего говоришь-то? Ты, слышь, это брось такие
слова говорить. Ты говори, чего надо, а так нечего. Я тебе тут тоже не с
бухты-барахты.
ГОЛУБЕВ. Я и вижу, не с бухты-барахты. Установили тут наблюдение!
Дураки-то, думаете, не поймут. А дураки нынче - умные стали. Мы все
понимаем. Может, у нас чего и не так, да не хуже, чем у других. Возьми хоть
«Ворошилова»…
ЧОНКИН. Да зачем он мне?
ГОЛУБЕВ. …хоть «Заветы Ильича» …
ЧОНКИН. Да на что они мне?
ГОЛУБЕВ. Везде одна и та же картина. А то, что прошлый год сеяли по
мерзлой земле, так это ж по приказу. Сверху приказывают, а колхозник
отдувайся. Не говоря уж о председателе. А вы тут на самолетах летаете,
пишете!
ЧОНКИН. Да я-то чего? Я ведь тоже не так просто, а по приказу.
ГОЛУБЕВ. Так бы сразу и сказал – по приказу. А то сидит тут, как мышь,
бабой замаскировался. Какой приказ-то? Партбилет положить? Положу. В
тюрьму? Пожалуйста, пойду. Лучше уж тюрьма, чем такая жизнь! Детишек у
меня шестеро, каждому по сумке и – побираться по деревням. Как-нибудь
прокормятся. Пиши! (убегает)
ЧОНКИН. А чего он приходил-то?..
А вчера прислал по почте
Два загадочных письма,
В каждой строчке только точки,
Догадайся, мол, сама.
И кто его знает, на что намекает,
На что намекает, на что намекает.
Картина 11
КУРЗОВА. Глянь, кабан Борька сидит. Никак Нюрку поджидает.
АФРОДИТА. А завидит ее, как с цепи сорвется – побежит встречать.
БАБКА.
Бабоньки, а чой-то Нюрка в последнее время с лица спала.
КУРЗОВА. Чисто кошка облезлая.
АФРОДИТА. Не наговаривай, Нина.
КУРЗОВА.
Ходит - на ходу спит, еле ноги таскает. ( Пауза). А все Ванька
ейный, бабы.
РАИСА.
Да ты что?
КУРЗОВА. Верно говорю, по три раза будит, с работы ждет - не дождется.
Только она сумку-то с плеча скинет, как он – того!
РАИСА.
Ишь ты, вот ненасытный!
КУРЗОВА. Уж она от него и в курятнике пряталась, и на сеновале.
РАИСА.
И чего?
КУРЗОВА. Нашел.
( Смеются). (Мимо с хрюканьем, как пуля, промчался кабан Борька.
Бабы вскрикнули: А-а-а!).
БАБКА.
Тьфу, окаянный!
КУРЗОВА. Чуть Богу душу не отдала!
РАИСА.
Напугал до смерти!
АФРОДИТА. Я говорила…
(Появляется Нюрка).
КУРЗОВА. Нюрка.
БАБКА.
Слышь, Нюрка, как твой-то?
НЮРКА.
Да, слава Богу!
АФРОДИТА. Хороший у тебя мужик, работящий, ничего не скажешь. И
хозяйство в порядок привел.
НЮРКА.
Да и печь теперь не дымит, и дверь закрывается, и коса отбита
да наточена.
РАИСА.
Да что говорить, без мужика – разве хозяйство! Взять хоть
такую малость, как железка, чтоб ноги от грязи очищать, а и та
без мужика-то не появится.
БАБКА.
Повезло тебе, девка.
РАИСА.
А мой вчерась крышу перестилал, так его сразу ветром
прихватило. Зачихал, закашлял… Пришлось молоком горячим
отпаивать. Когда у его теперь руки до крыши дойдут, никто не
знает.
КУРЗОВА. И мой не лучше. Как зенки зальет, так сразу за ухват либо за
кочергу и давай крушить что ни попадя, тарелки в доме целой
уж не осталось.
АФРОДИТА. Да все они одним миром мазаны!
КУРЗОВА. Нет, что ни говори – без мужика не жизнь!
Ну-ка, солнце, ярче брызни.
Золотыми лучами обжигай!
Эй, товарищ! Больше жизни!
Поспевай, не задерживай, шагай!
Чтобы тело и душа были молоды,
Были молоды, были молоды,
Ты не бойся не жары и не холода,
Закаляйся, как сталь!
Картина 12
(Чонкин заглядывает через окно в дом).
ЧОНКИН. Слышь, Нюрка, ты давай прибирай скорее, щас приду,
поваляемся.
НЮРКА Иди, черт чудной! Сколь можно?
ЧОНКИН. А сколь хошь. Кабы ты не сердилась, так я хоть целые сутки.
( Из-за дома появляется Плечевой с удочками в руке).
ПЛЕЧЕВОЙ. Слышь, армеец, закурить не найдется?
ЧОНКИН. Ну, как рыба ловится?
ПЛЕЧЕВОЙ. Какая там ноне рыба! Это несчастье одно, а не рыба, да.
Раньше, бывало, щуки на блесну ловились во какие! (показывает). А сейчас
щук здесь днем с огнем не найдешь. Караси их, что ли, пожрали?.. А ты что
же, с Нюркой живешь?
ЧОНКИН. Ага, с Нюркой.
ПЛЕЧЕВОЙ. И после службы думаешь с ней оставаться, да?
ЧОНКИН. Не решил еще. Вообще, конечно, Нюрка – баба справная и видная
из себя. Но и я ведь тоже еще молодой. Обсмотреться надо сперва, что к
чему, а потом уж и обзаводиться по закону в смысле семейной жизни.
ПЛЕЧЕВОЙ. А на что тебе обсматриваться? Женись да и все. У Нюрки все ж
таки своя изба, корова. Где ж ты еще такое найдешь, да?
ЧОНКИН Вообще-то верно…
ПЛЕЧЕВОЙ. Вот я и говорю – женись, Нюрка – баба очень хорошая. Да тебе
про нее никто плохого не скажет. Она уж четыре года одна живет, да. И не
братьев у ней, ни сестер. Мать-то у нее заболела, Нюрке еще двадцати не
было, а бригадир освобождения от работы не дает. Когда мать уже криком
кричала, Нюрка к председателю лошадь просить, в Долгов ее везти, к
доктору. А председатель: жди, мол, попутную. А как попутная оказалась, она
уж была ни к чему. Кладбище-то рядом, на руках снесли, да. А Нюрка сколь
ни жила одна, никогда ни с кем не путалась. И мужика у ей отродясь
никакого не было. Только с Борькой одним и жила, да.
ЧОНКИН. С каким Борькой?
ПЛЕЧЕВОЙ. С каким Борькой? С кабаном ейным.
ЧОНКИН. Брось чудить! Какого еще такого кабана выдумал?
ПЛЕЧЕВОЙ. А чего я тебе сказал? Тут ничего такого и нет. Женщина
одинокая, а ей тоже требуется, да. И сам посуди – ему в обед сто лет, а она
его резать не хочет. А почему? Подумай, голова! Да ты кого хошь спроси на
деревне… Спроси – тебе каждый скажет… Лучше Нюрки никого не найти,
да.
( Музыкальный акцент).
Картина 13
НЮРА. Погоди, протру пол.
ЧОНКИН. Нечего мне годить.
НЮРА. Ты чего?
ЧОНКИН. Ничего. Пусти.
НЮРА. Ты чего это надумал? На что ружье берешь?
ЧОНКИН. Пусти, сказано тебе.
НЮРА. Скажи - зачем?
ЧОНКИН. Чего у тебя было с Борькой?
НЮРА. Да ты что? С каким Борькой?
ЧОНКИН. Известно с каким. С кабаном. Ты с ним давно живешь?
НЮРА. Ваня, ты это шутейно, да?
ЧОНКИН. Говори, стерва, когда с ним снюхалась?
НЮРА. Господи, что же это такое творится! (плачет)
ЧОНКИН. Слышь, Нюрка, ну, если чего и было, я ж ничего. Я его шмальну,
и все, и дело с концом. По крайности, хоть мясо будет, какое там никакое. А
то бегает по двору, как собака, только хлеб зазря переводит.
НЮРА. Ой, да что это же делается-то! Да почему у всех жизнь как жизнь, а у
меня - одно мучение!?
ЧОНКИН. Ну если не было ничего, так ты мне, Нюрка, скажи. Я ведь не со
зла, а сдуру. Мне Плечевой бухнул, а я, неподумавши, тоже. Слышь, Нюрка,
да ты что? Да мне никто ничего не говорил, я сам все выдумал просто для
шутки. Дурак я. Ну хочешь, ударь меня по голове вот хоть утюгом, только не
плачь… Но все же ты сердись не сердись, а Борьку я шмальну.
НЮРА. За что?
ЧОНКИН. Да при чем тут – за что? Раз болтовня такая в народе пошла,
значит, надо шмальнуть, и чтоб не было никаких разговоров.
НЮРА. Если ты его убьешь, думаешь, народ сразу перестанет болтать? Не
знаешь ты, Ваня, наших людей. Да они все от радости взвоют. Уж так
разрисуют, не хуже, чем в книге: «Чего это он, мол, кабана вдруг застрелил?»
- «Понятно чего… Пошла это Нюрка ввечеру корову доить, а Иван дома
остался. Ждет-пождет – нету Нюрки. Дай, думает, погляжу, не заснула ли.
Заходит он это в хлев, а Нюрка…»
ЧОНКИН. Цыц ты! Пусти!
НЮРА. Не пущу!
ЧОНКИН. Пусти!
НЮРА. Не пущу!
ЧОНКИН. Видать, Нюрка, правду про тебя брешут. Кабы у тебя с Борькой не
было ничего, ты бы за него держаться не стала. Ему уж в обед сто лет, давно
на сало пора, а ты его все бережешь. А коли так, видно, нам с тобой не жить.
И вопрос, Нюрка, в настоящий период стоит либо так, либо эдак, либо я,
либо этот кабан. Даю тебе на размышление пять с лишним минут, а затем
собираю манатки – и, извини, подвинься.
НЮРА.А что мне думать? Ты, Ваня, сам все решил, сам поступай, как
знаешь. А Борьку я убивать не дам. Я его в колхозе взяла, когда ему было
всего три денечка. И молоком из бутылки через соску поила, и в корыте
купала, и в платок завертывала. Он мне теперь, хоть смейся, хоть нет, вроде
сына. И для него-то дороже меня никого нет, почему он меня провожает на
работу, и встречает, когда обратно иду. И какая б ни была погода, я только на
пригорок взойду, а он навстречь мне несется, хоть по снегу, хоть по грязюке.
И так у меня, Ваня, иной раз сердце сжимается, что присяду я над этим
Борькой и реву, как дура, сама не знаю, от радости или от горя…. К тебе,
Ваня, я хоть и привыкла и полюбила тебя, как мужа родного, но ты сегодня
здесь, завтра там. Найдешь себе другую, получше да покрасивше. А для
Борьки лучше меня никого нет. И когда я буду одна, он подойдет, ухом об
ногу потрется, и уже веселее, все живая душа…
ЧОНКИН. Ну, что же делать, Нюрка? Ведь это ж такое говорят, да ведь это
же стыд просто.
НЮРА. Смотри, Ваня, дело твое.
ЧОНКИН.. Ну, ладно… Я ведь, Нюрка, ухожу.
НЮРА. Иди.
ЧОНКИН. Ухожу.
НЮРА. Иди, Ваня.
ЧОНКИН. Совсем ухожу я.
НЮРА. Иди.
ЧОНКИН. Ну и оставайся!
Картина 14
( Второй страшный сон Чонкина).
СТАРШИНА. Пошли.
ЧОНКИН. Куда?
СТАРШИНА. Куда надо.
ЧОНКИН. Чего они тут делают?
СТАРШИНА. Не болтай. Садись.
ЧОНКИН. Куда?
СТАРШИНА. Сюда.
ЧОНКИН. Здравствуйте. Здравствуете.
ОСОАВИАХИМ. Ты, князь, не робей, здесь все свои, никто тебя не обидит.
ЧОНКИН. А я и не робею.
ОСОАВИАХИМ. Робеешь, князь. Ты только делаешь вид, что не робеешь, а
на самом-то деле ух как робеешь.
КРАСАВКА. Тебя звать-то как?
ЧОНКИН. Чонкин я, Ваня.
КРАСАВКА. А по отчеству?
ЧОНКИН. Васильевич.
КРАСАВКА. Это хорошо.
КОЗА. Царь был когда-то Иван Васильевич Грозный. Слыхал небось?
ЧОНКИН. Вообще чего-то слыхал.
КРАСАВКА. Хороший был человек. Душевный.
ОСОАВИАХИМ Давай, князь, выпьем.
КОЗА. А ты, Ваня, ротом прямо.
КРАСАВКА. Ротом-то оно способнее.
ОСОАВИАХИМ. Вань, я гляжу на петлицы, летчиком что ли служишь?
КОЗА. Нет, князь на лошади ездит.
ОСОАВИАХИМ. Неужто на лошади? Это хорошо. Лошадь – это самое
милое дело.
КРАСАВКА. Она тебе не гудит, не урчит, и бензином от ей не пахнет.
ОСОАВИАХИМ. И сколько же у вас лошадей, интересно в части?
ЧОНКИН. Четыре.
КОЗА. А вот и не четыре, а три. Которая была пегая, ногу сломала. Ее на
бойню отправили.
ЧОНКИН. Пегую отправили, а гнедая родила жеребеночка. Стало быть –
четыре.
ОСОАВИАХИМ. Ты мне лучше скажи – эроплан быстрее бегает, чем
лошадь?
ЧОНКИН. Глупый вопрос. Да он когда низко летит, так вот прямо – вжик! –
и нет, а когда высоко заберется, тогда медленно.
КОЗА. Ты скажи!
ОСОАВИАХИМ. Все рассказал.
ЧОНКИН. Ты, слышь, ты чего это?
ОСОАВИАХИМ. А ты чего кричишь-то?
ЧОНКИН. А ты чего пишешь-то?
СТАРШИНА. Болтун – находка для врага!
ЧОНКИН. Кто болтун?
СТАРШИНА. Да ты! Выболтал первому встречному совершенно секретную
военную тайну.
ЧОНКИН. Какая тайна?
БОРЬКА. Го-орько!
ВСЕ. Го-орько!
ЧОНКИН. Ты чего смотришь? Ну чего смотрите? Ты, ты чего на меня
уставился?
БОРЬКА. Князь, а ты почему не хрюкал?
ЧОНКИН. О чем это он?
КОЗА. Ты не хрюкал, Чонкин.
КРАСАВКА. Да, да, он не хрюкал.
СТАРШИНА. Не хрюкал, не хрюкал!
ОСОАВИАХИМ. Да, Ваня, по-моему, ты не хрюкал.
КРАСАВКА. Интересно, все хрюкают, а князь – нет!
БОРЬКА. Может, тебе не нравится хрюкать?
ЧОНКИН. Да я это…
БОРЬКА. Чего – «это»?
ЧОНКИН. Не знаю.
КРАСАВКА. Он не знает!
ЧОНКИН. Не понимаю.
БОРЬКА. Не понимает.
КОЗА. Хрюкать – это же так приятно.
БОРЬКА. Хрюкни! Хрюкни!
НЮРКА. Ваня, хрюкни, ну что тебе стоит? Я раньше тоже не умела, а теперь
научилась: «хрю-хрю», и все.
ЧОНКИН. Да на что вам это нужно! Ну на что?!.. Я же вам ничего не говорю,
хрюкайте, если нравится, только я-то при чем? Я все-таки не свинья, а
человек.
БОРЬКА. Он человек.
КОЗА. Говорит – человек.
ОСОАВИАХИМ. Хрюкай. Хрюкай!
БОРЬКА. Хрюкай, тебе говорят.
ЧОНКИН. Хрю-хрю. Довольны?
БОРЬКА. Нет! Не довольны!
ОСОАВИАХИМ. Ты хрюкаешь так, как будто тебя заставляют. А надо
хрюкать весело, от всей души, чтоб самому нравилось.
БОРЬКА. Хрюкай!
КОЗА. Хрюкай, давай!
ЧОНКИН. Хрю-хрю!
НЮРКА. А вот и горячее. Кушайте, гости дорогие!
(Вносят горячее. Чонкин, не обратив внимания на содержимое блюда,
спросил:
ЧОНКИН. Неужто свинина?
КОЗА. Совсем не свинина, а даже наоборот – человечина.
(Чонкин, разглядев, пришел в большой ужас. На первом подносе в голом виде
и совершенно готовый к употреблению, посыпанный луком и зеленым
горошком, лежал политрук Ярцев).
ЧОНКИН. А!
СТАРШИНА. Это ты его предал!
ЯРЦЕВ. Да, товарищ Чонкин, вы выдали Военную тайну и предали всех:
своих товарищей, Родину, народ и лично товарища Сталина.
(Тут появился поднос лично с товарищем Сталиным. В свисавшей с подноса
руке, он держал свою знаменитую трубку и лукаво усмехался в усы).
СТАЛИН. Не хорошо, Чонкин. За предательство у нас полагается расстрел.
ЧОНКИН. А-а-а!
Ну-ка, солнце ярче брызни,
Золотыми лучами обжигай,
Эй, товарищ, больше жизни,
Поспевай, не задерживай, шагай.
Картина 15
( Сделав невероятный рывок, Чонкин больно ударился о крыло самолета. Он
открыл глаза. Стоял яркий солнечный день. Кабан Борька продолжал
дергать его за ногу).
ЧОНКИН. А… Уйди, гад, зараза! (Со всей силы пнул кабана, тот заскулил).
Я вот тебе поскулю!.. Ну ладно, иди сюда. ( чешет Борьку за ухом).
( читает записку). «Я ушла на рботу, клич пЫд плувицей, шчи в пчке, кушай
н здравье, с прветом Нюра». ( Борьке) Пшел вон!..
( Из-за плетня появляется Гладышев).
ГЛАДЫШЕВ. Желаю здравствовать.
ЧОНКИН. Здорово, сосед!
ГЛАДЫШЕВ. Ты, Ваня, никак сегодня под эропланом ночевал?
ЧОНКИН. А нам, татарам, все одно – одна ложка, два каша. Сейчас время
теплое – не зима.
ГЛАДЫШЕВ. А я утром вышел, гляжу – чьи-то ноги из-под эроплана торчат.
Неужто, думаю, Ваня нынче на улице ночевал. Еще и Афродите говорю…
Слышь, Афродита, помнишь утром я тебе говорил, кажись Ванины ноги изпод эроплана торчат.
АФРОДИТА. За твоим языком не поспеешь босиком.
ЧОНКИН. Я с бабой своей поругался, ушел я от ней, понял? Потому нынче
на улице и ночевал.
ГЛАДЫШЕВ. А что так?
ЧОНКИН. Да так. Я ей, слышь, одно, она мне – другое, словом по слову,
носом по столу, так все и пошло. Я, слышь, плюнул, взял шинельку,
винтовку, мешок – а что у меня еще? – и на двор..
ГЛАДЫШЕВ. Вон оно как повернулось. А может, и правильно сделал. Если
хочешь знать, я тебе вот что скажу, не связывайся ты, Ваня, с этими бабами.
Беги от них, пока молодой. Ведь они… Ты посмотри хотя бы на мою. Она,
Ваня, змея гремучая. У ней язык, когда поближе будешь разговаривать,
обрати внимание – раздвоенный. Ну чистое змеиное жало. А сколько я от нее
горя натерпелся, это ни в сказке сказать, ни пером описать. Да разве ж только
я? Все мужчины от ихнего пола страдают неимоверно, возьми хоть
современную эпоху, хоть факты из исторического прошлого. Когда царь
Николай I сослал декабристов в Сибирь, черт- те куда, так ихни жены на
этом не успокоились, а свои шмотки собрали и поперли туды за ими,
несмотря, что железной дороги в те поры не было. И лошадей позагоняли, и
ямщиков перемучили, и сами чуть не подохли, а все же добрались, и
испортили им всю каторгу. Я, Ваня, про Нюрку худого ничего не скажу – она
женщина образованная и с понятиями, а все же беги ты от ней, покуда не
поздно.
ЧОНКИН.. Я бы побег, да вот этот драндулет не пущает. Да и исть охота.
Кишка кишке бьет по башке.
ГЛАДЫШЕВ. Исть хочешь? Господи, да чего ж ты раньше не сказал? Пошли
ко мне. Сейчас примус разожгем, яишню с салом сготовим. Самогоночки
маленько есть. Пошли. ( Афродите). Хоть бы клеенку под дите подстелила, а
то ведь напрудит, весь подол провоняет.
АФРОДИТА. Ты лучше в избе понюхай. И дай гостю понюхать.
ГЛАДЫШЕВ. Слыхал, как она со мной разговаривает? И вот так каждый
день. Дура грязная. У меня вонишша с научной целью, а у тебя в виде
неряшества. ( Чонкина шибануло так, что он зашатался от неожиданности).
Спервоначалу, оно, конечно, малость шибает, а как попривыкнешь, ничего.
Ты, Ваня, одну ноздрю приоткрой, а когда пообыкнешь, принюхаешься,
открой и вторую.
ЧОНКИН. Ну и дух, аж глаза слезятся!
ГЛАДЫШЕВ. Это с непривычки. Запах как будто противный, а на самом
деле – здоровый и для организма пользительный, имеет различные ценные
свойства.
ЧОНКИН. Фу-у!
ГЛАДЫШЕВ. К примеру, французская фирма «Коти» из дерьма изготовляет
духи тончайшего аромата. Ну, ты пока погляди, как живу, я мигом.
ЧОНКИН. Слышь, сосед, вроде того - дерьмом воняет .
ГЛАДЫШЕВ. Удобрение это, Ваня.
ЧОНКИН. Пахучее оно у тебя это удобрение!
ГЛАДЫШЕВ. Еще какое! Вот, Ваня, мы привыкли относиться к дерьму с
этакой брезгливостью, как будто это что-то плохое. А ведь если разобраться,
дерьмо – самое ценное вещество, потому что вся наша жизнь происходит из
дерьма и в дерьмо опять же уходит.
ЧОНКИН.. Это в каком же смысле?
ГЛАДЫШЕВ. А в каком хошь. Посуди сам. Из дерьма произрастают травы,
раз, злаки, два, овощи, три. Для хорошего урожая землю надо удобрять
дерьмом. Так?
ЧОНКИН. Так-то оно так…
ГЛАДЫШЕВ. А животные, которых мы едим, которые нам молоко и шерсть
дают, они питаются травой. Верно?
ЧОНКИН. Верно.
ГЛАДЫШЕВ. Значит, мы все это потребляем и переводим опять на дерьмо.
Вот и происходит, как бы это сказать, круговорот дерьма в природе. Но
спрашивается, зачем же нам потреблять его в виде мяса, молока или хотя бы
хлеба? Не лучше ли, отбросив предубеждения и ложную брезгливость,
потреблять его в чистом виде, как замечательный витамин?
ЧОНКИН. Так ведь воняет…
ГЛАДЫШЕВ. Для начала можно удалить естественный запах. А вот когда
человек привыкнет, - оставить все, как есть. Но это, Ваня, дело далекого
будущего и успешных дерзаний нашей науки. И я предлагаю, Ваня, выпить
сейчас за нашу науку и за нашу любимую советскую власть и лично за гения
в мировом масштабе товарища Сталина!
ЧОНКИН. Со встречей! (пьют).
ГЛАДЫШЕВ. Ну как, Ваня, самогончик?
ЧОНКИН. Первачок что надо. Аж дух зашибает. Из хлеба или свеклы?
ГЛАДЫШЕВ. Из дерьма, Ваня.
ЧОНКИН. Это как же?
ГЛАДЫШЕВ. Рецепт, Ваня, простой. Берешь на кило дерьма кило сахару.. .
И все…
( Чонкин вскакивает и бросается к двери, чуть не сбив с ног Афродиту).
Ваня, да ты что?
АФРОДИТА. Господи! Еще одного дерьмом напоил, ирод проклятый,
погибели на тебя нету! Тьфу на тебя!
ГЛАДЫШЕВ. Ты чем плеваться, яблочка моченого принесла б из погреба.
Плохо, вишь, человеку.
АФРОДИТА. Да какие там яблочки! Те яблочки тоже наскрозь пропахли
дерьмом. По всей избе одно сплошное говно, чтоб тебе провалиться, чтоб
тебе в нем утопнуть, идиот несчастный. Уйду я от тебя, идола, побираться
буду с дитем, чем в дерьме погибать.
ГЛАДЫШЕВ. Куды ты бежишь, Афродита! Вернись, тебе говорят. Не
выставляй перед народом и себя и меня на позорище! Афродита, Ты хоть
Геракла-то пожалей!
АФРОДИТА. Да какой он Геракл? Гришка он! Сын мой – Григорий!
ГЛАДЫШЕВ. Афродита, вернись!
АФРОДИТА. Да какая ж я тебе Афродита? Фроська я, понял, обормот
вислоухий, Фроська! Фроська я, слышите, люди, я – Фроська!
- Идем, идем, веселые подруги!
Страна, как мать, зовет и любит нас.
Везде нужны заботливые руки
И наш хозяйский, теплый женский глаз.
А ну-ка, девушки, а ну, красавицы!
Пускай поет о нас страна,
И звонкой песнею пускай прославятся
Среди героев наши имена!
Картина 16 ( Эпизод № 1)
(Во дворе Нюркиного дома).
НЮРКА. Ва-аня! Ваня, где ты? Вот леший тебя побери, и куды подевался?
ЧОНКИН. Ну, чего шумишь?
НЮРКА. Война, Ваня! Война!
ЧОНКИН. Еще чего не хватало! Неужто с Америкой?
НЮРКА. С Германией!
ЧОНКИН. Не может этого быть.
НЮРКА. По радио передавали.
ЧОНКИН Может, брешут?
НЮРКА. Все до конторы побегли на митинг. Пойдем!
ЧОНКИН. Раз уж такое дело, мне, пожалуй, не до митинга. Вот он мой
митинг, чтоб он сгорел…
НЮРКА. Брось, кому он нужон.
ЧОНКИН. Был не нужон, теперь – пригодится. Может, завтра все же
приедут.
НЮРКА. Кто?
ЧОНКИН. Кто, кто… Война идет, а я тут… Ты чего?
НЮРКА. Что ж это ты на войну-то рвешься? Да неужто тебе там будет
лучше, чем у меня?
ЧОНКИН. Да что теперь делать, Нюрка?.. Бежим!
ЭПИЗОД №2.
ГОЛУБЕВ. Алло, алло! Станция! Станция! Ало, алло!
ТЕЛЕФОНИСТКА. Станция.
ГОЛУБЕВ. Девушка! Миленькая, будь добра… Со вчерашнего звоню…
Ревкина… Срочно нужен…
ТЕЛЕФОНИСТКА. Соединяю.
РЕВКИН. Ревкин слушает
ГОЛУБЕВ. Сергей Никонорыч, Голубев беспокоит из Краснова. Звоню, связи
нет, народ ждет, работа стоит, время горячее, не знаем, что делать.
Эпизод №3
НИНКА. Ой, бабы, ой, беда-то какая!
БАБКА. Что же теперь будет, люди добрые?
КУРЗОВ. Да чего будет! Дождались!
ГЛАДЫШЕВ. Разум отказывается воспринимать. Это ж надо совесть какую
иметь – кушали наше сало, а теперь подносят свинью в виде вероломного
нападения.
СТЕПАН. Да вся эта война до первого дождя. Вот как дороги развезет, так
вся немецкая техника под Долговым и потонет.
ДЕД. Кончай выть, бабы. Раньше смерти – не помрем!
Эпизод № 4
РЕВКИН. Недопонял. Чего не знаете? Митинг провели?
ГОЛУБЕВ. Да нет же.
РЕВКИН. Почему?
ГОЛУБЕВ. Почему? Не знали, как быть. Дело, сам понимаешь,
ответственное, а указания нет…
РЕВКИН. Теперь допонял. А если ты по малой нужде идешь, ширинку сам
расстегиваешь, или тоже указания дожидаешь?
ГОЛУБЕВ. Ширинку сам.
РЕВКИН. Ну ладно, надо провести стихийный митинг в свете выступления
товарища Молотова и как можно быстрее.
ГОЛУБЕВ. Народ давно собрался.
РЕВКИН. Недопонял.
ГОЛУБЕВ. Чего недопонял?
Эпизод № 5
ГЛАДЫШЕВ. Нет, ты подумай только, ведь просто, Ваня, обидно до слез.
Люди, Ваня, должны не воевать, а трудиться на благо будущих поколений.
Потому что именно труд превратил обезьяну в человека. А ведь ты, Ваня,
небось и не знаешь, что человек произошел от обезьяны?
ЧОНКИН. По мне – хоть от коровы.
ГЛАДЫШЕВ. От коровы человек произойти не мог. Ты спросишь – почему?
ЧОНКИН. Не спрошу.
ГЛАДЫШЕВ. Ну можешь спросить. А я тебе скажу: корова не работала, а
обезьяна работала.
ДЕД. И что у нас за народ такой, как работать, так каждый упирается, как
баран…
ЧОНКИН. Где?
ГЛАДЫШЕВ. Что – где?
ЧОНКИН. Я тебя пытаю: где твоя обезьяна работала? На заводе, в колхозе,
на фабрике – где?
ГЛАДЫШЕВ. Вот дурила! Это ж надо такое ляпнуть! В джунглях она
работала, вот где! Сперва на деревья лазила за бананами, потом палкой их
стала сшибать, а уж опосля и камень в руки взяла…
ДЕД. Может, где в другом месте и была, а в Петербурде не было…
Эпизод № 6
РЕВКИН. Недопонял, как собрался народ. Кто собрал?
ГОЛУБЕВ. Никто не собирал. Сами собрались. Как услышали радио, так тут
же сбежались.
РЕВКИН. Так. Так-так. Сами, значит, сбежались? Послушай, друг ситцевый,
у тебя партбилет с собой?
ГОЛУБЕВ. А как же, завсегда, как положено, в левом кармане.
РЕВКИН. Вот и ладно. Садись на лошадку, и дуй торопливо в райком. И
билет захвати.
ГОЛУБЕВ. Зачем?
РЕВКИН. На стол положишь!.
ГОЛУБЕВ. За что же, Сергей Никонорыч? Да что ж я такого…
РЕВКИН. Анархию развел! Где ж это видано, чтобы народ сам собирался без
всякого контроля со стороны руководства?
ГОЛУБЕВ. Так ведь ты ж сам… Вы ж сами говорили - стихийный митинг.
РЕВКИН. Стихией, Голубев, нужно управлять!..
ГОЛУБЕВ. Алло, алло… Тьфу ты, мать твою за ногу! ( Плечевому).
Разогнать всех!
Эпизод № 7
ПЛЕЧЕВОЙ. А ну, разойдись! Эй, мужики, бабы, поглохли, что ли?
Кому говорят! Ты чего стоишь, хлебальник раззявила?
НИНКА. Ай!
КУРЗОВ. Ты чего толкаиси? Она ж с дитем!
ПЛЕЧЕВОЙ. Иди, иди, да.
КУРЗОВ. А ты не толкайся! Нет такого закона, чтобы толкаться.
ПЛЕЧЕВОЙ. Вот тебе закон! Да! Расходись, народ, расходись!
Здеся вам не зверинец. Чего вытаращился?
ДЕД. А Керенского звали Александр Федорович.
ПЛЕЧЕВОЙ.Топай отседова, ничего тут для тебя интересного нет, да. Твой
интерес на погосте, понял?
ДЕД. Глупой ты… Стало быть, евойный сын
ПЛЕЧЕВОЙ. На погосте, говорю. Три дня, говорю, лишнего уже живешь.
Топай, дедушка, переставляй ножки. Вот так, вот так!
(Площадь перед конторой пустеет. Осталась одна скотина).
ПЛЕЧЕВОЙ. Да брось. Митинг проведем, протокол составим и ладно.
ГОЛУБЕВ (растерянно). Да?..
Эпизод № 8
БАБКА. Ой, Раиса, милая!
РАИСА. Чего летишь, как угорелая, бабка Дуня?
БАБКА. А мне бы, милая, мыла пятьдесят кусочков.
РАИСА. Сколько?
БАБКА. Пятьдесят.
РАИСА. Да куды ж тебе столько?
БАБКА. Да ведь, Раюшка, когда такие дела творятся.
РАИСА. Да какие ж такие дела?
БАБКА. Да ведь… Гости! Гости ко мне прибывают.
РАИСА. На что ж гостям столько мыла?
БАБКА. Мало ли…
РАИСА. Коли уж тебе так надо, бери.
БАБКА. А мешочка не дашь?
РАИСА. А возвернешь?
БАБКА. Как же не возвернуть! Мне, Раюшка, чужого не надо, чай, не
воровка.
РАИСА. Еще чего?
БАБКА. Сольцы бы.
РАИСА. Сколько?
БАБКА. Да пудика полтора.
РАИСА. Ты что, бабка, одурела, что ли? Что ты с ней будешь делать-то с
солью?
БАБКА. Капустки засолить надо, огурцов, помидоров.
РАИСА. Какие ж сейчас огурцы да помидоры? Может, ботву засолишь?
БАБКА. Можно и ботву. А потом оно ж знаешь, как бывает. Нынче соль есть,
а завтра нету, либо соль есть – денег нет. Так что ты не серчай, а отпусти мне
сольцы-то.
РАИСА. Ну ладно. Пуд дам, больше не проси.
БАБКА. Ну, давай хоть пуд.
РАИСА. Все, что ли?
БАБКА. Спичек бы мне еще.
РАИСА. Сколько? Тыщу коробков?
БАБКА. Да ты что, тыщу! Коробков сто, боле не надо.
РАИСА. Дам десять.
БАБКА. Поскорей только, Раюшка!
РАИСА. Гляди, бабка, как бы пупок не развязался!
БАБКА. Не боись.
Эпизод № 9
РАИСА. Тебе чего, Нинок?
НИНКА. Чего? Мыло есть?
РАИСА. А много тебе?
НИНКА. Сто кусков.
РАИСА. Да вы посбесились, что ли?
НИНКА. Ну, девяносто.
РАИСА. А сто девяносто не хошь?
НИНКА. Давай сколько есть, только быстрее.
РАИСА. Да где ж я тебе возьму, когда баба Дуня только что все забрала?
НИНКА. А!? Баба Дуня!
РАИСА. Погоди, Нинок, скажи мне, что это вы все за мылом бегаете? Чего
случилось-то?
НИНКА. А ты не знаешь?
РАИСА. Не.
НИНКА. Ну и дура!.. ( Убегает).
Эпизод № 10
НИНКА. Бабка, скидовай мешок, будем делиться.
БАБКА. Ась?
НИНКА. Делиться давай!
БАБКА. А кто ж у меня, Нинушка, будет телиться? Я корову свою еще
запрошлый год продала. Коза одна.
НИНКА. Ты мне, бабка, своей козой голову не дури, а мыло давай.
БАБКА. Нет, полы не мыла. Не успела.
НИНКА. Бабка, давай! Я по-хорошему. Не то все отберу. Что ж тебе все
одной? У меня тоже семья и дети…
БАБКА. А, ты насчет мыла? А ты поди к Раисе, у ней есть.
НИНКА. Врешь!
БАБКА. Ты не кричи. Я, чать, не глухая. Надо тебе, попроси – дам. А как же.
Все ж таки соседи. Ежели мы друг дружке помогать не будем, то кто ж?
НИНКА. Сколько там есть, половину тебе, половину мне. Не то все отберу.
БАБКА. Нинок, ты что? Обижаешь старуху. Я ведь тебя еще маленькую на
руках качала. Ты уж лучше пусти, не то закричу.
НИНКА. Кричи, кричи!
БАБКА. Батюшки!
НИНКА. Ух ты, вражина!
БАБКА. Нинка, давай поровну.
НИНКА. Щас поровняю. Спешу, аж падаю.
БАБКА. Грабют!
КЛАВА. Вот они, бабы, вот!
КУРЗОВ. Стой!
СТЕПАН. Вали сюда, народ!
НИНКА. Ай, задавили!
КУРЗОВ. Да ты куда, куда с дитем-то!
БАБКА.- Убили!
НИНКА. Отдай!
СТЕПАН. Щас, отдам! (Выхватил мешок).
КЛАВА. Вот она, наша, молодежь, наша смена и наша надежда.
ДЕД. За что боролись, на то и напоролись.
ПЛЕЧЕВОЙ. На страну нападает коварный враг, люди гибнут за родину, а
этот гад последний кусок рвет у старого человека да!
ГОЛУБЕВ. А ну стой, народ, озверели! Курзов, стой говорю!
БАБКА. Караул!
ГОЛУБЕВ. Ваня, будь друг, посторожи этого обормота. Если что, сразу
стреляй, я отвечаю.
ЧОНКИН. Нюрка!..
НЮРКА. Ваня!
Эпизод № 11
(В толпу врезается Гладышев, который схватил Красавку за рога. Красавка
на него наступает, а он пятится).
НЮРКА. Ой, Господи! Красавушка моя! Она же у меня одна, Матвеич.
Отдай!
ГЛАДЫШЕВ. Зарежу!
НЮРКА. Ну что ж ты, Ваня, стоишь? Спасай скотину. Ведь зарежет.
ЧОНКИН. А чего?
АФРОДИТА, Чего, чего! Красавка ваша в наш огород залезла, весь ПУКС
сожрала!
КУРЗОВ. Ну, кино!
АФРОДИТА, Все лето человек поливал, ухаживал, как за родным дитем!
НИНКА. Ой, бабы, сейчас будет убивство!
НЮРКА. Отдай корову, Кузьма Матвеич!
Гладышев. Пошла вон! (толкает Нюрку)
НЮРКА. Ай! ( Упала и завыла).
ЧОНКИН. Чего ревешь, Нюрка? Ну толкнул Кузьма Матвеич маленько, так
его тоже понять можно. Любому было б обидно. Уж ты, Кузьма Матвеевич,
извини. Корова, сам понимаешь, не человек, у ней нет в голове соображения,
что твое, что чужое. Пусти-ка, сосед…
ГЛАДЫШЕВ. Отойди!
ЧОНКИН. Да нет уж, не отойду. Уж ты, Кузьма Матвеич, корову-то отдай. А
мы с Нюркой тебе за огород чего ни на то да заплатим.
ГЛАДЫШЕВ. Дурак! Чем можешь ты оплатить научный подвиг? Я же хотел
вырастить гибрид мирового значения!
ЧОНКИН. Отдадим, ей Богу, отдадим. И картошку отдадим, и помидоры.
Какая тебе разница, вместе оно росло или не вместе?
ГЛАДЫШЕВ. Дурак!
ЧОНКИН. Пусти. Рог ей сейчас оторвешь!
КУРЗОВ. Слышь, армеец, а ты ему в глаз!
(Чонкин толкает Гладышева, тот отлетел в сторону, вскочил и убежал).
НЮРКА. Ваня!
ЧОНКИН. Все!
НЮРКА. Пойдем, Ваня. Домой, говорю, пойдем.
ЧОНКИН. А, домой…
ГОЛУБЕВ. Ну, вот. Тетерича, другое дело.
(Появляется Гладышев с ружьем и целится в Чонкина)
НЮРКА. Ой!
ВСЕ. Ах!
НИНКА. Ой, бабы, закрывай глаза, сейчас будет убивство!
БАБКА. Будет убивство! (Слыше щелчок курка).
ДЕД. Убили?!
СТЕПАН. Почему он не падает?
АФРОДИТА (Гладышеву). Дурачок, ты, дурачок! Куды стреляешь? И чем
стреляешь? Ты же весь порох давно извел на удобрение.
ГЛАДЫШЕВ (взвыл). Эх! (Упал на землю и забился в припадке).
ЧОНКИН. Слышь, что ли, сосед, ты это… Ничего, ты больно не переживай.
Война кончится, на тот год билизуюсь, и тогда пухсом этим и твой огород
засодим, и Нюркин.
НЮРКА. Ваня, он же тебя убить хотел!
ЧОНКИН. Ну, так что ж, что хотел. Вишь, человек в расстройстве каком.
ГОЛУБЕВ. Ну, вот, теперича вы обратно соберетесь возле конторы, и митинг
мы все же проведем.
ПЛЕЧЕВОЙ. А кто думает не так, тот из этого мешка ничего не получит!
КУРЗОВ. Нечего плакать, бабка, пойдем, давай.
Как родная меня мать провожала,
Тут и вся моя родня набежала.
Ой, куда ты, паренек, ой куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты.
В Красной армии штыки, чай, найдутся,
Без тебя большевики обойдутся.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина 1
От края до края, по горным вершинам,
Где вольный орел совершает полет,
О Сталине мудром, родном и любимом,
Прекрасную песню слагает народ.
СВИНЦОВ. Капитолина! Мужчина без женчины все равно, что бык без
коровы. Если ты немного со мной поживешь, я дам тебе отрез из чистого
крепдечина. Удовольствие получишь и платье сошьешь.
КАПА. Клим (смеясь), поди в баню, окатись холодной водой.
СВИНЦОВ. Не поможет. Мне женчину надо!
КАПА. Клим, что ты говоришь?!
СВИНЦОВ. Я говорю, что есть. Я знаю, ты с мужем живешь и с капитаном.
А ты еще со мной поживи. С тремя мужчинами лучше жить, чем с двумя.
КАПА. Клим, ты дурак?!
СВИНЦОВ. Если ты со мной жить не хочешь, зачем обзываться. У тебя
подруга есть?
КАПА. А ты, Клим, можешь жить с любой женщиной?
СВИНЦОВ. С любой.
(Входит капитан Миляга).
МИЛЯГА. Меня ждешь?
СВИНЦОВ. Вас, товарищ капитан.
МИЛЯГА. Ну, что скажешь, Свинцов?
СВИНЦОВ. Ничего (Зевнув). Вот дела что срочные…
МИЛЯГА. А не срочные?
СВИНЦОВ. Вчерась на колхозном рынке шапиена пымал.
МИЛЯГА. Шпиона? Где он?
СВИНЦОВ. Ждет.
МИЛЯГА. Пусть ждет. Сначала срочные…
( Разбирает доносы). Анекдотчики… Критика карточной системы… Ошибка
или злой умысел?.. ( Читает). «Прошу обратить внимание на творчество
поэта Исаковского… В песне «Лучше нету того свету»… звучат и разносятся
при помощи радио на весь Советский Союз …. « как увижу, как услышу». Но
прислушайтесь внимательно и вы уловите нечто другое: «каку вижу, каку
слышу». Вот так звучит этот текст. Предлагаю пригласить поэта куда надо и
задать прямой вопрос: «Что это?» (Хохочет, посмотрел на Свинцова, тот
ничего не понял). Так, дальше… Преступная связь… А вот это интересно –
дезертир (Читает).
«Сообщаем, что в нашем селе Красное скрывается дезертир и предатель
Родины товарищ Чонкин Иван, который проживает в доме почтальона
Беляшовой Анны… имеет при себе боевое оружие, а также боевую технику
в виде аэроплана, который не летает на бой с немецко…, а стоит в огороде
без всякой пользы в периуд тяжелых испытаний для нашей страны… Чонкин
Иван на фронте не воюет, а занимается развратом и другими видами
хулиганства. Плюс к вышеуказанному Чонкин допустил преступную
потраву скотиной огорода известного селекционера и естествоиспытателя
Гладышева Кузьмы… этими своими действиями нанес большой урон нашей
советской науке… на ниве гибридизации... К сему жители села Красное».
МИЛЯГА. Дезертир – это как раз кстати. Пора приниматься за претворение в
жизнь указаний Верховного… Капитолина! Срочно звони прокурору, нужен
ордер на арест дезертира по фамилии Чонкин. ( Капитолина уходит).
Свинцов, давай шпиона.
СВИНЦОВ. Даю.
Картина 2
МОЙША. Здгаствуйте, начальник!
МИЛЯГА. Здгаствуйте, здгаствуйте!
МОЙША. О! Скажите, вы, может быть, тоже еврей?
МИЛЯГА. Я? С чего вы взяли? Вовсе нет.
МОЙША. Что вы говорите? А на вид такое интеллигентное лицо… Слушаю
вас.
МИЛЯГА. Вы – меня? Уж лучше наоборот. Давайте я вас послушаю.
МОЙША. Что ж, хорошо. Тогда, во-первых, я прошу вас послать этого
человека к моей жене Циле – она сидит на лавочке возле ворот – и сказать
ей, что я скоро приду.
МИЛЯГА. Это откуда же у вас такие сведенья, что ваша жена сидит на
лавочке возле ворот?
МОЙША. Охотно вам объясню. Я уже не так молод, чтобы Циля думала, что
я ночую у какой-нибудь гойши.
МИЛЯГА. Ага. Я вижу, вы человек очень умный, вы очень верно оцениваете
обстановку. Но согласитесь, что посылать кого-нибудь к вашей супруге и
обнадеживать ее, что вы скоро вернетесь, было бы преждевременно и даже
негуманно.
МОЙША. Я вас понимаю. Я вас очень хорошо понимаю. Мне тоже приятно
видеть ваше лицо, начальник, но нам все-таки скоро придется проститься. И
я вам даже скажу почему.
МИЛЯГА. Что ж, буду очень рад.
МОЙША. Вчера утром в двадцать минут восьмого меня разбудила моя жена
Циля. Она сказала: «Мойша, у нас нечего есть. Ты должен пойти на базар и
продать что-нибудь из вещей». Я имею профессию сапожника. Я взял старые
хромовые голенища и пошел на базар. И тут ко мне подходит этот ваш идиот
и спрашивает, какое я имею право спекулировать. Я ему объясняю, что
спекуляция – это, когда покупают дешево, а продают дорого. А я ничего не
покупаю, я только продаю. Тогда он спросил, какая у меня фамилия, и я ему
сказал. Он взял меня за шиворот и потащил в ваше отделение. А если ему не
нравится моя фамилия…
МИЛЯГА. Какая фамилия?
МОЙША. Моя фамилия – Сталин.
МИЛЯГА. Как вы сказали?!
МОЙША. Вы хорошо слышали, как я сказал..
(Миляга кивает Свинцову, тот сшибает Мойшу со стула).
МОЙША. О-ой! Ой, начальник, этот ваш идиот таки снова дерется!
МИЛЯГА. Ничего. У него были основания. Он, может быть, нервный, а вы
его оскорбляете – назвали идиотом. Я уже не говорю о том, что вы посмели
назвать себя именем, которое всем нам слишком дорого, которое в нашей
стране может носить только один человек.
МОЙША. Ой, начальник! Зачем вы так строго со мной говорите? Вы даже не
можете себе представить, что с вами будет, когда вы посмотрите мой
документ. Вы будете вместе вылизывать с пола мою кровь языком. А потом я
буду приходить к вам и буду снимать штаны, а вы с вашим идиотом будете
целовать меня в заднее место.
( Новый удар Свинцова свалил с ног Мойшу, у которого вылетела вставная
челюсть).
МИЛЯГА. Свинцов, где его документы?
(Свинцов протягивает Миляге паспорт. Миляга читает)
МИЛЯГА. Слатин… Сатлин… Сталин! Сталин Моисей Соломонович…
Неужели родственник?!
СВИНЦОВ. Отец товарища Сталина, кажись, был сапожник.
МИЛЯГА. Свинцов! Выйди из кабинета! (вытягивается) Здравствуйте,
товарищ Сталин!
МОЙША. Здгаствуйте, здгаствуйте, мы уже виделись.
МИЛЯГА. Вы… вы… вы… – папа товарища Сталина?
МОЙША. Ой, как у меня все болит! Мои зубы! Боже мой, что я теперь без
них буду делать? Что, испугался, бандит? Где я теперь возьму такие зубы?
МИЛЯГА. Мы вам вставим новые.
МОЙША. Новые? Где вы возьмете такие новые, хотел бы я знать? Эти зубы
вставлял мне мой сын. Разве в этом городе кто-нибудь умеет делать такие
зубы?
МИЛЯГА. Эти зубы делал лично товарищ Сталин? Можно потрогать?
МОЙША. Дурак, у тебя руки в крови…
МИЛЯГА. Постойте, постойте. Если вы – папа товарища Сталина, то, значит,
сам товарищ Сталин должен называться Иосиф Моисеевич. Но ведь его
зовут… Его ведь зовут… Я извиняюсь, но ведь, кажется, у папы товарища
Сталина другая фамилия. И имя не такое. Почему же, собственно говоря, вы
себя выдаете за папу товарища Сталина?
МОЙША. Потому что я и есть папа товарища Сталина. Мой сын, товарищ
Зиновий Сталин, самый известный в Гомеле зубной врач.
МИЛЯГА. Вот оно что! Свинцов!
МОЙША. Вы хотите опять позвать этого идиота? Вы знаете, я вам не
советую этого делать. Вы еще молодой человек, у вас все впереди. Зачем вам
портить карьеру? Послушайте совета старого человека.
МИЛЯГА. Я вас уже слушал.
МОЙША. Послушайте еще. Я с вас денег за совет не возьму. Я вам только
хочу сказать, если кто-нибудь узнает, что вы арестовали и били Сталина,
пусть даже не того Сталина и даже не его папу… Боже мой, вы даже не
представляете, что с вами будет?!
МИЛЯГА. Очень рад был познакомиться.
МОЙША. Мне тоже было приятно познакомиться с таким умным
человеком.
Картина 3
НЮРКА. Ваня! Да проснись же, Ваня! Ох, горе мое!..
ЧОНКИН. Ну, чего еще?
НЮРКА. Иду я на почту, гляжу, а у первой развилки машина в грязи
застряла. Слышь, Ваня? И возле нее люди какие-то в гимнастерках. Один
меня и спрашивает: «До Правления далеко?» А вам кого, председателя?» А
он мне: «Там у вас дезертир какой-то живет, мать его в душу!». Слышишь
меня?
ЧОНКИН. Ну и пущай ловят своего дезертира. Я-то здесь при чем?
НЮРКА. О Господи! Да неужто ты не понял? Дезертир-то кто?
ЧОНКИН. Кто?
НЮРКА. Ты!
ЧОНКИН. Я дезертир?
НЮРКА. Я, что ли?
ЧОНКИН. Чтой-то ты не то, Нюрка, болтаешь. Какой же я дезертир?! Меня
сюда поставили охранять эроплан. Сколь я ни обращался в часть, никто меня
не сымает. Сам я покинуть пост не могу, не положено по уставу. Как же я
могу быть дезертир?!
НЮРКА. Ой-ой!.. Ваня! Что же делать-то будем?!
ЧОНКИН. Что делать? Пойду, стану на пост, и пущай попробует кто
подойти.
НЮРКА. Стрелять в них будешь?
ЧОНКИН. Не тронут – не буду.
НЮРКА. Ваня, прошу тебя, не противься им. Убьют!
ЧОНКИН. Что делать, Нюрка. Я ж часовой. Давай на всякий случай
простимся.
Картина 4
ЧОНКИН. Стой! Кто идет?
МИЛЯГА. Свои.
ЧОНКИН. Стой! Стрелять буду!
СВИНЦОВ. Бросай оружие!
(Чонкин стреляет).
СВИНЦОВ. Ложись!..
МИЛЯГА. Эй ты! Ты арестован! Вот ордер на твой арест, подписанный
прокурором.
ЧОНКИН. Неужто сам прокурор подписал?
МИЛЯГА. А что же я буду обманывать.
ЧОНКИН. А фамилию мою прокурор знает?
МИЛЯГА. А как же. Ты ведь – Чонкин?
ЧОНКИН. Чонкин. А то кто же.
МИЛЯГА. Ну, так ты будешь сдаваться?
ЧОНКИН. Не могу, товарищ капитан, никак не могу. Я, конечно, понимаю –
у вас задание. Но кабы ты был разводящий либо начальник караула, или хотя
бы дежурный по части…
МИЛЯГА. Считай, что я – дежурный по части.
ЧОНКИН. Не, в нашей части таких нет. Я всех командиров знаю на личность,
потому – служил при столовой. Понял?
МИЛЯГА. Ну ладно. Не хочешь по хорошему, заставим по плохому! В атаку!
Вперед!
СВИНЦОВ. Ур-а-а!
(Капитан с ордером и пистолетом идет к Чонкину)
ЧОНКИН. Эй! Эй! Лучше стойте! А то ведь я буду стрелять! Я ведь на посту!
МИЛЯГА. Чонкин, не вздумай стрелять, хуже будет!
(Чонкин стреляет).
МИЛЯГА. Ты что наделал, паскуда! Ты испортил документ, подписанный
прокурором. Ты прострелил печать с гербом Советского Союза! Ты за это
ответишь!.. Свинцов, заползай с той стороны, надо его отвлечь.
(Чонкин стреляет).
МИЛЯГА. Что с тобой, Свинцов? Ты ранен?
СВИНЦОВ. Ва-ва-ва-ва-ва!
(К Чонкину подползает Нюра).
ЧОНКИН А, Нюрка. Иди сюда, только не высувайся, убьют!
НЮРКА. А чего дальше?
ЧОНКИН. Пущай лежат в грязи, покуда меня не сменят.
НЮРКА. А когда стемнеет?
ЧОНКИН. Ну, вот, каркаешь тут под руку. Эй, вы! Сейчас к вам
подойдет Нюрка, сдадите ей левольверы. Кто будет противиться, убью на
месте. Понятно? (Никто не ответил).
ЧОНКИН ( Нюрке). Ну, что стоишь, бери сумку и вали к ним. Поняла?
НЮРКА. Нет.
ЧОНКИН. Опосля поймешь.
(Нюра возвращается в веревкой и сумкой, начинает забирать оружие у
нападавших).
МИЛЯГА. Отойди, сука, застрелю.
НЮРКА. Ваня! Он обзывается.
ЧОНКИН. А ну отойди в сторонку!
МИЛЯГА. Эй, не стреляй! Я пошутил! Вот мой пистолет.
ЧОНКИН. А ты, дядя, чего ждешь?
СВИНЦОВ. А я, милая, не жду. Вон он лежит. Ой!
НЮРКА. Раненый, что ли?
СВИНЦОВ. Раненый, милая. Мне перевязочку бы. Кровью ведь изойду.
Детишек у меня трое. На кого оставлю? Ой! Ой, не могу!..
НЮРКА. Сейчас, сейчас, потерпи еще.
Если будешь ранен, милый, на войне,
Напиши об этом непременно мне.
Я тебе отвечу
В тот же самый вечер.
Это будет теплый, ласковый ответ:
Мол, проходят раны
Поздно или рано,
А любовь, мой милый, не проходит, нет!..
Картина 5. Базар (Эпизод 1)
1-й МУЖИК. Табачок – крепачок, покурил и на бочок.
2-й МУЖИК. Самогон – первачок! Кому самогон первачок?!
ТОРГОВКА. Навались, подешевело, расхватали, не берут!
ПРОСТИТУТКА. (поет) Разлука, ты разлука,
Чужая сторона,
Никто нас не разлучит,
Лишь мать-сыра земля.
ПРОСТИТУТКА. Мужики, не знаете, чего это замок висит?
ТОРГОВКА. Где замок?
ПРОСТИТУТКА. Да вон, на Учреждении.
ТОРГОВКА. Так уж неделю висит. Учреждение-то разогнали.
1-й МУЖИК. Не разогнали, а ликвидировали.
2- й МУЖИК. Какое ликвидировали! Учреждение-то все поехало на
полуторке в Красное, дезертира какого-то ловить. А он их там всех сам
поймал да под замок посадил.
Картина 6. (телефонный разговор)
РЕВКИН. Алло, алло! Станция, дайте Красное. Красное, говорю…
ГОЛУБЕВ. Але, Голубев слушает.
РЕВКИН. Здравствуй, товарищ Голубев. Это Ревкин. Такой вопрос у меня к
тебе. К вам в Красное неделю назад выехал капитан Миляга со своими
орлами, дезертира арестовывать.
ГОЛУБЕВ. Так точно, Сергей Никонорович, они и сейчас здесь.
РЕВКИН. Так что ж они там делают-то целую неделю?
ГОЛУБЕВ. А их Чонкин арестовал со своей бабой.
РЕВКИН. Але, Але, Але…Бандой?.. И большая у него банда?
ГОЛУБЕВ. Да как сказать… вообще-то порядочная.
Картина 7. (Базар. Эпизод 2)
1-й МУЖИК. Да никакой не дезертир, а – уголовный. Фамилия ему –
Чонкин, вместе со своими из тюрьмы бежал.
2- й МУЖИК.Эх ты! Собака лает - ветер носит. Чонкин-то – это сам Сталин.
Как узнал он, что у нас в районе творится, осерчал. Сам сюда приехал, теперь
вызывает к себе начальников на правеж. Многие и не возвращаются. И
Учреждение велел расстрелять в полном составе. А первого – капитана
Милягу.
ЦИЛЯ. Мойша, ты слышал? Люди говорят, что какой-то Чонкин расстрелял
твоего знакомого гоя.
МОЙША. Да, я слышал. Это был интеллигентный человек, и мне его очень
жаль.
ЦИЛЯ. Мойша, а как ты думаешь, этот Чонкин – еврей?
МОЙША. Чонкин? Мне кажется, это ихняя фамилия.
ЦИЛЯ. Ха! Он будет мне еще говорить! А как же тогда Зускин, Ривкин?
Картина 8. Ревкин – Дрынов (телефонный разговор)
ДРЫНОВ. Алло! Ревкин?
РЕВКИН. Да, секретарь райкома партии Ревкин. А кто это?..
ДРЫНОВ. Генерал Дрынов . Моей дивизии поручена ликвидация банды
Чонкина у тебя в районе. Поступишь в мое распоряжение.
РЕВКИН. Так точно, товарищ генерал!
Картина 9
( В избе Нюрки. Миляга и Свинцов шепчутся)
СВИНЦОВ. А пошто никого не прислали нам на выручку?
МИЛЯГА. Сам не пойму.
СВИНЦОВ. Может быть, Долгов уже занят немцами?
МИЛЯГА. Типун тебе на язык!
СВИНЦОВ. И наше учреждение ликвидировано?
МИЛЯГА. Заткнись! Надо бежать.
СВИНЦОВ. Я не могу, я ранетый.
ЧОНКИН. Нюрка, чего ты ревешь?
СВИНЦОВ. Баба плачет, потому что жрать хочет.
МИЛЯГА. Ничего, скоро накормим.
МИЛЯГА. На двор хочу! Слышь ты, скотина! На двор хочу!
ЧОНКИН. Дня вам мало. Подставляй шею.
(Чонкин надевает на Милягу ошейник. Миляга уходит)
ЧОНКИН.(Нюрке) Что ты дрожишь?
СВИНЦОВ. Дрожит, потому что боится.
ЧОНКИН. Чего боится?
СВИНЦОВ. А когда освободимся, будем ее пытать. Жалко бабу, даже если
не расстреляют, то десятку дадут, не меньше.
ЧОНКИН. Себя пожалей.
СВИНЦОВ. А в лагере бабе жить трудно… Начальнику дай, надзирателю
дай…
НЮРКА. Вот я тебе сейчас как дам чугунком по башке!
ЧОНКИН. Брось, Нюрка, не связывайся сыми. Ну, все, хватит, Где ты там?
(Чонкин тянет веревку.Выбегает на улицу и вбегает обратно).
ЧОНКИН. Сбег! Нюрка, Миляга сбег! Стой! Нюрка, всех – в погреб!
Картина 10
(В штабе полка).
ТЕЛЕФОНИСТ. Ласточка, ласточка! Мать твою так, я – орленок, какого
хрена не отвечаешь?
( Генерал Дрынов, лейтенант и Ревкин уткнулись в карту на столе).
ДРЫНОВ. Вот смотри. Он говорит (указал карандашом на Ревкина), что
здесь и здесь находятся Правление колхоза и школа. Думается, что именно в
этих помещениях располагаются основные силы противника. Начнет
наступление ударный взвод, которому поручено забросать противника
бутылками с горючей жидкостью как продолжение артподготовки. Понял?
ЛЕЙТЕНАНТ. Есть.
ДРЫНОВ. Что разведка?
ЛЕЙТЕНАНТ. Принесли языка.
ДРЫНОВ. И что он говорит?
ЛЕЙТЕНАНТ. Он ничего не говорит, товарищ генерал.
ДРЫНОВ. Как не говорит? Заставить!
ЛЕЙТЕНАНТ. Трудно заставить, товарищ генерал. Разведчики при взятии
сильно ударили прикладом по голове.
ДРЫНОВ. Вот те на! (Уударил кулаком по столу). В то время как нам вот так
нужны разведданные, они ценного языка глушат прикладом. Кто, говоришь,
ходил в разведку?
ЛЕЙТЕНАНТ. Сырых и Филюков.
ДРЫНОВ. Сырых расстрелять!
ЛЕЙТЕНАНТ. Но ударил Филюков, товарищ генерал.
ДРЫНОВ. Расстрелять Филюкова.
ЛЕЙТЕНАНТ. Есть, товарищ генерал.
ДРЫНОВ. Вы в школе какой язык учили?
ЛЕЙТЕНАНТ. Немецкий, товарищ генерал.
ДРЫНОВ. Если пленный очнется, сумеете допросить?
ЛЕЙТЕНАНТ. Постараюсь, товарищ генерал.
ДРЫНОВ. Постарайтесь. Все равно переводчика нет. Да, а почему на вас
зимние масхалаты?
ЛЕЙТЕНАНТ. Товарищ генерал, когда нас обмундировывали, на складе не
хватило шинелей и всем бойцам полка выдали это.
ДРЫНОВ. Так, твою мать. Средь бела ж дня – весь полк, как на ладони!
Наступление назначаю в ночь!
Картина 11
ЛЕЙТЕНАНТ. Гутен морген.
МИЛЯГА. Немец! Значит, я к немцем попал!.. Гутен морген, херр.
ЛЕЙТЕНАНТ. Коммен зи херр… Зитцен зи… Намен?.. Ду намен? Зи намен?
МИЛЯГА. Их бин капитан Миляга… Миллег, Миллег, ферштейн? Их бин
ист арбайтен… арбайтен, ферштейн?... Их бин ист арбайтен ин руссиш
гестапо.
ЛЕЙТЕНАНТ. Гестапо? Ду коммунистен стрелирт, паф-паф?
МИЛЯГА. Я, я! Унд коммунистен, унд беспартийнен всех расстрелирт, пафпаф!
ЛЕЙТЕНАНТ. Во ист ваш фербанд дислоцирт?
МИЛЯГА. Вас? Не понимайт. Я, я, банда дислоцирт. Ес лебе геноссе Гитлер!
Хайль Гитлер! Сталин капут! ( Пауза).
ЛЕЙТЕНАНТ. Чонкин? Чонкин, понимайт? Ферштейн? Фербанд
дислоцирен, где?
МИЛЯГА Там! ( И показал неизвестно куда). Ист хауз, нах хауз ист Чонкин.
Ферштейн?
ЛЕЙТЕНАНТ. Ферштейн.
МИЛЯГА. Ист Чонкин унд айн, цвай, драй… семь… зибен руссиш гестапо…
связанные штриппе, веревкен… Ферштейн? Унд айн флюг, самолетен.
Их бин болен. Ферштейн? Голова, майн копф, бум-бум. Их бин хочен байбай. (Миляга, обхватив голову руками, ложится на пол).
(Входят Дрынов и Ревкин)
ДРЫНОВ. Ну что, допросили?
ЛЕЙТЕНАНТ. Так точно, товарищ генерал! Разрешите доложить?
ДРЫНОВ. Докладывайте.
ЛЕЙТЕНАНТ. Пленный- офицер гестапо капитан Миллег. За время службы
в гестапо отличался жестокостью и беспощадностью и лично участвовал в
массовых расстрелах коммунистов и беспартийных советских граждан.
Утверждает, что штаб так называемого Чонкина находится в крайней избе.
Рядом имеется посадочная площадка и один самолет, по-видимому, для связи
с регулярными частями гитлеровской армии.
ДРЫНОВ. Ну что ж, сведения очень ценные. Тебя, лейтенант, представить к
награде. Ревкин, исходные позиции изменить в соответствии с новыми
данными.
(Миляга встает, Ревкин узнает его).
РЕВКИН. Афанасий Петрович? Товарищ Миляга?
МИЛЯГА. Волк тебе товарищ! Прошу, битте, учесть мой показаний, этот
швайн ист секретарь райкомен Ревкин, районен фюрер. Ферштейн?
РЕВКИН. Афанасий Петрович, что с тобой, милый, опомнись!
МИЯГА. Вот они тебе сейчас опомнятся!
ДРЫНОВ. Кто это?
ЛЕЙТЕНАНТ. Пленный, товарищ генерал. Капитан гестапо.
РЕВКИН. Какое гестапо? Это же наш капитан органов Миляга!
ЛЕЙТЕНАНТ. Но я же его допрашивал! Он сказал, что расстреливал
коммунистов и беспартийных.
РЕВКИН. Ни хрена понять не могу.
ЛЕЙТЕНАНТ. Может, он сам скажет?
ДРЫНОВ. Ты есть кто?
МИЛЯГА. Их бин…
ЛЕЙТЕНАНТ. Вот видите. Я же говорю, что он немец.
МИЛЯГА. Найн, найн! Я нет немец, я никс немец. Русский я, товарищ
генерал.
ДРЫНОВ. Какой же ты русский, так твою мать, когда ты слова по-русски
сказать не можешь.
МИЛЯГА. Я могу! Я могу! Я очень даже могу!.. Да здравствует товарищ
Гитлер!
ДРЫНОВ. Расстрелять!
РЕВКИН. Дурак ты, капитан. Ох и дурак!
Картина 12
(Сначала была артподготовка).
ЛЕЙТЕНАНТ. Ложись!
ЧОНКИН. Что за хрен? Пошто они все в белом?
НЮРКА. Господи, твоя воля.
ЧОНКИН. Нюрка, дай мне пулемет а себе возьми револьвер, какой
побольше.
НЮРКА. Ползут!
ЛЕЙТЕНАНТ. Ахтунг! Ахтунг!
ЧОНКИН. Немцы!
ЛЕЙТЕНАНТ. Эй, сдавайтесь!
ЧОНКИН. Русские не сдаются!
ЛЕЙТЕНАНТ. Бутылки к бою!
ЧОНКИН. Нюрка, не высувайся. Пришибут!
НЮРКА. А на кой они бросают бутылки?
ЧОНКИН. Не боись, Нюрка, опосля сдадим!
НЮРКА. Поняла!
ДРЫНОВ.(по связи). Третий, третий, бутылки бросают?
ЛЕЙТЕНАНТ. Бросают, товарищ генерал.
ДРЫНОВ. А почему же нет пламени? Третий, третий, почему не горят
бутылки?
ЛЕЙТЕНАНТ. Сам не понимаю, товарищ первый.
ДРЫНОВ. А спичками их поджигали? (Пауза). Я тебя спрашиваю?!
Поджигали бутылки или нет?
ЛЕЙТЕНАНТ. Нет, товарищ генерал.
ДРЫНОВ. Почему?
ЛЕЙТЕНАНТ. Я не знал, товарищ первый.
ДРЫНОВ. В трибунале узнаешь!
ЧОНКИН. Нюрка, хватай самолет за хвост и крути в разные стороны!
Поняла?
НЮРКА. Поняла.
ЧОНКИН. Нюрка, а скотина пошто здесь? Гони ее, ведь прибьют!
НЮРКА. А ну, пошли отседова. (Машет на скотину). Борька, Красавка.
( Чонкин стреляет)
ЛЕЙТЕНАНТ. В атаку! Вперед!
ЧОНКИН. За Родину! За Сталина! Ура-а!
НЮРКА. Ура!
( Расстрел скотины. Бьет пушка. Чонкин падает).
НЮРКА. Ваня!
Картина 13
( Сквозь дым виднеется разбитый аэроплан. Перед ним вверх копытами
убитая скотина. Нюрка вытаскивает из кабины контуженного Чонкина).
ЛЕЙТЕНАНТ. Как фамилия?
НЮРКА. Чонкин это Ваня, муж мой!
(Нюра рыдает над Чонкиным. Из подпола выводят пленных. Появляется
генерал Дрынов, Ревкин и Голубев)
ЛЕЙТЕНАНТ. Товарищ генерал, задание по ликвидации банды Чонкина
выполнено.
ДРЫНОВ. Это и есть Чонкин?
ЛЕЙТЕНАНТ. Да, товарищ генерал, это – Чонкин.
ДРЫНОВ. А где же банда?
ЛЕЙТЕНАНТ. Вон она банда.
РЕВКИН. Какая же это банда? Это наши товарищи.
ЛЕЙТЕНАНТ. Развязать!
ДРЫНОВ А где же все-таки банда?
РЕВКИН. А это надо у него спросить? Иван Тимофеевич, где же банда?
ГОЛУБЕВ. Какая банда?
РЕВКИН. Ну, как же, я тебе звонил, спрашивал насчет вот товарищей, кто их
арестовал? А ты мне сказал: «Чонкин со своей бандой».
ГОЛУБЕВ. Я не говорил «с бандой». Я сказал «с бабой». С ней вот, с
Нюркой!
( Чонкин приходит в себя).
НЮРКА. Ванечка! Живой! (Целует Чонкина).
ЧОНКИН. Кто это?
НЮРКА. А бес его знает. Я в их чинах не разбираюсь.
ЧОНКИН. Так это ж генерал, Нюрка. Товарищ генерал, разрешите доложить,
за время вашего отсутствия никакого присутствия…
ДРЫНОВ. Послушай, сынок, неужели ты один сражался с целым полком?
ЧОНКИН. Не один, товарищ генерал.
ДРЫНОВ. Значит, все-таки не один? А с кем же?
ЧОНКИН. Вот, с Нюркой, товарищ генерал!..( Смех красноармейцев).
ДРЫНОВ. Кто там смеется? Смеяться нечего, мать вашу так! Раздолбаи,
целым полком еле справились с одним говенным солдатом. А ты, Чонкин, я
тебе прямо скажу – герой, хотя на вид обыкновенный лопух. От имени
командования, объявляю тебе благодарность и награждаю орденом.
(Срывает со своей груди орден, прикручивает к гимнастерке Чонкина).
РЕВКИН. Товарищ генерал! Прошу ознакомиться с этим документом!
ДРЫНОВ. Что это?
РЕВКИН. Ордер на арест дезертира рядового Чонкина.
ДРЫНОВ. Ну так что ж… Ну, что ж…Если так, то конечно… У меня нет
оснований не верить. Поступайте согласно ордеру.
НЮРКА. Ваня! Ванечка!
ЧОНКИН. Нюрка! Не плачь, Нюрка! Я еще вернусь!
Враг недаром злится:
На замке граница.
Не отступим никогда!
Нет нам больше чести,
Остаемся вместе
В армии родимой навсегда.
Эй, бей, винтовка,
Метко, ловко,
Без пощады по врагу,
Я тебе, моя винтовка,
Острой саблей помогу.
Картина 14. (Ставка Фюрера)
ГЕРИНГ. Мой фюрер, по сообщению нашей разведки в тылу противника в
районе Долгова прошли ожесточенные бои.
ГИТЛЕР. Как?
ГИММЛЕР. Бывший эмигрант, некто князь Голицын –Чонкин доблестно
сражался с целым полком генерала Дрынова. Но так как силы были
неравные, князь арестован и находится в застенках НКВД Долгова.
ГИТЛЕР. Жаль. И все-таки, господа, это прекрасный симптом! Оказывается,
эти русские только о том и мечтают, чтоб сбросить с себя ярмо
коммунистического рабства. Господа! Я думаю, мы должны помочь этому
русскому. И мы ему поможем!
Где находятся сейчас танки Гудериана?
ГЕРИНГ. Мой фюрер… в районе Каширы, прорвав оборонительный заслон
русских, они вышли на прямую дорогу к Москве.
ГИТЛЕР. Вы их поведете к Долгову!
ГЕРИНГ. Как? Мой фюрер, до Москвы осталось всего восемьдесят
километров. Танки Гудериана ворвутся в Москву с ходу.
ГИТЛЕР. Но сначала пусть они возьмут Долгов, пусть освободят этого
несчастного князя. Право, оставить его в беде было бы неблагородно. Я бы
себе этого никогда не простил.
ГЕРИНГ. Мой фюрер!
ГИТЛЕР. Молчать! Взять Москву мы успеем всегда!
ГЕРИНГ. Но я полагаю…
ГИТЛЕР. Все! Полагать вы могли до того, как я принял решение. Теперь вы
обязаны лишь исполнять! Вон!
(Геринг уходит, остается Гиммлер).
ГИТЛЕР. Ничтожества! Мелкие твари! Козявки! Навешают на себя ордена
и думают, что они действительно полководцы. Ничтожные глупцы!
ГИММЛЕР. Мой фюрер, не стоит на них так сердиться. Дюжина средних
умов никогда не сможет постичь одной мысли гения.
ГИТЛЕР. Льстишь?
ГИММЛЕР. Льщу, мой фюрер. (Оба рассмеялись).
Картина 15. (Сталин – Берия)
Долго я бродил среди скал,
Я могилу милой искал,
Но ее найти мне нелегко,
Где же ты моя, Сулико.
БЕРИЯ. Здравствуй, Коба!
СТАЛИН. А-а-а! (Махнул рукой).
БЕРИЯ. Еще раз здравствуй, Коба.
СТАЛИН. Ах, черт! Всех вижу насквозь. Одного тебя только не вижу. Вот,
думаю, может быть, он честный человек, а, может быть, он собака? Может
быть, ты уже договорился с Гитлером, чтобы Москву сдать, а меня выдать.
А? Признайся, договорился?
БЕРИЯ. Я? Коба, да я собака. Собака, да. Ты меня обижаешь, но преданный
пес не может обижаться на своего хозяина. Ты мне только укажи пальцем и
скажи «фас!», и я…
СТАЛИН. Ладно. Это я так. Настроение, понимаешь плохое. ( Берия махнул
рукой, девки запели). Как думаешь, Лаврентий, Москву придется сдавать?
БЕРИЯ. Нет. Теперь не придется.
СТАЛИН. А что же теперь случилось?
БЕРИЯ. Немцы остановлены.
СТАЛИН. Кто же их остановил?
БЕРИЯ. Генерал-майор Дрынов со своей дивизией.
СТАЛИН. Одна дивизия?
БЕРИЯ. Клянусь тебе, Коба, все правда. Дрынов был брошен из Долгова в
район Каширы. Сражение закончилось час назад.
СТАЛИН. Врешь!
БЕРИЯ. Вру. Это невероятно, Коба, но немецкие танки провернули от
Москвы.
СТАЛИН. Куда?
БЕРИЯ. Куда - разведка уточняет.
СТАЛИН. И все это правда?
БЕРИЯ. Клянусь тебе, Коба.
СТАЛИН. Не клянись. Дрынова произвести в генерал-лейтенанты,
представить к званию Героя Советского Союза и доставить ко мне для
личной беседы.
Картина 16
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Фамилия?
ЧОНКИН. Чия?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ваша.
ЧОНКИН. Наша?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ваша.
ЧОНКИН. Чонкины мы.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Через «о» или через «ё»?
ЧОНКИН. Через «чи».
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Социальное происхождение?
ЧОНКИН Чего?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Родители ваши кто?
ЧОНКИН. Так ведь люди.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Я понимаю, что не коровы. Чем занимаются?
ЧОНКИН. В гробе лежат.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. То есть умерли?
ЧОНКИН. Неужто живые?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Чонкин! Перестаньте валять дурака и отвечайте на
вопросы, которые вам задают. Если родители мертвые, значит, так и надо
сказать – мертвые.
ЧОНКИН. Вот тоже… кабы ты спросил, какие они, я бы тебе сказал мертвые.
А ты спрашиваешь, чем занимаются…
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Не ты, а вы!
ЧОНКИН. Мы? Ты про кого спрашиваешь?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Я говорю, Чонкин, что к следователю, тем более старшему
по званию, нужно обращаться на вы. Ты меня понял?
ЧОНКИН. Понял.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну ладно, это оставим. Прейдем к другому. Скажи мне, как
ты очутился в деревне Красное?
ЧОНКИН. Как очутился?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну да.
ЧОНКИН. В деревне Красное?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну да, да! как ты очутился в деревне Красное?
ЧОНКИН. А то ты не знаешь.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Чонкин!
ЧОНКИН. А чо Чонкин, чо Чонкин! Будто ты сам не знаешь, как солдат
очучивается где-либо. Старшина послал.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Значит, старшина? Проверим. А может, не было никакого
старшины, а, Чонкин? Может, ты сам сбежал? Может, ты решил, пусть, мол,
Родину защищают всякие дураки, а я умный, я лучше с бабой где-нибудь
полежу? Может, так было дело?
ЧОНКИН. Нет. Не так.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. А с какой же целью ты поселился у Беляшовой?
ЧОНКИН. У Беляшовой?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Да, да, у Беляшовой. С какой целью ты у нее поселился?
ЧОНКИН. Так ведь с целью, чтоб жить с Нюркой.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, так что же, все более или менее ясно. Не ясно только
одно, как вы, советский человек из простой крестьянской семьи, докатились
до того, что сидите теперь в тюрьме. Как это понимать, Чонкин?
(Чонкин пожимает плечами)
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Застрелю-у-у! Сейчас, сука, выпущу в тебя всю обойму! Да
я тебя… в рот, и в нос, и в печенку…Встать! Сесть! Встать! Сесть! Встать!
Сесть! Будешь говорить? Руки вверх! Лицом к стенке! Чувствуешь, падло,
чем это пахнет?
ЧОНКИН. Чувствую.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Чонкин! Я вас спрашиваю. Признаете ли вы себя
виновным?
ЧОНКИН. Признаю.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Так! А в чем именно вы признаете себя виновным?
ЧОНКИН. А именно виновным себя и признаю, у во всем.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вот и молодец. Хочешь яблочка?
ЧОНКИН (махнув рукой). Давай.
Картина 17
НЮРКА. Я пришла хлопотать за свово мужика.
РЕВКИН. За кого?
НЮРКА. За Ивана Чонкина (Сказала и расплакалась).
РЕВКИН. Гражданка, здесь слезам не верят! (Посмотрел на часы).
Он арестован. Так что же вас беспокоит?
НЮРКА. Да как же?
РЕВКИН. А что как же? Раз он арестован, значит, будет суд. Если ваш
Чонкин виноват, его накажут. Если нет… тогда суд примет другое решение.
НЮРКА. Дак, а как же я?
РЕВКИН. А что вы?
НЮРКА (заплакала). Я ему не посторонняя, я с ним, с Иваном, хотя и без
справки, жила.
РЕВКИН. Гражданочка! Что вы мне городите!? Какое мне дело до того, с кем
вы жили!? Неужели вы думаете, что райкому больше нечего делать, как
заниматься такими глупостями? Идите отсюда!
НЮРКА. Куда?
РЕВКИН. Не знаю. К прокурору или еще к кому. Идите!
(Нюрка заплакала).
РЕВКИН. Нечего здесь плакать! Здесь вам не это самое. Здесь мы никому
хулиганничать не позволим! Здесь и не таким рога обламывали.
Картина 18. ( Второй допрос Чонкина)
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, вот что, милейший, вы долго и ловко водили нас за нос,
играя роль Иванушки-дурочка. Играли великолепно, ничего не скажешь. Но
теперь, ваша карта бита, князь! (Чонкин вздрагивает)
ЧОНКИН. Откуда вы знаете?..
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Нам все известно. Так что лучше сразу начистоту. Итак,
кто послал вас в деревню Красное?
ЧОНКИН. Так ведь этот… Ну, старшина.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Старшина? А Антон Иванович что говорил?
ЧОНКИН. Антон Иванович?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Деникин!
ЧОНКИН. Деникин? Может, Жикин? Инвалид у нас был, на колесах ездил.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. На чем? На колесах?! Говори, сволочь, или сейчас
прострелю башку! Ну! Считаю до трех. Раз! Два!.. Кто заслал тебя в
Красное?
ЧОНКИН. Кому надо, тот знает.
(Следователь бьет Чонкина, тот падает).
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Крепкий орешек. Придется потрудиться.
Картина 19
НЮРКА. Я беременная.
ПРОКУРОР. Громче.
НЮРКА. Беременная!
ПРОКУРОР. Если беременная, вам не сюда, вам в женскую консультацию
надо.
НЮРКА. Нет, я не насчет этого, я насчет мужика.
ПРОКУРОР. От фронта никого не освобождаем.
НЮРКА. Да нет…
ПРОКУРОР. А если насчет алиментов, то пока рано. Только после рождения
ребенка.
НЮРКА. Да не в том. Мужика-то у меня посадили.
ПРОКУРОР. А-а, теперь понял. И за что же?
НЮРКА. А ни за что.
ПРОКУРОР. Ни за что? А вы в какой стране живете?
НЮРКА. Как это?
ПРОКУРОР. Ну, я спрашиваю, где вы живете? В Англии, в Америке или,
может быть, в фашистской Германии, а?
НЮРКА. Да нет же, я в Красном живу, в деревне, отселя семь километров,
может, слышали?
ПРОКУРОР. Что-то слыхал. И что, в этом вашем Красном советской власти
нет, что ли, а?
НЮРКА. В Красном нет.
ПРОКУРОР. Как, совсем нет?
НЮРКА. Совсем нет. Сельсовет-то у нас в Ново-Клюквино, за речкой. А у
нас только колхоз.
ПРОКУРОР. А, понятно, понятно. Тогда совсем другое дело. Ну и чего же
вы от меня хотите?
НЮРКА. Так я же насчет свово мужика.
ПРОКУРОР. А я-то тут при чем? Я же советский прокурор. И власть моя
распространяется только на советской территории. А там, где советской
власти нет, там я бессилен. (Открывает дело и читает) Вы еще здесь?
НЮРКА. Так я насчет…
ПРОКУРОР. Разве я непонятно объяснил?
НЮРКА. … свово мужика.
ПРОКУРОР. Запомните и зарубите себе на носу, у нас в Советском Союзе ни
за что не сажают. И нечего прикрываться своей беременностью. Мы никому
– ни беременным, ни всяким прочим не позволим. Ясно?
НЮРКА. Ясно.
ПРОКУРОР. Ну, вот и хорошо. Как фамилия вашего мужа?
НЮРКА. Чонкин.
ПРОКУРОР. Чонкин?
НЮРКА. Чонкин, Чонкин.
ПРОКУРОР. А ваша как фамилия?
НЮРКА. Беляшова.
ПРОКУРОР. Правильно, Беляшова. В браке вы с этим Чонкиным не
состоите. Так?
НЮРКА. Так.
ПРОКУРОР. То есть, собственно говоря, вы к этому Чонкину, которого,
кстати сказать, ждет очень суровое наказание, никакого отношения не
имеете.
НЮРКА. Да как же, я ж беременная.
ПРОКУРОР. Тем более. Зачем же вам связывать свою судьбу и судьбу
будущего ребенка с этим преступником? Мы вас не привлекаем к
ответственности, но именно поэтому вы должны от этого Чонкина
решительно отмежеваться…Было бы уместно заявить даже письменно.
НЮРКА. Дяденька, он ведь, Ванька, хороший.
ПРОКУРОР. Хороший? Интересно, за что же его арестовали?
НЮРКА. Так ни за что же.
ПРОКУРОР. Ни за что?! Ну что ж, Беляшова, я вижу вы не просто
заблуждаетесь. Вы упорствуете в своих заблуждениях. Я вижу, для вас
время, проведенное с этим Чонкиным, не прошло даром. Я вижу, он-таки
успел вас обработать.
НЮРКА. Успел.
Картина 20
СТАЛИН. Так вот ты какой! Герой! А ведь из простых солдат! Значит, наш
солдат может стать не только генералом, но и героем.
ДРЫНОВ. Так точно, товарищ Сталин! Я знаю одного такого героя.
СТАЛИН. И как же его зовут?
ДРЫНОВ. Чонкин Иван.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Чонкин, так и запишем: «Получив задание своего
командования, я был снабжен оружием, боеприпасами и воздушным путем
заброшен в деревню Красное». Правильно?
ЧОНКИН. Вроде правильно.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. «По прибытию к месту будущей деятельности вел
визуальное наблюдение, устанавливал контакты, выяснял настроения,
вступил в незаконные отношения с Беляшовой…»
ЧОНКИН. Э, э! Как же незаконные? Я же не насильничал, я же по согласию.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Я имею в виду, что ты с ней не был расписан. Это же
правда?
ЧОНКИН, А, это-то? Это-то да.
СТАЛИН. Так что же сделал этот Чонкин Иван?
ДРЫНОВ. Стоял он на посту, товарищ Сталин, самолет охранял. Часть, где
он служил, была отправлена на фронт. А о нем в суматохе забыли.
А он стоял бессменно много дней подряд. Кончился запас продовольствия,
он стоял. Кончилась махорка, он стоял. Прохудились ботинки, а он стоял.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Итак, органами следствия установлено, что под личиной
рядового Чонкина скрывался матерый враг нашего строя, представитель
дворянской аристократии князь Иван Васильевич Голицин. Ты, князь, лелеял
надежду, отстоять захваченный плацдарм до прихода гитлеровских войск.
Ты, как никто другой, был заинтересован в восстановлении царского строя. А
может быть, даже сам… Сам хотел стать царем! Не вышло, господин
хороший!
ДРЫНОВ. Однажды на его пост напал вооруженный отряд, и Чонкин
выстоял. Товарищ Сталин, на помощь этому отряду был брошен полк.
Чонкину было предложено сдаться, но он отказался, принял бой и сражался
до последнего патрона.
СТАЛИН. Он, конечно, погиб?
ДРЫНОВ. Никак нет, товарищ Сталин, он был взят в плен.
СТАЛИН. В плен? Это плохо.
ДРЫНОВ. Товарищ Сталин. Дело в том, что этот полк был не немецкий.
СТАЛИН. А чей же?
ДРЫНОВ. Мой.
СТАЛИН. Как ваш?
ДРЫНОВ. Недоразумение вышло, товарищ Сталин, неразбериха первых дней
войны. Мы думали, что сражаемся с группой диверсантов, а Чонкин думал,
что на него напали немцы.
(Сталин смеется).
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Подследственный, хотите что-нибудь добавить?
ЧОНКИН. Прошу простить.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Заглохни, псина! Ишь, чего захотел! (Бьет Чонкина).
СТАЛИН. Прекрасная история! Солдат Чонкин. Хорошо звучит! Я полагаю,
мы недооцениваем рядового солдата. А он предан нашей партии и жизни
своей не пожалеет за наш народный строй.
Картина 21. (Редактор – Нюрка)
НЮРКА. Я насчет того, как же мне быть, Чонкин-то мой мужик, а прокурор
говорит, отказаться надо.
РЕДАКТОР. Ну, раз прокурор говорит, значит, так и надо сделать.
НЮРКА. Как же, я ведь беременная.
РЕДАКТОР. Беременная? Это меняет дело. (Дает лист бумаги). Вот здесь
внизу распишитесь.
НЮРКА. Зачем?
РЕДАКТОР. Нужна ваша подпись. Мы напишем заметку от вашего имени.
НЮРКА. Какую еще заметку?
РЕДАКТОР. Что вы, как будущая мать от себя и от имени вашего ребенка
решительно отмежевываетесь от так называемого Чонкина и заверяете, что
будущего сына воспитаете истинным патриотом, преданным идеалам партии
Ленина-Сталина.
НЮРКА. Везде одно и то же.
РЕДАКТОР. А что вам не нравится? Это же для вашего блага. Неужели вам
хочется, чтобы ваш будущий ребенок носил фамилию преступника? Всю
жизнь носил на себе это несмываемое пятно?
НЮРКА. Ладно, пойду.
РЕДАКТОР. Вы я вижу, упорствуете? Мне это, честно говоря, не очень
понятно. Вот у меня тоже есть сын. Он маленький. Ему всего лишь три с
половиной года. Я его очень люблю. Но если партия прикажет мне зарезать
его, я не спрошу, за что! Я…Я…
НЮРКА. Мама! (Она завопила и кинулась вон).
( Влетает Секретарша).
СЕКРЕТАРША. Борис Евгеньевич!..
РЕДАКТОР. Что там у вас?
СЕКРЕТАРША. Опечатка в вашей передовице (сует ему газету).
РЕДАКТОР. Прочти сама.
СЕКРЕТАРША (читает). «Указания товарища Сталина и для всех советских
людей стали мерином мудрости…»
РЕДАКТОР. Мерином?!
СЕКРЕТАРША. Мерином…
РЕДАКТОР (заорал). Мерилом мудрости! Где корректор? Где?!
СЕКРЕТАРША. Никого нет. Рабочий день давно кончился.
РЕДАКТОР. А! Убили! Пропал! Задержать тираж! Скупить газету!
Картина 22. (Базар. Эпизод 3)
( Ермолкин мечется в поисках газеты).
РЕДАКТОР. «Большевистские темпы» последний номер! За любые деньги!..
Умоляю…
КИОСКЕР. Распродали, все распродали…
Эпизод 4.
МУЖИК. Отец, дуру хочешь?
РЕВКИН. Дуру? Какую дуру?
МУЖИК. Да вот же!
(Продавец распахивает шинель, демонстрирует противотанковое ружье)
РЕВКИН. Вы с ума сошли! Что здесь происходит?
ПРОСТИТУТКА. Дяденька, а дяденька, пойдем в сарайчик.
РЕВКИН. В сарайчик? Зачем?
ПРОСТИТУТКА. За этим. Я недорого возьму, всего полсотенки.
РЕВКИН. Да как вы смеете?
ПРОСТИТУТКА. Не боись, я чистая.
РЕВКИН. Как вы смеете предлагать мне такую пакость! Я коммунист!
ПРОСТИТУТКА. А-а, коммунист. Сказал бы, что не стоит, иди, иди,
коммунист сраный! Давить таких коммунистов надо!
Эпизод 5. (Зав. почтой увидела Нюрку)
ЗАВ. ПОЧТОЙ. Нюра, хорошо, что тебя встретила.
(Нюрке). Ты сама понимаешь, мне неприятно это говорить, ты хороший
человек и скромная труженица, но… Сейчас мы должны проявлять особую
бдительность.
НЮРКА. Понимаю.
ЗАВ. ПОЧТОЙ. Я, Нюра, тоже женщина и могу все понять, но…
Я про одну в газете читала, она докатилась до того, что с немцем спала.
Сейчас ложится с немцем в постель, это надо потерять всякий стыд! Это надо
не знаю до чего докатиться!
НЮРКА. Михална, так Иван-то мой, он же не немец, он русский.
ЗАВ. ПОЧТОЙ. А я и не говорю, что немец… В общем, так, Нюра, как
женщина я тебе сочувствую, но как коммунист я такого терпеть не могу.
К сожалению, нам с тобой придется расстаться.
НЮРКА. Конечно, конечно.
ЗАВ. ПОЧТОЙ. Ну, вот и договорились.
НЮРКА. Мне только жалко, что он и не муж мне вовсе, я же с ним без
расписки жила.
ЗАВ. ПОЧТОЙ. Без расписки? По любви, значит, жила?! Так это еще хуже!!!
Эпизод 6. (Прокурор и его жена Азалия Митрофановна)
АЗАЛИЯ. Паша!
ПРОКУРОР. Что Паша? Да, я пьян. Я палач! Я убийца! Я сволочь! Я трус!
АЗАЛИЯ. Паша, подумай, что ты говоришь? Я прокурор, Евпраксеин П. Т.,
признаю свое соучастие … Иди, сообщай!
АЗАЛИЯ. Кому?
ПРОКУРОР. Им. ( Показывает на портрет Сталина).
АЗАЛИЯ. Хорошо. Я сообщу.
ПРОКУРОР. Посадить меня хочешь? Сволочь! (хватает пистолет)
НЮРКА. (Заговорчески). Меня уволили… За Чонкина, за Ивана.
ПРОКУРОР. Стой!
Эпизод 7. (Ермолкин стоит с петушком в руках.)
РЕДАКТОР. Что делать? Не пощадят. Расстреляют.
( Появляется жена Ермолкина - Катерина).
ЖЕНА. Борис!
РЕДАКТОР. Милая моя… Как тебя…
ЖЕНА. Катя меня зовут.
РЕДАКТОР. Да, да, конечно, помню. А где же наш…Где же наш карапуз? Я
вот ему купил… ( показывает петушка на палочке).
ЖЕНА. Да ты хоть помнишь, сколько лет нашему карапузу?
РЕДАКТОР. Три с половиной. Разве нет?
ЖЕНА. Нашего карапуза…вчера… взяли на фронт…
РЕДАКТОР. Ерунда какая-то! Таких маленьких в армию…
ЖЕНА. Ему 17! 17 лет!
НЮРКА (довольная собой). А меня с почты уволили. За Ваню. По любви,
говорят, жила.
Эпизод 8. (Ревкин с женой Аглаей)
АГЛАЯ. Что с тобой, Сергей?
РЕВКИН. Ты посмотри, что творится вокруг…До чего довели страну!
АГЛАЯ. Сергей, скажи мне как коммунист коммунисту: может быть у тебя
нездоровые настроения? Ты должен разоружиться перед партией!
РЕВКИН. Да, должен. Но что будет с нашим сыном? Ведь ему только семь
лет.
АГЛАЯ. Не беспокойся. Я воспитаю его настоящим большевиком. Он
забудет даже, как тебя звали.
НЮРКА. (Счастливая, кричит). Меня уволили!
Эпизод 9. (Прокурор с женой Азалией)
ПРОКУРОР Именем Российской Советской …
АЗАЛИЯ. Паша, прошу тебя, поскорей, мне холодно.
ПРОКУРОР. Ничего, на том свете погреешься.
РЕДАКТОР. Павел Трофимович. Не могли бы вы расстрелять и меня?
ПРОКУРОР. Тебя?
РЕДАКТОР. Да, меня. Потому что рано или поздно меня все равно… А мой
сын, ему три с половиной года… То есть он вообще-то сейчас на фронте…
ПРОКУРОР. Становись к стене. Именем Российской Социалистической …
Ермолкина Бориса… За то, что он гад и сволочь, за то, что врал в своей
газете как сивый мерин…
РЕДАКТОР. Да, да, все дело в мерине!
ПРОКУРОР. К расстрелу!
РЕДАКТОР. Стойте! Стойте!
ПРОКУРОР. В чем дело?
РЕДАКТОР Я боюсь.
ПРОКУРОР. Так ты тоже трус?! Тогда, учитывая трусость обвиняемого…
прежний приговор отменить. Ермолкин Борис приговаривается к
пожизненному страху. Мерой пресечения оставить свободу как осознанную
необходимость. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
Картина 24. Трибунал ( Его ведет небезызвестная «тройка»: секретарь
райком Ревкин, редактор Ермолкин и прокурор Евпраксеин).
РЕВКИН. Слушается дело по обвинению Голицына Ивана Васильевича в
измене родине, контрреволюционном саботаже, вооруженном разбое,
антисоветской агитации, шпионаже и других преступлениях.
РЕДАКТОР. На предварительном следствии вы показали, что являетесь
врагом народа князем Голицыным. Вы подтверждаете свои показания?
(Чонкин молчит).
РЕДАКТОР. Прекрасно! Суд приступает к слушанью обвинительного
заключения. Слово предоставляется прокурору.
ПРОКУРОР. Товарищи судьи! Перед нами не обычный преступник. Перед
нами человек, посягнувший на самое дорогое для каждого из нас – на наш
строй, на нашу Родину, на нашу новую жизнь.
РЕВКИН. Какая наглость!
ПРОКУРОР. Как учит нас гениальный вождь товарищ Сталин, классовая
борьба обостряется по мере нашего продвижения вперед. Поэтому я
предлагаю приговорить подсудимого к высшей мере пролетарского
гуманизма – расстрелу…
РЕВКИН. Товарищ прокурор, мы слушали вас с чудовищным интересом.
Слово имеет защитник.
РЕДАКТОР. Товарищи судьи! Когда я вижу такого ужасного преступника, я
хочу защитить не его, а от него - наш народ, нашу страну, нашу власть!
Поэтому я поддерживаю требования прокурора.
РЕВКИН. Приговор привести к исполнению.
Картина 25 (Финал. Последний сон) ( У врат Рая)
СТАРШИНА. Эй ты, вставай!
(Чонкин встает. Перед ним Старшина, окруженный божественным
сиянием, далее видны: корова Красавка, хряк Борька, конь Осоавиахим, коза
бабки Дуни – Машка. У всех за спиной ангельские крылья.)
ЧОНКИН. Раб Божий Иван Чонкин. Прибыл в ваше распоряжение по
приговору военного трибунала.
СТАРШИНА. Ну, раб Божий Иван, говори, с чем пришел? Куда тебя
записывать?
ЧОНКИН. Не знаю.
СТАРШИНА. Сколько ты душ загубил?
ЧОНКИН. Я? Да что же я, душегуб?
СТАРШИНА. А что? Ни одного человека? За всю жизнь?
ЧОНКИН. Ни одного.
СТАРШИНА. Вот те на! Но ведь крал небось, а?
ЧОНКИН. Было дело. В колхозе мешок проса…
СТАРШИНА. В колхозе это не в счет. А может, ты с чужими женами спал?
ЧОНКИН. Нет. Не попадались.
СТАРШИНА. Ну и дурак… Тогда скажи, что ты сделал хорошего в
отпущенной тебе жизни?
ЧОНКИН. Ничего.
СТАРШИНА. Может, ты кому-то помог: протянул руку, вытащил когонибудь из воды или спас из огня, последнюю рубаху отдал?
ЧОНКИН. Да кто бы ее взял?
СТАРШИНА. Раз ты не делал ничего плохого и являешься лицом, можно
сказать, невинно убиенным, ты можешь получить все, чего тебе не хватало
или очень хотелось в жизни. Чего ты хочешь?
ЧОНКИН. Ничего.
СТАРШИНА. Как это ничего? Может быть, ты хочешь славы?
ЧОНКИН. Не хочу.
СТАРШИНА. Власти над другими людьми?
ЧОНКИН. Не хочу.
СТАРШИНА. Много денег, водки, баб?
ЧОНКИН. Не хочу.
СТАРШИНА. Может быть, с Нюрой хочешь жить?
ЧОНКИН. Нет. Ничего не хочу.
СТАРШИНА. Вот – те на. Что ж это за жизнь-то у тебя была: ни хорошего,
ни дурного, и ничего не хочешь?..
ЧОНКИН. Прошу мою жизнь считать недействительной…
(Вдруг ниоткуда возникает крик новорожденного младенца. Занавес).
На поклон артистов звучит финальная песня).
1. Ну, как не запеть, если счастье в руках, 2.Растем все шире и свободней,
И его никому не отнять.
Идем все дальше и смелей,
Ну, как не запеть, если мы в облаках,
Живем мы весело сегодня,
Точно соколы можем летать!
А завтра будет веселей!
Эпизод 8. (Ревкин с женой)
АГЛАЯ. Что с тобой, Андрей?
РЕВКИН.. Моя голова…
АГЛАЯ. Ты здоров?
РЕВКИН. Ты посмотри, что творится вокруг…
АГЛАЯ. Андрей, скажи мне как коммунист коммунисту: может быть у тебя
нездоровые настроения?
РЕВКИН. Да, Глаша, ты, кажется, права. У меня действительно нездоровые
настроения.
АГЛАЯ. Андрей, ты должен разоружиться перед партией.
РЕВКИН. Да, должен. Но я боюсь, мне страшно… И что будет с нашим
сыном? Ведь ему только семь лет.
АГЛАЯ. Не беспокойся. Я воспитаю его настоящим большевиком. Он
забудет даже, как тебя звали.
Эпизод 9. (Прокурор с женой )
ПРОКУРОР Именем Российской Советской …
ЖЕНА. Паша, прошу тебя, поскорей, мне холодно.
ПРОКУРОР. Ничего, на том свете погреешься.
РЕДАКТОР. Павел Трофимович.
ПРОКУРОР. А у вас есть возражения?
РЕДАКТОР. Нет, нет, что вы! Дело, как говорится, семейное. Только…
ПРОКУРОР. Что только?
РЕДАКТОР. Не могли бы вы расстрелять и меня?
ПРОКУРОР. Тебя?
РЕДАКТОР. Да, меня. Потому что рано или поздно меня все равно… А мой
сын, ему три с половиной года… То есть он вообще-то сейчас на фронте…
ПРОКУРОР. Становись к стене. (жене) А ты иди домой.
Именем Российской Социалистической … Ермолкина Бориса… За то, что
он гад и сволочь, за то, что врал в своей газете как сивый мерин…
РЕДАКТОР. Да, да, все дело в мерине!
ПРОКУРОР. К расстрелу!
РЕДАКТОР. Стойте! Стойте!
ПРОКУРОР. В чем дело?
РЕДАКТОР Я боюсь.
ПРОКУРОР. Ах, так ты еще и трус?! Тогда учитывая трусость
обвиняемого… прежний приговор отменить. Ермолкин Борис
приговаривается к пожизненному страху. Тот же приговор применить к
проходящим по делу и уличенным во лжи и трусости Ревкину Андрею,
секретарю обкома, и Евпраксину Павлу, прокурору, сволочи и палачу…
Мерой пресечения оставить свободу как осознанную необходимость.
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
Эпизод 8. (Ревкин с женой)
АГЛАЯ. Что с тобой, Андрей?
РЕВКИН.. Моя голова…
АГЛАЯ. Ты здоров?
РЕВКИН. Ты посмотри, что творится вокруг…
АГЛАЯ. Андрей, скажи мне как коммунист коммунисту: может быть у тебя
нездоровые настроения?
РЕВКИН. Да, Глаша, ты, кажется, права. У меня действительно нездоровые
настроения.
АГЛАЯ. Андрей, ты должен разоружиться перед партией.
РЕВКИН. Да, должен. Но я боюсь, мне страшно… И что будет с нашим
сыном? Ведь ему только семь лет.
АГЛАЯ. Не беспокойся. Я воспитаю его настоящим большевиком. Он
забудет даже, как тебя звали.
Эпизод 9. (Прокурор с женой )
ПРОКУРОР Именем Российской Советской …
ЖЕНА. Паша, прошу тебя, поскорей, мне холодно.
ПРОКУРОР. Ничего, на том свете погреешься.
РЕДАКТОР. Павел Трофимович.
ПРОКУРОР. А у вас есть возражения?
РЕДАКТОР. Нет, нет, что вы! Дело, как говорится, семейное. Только…
ПРОКУРОР. Что только?
РЕДАКТОР. Не могли бы вы расстрелять и меня?
ПРОКУРОР. Тебя?
РЕДАКТОР. Да, меня. Потому что рано или поздно меня все равно… А мой
сын, ему три с половиной года… То есть он вообще-то сейчас на фронте…
ПРОКУРОР. Становись к стене. (жене) А ты иди домой.
Именем Российской Социалистической … Ермолкина Бориса… За то, что
он гад и сволочь, за то, что врал в своей газете как сивый мерин…
РЕДАКТОР. Да, да, все дело в мерине!
ПРОКУРОР. К расстрелу!
РЕДАКТОР. Стойте! Стойте!
ПРОКУРОР. В чем дело?
РЕДАКТОР Я боюсь.
ПРОКУРОР. Ах, так ты еще и трус?! Тогда учитывая трусость
обвиняемого… прежний приговор отменить. Ермолкин Борис
приговаривается к пожизненному страху. Тот же приговор применить к
проходящим по делу и уличенным во лжи и трусости Ревкину Андрею,
секретарю обкома, и Евпраксину Павлу, прокурору, сволочи и палачу…
Мерой пресечения оставить свободу как осознанную необходимость.
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
Картина 24. Трибунал. ( Его ведет небезызвестная «тройка»: секретарь
райком Ревкин, редактор Ермолкин и прокурор Евпраксеин).
РЕДАКТОР: Приказ верховного главнокомандующего, председателя Совета
обороны Союза Советских Социалистических Республик …
РЕДАКТОР: Товарища Сталина Иосифа Виссарионовича. Верховный
главнокомандующий приказал: В связи с одержанной нашим народом
замечательной исторической победой, и с началом наступлением советских
войск под Москвой…
ПРОКУРОР: В связи с очередным обострением классовой борьбы, с
неожиданным прорывом танковой группы Гудериана на незначительном
участке фронта, временным отступлением частей Красной Армии и
возможным захватом немецко-фашистскими войсками города Долгова …
РЕДАКТОР: Рядового Чонкина Ивана Васильевича за проявленные мужество
и героизм в борьбе с захватчиками…
ПРОКУРОР: Врага народа, белоэмигранта, бывшего князя Голицына Ивана
Васильевича за предательство Родины, преступную связь с противником и
посягательство на наш социалистический строй…
РЕДАКТОР: Представить к правительственной награде и немедленно
доставить в Москву для личной встречи с верховным главнокомандующим.
ПРОКУРОР: Приговорить к высшей мере пролетарского гуманизма –
расстрелу
РЕВКИН. Товарищи, мы слушали вас с чудовищным интересом.
РЕДАКТОР: Ответственность за выполнение приказа возлагается на
партийные органы города Долгова…
ПРОКУРОР: И лично на секретаря райкома товарища Ревкина…
РЕВКИН. Приговор привести к исполнению. Следующий!
РЕДАКТОР: Рядового Чонкина Ивана Васильевича за проявленные мужество
и героизм в борьбе с захватчиками представить к правительственной награде
и немедленно доставить в Москву для личной встречи с верховным
главнокомандующим.
ПРОКУРОР: Врага народа, белоэмигранта, бывшего князя Голицына Ивана
Васильевича за предательство Родины, преступную связь с противником и
посягательство на наш социалистический строй приговорить к высшей мере
пролетарского гуманизма – расстрелу.
Эпизод 6. (Прокурор и его жена Азалия Митрофановна)
АЗАЛИЯ. Паша!
ПРОКУРОР. Что Паша? Да, я пьян. Я палач! Я убийца! Я сволочь! Я трус!
АЗАЛИЯ. Паша, подумай, что ты говоришь? Я прокурор, Евпраксеин П. Т.,
признаю свое соучастие … Иди, сообщай!
АЗАЛИЯ. Кому?
ПРОКУРОР. Им. ( Показывает на портрет Сталина).
АЗАЛИЯ. Хорошо. Я сообщу.
ПРОКУРОР. Посадить меня хочешь? Сволочь! (хватает пистолет)
НЮРКА. (Заговорчески). Меня уволили… За Чонкина, за Ивана
Васильевича.
ПРОКУРОР. Стой!
Эпизод 7. (Ермолкин стоит с петушком в руках.)
РЕДАКТОР. Что делать? Не пощадят. Расстреляют.
( Появляется жена Ермолкина - Катерина).
ЖЕНА. Борис!
РЕДАКТОР. Милая моя… Как тебя…
ЖЕНА. Катя меня зовут.
РЕДАКТОР. Да, да, конечно, помню. А где же наш…Где же наш карапуз? Я
вот ему купил… ( показывает петушка на палочке).
ЖЕНА. Да ты хоть помнишь, сколько лет нашему карапузу?
РЕДАКТОР. Три с половиной. Разве нет?
ЖЕНА. Нашего карапуза…вчера… взяли на фронт…
РЕДАКТОР. Ерунда какая-то! Таких маленьких в армию…
ЖЕНА. Ему 17! 17 лет!
НЮРКА (довольная собой). А меня с почты уволили. За Ивана. Хоть я с
ним и без расписки…
Эпизод 8. (Ревкин с женой Аглаей)
АГЛАЯ. Что с тобой, Сергей?
РЕВКИН. Ты посмотри, что творится вокруг…До чего довели страну!
АГЛАЯ. Сергей, скажи мне как коммунист коммунисту: может быть у тебя
нездоровые настроения? Ты должен разоружиться перед партией!
РЕВКИН. Да, должен. Но что будет с нашим сыном? Ведь ему только семь
лет.
АГЛАЯ. Не беспокойся. Я воспитаю его настоящим большевиком. Он
забудет даже, как тебя звали.
НЮРКА. (Счастливая, кричит). Меня уволили! За Ваню. По любви,
говорят, жила.