Новое в зарубежной лингвистике: Вып. ... прагматика. – М.: Прогресс,1985. – 500 с.

Новое в зарубежной лингвистике:
прагматика. – М.: Прогресс,1985. – 500 с.
Вып.
16.
Лингвистическая
Анна Вежбицка.
РЕЧЕВЫЕ АКТЫ
Подумай о выражении Я говорю,
например, в высказывании
Я говорю, что сегодня пойдет дождь.
которое попросту сводится к тому же,
что и утверждение
Сегодня пойдет дождь.
Л. Витгенштейн. Философские исследования (Wittgenstein 1966:
192).
СООБЩЕНИЕ
Рассмотрим следующие предложения:
(1) Идет дождь!
(2) Идет дождь *.
Первое из них представляет собой спонтанное восклицание, второе —
утверждение. В одной из более ранних работ (W i е г z b i с k a 1969: 13—
32) я пыталась объяснить семантическое различие между этими
предложениями с помощью следующих глубинных структур:
(1)== Я полагаю, что идет дождь.
(2) == Я хочу, чтобы ты знал, что идет дождь.
Однако сейчас я уже не думаю, что полагать относится к семантическим примитивам: я думаю, что это слово может быть истолковано
через слово говорить, которое действительно относится к числу
неопределяемых. Исходя из этого, я бы хотела предложить следующую
модификацию моего предыдущего толкования:
(1)== Я говорю: идет дождь.
(2) == Желая, чтобы ты знал об этом, я говорю: идет дождь.
Эта интерпретация перекликается с мыслью, выдвинутой Дж. Россом в
его широко обсуждаемой статье «Повествовательные предложения» (R о s
s 1970). Согласно Россу, любое повествовательное предложение содержит
перформативный глагол, который может появляться или не появляться в
поверхностной форме предложения; роль подлежащего при этом глаголе
выполняет
Anna Wierzbicka. Acts of speech. — Глава 7 из книги: Wierzbicka A.
Semantic primitives. Frankfurt-am-Main, Athenaum, 1972, p. 122—146.
* Здесь и далее, где возможно, английские примеры заменены на
соответствующие русские.—Прим. перев.
местоимение я, роль косвенного дополнения — местоимение ты. Этот
перформативный глагол, согласно Россу, может быть охарактеризован
следующим пучком признаков: + Глагол, + Перформативный, + Общение,
+ Языковой, + Повествовательный. Дж. Лакофф, присоединяясь к
предложению Росса, однако, не использует языка семантических
признаков: «... даже утверждения должны быть представлены в логической
форме с помощью перформативного глагола, означающего нечто вроде
"говорить" или "утверждать"» (Lakoff 1970:166). Дж. МакКоли, также
выразив солидарность с точкой зрения Росса, предлагает для нее новую
формулировку: «Росс считает, что семантическое представление любого
предложения (...) построено по форме, которую можно перифразировать
как "Я заявляю тебе, что...", "Я прошу тебя, чтобы...", "Я обещаю тебе,
что...", то есть в виде втрукту-ры, в которой вершинный глагол выражает
"иллокутивный акт", осуществляемый говорящим при произнесении этого
предложения (...); так, простое повествовательное предложение типа
Линдон Джонсон — империалист будет иметь семантическое представление, перифразируемое как "Я заявляю тебе, что Линдон Джонсон —
империалист"» (М с С a w 1 е у 1970). А в другой статье МакКоли
высказывает предположение, что опущенные «перфор-мативы Росса—это
не просто абстрактные пучки признаков, как. он сначала полагал, а
реальные лексемы, такие, как tell ['сообщать'] и ask ['спросить,
спрашивать']» (McCawley 1968:157).
Думаю, что колебания при выборе слов говорить (say), утверждать
(state), заявлять (declare) и сообщать (tell) прямо объясняются
отсутствием какой-либо общей концепции, сформулированной в виде
набора неопределяемых элементов (хотя бы пробного); кроме того, это
связано с тем, что Росс не предлагает никакой интерпретации для
выражения тебе, то есть, иными словами, никакой интерпретации для
понятия «косвенное дополнение». Хотелось бы спросить, каково
соотношение между "говорением чего-то" и "говорением чего-то кому-то"?
Выражение, употребляемое МакКоли (Я заявляю тебе), звучит довольно
странно. Выражения Я говорю тебе (Я говорю это тебе) и Я сообщаю
тебе не кажутся странными; но какова их семантическая структура, в чем
различие между ними?
Чтобы успешно решить эти (а также другие) проблемы семантики
утверждения, нам нужен список неопределяемых семантических единиц и
толкования таких слов, как истинный, знать, полагать и каузировать (то
есть быть причиной, сделать так, чтобы; побудить)*, выполненные в
терминах этих единиц.
* Для англ. cause "вызвать, заставить', занимающего важное место в
метаязыке толкований, используется несколько переводных эквивалентов
— быть причиной; сделать так, чтобы; побудить. Невозможность
подобрать единый эквивалент носит принципиальный характер, поскольку
нет такого неомонимичного слова естественного языка, которое могло бы
употребляться во всем необходимом наборе контекстов без нарушения
семантической нормы. Наиболее близкий смысловой эквивалент для
cause—быть причиной (ср. польск. spowodowac, используемое в этой роли
в других сочинениях того же автора). Однако он не употребляется в
контексте активного субъекта, например, в императиве (ср. *будь причиной
того, что} или При наличии обстоятельства цели или орудия (ср. Х был
причиной того, что Y, путем говорения Z). В этом контексте употребляется сделать так, чтобы. Кроме того, сделать так, чтобы. Х
осуществил Z часто означает просто 'побудить Y осуществить Z'; таким
образом возникает эквивалент побудить. — Прим. ред.
Не претендуя на окончательное решение этой проблемы, я бы предложила следующее пробное толкование*:
S есть Р == Я сообщаю тебе, что S есть Р ==
Желая сделать так, чтобы ты знал это, я говорю: S есть Р.
Идет дождь==Ц сообщаю тебе, что идет дождь ==
Желая сделать так, чтобы ты знал это, я говорю: идет дождь.
Таким образом, сообщать толкуется через говорить, так как
элементарной семантической единицей является именно второе слово, а не
первое'. А ты — косвенное дополнение предиката сообщать—в глубинной
структуре не связано с говорением непосредственно: это предполагаемый
субъект передаваемого знания, а не «объект» его коммуникации.
Выражение говорить (что-то) кому-то прямо не связано с повествовательными предложениями (иначе говоря, в глубинной структуре
повествовательного предложения нет выражения я говорю это тебе).
Семантическая структура этого выражения представляется весьма
непростой. Мне кажется, что косвенное дополнение предиката говорить
должно толковаться через слово ты независимо от того, какое реальное
выражение занимает позицию косвенного дополнения; лицо, которому мы
чГто-либо говорим, есть лицо, о котором мы думаем, произнося ты, или,
точнее, лицо такое, что мы хотим, чтобы оно полагало, что, говоря ты, мы
думаем о нем. (Присутствует или отсутствует слово ты в поверхностной
структуре данного предложения, не существенно: важно ты,
содержащееся в глубинной структуре.)
Джон сказал нечто А1эры==Джон сказал нечто, желая, чтобы Мэри
думала, что, говоря "ты", он думает о ней. Отношение между глаголами
говорить и сообщать очень интересно и очень сложно **. Хотя
перформативное сообщаю (первое лицо единственного числа
изъявительного наклонения настоящего
* Здесь и далее в примерах точка, маркирующая конец
повествовательного предложения, в переводе опускается. — Прим. ред.
** Говорить (сказать) и сообщать (сообщить) — это переводы
английских глаголов say и tell. Следует иметь в виду, что эти переводные
эквиваленты не всегда в точности передают смысловые оттенки
английских глаголов. — Прим. перев.
времени), которое можно считать частью глубинной структуры любого
повествовательного предложения, не строится на основе выражения
говорить кому-то (тебе), тем не менее это последнее выражение
содержится в неперформативных употреблениях глагола сообщать. Так,
например, оба неперформативных употребления сообщать (в остальном
весьма различные), иллюстрируемые нижеследующими примерами:
Гарри сообщил Мэри, где был Джон Гарри сообщил Мэри, что Джон в
Лондоне. —
явно содержат компонент "говорение кому-то". Чтобы сообщить Мэри,
где был Джон, Гарри должен был что-нибудь сказать Мэри, и, чтобы
сообщить Мэри, что Джон был в Лондоне, Гарри опять же должен был
сказать что-нибудь Мэри.
Это не значит, что толкование вышеприведенных двух предложений
через "говорение кому-то" — легкое дело. Даже при толковании второго
предложения, когда напрашивается простое решение
Гарри сообщил Мэри. что Джон в Лондоне == Гарри сказал
Мэри: Джон в Лондоне,
при ближайшем рассмотрении становится ясно, что это решение
неприемлемо. Можно сказать что-либо кому-либо (например, Джон в
Лондоне} во время игры, в качестве пароля, условного знака, и в этом
случае никакое «сообщение о том, что...» не может иметь место. При
рассмотрении первого предложения (Гарри сообщил Мэри, где был Джон)
ситуация еще труднее, так как мы не можем ни процитировать, ни
перифразировать того, что действительно было сказано.
/
Можно попытаться истолковать разницу между Гарри сообщил Мэри,
что Джон в Лондоне и Гарри сказал Мэри: Джон в Лондоне через
намерения: тот, кто сообщает кому-либо другому, что..., по-видимому,
хочет, чтобы второе лицо знало или полагало то, что он сказал, тогда как
тот, кто говорит что-либо кому-либо, не манифестирует своих намерений.
Но и это объяснение неверно: я могу точно передать увиденную сцену,
сказав "X сообщил Y, что Z", не зная ничего о намерениях X. Более
точным было бы сказать, что "X сообщил Y, что Z" означает "X сказал Y :
Z, ведя себя так, как если бы он хотел, чтобы Y знал (или полагал), что Z'.
Однако формулировка "вести себя, как если бы" столь туманна и
загадочна, что она не может служить целям объяснения (представления
смысла) чего-либо другого.
Обсуждаемые проблемы, по-видимому, более или менее точно
соответствуют тем, которые рассматривал Дж. Остин в связи с понятием
«условий успешности» высказывания (Austin 1962):
когда кто-то говорит, что Z, это можно назвать сообщением кому-то,
что Z, лишь в том случае, если выполнены условия успешности акта
сообщения2. А эти условия успешности не могут быть сформулированы ни
в терминах намерения говорящего, ни в чисто внешних терминах.
Признаюсь, при толковании выражения говорить кому-то..., я сделала
то, чего не могу себе позволить, толкуя выражение сообщать кому-то,
что...
Х сказал Y : Z == Х сказал: Z, желая сделать так, чтобы Y думал, что,
говоря ты, он думал о нем.
Х сообщил Y, что Z == Х сказал (Y): Z, желая сделать так, чтобы Y
знал (полагал), что Z.
Вариант второго толкования, содержащий слово знать, совершенно
неприемлем, так как он исключает всякую возможность лжи со стороны X.
Но я думаю, что вариант, содержащий слово полагать, также неприемлем,
потому что, как я уже говорила, можно сказать про X, что он сообщил Y,
что Z, не зная, действительно ли Х хотел, чтобы Y поверил, что Z.
(Возьмем, например, предложение Джон сообщил Мэри, что она — самая
красивая женщина в мире, которое вовсе не обязательно означает, что
Джон хотел, чтобы Мэри в это поверила.) С другой стороны предложение
типа Х сказал Y : Z предполагает, что Х хотел, чтобы Y Думал, что, говоря
ты, он подразумевает Y — если бы это было не так, то мы бы сказали:
Х притворялся, что он говорит это Y или Казалось, будто Х говорит
это Y и т. п., но не Х сказал это Y.
Итак, я утверждаю, что, хотя "X говорит Y: Z" толкуется через желание
X, но "X сообщает Y, что 2" не может быть истолковано подобным
образом.
Я бы хотела предложить следующую гипотезу: различные так
называемые речевые акты типа сообщения, просьбы, совета, обещания,
предостережения и т. д. по определению включают различные намерения и
предположения; наблюдая извне речевой акт любого рода, мы можем
назвать или не назвать его сообщением, просьбой или советом и т. д. в
зависимости от двух факторов: (1) что было сказано и (2) считаем ли мы,
что намерения и/или предположения, выражаемые словами или
интонацией того, что говорится, действительно могут быть приписаны
говорящему. Так, например,
Я сообщаю тебе, что Джон 'в Лондоне == Желая сделать так, чтобы
ты знал это, я говорю; Джон в Лондоне. Гарри сообщил Мэри, что Джон в
Лондоне = Гарри, который мог хотеть путем говорения этого сделать так,
чтобы Мэри знала это, сказал Мэри: Джон в Лондоне3.
Прежде чем применять ту же самую схему толкования к анализу
Других речевых актов, вернемся назад, чтобы завершить обсуждение
различных употреблений глагола сообщать. Обсудив выражение
сообщать, что..., я ничего не сказала о выражении сообщать,... ли
(почему, где, кто...). Легко заметить, что, в то время как первое
употребление допускает возможность ложных или ошибочных сообщений,
второе не допускает. Соответственно толкования этих двух употреблений
должны быть существенно различными.
Гарри сообщил Мэри, где был Джон == Гарри сделал так, чтобы Мэри
узнала, где был Джон, путем говорения этого ей.
(Чтобы продолжить этот анализ дальше, мы должны будем дать
семантическое разложение понятия "знание") •*. И аналогично:
Сообщи мне, где Джон == Путем говорения этого сделай так, чтобы я
знал, где Джон.
ПРОСЬБЫ И ПРИКАЗЫ
В своей книге «Абстрактный синтаксис и латинская комплементация»
Робин Лакофф (Lakoff 1968) интерпретирует предложение Приходи! как "Я
приказываю тебе прийти", и в этом она солидаризуется со многими
другими
лингвистами,
обсуждавшими
глубинную
структуру
повелительных форм. Интересно, почему она — как и многие другие —
думает, что это приказ, а не просьба. Разве Приходи! не может иметь
глубинную структуру "Я прошу тебя прийти" или "Я умоляю тебя прийти"
или "Я советую тебе прийти"?
На мой взгляд, значение императива зависит от его интонации.
Приходи!, сказанное с интонацией мольбы, означает то же /самое, что Я
умоляю тебя прийти; Приходи!, сказанное с интонацией приказа, означает
то же самое, что Я приказываю тебе прийти; Приходи!, сказанное с
интонацией совета, означает то же самое, что Я советую тебе прийти и т.
д. Выясняется, что есть один неизменный компонент, общий и
характерный для большинства императивов (если не для всех)', и этот
компонент (способный, впрочем, выражаться также с помощью других
показателей)—"Я говорю, что я хочу, чтобы ты...". Однако есть и другие
компоненты, определяющие различие между приказами, просьбами,
советами и т. д. И способ представления этих других компонентов не
зависит от того, являются ли их внешние показатели словесными или
интонационными (сегментными или супрасегментными).
Я бы предложила следующий способ различения приказов и просьб
(более подробное обсуждение приказов см. в главе «Модальность»
настоящей книги *):
* Здесь и далее см. отсылочную сноску на с. 251.—Прим. ред.
Пойди сюда! (интонация приказа) == Я приказываю тебе подойти сюда
==
Предполагая, что ты должен сделать то, что я
хочу, чтобы ты сделал,
желая побудить тебя это сделать,
я говорю: я хочу, чтобы ты пошел сюда. Пойди сюда (интонация
просьбы) == Я прошу тебя пойти сюда =
Предполагая, что ты можешь сделать это, а можешь и
не сделать этого,
желая побудить тебя это сделать,
я говорю: я хочу, чтобы ты пошел сюда. Различие между приказом и
просьбой состоит в исходных предложениях: приказ содержит в глубинной
структуре предположение, что адресат должен делать то, что хочет от него
говорящий; просьб® содержит в глубинной структуре предположение, что
адресат может сделать, а может и не сделать то, чего хочет от него
говорящий. Общий компонент "желание побудить тебя это сделать"
необходим, чтобы отличить такие «языковые игры», как приказ, просьба,
запрещение, требование и т. д., от выражения жалания (Я хочу, чтобы ты
пришел сюда!). В случае приказов и просьб может выясниться, что два
компонента "Я говорю: я хочу, чтобы ты..." и "Желая сделать так, чтобы
ты..." содержат ненужное повторение. Однако сравнение с толкованиями
других речевых актов покажет, что это не так.
В своей интересной статье «Постулаты речевого обшения»-Дж.
Лакофф и Д. Гордон (Gordon—Lakoff 1971) сформулировали следующие
«постулаты значения» для просьб: "Если а искренне просит Ь, чтобы Ь
сделал р, то а хочет, чтобы Ь делал р, а предполагает, что Ь может сделать
р, а предполагает, что Ь захочет сделать р, и а предполагает, что Ь не
станет делать р в. в случае отсутствия просьбы".
Мне кажется, что из этих четырех «постулатов значения» первый
фиксирует реальный компонент семантической структуры, второй
представляет собой своего рода усеченный компонент семантической
структуры (существенной чертой просьб в противоположность приказам
является то, что они содержат предположение о том, что адресат может, но
не должен делать то, о чем его просят), а третий и четвертый постулаты
избыточны, так как они всего лишь следствия компонента (не
постулируемого Гордоном и Лакоффом) "желая сделать так, чтобы ты...".
Аналогичные возражения можно выдвинуть против анализа просьб Дж.
Серлем (Searle 19p9:66). Согласно Серлю, существенной чертой просьбы
является то, что она «рассматривается как попытка "заставить слушающего
С совершить Д", условием искренности — то, что "Г хочет, чтобы С
совершил Д", пропозициальным содержанием — некоторое будущее Д С, а
пресуппозициями ("предварительными условиями") являются: то, что С
способен совершить Д; что Г полагает, что С способен совершить Д; и ни
для Г, ни для С не очевидно, что С совершит Д по своей воле при
нормальном течении событий» (здесь Г — говорящий, С — слушающий, Д
— действие).
Очевидно, что этот анализ основан на здравых наблюдениях. Однако в
связи с тем, что автор не интересовался моделированием реальных
языковых высказываний (просьб), он вложил в свое исследование и
больше, и меньше, чем требуется для построения парафразы, способной
заменить реальное высказывание.
Задача, которую не пытались решить ни Лакофф и Гордон, ни Серль
(хотя она прямо относится к проблемам, которые они обсуждают), состоит
в том, как представить значения просьб (приказов, вопросов и т. д.) в
косвенной речи.
Анализируя собственные попытки в этой области, я пришла к выводу,
что единственный путь к достижению этой цели — представить косвенную
речь через перформативные высказывания от первого лица (так же, как
косвенное сообщать может быть истолковано лишь через перформатив я
сообщаю). Так, например:
Х попросил Y сделать Z =
X, который мог предполагать, что Y может сделать Z, а может и не
сделать Z, и который мог путем говорения этого побудить Y сделать Z,
сказал Y:
предполагая, что ты можешь сделать Z, а можешь и не
сделать Z,
желая побудить тебя сделать Z,
я говорю: я хочу, чтобы ты сделал Z.
Х приказал Y сделать Z ==
X, который мог предполагать, что Y должен сделать то, что Х от него
хотел, и который мог хотеть путем говорения этого побудить его это
сделать, сказал Y:
предполагая, что ты должен сделать то, что я от тебя хочу, желая
побудить тебя сделать это,
я говорю: я хочу, чтобы ты сделал Z.
Первая часть этих толкований ("который мог...") соответствует
«условиям успешности» Дж. Остина.
Мысль о том, что косвенные, или дескриптивные употребления
глаголов, соответствующих различным речевым актам, вторичны по
отношению к перформативному употреблению в первом лице, можно
найти у Лейбница. Ср., например, следующие дефиниции:
«Imperare est significare Tibi, nos velle, ut sit imposita Tibi neces-sitas
faciendi»; «.Consulere significare, nos utile Tibi judicare, ut facias»* (Leibniz
1903:499). Лейбниц не комментирует этих дефиниций, но тот факт, что они
строятся из таких слов, как tibi 'тебе' и nos 'мы', весьма знаменателен.
Я рассмотрю вторую из этих дефиниций Лейбница при обсуждении
советов. Следует заметить, что первая дефиниция во всех существенных
деталях соответствует той,, которая была предложена выше. Бойд и Торн в
статье «Семантика модальных глаголов» (см. Boyd—Thorne 1969:60)
замечают, что «всегда, когда приказывать используется перформативно,
объект должен быть вокативным. Для большинства людей команда Я _
приказываю мальчику уйти кажется несколько аномальной — заметьте, в
отличие от утверждения Я приказал мальчику уйти. Причина такой
асимметрии, я полагаю, состоит именно в том, что утверждение Я приказал
вторично по отношению к команде Я приказываю, так как здесь
утверждение представляет собой команду, переведенную в косвенную
речь: Я приказал мальчику уйти = Я, который мог..., сказал мальчику: Я
приказываю тебе уйти».
Остроумную лейбницевскую интерпретацию просьб тоже уместно
процитировать: «Petere — proponere aliquid tanquam bo-num dicenti, quod
effici possit ab audiente» ** (Leibniz 1903 : 499). Согласно Лейбницу,
просящий намеревается побудить адресата сделать то, что хорошо для него
(для просящего), тогда как приказывающий намеревается побудить
адресата сделать то, чего он от него хочет. Это разграничение хотя и
кажется остроумным, однако оно не вполне убедительно. Я скорее была бы
склонна представить возможную разницу между приказами и просьбами,
которую имел в виду Лейбниц (если такая разница действительно есть),
следующим образом: для просьб постулируется компонент "Я говорю: я
сильно желаю (desire), чтобы ты это сделал", а для приказов—"Я говорю: я
хочу, чтобы ты это сделал" (понятие "сильно желать" (desire), на мой
взгляд, построенное из понятий "хотеть" и "чувствовать", обсуждается в
той главе настоящей книги, которая посвящена эмоциям). Но проблема в
целом остается открытой.
ВОПРОСЫ
Гордон и Лакофф пишут: Предполагалось (П. Посталом, Дж.
Лакоффом, Дж. Россом и др.), что логическая форма вопросов должна
быть не СПРАШИВАЕТ (а, Ь. S), а ПРОСИТ
* «Приказывать—сигнализировать тебе, что мы хотим, чтобы на
тебя была возложена обязанность делать <что-то>»; «Советовать —
сигнализировать, что мы считаем полезным для тебя, чтобы ты сделал
<или: какое твое действие мы считаем для тебя полезным)» (лаг.).
** «Просить - предлагать что-то как хорошее для говорящего, что
сможет быть выполнено слушающим» (лат.).
(a, b, СООБЩИТЬ (b, a, S)); иными словами, не "Я спрашиваю тебя...",
а "Я прошу, чтобы ты сообщил мне...". Неудивительно, что предлагаемое
толкование подтверждается вышеизложенным анализом просьб.
Ср. (7) и (2) (из Gordon—Lakoff 1971), где (2)-набор предложений,
передающих одну и ту же просьбу:
(7) а. Я хочу,, чтобы ты мне сообщил, уехал ли Гарри.
b. Можешь ли ты сообщить мне, где останавливается автобус?
с. Ты не хочешь мне сказать, почему ты разошелся с женой?
d. Ты не скажешь мне, как настроить телевизор? (2) а. Я хочу, чтобы,
ты вынес мусор.
b. Можешь ли ты вынести мусор?
с. Ты ничего не имеешь против того. чтобы вынести мусор?
d. Ты не вынесешь мусор?
Каждое из предложений примера (7) содержит вопрос. Если вопросы
анализировать в соответствии с вышеизложенным решением как тип
просьб, то этот вывод следует автоматически (Gогdon-Lakoff 1971 :4).
Однако я склонна не согласиться с этим решением. На мой взгляд,
вопросы, хотя и тесно связаны с просьбами, все же не являются частным
случаем просьб. (Кстати, мне неясно, почему Гордон и Лакофф думают,
что вопросы—это именно просьбы, а не приказы; неясно также, почему
вопросы не могут быть нейтральны с точки зрения различия между
просьбой и приказом.)
Рассмотрим следующие два предложения:
(1) Сообщи мне, что случилось.
(2) Что случилось?
Первое из них может быть распространено, причем различными
способами. Можно сказать: сообщи мне вкратце, что случилось, сообщи
мне честно, сообщи мне подробно, сообщи мне своими словами и т. д. Ни
одно из этих выражений нельзя употребить в составе вопроса Что
случилось?. С этой точки зрения Что случилось? аналогично
высказыванию Я спрашиваю тебя, что случилось, а не Сообщи мне, что
случилось.
Можно предложить этому различию следующее объяснение. Хорошо
известно, что презумптивный компонент предложения н,е может ни
подвергаться отрицанию, ни квалифицироваться каким-либо другим
образом; отрицанию или квалификации какого-либо другого рода может
быть подвергнут лишь утверждаемый, или ассертивный, компонент
(Wierzbicka 1967). Применительно к вопросам, просьбам, приказам и т. п.
мы не можем говорить об утверждаемом компоненте. Но это понятие
можно обобщить так, чтобы оно применялось как к повествовательным
предложениям, так и к предложениям друих типов: утверждаемый компонент — это компонент, представленный в глубинной структуре с
помощью выражения, начинающегося словами я говорю. Коррелятом этого
выражения в составе вопросов, просьб, и т. п. будет компонент, глубинная
структура которого начинается с того же самого элемента "я говорю". За
неимением лучшего термина я буду называть этот компонент главным
компонентом предложения. Я полагаю, что главный компонент вопроса
выражает "желание" знать, а не "желание" повлиять на кого-либо таким
образом, чтобы заставить его сделать так, чтобы мы знали. Это то, что
связывает настоящие вопросы с вопросами, обращенными к самому себе,
или так называемыми медитативными вопросами типа Интересно, что
случилось?.
Другой аргумент против рассмотрения вопросов как типа просьб
состоит в следующем: так как сегментные показатели цели высказывания
могут отсутствовать и часто действительно отсутствуют, то
окончательным и решающим критерием, с помощью которого мы можем
отличить просьбу от приказа, совет от разрешения и т. д., является
интонация (по крайней мере в тех случаях, когда сегментные показатели
действительно отсутствуют). Интонация вопросов, хоть она и различна для
разных типов вопросов, отличается от интонации просьб; поэтому для этих
двух типов высказываний желательно иметь два разных семантических
представления.
И наконец, если лицо Х говорит другому лицу Y: Пожалуйста, сообщи
мне, где 2.1, следует ли передавать высказывание Х в форме "X спросил Y,
где Z"? Мне кажется, что не следует. А если бы кто-нибудь так сделал, его
можно было бы подвергнуть критике за неточность или недостоверность
передачи чужих слов. Правильной формой косвенной речи должно было
бы быть: Х попросил Y сообщить ему, где был Z.
Я бы хотела предложить следующий способ представления разницы
между сообщи мне... и я спрашиваю тебя... (то есть вопроса) :
Сообщи -мне, что случилось == Путём говорения этого сделай так,
чтобы я знал, что случилось.
Что случилось? == Желая, чтобы ты путем говорения этого сделал так,
чтобы я знал, что случилось, я говорю: я хочу знать, что случилось.
Здесь опять-таки предположение о том, что адресат знает то, что хочет
знать спрашивающий, кажется излишним. Косвенный вопрос следует
представить так:
Х спросил Y, что случилось = X, который мог хотеть путем говорения
этого побудить Y сделать так, чтобы он (X) знал, что случилось, сказал,
желая побудить тебя сделать так,
чтобы я знал, что случилось,
я говорю: я хочу знать, что случилось.
Предлагая эти толкования, я в основном следую за Лейбницем,
который дал следующую дефиницию вопросов: «Querere id est interrogate
est voluntatem cognoscendi ostendere ei, qui potest docere seu dare
cognitionem. Qui si det, dicitur respondere» * (Leibniz 1903:494).
Согласно Серлю, презумпции вопроса—следующие: (1) Г (говорящий)
не знает ответа, то есть не знает, является ли пропозиция истинной, или,
если речь идет о пропозициональной функции, не знает информации,
необходимой для построения истинной пропозиции (...). (2) Ни для Г, ни
для С (слушающего) не очевидно, что С сообщит эту информацию в
данный момент без того, чтобы его об этом попросили; условием
искренности является то, что «Г хочет получить эту информацию», а существенным условием — то, что вопрос «рассматривается как попытка
получить эту информацию от С» (Searle 1969:66).
Опять же нельзя не признать, что такой анализ в основном соответствует фактам. Однако, стремясь найти инвариантные характеристики вопросов, мы не имеем права вводить в описание такие
компоненты, как, например, "Ни для Г, ни для С не очевидно, что С в
данный момент сообщит нужную информацию, не будучи спрошен",— не
потому, что они неправильны, а потому, что они избыточны.
Следуя Лейбницу, давайте сразу рассмотрим и ответы. Я и в этом
случае буду утверждать, что ответ имеет особую семантическую
структуру, отличную от структуры повествовательного предложения. Так,
Ничего не случилось, или Я не знаю или Старик под машину попал,
сказанные в ответ на вопрос (например. Что случилось?), могут быть
представлены так:
Я не знаю == Я отвечаю, что я не знаю = Желая сказать нечто, что ты
хотел побудить меня сказать путем говорения, что ты хочешь это знать, я
говорю: я не знаю.
Х ответил, что он не знает == X, который мог хотеть путем говорения
этого сказать нечто, что Y хотел побудить его сказать (путем говорения,
что он хочет это знать), сказал Y:
желая сказать нечто, что ты хотел побудить меня сказать путем
говорения, что ты хочешь это знать, я говорю: я не знаю.
* «Спрашивать (то есть вопрошать) — обнаруживать желание
познания перед тем, кто может научить или обеспечить познание. Если
тот это делает, мы говорим, что он отвечает» (лат),
ПРИКАЗЫ, ЗАПРЕТЫ И ПОЗВОЛЕНИЯ
Я приказываю тебе сделать Z ==
Предполагая, что ты не можешь не сделать того, чего я хочу
от тебя,
желая побудить тебя сделать Z,
я говорю: я хочу, чтобы ты сделал Z. Я запрещаю тебе делать Z ==
Предполагая, что ты не можешь сделать то, что я не хочу,
чтобы ты делал,
желая побудить тебя не делать Z,
я говорю: я не хочу, чтобы ты делал Z. Я позволяю тебе сделать Z ==
Предполагая, что ты не можешь сделать то,
что я не хочу, чтобы ты делал,
не желая побуждать тебя не делать Z,
я говорю: я не говорю: я не хочу, чтобы ты делал Z.
Я повторила здесь толкование приказов, чтобы выявить тесную
взаимосвязь между этими тремя типами высказываний. Следует заметить,
что исходное предположение остается одним и тем же в случае запретов и
разрешений, но имеет несколько другой вид в случае приказов. С другой
стороны, цель запрещений ближе скорее к цели приказаний, чем к цели
разрешений. Если приказы, по словам Серля, представляют собой
«попытки заставить кого-то сделать что-то», а запреты могут быть названы
«попытками заставить кого-то не делать что-то», то позволения в свою
очередь вряд ли могут быть названы «попытками» в каком-либо смысле.
(Более подробное обсуждение приказов и запретов содержится в главе
«Модальность» наст. книги.)
Интересно пронаблюдать игру отрицаний в высказываниях этих трех
типов. Несколько огрубляя картину, можно сказать, что запрет — это
отрицательный приказ, а позволение — это отрицаемый запрет. Суть дела
в том, что позволение действительно имеет более сложную семантическую
структуру, чем запрет, так как позволение некоторым образом строится на
основе запрета;
между тем отношение между запретом и приказом при всей своей
явной симметричности слишком сложно для того, чтобы запрет и приказ
можно было сравнивать по их простоте.
Дж. Лич ставит знак равенства между запрещать и не разрешать:
«запрещать = не разрешать» (Leech 1969:206). Однако Х разрешил Y
делать Z, конечно, относится к Х запретил Y делать Z не так же, как,
например, Х попросил Y сделать Z относится к Х не просил Y делать Z.
Поэтому, когда мы говорим, что запрещать эквивалентно не разрешать,
то нам лишь кажется, что мы истолковали первое через последнее. Бойд и
Торн со своей стороны пошли в своем толковании противоположным
путем; Я позволяю ему уйти, по их мнению, «примерно эквивалентно Я не
запрещаю ему идти, из чего следует, что иллокутивный потенциал Я
позволяю ему уйти состоит в том, что говорящий отрицает, что он что-то
запрещает» (Boyd — Thorne 1969 : 60). Это расхождение во мнениях по
вопросу, казалось бы довольно простому, лишний раз показывает, что
нужно разработать такой подход к толкованиям, который выглядел бы
менее импрессионистично и ad hoc.
Может показаться, что у запретов и позволений есть другое общее
исходное предположение, которое отсутствует у приказов: что адресат
хочет или может хотеть делать то, о чем идет речь. Трудно решить,
составляет ли это предположение часть значения или нет, а если
составляет, то какова должна быть его собственная формулировка:
"предполагая, что ты хочешь" или "предполагая, что ты можешь хотеть".
Рассмотрим высказывание типа Не курить!. Оно обращено ко всем (в
предположении, что каждый может хотеть курить) или только к тем,
которые захотят курить (в предположении, что они захотят курить)?
А может быть, данное предположение, какой бы его вариант мы ни
сочли более адекватным, уже содержится в формулировке "желая
побудить тебя не делать Z" и "не желая побуждать тебя не делать Z"? Я бы
предпочла пока не присоединяться ни к одному из ответов на эти вопросы.
ТРЕБОВАТЬ, ВОЗРАЖАТЬ:
ПОРУЧАТЬ, ГАРАНТИРОВАТЬ. ОБЕЩАТЬ
Мы требуем, чтобы узники были освобождены, Я требую
немедленного возвращения моего паспорта. Существенная особенность
требования (в отличие от приказа, запрета, разрешения и просьбы) состоит
в том, что говорящий убежден (в действительности или притворно), что он
имеет право настаивать на том, чтобы адресат сделал то, что он,
говорящий, хочет от него (Апресян 1969:22). Обычно говорится, что условие успешности для приказов состоит в том, что говорящий по своему
положению вправе распоряжаться адресатом. Ясно, что то же самое может
быть сказано как о запретах, так и о разрешениях. Тот, кто просит, не
находится в таком положении — равно как и тот, кто требует. Это признак,
общий для требований и просьб. В то же время, однако, в требованиях есть
нечто категорическое и не допускающее отказа, что сближает их с
приказами, отличая в то же время от просьб. Может быть, эти интуитивные
наблюдения можно выразить при помощи следующего толкования:
Я требую, чтобы это было сделано =
Предполагая, что я имею право сказать:
это должно быть сделано,
желая сделать так, чтобы это было сделано,
я говорю: я хочу, чтобы это было сделано.
Безличная форма "чтобы это было сделано" — в частном случае это
могло бы быть "чтобы это было сделано тобой" ("чтобы это сделал ты") —
необходима, чтобы разрешить трудность, отмечавшуюся Бойдом и
Торном: «Я могу потребовать, чтобы моя секретарша была ростом в шесть
футов, но я не могу приказать своей секретарше быть ростом в шесть
футов (...). Можно сказать I demand to know 'Я требую сведений', но нельзя
сказать *I command to'know 'Я приказываю сведений'» (Boyd—Thorne
1969:60).
Важное и интересное понятие "иметь право" следует объяснить
отдельно. Здесь отметим лишь, что требовать—не единственный
перформативный глагол, включающий в себя это понятие. Вот еще два:
Я возражаю ==
Предполагая, что я имею право сказать:
я не хочу, чтобы это было сделано,
желая сделать так, чтобы это не было сделано,
я говорю: я не хочу, чтобы это было сделано. Я поручаю тебе сделать
это ==
Предполагая, что путем говорения этого
я могу сделать так, что ты будешь иметь право
это сделать,
желая сделать так, чтобы ты имел право это сделать,
я говорю: я хочу, чтобы ты имел право это сделать. С понятием "право"
тесно связано (хотя и требует отдельного толкования) понятие
"обязательство"; соответственно перформатив Я гарантирую, основанный
на понятии "обязательство", тесно связан с перформативами, основанными
на понятии "права".
Я гарантирую, что это будет сделано ==
Предполагая, что ты хочешь, чтобы это было сделано,
желая сделать так, чтобы ты мог думать,
что я обязуюсь сделать так,
чтобы это было сделано и чтобы ты был уверен,
что это будет сделано,
я говорю: это будет сделано.
А гарантировать в свою очередь тесно связано с обещать. Может
возникнуть вопрос, входит ли понятие "обязательство" в состав значения
глагола обещать, как оно входит в состав значения глагола
гарантировать (если это действительно так).
Обычно считается, что на человеке лежит обязательство выполнять
свои обещания. Однако считается также, что нельзя воровать или лгать.
Быть может, обязательство выполнять обещания входит в состав значения
слова обещать не в большей мере, чем обязательство не воровать или не
лгать входит в состав значения слов воровать и лгать? Или эти две
ситуации (то есть,, с одной стороны, воровство и ложь, а с другой стороны,
обещание) различны? Я вслед за Серлем склонна думать, что
обязательство есть составная часть значения слова обещать. Среди девяти
условий, которым, по мнению Серля, должно удовлетворять
высказывание, чтобы быть обещанием, имеются следующие: «7. Г
(говорящий) имеет намерение, чтобы высказывание Т наложило на него
обязательство сделать А; 8. Г ставит перед собой цель наделить С (слушающего) знанием К о том, что высказывание Т следует рассматривать как
связывание Г обязательством сделать A» (S е а г 1е 1969:60). Если мы
согласимся с Серлем, нам придется включить в толкование слова обещать
следующие два компонента:
"желая быть обязанным сделать это" и "желая сделать так, чтобы ты
знал, что я обязан сделать это". Мне кажется, что это в любом случае
излишне: необходимым может быть один из этих компонентов (или какойнибудь его видоизмененный вариант), но не оба сразу. Я бы предложила
следующее пробное толкование:
Я обещаю сделать Z ==
Предполагая, что ты хочешь, чтобы я сделал Z, не желая не делать то,
чего ты от меня хочешь, желая сделать так, чтобы ты мог думать, что я
обязан сделать это, я говорю: я хочу сделать Z.
Предполагаемая уверенность адресата, характерная для гарантий,
отсутствует у обещания. Отрицательный компонент "не желая..."
связывает обещания с разрешениями: как для обещания, так и для
разрешения характерно то, что они являются не столько спонтанными
актами, сколько результатом действительного или возможного давления со
стороны адресата.
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ И УГРОЗА. СОВЕТ И НАСТАВЛЕНИЕ
Согласно Серлю, предостережение «рассматривается как доведение до
сведения С, что событие Е не соответствует интересам С», а совет
«рассматривается как доведение до сведения С, что действие Д
соответствует его интересам». Формулируя условия искренности и
предварительные условия для этих слов, Серль употребляет выражения
«быть (не быть) в интересах С» и «быть в пользу С» вместо «(не)
наилучшим образом соответствовать интересам С», употреблявшегося им
ранее (S е а г 1 е 1969 : 67). Читая дефиниции подобных слов у Лейбница,
поражаешься их простоте и тонкому ощущению структурных
соотношений: «.suadere est proponere aliquid tanquam bonum audientb,
«dissuadere tanquam malum» * (Leibniz 1903:499)—в частности, потому что
те же самые понятия "bonum" и "malum" встречаются в толкованиях
многих других соотносительных с ними слов, таких, как bene-dicere,
maledicere, minari (Leibniz 1903 : 499) и т. д. В этих толкованиях можно
увидеть те мотивы, которые побудили Лейбница истолковать- слово petere
'просить' следующим образом: «petere proponere aliquid tanquam bonum
dicenti, quod effici pos-sit ab audiente» ** (Leibniz 1903:499). Это
толкование, следуя непосредственно за толкованиями слов suadere
'убеждать' и dissuadere 'разубеждать', звучит довольно внушительно (хотя,
как было сказано ранее, не совсем убедительно) благодаря своей
удивительно простой и симметричной связи с другими определениями.
Должны ли мы следовать Лейбницу в выявлении понятий "bonum" и
"malum" в значении слов типа убеждать, разубеждать, угрожать, а
возможно также предостерегать и советовать? Из пяти слов, как
кажется, слова угрожать и советовать содержат ссылку на понятия
"хорошее" и "плохое" в более явной форме, чем слова убеждать,
разубеждать и предостерегать. Так как глаголы убеждать и
разубеждать вряд ли допускают перформативное употребление (будь то
имплицитное или эксплицитное употребление), я пока что отложу их
рассмотрение. Для трех остальных мне бы хотелось предложить
следующие, весьма предварительные толкования:
Если ты двинешься, я выстрелю (угрожающе) "= Предполагая, что ты
не хочешь, чтобы я стрелял в тебя (или: что если я выстрелю в тебя, это
будет для тебя плохо),
желая сделать так, чтобы ты знал это заранее и не делал этого,
я говорю: если ты двинешься, я выстрелю. Я предостерегаю тебя, что.
если ты двинешься, я выстрелю "в Предполагая, что ты не хочешь, чтобы
я стрелял в тебя
(или: что если я выстрелю в тебя, это будет для тебя плохо), желая
сделать так, чтобы ты знал это заранее(и не делал того, чего ты потом не
захотел бы делать),
* Убеждать — предлагать что-то как хорошее для слушающего»,
«разубеждать—как плохое» [лат.).
** Перевод см. в сноске на с. 259.
я говорю: если ты двинешься, я выстрелю. Я советую тебе уйти (Мой
совет — уходи) =
Предполагая, что ты не знаешь, что делать,
желая сделать так, чтобы ты знал, что тебе было бы хорошо
сделать, и ставя себя на твое место,
я говорю: я хочу, чтобы ты ушел.
Я пожалуй, согласна с Серлем в том, что «предостережение (...) не
обязательно является попыткой заставить тебя избежать чего-либо» (S е а г
1 е 1969:67). В ряде случаев мы предостерегаем людей по поводу того, что
считаем неизбежным, желая, таким образом, самое большее сообщить им о
некотором будущем событии и дать им возможность подготовиться к
нему. Не знаю, какие выводы должны быть из этого сделаны; эта
неуверенность отразилась и в моем варианте толкования слова
предостерегать:
мы можем либо приписать ему два различных значения, одно из
которых содержит компонент, заключенный в скобки, а другое— не
содержит, либо приписать ему ровно одно значение, не включающее этого
компонента.
С другой стороны, угроза действительно, по-видимому, представляет
собой попытку заставить кого-то сделать (или, скорее, не сделать) нечто.
Что касается совета, то я и здесь согласна с Серлем, что он
«представляет собой не попытку заставить тебя что-то делать в том
смысле, в каком это можно сказать о просьбе. Совет напоминает
сообщение тебе того, что будет для тебя лучше всего» (Sеarle 1969:67). Тем
не менее я ввела в толкование компонент "Я говорю: я хочу, чтобы ты...",
пытаясь таким образом выявить здравое зерно в том, что в советах
употребляется повелительная форма глагола. Парадоксальность советов
заключается в том, что, хотя, советуя кому-то сделать что-то, мы не
говорим ему, что мы хотим, чтобы он это сделал, мы тем не менее употребляем (или можем употребить) повелительную форму. Конечно, можно
было бы игнорировать этот факт как случайное явление из области
поверхностной грамматики. Однако, если учесть тот факт, что эта черта
свойственна советам в различных языках, необходимо, по-видимому, дать
какое-то семантическое объяснение этому явлению. Одно из возможных
объяснений состоит в том, что, давая совет, мы воображаем себя на месте
другого лица, и, таким образом, мыслим наш совет как воображаемое
решение или приказ, отдаваемый самим себе. В конце концов, совет часто
начинается словами На твоем месте... .
Другой тип высказываний, использующих повелительную форму, не
будучи "попыткой заставить кого-то сделать что-то",— это наставления
(инструкции). Здесь опять же если мы хотим не игнорировать эту
повелительную форму, а попробовать найти ев какое-либо семантическое
обоснование, то можно было бы предположить, что наставляющий
мысленно ставит себя на место того, кого он наставляет. Так, если раздел
поваренной книги, посвященной французскому омлету, начинается
предложением типа Взбейте четыре яйца..., то его значение можно
попробовать представить следующей формулой:
Взбейте четыре яйца...==
Предполагая, что ты хочешь сделать французский омлет, желая сделать
так, чтобы ты знал, как сделать это, воображая себя на твоем месте, я
говорю: я хочу, чтобы ты взбил четыре яйца...
ГЛАГОЛЫ ЭТИКЕТНОГО ПОВЕДЕНИЯ (behabltives)
Термин «behabitives» принадлежит Остину (Austin 1962: 151) *. Однако
здесь я использую его с некоторой степенью вольности, не имея в виду,
что выражения, обсуждаемые под этим заголовком, составляют какуюлибо конкретную семантическую категорию.
Привет (с Капри)! ==
Желая сделать так, чтобы ты знал, что, будучи
вдали от тебя, я думаю о тебе, '
зная, что я не могу путем говорения этого
сделать так, чтобы это произошло,
я говорю: я хочу, чтобы с тобой произошли
хорошие вещи.
Добро пожаловать (в Польшу)! =
Желая сделать так, чтобы (некоторые) хорошие
вещи произошли с тобой, пока ты вместе со
мной находишься у меня,
зная, что я не могу путем говорения этого
сделать так, чтобы это случилось,
я говорю: я хочу, чтобы с тобой произошли
хорошие вещи.
Примите мои соболезнования ==
Зная, что с тобой произошло нечто плохое
(умер кто-то близкий тебе),
* Термин «behabitives», который ввел Дж. Остнн, ранее переводился
как «формулы социального этикета, обычно выражающие реакцию на
поведение других людей» (Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл.
Логико-семантические проблемы. М., 1976, с. 48) или как «перформативы
поведения» (Демьянков В. 3. Англо-русские термины по прикладной
лингвистике и автоматической переработке текста. Вып. 2: Методы
анализа текста. — «Тетради новых терминов», № 39. ВЦП. М, 1982. с.
159).— Прим. перев.
предполагая, что ты несчастлив из-за этого,
желая сделать так, чтобы ты знал, что я тоже
несчастлив из-за этого,
я говорю: я тоже несчастлив из-за этого.
Поздравляю! =
Зная, что ты сделал так, что с тобой произошло
нечто хорошее,
предполагая, что тебе из-за этого приятно,
желая сделать так, чтобы ты знал, что мне
тоже приятно,
я говорю: мне тоже из-за этого приятно.
Спасибо! ==
Зная, что ты был причиной того, что нечто хорошее
произошло со мной,
желая сделать так, чтобы ты знал, что я ценю
это,
я говорю: я тебе благодарен.
Приношу извинения! ==
Зная, что я был причиной того, что с тобой
произошло нечто плохое,
желая сделать так, чтобы ты простил меня,
я говорю: я сожалею, что сделал это.
Разумеется, приведенные эскизы толкований охватывают далеко не
все: слова типа несчастливый, приятно, ценить, благодарный, простить,
сожалеть должны быть рассмотрены отдельно. Специальное
исследование слов простить и ценить может привести к результатам, не
вполне совместимым с этими эскизами. Может оказаться, что они неточны
или частично избыточны. Несмотря на свой предварительный характер,
они все же требуют некоторых кратких пояснений.
Согласно Серлю, поздравлять сходно с благодарить в том отношении,
что это слово является «выражением своего условия искренности» (Searle
1969:66); эти условия искренности состоят соответственно в том, что
поздравляющему приятно некоторое событие, связанное с адресатом и
соответствующее интересам адресата, а благодарящий чувствует
благодарность или признательность за некоторое прошедшее действие,
приятное ему и совершенное адресатом. С другой стороны, приветствие не
выражает какого-либо условия искренности, ибо оно таковых не имеет
(как не имеет оно и никакого «пропозиционального содержания»), и
рассматривается лишь как вежливое узнавание одного лица другим.
Как следует из моих толкований, я склонна думать, что приветствия —
по крайней мере некоторые виды приветствий, типа тех, которые
выражаются словами Приветствую! или Добро пожаловать!,— имеют
определенное содержание и определенные условия искренности. Тот факт,
что они обычно используются чисто условным, механическим способом, с
этой точки зрения несуществен: многие формулы, которые в рамках
данной культуры чисто условны и потому «бессмысленны», тем не менее
лингвистически осмысленны. Поэтому я и здесь склонна присоединиться к
мнению Лейбница: «Salutare est conversationem incipere cum significatio-ne
benevolentiae, praesertim cum voto. Valedicere est tali signifi-catione
conversationem finire» * (Leibniz 1903 : 500).
Вряд ли можно найти другие языковые высказывания, которые были
бы (или могли бы быть) столь же условны и пусты, как приветствия; но это
не мешает им нести «significatio benevolentiae» («значение
доброжелательства»).
Дефиниция глагола congratulari как «testari eventum tibi gra-tum etiam
nobis gratum esse»** (Leibniz 1903:500), предложенная Лейбницем, близка
к дефиниции Серля (хотя и более точна); мне кажется, оба не замечают
того факта, что eventum tibi gratum ('событие, приятное тебе') должно быть
каким-то образом каузировано адресатом, так, чтобы оно рассматривалось
как его достижение.
Остиновская категория глаголов этикетного поведения включает также
следующие особенно интересные глаголы: благословлять, проклинать и
желать (кому-либо). Лейбниц рассматривал благословения и проклятия
просто как вид пожеланий («benedi-care est optare bonum alteri»,
«maledicere est optare malum alte-ri» *** (Leibniz 1903 : 499)), по-видимому,
не замечая магического или религиозного мировоззрения, отразившегося в
этих двух понятиях. Существенная разница между благословением и проклятием, с одной стороны, и пожеланием — с другой, по-видимому,
состоит в том, что в первом случае предполагается могуществопроизносимых слов, а во втором — их бессилие.
Я благословляю тебя =
Желая быть причиной того, чтобы с тобой произошло нечто
хорошее,
предполагая, что я могу сделать так, чтобы это произошло
путем говорения этого,
я говорю: я хочу тебе хорошего.
*
«Здороваться
—
начинать
разговор
с
выражения
доброжелательности, преимущественно с пожелания. Прощаться—
кончать разговор такой сигнализацией» (лат.).
** «Поздравлять—заверять, что событие, приятное тебе, приятно
также и мне» (лаг.).
*** «Хвалит» (прославлять, славить, благословлять) — желать
хорошего другому»; «ругать (хулить, злословить, бранить) —желать
плохого другому» (лат.).
Я проклинаю тебя =
Желая быть причиной того, чтобы с тобой произошло нечто
плохое,
предполагая, что я могу сделать так, чтобы это произошло
путем говорения этого,
я говорю: я хочу (чего-то) плохого для тебя.
Я желаю тебе счастья.==
Желая, чтобы ты был счастлив,
зная, что я не могу сделать так, чтобы это произошло путем
говорения этого,
я говорю: я хочу, чтобы ты был счастлив. Возможно, что в
приведенных толкованиях глаголов благословлять и проклинать
содержатся некоторые излишества *. Я думаю, однако, что найти более
экономные варианты можно будет лишь после того, как будет проведено
более тщательное и систематическое изучение отношений в обсуждаемом
семантическом поле (то есть в поле «перформативных глаголов»). То же
можно сказать и об отношении между различными типами компонентов, в
частности об отношении между компонентами, начинающимися с оборота
зная, что....
НЕКОТОРЫЕ ЭКСПОЗИТИВЫ
Термин «экспозитив» тоже восходит к Остину (Austin 1962: 160). В
этом случае, как и в предыдущем, я считаю (вслед за Остином), что группа
слов, которую он окрестил этим именем, не составляет какой-либо
естественной семантической категории; этот заголовок используется
исключительно для удобства изложения. Слова сообщать, спрашивать и
отвечать, включенные Остином в эту группу, были рассмотрены выше.
Я утверждаю (maintain), что он это сделал == Желая сказать то, что,
как я уверен, верно, я говорю: он это сделал.
Я заявляю (claim), что он это сделал =
Предполагая, что люди не уверены, что то, что я говорю, верно,
желая сказать то, что, как я уверен, верно, я говорю: он это сделал.
Я согласен с тобой ==
Желая сделать так, чтобы ты знал, думаю ли я так же, как ты,
я говорю: я думаю, что ты прав.
* Поправка А. Вежбицкой к дефинициям понятий benedicare и
maledicere, предлагаемым в работе Лейбница, неверна, так как
соответствующие латинские глаголы имеют более широкое значение:
benedicare — 'хвалить, прославлять, славить', maledicere —'ругать,
хулить, бранить, злословить'. — Прим. перев.
Я не согласен с тобой ==
Желая сделать так, чтобы ты знал, думаю ли я так же, как
и ты,
я говорю: я думаю, что ты не прав.
Я подтверждаю то, что он сказал ==
Желая сделать так, чтобы ты знал, верно или неверно то,
что он сказал,
я говорю: то, что он сказал, верно.
Я отрицаю это ==
Желая сделать так, чтобы ты знал, верно это или нет,
я говорю: это неверно.
Я уверяю тебя, что я сделал это =
Желая сделать так, чтобы ты не сомневался в том, что
верно,
я говорю: я это сделал.
Я подчеркиваю, что я это сделал =
Желая предотвратить тебя от незамечания (сделать так,
чтобы ты не заметил) того, что я говорю,
я говорю: я это сделал.
Я признаю, что я это сделал ==
Предполагая, что никто бы не захотел быть обязанным сказать это,
не желая сказать, что то, что верно, не является верным,
я говорю: я это сделал.
Я сознаюсь, что я сделал это ==
Предполагая, что никто бы не захотел, чтобы это знали про
него,
желая сказать то, что верно,
я говорю: я сделал это.
Я объявляю заседание закрытым. ===
Предполагая, что я могу путем говорения этого сделать так,
чтобы это имело место,
я говорю: заседание закрыто.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
У разных типов высказываний (сообщений, вопросов, просьб, советов,
обещаний, благословений, благодарностей и т. п.) семантические
структуры различны. Присутствие или отсутствие в данном высказывании
эксплицитного выражения типа я сообщаю тебе, я прошу тебя, я советую
тебе, я обещаю и т. п. несущественно с точки зрения его семантической
структуры; если можно показать, что выражение этого вида составляет
имплицитную, но интегральную часть высказывания (главным образом
основываясь на показаниях интонации), то оно должно быть включено в
семантическое. представление этого высказывания.
Независимо от того, входят эти выражения в высказывание
имплицитно или эксплицитно, их значение всегда содержит единицу "Я
говорю", семантический коррелят которой Остин назвал «иллокутивной
силой» высказывания (Austin 1962:99). Вопрос о том, рассматривать ли эту
единицу как простой элемент или считать ее сочетанием двух простых
(неопределимых) элементов "я" и "говорю", остается открытым. Один из
аргументов в пользу рассмотрения "Я говорю" как простого,
неопределимого элемента, состоит в его особенном соотношении с
временем. Я говорю, употребляемое в терминологическом смысле, повидимому, не является сокращенным вариантом выражения Я говорю
сейчас. Чтобы это понять, достаточно рассмотреть выражения, соответствующие единице "Я говорю" в поверхностной структуре
высказывания (то есть, грубо говоря, перформативные глаголы): Я
приказываю тебе, Я предостерегаю тебя, Я обещаю, Я требую, Я
протестую и т. п. При всем желании нельзя интерпретировать эти
выражения как сокращения для "Я приказываю тебе сейчас", "Я протестую
сейчас" и т. п.
Все остальные употребления перформативных глаголов (дескриптивные, констативные, пересказывательные и другие, как бы их ни
называли) предполагают явную или неявную соотнесенность со временем.
Можно предположить, что эти неперформативные употребления
семантически вторичны по отношению к перформативному употреблению
и что их семантическое представление состоит из семантического
представления перформативного глагола плюс представление условий
успешности, которые сами по себе соответствуют отдельным компонентам
значения данного перформатива.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Двоеточие после слова говорить в составе толкования не означает,
что последующая запись представляет собой буквальное цитирование
конкретной звуковой последовательности: это скорее цитирование того,
что говорится на lingua mentalis (языке мысли).
2
По этому вопросу я целиком согласна с Дж. Лакоффом, который
говорит:
«Таким образом, условия успешности могут быть представлены как
пресуппозиции, составляющие часть значения перформативных глаголов,
если противоречие, содержащееся в примере (35), представить как часть
языковой компетенции человека» (Lakoff 1970:335—336). Пример (35)
звучит так: Сэм разбил бутылку о нос корабля, тем самым окрестив его
именем. Джекки Кеннеди, хотя он не имел права присваивать кораблям
имена.
3
См. выше, сноску 1.
4
Я уже делала попытку проанализировать слова знать и истинный в
своей книге Wierzbicka 1969.
ЛИТЕРАТУРА
Апресян 1969—Апресян Ю. Д. Толкование лексических значений как
проблема теоретической семантики. — «Известия АН СССР», Серия
литературы и языка, т. XXVIII, 1969, № 1, с. 11—23.
Austin 1962—Austin J. L. How to do things with words. Clarendon
Press, Oxford, 1962.
В о у d — Thorne 1969 — В о у d J., T h о r n e J. P. The semantics of
modal verbs —«Journal, of linguistics», 1969, v. 5, 57—74.
Gordon—Lakoff 1971—Gordon D., Lakoff G. Conversational postulates. —
In: «Papers from the 7 Regional Meeting of the Chicago Linguistic Society»
Chicago, 1971 (русский перевод см. наст. сборник с. 276—302). ,
Lakoff 1968—Lakoff R. Abstract Syntax and'Latin Complementation. MIT
Press, Cambridge (Mass.), 1968.
Lakoff 1970—Lakoff G. Linguistics and natural logic. — «Syntheses, v. 22,
1970, № 1/2, 151—271.
Leech 1969—Leech G. N. Towards a semantic description of English. London, 1969.
Leibniz 1903 — L e i b n i z G. W. Table de definitions. — In: Opuscules et
fragments inedits de Leibniz, ed. par L. Couturat. Paris, 1903, 437—509.
McCawley 1968—Me С a w 1 e у J. D. The role of semantics in a grammar
—In: «Universals in Linguistic Theory» E. Bach, R. T. Harms (eds.). Holt,
Rinehart and Winston, Inc., New York, etc., 1968, 124—169 (русский перевод
см. в сб. «Новое в зарубежной лингвистике», вып. X. М., «Прогресс», 1981,
с. 235—
301).
McCawley 1970 —McCawley J.D. Semantic Representation. — In: «Cognition. A Multiple View» P. L. Garvin (ed.), New York, 1970, 227—247.
Ross 1970—R os s J. R. On declarative sentences. — In: «Readings in English Transformational Grammar» R. A. Jacobs, P. S. Rosenbaum (eds.),
Waltham (Mass.), 1970, 222—272.
Searle 1969—S earl e J. R. Speech acts: An essay in the philosophy of
language. Cambridge Univ. Press. London, 1969.
Wierzbicka 1967—Wierzbicka A. Negation. A Study in Deep Grammar,
MIT Press, Cambridge (Mass.), 1967 (mimeographed).
Wierzbicka 1969—Wierzbicka A. Dociecania semantyczne. Wroslaw —
Warszawa, 1969.
Wittgenstein 1966—Wittgenstein L. Philosophical investigations. transl. J.
E. Anscombe. New York, 1966 (русский перевод см. наст. сборник, с. 79—
128).