Н.Ф. Калина Основы психотерапии

Н.Ф. Калина
ОСНОВЫ ПСИХОТЕРАПИИ
Семиотика в психотерапии
Рекомендовано министерством
просвещения Украины по курсу
"Психотерапия и психологическое консультирование"
(специальность "Практическая психология")
<Рефл-бук>
<Ваклер>
1997
Рекомендовано к изданию Ученым советом
Симферопольского государственного университета
Рецензенты:
доктор психологических наук, профессор,
академик - секретарь АПН Украины
А. В. Киричук
доктор психологических наук, профессор,
директор института психологии им. Г.С.Костюка
С-Д- Максименко
Художник В.В. Чутур
СОДЕРЖАНИЕ
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Встреча с психотерапевтом
ГЛАВА 2. Психотерапия в хх столетии
ГЛАВА з. Философия гештальта: жмзнь сознания
и подвиг сознавания
ГЛАВА 4. Когнитивная терапия: рассудок, разум,
рациональность
ГЛАВА 5. Семиотические аспекты психотерапии .
1
ГЛАВА 6. НЛП - лингвистически ориентированная
терапия
ГЛАВА 7. Работа с метафорой в психотерапии . . .
ГЛАВА 8. Трансовая коммуникация по М. Эриксону
ГЛАВА 9. Жизнь как текст: структуралистские идеи
в психотерапии
ПОСЛЕСЛОВИЕ. Против психотерапии
ПРИЛОЖЕНИЯ
Злодейка (Опыт анализа семиотических
механизмов метафорической коммуникации на
символическом уровне)
Хорхе Луис Борхес. Злодейка
Избранные стихотворения
Словарь специальных терминов
Словари и справочники, которые могут быть
полезны начинающему психотерапевту
От издательства
Семиотика, т.е. наука о знаках, уходит своими корнями
в древность. Краткий экскурс в историю позволит обнаружить, что так называли метафизические системы, в качестве символа Вселенной использовавшие книгу, буквы которой начертаны "божественным пером", что и привлекло повышенное внимание к древним алфавитам и изучению метафизических свойств букв. "Божественное послание"
представлялось архетипом священных книг, а традиционные тексты являли собой лишь его частичный перевод на
человеческий язык. Это подтверждают и Веды, и Коран, w
пифагорейская доктрина, но особую роль буквы играют в космогонической доктрине каббалы. В метафизическом смысле,
сгущения, вызванные божественным дыханием, перенесенным на нижние уровни, составили и сформировали явленную
Вселенную. Так, в Сефер Иецира говорится: "Два - это ды2
хание, которое исходит от Духа, и обрели форму в нем
двадцать два звука ... но Дух прежде и превыше их". Следствием этого дыхания было "обретение формы" (запечатленность) букв.
Двадцать восемь букв арабского алфавита точно соответствуют фазам луны. Существует и терапевтическое применение букв - когда каждая буква алфавита используется
определенным образом для исцеления болезней, поражающих конкретный орган.
С этим прекликается и Евангелие от Иоанна (1:1): "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог".
Поскольку буквы и имена выражают природу любого существа, то знание их позволяет оказывать "магическое"
воздействие на сами эти существа и происходящие с ними
события. Ср.: Бытие 2:19-20: "Господь Бог образовал из
земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы,
как наречеет человек всякую душу живую, так и было имя
ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным
и всем зверям полевым".
Вот почему знание тайного имени существа или предмета,
как выражения его истинной природы, может давать власть
над ним, именно такое использование "науки о буквах" обычно называют симией. Не случайно различные религиозные
доктрины убеждают, что познание тайного имени Бога - это
познания тайны Вселенной и принципов ее управления. В
этом и заключается суть эзотерических учений - т.е. учений,
изучающих скрытые имена, тайну букв и их сочетаний.
Существует теория, что Стоунхендж представляет собой
мегалазерный резонатор, составленный из трилитов, отражащих имя Бога на иврите (птп). Воздействие космического потока на такую конструкцию приводит к созданию
вибраций кристаллической структуры Земли, что способствует возникновению животного и растительного мира с помощью одного-единственного слова,
Поэтому неудивительно, что основополагающая работа
основателей НЛП Д.Гриндера и Р.Бэндлера называется
"Структура магии". Идеи, заложенные в НЛП, уходят корнями в древность и весьма продуктивно использовались греками, арабами, евреями, египетскими жрецами, алхимиками, масонами (среди атрибутов "мастера" есть и скрижаль,
а поиски "утерянного слова" играют решающую роль). По
каждой из вышеупомянутых школ существуют многочисленные исследования, их адепты вошли в историю своими уникальными психотерапевтическими (говоря современным
3
языком) способностями. Но ведь известно, что новое - это
хорошо забытое старое, и, фактически, век Просвещения,
"разоблачая" метафизику, выплеснул с водой и ребенка,
вследствие чего XX век все начал с чистого листа. Подтверждением этому и явилось триумфальное шествие НЛП
по планете.
Эффективность и многообразие реакций, вызванных
воздействием звуков, подтверждается и физиологией. Слуховая система человека устроена, на первый взгляд, просто, но это обманчиво, так как до сих пор физиология не
может ясно ответить, как человек слышит на частотах выше
8 кГц, и существуют эксперименты, подтверждающие, что
человек бессознательно различает частоты выше 30 кГц.
Так, эксперименты по обучению ЭВМ голосовым командам
показали, что наиболее значимые отличия английского
дифтонга th (9, б) от русрких эквивалентов проявляются
именно в диапазоне 60-80 кГц. Более того, 20 тысяч нейронов слухового анализатора, берущего начало у улитки, с
каждым переключающим центром (через оливарный комплекс, медиальное коленчатое тело и т.д.) растет в геометрической прогрессии, и в мозг уже попадают миллионы
нейронов. Таюе существуют нейроны, которые реагируют
на изменение частоты, громкости, на сочетание частот,
более того, на одновременный приход зрительного, слухового, тактильного и вестибулярного сигнала. Если к этому
прибавить не до конца ясную роль в формировании слухового сигнала саккулюса и утрикулюса, не говоря уже об
обработке и управлении всей этой информацией ретикулярной формацией, отделами коры головного мозга, при
наличии множества ассоциативных связей между полями
больших полушарий, то можно смело поверить древним,
что человек - микрокосм - точная аналогия макрокосма.
Этот беглый и поверхностный обзор без ссылок на литературу (список которой был бы больше этой книги) я даю
лишь с целью сориентировать читателя относительно места
и роли семиотики, а также чрезвычайной действенности ее
инструментария (конечно, при умелом его использовании),
но, в то же время, и чрезвычайной опасности при небрежном обращении. Одно дело -- академическая игра ума и
логические умозаключения, и совсем иное - работа с реальными людьми. Ведь до сих пор не существует четких
алгоритмов по принципу: на такой-то стимул у такого-то
пациента будет такая-то реакция, а ученые различных направлений, не имея общей теории (как, например, в физике), продвигаются вперед подобно слепым котятам. Не зря
4
такие гении психотерапии, как М.Эриксон и Ф.Перлз, действовали не по канонам, а интуитивно, хотя, несомненно,
опираясь на профессиональные знания.
Существует еще одна проблема, на которую следует обратить внимание. Это проблема практически полной неприменимости прямых переводов книг по НЛП и родственным
течениям на русский язык. Структуры английского и русского языков совершенно различны и, вследствие этого, различны механизмы воздействия, основанные на них. Более
того, даже англичане сталкиваются с непреодолимыми
трудностями при переводе некоторых работ Лакана, хотя в
основе обоих языков лежит латынь, а что уж говорить о
русском. Следует отметить, что у нас существует и своя
сильная школа структурной семиотики, и свои корифеи, которые весьма плодотворно изучали структуру русского
языка, один Лотман чего стоит! Поэтому издательство
пошло не по пути перевода лучших западных работ, а предложило Н.ф. Калиной, доценту кафедры психологии и практикующему психотерапевту, написать книгу, которая бы охватывала построенные на семиотике психотерапевтические
техники, существующие на западе, сделав при этом акцент
на практической привязке к метамодели русского языка.
Это не фундаментальный труд, а своего рода пропедевтика,
книга, которая, тем не менее, насыщена примерами из
практики автора и может служить эффективным практическим пособием. На наш взгляд, книга получилась удачной и, будем надеятся, полезной не только студентам гуманитарных вузов, но и менеджерам, работникам в сфере рекламы и пабликрилейшн.
И в заключение хотелось бы обратить внимание читателей на следующее важное обстоятельство. Слова означают
то, что вкладывает в них говорящий, а не то, что они обозначают сами по себе. Поэтому классическим учебником по
психотерапии являются диалоги Сократа, и его техника
спора с софистами и прочими лучшее тому подтверждение.
Приходя с собеседником к общему пониманию смысла
слова, Сократ технично выигрывал споры и ставил в тупик
оппонентов.
На важность смысла слова обращает внимание и Хайдеггер, который посвятил свою работу "Основные понятия метафизики" именно прояснению изначальных понятий широкоупотребляемых слов и показал, что те же греки вкладывали
значительно более емкий смысл в слова, которыми с успехом жонглирует современная популярная философия.
Более того, как подчеркивают К.Леви-Стросс, М.Элиаде
5
и другие антропологи, так называемые примитивные народы были отнюдь не примитивны, более того, в области лингвистической коммуникации европейцы за много тысяч лет
ушли от них далеко назад. Если "примитивный человек" говорил: "Солнце", то окружающим было ясно, какую экзистенцию он подразумевал в этом понятии. Это было емко и,
можно сказать, божественно. Чтобы передать эту же экзистенцию, европейцу надо написать книгу и выдвинуть теорию, для объяснения которой другим европейцам необходимо написать уже несколько книг и выдвинуть несколько теорий и т.д., пока все окончательно не запутаются. Не зря
перед этим валом информации начинают сбоить компьютеры
и срабатывать защитные механизмы человеческого сознания.
Начинается поиск истоков-архетипов, изначальных понятий и
связей. И, может быть, для того, чтобы идти вперед, нужно
вернуться назад, чтобы научиться "играть в бисер".
С.Л.Удовик
Благодарности
Издательство выражает искреннюю благодарность:
издательству "ЛЕАН" за согласие на включение в
приложение к данной книге стихотворений Б.Б.Гребенщикова: "Диплом", "Береги свой хой", "Самый быстрый
самолет";
издательству "Полярис" (г. Рига) за оказание содействия по включению рассказа Х.Л.Борхеса "Злодейка"
в данное издание;
М.И.Былинкиной, переводчице рассказа Х.Л.Борхеса "Злодейка" за согласие использовать ее перевод в
приложении к данной книге.
ПРБДИСЛОВИЕ АВТОРА
Данная книга задумывалась как учебник по психотерапии.
Однако в процессе ее написания первоначальная идея немного изменилась, хотя свое основное предназначение быть учебным или методическим пособием в тех областях
психотерапевтической деятельности, которые ориентированы преимущественно на сознание и язык в качестве точки
приложения и средства воздействия - она выполнила.
Большая часть внимания и любви отдана лингвистически
ориентированной терапии и ее теоретико-методологическим основам (прежде всего семиотике). Для меня всегда
был удивительным и странным тот факт, что, хотя языковая
природа сознания и знаковая (семиотическая) детермини6
рованность человеческой психики являлись классическими
проблемами российской психологии (см. р-ты Л.С.Выготского, А.Р.Лурии, А.В.Брушлинского, В.П.Зинченко, А.А.Леонтьева, В.Ф.Петренко, А.Г.Шмелева и др.) и опирались на
фундаментальную традицию гуманитарного познания,
сформированную трудами М.М.Бахтина, В.В.Иванова,
А.Ф.Лосева, Ю.М.Лотмана, В.Я.Проппа, Б.А.Успенского,
Р.О.Якобсона, отечественные психотерапевты (за очень немногими исключениями) предпочитают некритически заимствовать зарубежные образцы терапии (то же НЛП), даже
не стремясь адаптировать этот подход к условиям нашей
лингвокультуры.
Психотерапия в большей степени, чем любой другой вид
психопрактической деятельности, есль дискурс- речь, погруженная в жизнь. Понятие дискурса, равно как и понятие
текста (в его семиотической трактовке, в которой текстом
является почти все - от рассказа до букета, от танца до
рекламного плаката, от военного парада до дизайна новой
стиральной машины) структурирует содержание этой книги.
Естественно, мне приходилось часто использовать лингвистические термины, поэтому учебник снабжен специальным словарем, разъясняющим смысл сравнительно редких
для психологии слов и понятий.
В процессе работы я часто обсуждала ее со своим коллегой И.Г.Тимощуком, который предложил немало оригинальных мыслей. В особенности это касается анализа случаев из практики. Главы 5 и 8- "Семиотические аспекты
психотерапии" и "Трансовая коммуникация по М.Эриксону" - написаны нами совместно. Очень толковым советчиком и тонким критиком был мой уважаемый издатель С.Л.Удовик, без которого из этого проекта вряд ли что-нибудь получилось. Я искренне благодарна всем моим клиентам, предоставившим иллюстративный материал, а также
студентам отделения психологии Симферопольского госуниверситета, на которых я пробовала свои идеи.
ВВЕДЕНИЕ
Появление этой книги вызвано к жизни неизбежной ответственностью за нынешнее положение дел в отечественной психотерапии. Оно не может не вызывать тревоги у
любого, кто в той или иной степени находится в предметном
поле этой сравнительно новой области психологической
практики. Можно назвать целый ряд проблем, каждая из
7
которых сама по себе достаточно сложна. Психотерапевтическая помощь в своих лучших профессиональных образцах
по-прежнему мало доступна, особенно вне крупных городов
и научных центров. Консультантов, по сравнению с потребностью в них, слишком мало, их обучение и подготовка
стоят дорого. Повышение квалификации практически повсеместно является личным делом специалиста, в большинстве случаев оно осуществляется частными фирмами и организациями и стоит еще дороже. Так что самообразование
и любительская практика "проб и ошибок" могут еще долго
продержаться в качестве типичного способа вхождения в
профессию психотерапевта. Отсутствие даже минимального контроля за профессиональными стандартами работы
порождает массовую фальсификацию услуг самозваными
"терапевтами", не прошедшими необходимого обучения и
квалификационных испытаний. Виды таких "психоаналитиков из Нижней Дерюговки" чрезвычайно разнообразны от пламенных, но неумелых энтузиастов, чьи благие намерения и помыслы разбиваются об отсутствие специальных
знаний и умений, до отъявленных шарлатанов, пытающихся
нажиться н> несчастьях и трудностях доверчивых людей.
Конечно, яэофессиональное сообщество (ассоциации и
объединения психотерапевтов, центры практической подготовки, редакции журналов, кафедры вузов и отдельные
специалисты) пытается как-то повлиять на "дикий" рынок
психотерапевтических услуг, но возможности влияния крайне малы. И особенно тяжело сознавать, что идет постепенный, с виду незаметный, но все более усиливающийся процесс подмены психотерапевтической деятельности различными типами практики, основанными на самых одиозных
формах паранаучной рациональности - колдовством, волхвованием, предсказаниями судьбы, экстрасенсорным целительством и пр. "Врач-психотерапевт снимает сглаз и
порчу", "Астросекс: знаки Зодиака и психология сексуальной жизни", "Как навеки присушить - волхвование и вербальная суггестия". Печально даже не то, что сглаз и порча,
оказывается, существуют, а что их снимает некто, именующий себя психотерапевтом. А исследовательница вышеупомянутой вербальной суггестии сиречь волхвования со
вкусом и знанием дела описывает разворачивающееся в
психотерапевтической (!) группе действо энвольтования выполнение великого колдовства любовного заклинания
куклы. Читаю - если бы любовного! Члены группы (надо
полагать, начинающие психотерапевты) изготавливают из
воска изображения своих недругов, попутно сожалея, что
8
нет вражьих волос или обрезков ногтей - так надежнее, а
затем протыкают их иглами, шепча соответствующие заклятия. Можно представить, чем занимаются продвинутые психотерапевты этой школы.
Размышления о развитии психотерапии в контексте психологической культуры нынешнего общества заставляют вспомнить древнюю суфийскую притчу "Когда меняются воды":
Однажды пророк Хидр, учитель Моисея, обратился к людям с предостережением.
- Наступит такой день, - сказал он, - когда вся вода в
мире, кроме той, что будет специально собрана, исчезнет.
Затем ей на смену появится другая вода, от которой люди
будут сходить с ума.
Лишь один человек понял смысл этих слов. Он собрал
большой запас воды и спрятал его в надежном месте.
Затем он стал ждать.
В предсказанный день иссякли все реки, высохли колодцы,
и тот человек, удалившись в убежище, стал пить из своих
запасов. Когда же он увидел, что реки возобновили свое течение, то спустился к другим сынам человеческим. Он обнаружил, что они говорят и думают совсем не так, как прежде,
что они не помнят ни того, что с ними произошло, ни о
предостережении. Когда он попытался с ними заговорить,
то понял, что они считают его сумасшедшим и проявляют
враждебность или сострадание, но никак не понимание.
Поначалу он совсем не притрагивался к новой воде и
каждый день возвращался к своим запасам. Однако в конце
концов он решил пить отныне новую воду, так как его поведение и мышление, выделявшие его среди остальных,
сделали жизнь невыносимо одинокой. Он выпил новой воды
и стал таким как все. Тогда он совсем забыл о своем запасе
иной воды, а окружающие его люди стали смотреть на него
как на сумасшедшего, который чудесным образом исцелился от своего безумия.
Но даже если оставить в стороне крайние варианты (такие, как например, пресловутая охлотелепсихотерапия),
следует признать, что достойную позицию спокойного благодушия по поводу принципов и путей развития психотерапии можно понять, но трудно порой разделить. Сильнее
других тревогу чувствуют, например, преподаватели, отвечая на наивные вопросы студентов по поводу различий
между "Практической магией" Папюса и "Структурой магии"
Гриндера и Бэндлера. И хотя иногда (скажем, после вопро9
са "У моей двоюродной сестры проблемы с сыном-подростком. Она уже и к гадалке обращалась, а теперь хотела бы
у Вас проконсультироваться, можно?") хочется выпить новой воды и быть как все, нужно учесть следующее.
Запрос на психотерапевтическую помощь уже сейчас
весьма существенен, ион продолжает расти. Спрос рбждает предложение, а мода влияет на процесс выбора. Научные представления о психологической помощи нужно пропагандировать не меньше, чем это делается в отношении
колдовства, мистики и оккультизма. Что же до знаний в
области психотерапии, то в них нуждаются очень многие
люди, чья жизнь или работа в той или иной степени связана
с общением и межличностным взаимодействием: врачи,
педагоги, бизнесмены, социальные работники, государственные чиновники, юристы, представители сферы услуг и
торговли. Сейчас книжные рынки полны популярной (до
примитивности) литературы по психологическому консультированию. С другой стороны - серьезные научные руководства для специалистов, работы классиков, аналитические обзоры. Меньше всего работ обобщающего характера
и почти нет учебников - самых главных книг, с которых
начинается образование и самообразование в любой области знаний.
Данная книга задумывалась как учебник, в котором были
бы представлены, с одной стороны, сравнительно мало известные психотерапевтические подходы и направления, а с
другой - они должны иметь ряд общих признаков и черт,
чтобы сложилось нечто целостное. В итоге получилась работа, посвященная исследованию проблемы сознания и
языка в психотерапии. А поскольку в процессе обучения
важно усвоить не только букву психотерапии, но и ее дух,
то описанию конкретных техник и приемов в каждой главе
будут предшествовать моменты методологической рефлексии, время для которой давно настало.
Источником такой рефлексии были идеи многих выдающихся психологов и мыслителей, прежде всего Ролана Барта, Анны Вежбицкой, Жака Лакана, Клода Леви-Строса,
Юрия Михайловича Лотмана, Александра Романовича Лурии, Ролло Мэя, Пауля Тиллиха, Мартина Хайдеггера, Джеймса Хиллмана, Мирчи Элиаде, Карла Густава Юнга, Романа
Осиповича Якобсона. Но с особым благоговением и благодарностью хочется выделить два имени - Людвига Витгенштейна и Мераба Константиновича Мамардашвили.
Два этих крупнейших авторитета в области изучения сознания и языка сформировали не только уникальную философ10
ско-методологическую традицию, но сделали применимым
к психологии сознания в XX столетии понятие кайроса.
Кайрос - это особый момент полноты времени-время,
исполненное смысла. Как, пишет Паул Тиллих, только для
абстрактного, отстраненного созерцания время является
всего лишь пустой формой, способной вместить любое содержание. "Но для того, кто осознает динамический творческий характер жизни, время насыщено напряжениями,
чревато возможностями, оно обладает качественным характером и преисполнено смысла. Не все возможно во всякое время, не все истинно во всякое время и не все требуется во всякое время". Знаменательно, что именно в наше
время, когда сплошь и рядом умы и души образованных,
просвещенных людей тянутся к примитивно фальсифицированным, далеким от всякой логики наукообразным спекуляциям в области иррационального и трансцендентного,
жадно впитывая и пытаясь тут же бездумно воспроизвести
действия, которые вызывали насмешку еще у авторов пресловутого "Молота Ведьм", драгоценной нитью в паутине
всеобщих заблуждений вспыхнула теория сознания и типов
рациональности, дополненная лингвистической философией. Можно долго перечислять достоинства и эвристические возможности подходов Л.Витгенштейна и М.К.Мамардашвили в различных областях знания, а не в одной только
психотерапии, но хочется выделить главное, что их роднит.
Это уникальное качество, которого, боюсь, еще долго будут
лишены многочисленные работы специалистов исследования душевной жизни - очарование интеллектуальной респектабельности.
Глава I
ВСТРЕЧА С ПСИХОТЕРАПЕВТОМ
Психотерапия сегодня популярна. Представление о ней
постепенно менялось в массовом сознании: от малоинтересной области медицины к модному времяпрепровождению рефлексирующих интеллигентов и праздных богачей.
Однако и сейчас многие при слове "психотерапевт" представляют себе некий гибрид незабвенного Кашпировского
с Чумаком, слитый с антуражем Юрия Лонго и Павла Глобы
и плавно перетекающий в лик бабушки Ванги. Может быть,
поэтому каждая вторая книга по психотерапии начинается
с определения того, что такое психотерапия и что ею не
является.
Последнее издание "Психологического словаря" (1996)
11
определяет психотерапию как "лечение человека (пациента) с помощью психологических средств воздействия" и шире - как "оказание психологической помощи здоровым
людям в ситуациях различного рода психологических затруднений, а также в случае потребности улучшить качество
собственной жизни" (7, с. 312). Здесь хорошо показано различие между медицинской> немедицинской психотерапией.
Хотя их трудно четко отделить друг от друга, данная книга,
написанная психологом, естественно, относится к немедицинской (личностно ориентированной) психотерапии.
Далее термины "психологическое консультирование", "психотерапия", "психологическая помощь" будут употребляться как
равнозначные, обсуждение различий между ними можно найти
в работах Ю.Е.Алешиной, А.Ф.Бондаренко, Ф.Е.Василюка,
В.В.Сголина. Взаимозаменяемы слова "терапевт", "психолог",
"консультант", а второй участник психотерапевтического процесса будет именоваться клиентом или попросту невротиком.
Итак, целью психотерапии является помощь при психических и личностных расстройствах легкой и средней степени тяжести, содействие в разрешении проблем и преодолении психологических затруднений, в актуализации резервов личностного роста. Психотерапия бывает краткосрочнои и длительной, групповой или индивидуальной, религиозно окрашенной или внеконфессиональной. Точкой приложения усилий психотерапевта может быть бессознательная сфера психики (все виды глубинной, аналитической психотерапии), мышление и сознавание (когнитивная психотерапия, гештальт-терапия), эмоции и чувства, процесс сопереживания (роджерианство), итоги восприятия-сенсорно-перцептивный опыт и его словесное воплощение (нейро-лингвистическое программирование), человеческое тело и процессы в нем (телесно-ориентированные подходы).
Психотерапевт - это человек, получивший психологическое или медицинское образование и прошедший специальную профессиональную подготовку в одной или нескольких отраслях психотерапии. В своей практике он опирается на соответствующие научные знания и представления, имеет сознательную стратегию влияния на клиента,
владеет конкретными техниками воздействия и способен
эксплицировать, описать и объяснить психологические механизмы собственной терапевтической деятельности.
Психотерапией не являются ворожба, гадания, хиромантия, астрология, все виды экстрасенсорного целительства, чтобы там о себе ни думали занимающиеся ими люди.
Слово "магия" употребляется в психотерапии лишь как ме12
тафора, образное сравнение, или служит для описания определенных действий в особых, измененных состояниях сознания. Снятие сглаза и порчи, наговорная вода, голодание
в полнолуние, хиропрактика по-прежнему проходят по основанному Остапом Вендором ведомству материализации
духов и раздачи слонов. Все это может быть действенным,
поскольку является психической реальностью для тех, кто
в это верит, но профессиональная психотерапия во всем
мире, так же, как и у нас, предпочитает брезгливо держаться в стороне от подобных вещей.
Психотерапевты различной ориентации по-разному описывают содержание своей деятельности. Зигмунд Фрейд
говорит, что психоаналитическая терапия - это освобождение человека от его невротических симптомов, запретов
и аномалий характера, Карл Густав Юнг называет ею содействие процессу индивидуации, личностного роста.
Ролло Мэй считает самым важным развитие человеческой
свободы, индивидуальности, социальной интегрированности и духовной глубины. Фредерик Перлз учит сознаванию,
Антонио Менегетти-умению слушать голос своей сущности {ин-се) и игнорировать идущие во вред здоровью личности влияния монитора отклонений (источника искажений и
помех в системе психики). Эрик Берн рассказывает о манипуляциях и играх в отношениях между людьми, описывает
жизненные сценарии, которые дети наследуют от родителей,
Вильгельм Райх и Александр Лоуэн сосредоточены на телесных коррелятах невротических нарушений характера. Джон
Гриндер и Ричард Бэндлер помогают распознавать ограничения в моделях окружающей реальности и расширяют возможности выбора и принятия решений, Вирджиния Сейтер устраняет неконгруэнтность в поведении. Виктор Франкл содействует процессу поиска и нахождения смысла человеческой
жизни, Носсрат Пезешкиан учит видеть позитивные стороны
жизненных событий, ПаульТиллих- мужеству быть.
В чем состоит специфика психотерапевтической деятельности, что отличает ее от других видов психологической практики? Анализ деятельности в психологии предполагает выделение ее источника (потребности), мотивов, целей и условий
осуществления и описание структуры - отдельных действий
и операций, входящих в ее состав. О потребности и мотивах
клиентов психотерапевтической деятельности написано достаточно - запрос на нее существовал всегда. В различные
исторические эпохи он удовлетворялся то жрецами, то шаманами, то священниками, то врачами, а ныне мы являемся очевидцами своеобразной "борьбы за клиента" между предста13
вителями всех этих групп. Однако, насколько мне известно,
практически не изучалась потребность в психотерапии самих
психотерапевтов, их мотивы.
Очевидна прагматическая сторона этой проблемы данная профессия, как и любая другая, позволяет зарабатывать на жизнь. Хотя здесь у психотерапии есть свои особенности, касающиеся платы за услуги профессионала. Наиболее строгая регламентация существует в классическом
психоанализе, где оплата является одним из факторов терапевтического процесса. Интересные соображения высказывает А.Менегетти (6). Но что побуждает человека стать
именно психотерапевтом?
Даже такой признанный классик, как Карл Роджерс, описывая помогающее поведение и специфику помогающих
отношений - тех, "в которых по крайней мере одна из сторон намеревается способствовать другой стороне в личностном росте, развитии, лучшей жизнедеятельности, достижении зрелости, в умении ладить с людьми" (8, с.81),
хранит должную скромность в отношении своих мотивов.
Разумеется, у любого психотерапевта есть сложившаяся
система общегуманистических ценностей, в регистре которых интерес к людям и желание помочь другому человеку
занимают одно из ведущих мест. Образно говоря, существуют три основных способа или пути обретения и сохранения человеком своей сущности - путь долга, путь мысли
(или познания) и путь любви. Психотерапия соединяет их
вместе, превращаясь тем самым в способ не только обретения и сохранения, но утверждения сущности - своей и
другой личности, пациента или клиента.
И все же можно выделить, по крайней мере, два типа
терапевтов, в зависимости от того, какие мотивы для них
являются ведущими - познавательные или связанные с человеколюбием, условно-"тип Юнга и "тип Роджерса". Это
не значит, будто "стремящиеся понять" менее гуманны, а
"стремящиеся помочь" игнорируют познание. Но вот для
сравнения описание практики двух выдающихся психотерапевтов XX столетия, Карла Роджерса и Карла Юнга:
Если я могу создать отношения, характеризующиеся с
моей стороны искренностью и прозрачностью моих истинных чувств, теплым принятием и высокой оценкой другого
человека как отдельного индивида, тонкой способностью
видеть его мир и его самого, как он сам их видит, тогда
индивид в этих отношениях будет испытывать и понимать
14
свои качества, которые прежде были им подавлены, обнаружит, что становится более целостной личностью, способной полезно жить, станет человеком, более похожим на
того, каким он хотел бы быть, будет более самоуправляемым и уверенным в себе, станет человеком с более выраженной индивидуальностью, способным выразить себя,
будет лучше понимать и принимать других людей, будет
способен успешно и спокойно справляться с жизненными
про6лемами{в,с.80).
Я многим причинил боль; как скоро я видел, что меня не
понимают, я уходил. Мне нужно было идти вперед. Я был
нетерпелив со всеми, кроме моих пациентов. Я следовал
внутреннему закону, он налагал на меня определенные
обязанности и не оставлял мне выбора... С некоторыми
людьми я был очень близок, по крайней мере до тех пор,
пока они была как-то связаны с моим внутренним миром;
но затем могло случиться так, что я вдруг отстранялся, потому что не оставалось ничего, что могло бы меня с ними
связывать. До меня с трудом доходило, что люди продолжают существовать - даже когда им уже нечего сказать
мне. Ко многим я относился с живым участием, но лишь
тогда, когда они являлись мне в волшебном свете психологии; в следующий момент луч прожектора уходил в сторону, и на прежнем месте уже более ничего не оставалось
(11, с. 351).
Цели психотерапии едины, несмотря на различие парадигм, концепций и подходов. В истории становления данной
области научного знания существовали разнообразные, зачастую альтернативные представления о том, к чему следует
стремиться практикующему психотерапевту. Однако, несмотря на множество формулировок, все терапевты хотят помочь
своим клиентам (пациентам) обрести большую самостоятельность, независимость и автономность, непротиворечивость и
цельность, уверенность в себе и веру в людей. Психологическая помощь адресована всей личности, а не отдельным трудностям или проблемам, поэтому Психотерапия всегда избыточна по сравнению с запросом. Разделяемые терапевтами
гуманистические ценности предполагают постоянное расширение пространства, где такие принципы справедливы и естественны. По мнению Абрахама Маслоу, достижение счастья
является главной целью человеческих отношений, и к этому
трудно прибавить что-нибудь еще.
Психотерапевтическая ситуация сама по себе достаточ15
но специфична. Сущность ее лучше всего раскрывается понятием "встреча", взятым во всей его экзистенциальной
глубине. Встреча терапевта с клиентом - это встреча двух
личностей, отношения между которыми определены взаимным интересом, открытостью и принятием. Их отношения
всегда будут отношениями Я и ТЫ в том смысле, как об
этом пишет известный философ и теолог Мартин Бубер. Он
говорит, что "всякая действительная жизнь есть встреча",
и терапевтическая ситуация тоже. Карл Роджерс считает
равенство позиций участников терапевтического процесса
необходимым условием его эффективности. Он пишет:
Я чувствую, что, когда моя терапия эффективна, я присутствую в терапевтическом взаимоотношении как личность, а не как исследователь, не как ученый... И я полагаю
также, что в подобного рода взаимоотношении я ощущаю
действительную готовность к тому, чтобы другой человек
был тем, кто он есть. Я называю это "принятием". Здесь я
имею в виду, что я готов позволить ему обладать теми чувствами, которыми он обладает, придерживаться тех позиций, которых он придерживается, быть тем, кем он является. И еще один аспект, для меня важный, состоит в том,
что в эти моменты я, кажется, способен с очень большой
ясностью чувствовать его опыт, по-настоящему переживать
его как бы изнутри, в то же время не теряя моей собственной индивидуальности.
И если в дополнение к этому движению с моей стороны,
мой клиент или человек, с которым я работаю, способен
хотя бы отчасти чувствовать мое отношение, то тогда, я
верю, мы переживаем подлинный опыт встречи личностей,
в котором каждый из нас меняется.(4, с.75).
Однако в различных психотерапевтических школах существуют разные мнения по поводу внутренней психологической позиции консультанта. Взгляды Роджерса, чей подход известен как терапия, центрированная на клиенте
(ТЦК), могут быть противопоставлены точке зрения классического психоанализа, для которого характерен не диалогический (партнерский) а, напротив, директивный, даже авторитарный стиль деятельности. Анонимность и нейтральность являются профессионально значимыми качествами
психоаналитика, а в самом процессе лечения выделяют реальные и терапевтические отношения (перенос и рабочий
альянс). Обсуждение проблем, связанных с регламентацией
отношений пациента и терапевта, можно найти в любом ру16
ководстве по психоанализу (см., например, переведенные у
нас работы Р.Р.Гринсона, П.Кейсмента, П.Кутгера, Х.Томэ и
Х.Кэхеле). Важно, что фигура аналитика, молчаливо сидящего
в изголовьи психоаналитической кушетки, невидимого пациенту, непроницаемого и бесстрастного, очень далека от
свойственного гештальт-терапевту или роджерианцу эмоционально выразительного поведения и непосредственного реагирования на то, что говорит и делает клиент.
Тщательно дозированные, хорошо обдуманные высказывания психоаналитика обычно представляют собой интерпретации бессознательного материала, проявившегося на сеансе. Еще Фрейд ввел основное правило, организующее психоаналитическую ситуацию: пациента просят говорить все,
что он думает и чувствует, ничего не выбирая и не опуская из
того, что приходит ему в голову, даже если кажется, что сообщать об этом не принято, неуместно или попросту смешно.
Вооруженный теорией аналитик занят интерпретациями, что
позволяет ему сохранять позицию объективного наблюдателя.
Интересно, что, вопреки сложившейся традиции именовать
профессионала психотерапевтом, Фрейд сравнивал психоаналитика с хирургом, цель которого - сделать операцию как
можно лучше и эффективнее, не отвлекаясь особо на кровь,
крики и страдания пациента. Описывая так называемое правило воздержания, он указывал:
Аналитическое лечение следует проводить, насколько
это возможно, в условиях лишения - в состоянии воздержания. Вы будете помнить, что больным пациент стал из-за
фрустрации и что его симптомы служат ему в качестве заменителей удовлетворения. Во время лечения можно наблюдать, что любое улучшение состояния снижает темп выздоровления и уменьшает инстинктивную силу, толкающую
его к выздоровлению. Но эта инстинктивная сила необходима, ее ослабление ставит под угрозу нашу цель - возвращение пациенту здоровья... Как бы жестоко это ни звучало, мы должны следить за тем, чтобы страдания пациента, которые в той или иной степени являются эффективными, не окончились раньше времени (цит. по 9, с.314).
Иными словами, психотерапевтическая встреча в психоанализе-встреча исключительно с субъектом профессиональной
деятельности, реальная личность психоаналитика представлена в ней лишь опытом и мастерством. Черты личности и характера психоаналитика фрейдовской школы упоминаются только
в единстве с его профессиональными умениями, главное из
17
которых - способность соотносить сознательные мысли, чувства, фантазии и импульсы с их бессознательными источниками или предшественниками. При этом мастерство аналитика
во многом определяется тщательностью оценки того, сколь
сильную боль может вынести пациент, и в соблюдении такта
при передаче причиняющего боль инсайта.
Юнгианский аналитик, помимо всего прочего, должен
обладать обширной эрудицией в области этнографии, мифологии, истории религий, литературно-художественного
творчества. Трудно представить себе специалиста в области НЛП, не владеющего основами лингвистики (да и вообще
не бывает невелеречивых, косноязычных терапевтов). Телесно ориентированные подходы предъявляют повышенные требования к физической форме терапевта, его гибкости, пластичности, изяществу движений. ФрицПерлз указывает, что в основе мастерства гештальт-терапевта лежит
умение руководствоваться разумом и здравым смыслом.
Ролло Мэй подчеркивает важность личного обаяния и умения не смотреть на людей через призму собственных предрассудков. Его ответ на вопрос "Что такое хороший консультант?" выглядит следующим образом:
Перечислим качества, лежащие, так сказать, на поверхности: умение привлекать людей к себе, умение чувствовать себя свободно в любом обществе, способность к эмпатии и прочие внешние атрибуты обаяния. Эти качества
не всегда бывают врожденными, они появляются в результате постепенного просветления самого консультанта и,
как следствие, проявляемого им доброжелательного интереса к людям... Как избежать влияния собственных предрассудков? Полностью избавиться от них невозможно, но
их можно осознать и быть настороже... Наличие значительного напряжения, опасение неуспеха даже в мелочах, чрезмерный педантизм - все это дает основание подозревать
существование сильных амбиций. Какой бы важной не считалась работа по оказанию моральной поддержки людям может быть, даже самой главной в мире - это вовсе не
означает, что мир без нее не проживет (5, с.102-106).
Ролло Мэй говорит о четырех необходимых внутренних
требованиях, заключающихся в том, чтобы осознать и умерить свои невротические ограничения, обрести умение мужественно принимать неудачу и собственное несовершенство, научиться радоваться не только достигнутым целям,
но и самому процессу жизни и проявлять интерес к людям
18
ради них самих, а не во имя каких-то высших целей и ценностей (религиозных, нравственных или связанных с общественным прогрессом).
Антонио Менегетти подчеркивает важность умения получать всеобъемлющую и разностороннюю информацию о
психическом состоянии и здоровье клиента, как душевном,
так и телесном. Характерной особенностью онтопсихотерапии является требование воспринимать знание на органическом уровне, способность онтотерапевта иметь доступ к
внутреннему миру другого человека с помощью своего собственного тела, его внутренних органов. "В процессе психотерапии, - пишет Менегетти, - недостаточно видеть клиента и слышать его слова. Для получения полной картины
терапевт должен как бы дотронуться до него взглядом, а
затем всем телом прислушаться к резонансу от этого прикосновения" (6, с.29). Полагая, что клиентом человека делает его неспособность понять и почувствовать собственную природу (в онтопсихологии она называется ин-се "сущность в себе"), Менегетти учит терапевта ориентироваться прежде всего на первичный язык организма. Он указывает, что достижение точного знания невозможно без
внутренней свободы, и это знание легко потеряет терапевт,
скованный традиционными представлениями.
Пожалуй, внутренняя свобода - это качество, которое
считается атрибутом эффективного терапевта в самых различных, порой диаметрально противоположных по своим
концептуальным представлениям школах и направлениях
психотерапии. Свобода и спонтанность, называемые также
интенциональностью, аутентичностью, а иногда конгруэнтностью, основываются на соответствии между чувствами,
мыслями и действиями психотерапевта. В своей работе он
постоянно сталкивается с людьми, которые думают одно,
говорят другое, а делают третье. Не являясь примером цельности и единства душевной жизни, консультант будет далек
от сопровождающих эту цельность переживаний благополучия и гармонии. Только свободный человек может помочь
освободиться другому.
Внутренняя свобода психотерапевта проявляется в умении доверять себе - своим побуждениям, интуиции, внезапно возникшим желаниям или догадкам. Хорошо усвоенной теории и систематических знаний в избранной области
недостаточно для успешной работы. Еще в 1926 году Альфред Адлер говорил о том, что психотерапевтический инструментарий является второстепенным по сравнению с
умением понимать внутреннюю динамику процесса роста и
19
развития личности. Он сравнивал мастерство терапевта с
умением дирижера понимать сложные мелодии и руководить их исполнение, внимательно следя за звучанием каждого отдельного инструмента в едином оркестре человеческой психики. Эффективный консультант-это психолог,
который легко ориентируется в динамическом потоке чувств,
мыслей, влечений и установок другого человека, одновременно воспринимая во всей полноте сложную систему его
жизни и любую подробность этой системы, как и связанных
с нею внешних обстоятельств. Работать с личностью и ее
проблемами "можно не иначе, как только поняв сначала
целое и проследив единую связь, проникающую во все частности. Эта связь, эта линия должны показать нам душевную жизнь, в которой ничто не находится в состоянии покоя,
в которой всякий движущийся элемент есть завершение предшествующего движения и начало нового" (1, С.205-206).
Эффективная психотерапия ведет к тому, что пространство свободы, ограниченное поначалу рамками психотерапевтического сеанса, неизбежно расширяется для клиента.
В связи с этим некоторые, достаточно далекие друг от друга
по теории и методам направления (скажем, аналитическая,
клиент-центрированная и гештальт-терапия), склонны рассматривать терапевтическую ситуацию сходным образом,
проводя аналогию с древнейшими видами ритуальных
практик. Психотерапевтический сеанс создает особое пространство-убежище, где клиент может-в условиях полной
безопасности, под заботливым присмотром терапевта и с
его участием и помощью - пережить и испробовать новый
опыт переживания, новые способы чувствовать, думать и
действовать. Кабинет психотерапевта представляет собой
некий теменос, замкнутое огражденное пространство, находящееся под покровительством и защитой божества. Ситуация конфиденциальности, доверия и безопасности побуждает к развитию и росту, а забота консультанта создает
необходимую поддержку и опору.
Можно сказать также, что психотерапия есть своего рода
метакса, срединная область между крайностями экзистенциального одиночества, недоверия и безысходности, полной открытости миру, принятия и любви, взаимопонимания
и доверия, расчетливости и коварства, искренности и простоты, эмоционального напряжения и душевного покоя.
Психотерапевт посредничает между всеми этими (и многими другими) интенциями личности, предоставляя широкий
спектр возможностей для их безнаказанного осуществления. Само терапевтическое отношение (безоценочное при20
нятие, эмпатия, доброжелательное участие, позиция
профессиональной заинтересованности, помощь, поддержка роста и позитивных изменений) позволяет клиенту сделать осознанный выбор, опирающийся на реальный опыт.
Цель терапии - привести клиента к принятию ответственности за свои поступки и принимаемые решения, научить следовать этим решениям и осознанию той бесконечной цепи выборов, которые и есть жизнь. Теоретические
знания (скажем, о том, что такое самоактуализация, личностный рост или свобода для) ни в коем случае не способны
заменить реальные действия и поступки личности, живущей
в мире, среди других людей. Для того, чтобы такие знания
стали частью экзистенции, подлинного существования, которое описывают как бытие в мире (Ж.-П .Сартр), бытие с миром
(М.Хайдеггер) и бытие перед лицом другого (Э.Левинас), необходим не только мир, но и Другой, Значимый Другой. Эффективный психотерапевт способен с одинаковой свободой как стать Другим, так и перестать быть им - после того,
как исцеляющая работа закончена.
ЛИТЕРАТУРА
1. Адлер А. Наука жить. - К., 1997. - 288 с.
2. Алешина Ю.Е. Индивидуальное и семейное психологическое консультирование. - М., 1993. - 172 с.
3. Встреча с Декартом / ред. В.А.Кругликов, Ю.П.Сенокосов. - М" 1996. - 438 с.
4. Диалог Карла Роджерса и Мартина Бубера / МПТЖ,
1994, № 4, С.67-94.
5. Мэй P. Искусство психологического консультирования.
- М" 1994. - 144 с.
6. Менегетти А. Введение в онтопсихологию. - Пермь, 1993.
-64 с.
7. Психологический словарь / ред. В.П.Зинченко, Б.Г.Мещеряков. - М., 1996. - 440 с.
8. Роджерс К.Р. Взгляд на психотерапию. Становление человека. - М., 1994. - 480 с.
9. Тома Х" Кэхеле X. Современный психоанализ. T.I. - М"
1996. - 596 с.
10. Хиллман Д. Архетипическая психология. - СПб., 1996. 21
158 с.
11. Юнг К.Г. Воспоминания. Сновидения. Размышления. К., 1994. - 405 с.
Глава 2
ПСИХОТЕРАПИЯ В XX СТОЛЕТИИ
э как "речи, погруженной в жизнь", хорошо и точно схватывает
/щность психотерапевтической деятельности - представлена
ли оналакановской "функцией и полем речи и языка", "голосом,
Глава 2 оторый останется с Вами" Милтона Эриксона или тезисом
ПСИХОТЕРАПИЯ В XX СТОЛЕТИИ М.Хайдеггера о том, что "язык - это дом
Бытия".
Последний
значим для сторонников нейро-лингвистического программиПсихотерапия достаточно молода для того, чтобы не чис- рования не в
меньшей
степени, чем для экзистенциалистов
лить в своем багаже солидных томов, описывающих ее ис- Карла Ясперса,
Людвига
Бинсвангера и Медарда Босса.
торию. Исключение составляет разве что психоанализ, чья Идеальную картину
процесса решения предстоящей заистория, предыстория и даже археология (А.Лоренцер) Дачи нарисовал сам
Фуко в
работе "Порядок дискурса",
многократно освещалась его сторонниками и противника- инаугурационной
лекции в
Коллеж де Франс. Приступая к
ми. Однако существующее ныне разнообразие школ, на- анализу развития
различных
школ психотерапевтической
правлений и течений психотерапевтической мысли являет- теории и практики,
хочется повторить вслед за французсся результатом развития как предметного поля, так и тео- мыслителем:
ретической рефлексии этой области психологической прак- Вместо того, чтобы
брать
слово, я хотел бы, чтобы оно
тики. Разумеется, специалисту необходимо иметь пред- само окутало меня и
унесло
как можно дальше, за любое
ставление о процессе становления своей профессиональ- возможное начало...
Мне не
хотелось бы самому входить в
22
ной отрасли, хотя бы для того, чтобы лучше представлять этот- рискованный
порядок дискурса; мне не хотелось бы
себе сходства и различия отдельных подходов и стилей в иметь дела с тем, что
есть в нем окончательного и резкого;
психотерапии, теоретические заимствования, источники g хотелось бы, чтобы
он
простирался вокруг меня, как
совпадений и разногласий в понимании теории и методов спокойная, глубокая
и
бесконечно открытая прозрачность,
исцеления души. где другие отвечали бы на мое ожидание и откуда одна за
В данной работе я буду рассматривать историю психо- другой появлялись бы
истины;
мне же оставалось бы при
терапии прежде всего как порядок дискурса. Это понятие дтом только
позволить
этому порядку нести себя -подобно
введено философом Мишелем Фуко для обозначения сие- некоему
счастливому обломку,
позволить нести себя в нем
темы правил, регулирующих речевые процессы (создание им (13, с. 50).
устных и письменных текстов) внутри общества или какоголибо из его социальных институтов, традиций или профес- Если отвлечься от
многочисленных "темных веков" предсиональных сообществ. Такой подход оправдан, во-первых, ыстории
врачевания
душевных и телейных недугов посредспецификой самой психотерапии, которая, возникнув как ством слова и
эмоционального воздействия, то можно гоtalking-cure (лечение разговором), в большинстве случаев .ворить о XX
столетии
как периоде возникновения, расцвета
и сейчас представляет собой институционализированную и начинающегося
упадка
психологического консультировасистему строго регламентированных речевых практик. Это пия и
психотерапии.
История отдельных школ и направлев равной степени справедливо в отношении психоанализа, "ий исчисляется
несколькими десятилетиями, а психоанаюнгианства, гештальт-терапии, когнитивных подходов, ро- лиз вправе
гордиться
своим столетним юбилеем. Традициджерианства, НЛП и эриксоновского транса. Во-вторых, ис- онно историю
психотерапии принято отсчитывать с него.
23
ходным материалом, который позволяет реконструировать Датой рождения
психоанализа принято считать 1895 г.,
теорию и методы конкретного психотерапевтического на- да молодой венский
врач
Зигмунд Фрейд после многоправления или школы, как правило, служат тексты их созда- численных
попыток
усовершенствовать технику гипнотителей или сторонников. В-третьих, именно понятие дискурческого лечения больных неврозами открывает метод свободных ассоциаций. С помощью их интерпретации оказалось возможным выявить бессознательное значение слов,
поступков и продуктов воображения (сновидений и фантазий) и понять, как эти скрытые содержания связаны с болезненными симптомами. В дальнейшем психоаналитическое истолкование охватило и такие результаты человеческой деятельности, где предварительная ассоциативная работа оказалась ненужной (художественные произведения,
философские и религиозные идеи, социальные институты,
нравы, обычаи, моду, язык и и.п.). Из метода исследования
и лечения психических заболеваний психоанализ постепенно превратился в универсальную форму культурной практики, научный статус которой продолжает вызывать острые
споры.
Наиболее часто психоанализу ставят в вину отсутствие
возможностей верификации (проверки) полученных с его
помощью результатов, как практических, так и теоретических. Как замечает один из самых последовательных и упорных критиков фрейдизма, патриарх британской психологии
Г.Ю.Айзенк, "тот факт, что пациент Джон Доу поправляется
после психоаналитического лечения, вовсе не значит, что
он поправляется вследствие такого лечения". Более того,
Айзенк уверен, что пациенты психоаналитиков поправляются гораздо реже и выздоравливают дольше и хуже, нежели
те, кто лечится с помощью иных методов (см. 1).
Однако постепенное признание большинством исследователей герменевтической природы психоанализа, акцент на
процессах объяснения и понимания вследствие истолкования
скрытых, бессознательных аспектов психики в конце концов
позволило "вписать" фрейдовское учение в общий контекст
современного гуманитарного знания. Ныне общепринятым
можно считать восходящее к работам Э.Гуссерля и П.Рикера
мнение о психоанализе как разновидности феноменологии,
в которой явления рассматриваются на непосредственно-чувственном и образном уровне и в сознании интуитивно проиг24
рываются процессы, происходившие у других. Сама же терапевтическая процедура есть герменевтический метод, действующий через сознание на процесс становления и расширения содержаний этого последнего.
Сам Фрейд называл психоанализом не только "способ
исследования психических процессов, иначе недоступных,
и метод лечения невротических расстройств, основанный
на этом исследовании", но также и "ряд возникших в результате этого психологических концепций, постепенно развивающихся и складывающихся в научную дисциплину"(цит. по 6,
С.395-394). Объяснение и лечение душевных болезней в психоаналитическом процессе возможно благодаря особым отношениям, устанавливающимся между аналитиком и пациентом. Эти
отношения складываются частично из переноса (трансфера) пациентом прежних, вытесненных и забытых эмоций и влечений
на аналитика, частично же являются реальными {терапевтический альянс) отношениями врача с больным, нуждающимся в
помощи. Основным лечебным фактором в психоанализе являются интерпретации сопротивлений, психологических защит,
трансферентных реакций, возникающих при спонтанном продуцировании ассоциаций, пересказе сновидений и др.
Психоанализ считает процесс вытеснения в бессознательное сексуальных и агрессивных влечений, представлений и переживаний главной причиной возникновения психических заболеваний и невротических расстройств. Специальная инстанция (супер-эго) следит за тем, чтобы недозволенные мысли и чувства не проникали в сознание и не
оказывали влияния на поведение личности и ее поступки.
Либидная (преимущественно сексуальной природы) энергия вытесненных содержаний создает сгущения внутренних
напряжений, приводящие к расстройствам, которые можно
устранить путем осознания и "выговаривания" на терапевтическом сеансе. Однако хороший аналитик не должен
удовлетворяться только терапевтическим успехом, он стремится высветить генезис психических нарушений и выяснить, как они изменяются в процессе лечения.
С первых этапов своего возникновения психоаналитический метод утверждал себя не только как терапия, но и
как метод научного исследования. Создавая свой подход в
рамках традиционной культуры позитивного научного знания, ассимилировавшего интеллектуальные навыки классической науки XIX столетия, Фрейд считал исследовательскую работу психоаналитика неотделимой от собственно
врачебной деятельности. Он писал:
25
С самого начала в психоанализе существовала неразрывная связь между лечением и исследованием. Знание
приносило терапевтический успех. Было невозможно лечить пациента, не узнав что-то новое; было невозможным
достижение нового инсайта без понимания его благотворных результатов. Наша аналитическая процедура является
единственной, где гарантировано это ценное соединение.
Только благодаря проведению нашей пастырской работы
мы можем углубить наше брезжущее понимание человеческого разума. Эта перспектива научных открытий составляет самую величавую и счастливую черту аналитической
работы (цит. по 12, T.I, с.25).
Соединяя в качестве терапевтического метода строгие
критерии научного анализа с принятием интимности признаний пациента, фрейдовский подход вошел в историю как
яркий пример герменевтической (истолковывающей) процедуры в противовес традиционным для медицины того
времени номотетическим (описательным) техникам. Однако созданные Фрейдом и его последователями описания
клинических случаев (историй болезни и психоаналитического лечения) в процессе самоидентификации явно колеблются между медицинскими и литературными аспектами.
По мнению постюнгианца Дж.Хиллмана, психоанализ является не только терапевтическим методом, но и примером
нового литературного жанра: "Его психоанализ мог продвинуться в мире медицины дальше только тогда, когда для
него нашлась бы форма "рассказа", способного передать
если не суть, то убедительность эмпирической медицины.
Фрейд объединил обе традиции, поскольку одновременно
занимался и литературой, и историями болезни. С тех пор
в истории психоанализа они идут нераздельно" (15, с. 8).
Как письменная, так и устная формы психоаналитического дискурса имеют ряд особенностей, обусловленных задачами терапии и требованиями жанра. Психоанализ-это
прежде всего разговор, где собеседниками являются молчаливый аналитик и бессознательное. "Можно даже сказать, - пишет Поль Рикер, - что психоанализ расширяет
язык за логические пределы рационального дискурса в направлении алогичных областей жизни, и что тем самым он
заставляет говорить ту часть нашего существа, которая не
столько нема, сколько вынуждена молчать" (10, с.7).
Рассматривая аналитическую ситуацию как речевое от26
ношение, одну из основных целей психоаналитика можно
описать как стремление заставить бессознательное пациента (желания, травмы, фантазии, влечения) говорить, высказываться другому человеку. Психоанализ знает бессознательное лишь как то, что может быть выражено в процессе терапии, причем именно в вербальной форме, посредством языка. Выраженное первоначально как симптом,
болезненное проявление, разрушительная эмоция, вытесненное содержание перестает быть источником невротических расстройств, потому что облекается в слова, которые могут быть услышаны и поняты. Так через анализ происходит синтез - восстановление целостности личности.
Необходимой частью психоаналитической работы является создание контекста, в котором непонятные для пациента чувства, действия и мысли, являющиеся источником
невротических и психотических нарушений, могут быть объяснены, т.е. обретают смысл, связываются в последовательный и понятный рассказ. С помощью психоаналитика
пациент "включается в семиотическое прочтение своего
опыта и поднимает его на уровень приемлемого и понятного рассказа или истории"(10, с.8). Лечение словом превращается в исцеляющий вымысел. Не случайно Фрейд сравнивал написанные им истории болезни с романами и даже
получил (в 1930 г.) литературную премию имени Гете.
Более радикальные представления о языковой природе
бессознательного и лингвистических основах психоаналитической терапии разработаны учеником, последователем
и оппонентом Фрейда Жаком Лаканом. Создатель структурного психоанализа является одной из наиболее ярких
Лакан сформулировал новое понимание личности как изначально расщепленного, двойственного существа, испытывающего желания вследствие своей символической природы. Это расщепление происходит на начальных стадиях
психического развития ребенка, а роль периода становления целостности ("стадии зеркала") имеет существенные
отличия от фрейдовской трактовки бессознательной детерминации жизненного пути ранним детским опытом. В то же
время он неустанно провозглашал лозунг "Назад, к Фрейду!", утверждая, что нынешние психоаналитики слишком
сильно увлечены проблемами социальной адаптации своих
пациентов, забывая о главной задаче психоанализа - исследовании бессознательного.
Изначально фрагментарный субъект строит образ своего Я как Другого, создавая воображаемую инстанцию, в которой он себя отчуждает. Рассматривая Я как сумму свой27
ственных ему защит, Лакан указывает, что "деятельность
эго, характеризующегося в первую очередь теми воображаемыми инерциями, которые сосредоточиваются им против исходящих от бессознательного сообщений, направлена исключительно на то, чтобы компенсировать смещение,
которое и есть субъект (выделено мною - Н.К.), сопротивлением, присущим дискурсу как таковому (4, с. 49). Сознание и бессознательное реализуются в речи, борются друг
с другом за право определять ее смысл. Психотерапевт
участвует в этой борьбе как дирижер и переводчик, вслушиваясь не столько в то, что говорит пациент, сколько в те
места, где он проговаривается. Лакан подчеркивает:
Чего бы ни добивался психоанализ -исцеления ли, профессиональной подготовки или исследования - среда у него
одна: речь пациента. Очевидность этого факта вовсе не дает
нам права его игнорировать. Всякая же речь требует себе
ответа.
Мы покажем, что речь, когда у нее есть слушатель, не
остается без ответа никогда, даже если в ответ встречает
только молчание. В этом, как нам кажется, и состоит самая
суть ее функции в анализе. Ничего об этой функции речи
не зная, психоаналитик ощутит ее зов тем сильнее. Расслышав же в этом зове лишь пустоту, он испытает эту пустоту
в самом себе, и реальность, способную ее заполнить, станет искать уже по другую сторону речи. Тем самым он перейдет к анализу поведения субъекта, рассчитывая именно
в нем обнаружить то, о чем тот умалчивает (5, с. 18).
Иными словами, задача психоаналитика состоит в том,
чтобы помочь пациенту в языковой проработке душевного
опыта, подключить его к символическому порядку, в котором невыразимое реальное (бессознательное, нечто внутри субъекта) может быть обозначено не только симптомами
невроза или фантазмами раннего детства, но обрести речевое выражение и стать понятным воображаемому (сознательному Я). Триада "реальное - воображаемое - символическое", примерно соответствующая фрейдовским представлениям о бессознательном, сознании (как функции эго,
подчиненного принципу реальности) и культурных ограничениях Супер-эго (социальных, нравственных, религиозных), является основной системой понятий структурного психоанализа.
Рассматривая психоаналитическую терапию как основанную на разговоре практику, основная цель которой - дать
28
выговориться бессознательному, Лакан пишет о двух принципиально различных типах психотерапевтического дискурса речи пустой и речи полной, называя первую "призраком монолога" и "услужливой болтовней", а вторую-"принудительным, не знающим лазеек трудом". Терапевтическую фрустрацию он считает имманентно присущей самому процессу
лечения разговором, в ходе которого пациент обнаруживает свою отчужденность, мнимость, вненаходимость собственной внутренней природы:
Не коренится ли фрустрация в самом дискурсе субъекта? Создается впечатление, что субъект все более отлучается от своего собственного существа и, после честных
попыток описать его, отнюдь не увенчивающихся созданием сколько-нибудь связного о нем представления, после
всевозможных уточнений, к сущности его нас нимало не
приближающих, после напрасных стараний укрепить и защитить его пошатнувшийся статус, после нарциссических
объятий, тщащихся вдохнуть в него жизнь, признает, наконец, что "существо" это всегда было всего-навсего его собственным созданием в сфере воображаемого, и что создание это начисто лишено какой бы то ни было достоверности. Ибо в работе, проделанной им по его воссозданию
для другого, он открывает изначальное отчуждение, заставлявшее конструировать это свое существо в виде другого, и тем самым всегда обрекавшее его на похищение
этим другим (5, с.20).
Таким образом, в психотерапевтическом диалоге воспроизводится изначальная расщепленность, дискретность
субъекта. Аналитик постепенно обнаруживает те "зияния",
которые заполнены бессознательным и предстают сознанию в виде белых пятен или искажений, обусловленных действием цензуры. Цель анализа - восстановить утраченные
места, точнее, их смысл, подобрав для невыразимой реальности бессознательного иную форму выражения вместо
невроза или психоза. Лакан очень ясно объясняет происхождение эффекта психоаналитического лечения: означаемое (бессознательное), имевшее означающее в виде патологического симптома, получает другое означающее Слово, Речь. Прежняя связь между означаемым и означающим разрывается, и симптом исчезает. Лингвистическая
природа бессознательного, "структурированного как язык",
показана предельно точно:
Фрейдовское открытие бессознательного проясняется в
29
своих истинных основаниях и может быть просто сформулировано в следующих выражениях: бессознательное есть та часть
конкретного трансиндивидуального дискурса, которой не хватает субъекту для восстановления непрерывности своего сознательного дискурса (5, с.28).
Блестяще сформулированной Лаканом лингвистической
парадигме исследования бессознательного не суждено было обрести многочисленных сторонников. Эзотерический
стиль его семинаров, принципиальная непереводимость
знаменитых "Ecrits" ("Текстов") на другие языки, многочисленные неологизмы и опора на коннотативную семантику
(ассоциативные значения слов и выражений) привели к тому, что Лакан пополнил число авторов, о которых (особенно
в отечественной психотерапии) все слышали, но никто ничего толком не знает.
Дополняющим и в какой-то степени противоположным
примером семиотической трактовки психотерапевтической
практики может служить аналитическая психотерапия
Карла Густава Юнга. Его подход основан на представлении
о том, что сфера дискурса, соответствующая аналитическому опыту - это не сфера языка, а сфера образа. Юнг и
особенно его последователь и ученик, создатель архетипической психологии Джеймс Хиллман рассматривали образы как базовый, первичный слой психической реальности.
Архетипы-первообразы, составляющие основу коллективного бессознательного, являются предпосылками и источниками деятельности человеческой души. По мнению Юнга,
такие универсальные образы представляют собой подходящую почву для проекции индивидуальных комплексов, своего
рода личных проблем, констеллированных вокруг архетипа:
Когда образу присущ архаический характер, я называю
его изначальным или исконным. Об архаическом характере я говорю тогда, когда образ обнаруживает заметное
совпадение с известными мифологическими мотивами.
Тогда образ является, с одной стороны, преимущественным выражением коллективно-бессознательных материалов, с другой стороны - показателем того, что состояние
сознания в данный момент подвержено не столько личному,
сколько коллективному влиянию. Личный образ не имеет ни
архаического характера, ни коллективного значения, но выражает лично-бессознательные содержания и лично-обусловленное состояние сознания (16, с. 541).
30
В образах воплощаются, являются сознанию символы специфические формы знакового выражения высших, принципиально не знаковых сущностей. В отличие от точного
и конечного знака символ имеет бесконечное множество
значений. Иррациональный по своей сути, он лучше, чем
что бы то ни было, соответствует природе бессознательного. Символ всегда нуждается в интерпретации, опирающейся на наитие, интуицию, множество его значений нельзя
непосредственно представить или выучить наизусть. Однако символическая референция (общение посредством символов) невозможна без апелляции к образу, и именно аналитическая психология предлагает продуктивные формы
работы с образами, всплывающими из бессознательного.
Юнг выделял три уровня толкования бессознательной
символики. На первом аналитик работает с явным смыслом, относящимся к образам, событиям или целям и личностным чертам пациента (каузально-редуктивное объяснение). Второй уровень предполагает вскрытие латентного,
находящегося на грани сознания смысла, а третий полностью соотносится со скрытыми, эзотерическими аспектами символа, обусловленным базовым культурно-мифологическим опытом коллективного бессознательного.
Хиллман придает образам гораздо большее значение.
Он называет образ "материей души" и говорит об абсолютном, априорном значении образов, подчеркивая, что они
ценны сами по себе, а не как зашифрованные сообщения
или клинические абстракции:
... Душа состоит из образов и преимущественно представляет собой деятельность воображения, которая в первозданном, парадигматическим виде представлена сновидением. Действительно, сновидец выступает в сне в качестве образа наряду с другими образами, и поэтому можно
достаточно обоснованно показать, что скорее сновидец
пребывает в образе, а не наоборот (образ пребывает в сновидце).
Источником образом - образов-сновидений, образовфантазий, поэтических образов - служит спонтанная деятельность самой души... В действительности образ соотносится только с самим собой. За своими пределами он не
связан ни с чем проприоцептивным, внешним, семантическим: образы ничего не обозначают. Они составляют само
психическое в его имагинативной видимости; в качестве
первичной данности образ несводим (к чему-либо еще 31
Н.К.) (14, с. 62-63).
Семиотическое назначение образа в том, что он делает упор
не на фиксации смысла, а скорее указывает на него, формирует
представление об ускользающем, мистическом, трансцендентном измерении бытия. Поэтому работа с образами в юнгианстве может выступать как средством, так и целью терапии,
интерпретация образов сновидений и фантазий не просто способствует процессу индивидуации, личностного роста, но составляет, в определенной степени, его сущность.
На каждом этапе анализа (по Юнгу, их четыре - исповедь (катарсис), разъяснение (интерпретация), воспитание
и трансформация) бессознательное порождает специфические образы, которые относятся к проблемам пациента
или же к элементам терапевтического процесса. В работе
"Психология и алхимия" Юнг подробно описывает алхимические параллели последнего, а юнгианские аналитики исходят из представлений, что образы не только указывают
на явления переноса, регрессии или инфляции, но являются
лучшим средством контроля за их динамикой. Кроме Yoro,
работа с образами во многом остается единственным способом влияния на психе в той ее части, что, будучи чуждой
сознанию, понимается в юнгианстве как "жизненный процесс, который, в силу своего божественного характера, исходит из времен незапамятных, обеспечивая побуждения
для формирования символов 17, с. 470).
У психотерапевтических направлений, не ориентированных на глубинную психологию и работу с бессознательным,
порядок дискурса несколько иной. Гештальт-терапия, экзистенциально-гуманистические подходы, когнитивная
психотерапия делают основной упор на процессах сознавания, рассматривая деятельность сознания как основную
точку приложения преобразующих и помогающих воздействий. Особое место занимает нейро-лингвистическое программирование, чья специфика укоренена, с одной стороны, в нейродинамических процессах моделирования системы представлений о реальности, а с другой - в языке, составляющем основу, субстрат такого моделирования. НЛП,
в отличие от иных психотерапевтических школ, сосредоточило свое внимание не столько на содержании опыта психических переживаний, сколько на форме его возникновения и существования. Иными словами, НЛП-терапевт спрашивает "как?" в тех случаях, когда психоаналитик выясняет
"почему?", а экзистенциалист- "зачем?".
Порядок дискурса НЛП и других популярных в Америке
32
психотерапевтических подходов определяется также и центральной идеей о том, в чем должна состоять сущность
психологической помощи. Если "европейская" точка зрения
представлена необходимостью понимания тонких и сложных процессов, происходящих в глубинах сознания и бессознательного, то американцы отдают предпочтение проблеме повышения эффективности человеческого функционирования. Эриксоновский гипноз, семейная терапия школы
Вирджинии Сейтер, провокационная терапия Фрэнка Фарелли, роджерианство, ДПДГ Франсин Шапиро, многочисленные формы групповой работы - все это так или иначе
объединено базовым представлением о терапии как своего
рода системе способов улучшения качества социальных аспектов поведения и деятельности клиента. Юнгианский аналитик предпочтет говорить о созидании души, логотерапевт - о поиске смысла, а бихевиорист - о стратегии и
тактике управления впечатлением и развитии социальной
контактности индивида.
На это различие обращал внимание еще Лакан, обвинявший американских психоаналитиков в легковесности и
"утрате аналитическим дискурсом своего смысла":
В любом случае представляется совершенно очевидным, что в данной концепции психоанализа центр тяжести
переносится на адаптацию индивида к социальному окружению, на поиск так называемых patterns, моделей поведения и прочих объективаций, включаемых в понятия human
relations (межличностные отношения - Н.К.). Рожденный в
Соединенных Штатах термин human engineering (человеческая инженерия - Н.К.) как нельзя лучше указывает на
привилегированность позиции исключения по отношению
к человеческому объекту (5, с. 16).
Отечественная психотерапия, судя по всему, в массе
своей склоняется больше к американским моделям и образцам. Причины понятны: это и доступность обучения
(пресловутые тренинги и "воркшопы"всех мастей плодятся
как кролики, а 5-6-летняя учеба в европейских аналитических институтах и центрах немногим по плечу), и стремление
получить результат побыстрее, и более демократические
традиции американского профессионального сообщества,
и многое другое. Однако человеческая история показывает,
что достойный результат можно получить скорее путем продолжительной и глубокой внутренней работы, нежели надеяться на скороспелый плод пусть даже пылкой миссионер33
ской деятельности. Все больше российских психотерапевтов говорят о необходимости искать свой собственный
путь, развивать отечественные традиции врачевания души.
Рассматривая возможные тенденции развития психологической помощи в русле славянской духовной культуры, в
первую очередь следует остановиться на исконной для
нашей страны и возрождающейся ныне в России святоотеческой психотерапии. В лоне русской православной
церкви, на протяжении столетий привычно заботившейся о
духовном здоровье человека и его нравственности, сложилась поистине уникальная система целительства души, которая все чаще привлекает внимание психологов. Однако
отношения между христианской доктриной пастырской деятельности и внеконфессиональной психотерапевтической
практикой неоднозначны и непросты.
С одной стороны, между психотерапевтами и священниками можно наблюдать некоторое сближение. Ему способствуют известная общность целей и нравственных идеалов,
сходные профессиональные проблемы, обоюдное понимание
важности стоящих перед обеими группами задач. С другой
стороны, некоторая узость взглядов и ощущение "конкуренции" иногда приводят к тому, что у церковной ограды вывешивается объявление такого содержания: "Не допускаются к
причастию лица, имевшие общение со знахарями, колдунами,
экстрасенсами и психотерапевтами". Сами психологи иногда
сетуют на некий "комплекс неполноценности" по отношению
к священнослужителям, признавая, что христианство эффективнее работает с людьми и, следовательно, психотерапевтам нужно у него учиться. Непонятно, правда, что
может позаимствовать в этой области неверующий терапевт и насколько он вообще имеет право заниматься врачеванием души (11).
Иную позицию занимают психологи, проводящие резкую
границу между деятельностью священника и своей собственной работой. Протестуя против неоправданного, по их
мнению, расширения предметного поля психотерапии за
счет включения в нее пастырской задачи спасения души,
они справедливо замечают:
Для меня это ремесло, в том смысле, что не наука и не
искусство, а честное и по возможности качественное делание, в моем случае делание системной семейной психотерапии. Не больше и не меньше. Мне все равно с кем работать - христианином, иудеем, мусульманином или солнцепоклонником. Мне все равно - злодей передо мной или
34
праведник, я этого не знаю и знать не хочу - это не мое
дело. Я не учитель жизни для моих клиентов и я не отвечаю
за то, как они ее проводят. Они свободны быть кем угодно
и жить по-разному, не мне их судить. Я нисколько не умнее
или лучше их. Они приходят ко мне не за любовью или
дружбой, не за наставлением, они приходят со своим страданием и хотят облегчения (2, с. 168).
Однако общих точек соприкосновения у пастырской и
психотерапевтической деятельности, несомненно, больше,
чем различий. Попытка святоотеческой психотерапии соединить многовековую традицию душеспасительной работы церкви с эвристическим потенциалом современных психологических и философских систем вызывает уважение.
Занятые единой, пусть даже по-разному понимаемой, задачей врачевания души словом и психотерапевты, и священники одинаково подчеркивают его значение и важность.
"Не будьте к сему невнимательны или равнодушны, чтущие
достоинство слова, ревнуйте о нем, одушевляйте и вооружайте ваше слово истиною и правдою и, действуя им верно
и твердо, не допускайте разлития глаголов потопных" пишет св. Филарет Московский. "Слово-закон, формирующий человека по своему образу и подобию... Вся реальность заключена лишь в даре речи, ибо лишь посредством
этого дара пришла к человеку реальность, и лишь совершая
акт речи вновь и вновь может он эту реальность сберечь" вторит ему Жак Лакан.
Заканчивая этот краткий обзор психотерапевтического
дискурса, следует сказать, что внутренне присущая ему воля к истине (выражение М.Фуко, смысл которого состоит в
том, что любой дискурс обладает регулирующим влиянием
на те стороны человеческой жизни, к которым он относится
или хотя бы касается) проявляется в стремлении выработать систему ориентиров, организующих бытие в экзистенциальной полноте его проявлений. Решение этой задачи в
различных направлениях и подходах выглядит по-разному,
но в основе ее, на мой взгляд, лежат сходные процессы
смысловых трансформаций, имеющие семиотическую (знаковую) природу. Семиотическое поле психотерапии расстилается в необъятном пространстве ее дискурса, сущность
и специфику отдельных фрагментов которого я буду рассматривать в следующих главах более подробно.
ЛИТЕРАТУРА
1. Айзенк Г.Ю. Сорок лет спустя: новый взгляд на пробле35
мы эффективности в психотерапии. - Психол. ж., 1994,
Т. 15, №4, с. 11-18.
2. Варга А. Я. Аутопсихотерапевтическое сочинение на религиозную тему. - МПТЖ, 1994, № 1, с. 164-171.
3. Куттер П. Современный психоанализ. - СПб., 1997. 348 с.
4. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда. - МПТЖ, 1996, № 1, с. 25-54.
5. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе.
-М., 1995.-101 с.
6. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу.
-М" 1996.-623 с.
7. Лоренцер А. Археология психоанализа. - М., 1996. 304 с.
8. Мамардашвили М.К. Необходимость себя. - М., 1996.
- 432 с.
9. Невярович В. Терапия души. (Святоотеческая психотерапия). - Воронеж, 1997. - 240 с.
10. Рикер П. Образ и язык в психоанализе / МПТЖ, 1996, № 4,
с. 5-22.
11. Розин М.В. Религия и психотерапия: возможен ли кентавр?-МПТЖ, 1994, № 2, с. 191-200.
12. Томэ X., Кэхеле X. Современный психоанализ. - М.,
1996. -Т. 1-576 с., Т. 2-667 с.
13. Фуко М. Воля к истине. - М., 1996. - 448 с.
14. Хиллман Д. Архетипическая психология. - СПб., 1996.
-157 с.
15. Хиллман Д. Исцеляющий вымысел. - СПб., 1997. - 181 с.
16. Юнг К.Г. Психологические типы. - СПб., 1995. -716 с.
17. Юнг К.Г. Психология и алхимия. - М., К., 1997. - 592 с.
Глава 3
ФИЛОСОФИЯ ГЕШТАЛЬТА:
ЖИЗНЬ СОЗНАНИЯ И ПОДВИГ СОЗНАВАНИЯ
Среди множества определений и формулировок того,
что такое гештальт-терапия - как уже существующих, так и
возможных - наверняка найдется место и такому: это помощь человеку в поиске подлинной жизненности, способности получать удовольствие от жизни в настоящем, здесь
и теперь, не откладывая радость и счастье на неопределенное "когда-нибудь потом". Быть здоровым и счастливым,
довольным собой, уверенным в своих силах, любить друзей
и близких, не терзая их претензиями, а себя - вечными
сомнениями, стать ответственным и зрелым, оставаясь ве36
селым и спонтанным - вот главная цель гештальта, а потенциальный клиент великолепно описан основоположником подхода Фрицем Перлзом:
Современный человек живет на низком уровне жизненности. Хотя в общем он не слишком глубоко страдает, но
при этом столь же мало знает об истинно творческой жизни. Он превратился в тревожащийся автомат. Мир предлагает ему много возможностей для более богатой и счастливой жизни, он же бесцельно бродит, плохо понимая, чего
он хочет, и еще хуже - как этого достичь. Он не чувствует
возбуждения и пыла, отправляясь в приключение жизни.
Он, по-видимому, полагает, что время веселья, удовольствия и роста - это детство и юность, и готов отвергнуть
саму жизнь, достигнув "зрелости". Он совершает массу
движений, но выражение его лица выдает отсутствие какого бы то ни было реального интереса к тому, что он делает.
Он либо скучает, сохраняя каменное лицо, либо раздражается. Он, кажется, потерял всю свою спонтаннность, потерял способность чувствовать и выражать себя непосредственно и творчески.
Он хорошо рассказывает о своих трудностях, но плохо с
ними справляется. Он сводит свою жизнь к словесным и
интеллектуальным упражнениям, он топит себя в море
слов. Он подменяет саму жизнь психиатрическими и псевдопсихиатрическими ее объяснениями. Он тратит массу
времени, чтобы восстановить прошлое или определить будущее. Его деятельность - выполнение скучных и утомительных обязанностей. Временами он даже не сознает
того, что он в данный момент делает... (10, с. 10).
Эти слова, вынесенные в начало одной из книг Перлза,
показывают, какой широкий круг проблем затрагивает гештальт-терапия. В сущности, гештальт - это целая философия (экзистенциального толка), это практическая философия подлинности жизни. В ее основании лежит специфическое представление о том, как улучшить человеческую
жизнедеятельность - знаменитая "модель Просветления",
роднящая гештальт с дзен-буддизмом. Описывая эту модель, ученик Перлза Джон Энрайт говорит, что существуют
три фундаментально различных точки зрения на то, как помочь человеку стать более совершенным.
Первая основана на так называемой патологической мо37
дели - представлении о том, что человек, у которого есть
проблемы или трудности, рассматривается как больной, не
соответствующий норме. Ему нужна помощь квалифицированного специалиста, и терапия осуществляется по медицинскому образцу (врач - пациент). Самолечение (чтение
соответствующих книг, попытки вести "задушевные" беседы с друзьями) лучше, чем ничего, но особой пользы принести не может. Сюда относится, например, классический
психоанализ.
Вторая - это модель роста, в рамках которой клиент
рассматривается как соответствующий норме, но у него
всегда есть возможность достичь большего. Нормальная
личность должна постоянно развиваться и расти - в противном случае наступает застой и постепенная деградация.
Отсутствие роста - тревожный признак, и нормой считается постоянное стремление быть выше нормы. Помощь со
стороны желательна, но не так уж необходима, поскольку
стремление к росту - естественное свойство человека, как
и всякого живого существа. Процесс личностного роста требует
определенных усилий, которые вознаграждаются сторицей,
поскольку быть выше нормы - лучше, чем быть просто нормальным. К этой группе можно причислить терапию на основе
идеи самоактуализации, психосинтез, роджерианство.
Наконец, третья модель - модель Просветления - основной упор делает на том, что нет никакой нормы, необходимости куда-то идти или что-либо делать. "Вы уже совершенны, всегда были и всегда будете совершенны. Форма совершенства может изменяться, но то, что вы "о кей",
не зависит от формы. Бутон - это совершенный бутон, а
не несовершенная роза" (19, с.4). В рамках данной модели
актуальное ощущение счастья и благополучия не зависит
от уровня достижений, наличия или отсутствия проблем,
успешной стратегии управления производимым впечатлением. Все, что необходимо - это сдвиг самовосприятия.
Он заключается в том, чтобы рассматривать себя не с точки
зрения того, что могло или должно было быть сделано, а
увидеть то, что есть в данную минуту, здесь и теперь, - и
насладиться этим. Известные гештальт-терапевты Ирвин и
Мириам Польстер относят принцип "здесь и сейчас" к современному этосу - выражению основных нравственных и
духовных норм общественной жизни, считая процесс полноценного переживания актуальной реальности средоточием человеческого существования.
Данный процесс в гештальт-терапии называется сознаванием (awareness). Сознавание - это естественный, не38
прерывный контакт человека с его собственным опытом,
далекий от самокритики. Это прямое осознание себя и окружающего в данный момент времени, все ощущения, которые испытывает личность, отделенные от ее мнений и
оценок по этому поводу. Может показаться, что сознавание самая простая вещь, однако это вовсе не так. Большинство
людей часто совершенно не сознают, что и как они делают,
что именно происходит с ними и в них каждую минуту.
Предположим, человек решил пойти поесть мороженного. Сразу после того, как ему этого захотелось, он начинает
думать примерно так: придется идти до ближайшего кафе,
а это две трамвайных остановки. Он идет и решает, стоит
ли портить себе аппетит сладким перед обедом, и сколько
денег он может потратить. Вспоминает, как видел вчера
свою подружку с другим в этом же самом кафе, и начинает
думать о женском непостоянстве или о том, как со стороны
выглядят их отношения. Он не замечает улиц, по которым
идет, а когда, наконец, приходит, все его мысли поглощены
личными проблемами. Он делает заказ механическим тоном, не взглянув на официантку, на ее улыбку-он погружен
в себя. Но вот приносят мороженное, он отвлекается от
своих мыслей, смотрит на официантку - и начинает заигрывать с ней (или испытывает раздражение от ее внешности), и поглощает мороженное, совершенно не чувствуя его
вкуса. Он расплачивается, между тем как его мысли витают
вокруг завтрашних дел или вчерашней ссоры. Все эти полчаса он пробыл не в кафе, а в так называемой средней
зоне - зоне интерпретаций и оценок, мнений и установок,
далекой от реального мира и его свойств.
В гештальт-терапии принято выделять три зоны контакта
с миром: внутреннюю, образованную ощущениями от собственного тела (напряжение мышц, ком в горле или тяжесть в
желудке, поза, в которой человек сидит или стоит, головная
боль, жажда, утомление); внешнюю-ощущение и осознание
свойств окружающей действительности (серые камни на зеленой траве, визг автомобильных тормозов, запах мокрой
одежды в метро в дождливый день, ссутуленные плечи идущей навстречу девочки) и среднюю - зону воображения и
фантазии, а также многочисленных мысленных игр, играя в
которые с самим собой, человек неизбежно проигрывает.
Когда человек говорит "Мне холодно" или "Я вижу твою
улыбку", он находится соответственно во внутренней или
во внешней зоне. Но когда он говорит "Я вижу твою ехидную
(теплую, иадевательскую, дружескую, идиотскую, нахаль39
ную, ласковую, виноватую и т.п.-до бесконечности) улыбку", то он уже в средней зоне, в зоне интерпретации, и
главным становится не то, что он видит на самом деле
(улыбка), а его страхи, фантазии, предубеждения, ожидания
или оценки. Он сам делает улыбку ехидной, идиотской или
дружеской, и ведет себя соответственно тому, что сделал.
Как правило, убеждать его, что улыбка на самом деле была
теплой, а не издевательской - напрасный труд: он лучше
знает, что за штучка его собеседник. Они еще не успели
поздороваться, а уже враги. Фраза "Я ее насквозь вижу"
фактически означает, что в поле зрения говорящего вообще
никого нет - кроме его собственных предубеждений или
невротических установок, разумеется. Насквозь можно видеть лишь через прозрачную пустоту.
Средняя зона - это не только пространство, в котором
существуют свойственные нам страх и предубеждение, зависть и гордыня, но также и арена мысленных игр - более
продолжительных фантазий на тему "Какой я плохой", "Если
бы не ты", "Везет, какутопленнику" и любимейшей (по моим
наблюдениям) - "Ах, боже мой, что станет говорить княгиня
Марья Алексевна". Описания этих (и многих других) игр
можно найти в любой книге по гештальт-терапии - например, у Дж. Рейнуотер (13) или у самого Перлза (9,10). Приведу пример мысленной игры-монолога "Как-нибудь проскочу", в которую часто играют студенты перед экзаменом
и непосредственно на нем:
"Ну вот, не успела зайти, а он (преподаватель - Н.К.) так
зыркнул. Он меня весь семестр не любил, он любит только
таких, как Лашина, которые на первой парте сидят, в рот
смотрят и все определения красной пастой подчеркивают.
Господи, так и знала - именно этот проклятый билет, самый
сложный. Вопросы совершенно дурацкие. "Разработка проблемы воли в психологии" - я как раз на этой теме не была,
с Сергеем мы тогда по парку бродили...А Ленка как строчит!
Небось, сумела шпору достать, а я сижу неудобно, ему все
видно будет. Данилов пошел отвечать, голос у него противный, скрипучий. Что же там с этой волей? Попробую начать
с третьего вопроса, тут надо на гуманизм напирать помню, как он на лекции распинался, что все личностями
являются. Что-нибудь да наплету. Сам-то себя-считает гением, а пиджак вечно мелом испачкан, и карманы оттопыриваются...
Ну что он пристал - "Не по существу", "Обыденные житейские представления вместо научных знаний", "Не владеете специальной терминологией" - как будто я сама не
40
знаю. Рассказала же кое-что. На кой черт вообще эта терминология - чтоб ему на кусок хлеба было чем зарабатывать. "Какую тему лучше всего знаете?" - еще и издевается. Да никакую - все одинаково. Темперамент - это про
Гиппократа: жидкости там - черная желчь, желтая... о, у
меланхолика - слизь преобладает. А дальше? Учила же...
Иван Петрович Павлов выделил свойства темперамента...
Или нервной системы? Собаки у него... Вот собака, нацелился двойку ставить. Эту сессию я точно не сдам. Слезу
пустить, что ли? Не поможет все равно. А сегодня в общежитии все праздновать будут, радоваться. Ну все, бросаю
дурака валять - засаживаюсь за учебу с завтрашнего дня.
Лучше с послезавтра - завтра куча дел. Как-нибудь обойдется. Родителям пока ничего не скажу. Плакала стипендия..."
Сходные описания мысленных игр можно найти в романах Джерома Д.Сэллинджера, Сола Беллоу, Франсуазы
Саган - это один из любимых приемов современной психологической прозы. Ее персонажи, умело "списанные" с
обыкновенных людей, утратили способность входить в контакт с окружающей действительностью, подменяя его бесцельным и бесконечным пребыванием в средней зоне.
Самый простой способ прервать такой монолог - задать
себе несколько коротких вопросов: Что я сейчас делаю? О
чем думаю? Что я в данную минуту чувствую? Чего хочу?
В гештальт-терапии важным является понятие контакта.
Контакт возможен и без сознавания, но сознавания не бывает без контакта. Для того, чтобы жить и удовлетворять
свои потребности, человек должен контактировать с реальным миром. Но контакт без сознавания не оставляет места
для психических переживаний - впечатлений, мыслей и
чувств. Подобно тому, как мы не чувствуем простыней во
время сна, мы не воспринимаем окружающий мир без сознавания. Находясь в средней зоне, человек сознает лишь
то, что придумал сам, и такая иллюзорная реальность уводит его из мира и помещает в тесный кокон вялого, нецелостного, невротического существования.
Поэтому, наряду с принципом "здесь и теперь", Фриц
Перлз пользовался также выражением "теперь и как" (now
and how), считая, что эта формула лучше передает суть гештальт-подхода, его интерес к феноменологии, форме психической переживаний, а не к объяснению причин. Такая
терапия позволяет вернуться от мыслей и разговоров о
вещах (это явление называют эбаутизмом, от английского
слова "about" - "о чем-то, про что-то") к ним самим. Самое
главное - не утратить непосредственности переживания,
41
причастности к тому, что происходит в данную минуту.
В учебниках по гештальту приводится множество упражнений, с помощью которых можно научиться сознаванию, и
все они одинаково хороши. Мне хотелось бы привлечь внимание к другим способам, которые лишь отчасти напоминают получасовое сосредоточенное разглядывание стула
(9, с.270) или правого ботинка (13, с.22). Этоттип восприятия был характерен для жителей средневековой Японии и
достиг своего расцвета, по-видимому, в эпоху Хэйан (Х-1Х
век). Окружающий мир воспринимался ими сквозь призму
сложных эстетических и литературных канонов, а целью человеческой жизни было постижение так называемого мононо-аварэ - печального очарования вещей.
Это понятие выражает непосредственное, смешанное с
восхищением удивление, с которым должен относиться человек к окружающим его прекрасным, но недолговечным вещам, в том числе и к собственной жизни. "В эпохи более
ранние, - пишет Т.Л.Соколова-Делюсина, - понятие "аварэ"
обозначало безыскусно-простодушное удивление, рождавшееся в душе человека при виде окружающих предметов и
явлений, сочувствие, сопереживание, сожаление, направленные непосредственно на объект. "Аварэ" выражало чувствопрямое и ясное, пронизанное ощущением вечности, таящемся
в изменчивости. В эпоху Хэйан в понятии "аварэ" появился
печально-трагический оттенок, оно стало выражать ощущение мимолетности бытия и неотвратимости увядания.
Посредством "аварэ" выражается сущность "моно". "Моно" же-это вещь (предмет или явление), лишенная облика,
вещь вне ее отдельного проявления, сущность вещи. "Моно-но-аварэ" - стремление души к вечным истокам вещей,
желание уловить их ускользающий смысл" (6, т.5, с.47).
Постижение моно-но-аварэ позволяет понять взаимообусловленность природы и человеческой судьбы, найти и
пережить гармонию внутреннего с внешним, оценить неповторимый миг человеческой жизни, прелестный именно
своей краткостью и невозвратимостью. Для этого необходима известная утонченность, которая вырабатывалась годами - разумеется, только в аристократических семьях.
Люди, достигшие умения чувствовать дух моно-но-аварэ,
назывались "проникшими в сущность вещей". Это умение
было совершенно необходимо для придворных, императора и его многочисленных прислужниц, высших чиновников.
В наиболее яркие и значительные моменты полагалось
складывать стихи, передающие ощущение моно-но-аварэ,
42
но его легко почувствовать даже в простом перечне названий покоев императорского дворца: ворота Спокойной радости, дворец Созерцания истинной чистоты, покои Летящих ароматов, павильон Светлых пейзажей, дворец Явленного блеска, дворец Восхождения к цветам, покои Грядущей прохлады, ворота Одаривающие светом, дворец Узорчатых шелков, покои Застывших цветов...
Вершиной хэйанской культуры принято считать литературные произведения той эпохи, главное из которых - "Повесть
о принце Гэндзи" ("Гэндзи-моногатари") является непревзойденным руководством по сознаванию непрочной прелести
каждого мгновения человеческой жизни. Герой ее, утонченный и прекрасный принц Гэндзи, достиг подлинного совершенства в умении жить "здесь и теперь", и хотя не все моменты его судьбы можно назвать безмятежными, их почти
всюду сопровождала радость спокойного сознавания окружающего, будь то роскошные дворцовые покои или унылый морской берег, где Гэндзи провел в изгнании три года. Эта повесть относится к классическим образцам литературы гештальта, и чтение любой главы, будь то "Вечерний лик", "Сад,
где опадают цветы", "Юная дева", "Ветер в соснах" или "Драгоценная нить", будет не только действенным, но также прекрасным и изысканным упражнением в сознавании.
Сколь необычным для нашей культуры является такое сознавание,
показывает следующий факт. В процессе подготовки настоящей
главы к изданию редактор и издатель несколько раз предлагали
сократить перечень названий в конце двух предыдущих абзацев.
Ощущение их прелести и очарования реальности, стоящей за именем
(прозвища героинь "Повести": Укифунэ - "ладья в волнах", Аои "свидание-цветок", Уцусэми - "пустая скорлупка цикады") оказывается несовместимым с привычным представлением о беглом чтении
текста, где не должно быть длиннот или остановок для раздумий. Я
предлагаю читателям вернуться к названиям дворцовых павильонов
Сознавание и контакт являются условием активной и полноценной жизни и удовлетворения человеческих потребностей.
Целостный акт жизненной активности, цикл опыта, согласно
взглядам Перлза, представляет собой непрерывный процесс
созидания и разрушения гештальтов. Гештальт - это целостная структура, описывающая единство и взаимозависимость
потребностей личности, ее собственной активности и окружающей среды. В гештальт-терапии принята гомеостатическая
модель личности, согласно которой удовлетворение потребностей необходимо для восстановления равновесия в системе
"организм-среда". Дополненная принципом холистичности
43
(целостности), который утверждает неразрывное единство и
взаимозависимость тела и психики, эта модель рассматривает
жизнедеятельность здоровой личности как непрерывную цепь
контактов с окружающей реальностью. В ходе последних восприятие под влиянием доминирующей потребности выделяет
главное (фигура) и второстепенное (фон), а удовлетворение
потребности завершает гештальт. С возникновением очередной потребности этот цикл повторяется.
ПЕНТАГРАММА
Когнитивное измерение
Аффективное
измерение
Соматическое
измерение
Социальное
измерение
Духовное
измерение
Перлз подчеркивал значимость телесных аспектов личности и был против их разделения, так называемого mind-body
split-"расщепления на тело и дух"), указывая на изначальную
целостность человеческой природы. Его ученик, основатель
Парижской школы гештальта Серж Женжер, иллюстрирует
многомерность и целостность гештальт-подхода с помощью пентаграммы измерений человеческой активности:
В здоровой психике формирование гештальтов подчиняется принципу first things first - сначала самое важное, и
велика гибкость взаимных переходов фигуры и фона. Забота, внимание, интерес, возбуждение и удовольствие характеризуют нормальное формирование фигуры/фона, а
спутанность, скука, тревожность, "застревание", смущение
и неуверенность показывают, что этот процесс затруднен.
Любые нарушения и сбои в цикле опыта, а также изъяны контактной границы трактуются в гештальт-терапии как невротические проявления. Рассмотрим их несколько подробнее.
Актуализация потребности приводит к тому, что человек
начинает активно искать возможность ее удовлетворить,
так что в его окружении все, связанное с нею, выступает на
первый план, оттесняя остальное. Ощущение нужды или,
44
наоборот, ненужности чего-либо усиливает сознавание и
возникает возбуждение, способствующее началу действия.
После того, как потребность удовлетворена и гештальт завершается, следует прерывание контакта или "уход". Однако цикл опыта может быть нарушен в любом из своих звеньев, и такие нарушения являются источниками невротических проблем личности.
Нормально функционирующий человек легко и плавно
переходит от цикла к циклу, присутствуя "здесь и теперь" в
каждом из них. Нарушения и сбои оставляют гештальты незавершенными, цикл прерывается, и субъект вынужден оставаться в "там и тогда". По мнению Перлза, невротик это человек, который не получает удовольствия от жизни в
настоящем, находясь в той или иной форме контакта со своим
прошлым опытом. Незаконченные, непрожитые ситуации будут стремиться жить за счет актуальных, отнимая у них энергию, а у личности в целом - чувство уверенности в себе.
Незавершенные, "незакрытые" гештальты превращают
человеческую жизнь в хаос проблем, которые постепенно
становятся неразрешимыми. Невротическую личность буквально раздирают на части отдельные фрагменты ее непрожитого опыта. "Невротик, - пишет Перлз, - утерял
(если он когда-либо располагал ею) способность организовывать свое поведение в соответствии с необходимой
иерархией потребностей. Он не может сосредоточиться. В
терапии он должен научиться различать множество потребностей и поочередно иметь дело лишь с одной из них. Он
должен научиться обнаруживать свои потребности и отождествлять себя с ними, в каждый момент времени быть
полностью вовлеченным в то, что он делает, оставаясь в
ситуации достаточно долго, чтобы завершить гештальт и
перейти к другим делам" (10, с.ЗЗ).
Гештальт-терапия, используя в качестве рабочего понятия слово "организм" вместо терминов "индивид" или "личность", постоянно подчеркивает роль потребностей в цикле
жизненной активности. Под их влиянием человек формирует свое отношение к объектам окружающей среды, оценивая их как положительные, отрицательные или нейтральные. Он все время колеблется между нетерпением (impatience) и испугом (dread). Сильная потребность требует немедленного удовлетворения. Если его не происходит, личность испытывает нетерпение и испуг-по Перлзу, это эмоциональные формы возбуждения при нарушении равновесия.
Оно восстанавливается посредством присвоения позитивных
объектов либо уничтожения, избегания негативных. При этом
45
почти нет разницы между воображением и действительностью: мы стараемся удалить вредные мысли, неприятные образы или разрушительные чувства из нашего сознания, как
будто те являются нашими реальными врагами.
Самый надежный способ уничтожить врага- разрушить
его или, по крайней мере, обезвредить. Многие люди лишены возможности это сделать, и тогда они прибегают к
магическому уничтожению: закрывают глаза и уши, чтобы
не видеть и не слышать неприятного для себя, или другим
способом уходят из реальности. Магический уход не уничтожает саму опасность, а лишь разрывает контакт с ситуацией, воспринимаемой как угроза - идет ли речь о физическом теле (травма или болезнь), Я-образе (унижение),
модели мира (экзистенциальный вакуум), материальном
благополучии (нищета) или о чем-либо еще.
Уходи контакт сами по себе не являются чем-то здоровым или, наоборот, болезненным. Невроз состоит скорее в
невозможности полного контакта или правильного ухода.
Навязчивые действия являются примером неспособности
уйти, а скука (частая жалоба невротиков) возникает в тех
ситуациях, когда человек пытается остаться в контакте с
тем, что не вызывает у него интереса. Диалектика контакта
и ухода составляет сущность психологических событий,
происходящих на контактной границе между субъектом и
предметным полем (организмом и средой). "Контакт со
средой и уход из нее, принятие и отвержение - наиболее
важные функции целостной личности, - считает Перлз. Психологические теории, придерживающиеся дуалистических воззрений на человека, видят в них противоположно
действующие силы, разрывающие человека на куски. Мы
же рассматриваем их как аспекты одного и того же: способности к различению (выделено мною - Н.К.). Эта способность может замутиться и начать плохо функционировать. В таком случае индивид не способен к естественному
поведению, и мы считаем его невротиком" (10, с.37).
Приведу пример из собственной практики. В одной из
групп студентов, изучавших психотерапию, была девушка
(Лариса P.), предъявившая однажды довольно необычную жалобу: она не могла смотреть фильмы ужасов, триллеры - одним словом, все, относящееся к жанру напряженного действия. Она подробно описывала свой страх, истерические реакции (слезы, крик), чувство "упадка" после окончания фильма. В то же время встать и уйти из кинотеатра или от телевизора она тоже не могла. Участники группы сперва сочли
46
проблему мнимой: дескать, не можешь смотреть-не смотри,
и не делай из этого событие. Однако девушка не согласилась
и продолжала настаивать, что эта проблема для нее действительно важна. На вопрос о том, почему Лариса так считает,
она дала интересный ответ: я не чувствую себя из-за этого
взрослой, зрелой личностью, раз веду себя как маленький
ребенок (боюсь, хотя знаю, что все "понарошку").
В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что сильных
чувств в других ситуациях своей жизни Лариса практически
не испытывает. Она жаловалась на скуку, одиночество, ощущение ирреальности окружающего. Студентка была недовольна своими отношениями с близкими, считала себя бестолковой и заурядной, не способной к достижениям и боялась, что люди видят все это и презирают ее. Постепенно
мне стало ясно, что Лариса, как это ни парадоксально, способна находиться в полном контакте только с фильмами
от них уходит. Неспособность к различению действительности и фантазии и была причиной того компульсивного
(навязчиво повторяющегося и усиливающегося) поведения,
которое имело место при просмотре таких фильмов. Лариса не могла их не смотреть - ей нужно было хотя бы время
от времени находиться в настоящем контакте. После обсуждения этого в группе Лариса предприняла несколько попыток реального контакта со своими товарищами, приведших к инсайту. Постепенное развитие способностей к контакту в конце концов позволило ей решить свою проблему.
Поскольку невротические затруднения возникают из неспособности индивида находить и поддерживать правильное равновесие между собой и миром, то различные виды
невротических защит в гештальт-терапии трактуются как
дефекты контактной границы между личностью и средой, в
том числе и социальной. Размышляя о социальной природе
невроза, Перлз пишет: "Невротик - это человек, на которого слишком сильно давит общество. Его невроз - защитный маневр, помогающий уклониться от угрозы переполнения миром, который берет над ним верх. Это оказывается
наиболее эффективным способом поддержания равновесия и саморегуляции в ситуации, когда, как ему кажется, все
против него"(10, с. 46). Первоначально автор гештальт-подхода описал четыре типа нарушений контактной границы, соответствующих невротическим защитным механизмам-проекцию, слияние, ретрофлексию и интроекцию, позднее к ним
добавились еще два - дефлексия и изоляция.
Интроекция - это склонность неразборчиво поглощать
и присваивать любые нормы, стандарты поведения, взгля47
ды, мнения и ценности, без попытки разобраться в них и
критически переосмыслить. Этот механизм лучше всего
объяснить посредством метафор, связанных с едой, как это
сделал Перлз в своей первой книге "Эго, голод и агрессия"
(1947). Интроекция похожа на заглатывание огромных кусков, без ощущения вкуса, неразжеванных. Такую пищу организм не в состоянии переварить и усвоить, так что интроекты остаются чужеродными телами. Личность, "набитая"
непереваренными интроектами, постоянно чувствует
экзистенциальный голод, несмотря на тяжесть в желудке от
того, что уже проглочено. Несовместимые друг с другом
установки и мнения приводят к колебаниям, неуверенности,
тревоге. Всю свою энергию интроецирующая личность тратит не на развитие и рост, а на безуспешные попытки примирить внутренние противоречия, избавиться от психологической "тошноты", составляющей фон ее существования.
Типичными примерами интроектов являются родительские поучения, мнения учителей, социальные стандарты,
подталкивающие человека к конформному поведению. Не
соотнося все эти внешние требования с потребностями и
желаниями, личность, по образному выражению Перлза,
превращается в нечто вроде комнаты, настолько заваленной чужими вещами, что в ней не хватает места для своих
собственных. Интроекция "превращает нас в мусорную корзину, наполненную чуждой и ненужной информацией. Самое худшее состоит в том, что этот материал имел бы для
нас огромную ценность, если бы мы обдумали его, изменили и трансформировали его в себе"(10, с.49).
Проекция, в противоположность интроекции, представляет собой вынесение вовне внутриличностных процессов
или их причин, попытка сделать среду ответственной за то,
что исходит из самого человека. Он видит мир и других
людей холодными, враждебными, агрессивными, в то время как в действительности это его собственные чувства.
Скованная запретами и предрассудками, сексуально озабоченная старая дева, подозревающая всех мужчин поголовно в непристойных намерениях - хороший пример невротической проекции. Другой пример - свойственное многим представление, будто бы окружающие только и заняты
обсуждением их внешности, поступков или промахов. В
этом случае люди делают предположения, основанные на
их собственной фантазии, не сознавая, что это всего лишь
гипотезы, далекие от реальности. Кроме того, они не осознают происхождения своих догадок.
В проекции граница между Я и остальным миром как бы
48
немного сдвигается "в свою пользу", что дает возможность
снять с себя ответственность за те аспекты личности, с которыми трудно примириться, ибо они кажутся непривлекательными, низкими, примитивными. "Проецирующий невротик, - пишет Перлз, - неспособен различать грани собственной целостной личности, которые действительно принадлежат ему самому, и то, что навязано извне. Он рассматривает свои интроекты как себя самого, а те части себя, от которых хотел бы избавиться - как непереваренные
и несъедобные интроекты. Посредством проецирования он
надеется освободить себя от воображаемых "интроектов",
которые в действительности являются аспектами его самого" (10, с. 53).
Существует несколько видов проекции: зеркальная, при
которой человек находит в других свои черты или свойства,
которые ему нравятся и желанны; дополнительная (комплементарная), когда другим приписываются характеристики, с помощью которых можно оправдать свои действия и
поступки; катартическая, состоящая в том, что человек освобождается от своих негативных свойств, приписывая их другим; атрибутивная, когда окружающие наделяются собственными мотивами и потребностями.
Проекция и интроекция тесно связаны между собой, эти
два процесса взаимно дополняют друг друга, образуя пространство внутренней несвободы и внешней скованности.
Большинство интроектов связаны с "надо" и "ты должен",
так что, чувствуя их стеснение, личность возлагает ответственность за них на внешний мир (родителей, начальника,
государство) - это и есть проекция. Интроецирующий индивид теряет свою личностную идентичность, собирая "кусочки" чужих, проецирующий - разбрасывая ее вокруг себя.
Слияние (конфлюенция) состоит в том, что человек вообще не чувствует границы между Я и не-Я, полагает что
он и среда-одно, часть и целое неразличимы. В состоянии
слияния (ребенка с матерью, индивида с группой, влюбленного со своей возлюбленной) происходит полное отождествление с другим или другими, отказ от различий и непохожести, утрачивается чувство реальности собственного Я.
"Человек, находящийся в патологическом слиянии, связывает свои потребности, эмоции и действия в один тугой
узел, и уже не сознает, что он хочет делать, и как он сам
себе не дает этого делать"(10, с.55). Невозможность прервать контакт (уйти), свойственная слиянию, блокирует последующие контакты, субъект как бы "зацепляется" за то,
49
чего уже более не существует.
Механизм слияния лежит в основе множества невротических проявлений: это и поведение матери, неосознанно
препятствующей взрослению своего ребенка, и болезненная ревность, при которой муж или жена не имеют права
провести хотя бы несколько свободных друг от друга часов,
и пресловутое "наших бьют", после которого завязывается
тотальная драка между подростками. Особенно часто патологическое слияние имеет место в семейных (супружеских
и детско-родительских) отношениях. "Неразрывные узы"
хороши лишь в романах, ибо реальные взаимоотношения
не превращаются в оковы только в тех случаях, когда есть
ощущение другого, непохожего и отличного от нас самих.
В таких ситуациях тот, кто перестал выполнять свой "договор" о слиянии, испытывает чувство вины и раздражение,
а тот, кто продолжает его выполнять, - боль и обиду. Все
это очень далеко от супружеского счастья.
Ретрофлексия значит буквально "обращение назад, на
себя", при этом контактная граница проходит как бы посередине самой личности, и субъект начинается относиться к
себе как к другому человеку. Могут наблюдаться два различных процесса: или человек делает себе то, что он хотел
бы делать другим (упрекает, обвиняет, наказывает), или
сам делает себе то, хотел бы получить от других (жалеет,
восхищается). Типичные выражения ретрофлексии - "Я должен владеть собой", "Я стыжусь самого себя", "Я не заслуживаю своих несчастий/успехов". По словам Перлза,
"интроецирующий индивид делает то, чего от него хотят
другие; проецирующий делает другим то, в чем он сам их
обвиняет; находящийся в патологическом слиянии не знает,
кто кому что делает, а ретрофлексирующий делает себе то,
что хотел бы сделать другим" (10, с. 56).
Дефлексия (уклонение) позволяет избегать нежелательного контакта (с определенным человеком или аспектом
реальности, слишком тесного или угрожающего). Иногда
дефлексия направлена на уклонение от контакта со своими
собственными желаниями или чувствами. Уклоняющееся
поОведение позволяет личности отгородиться от мира и от
себя самой, усиливая контактную границу, в пределе делая ее непроницаемой. Дефлексия противоположна слиянию, в чрезвычайных ситуациях эти механизмы иногда переходят друг в друга - и человек мечется от экзистенциального одиночества к публичной демонстрации любви ко
всем и вся.
50
Изоляция или эготизм - возможно, наиболее тяжелый
тип нарушений контактной границы. Субъект изолирован
как от внешнего мира, так и от внутреннего, он отторгает
других людей с их чувствами и поступками и свои собственные глубинные импульсы. Его поведение большей частью соответствует уровню "клише" и состоит из автоматизированных, стереотипных действий, которые никому не
нужны и никого не радуют. Он редко понимается даже до
уровня "ролей", на котором выражена тенденциями манипулировать другими в собственных интересах. Но в состоянии изоляции легко достигнуть уровня "тупика", на котором любое поведение влечет за собой переживание беспомощности и безвыходности.
Приведу несколько примеров. Оксана Т., 25-летняя аспирантка, обратилась, как она выразилась, "за консультацией" по поводу того, как ей строить отношения с научным
руководителем, которые зашли в тупик. Она жаловалась на
то, что руководитель (назовем его Сергеем Петровичем)
плохо к ней относится, необъективно оценивает ее работу,
умаляет и принижает все сделанное ею, и совсем по-иному
ведет себя с другими своими учениками - "любимчиками".
Вот фрагменты ее высказываний:
О (Оксана): Сергей Петрович только недавно стал руководить аспирантами и соискателями, нас у него человек
десять. Он с самого начала выделил некоторых и не то что
помогал - все им делал. И книги давал, и публикации за
них писал, и на кафедре всегда хвалил - где надо, где не
надо. Демидова сделает на копейку, а у него восторгов по
этому поводу - на рубль. Кравченко вообще у него дневал
и ночевал, я такого подхалима давно не встречала. Семенов, тупица известный, раньше лаборантом работал, а теперь - прямо надежда отечественной лингвистики.
А я всегда все сама делала, раньше всех диссертацию
на обсуждение сдала. И публикации всегда самостоятельно
писала, никто меня не подгонял. Андрею Кравченко он чуть
ли не запятые в тексте сам расставлял, а у меня прочтет
главу - хвалит, на другой раз принесу уже две - говорит,
что первая никуда не годится. Ему мне нервы помотать одно удовольствие. При обсуждении на кафедре других
прямо грудью прикрывает, а в мою сторону - шуточки язвительные.
1 Т (Терапевт): Как Вы думаете, почему Сергей Петрович
jK Вам так относится?
1- О: Он привык, чтобы перед ним все голову наклоняли,
ввалили, комплименты любит- как женщина. Потом, у него
51
вообще все зависит отличных симпатий и антипатий - если
уж кого невзлюбит - как меня вот - то все.
Т: Можете ли Вы вспомнить какой-нибудь конкретный
эпизод, когда Сергей Петрович отнесся к Вам несправедливо и предвзято?
О: Да хоть десять! Взять, например, поездку в Новосибирск, к предполагаемому оппоненту, профессору Н. Деньги, хлопоты... Мог ведь заранее мне сказать, что туда ездить
ме стоит. Так нет-вроде договорился, все будет в порядке
мол, езжай. А когда я ни с чем вернулась и рассказала, как
Н. надо мной издевался, Сергей Петрович стал говорить,
что я сама во всем виновата. Дескать, не умею ладить с
людьми. А потом, и месяца не прошло, - предложил мне
распространять журнал, где этот самый профессор Н. главный редактор. Я, конечно, сказала, что не буду этого
делать после всех его издевательств надо мной.
Т: Как же Н. издевался над Вами?
О: Ну, я пришла к нему с диссертацией, он раскрыл титульный лист, прочел название - и отодвинул, говорит, что
ему это не интересно. Я, конечно, стала его просить хотя
бы "по верхам посмотреть", так он почти час не соглашался,
выламывался всячески, на компьютере меня тестировал...
А потом, когда посмотрел, говорит, что все надо менять и предмет исследования, и методы, и эксперимент спланировать по-другому.
Т: Вы иначе представляли себе разговор с профессором Н.?
О: Ну конечно, он должен был посмотреть работу, а не
отказываться сразу после названия. И вообще он двуличный такой, снаружи - Сахар Мёдович, а внутри свои цели.
Т: А почему Сергей Петрович предложил Вам принять
участие в распространении журнала профессора Н.?
О: А нарочно. Правда, там была помещена моя статья
про дифтонги в ретророманских наречиях...
Т: Как Ваша статья туда попала?
О: Сергей Петрович "пристроил".
Т: А другие Ваши работы Сергей Петрович тоже "пристраивал"?
О: Ну, у нас еще вместе монография вышла, в соавторстве. Так, брошюрка небольшая о каталонском диалекте.
Он ее за свои деньги издал.
Т: А Вы в этом принимали участие?
О: Нет, я только свою часть написала. У меня таких денег
нет, чтобы платить издательству. Ну, ему это и самому нужно
было - иначе бы не потратился. Он скупердяй известный.
52
Т: А Вашу совместную брошюру Вы помогали распространять?
О: Нет, я хотела было ее в Москву завезти, но поездка не
состоялась. Он ее сам продавал, а мне дал десять штук мол, на, подавись.
Т: Бесплатно дал?
О (гневно): При чем тут "бесплатно"! Я его ни о чем не
просила, идея эту книжку написать вообще моя была - как
методическое пособие. А сколько раз я переделывала, с
набором компьютерным мучилась, деньги за это платила!
Т: Как я поняла, с помощью Сергея Петровича у Вас
вышло две больших, солидных научных публикации. А другим своим аспирантам он тоже так помогал?
О: А другие и написать-то ничего толкового не способны.
Как видно из рассуждений Оксаны, наиболее характерным типом невротической защиты для нее является проекция - преимущественно катартическая и комплементарная.
В отношениях с другими аспирантами и соискателями проявляется дефлексия - Оксана уклоняется от подлинного
контакта и одновременно испытывает одиночество и тоску.
Ревнивая зависть и подсознательное ощущение собственной неполноценности являются прямым следствием невозможности вступать в искренние, подлинные отношения со
значимыми лицами. Ее представления о том, что должны
делать другие люди (руководитель, предполагаемый оппонент) - это мощные проекции, находясь под властью которых, Оксана совершенно не способна к объективной оценке
их реального поведения. А поскольку патологическая проекция составляет такую же часть субъекта, как и импульсы,
которым она противодействует, личность фактически "воюет" сама с собой - со своими негативными представлениями и чувствами, т.е. налицо тяжелая изоляция, эготизм,
замкнутость и "зацикленность" любых действий и поступков. Судя по всему, отношения с Сергеем Петровичем у
Оксаны достигли тупика - третьего уровня невротического
поведения, поскольку на уровне ролей отношения оказались исчерпанными, а настоящий контакт с ним она установить не способна.
Целью гештальт-терапии является разблокирование сознания и обретение способности сознательно регулировать
контактную границу. Интроекты должны быть опознаны и
пересмотрены, часть из них может быть отвергнута (многие
терапевты, вслед за Перлзом, описывают красочные сцены
53
"отрыгивания" непереваренных интроектов в форме рвоты
и плевков), другая часть ассимилируется, усваивается клиентом. Проекции заменяются подлинными реальными действиями и отношениями, освобождается ретрофлексивный
энергетический потенциал, укрепляется (при слиянии) или
ослабляется (при дефлексии) контактная граница. Однако
терапевтическое вмешательство не ограничивается одной
только коррекцией невротических механизмов, такая задача
обычно является частной, одной из многих. Стратегия гештальт-терапии определяется помощью в достижении зрелости.
Перлз считает, что люди обращаются за помощью к психотерапевту в том случае, когда не удовлетворяются их
самые главные, экзистенциальные потребности. Не обладая тем, что называется опорой на самого себя, самоподдержкой (self-support), невротик пытается обрести эту поддержку извне. В отличие от зрелого, взрослого индивида,
способного доверять своему мнению и интуиции, контролирующего свои ресурсы и автономного, невротик стремится управлять другими людьми так, чтобы они удовлетворяли
его потребности, в том числе (и в первую очередь) экзистенциальные. Он может достичь совершенства в искусстве
манипулирования. "Проблема невротика состоит не в том,
что он не умеет манипулировать, а в том, что его манипуляции направлены на поддержание и лелеяние его неполноценности, а не на освобождение от нее. Если бы столько
же ума и энергии, сколько невротик вкладывает, чтобы заставить окружающих поддерживать его, он посвятил тому,
чтобы научиться опираться на самого себя, он непременно
преуспел бы в этом" (10, с. 63).
Отсутствие автономности и зрелости является прямым
следствием невротического самопрерывания контакта с
миром: невозможно положиться на себя, так функционирующего. Это похоже на человека, который одновременно
идет по мосту через пропасть и выдергивает у себя из-под
ног доски этого моста. Здесь и сейчас он стоит всего на
одной доске, и именно она удерживает тело над пропастью.
Научиться сознавать каждое мгновение своей жизни - значит идти по мосту, твердо ступая именно на ту доску, которая сейчас под ногами. Перефразируя слова известного
романса, можно сказать: есть только миг между прошлым
и будущим, именно в нем переживается жизнь.
Итак, в любой момент времени человек способен к полноценному, подлинному контакту с миром. Он знает, как
вступать в такой контакт, но у многих это знание сопровождается запретом: нельзя смотреть на незнакомого человека
54
больше минуты, совершенно недопустимо прикасаться к
собеседнику, если он не близкий друг, нельзя чувствовать
то, что ты чувствуешь, следует чувствовать то, что следует.
Таких запретов множество, и каждый из них запускает разнообразные механизмы невротической защиты. А формируются они еще в детстве, когда, например, трехлетнего
ребенка угощают особенно липким и противным лакомством. Жизнерадостного малыша, собравшегося зашвырнуть
эту гадость подальше, немедленно призывают к порядку:
"Ты же не хочешь обидеть дедушку, который тебя так любит? А то он в следующий раз не принесет тебе паровозик,
как обещал." И ребенок начинает есть, а чувство отвращения он должен преобразовать в благодарность дедушке и
любовь к нему. Конечно, столь рафинированным формам
невротического поведения трудно выучиться сразу, но
большинство людей успешно овладевают всеми типами невротических защит уже в 10-12 лет. И дальше годами тренируются, добиваясь порой подлинного совершенства. Вот
пример:
Клиентка (К) - молодая женщина, испытывающая трудности в отношениях с мужем, в которых она винит свекровь,
слишком сильно, по ее мнению, вмешивающуюся в их семейные дела. Она рассказывает:
К: Больше всего мне не нравится, как мой муж строит
нашу повседневную жизнь. Мы оба работаем, но он большую часть времени может работать дома (он программист).
Когда я прихожу с работы, все сразу наваливается: и готовка, и уборка, и ребенка уже из садика привели. А он требует
внимания, говорит, что за целый день без меня соскучился.
Я же не могу все дела бросить, потому что ему срочно надо
со мной пообщаться, и злюсь, что он этого не понимает. А
когда я все переделаю, он сидит надутый и говорит, что ему
ничего этого не надо, он меня целый день ждал и т.д.
Т: А если ему поручить часть домашних дел?
К: Ох, это еще хуже. Я себя такой виноватой чувствую...
И начинаю думать, что такое вряд ли кому из мужчин понравится - заниматься домашними делами, пока жена на
работе. Я и на работе постоянно дергаюсь, если задерживаюсь - представляю себе, что вот он сам начал еду готовить, или, еще хуже, мамочка его пришла и у нас распоряжается.
Ts Когда приходит свекровь, что она делает?
К: Ну как же, начинает демонстрировать, какая я плохая
жена - обязательно найдет что-нибудь, что я забыла сделать, хотя давно пора было, и займется этим. И, конечно,
55
на глазах у мужа. Я молчу-сказать мне нечего, хотя внутри
все прямо кипит. Но как это выскажешь? Придерусь к чемунибудь, и мы поссоримся - вроде из-за пустяка, но каждый
знает, из-за чего на самом деле. Мы часто ссоримся по
мелким поводам, но внутри всегда есть другая причина.
Т: Какие конфликты Вы считаете самыми неприятными?
К: Ну, эти... На почве секса. Вы уж извините, но моему
мужу может захотеться когда угодно - и он начинает приставать в самые неподходящие моменты. И страшно злится,
что я отказываюсь, хотя должен понимать, что ради этого
нельзя все бросать по его первому зову. А вечером, когда
мы ложимся спать, я говорю - мол, давай. А он отвечает:
"Секс-дело спонтанное". И нарочно повернется к стене и
спит. Идиотизм какой-то. А утром, когда времени нет, и на
работу бежать надо, и ребенка в садик вести, он опять готов, как пионер. Но я не могу потакать всем этим дурацким
капризам, в жизни должен быть какой-то порядок...
В семейной жизни у этой женщины сложился целый "букет" невротических форм поведения. Придя с работы, она
"запускает" поведение, основанное на бог весть когда проглоченных интроектах на тему "у хорошей хозяйки всегда
порядок в доме". Контакт с мужем она блокирует, систематически обесценивая и подавляя проявления его любви, нежности и заботы, отталкивая его ради второстепенных хозяйственных дел. Естественно, тот обижается - кому приятно быть шестым приоритетом после стирки, уборки и кормления рыбок в аквариуме. Подлинные мотивы поведения
свекрови ее совершенно не интересуют - та плоха уже по
определению (потому что свекровь). Если с мужем контакт
время от времени все-таки происходит, то со свекровью,
скорее всего, его никогда и не было. Сексуальная сторона
брака вообще напоминает ситуацию из мультфильма "О
том, как гном покинул дом, и что произошло потом": гном
и дом разыскивают друг друга, бродя по лесу, и никак не
могут встретиться ("Гном вернулся - дома нет. Дом вернулся - гнома нет"). Не удивительно, что, когда "В лесу
густом повстречались гном и дом", эта встреча приносит
молодым супругам не слишком много радостей.
А ведь ликвидировать всю эту неразбериху очень просто - стоит лишь научиться сознаванию и контакту. Ощутить свои подлинные потребности и желания, выразить их.
Услышать и понять мужа, свекровь. Позволить себе хоть
немного спонтанности и сколько угодно нежности и ласки в любое время, в любом месте, проявлять самой и принимать от мужа. Объединить в одном акте жизненной актив56
ности сущность и существование в целостный гештальт семейного счастья.
О том, что полное сознавание не только возможно, но и
легко достижимо при желании, прекрасно сказал известный
гештальтист Джон Энрайт: "Мы живем по одну сторону стены. По другую сторону - полная свобода и полное осознание, а мы по эту сторону. Толщина стены, самое большее,
90 секунд, и в каждый момент есть дверь сквозь стену, но
дверь все время меняет положение. Дверь, которая пропускала вчера, не пропустит сегодня, но всегда есть дверь,
которая откроется. Если только вы найдете ее, вы будете
свободны за секунды, это не потребует большего. Вы всегда можете прожить целую жизнь за 90 секунд в этом месте
свободы" (19, с. 20).
Свобода и полное сознавание - слишком опасные ценности для невротической личности, которая предпочитает
гораздо комфортнее устроится в жизни посредством контроля. Разумеется, чем более значимым является объект,
тем более полным должен быть контроль. Поэтому наиболее жестким бывает контроль над своими чувствами, желаниями, потребностями, а также над Значимыми Другими. В
отличие от любых объектов внешнего мира другой человек
в поле восприятия всегда представлен как ТЫ. Если, конечно, не присутствует проекция (приравнивающая ТЫ к Я),
интроекция (превращающая ТЫ в ОНО внутри меня), слияние (Я растворяется в МЫ), ретрофлексия (разделяющая
на Я и не-Я), дефлексия (поблизости вообще никого нет,
никакого ТЫ не существует). Наверное, самый простой способ взаимодействия Я и ТЫ содержится в знаменитой "Молитве гештальтиста":
Я - это я, а ты- это ТЫ.
Я делаю свое дело, а ты свое.
Я живу в этом мире не для того,
чтобы соответствовать твоим ожиданиям,
А ты живешь не для того, чтобы соответствовать моим.
И если мы случайно нашли друг друга, это прекрасно.
Если нет - ничего не поделаешь.
Но большинство людей не знают этой молитвы, и с утра
до вечера озабочены только одним - как удержать контроль
над своими близкими и друзьями, как сделать его еще
более эффективным? Желание контролировать свойственно прежде всего тем, кто не чувствует себя в безопасности.
Но люди, которые достигли особых успехов в стремлении кон57
тролировать Других, обычно очень несчастны. Стоит лишь
вспомнить о чувствах, которые возникают, когда кто-нибудь
пытается контролировать Вас. На самом деле любить человека - значит давать ему достаточно свободы для собственного роста и развития. Любовь, как и нравственность, начинается там, где кончаются рамки запретов и предписаний - а человек все-таки любит, не убивает и не крадет,
хотя его никто не контролирует и не накажет за невыполнение обета. Как замечает Дж.Рейнуотер, возлюбленные,
которые вольны уйти, всегда возвращаются, возлюбленные, которые вольны в своих чувствах, всегда интересны.
И мужчина, который приходит к Вам по своему желанию,
скорее будет держать Вас всю ночь в своих объятиях, чем
тот, которому просто негде спать (13).
Самые крайние формы контроля являются настоящим
шантажом, это болезнь и угроза самоубийством. Я думаю,
многие люди сталкивались с таким поведением со стороны
своих близких. Время от времени об этом заходит речь на
группах гештальта, и поразительно то огромное чувство вины, которые испытывает шантажируемая сторона. Во многих случаях дело обстоит так, как будто шантажист имеет
право на то, что он делает. Вот пример:
В одной из учебных групп своим невротическим поведением привлекала внимание молодая женщина (Татьяна P.).
От нее, что называется, разило неблагополучием, но при
этом она ни разу не захотела рассказать о своих проблемах.
В групповой работе наиболее часто выражаемыми чувствами у нее были гнев, ярость и агрессия, причем направленные строго на участников-мужчин. Подводя итоги очередного занятия, терапевт однажды сказала о своем чувстве
неудовлетворенности тем, что делает Татьяна и спросила,
верна ли ее догадка, что ей самой это не нравится. После
этого Татьяна пришла на индивидуальную встречу с терапевтом, где рассказала следующую историю. Более двух
лет назад у нее начался роман с молодым человеком, Александром Т. Отношения поначалу складывались очень хорошо, хотя у Александра были, как она выразилась, "некоторые трудности в постели".
В течение года они "были очень счастливы", а затем с
обеих сторон началось постепенное охлаждение. Татьяна
обладала властным характером, любила командовать, а более мягкий Саша подчинялся. Этот привычный паттерн отношений не .нравился ни ему, ни ей - клиентка называла
Александра рохлей и слабаком, он, естественно, обижался,
приятели посмеивались... К тому же завершилась работа,
58
которая раньше их объединяла, интересы все больше расходились, общих ценностей осталось мало. Было очевидно,
что отношения исчерпали себя.
И тут, по словам Татьяны, Саша повел себя более чем
странным образом: он настаивал на продолжении связи,
так как в качестве сексуальной партнерши Татьяна ему
"идеально подходила". Разговоры о разрыве быстро выродились в серию бурных скандалов, в ходе которых Александр упрекал клиентку в том, что она "сделала его импотентом, а теперь хочет бросить". Татьяна злилась, говорила
ему "ужасные гадости", и в то же время чувствовала свою
вину. Александр обратился к сексопатологу, особого толку
из этого не вышло, и в конце концов он стал угрожать Татьяне самоубийством, если она его бросит. Эта ситуация и
стала предметом обсуждения.
Т: Как Вы сами воспринимаете сложившуюся ситуацию?
К.Ї Вообще все это ужасно и позорно. Я его видеть не
могу, особенно когда начинается это нытье о "подорванном
здоровье". Никогда в жизни не подумала бы, что мужик может так себя вести. А самое противное - что любой, самый
грандиозный скандал тут же прекращается, стоит мне лечь
с ним в постель.
Ts Как бы Вы хотели поступить?
К: Самое горячее желание - не видеть его никогда в
жизни. Временами он меня так донимает, что я бы его убила, честное слово. Но в то же время я понимаю, что ом во
многом прав - это жизнь со мной его таким сделала. Конечно, я сама во многом виновата, хотя и он хорош-лучше
некуда.
Т: Но, если судить по Вашему поведению, Вы не очень-то
стремитесь к полному разрыву. Что же мешает Вам уйти,
если этого так хочется?
К: Понимаете, я ведь во всей этой истории выгляжу тоже
не лучшим образом. Его обвинения не то чтобы совсем
справедливы, но в них есть доля истины.
Т: Вы испытываете вину? Расскажите о своем чувстве
подробнее.
К: Сейчас я скажу одну странную вещь. Когда он грозится с девятого этажа прыгнуть, я понимаю, что это я его
довела. И говорю ему такое, что действительно прыгать
впору. Получается, что я ему мщу за то, что он по моей вине
несчастен. Он, наверное, прав, когда говорит, что я - исчадие ада.
Т: Вы мстите сознательно?
К: Практически да. Иногда мне прямо хочется, чтобы он,
59
наконец, прыгнул - и все это закончилось. Но, с другой
стороны, все эти угрозы - скорее всего, пустой звук. Но
как он вообще смеет мне угрожать! Одним словом, ситуация безвыходная. Конечно, Вы, наверное правы - надо
уйти. Но ведь он способен нарочно что-нибудь с собой сделать, чтобы я потом всю жизнь себя злодейкой чувствовала.
Т: Мы недавно разбирали в группе ситуации такого рода.
К: Да, я прекрасно понимаю, что это самое что ни на
есть невротическое слияние. Но у меня проблема не в том,
чтобы из такого слияния выйти. Тут другое. Я, между прочим, себя давно "отдельно" чувствую, за исключением тех
ситуаций, когда он грозится покончить с собой. Тут дело
даже не в нем, а в том, что я окончательно стану стервой,
если брошу его, а после этого что-нибудь случится.
Т: Если он решится прыгнуть?
К: Дело в том, что он ведь прав: я веду себя так, чтобы
всячески подтолкнуть его к самоубийству. Я уже сказала
ему, что с ним в постель ни одна женщина не ляжет - за
версту видно, что он импотент. И пожелала, чтоб на всю
жизнь таким остался. Так что на счет стервы я себя не обманываю. Конечно, я стерва а он - мой крест.
Т: Будете нести?
К: Может быть, буду. А может, пусть прыгает - собаке собачья и смерть. Должен же кто-то в этом мире быть стервой.
Т: Может быть, есть смысл рассказать об этом в группе?
К: Ну да, выразить и отреагировать свои чувства. Нетуж,
"сама садик я садила, сама буду поливать, сама милого
любила, сама буду забывать".
Вышеприведенный отрывок свидетельствует о том, что
Татьяна попала в ловушку шантажиста Саши и чувствует
себя загнанной в угол. Понятно, почему ее переполняют
гнев и ярость. Попытка выработать стратегию совладания
сводится к стремлению быть столь же эффективной в агрессии, как ее партнер - в контроле. Выбранные Татьяной
и Александром способы взаимодействия образуют замкнутый порочный круг: агрессивное отрицание "подпитывает"
контроль, который, в свою очередь, вызывает еще большую
агрессию, выплескивающуюся в том числе и на посторонних. Нежелание Татьяны принять помощь и поддержку группы показывает, насколько глубоко она вовлечена в этот
круг. Ее поведение - причудливый конгломерат самых разнообразных невротических защит, среди которых наиболее
очевидны слияние и ретрофлексия.
Терапевтическая помощь была направлена на то, чтобы
Татьяна ощутила свое слияние не только с Александром, но
60
и с порождаемыми невротической виной агрессивными импульсами. Терапевт помог ей осознать причины собственного гнева и порождаемых им провокаций ("Прыгай, если
хочешь доказать, что ты не слабак!"). Ретрофлексирующее
поведение ("если я буду продолжать... , то стану стервой")
постепенно сменилось открытым и спонтанным, Татьяна
осознала "отдельность" Саши в рамках классической формулы "Я это Я, а ТЫ - это ТЫ". Она перестала побуждать
его к действиям в рамках прежней модели "кто кого". Услышав в ответ на свои угрозы спокойный, адекватный ответ
"Ты можешь делать все, что хочешь, а я буду жить своей
жизнью", Александр понял, что утратил свою власть шантажиста. Ссоры, сопровождаемые угрозами и оскорблениями, прекратились вместе с отношениями, которые уже давно были сведены к серии скандалов. Татьяна стала менее
невротичной, из ее поведения исчезли немотивированная
агрессия и гнев.
Кроме описанных выше крайне жестких форм контроля
существуют и другие, помягче. В большинстве случаев люди пытаются контролировать друг друга с помощью просьб
и требований. Сами по себе требования и просьбы вполне
уместны в межличностных отношениях, но если у них имеется скрытая подоплека, они превращаются в изощренные
способы манипуляции поведением и чувствами других.
Хотя, казалось бы, просьба сама по себе - простое дело,
далеко не каждый умеет просить. Для некоторых людей, например, просьба есть выражение своей слабости и неполноценности. Попросить - значит "потерять лицо", а уже если
просьба не будет выполнена... Даже самые простые просьбы они облекают в форму суровых, категорических требований, так что близкий, охотно исполнивший бы просьбу и
так, оказывается вынужден это сделать. Другие боятся просить о чем-либо в ситуации, когда у них нет уверенности в
том, что просьба будет обязательно выполнена. Отказ в ответ
на просьбу приравнивается к отвержению. Просящий чувствует себя униженным и задетым, страдает его самооценка.
Такое часто встречается, например, в супружеских отношениях, когда муж или жена, отказывающие в просьбе, моментально слышат обвинение "значит, ты меня не любишь".
Для невротика страх возможного отказа, сопровождающий просьбу, может быть настолько сильным, что он вообще не решается просить. Тогда он пытается выразить свое
желание намеком, и вот уже новое горе - намек оказывается непонятым. Порой для понимания желаний и скрытых
просьб супруга или супруги второму участнику отношений
61
требуется прямо-таки чтение мыслей. При этом зачастую
скрытые намеками просьбы накапливаются до тех пор, пока
чаша обиды на нечуткого мужа или эгоистку-жену не оказывается переполненной, и разражается ссора такого эмоционального масштаба, о котором говорят: "Последняя соломинка сломала спину верблюда".
Большинство невротически окрашенных просьб оказываются на самом деле скрытыми требованиями. Чем отличается требование от просьбы? Просьба в равной степени
предполагает ответ как "да", так и "нет", а требование, если
оно, конечно, справедливое, должно быть выполнено. Любой невротик-манипулятор регулярно практикуется в искусстве эмоционального вымогательства. Просьба-требование как бы предполагает, что отказ ее выполнить равнозначен признанию партнера в своей несостоятельности, в
отсутствии уважения и любви. Нередко для истеричной жены отказ мужа выполнить очередной ее каприз - прямое
предательство, зачеркивающее саму суть их отношений.
"Значит, ты меня больше не любишь, если... (не вынес мусор, опоздал к ужину, забыл купить молока, пошел в субботу
на футбол, пригласил на день рожденья этого Серова, не
вытер ноги и даже - твоя мамочка не понимает, что в ее
возрасте в отпуске следует сидеть с внуком, а не рваться
в санаторий неизвестно (вариант - известно) зачем".
Еще один невротический вариант реакции на просьбу
заключается в том, что человек, к которому обращаются,
делает не то, о чем его просят, а то, что он сам считает
нужным и полезным для просителя. Об этом рассказывается в средневековой китайской истории "Тушечница "Глаз
морской чайки":
Ученый по имени Лу Фэнь, проходя однажды по рынку,
увидел красивый старинный сосуд для туши. На его поверхности была выпуклость, похожая на птичий глаз - черная
сердцевина, обрамленная ажурным бледно-желтым ободком. Лу Фэнь понял, что это знаменитая тушечница "Глаз
морской чайки", и загорелся желанием ее купить. Но цена
оказалась слишком высокой, и ученый поспешил за деньгами. Придя домой, он дал своему ученику нужную сумму
и велел немедленно купить тушечницу. Тот вскоре вернулся
и протянул учителю покупку. Лу Фэнь радостно бросился к
ней и вдруг замер: это была совсем другая тушечница.
- Почему ты купил не то, что я просил? - сказал он. Ты, верно, ошибся? Ведь на той тушечнице должен был
62
быть выступ в виде птичьего глаза.
- Ах, вот Вы о чем, - ответил ученик. - Действительно,
была на поверхности какая-то неровность. Я решил сделать
Вам приятное, и за собственные деньги велел стесать ее.
Теперь тушечница выглядит аккуратно, она достойна Вас,
учитель.
-Эх, ты... - только и сказал Лу Фэнь.
Свободный ответ на просьбу невозможен и в том случае,
когда отношения между людьми регламентированы скрытым контрактом. Такой контракт - это неосознаваемый
свод правил, регулирующих взаимоотношения на основе
ряда принципов: "так всегда было", "теперь моя очередь",
"это не женское дело", "на первом месте - интересы детей"
и т.п. Возьмем, например, семью, где принято решать проблемы серией взаимных уступок. Муж, который согласился
зимой в субботу съездить на дачу и проверить, все ли там в
порядке, рассчитывает, что воскресенье он имеет право
провести на рыбалке или за игрой в преферанс с приятелями. Он отказывается ("теперь моя очередь") помочь жене
переставить мебель на кухне и в гостиной и отправляется
к друзьям. Вернувшись домой, он находит жену в полуобморочном состоянии - она все-таки передвинула мебель,
хотя "это не женское дело". Взывать к справедливости бесполезно - во-первых, он просто обязан делать перестановку ("так всегда было"), во-вторых - "на первом месте должны быть интересы детей", и этот шкаф давно пора было
переставить из спальни в коридор, чтобы передвинуть кровать дочери подальше от окна. Муж попал в ловушку, а жена
может как минимум недели три считать, что теперь-то уж
"ее очередь".
Молодожены обычно не склонны обсуждать скрытые
контракты, которые они, как правило, наследуют из родительской семьи. Но если мать мужа педантично следит за
чистотой в доме, отец же считает, что свой досуг мужчина
должен проводить на диване у телевизора, а в семье жены
домашние обязанности выполняют все понемногу, а порой
и никто - "ничего страшного, постоит до субботы", то молодым лучше с самого начала обсудить, кто будет готовить,
кто - мыть полы или гулять с собакой, и кто виноват в
ситуации, когда муж опаздывает на работу, а в доме - ни
одной чистой рубашки.
В гештальт-терапии совершенно особый подход к пробле63
мам любви и супружеского счастья. Любовь понимается как
свободное, ничем не стесненное присутствие Другого в поле
восприятия. Невротик, не способный допустить свободу Другого, реагирует на его присутствие искажением контактной
границы (проекция, слияние, ретрофлексия), отводя ему подвластное место внутри себя (М.П.Папуш, 1992). Он пытается
влиять на поведение Другого, не умея попросту наслаждаться
его присутствием здесь и сейчас. Невротик постоянно занят-манипуляцией, тревогой, сомнениями, мысленными играми, а ведь для любви нужна праздность!
И здесь мы выходим в экзистенциальную плоскость гештальта, рассматривая его уже не как технику, а как способ
жизни. Как пишет Джон Энрайт в своей замечательной книге "Гештальт, ведущий к Просветлению", гештальт - это не
набор техник, а основа бытия. "Не то, что вы делаете, делает вас гештальтистом, а цели, с которыми вы делаете
нечто. Еще точнее, даже не цели, а состояние сознания, в
котором вы делаете то, что вы делаете...Задача гештальта в расширении сознания, в большей интеграции, в большей
целостности, большей внутриличностной коммуникации. Все,
что делается с подобными целями, - это гештальт. Все, что
делается с другими целями, - нет" (19, с. 101).
Гештальт как основа бытия предполагает смелость жить
подлинной жизнью, подлинной - в смысле способности решить задачу, которую в древности называли спасением. Теперь мы предпочитаем говорить о самоосуществлении, поиске и обретении смысла жизни, самотрансценденции выходе за пределы самого себя. Как говорит в своих "Лекциях о Прусте" М.К.Мамардашвили, это возможно лишь при
условии того, что человек способен поставить себя на карту, ввязаться: "Ты достоверно присутствуешь, будучи поставлен на карту. И только в свете этой достоверности все,
что можно с нею сопоставить, соотнести, может получить
признак истинности"(5, с. 14). Подлинная жизнь возможна
лишь как достоверное присутствие, маркированное освобождающей радостью - радостью свободного состояния,
возникшего из твоей же собственной жизни, которая как бы
всплывает в тебе, очищенная и ясная. Такую радость описывает, например, Марсель Пруст в знаменитом эпизоде
из "Поисков утраченного времени", когда Марсель, окунув
в чашку чая печенье "мадлен", испытывает ощущение полноты бытия:
Как только чай с размоченными в нем крошками пирожного коснулся моего неба, я вздрогнул: во мне произошло
64
что-то необыкновенное. На меня внезапно нахлынул беспричинный восторг. Я, как влюбленный, сразу стал равнодушен к превратностям судьбы, к безобидным ее ударам,
к радужной быстролетности жизни, я наполнился каким-то
драгоценным веществом; вернее, это вещество было не во
мне - я сам был этим веществом. Я перестал чувствовать
себя человеком посредственным, незаметным, смертным.
Откуда ко мне пришла всемогущая эта радость? Я ощущал
связь между нею и вкусом чая с пирожным, но она была
бесконечно выше этого удовольствия, она была иного происхождения. Так откуда же она ко мне пришла? Что она
означает? Как ее удержать?"{ 12, с.42).
Это одна из лучших литературных иллюстраций гештальта как жизни "здесь и сейчас", и весь роман Пруста - вдохновенный гимн, кропотливое и заботливое описание радости существования.
Испытать ее не так просто, как кажется. Дать достойный
ответ на вопрос "Как твоя жизнь здесь и теперь?" может
только ангажированный жизнью, неистово вовлеченный в
нее, поставивший себя на карту человек. Ощущение полноты жизни недоступно тому, кто не заполнил собой экзистенциальную пустоту бытия. Это очень старая истина, еще
Данте в "Божественной комедии" говорил, что самый горестный удел достается на долю тех, кто не способен жить
по-настоящему, на долю безразличных, которые не грешили, но и добра не делали. Иными словами, если ты решился
жить, то тем самым поставил себя на карту: судьба, малая
или великая, должна быть испытана, а иначе - пустое, бесцельное существование - "и с тех пор все тянутся передо
мною глухие, пыльные окольные тропы".
Действительно, окольной тропой жизнь не обойдешь.
Правда, можно попытаться построить жизнь на системе компромиссов между любыми противоположностями, чередуя,
так сказать, уклонение и слияние, проекцию и интроекцию,
можно попробовать заменить контактную границу между
собой и миром эдакой мембраной, уравнивающей напряжение по обе стороны от себя. Этот невротический механизм
можно назвать выхолащиванием или остужением. Самое лучшее из известных мне описаний такой стылой жизни принадлежит швейцарскому писателю Герману Гессе, который называет данный способ существования мещанским:
Он (мещанин - Н.К.) пытается осесть посередине между
крайностями, в умеренной и здоровой зоне, без яростных
65
бурь и гроз, и это ему удается, хотя и ценой той полноты
жизни и чувств, которую дает стремление к безоговорочности, абсолютности, крайности. Жить полной жизнью
можно лишь ценой своего Я. А мещанин ничего не ставит
выше своего Я (очень, правда, недоразвитого). Ценой полноты, стало быть, он добивается сохранности и безопасности, получает вместо одержимости Богом спокойную совесть, вместо наслаждения - удовольствие, вместо свободы - удобство, вместо смертельного зноя - приятную температуру. Поэтому мещанин по сути своей - существо со
слабым импульсом к жизни, трусливое, боящееся хоть
сколько-нибудь поступиться своим Я, легко управляемое.
Потому-то он и поставил на место власти - большинство,
на место силы - закон, на место ответственности - процедуру голосования (3, с. 238).
Гештальт как основа бытия - очень простая вещь. Это
способность увидеть мир таким, как он есть, испытывая
радость от каждой минуты существования в нем, не закрываясь от жизни ни страхом, ни надеждой на то, что все
может измениться само по себе, без нашего участия. Какой
невротический защитный механизм ни избрала бы личность, он не совместим с подлинной, настоящей жизнью.
"Реальный мир, - пишет М.К.Мамардашвили, -лишь тот,
который есть сейчас, теперь и полностью, и этой полноты
нельзя бояться; если боишься - мира не увидишь. Как говорили латиняне: hie et nunc - здесь и теперь. И в этом
мире невозможна вчерашняя добродетель (греки говорили,
что на вчерашней добродетели нельзя пристроиться спать);
ничего нельзя перекладывать на завтра" (5, с. 30).
Гештальт как техника - это различные способы сознавания "здесь и теперь" - того, что есть, и себя самого как первичной реальности бытия. Практически каждая техника или
упражнение в гештальте учат такому полному, чистому и ясному сознаванию, позволяющему (я думаю, что это главное
в гештальт-терапии) почувствовать, ощутить неповторимую
прелесть и ценность каждого мгновения, понять то, что знал
о мире еще Гераклит: нельзя дважды войти в одну и ту же
реку, на входящего во второй раз текут уже новые воды.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бубер М. Два образа веры. - М., 1995. - 464 с.
2. Встреча с Декартом / ред. В.А.Кругликов, Ю.П.Сенокосов. - М., 1996. - 438 с.
3. Гессе Г. Степной волк. Собр. соч. в 4-х т.- СПб 1994
66
-Т. 2, с. 190-398.
4. Гингер С. Что такое гештальт? - СПб, 1996. - 41 с.
5. Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте. - М 1995 548 с.
6. Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи (в 5-ти томах) М" 1993.
7. Папуш М.П. Работа с субличностями в гештальт-терапии 1 Московский психотерапевтический журнал 1994
№ 3, с. 165-186.
8. Папуш М.П. "Я" и "ТЫ" в гештальт-терапии: аксиологический анализ концепции невротических механизмов 1 Московский психотерапевтический журнал 1992
№ 2, С.41-57.
9. Перлз Ф. Внутри и вне помойного ведра. - СПб 1995
- 448 с.
10. Перлз Ф. Гештальт-подход и свидетель терапии - М
1996.-235 с.
11. Польстер И., Польстер М. Интегрированная гештальттерапия. - М., 1997. - 272 с.
12. Пруст М. /70 направлению к Свану. - М., 1992. - 368 с.
13. Рейнуотер Д. Это в ваших силах. - М., 1993. - 240 с.
14. Робин Ж-М. Фигуры гештальта / Московский психотерапевтический журнал, 1994, № 3, с. 25-52.
16. Саймон P. Один к одному. - М., 1996. -215 с.
17. Хломов Д.Н. Гештальт-терапия как практическая философия 1 Московский психотерапевтический журнал 1994
№ 3, с. 17-24.
18. Хрестоматия по гуманистической психотерапии / сост.
М.П.Папуш.-М,,1995.-302 с.
19. Энрайт Д. Гештальт, ведущий к просветлению - СПб
1994. -141 с.
Глава 4
КОГНИТИВНАЯ ТЕРАПИЯ:
РАССУДОК, РАЗУМ, РАЦИОНАЛЬНОСТЬ.
В предметном поле отечественной психотерапии много
необычного и парадоксального. Как и живая жизнь, психотерапевтическая практика развивается по своим законам,
67
следствия которых выглядят иногда неожиданно. Это касается, в частности, степени распространенности и уровня
популярности отдельных психотерапевтических направлений. Для меня всегда было странным, что когнитивной или
рациональной психотерапии в нашей стране повезло гораздо меньше, чем психоанализу, нейро-лингвистическому программированию или роджерианству. Ведь в бывшем СССР
долгие годы главенствовала устойчивая традиция философско-методологической рефлексии, известная как классическая концепция рациональности. Она включала в себя совокупность норм и методов научного психологического и медицинского исследования, которая - хотим мы того или
нет - не только оказывала сильное влияние на существовавшие в то время способы психотерапевтической помощи,
но и задавала стиль мышления в этой области. Казалось
бы, онтология ума должна была породить соответствующую
феноменологию практической деятельности, однако этого
не произошло.
Среди причин относительной непопулярности когнитивной психотерапии называют и загадочность русской души,
которую простой логикой не возьмешь, и отсутствие у данного направления вычурности, экзотичности, этакой сексуальной "клубничинки", и оппозиция, в которой находилась
психотерапия конца 90-х годов по отношению к академической психологии, и еще много разного (см.6, с.181-187).
Есть и такое мнение о когнитивной психотерапии: "Это школярство, начетничество, занудство. Словом, дидактика
школьного типа. Скука", оно принадлежит московскому психотерапевту А.И.Сосланду (там же, с. 186).
Мне кажется, подходя к изучению когнитивной терапии,
нужно учитывать следующее. Данный подход, опирающийся
прежде всего на силу сознательного разума, здравого смысла, будет эффективным в зависимости от того, насколько эта
сила и впрямь велика и значительна. Необходимы навыки самонаблюдения (интроспекции), хорошо развитое логическое
мышление, склонность к абстрактному рассмотрению конкретных жизненных ситуаций. Этими свойствами обладает
скорее сам терапевт, нежели клиент - у последнего как раз
здесь, скорее всего, проблемы. Даже очень эффективный
психотерапевт когнитивной ориентации мало поможет клиенту, который не любит думать и размышлять. А вот аутопсихотерапевтический потенциал когнитивной терапии весьма велик. Она, несомненно, придется по душе всем, кто
любит анализировать свои мысли, чувства и поведение.
Так что когнитивная (рационалистическая) парадигма в
68
психотерапии не зря имеет своих поклонников, пусть даже
немногочисленных. Хороший когнитивный терапевт не
только обучает клиента навыкам рационального анализа собственных действий и лежащих в их основе мнений и представлений о реальности, но и объясняет, что на этот процесс нелепо наклеивать ярлык "рационализация" или "психологическая защита". Те же, кому такой образ мыслей не
по душе, могут вволю рыдать в гештальт-группах или рождаться заново под руководством учеников Отто Ранка и
Станислава Грофа.
Когнитивной или рационально-эмотивной психотерапией принято называть совокупность психотерапевтических
методов, в основе которых лежит представление о примате
сознательной, рациональной стороны психики в разрешении психологических проблем, в том числе личностных и
эмоциональных. Ясный рассудок и здравый смысл считали
основой психологической устойчивости и душевного здоровья на протяжении многих столетий, но пышный расцвет
в XX веке глубинной психологии (в особенности психоанализа) заставил отчасти позабыть об этой простой истине.
Основные идеи когнитивной парадигмы были сформулированы в начале 60-х годов американскими психотерапевтами
А.Беком и А.Эллисом в противовес психоаналитической и
бихевиоральной доктринам. И хотя в дальнейшем произошла весьма существенная интеграция когнитивной терапии
с этими подходами, работы Эллиса и Бека следует считать
оригинальным направлением теории и практики психологической помощи.
Обычно данное направление делят соответственно основоположникам - на рационально-эмотивную терапию
(РЭТ) Альберта Эллиса и когнитивную терапию Арона Бека.
При довольно мощном сходстве их подходы имеют, как мне
кажется, следующее основное различие. Взгляды Бека
ближе к общим представлениям когнитивной психологии о
психике как присущей живым организмам системе получения, обработки и хранения информации. Он пишет: "Мне
представляется наиболее удовлетворительным определение когнитивной психотерапии как приложения когнитивной
модели к конкретным расстройствам с использованием набора техник, направленных на модификацию дисфункциональных представлений и нарушений процесса переработки информации, характерных для каждого из расстройств"(цит. по 6, С.7-8). Иными словами, психические и
личностные расстройства (тревога, депрессия, панический
страх (фобия), скука, ощущение своей неполноценности и
69
т.п.) возникают вследствие нарушений и сбоев в информационных процессах, негативно влияющих на тесно связанные с ними эмоциональные и мотивационные аспекты поведения и деятельности. Психотерапевт в чем-то подобен
хорошему ("системному") программисту, который способен
найти и устранить сбой в программе и даже (в идеале) научить этому пользователя (клиента).
Сущность эллисовской модели терапии во многом определяется стоящим в ее названии словом "рациональность".
Значение этого понятия, как указывает Н.С.Автономова,
функционально и зависит от контекста - от того, с чем оно
сопоставляется и чему противопоставляется: мнениям (как
в античности), вере и догме (Средневековье), предрассудкам (эпоха Просвещения), опыту (сенсуализм Х?Х столетия). Рациональность (или иррациональность) любого знания, мнения или представления проверяется лишь после
того, как возникает сомнение. Рациональность как особый
слой знаний о действительности, нечто такое, в чем не сомневаются только потому, что не подозревают самой возможности усомниться - вот где точка приложения идей
А.Эллиса. Он прослеживает в составе внутреннего опыта
личности рационально выделяемые очевидные образования, в которых усматриваются фундаментальные характеристики мира, и показывает, как можно усомниться в этих
"непреложных данностях".
Таким образом, если рассмотреть триаду рациональное эмпирическое - иррациональное, то подход Бека делает акцент скорее на двух первых ее членах, а теория Эллиса - на
двух последних. Но оба автора склонны рассматривать любого обычного человека, решающего свою проблему, как своего
рода ученого-исследователя, но такого, который недостаточно хорошо осознает свои методы и возможности. Можно сказать, что в когнитивной терапии максимально представлен и
активно работает принцип когито (познающее мышление, от
знаменитой фразы Рене Декарта - Cogito ergo sum - "Мышление означает существование"). Качество мышления определяет комфортность существования - люди бывают несчастны от того, что неправильно думают или представляют нечто - вплоть до самих себя.
Когнитивная психотерапия исходит из предположения о
том, что депрессия и другие виды невроза являются следствием иррационального и нереалистического мышления.
Чувства и поведение человека в высокой степени зависят
от его мыслей, мнений, убеждений и представлений всего того, что Бек и Эллис называют когнициями или ког70
нитивными переменными. Мысли и мнения можно разделить на несколько групп: описательные или дескриптивные,
оценочные, причинно-следственные {каузативные) и предписывающие или прескриптивные. Все они жестко связаны
между собой, так что образуют своего рода систему, свод
жизненных правил, жить по которому - значит неминуемо
быть несчастным. Вот типичный перечень таких "правил невротика", заимствованный из работы А.Бека:
1) Чтобы быть счастливым, я должен быть удачливым во
всех своих начинаниях.
2) Чтобы чувствовать себя счастливым, меня должны любить (принимать, восхищаться) все и всегда.
3) Если я допускаю ошибку, значит, я глупый.
4) Если я не достиг вершины, то потерпел провал.
5) Как чудесно быть популярным, известным, богатым;
как ужасно быть обычным, посредственным человеком.
6) Моя ценность как личности определяется тем, что думают обо мне другие люди.
7) Я не могу жить без любви. Если мой муж (жена, ребенок, любовник, начальник) меня не любят, я ни на что не
годен, я ничтожество.
8) Если кто-то со мной не соглашается, значит, он не
любит меня.
Таким образом, любые события сами по себе ничего не
значат, подлинные чувства вызывают лишь наши мнения и
оценки. Мы чувствуем то, что думаем по поводу воспринятого. При этом они могут даже противоречить друг другу а человек все равно чувствует себя несчастным.
Приведу пример. Клиентка пришла с жалобой на охватившую ее апатию, плохое настроение, невозможность сосредоточиться на своей работе, беспричинную тоску. В разговоре выяснилось следующее:
Т: Как давно у Вас такое настроение?
К: Все началось после экзамена по экономике. Там нужно было сдать письменную работу-описание модели прогнозирования тенденций рынка. Преподаватель говорил, что
надо проявить творческое отношение -ну, я и писала ее,
что называется, с вдохновением. Дня три-четыре ни о чем
другом и думать не могла. Еду на дачу, готовлю, разговариваю с мамой - а в голове только параметры модели.
Писала, старалась подобрать самые точные слова, а преподаватель ее даже читать не стал.
Т: Совсем не прочел?
К: Так, посмотрел по верхам - не более. Сказал, что
плохо знаю работы классиков, слишком свободно обраща71
юсь с подсчетом математического ожидания, что много
мыслей незрелых...
Т: Какую отметку Вы получили на экзамене?
К: Четверку.
Т: Это низкая оценка? Ваши знания больше, чем на "четыре"?
К: Да нет, отметка справедливая.
Т: Что же Вас не устраивает?
К: Самое обидное - что он продемонстрировал свое
отношение к тому, что я сделала, даже не позаботившись
это прочесть. Показал, что я как будущий экономист ничего
не стою.
Т: Он сказал это?
К: Нет, но раз работу даже и читать не стал...
Ts Но, может быть, ему действительно хватило беглого
знакомства с Вашей работой, чтобы правильно оценить ее?
К: Может, и хватило. Он - доктор наук, профессор, кафедрой заведует.
Т: А как он должен был отнестись к Вашей работе? Чего
бы Вам хотелось?
К: Ну, чтобы он понял, что я проявила творческое отношение к работе, не отписалась, как другие.
Ts А он разве этого не понял?
К: Но ведь он ничего не понял, работу не похвалил, а только
критиковал, и тем, что я предложила, совсем не заинтересовался. Получается, я - никто, ноль на пустом месте.
Ts Следовательно, если Ваша работа по экономическому
прогнозированию не заинтересовала по-настоящему доктора наук, ведущего специалиста в этой области, то Вы ноль?
К: Это как-то уж слишком получается.
Т; А какая связь между "четверкой" по экономике и Вашей нынешней пассивностью? Ведь прошел уже почти месяц, закончились каникулы - а Вы все еще горюете?
К: Да вот, видно так. Но я после всей этой истории не
могу ни за что взяться. Все равно, не вижу смысла.
Т: В чем?
К: В том, чтобы дальше продолжать, писать диплом...
Кому он нужен? Кто его читать будет?
Т; То есть совсем никто не будет?
КЇ. Ну, прочтут.. .Толку все равно никакого.
Т: Давайте подведем некоторые итоги. Вы написали
письменную работу, которую бегло прочел и не заинтересовался преподаватель, профессор. Он ничего не понял,
раскритиковал ее, поставил Вам отметку выше средней
72
("четверку"). Вы почувствовали себя несправедливо обиженной, ничтожеством и поняли, что Вы как будущий экономист никуда не годитесь. После этого Вы легли на диван,
прогоревали все каникулы, и теперь не видите смысла в
том, чтобы писать и защищать диплом. Так?
Ks Нет, это как-то несправедливо. По отдельности все
правильно, а вместе - чепуха.
Данный фрагмент беседы иллюстрирует процедуру кларификации- прояснения, с помощью которого клиент учится распознавать свои иррациональные установки ("Если моя
работа не заинтересовала ведущего специалиста - я ничтожество", "Если сейчас нет блестящего успеха, то и дальше
ничего делать не стоит"). Задача кларификации сводится к
разделению описаний и оценок, пожеланий и предписаний, к
прояснению тех логических связей, которые формируют причинно-следственные отношения. Один из самых простых
способов-продемонстрировать клиенту все "Если.., то...",
которые содержатся в его рассуждениях, а также поведенческие последствия таких оппозиций.
Однако часто бывает так, что даже самый блестящий
инсайт в отношении иррациональных мнений не приводит
к отказу от них, тем более - к изменению поведения. В
моей практике был случай, когда в качестве примера иррациональных установок по поводу распределения обязанностей в семье я показала клиентке (образованной, интеллигентной женщине) отрывок из автобиографии всемирно
известной ученой-этнографа, американки Маргарет Мид.
Речь шла о годах юности Мид, когда та еще не была признанным авторитетом в области социальной антропологии
и этнографии детства: "К тому же Рео не любил видеть меня
за домашней работой, хотя сам не намеревался мне помогать. Более того, он считал эту работу вообще упреком
себе. В результате я наловчилась по воскресеньям убирать
дом украдкой, делая вид, что с полным вниманием слушаю
все, что мне говорят. Я ждала паузы, чтобы выскользнуть
из комнаты и расстелить еще одну простыню или же вымыть
еще одну чашку, а потом появиться вновь. Так мне удалось
научиться делать все необходимое столь ненавязчиво, что
Грегори Бейтсон, посетивший наш лагерь на Сепике, отметил, что он никогда не видел меня занятой домашними делами"(5, С.41).
Прочитав отчеркнутый абзац, клиентка признала, что это
очень похоже на ее семейную ситуацию. Она призадумалась, какое-то время молча размышляла, а через несколько
минут заявила с торжеством: "Ну, если даже Маргарет Мид
73
пришлось так поступать, то уж мне и подавно придется терпеть". Я была сражена ее логикой.
Абсолютистское, догматическое мышление лежит в основе депрессивного восприятия мира. Невротик как бы закрывает глаза на хорошие стороны окружающего мира и
собственной жизни и видит только плохие и ужасные. Это
очень неразумно, однако не значит, что люди вообще не
должны испытывать негативных чувств. Эллис проводит четкую границу между тем, что он называет "адекватными негативными эмоциями" (грустью, обидой, страхом, печалью, досадой, сожалением, гневом) и невротическими, депрессивными переживаниями. С его точки зрения, люди естественно
огорчаются в тех случаях, когда их планы или намерения не
сбываются, когда окружающие оценивают их ниже, чем следует, когда они болеют или теряют близких. "Однако когда
они обращают (сознательно или бессознательно) свои желания или цели в безусловные требования и приказы, начиная
убеждать самих себя в том, что они должны, просто обязаны
в любых условиях и при любых обстоятельствах добиваться
успеха и удовлетворять все свои желания, то именно тогда
они погружаются в депрессию" (9, с. 11).
Еще одна причина депрессии, по мнению Л.Рама, - специфическое самоотношение, при котором человек склонен
сильнее наказывать себя за просчеты, чем хвалить за успехи, или когда полученные им похвалы выглядят меньше,
чем заслуженные. Стремление к самонаказанию (в отличие
от самопоощрения) признавалось патологическим в любых
вариантах психоанализа, и когнитивная психотерапия, повидимому, унаследовала эту точку зрения. Однако само по
себе "самонаказующее" поведение может восприниматься
просто как волевое, мужественное или как упражнение в
воспитании характера. Для перевода его в невротическую
депрессию необходим магический прыжок от наблюдения к оценке, от пожелания к предписанию: Я вижу, как
ужасно быть (коротышкой, толстухой, бедняком с высшим
образованием, провинциалом); Я должна всех "убить"
своим нарядом на предстоящей вечеринке, если Ленка
будет выглядеть шикарнее, я умру. Если она "зацепит"
Андрея, значит.я тупица и уродина, а жизнь ужасна - хуже
и быть не может!
Люди впадают в депрессию, гнев или ярость также и в
тех случаях, когда в их жизни мало неожиданных радостей,
удач и случайных успехов - особенно если (с их точки зрения) соседу или сопернику везет дольше. Дефицит положительного подкрепления (чисто бихевиоральный термин) со74
здает напряжение, которое может разрядиться в любом отрицательном эмоциональном состоянии. Как пишет Игорь
Губерман,
Подвержены мы горестным печалям
по некой очень тягостной причине:
не радует нас то, что получаем,
а мучает, что недополучили.
С точки зрения М.Селигмана и Л.Абрамсона, в основе
невроза может лежать предвидение грядущих неприятностей. При этом есть склонность приписывать негативным
внешним событиям внутренние, стабильные и глобальные
причины, а если все же происходит что-то хорошее, то только случайно, и к тому же быстро кончается. Нереалистические ожидания грядущих катастроф особенно характерны
для нынешнего времени, нестабильного и изменчивого. Вот
примерный отрывок внутреннего монолога на эту тему:
"Опять у меня не получилось найти работу. А время идет,
через три месяца я закончу институт - и что тогда? Никому
я со своим дипломом не нужна, ничего мне в будущем не
светит. Я слишком бестолковая и "неделовая" для того,
чтобы в наше время хорошо устроиться. Придется вернуться в поселок, к родителям. Это ужасно - снова скука, эта
серая обыденность. Пойду работать в школу, а работа там
рутинная и выматывающая душу. Начну потихоньку опускаться и через два-три года превращусь в типичную сельскую учительницу, закомплексованную и глупую. Замуж,
скорее всего, так и не выйду - не за кого. Никому я не
нужна и все, что я делаю, - бессмысленно. Да, диплом у
меня получается неплохой. Ну и что? Похвалит государственная комиссия, и на том все кончится. Будущее от этого
лучше не станет".
Таким образом, в рационально-эмотивной тераппи депрессия и невроз рассматриваются как продукт следующих
жизненных установок:
1. У личности сложилась отрицательная самооценка наряду
с убеждением, что нельзя иметь серьезных недостатков,
иначе ты будешь ни на что не годным, неуместным и
неадекватным.
2. Человек пессимистически смотрит на свое окружение.
Он абсолютно убежден в том, что оно должно быть значительно лучшим, а если не выходит-это совершенно
ужасно.
3. Будущее воспринимается в мрачном свете, неприятности
неизбежны, а невозможность стать более счастливым
75
делает жизнь бессмысленной.
4. Низкий уровень самоодобрения и высокая склонность к
самоосуждению сочетаются с представлением о том,
что личность обязана быть совершенной и должна получать одобрение от других, а иначе она не заслуживает
хорошего отношения к себе и должна быть наказана.
5. Ожидание неприятностей предполагает, во-первых, их
неизбежность, а во-вторых, человек обязан как-то
справляться с ними, а если этого не происходит, значит
он хуже всех (А.Эллис, 1994).
Личность, скованная иррациональными установками,
постоянно находится в плену отрицательных эмоций. Не в
силах совладать с ними, в своем поведении она может проявлять лишь беспомощную некомпетентность. Психотерапевт строит помощь таким людям в несколько этапов. Сначала - прояснение абсолютистской системы аксиом, блокирующих деятельность, затем - обсуждение их как гипотетических, вероятностных. Кроме того, подавленные глубокими страхами, депрессивные и тревожные клиенты нуждаются в смене общей точки зрения на мир - им нужно
помочь овладеть философией принятия вместо философии
долженствования. Можно задавать ему такие вопросы:
1. Почему Вы должны все делать хорошо? Разве партнер
(муж, начальник, возлюбленный) сразу разочаруется в Вас,
если Вы совершите ошибку? Все люди время от времени
ошибаются. Конечно, ошибки нужно исправлять, но разве
за них всегда и всех следует наказывать? Разве Ваши
друзья и близкие не умеют прощать?
2. Кто и когда сказал, что Вы должны получать одобрение
каждого, в ком Вы заинтересованы? Разве Вы должны всем
нравиться? А если Вы кому-то и не нравитесь-это делает
Вас плохим? Вспомните, ведь Вам нравятся далеко не все
люди, с которыми Вы встречаетесь. И они живут себе при
этом спокойно.
3. Предположим, Вы действительно посредственный, заурядный человек. Но разве из этого следует, что Вы еще и
обязательно должны быть несчастным? Может быть, Вы
действительно не сделаете ничего выдающегося. А кто сказал, что Вы обязаны быть незаурядным? Почему быть обычным человеком ужасно? В мире миллионы таких людей, и
большинство из них счастливы и довольны жизнью.
В отличие от рационально-эмотивного подхода Эллиса,
положившего в основу своей модели представления о ведущей роли абсолютистских требований долженствования
в возникновении неврозов (ему принадлежит забавный тер76
мин "must-урбация", must- по-английски "должен"), автор
когнитивной модели А.Бек видит их причины в нарушениях
процессов переработки информации. Он выделяет три основных группы механизмов, в которых возможны нарушения: когнитивные элементы, когнитивные процессы и когнитивное содержание.
Когнитивные элементы делятся на базисные посылки, в
которых содержатся глубинные представления личности об
окружающем мире, других людях и самой себе ("Я никому
не нужна, меня никто не любит", "Нельзя верить людям") и
автоматические мысли, сопровождающие переработку информации в данный момент времени. Последние названы
так в силу своей непроизвольности, быстротечности и бессознательности. "При этом способе человек не выбирает
информацию для размышлений, а сосредоточивается на
ней невольно. Эти мысли резко отличаются от осознанных,
при которых сохраняется известный контроль над предметом и логикой размышлений. Тем не менее субъективно они
переживаются как вполне правдоподобные"(6, с.32).
Когнитивные процессы - связующее звено между базисными посылками и автоматическими мыслями, они
обеспечивают соответствие между вновь поступающей информацией и прежними представлениями. Примерно так:
"Меня никто не любит, потому что я толстая, некрасивая и
глупая. А если кто-нибудь и полюбит, я не буду иметь с ним
дела - у него плохой вкус". Когнитивное содержание объединяет элементы и операции вокруг какой-либо специфической темы ("Я сексуально неполноценный", "Никогда не
выйду замуж" и т.п.).
Вот пример неадаптивных автоматических мыслей, сопровождающих нарушение когнитивного функционирования (клиент - молодой преподаватель вуза). Он пригласил
старшего коллегу на свою лекцию, долго и старательно перед этим готовился, но остался недоволен тем, как он ее
прочел:
"Все получилось ужасно, как нельзя хуже. Первую часть,
про Канта, я читал, не отрываясь от конспекта. Студенты поняли, что я этим материалом не владею как следует. Про
экзистенциалистов я рассказывал, но все забыл почти, скомкал. Конечно, Тамара Михайловна права: надо уметь увлечь
слушателей. А я говорил монотонно. Я вообще не могу красиво говорить, так, как она. Хуже всего конец, там надо было
подвести итоги и дать четкие определения, а я не успел. И
мысль терял несколько раз. Хорошо, что больше никого на
лекции не было - забрали бы у меня этот спецкурс. Плохой
77
я преподаватель. Уже три года работаю, и не могу научиться
самым простым вещам. Я никогда не буду читать лекции, как
мой научный руководитель. И даже как Е.Д.УГЛОВ. Он историк.
гуманитарий, а я всего лишь бывший инженер.
И ведь готовился целую неделю, столько всего прочел.
Хотеть поразить эрудицией - нашел, перед кем пытаться
блеснуть. Конечно, все, что я читал, на ее фоне - капля в
море. В который раз я это понял. Она даже и не критиковала
сильно, но видно, что жалеет меня "некузявого". Хуже всего - это сочувственный тон. И ведь знал же, что все примерно так и будет, но надеялся, что уже перестал быть в
философии мальчиком. Зря надеялся.
А хвалила она не столько заслуженно, сколько для того,
чтобы меня поддержать. На самом деле я же знаю, какие
ей лекции нравятся. Конфетку в утешение... Если бы она
сказала все, что думает о моей лекции, я бы, наверное,
повесился. Да она, собственно, почти ничего и не похвалила. Снисходительная ирония - это все, что я заслужил, моя
справедливая оценка. А я-то хотел показать, сколь многого
уже достиг. А Тамара Михайловна сказала, что прошлогодняя лекция по экзистенциализму и то лучше была. Вот тебе
и прогресс. Не будет из меня толку - и преподаватель я
слабый, и диссертацию не пишу, и вообще..."
В приведенном примере автоматические мысли касаются профессиональный умений клиента, базисная посылка
которого выглядит так: "Если я не умею всего, что может
мой научный руководитель, то как преподаватель я ничтожен". Когнитивные процессы (среди которых особенно выделяется необоснованное сравнение) обесценили все позитивные моменты, которые были на лекции, и преобразовали похвалу коллеги в иронию и жалость. Когнитивное содержание "Я плохой, слабый преподаватель" дополнительно укрепилось и расцвело новыми красками.
Среди основных логических нарушений, сопровождающих автоматические мысли, можно выделить произвольное
умозаключение ("Студенты прогуляли мою лекцию. Значит,
я никудышный преподаватель"), избирательность и сверхобобщение ("Во время моего доклада начальник вышел. Он
мною недоволен и собрался меня увольнять"), "черно-белое"
мышление (склонность мыслить в категориях "все - ничего",
"прекрасный - ужасный", "святой - подонок"), персонификацию (стремление относить к себе личностно нейтральные
события: "С чего это они заговорили о глупцах? Меня имеют
в виду. Издеваются"), преуменьшение или преувеличение
важности отдельных событий или поступков.
78
Когнитивная психотерапия начинается с попытки осознать автоматические мысли. Направив на них внимание,
клиент лучше представляет их содержание и последствия.
Одна их широко применяющихся для этого техник-заполнение пробела, при котором человек учится улавливать
последовательность внешних событий и своих реакций на
них. Например, произошло некоторое событие А: клиентка
встретила на улице свою бывшую однокурсницу, но та с ней
не поздоровалась. В результате клиентка весь вечер испытывала грусть, хандру, беспричинную тоску (состояние В).
Необходимо найти то Б, которое заполняет пробел между
А и В. Это оказались мысли такого плана: "Ну вот, Ирина
меня не заметила. Скорее всего, не узнала. Значит, я сильно постарела с тех пор. А сама она почти не изменилась. И
одета, как всегда, шикарно. Конечно, таких женщин, как я,
средних лет, в дешевых пальто и туфлях без каблуков, никто
не замечает. Ирина про таких говорила в группе - "тетки".
Я типичная "тетка", как ни смотри". Осознание звена Б позволяет найти причину робости, скованного поведения или
депрессивного состояния, ставших привычным фоном
бытия.
По мере того, как клиент учится распознавать автоматические мысли и выявлять их неадаптивную сущность, он
относится к ним все более объективно, понимая, как искажается в них реальность. Способность к объективному рассмотрению автоматизмов Бек называет дистанцированием. Здоровые люди обладают этой способностью отличать
свои мысли и мнения, гипотезы и предположения от реальных фактов и событий жизни, у невротиков она нарушена.
Кроме того, последние часто имеют склонность относить
к себе и наделять личностным смыслом события, которые
не имеют к ним причинного отношения. Депрессивная женщина чувствует вину не только за подгоревший пирог, но и
за дождь, испортивший загородную прогулку. Параноидальный директор считает все успехи и достижения своих
подчиненных этапами коварного плана, направленного на
подрыв его авторитета и грядущее свержение. Тревожная
мать не выпускает подростка гулять и готова вести его в
школу за руку из-за того, что в газете написали об очередном скачке количества преступлений против несовершеннолетних.
Техника, предназначенная для того, чтобы переубедить
клиента в том, что он является центром всех событий, называется децентрацией. Этот процесс особенно успешно
происходит в группах, где участники с удивлением убежда79
ются в том, что, с одной стороны, проблемы, которые казались им уникальными, довольно типичны, а с другой чтоцентром мировых явлений, оказывается, считает себя почти
каждый.
Научившись проверять правдивость своих мнений, достоверность и точность умозаключений, клиент становится
не только более реалистичным, но и более эффективным.
В науке существует понятие валидности - это представление о том, насколько данное правило, закон или формула
выражают или описывают именно то, для чего они предназначены. Скажем, валидность психологического теста определяется тем, насколько точно он измеряет именно то
свойство или качество, которое и должен измерять. Точно
так же мнения, оценки и суждения людей об окружающей
действительности могут быть валидными или не очень.
Иными словами, человека с большими когнитивными нарушениями, с обилием иррациональных установок можно назвать психологическим инвалидом, это словосочетание
прямо указывает на природу его проблем.
Умение не путать мнения с реальностью - важнейшая
составляющая психического здоровья и личностного благополучия. Рационально-эмотивная, когнитивная психотерапия ставит своей основной задачей формирование прочного "фундамента" опыта и знания, опираясь на который,
человек может руководствоваться разумом и здравым смыслом в решении любых, самых сложных проблем, не отягощая
свое сознание навязчивыми невротическими мыслями и чувствами. Специфика этого подхода такова, что достаточно
мощный терапевтический эффект может достигаться даже
при простом чтении соответствующей литературы (хотя, конечно, работать с терапевтом всегда лучше, чем учиться по
книгам самому).
Поэтому в заключение раздела хочется привести помещенный в одной из работ А.Бека (см.6, с.64) своеобразный
"моральный кодекс законченного невротика", с которым читатель может сверить собственные правила и убеждения.
Недаром говорится, что худшая из неприятностей - обманывать самого себя, а после этого уже легко впасть в любой
другой грех:
1 ) Я должен быть самым щедрым, тактичным, благородным, мужественным, самоотверженным и красивым.
2) Я должен быть идеальным любовником, другом, родителем, учителем, студентом, супругом.
3) Я должен справляться с любым затруднением легко
и с полным самообладанием.
80
4) Я должен всегда уметь быстро найти решение любой
проблемы.
5) Я никогда не должен страдать; я всегда должен быть
счастливым и безмятежным.
6) Я должен все знать, понимать и предвидеть.
7) Я должен всегда владеть собой и управлять своими
чувствами.
8) Я всегда должен считать виновными себя; я не имею
права причинять боль никогда и никому.
9) Я никогда не должен испытывать усталости и боли.
10) Я должен быть всегда на пике эффективности.
Даже если личность достаточно далека от подобных требований к себе, в этот список полезно время от времени
заглядывать. Просто так, на всякий случай.
ЛИТЕРАТУРА
1. Автономова Н.С. Рассудок. Разум. Рациональность. М., 1988.-287 с.
2. Зинченко В.П. МерабМамардашвили открывает Декарта психологам / в кн. "Встреча с Декартом", М., 1996, с.
269-299.
3. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический
идеалы рациональности. - М., 1994. - 90 с.
4. Мамардашвили М.К. Необходимость себя. - М., 1996
- 432 с.
5. Мид М. Культура и мир детства. - М., 1988. - 430 с.
6. Московский психотерапевтический журнал. Спецвыпуск
по когнитивной терапии/сост. А.Б.Холмогорова, Н.Г.Гаранян. - 1996, № 3. - 223 с.
7. Солсо Р.Л. Когнитивная психология. - М., 1996. - 600 с.
8. Федоров А.П. Когнитивная психотерапия. - СПб, 1991
-20 с.
9. Эллис А. Когнитивный элемент депрессии, которым несправедливо пренебрегают/МПТЖ, 1994, № 1, с. 7-47.
Глава 5
СЕМИОТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
ПСИХОТЕРАПИИ
Проблема методологической рефлексии в психотерапии
имеет свои особенности. Психотерапия с самого начала своего существования имела репутацию дисциплины эклектической, далекой от академических канонов построения сис81
темы научного знания. К тому же парадигма классической
рациональности плохо подходит для анализа специфики деятельности психотерапевта, точкой приложения усилий которого является пространство внутреннего, субъективного опыта. Как указывает Владимир Калиниченко, "в составе внутреннего опыта именно рационально выделяемые очевидные образования как раз и позволяют усмотреть фундаментальные
характеристики мира "как он есть". Классическая философия
ориентирована надесубъективацию внутреннего опыта. В неклассическом уме имеет место ориентация на рефлексию,
восстанавливающую субъективность, ее неразложимые целостные внутренние переживания" (4, с. 55). Иными словами,
в качестве методологической основы психотерапии может
выступать лишь такая концепция, которая признает субъективизм отправной точкой своих размышлений.
Основной целью психотерапевтической деятельности
является целенаправленное изменение системы значений
и личностных смыслов, представленных в индивидуальном
опыте клиента. Такое "переозначение" и "переосмысление"
невозможно осуществлять без знания основных законов семиотики - науки о знаках и знаковых системах. Семиотика
вполне может притязать на методологический статус в психотерапии, поскольку ее законы и принципы универсальны
по отношению к любым видам знакового содержания, в том
числе и того, которое формируется на основе опыта значимого общения и межличностного взаимодействия.
Понимание психотерапии как совокупности "теоретических основ и психопрактических механизмов обеспечения
Глава написана в соавторстве с И.Г. Тимощуком
смысловых трансформаций личностного Я" (А.Ф.Бондаренко, 1991), "воздействия, ориентированного на решение глубинных личностных проблем человека, лежащих в основе
большинства личностных трудностей и конфликтов" (Е.Ю.Алешина, 1994), "переосмысление культурной и/или первичной
травмы" (Е.Л.Михайлова, 1994), "совершенствование внешнего
и внутреннего опыта личностного роста" (ЛАПетровская, 1993),
включение в предмет психотерапевтической деятельности "не
только личности клиента или травматизирующей микроситуации, но социальной ситуации в целом" (А.Г.Ковалев, 1995) требует целостного осмысления разноплановых действий и процессов, составляющих единство и многообразие психотерапевтического опыта. Совокупность этого опыта, имеющего информационную природу, удобно рассматривать в качестве ментального или семиотического пространства.
82
Понятие ментального пространства, введенное английским лингвистом Дж.Фоконье для характеристики информационных массивов в какой-либо области знаний, является наглядной формой представления предметного поля психотерапии. Ментальные пространства представляют собой
области, используемые для объединения информации определенного типа. Это может быть, например, картина мира в сознании терапевта или клиента, совокупность надежд
и ожиданий последнего, ситуация их взаимодействия, локализованная внутри конкретного направления или подхода
(психоанализ, гештальт, НЛП). Очень важно, что "внутри таких пространств различные объекты и отношения между
объектами могут рассматриваться как существующие безотносительно к статусу этих объектов и отношений в реальном мире"(5, С.386). То есть ментальное пространство психотерапии является виртуальной реальностью.
Это ментальное пространство представлено значениями и
смыслами, оно имеет семиотическую природу, поэтому его
можно рассматривать как текст, а точнее - как совокупность
текстов (дискурсов), создаваемых участниками консультативного процесса. Характерная особенность терапевтического
пространства - его отграниченность от других сфер личностной активности. Кроме внешней границы, есть еще целый
В аналитической психологии существует понятие теменос - замкнуряд внутренних, отделяющих друг от друга различные фрагменты опыта и системы представлений. Внутренние границы отличаются разной степенью проницаемости - выражаясь метафорически, это может быть глухая стена, изгородь
из колючей проволоки, решетка, ров и т.д.
На каждом успешном психотерапевтическом сеансе создается единое уникальное семиотическое пространство,
аккумулирующее информацию из дискурсов терапевта и
клиента. Это феноменальное поле структурировано самими
терапевтическими отношениями, выступающими в качестве
основного коннектора - очевидного или интуитивного определителя всего, что происходит внутри. В этом пространстве оба участника психотерапевтического диалога являются ключевыми фигурами, хотя их функции асимметричны.
Терапевт строит единое ментальное пространство, расширяет или сужает его, изменяя структуру и функции отдельных участков. Он контролирует внешнюю и внутреннюю границу пространства через ряд семиотических механизмов и
процессов.
Рассмотрим два предельных, взаимно противоположных
83
типа поведения терапевта в едином ментальном пространстве психотерапевтического дискурса. Первый назван
Ф.Е.Василюком семиотикой понимания. Основная цель
здесь - "расчистка" пространства, создание особой пустоты, которую должен заполнить сам клиент:
Принципиальный отказ терапевта от активизма, от идеологии воздействия, в сочетании с его полной обращенностью к пациенту, настроенностью на него, создает напряженное диалогическое поле, в котором постоянно удерживается нудящая, взывающая "пустота". В обыденном общении эта пустота тут же заполняется советом, рекомендацией, предложением помощи. В понимающей психотерапии терапевт, напротив, тратит усилия, чтобы расчищать
диалогическое пространство, создавая для пациента плотое, отграниченное священное пространство, находящееся под покровительством божества. Терапевтические отношения создают такой
теменос как условие безопасности для клиента, который может
"попробовать" новые мысли, чувства, формы поведения прямо на
сеансе, чувствуя защищенность, помощь и поддержку аналитика.
дотворную возможность самому заполнить пустоту. По существу, заполнена она может быть только свободой пациента - свободой его слова, свободой переживания, свободой самосознания, свободой воли (3, с. 48).
Такая интенция характерна для экзистенциально ориентированных направлений. Сформулированные Л.Бинсвангером принципы дазейн-анализа требуют рассмотрения
психологических проблем личности в целостном контексте
уникальных проявлений ее безграничного и неповторимого
индивидуального бытия (экзистенции). Главным источником информации для терапевта служит экзистенциальное
состояние человека, его сущность, проявляемая в субъективном переживании здесь и теперь. При этом сущность
связывается не столько с действиями и поступками человека, сколько с целостным осознанием своего бытия как
такового. Сознание личности - это центр постоянно изменяющейся сферы опыта, мира индивидуального восприятия, которое есть мера всех вещей.
Человек всегда нацелен вперед, он стремится к росту и
развитию, и задача терапевта - поддерживать это стремление к самоактуализации, ко все большей независимости
и свободе. Терапевт не исследует ценности и смыслы клиента, не пытается их обсуждать или пересматривать, он
84
стремится лишь к углубленному пониманию и сопереживанию. Желание выговориться ценно само по себе, а не только потому, что слова несут информацию о проблеме. Цель
терапии заключается не в том, чтобы дать интерпретацию
или совет. Терапевт способствует самостоятельности в
принятии решений, пробуждает чувство ответственности,
при этом он не столько компетентен или умел, сколько личностно причастен к процессу трансформации и роста.
Приведу пример. Клиентка, Маша С., молодая привлекательная женщина 28 лет, разведена, имеет четырехлетнего сына. О своей проблеме рассказала следующим образом:
К: Сейчас в моей жизнь сложилась очень непростая ситуация. Есть двое мужчин. Один мне очень нравится, вернее - я его люблю. Он привлекательный, нежный, щедрый,
у него вообще масса достоинств. Другой - обычный, более
"земной", что ли... Мне нужно сделать выбор. Умом я понимаю, что второй - более надежный, но сердце тянется к
первому. Я думаю, с первым мне нужно расстаться, но не
знаю, как это сделать. И не хочу.
Т: А почему бы Вам не выбрать того, кто больше нравится?
К: Я знаю, что мы никогда не будем вместе.
К: Почему?
К: Ну, по многим причинам. Во-первых, он женат. Вовторых, он моложе меня, и я не смогу его удержать надолго.
Я понимаю, что он слишком хорош для меня. У него, конечно, ветер в голове, но он мне слишком нравится.
Т: А другой?
К: А другой - прекрасный человек, любит меня и зовет
замуж. Наверное, это самый подходящий вариант. И к ребенку хорошо относится. Он вообще весь такой, что называется, серьезный и положительный.
Т: Что-то похожее на журавля в небе и синицу в руках?
К: Вот-вот. Но я не могу оставить журавля ради синицы.
Мне кажется, я потом всю жизнь буду жалеть. И тосковать
по журавлю, и синицу в конце концов несчастной сделаю.
По мере того, как клиентка рассказывает о своей проблеме, она все больше волнуется. Голос начинает дрожать,
на глаза навертываются слезы. Маша явно расстроена и
глядит на терапевта испуганно. Невербальные реакции
(взгляд, поза, движения плеч) показывают, что она ожидает
упреков или, по крайней мере, осуждения. Терапевт демонстрирует эмпатийное понимание и безоценочное принятие
чувств и личности клиентки:
Т: Я вижу, Вы волнуетесь и огорчены. К сожалению, наша
85
жизнь устроена так, что в ней не обойтись без горестей и
обид. Я понимаю, как нелегко Вам рассказывать о таких
значимых и глубоких вещах. Что Вас особенно тревожит?
К: Больше всего я боюсь страданий, связанных с разлукой. Я понимаю, какое решение следует принять, и что
нужно делать. Но я не могу на это пойти, не могу решиться!
Т: Вас что-то останавливает?
К: Знаете, я думаю о людском осуждении. Вся эта история, в общем-то, очень банальна. Конечно, потеряв журавля, я буду страдать. Но еще ведь придется делать вид, будто
все хорошо, все в порядке. Нужно будет говорить подругам,
что я счастлива и все такое, а внутри... Мне кажется, что
все это глупо и мелко. (Маша плачет).
Т: Наоборот, это очень серьезно. Вы сумели очень точно
рассказать о важных и значимых для Вас аспектах жизни.
К: Но разве такие вещи можно обсуждать?
Т: И можно, и нужно. Я попробую оправдать Ваше доверие и помочь Вам.
К: Я понимаю, что мою проблему невозможно решить.
Нельзя ведь сделать так, чтобы я стала моложе. Глупо ожидать и надеяться в совершенно безнадежной ситуации. Но
как мне избавиться от страданий? Я точно знаю, что буду
мучиться сама и, скорее всего, превращу в ад свою семейную жизнь, если все же выйду замуж за синицу.
Т: Давайте разделим проблему на две части. Сначала
поговорим о журавле, а потом-о синице. Я думаю, что Вы
правильно обрисовали ситуацию своих взаимоотношений с
журавлем. Единственное, что вызывает сомнения -действительно ли он так хорош, как Вы говорите?
К (с горячностью): Он намного лучше! Он очень незаурядный и совершенно замечательный. Мне кажется, я никогда не смогу его забыть. Любовь к нему - лучшая часть
моей жизни.
Т: Я это понимаю. Но хочу привлечь Ваше внимание к
другому. Сейчас я скажу неприятную вещь, но, к сожалению, правдивую. Журавль, скорее всего, имеет массу достоинств. Но его не назовешь человеком любящим и заботливым. Вы уже с ним несчастны, и будете страдать еще
больше, разорвав отношения. А вот он, судя по всему, утешится быстро. Я права?
К: Да, это верно.
Т; А кто любящий и заботливый?
К: Ну, это, конечно, синица.
Т: Он не эгоистичен и любит Вас больше, чем себя?
К: Да. (Озадаченно): Так Вы советуете остановиться на нем?
86
Т: Нет, ничего такого я не посоветую. Я хочу Вам помочь,
но не стану подталкивать к конкретному выбору, тем более - как-то влиять на жизненно важные решения. Это Ваша жизнь, и Ваша ответственность.
Клиентка молчит. Ей очень хочется получить готовый совет, но терапевт не собирается его высказывать. С этого
момента начинается активная работа в рдмках экзистенциально-гуманистической парадигмы. Маша должна научиться принимать решения и нести ответственность за сделанный выбор.
Т: Мне хочется рассказать Вам об очень простых вещах.
Люди постоянно принимают решения, а потом сталкиваются с их последствиями. Иногда они принимают верные решения, иногда - не очень. Большей частью люди не особенно задумываются над тем, что будет дальше. Они поступают так, как им хочется, или так, как принято, или как
попало. Они ошибаются, а потом могут горевать или раскаиваться. Они страдают и плачут, а потом, через некоторое
время, снова радуются. Или скучают. Все это вместе и называется человеческой жизнью.
Снова продолжительная пауза. Маша размышляет, выражение ее лица становится задумчивым.
Т: А теперь Вы можете задавать вопросы.
К: То есть, Вы хотите сказать, что у меня все нормально?
Т: Я думаю, нормально горевать и тосковать, расставшись с человеком, которого сильно любишь. Естественно
плакать, если ты горюешь. Глупо делать вид, что у тебя все
прекрасно, если это не так, особенно перед друзьями и
близкими, которые тебя любят и хотели бы помочь.
К: Значит, я должна страдать?
Т: Наверное, какое-то время Вам будет очень тоскливо
и грустно. Так всегда бывает, когда теряешь что-нибудь для
тебя важное и дорогое. Эту цену придется заплатить. Но
вряд ли Вы будете платить всю жизнь, правда?
К: Ну, в общем, да.
Т: И еще, мне кажется, Вам стоит повнимательнее смотреть на людей. Не стоит приписывать им несуществующие
достоинства. Или полагать чрезмерными те, которые есть.
К: Это Вы о журавле?
Т: Могу и о синице - может быть, стоит посмотреть на
нее непредвзято? Не глазами, влюбленными в журавля?
К: Ну, это как в песне - "я тебя слепила из того, что
было, а потом что было - то и полюбила".
Т: Зачем же. Можно, например, и так - "а потом что
было - то и оценила". (После паузы). Я не думаю, что Вы
87
оценивали беспристрастно.
К: Да, тут Вы правы. Я синицу здорово недооцениваю.
Т: Что тоже, в общем-то, нормально. Тот, кого любишь,
всегда кажется лучше всех.
К: Но я не смогу так сразу разочароваться в журавле!
Т {улыбаясь): Ну так делайте это постепенно.
Клиентка смеется. Налицо полное изменение эмоционального состояния. Сейчас она расположена шутить и спокойно обсуждать вещи, которые вызывали слезы в начале
сеанса.
К: Выходит, все у меня нормально, и проблем вроде никаких нет. Странно даже как-то...
Т: Ничего тут нет странного. Просто в начале нашей беседы Вы были маленькой испуганной девочкой, которая зашла в тупик и не знает, что ей делать дальше. А сейчас Вы
взрослая женщина и только что "примерили" на себя одну
замечательную вещь. Она называется - мужество быть. Теперь Вы сможете пользоваться ею всегда, когда такое мужество понадобится. И расскажете об этом другим, хорошо?
К: Да-а... оказывается, просто. Спасибо Вам большое!
С первых же слов клиентки ("Я понимаю, что мы никогда
не сможем быть вместе") очевидна ее внутренняя готовность к тому, что отношения с любимым человеком ("журавль") вот-вот разорвутся. Переживания уже на "пике",
Маша нуждается лишь в одобрении предстоящих изменений. Пословица о журавле и синице структурирует бессознательные интенции клиентки, делает предстоящий выбор
обозримым и конкретным. Разрозненные, противоречивые
представления о личностях партнеров Маши четко оформляются метафорическими образами журавля и синицы. Экзистенциальный терапевт мгновенно "входит" в поток педелая не больше и не меньше, чем требуется.
Далее следует этап анализа расхождений между идеальными представлениями Маши о себе (в глазах окружающих)
и реальными, подлинными чувствами боли, обиды и горя.
Следующая фраза буквально переворачивает "с ног на голову" представления и мнения клиентки о том, что можно
делать, чувствовать, испытывать, а чего нельзя. Столь резкое переозначив "глупо" на "серьезно", терапевт, в сущности, проявил уважение к любому решению, которое могло
быть принято клиенткой. Дихотомия "разрешенное-запрещенное" оставлена на ее усмотрение, и свобода выбора
стала боле ощутимой. Экзистенциальное пространство возможных действий Маши расширилось, а эмоциональная ат88
мосфера сеанса стала более теплой. Видно, как психологические защиты постепенно "тают" в обстановке эмпатии
и безоценочного принятия.
Потом происходит "семантическое движение - по полям
значений в бездны смыслов"(Ф.Уилрайт). Любовь к журавлю несет страдания, от которых может уберечь синица. Изменение означающих ведет к перемене эмоционального
смысла, связываемого клиенткой с образами своих возлюбленных. Она тут же пытается получить конкретный совет
и снять с себя ответственность. Однако терапевт не склонен
поощрять такую позицию и простыми словами разъясняет
сущность экзистенциалистского тезиса "мужество быть".
На этом сеанс приходит к естественному завершению.
Другую терапевтическую стратегию можно назвать ориентацией на воздействие и изменение (ср. внимающее и
влияющее консультирование у В.В.Столина). Терапевт работаете мыслями и чувствами клиента, преобразуя личностно-смысловые связи в его информационном пространстве. Свободное перемещение внутри отграниченной сферы
интрапсихических процессов клиента обусловлено как степенью профессионального мастерства, так и уровнем семиотичности терапевтического влияния. Механизмы последнего определяются самой природой границы внутреннего опыта. "Семиотическая граница, - пишет Ю.М.Лотман, - это сумма билингвиальных (двуязычных - Н.К.) переводческих "фильтров", переход сквозь которые переводит текст на другой язык или языки, находящиеся вне данной семиосферы. "Замкнутость" семиосферы проявляется
в том, что она не может соприкасаться с иносемиотическими текстами или с не-текстами. Для того, чтобы они для
нее получили реальность, ей необходимо перевести их на
один из языков ее внутреннего пространства или семиотизировать факты" (7, с. 13).
Терапевт-переводчик в своей работе использует разные
"языки", представленные различными направлениями и
подходами. При этом он стремится помочь клиенту понять и
использовать информацию, заключенную в опыте, поступающую из бессознательного, от целостного организма и т.п.
Оперируя значениями (в том числе ассоциативными, коннотативными), предлагая интерпретации, консультант изменяет
структуру индивидуального ментального пространства, вписанного в общее (совместное) пространство психотерапевтического дискурса. Кроме того, он может действовать также
и как пансемиотический субъект, преобразуя режим, направление и структуру информационных процессов в тексте, опи89
сывающем жизнь клиента.
Излагая общие принципы такой работы с текстом, придется использовать представления, сформулированные в
рамках структурно-семиотического подхода, прежде всего
об исходном гено-тексте индивидуального бытия личности
и множестве фено-текстов, образующихся в результате
отельных актов его понимания и осмысления. Эти введенные Ю.Христовой понятия удачно фиксируют специфику
психотерапевтического дискурса, его нормы, запредельные по отношению кдоксе расхожего общего мнения. Диалог консультанта и клиента часто парадоксален, ибо восходит к нестандартным представлениям о целях, форме и семиотической специализации общения. Например, преставления о степени влияния описания динамики жизненного
процесса на его самоё, оформленные в известный структуралистский тезис "жизнь-как-текст", реализуются в прямой возможности такого влияния через осуществляемую
терапевтом интерпретацию - "текст-как-жизнь".
У психотерапевтов различной ориентации - свои формы
и правила работы. Психоаналитик восстанавливает связность
текста жизни, воссоздавая его самые первые главы и интерпретируя неясные, темные места. Юнгианец формирует специфический контекст - культурно-исторический, мифологический, религиозный, его деятельность есть разновидность
герменевтики, толкования скрытого, тайного смысла. Гештальт-терапевт учит грамматике и синтаксису, представитель
когнитивной терапии следит за логикой изложения, НЛПпрактик правит стиль. И все они имеют дело прежде всего со
скрытым, латентным уровнем дискурса клиента - наряду с
текстом воспринимают и подтекст.
Этот скрытый уровень дискурса, составляющий структуру индивидуального ментального пространства, образован
коннотативной семантикой высказываний клиента. Коннотации или дополнительные, ассоциативные значения, эмоциональные или ценностные смыслы отдельных слов и выражений, пронизывают всю систему языка. Они могут быть
индивидуальными или групповыми, но в любом случае являются носителями субъективного начала. Психотерапевт
фиксирует значения высказываний клиента, но смысл их он
понимает только через анализ ассоциаций. К примеру, выражение "Я не привыкла навязываться людям со своими чувствами" имеет вполне конкретное значение. В то же время
слово "навязываться" обладает коннотациями в смысловом
слое "набивать себе цену", "претендовать на нечто незаслуженное", "неоправданно занимать чужое внимание". Вторич90
ные означаемые этого слова - "плохо", "дурно", "недопустимо", "неприемлемо", "стыдно". Все эти оценки как бы паразитируют на первичном плане выражения, они убраны в подтекст.
Коннотативные значения могут иметь также характер реляций, отсылающих к другим частям дискурса. Так, в разбираемом примере релятивная коннотация отсылает к высказываниям типа "Я стараюсь быть хорошей", "Нельзя делать недопустимых вещей, и я их не делаю", "Я уважаю
людей". Коннотативные смыслы не только скрыты (действуют исподтишка), они, как указывал Р.Барт, обладают агрессивностью-тенденцией вытеснять прямые (денотативные) значения. Вообще прямые и косвенные значения постоянно подменяют друг друга, в большинстве высказываний
скрыто множество смыслов, которые как бы осциллируют
вокруг любых мало-мальски сложных выражений, образуя
то, что Ю.М.Лотман удачно назвал "смысловым мерцанием". Подчеркивая одни и игнорируя другие, вводя совсем
новые коннотации, терапевт может изменять систему личностных смыслов клиента, образующих структуру его индивидуального ментального пространства.
Кроме того, семиотическое пространство индивидуального дискурса всегда разноречиво. Это связано с тем, что
слова и словосочетания любого языка многократно употреблялись разными людьми в различных контекстах. Еще
М.М.Бахтин говорил об идеологически наполненном языке,
образующем вязкую смысловую среду, через которую человек с усилиями "продирается" к своему индивидуальному
смыслу. По мнению Р.Барта, люди используют язык прежде
всего в форме социолекта - наречия конкретной социальной
или профессиональной группы, в котором устойчиво закреплен ряд социокультурных представлений, норм и оценок.
Каждый из нас отнюдь не первым и далеко не последним
пользуется словами, оборотами, синтаксическими конструкциями, даже целыми фразами и жанрами дискурса, хранящимися в системе языка, которая напоминает не столько
сокровищницу, предназначенную для нашего индивидуального употребления, сколько пункт проката: задолго до нас
все эти единицы и дискурсивные комплексы прошли через
множество употреблений, множество рук, оставивших на
них неизгладимые следы, вмятины, трещины, пятна, запахи. Эти следы суть не что иное как отпечатки тех смысловых
контекстов, в которых побывало "общенародное слово",
прежде чем попало в наше распоряжение (1, с. 13-14).
91
Социолектные параметры оказывают регулирующее влияние на индивидуальный дискурс, хотя далеко не всегда осознаются. Психотерапевт хорошо понимает, что позаимствовав
в упомянутом выше "пункте проката" упорядоченную систему
речевых практик, человек склонен перенимать и сопутствующее ей ценностно-смысловое отношение к миру. В этом случае сама проблема может быть просто своеобразным артефактом дискурса, и осознание (а при необходимости - переименование) составляет основную суть терапевтического
воздействия, ведущего к изменению смысла.
Приведу следующий пример. Клиентка, Вера С., испытывала неловкость в ситуациях, где она выполняла функции
наставника. Ей часто хотелось вмешаться в работу своих
учеников, сделать лучше, точнее. Она так и поступала, а
затем чувствовала вину. Отношения с учениками были напряженными, мало радовали женщину.
Т: Расскажите о каком-нибудь случае, где Вы вмешивались в работу Ваших учеников.
К: Довольно часто я сама делала то, что должны были
делать они. Причем это происходило на глазах у большой
аудитории. Потом мне было неловко - как будто я стремлюсь продемонстрировать свою компетентность на фоне их
несостоятельности.
Т: Но на самом деле это не так?
К: Конечно. Они и сами могут успешно работать. Меня
просто что-то за язык тянет. А потом опомнюсь - уже поздно. Такая дурацкая ситуация. И главное - многократно
повторяется. Дам себе зарок - больше такого не будет. И
не сдержу.
Т: Как Вы думаете, почему?
К: Я очень несдержанная, сначала делаю, а потом думаю. Хочется как лучше, а в итоге - обида у них и досада
у меня.
Т: А на самом деле это для Вас значимо?
К: Конечно, значимо. Но в нужный момент я об этом
забываю. Я же говорю, что я несдержанная.
Т: Интересно получается. С одной стороны - Вы знаете,
что нельзя, с другой - вроде бы и можно. Это противоречие.
К. Ну да.
Т: Тогда ваша несдержанность - на самом деле спонтанность?
К: Да, но она мне дорого стоит.
Т: Но в спонтанности нет ничего плохого. Ваши ученики
это понимают?
К: Они-то понимают. А вот я не умею себя вести - видно,
92
чего-то не понимаю.
Т: Может быть, того, что за все в жизни необходимо
платить и Ваша несдержанность - не исключение.
К: И что же мне теперь делать со своей бесцеремонностью?
Т: Вести себя иначе.
К: Вы предлагаете разводить китайские церемонии?
Т: Совсем не обязательно. Можно выбрать нечто среднее.
К: Среднее мне не подойдет.
Т: Я хотел сказать - золотую середину.
К: Ну, это другое дело.
После этих слов на лице клиентки засияла улыбка. Было
видно, что она довольна сказанным. Терапевт решил пойти
дальше.
Т: Вы выглядите довольной. Вы нашли решение своей
проблемы?
К: Как Вам сказать. Я взглянула на проблему иначе - с
Вашей помощью. Наверное, мне не стоит так уж беспокоиться по поводу отношений с учениками.
Т: Они в порядке?
К: Да. Я просто мнительная. Хотя для меня это вовсе не
характерно.
В этом отрывке терапевт использовал последовательное
переименование интенций клиентки (несдержанность спонтанность - бесцеремонность). Все эти слова в равной
степени пригодны для обозначения качеств Веры С., но
каждое из них имеет различную коннотативную семантику.
Переход от относительно нейтрального описания к позитивному и далее - к негативному позволил клиентке "попробовать" альтернативные системы представлений о своем
поведении. Вера самолюбива, у нее высокая самооценка,
и отрицательные коннотации слова "бесцеремонность"
обеспечили необходимый сдвиг смысла, точнее - сдвиг
восприятия. Отношения с учениками перестали восприниматься как личностная проблема. Интересен и другой момент-замена "среднего" на "золотую середину". Предложив женщине "золотое" вместо "среднего", терапевт существенно улучшил эмоциональный климат сеанса.
Применяя бартовскую технику "развинчивания", текстового анализа отдельных эпизодов жизни клиента ("жизнь-кактекст"), можно вычленить семиотические механизмы отдельных психотерапевтических техник. При этом следует учитывать, что мифологика такого текста, как правило, синкретична и иррациональна, ибо невротик склонен преимущественно к конкретно-образной форме фиксации результатов
93
эмоционального опыта. А его личные коннотации могут отражать как групповые идеологические клише, так и индивидуальные деформации реальности. Усилия психотерапевта по
расшифровке и использованию информации из неосознаваемой знаковой системы фактически представляют собой семиотический анализ социального бессознательного.
Семиотический анализ любой психотерапевтической техники следует начинать с ее целевой функции, которая, в свою
очередь, подчиняется общей задаче - помощи клиенту в разрешении личных и межличностных проблем. Целевая функция техники определяется как спецификой назначения
последней, так и тем местом, которое она занимает в терапевтическом процессе. То есть, семиотика отдельной
техники связана с пространством психотерапевтического
направления или школы отношением семиотического включения. В то же время ряд техник являются общими для многих подходов, так что указанное соотношение предполагает
широкие возможности изменений знакового контекста, а
также согласование референциальных и коннотативных
значений высказываний клиента в рамках семиотического
пространства направления, используемого терапевтом на
сеансе.
Текст, создаваемый высказываниями клиента, по-разному относится к представляемой им жизненной реальности.
Клиент может сознательно или неосознанно приукрашивать
или придавать гротескные черты событиям своей жизни
(презентативный иллюзионизм), быть точным (авторепрезентация) или рассказывать вещи целиком выдуманные
{антирепрезентация) - в любом случае взаимная рефлексия в общении обеспечивается действием механизмов переозначения и экстраполяции, выполняющих реконструкцию подлинных значений и смыслов. Эти механизмы описывают психотерапевтическую технику на семантическом
уровне, тогда как прагматический и синтаксический уровни
представлены иначе.
Синтаксический уровень психотерапевтического семиозиса задается отношениями между его знаками и представлен
собственно общением, коммуникацией терапевта и клиента,
его динамикой в единстве с семиотической специализацией
дискурса. В качестве механизмов на этом уровне работают
реляция, референция и импликация, обеспеченные правилами семиотической системы избранного терапевтом направления или подхода.
Наконец, прагматический уровень, задающий отношения
знаков к их пользователям или интерпретаторам, представ94
лен семиотикой соответствующих терапевтическому направлению или подходу психологических механизмов (в
гештальт-терапии это семиотика слияния, ретрофлексии,
сознавания, ухода, в НЛП - семиотика опущения, искажения, генерализации, утраченного перформатива). Единая
для всей психотерапевтической семиосферы предметная
область функционирования целостного человека неодинаково членится и описывается на разных языках, с использованием различных метафор. "Перевод" с языка психоанализа на язык гештальт-терапии небезынтересен сам по
себе, однако здесь важно подчеркнуть другое.
Основной семиотический механизм психотерапевтического дискурса основан на системе ритмических ограничений, вызванных бессознательными импульсами клиента и
терапевта. Его можно описать как особый циклический, круговой ритм, близкий к понятию хоры у Платона. Последний
именовал так вечное круговращение бытия, движение его
в самом себе, не зависящее от внешних причин и условий.
Французский семиолог Ю.Кристева указывает на существование в некоторых текстах особого "семиотического
ритма", управляющего заменой фиксированных значений
(т.наз. стазы) особыми динамическими пульсациями актов
означивания, изменяющих личностные смыслы. В отличие
от лотмановского "смыслового мерцания" хора у Кристевой
детерминирована не семиотической системой языка, а бессознательным индивидуальным опытом субъекта. Терапевтический цикл повторяется до тех пор, пока проблема не
будет разрешена. Вот пример проявления семиотической
хоры в процессе семейного консультирования:
Клиентка - Лариса X., 45-летняя женщина, переживающая кризис в отношениях с мужем. Жалуется на непонимание, утрату любви, бессмысленность семейной жизни.
К: Мы прожили вместе больше двадцати лет, вырастили
двух детей. А теперь он решил заняться бизнесом. Как же,
стал такой деловой. Доллары зарабатывает, крутится. А чем
все это для семьи может обернуться, даже не задумывается. Главное, чтобы он себя "крутым" чувствовал.
Т: Вас это тревожит?
К: Еще бы! Я не знаю, где он бывает, чем занят, откуда
эти доллары берутся. А завтра придут и скажут - отдавай
дом и все, что за жизнь нажито. Знаю я этот бизнес.
Т: Вы опасаетесь последствий деятельности мужа?
К: Ни к чему вся эта деятельность. В семье должна быть
стабильность, жена должна знать, чем ее муж занимается.
Откуда все эти деньги? Я не знаю. Что завтра будет? По95
нятия не имею. Живу как на вулкане.
Т: Муж Вам ничего о своих делах не рассказывает?
К: Для него главное - показать, какой он успешный.
Сильно хвастаться любит. Приведет в дом чужого человека
и начинает похваляться, как дела делает. А сам его даже
толком не знает. Кому нужны все эти приятели?
Т: Вам не нравятся новые знакомые мужа?
К; Да я просто их не знаю. И знать не хочу! Чужие люди,
неизвестно, с чем они завтра придут. Я их буду кормитьпоить, а через полгода кто-нибудь Павла (муж) пристукнет - и все.
Т: Вы думаете, существует реальная опасность?
К: Откуда я знаю? Он же мне ничего не рассказывает.
Всю жизнь мы друг с другом советовались, а теперь он все
сам решает. Распоряжается всем, как хочет, ничего не
спрашивает. Я в доме - пустое место.
Т: В чем это выражается?
К: Я никогда не знаю, куда он уехал, зачем, когда вернется. А если спрашиваю, чем он занят, отшучивается, или
просто говорит, что это его дела. Я устала от этой неизвестности, мне все опротивело. Недавно сказала Павлу - раз
ты такой деловой, купи себе квартиру и живи там, занимайся своим бизнесом. А я, по крайней мере, буду знать, что
ко мне в дом никто не заявится долги твои требовать. Мне
все это не нужно. И он мне со своим бизнесом не нужен.
Т: И Вам не жаль двадцати лет совместной жизни?
К: Ах, я не знаю! Конечно, жаль, но я больше так жить не
могу и не хочу терпеть все это. В конце жизни хотелось
покоя и стабильности, а тут эти его дела - зачем? Кому это
нужно? Дети выросли... Муж стал чужим человеком. Просто
не знаю, что мне дальше делать.
В приведенном отрывке все вертится вокруг центральной проблемы незнания. Клиентка снова и снова возвращается к тому, что она привыкла знать все о муже и его
делах (и, по-видимому, управлять и контролировать). Позитивные аспекты поведения супруга в контексте этого незнания мгновенно переосмысливаются как негативные и даже
невыносимые. Очевидна дальнейшая стратегия консультирования - помочь Ларисе наладить взаимопонимание с
мужем так, чтобы незнание перестало быть главным смысловым концептом, структурирующим фон семейных отношений. Бессознательное возвращение к теме "я не знаю"
показывает, в чем сущность проблемы, но способы ее решения могут быть различными. Терапевт, работающий в
когнитивной парадигме, может показать клиентке, что зна96
ние (особенно полное, исчерпывающее) отнюдь не всегда
позитивно, НЛП-практик выберет рефрейминг (знать - утомительно и плохо, не знать - приятно, как в сказке), психоаналитик займется анализом ранних детских отношений
Ларисы с ее отцом (или старшим братом). В любом случае
коннотации слова "знать" будут трансформироваться, пока
не изменится латентный личностный смысл (сгаэа) выражения "я не знаю". Сущность же самой проблемы и есть
гипостазированное "я не знаю", выступающее в роли системного ограничителя жизненного процесса клиентки.
В психотерапии семиотический анализ жизни-текста
проходит под двойным знаком целостности и избытка. Отдельные высказывания клиента, описания эпизодов и ситуаций жизненного пути соотносятся друг с другом, организуются в единую фигуру и формируют целостный смысл,
смысл жизни. Решение смысложизненных проблем традиционно связывается с экзистенциально-гуманистическим
направлением (Виктор Франкл, Пауль Тиллих, Людвиг Бинсвангер), однако возможна и семиотическая трактовка, намеченная в общих чертах Мишелем Фуко:
/70 отношению к этому подразумеваемому, высшему и
суверенному смыслу высказывания с их быстрым распространением появляются в чрезмерном изобилии, поскольку
с ним единственным все они соотносятся и только он конституирует их истинность - избыток означающих элементов по отношению к единственному означаемому. Но поскольку этот первый и последний смысл безразличен к проявленным формулировкам, поскольку он скрывается под
тем, что возникает и что он тайно раздваивает, каждый
дискурс таит в себе способность сказать нечто иное, нежели то, что он говорил, и укрыть, таким образом, множественность смыслов - избыток означаемого по отношению
к единственному означающему. Изучаемый подобным образом дискурс является одновременно полнотой и бесконечным богатством (10, с. 119).
Психотерапевтическая деятельность может быть описана
как процесс бесконечного приближения к пониманию сущности такого единственного означаемого - смысла жизни.
Это роднит ее с аналогичными видами духовной практики
(философия, медитация, творчество). Дискурс внутреннего
опыта утверждает исконно человеческую возможность быть
всем (Ж.Батай), а семиозис является главным механизмом
этой возможности. И если существует один-единственный
97
способ сказать Истину, то есть бесчисленное множество возможностей умолчать о ней.
1 ЛИТЕРАТУРА
1. 1. Барт P. Избранные работы. Семиотика. Поэтика.- М.,
1994.-616 с.
2. Бондаренко А.Ф. Психологическая помощь: теория и
практика. - К., 1997. -216 с.
3. Василюк Ф.Е. Семиотика психотерапевтической ситуации и психотехника понимания. - МПТЖ, 1996, № 4,
с. 48-68.
4. Встреча с Декартом / ред. В.А.Кругликов, Ю.П.Сенокосов. - М., 1996. - 439 с.
5. Динсмор Д. Ментальные пространства с функциональной
точки зрения / "Язык и интеллект", М., 1995, с. 385-411.
6. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. - М., 1996. 464 с.
7. Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1 -Статьи по семиотике и типологии культуры. - Таллинн, 1992. - 479 с.
8. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. - М., 1992. - 272 с.
9. Калина Н.Ф. Семиотическое пространство психотера. пии. - Журнал практикующего психолога, 1996, № 2,
с. 79-85.
10. Фуко М. Археология знания. - К., 1996. - 208 с.
11. Фуко М. Воля к истине. - М., 1996. - 448 с.
Глава 6
НЛП ЛИНГВИСТИЧЕСКИ ОРИЕНТИРОВАННАЯ
ТЕРАПИЯ
Среди других направлений и школ современной психотерапии нейро-лингвистическое программирование (НЛП)
занимает особое место. Специфическая черта этого подхода заключается прежде всего в его притязаниях на высокую эффективность - книги по НЛП переполнены восторженными описаниями необычайной легкости, быстроты и
блеска, с которым терапевты упомянутой школы справляются с любыми, даже самыми трудными и сложными проблемами. Еще более многообещающими выглядят рекламные объявления обучающих семинаров и тренингов. Адепты
НЛП подчеркивают новизну и междисциплинарный характер своих техник, их исключительные возможности, всеобъемлющее совершенство:
98
НЛП - это искусство и наука о личном мастерстве. Искусство, потому что каждый вносит свою уникальную индивидуальность и стиль в то, что он делает, и это невозможно
отразить в словах и технологиях. Наука, потому что существует метод и процесс обнаружения паттернов, используемых выдающимися личностями в любой области для достижения выдающихся результатов. Этот процесс называется моделированием, и обнаруженные с его помощью паттерны, умения и техники находят все более широкое применение в консультировании, образовании и бизнесе для
повышения эффективности коммуникации, индивидуального развития и ускоренного обучения... НЛП показывает вам,
как понять и смоделировать ваш собственный успех. Это
способ обнаружения и раскрытия вашей индивидуальной
гениальности, способ выявления того лучшего, что есть в
вас и в других людях. НЛП - это практическое искусство,
позволяющее добиться тех результатов, к которым мы искренне стремимся в этом мире. Это - исследование того,
что составляет различие между выдающимся и обычным.
Оно также оставляет после себя целый веер чрезвычайно
эффективных техник в области образования, консультирования, бизнеса и терапии (11, 0.17-18).
Я намеренно привела столь обширную цитату, руководствуясь сразу несколькими соображениями. Во-первых, это
типичный НЛП-стиль - многочисленные обещания, заносчивая уверенность в собственной непогрешимости. Во-вторых, внимательный читатель заметит не только грубую
лесть, но и некоторые противоречия - "способ обнаружения и раскрытия вашей индивидуальной гениальности", который почему-то "невозможно отразить в словах и технологиях". В-третьих, притязания на универсальность подхода. И наконец, явное несоответствие между формой и содержанием - для лингвистически ориентированной терапии здесь много неуклюжих речевых оборотов, синтаксис
большинства фраз оставляет желать лучшего. К сожалению,
последнее давно стало общим местом для переводных
работ по НЛП - редкая из них не является образцом "маловысокохудожественной" научной прозы.
И все же нейро-лингвистическое программирование очень
популярно. Это одно из самых модных направлений в психотерапии, им занимается (или играет в него, или делает вид)
множество людей. В США подготовку в данной области прошло
более ста тысяч человек. Соотечественники, судя по всему,
стараются не отставать. Такая терапия действительно эффек99
тивна, а порою и эффектна. Успех НЛП обусловлен прежде
всего его теоретическими и методическими посылками, а вот
практическая сторона (особенно в нашей стране) может выглядеть очень по-разному. Будучи лингвистически ориентированной психотерапией, этот подход сформировался на основе английского языка, имеющего свои закономерности номинации
(называния объектов реальности), семантики (организации
значений) идейксиса (указания ролей участников речевой ситуации). Для русского языка многие правила и законы выглядят
иначе, поэтому не стоит испытывать иллюзию, будто НЛП можно научиться по скверно переведенным пособиям или на семинарах, организованных англоговорящими терапевтами. Нам
необходимо создавать собственное, русскоязычное нейролингвистическое программирование, а для этого нужны не
только психологические, но и лингвистическме знания.
В отличие от других психотерапевтических школ НЛП с самого начала возникло как формальное направление, основанное на понимании и использовании закономерностей лингвистического моделирования реальности. Здесь терапевт обращает внимание не столько на содержание опыта клиента,
сколько на форму его, языковые конструкции, в которые этот
опыт "вложен". Основоположники подхода Джон Гриндер и Ричард Бендлер неоднократно отмечали, что основным объектом
их исследования были особенности речевого общения и языковых процессов у людей. Язык-это универсальное средство
отображения действительности в человеческом сознании. "Дар
речи и упорядоченного языка, - пишет американский лингвист
Эдвард Сепир, - характеризует все известные человеческие
общности... Он является совершенным средством выражения
и сообщения у всех известных нам народов. Из всех аспектов
культуры язык, несомненно, первым достиг высоких форм развития, и присущее ему совершенство является обязательной
предпосылкой развития культуры в целом" (14, с. 223). Использование языка для представления (репрезентации) тех или
иных сторон действительности имеет свои закономерности, отраженные в его структуре.
Люди воспринимают реальность с помощью органов
чувств, так что в основе нашего представления о мире лежит сенсорная информация. Точнее, сенсорная и сенсомоторная, ибо даже младенцы способны соотносить свои
ощущения с непрерывно совершаемыми движениями. Ощущения постепенно объединяются в образы, образы связываются между собой в целостные представления об отдельных фрагментах окружающей действительности. Так в сознании возникает модель мира, с помощью которой чело100
век понимает его устройство и живет в нем. В этой модели,
помимо образов, ощущений и чувств, определяемых фактами, есть также логические образы фактов - знания и
мысли. В сущности, модель мира - это сокращенное и упрощенное отображение всей суммы представлений о реальности в рамках конкретной лингвокультурной общности.
В НПЛ, помимо языковых техник, существуют отточенные приемы
невербальных воздействий, а также комплексные методы. Я буду
упоминать о мих постольку, поскольку это будет касаться обсуждаемых проблем лингвистической терапии.
Однако далеко не вся сенсорная информация облекается в слова, ибо при ретрансляции опыта в нервной системе
существует система своеобразных фильтров, представленная рядом ограничений - нейро-физиологических, социокультурных и индивидуальных. Нейро-физиологический
фильтр - это сама природа человеческого восприятия. Не
все звуковые или электромагнитные колебания воспринимаются соответственно слухом или зрением, существует
верхний и нижний порог ощущения, за пределами которых
находятся инфракрасные и ультрафиолетовые лучи, звуки
слишком высокой или низкой частоты. Определенный диапазон стимулов (рентгеновские лучи, радиоволны) вообще
недоступен восприятию.
Социокультурные ограничения представлены специфическими особенностями модели мира у людей конкретной
лингвокультурной общности. Гриндер и Бендлер в "Структуре магии" (3) пишут о различиях, обусловленных системой языка. Действительно, язык воспроизводит мир, подчиняя его своей собственной организации. В русском языке
куда меньше глагольных времен, чем в английском, и в
предложении нет особой необходимости указывать, идет
ли речь о конкретном предмете или о предмете вообще
("Желтый шкаф" и "Этот шкаф желтый"). В других языках в
этом случае обязателен артикль. Кроме того, система языка
задает то, что Э.Сепир называл инвентарем опыта - набор
правил для классификации сенсорных впечатлений, выделения их из целостного потока восприятия. Простейший
пример - разное количество понятий для описания свойств
и качеств одних и тех же фрагментов реальности. Например, в языках северных народов (эскимосов, ненцев, юкагиров) существует несколько сотен слов, характеризующих
снеговой покров - его белизну, плотность, упругость, шероховатость, толщину и т.п. Языки людей, живущих в сред101
них широтах, не нуждаются в таком количестве различений,
поскольку для них этот параметр действительности не является жизненно важным. Точно так же у кочевников куда
больше слов, описывающих качества скота (особенно лошадей), чем у земледельческих народов.
Культуру можно определить как то, что делает и думает
данное общество, а язык - это то, как оно думает и понимает окружающий мир. В языковой модели мира отражена
не просто сумма знаний, но содержится результат экстраполяции определенных представлений на внешнюю среду,
которая часто описывается на языке антропоцентрических
понятий (локоть сукна, ножка стола, глава правительства).
В сущности, наши представления о реальности опосредованы системой устойчивых метафор, прочтение которых зависит как от степени приобщенности индивида к культуре,
так и от уровня его владения языком.
Индивидуальные ограничения также весьма многочисленны, именно они составляют основной объект изучения
в НЛП. Эти ограничения обусловлены уникальными, неповторимыми отличиями в интуитивном знании опыта и способах его узнавания посредством речи. "Язык вос-производит
действительность. Это следует понимать вполне буквально:
действительность производится заново при посредничестве языка. Тот, кто говорит, своей речью воскрешает событие и свой связанный с ним опыт"(1, с. 27). Зачастую этот
опыт является негативным, травмирующим именно из-за
того, что языковая репрезентация неполна или неточна.
Все типы ограничений в модели мира приводят к тому,
что использующий ее субъект оказывается стесненным в
выборе своих действий. Его поведение напоминает неуверенные шаги слабо видящего и плохо слышащего человека
в постоянно изменяющейся ситуации. Задача терапевта состоит в том, чтобы расширить и дополнить имеющуюся у
клиента модель таким образом, чтобы тот увидел новые возможности выбора. Для этого необходимо хорошо представлять себе, как именно возникают различия между конкретным
опытом и его словесным воплощением (вербализацией).
Основоположники НЛП выделяли три основных лингвистических механизма, вносящих искажения в модели, а также способствующие тому, что люди принимают собственную модель мира за действительность - генерализации
(обобщения), искажения и вычеркивания (опущения). Эти
процессы неоправданно упрощают представления о реальности, деформируют их или пропускают важные свойства и
моменты вещей и событий. Обычно они полностью неосоз102
наваемы, так что человек не способен контролировать эффективность своего моделирования окружающей действительности, и сталкивается только с последствиями упомянутых процессов. Это связано с тем, что система любого
языка располагает определенными формальными приемами для выражения отношений причинности, так что способность их восприятия и передачи ничуть не зависит от осознания причинности как таковой. Не понимая (на уровне
мышления) или не чувствуя (в процессе восприятия) подлинных причин, связующих явления, процессы и события
окружающей реальности, человек считает эту взаимосвязь
имманентно присущей миру и придает ей статус объективного фактора. Естественно, при этом его собственные возможности (и желание) что-либо изменить равны нулю.
Многие невротические проблемы и трудности есть результат такой беспомощности. Вот типичное описание жизненной ситуации клиентки, чья модель мира ограничена настолько, что, по ее мнению, ничего изменить уже нельзя:
К: Все у меня в жизни не ладится, все идет наперекосяк.
Знаете, есть люди, которым везет, а есть такие, у кого все
наоборот. На работе начальник ко мне вечно придирается, сил
нет, как это раздражает. Что ни сделаю - все ему не так, а
малейший промах раздувает в целую историю. Приду домой,
на душе тяжело, а дома... (машет рукой, выразительная пауза).
Т: И что же дома?
К: У меня сын, ему 14 лет. Он совершенно несносный, а муж
во всем ему потакает. Боюсь, что Сергей вырастет таким же
бездельником, ни к чему не годным, как его папочка. Один
целыми днями магнитофон слушает, а другой - на диване лежит. Обоих с места не сдвинешь. Ни помощи, ни сочувствия...
Т: Они Вам совсем не помогают?
К: Сын еще туда-сюда, а мужу это и в голову не приходит.
Я, как он с работы возвращается, стараюсь все сделать, все
приготовить, верчусь, кручусь, а он поест - и к телевизору.
Главное слово - "не мешай". Так он меня злит, иной раз
хочется подойти и тряхнуть его хорошенько вместе с этим
дурацким телевизором.
Т: Ну, а сын?
К: Да почти то же самое. Нет у меня с ним контакта. Чуть
что - "не лезь, это мои дела". К нему вообще не притронешься.
Т: А на работе все иначе?
К: На работе несправедливость жуткая. Я двенадцать лет
на одном месте проработала, а теперь каждую минуту жду,
что могут уволить ни за что. Знаете, как сейчас на предпри103
ятиях - все на ладан дышат. Никому верить нельзя, все
друг друга подсиживают. А я у нас в отделе - как тот бедный
Макар, на которого все шишки валятся.
Т; Ну что же, попробуем разобраться в Вашей жизненной
ситуации.
К: Вряд ли из этого что-нибудь получится. Я всегда чувствую, что, куда ни повернись-все то же самое, все плохо,
и чем дальше - тем хуже.
НЛП-терапевт не только идентифицирует вычеркивания,
обобщения и искажения, обеспечивающие неприкосновенность убогой, ограниченной модели мира, но и восстанавливает ее опущенные части, уточняет и конкретизирует результаты генерализаций, устраняет изменения, помогает
распознать подлинные причинно-следственные отношения
между событиями. Он работает сразу в двух направлениях:
уточняет и расширяет модель и показывает, что действительность во всей своей полноте и многообразии свойств
отнюдь не сводится к набору описывающих ее вербальных
репрезентаций. Такая процедура носит название проверки
психотерапевтической правильности. На первом этапе необходимо установить, насколько поверхностные структуры высказываний клиента (то, что он говорит) совпадают с глубинными структурами его опыта (то, что он на самом деле имеет
в виду). Это сравнительно просто, в НЛП разработана стройная система техник и приемов проверки полноты и точности
соответствия глубинных и поверхностных структур, задаваемая мета-моделью терапевтического процесса.
Второй этап заключается в том, чтобы понять, как происходит процесс означивания опыта в сознании, каким образом формируется его семантика и как именно она влияет
на формирование системы личностных смыслов, составляющих основу индивидуального мировосприятия. Используя
популярную в современной психологии компьютерную модель психики, можно сказать, что первый этап - это проверка правильности и точности информации, поступающей
в память ЭВМ при решении какой-либо задачи, а второй анализ эффективности используемой для этого программы
и - шире - программного обеспечения в целом.
Рассмотрим первый этап несколько подробнее. В приведенном выше примере собран целый "букет" неправильностей, каждая из которых свидетельствует о существенных
изъянах в процессе моделирования клиенткой своего опыта
межличностных взаимодействий и на работе, и в семье.
104
Например, фраза "Мой начальник меня раздражает, он вечно
придирается ко мне" содержит представление о том, что
субъект высказывания не является хозяином своих чувств или
действий, а ответственность за них несут другие люди. Между
поведением начальника и чувствами клиентки (Анны О.) нет
той связи, на которую указывает предложение; вернее сама
фраза создает эту связь и привносит ее в модель. Нельзя
сказать "Мой начальник меня дышит" или "Моя жена меня
болит", но фразы с идентичной структурой "Мой начальник
меня раздражает" и "Моя жена меня злит" любой психотерапевт слышит регулярно.
Работа с такими семантически неверными фразами заключается в том, чтобы помочь клиенту отделить в своем
сознании действия и поступки других лиц от собственных
переживаний. Можно задать вопрос типа "Что именно делает (говорит) Ваш начальник такого, что вызывает у Вас
раздражение?" Кроме того, Анна использует неконкретный
глагол "придирается", не описывающий реальные поступки
шефа. В данном случае в терапевтическом диалоге удалось
выяснить, что начальник может вообще ничего не делать, а
клиентка все равно раздражается: "Стоит мне почувствовать, как он на меня смотрит, и я уже знаю: сейчас начнет
зудеть, придираться, все перепроверять". То есть в ее сознании фигура начальника прочно слита с негативными
эмоциями; стимул "вижу начальника" - реакция "начинаю
раздражаться". Чуть позже мы еще вернемся к причинам
возникновения этого чувства.
В высказываниях клиентки очень много генерализаций:
"в жизни все не ладится", "начальник вечно придирается",
"сын совершенно несносный", "на работе все друг друга
подсиживают" и т.п. Вполне очевидно, что процесс межличностного восприятия у Анны очень стереотипен, неоправданные обобщения негативного характера полностью заслонили реальное содержание опыта. При этом она весьма
агрессивно защищает этот гипертрофированный механизм,
возводя его в ранг жизненного принципа: "Я всегда чувствую, что, куда ни повернись - все то же самое, все плохо,
и чем дальше - тем хуже".
Работа со сверхобобщениями состоит в том, что терапевт их все последовательно подвергает сомнению: "Можно ли сказать, что в Вашей жизни все плохо?", "Всегда ли
начальник придирается к Вам?" и т.п. Можно поставить вопрос и иначе: "Вспомните случаи, когда Ваш сын был послушным, вел себя хорошо". В данном случае эффективным
оказался запрет на употребление безличных местоимений
105
("все", "каждый") и категоризирующих наречий ("всегда",
"вечно", "обязательно"). Освобожденная от них речь клиентки стала более конкретной, а ее описания жизненных ситуаций - реалистичными.
Фраза "Боюсь, что сын вырастет таким же бездельником,
ни к чему не годным, как и мой муж" содержит пресуп позицию - она имеет смысл лишь в том случае, если муж клиентки-действительно бездельник. Если в речи есть указания на
те или иные условия, необходимо проверять, насколько эти
условия соблюдаются: вопрос" Ваш муж действительно ни на
что не годен?", заданный с соответствующей интонацией,
поставит все на свои места. Пресуппозиции содержат и высказывания Анны о ситуации, сложившейся у нее на работе,
о ее отношениях с сослуживцами и начальником.
Речевой оборот "Сын еще туда-сюда, а мужу это и в голову
не приходит" содержит вычеркивание - неясно, что именно
должно туда приходить. Что клиентка устала? Что ей нужно
помочь? Что она много делает в интересах семьи, но ее активность должным образом не оценивается? Что она нуждается в сочувствии в связи с тем, что произошло на службе?
В речи клиентки много номинализаций - случаев обозначения динамичных, процессуальных аспектов опыта словами, соответствующими неподвижности, статике. Чаще
всего номинализация состоит в замене глаголов существительными и наречиями. Жалобы "ни помощи, ни сочувствия,
нет контакта" необходимо переформулировать, используя
глаголы: "Муж и сын мне не помогают, не сочувствуют" и
тут же уточнить - чему конкретно не сочувствуют, в чем и
как они должны помочь? Выражение "у меня нет контакта
(с кем-либо)" вообще очень типично, в действительности
оно значит: "Я не могу его понять", "Я не умею с ним разговаривать", "Я не знаю, как он поступит в той или иной
ситуации" и т.д. Очевидно, что такая деноминализация позволяет клиенту лучше осознать свою ответственность за
происходящее с ним.
Создатели НЛП предложили хороший прием для распознавания номинализаций, он называется "Тачка". Любой реальный предмет можно положить в тачку, а существительное-номинализацию - нельзя:
"У меня есть арбуз" - Арбуз можно поместить в тачку.
"У меня есть обида" - Обиду (досаду, решение, сомнение,
ненависть и т.п.) туда не положишь. Существительное, которое нельзя поместить в тачку, стоит попробовать заменить
глаголом.
Проанализировав конкретные высказывания клиентки,
106
полезно обратиться к более общим особенностям ее дискурса. К ним относится, в первую очередь, используемая Анной
ведущая репрезентативная система. В НЛП существуют
представления о том, что любой человек, хотя и получает информацию по различным сенсорным каналам (слух, зрение,
осязание, вкус), склонен отдавать преимущество одному из
них. В зависимости от того, какие сенсорные стимулы являются для них ведущими, людей можно разделить на кинестетиков (предпочитающих тактильные и кинестетические сигналы), аудиальщиков (любящих слушать) и визуальщиков (для
которых лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать).
Ведущая репрезентативная система влияет на процессы
вербального кодирования опыта. Это проявляется в выборе
слов, связанных преимущественно со слуховыми, зрительными или кинестетическими впечатлениями. В речи человека с
ведущей аудиальной модальностью восприятия, будут чаще
встречаться выражения типа "громкое имя", "резкая нота",
"тихий саботаж", "крик души", а визуальная репрезентативная
система выдаст себя словами "яркая личность", "четкие указания", "светлый образ", "прозрачный намек".
Многие противоречия и трудности межличностного взаимодействия связаны с тем, что люди, как правило, не учитывают различий в своих репрезентативных системах. В конфликтных, стрессовых ситуациях по мере роста психического
напряжения ведущая модальность начинает доминировать,
и участники общения не понимают друг друга из-за того,
что говорят на разных языках. Фраза "Я вижу, что Вы закрываете глаза на обширные препятствия и не замечаете
новых возможностей", обращенная к кинестетику, не сделает его более прозорливым, светлые головы и яркие мысли - не для него. Скорее всего он ответит, что собеседник
не может быстро сдвинуться с места - чувствуется, что ему
тяжело принять на себя груз ответственности.
Аудиальщики часто жалуются на то, что их не слушают
(не слышат), люди с ведущей визуальной системой - на то,
что их не замечают, не обращают внимания, кинестетики
говорят о тяжелой жизни, бесчувственности и холодности
окружающих. Гриндер и Бендлер подчеркивают необходимость говорить с клиентом на его языке, показывая, что
учет ведущей модальности усиливает эффективность психотерапевтического воздействия и повышает взаимное дов,ери в процессе консультирования:
Пациент почувствует к вам доверие, когда он уверует в
то, что вы понимаете его и можете помочь ему взять от
107
жизни больше, чем это удавалось до сих пор. Важно понять,
благодаря какому конкретному процессу формируется эта
вера.
Ответ на это тесно связан с ответом на вопрос о том, с
помощью какой репрезентативной системы пациент организует свой опыт. Пусть мы имеем дело с человеком, у которого
развита кинестетическая репрезентативная система. Сначала мы выслушает его описание собственного опыта, затем
убедимся, что правильно понимаем сообщаемое им (его модель мира)и, наконец, будем строить свои вопросы, структурировать OQeHe, применяя кинестетические предикаты.
Г,иокп"ьку данный пациент организует свой оп,ыт кинестетически, то, употребляя в своей речи кинестетические предикаты, мы облегчаем ему понимание наших сообщений и помогаем доверить (в данном случае почувствовать), что мы понимаем его (3, т.2, с. 17).
Возвращаясь к разбираемому примеру, легко понять,
что ведущая модальность у Анны О. - кинестетическая. Начальник "зудит, придирается, раздражает, раздувает", сына
и мужа "с места не сдвинешь", сама она "крутится и вертится", к сыну "не притронешься", он "несносный", мужа
хочется "подойти и тряхнуть хорошенько", "сослуживцы
друг друга "подсиживают" и даже "шишки - валятся". Если
проанализировать конкретное содержание жалоб клиентки,
то можно видеть, что практически все они сводятся к ситуациям плохого (недостаточного или наоборот, чрезмерного) тактильного контакта. В семье Анна явно нуждается в
прикосновениях для того, чтобы чувствовать себя уверенно
и комфортно. Но к сыну "не притронешься" (это, по-видимому, буквальная ситуация), а мужу ее кинестетическая активность ("верчусь, кручусь") скорее мешает. Кинестетически организуя свой опыт, клиентка теряется и сердится в
отношениях с близкими, использующими другие репрезентативные системы.
На работе ситуация, скорее всего, обратная. Там для
Анны угрожающими являются ситуации тесного контакта,
она привыкла дистанцироваться от других людей и болезненно воспринимает близость. Слова "придирается", "раздражает", "подсиживают", "валятся" описывают негативные
ощущения на поверхности тела, сама клиентка согласилась
с тем, что у нее "слишком нежная кожа".
Учитывая это, понятно, что терапевт в работе с ней должен опираться на кинестетическую репрезентативную сис108
тему и подбирать в разговоре соответствующие предикаты,
например формулировать вопросы и утверждения следующим образом:
Хорошо ли Вы ощущаете, что здесь "горячо"?
Если подойти к этому поближе, то можно почунствовать, что...
Не касарь вопросы о т"", насколько это тяжело...
Как это можно сгладить?
Если не ставить вопрос ребром,
а подойти мягко и деликатно...
Разумеется, опытный НЛП-терапевт автоматически, почти бессознательно выбирает оптимальную речевую стратегию, используя конгруэнтные выражения. Однако его работа не сводится к лингвистическому анализу, необходимо
понять также внутреннюю логику организации опыта. Ведь
модель мира содержит не просто набор вербальных репрезентаций индивидуального опыта, но и задает способы
его концептуализации и осмысления. Последние также могут быть реконструированы на основе анализа серии высказываний. Приведу еще один пример. Клиентка (назову ее
Светой) - молодая девушка с любовной проблемой.
К: Мы должны уважать своих близких и заботиться о том,
чтобы не сделать им больно.
Т: Кому это очевидно?
К: Ну, всем... мне... все так говорят.
Т: Кто конкретно говорит?
К: Моя мама всегда мне это говорила.
Т: Что конкретно говорила Вам мама?
К: Что я должна проявлять уважение к близким и вести
себя правильно.
Т: Как конкретно Вы должны себя вести?
К: Ну, не навязываться... не быть назойливой.
Т: Что значит "навязываться"?
К: Говорить им... не то... нельзя говорить им... часто...
долго...
Клиентка явно затрудняется описать опыт, репрезентированный словом "навязываться", налицо лишь его резко
негативная оценка. Терапевт пробует добраться до него подругому, усомнившись в категоричности вывода-генерализации.
Т: А что произойдет, если Вы будете навязываться?
К: Они бросят меня, я должна буду... Надо будет уйти.
Т: Почему они Вас бросят?
К: Потому что не любят. Я не нужна.
109
Т: Кто Вас не любит? Кому Вы не нужны?
К: Мой друг. Это Женя, я Вам уже рассказывала...
Клиентка имеет в виду сложные отношения со своим
приятелем, затяжной роман, приносящий, по ее словам,
мало радости и множество огорчений. Хотя эти отношения
заставляют ее страдать, порвать их она не может, так как
это будет "конец всему". Что-либо изменить или хотя бы
разобраться она тоже не в силах, каждая такая попытка
приводит к новой болезненной ссоре и росту взаимного
непонимания.
Т: Значит, Женя Вас не любит, потому что Вы навязываетесь?
К: Нет, совсем нет! Я никогда ему не навязываюсь, я
всегда за этим слежу.
Т: За чем Вы следите?
К: Чтобы не надоесть ему... Я не навязываюсь! Я никогда
его не удерживала.
Здесь обращают на себя внимание наречия "всегда" и
"никогда", указывающие на категорическую генерализацию. Кроме того, непонятно, какой конкретный опыт стоит
за словами "надоесть" и "удерживать", объединенными в
негативную триаду с понятием "навязываться". Единственное позитивное (для клиентки) слово - "следить" - указывает на явное противоречие, его значение плохо вписывается в контекст любовных переживаний.
Т: Света, а как Вы можете надоесть ему? Что для этого
нужно делать?
К: Ну, все время говорить о нас... о себе... о своем... о
своих чувствах.
Т: О каких чувствах?
К: О том, что я его люблю и боюсь... вдруг он уйдет...
совсем.
Т: Вы никогда не удерживали Женю. А что было бы, если
бы Вы попытались его удержать?
К: Я бы не смогла. Он ушел бы. Он бы все равно ушел!
(Пауза) Он может уйти... Я и говорю: "Пусть уходит, если
хочет".
Т: То есть, Вы любите Женю и боитесь, как бы он не
ушел. И Вы говорите ему, что он может уйти, если хочет.
(Пауза) Так выходит?
К: Да. (Длинная пауза, выражение лица становится задумчивым). Получается, так.
Т: Итак, Вы любите Женю и боитесь его потерять. Но Вы
не говорите ему об этих своих чувствах - о любви, желании
быть вместе. Вы говорите, что он может уйти в любой мо110
мент, когда захочет.
Терапевт конкретно описывает противоречия в поведении клиентки с ее собственных слов. Такая инконгруэнтность, несоответствие между тем, чего человек хочет (или
боится) и тем, что он на самом деле делает, является весьма типичной. Бессознательный страх потерять возлюбленного, над чьим поведением она не властна, заставляет Свету частично снизить напряжение в этой ситуации, сделав ее
подконтрольной (не ее бросают, а она разрешает уйти).
Т: А что сделаете Вы, если Женя скажет Вам то же самое,
если он предложит Вам уйти, как только захочется?
К: Я и уйду. Сразу же! (Долгая пауза) Глупость какая-то...
Я же его люблю.
Т: Но Вы ему этого не говорите. Вы говорите обратное что он может уйти в любую минуту, если ему захочется.
Клиентка задумывается. Она вступила в очевидное противоречие со своей моделью и наконец-то осознала, какое
поведение порождает эта модель. Но выйти за рамки привычных стереотипов не так-то просто.
К: Получается, я говорю совсем не то. Сама не знаю, как
это получается. Что же делать?
Т: А если попробовать сказать Жене, что Вы его любите
и хотите, чтобы он был с Вами?
К: Ну, так нельзя. Он уйдет...
Здесь перед нами случай нестрогого обобщения по принципу эквивалентности. В модели мира Светы присутствует
следующее представление: пока она говорит Жене, что он
может уйти, он не уходит. Но если она попросит его не
уходить (думает она), тот непременно уйдет. Это ограничение запрещает Свете выражать свои подлинные желания и
чувства. У нее нет выбора, поскольку любое другое поведение отдает инициативу Жене и делает клиентку уязвимой
и зависимой.
Дальнейший ход сеанса показал, что представления
Светы о чувствах и намерениях своего возлюбленного были
плодом пресловутого "чтения мыслей". В НЛП так называют
убеждение в том, что можно знать содержание субъективного опыта другого человека без того, чтобы этот другой
прямо говорил о своих чувствах, мыслях и переживаниях.
К: Я знаю, что Жене надоело со мной... Он, правда, очень
деликатный, старается этого не показывать, но все это тянется слишком долго. Конечно, он устал.
Т: Он говорил Вам, что ему надоело?
К: Нет, но... По всему видно.
Т: Как Вы видите, что ему надоело и он устал?
111
К: Ну, мы ведь в действительности мало времени проводим друг с другом. И при этом часто ссоримся.
Т: Вам хочется быть с Женей подольше?
К: Ну конечно!
Т: И Вы ему это говорите? Ах да, простите, я забыла, что
Вы обычно говорите прямо противоположное - что Вы не
хотите навязываться, что он может уйти в любую минуту...
К: Вы смеетесь надо мной!
Т; Разумеется. Но если серьезно - почему бы Вам хоть
раз не сказать о том, что Вы в действительности чувствуете?
К: Но ведь он тоже не говорит мне, что ему нравится
быть со мной, что он этого хочет...
Т: Ну так начните первой!
Клиентка ошарашена. В ее модели такое поведение вообще не предусмотрено, оно немыслимо - ведь существует система запретов говорить о том, чего хочется (навязываться). Кроме того, Света привыкла "читать мысли" своего
друга, автоматически выбирая при этом наихудший вариант
их содержимого. Примерно так же она представляет себе
его мнения об их взаимоотношениях. Идея рассказать о
своих подлинных чувствах и желаниях и, возможно, услышать в ответ, чего на самом деле хочет Женя, поначалу
кажется ей немыслимой авантюрой. Однако после психотерапевтической беседы Света решилась попробовать
аутентичное общение и постепенно научилась адекватно
выражать себя во взаимоотношениях с другом. Главным
итогом консультирования стали появившиеся у нее возможности выбора различных действий, свобода поведения, не
скованная привычными стереотипами бессознательного
страха перед реальным положением дел.
Возникает вопрос, откуда берется и чем обусловлено
инконгруэнтное поведение. Понятно, что в его основе лежит
упрощенная, ограниченная модель реальности, но ее формирование (в отличие от процессов функционирования,
описанных в НЛП), насколько мне известно, в психотерапии
не исследовано. Это составляет, как было сказано раньше,
второй этап работы лингвистически ориентированного терапевта, который, в отличие от первого {психопрактического) можно назвать метатеоретическим.
Неконгруэнтное поведение личности связано с различиями между ее системой представлений о реальности и действительным положением дел. Искажения в модели мира имеют
тенденцию накапливаться, они определенным образом взаимосвязаны. Часть из них сугубо индивидуальна (это так называемая система психологических защит), их можно проана112
лизировать и разрушить обычными психотерапевтическими
средствами. Те же, что относятся к культурно-историческим
особенностям языковых репрезентаций опыта, обычно выглядят как нормальные, естественные его характеристики, имманентно присущие модели как таковой.
Проблема формирования языковой модели мира располагается на стыке нескольких научных дисциплин - нейрофизиологии, психологии, лингвистики, этологии, семиотики. Адекватной методологической основой ее изучения является философия языка, в частности, разработанное в витгенштейнианстве понятие языковой игры - любопытной
философской абстракции, обобщающей представления о
конвенциональности культурных правил человеческой жизнедеятельности.
Л.Витгенштейн писал, что формы жизни (поведение
людей, основанное на определенной системе представлений о мире) определяются правилами языковой игры необосновываемого, априорного знания, с помощью которого оценивается достоверность суждений о фактах реальности. Приписывание значений (истинное-ложное, хорошее - плохое, реальное - выдуманное, важное - второстепенное) обусловлено культурой и языком, а сами факты
действительности по природе своей амодальны, они "никакие". Их интерпретация происходит по правилам, определяемым не самой реальностью, а людьми. Факты объективны, а правила конвенциональны, они обусловлены культурой и языком. Если правила изменяются (при том, что сами
факты остаются прежними), возникает уже другая модель,
и жизнь людей, руководствующихся ею, протекает совсем
иначе. Большинство правил задано системой языка, выступающей как бессознательная основа процессов вербального кодирования.
Обычно люди совсем не задумываются над тем, как они
используют язык для моделирования реальности. Хотя этот
процесс происходит в сознании (и составляет главную функцию последнего, равно как языковая картина (модель) мираосновное содержание сознания), однако сам он практически
не осознается. Любой язык предоставляет неограниченные
возможности для обозначения образов, мыслей и чувств,
но человек не знает, почему выбирает какие-то определенные слова и выражения. И далеко не всегда делает выбор
правильно и точно. Обычная речевая практика выглядит как
речевая стихия.
Сдерживающей основой этой стихии служит система
113
лингвистических универсалий, имеющаяся в любом языке
и, по современным представлениями, единообразная "несмотря на существование бесконечного множества различий, все языки построены по одной и той же модели"(17,
с. 185). Одной из таких универсалий является, например,
принцип согласования, определяющий правила сочетания
слов в предложении (существительных с прилагательными
или глаголами, глаголов с наречиями и т.п.). Сами средства
согласования могут быть различными (падежи, суффиксы,
предлоги), их правила весьма стабильны - скажем, легко выделить грамматический критерий, определяющий, что глагол
"болел" сочетается с существительным, стоящим только в определенных падежах ("болел мальчик", "болел корью"). А вот
синтаксический критерий, задающий возможность образования винительного падежа, зависящего от непереходного глагола ("болел неделю"), является трудно осознаваемым, поскольку зависит от системы именных классов данного языка.
Но никто из носителей языка не скажет "болел собаку".
Язык ~ не только набор формальных средств для отражения действительности, он является также основой мышления.
Его можно считать одной из граней мышления на высшем,
наиболее обобщенном уровне символического выражения.
Язык и шаблоны нашей мысли неразрывно связаны, тесно
переплетены между собой, фактически они представляют
единое целое, некоторый универсум возможных семиотических воплощений модели мира. Этот универсум, детерминированный не только лингвистически, но и исторически и культурно, французские историки-анналисты (см. 8) назвали ментальностью. Набор психологических механизмов, лежащих в
основе ее формирования и функционирования, т.е. формы и
способы языковой репрезентации опыта в сознании и их использование в процессе общения и межличностного взаимодействия, я буду именовать ментальными структурами сознания. Они отражают конкретную взаимосвязь между психикой
человека и его лингвистическими возможностями.
Именно последние были предметом анализа основоположников НЛП, наблюдавших за работой очень опытных психотерапевтов, обладавших, кроме отточенного профессионального мастерства, еще и харизмой-своего рода ореолом
исключительности, знаком абсолютного совершенства. Терапевтическая практика Милтона Эриксона, Фрица Перлза,
Вирджинии Сейтер демонстрирует высокий уровень развития
этих возможностей, своего рода эталон пансемиотического
поведения. Этот термин я буду использовать для обозначения
особого типа активности субъекта речевой деятельности.
114
Пансемиотический субъект, помимо высокого уровня лингвистической компетентности, обладает целым рядом отточенных речевых навыков и умением верно соотносить их с
экстралингвистическими (неречевыми) параметрами дискурса. В результате возрастает эффективность психотерапевтического воздействия и возникает упомянутая уже харизма:
Перлз обладает чрезвычайно сильным личным обаянием, независимостью духа, готовностью рисковать и идти в
любом направлении, которое подсказывает ему интуиция,
а также высокоразвитой способностью вызывать чувство
интимной близости у любого, кто внутренне готов к работе
с ним... Интуиция Перлза настолько тонка, а его методы
настолько действенны, что иногда ему достаточно нескольких минут, чтобы отыскать у пациента "горячую точку".
Пусть вы немы, лишены гибкости, ваши чувства омертвели,
вы нуждаетесь в помощи и одновременно боитесь, что она
придет и изменит привычное. Перлз прикасается к "горячей
точке" и совершает чудо. Если вы готовы сотрудничать с
ним, возникает такое впечатление, будто он просто протягивает вам руку, сжимает пальцами замок-молнию и стремительным движением вниз распахивает ваше нутро, так
что измученная ваша душа падает на пол между ним и вами
(3, T.I, С.12).
В основе пансемиотического поведения лежит эффективная система языковых действий, подчиненная определенной внутренней логике и актуализируемая в ситуациях,
вплетенных в соответствующий контекст лингвистической
и нелингвистической практики. Вслед за Л.Витгенштейном
ее можно назвать психотерапевтической диспозициональностью. Иными словами, НЛП, будучи, как и другие терапевтические школы, особыми видом языковой игры, опирается на специфическую диспозициональную модель психики, законы функционирования которой определяют правила
эффективной терапии.
Витгенштейновская концепция обусловленных языковыми играми жизненных форм пригодна для описания самых
различных видов человеческой деятельности, в том числе
и менее широких, чем этнические или лингвокультурные
паттерны. Так, психотерапия в целом может трактоваться
как специфическая форма жизни, а ее отдельные направления и школы соответствуют различным типам языковых
игр. Основоположник лингвистической философии ряд своих работ посвятил изучению психоаналитической доктрины,
115
показав, что в качестве "неомифологии" учение Фрейда обладает значительными суггестивными возможностями, а
как языковая игра - стремится к универсальному объяснению природы психических явлений. Витгенштейн и его последователи обнажили присущие логике языка источники заблуждений и предложили особую процедуру проверки (верификации) философских систем, названную лингвистической терапией (также "терапия слова").
Представитель последней, ученик Витгенштейна Морис Лазеровиц полагает, что любой теоретик (будь то философ, физик
или психолог) строит свою деятельность на основе сложившегося у него образа "всемогущего мыслителя". При этом он неявно изменяет общепринятые языковые конструкции, впадая в
иллюзию, будто это способствует объяснению фактов и процессов окружающей действительности. Создавая такие "фантазии" и делясь ними с окружающими, теоретик искренне убежден
в том, что занимается научным познанием реальности. Любой
философский или психологический взгляд на вещи есть
чистая языковая игра, результат ничем не ограничиваемого
словотворчества. Лазеровиц пишет: "Философская теория
есть, в сущности, бессознательно сконструированный семантический обман. Лингвистическая терапия, благодаря
процессу, который может быть описан как семантическая
размаскировка, поясняет то, что философ делает со словами, когда он выдвигает свою теорию и аргументирует в ее
пользу" (цит. по 7, с.20).
Показав пути проникновения в структуру семантической
иллюзии, Витгенштейн объяснил, почему так трудно избавиться от любой языковой игры-для этого нужно "выйти" из
привычной формы жизни. Задача психотерапевта, однако, состоит в прямо противоположном. Практикуемые им языковые
игры направлены на исправление и улучшение жизненного
процесса в той форме, которая привычна его клиенту. НЛП,
лучше других терапевтических школ соответствующее духу
языковой игры, обладает набором соответствующих правил.
Изложенные в определенном порядке, эти правила и образуют то, что Гриндер и Бендлер называют мета-моделью психотерапевтических трансформаций или просто мета-моделью. Отдельные части этой модели известны как техники и
приемы НЛП (некоторые из них были описаны выше). Ряд
техник - рефрейминг, диссоциацию, технику "взмаха" - стоит рассмотреть более подробно, с выделением лежащих в их
основе семиотических механизмов.
Такой анализ требует учета более общих принципов, регулирующих порядок дискурса в целом. Эти принципы обус116
ловлены уже упомянутыми выше представлениями о диспозициональности психики и пансемиотическом субъекте.
Их вычленение (экспликация) требует хотя бы краткого изложения данных представлений, систематически изложенных в трудах Л. Витгенштейна, Ю.М. Лотмана и В.П. Руднева. Аналитическая философия, в частности, идеи А. Айера,
Д. Остина, Д. Сердя все чаще оказываются удобной теоретической базой для осмысления истоков лингвистически
ориентированной психотерапии и ее дальнейшего развития. Теоретики НЛП непосредственно использовали работы
Г. Бейтсона, Н. Хомского и А. Коржибски. Для отечественных психологов, в большинстве своем ориентированных на
более высокий уровень методологической рефлексии, естественным будет интерес к трудам А.Р. Лурии, А.А. Леонтьева,
Ю.М. Лотмана, В.Ф. Петренко, А.М. Пятигорского, P.O. Якобсона. Менее академически настроенные психотерапевты
(особенно нового поколения) для начала могут обратиться к
популярным работам французских структуралистов.
Диспозициональная модель психики основана на представлении о взаимных соответствиях психики и языка, причем язык-деятельность оказывается эвристической аналогией для понимания психики как деятельности особого рода, обладающей своей внутренней логикой. Трудно отрицать зависимость психической деятельности человека от
его лингвистических возможностей. При этом важно различать, как люди говорят о психическом и как они понимают
такие высказывания. Все психологические понятия, по Витгенштейну, относятся к элементам так называемого "индивидуального" языка, описывающего внутренние состояния
субъекта, языка сугубо личного, понятного только ему самому и никому более. Их употребление в качестве познавательных (эпистемологических) категорий некорректно,
ибо передача соответствующего содержания возможна
только через опыт переживания. Кроме того, есть принципиальная разница в употреблении "психологических" глаголов в первом и в третьем лице - выражения "я думаю" или
"я чувствую" вовсе не эквивалентны грамматическим формам "он думает" и "он чувствует". Человек не имеет привилегированного доступа к содержанию психики другого, он
не может "влезть внутрь" чужого сознания.
Это очень важно сознавать психотерапевту, чья деятельность основывается на умении более или менее точно представлять себе, что думает и чувствует другой человек клиент. Свои суждения терапевт формирует преимущественно на основе анализа высказываний, содержание кото117
рых редко представляет собой простое описание чувств или
психических состояний их субъекта. Обычно клиент склонен
высказывать мнения, суждения и умозаключения, и значительная часть из них относится к тому, что думают и чувствуют третьи лица (друзья, родственники, окружающие люди). Иначе говоря, между психическим явлением и описывающим его словом лежит длинный путь, состоящий из
множества означиваний, так что конечная вербальная формулировка соответствует не столько содержанию опыта,
сколько связанной с ним системе значений и смыслов, отражающих индивидуальность говорящего.
Задача лингвистически ориентированной психотерапии
заключается не только в том, чтобы научить клиента взаимодействовать с окружающей действительностью на основе правильных и точных вербальных репрезентаций опыта,
но и в том, чтобы изменить неадекватные представления о
реальности, применяя эффективные стратегии и тактики
речевого взаимодействия. Психотерапевт в качестве пансемиотического субъекта влияет на субъективную реальность клиента (модель мира в его сознании), изменяя описания этой реальности и связанные с ней значения и смыслы. Такой психотерапевтический семиозис (процесс порождения и изменения значений в семиотической системе)
может осуществляться как интуитивно (трансовые техники
М.Эриксона, см. о них подробнее в гл. 8 настоящей книги),
так и сознательно, на основе отрефлексированных принципов и правил.
В своей работе лингвистический терапевт опирается на
ряд нетрадиционных представлений о взаимоотношениях
объективной реальности (предметов и явлений) и ее описаний (высказываний и текстов). Как всякий субъективный
идеалист (а это наиболее подходящее мировоззрение для
психотерапевта), он хорошо знает, что слова и вещи суть
одни и те же объекты, рассматриваемые с противоположных точек зрения. Только для клиента они выглядят взаимоисключающими, а у терапевта - как взаимодополняющие и взаимозаменяемые (что, собственно, и делает последнего пансемиотическим субъектом).
Действительно, современная семиотика склонна рассматривать ментальное и материальное (психическое и физическое, текст и реальность) как функциональные феномены, различающиеся не столько онтологически, сколько прагматически.
Иными словами, их различная природа обусловлена в основном точкой зрения, умственной позицией субъекта. Как замечает В.П.Руднев, мы не можем разделить мир на две половины,
118
собрав в одной символы, тексты, храмы, слова, образы, значения, идеи и т.п. и сказав, что это ментальное (психическое),
а собрав в другой половине камни, стулья, протоны, экземпляры книг, назвать это физической реальностью. Текст в
качестве протокола, описывающего реальность, соотносится с ней особым образом. В системе языка это отношение
выражается категорией наклонения.
В русском языке есть три наклонения - изъявительное
или индикатив ("Северный ветер свищет"), сослагательное
или конъюнктив ("Свистел бы северный ветер") и повелительное или императив ("Не свисти ты, северный ветер!").
В индикативе субъект высказывания говорит о том, что имело место в реальности, что в ней происходило, происходит
или будет происходить. Это рефлексивная модальность,
модальность факта, она определенным образом скоординирована с действительностью, связана с ней отношениями
взаимной зависимости.
Сослагательное наклонение описывает вероятностную
ситуацию, возможность того, что какое-либо явление или
процесс могли происходить, тот или иной факт мог иметь
место в реальности. Это ментальная модальность, сфера
свободной мысли, независимая от реальности. Повелительное наклонение - это высказывание субъектом своей
воли или желания, чтобы данное событие имело место.
Здесь перед нами волюнтативная модальность, предполагающая обратную связь между речью и реальностью, одностороннюю зависимость. Пансемиотический субъект обладает высокой степенью свободы в оперировании этими
тремя наклонениями, в качестве психотерапевта он легко и
непринужденно переходит от ментальной и рефлексивной
модальности (мыслей о реальности и наблюдения над ней)
к творению реальности, волюнтативу, выступающему в качестве основного средства терапевтического влияния. Лингвистический терапевт в своей речевой практике успешно
использует гибкую систему психологических модальностей. Последняя, по В.П.Рудневу, есть определенный тип состояния сознания в его отношении к реальности:
Предельный случай - императив Творения, когда такая связь ябсолютная ("И сказал Бог: Да будет свет! И стал свет").
Назовем психологическим конъюнктивом такое состояние сознания, при котором сознание и реальность связаны
отношением взаимной независимости, то есть состояние
сна, грез, мечтаний раздумий и так далее...
119
Назовем психологическим императивом такое состояние
сознания, при котором сознание вероятностно детерминирует реальность. Это состояние, направленное к другому
субъекту, воспринимаемому как актуальное второе лицо, любовь, вожделение, ненависть...
Назовем психологическим индикативом такое состояние,
при котором сознание наблюдает за реальностью, фиксирует, описывает и интерпретирует факты реальности. При этом
возможен случай, когда состояние психологического конъюнктива принимается за состояние психологического индикатива, то есть сон за явь, иллюзия за реальность (13, с. 29).
Рассмотрим, как выглядит пансемиотическая активность
психотерапевта на примере предложенной в НЛП техники
шестишагового рефрейминга. Рефреймингом обычно называют изменение смысла события или ситуации путем трансформации контекста (рамки), в которую они помещены. Это
способ выдавать действительное за желаемое, широко используемый в медицине, политике, рекламе, воспитании детей и других областях человеческой деятельности. Он известен с древнейших времен, классический пример рефрейминга содержит одна из историй о Ходже Насреддине:
Однажды придворные султана в присутствии Насреддина
стали спорить о том, когда извинение бывает хуже поступка.
- Такого не может быть! - воскликнул властитель.
- Сейчас я это продемонстрирую, - сказал Ходжа. С
этими словами он встал, подошел к султану, воровато оглянулся по сторонам, а затем обнял его и поцеловал.
- Что ты себе позволяешь, негодный! - вскипел повелитель. Насреддин сложил руки, поклонился и почтительно
произнес:
- Простите, мне показалось, что это Ваша супруга.
Шестишаговый рефрейминг направлен на изменение укоренившихся плохих привычек или неадекватных представлений и способов действия. Его используют также при невротических страхах, навязчивых ритуалах, психосоматических
симптомах - в любых случаях, когда у клиента выработался
устойчивый стереотип нежелательного поведения.
Приведу пример. Клиент, Анатолий Г., пришел, по его собственному выражению, посоветоваться. Беседа касалась
его отношений с девушками и возникающих при этом проблем.
120
К: Сейчас, по сравнению со студенческими годами, все
изменилось. Раньше с девушками все было легко и просто.
Но мне уже 25 лет, и такие ни к чему не обязывающие
отношения уже не греют душу. Я чувствую пустоту. Конечно,
пришла пора жениться, но я не могу этого сделать. Я хорошо понимаю, какая это ответственность, а на мою стипендию (Анатолий учится в аспирантуре) семью не прокормишь. Получается тупик.
Т: Вы не пытались найти дополнительный заработок?
К: Я думал об этом, и даже пытался. У меня есть друзья,
занимающиеся бизнесом, так что я пробовал работать
вместе с ними. Но это требует времени, а если заниматься
от случая к случаю, то толку нет.
Т: А другие способы?
К: Я много чего перепробовал и понял одно: любая работа требует серьезного отношения и отнимает много времени. Это трудно совместить с учебой в аспирантуре. Стоит
заниматься только работой по своей основной профессии,
чтобы это не мешало писать диссертацию.
Т: И что же Вы решили?
К: Я думаю, что жениться я смогу только тогда, когда
стану по-настоящему взрослым и начну хорошо зарабатывать. А для этого нужно, как говорится, достичь вершин в
своей профессии.
Т: Значит, девушкам придется подождать?
К: Да. Сначала нужно повзрослеть, закончить аспирантуру, научиться зарабатывать деньги, а уж потом... А девушки - потом! (Нерешительная улыбка, грустный голос).
Очевидно, что Анатолий неверно представляет себе, что
такое взрослость. Сначала повзрослею, а уж потом начну
зарабатывать, думает он. В действительности же все наоборот - научится зарабатывать - следовательно, повзрослеет. Представление о том, что взрослость- не причина, а следствие умения зарабатывать на жизнь, и стало
предметом терапевтического воздействия.
Первый шаг рефрейминга состоит в том, чтобы определить, какое именно мнение, способ поведения или установка нуждаются в изменении. В рассказе Анатолия большинство глаголов, описывающих взрослость, стоят в сослагательном наклонении (смогу, стану, нужно достичь, стоит научиться), налицо ярко выраженный психологический конъюнктив. Именно эта психологическая модальность нуждается в изменении.
Второй этап заключается в том, чтобы выделить часть
личности клиента, ответственную за это состояние психо121
логической незрелости, инфантильности. С ней нужно вступить в общение и (это следующий этап) и уяснить, какую
цель преследует она таким поведением, к чему стремится.
Т: Вы с грустью произнесли это. Голосом обиженного
ребенка.
К: Да, радоваться тут нечему.
Т: Похоже на то, что Ваша детская, инфантильная часть
хочет радоваться и совсем не хочет работать, не хочет
взрослеть.
К: Наверное. Но ей все же придется.
Т: Ответьте, пожалуйста, от ее имени - чего она хочет,
к чему стремится?
К: Я хочу жить и радоваться жизни. И заниматься тем,
что мне нравится.
Следующий этап предполагает отделение намерений инфантильной части личности клиента от его целостного поведения. Терапевт использует для этого глаголы в императиве
и в индикативе, изменяя психологическую модальность, ориентируя клиента на иной тип отношений к реальности:
Т: Но Вы уже взрослый, и умение зарабатывать деньги
есть необходимая часть жизни взрослого мужчины. Работайте!
К: Вы считаете, мне нужно работать, а не ждать?
Т: Ищите работу, займитесь ею всерьез, найдите время.
К: А наука?
Т: Она никуда не уйдет. И еще, я уверена - когда начнете
зарабатывать, Вам это понравится не меньше, чем все то,
чем Вы раньше занимались.
К: Вы думаете, это получится?
Т: Я твердо знаю одно: надо начинать, и чем раньше тем лучше.
Четвертый и пятый этапы рефрейминга заключаются в
выработке новой установки или стратегии поведения и получении согласия на изменение. Анатолий, по его словам,
привык сам принимать важные решения, но предварительно склонен обсуждать их со всех сторон.
К: Я ведь и сам это прекрасно понимаю. Но...
Т: Что Вас смущает?
К: Как-то Вы все перевернули. Я думал - сначала стану
взрослым, потом начну работать.
Т: А я говорю - Вы уже стали взрослым. Но ощутите это
лишь тогда, когда почувствуете себя материально независимым. Это просто другой выбор - начать, а не ждать.
К: Интересно получается. Я работаю, я уже взрослый...
122
Т: Работаю не потому, что взрослый, а взрослый, потому
что работаю.
Здесь большинство глаголов в индикативе - высказывания клиента связаны с реальностью, описывает ее. Но
это уже несколько иная реальность - реальность взрослого, а не ребенка. Остается последний этап - так называемая экологическая проверка, когда новые мнения или способы поведения соотносятся с целостным массивом привычных и устоявшихся действий, как физических, так и ментальных.
К: Мне нужно с этим как-то разобраться.
Т: Ну что ж. А я думала, что Вы выйдете отсюда другим,
взрослым человеком.
Терапевт решает не ждать примирения между инфантильной и взрослой частями, а усилить последнюю. Он продолжает "нажимать", используя чередование императива и
конъюнктива, ибо хорошо помнит совет Ж.Лакана, данный
им в работе "Варианты образцового лечения":
Так на самом деле и поступает любой дискурс, имеющий
целью добиться от вас со-гласия (само слово "до-биться"
задает стратегию его достижения. И любой, кто принимал
хоть малейшее участие в каком-либо начинании или просто
в поддержке какой-либо человеческой инициативы, прекрасно знает, что даже когда соглашение по сути дела достигнуто, битва о словах продолжается, что очередной раз
свидетельствует о могущественном влиянии посредника, в
роли которого здесь выступает речь (10, с. 41).
Т: Это ведь тоже детство - оттягивать момент наступления взрослости. Так можно тянуть до бесконечности.
Станьте взрослым сразу!
К: Я попробую.
Т: Это то самое. Вы увиливаете. Не бойтесь измениться
прямо здесь.
К: Ну хорошо, я стану... Я стал. Я уже взрослый.
Т: И что дальше?
К: Вот сейчас встану и иду искать работу. Я даже знаю,
куда.
Т: И куда же?
К: Вот когда начну работать, приду и Вам скажу. Взрослый человек рассказывает не только о планах, но и о результатах. Я зайду к Вам на следующей неделе.
Этот, в общем-то, довольно простой рефрейминг избавил Анатолия от необходимости лавировать между самообманом, двусмысленностью и заблуждением. С по123
мощью психотерапевта давно необходимый переход от
мысли к действию был лингвистически оформлен как изменение психологической модальности высказываний о
себе самом.
Для пансемиотического субъекта система языка не выглядит "черным ящиком", внутренняя логика которого недоступна пониманию. В своей терапевтической работе он
исходит того, лингвистические конвенции в высокой степени автономны - вплоть до способности "глубинной грамматики" (системы скоординированных способов употреблений слов и выражений естественного языка) определять,
что в контексте конкретного высказывания следует считать
реальностью (а что - ее описанием) - и свободно переключается в ходе сеанса с одной точки зрения на другую.
Для того, чтобы осуществить необходимые воздействия,
лингвистический терапевт при необходимости изменяет
также модальную рамку высказываний клиента, используя
представления о шести основных типах нарративных модальностей (см. 13):
МодальностьПозитивнаяНегативнаяНейтральная
алетическаянеобходимоневозможновозможно
деонтическаядолжнозапрещеноразрешено
аксиологическаяхорошоплохобезразлично
темпоральнаяпрошлоебудущеенастоящее
пространственнаяздесьнигдетам
эпистемическаязнаниеполаганиеневедение
Эти свойства реальности также полностью субъективны,
они приписываются ее отдельным аспектам в процессе речевой деятельности и фактически являются параметрами
дискурса. Хорошим примером семиотического воздействия
на модальную рамку терапевтического взаимодействия является прием диссоциации - отделения клиента от негативных или травмирующих переживаний. Обычно диссоциацию рекомендуют выполнять с опорой на визуальные образы - например, увидеть себя зрителем, который смотрит
из зала фильм на сюжет прорабатываемой травмы. Затем
клиент мысленно пересаживается подальше, уменьшает
изображение, делает его из цветного черно-белым, нечетким, застывшим в неподвижности и т.п. В конечном итоге
неприятные ощущения теряют интенсивность и болезненные переживания постепенно забываются.
Однако диссоциация может быть выполнена и как языковая техника. В одном из таких случаев клиент, Кирилл Т.,
был молодым человеком, недавно закончившим вуз. У него
124
была проблема с устройством на работу - он мучительно
боялся сам предлагать свои услуги, в разговоре с руководителями кадровой службы робел, краснел, начинал заикаться и не мог толком объяснить, что он умеет делать и
какую работу хотел бы выполнять. Произведя неблагоприятное впечатление в нескольких местах потенциального
трудоустройства, он махнул рукой на свою карьеру и стал
работать ночным сторожем в детской больнице. Разумеется, это было намного ниже его возможностей, но Кирилл
не чувствовал себя способным найти другую, более подходящую работу.
К: Я больше не могу жить такой жизнью. Знаете, я иногда
ловлю себя на том, что мне все равно - что я буду делать
дальше, как проживу свои годы. Понимаю, что дальше так
нельзя, невозможно и не знаю, что же делать. Но стоит мне
представить, как я снова ищу работу, мямлю и запинаюсь, что
я вот, дескать, менеджер системы образования и весь этот
никому не нужный лепет... Лучше уж сторожить и дальше.
В высказываниях Кирилла почти все нарративные модальности представлены негативным полюсом (не могу жить;
дальше так нельзя; не знаю, что делать; ненужный лепет). Они
относятся к настоящему, а единственный позитивный момент
относится квременномуаспекту(лучше- дальше). Очевидно,
необходимо "отсоединить" клиента от негативного настоящего, осуществить диссоциацию от привычной негативной модальной рамки, обнимающей актуальное мироощущение, и
"присоединить" его к позитивному будущему.
Т: Полагаю, что это не так. Сторожить дальше Вам совсем не нужно, можно попробовать по-другому. Ведь никто
не мешает Вам начать устраивать свою жизнь иначе, не так,
как Вы это делали раньше и продолжаете теперь.
К: А как? Снова пойду и буду...
Т: (перебивая Кирилла): Можно ведь предлагать не себя,
а свою работу. Вы знаете в нашем городе новые школы?
К: Да, конечно. Сорок первая, шестая... Семнадцатую хотят
в гимназию преобразовать, но, видно, не так это не просто.
Т: Вы могли бы принять в этом участие? Предложить
проект, свежую идею?
К: Мог бы, конечно.
Т: Расскажите, как именно.
К: Ну, например, шестая школа - она в новом микрорайоне находится. Там учатся, в основном, малыши - класса до пятого. Нужно иметь много параллельных младших
классов, да еще с учетом, что многие приехали из бывших
республик и плохо говорят по-русски. Там вообще очень
125
интересная специфика...
Кирилл с увлечением начинает говорить о возможностях
организации учебного процесса в этой школе. Послушав
его некоторое время, терапевт продолжает:
Т: Видите, это уже очень конкретный план. Его можно
оформить и предложить директору. И рассказывать ему не о
себе, а о работе, которую Вы можете с успехом выполнить.
К: Да, это вполне возможно. Если хорошо проработать
все направления, то должна получиться интересная вещь.
Это даже можно назвать концепцией школы. Нужно учесть
и будущие изменения, представить то, что будет работать
на перспективу. Это можно сделать хорошо!
В конце рассказа модальная рамка дискурса резко отличается от начальной. Почти все модальности представлены положительными полюсами (возможно, хорошо, интересная вещь, работать на перспективу). Пространство и время, знание и необходимость, нормы и ценности размещены
в ином семиотическом пространстве, не "здесь-потом-тамнигде", но "скоро-интересно-можно-хорошо". Реальность,
приобретя иные субъективные характеристики, стала действительно иной. Через две недели после этого разговора
Кирилл получил работу - он стал помощником завуча по
организационной работе в младших классах этой школы, а
через два года стал отвечать за перспективное планирование в районном отделе образования.
Как уже говорилось раньше, эффективность лингвистической психотерапии во многом обусловлена пансемиотическим
мировосприятием терапевта, в частности, его особой точкой
зрения на реальность. Последняя есть знаковая система высокой степени сложности, настолько сложная, что обыденным
сознанием она воспринимается как незнаковая:
Специфика понятия реальности как раз состоит в том, что в
ней огромное количество различных знаковых систем и языковых
игр разных порядков и что они так сложно переплетены, что в
совокупности все это (реальность)кажется незнаковым. При этом
для человеческого сознания настолько важно все делить на два
класса - на вещи и знаки, на действительное и выдуманное, что
ему (сознанию) представляется, что такое деление имеет абсолютный онтологический характер (13, С.160).
При этом трактовка реальности как семиотической системы вовсе не делает первую чем-то нематериальным и
абстрактным. Речь идет скорее о тех свойствах и качествах
126
реальности, которые преимущественно воспринимаются не столько о самих предметах и явлениях, сколько об их
значениях и связанных с ними смыслах. Эту особенность
человеческого восприятия Ю.М.Лотман называл "презумпцией семиотичности" и выводил ее из социальной, культурно-исторической природы сознания. Но если семиотические интуиции коллектива, оформляющие принятый в конкретном обществе способ видения мира (конвенциональную
модель), не простираются дальше простого понимания элементарных знаков (письмо, счет) и общеизвестных символов (змея - мудрость и опасность, весна - молодость), то
пансемиотический субъект способен к более сложному восприятию реальности как знаковой системы. Он практически
реализует известный постструктуралистский тезис "жизнь
как текст". Выступая как автор дискурса собственной
жизни, в процессе психотерапевтической практики он способствует разрешению проблем, целенаправленно изменяя соотношение "текст-реальность".
Пансемиотический психотерапевт занят анализом семиозиса в жизненном пространстве клиента, рассматриваемом как текст, система смыслов и значений которого определяется личностью, индивидуальностью данного клиента, В процессе терапии эти значения и смыслы могут быть
переопределены. Терапевтическая деятельность осуществляется в соответствии с телеологическим принципом, симметричным по отношению к управляющему реальностью
принципу детерминизма. Объекты физической реальности
переходят от менее вероятных состояний к более вероятным (люди умирают, вещи разрушаются), тексты в пространстве культуры движутся в противоположную сторону,
постоянно "обрастая" новыми смыслами, значениями, возможностями прочтения. Физическая жизнь необратима и
конечна (сигареты не возрождаются из окурков), семиотическая - бесконечна и множественна, ибо возможны все
новые и новые интерпретации, "прочтения" любого эпизода, любого события.
Любой древний, старинный текст прочитывается в наше время иначе,
чем в создавшую его эпоху. Понятно, что нынешнее прочтение
"Гамлета" или "Бедной Лизы" далеко от того их понимания, которое
было свойственно современникам Шекспира или Карамзина.
Этот процесс ре-интерпретации происходит в жизни и сам
по себе. Люди склонны время от времени пересматривать системы своих личностных смыслов. Естественные процессы семиотической регуляции жизни обусловлены изменением кон127
текста (с годами накапливается опыт), выдвижением новых целей, масштабными общественными и культурными переменами (процесс перестройки в бывшем СССР) и т.д. Лингвистическая психотерапия помогает осуществлять необходимые
трансформации эффективнее и быстрее, поскольку опирается
на понимание глубинных семиотических механизмов этих преобразований. В ее распоряжении - богатый набор средств
воздействия на процессы языкового моделирования опыта, которые столь же мало осознаются большинством людей, сколь
много значат для их здоровой и счастливой жизни.
В завершение этой главы нужно сказать еще об одном
аспекте лингвистической терапии - экзистенциальном. Сущность человека, как сказал М.Хайдеггер, покоится в языке.
Язык есть средство умственной и духовной жизни, условие
социального взаимодействия - коренной феномен бытия,
основа понимания как процесса вынесения человеческих
сущностных сил вовне, за пределы единичного субъекта.
Формируя сферу логоса, язык как опыт мира - не только
среда, в которой человек вырастает, но и средство его связи
с миром и отношения к миру. Эту основанную на языке
непосредственную связь человека с бесконечностью сущего хорошо выразил в своем "Диалоге о языке (между японцем и спрашивающим)" Мартин Хайдеггер:
С Как звучит японское [определение] "языка"?
Я Оно звучит "кото ба".
С И что это значит?
Я "Ба" означает листья, в том числе и в особенности
лепестки цветения. Думайте о вишневом и сливовом цвете.
С А что значит "кото"?
Я На этот вопрос всего труднее ответить. В то же
время попытка облегчается тем, что мы рискнули истолковать "ики": чистый восторг зовущей тишины. Веяние тишиЭто запись беседы М.Хайдеггера с профессором Токийского университета К.Тесуки (1953 г.)
ны, сбывающееся этим зовущим восторгом, есть то властное, что велит восторгу прийти. "Кото" именует всегда одновременно само восторгающее, которое каждый раз
единственно на невозвратимый миг приходит к явленности
в своей прелестной полноте.
С Тогда "кото" - событие светящей вести восторга
(16, с. 297).
Это определение стоит запомнить: язык - "кото ба" 128
есть событие светящей вести восторга расцветающего понимания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бенвенист Э. Общая лингвистика. - М., 1974. -447 с.
2. Бендлер P., Гриндер Д. Рефрейминг. - Воронеж, 1995. 256 с.
3. Бендлер P., Гриндер Д. Структура магии (в 2-х т.). СПб., 1993. -T.I-201 с. Т. 2-221 с.
4. Бендлер P., Гриндер Д., Сатир В. Семейная терапия. Воронеж, 1993. - 128 с.
5. Блинов А.Л. Общение. Звуки. Смысл. - М., 1996. - 282 с.
6. Витгенштейн Л. Избранные работы. - М., 1994.-402 с.
7. Грязнов А.Ф. Язык и деятельность. - М., 1991. - 142 с.
8. Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа "Анналов". М., 1993.-328 с.
9. Калина Н.Ф., Варфоломеева О.В. Речевое общение в
психотерапии. - Симферополь, 1996. - 62 с.
10. Лакан Ж. Инстанция буквы, или судьба разума после
Фрейда. - М., 1997. - 184 с.
11. 0Коннор Д., Сеймор Д. Введение в нейро-лингвистическое программирование. - Челябинск, 1997. - 285 с.
12. Пуселик ф., Люис Б. Магия нейро-лигвистического программирования без тайн. - СПб., 1995. -176 с.
13. Руднев В.П. Морфология реальности. - М., 1996. - 207 с.
14. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. - М., 1993. - 656 с.
15. Фуко М. Воля к истине. - М., 1996. - 448 с.
16. Хайдеггер М. Время и бытие. - М., 1993. - 447 с.
17. Якобсон P.O. Язык и бессознательное. - М., 1996.-248 с.
Глава 7
РАБОТА С МЕТАФОРОЙ В ПСИХОТЕРАПИИ
Большинство психотерапевтических направлений активно используют метафору как средство воздействия на клиента. Метафорическая коммуникация (общение посредством метафор) занимает видное место в гештальт-терапии,
НЛП, гуманистически и экзистенциально ориентированных
подходах, эриксонианстве. Во многих видах психотерапии
метафора выполняет роль методологической основы, формируя систему основных понятий. Примерами таких системообразующих метафор являются либидо и катексис в психоанализе, персона, анимус, тень и самость в юнгианстве,
панцирь (броня) и оргон в телесной терапии, якорь в НЛП,
129
перинатальная матрица в трансперсональной терапии
Ст.Грофа. Психотерапевтический дискурс метафоричен в
принципе, в самой своей основе, это сближает его с поэзией и художественной прозой. И хотя метафоры в психотерапии используются давно, специальных исследований
их роли и значения в этом виде человеческой деятельности
почти нет. Чего не скажешь о других отраслях гуманитарного знания.
Интерес к метафоре объясняется универсальностью
данного феномена культуры и языка: метафора - это и
нания и мысли, и средство коммуникации, и художественный образ. Метафору можно обнаружить в психотерапевтической беседе и в диалоге пилота с авиадиспетчером, в
эзотерическом ритуале и языке программирования, в лирической поэме и статье по квантовой механике. Широкое
распространение метафор связано с особенностями человеческой психики, в частности, с нейродинамическими механизмами обработки информации в коре больших полушарий мозга. Хотя сенсорная информация поступает в систему психики в различных формах, определяемых модальностью (качеством) восприятия - зрительной, слуховой,
тактильной и т.п.-в процессе использования, переработки
и хранения она приобретает единую природу. Метафора же
есть то, что лучше всего соединяет и связывает несопоставимые, несоизмеримые аспекты реальности.
В языкознании метафорой называют оборот речи, при
котором какой-либо предмет называют именем другого
предмета или явления: глаза - звезды, озеро - сапфир,
стройная девушка -ива. При этом в метафорическом выражении сравнение и отрицание существуют одновременно
("глаза как звезды, но не звезды"). Метафора может апеллировать к воображению (такие экспрессивные метафоры
называют эпифорами) или к интуиции (это диафоры). Например, большинство юнгианских метафор (самость, энантиодромия, уроборос, теменос) - классические диафоры,
в то время как "залипание либидо" или "схлопывание гештальта" являются эпифорами. Кроме того, выделяют когнитивные, номинативные и образные метафоры - в зависимости от того, что лежит в основе переноса значения. В
первом случае это знания или представления (совесть "когтистый зверь"), во втором-имена или названия ("тупой
нож", "тупая боль", "тупой студент"), в третьем - образ
("любовь - звезда, падучая звезда: пока горит - светло,
сгорает - жутко").
Широкое использование метафор в обычной речи обус130
ловлено особенностями человеческого мышления и мировосприятия. Фридрих Ницше полагал, что человеческое
познание насквозь метафорично, "устроено" по эстетическому принципу, а его результаты, будучи продуктом художественного творчества, неверифицируемы (не поддаются
проверке). Эрнст Кассирер считал, что мышление может
быть как метафорическим (мифо-поэтическим), так и дискурсивно-логическим. Последнее ориентировано на поиск
различий между явлениями реальности и классами объектов, его цель - "превратить рапсодию ощущений в свод
законов"(8, с. 13). А метафорическое освоение мира сводит
все многообразие явлений в единый фокус, в точку, ибо
метафора отвечает способности человека улавливать и создавать сходство между самыми разными вещами и событиями. Ощущение подобия, единообразия и родства - это
фундаментальная интенция человеческого сознания, при
этом мышление и язык не столько улавливают сходство,
сколько создают его. Иными словами, метафора есть универсальное средство познания и обобщения мира. Мы используем метафору для того, чтобы обозначить и объяснить
подобие, которое почти что равно знанию - часто, объясняя сложные вещи, мы просто говорим, на что они похожи.
Метафора необходима для понимания, поэтому она так
часто фигурирует в человеческом общении.
В метафорической коммуникации много соблазнов, но
есть и опасности. Главная из них заключается в буквальном
понимании того, что выражено на метафорическом уровне.
Любой автор или лектор не раз сталкивался с тем, как неверно, буквалистически плоско воспроизводят и трактуют
читатели и слушатели самые тонкие и любовно сконструированные метафоры (особенно в научной речи). Но ведь не
лишать же из-за этого метафоры академический дискурс!
Очень точно сказал об этом С.С.Аверинцев:
Неясно в принципе, как обеспечить адекватное понимание метафор, этих рабочих гипотез воображения, не вводя
малых сих в соблазн... Что делают из книг читатели, принимающие рабочие метафоры за совершенно буквально
сформулированную истину в последней инстанции? Ведь
это несчастье. Что тут можно сделать, кроме как молиться,
чтобы Небо умудрило того читателя, до которого изолированные формулировки доходят сами по себе - вне контекста,
вне интонации, вне связного метафорического замысла, наконец, вне перипетий внутреннего спора пишущего с самим
собой? Когда такие читатели сердятся и требуют автора к
131
ответу, это еще не самое страшное. Куда страшнее, когда
они автору беззаветно верят - верят тому, что сами сумели
у него вычитать по своим способностям и потребностям.
Тогда примеряешь к себе евангельскую угрозу: "Горе тому
человеку, через которого соблазн приходит" (1, с.11 ).
Использование метафор в психотерапии имеет множество оснований, которые коренятся в ее семиотической природе. Н.Д.Арутюнова (8) перечисляет следующие свойства
метафоры: слияние в ней образа и смысла; контраст с обыденным называнием или обозначением сущности предмета; категориальный сдвиг; актуализация случайных связей
(ассоциаций, коннотативных значений и смыслов); несводимость к буквальному перефразированию; синтетичность
и размытость, диффузность значения: допущение различных интерпретаций, отсутствие или необязательность мотивации; апелляция к воображению или интуиции, а не к
знанию и логике; выбор кратчайшего пути к сущности объекта. Все эти характеристики находят применение в той
спонтанной, почти неуловимой и одновременно целесообразной игре личностных смыслов и значений, которая и составляет динамику психотерапевтического процесса.
Для иллюстрации я хочу использовать пример из старинной исландской "Саги о Гуннлауге Змеином Языке". Психотерапия, как и метафора -древнее явление человеческой
культуры, и основные черты метафорической коммуникации мало изменились за тысячу лет-срок, который прошел
с того времени, как безымянный норвежский скальд выполнил описанную ниже терапевтическую работу. Метафорическое изображение сложной жизненной ситуации выбора,
предстоящего небогатому землевладельцу Торстейну, выглядит следующим образом:
Мне снилось, что я был у себя в Городище, у дверей
дома. Я посмотрел вверх на небо и увидел на коньке крыши
очень красивую лебедь, и это была моя лебедь, и она казалась мне милой. Затем я увидел, что с гор летит большой
орел. Он прилетел сюда, сел рядом с лебедью и стал нежно
клекотать ей. Лебеди это, по-видимому, нравилось. У орла
были черные глаза и железные когти. Вид у него был воинственный. Вскоре я заметил, что другая птица летит с
юга. Это был тоже большой орел. Он прилетел сюда, в
Городище, сел на конек крыши рядом с лебедью и стал
ухаживать за ней. Затем мне показалось, что тот орел, который прилетел раньше, очень рассердился на то, что при132
летел другой, и они бились жестоко и долго, и тогда я увидел, что они исходят кровью. Их битва окончилась тем, что
оба они свалились с конька крыши мертвые, каждый в свою
сторону. Лебедь же осталась сидеть очень унылая и печальчая (4, G.502).
Метафора битвы орлов за лебедь описывает возможные
последствия рождения у Торстейна красивой дочери. Налицо категориальный сдвиг, порожденный слиянием образа
и смысла (Хельга Красавица - лебедь, ее женихи Гуннлауг
и Храфн - орлы, схватывающиеся в смертельной битве),
нетривиальная таксономия (люди - птицы), апелляция к воображению (ситуация описана как сновидение Торстейна),
богатство ассоциаций и коннотативных смыслов, неоднозначность их интерпретации и произвольность мотивировки
действий. Наконец, решение принятое Торстейном после
того, как скальд объяснил ему истоки метафорической картины сна, показывает, что посредством метафоры действительно достигается выбор кратчайшего пути к пониманию
сущности объекта: отец велит бросить новорожденную дочь
в лесу, чтобы она не стала в будущем источником горя и
смертей. С точки зрения современной морали это ужасный
поступок, но в средневековой Исландии он вписывался в
рамки нормы и выглядел как конструктивное решение,
дальновидное и мудрое. Разумеется, как и положено в саге
(сказке, легенде, мифе), Хельга осталась жива и выросла
красавицей, не уйдя из плена заранее предопределенной
горестной судьбы.
В психотерапии метафора - одно из основных средств
структурирования опыта. Как правило, клиент, говоря о
своей проблеме, описывает множество разрозненных впечатлений, чувств, фактов, оценок и выводов, так что разобраться в предлагаемом наборе нелегко. Сильное желание
выразить сложность и многоаспектность жизненной ситуации часто превращает рассказ в бессвязную путаницу со
множеством ненужных повторений. Метафора же представляет собой словесную формулировку реальности во всем
ее многообразии, воспринимаемом как сложная, но упорядоченная совокупность свойств. Так, на одном из сеансов
клиентка долго и сбивчиво объясняла свои отношения с
двумя мужчинами, каждый из которых был ей по-своему
дорог. Она описывала их внешность, личностные черты, мотивы поведения и формы социальных взаимодействий, и
было понятно, что сложности выбора во многом обусловлены хаотичностью ее восприятия. Терапевт предложил ей
метафору (автомобиль), и с помощью такого образного
133
сравнения клиентка четко сформулировала свои трудности:
Т: Попробуйте рассказать о них, как если бы это были
машины двух разных марок.
К: О, первый - это красивая спортивная машина, новая,
дорогая и элегантная. Ею очень легко управлять, она хорошо слушается руля, можно мчаться на большой скорости.
В салоне - современный роскошный дизайн. Одним словом, мечта. Но у меня никогда не будет такого автомобиля,
он чужой. Он для меня слишком шикарный.
Т: А второй?
К: Это такой добротный пикап, что ли. Отечественный,
не иномарка. Надежный, вместительный, удобный. Но шика
в нем никакого. Я хорошо представляю, что у меня может
быть такая машина. Конечно, это лучше, чем ходить пешком.
Т: У Вас нет денег на иномарку?
К: Да. И дело не только в этом. Я ведь не кинозвезда, и
пикап мне подходит гораздо больше. Он - то, что мне полагается. Не стоит тешить себя иллюзиями, что ворованная
иномарка - действительно моя.
Метафорическая коммуникация облегчает самораскрытие, общение на символическом уровне, через метафору,
способствует утверждению индивидуальности. Как пишет
Э.Джордан, "метафора есть вербальная структура, которая
в силу своей формы утверждает реальность объекта. Это
утверждение, посредством которого комплекс реальных качеств становится индивидом или утверждает свою сущность. Форма здесь, как и везде, представляет собой систему взаимосвязанных признаков, которая превращает совокупность своих элементов в гармоничное целое. Это целое и есть объект, существование которого утверждает метафора"(цит. по 8, с.91). В психотерапии метафора может
утверждать реальность того уровня индивидуальности, который покамест представлен лишь потенциально.
Часто метафора помогает клиенту опробовать и утвердить варианты желаемого будущего. Приведенный ниже
пример показывает, как решение, найденное на метафорическом уровне, входит в систему личностных смыслов клиентки (назову ее Юлей Б.), изменяет ее ценностные ориентации. В описанном случае не было выраженного запроса,
в ходе терапии обсуждались проблемы оценочности восприятия. Работа проводилась на учебном занятии, целью
134
которого было овладение приемами метафорической коммуникации в процессе использования терапевтических историй. Студентам предлагались названия специально подобранных историй, они выбирали понравившееся и работали с историей индивидуально.
Т: Итак, Вы выбрали "Историю о девушке, которая притянула корабль за нить". Думаю, это не случайно, и в названии есть нечто, на что откликнулось Ваше бессознательное и помогло сделать выбор. Слушайте свою историю:
Жил в Ирландии человек, которого звали Браном. Наскучило ему однажды хозяйничать у себя в усадьбе, и он купил
корабль и решил отправиться в плавание. С собою Бран взял
десятерых спутников, а корабль его звался Эллиди - "Конь
ветра". В плавании Бран и его товарищи видели множество
чудес - зачарованные острова, прекрасных дев-русалок,
увидели однажды и морского бога Маннаана, который правил
белоснежной упряжкой морских коней. Но всего чудесней
был остров, на который выбросило их корабль после сильного
шторма.
Были на этом острове зеленые луга, и прозрачные ручьи,
и могучие деревья, но красивее всего был дворец, стоявший в центре острова. Когда Бран со своими спутниками
подошли к этому дворцу, оттуда вышла прекрасная девушка в сопровождении десяти подруг. Она была одета как
королева, и у нее были золотые волосы. Девушка взяла
Брана за руку и ввела в пиршественный зал, где уже стояли
накрытые столы и пышно убранные ложа.
Десять дней наслаждались они беззаботной жизнью на
этом острове, а потом Бран сказал, что нужно плыть дальше. С неохотой взошли спутники Брана на свой корабль, и
тут на берегу появилась девушка, хозяйка дворца. Она бросила Брану какой-то предмет, тот поймал его - это оказался клубок ниток. Клубок словно приклеился к ладони
Брана, а девушка потянула за конец нити, который был у
нее в руке, и корабль ткнулся в берег. Как ни гребли матросы, корабль все не мог отчалить от берега. Что было
дальше?
Юля: Бран схватил меч и разрубил нить, после этого
корабль смог отплыть от берега. Но тут поднялась сильная
буря, корабль так и швыряло о скалы. В конце концов корабль разбился, и Брана выбросило на какой-то безлюдный
берег. Когда он пришел в себя, оказалось, что волшебный
135
клубок по-прежнему у него в кармане. Бран взглянул на
него и увидел, что клубок-багрового цвета, и как бы пульсирует, как живой.
Т: Что же это за клубок такой?
Юля: Это злое колдовство той женщины. Она хотела с
его помощью погубить Брана.
Т: За что?
Юля: Ну, за то, что он уплыл с острова. Она была злой
колдуньей и не хотела его отпускать. Она и бурю наслала.
Т: Ей было грустно, что Бран покинул ее?
Юля: Ну да, она хотела отомстить.
Т: Она хотела его вернуть? Может быть, она его полюбила?
Юля: Ей было одиноко на острове.
Т: Все, кто приезжал, подобно Брану, жили там некоторое время, а потом бросали ее. Она озлобилась и стала
злой колдуньей.
Юля: Интересно, как Вы это повернули. Колдунья уже и
не злая, а несчастная. Даже хочется ей помочь.
Т: Как же это сделать?
Юля: Бран мог бы попробовать.
Т: Прекрасно. Как это было?
Юля: Бран вернулся на этот остров... Нет, не получается.
Что-то не так.
Т: Почему Бран уехал?
Юля: Он любил свободу и приключения, и не захотел
оставаться там на всем готовом.
Т: Но однажды в своих скитаниях Бран устал и захотел
отдохнуть. И мысли его обратились к гостеприимному острову и его хозяйке.
Юля: И он вспомнил, как несправедливо обошелся с
ней, как бросил ее, и почувствовал стыд и раскаяние. И он
вернулся на этот остров и попросил у нее прощения. И
сказал, что хочет остаться с ней навсегда.
Т: А королева?
Юля: А королева сказала, что она любит его и рада его
возвращению, но не станет удерживать его насильно, с помощью волшебного клубка, если ему снова захочется пуститься в странствия.
Т: А Бран сказал, что он любит ее и больше никогда от
,нее не уедет.
Юля: И они жили долго и умерли в один день.
Это не рядовой случай в отношении легкости, с которой
оказалось возможным добиться изменений, причем весьма
существенных. Юля относится к типу "продвинутых" клиен136
тов, у которых отсутствуют жесткие, ригидные установки,
особенно в отношении собственной правоты. Из терапевтического диалога видно, что она готова рассматривать отношения с разных сторон и стремится к эмпатийному пониманию других людей.
Для сравнения приведем пример работы с той же самой
историей (о плавании Брана) девушки с менее развитым
уровнем рефлексии. Клиентка-Лена P., работает учительницей, имеет непростые отношения с одним из своих коллег. В качестве главного мотива на описанном ниже сеансе
фигурировал интерес к психотерапии и метафорической
коммуникации, однако в ходе работы выявились и другие
проблемы. Рассказ продолжается с того же места, что и в
предыдущем случае.
j Лена: Корабль все не мог отчалить от берега, и Бран со
своими товарищами остался на острове навсегда. Они жи1пи там... (Пауза.)
Т: Трудно представить, что плавание Брана на этом закончилось. Он не остался бы на острове, где его пытались
удержать насильно. Он выхватил свой меч и рассек волшебную нить.
Лена: Нет, это не так было. Можно я немного изменю
концовку?
Т: Конечно. Расскажите сами, как было на самом деле.
Лена: Бран не хотел уплывать с острова. Но внезапно
поднялся сильный ветер и отогнал корабль от берега. Королева в самую последнюю минуту успела перебросить
Брану волшебный клубок. Теперь только тонкая нить удерживала корабль у острова.
Т: А ветер все крепчал. Разыгрался настоящий шторм.
Еще минута - и тонкая нить порвется, а корабль вдребезги
разобьется о прибрежные скалы.
Лена: Королева знала, что этот штормовой ветер наслали злые, завистливые боги, которые хотели разлучить ее с
Браном. И она решила не сдаваться, бросить вызов судьбе
и выстоять до конца. Она умилостивила морского бога - и
волны улеглись. Она принесла жертву богу ветра, почтила
небесных богов, обратилась за помощью к покровителю
мореходов... И вот уже небо прояснилось, рассеялись тучи
и выглянуло солнце. Корабль спокойно покачивался в уютной бухте.
Т: Но Бран все равно должен был плыть дальше.
Лена; Королева понимала, что ей препятствует неумолимая богиня судьбы. Она уже замахнулась своим безжа137
лостным мечом, стремясь перерубить тонкую нить, связывающую Брана и девушку. И тогда королева отдала судьбе
все свои богатства - дворец, сокровища, роскошную утварь, нарядные платья. "Мне этого мало," - сказала жестокая богиня. Тогда королева решила отдать все, что только
возможно. Она принесла в жертву всех своих прислужниц.
Когда-то при рождении добрая фея подарила ей волшебное
ожерелье - залог счастливой и радостной жизни. С тех пор
королева носила его, не снимая. Но она бестрепетно отдала
этот волшебный дар. Наконец, у нее совсем ничего не осталось, она стояла нагая на берегу, и только прекрасные
золотые волосы окутывали ее как плащом. Из своих волос
свила королева крепкую веревку и все-таки удержала корабль Брана у берега.
Т: Итак, королева отдала все, чтобы удержать корабль
Брана. Лена, а что для Вас волосы?
Лена: Это символ красоты, жизненной силы, женской
привлекательности.
Как видно из данного фрагмента, метафора оказалась
очень подходящей. У клиентки произошла полная проективная идентификация с образом королевы острова. Это позволило Лене свободно и очень красочно описать свои желания и эмоциональные потребности. Впечатляет сила желания Лены удержать человека, который ей нравится, трогательно выглядит ее решимость идти на любые жертвы.
Однако такая модель поведения-тупиковый вариант, Лена
не видит, как сильно (хотя совершенно бессознательно) она
посягает на свободу человека, который ей нравится, не понимает, что решение остаться с нею должно быть обоюдным. Терапевт пробует прояснить бессознательные основы
ее истории и показать (на символическом уровне) возможные последствия соответствующих установок и поведения.
Метафорическая коммуникация позволяет сделать это в
мягкой, щадящей самолюбие девушки форме.
Т: Вы рассказали очень поэтическую историю. Что Вы
Думаете о королеве?
Лена: Она очень любящая, мужественная и понимает,
что ради любви приходится идти на жертвы.
Т: Скажите, а Вы уверены, что Бран сам хотел остаться
на острове?
Лена (после продолжительной паузы): Ну конечно.
Т; Но ведь он хотел странствовать, увидеть мир. Он сам
принял решение уплыть с острова. Зачем королева так
сильно его удерживала?
138
Лена молчит.
Т: Если бы он любил королеву и хотел остаться на острове, его не нужно было бы удерживать.
Лена: Ну, он просто не понимал, что она - лучшая из
женщин, именно такая, как ему нужна.
Т: А если бы королева ему объяснила, он бы остался?
Или все-таки насильно мил не будешь?
Лена: Нет, он любил королеву. Это просто боги подняли
бурю и хотели их разлучить.
Т: Почему же Бран сам ничего не делал для того, чтобы
остаться на острове? Королева не пожалела ничего, она
готова было пожертвовать всем, даже чужими жизнями. А
Бран?
Лена: Ну, прислужницы - это просто какие-то жизненные блага. Королева обладала великой душой и великой
любовью.
Т: Бедный Бран... Его такими веревками прикрутили,
столько жертв ему принесли. Никаких шансов сохранить свободу у него, конечно, не осталось. Так и будет королева его
всю жизнь на веревке водить. Грустная, в общем, история.
Брана жалко.
Лена: А королеву не жалко?
Т; И ее жалко. Умная, храбрая, а простых вещей не понимает. Что любовь-дитя свободы. Что не стоит начинать
отношения с принуждения. Что если Бран горд и самолюбив
(а это вполне возможно), ему вряд ли понравится роль марионетки на ниточке.
Лена: Да все она понимает. Но как же тогда Брана удержать?
Т: А может, стоит его отпустить? Пусть плавает, увидит
новые земли.
Лена: А если он не вернется?
Т: Значит, так тому и быть.
Лена: Ну нет. Если королева не будет сидеть сложа руки
на своем острове, то она сможет Брана удержать. Она ведь
ничего для этого не пожалела. За счастье надо бороться!
Т: Но ведь счастье - взаимная вещь. И выбор должен
быть взаимным.
Лена: Королева все равно не покорится судьбе. Бран
это тоже поймет со временем.
Т: Надо полагать, что тогда я со временем увижу его в
качестве клиента.
В данном случае, как видим, установки клиентки остались прежними. Представление о том, что жертвоприноше139
ние по своей сути и цели может оказаться насилием, не
укладывается в ее сознании. Лена упорно отстаивает привычную модель поведения и считает ее единственно возможной. Метафора оформляет представления и чувства
клиентки, но не продвигает ее на новый уровень видения
своей проблемы. Однако нельзя сказать, что работа была
совсем безрезультатной. Клиентка узнала, что существуют
и другие точки зрения на ее жизненную ситуацию и начала
над этим размышлять.
Приведенные примеры демонстрируют интересный и
очень продуктивный методический прием работы с метафорой, состоящий в использовании терапевтических историй. Такие истории, специально подобранные или сочиненные консультантом в ходе сеанса, позволяют придать взаимодействию с клиентом системный характер. Ведь хорошая психотерапия всегда избыточна по сравнению с запросом, а умело сконструированная метафора не только "схватывает" суть конкретной проблемы, но оказывает организующее влияние на систему жизненных смыслов и ценностных ориентаций клиента.
Использование терапевтических историй основано на так
называемой интеракционистской точке зрения на метафору,
принадлежащей американскому лингвистическому философу
и логику Максу Блэку. Он проводит различие между метафорой сравнения.наз. субстантивная метафора) и метафорой взаимодействия {интерактивная метафора). Блэк рассматривает метафору как межсубъектный феномен, указывая, что метафорическое суждение имеет два различных
субъекта - главный и вспомогательный. Механизм метафоры заключается в том, что к главному субъекту прилагается система "ассоциируемых импликаций", связанных со
вспомогательным субъектом. Эти импликации есть не что
иное как общепринятые ассоциации, коннотативные смыслы, задаваемые социокультурным контекстом. Благодаря
этому метафора отбирает, выделяет и организует одни, вполне определенные характеристики главного субъекта и оставляет в тени, ненавязчиво устраняет другие его свойства.
Рассмотрим пример известной метафоры "любовь поразила человека как молния" (у Булгакова - еще и как финский
нож). Характеристики вспомогательного субъекта (молния) быстрота, стремительность, неотвратимость, блеск и яркость,
светоносность, убийственная сила, невозможность совладания - переносятся на главный субъект (любовь). Благодаря
этому остается в стороне семантика нежности, избирательности, мягкости, скрытности, робости, застенчивости, также
140
связанная с любовью. Перед нами именно любовь-молния, а
не любовь-цветок или, скажем, любовь-птица.
Таким образом, замечает Блэк, происходит сдвиг в значении слов, и формируется метафорический перенос. Не
существует, однако, четких правил его образования - просто одни метафоры "проходят", а другие нет. В первом случае образовавшуюся метафору нельзя заменить буквальным переводом (парафразой) без потери когнитивного содержания, не говоря уже об остроте, живости и свежести
выражения. Блэк пишет:
Предположим, что мы захотели передать когнитивное
содержание "метафоры взаимодействия" простым языком.
Мы, конечно, с успехом можем назвать некоторое количество релевантных связей между двумя субъектами (хотя в
силу расширения значения, сопровождающего сдвиге импликационной системе вспомогательного субъекта, нельзя
ожидать слишком многого от буквально парафразы). Но
полученные неметафорические утверждения не обладают
и половиной проясняющей и информирующей силы оригинала (подчеркнуто мною -Н.К.). Буквальная парафраза неизбежно говорит слишком много, причем с неправильной
эмфазой. Я особенно хочу подчеркнуть, что в данном случае речь идет о потерях в когнитивном содержании. Недостатки буквальной парафразы заключаются не в утомительном многословии, чрезмерной эксплицитности и дефектах
стиля, а в том, что она лишена того проникновения в суть
вещей, которое свойственно метафоре (8, с. 168-169).
Эффективная работа с метафорой редко возможна без знания семиотических механизмов ее функционирования, такое
знание обязательно для лингвистически ориентированного
психотерапевта. Приведенный ниже пример иллюстрирует
групповую работу в режиме метафорической коммуникации.
Клиентка - Ира Т., участница обучающего семинара по семиотике психотерапевтической деятельности. Предъявленная проблема касается ее отношений со старшим братом. Брат много
занимался с Ирой в детстве, все ей показывал и объяснял что называется, открывал мир. Клиентка привыкла видеть в нем
опору, образец для подражания, безусловный авторитет.
Время шло, Ирина выросла, стала студенткой, начала
читать психологическую и философскую литературу, размышлять над своей жизнью. Она почувствовала неудовлетворенность отношениями с братом, которую описывает
следующим образом:
141
К (Клиентка): Понимаете, мне трудно смириться с тем,
что он живет ниже предела своих возможностей. Он опустился, много времени проводит, лежа на диване у телевизора. В
юности он интересовался массой вещей, а теперь, чувствуется, ему ничего не нужно. Я не могу смотреть на это спокойно, и при встречах начинаю его "воспитывать", говорить, что
так нельзя. Он понимает мою правоту и пытается уйтиот таких
разговоров - чувствуется, что ему неприятно. В итоге мы
стали почти что враждовать-я не могу не набрасываться на
него с упреками, а он злится и не хочет меня видеть.
Сергей: Проблема заключается в том, что ты хотела бы
помириться, наладить отношения с братом?
К: Нет, это совсем не главное. Я хочу, чтобы он встряхнулся, понял, какую жизнь стал вести и покончил с этим
прозябанием. Но я не могу ему помочь, и чем больше стараюсь, тем хуже.
Сергей: Ты никак не можешь принять его таким, как он
есть? Пытаешься улучшить - и не получается?
Ks Ты не понимаешь. Дело не в том, могу ли я его принять
таким, как есть. Если бы это был его предел, его удел, если
хочешь -я бы не стала огорчаться. Но ведь он способен
на большее, чем сейчас.
Annas Ты чувствуешь, что должна помочь своему брату?
К (с раздражением); Не надо мне этих НЛП-ских штучек. В данном случае-да, именно чувствую, что должна.
Это мой брат, я его люблю, в детстве он делал для меня
все. Он помог мне стать человеком, а я должна сидеть и
смотреть, как он деградирует как личность?
Игорь; Как ты думаешь, в чем причины его деградации?
КЇ. Да всего понемногу. Может быть, он устал. Потом эта
его ужасная жена, типичная мещанка. Хотя, с другой стороны, он и не женился бы на такой женщине, если бы не
начал опускаться. А главное - он уже привык жить вот так,
автоматически, не задумываясь над тем, зачем и куда он
идет. -И ему это нравится. А дискомфорт он начинает ощущать, только когда прихожу я и начинаю его "пилить". Вот
что ужасно!
Игорь: Ты ревнуешь к его жене? Точнее, его к жене?
Ks Да нет, просто она ему не подходит. Тянет его вниз.
Будь на ее месте другая - может быть, все складывалось
бы и не так.
Игорь: И все-таки?
К: Я думала над этим. Занималась самопсихоанализом.
142
Я не ревную его к жене, но я тревожусь из-за того, что он
живет ниже своего потенциала и сердится на меня, когда я
об этом заговариваю. Я не собираюсь указывать ему, на
ком он должен жениться, и не считаю себя главной женщиной в его жизни. Но я не могу стоять и молчать, быть равнодушной к тому, что с ним происходит. Он не был в детстве
равнодушным ко мне.
Лариса: Может быть, твоя проблема несколько шире?
Ты не можешь позволить своим Значимым Другим жить так,
как им хочется? Ты пытаешься контролировать близких?
К: Я не пытаюсь его контролировать, я пытаюсь ему помочь! В конце концов, надо отличать контроль от простых
человеческих чувств. Тебе не кажется, что гештальт иногда
перебирает и подталкивает к равнодушию - "я это я, а тыэто ты", и все такое прочее? Хорошо, пусть это контроль.
Тогда у меня есть другая проблема - я чувствую себя неблагодарной и эгоистичной. Давай свой гештальт, и пусть
он освободит меня от чувства любви к брату и желания
помочь ему. Только вряд ли я на это соглашусь.
Ирина говорит очень эмоционально, видно, что она искренна, и эта проблема для нее мучительна. Вероятно, догадки Ларисы попали в цель, но клиентка гневно отвергает
предложенную интерпретацию и вытекающее из нее направление дальнейшей работы. Можно попробовать продвигаться дальше в сторону, обозначенную как "давай свой
гештальт", но очевидно мощное сопротивление. Группа не
решается продолжать, и терапевт выбирает иной путь.
Т: Ира, мне хочется рассказать Вам одну историю. Она
называется "Отшельник и тигр".
Высоко в горах, в безлюдном, глухом месте жил некогда
один отшельник. Он построил из ветвей маленькую хижину
и проводил время в размышлениях и благочестивом служении Будде. Однажды ночью разразилась страшная гроза,
гремел гром, сверкали молнии, слышался грохот падающих
камней. Отшельник усердно читал сутры, а когда настало
утрой гроза кончилась, он вышел из своей хижины и осмотрелся. Буря сломала несколько деревьев, всюду стояли
громадные лужи воды. И тут отшельник услышал вдалеке
слабый писк. Он прошел дальше по склону и увидел, что
горный обвал разрушил логово тигрицы. Мать, видно, погибла под камнями, а в гнезде лежал и жалобно скулил
маленький, слепой тигренок.
Отшельник был добрым человеком и пожалел малыша.
Он взял его к себе, согрел, накормил. Тигренок стал расти
143
в хижине отшельника. Через пару лет он вырос и превратился в большого, сильного зверя. Что было дальше?
Клиентка немного задумалась, а потом продолжила рассказ так:
К: Тигренок вырос и стал большим, красивым, пушистым
тигром. Он научился охотиться, это был сильный и могучий
зверь. И вот однажды вышло так, что отшельник с тигром
оказались в пещере, из которой не было выхода - его завалило камнями. Прошло два или три дня, тигр проголодался и съел отшельника. Такие дела...
Группа очень живо и неоднозначно прореагировала на
рассказ Иры. В процессе дальнейшей работы было видно,
что часть ребят также вовлеклись в работу с этой метафорой, определенным образом трансформировав историю об
отшельнике и тигре. На многие вопросы, обращенные к клиентке, члены группы торопились ответить сами, но постепенно из этой сумятицы стали выделяться значимые вещи.
Т: Кто хочет продолжить работу? Кто понял историю,
рассказанную Ириной?
Алла: Почему тигр оказался таким неблагодарным съел отшельника, который выкормил его, спас?
Сергей: Такова уж тигриная природа - питаться мясом.
Голод, ничего не поделаешь.
Андрей: Тигр есть тигр - звери не помнят благодеяний.
Так и в жизни случается - помните историю с семьей дресбировщиков, там лев всех разорвал?
Игорь: Отшельнику следовало подумать, стоит ли вскармливать тигра, и чем это может кончиться.
Алла: Выходит, тигр ни в чем не виноват, а виноват отшельник?
К: Тигр не хотел есть отшельника. Но что же ему оставалось делать? Он же тигр...
Ольга: Подождите, я не поняла - с кем Ира себя отождествляет: с тигром или с отшельником?
(Крики: "С тигром!", "Со стариком!", "Тигр - это жена
брата". Предложение: "Давайте у нее спросим")
Т; Подождите, подумайте сперва. Вспомните, как Ира тигра описывала: "красивый, пушистый". Посмотрите на нее.
(Ирина - красивая девушка, ее особо привлекательную
черту составляют длинные пушистые кудрявые волосы, которые она любит носить распущенными по плечам).
К: Но я вовсе не хочу съесть брата.
Т: А почему тигр съел отшельника? (Клиентка молчит),
Может быть, если бы они не оказались запертыми в пеще144
ре, без выхода, этого бы не случилось?
Игорь: Ну да, тигр бы пошел себе в лес, на охоту и
поймал косулю. Еще и отшельнику бы принес.
Сергей: Конечно, поголодай в пещере... Я бы не удивился, если бы и отшельник тигра скушал. (Постепенно увлекаясь) Отшельник травой питался, диким рисом там. Тем
же и тигра кормил, так что тигр у него вырос слабый, хилый.
Заманил его как-то отшельник в пещеру, и - ам! И нету
бедного тигра, зато есть сытый отшельник.
Т: В запертой пещере отшельнику ли с тигром, тигру ли
с отшельником - несладко.
К: А что же тигру делать?
Ольга: Тигр - он с тиграми должен жить, тигриной жизнью. Опять же тигру тигрица нужна...
Игорь: Вот вырос тигр, поблагодарил отшельника за все
и ушел в лес, к другим тиграм.
КЇ. А как же отшельник? Ему одиноко будет. Он будет по
тигру скучать.
Ольга: Лучше пусть тигр с ним живет и скучает по нормальной тигриной жизни?
Сергей: Или вообще не сможет вернуться к другим тиграм.
Знаете, если дикого зверя подержать дома, а потом отпустить,
у него инстинкты притупляются, и он на воле погибает.
К: Бедный тигр, бедный отшельник.
Марина: О, я придумала! Вырос тигр и говорит отшельнику: Я ухожу в лес, к своей родне. Но вот тебе три волоска
из моего хвоста, и если попадешь в беду или заскучаешь
по мне - ты их потри друг о дружку, и я к тебе сразу прибегу.
Т: Прекрасный выход! И тигр свободу получил, и отшельник всегда может рассчитывать на его помощь. Ира, что Вы
скажете?
К: Да, и тигр тогда не неблагодарный... (После паузы)
А что тигру делать в ситуации "невостребованности" отшельником?
Т: Подождать, пока отшельник позовет. Помощь уместна
лишь когда о ней просят. Тигр ведь не будет сидеть у отшельника над душой, правда?
К: Ну, так хорошо, кажется. (Улыбается). Все счастливы - и отшельник, и тигр.
Андрей: Еще бы. Ялично за отшельника рад - каково
ему было жить в хижине со взрослым, хищным зверем, хоть
бы и выкормленным.
Игорь: Самое главное - не попадать им в замкнутую
пещеру. Точно тогда друг на друга набросятся и начнут по145
жирать.
К: Да уж. Теперь я поняла, что лучше им друг друга отпустить - и помогать по мере надобности.
Психологическая теория метафоры, в отличие от лингвистической, стремится объяснить, какие механизмы позволяют "переносить" значение и смысл с одного фрагмента
опыта на другой, и почему это происходит не произвольно, а
строго определенным образом. Говоря о филогенетически
раннихэтапахразвития мышления исознания, О.М.Фрейденберг замечает, что множество форм и качеств объективной
действительности первоначально отражалось системой
сходных образов. "Образ выполнял функцию тождества, пишет она.- Система первобытной образности - это система восприятия мира в форме равенств и повторений...
Однако в реальности мы не находим одинаковых образов;
мы имеем дело с огромным количеством образов, отличающихся друг от друга морфологически, при внутреннем тождестве их семантик"(9, с. 51). А метафоры несли функцию
конкретизации образа. Метафора уточняла образ, переводя безличие нерасчлененных представлений на язык отличных друг от друга фрагментов, частей реальности.
Иными словами, метафора как троп, как специфическая
речевая конструкция - очень позднее образование, посредством которого сознание "делит" значение между различными языковыми выражениями и сочетаниями слов.
Первоначально же метафора была просто средством оформления образа, придавая морфологическое различие семантически тождественным, однородным представлениям.
Например, еда как непременное условие жизни, была связана со смертью (поедаемого растения или животного), одновременно она была залогом размножения (и, следовательно, воскрешения), и все эти стороны жизни объединялись ритуалом жертвоприношения. Изначальный синкретизм мировосприятия отражался сходством и тождеством
религиозных обрядов и ритуальных действий:
6 самом деле, праздник рождения оказывается праздником еды - это Рождество с его рождественским столом,
уходящим далеко вглубь древности; в свадьбе есть и обряд
хлеба и вина, - вслед за венчанием идет на дому пир или,
во всяком случае, брачная трапеза; смерть и похороны знаменуются тем же актом еды и на могиле и дома, но, помимо
этого, существует еще и так называемая трапеза мертвых, то
есть и сам покойник, изображенный на могильных плитах, мыс146
лится едящим и пьющим. Один беглый перечень этих общеизвестных фактов показывает, что акт еды в представлении
древнего человека соединялся с кругом каких-то образов, которые прибавляли к трапезе как к утолению голода и жажды,
еще и мысль о связи акта еды с моментами рождения, соединения полов и смерти (9, с. 56).
Итак, "еда", "половой акт" и "смерть" семантически неотличимы друг от друга, одно оказывается другим. Семантика каждого из этих явлений заключается в интерпретации,
переносимой на любые моменты жизни. Метафора преобразует онтологические факты в явления социального порядка, а сами понятия оказываются условными. Первобытные законы семантизации резко отличаются от современных, главным образом, своей бесконечной удаленностью от
реальности, слабым развитием процессов анализа и синтеза. Однако сама способность к метафоризации, возникнув в ходе человеческой истории, формирует основы для
универсальных обобщений, которые и выступают залогом
психологического функционирования метафоры в качестве
средства структурирования опыта.
Психологическая действенность, преобразующая сила метафоры зависит от многих факторов. Общеупотребительные
языковые метафоры ("течение жизни", "цветение юности",
"туманное будущее") редко порождают новые смыслы в индивидуальном сознании, равно как и клишированные художественные или научные метафоры, маркирующие определенный тип дискурса. В психотерапии смысловые изменения
могут происходить либо при употреблении устойчивых метафор, относящихся к специфике конкретного направления или
школы, либо в процессе создания новых, нетривиальных
средств метафорической образности.
В первом случае терапевт, знакомя клиента с основными
научными метафорами психоанализа, гештальт-подхода
или юнгианства, объясняет, какое содержание стоит за каждым из понятий. После этого клиент пытается соотнести
свой опыт (переживания, мысли, чувства, представления) с
полученными знаниями, как-то иначе его структурировать,
переосмыслить. Скажем, изменчивые настроения, необъяснимые логически и рационально перепады эмоциональных состояний терапевт называет влиянием анимы и объясняет клиенту, какова природа воздействия архетипа на
поведение личности. Понимание в этом случае обеспечивается через связи соответствия, причинности и т.п., устанавливаемые между научной метафорой и содержанием
147
индивидуального опыта, а изменение зависит от степени
произвольности регулирования таких связей.
Во втором случае мы имеем дело с творческим процессом смыслопорождения в рамках терапии как собственно
метафорической коммуникации. Его семиотическая сущность описана Ю.М.Лотманом следующим образом:
Предельной является в данном случае метафора, принципиально новаторская, оцениваемая носителями традиционного смысла как незаконная и оскорбляющая их чувство разума, эта шокирующая метафора - всегда результат творческого акта, что не мешает ей в дальнейшем превратиться в общераспространенную и даже тривиальную.
Этот постоянно действующий процесс "старения" различных способов смыслопорождения компенсируется, с одной
стороны, введением в оборот новых, прежде запрещенных,
а с другой - омоложением старых, уже забытых смыслопорождающих структур (6, с. 36).
Создание таких новых, индивидуализированных метафор
есть особая, творческая сторона психотерапевтической деятельности. Удачная метафора "схватывает" опыт клиента во
всей полноте его индивидуальных особенностей, для понимания которых требуется немало времени и специальных усилий.
Одним из интересных приемов здесь может явиться прекрасно
описанная В.П.Рудневым игра в "Китайскую рулетку" (см. 3) методическая процедура анализа парасемантики. Основана
она на учете произвольных ассоциаций, которые предлагает
сам клиент, отвечая на вопросы типа: Если бы Вы были (автомобилем, растением, писателем, природным явлением, частью
одежды, животным, музыкальным инструментом, напитком,
зданием, страной, видом спорта), то это был бы:
1. Лендровер-могучий, повышенной проходимости, мощный, безотказный.
2. Дуб - сильный, мощный, уединенный, большой.
3. Лев Толстой - великий, громадный, народный, сложный.
4. Буран - сильный, холодный, опасный, могучий.
5. Пиджак-мужской, строгий, деловой, темный, солидный.
6. Слон - большой, тяжелый, могучий, неуклюжий.
7. Контрабас - сильный, грубый, солидный, большой.
8. Вода-простая, важная, необходимая, холодная.
9. Небоскреб-огромный, важный, солидный, деловой.
10. Канада-простая, сильная, природная, большая.
11. Биатлон - мужской, сильный, холодный, опасный.
Даже простой подсчет наиболее часто встречающихся
148
ассоциаций позволяет составить развернутое представление об индивидуальных особенностях клиента (использован
реальный пример). Метафорическое самоописание получилось достаточно ясным и конкретным. Любой из перечисленных образов может использоваться для метафорического обобщения. Игровая природа приема делает его удобным способом снять напряжение, "раскрепостить" клиента.
"Китайская рулетка", используя в качестве объекта конкретную личность, в качестве инструмента - отождествление
этой личности с любым другим объектом, представляет
собой метафорический семиозис в чистом виде. Семиотизация индивидуальных свойств осуществляется самим клиентом, что позволяет устранить проекции, почти неизбежные при использовании коннотативных значений.
Метафорическая коммуникация - очень перспективная
психотерапевтическая техника, ее использование существенно повышает эффективность деятельности консультанта. Однако работа с метафорой имеет и свои издержки.
Одна из главных - уход от реальности, степень которого
контролировать тем труднее, чем изысканнее сама метафора. Возможные трудности (равно как и соблазны) изощренного метафорического семиозиса описаны в Приложении 1 ("Злодейка").
ЛИТЕРАТУРА
1. Аверинцев С.С. Поэты. - М., 1996. - 364 с.
2. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. - М., 1996. 416 с.
3. Винни Пух и философия обыденного языка / сост.
В.П.Руднев. - М., 1996. - 221 с.
4. Исландские саги / сост. М.И.Стеблин-Каменский. - М.,
1973.-547 с.
5. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров.- М., 1996. - 464 с.
6. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. - М., 1992. - 272 с.
7. Миллс Д., Кроули Р. Терапевтические метафоры для
детей и "внутреннего ребенка". - М., 1996. - 144 с.
8. Теория метафоры / ред. НДАрупонова. - М" 1990. -512 с.
9. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. - М.,
1997. - 448 с.
Глава 8
ТРАНСОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ
ПО М. ЭРИКСОНУ
149
Среди современных психотерапевтов трудно найти более легендарную фигуру, чем Милтон Г.Эриксон (19011980). Харизматический ореол вокруг его личности создают
не только свидетельства восторженных учеников и благодарных клиентов, но и сохранившиеся во множестве аудиои видеозаписи сеансов, и эксплицированная создателями
НЛП модель терапевтического воздействия. К тому же у
Эриксона были врожденные сенсомоторные ограничения
(расстройства слуха и цветового зрения, частичный паралич конечностей), которые не помешали ему стать выдающимся практическим психологом, мастером гипнотерапии.
Работы Эриксона стали блестящим завершением более
чем двухсотлетней практики использования гипноза в психосоматической медицине и психотерапии, а предложенные им трансовые техники доказали свою эффективность
для решения самых трудных психологических проблем.
Эриксон-сторонник директивной модели воздействия,
его подход принято называть стратегической психотерапией. Ее основы подробно изложены в (7). Именно терапевт
несет ответственность за все то, что происходит на сеансе,
он идентифицирует проблемы и намечает способы их решения, инициирует изменения и выбирает способы их осуществления. Эриксон не склонен пускать ход психотерапевтического процесса на "самотек", терпеливо и почтительно
ожидая реакций клиента, он отнюдь не считает прямые вмешательства в жизнь последнего нежелательной манипуляцией. Наоборот, он резонно полагает, что запутавшийся в
своих проблемах, нуждающийся в помощи человек не обязан разделять ответственность за консультирование и лечение с квалифицированным специалистом-психологом,
которому за это платят.
Эриксоновская модель стратегической психотерапии хорошо согласуется с преимущественным использованием в
ней в качестве основных средств воздействия трансовых и
гипнотических техник. Именно транс (другое название эриксонианский гипноз), формы его, способы индуцирования и терапевтические эффекты создали работам М.Эриксона мировую известность.
В психологии феномены гипноза, гипнотического транса
известны с незапамятных времен. Эти уникальные явления
всегда привлекали к себе особое внимание и были окружены не только ореолом таинственности, но и многочисленными предрассудками. Трудно поддающиеся описанию и
рефлексии необычные психические состояния, возникающие спонтанно или в результате целенаправленных воздей150
ствий, сопровождали магические ритуалы и религиозные
церемонии, были важной частью лечения душевных заболеваний. Сама природа транса понималась по-разному в
зависимости от "идеологии", сопровождавшей случаи его
возникновения. В самом начале научных исследований гипноза (конец X?? столетия) многие авторы тщились доказать,
что его не существует, что "гипнотизм" - это обычное шарлатанство, а гипнотизеры просто жульнически используют
людское легковерие в корыстных целях. Эриксон по этому
поводу как-то заметил, что, если гипноз смог пережить религиозный период, то переживет и научный.
Некоторую ясность в проблему трансовых состояний
внесли антропологи и этнографы, изучавшие примитивные
народы, для которых такая практика является обычной формой колдовских (преимущественно гадательных и медицинских) действий. В работах Дж.Бело, Ф.Боаса, К.Леви-Строса, М.Мид, Л.Г.Моргана, В.Тэрнера и др. есть очень точные
описания действий шаманов, индуцирующих транс, поведения погруженных в него людей и финальных эффектов
последнего. Исследователи констатировали повсеместность, широкую распространенность гипнотических и трансовых состояний, возникающих (при всей своей необычности) довольно регулярно на религиозных праздниках, обрядах посвящения, в определенные периоды жизненного и
календарного цикла. Как правило, в транс входят в тех случаях, когда фонового психоэнергетического потенциала
личности или группы недостаточно для решения актуальных
задач жизнедеятельности, или при серьезных препятствиях
в обычной жизни.
Так, десятая глава "Структурной антропологии" К.ЛевиСтроса (3) содержит подробное описание трансовой технивербальном присоединении шамана к психофизиологическим процессам роженицы (причем, как и положено в классическом трансе, шаман, повитуха и больная говорят медленно, постоянно повторяя предыдущие реплики собеседника, описывая мельчайшие детали движений и действий).
После этого колдун начинает давать указания по дальнейшему ходу родов, угашая боль и стимулируя движение
плода подробным описанием прохождения родовых путей.
Важную роль при этом играет вербализация ощущений и
состояний роженицы. "Шаман, - пишет Леви-Строс, предоставляет в распоряжение своей пациентки язык, с помощью которого могут непосредственно выражаться неизреченные состояния и без которого их выразить было бы
нельзя. Именно этот переход к словесному выражению (ко151
торое вдобавок организует и помогает осознать и пережить
в упорядоченной и умопостигаемой форме настоящее, без
этого стихийное и неосознанное) деблокирует физиологический процесс, т.е. заставляет события, в которых участвует больная, развиваться в благоприятном направлении"
(3, с. 176).
Иными словами, находиться в измененном состоянии
сознания (впадать в транс) может любой человек, главное - чтобы он верил в то, что с ним произойдет нечто
необычное. Перед началом транса (в процессе его индуцирования) формируется соответствующая установка на переживание уникальных, но неопределенных событий, своего рода психологическая готовность к сверхъестественному
и чудесному. Это соответствует бессознательным желаниям человеческой души.
Еще первобытные люди знали о том, что некоторые вещества обладают выраженным галлюциногенным эффектом. Использование наркотиков (особенно в форме курений
и ритуальных напитков) для достижения трансовых состояний засвидетельствовано с древнейших времен. Открытия
современной психофармакологии (ЛСД, мескалин, псилоцибин и т.д.) стимулировали мощный взрыв интереса к изучению измененных состояний сознания (см. переведенные
у нас р-ты. К. и Ст. Грофа, Д.Галифакс, Дж.Лилли, Т.Лири,
А.Минделла).
Измененные состояния сознания характеризуются полной или частичной потерей ориентации во времени и пространстве, высокоизбирательной концентрацией внимания
(иногда - его сужением или расширением), яркими фантастическими образами, необычными психосоматическими
ощущениями. Изменяются процессы памяти, человек может вспомнить и очень ярко пережить давно забытое прошлое, испытав при этом катарсис или душевный подъем. В
измененных состояниях сознания доминирует нелогический {акаузальный) принцип связи событий, модель мира
может полностью видоизменяться. Этот принцип лежит в
основе исследованного К.Г.Юнгом феномена синхронистичности (см.14), переживание которой часто само по себе
ввергает человека в транс. При этом наиболее впечатляющим является совпадение психического состояния субъекта с объективным внешним событием - в непосредственной близости или далеко от него, а иногда и с будущим
происшествием. Мощный аффект, вызываемый таким совпадением, заставляет человека снова и снова рассказывать о синхронистичном эпизоде как о чуде - с восторгом
152
и всевозможными преувеличениями.
Обобщая представления о специфике и сущности измененных состояний сознания, можно отметить следующее.
Пребывающий в них человек испытывает разнообразные необычные чувства и переживания, мало зависящие от внешних
стимулов и лишь вероятностно обусловленные индивидуальными особенностями его психики. Природу измененного сознания трудно выразить словами обыденного языка, тем
более - научными терминами. Привычные представления о
времени, пространстве, телесных границах непригодны для
локализации субъективных ощущений такого типа. При этом
сохраняется особая легкость и "прозрачность" восприятия,
образы ясны и четки, их переживание сопровождается сильным удовольствием, разнообразными эйфорическими эффектами. Можно привести описание Ш.Бодлера:
Ваша врожденная любовь к форме и цвету уже в первой
стадии опьянения получит богатую пищу. Цвета обретают
небывалую энергию и вливаются в ваш мозг с победоносной силой. Росписи потолков, какими бы они ни были изысканными, посредственными или даже отвратительными,
празднично преображают унылую будничность; самые грубые обои, которыми оклеивают стены кабаков, словно великолепные диорамы, обретают простор и объем. Нимфы
с восхитительными формами глядят на вас огромными и
глубокими, как небо и вода, очами. Персонажи античности,
облаченные в военные и жреческие одежды, доверительно
обмениваются с вами торжественными взглядами. Извилистость линий прочитывается как язык, абсолютно доступный для понимания, на котором записаны порывы вашей
вдохновенной души. По мере того, как развивается это таинственное состояние, вся глубина жизни, ощетинившаяся
несметными проблемами, разверзается перед вами в виде
гигантского спектакля, в котором любой попавшийся вам
на глаза предмет, даже самый простой и обыденный, преображается в многозначный символ (1, с.39-40).
После переживания измененных состояний сознания чаще всего происходит ряд личностных изменений. Трансформируются личностные смыслы, система ценностей, мировоззрение и установки. Усиливается острота восприятия
(в том числе и субсенсорного), интуиция, проницательность. Человек начинает больше ориентироваться на эстетическую и духовную стороны жизни, стремиться к трансцендентальным переживаниям. Результаты изменений достаточно стабильны, но далеко не всегда являются пози153
тивными, многое зависит от того, каковы были начальные
цели индивида и ради чего он стремился изменить свое
сознание.
Многочисленные эффекты измененных состояний сознания (в частности, сомнамбулической стадии гипноза) с самого начала вызывали интерес в качестве терапевтических,
лечебных факторов. Впервые гипноз как медицинское
средство был применен и описан английским хирургом
Дж.Брейдом (1843 г.), от которого и получил свое название.
В конце XIX столетия гипноз становится модной научной
проблемой, во Франции разгорелась острая дискуссия
между Сальпетриерской (Ж.Шарко, П.Жане) и Нансийской
(И.Бернгейм, А.Льебо) школами клинической психологии.
Парижане интерпретировали гипноз исключительно как патологическое явление, родственное истерии, что негативно
сказалось на отношении к нему медиков - вплоть до призывов запретить эту сомнительную технику лечения. В конечном итоге восторжествовала все-таки позиция Нансийской школы, воззрения которой на сущность гипноза близки
к современным: это нормальный психологический феномен, возникающий у вполне здоровых индивидов под воздействием внушения. В настоящее время гипнотический
транс широко используется при лечении многих заболеваний, в экспериментальных психологических исследованиях
и психотерапии.
В отличие от сложившейся психологической и медицинской традиции М.Эриксон рассматривает гипноз не как психическое состояние, а как особый тип взаимодействия, поэтому при изложении его взглядов уместнее говорить о
трансовой коммуникации. Эриксон различает легкий транс,
при котором гипнотизируемый ведет себя еще в какой-то
мере сознательно, проявляет некоторое понимание и дает
себе отчет в происходящем, и глубокий, когда его действия
осуществляются без контроля сознания, по типу бессознательных и безотчетных реакций. При этом терапевт подчеркивает, что ощутимой границы между этими формами нет,
все зависит от индивидуальных особенностей клиента и его
ожиданий. У одних в состоянии легкого транса наблюдаются
явления, типичные для глубокого гипноза, другие ведут себя
в глубоком трансе так, как это обычно для легкой стадии.
Характерными являются отличия в речевом поведении
участников трансовой коммуникации. Эриксон придает
важное значение умению клиента разговаривать в состоянии глубокого транса. Он пишет:
154
Очень часто в гипнотерапии сталкиваются с тем, что новичков в состоянии глубокого гипноза трудно научить разговаривать. В состоянии легкого транса они умеют говорить
более или менее бегло, а в состоянии глубокого гипноза,
когда в действие непосредственно вовлечены бессознательные механизмы, они разговаривать не могут. В их жизненном опыте речь осуществлялась всегда на уровне сознания,
они не имеют представления о том, что можно разговаривать и на уровне бессознательного. Испытуемых часто приходится учить тому, что их способности могут одинаково
хорошо проявляться как на сознательном, так и на бессознательном уровне (10, T.I, С.13).
Интерес к речевому поведению человека в состоянии
транса не случаен. В последние десятилетия основные научные интенции относительно сущности гипнотического воздействия принадлежат языкознанию, в частности, лингвистике и семантике. Эриксоновский гипноз основывается
именно на способности терапевта выразить свои требования понятным клиенту языком, богатым метафорами. Речевые воздействия оказывают свое тонкое влияние через
язык, интонацию, ритмические характеристики фраз, точно
"попадающих" в самую суть проблемы. Эриксон был сторонником косвенного внушения, с помощью которого легче
преодолеть сопротивление гипнотическому воздействию.
Расширяя внутренний опыт пациента, терапевт заставляет
его спонтанно изменять свое поведение. Что парадоксально, ибо нельзя быть спонтанным по приказу. Такое противоречивое приспособление к психотерапевтической ситуации и описывается как трансовое поведение.
Исходя из представлений о трансе как естественно возникающем, широко распространенном явлении, которое
множество раз присутствует в жизни любого человека в
течение дня, Эриксон говорил о потребности в состоянии
транса. По его мнению, именно в трансе бессознательное
осуществляет внутреннюю реорганизацию психики в целях
приспособления к быстро изменяющейся реальности. Необходимость транса сродни вере в чудо: оба эти явления
удовлетворяют нашу потребность в сверхъестественном и
необычном среди океана обыденности. С этим согласен и
Юнг, который, говоря об измененных состояниях сознания
в процессе экстрасенсорного восприятия, пишет:
Они представляли нечто непознаваемое как потенциально познаваемое, и в них всерьез принималась в расчет
155
возможность чуда. Это, независимо от скептицизма "объекта", непосредственно задевало его бессознательную готовность стать свидетелем чуда и дремлющую во всех
людях надежду на то, что такие вещи могут быть возможны.
Сразу же под внешней оболочкой даже наиболее трезво
мыслящих индивидов таится примитивная суеверность и
именно те, кто наиболее отчаянно сражаются с ней, первыми поддаются ее гипнотическому влиянию. Поэтому,
когда серьезный эксперимент, подкрепленный всем авторитетом науки, "нажимает" на эту готовность к чуду, то она
неизбежно порождает эмоцию, которая резко либо принимает, либо отвергает эту веру (14, с. 217).
Элитарность и эффективность эриксонианства вызвала
немало нареканий. "Эриксона окружает атмосфера таинственности, что затрудняет кодификацию его практики" - пишет Э.Хилгард, основатель Международного общества по
изучению клинического и экспериментального гипноза. Анализируя труды учеников Эриксона Д.Зейга и Э.Росси, предшественник Хилгарда Ф.Френкель замечает: "Меня, однако,
не всегда убеждают объяснения и утверждения Эриксона,
большинство их которых кажутся упрощенными, как и расхожие толкования составителей этого сборника. Они любой
ценой стремятся интеллектуально оправдать каждое интуитивное, спонтанное и не всегда вразумительное замечание
своего учителя" (цит. по 8, с.161).
Однако экспликация психологических механизмов трансовой коммуникации вполне возможна, хотя, с другой стороны, это несравненно более сложная задача, нежели само
индуцирование транса. Эриксон владел почти бесконечным
числом приемов последнего. Он мог использовать (или не
использовать) традиционные формулы, гипнотизировать
одного из многочисленной аудитории, задавать интервал
постепенного погружения или вводить в транс одним
махом. Формула "Вы хотите войти в транс сейчас или немного позже?" не оставляет клиенту выбора. Эффективны
также такие высказывания:
Слушая мой голос, Вы медленно погружаетесь в бессознательное..."
"Пока я говорю, многие из вас начинают входить в транс
того уровня, который им нужен здесь и сейчас..."
"Вслед за нарастанием глубины трансового состояния
приятные ощущения усиливаются..."
156
"Я внимательно смотрю на Вас и вижу, как Вам нравится
ощущение легкого транса..."
"Свободно и спокойно Вы переходите от легкого транса
к более глубокому..."
Эриксон виртуозно владел приемами работы с сопротивлением. Как известно, в гипнозе встречается сопротивление двух видов: недостаточная кооперация (собственно
сопротивление, нежелание сотрудничать с терапевтом) и
избыточная кооперация, своего рода невинная симуляция
транса. Эриксон обычно поощряет сопротивление, а затем
как бы невзначай говорит, что необходимые изменения все
равно появятся. Чем сильнее сопротивление, тем больше
оно интерпретируется как стремление к сотрудничеству с
терапевтом. Очень скоро клиент обнаруживает, что любое
его поведение является кооперативным. А если так, то желаемые изменения не за горами.
Транс, этот легкий вид гипноза, предполагает свободно
парящее сознание, интенции которого управляются речью
психотерапевта. Критичность снижена, клиент не задумывается о мотивах своих действий, информационная основа
деятельности имеется лишь у терапевта. В ходе трансового
взаимодействия достигается полное понимание как на сознательном, так и на бессознательном уровне. Легкое, беззаботное "скольжение" по поверхности значений и смыслов
возможно благодаря тому, что параллельно идущие процессы осознания у участников транса основаны на совпадении догадок, предвосхищений, интерпретаций. Это дает
уникальное совместное переживание уверенности в том,
что достигнутое понимание идеально (абсолютно). Взаимное доверие как исходное условие трансовой коммуникации психологически представляет собой способность клиента исходить из опыта терапевта и руководствоваться им
при необходимости.
В состоянии легкого транса происходит постоянное расширение и умножение смыслов и значений, клиент колеблется в выборе определенных аспектов символических
форм, их многозначность оборачивается своего рода семантическим вакуумом. Собственно терапевтическая работа (изменение модели мира и расширение возможностей
выбора) начинается с момента, когда психотерапевт нарушает синхронность взаимодействия и чуть-чуть опережает
клиента в вербальных репрезентациях его опыта. Возникает
157
интересный феномен, который точнее всего можно назвать
разделенной речевой интенцией. Последнюю терапевт реализует с небольшим упреждением. Таким образом, в трансе взаимопонимание достигает на уровне предсознательного, где любая репрезентация и тем более концептуализация опыта имеет вероятностную (виртуальную) природу.
Терапевт может легко изменять концепты и интерпретацию опыта с помощью языковых техник, делая действительными (реальными) только те возможности, которые способствуют исцелению и росту. Работа с ограничениями происходит с минимальной психологической ценой, ибо они, будучи виртуальными, не успевают "сгуститься" до плотности
реальности. Психотерапевт может сконструировать совершенно новый опыт, вербальная форма которого будет лингвистически безукоризненной, и за счет этого добиться
мощного исцеляющего эффекта. Он может предложить (и
часто предоставляет) в распоряжение клиента свои способы концептуализации, как стратегию, свободную от ограничений, так что последний избирательно и эффективно (и
часто незаметно для себя) расширяет свои возможности.
Фактически трансовая коммуникация представляет собой
интенциональное сопровождение терапевтом опыта клиента на этапе его вербализации/осознания.
Таким образом, состояние легкого транса есть своего
рода инкорпорирование сознания клиента терапевтом, чьи
целенаправленные внешние воздействия вызывают изменения внутри, в глубинных структурах психики первого. Влияние терапевта возрастает, если он учитывает индивидуальные особенности психики клиента, в частности, его восприятия. Именно Эриксону НЛП обязано представлением о
ведущих репрезентативных системах и учете доминирующей модальности в выборе речевых и неречевых форм воздействия.
Трансовая коммуникация в психотерапии имеет три
этапа. Первый состоит в насыщении сознания клиента разнообразной информацией, в том числе нередко противоречивой и сбивающей с толку. Можно использовать метафорический и образный язык. Эриксон больше всего любил
рассказывать истории, с помощью которых необходимая
информация не только достигала сознания, но и "оседала"
в бессознательном. Второй этап представлен постепенной
работой этих новых смыслов, их неспешным внедрением в
ценностно-смысловые структуры личности клиента. При
этом скрытые, латентные возможности нового мировосприятия становятся все более агрессивными, начинают
158
мало-помалу вытеснять привычные представления и концепты. Наконец, на третьем этапе топология смысловых
структур сознания полностью (или в значительной степени)
изменяется: то, что было маловероятной возможностью,
становится основным способом личностного функционирования.
Характерная особенность терапевтического влияния в
трансе состоит в его парадоксальности. Сам Эриксон помимо поощрения сопротивления часто использовал такие
приемы: предлагал худший вариант, вызывал реакцию посредством ее фрустрирования, использовал перегрузки или
предлагал особенно критичным пациентам прибегнуть к самогипнозу. Последний, по его мнению, состоял в интенсивном сосредоточении внимания на спонтанно появляющихся
образах и символах. Происходящее при этом бессознательное обучение более эффективно, чем сознательные попытки измениться, сопровождаемые внутренним сопротивлением, сомнениями и неуверенностью.
Наиболее распространенным представлением о гипнотических техниках является следующее: человека погружают в глубокий транс и заставляют его нечто сделать после
пробуждения. Сам гипнотик не знает и не догадывается о
полученных инструкциях, он выглядит марионеткой в руках
терапевта. Многие люди испытывают сильный страх перед
неосознаваемой зависимостью, они ни за что не согласились бы на описанное выше прямое постгипнотическое внушение. Более щадящей является разработанная О.В.Овчинниковой (см. 4) методика косвенного внушения, при котором словесное воздействие лингвистически оформлено
как пресуппозиция: "Если ..., то ..." Это актуализирует связь
между способом осуществления постгипнотической деятельности и реализацией важного для клиента мотива, позволяя ему выполнить инструкцию гипнотизера как личностно значимое действие. Эриксоновский гипноз в какой-то
степени похож на упомянутый метод, однако есть существенные отличия в типе проблем, с которыми работает терапевт, в "языке" самого внушения и - главное - в участии
бессознательного в ходе трансовой коммуникации.
Эриксон любил работать с застарелыми проблемами. В
типичном случае клиент рассказывал ему о многочисленных
попытках справиться с той или иной трудностью, которые
оказывались безуспешными. Рутинные действия, снова и
снова повторяющийся внутренний диалог с самим собой,
застывшее, прикованное к небольшой части внутреннего
опыта и психологических ресурсов сознание - все это и
159
составляет проблему. "Присоединившись" к ней, терапевт
направляет внимание клиента к другим частям опыта и аспектам личности, которые могут быть полезны в данной ситуации. Обычно решение находится бессознательным, которое само "выбирает" формы и способы действия. Внутренняя механика разрешения проблемы остается скрытой
от клиента, создавая пресловутую иллюзию чуда.
Часто проблема клиента обусловлена его глубинным,
скрытым комплексом, влияние которого проявляется в форме разнообразных психологических защит, блокирующих
активность личности. Транс, оказывая неспецифическое
воздействие на когнитивный потенциал, переводит рефлексию на бессознательный уровень и предоставляет сделать
выбор между иным (новый способ действия, приводящий к
решению проблемы) и прежним (беспомощность, защитное
поведение). Это своего рода "выбор без выбора", его формула может выглядеть примерно так:
"Вы хотите узнать это сейчас или немного попозже?"
"Как Вы думаете, Вы забудете об этом неприятном эпизоде целиком или только частично?"
"Вы начнете действовать сразу или постепенно?"
"Сумеете ли Вы дотерпеть до следующего сеанса, чтобы
рассказать о том, как у Вас получилось?"
Местоимения "то" и "это" обычно заменяют обозначением
реальной проблемы клиента. Называя ее, терапевт во-все не
пробует подсказать решение - клиент, точнее, его бессознательное, сделает это с куда большим успехом. Трансовая
коммуникация не подменяет собой мысли, установки и поступки клиента - она лишь помогает ему свободнее думать и
действовать самому. Если же терапевт хочет дать более конкретные указания, то можно прибегнуть к технике вставленных сообщений или рассказыванию историй.
Вставленные сообщения - это послания, которые терапевт направляет клиенту в замаскированной форме. При
этом он опирается на способность к ассоциативному мышлению, интонационно выделяя в своем рассказе ключевые
слова, составляющие содержание послания. Одним из наиболее известных примеров техники вставленных сообщений является знаменитая "История с помидором" (см.11),
В этом случае Эриксон помог снять боль и улучшил само160
чувствие фермера, страдавшего от последней стадии рака,
рассказом о том, как выращивать помидоры, "чтобы они
прекрасно себя чувствовали и наслаждались окружающей
жизнью". Это скрытое послание и было основной целью трансового взаимодействия. В приводимом ниже описании случая
с Олегом будет приведен пример использования этой техники.
Очень эффективна также техника присоединения к чувствам, установкам, мнениям клиента. Присоединившись к
актуальному негативному состоянию, терапевт ведет пребывающего там человека за его пределы и дальше, к более
приятным и конструктивным ощущениям и действиям.
Эриксон описывает случай со своим трехлетним сыном, который упал с лестницы, сильно рассек губу и вогнал обратно в десну один из молочных зубов. Вместо бесполезных
утешений ("Потерпи, сейчас тебе не будет больно" и т.п.)
отец прибегнул к присоединению и ведению. Он сказал "Тебе очень больно, Роберт. Просто ужасно болит". Ребенок
понял, что отец знает, о чем говорит, Эриксон продемонстрировал искреннее, полное понимание. Затем он заметил: "И это еще будет болеть", предупредив мальчика о
реальных последствиях ситуации. И только после он начал
вести сына к позитивному разрешению, отметив, что боль
постепенно пройдет, а кровь перестанет течь. Сконцентрировав внимание Роберта на том, какая у него хорошая, здоровая, красная кровь, Эриксон переформулировал пугающую ситуацию в такую, где ребенок смог почувствовать гордость и удовлетворение. Затем терапевт присоединил мотив соревнования (обсуждая, сколько швов придется наложить на рассеченную губу):
Поскольку это легко могло вызвать негативную реакцию
ребенка, контекст, в котором это было ему преподнесено,
тоже был негативным, предотвращая тем самым его возможную негативную реакцию. Вместе с тем это позволяло
получить еще один важный результат, и я с сожалением
сказал, что вряд ли при сращивании губы ему удастся получить много швов, и к сожалению, он даже сможет их сосчитать. Похоже на то, что он не получит даже и десяти
швов, а он умел считать до двадцати. Я сожалел также и о
том, что у него не будет и семнадцати швов, как у его сестры Бетти Элис, или двенадцати, как у его брата Алена. Но
все-таки, и это его успокоило, у него будет больше швов,
нежели у братьев Берта и Ланса. Таким образом, актуальная ситуация была преобразована в такую, когда Роберт
получил возможность разделить со своими старшими
161
братьями и сестрами общие переживания и, тем самым,
почувствовать себя наравне с ними и даже выше их. Он
оказался подготовленным к тому, чтобы встретить хирургическое вмешательство без тревоги и страха. Не требовалось больше никаких утешений, равно как и внушений об
отсутствии боли (7, с. 232).
В эриксонианстве клиенту часто даются задания "проективного" плана, при выполнении которых он не знает и не
догадывается> том, какие изменения должны произойти.
Он может быть настроен пессимистично и рассуждать следующим образом: сделаю, а там видно будет. Заданные терапевтом действия, как правило, имеют символический план,
сосредоточенный на доступе к раннее закрытым ценностям
и заблокированным ресурсам. Расширение жизненного
пространства происходит "помимо" всего, что связано с выполнением задания.
Проиллюстрируем это на примере. К одному из авторов
обратился молодой человек 25 лет (назовем его Олегом),
личностные проблемы которого были настолько запущены,
что переходили в соматическую сферу. Парень был социально отверженным, не имел друзей, был чрезмерно робок
и стеснителен, одинок, не встречался с девушками, никогда
не имел интимных отношений. Внешне Олег выглядел застенчивым, речь его была сбивчивой. Он страдал бессонницей, был неуверен в себе, жаловался на непривлекательную внешность и утверждал, что при его трусости и нерешительности ни одна девушка не захочет на него смотреть.
Главной проблемой для него были интимные отношения.
Работа в режиме НЛП и гештальт-терапия не дали ощутимых результатов. Олег еще больше замыкался в себе и
говорил только о своей личностной и мужской несостоятельности. Терапевт решил попробовать косвенное внушение через вставленные сообщения. Он поинтересовался,
какие девушки подходят Олегу, предпочитает ли он высоких
или маленьких, пухленьких или стройных? Клиент стал высказываться более свободно, и в какой-то момент настолько увлекся описанием желаемой подруги, что оказался полностью во власти своих мечтаний и фантазий. Самораскрытие в пределах актуальной и болезненной проблемы (отношения с девушками) позволило перевести абстрактный
образ идеальной возлюбленной во вполне конкретную, осязаемую и "телесную" фигуру предпочитаемой подружки. Мало
помалу Олег все более свободно и легко рассказывал о своих
мыслях, чувствах и переживаниях, связанных с девушками, э
162
комментарии терапевта вращались вокруг доступности,
обычности и удовольствия от общения с девушками.
Консультант соединил нереализованное желание далекой, сказочной возлюбленной с реальной потребностью в
отношениях с привлекательной, но вполне "земной" девушкой. Таких ведь много, и встреча с одной из них - обычное
дело, будничное и реальное, отнюдь не цель далекого будущего. После первого сеанса Олег бессознательно свыкся
с мыслью о том, что общение с девушками - реальность,
а не сказочное приключение. Терапевт, разговаривая с ним
о девушках, употреблял фразы в настоящем времени, подчеркивая слова сейчас, вот, теперь, прямо тут и т.п. Переходя от высказывания мыслей и фантазий (в первой части
сеанса) к их осмыслению и конкретизации, Олег "приблизил" свое сознание к недостижимым ранее ситуациям и
картинам. Один идеальный образ был постепенно замещен
несколькими вполне привлекательными и более доступными фигурами, с которыми легче встретиться, проще познакомиться .
Второй сеанс консультант начал с того, что прочел Олегу
своего рода небольшую лекцию о психологии женщин. Он
рассказывал об особенностях их мыслей и чувств, поведения и жестов, делился собственным опытом общения с противоположным полом. При этом терапевт переходил с более научного на простой житейский язык, постепенно заменяя сложные слова и понятия обыденными выражениями.
Содержание постепенно двигалось от описания сильных
сторон девушек к рассказу об их страхах, комплексах, различных проблемах. Олег понял, что многие девушки такие
же, как и он - неуверенные и робкие, в ситуации знакомства они могут испытывать скованность и неловкость.
Описывая различных девушек - красивых и не очень,
помоложе и постарше, с претензиями и попроще, - консультант постепенно знакомил Олега с ними. Он рассказывал, каких женщин можно встретить в магазине, на улице,
в троллейбусе, в кафе, исподволь формируя при этом готовность познакомиться в соответствующей обстановке.
Говоря о быстрых, живых и более медлительных и меланхоличных женщинах, терапевт соответственно оформлял
свои невербальные реакции, закрепляя конкретные представления об их поведении. Он побудил Олега заинтересоваться "языком движений и жестов" и закрепил бессознательный интерес к тому, сможет ли клиент сам строить достоверные предположения о личностных особенностях девушек, исподтишка наблюдая за их поведением. Мотива163
ционное напряжение получило некоторую разрядку, цель
(познакомиться с девушкой) обрела когнитивную окраску
(научиться разбираться в женщинах). Олег перестал мечтать и начал думать.
На третьей встрече речь зашла о том, что Олегу придется
подготовиться к маленькому экзамену по женской психологии. Сначала он должен сдать его теоретически, ответив на
вопросы консультанта. Психотерапевтическая беседа проходила на фоне звучания аудиокассеты. Прослушав песню
(на иностранном языке), Олег должен был ответить, о чем
поет данная певица, как она выглядит, какие испытывает
чувства и эмоции. Чередуя записи певиц с песнями, исполняемыми мужчинами, консультант бессознательно "внедрял" представление о том, что после женского голоса следует говорить мужчине, а затем снова очередь девушки, и
т.д. В ходе беседы терапевт все реже и реже прерывал
Олега, давая ему возможность свободно выражать свои
мысли чувства, а также представления о том, что испытывает поющая девушка. В конце концов тот увлекся, начал
подробно и эмоционально рассказывать об этих женщинах -- их амплуа, внешности, складе характера.
Затем терапевт сказал, что в качестве гонорара он хотел
бы получить несколько кассет с записями любимых концертов. Он продиктовал Олегу названия и попросил принести
ему эти кассеты на следующий сеанс, через две недели,
когда он вернется из отпуска.
Спустя две недели Олег пришел и рассказал консультанту о том, что он познакомился с девушкой, продававшей
аудиокассеты. Это произошло так: Олег пришел в магазин
и спросил нужный концерт. Такого не оказалось, и продавщица предложила ему другую запись, по ее мнению, не
менее интересную. Прослушав одну из песен, Олег начал
рассказывать девушке о личности и характере певицы, заинтересовав ее своими интерпретациями. Бессознательно
отождествив исполнительницу с хорошенькой продавщицей, он перешел к "угадыванию" ее особенностей. Завязалась оживленная беседа, девушка, в свою очередь, высказала несколько лестных догадок о личности Олега. В конце
концов он назначил ей свидание. После этого он познакомился с несколькими подругами девушки и с удивлением
обнаружил, что чувствует себя в женском обществе вполне
уверенно и непринужденно.
Приведенный пример содержит многие принципы и приемы эриксоновского метода. Здесь и отсутствие четко определенной цели (консультант не ставил ни себе, ни кли164
енту конкретной задачи), и мягкие, косвенные воздействия,
и бессознательный "посев идеи". Вставленные сообщения
раскрепостили сознание клиента, а скрытые метафоры (использовались названия песен и концертов -- "Игры без ограничений", "Переход в запретную зону", "Один день в
раю", "Не уступай." и т.п.) позволили бессознательному активно сотрудничать в разрешении проблем. Участники терапии не стремились соизмерять свои психические проявления с характеристиками психической активного другого, а это
рождало спонтанность, открытость, в конечном счете -- удовольствие от того, что все происходит само собой.
Говоря в целом о специфике трансовой коммуникации в
психотерапии, можно отметить следующее. Транс в какойто степени противоположен психоаналитической технике,
основная задача которой -- перевод бессознательных интенций, управляющих поведением личности, в осознаваемую форму. В трансе же происходит бессознательное изменение самих интенций так, чтобы они побукдали к вози-,
тивным и конструктивным дей<твиям и поступкам. Психоаналитик говорит: "Ть! должен знать, что тобой движет на
самом деле", а Эриксон утверждает: "Доверься бессознательному, все будет хорошо, и тем лучше, чем сильнее ты
себе доверяешь". Конечно, ответственность гипнотерапевта при этом существенно выше, но Эриксон никогда не уклонялся от нее, называя свой подход стратегическим. Что
же касается тактики воздействия, то здесь действительно
велика роль индивидуальности психотерапевта, уровня его
лингвистического мышления.
Терапевт-эриксонианец -- это сложившаяся языковая
личность, поскольку трансовая коммуникация детерминирована прежде всего полем речи и языка. В трансе, как в
сказках Льюиса Кэррола, все происходит в языке и посредством языка. Развитая языковая способность в сочетании
с лингвистической компетентностью обеспечивает эффективность терапевтического воздействия. Умение организсвать трансовую коммуникацию и успешно использовать ее
в психотерапии является специфически личностным и хорошо иллюстрирует взаимозависимость между психикой
человека и его лингвистическими возможностями.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бодлер Ш. Искусственные Раи. - М., 1991. - 136 с.
2. Гриндер Д., Бендлер Р. Наведение транса. - Волковыск,
1994.-272 с.
3. Леви-Строс К. Структурная антропология. - М., 1983. 165
536 с.
4. Овчинникова О.В., Насиновская Е.Е., Иткин Н.Г. Гипноз в
экспериментальном исследовании личности. - М.,
1989. - 232 с.
5. Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном 1 ред. Д.Зейг. - М., 1994. - 336 с.
6. Спаркс М. Начальные навыки эриксонианского гипноза. - Новосибирск, 1991. - 77 с.
7. Хейли Д. Необычайная психотерапия. - М., 1995. - 384 с.
8. Шерток Л. Гипноз. - М., 1992. - 224 с.
9. Шерток Л., де Соссюр Р. Рождение психоаналитика. М., 1991.-288 с.
10. Эриксон М. Гипноз. - Харьков, 1994. -Т. 1-271 с"
Т. 2,-319 с., Т. 3-383 с.
11. Эриксон М. Гипнотическая техника "рассеивания" для
коррекции симптомов и облегчения боли. - МПТЖ,
1992, № 1, с. 97-122.
12. Эриксон М. Мой голос останется с вами. - СПб, 1995. 256 с.
13. Эриксон М., Росси Э. Человек из Февраля. - М., 1995. 256 с.
14. Юнг К.Г. Синхронистичность. - М.-К., 1997. - 320 с.
Глава 9
ЖИЗНЬ КАК ТЕКСТ:
СТРУКТУРАЛИСТСКИЕ ИДЕИ
В ПСИХОТЕРАПИИ
В гуманитарном знании XX столетия трудно найти проблему, в решение которой структурализм не внес бы своего вклада. Не будет, наверное, преувеличением сказать, что структуралистская трактовка человека и мира как текста, точнее,
суммы текстов отражает новый принцип понимания его природы. Из существа, преобразовавшего мир природных объектов в сферу вещей культуры, Homo faber - человека работающего, он превратился в Homo signum symbolicum - человека, создающего и использующего символы, живущего в мире знаков, значений и смыслов. Панъязыковая природа сознания сводит весь универсум культуры к набору дискурсивных практик, а порождаемые при этом тексты суть коренные
феномены человеческого существования.
Как и любые другие явления человеческой жизни, тексты
существуют не изолированно, они непрерывно пересекаются, усиливают или компенсируют друг друга, а процесс их
создания и функционирования в любом обществе подчинен
166
правилам и установлениям. Хорошо известно, что говорить
или писать можно не обо всем, не при любых обстоятельствах, наконец, не всякому можно говорить о чем угодно,
Иллюзию о том, что в определенных ситуациях люди говорят "как попало", не сообразуясь с принятыми нормами и
не регулируя свой дискурс, начал рассеивать еще З.Фрейд.
Окончательно развеяли ее структуралисты, в особенности
Ж.Лакан и М.Фуко, показав, насколько сильно общество управляет речевыми практиками своих членов, а отдельные
личности при этом все равно пытаются сделать текст формой проявления собственной индивидуальности.
Исторический анализ текстов и дискурсивных практик
был назван Фуко "археологией гуманитарных наук". В работе "Конструкции в анализе" Фрейд проводит параллель
между работой психолога и археолога, указывая, что оба
они пытаются реконструировать прошлые события по чудом
уцелевшим остаткам, причем психоаналитику гораздо труднее, ибо в его распоряжении находится материал, не просто утраченный (забывание), но специально разрушенный
и деформированный (вытеснение). Лакан прямо говорит о
том, что бессознательное - это часть индивидуального дискурса, дополняющая Я до полноты и целостности. Но, помимо
структурного психоанализа, возможны и другие подходы к исследованию и разрешению проблем личности на основе текстов, составляющих порядок дискурса ее жизненного пути.
Между множеством текстов, составляющих переплетение
человеческой жизни, существуют определенные отношения,
природу которых удобно объяснить в рамках предложенной
Ю.Кристевой концепции гено- и фено-текста. Гено-текстом
она называет исходную систему смыслов и значений, усвоенную индивидом на ранних стадиях развития. Способность
к различению Я и не-Я, субъекта и объекта, позитивных и
негативных сторон существования, лежащая в основе деятельности сознания система бинарных оппозиций, структурно
соответствующая билатеральной симметрии мозговых функций, формирует гено-текст, находящуюся на предъязыковом
уровне основу семиотической деятельности:
То, что мы смогли назвать гено-текстом, охватывает все
семиотические процессы (импульсы, их рас- и сосредоточенность), те разрывы, которые они образуют в теле и в
экологической и социальной системе, окружающей организм (предметную среду, до-эдиповские отношения с родителями), но также и возникновение символического, становление объекта и субъекта, образование ядер смысла,
167
относящееся уже к проблеме категориальности: семантическим и категориальным полям (цит. по 6, с. 135).
Этот гено-текст (примерно соответствующий символическому у Лакана) лежит в основе всех создаваемых личностью
фено-текстов - устойчивых, подчиняющихся правилам языка,
иерархически организованных семиотических продуктов, участвующих в процессе межличностного взаимодействия и общения. Фено-тексты - это реальные тексты, отдельные
фразы и высказывания, различные типы дискурса, воплощающие определенные намерения субъекта, тогда как генотекст есть абстрактный уровень доязыкового, довербального функционирования личности.
Беседа клиента с психотерапевтом - один из таких фено-текстов, и его характерной особенностью является более тесная, по сравнению с другими текстами, связь с генотекстом, ибо "вписанные" в последний невротические проблемы являются основной интенцией говорящих субъектов.
При этом фено-текст психотерапевтической беседы отнюдь
не является просто рассказом о жизненных трудностях и
личностных проблемах. Здесь на первом месте саморепрезентация - самораскрытие и самопредъявление, декларирование и утверждение индивидуальной системы ценностей и личностных смыслов, пестрая смесь искренних признаний и психологических защит. Как пишет в "Заметках о
роли языка в учении Фрейда" Э.Бенвенист,
субъект пользуется речью и рассказом, чтобы "представить" себя себе самому таким, каким он хочет видеть себя
сам и побуждает "другого". Его речь - это зов и мольба,
призыв, порой неистовый, обращенный к другому через речь,
в форме которой он отчаянно стремится к самоутверждению,
призыв часто неискренний, с целью придать себе индивидуальность в собственных глазах. Самим фактом речи к кому-то
говорящий о себе вводит другого в себя и благодаря этому
постигает себя, сравнивает себя, утверждает себя таким,
каким он стремится быть, и в конце концов создает себе
прошлое ("историзирует себя") посредством рассказанной
истории, неполной или фальсифицированной. Язык здесь,
таким образом, используется как речь, становясь выражением сиюминутной и трудноуловимой субъективности, которая
неотъемлема от диалога (4, с. 117).
Отмеченное многими психотерапевтами единство автора и текста (клиента и его рассказа о себе и своих пробле168
мах) позволяет строить умозаключения о первом на основе
анализа второго. Однако в психотерапии процедура такого
анализа определяется преимущественно психологическими теориями (строения личности, детерминации поведения, этиологии невроза и т.п.) и почти никогда не зависит
от самого текста, его лингвистических особенностей, структуры или функций. Между тем структуралистская парадигма
текстового анализа, сформулированная в работах Ж.Делеза, Ж.Дерриды, М.Фуко и особенно Р.Барта, открывает широкие возможности в этом направлении.
Рассказывающий о себе клиент выступает в роли автора.
Согласно М.Фуко, понятие "автор" может соотноситься с
четырьмя основными функциями. Первая-это присвоение
дискурса, который, прежде чем стать "имуществом, вовлеченным в кругооборот собственности, был жестом, сопряженным с риском" (9, с. 23). Продукт дискурсивной практики был собственностью, равно как и продукты телесных усилий или социального статуса. Вторая функция - это отчуждение: в создаваемых человеком текстах отчуждались его
характеристики, особенности, желания и взгляды. Третья и
четвертая функции состояли соответственно в анонимности
автора и/или атрибуции ему какого-либо текста. Анонимность автора-характерная особенность Средневековья, в
этот период автор предпочитал указывать не имя, а традицию, к которой он принадлежал, черпая в ней авторитет,
отсутствующий (за немногими исключениями) у отдельной
личности. Атрибуция текста конкретному автору фактически
утверждала определенное единство стиля (письма, по Барту), позволяла сравнивать и сопоставлять серии текстов,
разобраться в проблеме влияний и заимствований.
В психотерапевтических текстах эти функции имеют свою
специфику. Элементы отчуждения, как правило, доминируют
над присвоением - сама потребность выговорить себя указывает на желание избыть, устранить из круга непосредственных переживаний те или иные события, факты, чувства.
Тем же обусловлен катартический эффект психотерапевтической беседы. С другой стороны, упрямое желание клиента
следовать деталям своего рассказа даже после того, как в
беседе обнаруживается его неточность или неадекватность
реальному положению вещей, может быть результатом функции присвоения. Отчуждение часто связано с анонимностью:
приписывая те или иные аспекты дискурса отдельным фрагментам личности клиента (неконтролируемым аффектам, защитным механизмам, бессознательным комплексам), терапевт избавляет его от ответственности, а употребление
169
специального термина ("проекция анимы", "контрадикторная замена") и вовсе позволяет клиенту почувствовать себя
частью достойной уважения традиции.
Рассказ клиента, как и любой рассказ вообще, состоит из
повествования, регистрирующего ряд последовательных
действий и событий, и описания людей или объектов, рассматриваемых симультанно, как находящихся в одной и той
же временной точке, не зависящей от времени повествования. Характер дискурса варьирует от простого пересказа, изложения сути дела до подражания чужой речи, интонациям,
телодвижениям - миметического копирования. Присутствие
мимесиса в рассказе обычно указывает на желание клиента
воспроизвести, процитировать Значимого Другого - как и в
случае литературной или научной цитации это обличает
стремление найти дополнительную поддержку словам, добавочный аргумент в пользу собственной точки зрения.
Исследование структуры создаваемого клиентом текста,
этого "автономного единства внутренних зависимостей" позволяет терапевту увидеть и понять такие стороны личностных
проблем, которые мало доступны обычным приемам сбора
информации - эмпатическому слушанию, сортировке неконгруэнтностей и т.п. Приведу простой пример.
Клиентка (Марина Л.) пришла на очередной сеанс, как
всегда, недовольной и унылой, и с ходу начала жаловаться
на неудачно проведенный отпуск, состоявший, по ее словам, из цепи неприятностей различного масштаба. Лицо и
мимика, тембр голоса были полностью конгруэнтны содержанию рассказа:
К: Поехала я отдыхать в Судак, в военный санаторий.
Путевка "горящая", билет пришлось покупать за два дня до
отъезда - естественно, купейный в Крым не достать, измучилась в дороге. Поезд грязный, тащится медленно.
Приехала в Симферополь, а там дождь, ливень ужасный.
И все время почти шли дожди - ни позагорать, ни погулять
в свое удовольствие. Можете себе представить, что такое
на курорте постоянно плохая погода. Прямо разверзлись
хляби небесные.
Т: Но ведь в этом никто не виноват.
К: Да, но пришлось буквально сутками сидеть в корпусе.
Соседка - женщина лет пятидесяти, какие у меня с ней
общие интересы? Поговорить не о чем. Правда, были и
другие, более приятные соседи. Но вообще отдыха как такового не получилось. Сплошная скука и дожди.
Т: И никаких развлечений?
170
К: Ну как же. Одно, по крайней мере, было - у меня из
комнаты украли сумочку. Правда, там ничего особенно
ценного и не было - очки темные, мелочи всякие... Я
даже догадывалась, кто это сделал - была там ужасная
женщина, почти бомж - опустившаяся, оборванная какаято. И все время рыскает по корпусу, все ей интересно. Но
ведь кому об этом скажешь?
Т: Мне трудно представить, чтобы за две недели на юге
не случилось ничего хорошего.
К: Ну, в самом конце я съездила в Новый Свет. Говорят,
это одно из самых красивых мест в Крыму. Мне, во всяком
случае, понравилось.
Т: Но в целом с отпуском Вам не повезло?
К: Ну да, наверное, так можно сказать. Но ведь сейчас
и жизнь какая-то вся не такая, как следует. Денег особых
нет, друзья... Люди уже не те, что раньше были. Возможности ведь зависят от многих вещей.
Т: А что зависит от Вас?
К: А, от меня ничего не зависит.
Т: То есть Вы ко всему в своей жизни как бы ни при чем?
К: Нет, конечно нет. Но реально я мало на что могу влиять. И, знаете, возникает такое ощущение, что я же еще и
виновата.
Т: В чем?
К: Да во всем. Вплоть до плохой погоды во время испорченного отпуска.
Т: Ну, погоду действительно изменить трудно. А вот все
остальное можно попробовать.
К: Не вижу смысла. От любых изменений я давно уже
ничего хорошего не жду.
В цитируемом дискурсе бросается в глаза целый ряд
особенностей. Прежде всего изолированность автора от
излагаемых событий. Марина все время отстраняется, отчуждается от сказанного. Как и в своей жизни, в этом тексте, в его деталях и фабуле она "ни при чем". Нет описаний
действий или событий, в рассказе (как и на курорте) ничего
не происходит. Здесь нет ни повествования, ни описания.
явно ожидала событий, что-то должно было произойти - и
ничего не случилось. Кроме мелкой кражи, о которой тоже
рассказывать особенно не хочется.
Конец текста очень прозрачен. Основная проблема Марины в том, что ее жизнь давно ее не устраивает, но она не
хочет что-либо менять. Демонстративное признание собственной вины ни к чему не обязывает. Она не готова к изменениям, ничего хорошего от них не ждет. От нее ничего не
171
зависит. Выделенные жирным шрифтом слова образуют своего рода "рассказ в рассказе", который фактически является
психотерапевтическим анамнезом. Это экзистенциальный
феномен, крик о помощи, спрятанный (не особенно глубоко)
внутри текста. При отсутствии сложной структуры, изощренной семантики перед нами в чистом виде - текст как жизнь.
Существуют и более сложные техники. Одна из наиболее
подробных и фундаментально разработанных процедур
текстового анализа предложена Роланом Бартом. Понятие
текста было основополагающим в его работах. Барт рассматривал текст как динамический, находящийся в постоянном движении и развитии феномен, принадлежащий дискурсу, выходящий далеко за пределы доксы расхожего мнения. В силу своей множественности, смысловой неоднозначности текст всегда парадоксален. Бесконечное множество смыслов обусловлено тотальной символической природой текста, уловить и классифицировать их все невозможно. Цель аналитика состоит в другом:
Задача видится скорее в том, чтобы проникнуть в смысловой объем произведения, в процесс означивания. Текстовой анализ не стремится выяснить, чем детерминирован данный текст, взятый в целом как следствие определенной причины; цель состоит скорее в том, чтобы увидеть,
как текст взрывается и рассеивается в межтекстовом пространстве... Мы будем прослеживать пути смыслообразования. Мы не ставим перед собой задачи найти единственный смысл, ни даже один из возможных смыслов
текста. Наша цель - помыслить, вообразить, пережить
множественность текста, открытость процесса означивания (1, с. 425).
Именно такую задачу приходится решать психотерапевту
каждый раз, когда он слушает своего клиента. Никто и никогда не обращается по поводу одной-единственной, локальной проблемы, ни один рассказ не является точным и
однозначным, ни одно высказывание, даже самое простое,
не имеет единственного смысла, точного значения. Наиболее часто встречающийся в психотерапевтическом дискурсе речевой оборот- "Вы понимаете?" Дело ведь не в том,
что терапевт непонятлив, невнимателен - просто клиент
снова и снова подчеркивает смысловое многообразие всего того, что обсуждается на сеансе.
Любой текст включает не только множество смыслов, но
и множество способов передачи смысла, он сплетен из не172
обозримого количества культурных кодов - символов, заимствований, реминисценций, ассоциаций, цитат, отсылающих ко всему необъятному полю жизни как культурного
феномена. Иными словами, ни говорящий, ни слушающий,
ни терапевт, ни клиент не отдают себе отчета в том, какие
именно оттенки значений и смыслов вспыхивают на каждой
отдельной грани рассыпанного, раздробленного (терминология Барта) текста.
Но это вовсе не отменяет необходимости понять и уловить смысл того, о чем идет речь. Развивая эту метафору
дальше, можно сказать, что многочисленные цветные стеклышки рассказа клиента должны сложиться в целостный,
завершенный узор в терапевтическом калейдоскопе. И предложенная в работе "S/Z" изящная процедура анализа текстовых кодов может с успехом применяться в психотерапии.
Правда, некоторые терапевты, которых я знакомила с этой
техникой, сочли ее (вслед за критиками Барта) "несколько
изнурительной задачей", но, в конце концов, кто сказал, что
психоанализ легче?
Итак, в любом тексте существует пять кодов, организующих (точнее, размечающих) его семиотическое пространство. Барт называет кодами ассоциативные поля, сверхтекстовую организацию значений, которые навязывают представления об определенной структуре. Коды - это определенные типы уже виденного (читанного, слышанного, деланного), своей семантикой отсылающие к образцам этого
"уже". Акциональный или проэретический код образуют
действия и их последовательности. В этом коде клиент описывает основные события своей жизни, поступки (собственные и других людей), вообще любые изменения, происходящие во времени и пространстве. Тематически элементы акционального кода группируются в эпизоды, которые
можно назвать Встреча, Разговор, Ссора, Утрата и т.п. Например: "Он стал приходить все реже. Часто забывал о свиданиях, опаздывал. Потом позвонил и сказал, что уезжает. Я
хотела его проводить, а он замялся и не захотел." АКЦ: Уход.
Семный код (сема-единица значения, плана содержания)
образован многочисленными ассоциативными значениями
слов и выражений - как индивидуальными, так и принадлежащими социальной группе (социолектными). В семном коде
воплощены коннотации, множество означаемых, скрытых
смыслов, которые могут подразумеваться клиентом в ходе
своего рассказа. В предыдущем примере в семном коде может быть Несправедливость или Обида. Другой пример: "Когда я говорил о своей работе, о психологии, они (девушки)
173
скучнели, утрачивали живость, не могли поддержать разговор. Я чувствовал, что слова мои падают в какой-то колодец-без отзвука, без дна." СЕМ: Пустота,
В символическом коде отражается система оппозиций,
свойственная любому культурному пространству. В нем существует обширная область антитезы - образования, включающего два противоположных члена (А/В). Появление одного из них заранее предполагает, что рано или поздно неминуемо появится второй: "Он был женат. Мы встречались два
раза в неделю в течение десяти лет. А по субботам и воскресеньям я оставалась одна. С тех пор я не люблю ни
суббот, ни воскресений." СИМВ: Он женат / Я одинока. В
предыдущем примере в символическом коде антитеза: Я
говорю / Они не могут (поддерживать разговор).
Антитетическое мировосприятие ("либо-либо", "если,
то") очень часто является источником трудностей и жизненных проблем. Заранее ограничивая горизонты своих представлений, сводя их к простому взаимообусловливанию или
взаимоисключению, человек оказывается в огороженном
стеной Антитезы жизненном пространстве. По мнению Барта, Антитеза является самой устойчивой риторической фигурой, выработанной- мышлением в ходе систематизаторской работы по называнию и упорядочению мира:
Испокон веков Антитеза призвана разъединять; она
ищет опору в самой природе противоположностей - природе, которой свойственна непримиримость. Члены Антитезы отличаются друг от друга не просто наличием или отсутствием того или иного признака, их различие отнюдь не
вытекает из диалектического процесса взаимодополнения
(невесомость против полновесности); напротив, Антитеза это проивоборство двух полновесных элементов, застывших
друг перед другом в ритуальной позе, словно два тяжеловооруженных воина; Антитеза - это фигура, воплощающая
некое неизбывное, извечное, от века повторяющееся противостояние; это образ непримиримой вражды (3, с.39).
Рассказывая о своей проблеме, клиент, как правило, говорит и чувствует антитетически, он не способен заглянуть
по ту сторону стены, где, возможно, находится ее решение.
Психотерапевт, способный показать глубинный, символический смысл Антитезы, помогает "взобраться" на эту стену
без двери, совместить несовместимое, и даже проникнуть
сквозь нее. Последнее Барт называет трансгрессией. Это
понятие, как я покажу дальше, успешно "работает" в тера174
певтической практике.
Четвертый код - герменевтический или энигматический - это код Загадки, определенным образом ее формулирующий, а затем помогающий разгадать. Эта загадка и
есть проблема, с которой пришел клиент, он редко говорит
о ней прямо, с достаточной полнотой. Указаниями для терапевта обычно служат коннотативные значения и смыслы - различные ассоциации, возникающие по ходу беседы.
Иногда догадка возникает неожиданно быстро и бывает
очень эффективной. Приведу пример, заимствованный из
книги А.Ф.Бондаренко (5). Отвечая на вопрос о семейной
жизни, клиент долго рассказывал, какая у него замечательная, чудесная жена.
Клиент: Она - изумительная женщина... Просто изумительная...
Психолог: В таком случае с нею, наверное, нелегко жить?
(ГЕРМ)
Клиент: Да, черт побери! Не то слово...
Наконец, пятый коп-культурный или код референции отражает некоторую сумму знаний, выработанных обществом - правил, мнений, установок, обычаев и т.п. В этом
коде существуют разнообразные подразделения - он может быть хронологическим, социальным, научным, политическим, географическим. При отсутствии опоры на такого
рода расхожие знания текст стал бы неудобочитаемым было бы невозможно локализовать время и место действия,
социальную принадлежность героев, понять природу связывающих их отношений. Пример: "Я не знаю, откуда у него
(коллеги) взялось стремление мне "тыкать". Я всегда подчеркнуто обращаюсь к нему на "Вы". А он то и дело сбивается на неуместное панибратство". РЕФ: Нарушение норм
коммуникации.
Культурный код часто образован скрытыми цитатами, отсылками к отдельным историческим периодам или областям знаний, искусства, литературным традициям. Теперь,
правда, чаще всего встречаются отсылки к рекламным текстам, популярным шлягерам или телесериалам. Например:
"Я целыми днями на нашей фазенде вкалываю, как рабыня.
И поливаю сама, и перекапываю. А муж сидит на веранде
и с соседом разговаривает-неудобно при чужом человеке
его подгонять". РЕФ: Телесериал "Рабыня Изаура". СИМВ:
Антитеза - Я вкалываю / Он сидит. СЕМ: Рабство.
Таким образом, в психотерапевтической беседе, как и
художественном (и любом другом) тексте существует "сте175
реофоническое пространство, где пересекаются пять кодов, пять голосов - Голос Эмпирии (проэретизмы), Голос
Личности (семы), Голос Знания (культурные коды), Голос
Истины (герменевтизмы) и Голос Символа" (3, с.ЗЗ). Эти голоса, переплетаясь между собой, лишают происхождения само высказывание клиента. Однако терапевт, последовательно
выделивший и проанализировавший отдельные "партии",
быстро и эффективно разрешит проблему, разгадав Загадку в герменевтическом коде.
Приведу пример использования бартовской техники анализа текста в психотерапевтической практике. Клиент, молодой интеллигент (Игорь К.), жаловался, что зашел в тупик
из-за того, что никак не может научиться правильно строить
свою жизнь, точно рассчитывать усилия, необходимые для
реализации намеченных планов. Беседа складывалась следующим образом:
К: Я много думал над тем, как люди организуют свою
жизнь. Не планируют, а именно организуют - потому что
реальная жизнь весьма от планов далека. Одно дело, если
человек не задумывается над тем, как складывается его
жизнь, и просто плывет по течению, и совсем другое когда он относится к этому сознательно. Трудно понять, как
же перейти от планов, целей и желаний к целостной жизни.
Вы понимаете? Не какую-то конкретную цель наметить и
добиться, а сделать так, чтобы вся жизнь была упорядочена,
а не складывалась бессмысленно и хаотично.
Здесь видно, как начинают просвечивать основные коды.
АКЦ: Организация жизни. СЕМ: Трудно бессмысленно. СИМВ;
Сознательно (задумывается) / бессознательно (плывет по течению). Намечается центральная антитетическая оппозиция
"порядок / хаос" Первый член явно позитивный, он связан с
активностью, движением, осмысленностью, второй - со статичностью, он переживается как дискомфортный.
Т: Жизнь не должны быть бессмысленным хаосом?
К: Ни в коем случае! И; однако, я думаю, что у большинства людей это именно так. Мне кажется, мало кто задумывается над тем, что лежит в основе его жизни. Люди живут
как-то стихийно... если хотите - бессознательно.
Т: Вам это не подходит?
К: Нет. Я привык поступать сознательно, для того и голова на плечах. Вы не думайте, я вовсе не такой уж сухой
рационалист. Я кое-что читал про бессознательное и своих
желаний не подавляю. Но ведь жить бессознательно нельзя!
176
АКЦ: Жизнь. РЕФ: сознание / бессознательное. Здесь
в культурном коде (в данном случае - научном, психологическом) находит дальнейшее развитие антитеза "хаос / порядок". СЕМ; Порядок (может быть) только сознательным.
В герменевтическом коде Загадка почти полностью сформулирована: Так жить нельзя. Она имеет природу фиксированной личностной установки.
Т: Почему?
К: Ну как же! В человеке должно преобладать разумное
начало, иначе его усилия просто не будут эффективными.
АКЦ; Жизнь. СЕМ: Усилия. СИМВ: Все та же антитеза "разумное (эффективное) / неразумное (стихийное, хаотическое)". Далее терапевт решает откликнуться на загадку и начинает ее разгадывать - а как же можно? Его последующие
реплики резко меняют энигматический код.
Т: Но ведь некоторым людям претит сама идея организации жизни. Жизнь хороша именно своей стихийностью,
непредсказуемостью - в этом ее прелесть.
АКЦ: Организация жизни. СИМВ: "организация претит
/ стихийность прелестна". Это новая антитеза, предлагающая одно из возможных решений Загадки.
К: Я понимаю, о чем Вы. В конце концов, нас семьдесят
лет организовывали - и что теперь? И где все это? И в то
же время, я считаю, и в обществе, и в индивидуальной жизни должен быть какой-то порядок.
ГЕРМ: Ответ (возможное решение) отвергается. СЕМ: Понимание. РЕФ: Код Истории. Код Поэзии ("И что теперь? И где
все это?" - цитата из стихотворения Тютчева, обращенного к
ААДенисьевой). Терапевт также отвечает цитацией:
Т: Я у кого-то прочла, кажется, у фон Неймана: "Хаос-это
не беспорядок, это порядок высокой степени сложности".
СИМВ: Антитеза "хаос / порядок" преобразуется в свою
противоположность. Такой прием Барт называет трансгрессией - терапевт, "взобравшись на стену Антитезы", предлагает диаметрально противоположную точку зрения. СЕМ:
177
Порядок. РЕФ: Код Науки.
К: Ну, с этим я, как физик по образованию, вполне согласен. Как раз ведь в этом и проблема - как управлять
таким "порядком высокой степени сложности", как сделать
это в реальной жизни? Ведь сейчас последствия любого,
самого простого и разумного действия часто совершенно
непредсказуемы. Ничего нельзя знать заранее, даже расписанию автобусов верить нельзя.
СЕМ: Знание, Порядок, Управление. АКЦ: Жизнь. ГЕРМ: -Как сделать (жизнь)? РЕФ: Код Социального - взаимная лен в данном примере
акциональный код, насколько едино
согласованность. СЕМ: Согласие, семное пространство.
Т: Где уж тут составить расписание своей жизни! Знаете, "осT и Голос
Эмпирии
ведут стройную, согласованную мепокамы с Вами говорили, мне пришла в голову одна мысль: лодию под
названием
"Упорядоченная жизнь". Антитеза Полюди, которые хорошо сознают, что им в жизни нравится, РЯДОК / Хаос для
Игоря
весьма остра, поэтому терапевт
доставляет удовольствие, зачастую именно этого как раз и предлагает
подождать,
"посидеть на этой стене", прежде чем
не делают, преодолевать ее. Не торопиться это делать.
К: Да, это так. Я вот смотрю на своего шефа: образец К: Что-то я не пойму, что
Вы имеете в виду.
организованности и человек долга. А занят вечно чем угод- Т: Если чего-то
очень
сильно хочется, то одна из осоно, только не тем, что ему нравится, бенно неудачных стратегий _ быть
категоричным и нетерТ: Его жизнь хорошо организована? пеливым. Ведь в целом Ваша жизнь
складывается
не так
К: Да он в этом смысле почти идеал. УЖ плохо? Скорее даже наоборот?
АКЦ: Жизнь. СЕМ: Организованность. СИМВ: Антитеза А-- Я, кажется, понял,
что Вы
хотите сказать. Что-я
"организованность, долг / удовольствие от жизни", j слишком жестко пытаюсь
структурировать свою жизнь, да?
ГЕРМ: Почему? 1 Очень похоже. Я думаю, Вы вполне можете позволить
178
Т: Как-то Вы это без энтузиазма произнесли. Ведь он себе немножко хаоса.
достиг того, о чем Вы мечтаете? АКЦ: Жизнь. СЕМ: Позволение. СИМВ: Хаос
/
Структура.
К: Да нет, не совсем так. Конечно, он все делает пра- ГЕРМ: Разгадка: можно
позволить себе (нечто, беспорядок,
вильно, но я думаю, что радости ему это приносит мало. многое, не
торопиться).
Скорее, он удовлетворен тем, что всегда поступает так, как К (смеется): Ну уж,
во всяком случае, могу позволить
следует, как должно. А мне бы хотелось не только делать все, себе подождать.
В
том числе, и пока хаос мне не начнет
как должно, но и то, что нравится. А между этим часто при- нравиться. Хотя,
видимо, что-то в нем такое есть...
ходится выбирать. Не всегда можно делать то, что нравится. СЕМ: Позволение.
АКЦ:
Удовольствие. ГЕРМ: Разгадка
АКЦ: Действие, Поступок. СЕМ: Выбор. ГЕРМ: Продолже- , принимается.
ние загадки "Как жить?" Далее снова следует трансгрессия: j Т: Главное - не
торопиться.
Т: Но в этой ситуации с выбором можно и подождать. К: Да, я понял это.
Спасибо
большое!
К: Как это?
Т: Подождать, пока то, что нравится, не совпадет с тем, Барт называл такой
анализ замедленной съемкой прочто нужно. Или там должно, цесса чтения, подчеркивая, что в нем важно
уделять
вниК: А если не совпадет? мание тончайшим оттенкам значений, всем нюансам
переТ: Подождать еще немного, плетения кодов. В данном примере я приводила
лишь те
Терапевт снова отвергает антитетическое восприятие жиз- коннотации,
которые
прямо работали на конечную цель сени, предлагая клиенту оценить возможность получения радости анса, в
действительности их, конечно же, много больше.
(удовольствия) от неорганизованной, хаотичной жизни. Загад- Содержащаяся в
герменевтическом коде Загадка имела обка, представленная в герменевтическом коде, ясна: Игорь рас- ратную
формулировку: вместо "заорганизованности" 179
сматривает жизнь как процесс, требующий непрерывной регу- тревога по
поводу
того, насколько достаточна уже имеюляции, постоянного сознательного управления - это для него щаяся
организация.
Соответственно напряженная Антитеза
условие движения, развития и роста. Показательно, как стаби- потребовала
"мягкого" варианта медиации: вместо ответаразгадки "расслабься" был предложен вариант "не спеши".
Однако беседа могла пойти и по другому руслу- скажем,
если бы терапевт выбрал иные ориентиры в семном коде
(эффективность, а не удовольствие) или предложил трансгрессию в сторону случайности вместо возможности не
торопиться. Из кодов-нитей можно сплести любую ткань.
Итак, предложенная Бартом процедура текстового анализа
позволяет приподнять создаваемый на психотерапевтическом сеансе текст, прикрывающий, подобно завесе, сущность
проблемы и множество окружающих ее, роящихся вокруг нее
смыслов. Онтологизация текста, выступающего эпистемологической моделью реальности, позволяет изучить ее очень
подробно. Да и сама техника методичного и тщательного
"развинчивания" дискурса доставляет немало удовольствия.
Опыт показывает, что многие клиенты (особенно гуманитарии, склонные к самоанализу и нередко страдающие от "самокопания"), с энтузиазмом продолжают это занятие самостоятельно. Действительно, текстовый анализ способен внести
нечто новое в развитие человеческого самосознания - ведь
фактически он исследует означивание как процесс возникновения смыслов, порожденный чувственной практикой. Будучи спроецирован на весь континуум культуры, он позволяет
человеку ощутить себя одновременно ее частью и пользователем, объектом и субъектом. Как замечает в "Удовольствии
от текста" сам Барт,
Удовольствие возникает за счет того, что человек воображает себя индивидом, создает последнюю, редчайшую
фикцию - фикцию самотождественности. Такая фикция
уже не является иллюзорным представлением о единстве
собственной личности; напротив, она оказывается своего
рода общественными подмостками, где развертывается
зрелище нашей множественности; наше удовольствие индивидуально, но отнюдь неличностно (1, с.514).
Мне кажется, психотерапия только-только начинает осваивать структуралистскую парадигму. Слишком мало пока
180
самих работ, да и тексты Христовой и Фуко, Барта и Делеза
посложней, чем стандартные американские руководства по
достижению счастья и успехов. Но со временем психотерапевтический дискурс займет свое место в ряду речевых
практик, составляющих точку приложения постмодернистских идей и, соответственно, структуралистское мировоззрение утвердит себя в качестве еще одного способа методологической рефлексии в психотерапии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. - М.,
1994.-616 с.
2. Барт Р. Нулевая степень письма / в кн. "Семиотика", М.,
1983, с. 310-396.
3. Барт P. S/Z. - М., 1994. - 303 с.
4. Бенвенист Э. Общая лингвистика. - М., 1974. - 447 с.
5. Бондаренко А.Ф. Психологическая помощь: теория -и
. практика. - К., 1997. -215 с.
6. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. - М., 1996. - 255 с.
7. Структурализм: за и против / ред. Е.Я.Басин, М.Я.Поляков. - М., 1975. - 468 с.
8. Танатография Эроса / ред. С.Л.Фокин. - СПб., 1994. 346 с.
9. Фуко М. Воля к истине. - М., 1996. - 448 с.
Послесловие
ПРОТИВ ПСИХОТЕРАПИИ
Психотерапия - очень увлекательное занятие. Даже если отбросить вездесущее влияние моды, имидж психотерапевта хорошо вписывается в систему ценностей современника. Эта профессия отвечает гуманистическому идеалу
взаимной помощи, которую люди оказывают друг другу в
силу своей социальной природы, взаимозависимости и экзистенциальной потребности в том, что французский персоналист Э.Левинас называл "бытие перед лицом Другого".
Стремление помочь человеку, измученному душевным
страданием, запутавшемуся в понятных (для психологапрофессионала) вещах, в трех соснах межличностных отношений, настолько естественно, что движимый им психотерапевт может долгое время вообще не задумываться над
простым вопросом: а зачем?
С одной стороны, стремление к счастью и благополучию
является нормой, так что психотерапевтическая помощь
181
есть дело хорошее, полезное и всячески одобряемое обществом и государством. С другой стороны - есть в этом
нечто сомнительное, неудобное и смущающее. Для самоуважения, саморепрезентации, если уж прямо - для самодовольства. Не зря визиты к психотерапевту большинство
людей предпочитает держать в тайне. Конечно, нужно уметь
справляться с плохим настроением, душевным кризисом,
беспричинным паническим страхом. Но одно дело - когда
депрессия проходит сама по себе, и совсем другое - когда
за нее берется психотерапевт или священник. А иногда и
вообще полезно носить какое-то время в себе страдания и
душевную боль. Они ведь тоже часть жизни.
Такой поворот мысли, в общем-то, не нов для психологии и философии, интересные размышления по этому поводу можно найти в работах Ф.Ницше, С.Кьеркегора, Ж.П.Сартра, Э.Мунье. Однако большинство экзистенциалистских сочинений так или иначе обсуждают проблему смысла
или бессмысленности человеческого существования и ставят проблему счастья или страдания индивида в прямую
зависимость от ее решения. Оптимизм, пессимизм, стоицизм, гедонизм или аскеза, предлагаемые в качестве альтернативных способов мировосприятия и существования,
остаются при этом всего лишь операциональными аспектами бытия, отвечая на вопросы "почему", "как", "ради чего".
Есть много хороших ответов, некоторые из них просто великолепны: наше бытие - это бытие к смерти, быть человеком - значит, быть виновным и т.п.
Гораздо интереснее об этих вещах пишет французский
писатель и философ Жорж Батай, известный мастер выражать невыразимое и соединять несоединимое. Его "Внутренний опыт"( 1943) и особенно "Слезы Эроса"( 1961) сформировали новую, равно далекую и от Гегеля, и от Ницше,
традицию понимания рациональных и иррациональных, сознательных и бессознательных, аполлонических и дионисийских сторон человеческой жизни. Говоря о двух противоположных тенденциях, направляющих ее - вожделении,
жгучей страсти и разумной заботе о будущем - Батай подчеркивает, что последняя -всего лишь средство обеспечения жизни, которое никогда не станет ее целью:
Вся цивилизация, эта возможность человеческой жизни,
зависит от разумного предусматривания средств обеспечения жизни. Но ведь жизнь, которую мы обязаны обеспечивать,
не сводится к этим средствам, делающим ее возможной. По
ту сторону рассчитанных средств мы ищем цель - или
182
цели - этих средств.
Банально ставить себе целью то, что со всей очевидностью есть лишь средство (3, с.271).
Целью же, по Батаю, может быть лишь отклик на вожделение, жгучую страсть, это свойство человеческой сущности он называет эротизмом:
Отклик на эротическое вожделение - также как на, возможно, более человечное (менее физическое) вожделение
поэтическое, или экстатическое (но как отграничить эротизм от поэзии или эротизм от экстаза?), - так вот, отклик
на эротическое вожделение и есть цель...
Сущность человека, как она дана в его сексуальности
которая есть исток и начало человека, - ставит перед ним
проблему, разрешение которой ведет к безумию.
Образ этого безумия дан в наивысшем эротическом переживании, в эротическом экстазе, оргазме, властно, наподобие
смерти, лишающем человека разума. Могу ли я всецело пережить эротический экстаз, не является ли это смертельно властное чувство предвкушением конечной смерти? (3, с.272).
Широкая трактовка эротизма как человеческого стремления насытить свое вожделение, жгучую страсть отчасти
напоминает фрейдовскую концепцию либидо, однако Батай
сосредоточен не на проблемах удовлетворения влечений,
а на том, что истинный эротизм есть путешествие на край
возможностей человека. Внутренний опыт и есть такое путешествие, осуществить его возможно, лишь содрав с себя
обман и страх, надежду на благополучие и душевное здоровье. Каждый может не совершать этого путешествия, но
если отправиться в него, придется отринуть любые авторитеты и ценности - кроме самого опыта, который и становится высшей ценностью и авторитетом.
Такое путешествие, я думаю, знакомо многим людям.
Равно как и его условия - откладывание существования на
потом ради познания. "Говорить, думать значит, если только не шутишь... увиливать от существования: это не умирать, это быть мертвым. Это значит идти по потухшему и
покойному миру, по которому мы обычно тащимся: здесь
все подвешено, приостановлено, жизнь отложена на потом"
(7, с. 21). Привычное ощущение того, что какая-то часть
сознания, твоего Я бесстрастно наблюдает за всем происходящим в твоей жизни, планирует и регулирует. И проект
пожирает существование.
183
Путешествие на край человеческих возможностей есть
обратная сторона разумного и размеренного сознательного существования, составляющего фундамент современной
цивилизации. К.Г.Юнг, обсуждая компенсаторную природу
бессознательного, указывает на абсолютное доминирование функции сознания во всех сферах жизни:
Конкретность и направленность осознающего разума
являются чрезвычайно важными приобретениями, за которые человечество заплатило очень высокую цену, и которые, в свою очередь, сослужили ему большую службу. Без
этих качеств были бы невозможны наука, технология и цивилизация, поскольку все они предполагают непрерывность и направленность идущих в сознании процессов. Эти
качества абсолютно необходимы как государственному деятелю, врачуй инженеру, такипростомурабочему{6, с.16).
Однако спокойная и размеренная жизнь не всегда человеку по вкусу. Пресыщение, усталость - часто встречающаяся психологическая проблема. Многие психотерапевты
слышали жалобу на то, что "все вроде бы и есть, а жизни
нет". Нужна ли здесь психотерапия? Отклик теолога Габриэля Марселя на "Внутренний опыт" называется "Против спасения", он обвиняет Батая в чрезмерном увлечении излишествами (эксцессами) и непонимании сущности божественной любви. Тут можно вспомнить Ницше: "Христианство
дало Эроту выпить яду; он, положим, не умер от этого, но
выродился в порок". Зачастую именно психотерапия выполняет роль такого яда.
Предостерегая от крайностей, разрешая проблемы, предлагая помощь в трудных жизненных ситуациях, терапевт смещает акценты на средства вместо цели. По-настоящему
умелый консультант очень эффективно, незаметно и изящно осуществит профилактику путешествия на край человеческих возможностей. И что потом? И где все то, что было
жгучей страстью эротического экстаза, с могуществом смерти лишающего нас разума, областью сладострастия и безудержного ужасного исступления? Что хорошего в том, чтобы
заменить вакханалию "угрюмым топтанием заключенного по
своей темнице; бывает, что этот узник, пытаясь обмануть
свою тоску, выделывает кой-какие кульбиты; но кого можно
провести этой гимнастикой? Даже самого его нельзя"(3, с.53).
Не правда ли, очень похоже на психоанализ?
Рассуждая о возможностях и последствиях психотерапии,
интересно получить ответ на вопрос о том, как соотносятся
184
между собой психотерапевтическая помощь и опыт-предел
(термин Мориса Бланшо для обозначения сущности внутреннего опыта у Батая). Первая содержит в себе утешение, советы, позитивный опыт общения и взаимопонимания, безоценочное принятие, ответы на вопросы, продуктивные алгоритмы получения экзистенциально значимых знаний, навыков и умений, поддержку, теплоту - и еще массу аналогичных, приятных и полезных вещей. Опыт-предел вообще не
является конструктивным:
Опыт-предел - это ответ, который получает человек, когда
решил радикально поставить себя под вопрос. Это решение,
компрометирующее всякое бытие, выражает невозможность
человека остановиться - ни на миг, ни на одном утешении
или какой бы то ни было истине, ни на интересах или результатах действия, ни на достоверностях знания или веры... Однако эта страсть негативной мысли не принижает человека,
не сражает его бессилием, не приговаривает его к невозможности самоосуществления (3, с.67).
К числу известных экзистенциальных потребностей человека (в любви, понимании, самоактуализации, счастье)
Батай прибавил еще одну - потребность быть всем. Удовлетворение этой потребности - со всей полнотой, с предвкушением опыта предела - требует от индивида господства над всеми категориями знания, возможностей совершенного дискурса, оторванного от любых форм порабощения. Действия же, увлекающие нас к этому, являются чистой
"негативностью": человек достигает удовлетворения, решившись на непрестанную неудовлетворенность, он доходит до совершенства, поскольку идет до края самоотрицания.
Можно сказать, что он касается абсолюта, поскольку обретает
власть и силу преобразовывать в действие негати вность,
ничто. "Он можетдостичьабсолюта.-пишетБланшо,-уравнивая себя со всем и делая это все достоянием своего сознания, но тогда становится очевидным, что страсть негативной мысли превышает этот абсолют, ибо даже перед лицом
такого ответа она способна ввести вопрос, подвешивающий
этот ответ, способна перед лицом этой всезавершенности
удержать ту настоятельность, что под видом оспаривания делает ставку на бесконечное"(3, с. 69).
Иными словами, опыт-предел - это опыт вожделения
человека без желаний, опыт недовольства у субъекта полностью удовлетворенного, это жгучая страсть чистого изъяна, где имеет место свершение бытия, всемогущества и
185
всеведения. Говоря о внутреннем опыте, не только Батай,
но и другие мыслителя подчеркивают его духовный, мистический характер. Опыт восхождения к человеческой сущности многократно подвергался философской рефлексии,
но сравнительно редко исследовался в качестве непосредственного опыта переживания. Психотерапия, стараясь избавить личность от негативности, препятствует выражению
человеческой сущности как вечного недостатка, изъяна
(Лакан называл это зиянием), дающего право и смелость
ставить себя под вопрос. Данную во внутреннем опыте настоятельность праздности и тщету знания (слова), настоятельность расходования и уют провала трудно поместить в
рамки психологической теории или философской системы,
но без нее невозможно привнести в человеческую экзистенцию вместе с полнотой бытия его пустоту:
Опыт-предел есть опыт этой пустоты, что на краю всякой
исполненноеT, опыт того, что имеет место вовне всего, когда
все устраняет всякое вовне, того, чего остается достичь,
когда все достигнуто, что остается узнать, когда все познано:
самого недоступного, самого неизвестного (3, с. 69).
В некотором смысле опыт-предел есть особая форма
совершенства, способ завершенного бытия - но с ничтожным зазором, сквозь который все, что есть, в любой момент
внезапно исторгается, выплескивается, вырывается вовне
силой прянувшей на свободу исступленной избыточности.
Экстатический характер этого опыта не отрицает, а утверждает его интеллектуальную значимость: потеря сознания
в экстазе есть "схватывание" собственной сущности на пределе разрыва и уступки всему. Внутренний опыт, опыт-предел
не обладает пользой или ценностью, не несет удовлетворения, он, по Батаю, "высвобождает из смысла совокупность
человеческих возможностей... вплоть до того умирания, из
которого мы черпаем свои последние истины"(7, с. 146).
Переживание внутреннего опыта в какой-то мере сродни
бессознательному существованию, опыт-предел - это
опыт участника экстатического ритуала, наркомана или шизофреника. Вряд ли стоит пропагандировать такие формы
поведения, но они существуют и, как любые другие, чему-то
учат человека - или оставляют в неведении. Я думаю, что
у психотерапии, кроме внутреннего опыта предела, есть и
другие альтернативы (как понятию "болеть" равно противоположны слова "умереть" и "выздороветь").
Урок Батая интересен и непрост, его можно резюмиро186
вать следующим пассажем из "Внутреннего опыта":
Каждому из нас легко заметить, что наука, внушающая
нам столько гордости, даже если она дополнена ответами
на все вопросы, регулярно задаваемые ей, оставляет нас в
конце концов в незнании; что существование мира не может
никоим образом перестать быть непостижимым. И никакое
научное (и вообще дискурсивное) знание ничего не может тут
поделать. Несомненно, что легкость, с которой мы понимаем
это или то, легкость, с которой мы даем многочисленные
решения разным проблемам, создает в нас впечатление,
будто мы развили в себе способность понимания (3, с.237).
С психотерапевтами такое случается достаточно часто.
Знание ответов на множество вопросов, умение находить решения самых разных проблем, отточенная способность понимания - все это краеугольные камни нашего профессионального мастерства. Верно и то, что, по мере его совершенствования достигнутые результаты интересуют все меньше и
меньше. Зато все чаще встает вопрос, с которого начиналось
это послесловие: а зачем? И ответ на него найти трудно.
ЛИТЕРАТУРА
1. Батай Ж. Литература и Зло. - М., 1994. - 166 с.
2. Введение в психотерапию / ред. С.Блох. - АмстердамКиев, 1997. - 280 с.
3.7анагофафия31роса/ред.С.Л.Фокин.- СПб., 1994.-346с.
4. Татенко В.А. Психология в субъектном измерении. К" 1996.-404 с.
5. Фуко М. Воля к истине. - М., 1996. - 448 с.
6. Юнг К.Г. Синхронистичность. - М.-К., 1997. - 320 с.
7. Bataille Georges, experience interieure. P., Gallimard, 1943.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение I
ЗЛОДЕЙКА
(Опыт анализа семиотических механизмов
метафорической коммуникации на символическом уровне)
Когда двое говорят друг с другом,
что-то на самом деле происходит.
Св. Клара
187
Исследование психологии Злодейки придется начинать
издалека, с объяснения ключевой метафоры, используемой
для понимания данного типа женщин. Вообще метафоры, эти
"рабочие гипотезы воображения" (С.С.Аверинцев), читателю
лучше всего формировать самостоятельно, опираясь на соответствующий контекст. Но в нашем случае контекст (систематически излагаемый) занял бы неоправданно много места,
так что в большинстве аспектов исходного материала поневоле придется ограничиться беглым пересказом отдельных
сюжетов и мотивов. Базовый текст (новелла Х.Л.Борхеса
"Злодейка") и несколько весьма показательных стихотворений приведены соответственно в Приложениях 2 и 3.
Мировая художественная практика (а также, полагаю,
личный опыт любого читателя-мужчины) содержит немало
типологий и классификаций женской природы. Среди женщин встречаются простушки, кокетки, солдатки, нимфетки,
пейзанки, журналистки, табуретки, тычинки, болонки, хозяйки и, наконец, злодейки. Этот последний тип богато
представлен образами роковых, демонических героинь,
среди которых наиболее известны имена Медеи, Елены,
Федры, Клитемнестры, Лорелеи, леди Макбет, Мата Хари
т.п. Один из лучших портретов Злодейки создан в ХУ111 столетии - это маркиза де Мертей из романа Шодерло де
Лакло "Опасные связи". Классические фигуры злодеек выведены в книгах Владимира Набокова, Генри Джеймса,
Марселя Пруста, Франсуазы Саган, Эрнеста Хемингуэя.
Трудно назвать поэта, чье творчество не вдохновлялось бы
la femme fatale - от Катулла до Иосифа Бродского, от Ефрема Сирина до Шарля Бодлера.
Злодейка не является фигурой полностью негативной, это
хорошо видно на примере реальных женщин. Натали Гончарова, Авдотья Панаева, Лу Андреас-Саломэ, Сабина Шпильрейн были незаурядными личностями и в то же время классическими образцами этого типа. Семантическое поле Злодейки содержит богатый набор свойств, а ключевые места
среди них занимают такие признаки, как ум, красота, непредсказуемость, женственность, коварство, очарование, власть,
неисчерпаемость, уверенность, демонизм, духовное богатство, смелость. Сущность Злодейки можно описать (очень кратко) как власть, очарование, угрозу и тайну.
Исследования женской психологии и по сей день крайне
немногочисленны, так что не удивительно, что Злодейка не
попала в число объектов психологического анализа. Тем не
менее в психоаналитической традиции следует отметить
ряд работ, имеющих некоторое отношение к разбираемому
188
вопросу. Это отдельные статьи З.Фрейда ("Табу девственности", "Женственность", "Женская сексуальность"), исследования Хелен Дейч и Карен Хорни (12), особенно "Недоверие между полами" и "Страх перед женщиной", работы
К.Г.Юнга и Роберта Джонсона. Большинство публикаций
посвящены описанию различий мужской и женской психики, особенно в сексуальных аспектах, и содержат попытки
проанализировать некоторую извечную опасность, исходящую от женщины. Типичны, например, рассуждения такого
плана: "Мужчина никогда не устает на все лады изображать
непреодолимую силу, влекущую его к женщине, и идущий
бок о бок с этим страх, что из-за нее он может утратить
себя или умереть... всегда и везде мужчина стремится избавиться от своего страха перед женщиной, пытаясь подвести под него объективную основу. "Дело не в том, - говорит он, - что я боюсь ее; дело в том, что она сама по себе
зловредна, способна на любое преступление, хищница, вампир, ведьма, ненасытная в своих желаниях. Она - воплощение греха" (12, с. 102-103).
Однако далеко не каждая женщина является Злодейкой. Их
очень немного, а настоящая, рафинированная Злодейка-редкая драгоценность, оценить и понять которую столь же
трудно, как и заполучить. Пресловутое предложение Клеопатры в "Египетских ночах" Пушкина обращено к тем, кто
способен купить (и, следовательно, оценить по достоинству) "ценою жизни ночь мою". Тема смерти всегда незримо
присутствует в ауре Злодейки. Интересную интерпретацию
(правда, всего только одну из возможных) связи между Злодейкой и смертью содержит сравнительно мало известная
работа Фрейда "Мотив выбора ларца" (11).
Обсуждая с психоаналитических позиций фольклорный и
мифологический мотив выбора мужчиной женщины (одной из
нескольких, обычно - из трех), Фрейд показывает, что речь
идет о выборе фигуры, олицетворяющей смерть. Ее характерные признаки-красота, молчаливость, подлинность и неотвратимость. Упоминая о природе человеческой судьбы,
олицетворяемой тремя богинями (это могут быть Оры,
Мойры, Парки, Норны, Валькирии), основоположник психоанализа говорит о роковом замысле (символически - Клото,
прядущая нить), превратностях судьбы (Лахесис, отмеряющая участь и вынимающая жребий) и неотвратимости смерти
(Атропа, прерывающая нить жизни). Но сам выбор, по мнению
Фрейда, внутренне противоречив. "Приходится с досадой отмечать, - пишет ученый, - как запутываются рассматривае189
мые нами ситуации, каким противоречивым становится их содержание... Именно третья из сестер становится тогда богиней смерти, олицетворяющей саму смерть, а ведь в суде Париса это богиня любви, в сказке Апулея - сравнимая с ней
красавица, в "Венецианском купце"-одна из самых прекрасных и умных женщин, в "Короле Лире"- единственная верная
и любящая дочь. Можно ли представить себе более явное
противоречие?" (11, с. 216).
Это противоречие Фрейд разрешает через понятие контрадикторной замены, поясняя, что защитные функции психики превращают неотвратимость смерти в ситуацию ее
свободного выбора. Он говорит об амбивалентности мифологической фигуры Афродиты-Персефоны, триединстве Гекаты, олицетворяющей Мать, Деву и Смерть (см. также работу Юнга "Психологические аспекты Коры", 13, с.178-201 ).
Разбирая финал "Короля Лира", Фрейд пишет о необходимом для каждого мужчины (на склоне лет) решении: отказаться от любви, выбрать смерть, примириться с неизбежностью ухода. Однако статья не дает ответа на неизбежный
вопрос о том, зачем такой выбор делают многие вовсе не
старые мужчины? "Самая прекрасная и достойная, заменившая богиню смерти, сохраняет черты зловещего, жуткого, по которым можно угадать ее истинные намерения" (11,
с .216) .Почему?
Кое-что может проясниться, если рассматривать данную проблему в контексте не только выбора, но и желания. Злодейка прежде всего чрезвычайно привлекательна, она - предмет сильного и страстного желания. Любой
мужчина понимает, как хорошо быть женатым на хозяйке.
Он знает, что простушку легко превзойти, а болонки, кокетки и тычинки - превосходные любовницы. Претендующий на то, чтобы в женщине было некое интеллектуальное или духовное содержание, выберет журналистку (которая часто впоследствии оказывается табуреткой). Но
Злодейка! Исходящая от нее опасность делает ее только
более желанной. В отношениях со Злодейкой всегда присутствует риск, и это риск привлекает мужчину тем больше, чем сильнее он осознается как вызов собственной
мужественности.
Фрейдовская концепция желания рассматривает его как
бессознательный феномен, "закрепленный с помощью устойчивых и унаследованных с детства знаков" (7, с.140). Поиск
объекта в реальности определяется отношением к этим знакам, поэтому удовлетворение желания, как правило, требует
фантазии. Желание, неразрывно связанное с опытом удов190
летворения, ориентируется на воспоминания, которые Фрейд
называет "мнестическими следами". Конечно, Злодейка с
легкостью вмешивается в описанный Фридрихом Ницше поединок между памятью и гордостью, она всегда может переопределить его результат. Но истинная природа Злодейки
более точно описывается не фрейдовской, а лакановской концепцией желания.
Категория желания является центральной в структурном
психоанализе. Обсуждая различия между потребностью
(влечением) и запросом, Ж.Лакан говорит о том, что влечение направлено на объект и удовлетворяется обретением
этого объекта. Запрос же всегда обращен к Другому (Значимому Другому), это всегда просьба о любви: "желание
человека получает свой смысл в желании другого - не
столько потому, что другой владеет ключом к желаемому
объекту, сколько потому, что главный его объект - это признание со стороны другого" (6, с.38). Иными словами, мы
желаем, чтобы нас желали.
Желание, обращенное к Злодейке - всегда желание на
символическом уровне, поскольку сама сущность ее может
быть кратко названа Госпожой (Хозяйкой) символического.
Феноменологический анализ человеческого бытия выделяет различные его уровни: окружающая (объективная) реальность, психическая (субъективная) реальность и, наконец,
реальность символическая. Последняя управляет нижележащими уровнями через систему смыслов, непрерывно порождаемых символами. Хозяйка символического уровня
свободно играет означаемыми и означающими, изменяя и
трансформируя личностные смыслы субъекта. В ее игре
много свободных концов (термин постюнгианца Дж.Хиллмана), она играет по своим собственным правилам, произвольно изменяя их, когда захочет. Разумеется, игра Злодейки опасна, а порою смертельна. Соблазн и страх, интерес и желание, риск и мужество - вот эмоциональная палитра Злодейки. Тот, кто не рискнул, будет всю жизнь вспоминать свой отказ как сокрушительное поражение.
В конце XX столетия нет особой необходимости говорить
о том, какое место в процессе человеческой жизни занимают
поиски смысла. Символ всегда содержит бесконечное множество смыслов, так что коммуникация посредством символов (символическая референция) представляет собой наиболее утонченную форму жизнедеятельности. Если разум и язык
подняли человека над зверем, то символ приближает его к
божеству. Желание, обращенное к Злодейке, есть желание
смысла, множества новых смыслов, игра с которыми состав191
ляет ее основное занятие. Злодейка - это женщина, которая,
подобно психоаналитику лакановского типа, "может пользоваться властью символа, точно рассчитанным образом вводя
его в семантические резонансы своих замечаний" (6, с.64).
Итак, в основе могущества Злодейки лежит ее способность к символической референции. Язык символов самый древний и универсальный, это одновременно метаязык, "имеющий свойство сообщать в речи то, что в ней не
высказано", и первичный язык, "запечатляющий желание в
момент, когда оно, добиваясь признания, только-только обретает человеческие черты" (6, с.63). По мнению Лакана,
этот язык является также абсолютно частным (личным) языком субъекта. Использующая личный язык Злодейка способна
к абсолютному пониманию, говорящая на метаязыке - претендует на исчерпывающее знание. Два этих плана слиты в
ее речевой практике с невыразимым изяществом и немыслимым совершенством. Плюс невербальная коммуникация отточенный язык тела.
И здесь уже пора перейти к объяснению того, как она
это делает. Насколько мне известно, сами семиотические
механизмы злодейств (в отличие от их прикладных аспектов) не описаны, хотя лингвистическая философия, теория
речевых актов и трансформационная грамматика давно
предлагают свои ресурсы для достижения этой и множества других, столь же соблазнительных целей. Аналогичная
проблематика (взятая, правда, "с обратным знаком") отчасти обсуждается в рамках модного психотерапевтического
направления, называемого НЛП - нейро-лингвистическим
программированием. Правда, книги Дж.Гриндера и Р.Бендлера имеют другую направленность, но название основной работы - "Структура магии" - говорит само за себя.
Полезные сведения содержатся также и в работах Милтона
Г.Эриксона, а предложенная им техника трансовой коммуникации довольно точно соответствует модели речевого общения Злодейки.
Я не стану излагать здесь основные теоретические принципы НЛП и описывать его многочисленные приемы и техники - читатель уже знаком с ними по главе 6 настоящей
книги. Моя задача состоит в том, чтобы эксплицировать и
описать, как Злодейка заманивает человека на символический уровень и что она делает на этом уровне, как хозяйничает в своей блестяще инспирированной символической
реальности. При этом основной целью будет не столько
воспроизведение самих злодейских "штучек", т.е. конкретных трансовых техник (это можно показать только через их
192
"делание"), сколько анализ лежащих в их основе семиотических механизмов. Иными словами, далее перед читателем то, что у А.М.Пятигорского обозначено как "семиотическая ситуация и ее наблюдатель".
Символический уровень реальности представляет собой
жизненное пространство Злодейки, а становление и самоосуществление ее личности есть психологическая топология пути в этом пространстве. Выражением "топология
Пути" я обязана М.К.Мамардашвили, который понимал Путь
к себе как задачу, которую древние называли спасением.
Это "путь такого прохождения жизни, - пишет философ, в результате которого ты приходишь к себе и реализуешь
себя... во всем богатстве своих желаний, которые у тебя
есть, но ты их не знаешь, природа их тебе непонятна. А
реализовать то, природа чего непонятна, невозможно... Для
любого человека слова "реализовать себя" совпадают со
словами "понять, что ты есть на самом деле и каково твое
действительное положение" (9, с. 19).
Злодейка - это женщина, чей Путь лежит в пространстве
символической реальности, такова ее сущность. В момент
пересечения этого пути с линией жизни человека, испытывасамом деле много и, наверное, каждый из нас переживал
подобное состояние, чтобы мы потом на эту тему ни говорили) та, другая личность, видит внезапно сверкнувшую молнию.
Как отмечает Мамардашвили, "истина обладает таким качеством или таким законом своего появления, что она может
быть только в виде молнии... Я бы перевел (речь идет о цитате
из Евангелия - Н.К.) - шевелитесь или пошевеливайтесь,
пока мелькнул свет"(9, с.18). Встреча со Злодейкой для человека в состоянии экзистенциальной тоски - как удар молнии. Упустив его, личность утрачивает возможность стать чемто большим, чем она есть, понять природу своих желаний и
реализовать их, соучаствовать в труде жизни, который обозначен знаком молнии.
Могу представить себе разочарование читательницы,
которая ищет в данном тексте краткую инструкцию, свод
рекомендаций на тему "Как стать Злодейкой". Я собираюсь
рассказать и об этом, но сперва нужно понять одну простую, но весьма необходимую истину: чтобы стать Злодейкой совершенной формы, нужно обладать соответствующим содержанием. Злодейка ведь не пустышка, у нее внутри гораздо больше, чем снаружи. Этим она и сильна-прежде всего, хотя и не только этим.
Метафора молнии хорошо объясняет секрет того мгновенного очарования, которым обладает подлинная Злодей193
ка. Она дает понять, что пространство истины может быть
расширено только трудом, хотя само по себе оно - мгновение. Фактически она совершает этот труд "перед лицом
другого", в его присутствии. Часто мужчина впервые понимает, что такое возможно, и одновременно - что произойдет с тем, кто не способен на риск: "это будет твое межеумочное, или несовершенное, порочное состояние, оно
будет бесконечно повторяться, и ты никогда не извлечешь
опыта, в том числе потому, что ты каждый раз пропускал
мгновение"(9, с. 18). И все это проносится в сознании как
молния. Понятен и бессознательный результат отказа,
столь часто описанный в литературе:
... Избрав меня меж прочими людьми,
он кротко приготовился к подвоху,
и ненависть, мешающая вздоху,
возникла в нем с мгновенностью любви.
(Б.Ахмадулина)
Принять приглашение Злодейки - вовсе не значит ответить ей "да". Стратегия Злодейки - не атака, а соблазнение.
Соблазняет же она символическим уровнем реальности особой моделью мира, возможности которой намного шире,
чем у моделей иного типа. Основоположники НЛП полагают,
что качество человеческой жизни детерминировано полнотой
и непротиворечивостью присущей субъекту модели окружающей реальности. Невротик-это обладатель модели со множеством ограничений и искажений, в то время как счастливый
человек имеет сравнительно богатую, полную и точную модель. Одновременно Гриндер и Бендлер часто напоминают
нам, что карта (модель) - это не территория (реальность).
Однако в жизни возможности реального поведения "на
территории" прямо зависят оттого, насколько полно и точно
различные аспекты действительности представлены в модели
("на карте"). НЛП-терапевт стремится не так изменить поведение клиента, как расширить возможности его модели мира,
изменить структуру тех участков карты, где "показаны" безводные пустыни, пропасти или гнилые болота. Такое изменение в качестве специального приема носит название
рефрейминг. Рефрейминг, понимаемый как преобразование
контекста с целью управления состоянием сознания партнера, - едва ли не самое мощное оружие в арсенале Злодейки.
Она одинаково успешна в рефрейминге формы и содержания,
эмоционального и личностного смысла, а чаще всего делает
все эти изменения одновременно, за счет смещения границ
194
реального и ирреального. При этом изменения достаточно
всего лишь инициировать, запустить-все остальное объект
рефрейминга сделает сам.
Даже если просто поместить любую реальную ситуацию в
рамки символического контекста, она будет восприниматься
совершенно иначе. Изменение смысла произойдет за счет
прибавления целого ряда новых аспектов (сакральное профанное, небесное - земное, обыденное - героическое,
вечное - временное, таинственное - понятное и т.п.). Исчезнут различия между явным и скрытым. На символическом
уровне вещи и знаки семиотически равноправны, они обладают одной и той же онтологической реальностью. Как проницательно заметил А.М.Пятигорский, "ключевым моментом
ситуаций этого типа является то, что наблюдатель не может
идентифицировать себя с целым ситуации или даже с одним
из ее элементов. То есть ни один из элементов такой ситуации
не может быть закреплен в знании наблюдателя, поскольку
его собственная ментальность остается не определяемой ни
через Я, ни через индивидуума (person). Это значит, что наблюдение не может быть приписано реальному наблюдателю.
То есть знание наблюдателя в данном случае не может стать
знанием себя"(10, с.34).
Человеку, буквально утратившему себя в своем собственном восприятии, где вещи более нереальны, чем знаки,
будет трудно сделать выбор в ситуации, которую Злодейка
задает, скажем, так:
...Быстро молодость проходит, дни счастливые крадет.
Что назначено судьбою - обязательно случится:
то ли самое прекрасное в окошко постучится,
то ли самое напрасное в объятья упадет...
Да и любой выбор при этом превращается в ту самую
"минуту возвышенной пробы", где поровну прелести и груо
ти, где уместны, конечно, утраты, "и отчаянье даже, но
чтобы - милосердие в каждом движенье и красавица в каждом окне". Если есть еще позднее слово, пусть замолвят
его о той, которая умеет перенести удивленного собеседника, привыкшего, что "речи несердечны и холодны пиры",
в мир этого абзаца, созданного метафорами ироничного и
мудрого Булата Окуджавы.
Неразличимая реальность обретает плоть и суть в процессе выбора, и это всегда выбор смысла. Злодейка не вмешивается в упомянутый процесс, ее задача совсем другая, она
и называется иначе - смысл выбора. Неистов и упрям, человек пытается найти предел, понять и определить высший (или
195
лучший, или самый богатый) из возможных смыслов, и пока
он будет тянуться, Злодейка пунктиром подвластных ей символов продолжает намечать дальнейший путь:
... -Мой конь притомился. Стоптались мои башмаки.
Куда же мне ехать? Скажите мне, будьте добры.
-Вдоль Красной реки, моя радость, вдоль Красной реки,
до Синей горы, моя радость, до Синей горы.
- А как мне проехать туда? Притомился мой конь.
Скажите пожалуйста, как мне проехать туда?
- На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь,
езжай на огонь, моя радость, найдешь без труда.
А где же тот ясный огонь? Почему не горит?..
Идет ли путник на ясный огонь (Б.Окуджава) или до теплой звезды (Б.Гребенщиков), это все тот же упомянутый
ранее Путь реализации себя, Путь спасения (М.К.Мамардаш
вили). Философ указывает, что существует тесная связь между реализацией себя и реализацией впечатления. Он пишет:
"это совпадает в том, что я буду называть реальностью (курсив мой - Н.К.). таинственная настоящая философия - это
та, которая состоит в восстановлении или в узнавании того,
что есть на самом деле. То есть философия не есть какое-то
учение или ученое книжное занятие, а есть часть нашей жизни,
потому что если философией называется наша способность
установить, что есть на самом деле, в том числе в наших
чувствах, то, следовательно, философия есть элемент того,
какими будут наши чувства или состояния после того, как
мы установили, что они значат на самом деле. Реализовали
себя - реализовали впечатление" (9, с.20). Вот еще один
текст, передающий то же самое впечатление:
В саду Нескучном тишина.
Встает рассвет светло и строго.
А женщину зовут Дорога...
Какая дальняя она!
Злодейка может указать эту дорогу, она хорошо ее знает,
потому что сама прошла Путь. Она умеет зажечь факел, который
и есть живой опыт смысла. Разумеется, лишь для того, кто способен (осмелится, рискнет) сделать соответствующий выбор.
По мнению создателей НЛП, неумение сделать правиль196
ный выбор - основная причина боли и страданий, сопровождающих человеческую жизнь. В первой главе "Структуры магии" (которая так и называется - "Структура выбора.
Опыт восприятия как активный процесс") Гриндер и Бендлер пишут, что человек всегда стремится выбрать лучшую
из возможностей, просто далеко не все они осознаются.
Злодейка не только расширяет возможности выбора, но переносит саму ситуацию на иной семиотический уровень,
превращая ее в ритуальное действо. Жиль Делез называет
это идеальной игрой, умением удерживать случай во множестве точек, сноровкой, понимаемой как искусство каузальности (причинности). Каждый выбор уникален, ибо
трансформирует замкнутое пространство хаотического набора случайностей в открытую возможность номадического
(подвижного, кочевого, а не оседлого) распределения вариантов, где "каждая система сингулярностей коммуницирует и резонирует с другими, причем другие системы включают данную систему в себя, а она, одновременно, вовлекает их в самый главный выбор"(3, с.82). Предлагая небанальный выбор между "вымыслом и сущим, между многими
и мной", Злодейка представляет свое поведение, свою игру
как естественное продолжение собственной индивидуальности. Так происходит соблазнение, и замечание Делеза о
том, что "такая игра - без правил, без победителей и побежденных, без ответственности, игра невинности, бег по
кругу, где сноровка и случай больше не различимы - такая
игра, по-видимому, не реальна. Да и вряд ли она кого-нибудь развлекла бы" (там же), оказывается неверным.
Хорошей литературной иллюстрацией сказанного является новелла Х.Л.Борхеса "Лотерея в Вавилоне" (2). Борхес
описывает жизнь, подчиненную бесконечным выборам жребия, вечную лотерею, интенсифицирующую случай, вводящий хаос в космос. Последствия (как в игре Злодейки) непредсказуемы. "Всякий свободный человек, пройдя посвящения в таинства Бела, автоматически становился участником священных жеребьевок, которые совершались в лабиринтах этого Бога каждые шестьдесят ночей... Счастливый розыгрыш мог возвысить его до Совета Магов, или дать ему власть
посадить в темницу своего врага, или даровать свидание в
уютной полутьме опочивальни с женщиной, которая начала его
тревожить или которую он уже не надеялся увидеть снова; неудачная жеребьевка могла принести увечье, всевозможные
виды позора, смерть"(2, с.ЗОЗ). Иногда жеребьевки требовали
необычного, неопределенного и неопределяемого поведения - "бросить в воды Евфрата сапфир из Тапробаны, стоя на
197
башне, отпустить на волю птицу". Последствия бывали ужасными. Любое поведение, сколь бы странным и причудливым оно
ни казалось, можно понять в контексте выборов, исходящих из
индивидуальной модели реальности. Модель, задаваемая Злодейкой, опирается на двойственные черты смысла - бесстрастность и притягательность, нейтральность и желанность, насущность и непостижимость. А возможности модели, в свою очередь, зависят от того, сколько аспектов или частей реальности
она не в силах отразить из-за универсальных процессов стирания (опущения), обобщения (генерализации) и искажения. Эти
механизмы создают ограничения и тем самым диктуют индивиду его неоптимальные выборы.
В отличие от многих Злодейка имеет сознательную (как
словесную, так и невербальную) стратегию использования
опущений, искажений и генерализаций, за счет которой может легко и непринужденно формировать нужные образы
действительности. Кроме того, эти механизмы работают
также и на естественном для нее символическом уровне
реальности, благодаря чему последний функционирует как
универсальная (первичная) моделирующая система независимо от любых субъективных особенностей восприятия.
Истинная Злодейка виртуозно владеет также семиотическим механизмом подмены онтологии символикой. При этом
имена вещей или событий превращаются в знаки, "их наблюдатель тем самым лишается какой-либо различимой
реальности, и именно в этой ситуации само понятие знака
сливается с понятием символа 10, с.34). Любая онтология
может быть переопределена таким контекстом, и это Злодейка выбирает трактовку действий и событий, а читатель
(собеседник или слушатель) обречен терпеть, услаждаться,
страдать и сострадать по ее воле и выбору, который, однако, кажется ему равно свободным и желанным.
В отличие от многих Злодейка имеет сознательную (как
словесную, так и невербальную) стратегию использования
опущений, искажений и генерализаций, за счет которой может легко и непринужденно формировать нужные образы
действительности. Кроме того, эти механизмы работают
также и на ебстественном для нее символическом уровне
реальности, благодаря чему последний функционирует как
универсальная (первичная) моделирующая система, независимо от субъективных особенностей восприятия. Используя вместо образов метафоры, Злодейка переводит безликость нерасчлененных представлений в неоднозначные
смыслы, последовательно сменяющие друг друга в качестве вех, пометок и указателей в пространстве Пути, психо198
логическая топология которого задана масштабом личности идущего. Так осуществляется метафорический семиозис, рождение новых смыслов, реализация себя и реализация впечатления в процессе межличностного взаимодействия. Общение перерастает в магию, разговор оказывается
принадлежащим пространству ирреального.
Предлагаемая нейро-лингвистическим программированием стратегия психотерапевтического воздействия основана на
нескольких весьма простых и наглядных правилах, поочередное выполнение которых позволяет расширить представления
клиента о мире и тем самым сделать его взаимодействие с
реальностью более эффективным и приятным. Стратегия Злодейки отчасти напоминает НЛП и одновременно разительно от
него отличается. Основные различия сосредоточены не в самих
механизмах, а в их семиотической специализации. НЛП-терапевт озабочен тем, чтобы проверить психотерапевтическую правильность высказываний клиента, представить себе свойственную тому модель мира и понять природу ограничений в этой
модели. Его интересует степень соответствия экзистенциального
опыта личности репрезентирующим этот опыт языковым конструкциям, а основной точкой приложения усилий являются все
виды неконгруэнтностей между реальностью, ее моделью и определяемыми последней деятельностью и поведением.
Злодейка прежде всего занята символической интерпретацией поведения партнера, ее цель - обогащение (амплификация) смыслового пространства межличностного взаимодействия. Интуитивно (а ученая Злодейка-сознательно) понимая смысл как эффект поверхности ("смысл - это бестелесная, сложная и нередуцируемая ни к чему иному сущность
на поверхности вещей; чистое событие, присущее предложению и обитающее в нем"(3, с.34), Злодейка ткет эту поверхность, переплетая нити символов и реальных действий. Ее
собственные высказывания соотносимы не с правильностью,
а с парадоксальностью, создание (а не устранение) неконгруэнтности является целью и одновременно средством ее
речевой практики. Можно провести целый ряд параллелей:
Мета-модель
1. Предельно точное, исчерпывающее языковое моделирование реальности.
2. Стремление к соответствию между языковой семантикой и репрезентируемым ею
199
экзистенциальным опытом.
3. Исправление, дополнение
и уточнение модели, корректирующая работа с модель
обобщениями, искажениями,
опущениями. Прояснение
основ коммуникативного поведения субъекта.
4. Прояснение пресуппозиций
(всех условий, которые должны
соблюдаться для того, чтобы
высказывание имело смысл).
Мета-модель Злодейки
1, Символическое моделирование межличностных отношений и эмоционального
смысла ситуаций.
2. Нестрогая семантика высказываний, задающая постоянное расширение и
усложнение смыслов.
3. Намеренное внесение искажений в смешение онтологического и символического, сознательная стратегия
усложнения коммуникации.
4, Широкое использование
пресуппозиций, особенно
особенно с включением
метафор.
5. Стремление к однозначности и точности высказываний.
6. Соблюдение правил, нормативность, конвенциональность
речевой практики.
5. Символический рефрейминг и генерирование
сложных метафор.
6. Парадоксальность,
усложненность, тенденция к
200
использованию ирреальных
речевых форм.
Иными словами, Злодейка способна создать из множества языковых репрезентаций опыта ту самую единственную
реальность, которая лучше действительности и выше правды, как об этом пишет, разбирая творчество Марселя Пруста, М.К.Мамардашвили: "Значит, реальность - это то, что
мы думаем и что и есть правда. Единственная реальностьта, которая подумалась, которую подумали. И которую, как
выражается Пруст, смягчает, например, присутствие. Присутствие любимой женщины, о которой ты мыслью знаешь
правду, но ее несомненное, реальное, с ее очарованием,
присутствие смягчает правду и оттесняет ее куда-то очень
далеко. Присутствие есть один из механизмов эмоционального и духовного рабства; оно помогает нам не видеть правды" (9, С.29-30).
Феноменология Злодейки бесконечна, она зачаровывает
неисчерпаемостью своей сущности . Любая попытка ее описания (моя, во всяком случае) содержит нечто от стремления
соблазнить читателя. И это естественно, потому что всякий
человек, который любит что-то, если он нормальный, хочет подСледует обратить внимание читателя на внутреннюю сущность Злодейки. Она является Злодейкой прежде всего для себя. Она боится
бесконечности своего бессознательного (= смерти) и интуитивно
хочет заполнить его. Создавая (а возможности и способности позволяют!) обширную мета-модель, она поглощает других, стремясь
заполнить эту "черную дыру", однако это сизифов труд. Фактически,
она не может достигнуть целостности, т.к. все ее усилия направлены
вовне, а не на согласование внешнего мира с внутренним. Хищница
не способна на любовь. Любовь для нее - это слабость и растворение
в другом человеке, поэтому она всегда оставляет место для отступления, Только лишь очень значительное событие или чудо может
трансформировать ее в женщину-мадонну-святую, мета-модель которой не менее обширна, но она божественная и ведет к покою,
благости, тогда чувствуешь не зачаровывающие (как у сирены) напряжение и угрозу (необъяснимую), а любовь. Злодейка не может
только одного - она не может победить себя. - Прим.редактора
елиться пониманием предмета своей любви, чтобы другие
тоже это любили. Однако данный текст далек от совершенства в той же степени, в которой он мог быть приближен к
нему присутствием Злодейки. Мне остается лишь надеяться
на благосклонное понимание невозможности решения поставленной задачи. Лучше других сказал об этом поэт:
201
Сколько сделано руками удивительных красот!
Но рукам пока далече до пронзительных высот,
до божественной, и вечной, и нетленной красоты,
что соблазном к нам стекает с недоступной высоты.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бендлер P., Гриндер Д. Структура магии. - СПб., 1993. - В
2-х т. - 202 с" 220 с.
2. Борхес Х.Л. Сочинения в трехтомах. T.I. - Рига, 1994. - 559 с.
3. Делез Ж. Логика смысла. - М., 1995, - 299 с.
4. Джонсон Р.А. ОН: глубинные аспекты мужской психологии. М., 1996. - 124 с.
5. Джонсон Р.А. ОНА: глубинные аспекты женской психологии. М., 1996.-186 с.
6. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. - М.,
1995.-192 с.
7. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. - М.,
1996.-623 с.
8. Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте. - М., 1995. - 510 с.
9. Мамардашвили М.К. Психологическая топология Пути.-СПб.,
1997.-571 с.
10. Пятигорский А.М. Избранные труды. - М., 1996. - 590 с.
11. Фрейд 3. Мотив выбора ларца / "Художник и фантазирование",
М., 1995, с. 212-217.
12. Хорни К. Женская психология. - СПб., 1993. - 222 с.
13. Юнг К.Г. Душа и миф. - К., 1996. - 383 с.
14, Юнг К.Г. Структура психики и процесс индивидуации. - М.,
1996.-269 с.
Приложение 2
Хорхе Луис Борхес. ЗЛОДЕЙКА
Говорят (хотя слухам и трудно верить), что история эта
была рассказана самим Эдуарде, младшим Нильсеном, во
время бдения у гроба Кристиана, старшего брата, умершего естественной смертью в тысяча восемьсот девяносто
каком-то году, в округе Морон. Но точно известно, что ктото слышал ее от кого-то той долго не уходившей ночью,
которую коротали за горьким мате, и передал Сантьяго Дабове, а он мне ее и поведал. Многие годы спустя я снова
услышал ее в Турдере, там, где она приключилась. Вторая
версия, несколько более подробная, в целом соответствовала рассказу Сантьяго - с некоторыми вариациями и от202
ступлениями, что является делом обычным. Я же пишу эту
историю теперь потому, что в ней как в зеркале видится,
если не ошибаюсь, трагическая и ясная суть характера прежних жителей столичных окрестностей. Постараюсь точно
все передать, хотя уже чувствую, что поддамся литературным соблазнам подчеркивать или расписывать ненужные
частности.
В ТурДере их называли Нильсены. Приходский священник сказал мне, что его предшественник был удивлен, увидев в доме этих людей потрепанную Библию в черном переплете и с готическим шрифтом; на последних страницах
он заметил помеченные от руки даты и имена. Это была
единственная книга в доме. Беспорядочная хроника Нильсенов, сгинувшая, как сгинет все. Дом, уже давно не существующий, был глинобитным, с двумя патио: главным, вымощенным красной плиткой, и вторым - с земляным полом.
Впрочем, мало кто там бывал. Нильсены охраняли свое одиночество. Спали в скупо обставленных комнатах на деревянных кроватях. Их отрадой был конь, сбруя, нож с коротким клинком, буйные гульбища по субботам и веселящее
душу спиртное. Знаю, что были они высоки, с рыжими гривами. Дания или Ирландия, о которых они, пожалуй, не слыхивали, была в крови этих двух креолов. Округа боялась
Рыжих: возможно, они убили кого-то. Однажды братья плечом к плечу дрались с полицией. Говорят, младший как-то
столкнулся с Хуаном Иберрой и сумел постоять за себя.
что, по мнению людей бывалых, многое значит. Были они и
погонщиками, и шкуры дубили, и скот забивали, а порой и
стада клеймили. Знали цену деньгам, только на крепкие
напитки и в играх они не скупились. Об их сородичах никто
не слыхивал, и никто не знал, откуда они сами явились. У
них была упряжка быков и повозка.
Обликом своим они отличались от коренных обитателей
пригорода, некогда давших этому месту дерзкое имя Баламутный берег. Это и еще то, чего мы не ведаем, объясняет крепкую дружбу двух братьев. Повздорить с одним означало сделать обоих своими врагами.
Нильсены были гуляки, но их любовные похождения пока
ограничивались чужой подворотней или публичным домом.
Поэтому было немало толков, когда Кристиан привел к себе
в дом Хулиану Бургос. Он, конечно, обзавелся служанкой, но
правда и то, что дарил ей красивые побрякушки и брал с собой
на гулянья. На скромные гулянья соседей, где отбивать чужих
девушек не было принято, а в танцах еще находили великую
радость. У Хулианы были миндалевидные глаза и смуглая
203
кожа; достаточно было взглянуть на нее, как она улыбалась в
ответ. В бедном квартале, где труд и заботы иссушали женщин, она выглядела привлекательной.
Эдуарде вначале всюду бывал вместе с ними. Потом
вдруг отправился в Арресифес-не знаю зачем - и привез,
подобрав по пути, какую-то девушку, но через несколько
дней выгнал ее. Он стал более угрюмым, пил один в альмасене, всех избегал. Он влюбился в женщину Кристиана.
Квартал, узнавший об этом, наверное, раньше его самого,
ждал со злорадством, чем кончится тайное соперничество
братьев.
Как-то, вернувшись поздно ночью из питейного заведения, Эдуарде увидел гнедую лошадь Кристиана, привязанную к столбу под навесом. Старший брат ждал его в патио,
одетый по-праздничному. Женщина вышла и вернулась с
мате в руках. Кристиан сказал Эдуарде:
- Я еду один на пирушку к Фариасу. Хулиана останется.
Если захочешь, пользуйся.
Голос звучал властно и добро. Эдуарде застыл на месте,
глядя в упор на брата, не зная, что делать. Кристиан встал,
простился с Эдуардо, даже не взглянув на Хулиану-она была
вещью - сел на лошадь и удалился неспешным галопом.
С той самой ночи они делили ее. Никто толком не знал,
как протекала их жизнь в этом постыдном союзе, нарушавшем благопристойный быт пригорода. Все шло гладко недели три, но долго так не могло продолжаться. Братья не
произносили имени Хулианы, даже окликая ее, но искали и находили - поводы для размолвок. Если шел спор о продаже каких-то шкур, спор был совсем не о шкурах. Кристиан
всегда повышал голос, а Эдуардо отмалчивался. Волей-неволей они ревновали друг друга. Жестокие нравы предместий не позволяли мужчине признаваться, даже себе самому, что женщина может в нем вызвать что-то иное, чем
просто желание обладать ею, а они оба влюбились. И это
известным образом их унижало.
Как-то вечером на площади Ломас Эдуардо встретил
Хуана Иберру, и тот поздравил его с красоткой, которую ему
удалось отбить. Думаю, именно тогда Эдуардо его и отделал.
Никто при нем не мог насмехаться над Кристианом.
Женщина служила обоим с животной покорностью, но не
могла скрыть того, что отдает предпочтение младшему, который не отверг своей доли, но и не первым завел этот
порядок в доме.
Однажды Хулиане велели поставить два стула в главном
патио и не появляться там - братьям надо было поговорить.
204
Она долго ждала конца разговора и прилегла отдохнуть на
время сиесты, но ее скоро окликнули. И приказали сложить
в мешок все ее вещи, даже стеклянные четки и крестик,
оставленный матерью. Без всяких объяснений ее усадили
в повозку и отправились в путь, безмолвный и тягостный.
Дождь испортил дорогу, и только к пяти утра они добрались
до Морона. Там они продали ее хозяйке публичного дома.
Сделку заключили на месте, Кристиан взял деньги и половину отдал младшему брату.
В Турдере Нильсены, выбравшись наконец из трясины
любви (становившейся их погибелью), пожелали вернуться
к своей прежней жизни мужчин в окружении мужчин. И
снова принялись за драки, попойки и ссоры. Может быть,
иной раз они и верили в свое спасение, но нередко бывали - каждый по своим делам - в неоправданных или вполне оправданных отлучках. Незадолго до Нового года младший сказал, что ему надо в Буэнос-Айрес. А Кристиан отправился в Морон и под навесом достопамятного дома увидел солового коня Эдуарде. Вошел. Там сидел младший
брат, ожидая очереди. Видимо, Кристиан сказал ему:
- Если так будет впредь, мы загоним коней. Лучше пусть
она будет у нас под рукой.
Поговорив с хозяйкой, вытащил из-за пояса деньги и
братья забрали ее с собой. Хулиана поехала с Кристианом.
Эдуарде пришпорил солового, чтобы на них не смотреть.
Все вернулось к тому, о чем уже говорилось. Мерзкое
решение проблемы не послужило выходом, оба унизились
до взаимного обмана. Каин бродил совсем рядом, но привязанность братьев Нильсен друг к другу была велика - кто
знает, какие трудности и опасности они одолели вместе! и отныне оба предпочитали вымещать свою злость на других. На чужих, на собаках, на Хулиане, внесшей разлад.
Месяц март шел к концу, но жара не спадала. В воскресенье (по воскресеньям люди рано расходятся по домам)
Эдуарде, вернувшись из альмасена, увидел, что Кристиан
запрягает бы-ков. Кристиан сказал ему:
- Пойди-ка сюда. Надо отвезти несколько шкур для Пардо. Я уже нагрузил. Ехать легче в прохладное время.
Торговый склад Пардо, мне кажется, был дальше к Югу.
Они ехали по дороге Лас-Тропас, а потом взяли в сторону.
К ночи степь все шире распластывалась перед ними.
Они ехали мимо болота с осокой. Кристиан бросил тлевшую сигарету и спокойно сказал:
- Теперь за работу, брат. Нам потом помогут стервятники. Я сегодня ее убил. Пусть останется здесь со своими
205
вещами. Больше вреда от нее не будет.
И они обнялись, чуть не плача. Теперь их связывала еще
одна нить: женщина, с болью принесенная в жертву, и необходимость забыть ее.
Приложение 3
ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
Ш. БОДЛЕР
ГИМН КРАСОТЕ
Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада?
Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
Равно ты радости и козни сеять рада.
Заря и гаснущий закат в твоих глазах,
Ты аромат струишь, как будто вечер бурный:
Героем отрок стал, великий пал во прах,
Упившись губ твоих чарующею урной.
Прислал ли ад тебя, иль звездные края?
Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно:
Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,
И все в тебе - восторг, и все в тебе преступно!
С усмешкой гордою идешь по трупам ты,
Алмазы ужаса струят свой блеск жестокий,
Ты носишь с гордостью преступные мечты
На животе своем, как звонкие брелоки.
Вот мотылек, тобой мгновенно ослеплен,
Летит к тебе - горит, тебя благославляя;
Любовник трепетный, с возлюбленной сплетен,
Как с гробом бледный труп, сливается, сгнивая.
Будь ты детя небес иль порожденье ада,
Будь ты чудовище иль чистая мечта,
В тебе безвестная, ужасная отрада!
Ты отверзаешь нам к безбожности врата.
Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
Освобождаешь мир от тягостного плена,
Шлешь благовонья и звуки и цвета!
(Эллис)
206
Б.Б.ГРЕБЕНЩИКОВ
Диплом
Она не станет читать твой диплом,
И ты нее примешь ее всерьез.
Но она возьмет тебя на поводок,
Возьмет тебя на поводок И ты пойдешь за нею, как пес.
Она расскажет тебе твои сны.
И этим лишит тебя сна.
И она раскроет своим ключом
Клетки всех твоих спрятанных птиц,
Но не скажет их имена.
Ты знаешь много разных стихов,
Где есть понятья "добро" и "зло",
Но ты не бывал там, откуда она,
Никогда не бывал там, откуда она Что ж, считай, что тебе повезло.
Она коснется рукой воды И ты скажешь, что это вино.
И ты будешь смотреть вслед ее парусам,
И ты будешь дуть вслед ее парусам,
Когда ты пойдешь на дно.
Когда ты пойдешь, наконец, на дно...
Береги свой хой
Смотри, кто движется навстречу, идет, как во сн<
Колибри в зоопарке, орхидея в дерьме;
Черные алмазы и птичьи меха,
Она умеет так немного, но в этом дока.
Она так умна, она так тонка,
Она читала все, что нужно, это наверняка;
Она выходит на охоту, одетая в цветные шелка..
Береги свой хой.
Ее квартира в самом центре, окнами в сад;
Она выходит каждый вечер, чтобы радовать взгляд.
Котята на цепочках, мужья на крючках;
Она прекрасный стрелок, за сто шагов в пах.
207
Береги свой хой.
Самый быстрый самолет
Не успели все узнать - а полжизни за кормою.
И ни с луком, ни с ружьем не найти ее следы.
Самый быстрый самолет не успеет за тобою,
А куда деваться мне? Я люблю быть там, где ты...
Вроде глупо так стоять, да не к месту целоваться.
Белым голубем взлететь, только на небе темно.
Остается лишь одно: пить вино да любоваться.
Если б не было тебя, я б ушел давным-давно.
Все, что можно пожелать, все давным-давно сбылось.
Я ушел бы в темный лес, да нельзя свернуть с тропы.
Ox, я знаю, отчего мне сегодня не спалось:
Видно, где-то рядом ты, да глаза мои слепы.
Так что хватит запрягать, хватит гнаться за судьбою,
Хватит попусту гонять в синем море корабли.
Самый быстрый самолет не успеет за тобою,
Но когда ты прилетишь, я махну тебе с земли.
Приложение 4
СЛОВАРЬ СПЕЦИАЛЬНЫХ ТЕРМИНОВ
Аналитическая философия представлена многообразием философских теорий, ориентированных прежде всего
на язык как универсальный феномен культуры. Изучает логико-лингвистические параметры языка как детерминанты
человеческого мышления и мировосприятия, данную в речевых проявлениях связь между сознанием и бытием. Основоположник - Б.Рассел, наиболее известны работы
Л.Витгенштейна, А.Айера, Р.Карнапа, Дж.Остина, П.Стросона, Н.Хомского и др. Лингвистическая философия составляет естественную методологическую основу нейролингвистического программирования, структурного психоанализа и ряда других психотерапевтических направлений.
Артефакт - вещь, созданная человеком, продукт культуры или технологии в отличие от естественного объекта.
Иногда так именуют предмет или образование, получившиеся в результате постороннего влияния на какой-либо естественный процесс, сбоя или ошибки в нем. Артефактами
208
называют также неподвижные (статические) объекты, созданные в результате действия активных (динамических)
факторов.
Аутентичность - подлинность, высокая степень соответствия между мыслями, чувствами и действиями человека. Это понятие используется в гуманистической психотерапии (К.Роджерс, Р.Мэй) для характеристики людей, не
прибегающих к психологической защите, свободных, спонтанных и уверенных в себе. Синонимы - конгруэнтность,
внутренняя свобода.
Виртуальный - то же, что вероятностный, возможный.
Существуют преставления о виртуальной реальности (например, реальность компьютерных игр), виртуальной форме и
т.д. В работах Г.Х. фон Вригга и Я.Хинтикки разработана проблема семантики виртуальных миров для неклассических
логик и моделей рациональности.
Вычеркивание (опущение) в НЛП - одна из универсалий процесса языковой репрезентации опыта. Это утрата
отдельных фрагментов опыта или его характеристик. Данный феномен описан в работах Дж.Брунера под названием
перцептивной защиты: люди не видят и не слышат того,
чего они не хотят воспринимать. "Опущения - пишут Гриндер и Бендлер, - уменьшают мир до размеров, подвластных,
согласно нашему представлению, нашей способности к действиям". Оттого, что человек закрывает глаза на некоторые
вещи, они не перестают существовать, и рано или поздно он
столкнется с ними, так что опущения часто служат источником
боли и страдания. К.Роджерс связывал такое поведение с
несоответствием между Самостью и идеальным представлением человека о себе (Идеальной Самостью). Ради сохранения идеального образа Я люди вынуждены поддерживать несоответствие между сообщаемым, испытываемым и наличным для опыта. Несоответствие междуопытом и сознаванием
Роджерс называл репрессией ("Этого не может быть, потому
что этого не может быть никогда).
Генерализация - это универсальный процесс обобщения, необходимый для адекватного взаимодействия человека
с миром. Люди не могли бы мыслить, учиться и накапливать
опыт, не обобщая его. Однако не все генерализации оправданы и конструктивны, и в НЛП этот термин используется по
отношению к чрезмерным, беспочвенным обобщениям.
209
Слишком часто "элементы или части модели, принадлежащие
тому или иному индивиду, отрываются от исходного опыта и
начинают репрезентировать в целом категорию, по отношению к которой данный опыт является всего лишь частным
случаем" - пишут авторы "Структуры магии". Генерализации
порождают мощные ограничения в модели мира, а в крайних
случаях могут вообще изолировать человека от реальности.
Герменевтика в противоположность феноменологии учение о сущности явлений. Первоначально герменевтика
возникла как искусство толкования текстов, цель которого - выявить смысл текста, исходя из его объективных (значения слов и выражений, культурный и исторический контекст) и субъективных (намерения автора) оснований. В XX
столетии герменевтика стала одной из основных методологических процедур гуманитарного познания, в этой области
работали М.Хайдеггер, Х.Гадамер, Ю.Хабермас, П.Рикер и др.
видные философы. Элементы герменевтики ассимилированы
многими психологическими и психотерапевтическими концепциями, в числе которых психоанализ, аналитическая психология, дазейн-анализ, структурный психоанализ Ж.Лакана и др.
Гештальт-целостное образование, несводимое к простой сумме своих частей. В гештальт-психологии это одно
из основных понятий, обозначающих функциональную
структуру (элемент) сознания, упорядочивающую по свойственным ей законам многообразие отдельных явлений. Гештальт играет организующую роль в восприятии и переработке
психического опыта личности. Ф.Перлз, создавая свой подход
в психотерапии, заимствовал представление о гештальте для
Того, чтобы подчеркнуть целостный характер человеческого
функционирования. Он полагал, что актуализация потребности, осуществление поискового поведения, контакт, удовлетворение потребности и уход образуют единичный цикл активности личности, организованный по законам гештальта.
Дазейн-анализ - психотерапевтическое направление
экзистенциального плана, основанное Л.Бинсвангером и
М.Боссом и обязанное философской основой работам
М.Хайдеггера. Человеческое бытие (Dasein) есть бытие в
мире, оно определяется не мышлением, а фактом своего присутствия. Поскольку бытие всегда предпослано мышлению
о нем, главная задача дазейн-аналитика - это понимание,
истолкование, интерпретация жизни, ее смысла и ценности.
Бытие есть сущее, взывающее к пониманию, поэтому да210
зейн-анализ занят исследованием того, каким образом, в
какой форме отдельная личность своей жизнью говорит
миру "Да".
Дейксис в лингвистике содержит указание на особенности речевой ситуации: распределение ролей (говорящий слушающий), степень близости их расположения, локализация объектов и субъектов высказываний и т.п. Дейксис-универсальная языковая характеристика, но формы и способы
выражения дейктических отношений в различных языках
сильно отличаются.
Детерминизм и телеология-два различных типа понимания причинности. Детерминизм есть представление, согласно которому в основе определенных событий (следствий)
лежат какие-то другие события (причины) - "Осень наступила - высохли цветы". С точки зрения телеологии, событияследствия определяются не причинами, а изначально заданной целью. Телеологические представления характерны для
многих психотерапевтических направлений: юнгианства, онтопсихотерапии А.Менегетти, трансперсонального подхода
Ст. Грофа и др.
Дискурс - текст, рассматриваемый в единстве с экстралингвистическими (неречевыми - психологическими,
прагматическими, социокультурными) факторами его создания и функционирования. Дискурс как "речь, погруженная в жизнь" является основным феноменом (и, соответственно, предметом изучения) гуманитарных дисциплин, организованных вокруг речевых практик, в том числе психологического консультирования и психотерапии.
Докса-буквально "норма", общепринятые представления о чем-либо, довлеющие над индивидуальным восприятием (ср. "ортодоксальный"). В русском языке чаЩе употребляется в качестве нестрогого синонима слова "догма".
Импликация - семиотический механизм организации
значения из двух суждений, соединенных по принципу логической связки "если... то". Первое суждение (или условие), которому предпослано слово "если", называется антецендентом, второе, следующее за словом "то"- конЬвквентом. Наличие импликаций - одна из характерных особенностей психотерапевтического дискурса.
211
Инконгруэнтость (неконгруэнтность) - личностная характеристика, применяемая к людям, которые говорят одно, думают другое, а делают третье. Это высокая степень
несоответствия между сенсорным опытом, результатами
его анализа и поведением. В.Сейтер выделила четыре типа
инконгруэнтного поведения (обвинитель-критикан, задабривающий, компьютер (сверхрациональный) и неуместный). Неконгруэнтное поведение является основным источником трудностей и проблем в общении. Противоположное
качество - искренность, аутентичность.
Искажение - "это процесс, позволяющий определенным образом смещать восприятие чувственных данных" пишут основоположники НЛП. Если в модели мира уже присутствуют вычеркивания и генерализации, то просто необходимо прибегнуть к искажениям, чтобы защитить такую
модель от столкновения с действительностью. Искажения,
как и опущения, часто бывают бессознательными. Иногда
люди используют их в необычных, нестандартных ситуациях
для того, чтобы сохранять спокойствие и уверенность, сделав эти ситуации похожими на привычные и понятные. Чаще
всего искажения определяются принципом прегнантноеT
(в сторону привычного, хорошо знакомого).
Кайрос - момент полноты времени, время, исполненное смысла. П.Тиллих, известный философ и психотерапевт
экзистенциальной ориентации, выводит идею кайроса из
представлений о динамическом характере исторического
мироощущения. Кайрос как качество времени есть открытость безусловному, "в историческом процессе нет логической, физической или исторической необходимости. Он
движим тем единством свободы и судьбы, которое отличает
историю от природы". В психотерапии понятие кайроса
фиксирует представление о важности субъективного начала в человеческом мировосприятии.
Кларификация - прояснение. В когнитивной психотерапии так называется этап прояснения сущности проблемы,
установления рациональных (или иррациональных) основ
поведения личности.
Когниция или суждение - термин когнитивной психотерапии для обозначения мнений, суждений и установок, составляющих основу человеческого поведения. Лингвистический эквивалент-пропозиция, смысл высказывания, ко212
торый может быть истинным или ложным. Невротик не занимается проверкой истинности своих суждений, он считает их априорно верными и, как следствие, не способен изменить вытекающее из них неадаптивное поведение. Источником проблем являются главным образом оценочные,
предписывающие и причинно-следственные когниции, задающие жесткую связь между мнениями, оценками и чувствами личности.
Компульсивность - тенденция к навязчивому повторению мыслей или действий, от которых субъект не может
освободиться из-за чувства тревоги. Компульсивные симптомы характерны для невроза навязчивых состояний и указывают на неудачное вытеснение, возврат бессознательных
содержаний. Противоположность компульсивности - свободное, спонтанное поведение.
Коннотация - система ассоциативных значений слова в
отличие от его прямого (денотативного) значения. Как правило, коннотации имеют эмоциональный, стилистический или
оценочный характер и в силу своей имплицитной (скрытой,
не выраженной явно, подразумеваемой) природы формируют
вторичные смысловые эффекты текста или высказывания.
Для психотерапевта чрезвычайно важно уметь анализировать
и учитывать коннотации клиента, семантика которых обычно
прямо указывает на проблему. В свою очередь, система коннотативных смыслов может стать основным фактором психотерапевтического воздействия (например, в трансовой коммуникации). Подробный анализ коннотативной семантики текста
содержит работа Р.Барта "S/Z" (рус. пер. 1994).
Ментальное пространство - понятие, предложенное
английским лингвистом Дж.Фоконье для характеристики
информационных массивов в какой-либо области знаний.
Можно говорить, например, о ментальном пространстве семиотики, культурной антропологии, психотерапии, в более
узком плане - о ментальном пространстве психоанализа
или гештальт-психологии и т.д. Ментальное пространство
есть виртуальная реальность всего многообразия отношений между объектами и значениями (смыслами) в рамках
конкретного научного подхода или направления.
Ментальность - термин, введенный представителями
школы "Анналов" (М.Блоком, Л.Февром, Ф.Арриесом, Ж.Ле
Гоффом) для характеристики исторически и культурно
213
обусловленных особенностей человеческой психики. В современной психологии ментальностью называют систему
семиотических воплощений модели мира в рамках определенной лингвокультурной общности. Набор психологических
механизмов, лежащих в основе ее формирования и функционирования, т.е. формы и способы языковой репрезентации
опыта в сознании в виде глубинных структур и использование
этих репрезентаций в процессе общения и взаимодействия
людей в виде поверхностных структур высказываний, называют ментальными структурами сознания. Ментальность и
ментальные структуры являются основной точкой приложения
преобразующих воздействий в лингвистически ориентированной психотерапии.
Метакса - посредник или срединная область. В архетипической психологии (Д.Хиллман) так называют промежуточные образования, в которых взаимодействуют сознательные и бессознательные структуры психики. Например,
рациональная сознательная установка может усиливаться в
процессе обучения (особенно точным наукам) и требует
компенсации. Однако иррациональные (алогичные, фантастические) идеи и представления будут подвергаться сильному вытеснению, так что необходимо создать специальную сферу, в которой они могут получить признание (религия, литература, поэзия). Метакса в форме чтения стихов
или горячей молитвы убережет рассудок политика или ученого от перегрузок и чрезмерной односторонности.
Мета-модель психотерапии - эксплицированная и
описанная основоположниками НЛП система правил организации психотерапевтического процесса. В основе этой
модели лежит трансформационная грамматика Н.Хомского,
принципы которой применяются для анализа полноты и точности языковых репрезентаций опыта. Ключевое понятие психотерапевтическая правильность, т.е. степень соответствия опыта выражающим его языковым структурам. Проверка
психотерапевтической правильности, устранение ограничений в модели мира и расширение возможностей выбора вот основные этапы функционирования мета-модели НЛП.
Метафора - механизм речи, выражение, в котором слово
или словосочетание употребляется в переносном смысле (например, "ясно видеть" как "понимать" переносит из плана
визуального в интеллектуальный). В широком смысле метафорой называют любой вид употребления слов в непрямом
214
значении. В психотерапевтической практике метафорическая
коммуникация используется повсеместно.
Метонимия, в отличие от метафоры, состоит в замене
одного слова другим на основе смежности или сопредельности (например, "весь город говорит о нем" - метонимия,
имеются в виду, конечно, жители города). Метонимические
замены используются для смягчения остроты содержания
или при нежелании говорить прямо о неприятных вещах.
Применительно к психотерапии с известной долей условности можно говорить о метонимическом дискурсе клиента
и метафорическом дискурсе терапевта.
Миф - система коллективных представлений об окружающей действительности, сложившаяся на ранних этапах
развития человечества. Наиболее древними являются космогонические и эсхатологические мифы, повествующие о
сотворении мира и его разрушении. В работах К.Г.Юнга
показано, что персонажи и сюжеты мифов определяются
архетипами коллективного бессознательного, выраженными в символической и образной форме. Э.Кассирер считал
миф продуктом особой духовной, символической деятельности, рассматривая мифотворчество как древнейший способ мышления и концептуализации действительности.
Структуралистские теории мифа (Р.Барт, К.Леви-Строс) называют его вторичной семиологической системой, в которой значения и смыслы (означаемое) организованы в сложную иерархию символических форм, а содержание мифологического сюжета (означающее) отсылает к бесконечному множеству ассоциаций, трансформирующих бессознательную детерминацию поведения отдельных индивидов и больших социальных групп.
Модель мира определяется как сокращенное и упрощенное отображение всей суммы представлений о мире в
рамках конкретной лингвокультурной общности. Эта модель
есть результат переработки информации о среде и самом
человеке, причем "человеческие" структуры и схемы часто
экстраполируются на среду, которая описывается на языке
антропоцентрических понятий. Окружающая действительность представлена не как результат переработки первичных данных восприятием, а как результат их вторичной перекодировки с помощью знаковых систем. Центральное
место в процессах моделирования реальности в сознании
занимает языковая категоризация явлений внешнего мира,
215
поэтому сама модель детерминирована системой языка.
Модель (картина) мира в человеческом сознании относится к числу понятий эмпирического уровня обобщения - носители данной традиции могут ее не осознавать,
нерефлексивно используя сложившуюся систему представлений. Лингвистическая психотерапия работает с ограниний способствует разрешению проблем клиента и повышает эффективность его взаимодействия с миром.
Номинализация - замена динамических (процессуальных) аспектов опыта вербальными конструкциями статического характера, например глаголов - существительными
("У меня нет решения" - "Я не могу решить(-ся)". В НЛП
используют деноминализацию как прием, проясняющий ситуацию, в которой находится клиент и раскрывающий его
действительную роль в проблеме (например, выражение "У
меня нет контакта" обычно значит "Я не умею общаться с
этим человеком, не знаю, чего он хочет").
Означаемое и означающее - две стороны знака (подобно двум сторонам бумажного листа); смысловое содержание и форма его выражения. Означаемое (денотат, референт) - фрагмент реальности (вещь, явление, событие,
процесс), означающее - (десигнат) - значение или смысл,
вместе они образуют понятие (имя) или знак. Отношение
между означаемым и означающим называется значением.
В психоанализе, например, означающее - это невротический симптом или образ сновидения, или ошибочное действие, а означаемое - лежащее в их основе бессознательное
содержание, составляющее сущность проблемы клиента.
Лингвистическая трактовка знаковой природы взаимосвязи
сознания и бессознательного наиболее полно представлена в структурном психоанализе Ж-Лакана.
Порядок дискурса - выражение М.Фуко, обозначающее систему правил, регулирующих речевые процессы в
обществе или в любом из его социальных институтов. Создание, функционирование и хранение устных и письменных текстов в культуре опирается на эксплицитную (явную)
или имплицитную (скрытую) традицию. "Я полагаю,-пишет
Фуко, - что в любом обществе производство дискурса одновременно контролируется, подвергается селекции, организуется и перераспределяется с помощью некоторого
216
числа процедур, функция которых - нейтрализовать его
властные полномочия и связанные с ним опасности, обуздать непредсказуемость его события". Фуко принадлежит
трехтомная "История сексуальности" -фундаментальное
исследование соответствующего дискурса, аналогичные
работы есть у Р.Барта, Ю.Кристевой, У.Эко и других структуралистов.
Постструктурапизм - "вторая волна" структурализма,
представленная именами Р.Барта, Ж.Бодрийяра, Ф.Гваттари,
Ж.Делеза, Ж.Деррида, Ж.Жене, Ю.Кристевой, М.Фуко и др.
Постструктурализм фиксирован на проблеме "неструктурного" в структуре - психологических (особенно бессознательных), контекстуальных, синхронистичных аспектов функционирования личности в культуре, это попытка преодоления
лингвистического редукционизма при изучении человека как
субъекта смыслообразования. Один из наиболее известных
тезисов постструктурализма - "жизнь как текст", представление о том, что человеческое сознание и самосознание можно уподобить сумме текстов различного характера, составляющих континуум культуры. Сходные идеи содержатся в работах Ю.М.Лотмана о семиосфере. В отличие от структуралистов, рассматривавших человека как "функционера символического порядка", носителя и защитника знания, постструктуралистский субъект чаще представлен трикстером - безумцем, колдуном, дьяволом, художником, ребенком, психотиком, он - слуга беспорядка, "рупор стихии, сводящий систему
с ума". Отсюда - интерес к психопатологии, проблеме бессознательного (Ж.Лакан, Ж.Делез, Ф.Гваттари, Ф.Берсю).
Пресуппозиция - условие, которое должно выполняться для того, чтобы суждение было истинным (фраза "Мой
муж - слесарь" лжива, если субъект высказывания не замужем), не воспринималось как семантически аномальное
или неуместное в данном контексте ("Я знаю, что Берлин столица Франции"). Речь клиента обычно содержит пресуппозиции, каждую из которых необходимо проверять для того, чтобы терапевт мог уверенно опереться на сообщаемую
им информацию или отвергнуть ее. Проверка осуществляется по правилу "Если.., то...", последовательно применяемому ко всем фрагментам суждения.
Парасемантика - элементы значения собственных
имен, формируемые из ассоциаций (коннотаций), связанных с его носителем. Термин предложен В.Рудневым в свя217
зи с разработанной им процедурой произвольной самоидентификации как техники проективного самораскрытия
("китайская рулетка"). Последняя может использоваться как
эффективный психотерапевтический прием.
Прагматика - в семиотике и лингвистике область исследований, изучающая функционирование языковых знаков в речи.
Рациональность как система стандартов познавательной деятельности представляет собой совокупность норм
и методов научного исследования. Тип рациональности определяется методологией науки; классическая концепция
рациональности опирается на работы Р.Декарта, Г.В.Ф.Гегеля, И.Канта. В XX столетии предложены иные (неклассические) модели научной рациональности, представляющие
определенный интерес в качестве теоретических основ методологической рефлексии в психологии и психотерапии.
Реляция - семиотический процесс отсылки к предыдущим или последующим фрагментам дискурса, используется
говорящим для усиления актуального контекста высказывания. Это один из семиотических механизмов психотерапевтического влияния, часто представленный трансляцией коннотативных значений в дискурсивном пространстве.
Репрезентативная система - модальность восприятия
(слуховая, зрительная, кинестетическая, тактильная и т.п.),
сенсорный канал, по которому в мозг поступает информация из окружающей среды. В НЛП сформулированы представления о ведущей репрезентативной (РЕП) системе наиболее предпочитаемом типе (модальности) восприятия.
Информация, полученная в ведущей РЕП-системе, оценивается сознанием как основная. В экстремальных (например, стрессовых) ситуациях человек склонен использовать
преимущественно ведущую РЕП-систему, сокращая доступ
информации по другим сенсорным каналам.
Речевая интенция - то же, что речевое намерение, желание человека сказать что-либо, необходимое условие начала речевой деятельности. Психотерапевту следует помнить, что содержание речевой интенции не всегда совпадает с результатом ее реализации, т.е. люди часто говорят
совсем не то, что они намеревались сказать.
218
Референция - один из семиотических механизмов психотерапевтического воздействия, состоящий в отнесении
актуализированных в речи клиента значений и смыслов к
объектам реальности. В лингвистике референцией называют связь между именем (десигнатом) и предметом или явлением действительности (денотатом, референтом).
Рефрейминг -в НЛП изменение контекста (рамки) высказывания или действия для того, чтобы придать ему другой смысл. Различают рефрейминг формы и рефрейминг
содержания: в первом случае негативный опыт помещается
в такую ситуацию, где он является положительным; во втором происходит изменение эмоционального фона события
или происшествия.
Семантика - раздел языкознания и семиотики, изучающий значения, передаваемые словами. Семантика естественного языка образована семантикой составляющих его
понятий, высказываний и текстов. Языковая семантика распадается на две сферы - предметную (экстенсиональную)
и семантику понятий и смыслов (интенсиональную). Соотнесение этих аспектов значений - важная часть работы
лингвистического психотерапевта, а их изменение (переозначивание) составляет основную интенцию разрешения
проблем.
Семиозис - процесс порождения или изменения (трансформации) значений и смыслов в знаковой (семиотической) системе. Существует два типа семиозиса - медленное, постепенное формирование новых смыслов и их внедрение в семантическое пространство культуры, характерное
для относительно стабильных исторических периодов, и т.наз.
семиотический взрыв. Аналогом семиотического взрыва в психотерапии является инсайт- внезапное "озарение", вспышка
понимания у клиента или терапевта, обусловленная правильным ходом терапевтического взаимодействия.
Семиосфера - термин, предложенный Ю.М.Лотманом
для характеристики семиотического пространства культуры
как целостного, неразложимого на части образования. Он
пишет: "Подобно тому как, склеивая отдельные бифштексы,
мы не получим теленка, но, разрезая теленка, можем получить бифштексы, - суммируя частные семиотические акты, мы не получим семиотического универсума. Напротив,
только существование такого универсума - семиосферы 219
делает определенный знаковый акт реальностью". Семиосфера характеризуется рядом признаков - отграниченностью, симметрией происходящих в ней процессов, гетерогенностью и т.п. Семиотические пространства отдельных
направлений и школ (психоанализа, юнгианства, НЛП, святоотеческой терапии, роджерианства) образуют единый семиотический универсум (семиосферу) психотерапии.
Семиотика (семиология) - наука о знаках и знаковых
системах. Основоположниками семиотики были Ф. де Соссюр и Ч.С.Пирс, последний выделил в ней три основных
раздела - семантику, синтаксис и прагматику. Современная семиотика, представленная работами Р.Барта, Э.Бенвениста, Ю.М.Лотмана, А.М.Пятигорского, Б.А.Успенского,
Р.О.Якобсона, - одно из наиболее разработанных направлений методологии гуманитарного знания. Семиотика является продуктивным средством методологической рефлексии в психотерапии, занятой анализом смыслов и значений субъективного опыта личности.
Символ - предмет, образ или понятие, выражающее
идеальное (духовное) содержание в дополнение к своему
конкретному значению. Многозначность, неисчерпаемость
символа противополагается знаку, точному и конечному. В
истории философии существует две традиции понимания и
толкования символов - иррациональная и рационалистическая. Первая восходит к Платону, называвшему символом
знаковое выражение некоей высшей и совершенно незнаковой сущности, вторая - к Аристотелю, утверждавшему,
что символ - это знак, значением которого является знак
другого рода или другого языка. Из современных исследований наиболее известны труды Э.Кассирера, чья трехтомная "Философия символических форм" содержит фундаментальный анализ роли символа в различных видах культурной практики (язык, миф, искусство, религия, гуманитарное знание). Трактуя символ как результат формального
синтеза чувственного многообразия (в духе кантовской "априорной формы"), Кассирер писал о том, что иной реальности, помимо символов, не существует.
Символическая референция есть способ (форма) общения посредством символов. Это процесс выражения скрытого, тайного смысла с помощью указания на символы в процессе религиозной и ритуальной практики, при гаданиях, толковании оракулов и т.п. В.Тэрнер показал, что ритуализован220
ные формы символической референции имеют три смысловых уровня: явный, относящийся к эксплицитным и декларируемым целям ритуала (соответствует экзегетическому параметру семантики), латентный, находящийся на грани осознания (операциональный параметр) и скрытый, тайный смысл,
полностью бессознательный (позиционный, вытекающий из
соотношения с другими символами в общем культурном контексте). Популярная в различных психотерапевтических подходах метафорическая коммуникация основана именно на
символической референции, являющейся действующим началом такого общения.
Синтаксис - раздел грамматики, изучающий процессы
порождения речи. Синтаксисом также называют порядок
объединения отдельных слов в предложения и правила сочетаемости друг с другом основных частей речи (согласование, управление, примыкание и т.п.). Лежащая в основе
НЛП порождающая грамматика Н.Хомского предлагает
систему правил проверки психотерапевтической правильности высказывания с учетом законов синтаксиса, семантики и прагматики английского языка. Корректное использование НЛП-парадигмы требует ее соответствующей
трансформации к системе русского языка, существенно отличающегося от английского.
Синхронистичность - сформулированный К-Г.Юнгом
акаузальный (непричинный) объединяющий принцип, объясняющий случайные смысловые совпадения различной феноменологии. Концепция синхронистичности в аналитической
психологии проливает свет на природу связи между индивидуальной психикой и материальным миром, которая чаще
всего понимается как чудо. В отличие от причинности как
способа связи между последовательными событиями "синхронистичность указывает на параллельность времени и смысла между психическими и физическими событиями, которую
наука пока что неспособна свести к общему принципу" ("О
синхронистичности", 1952). По современным представлениям, синхронистические феномены доказывают возможность
одновременной смысловой эквивалентности причинно не
связанных между собой процессов. Тот факт, что содержание
восприятия может быть одновременно представлено внешним событием без какой-либо причинной связи, свидетельствует, что психика имеет внепространственную локализацию
или (что то же самое), что природа пространства родственна
психическому. Это же относится и к психической относи221
тельности времени.
Сознавание - предложенное Ф.Перлзом понятие для
обозначения непрерывного процесса осознания и переживания стимулов из внешнего и внутреннего мира, образующих субъективный опыт индивида. Это свободное, далекое от самокритики осознание себя и окружающего мира в
данный момент времени, все ощущения личности, отделенные от ее мнений и оценок. Условием сознавания является
непосредственный контакте реальностью.
Структурализм как философское течение и тип гуманитарного знания первоначально оформился в лингвистике в
20-30 годы XX столетия (Пражский лингвистический кружок,
Копенгагенская глоссематика и Йельский дескриптивизм).
Основная задача структуралистского исследования (будьте
анализ текста, социальной организации, системы родства
или биологического объекта) - выявление структуры, т.е.
совокупности отношений между элементами целого, сохраняющих свою устойчивость при различных изменениях и
трансформациях. Заслуга распространения структуралистских представлений и методов структурной лингвистики на
другие области знания принадлежит Р.О.Якобсону и
К.Леви-Стросу. В психологии структурализм представлен
школой структурной психологии (гештальт-психология) и особенно структурным психоанализом Ж.Лакана.
Теменос - юнгианский термин для обозначения замкнутого, защищенного пространства, на котором личность
чувствует себя в полной безопасности. Психологический
теменос представлен, например, условиями аналитического сеанса, на котором клиент может опробовать новый тип
поведения и действий, опираясь на помощь и поддержку и
понимание своего психотерапевта. В древности теменосом
называли сакральное пространство в храме у алтаря, находившееся под защитой и покровительством бога.
Текст в семиотике - осмысленная последовательность
знаков и/или символов, любая форма коммуникации (танец,
мимесис, ритуал). Критерии текстуальности-связность, осмысленность, возможность восприятия и интерпретации.
Структурно-семиотическая парадигма рассматривает в качестве текстов практически любые объекты реальности.
Предложенная Р.Бартом процедура текстового анализа сосредоточена на выявлении структуры процесса означивания,
222
понимаемого как смыслообразование (семиозис). Рассматривая текст как динамический феномен, Барт пишет: "Текст
не следует понимать как нечто исчислимое... Произведение
может поместиться в руке, текст размещается в языке, СУществует только в дискурсе. Он не может неподвижно застыть (скажем, на книжной полке), он по природе своей
должен сквозь что-то двигаться". В психотерапии текстовый
анализ по Барту может применяться в качестве техники супервизорской работы, а также при анализе видео- и аудиозаписей терапевтических сеансов.
Транс (гипнотический) - измененное состояние сознания, при котором снижен порог критичности восприятия.
Человек входит в такое состояние под влиянием внешних
факторов (утомление, монотония, внушение), при этом ослабевают рефлексивные процессы, участие самосознания
в организации трансового поведения минимально. Различают легкий транс, при котором субъект еще отдает себе
некоторый отчет в происходящем, и глубокий (сомнамбулическая стадия гипноза), в котором поведение и действия
гипнотика бессознательны и безотчетны. Транс широко используется в психотерапии в качестве состояния, особо
благоприятствующего терапевтическим воздействиям.
Трансовая коммуникация - общение и межличностное
взаимодействие в состоянии транса. Основы трансовой
коммуникации изложены в работах Р.Бендлера, Дж.Гриндера и особенно М.Эриксона, для которого этот вид общения
был основным средством психотерапевтического влияния.
Психологическим механизмом трансовой коммуникации
является интенциональное речевое сопровождение терапевтом внутреннего опыта клиента на этапе его вербализации и
осознания. При этом достигается уникальное совместное переживание уверенности в том, что достигнутое взаимопонимание идеально (абсолютно), которое эмоционально маркирует трансовую коммуникацию как приятное и желанное времйпреПровождение.
Харизма - ореол необычного и чудесного, сопровождающий действия и поступки некоторых людей - как реальных (цари, диктаторы, кинозвезды, психотерапевты), так
и вымышленных (божества, герои, пророки). Харизматический эффект возникает благодаря присущей человеческой
природе потребности в идеализации, с одной стороны, и
умелой стратегии и тактике самопредъявления - с другой.
223
Харизматическими личностями были основоположники
многих психотерапевтических направлений и школ Ж-Лакан, Ф.Перлз, З.Фрейд, М.Эриксон.
Хора - сформулированное Платоном в "Тимее" представление о вечном круговороте бытия в самом себе, движении, не знающем перемен и не зависящем от пространства и времени. Ю.Кристева ввела понятие семиотической
хоры как непрерывного процесса означивания бессознательных проявлений и импульсов. Семиотический ритм
хоры задает циклические круговращения смыслов на протяжении жизненного пути личности, а рациональное стремление к порядку способствует застыванию влечений в стазах - устойчивых эмоционально-смысловых образованиях.
Хора является одним из семиотических механизмов психотерапии, описывающим циклические пульсации бессознательного индивидуального опыта клиента в процессе его
означивания и анализа.
Экзистенция - бытие, человеческое существование.
Термин получил распространение благодаря работам С.
Кьеркегора, который, в противовес панлогизму Гегеля, утверждавшему, что бытие до мельчайших подробностей проницаемо для мысли, писал о том, что экзистенция есть то, что
всегда ускользает от понимания посредством абстракций.
Интерес к уникальности человеческого бытия, не допускающего выражения на языке понятий, стал основой философии
экзистенциализма. Идеи последнего способствовали формированию экэистенциально-гуманистической традиции в психологии, психиатрии и психотерапии (Л.Бинсвангер, Р-Лэинг,
А.Маслоу, Р.Мэй, <.Роджерс, П.Тиллих, И.Ялом, К.Ясперс).
Языковая игра - термин в витгенштейнианстве, обозначающий законченные целостные коммуникативные системы, подчиняющиеся строго определенным внутренним правилам и соглашениям. Эти правила суть устойчивые модели,
паттерны употребления фиксированных значений слов и понятий языка, их нарушение означает выход за пределы
"игры". Языковой игрой является, например, психоанализ,
судопроизводство, стихосложение и другие виды культурных практик. Специфические концептуализации опыта,
обусловленные разными типами языковых игр, релевантны
"формам жизни", обуславливающим, в свою очередь, специфические виды и способы активности их членов. Эти раз224
личия проявляются в особенностях дискурса как психологические механизмы, обуславливающие предпочтения определенных типов и форм языковых репрезентаций опыта.
Психотерапевт лингвистической ориентации в своей работе
анализирует языковые игры, задающие пространство жизненных форм клиента.
Языковая личность - человек как активный субъект системы языка и речевой деятельности, создатель и интерпретатор текстов. Эффективный психолог-консультант - высокоразвитая языковая личность, достигшая уровня языковой
индивидуальности - способен порождать речевые высказывания, удовлетворяющие сформулированным А.Ф.Бондаренко критериям психотерапевтичности (вразумительность, велеречивость, семантическая насыщенность, личностная вовлеченность, ритмичность, воздейственность). Кроме того,
языковая индивидуальность обладает развитыми навыками
автоматической реализации речевой интенции - говорит
точно, плавно, быстро и без напряжения.
Языковая (вербальная) репрезентация опыта есть процесс и результат выражения сенсорных впечатлений в словах и понятиях языка. Поскольку каждый естественный язык
отражает определенный способ восприятия и организации
(концептуализации) мира, выражаемые в нем значения
складываются в некую единую систему взглядов, своего
рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. "Сама природа
естественного языка такова, -указывает А.Вежбицка, - что
он не отличает экстралингвистической реальности от психологической и от социального мира носителей языка". Поэтому вербальные репрезентации по количеству и качеству
содержащейся в них информации не тождественны исходному опыту. Существующая в сознании людей картина мира
является своеобразным гено-текстом (терминология
Ю.Кристевой), определяющим производные от него фенотексты - представления об отдельных фрагментах и частях
реальности.
Харизматическими личностями были основоположники
многих психотерапевтических направлений и школ Ж-Лакан, Ф.Перлз, З.Фрейд, М.Эриксон.
Хора - сформулированное Платоном в "Тимее" представление о вечном круговороте бытия в самом себе, дви225
жении, не знающем перемен и не зависящем от пространства и времени. Ю.Кристева ввела понятие семиотической
хоры как непрерывного процесса означивания бессознательных проявлений и импульсов. Семиотический ритм
хоры задает циклические круговращения смыслов на протяжении жизненного пути личности, а рациональное стремление к порядку способствует застыванию влечений в стазах - устойчивых эмоционально-смысловых образованиях.
Хора является одним из семиотических механизмов психотерапии, описывающим циклические пульсации бессознательного индивидуального опыта клиента в процессе его
означивания и анализа.
Экзистенция - бытие, человеческое существование.
Термин получил распространение благодаря работам С.
Кьеркегора, который, в противовес панлогизму Гегеля, утверждавшему, что бытие до мельчайших подробностей проницаемо для мысли, писал о том, что экзистенция есть то, что
всегда ускользает от понимания посредством абстракций.
Интерес к уникальности человеческого бытия, не допускающего выражения на языке понятий, стал основой философии
экзистенциализма. Идеи последнего способствовали формированию экэистенциально-гуманистической традиции в психологии, психиатрии и психотерапии (Л.Бинсвангер, Р.Лзинг,
А.Маслоу, Р.Мэй, К.Роджерс, П.Тиллих, И.Ялом, К.Ясперс).
Языковая игра - термин в витгенштейнианстве, обозначающий законченные целостные коммуникативные системы, подчиняющиеся строго определенным внутренним правилам и соглашениям. Эти правила суть устойчивые модели,
паттерны употребления фиксированных значений слов и понятий языка, их нарушение означает выход за пределы
"игры". Языковой игрой является, например, психоанализ,
судопроизводство, стихосложение и другие виды культурных практик. Специфические концептуализации опыта,
обусловленные разными типами языковых игр, релевантны
"формам жизни", обуславливающим, в свою очередь, специфические виды и способы активности их членов. Эти различия проявляются в особенностях дискурса как психологические механизмы, обуславливающие предпочтения определенных типов и форм языковых репрезентаций опыта.
Психотерапевт лингвистической ориентации в своей работе
анализирует языковые игры, задающие пространство жизненных форм клиента.
226
Языковая личность - человек как активный субъект системы языка и речевой деятельности, создатель и интерпретатор текстов. Эффективный психолог-консультант - высокоразвитая языковая личность, достигшая уровня языковой
индивидуальности - способен порождать речевые высказывания, удовлетворяющие сформулированным А.Ф.Бондаренко критериям психотерапевтичности (вразумительность, велеречивость, семантическая насыщенность, личностная вовлеченность, ритмичность, воздейственность). Кроме того,
языковая индивидуальность обладает развитыми навыками
автоматической реализации речевой интенции - говорит
точно, плавно, быстро и без напряжения.
Языковая (вербальная) репрезентация опыта есть процесс и результат выражения сенсорных впечатлений в словах и понятиях языка. Поскольку каждый естественный язык
отражает определенный способ восприятия и организации
(концептуализации) мира, выражаемые в нем значения
складываются в некую единую систему взглядов, своего
рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. "Сама природа
естественного языка такова, -указывает А.Вежбицка, - что
он не отличает экстралингвистической реальности от психологической и от социального мира носителей языка". Поэтому вербальные репрезентации по количеству и качеству
содержащейся в них информации не тождественны исходному опыту. Существующая в сознании людей картина мира
является своеобразным гено-текстом (терминология
Ю.Кристевой), определяющим производные от него фенотексты - представления об отдельных фрагментах и частях
реальности.
В НЛП анализ вербальных репрезентаций опыта клиента
является одним из основных этапов психотерапевтической
процедуры. Особое внимание уделяется восстановлению
упущенных аспектов, которые, по мнению создателей этого
направления, ответственны за ограничения, дефекты в модели мира и являются основным источником невротических
проблем.
Языковая способность в психолингвистике - многоуровневая, иерархически организованная функциональная
система, ответственная за реализацию речи. Отечественные психологи (А.Р.Лурия, А.А.Леонтьев, И.А. Зимняя), в отличие от американских, полагают, что языковая способность формируется и развивается в онтогенезе личности
227
носителя языка прижизненно (а не является врожденной).
Элементами этой способности являются прескрипторные
(предписывающие говорящему определенные типы употребления и сочетания элементов языка) правила, имеющие
бессознательную природу. Уровни ее соответствуют уровням языковой системы (фонетический, лексический, грамматический, синтаксический). Высокоразвитая языковая
способность является профессионально значимым свойством эффективного психотерапевта.
Якорение - техника НЛП, состоящая в установлении
связи между сенсорным сигналом (звуком, запахом, прикосновением к определенной части тела) и чувством или
эмоциональным состоянием клиента. Якоря могут возникать естественным образом или устанавливаться намеренно; в последнем случае терапевт устанавливает ассоциативную связь между простым стимулом и ресурсом (когнитивным, психофизиологическим, эмоциональным), необходимым личности для разрешения ее актуальной проблемы.
СЛОВАРИ И СПРАВОЧНИКИ,
которые могут быть полезны
начинающему психотерапевту:
1. Блейхер В.М. Элонимические термины в психиатрии, психотерапии и медицинской психологии. Словарь. - К,, 1984. 448с.
2. Зеленский В.В. Аналитическая психология. Словарь с английскими и немецкими эквивалентами. - СПб., 1996. - 324 с.
3. Ильин И.И. Словарь терминов французского структурализма
1 в кн. "Структурализм: за и против", М., 1975, с. 450 - 462.
4. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. - М.,
1996.-623 с.
5. Овчаренко ВМ. Психоаналитический глоссарий. - Минск,
1994.-307 с.
6. Психологический словарь / ред. В.П.Зинченко, Б.Г.Мещеряков.-М.,1996.-440 с.
7. Психология. Словарь / ред. А.В.Петровский, М.Г.Ярошевский.
-М., 1990.-494 с.
8. РайкрофтЧ.Критическийсловарьпсихоанализа.- СПб., 1995.
- 288 с.
9. Современная западная философия. Словарь / Сост. Малахов
B.C., Филатов В.П.-М., 1991.-414 с.
10. Сэмьюэлз Э., Шортер Б., Плот Ф. Критический словарь аналитической психологии К.Г.Юнга. - М., 1994. -1830.
228
11. Философский словарь / ред. И.Т.Фролов. -М., 1991.- 560 с.
12. Юнг К. Г. Определение терминов (11 глава книги "Психологические типы" - СПб., 1995, с. 496 - 584.
Н.Ф.Калина. Основы психотерапии. -М.: <Рефл-бук>;
К.: <Ваклер>, 1997. - 272 с. Серия <Актуальная психология>.
ISBN 5-87983-063-2 (<Рефл-бук>)
ISBN 966-543-012-2 (<Ваклер>)
В книге впервые даются основы семиотического подхода в психологии.
Описаны семиотические механизмы психотерапевтической деятельности,
проанализированы трансформации личностных смыслов на терапевтических
сеансах на примере различных
школ и направлений - гештальттерапии, когнитивной терапии, НЛП,
эриксонианской трансовой коммуникации, работы с метафорой и др.
Оригинальные техники и приемы удачно проиллюстрированы
многочисленными примерами практического применения.
УДК 159.9
ББК 88.8
Научно-методическое издание
Н.Ф. Калина
Основы психотерапии
Семиотика в психотерапии
Художественный редактор В. В. Чутур
Технический редактор Н.В. Мосюренко
Ответственный за выпуск Л.Н. Захаренко
Компьютерная верстка А.Ю. Чижевская
Подписано в печать 14.11.97 г. Формат 84х108/32. Бумага типографская. Гарнитура журн.-рублениая. Печать с ФПП. Печ. листов 8,5.
Тираж 7000. Заказ 7-1167.
Издательство <Рефл-бук>, Москва, 3-я Тверская-Ямская, 11/13
Лицензия ЛР Ms 090069 от 27.12.93 г.
Отпечатано с компьютерного набора на Головном предприятии
республиканского производственного объединения <Полиграфкнига>,
252057, Киев, ул. Довженко, 3.
229