James Sherr
реклама
Мэтью Дж. Брайза Мэтью Дж.Брайза занял свою нынешнюю должность Заместителя Помощника Госсекретаря США по Европейским и Евразийскими Делам в июне 2005. На этой должности он отвечает за политический надзор и регулирование отношений со странами Кавказа, Центральной Азии и Южной Европы. Он также направляет шаги США по продвижению мирного урегулирования сепаратистских конфликтов в Абхазии, Южной Осетии и Грузии, а также выступает Специальным Переговорщиком по Евразийским Конфликтам с целью способствовать урегулированию конфликта в Нагорном Карабахе. Кроме того, Г-н Брайза координирует энергетическую политику США в регионах, окружающих Черное и Каспийское моря. Он также работает с Европейскими странами по вопросам толерантности, социальной интеграции и Ислама. В апреле 2001 Г-н Брайза работал в Совете Национальной Безопасности Директором направления Европы и Евразии, отвечая за координирование политики США в отношении Турции, Греции, Кипра, Кавказа, Центральной Азии и Каспийских энергоресурсов. Г-н Брайза работал заместителем Специального Советника Президента и Госсекретаря по Дипломатии в сфере энергоресурсов Каспийского Бассейна с июля 1998 по март 2001. В этой должности Г-н Брайза координировал действия министерств Правительства США по развитию сети газовых и нефтяных трубопроводов в Каспийском регионе. В 1997-1998 гг. Г-н Брайза был специальным советником Посла Ричарда Морнингстара, координировавшего программы помощи Правительства США экономической реформе на Кавказе и в Центральной Азии. Г-н Брайза был сотрудником Посольства США в Москве в 1995-1997 гг. в качестве специального помощника Посла Томаса Пикеринга, а затем политического сотрудника по делам Госдумы, Компартии, а также Республики Дагестан на Северном Кавказе. Он занимался европейскими и российскими вопросами в Госдепартаменте США в 1991-1995 гг. Г-н Брайза работал в Польше в 1989-1991 гг. в Консульстве в Познани и в Посольстве США в Варшаве, где в сферу его компетенции входили движение “Солидарность”, реформа служб безопасности Польши и региональная политика. Во внешнеполитическом ведомстве США с августа 1988. Г-н Брайза окончил Стэнфордский университет, получив степень бакалавра международных отношений. Он получил степень магистра в этой же сфере во Флетчерской Школе Юриспруденции и Дипломатии. Свободно владеет русским и польским языками, а также говорит на немецком и испанском. Внешняя политика США в отношении Евразии Политика Правительства США представляет собой смесь идеализма и реализма. Мы не слишком много думаем о раскрашивании на карте областей, находящихся под нашим влиянием или под влиянием другой группировки безопасности. Возможно, некоторые люди в Администрации США поступают так, но делают это в общем; в качестве корпоративной организации мы так не думаем. Мы думаем о достижении обособленного ряда целей, зачастую очень практичных, трудных, традиционных, реалистичных целей. Они могут группироваться вокруг безопасности, энергетики и экономики с одной стороны, но мы преследуем и более идеалистические цели в области “продвижения свободы через демократические и рыночные реформы”, как сформулировал президент Буш. В Вашингтоне идет дискуссия относительно того, благоразумно или нет быть идеалистом или реалистом. На основании своего опыта я могу сказать (я четыре года работал в штабе Буша, и еще теснее, чем сейчас, с Государственным секретарем Райс, которую я знаю уже 24 года со времени учебы в Стэнфорде), что мы действительно не делаем различия между этими идеалистическими целями и традиционными ключевыми целями безопасности. Мы действительно рассматриваем Кавказ, Центральную Азию и остальную Европу с Черноморским регионом в качестве своего 1 рода центра внимания. Я полагаю, вы увидите, как эти три набора интересов уводят нашу политику от создания новой стратегии, которую мы пытаемся выработать именно сейчас в отношении Черного моря. Размышляя о моем собственном времени, потраченном на изучение бывшего советского пространства, мы говорили о соотношении сил в советской доктрине. А говоря о том, чего мы пытаемся достигнуть на Южном Кавказе, мы больше думаем о соотношении свобод. Это звучит очень идеологически, но в основе этого лежит ощущение, что по мере того, как укрепляется и продвигается вперед демократия и более эффективно функционируют свободные рынки, в наибольшей степени достигаются интересы национальной безопасности США. Таким образом, мы выигрываем как в политической, так и в экономической сферах. Вот как идеализм и реализм сходятся во внешней политике. Я попытаюсь немного описать это далее в рамках того, как нам следует организовать наше правительство бюрократически во внешней политике? Администрации Клинтона был присущ большой оптимизм в отношении того, что США и Россия способны совместно работать над реформированием мира, особенно Европы и бывшего советского пространства на базе демократических и рыночных экономических реформ. Вследствие того, что Россия была таким важным партнером в достижении этой цели, мы организовали работу Государственного департамента и Совета национальной обороны (СНО) вокруг России и государств бывшего Советского Союза (БСС). Мы создали отдельный бюрократический орган под непосредственным надзором Государственного секретаря. Он был назван С/ННГ (“С” обозначало Секретарь, “ННГ” – Новые Независимые Государства). Это продемонстрировало, что мы думали обо всем БСС больше с точки зрения Москвы, и мы считали, что если мы добьемся совместной работы с нашими российскими партнерами, то в БСС произойдет множество реформ. Ситуация изменилась с окончанием срока Администрации Клинтона. Когда в должность вступил президент Буш, мы снова реорганизовались. Мы возвратили весь БСС обратно в Европейское бюро, и затем начали подходить к вопросам Центральной Азии и Кавказа отдельно. Наша цель заключалась в попытке стимулирования независимого развития этих государств в качестве независимых уникальных субъектов, хоть и связанных с остальной Европой: но не через Москву, а через ворота из этого региона, каковыми является Турция, на глобальный рынок,. Мы уже в течение ряда лет работаем над серией нефтепроводов и газопроводов, транспортирующих энергоносители из Каспийского моря в Турцию и дальше на глобальные рынки. Представляется, что был достигнут естественный прогресс в смысле того, как мы организовались бюрократически в СНО и в Государственном департаменте. Так мы работали на протяжении первого срока Администрации Буша, а ближе к его окончанию мы начали думать о Центральной Азии специфическим азиатским образом: менее европейским 2 и более азиатским. Наша цель заключалась в поощрении всех экономических связей – в области инфраструктуры, энергетики, телекоммуникаций – между Центральной Азией и Южной Азией, особенно с Афганистаном, с целью его стабилизации. Итак, мы были реорганизованы снова. Теперь я не отвечаю за пять центрально-азиатских государств. Они отошли к Бюро по делам Центральной и Южной Азии. И СНО последовал тому же примеру. Идея заключалась в выработке бюрократической связки между Центральной Азией и остальной Азией. Это позволяет нам не думать слишком много о взаимосвязях между Афганистаном и Центральной Азией. Все это демонстрирует нам, что за нашими мыслями стоит широкое философское ощущение направления, в котором двигаются политические, экономические и культурные силы, и мы периодически пытаемся реорганизовать себя, чтобы лучше достигать этих целей. Каковы же эти наборы интересов, которые мы пытаемся достигнуть в БСС, и Восточной и Центральной Европе и во всей Евразии? Мы имеем три набора стратегических интересов в центре нашей политики в Центральной Азии и на Южном Кавказе. Это интересы в области безопасности, энергоресурсов и реформ. Безопасность воспринималась достаточно непосредственно изначально, в начале срока администрации Буша; когда мы говорили о безопасности в этих регионах, мы подразумевали поддержку независимости, суверенитета и территориальной целостности этой группы государств. По прошествии лет, стало целиком очевидно, что суверенитет и независимость этих государств обеспечены достаточно хорошо. Визит президента Буша в Грузию год назад в мае позволил грузинам наконец-то почувствовать, что их суверенитет и независимость установлены раз и навсегда. Территориальная целостность все еще составляет определенную проблему - особенно в Грузии, Азербайджане и Молдове. Посол Манн, который все еще является посредником по Нагорному Карабаху, ранее занимался вопросами Южной Осетии и Абхазии. Поэтому, мы проявляем большую заботу о разрешении этих конфликтов мирным образом, который делает упор на территориальную целостность всех затрагиваемых государств. Это один из наших текущих интересов в области безопасности в этом регионе. Конечно, у нас появились дополнительные приоритеты в области безопасности после 11 сентября. Теперь одной из главных забот стала борьба с терроризмом. Мы установили доступ к военным базам в Центральной Азии – в Кыргызстане и Узбекистане. Потом база из Узбекистана была выведена, но мы имеем право перелета над его территорией. В Грузии совместно с ее правительством, начиная с президента Шеварднадзе, в целом проведена успешная работа по искоренению пристанищ террористов в Панкисском ущелье. Неспособность в течение определенного времени решить эту проблему привела к реальной напряженности в наших отношениях с Грузией и президентом Шеварднадзе. 3 Президент Буш после 11 сентября утвердил доктрину, в которой по существу говорилось, что государство, которое дает приют террористам заслуживает такого же порицания, как сами террористы. И если мы не можем добиться от такого государства искоренения пристанищ террористов, то наши отношения могут иметь серьезную напряженность, даже невзирая на факт предшествующей дружбы. Так же и в случае Грузии, где мы имели долговременные, очень позитивные отношения с президентом Шеварднадзе до 2001 года. Мы инвестировали более 1 миллиарда долларов на оказание помощи Грузии. Но впоследствии наши отношения ухудшились вследствие неспособности грузинского правительства контролировать Панкисское ущелье и искоренить там террористические пристанища. Мы успешно разработали Программу Обучения и Оснащения, которая придала грузинскому правительству мужества в деле очистки Панкисского ущелья и восстановления контроля над регионом для поддержки своей территориальной целостности. Мы достаточно хорошо сотрудничали и с Россией в борьбе с терроризмом. Возможно, не так хорошо, как хотелось бы, но считаю это одним из наших успехов. Мы особенно хорошо сотрудничали с Азербайджаном по противодействию терроризму в этом регионе. Конечная область наших интересов в области безопасности заключалась в прекращении незаконной торговли оружием, людьми, оружием массового поражения, контрабанды, что составляет краеугольный камень системы мониторинга, за которую мы выступаем в странах этого региона. Помимо этого, за последние два года мы разработали стратегический подход по борьбе с исламистским экстремизмом, о котором я расскажу подробнее в конце моей презентации. В правительстве США существует неправильное представление, является ли нашей целью оказание помощи неимущим мусульманам (т.е., установление контакта с людьми мусульманского мира) или же наша цель больше заключается во влиянии на менталитет этих людей. Это не война с мусульманским миром, а битва за умы и сердца внутри исламского мира – как его умеренных, так и экстремистских сил. Существуют группы подобные Хезбалле, которые функционируют в Центральной Азии и во всей Европе, и они действительно представляют опасность и во многом становятся идеологическим подспорьем для террористов. Следовательно, в деле борьбы с экстремизмом мы очень заинтересованы в сотрудничестве со всеми нашими партнерами в Евразии. Это интерес из области безопасности. Также, у нас есть энергетические интересы. Они простираются по всему Евразийскому пространству и особенно вокруг Каспийского бассейна. Это не представляет большого интереса для нефтяного и газового рынка США. Мы, вероятно, никогда не будет потреблять газ, произведенный на Каспии. Иногда будем потреблять некоторое количество нефти. Но Каспий имеет значение для нас, так как он является источником углеводородов, которые могут достигать глобальных рынков свободно от давления монополий: Транснефти и Газпрома. Наша цель не заключается во 4 вступлении в войну с ними. Нам необходимо сотрудничать с этими компаниями. Мы стремимся к долгосрочному партнерству с Россией в области энергоресурсов. На протяжении последующей пары десятилетий, США прекратят потребление природного газа, который производится в России и экспортируется к нам в жидком виде. Газпром навсегда будет основным поставщиком газа для Европы. Поэтому, нам необходимо найти способ работать вместе с Газпромом и Транснефтью. Но европейские газовые рынки не функционируют как нормальные рынки. Они не действуют эффективно. Цены на газ являются искусственными. Газпром покупает газ по 55-60 долларов США за 1000 кубических метров, продает его в Европу по 235-275 долларов США за 1000 кубических метров, что составляет гигантскую прибыль вследствие различия в ценах (около 200 долларов США на каждой 1000 кубических метров). При этом, газ распределяется, как мы видели на примере российско-украинского кризиса в начале января 2006 г. с компанией РосУкрЭнерго, не прозрачным образом: через каналы, которые зачастую были связаны с криминалитетом. Они однозначно включали "блат", выплату взяток с этой огромной прибыли и «откаты» правительственным чиновникам; это, в свою очередь, препятствует реформированию энергетического сектора и ведет к укреплению криминалитета, свертыванию всех реформ, которые представляют для нас национальный интерес, а также наделению потенциальной политической и экономической коммерческой силой очень небольшую кучку людей, представляющих монополию. Мой босс, секретарь Кондолиза Райс, подвергла большой критике то, что случилось 1 января, когда была прекращена подача газа в Украину, осуждая использование газа в качестве политического оружия. Наш аргумент заключается в том, что если положение дел будет продолжать оставаться прежним, т.е. будет оставаться гигантская разница между ценой покупки центрально-азиатского газа и ценой продажи, диктуемой Газпромом, то вышеуказанные негативные тенденции будут усугубляться. Пока же, ситуация к лучшему не меняется. И коммерческая и политическая сила, сконцентрированные в руках небольшого количества людей, которые управляют этими монополиями, не ослабнет. Напротив, она крепнет, рынок газа в Европе все более искажается, а национальные интересы США все труднее достигаются. Так что же делать? Мы не должны лишь разглагольствовать. Мы не должны вести политическую войну вокруг этого. Но мы можем продемонстрировать на саммите большой восьмерки в Санкт-Петербурге, что по энергетическим вопросам будем иметь дело не только с президентом Путиным. Газпром должен изменить свое поведение. Нам следует через рыночные механизмы найти способ стимулировать создание обстановки, когда Газпром и мы сами сблизим позиции по вопросу диверсификации. Это может быть достигнуто только с помощью создания разнообразных экспортных маршрутов газа в Европу. Тогда мы сможем создать конкуренцию, которая 5 приведет к гармонизации цен на центрально-азиатский и прекратит сверхприбыли. Вместе нам следует подумать о том, как Газпром может привлечь больше иностранных инвестиций через реформирование компании. Мы хотим видеть Газпром более конкурентоспособным, более эффективным благодаря иностранным инвестициям, направленным на разработку местных российских месторождений. И чтобы это произошло, мы ожидаем сотрудничества с Россией. Итак, в отношении энергоносителей, например, отношении газа, мы стремимся к диверсификации. Мы хотим сотрудничать вместе с нашими европейскими союзниками и друзьями по перемещению как можно большего количества газа не только через северный коридор, который уже существует, проходя транзитом через Россию, Украину до Польши. Он вскоре будет расширен балтийским трубопроводом (более короткий трубопровод) через Балтийское море до Германии. Мы также хотим расширить и построить важную трубопроводную систему через Черное море – с западного Каспия до западного Черноморья. Будем надеяться, что первоначальная составляющая этой газопроводной системы вступит в строй этой осенью. Это южно-кавказский трубопровод или трубопровод ШахДениз. Он будет транспортировать газ из Азербайджана в Грузию и Турцию. Мы хотели бы сотрудничать со странами и компаниями по расширению этого трубопровода и добиться, чтобы он питал дополнительные трубопроводы, идущие в сердце Европы. Один трубопровод транспортирует газ из Турции в Грецию и Италию, другой – под названием Набукко - и будет проходить от Турции до Румынии, Венгрии и Австрии. Итак, идея снова заключается не во вступлении в войну с российскими поставщиками газа. Это конкуренция. И как я говорил российскому заместителю министра промышленности в Салониках, это подобно игре в теннис: один раз ты выигрываешь, а другой раз проигрываешь. Такая игра называется конкуренцией. Конечно, США преследуют собственные национальные интересы, но если Газпром трансформируется и будет действовать более конкурентно, то это было бы хорошо также и для Газпрома и для российских потребителей. То же самое справедливо и для нефти (например, Кашаган, вероятно, станет самым большим в мире месторождением нефти в последующие 35 лет). И наша цель, опять-таки, заключается в том, чтобы быть свободными от географических и монополистических удавок, которые не должны воздействовать на те части мира, где две трети подтвержденных запасов нефти уже находятся в зоне Персидского залива. Множество компаний спорило несколько лет назад, стоило ли нам соглашаться с экспортом каспийской нефти в Иран. Со стратегической точки зрения США, нет смысла в том, чтобы эти крупнейшие вновь открытые запасы углеводородов концентрировать в той части мира, где уже существуют две трети их подтвержденных запасов. Поэтому, мы хотим транспортировать 6 как можно больше этой нефти по маршруту, проходящему через Азербайджан, Грузию, Турцию, а также Россию. По нашим стратегическим планам, Россия ни в коем случае не выходит из игры по транспортировке нефти. Мы мощно поддерживаем два трубопровода, проходящие через Россию; это два из пяти проектов трубопроводов, которые мы поддерживали на протяжении последнего десятилетия. Баку-Новороссийск – без этого трубопровода было бы действительно трудно осваивать увеличивающиеся активы Азербайджана. Каспийский Трубопроводный Консорциум (КТК), который Россия недавно решила развить, транспортирует нефть из месторождения Тенгиз на побережье Казахстана через Краснодарский край на юге РФ до Новороссийска. И, наконец, мы имеем более идеалистический набор интересов: продвижение политической и экономической свободы через реформы. Мы действительно не считаем это идеологией. Мы полагаем, что долговременная безопасность и стабильность исходит от реформ. Мы полагаем, что стабильность может иметь место только тогда, когда в любом конкретном государстве имеются политическая легитимность и процветание. Демократические выборы и развитие общей политической культуры также чрезвычайно важны. Но мы знаем, что демократические выборы не могут автоматически привести к реальной демократии. Необходимо разумное сочетание всех этих вещей. Таким образом, Грузия стала столь важной для США страной. В 1990 годы многие люди полагали, что мы поддерживаем Грузию, прежде всего, из-за того, что она является перекрестком многих трубопроводов, и президент Шеварднадзе, потому, и был нашим особым другом. Во времена Революции Роз же многие считали, что мы прекратили поддерживать Шеварднадзе и некоторым образом содействовали этой революции против него. Но мы не делали этого. Мы не заботились только о трубопроводах. Это было нечто большее. В Грузии мы надеялись добиться политической свободы путем работы с молодым поколением людей, которые обучались на Западе, с целью помочь им продвигать свои идеи и создать платформу для долговременной стабильности в центре Кавказа. В случае Революции Роз, многие критиковали правительство США за содействие такому ходу событий. Если бы мы могли устраивать революции подобные этой, то я думаю, вы наблюдали бы их повсеместно. Но мы не в состоянии это делать. Но что мы могли бы, так это предложить рекомендации людям, которые были вовлечены в эти события. Мы дали четко понять, что не будем поддерживать их при наличии насилия. Мы также дали четко понять, что все люди в мире имеют право на мирный протест. Грузинский народ сам решил, что их истинный выбор был украден. Особым в этой ситуации было то, что правительство США участвовало в переговорах по соглашению между оппозицией и президентом Шеварднадзе. Я вместе с Джеймсом Бейкером, бывшим государственным секретарем, ездил в Грузию в июле 2003 г. На 7 протяжении нескольких дней он встречался со всеми руководителями грузинской оппозиции, а также президентом Шеварднадзе. Мы выбрали секретаря Бейкера потому, что они вместе с президентом Шеварднадзе являются близкими личными друзьями. Поэтому было найдено толерантное решение, и выборы закончились справедливо. Наша роль, опять, заключалась в том, чтобы обе стороны избегали насилия в ходе демонстраций, и добились стабильности и спокойствия. В тот период я беседовал с Саакашвили каждую ночь, и он информировал о своих планах. Я же отвечал: это не наше дело – до тех пор, пока события развиваются мирно и в соответствии с рамками соглашения с президентом Шеварднадзе, принятого несколько месяцев назад. Поэтому, мы больше поддерживали "розовых" революционеров не до, а после революции. Успех грузинского демократического и рыночного экономического эксперимента действительно важен для нас. Если Грузия сможет добиться этого, если Грузия сможет закрепить и продвинуть свои реформы, то мы можно быть уверенным, что она завоюет плацдарм для более широкого продвижения политической и экономической свободы на Кавказе. Говоря об Украине, мы желаем ей аналогичного успеха. Однако мы не видим такой же степени единодушия и единства взглядов в отношении продвижения Украины в Евро-атлантическое сообщество. Но мы делаем все возможное для содействия успеху исторических реформ в обеих этих странах. Подводя итоги, мы видим, что реформы по укреплению свободы, в области энергетики и безопасности взаимосвязаны. Наша политика предусматривает, что мы не можем достигнуть какого-либо одного направления, если одновременно не продвигать все три приоритетных для нас направления. Иногда мы можем следовать по одному из них более активно, чем по другому. На протяжении нескольких месяцев после 11 сентября мы, естественно, больше сконцентрировались на борьбе с терроризмом и на сближении позиций наших партнеров в плане необходимости войны в Афганистане; в меньшей степени мы занимались демократическими реформами или развитием диверсифицированных нефтяных и газовых трубопроводов. Но спустя несколько месяцев мы возвратились к достижению всех трех наборов наших интересов одновременно. Идея заключается в том, что не может быть инвестиций в энергоносители при отсутствии безопасности. Инвестиции в энергоресурсы, однако, могут принести доход. Этот доход можно использовать для усиления экономической реформы, по мере роста благосостояния. Будем надеяться, что теперь руководители стран чувствуют себя более комфортно и способны продвигать экономические реформы. В этом случае, необходимы демократические и рыночные экономические реформы для создания инвестиционного климата, который также будет привлекать энергетические инвестиции. Если энергетические доходы инвестировать 8 неверно, то в богатых нефтью и газом странах, подобных Азербайджану или Казахстану, могут возникнуть проблемы, могущие поставить под угрозу существование в них правящего режима. Могут возникнуть волнения, дестабилизация обстановки, препятствия для достижения наших интересов в области безопасности, а также деструктивные проявления. Поэтому реформы необходимы для привлечения энергетических инвестиций, так как без безопасности нет и инвестиций. Все эти вопросы имеют наивысший приоритет, когда мы видим перемешивание идеализма и реализма в необходимости сбалансированного подхода. И, наконец, все вышесказанное о безопасности, энергоресурсах, внутренней реформе абсолютно справедливо и для Черноморского региона (ЧР). Это ядро стратегии, которую мы пытаемся реализовывать вместе с прибрежными государствами ЧР и их ближайшими соседями: Грецией, Азербайджаном, Арменией, Молдовой. Мы хотим сотрудничать со всеми этими странами с целью выработки совместного видения, программ и общих интересов. Однако легче сказать, чем сделать. Перед нами стоят несколько препятствий в попытке разработать стратегию по ЧР. Имеет место расхождение во мнениях о том, что означает безопасность. Для одних (например, Украины и особенно для Грузии) безопасность означает продвижение в НАТО как можно скорее. Для Турции, и особенно, России, быстрое продвижение Грузии в сторону НАТО совсем не является важной задачей. И все же, нам действительно необходимо сотрудничество с Россией в сфере безопасности ЧР для достижения еще одного нашего жизненно важного интереса в ЧР, каковым является мирное разрешение сепаратистских конфликтов (например, в Приднестровье, Абхазии и Южной Осетии). Поэтому, практическое воплощение этой задачи очень затруднено. НО все равно надо искать путь достижения, как мы полагаем, таких реалистических целей, как Евро-атлантическая интеграция Грузии и Украины, а также урегулирование сепаратистских конфликтов. В этом деле нам необходимо взаимопонимание с Россией и Турцией. В рамках безопасности они ощущают некоторый дискомфорт из-за расширения НАТО. Турки знают, что юридическим основанием образования Турецкой Республики являются Договор в Лазанье и Конвенция Монтрё, которые предоставляют Турции определенную степень автономности и юрисдикцию над Турецкими проливами. Конвенция Монтрё ограничивает возможности не-прибрежных государств по выходу к Черному морю. Поэтому Турция ощущает большой дискомфорт от идеи свободного доступа военно-морских сил не-прибрежных государств в Черное море. Внутри официальных кругов США и вместе с аналогичной группой ваших предшественников мы обсуждали и даже доказывали полезность расширения НАТО своего присутствия в ЧР. Мы также говорили об операции Активное Стремление. И я помню, как один контрадмирал и один мой визави в Белом доме были недовольны друг другом относительно необходимости предоставления информации во время 9 операций Черноморская Гармония и Активное Стремление. И на прошлой я, наконец, понял причину такого расхождения подходов. Турция принимала активное участие в установлении взаимосвязи между операциями Черноморская Гармония и Активное Стремление. В последние 1,5 года это проходило достаточно успешно. И правительство США слегка отступило. Возможно, нашей целью было не причинить неудобства нашему союзнику Турции в том смысле, чтобы не наращивать в ЧР нечерноморского доминирования. Ведь прогресс и так налицо и стоит признать истинность и реальность того, что НАТО уже в достаточной степени присутствует в Черном море. Например, Турция является крупным прибрежным государством, а также одной из сильнейших военных сил в Европе. Румыния и Болгария также находятся на Черном море. Поэтому имеется и такая идея, что может быть этого и достаточно в плане военноморского следа НАТО в Черном море. Или же нам необходимо сверить наши позиции относительно того, как учитывать озабоченности или интересы других стран вокруг Черного моря касательно расширения присутствия НАТО, которое имеет место, и которое неизбежно будет продолжаться. Я полагаю, что это нормально в силу органичного присутствия Турции, Румынии и Болгарии на Черном море. Возможно, нам необходимо еще найти пути углубления совместного подхода в вопросах применения "мягкой силы", приграничной безопасности, пресечения незаконной торговли оружием массового уничтожения, людьми и контрабандой. Итак, мы пытаемся решать вопросы безопасности ЧР посредством выработки соответствующей концепции. Я думаю, что в плане энергоносителей в наших общих интересах работать над экспортом природного газа в Европу. Наши российские друзья, возможно, испытывают дискомфорт от этого. С другой стороны, наши российские друзья очень заинтересованы в обходном трубопроводе, который будет транспортировать нефть вокруг Турецких проливов во избежание их перегрузки и возможного закрытия. Существует несколько вариантов трубопроводов, обходящих Босфор, где возможно сотрудничество с Россией. В этом смысле мы вместе можем конкурировать и сотрудничать со всеми государствами ЧР, все еще пытаясь возродить совместную стратегию сотрудничества. Сложнее может оказаться найти общий язык с прибрежными государствами вокруг Черного моря. Тем не менее, мы работаем, в частности, вместе с Турцией по продвижению демократических реформ, особенно на большом Ближнем Востоке. И, наконец, я хочу акцентировать внимание не на том, как Турция важна для США, а насколько трудны наши отношения с Турцией. Это действительно одна из наиболее трудных когда-либо встречавшихся проблем для моих коллег, занимающихся Турцией. Недавно, я на протяжении полутора часов имел встречу с высокими руководителями Турции. Затем я около двух часов беседовал с министром энергетики Турции. Затем я обедал с политическим советником турецкого премьерминистра. Мы провели очень глубокие стратегические дискуссии. И мне 10 стало ясно, насколько ценным партнером является Турция в качестве союзника по НАТО, но намного более важной она является в качестве светской демократии с преимущественно мусульманским населением. Турция не является моделью. Она уникальна. Модернизирующие реформы продолжаются уже 160 лет, хотя общая система все еще не совершенна. Имеется целый ряд проблем. Готова ли Турция к членству в ЕС, будучи слишком большой, слишком бедной и слишком мусульманской; является ли она свободной религиозно и этнически толерантной? С Турцией были трудности, когда она вступила в Иракскую войну. Наши требования ввести вооруженные войска в Ирак были отвергнуты, что удивило многих людей в моем правительстве. Но в течение 10 дней после этого решения мы выразили наше недовольство и предложили Турции подарок в 1 миллиард долларов (не многие люди знают об этом) без оговорок за исключением двух минимальных. Одна заключалась в том, чтобы Турция придерживалась своей программы реформ МВФ. И вторая: избежание того, чтобы при нашем продвижении в Ирак Турция не атаковала Северный Ирак нескоординированным способом для решения курдской проблемы. В конечном счете, Турция отказалась от денег. Но даже в этот момент самое большое разочарование в Вашингтоне заключалось в том, что мы полагали, что Турция продолжает оставаться нашим главным стратегическим союзником. И это была совсем не взятка. Это было своего рода компенсацией, так как мы прогнозировали, что война в Ираке могла оказать внешнее давление на турецкую экономику. Мы действительно заботимся о нашем партнерстве с Турцией. Таким образом, мы пытаемся понять турецкую историю, выгоды, которые она может предоставить в силу своей истории, все ее исторические озабоченности и интересы. А путем углубления взаимопонимания с Турцией можно иметь реальную опору для реализации широкой стратегии во всем ЧР по решению проблем энергоносителей, безопасности, экономического сотрудничества, и продвижения свободы посредством проведения экономических реформ. 11
