Толкачева_Василиса_Дети тундры
реклама
Региональная олимпиада школьников Санкт-Петербурга по литературе (защита исследовательских работ) Государственное бюджетное образовательное учреждение средняя общеобразовательная школа № 180 с углубленным изучением английского языка Красногвардейского административного района Санкт-Петербурга Дети тундры (конкурсная творческая работа) «…Осознанная любовь к своему народу не соединима с ненавистью к другим» // Лихачев Д. С. Заметки о русском. – СПб, 1998. Выполнила: ученица 9 А класса ГБОУ СОШ №180 Красногвардейского р-на СПб Толкачева Василиса Руководитель: учитель русского языка и литературы высшей категории Курбатова Ольга Львовна Санкт-Петербург 2013 Оглавление Родилась я на Печоре ...................................................................................... 3 Зеркало мира .................................................................................................... 4 Заветы Саади ................................................................................................... 6 Священные нарты ........................................................................................... 8 Со мной был ФЭД ......................................................................................... 11 Космический Эрмитаж ................................................................................. 13 Литература ..................................................................................................... 14 Приложение 1. Интервью с Толкачевым Виктором Федоровичем .................... 15 Приложение 2. Автобиография Толкачева Виктора Федоровича ..................... 18 2 Родилась я на Печоре …Осознанная любовь к своему народу не соединима с ненавистью к другим. Лихачев Д. С. Дмитрий Сергеевич Лихачев отмечал, что «Россию нельзя оторвать и от населяющих ее народов, составляющих вместе с русскими ее национальное тело. Россия по богатству своих культурных типов, по сложности вплетения в них различных черт, по энергии своих разных проявлений, наконец, по интенсивности своих отношений с другими национальностями – едва ли не единственная в своем роде страна…» Сейчас очень много говорят о толерантности. Повсюду мы слышим: «Толерантность, толерантность, толерантность!» А что с ней, «с этой толерантностью», делать, толком-то никто объяснить не может. Причем, используется этот термин в основном в связи с внутренними проблемами нашей страны, связанными с ее многонациональностью и миграцией народов из «ближнего зарубежья». А ведь в этом заключается исключительность России от всех других стран мира. Несколько лет назад я ездила в летний лагерь «Каравелла», участвовала в проекте «Журналист», там нам не внушали, что все должны быть толерантными, нет, нам просто рассказывали о других народах, живущих в нашей стране. На «знакомство» с народом у нас было несколько дней: мы читали народные сказки, слушали музыку, изучали место проживания народа, его традиции. После «знакомства» оформляли выставку, посвященную этому народу, к нам приходили ребята из других отрядов, которым мы рассказывали об этом народе. Благодаря этому проекту я не только много узнала о народностях Дальнего Востока и Крайнего Севера, о кочевых народах оренбургских и калмыцких степей, но и поняла – не стоит кричать: «Будь толерантен!», нужно просто говорить: «Давайте познакомимся…» «Родилась я на Печоре...» – именно так начинается одно из любимейших в нашей семье стихотворений «Голубель» ненецкого поэта Алексея Пичкова. Так сложилось, что судьба нашей семьи тесно связана с Севером. Я родилась за полярным кругом, в городе Нарьян-Мар, который стоит на реке Печоре, столице Ненецкого автономного округа. И хотя в настоящем уже никто из нашей семьи не живет в этом городе, но там остались наши друзья, осталась и частичка души каждого члена моей семьи. Каждый из нас чувствует некую связь, близость с северной землей. На этой земле живет удивительный народ – ненцы. Я захотела поближе узнать об этом народе, ведь они очень близки мне, а если мы не будем интересоваться «ближними», что же сможем сказать о «дальних»? Знакомство с ненецким народом является целью моей творческой работы «Дети тундры». 3 Зеркало мира …Самое ценное … в литературе: высокий уровень нравственного начала, интерес к мировоззренческим проблемам, богатство языка. Лихачев Д. С. Как можно познакомиться с целым народом, ощутить его? Конечно же, одним из источников может быть художественная литература. Главное, не ошибиться с выбором произведений и авторов, которые рассказывают об интересующем нас народе, о его героях, о его легендах и традициях. Один из моих любимых поэтов, Константин Никольский, пишет: …Свет дальних звезд и начало рассвета, Жизни секреты и тайны любви, В миг вдохновения солнцем согретый – Все отражается в душе поэта – В зеркале мира... На мой взгляд, раз поэты, их души – это «зеркала мира», то их произведения – это отражения мира в этих зеркалах. А зеркала могут быть: старыми и новыми, потертыми, с царапинами и абсолютно прозрачными, тусклыми и светлыми, обычными и кривыми… разными. Так и души людей… Но в каком зеркале получится самое лучшее, правдоподобное и правильное отражение? В чистом, ровном, без примесей и царапин... Так же и в литературе – чем чище, красивее душа поэта, тем «светлее» произведения у него получаются. Поэт пропускает весь мир через себя, через свое зеркало и отражает этот мир в своем творении. На мой взгляд, самое достоверное, самое честное отражение фактов и чувств из реальной жизни – это дневники, повседневные записи. Их ведут многие. Молодые люди записывают в заветную тетрадку свои сердечные переживания. Хозяйки ведут хронику семейных трат. Кто-то «причесывает» свои мысли над чистым листом бумаги. А в буддийской традиции к написанию дневника вообще относятся как к пути развития ясности ума и духа. Для писателей, артистов их повседневные записи наблюдений за окружающим миром – это основа их творчества, наброски и заготовки образов, героев и их характеров, целых литературных произведений, замыслов и планов. Изданные в дальнейшем, они помогают глубже почувствовать внутренний мир творческого человека. Так например, документальная повесть «Дом в Верколе» Л. Крутиковой-Абрамовой, в которой использованы дневниковые записи Федора Абрамова, помогает понять круг интересов, раскрывает страстную натуру и гражданственно активную позицию народного писателя. Дневник же, как литературный жанр, являясь описанием собственной жизни и событий, в ней произошедших, не только наиболее индивидуалистская 4 форма автобиографического повествования, но и более других жанров призван показать особенности человеческого сознания. В этом качестве дневник тесно связан с древней христианской традицией и библейской тематикой, так как автобиографический жанр литературы близок библейским Евангелиям, то есть свидетельствованиям от первого лица. Очень показательным и интересным с этой точки зрения является дневник Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе». Поставив своей целью «знакомство» с народом, который живет на моей малой родине, я решила выбрать самые честные книги, рассказывающие о ненцах. У Толкачева Виктора Федоровича есть книги «Священные нарты» и «Со мной был ФЭД», созданные в жанре дневника и на основе подлинных дневниковых записей автора. Они рассказывают о ненецкой земле, о народе, живущем на этой земле. Именно эти произведения я выбрала для знакомства с ненецким народом. Поняв, насколько замечательны эти книги, мне захотелось рассказать уже об этих книгах и о самом авторе. И тут же встала другая проблема, ведь автор этих книг, Толкачев Виктор Федорович, – мой любимый дедушка. Очень сложно «исследовать» дорогого тебе человека. Как отстраниться от своих чувств, чтобы любовь не помешала объективно оценивать писательский талант и рассказать о нем? Я должна попробовать подумать о нем отвлеченно… Только есть одна загвоздка: каждый раз, когда я думаю о Толкачеве Викторе Федоровиче, мне вспоминается мой дедушка… Как я в двухлетнем возрасте кормила его брусникой с ложки, а он смешно морщился (это мое первое воспоминание о нем)… Как мы с ним расписывали яйца на Пасху, у меня кисточка все время падала, и я залезала под стол ее достать, а когда «выползала» обратно, то у дедушки уже полностью было раскрашеноразукрашено яйцо, и мы брали новое – «чистое», и все повторялось… Один из тех рисунков мне просто «впечатался» в память: на верхушке яйца нарисовано большое, яркое солнце, а под ним луг, деревья и … храм. Храм был очень красив – с большим главным куполом и колокольней… Но самое, наверное, яркое воспоминание моего детства – мы с дедушкой играем в оленеводов. Я говорю: «Дейка, олени, а?». И мы забираемся на спинку дивана – это наши нарты, дедушка садится «по-мужски», размашисто и широко, занимает много места, берет в руки воображаемый хорей, я сажусь рядом. Он гортанно прикрикивает на «оленей» и мы мчимся с ним по тундре, которую никто не видит, только я и дедушка. Подгоняя оленей: «Ать-атьать…», мы могли часами «кочевать по нашей тундре»… Все это нужно оставить там, в моем детстве, постараться «отрезать» от себя, чтобы огромная любовь не помешала мне объективно рассказывать о его творчестве. Я готова попробовать стать «чужой для своих». Мне впервые в жизни предстоит подумать о Викторе Федоровиче Толкачеве не только как о дорогом и близком человеке, но и как о путешественнике, журналисте, как о писателе Земли ненецкой… 5 Заветы Саади Давным-давно, еще в 13 веке персидский мыслитель и поэт Муслихиддин Саади говорил: «Человек должен жить не менее девяноста лет. Первые 30 лет даны ему для приобретения знаний, вторые 30 лет – для странствий по этому миру, а последние – чтобы оставить миру чекан души своей». Толкачев Виктор Федорович, всегда говорит, что «живет по заветам Саади». Поэты, писатели, мастера слова… Кто они? Творцы литературы, или все-таки это Литература творит их? В своем интервью Виктор Федорович говорит о книгах, которые изменили его взгляды на жизнь – их три, прямо как тридцатилетий в заветах Саади: собрание сочинений Владимира Маяковского, «Песни Большой дороги» Уолта Уитмена и Житие протопопа Аввакума. Все началось с Маяковского. Погрузившись сначала «в стихию его стихов», Толкачев начал читать и Есенина, и Ахматову, и Бурлюка, и Блока и многих других. Впитывал в себя «горизонты, вершины, имена человеческой культуры», учился на книгах. Первую треть жизни он жил на Украине, окончил техникум, политехнический институт, работал на заводе в Харькове, а потом Уитмен «своим дыханием и поступью» изменил его взгляды на мир. Поняв, что мало ему того, что уже видел, с «раскованной душой, наполнив паруса её ветром свободы и необозримых пространств», отправился Виктор Толкачев в странствия по земле, на которой живет. А потом вообще собрал рюкзак и уехал, в Ненецкий округ, на Крайний Север. Тут и начались его «вторые тридцать лет». Вот Виктор Федорович пишет о себе: «Поговорка «где родился, там и пригодился» — не про меня. Судьба с первых лет жизни начала готовить меня к участи путешественника, странника, кочевника... И пошли года в снегах и метелях... С тех пор вся моя биография, все мои походы и странствия по Северу и стране – в репортажах и очерках, в кинофильмах и книгах». Он кочевал с ненцами по тундре, зимовал на острове Колгуев, работал на метеостанции и в газете, в геологоразведочной экспедиции и на радио. Все это время писал статьи, очерки, сценарии, книги, которых к 90-м годам набралось более тысячи. Журналистская и писательская деятельность Толкачева продолжилась и в дальнейшем, когда он переехал в 1992 году в Архангельск. В своей 6 автобиографии он пишет: «Я давно разменял третье тридцатилетие. Только после шестидесяти вышли книги, за которые мне не стыдно». Полвека назад личность Аввакума поразила Виктора Толкачева своей верой, аскетизмом, несгибаемостью, беспощадностью к противникам и бесконечной нежностью к духовным детям своим, «пленил язык его». А в 2013 году на соискание Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия выдвинута его книга «Холмогоры. Судьбы, События, Храмы: исторические хроники», в которой Виктор Федорович пишет: “Мы долго жили в такое время, когда, по незнанию, а то и по разным «соображениям», не договаривали слова и фразы мудрых книг, изречения великих людей. Сообщали не всю правду о важных событиях, а то и замалчивали их совсем. Изучали лживые жизнеописания новых вождей, прежних вырезая из книг, истории, памяти. Мы читали усечённые биографии героев и разрешённые цензурой книги, в перечень которых ни Библия, ни жития святых никогда не входили.” Именно после чтения «Жития протопопа Аввакума», поставив своей целью побывать в Пустозерске, Виктор Толкачев стал неразрывно связан с Севером, а в дальнейшем «физически ощутил», что душа его может петь только здесь. Еще не окончено его «третье тридцатилетие» и он полон надежд и планов: “Хочу написать повесть «Облака хорошей погоды» — о нашей зимовке на острове Колгуев, книги о путешествиях к Новой Земле и жизни на ней во времени и пространстве, о Пустозерской – Печорской земле «отчич и дедич», о друзьях молодости… Но всё это – если Бог даст...” 7 Священные нарты …Север не может не тронуть сердце каждого русского человека. Лихачев Д. С. И все-таки самой дорогой для себя книгой Виктор Федорович Толкачев называет «Священные нарты», посвященную «доброму духу тундры, деду Матвею из рода Варсаповых». Эта книга, по словам автора, – «низкий поклон оленеводам Большеземельской тундры и друзьям-харьковчанам, снарядившим меня на Север». Литературно-журналистский псевдоним Толкачева Виктора Федоровича – Тюку Вада – с ненецкого переводится, как «это слово». Именно в форме слова, слова-песни передается душа ненецкого народа – его предания и верования. Писатель Толкачев считает, что главное в жизни человека и человечества – это Слово. В этом его взгляды перекликаются с убеждениями Лихачева, который писал именно об этом: «Самая большая ценность народа – это язык, – язык, на котором он пишет, говорит, думает. Думает! Это надо понять досконально, во всей многозначности и многозначительности этого факта. Ведь это значит, что вся сознательная жизнь человека проходит через родной ему язык. Эмоции, ощущения – только окрашивают то, что мы думаем, или подталкивают мысль в каком-то отношении, но мысли наши все формулируются языком». А в далеком 1966 году герой книги «Священные нарты» поражен образностью ненецкого языка. Начав его изучать еще до встречи с оленеводами, он замечает «поразительный синонимический ряд: ХАБТ – кастрированный олень, ХАБТАСЬ – пожелать смерти кому-либо, ХАБТАБАСЬ – гасить, задувать огонь, огонь жизни…» Впервые герой начинает понимать, насколько жизнь и мировоззрение ненцев связана с оленями, в дальнейшем эта связь только подтверждается: «Как степь – казаху, пустыня – туркмену, леса и равнины – русскому, а годные утёсы – дагестанцу, так оленеводу-ненцу близка и мила тундра – оленья кормилица». По мере того, как в его жизнь начинают входить различные диалекты ненецкого и коми языков, он замечает, что тундра для народов, живущих здесь не только «мать-земля», но и «чистая земля». Чистота родной земли в нравственном смысле служит для оленеводов мерилом всего в этом мире. Это ощущение его перекликается со строками Владимира Высоцкого, которые впоследствии были вынесены в эпиграф предисловия книги: «Север, воля, надежда – страна без границ, снег без грязи как долгая жизнь без вранья». Нравственная чистота Севера отмечалась и Д. С. Лихачевым: «Сюда ездят и будут ездить, чтобы испытать на себе нравственную целительную силу Севера». 8 Попав впервые в Нарьян-Мар, после лыжного похода 1965-го по Архангельской области, когда «знакомые одолжили собачьи унты и шубу, в которых можно было бродить по городу в сорокаградусные морозы», увидев город, который «дымил во все свои трубы, как гигантская эскадра, дрейфующая во льдах», Виктор Толкачев понял, что по-настоящему свободно жить он может только здесь – на Севере. А еще появилась мечта: увидеть и рассказать. Ровно через год Виктор Федорович Толкачев «произволением своим круто изменил свою судьбу» – «ушел на Север». В своей автобиографии он пишет: “С первого дня пути по России (Сергиев Посад, Пушкинские Горы, Псков, Новгород, Кириллов, Кирилло-Белозерский и Ферапонтов монастыри, Вологда, Печора, Нарьян-Мар), а потом и кочевой жизни, вел дневник. За год набралось пять тетрадей убористого, в основном, карандашного текста. Книга «Священные нарты», собственно, и была написана тогда.” Дневник, ведение дневника предполагает пересечение сфер письменной и внутренней речи человека, его «внутреннего голоса». Когда эти сферы взаимодействуют между собой, то усиливается эмоциональность подачи внутренних переживаний главного героя, которые «в более красочной палитре» доходят до читателя. Главный герой переживает трудное для него время. Он на пороге новой жизни. Усиленная лирическая экспрессия и развернутый самоанализ помогают понять это. Ставя философские вопросы о взаимоотношениях человека с окружающим миром, герой ведет постоянную борьбу за то, чтобы возвышенное стало основой его мироощущения. Пытается найти универсальный идеал, который должен быть у каждого, и к которому должен стремиться любой человек. Этот поиск и есть смысл жизни, который еще в самом начале сформулировал в своем напутственном тосте его друг Аким Ашеров: «Не за поиски счастья, а за счастье поиска!» Таким образом, жанровое своеобразие дневника служит источником романтического пафоса книги «Священные нарты». В своих «Письмах о добром» Дмитрий Сергеевич Лихачев пишет: «Благожелательность к любому народу, самому малочисленному! Эта позиция самая верная, самая благородная. Вообще говоря, любая недоброжелательность всегда воздвигает стену непонимания». Мысль эта красной нитью проходит через дневники Виктора Толкачева. Еще в самом начале герой «Священных нарт» поражен разговором с эстонским врачом в поезде. Девушка высокомерно высказывается о «нищей и голодной России, о бесхозяйственности и безнравственности русских, о грубости и пьянстве мужиков, о женщинах – потенциальных проститутках». Как ни ошарашен наш герой этой тирадой, ведь «много правды было в ее горьких словах», но он находит в себе силы осознать, что не могут быть плохи все люди, значит «ты была плоха к людям, если ничего хорошего никто не оставил тебе на память о себе». 9 Мне кажется, что запись об этой встрече внесена в дневник Виктора Федоровича для того, чтобы ни автор (ни читатель в дальнейшем) не забывали слова Д. С. Лихачева, что «о каждом народе следует судить по тем нравственным вершинам и по тем идеалам, которыми он живет». С какой любовью герой говорит о других народах, а о представителях ненецкого народа и подавно! Даже о Егоре Барабане, который досаждает новому киномеханику, подначивает его, не всегда по-доброму шутит. Виктор Федорович Толкачев увидел «нравственную вершину» ненцев в Матвее Ефремовиче Варсапове, и предлагает читателям именно так думать о ненецком народе. Народ, уважающий коренного тундровика, потомственного оленевода деда Матвея, прислушивающийся к «личности, свободной и независимой в выражении мыслей и чувств; конечно, свободной только в своём мире – в тундре». Много и других героев записок Толкачева, показывающих разные грани ненецкого народа. И белые, и совсем черные, такие как «беспредельное пьянство в тундре и почти полная беззащитность ненцев перед этой многоликой опасностью». Но все же судить о ненцах Виктор Толкачев предлагает по лучшим из представителей этого народа, основным из которых является дед Матвей – «добрый дух тундры», философ, мудрый насмешник, заботливый спутник. Природа Заполярья сама по себе является одной из главных героинь творчества Толкачева, но именно в «Священных нартах» подчеркивается ее неодолимая жизненная сила: «Если лето здесь длится всего два месяца, то с какой жадностью живёт и радуется всё живое в этот короткий срок длиною в жизнь». Именно тут герой изумляется соседству противоположного, такого как ледяное Карское море и ромашковый берег. Именно здесь он понимает, что земля и народ, живущий на ней, – это единое целое. Поэтому и остается через полвека самым ярким впечатлением от того кочевья: «тундра – как невеста в роскошном цветении и плывущая оленья упряжка с пастухом на «борту». 10 Со мной был ФЭД …Все серые, карие, синие глазки – Смешались, как в поле цветы. В них столько покоя, свободы и ласки, В них столько святой доброты! Я детского глаза люблю выраженье… Некрасов Н.А. Изумителен по своей искренности, лаконичности, наглядности сборник литературных миниатюр Виктора Толкачева «Со мной был ФЭД», иллюстрированный фотоснимками и рисунками автора. Это часть дневника культработника Красного чума, посвященная живым сценкам из жизни ненецких детей. Эти зарисовки являются частью «Священных нарт», но выделенные в отдельное издание они приобрели неповторимое очарование, так свойственное простоте и доброте во все времена и в любом обществе. Автор показывает, что дети (дошкольники) уже умеют добывать еру (ивняк) и рубить для огня в печи или костре, юрковать ездовых оленей по утрам для упряжек, стараются помогать взрослым во всем, «превращая эти занятия в свои игры». Никто не занимается «воспитанием» этих детей, в суровых условиях Севера нет на это времени, главный педагогический метод – пример. Пример отношения к труду, отношения к природе, к тундре – дому своему. Этим «дети тундры» и запомнились Толкачеву – «своей любовью к живущим на стойбище и в чумах оленятам-авкам, подраненным птенцам – ко всему живому в тундре». Суровые условия Севера не позволяют детям остаться одним, вне семьи. Может, оно и к лучшему… Множество детей в больших городах, таких как Санкт-Петербург, растут в неполных семьях, даже среди моих одноклассников есть такие, очень много матерей-одиночек. У моих знакомых сверстников очень часто в семье нет отца, и есть младшие братья или сестры. Таким детям очень быстро приходится становиться ответственными, нужно проследить за младшими братьями или сестрами, за домом, за едой. Так годам к десяти они становятся самостоятельными личностями, но отдаляются от семьи. Когда же начинают жить сами, то не умеют жить в семье, круг «одиночества замыкается». Ответственность не возникает, если много раз сказать: «Надо быть ответственным», необходим пример, а его нет. На Севере, там, в тундре такого не может быть, так как одному не выжить. За каждым из маленьких героев стоит семья, род, весь ненецкий народ, и эта незримая поддержка помогает им уже в раннем детстве осознать себя частью этого большого мира. Любовь взрослых к детям проявляется сдержанно, конечно, любимого ребенка могут «нарядить в белый праздничный совик», но никто не будет с ним «сюсюкаться», «дурачиться». Дети сами воспринимают такое обращение как оскорбление: «Сыа лёк вистала (он плохо сказал)!» Наоборот, всегда 11 подчеркивается равноправие детского мира в мире взрослых: «Нешта-нешта (еще-еще), Саня! Ты ведь мужик!» Дети – это будущее любого народа. Воспитание детей в традициях и «заповедях» этого народа позволяет не «умереть» и самому народу. Ведь дети потом вырастут, а то, что они помнят с детства, останется с ними на всю жизнь, и они будут так же воспитывать и своих детей, а потом и дети своих детей. Так сохраняются традиции, а вместе с тем сохраняется и народ. Мне кажется, строки великого русского поэта Н. Некрасова именно об этом: … Играйте, же дети! Растите на воле! На то вам и красное детство дано, Чтоб вечно любить это скудное поле, Чтоб вечно вам милым казалось оно. Храните своё вековое наследство… Автор книги «Со мной был ФЭД» подчеркивает, что мудрость ненецкого народа заключается именно в том, что отношение к детям позволяет «впитывать» им в себя обычаи и традиции своего народа для того, чтобы сохранить их. А пока дети сами наслаждаются радостью от общения с тундрой и природой, от игр, которые затевают между собой. Они дарят эту радость «русскому киношнику». Они как связующая нить между новым в тундре человеком и их миром, особенно это подчеркивается описанием «трогательного зова по вечерам: «Ча-ай пи-ить!» В этих кратких зарисовках автор ставит себя (взрослого «городского» мужчину с высшим образованием) на одну ступень с дошколятами. Ведь не зря и Прокопий Коков, вручая упряжку заведующему Красным Чумом говорит: «На, мальчик». Да и сами дети воспринимают его как ровню. Этим самым проводится параллель между началом жизни человека – детством и началом «другой» жизни, то есть жизни по-другому, в других условиях. В обоих случаях – вокруг все незнакомо, все интересно, хочется быть похожим на более успешных и умелых (взрослых). Каждый из нас, попадая в новые жизненные обстоятельства, чувствует себя ребенком. Как повзрослеть? Как выйти с честью из такой ситуации? А ответ прост – он дан в книге «Со мной был ФЭД». Не надо бояться учиться у других, пусть вашему учителю нет и пяти лет, как Саньке Варсапову, учителю ненецкого языка, или Антюку Кокову, который учил правильно управляться с оленями. Не надо бояться стать ребенком, показаться неумелым и смешным. Не надо отступать от своей «заветной мечты», тогда удастся пройти весь путь так, как Толкачеву Виктору Федоровичу удалось за тридцать лет пройти его от героя этой книги до Почетного гражданина города НарьянМара, известного писателя, журналиста, одного из самых уважаемых людей в Ненецком автономном округе. 12 Космический Эрмитаж Все мы дети Земли. Иногда, «заигравшись», человечество забывает о своей матери, забывает о том, что главное – это жить в гармонии с собой и окружающим миром. С какой горечью в послесловии к «Священным нартам» Виктор Федорович Толкачев рассказывает о трагической судьбе своих главных героев: деда Матвея, Матвей Микула, Насти Лаптандер, и других «детей тундры». Они «сгорели» безвременно, не зная, что и мать-земля, и основная еда оленеводов стали опасны после ядерных испытаний на Новой Земле и выпадения радиоактивных осадков в Карской тундре. Но осталось «словопесня» ненецкого народа, остался «добрый дух тундры» в скульптурном изображении художника Сергея Круглова, живут потомки героев книги, которые хранят обычаи и традиции своего народа. Именно это и называл Дмитрий Лихачев «космическим Эрмитажем». Для воспитания любви к своему народу, необходимо воспитывать уважение к другим народам. Наша страна огромна, ее населяют многие народы, но «скрепляющей основой» является русский народ. Именно русским выпали честь и право объединить народы России. Многие русские исследователи посвящали жизнь свою изучению и пропаганде культуры, языка, восстановлению традиций многих малых и больших российских народов. По мнению Д. С. Лихачева, «это нечто невообразимое по ценности», которое предоставляет возможности новым исследователям внести свой вклад в «знакомство» с Россией: «Земля вся засыпана бриллиантами, а под ними: сколько алмазов, которые еще ждут, что их огранят, сделают бриллиантами». Нужно только увидеть красоту окружающего мира, красоту окружающих людей. Д. С. Лихачев в своих «Письмах о добром» говорит, что для восприятия красоты окружающего человек сам должен быть душевно красив, глубок, стоять на правильных жизненных позициях. По-моему, «дети тундры», герои книг Виктора Федоровича Толкачева, – именно такие люди. 13 Литература 1. Богданова Е. В. Языковые особенности жанра дневника \ Филологические науки. Вопросы теории и практики Тамбов: Грамота, 2008. № 1 (1): Ч. I. 2. Лихачев Д. С. Заметки о русском. – СПб, 1998. 3. Лихачев Д. С. Избранное: мысли о жизни, истории, культуре. – М, 2006. 4. Лихачев Д. С. Письма о добром – СПб, Logos, 2007. 5. Толкачев Виктор Федорович (Опыт неформальной автобиографии) \ Сборник «Заполярье – судьба моя» – Архангельск, 2002. 6. Толкачев В. Ф. Через снега и годы – Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1984. 7. Толкачев В. Ф. Смотри вперед, ясовей – Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1987. 8. Толкачев В. Ф. Священные нарты: Кочевой дневник киномеханика Карской тундры – Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1999. 9. Толкачев В. Ф. Со мной был ФЭД – Архангельск.2007. 10.Толкачев В. Ф. Холмогоры: судьбы, события, храмы. Исторические хроники – Архангельск, 2012. 11.Толкачева В. Ф. Дневник моей жизни: интервью с Толкачевым Виктором Федоровичем [Электронный ресурс] – URL: http://www.vadako.ru/vehizhizni/biografiya/dnevnik-moey-zhizni/ (дата последнего обращения: 20.01.2013) 14 Приложение 1. Интервью с Толкачевым Виктором Федоровичем Толкачева Василиса Дневник моей жизни… Интервью с Толкачевым Виктором Федоровичем – журналистом, писателем, кинодокументалистом, путешественником, заслуженным работником культуры РФ, взятое его внучкой. Дедушка, расскажи есть ли литературные произведения, которые кардинально изменили твои взгляды на жизнь? Какие? Почему? Таких было три: Владимир Маяковский, Уолт Уитмен (книжица из серии издательства «Огонек») и Житие протопопа Аввакума. Маяковского я «открыл» в 14-15 лет. Погрузился в стихию его стихов. Жадно читал – поглощал, запоминая строки прозы, ранние стихи и главы поэм. Он изменил, точнее, сформировал мое отношение к поэзии; она стала миром, открытым настежь и неистовой нежности, и «бешенству ветров». Его творчество, его стихи открывали мне, юноше, «вступающему в житьё», горизонты, вершины, имена человеческой культуры. Это библейский образный мир в ранних стихах и поэмах, Велемир Хлебников, Давид Бурлюк, Блок, Оскар Уайльд, Сергей Есенин, Анна Ахматова, Луначарский, Родченко Теодор Нетте, Кирсанов… Я не менял, а вырабатывал взгляды на жизнь, соотнося их со своим реальным опытом. Уитмен своим дыханием и поступью сродни Маяковскому. Он на заре «туманной юности» изменил мои взгляды на мир, расковал душу, наполнив паруса её ветром свободы и необозримых пространств. С его стихами из «Песни Большой дороги» в 1965 «пешком, с легким сердцем, один» я зашагал на север увидеть землю, на которой живу. «Запад и восток – мои, север и юг – мои! Земля, разве этого мало?» Он был другом и помощником в моих странствиях и стремлениях: «Всё ради цели, к которой идём! Ради неё наши ночи и дни. О, достигнуть её, и шагнуть ещё дальше вперёд!» Аввакум поразил меня своей личностью – верующей, аскетичной, несгибаемой, протестной, беспощадной к противникам и бесконечно нежной к духовным детям своим. Покорила и Марковна, верная спутница жизни его. Пленил язык его – свежая, чистая, раскованная во всех сферах бытия, богатая от истоков своих русская речь, которую протопоп любил и «не обык виршами философскими красить». Кто ещё сумел, смог, посмел так сказал о трагедии нашей Родины во все времена: «Выпросил у Бога светлую Россию сатана, да очервленит её кровию мученическою». После чтения «Жития» я поставил своей целью побывать в Пустозерске, где он, после 15 лет заточения в земляном срубе, был заживо сожжен вместе с 15 тремя своими «соузниками». Тема Аввакума и Пустозерска прошли через все моё творчество и жизнь. Что для тебя твои книги? Это дети мои. Их уже двенадцать. Некоторые давно живут своей жизнью. Последняя – крайняя – «Холмогоры: судьбы, события, храмы» только начинает свой путь к читателям. А ещё мои книги – это целая полка моих сочинений в домашней библиотеке, где они собраны вместе; часто выручают, помогают вспомнить, уточнить, что-то сделать. Всегда больше меня волновал вопрос: что мои книги для читателей? Но это другая тема. Я знаю, что ты ведешь дневник. С каких пор ты его ведешь? Какое значение имеет для тебя дневник? Первые настойчивые и сохранившиеся попытки делал в начале 1950-х годов, когда учился в Ворошиловградском техникуме. После армии вел дневники горно-пешеходных и лыжных походов на Кавказ, Урал, Ветреный Пояс Поонежья. Главный дневник – это летопись моего похода-ухода на Север, в Заполярье, в тундру, где я работал кочевым киномехаником у оленеводов Карской тундры. И открывал новый мир. Я вел его с мая 1966 по август 1967, заполняя станицы тетрадок каждый день, или вечер, или ночь – в любых условиях. Напечатанный моей женой на машинке, он лёг в основу моей первой «писательской» книги «Священные нарты», вышедшей в Архангельске в 1999 году. Дневники – это продолжение памяти журналиста и писателя. Записные книжки помогли мне написать и другую документальною книгу – «Дороги к нефти». Многие дневниковые записи ещё ждут своего воплощения в очерки, рассказы, сценарии, книги. Часто ли ты перечитываешь свои дневники? Редко. Когда появляется необходимость, или случайно «забреду» и… застряну. Интересно, как в позабытый лес войти… Хотя бывает грустно и печально. Какую роль дневники играют в твоем творчестве? Уже сыграли и ещё сыграют, когда о колгуевской зимовке буду вспоминать. Многие твои книги основаны на событиях из жизни, в том числе и «Священные нарты» и «Со мной был ФЭД». Каким тебе сейчас видится тот год в тундре? Какие самые яркие впечатления? Одним из самых трудных и драматических, но удивительным, ярким, счастливым… В нём были все времена года, и была целая жизнь – новая, увлекательная, манящая невозможностью, пугающая реальностью, требующая немедленно принимать решения и позволяющая мечтать… Самые яркие впечатления – в книжках: тундра – как невеста в роскошном цветении и плывущая оленья упряжка с пастухом на «борту»; ледяное Карское море ромашковый берег; встреча с дедом Матвеем и знакомство с ним; осенние закаты, зимние радуги; пленительные существа – дети тундры… Но и беспредельное пьянство в тундре – смотри главу «Неделя огненной воды», почти полная беззащитность ненцев перед этой многоликой опасностью. Всё это живо и сегодня. В музее художественного освоения Арктики имени 16 Борисова выставку ненецкой одежды оживляют «в натуру» мои фотографии детей тундры – моего фотодневника, который я тоже вёл каждый день… С самого детства я часто слышу твои рассказы о тундре и деде Матвее. Какую роль в твоей жизни сыграл дед Матвей? Коренной тундровик, потомственный оленевод Матвей Ефремович из рода Варсаповых – дед Матвей открыл мне книгу тундры, был для меня добрым духом тундры, реальным философом, мудрым насмешником, заботливым спутником. Это была личность, свободная и независимая в выражении мыслей и чувств; конечно, свободная только в своём мире – в тундре. Первый очерк о нём я писал в чуме и «Комсомолка» опубликовала его весной 1967 года. Этот очерк вызвал у московского скульптора Сергея Круглова желание вылепить деда Матвея, сделать его скульптурный портрет и перевести в дерево. В 1979 году художник подарил округу скульптурный потрет деда Матвея, а я доставил его в Нарьян-Мар. Его кочевья закончились вечной стоянкой в краеведческом музее… Его голос, мысли, острые слова, мудрые советы, весёлые словечки живут со мной по жизни и помогают: «В тундре хорошо: рыба свежий, мясо свежий, вода свежий, воздух свежий – в тундре хорошо!» «В тундре не скучно. Много работы делаем: оленей прягём, в стадо едем, рыбу ловим, зверя бьём, ямдаем в леса, там сани делаем, хореи строгаем; красивый одежда надеваем в гости едем...», «А в тундре дороги нету – прямо ходим!». «Ты эту шапочку кидай, а то, ой, здоровье потеряешь! Это тебе не Украина, а Север!», «Не куришь, а спички-то носи – спасибо получаешь», «Как живёшь? Хорошо? Давай, сам себя веселишь», «Пока молодой, так давай, играй! А когда помрёшь, черви поедят, мыши погрызут…», «А мы не говорим, как любят. Мы говорим, как думаем!» Деду Матвею я посвятил книгу «Священные нарты». Живут его внучки и правнуки в Усть-Каре и Нарьян-Маре, даже на Кубани…С некоторыми я встречаюсь иногда. Какими тебе запомнились «дети тундры»? Радостью, которую дарили они своим общением; играми, которые затевали между собой, со мной – «русским киношником»; трогательным зовом по вечерам, если я был в стороне от стойбища: «Ча-ай пи-ить!» Своей любовью к живущим на стойбище и в чумах оленятам-авкам, подраненным птенцам – ко всему живому в тундре. Своими именами: Партик (Прасковья), Окся (Ксения), Сандра (Алесандра); своим умением и старанием помогать взрослым: добывать яру и рубить для огня в печи или костре, юрковать ездовых оленей по утрам для упряжек… Саня Варсапов, внук деда Матвея, в четыре года был моим учителем ненецкого языка; Антюк Коков обучал правильно управлять оленями, следить, чтобы упряжь не путалась в их ногах. Я написал о них книжку «Со мной был ФЭД» и организовал в 2007 году большую персональную фотовыставку «Дети тундры» Планируешь ли ты в дальнейшем использовать дневниковые записи в своих книгах? Если Бог даст писать – всенепременно. 17 Приложение 2. Автобиография Толкачева Виктора Федоровича Толкачев Виктор Федорович Опыт неформальной автобиографии Поговорка «где родился, там и пригодился» — не про меня. Судьба с первых лет жизни начала готовить меня к участи путешественника, странника, кочевника... Родился 8 августа 1937 года в Донбассе — в городе Алчевске, тогда Ворошиловске Ворошиловградской, теперь Луганской области. В четыре года, летом 41-го, начался мой первый большой поход в жизни – эвакуация. Отец, паровозный машинист, уходя от фронта через налёты, бомбежки и горящие станции, провел эшелон с оборудованием и специалистами металлургического завода через пол-России — за Волгу, на Урал, в город Златоуст. Голодные военные годы. Постоянный поиск еды на улице, на огородах, в лесу. В пищу шли лебеда и крапива, щавель и «заячья капуста», еловая смола и даже белая глина (каолин) — «каменное масло»... Умирая весной 43-го от туберкулеза, отец откладывал в больничную тумбочку булочки для нас... Весной 49-го — обратный путь в Донбасс — в Украину. И в шестом классе Лутугинской средней школы получал первые «колы» и «двойки» по украинскому языку, забытому в эвакуации. Все детские годы рисовал и мечтал поступить в художественный техникум. Но родня заявила: «У матери вас четверо, ты — старший и должен думать о будущем. Техник, инженер — это уже специальность. К тому же в машиностроительном — и общежитие есть, и стипендия побольше. А рисование твое никуда не денется...» Окончив в 1955 году ковочно-штамповочное отделение Ворошиловградского машиностроительного техникума, по направлению прибыл в Харьков и стал наладчиком кузнечно-прессового цеха оборонного, танкостроительного, завода. В стране было время «оттепели» – оттаивания от страха после развенчания культа личности Сталина; в душе – ощущение бесконечности жизни... Жадно читал Ромэна Роллана, Энгельса и письма фон Мекк Чайковскому; ходил в филармонию на симфонические концерты и учился играть на фортепиано; покупал книги на развалах и вел записи метких слов и выражений из разговоров (на рынках, в очередях, на работе в цехе), робко мечтая когданибудь писать... Через год – призыв. На меня оформили в цехе «бронь», но я пошел к военкому и потребовал взять меня в армию. В составе тысячи харьковских новобранцев, одетых в солдатскую форму, попал на целину, в Татарский район Новосибирской области. Жили в 18 палатках, косили траву, пшеницу, работали на элеваторах и читали книги... А потом в обычном «телятнике» пересек всю страну; увидел Сибирь, купался в Байкале, любовался Амуром... Служил в Сучане, стал химиком-разведчиком, овладел «секретным оружием» – автоматом Калашникова, читал в дивизионной библиотеке Горького и Толстого, там же попался «Новый мир» с романом В.Дудинцева «Не хлебом единым»... В 1958 году, после службы в армии, снова хотел поступить в какойнибудь гуманитарный вуз, так как увидел страну, что-то пережил и, может быть, смог бы интересно рассказать об этом... Но беспощадно высмеянный умной женщиной, вернулся в Харьков на свой завод, в свой цех, и поступил на вечернее отделение политехнического института. Был поглощен стихией раскаленного и неподатливого металла, грохотом паровых молотов и чавканьем ковочных прессов. Будто от взрывов, содрогалась земля под ударами 16-тонной «бабы», когда штамповали танковые балансиры. А мощный гидравлический пресс яростно визжал, обжимая гигантский раскаленный слиток, чтобы превратить его в заготовку коленвала для двигателя подводной лодки... Ветераны-технологи вспоминали, как во время войны они сутками не покидали завод, спали за печами. Но я видел: и в мирное время безостановочный производственный конвейер, работавший на войну, требовал от нас и подчинения, и полной самоотдачи... Неожиданно я женился. Её звали Ира, она работала в комсомоле. Родился сын — Валик-ковалик. Но я не стал отцом... По ночам мне снились поезда и звали дороги. Душа вдруг ощутила себя прикованной. Навсегда. И я ушёл. Позже она счастливо вышла замуж, а Валентин Викторович Толкачев стал главным врачом кардиологического центра в Харькове. Учеба на вечернем отделении политехнического института двигала меня по служебной лестнице: технолог, старший инженер-технолог, начальник технологического бюро... Но все это мало меняло зарплату и мою жизнь. В общежитии, в комнате с четырьмя койками, жили пятеро. Об отдельной комнате, тем более о квартире, рядовые инженеры мечтали годами, а холостяков и на очередь не ставили. Но уйти с завода означало потерять не только «непрерывный трудовой стаж», но и какую-то надежду на карьеру, приличную должность и зарплату, квартиру, наконец, хотя в других местах с этим было еще беспросветнее. Невмоготу стало это заводское рабство, ожидание милостей, духота жизни. И снова рождалось желание уйти куда-нибудь, уехать, вырваться. Отдушиной и радостью души были друзья-туристы — «бродяжья республика», рожденная в походах выходного дня и дальних маршрутах по Кавказу и Уралу, Алтаю и Саянам, Карелии и Мещере. В них открывали себя, свою страну, страницы ее истории. В 1961-м, пытаясь покорить двуглавый Эльбрус, поднялись до седловины. Я был летописцем походов и даже начал публиковать путевые очерки в заводской многотиражке; первый напечатан 11 ноября 1962-го. 19 Лыжный поход 1965-го по Архангельской области стал разведкой будущего. Пройдя онежское Поморье, преодолев таежный скалистый Ветреный Пояс, я был счастлив, несмотря на обмороженную физиономию. Новый мир ошеломил душевной щедростью поморов, красотой седых храмов с колокольнями под шатрами и шлемами, фантастическими изваяниями таежных елей, закованных в снег и лед... Группа возвращалась домой. Но у меня было несколько дней отпуска и пара нарьян-марских адресов. Быть так близко от Заполярья и не взглянуть на него?.. В Архангельске я купил билет и вылетел в Нарьян-Мар. Новые знакомые одолжили мне собачьи унты и шубу, в которых можно было бродить по городу в сорокаградусные морозы. Согреваясь, город дымил во все свои трубы, как гигантская эскадра, дрейфующая во льдах. По улицам лихо гоняли собачьи упряжки пацаны и старухи в малицах — кто по воду, кто в магазин. А ночью, над снежными шапками дымящих домов, сверкала Полярная звезда, и полыхало северное сияние... В краеведческом музее льдистые окна едва цедили дневной свет. Было пусто, холодно и неуютно. Все изменили... картины. Их было много — целая картинная галерея. В первой комнате висело огромное, во всю стену, полотно. Не картина – окно в пронизанную солнцем и ветром зеленую тундру, откуда прямо на меня летела оленья упряжка! И хотя имя автора — Владимир Мельниченко — рисовало в воображении скорее украинскую степь, чем тундру, а длинный шест-хорей мог показаться казацкой пикой, было ясно: сама душа художника радостно рванулась в новый мир!.. Были там работы и Ады Рыбачук — цикл пронзительных черно-белых гравюр, объединенных завораживающим названием: «Солнечные ночи». То были живописные и графические свидетельства счастья, испытанного на Крайнем Севере моими земляками. Я не знал их. Но, всматриваясь в их картины, вчитываясь в их слова, понял, что попал на тропу, которую давно искал. И чтобы пройти по ней, надо здесь работать, перезимовать... В Ненецком окружном отделе культуры мне предложили должность заведующего Красным чумом в колхозе «Красный Октябрь». Его оленеводы кочевали по тундре от Усть-Кары, мимо Воркуты, через Полярный Урал в тюменскую тайгу и обратно. Посмотрел на карту – маршрут около двух тысяч километров. Вот это поход!.. И я принял решение. Ровно через год мне пришел на завод вызов в Нарьян-Мар. Начальник цеха подписал приказ о повышении оклада по максимуму, обещал продвижение по службе, ходатайство о квартире. Но я уже всеми мыслями был ТАМ... «Произволением своим я круто изменил свою судьбу». С первого дня пути по России (Сергиев Посад, Пушкинские Горы, Псков, Новгород, Кириллов, Кирилло-Белозерский и Ферапонтов монастыри, Вологда, Печора, Нарьян-Мар), а потом и кочевой жизни, я вел дневник. За год набралось пять тетрадей убористого, в основном карандашного текста. 20 Книга «Священные нарты», собственно, и была написана тогда. В 1967-м стал корреспондентом газеты «Няръяна вындер». И пошли года в снегах и метелях... С тех пор вся моя биография, все мои походы и странствия по Северу и стране — в репортажах и очерках, в кинофильмах и книгах. В 1968 году, поступая на заочное отделение факультета журналистики МГУ, встретил и с первого взгляда навсегда полюбил Ларису Пономареву. Окончив в 1971-м истфак МГУ, она, с трехлетней дочкой Катей, безоглядно оставила Москву и отправилась со мной зимовать на полярную станцию «Колгуев-Северный», где и стала Толкачевой … Однажды, вылетев с оказией в Нарьян-Мар, я убедил работницу ЗАГСа «расписать» её со мной, без неё... В 1973-м родился сын Федор. Через год я защитил творческий диплом в МГУ, жена уже преподавала, и мы решили, было, остаться в Москве. Я вылетел в Амдерму на День оленевода – попрощаться с краем. Мне дали оленью упряжку, и мы помчались. Из-под копыт в фонтанах брызг — вспыхнула радуга; справа, до горизонта, распласталось синее море, слева до горизонта — зеленая тундра в цветах, как невеста; над головой — бездонное чистое небо... И я физически ощутил: душа моя может петь только здесь, на Севере. Отправил телеграмму. Жена собрала детей и выехала в Нарьян-Мар. В 1975-м был назначен собкором областной газеты «Правда Севера» по Ненецкому округу, с задачей освещения темы геологоразведочных работ в Заполярье. То было счастливое время неутомимой журналистской работы с редактором И.М. Стегачевым, коллегами Юрой Шнитниковым, Сёмой Косухкиным, Володей Тюриным. В частых командировках я забывал семью, обрушивая все домашние заботы и тяготы неустроенного быта на женумосквичку... Но в 1978 году, новый редактор изменил обстановку в газете, и она показалась мне невыносимой. Предстояло: или изменить её, или изменить себя, или вырваться из неё. Посоветовавшись с семьей, я выбрал последнее, запальчиво говоря: если пришло время этого редактора, кончилось моё время как журналиста. В те годы самовольный демонстративный уход из обкомовской газеты был равносилен профессиональному самоубийству. Но страха не было. Я ушел к геологоразведчикам, где трудились герои моих репортажей и очерков: пригодились мои технические дипломы... И с 1979-го до 1983 года работал старшим инженером по подготовке кадров в Нарьян-Марской НГРЭ. Дело освоил, зарабатывал хорошо. Только грызла совесть: забыл, зачем приехал на Север? Где же твое «золотое руно»? А как мечта: увидеть и рассказать?.. «Так, расскажи!», — предложил архангельский поэт и прозаик Николай Журавлев. Книга репортажей и очерков о тундре «Звени, тиньган!» вышла в 1982 году и вернула меня в журналистику. А весной 1983 директор СевероЗападного издательства Анатолий Глущенко сказал: если к осени сдашь рукопись, выйдет вторая книга. 21 Оставил экспедицию, но в родную «Няръянку» редактор меня не принял: «Окружком партии – против». И тут — спасибо ему! — Веня Тунгусов предложил работать на радио. С 1983-го по 1990 год – корреспондент, собкор, редактор Ненецкой окружной редакции радиовещания. Стремительные, романтичные и драматические годы перестройки. Кочевая — в радость! — и востребованная людьми работа радиожурналиста. В 1984 году вышла книга «Через снега и годы» - не только о наших лыжных, тысячевёрстных 40-дневных переходах Нарьян-Мар – Архангельск, но и об истории Запечорского края. Получил звание лауреата премии имени Архангельского комсомола. За ней, в 1987-м, последовала «перестроечная», но тщательно «причёсанная» издательством книга очерков «Смотри вперед, ясовей»: острый очерк о проблемах острова Вайгач был снят. И — слава Богу! Вскоре он лёг в основу сценария кинофильма «Вайгач», созданного на Архангельском телевидении в 1989 году. Вместе с его режиссёром Валентином Рассказовым, стал лауреатом премии 1-й степени им. А. Гайдара. Полным важных событий оказался тот год. Меня избрали народным депутатом Архангельского областного Совета от Ненецкого округа; пригласили в заместители редактора новой областной газеты «Волна»; на борту экологического судна «Гринпис» добрался до заветных берегов Новой Земли и, выполняя редакционное задание, на резиновой лодке прорывался с телеоператором Юрием Буинским в Маточкин Шар… Был арестован и вместе со всеми доставлен в Мурманск... А в Нарьян-Маре жена, в тревоге за меня, сумасшедшего, Богу молилась, просила помощи у Николая Чудотворца... Наш телефильм «К Новой Земле!» (режиссер В. Рассказов, 1991) дал динамичное название международному экологическому движению... В 1992 году, после участия с оператором Буинским в экологической экспедиции Петра Боярского к берегам Новой Земли, сделали с режиссёром Алексеем Угаровым телефильм «Архипелаг НЗ». Ушел из «Волны», и 1994-го по 1997 годы был собкором журнала «Северные просторы» по Европейскому Северу. Но проблемы Новой Земли не давали покоя и, наконец, нашли воплощение в книге «Тегта incognita Арктики», в главе «Украденный архипелаг» (Поморский университет, 1996). В 1997 году начал профессиональную работу в документальном кино главным редактором Архангельского областного киноцентра, созданного В.Рассказовым. В эти годы вышли документальные кинофильмы «Шаги к храму» (режиссер-оператор Г. Власов) и «России соль — земля Архангельская» (режиссер — С. Дроздов), а также более 20 кинохроникальных журналов «Поморские вести». Получил звание «Заслуженный работник культуры РФ». А дети подарили к моему 60-летиию по внучке. Самая дорогая для меня книга «Священные нарты» (редакторы Б.Егоров и Л.Толкачева, 1999), посвященная доброму духу тундры деду Матвею 22 Варсапову – это низкий поклон оленеводам Большеземельской тундры и друзьям-харьковчанам, снарядившим меня на Север. Она привела меня в Союз писателей России. Три года увлеченного творческого труда в качестве редакторасоставителя и автора – очерки о геологоразведке, репрессиях в Заполярье, писателе Ф.Абрамове; подборки: «Время в документах», «Время в фотокадре», «Время поэтической строкой»; все примечания на полях – и в 2000-м году вышло энциклопедическое издание, объемом 70 печатных листов. «Ненецкий край: сквозь вьюги лет» — это поклон Ненецкому округу. И в 2001-м — поклон геологоразведчикам Заполярья: книга «Дороги к нефти», посвященная 300-летию горно-геологической службы в России. Редактор книги и автор главы «Имена во временах» – Лариса Толкачева. Она же подобрала около 500 фотоиллюстраций. В этом же году вышел и документальный телефильм «Долгой дорогой открытий» (режиссер О. Хорошавин, ГТРК «Поморье»). Так получилось, что семья наша облюбовала для житья-бытья три столицы — России, Ненецкого округа и Русского Севера. Мы с женой — в Архангельске, дочь Екатерина с семьей – в Москве, а сын Федор, кандидат педагогических наук, сначала работал и жил с семьей в Нарьян-Маре, а затем решительно перебрался в Питер. Жизнь и творчество дарят нам и радости, и муки; и чистейшее счастье — внучки Ольга и Василиса. Наши самые любимые места на земле: весенний Крым с друзьями на горной тропе, Ялта и Юрмала – осенью, Антониево-Сийский монастырь – во все времена года. Мой жизненный девиз: «К целому вечно стремись. А если не сможешь целым стать сам, то подчиненным звеном к целому скромно примкни». Один из «моих» поэтов — Уолт Уитмен: «Все ради цели, к которой идем! Ради нее наши ночи и дни. О, дойти до нее и шагнуть еще дальше вперед!..» Любимый тост — тост моего друга Акима Ашерова: «Не за поиски счастья, а за счастье поиска!» Древний восточный мудрец говорил: первые тридцать лет человек должен учиться, вторые тридцать лет — странствовать, а третьи — жить так, чтобы оставить чекан души своей. Я давно разменял третье тридцатилетие. Только после шестидесяти вышли книги, за которые мне не стыдно. Наверное, и потому, что редактором их была любимая — Ляля, Ларчонок, Лариса Борисовна Толкачева. Низкий сердечный поклон ей до скончания дней моих. Оглядываясь на прожитые годы, с болью вижу: многое делал не так, как надо бы... Гордыня и себялюбие, тщеславие и суета – поменьше бы их в жизни, чтобы плодотворней трудиться, беречь здоровье и радость своих любимых и близких... 23 И ещё я понял: у меня не было врагов. Встречались люди с другими взглядами – редактор Д.А. Грабовой, секретари Ненецкого окружкома И.К. Швецов, А.Д. Артеев и Ю.С. Романов. Утверждая свои принципы, они создавали мне такие условия, что вынуждали искать новые пути к своей цели. И я благодарен им за это! Когда стал лауреатом Всероссийской литературной премии имени Ф. Абрамова в 2002 году — будто сам Фёдор Александрович ободряюще положил мне руку на плечо. В этом же году депутаты Нарьян-Марского горсовета присвоили мне звание почетного гражданина города Нарьян-Мара — низкий поклон им за эту честь.... Хочу написать повесть «Облака хорошей погоды» — о нашей зимовке на острове Колгуев, книги о путешествиях к Новой Земле и жизни на ней во времени и пространстве, о Пустозерской – Печорской земле «отчич и дедич», о друзьях молодости… Но всё это — если Бог даст. 24